Два полных дня молчания позади, сегодня пошел третий.
За это время Яр предпринял лишь одну попытку заговорить, утром, когда я только проснулась послетойночи.
Он все время смотрит на меня, думая, что я ничего не замечаю.
У меня почти закончилась моя книга, так что я растягиваю последние страницы и планирую в будущем как-нибудь раздобыть вторую часть. Когда я только начинала читать, была уверена, что меня вывернет несколько раз в процессе, но неожиданно мне стало интересно, сколько еще испытаний предстоит пройти героям.
— Здесь есть кто? — со стороны двери раздается женский голос. — Это тетя Надя.
Я вздрагиваю от неожиданности, едва не выпустив книгу из рук.
— Ой, милая, я тебя отвлекла?
— Нет-нет, что вы. Очень приятно познакомиться, меня зовут Лидия. Я как раз собиралась сделать перерыв, — заверяю соседку Яра и слезаю с дивана. Медленно веду носом и тут же прикусываю губу, потому что в воздухе витает запах пирожков.
Точно такое же, как в первый день моего импровизированного заточения.
— Проходите, пожалуйста. Давайте я чайник поставлю? — я уже наловчилась с местными коммуникациями, так что помощь Яра мне теперь не требуется.
Только по ночам страшно в туалет ходить, поэтому я предпочитаю терпеть до утра, а потом со всех ног бегу во двор.
— Я за вами с Яриком наблюдаю эти дни. Вы поссорились, да? Он такой хмурый всегда, загружает себя работой, а ты нос не высовываешь практически.
Я теряюсь с чайником в руках, не знаю, что ей ответить. Яр вообще меня в подробности того, что сказал ей, не посвящал. Вдруг я сейчас сболтну лишнего?
— Вам показалось… — выбираю нейтральный вариант.
— Да что уж, я не вижу, думаешь? Ох, девонька, что этот оболтус успел сделать?
Мои губы вытягиваются в легкую улыбку. Немного забавно звучит этот «оболтус» при всей деятельности Яра.
— А ты случайно не беременная, нет?
У меня из рук выпадает крышка от чайника. Я быстро нагибаюсь за ней и тут же поворачиваюсь к женщине, которая теперь рассматривает мой живот.
— Так я угадала? — ее взгляд смягчается. — У вас из-за этого такое напряжение?
— Откуда вы знаете? Вам Яр сказал?
— Он мне вообще ничего из своей жизни не рассказывает, отмалчивается только общими фразами. Ты ребеночка ждешь? От него?
— Да… — выдыхаю признание, раз уж меня все равно поймали.
— Погоди тогда, у меня кое-что есть для тебя.
Она возвращается через пять минут с большой трехлитровой банкой соленых огурцов. Ставит ее на стол, быстро открывает и кивает мне на нее.
— Вся деревня, когда кто-то пузатым становится, ко мне ходит. Они и от тошноты помогают. Ты как по утрам, сильно страдаешь?
— Уже нет, вроде бы все прошло. Даже быстро как-то. Иногда только голова кружится, — признаюсь и сглатываю слюну, которая теперь обильно выделяется во рту, потому что мне до жути хочется этих огурцов.
Кажется, я могу съесть сейчас всю банку и через час мне захочется добавки.
— Потому что ты на свежий воздух не выходишь. Сидишь тут как сыч. Как будто в темнице. Совсем это не дело. Давай, чаю выпьем и прогуляемся до речки, только тебе надо будет потеплее одеться, бабьего лета в это году, чую, не будет.
Мы ждем, пока закипит чайник, я завариваю чай на двоих и упорно ищу на полках сахар, потому что мои вкусовые рецепторы дали сбой из-за гормонов и теперь я не могу пить просто крашеную водичку.
— Скажи мне, а ты знаешь, что Ярик вырос в детском доме? — Надежда с теплотой в глазах двигает ко мне сразу две тарелки, с пирожками и огурцами.
— Да, — киваю. — И вы были его воспитательницей, об этом он мне тоже рассказал.
— Это хорошо, значит он тебе доверяет. Так вот, что я хотела-то… — она задумчиво отпивает из своей кружки. — Такие дети обычно вырастают в очень циничных взрослых. Им уже ничего не нужно в жизни, они обозлены на каждого человека в этом мире. Мальчики в особенности. Но бывают и исключения.
— Сейчас вы скажете, что Ярослав к ним относится?
