Евгений:
Ни черта не выспался, после ужина в ресторане прогулялись по городу и вернулись в номер, на этот раз в мой. Мы трахались всю ночь. Я засыпал, но мой член предательски будил, как только касался этой упругой попки. Желание пересиливало сон, и я имел свою девочку как в последний раз. Ей нравилось. От ощущения, что я ее первый мужчина у меня сносило крышу. Как ее такую сексуальную куда-то вообще отпускать, на каждом шагу эти малолетние мажоры. Одного отшил, а сколько их еще.
Я проснулся раньше, лежит голая спиной ко мне. Идеальные изгибы! А эти волосы, длинные, гладкие раскинулись на подушке. Взгляд бросается на эту аккуратную, округленную попку. Ничего не могу поделать, опять встает. Хочется войти в нее, но рано. Пусть привыкнет к традиционному сексу, ни к чему торопить события.
Поворачивается ко мне, но не просыпается. Что она со мной делает? Не помню, чтобы когда-то настолько сильно хотел кого-то. Розовые соски так и просятся в рот. Плоский живот, который целовал полночи, тихо двигается от дыхания. Безупречно гладкая промежность почти блестит. Возвращаюсь глазами к губам, пухлые, мягкие. Представляю как они обхватывают мой член. Все! Не могу!
Приближаюсь к девчонке, улыбка на ее лице растягивается. Касаюсь губ. Она отвечает, тянется ближе. Языки соприкасаются, одним движением я снова в ней. Готов вообще не вылезать из нее. Не думал, что такое может случиться со мной ближе к сорока. Совсем с ума сошел.
— Доброе утро, — кончив, произносит девчонка. И я улыбаюсь как пацан.
— Доброе, я пошел в душ, ты пока отдохни.
Ухожу, смываю с себя все, что было этой ночью. Возвращаюсь, сидит, смотрит в одну точку.
— Что случилось?
— Ничего.
Блять, терпеть не могу этот детский сад. Спросили — ответь. Что сложного?
— Марина, мне вот эти игры ни к чему. Давай сразу договоримся, я готов решить любую твою проблему, но не надо делать так, чтобы я из тебя выпытывал это все.
Мешкается, чуть не плачет. Начинаю психовать.
— Я спрошу еще раз, если ты не ответишь, пеняй на себя. Что случилось?
— Ася прислала сообщение.
— Какое?
Протягивает мне телефон.
«Подруга, не хочу тебе портить отдых, но и в себе держать уже не могу. Этот придурок Стас распускает о тебе сплетни. Он поспорил с парнями, те говорили, что он не сможет тебя трахнуть, а он естественно, что сможет. Вот для чего была вся эта показушная хрень с тем, что он исправился и хочет познакомить тебя с родителями. Теперь ходит, говорит в универе, что ты была в его доме, у него даже фото сделано, там ему и отдалась. Надеюсь, что для тебе он ничего не значит, потому что это самый настоящий гондон».
Меня начинает разрывать, я злюсь так, что еще немного и полетят искры из глаз.
— Жень…
— Молчи.
Даю себе пять секунд подышать, беру свой телефон, прямо в полотенце направляюсь к выходу.
— Стой здесь, я сейчас приду.
Выхожу в коридор, набираю своих амбалов.
— Здорово, Кирюх, дело есть.
— Слушаю, дорогой. Для тебя всегда выделю пять минут.
— Мажора моего надо на место поставить. Совсем от рук отбился. Вывезите его в лес, сделайте все как обычно. Он говнюк совсем зеленый еще, в штаны сразу наложит. Когда в себя придет, передайте чтоб к Марине больше не подходил, иначе мамке его конец и ему тоже.
— Понял, дорогой. Сделаем в лучшем виде. Ты когда на родине будешь, давай хоть по пивку бахнем.
— Все будет, Кирюх, давай, на связи. Черкни, как все сделаешь.
Захожу в номер, сидит напуганная, не знает что сказать.
— Иди ко мне. Все будет хорошо. Я же сказал, что решу все твои проблемы, только скажи.
Не может себя сдержать и начинает плакать навзрыд. Вот же мудак! Такую девочку заставил плакать, конец тебе! Прижимается к груди. Обнимаю ее, целую в макушку.
— Как мне теперь появляться в универе?
— Наверняка, все тебя хорошо знают, у таких, как ты, безупречная репутация. А его считают жалким говнюком, никто ему не поверит. Если надо, я сам разберусь с каждым, кто хоть слово о тебе плохое скажет. Хотя я уверен, что никто ему не поверил.
— Спасибо тебе.
— И потом, Марин, он перед тобой еще извиняться будет при всех, не сомневайся.
— Это лишнее.
Успокаивается, не могу смотреть на то, как она плачет, внутри все разрывается. Обнимаю еще крепче, понимаю, что никому больше не дам в обиду, пусть только попробует кто-то тронуть мою девочку.