Екатерина II (СИ)

3.1

Основатель рода — граф Альбрехт Медведь и его пять сыновей. С течением времени род разросся и поделился на четыре крупные ветви, которые в свою очередь делились на династические линии:

1. Бранденбургская ветвь разделилась на Иоганновскую и Оттоновскую линию, но просуществовала недолго, угаснув в 1320 году.

2. Ветвь Веймар-Орламюнде разделилась проще: на старшую и младшую ветви. Старшая угасла уже в 1140 году, а младшая поделилась на две линии: Веймар и Орламюнде. Оба рода пресеклись в 15 веке.

3. Саксонская ветвь была разделена на Ангальтскую и младшую Саксонскую. Младшая Саксонская раздробилась на Саксен — Виттенбергскую (угасла в 1422) и Саксен-Лауэрбургскую (угасла в 1689) линии. А вот Ангальтская ветвь, откуда и выйдет Екатерина II, разделится аж на три подветви:

— Ангальт-Ашеслебенская (1252–1315)

— Ангальт-Бернбург (1252–1468)

— Ангальт-Цербст (прямая подветвь существовала в 1252–1396 годах). Она была поделена на две линии:

а) Ангальт-Цербст-Кётен (1396–1526); После угасания ветви эти владения (княжество Ангальт-Кётен) уйдут во IIую линию.

б) Ангальт-Цербст- Дессау (1396–1596). В 1596 году умер князь этой линии Иоахим Эрнст, объединивший у себя все земли Ангальта. Он имел семерых сыновей, но к моменту кончины отца в живых было пятеро. Они быстренько надергали из привалившего наследства пять отдельных княжеств и засели там самостийниками. Линия одного из братьев, Людвига Ангальт-Кётенского, пресеклась уже в следующем поколении. Четверо остальных братьев, пригребя опустевшую территорию к себе, запустили Дессаускую, Бернбургскую, Кётенскую и Цербстскую ветви Асканийско- Ангальтской династии.

Линия Ангальт-Дессау — единственная, которая существует по настоящий момент, но нынешний глава Дома (с 1963 года) Эдуард, герцог Ангальта — не имеет сыновей, в наличии лишь три дочери. Поэтому вскоре по естественным причинам прямая мужская линия угаснет. Однако останется линия графов Вестарп, младшая линия Ангальт-Бернбургской ветви, к которым перейдет титул Дессау. Старшая линия ветви, князья Ангальт-Бернбург-Шаумбург-Хойм, пресеклись еще в 1812 году. Кётенская линия также угасла в 1812, а ее владения перешли к Дессау.

Ангальт-Цербстская линия пресеклась на брате Екатерины II, Фридрихе Августе (1734–1793), который был женат дважды, но детей не оставил.

Его княжество перешло к Бернбургам, а в 1796 было поделено между ними, Кётенами и Дессау, окончательно прекратив свое существование. Семейная жизнь Петра Федоровича и Екатерины сразу не сложилась, супруги едва выносили друг друга. Однако по дневникам самой Екатерины, в первые годы супружества у нее было два выкидыша, а через 9 лет брака, в 1754 году, родился долгожданный наследник, будущий император Павел Первый (1754–1801). Сходство Павла с отцом не только внешнее, но и внутреннее (в плане странного поведения, непонятных идей, дурацких указов…), а также сильная нелюбовь Екатерины к сыну позволяет многим современным историкам утверждать, что все-таки Павел — родной сын Петра Федоровича. Еще одного ребенка, дочь Анну (1757–1759), большинство исследователей приписывают Станиславу Понятовскому, любовнику Екатерины в тот период. Однако официально муж Екатерины признал малышку, прожившую чуть больше года.

Со своим сыном от Григория Орлова — Алексеем Бобринским (1762–1813) — императрица обращалась намного мягче чем с Павлом, хотя поведение этого незаконнорожденного отпрыска также зачастую было далеко от идеального (карты, женщины, долги, гулянки). Единоутробный брат Павел в период своего правления также покровительствовал ему.

Бобринский женился на баронессе Анне Унгерн-Штернберг, родившей ему четверых детей:

1. Марию (1798–1835), вышедшую за князя Гагарина и родившую двух дочерей и двух сыновей: Марию(1820–1837), Леониллу (Леониду) (1822–1887), Николая (1823–1902) и Льва (1828–1868).