— Скажу. Ему семья нужна, своя собственная. За которую он зубами будет рвать, если потребуется. Я не знаю, что он сделал, но уверена — все было ради твоей защиты. Ярик думает, я не знаю, чем он занимается, но я уже давно догадалась. Он имеет дела с какими-то опасными людьми.
Я отчаянно жую пирожок, чтобы ничем не подтвердить догадку женщины. Пусть это и дальше остается лишь ее теорией, чтобы она не волновалась лишний раз.
— Ты присмотрись к нему. Я тебе как женщина советую, ты не думай, что это предвзятое мнение. Ребеночка родите, заживете душа в душу. Чем не здорово? Да и парень он видный, со своим хозяйством.
— У вас очень вкусные пирожки получаются. Я в прошлый раз влюбилась в них. И огурцы тоже просто объедение.
— Поняла, девочка. Лезть не буду больше. Ты уж извини, не удержалась. Ярик для меня как сын, я очень хочу, чтобы он обрел свое счастье.
Тетя Надя, как она сама попросила ее называть, рассказывает мне веселые истории о местных жителях. За смехом мы не замечаем момента, когда Яр, весь потный и с растрепанными волосами, заходит в дом. Он снова с самого утра придумал себе какое-то важное занятие, оставив меня в доме одну.
— А чего это вы здесь? И меня не позвали, — он пытается грязными руками схватить огурец, но тетя Надя хлестко бьет его по ладони.
— Во-первых, это не тебе. А во-вторых, куда ты полез грязными руками, несносный мальчишка?
Он фыркает и резко подается ко мне. Его губы задевают мои пальцы, когда Яр откусывает от огурца, который я держу.
— Эй! — возмущаюсь, не успев подумать.
— Не зевай, Кудряшка, я еще и не так могу.
Я краснею, потому что у нашей маленькой перепалки есть свидетель.
— Ярик, я тут хотела с твоей девочкой до речки сходить. Но что-то у меня опять спина поднывать начала… А обещание-то уже дано…
— Ничего страшного…
Пытаюсь вступить, но мои слова тонут в громком голосе Яра:
— Я прогуляюсь с тобой, Кудряшка. Пять минут.
Что-то мне подсказывает, никакая спина здесь ни у кого не болит.
Яр переодевается в рекордные сроки, приносит для меня какой-то ужасающе большой, но теплый свитер и заставляет натянуть его поверх кофты.
Я продолжаю сжимать зубы в его присутствии, чтобы опять нечаянно не ляпнуть что-нибудь.
— Можем по дороге обратно зайти в магазин. Вдруг ты хочешь что-то особенное? Здесь, конечно, ассортимент не очень, так что ананасы со взбитыми сливками не обещаю, но выбрать можно, — Яр виновато пожимает плечами, опускается на колено, чтобы зашнуровать кроссовки.
Черт, я вообще не хочу куда-то с ним идти. Но тетя Надя была права, ребенку все-таки нужен свежий воздух. Теперь мне приходится думать не только о себе, мои личные желания отходят на второй план.
Я слегка отстаю от быстрого шага Яра, но он быстро замечает это. Оборачивается, чтобы посмотреть на меня через плечо, и сбавляет скорость. Держится обособленно рядом со мной, не пытается приставать и выводить на разговор.
Когда мы доходим до речки, я тут же обнимаю себя руками, предварительно застегнув куртку. Легкий холодный ветер теперь касается только лица — ладони я спрятала в широкие рукава ветровки Яра.
— Хочешь на пирс?
Вместо ответа я сама иду в сторону не слишком длинной дорожки, сделанной из деревянных досок. Надеюсь, они не развалятся под моим весом. Купаться в такую погоду точно не хочется.
— Руку, Кудряшка, — Яр обгоняет меня и забирается на пирс первым.
Я немного пачкаю кроссовки в склизкой глине и пытаюсь забраться сама, но у меня начинают разъезжаться ноги, и в итоге мне приходится схватиться за протянутую ладонь.
Если бы Яр как-то это прокомментировал, я бы столкнула его в воду.
Он так и не отпускает мою руку, хоть я и пытаюсь освободиться. Доводит меня до конца пирса, заходит за спину и, несмотря на все мои протесты, обнимает, грея своим дыханием мою шею, которая тут же покрывается мелкой россыпью пупырышек.
— Стой уже спокойно, девочка Лия, а то мы вместе пойдем на дно, — говорит мне на ухо, специально мазнув губами по мочке.