Леонилла вышла за родного праправнука знаменитейшего «выскочки» Меншикова — светлейшего князя Владимира Александровича Меншикова (1816–1893). К сожалению, трое их детей умерли во младенчестве, не прожив и года: Николай (1843–1843), Мария (1844–1845), Александр (1847–1848). Прямая мужская линия потомков Александра Даниловича Меншикова пресеклась. Николай женился на графине Гурьевой и породил двух дочерей: Софию и Марию, ставших женами высопоставленных царедворцев. София вышла замуж за министра иностранных дел М.Н. Муравьева (1845–1900), а Мария — за знаменитого «белого генерала» Скобелева, завоевателя Средней Азии и победителя турок в войне 1877–1878 годов. Сведений о потомстве Муравьева не имеется, а брак Скобелева продлился всего лишь около двух лет (1874–1876) и закончился разводом. Лев был женат на балерине Прихуновой и имел единственного сына Владимира. Отец и сын погибли в 1868, мать погибла тоже.

2. Алексея (1800–1868), мужа фрейлины Софьи Самойловой, родившей троих сыновей: Александра (1823–1903), Владимира (1824–1898) и Льва(1831–1915).

Эти правнуки Екатерины II имели многочисленное мужское и женское потомство.

3. Павла (1801–1830), оставившего после себя 2 сыновей и 3 дочерей.

4. Василия (1804–1874). Был трижды женат и оставил дочь Софью (1837–1891) и сына Алексея (1831–1888). Алексей был дважды женат и оставил четверых детей, которые в дальнейшем также продолжили род Бобринских.

Так что сын Екатерины и Орлова оказался родоначальником очень большой и многопоколенной семьи. Также императрице приписывают дочь Елизавету Темкину (1775–1854), рожденную ею якобы от Потемкина и воспитывавшейся у него.

Однако почтенный возраст Екатерины на момент родов, равнодушное отношение ее и Потемкина к девочке, а также отсутствие свидетельств и документов делают эту версию несостоятельной. Скорее всего, это дочь Потемкина от какой-то молодой любовницы. Елизавета вышла замуж за греческого дворянина Ивана Христофоровича Калагеорги (1766–1841) и родила ему 10 детей.

Отдельные историки утверждают, что именно Екатерина II поддерживала Ломоносова более всех и не давала разбушеваться такому монстру, как Шлёцер. Более того, она основала в противовес Петербургской академии наук (в которой сплошь засели немые к русской истории немцы) Российскую академию во главе со своей тёзкой Екатериной Дашковой. Но это маловероятно, ведь в Академии наук, где засели немые к русской истории немцы, именно она их приглашала и возвеличивала. Эта версия скорее притянута за уши самими немцами, то есть Западом. Достаточно вспомнить, к моменту воцарения на престол Петра III, закончилась семилетняя война с Пруссией, то есть Пруссия была враг. Однако это не мешало немцам, таким как Шлёцер и Миллер править всей академией и переписывать историю Руси.

Екатерина II, безусловно, была одарённым человеком во всём. Она даже писала пьесы, и, кстати, неплохие. У неё был весьма изящный литературный стиль. А норманофилы её так, судя по всему, достали, что она даже написала пьесу под названием: «Историческое представление из жизни Рюрика»! Конечно, она понимала, что её взгляд императрицы признают все. Эх, последовали бы её примеру сегодня власти России. Но сегодняшняя власть всего боится, а Екатерина II не боялась. Правда, понимала, что стоит лишь смениться власти, её труды могут забыть и переврать. И в своей статье об этом предупреждала. А власть сменилась сразу. Павел I, её сын, постарался сделать всё, чтобы в России перестали поклоняться его матери.

Ходили слухи, что Екатерина II хочет возвести на трон не сына, а внука Александра, которого очень любила, лично воспитывала и обучала. Но не успела. Сын Павел I тут же поменял политику матери. Он искренне считал, что русские сами ни на что не способны. Им нужны менеджеры-немцы. Достаточно привести его слова о Ломоносове: «Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал…» В России и сейчас все, кто преклоняется перед Западом, ненавидят всё родное славянское. Таким и стал новый царь. Считал себя немцем, то есть человеком первого сорта, а славяне вроде как IIого. Конечно, нет худа без добра! Он спас рыцарей Мальтийского ордена от полного уничтожения. Упрятал их в России, в Петербурге. Может, поэтому на его могиле в Петропавловской крепости гораздо чаще лежат свежие цветы, чем у надгробий остальных царей. Потомки мальтийских рыцарей помнят царя-добродетеля. Вот только добродетелем он был для кого угодно, но не для русских.

Да, Екатерина II оказалась права. Россия начала ослабевать. Во время её царствования Российская империя, как бы выразились сегодня, «стала главным игроком на европейской политической арене». Когда Англия после объявления Америкой независимости пригрозила тем, что устроит Америке блокаду, Россия предупредила Англию, что в таком случае объявит ей войну. И Англия сразу от своих планов отказалась — струхнула реально. Но затаилась и навсегда возненавидела Россию. Впрочем, она всегда ее ненавидела и плела козни. При Екатерине II Россия окрепла так, как не снилось даже Петру I, впрочем, была еще в те времена и Великая Тартария, о которой историки стыдливо умалчивали и умалчивают до сих пор. Но это и была истинная родина русичей, оттуда мы все вышли.

Екатерина II делала поступки, свойственные скорее русской бабе, нежели отформатированной немке. Её русский характер поражает. Россию любила как свою родину. Никто из немцев никогда так не был влюблён в Россию. Для историков это всегда было загадкой. И вот однажды в Эрмитаже очень образованная женщина-гид рассказала, что во времена Екатерины II в Петербурге жил один дворянин, к которому Екатерина часто ездила в гости за советом. Он был намного старше её. Единственный из дворян, позволял себе встречать императрицу в халате и в домашних тапочках. При дворе бродили слухи, что это был её кровный отец, который в молодые годы часто посещал в Германии те места, где потом родилась Екатерина. «Будущая императрица Фике», как её звали за глаза. Поговаривали, что у него там завелась немка-зазноба, причём такого знатного рода, что имя тщательно скрывалось.

Оказалось, разгадка-то русскости Екатерины II совсем в другом. Она же родом из тех мест, где аж до XII века жили славяне ободриты-бодричи. Ольденбург — Старград, Шлезвик — Славсвик. И что самое интересное, из того же рода, что и Готовы? Не прямой потомок, нет. Но старинный княжеский род тот же. Онемеченная западная славянка, а не коренная немка, как нас убеждали более 200 лет. Теперь понятно, почему наши цари так часто выбирали себе суженых именно в Шлезвиге. Там жили онемеченные славяне, предки которых дали наших царей. На немецком сайте города Шлезвика можно прочитать, что данный город известен с V века, и назывался до X века слав Славсвиком — «городом славян». Эту историю с весьма убедительными доказательствами рассказал художник Илья Глазунов.

Он в своё время внимательно изучил исторический труд итальянского учёного Орбини (XVIII век). Тот, в свою очередь, привёл в своих трудах примеры из самых ранних славянских летописей, которые сегодня замалчиваются. Команда Лихачёва, который возглавлял в советское время культуру в СССР, объявила Илью Глазунова чуть ли не сумасшедшим, назвала славянофилом. Весьма странное оскорбление придумали норманоиды по отношению к славянам, чтущим свой род и предков — «славянофил». Даже употребляя его, показывают свою безграмотность. Славянофилом не может быть славянин! Если славянин верен своему народу, то он просто патриот. Славянофилом может быть только иностранец, полюбивший славян! Нелепо, согласитесь, человека, который любит свою мать, назвать «мамофил». Тогда можно ввести термины «родинофил», «папофил».

3.2

А вот слово «норманнофилы» — очень даже правильное: это славяне, которые почитают всё германское — то есть, предатели, на чьи теории опирались Гитлер, Гиммлер, Наполеон и даже турки! А сейчас опираются все страны коллективного Запада, включая США, Англию, Европейский союз. Короче все, кто хотел поработить Россию и управлять ею, и сейчас еще вынашивает эти планы. Но тщетно, русские в бою непобедимы, а развалить изнутри не получится. Сегодняшние норманофилы, и норманоиды прекрасно понимают, что к чему и не за просто так ложатся под Запад. Все сегодняшние политики, бизнесмены, банкиры, чиновники, которые мечтают продаться Западу, поддерживают теорию норманоидов. Екатерина здорово приложила будущих врагов России всего одной фразой, объясняющей, для чего она написала статью под названием «Записки касательно русской истории»: Они будут антиподом (противоядием) для негодяев, которые уничтожают Россию…, которые суть глупцы».