А мне опять хочется злиться за то, что он распускает руки, когда я этого не хочу.
Я продолжаю методично расцеплять его пальцы из замка, который покоится на моем животе, но у нас слишком разнятся силы.
— Ты что-то сказала Наде?
От его вопроса я закипаю сильнее.
— Сказала ли я женщине, которая безмерно любит тебя, о том, что ты похищаешь людей, а потом удерживаешь их в заложниках, чтобы шантажировать других хороших людей? Нет конечно.
— Надо же, я слышу что-то помимо молчания в ответ.
Я опять начинаю вертеться в его руках, но Яр только крепче прижимает меня и шикает на ухо.
— Ты бы хотела мальчика или девочку?
— Девочку, — вылетает из меня на автомате.
— А я пацана хочу. Играть с ним в футбол, когда он немного подрастет, учить его всяким мужским вещам.
Теперь моя очередь громко фыркать.
— Что, малышка?
— Каким еще мужским вещам? Девочки тоже могут всем этим заниматься вообще-то, что за предрассудки?
— Могут, но зачем? Вы все вечно спорите, выеживаетесь, строите из себя типа самостоятельных, но на деле каждая все равно мечтает о мужике, на плечо которого можно положиться.
Я набираю в грудь побольше воздуха, но Яр предусмотрительно отвлекает меня своими сухими губами. Они скользят по кромке волос на шее, и я моментально забываю все, что хотела ему высказать.
— Тише, амазонка. Я знаю, что ты сейчас будешь спорить. Это лишь подтверждает мою теорию. Я тебя обнимаю, и ты дрожишь явно не от холода. Но все равно пытаешься укусить побольнее. Зачем, малыш?
— Ты все выдумываешь, — продолжаю защищаться, но оборона уже дала трещину.
Мне правда нравится так стоять с Яром. Слушать его дыхание, жмурить глаза, когда вода немного бликует от солнечных лучей. Мне нравится, как его пальцы скользят по животу даже через несколько толстых слоев одежды.
— Мне вот интересно, это одноразовый акт щедрости или ты теперь со мной разговариваешь? — вздыхает Яр.
— Ты даже не извинился, после того что сделал со мной… — спокойно произношу. Мы же в любом случае вернемся к разговору об этом. Какая разница, когда?
— Я жалею, Кудряшка, что все случилось именно так, но глупо отрицать, что в тот момент мы хотели этого оба. Твое тело откликалось на мои прикосновения, ты откликалась и таяла в моих руках.
— Только из-за того, чтобы не сделать хуже. Я себе не враг.
— Обманываешь же. Или тебе спокойнее действительно так думать, потому что ты не в состоянии свыкнуться с мыслью, что хочешь меня не меньше?
Я знаю, что веду себя по-дурацки. Перевожу стрелки, придумываю какие-то нелепые отмазки. Яр смотрит в самую суть. Мне проще считать его монстром, потому что так моя крепость хотя бы не рушится до основания.
Яр тычется носом мне в шею, цепляет волосы. Я больше не пытаюсь скинуть его руки.
Даю слабину.
Подчиняюсь желанию чувствовать его дыхание на коже.
Он замечает, как у меня меняется настроение, и сразу решает воспользоваться моментом. Разворачивает меня, заключает в кольце рук и наклоняется для нежного медленного поцелуя. Он осторожно раздвигает языком мои губы, тесно-тесно прижимает к себе.
Мы целуемся несколько минут, я глажу ладонями широкие плечи. Закрываю глаза, слышу быстрое биение собственного сердца.
Жесткие губы сминают мои теперь уже с жадным напором. Яр как будто не хочет отрываться, потому что знает, что после этого я снова начну его обвинять во всех смертных грехах.
Он прекращает меня целовать, только когда у нас обоих заканчивается запас воздуха. Его взгляд находит мои слегка поплывшие от удовольствия глаза, а горячая ладонь поглаживает щеку.
— Перемирие? — спрашивает с иронией.
— Не знаю… — честно признаюсь ему, на что получаю саркастичный смешок.
По дороге к дому мы держимся за руки, Яр не отпускает мою ладонь даже в магазине, когда я мечусь от прилавка к прилавку и выбираю, что я хочу больше. Пачку жевательного мармелада или краковскую колбасу.
Когда мы подходим к участку, я уже издалека замечаю большую черную машину, припаркованную точно возле ворот.
Пугаюсь от одного ее вида, дергаю за руку Яра, одними губами шепча ему, что нас нашли.