Екатерина II чувствовала, что после её смерти Россию начнут рвать на части и всячески пытаться ослабить. К сожалению, представить себе не могла, до какой степени была права. И сколько предателей воспитается на фундаменте, построенном русофобами и норманистами. Заговор против Павла I и удалось так быстро организовать в Петербурге, что дворяне, воспитанные Екатериной, ненавидели нового царя, его политику, подкладывание России под Пруссию. Понимали всю опасность норманофильства Павла I. Лже историки пытались представить Павла I дурачком, как в прочем и Петра III. Так им хотелось. Однако Павел I был очень умным, начитанным и образованным человеком. Многие законы, которые при нём приняли, говорят, что мыслил он чётко, рационально. Но при нём ожили все учёные чужестранцы. А будущий главный историк Карамзин, попав под влияние двора, даже стал масоном. Какую же «Историю Государства Российского» он мог нам после этого написать?

Да, Екатерина II о такой опасности предупреждала. Чтоб не быть голословным, следует почитать ее «Записки…» Прочитайте и представьте себе, какой русской патриоткой, оказывается, была эта «нерусская» императрица. А если история, рассказанная гидом в Эрмитаже, верна, то она ничего не меняет. А лишь добавляет великой царице истинной русскости. Имя Русь и Русия хотя сначала малой части народа принадлежало, но потом разумом, мужеством и храбростью того же народа повсюду распространилось, и русы приобрели великое пространство земли. Предел един от Финляндии к востоку до гор поясных и от Белого моря к югу до Двины и Полоцкой области; и так вся Карелия, часть Лапландии, Русь великая и Поморье с нынешнею Пермиею, именовалась Русь до пришествия славян. Ладожское озеро называлось море Русское.

У греков имя Русь задолго до начала эры знаемо было. Северные иностранные писатели именуют древнюю Русь разными именами, яко то: Бармия или Перми, Гордорики, Осторгардии, Хунигардии, Улмигардии и Холмо-гардии. Латины Русь именовали рутении. Это все было в разные времена и в разных местностях. Все северные писатели сказуют, что русы на севере чрез море Балтийское (которое русы называли Варяжское море) в Данию, Швецию и Норвегию ездили за торгами. Полуденные историки сказуют о русах, что издревле морем с торгом в Индию, Сирию и до Египта ездили. Закон, или Уложение древнее русское, довольно древность письма в Русии доказывает. Русы давно до нашей эры письмо имели. Древних русов город над устьем Ловати близь Ильменя-озера, и до днесь Старая Русь или Руса именуется. Город Старая Руса был прежде Новгород. Вот откуда город Новгород взялся в Радзивиловской летописи, а потом и в Повести временных лет. Сегодняшний Новгород в те времена именовался Славенск.

Вот чисто Нормандская теория для запутывания в названиях, а по-русски сказать чушь. «Славяне, когда русами овладели, тогда в Руси новый город построили, в различие Старой Руси или Старадогардерики, Новый град Великий именовали, и тут обитать стали, люди же из Старой Руси в Новгород переселились». Славяне не могли овладеть русами, так как они и есть русы, то есть русы — это славяне. здесь явная подмена понятий. У русских писателей град великий именован Ладога, где ныне село Старая Ладога, и до перенесения княжеской столицы в Славенск престол княжеский был в Старой Ладоге. А как уже было сказано, Славенск стал называться Новгородом уже после переписывании истории нормандцами, то есть с появлением так называемой Радзивиловской летописи, то есть в начале XVIII века, и положил начало этому вранью Петр I.

Это не трудно проверить, ибо на картах XVIII века нет Новгорода, да и нет никаких документов по торговле такого крупного города, а вот из Словенска и в Словенск есть. Город Новгород стал одним из выдуманных исторических мифов Нормандской теории. Далее лже историки пишут: «Близ Старой Ладоги и доныне видны развалины, которые слывутся дом великого князя Рюрика». Но весь фокус как раз в том, что князь то Рюрик был, правда род его не был столь знатен, а вот рода царских Рюриковичей не было. Не было Рюриков на царствовании в Руси. Это еще одно вранье, выдуманное в Радзивиловской летописью, которое составляет один из постулатов Нормандской теории. А что было? Была Московская Тартария, или как ее сами русичи называли — Московская Скифия.

В тридцати верстах от Славенска был славен Холмоград, на сарматском языке значит «третий град»; в сей град короли северные нарочно приезжали для моления. По обстоятельствам вероятно, что сей город был при реке Мете, где ныне село Бронница, тут весьма высокий холм; на сем холме виден до днесь древний вал и студенец. Сарматы — это южно-европейские скифы.

Сказывают, будто русы Филиппу Македонскому, еще за триста десять лет до Рождества Христова, в войне помогали, и за храбрость от сего грамоту, золотыми словами писанную, достали, которая будто в архиве султана Турецкого лежит.

О варягах русские древние писатели нередко упоминают, яко славянам единоплеменном народе. И в дворянстве от варяг в России и в Польше многие еще роды находятся. По истории ясно видно, что варяги жили при море Балтийском, которое у русских Варяжским именовано. Варяжским морем прямо называлась часть Балтики, которая между Ингерманландиею и Финландиею находится. Варяги жили по берегам Варяжского моря, это были те же русичи и славяне; они от весны до осени разъезжали на Варяжском море, и над оным господствовали. Варяги требовали от своих королей и вождей не токмо предприимчивости, но и ума; быв почти завсегда на море для военных действий, что добывали над неприятелем в одном месте, то продавали в другом. В мире русы торгуют на север с Даниею, Швециею и Норвегиею, на полдень — с Индиею, Сириею и даже до Египта, по свидетельству северных и полуденных писателей. Письмо и законы письменные имеют. Да как им и не иметь, имея толикие дела и обороты?

До Петра I цари Руси никогда не женились на представительницах не царского рода, а вот впоследствии в жены будущим царям сватали принцесс из небольших монархий на южном побережье Балтийского моря и приальпийских земель. София-Фредерика Ангальт-Цербстская (Сербсая), будущая императрица Екатерина II. Родиной ее является Пруссия (Порусье). Более того, она же родом из тех мест, где до XIII века жили славяне-обдориты, предки которых пришли сюда с берегов Оби. Приальпийские земли Мавро Орбини назвал землями норицких князей — норманнских правителей. Норманнами в Западной Европе называли славян. Мало того, там даже названия городов легко переводятся на русский: Ольденбург — Старгород, Шлезвик — Славсвик, Торгелофф — Торговый и так далее. Там жили славяне, с XVIII века начинающие разговаривать на наречии, очень напоминающем идиш. Эта земля была вплоть до конца XVIII века славянской, и там жили так называемые полабские, или приальпийские, славяне.

По Нормандской теории принцесса София, она же Екатерина II происходит из того же княжеского рода, который подарил Руси Рюрика! Рюрик — потомок Руса (Пруса), имеющего предком короля из династии Меровингов. Меровинги — потомки ромейских василевсов. Здесь все перемешано, правда с ложью, отличить не просто. Но можно постепенно разобраться. Во-первых, царского рода Рюрика не было. Был князь Рюрик, не очень знатного рода, который в междоусобных войнах погиб. Во-IIых, княжеский род, в котором родилась София, действительно был потомком Руса (Пруса), который имел предком короля ромейских василевсов. Цари на Руси всегда знали, что невесты у них тоже царского рода.

Возможно, в этом и есть разгадка любви «Софи» к Православию и к «незнакомой стране». Есть записки Екатерины II, где повествуется о том, как она пробиралась из окраин Империи в метрополию. Там она с удивлением пишет, как впервые увидела настоящую дорогу, когда пересекла границу с Великой Россией. Узрела, что такое ямская служба. Когда она приехала в Ригу, ее приняла жена губернатора, и будущая императрица решилась показать ей поклажу со своим приданым. Губернаторша удивилась: «Ты с этим хочешь поехать к матушке Елизавете?» София скромно ответствовала: «Ну да, мне вся Пруссия собирала приданое, тут и подарки от самого — прусского короля…» Она решила, что произвела впечатление.

Но ее собеседница решительно возразила: «Отдай это моим кухаркам. Сейчас мы тебе соберем новый сундук». Заметьте, это диалог жены провинциального чиновника и сербской принцессы! Ей собрали новый сундук, научили ее, как правильно держать вилки и ложки, научили, как представляться императрице, усадили в карету, а не в убогую повозку. Екатерина II с восторгом пишет: «Я впервые увидела, что, оказывается, можно ездить в карете!» Она попала в великую державу из окраины цивилизованного мира. Известен один факт о Екатерине II, который следует связать с тайной ее происхождения. В Петербурге она часто посещала одного дворянина, который выходил к ней на встречу — в домашнем халате. Прилично ли Царице разговаривать с мужчиной в подобном одеянии, если он не является ей родным?

Все думали, что это один из ее любовников, так как считалось, что Царица — зело любвеобильна, но, как выясняется, ходила Она к нему — за советом. Этот человек — Иван Иванович Бецкой, деятель русского Просвещения. Князь Бецкой родился 3 февраля 1704 года в Стокгольме, отец Бецкого — князь Иван Юрьевич Трубецкой из царского рода, попавший в ходе Северной войны в плен к шведам. Точных сведений о матери нет. В 1722–1728 годы Бецкой работал в Париже, где состоял секретарем при русском после. Но ведь все секретари при послах обычно выполняют некие секретные миссии в пользу своих государств и гособразований. Был представлен герцогине Иоганне Елизавете Ангальт-Цербстской — матери Екатерины II. В 1727 году, в возрасте 15 лет, та вышла замуж за 37-летнего князя Христиана Августа Ангальт-Цербстского, прусского генерала.

Он происходил из цербст-дорнбургской линии ангальтского дома и состоял на службе у прусского короля. В 1728 году во время пребывания в Париже у Бецкого случился роман с Иоганной Елизаветой Ангальт-Цербстской (ее муж в это время находился в Штеттине), Таинства Венчания во многих германских княжествах не было, как не было и таинства Просвещения. Германцы, прибывавшие в Россию, чтобы служить Императору, с удивлением узнавали, что все люди, которые именуют себя христианами, должны пройти таинство Просвещения. Какие были в те времена обряды у масонов уже никогда не узнать. 2 мая 1729 г. родилась девочка София. Таким образом, от германского происхождения русской царицы Екатерины II ничего не остается.

Императрица Российская — Екатерина Алексеевна (она же Екатерина II, она же София Федерика Августа), несмотря на инородность происхождения, умудрилась прославить в веках и себя и страну, престол которой ей доверили. Многие из ее окружения говорили, что Екатерина II была «более русской», чем все, кто рядом с ней находились. Престол Российский, конечно, желанный приз для девушки из обедневшей княжеской семьи, но только ли это заставило ее так усердно постигать особенности российской культуры, ее обычаи и традиции.

Почему, когда Петр I стремился как можно больше притащить в нашу жизнь западного, а супруг Екатерины — Петр III чуть ли не молился на своего кумира — прусского короля Фридриха Великого, Екатерина II старалась как можно глубже изучить традиции и обычаи русского народа. Во время ее правления границы империи были существенно расширены. Россия окончательно закрепила за собой статус «сверхдержавы». При Екатерине II было построено 144 города, население империи выросло вдвое! Также в два раза увеличились армия и флот. На фоне всего этого возникает такой вопрос — откуда такая любовь к России? Да, у нас многие истинно русские правители на престоле, в лучшем случае, ничего для страны не сделали, в худшем только вредили!

Последнее время ученые все чаще задаются вопросом — насколько София Федерика Августа вообще была немкой? Доподлинно известно, что Императрица с некоторым пренебрежением относилась к своим немецким корням, старалась о них вообще позабыть. Она очень хотела быть русской! Однажды, когда ее доктор делал ей кровопускание, Екатерина II сказала: «Ну, наконец-то, последняя кровь немецкая из меня вытечет». Дело в том, что земли, на которых жил род Софии Федерики, как бы это сказать, не совсем немецкие. Если быть точным, вообще не немецкие. Там до XII века жили славяне-ободриты. Будущая императрица российская проживала в местечке, называемом Штирия. Эта земля на территории Пруссии всегда считалась славянской, там жили приальпийские и полабские славяне. Город Шлезвиг, находящийся на этой земле назывался Сласвик — «город славян».

Может, в этом кроется секрет непреодолимой тяги Софии Федерики ко всему русскому? Сегодняшних жителей России, наверное, следующие строки шокируют, но факт остается фактом. Екатерина II в своих дневниках написала, что впервые увидела настоящие дороги, когда пересекла границу Российской Империи.

3.3

Екатерина написала в своем дневнике: «Я впервые поняла, что можно путешествовать в карете!» Все это дало ей возможность оценить разницу между ее крохотным княжеством и величием Российской Империи!

Некоторые считают, что тогда, в 1728 году у Бецкого и Иоганны Елизаветы случился пылкий роман (муж Иоганны в то время находился в другом городе). Следствием этого романа и было рождение 2 мая 1729 года будущей Российской императрицы. Сама Екатерина никогда не пыталась опровергнуть этот факт, хотя и не подтверждала его, но Бецкого практически всегда держала поблизости. Екатерина достаточно глубоко изучала русскую историю и даже сама написала ряд исторических исследований.

Екатерина II очень гордилась тем, что она сделала для России, которую так полюбила.

Время от времени, оглядываясь на прожитые годы, Екатерина просила помощников зачитать, что было сделано для страны. А сделано было немало. Десятки славных побед, новые земли, укрепившиеся армия и флот, почти полторы сотни новых городов, школы, академии, искусство, реформы многое другое.

К сожалению, многое из этого разрушил преемник престола — Павел I, считавший, что русские нуждаются в немецких учителях, а сами не способны ни на что. Часто можно слышишь: «Отдали страну немке». Однако, все вышеописанное заставляет усомниться, была ли она по крови хоть чуть-чуть немкой, а во-IIых, у нас не так много истинно русских правителей, которых можно было бы поставить за их заслуги в один ряд с этой императрицей. Для нее же самой по ее признанию в жизни были только два идеала — Россия и Петр I. Петру она поставила памятник, на котором написала: «Петру I от Екатерины II», а России посвятила всю свою жизнь!

Фредерик III (дат. Frederik 3; 18 марта 1609, Хадерслев — 9 февраля 1670, Копенгаген) — король Дании и Норвегии с 28 февраля 1648. Из династии Ольденбургов. Сделал Данию страной с наследственной, а затем и абсолютной монархией, просуществовавшую до 1849 года. Во время правления Фредерика Дания участвовала вместе с союзниками в Северной войне против Швеции.

Прапрабабка София Амалия Брауншвейг-Люнебургская (нем. Sophie Amalie von Braunschweig-Lüneburg; 24 марта 1628, Херцберг — 20 февраля 1685, Копенгаген) — принцесса Брауншвейг-Люнебургская, супруга короля Дании и Норвегии Фредерика III. София Амалия была дочерью Георга Брауншвейг-Люнебургского и Анны Элеоноры Гессен-Дармштадтской. Их дочь Фредерика Амалия вышла за Кристиана Алюбрехта Гольштейн-Готторпского.

Прадед Кристиан Альбрехт Гольштейн-Готторпский (нем. Christian Albrecht von Schleswig-Holstein-Gottorf; 3 февраля 1641, Готторп — 6 января 1695, Готторп) — герцог Гольштейн-Готторпский и князь-епископ Любекский.

Кристиан Альбрехт был пятым сыном Фридриха III Гольштейн-Готторпского и Марии Елизаветы Саксонской. Кристиан Альбрехт стал герцогом после того, как его отец скончался в замке Тённинг, осаждённом датскими войсками. Кристиану Альбрехту пришлось бежать, и остаток жизни он посвятил борьбе против Дании; этого не изменил даже его брак с дочерью датского короля Фредерика III. 24 октября 1667 года Кристиан Альбрехт женился на своей троюродной сестре — Фредерике Амалии, дочери датского короля Фредерика III. У них было четверо детей: София Амалия (19 января 1670 — 27 февраля 1710), с 7 июля 1695 года замужем за Августом Вильгельмом Брауншвейг-Вольфенбюттельским

Фридрих IV Гольштейн-Готторпский (1671–1702), герцог Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский, женат на Гедвиге Софии, дочери короля Швеции Карла XI

Кристиан Август Гольштейн-Готторпский (11 января 1673 — 24 апреля 1726), князь-епископ Любекский Мария Елизавета (1678–1755), аббатиса Кведлинбургская.

Через сына Фридриха IV Кристиан Альбрехт Гольштейн-Готторпский приходился прадедушкой российскому императору Петру III, а через сына Кристиана Августа — российской императрице Екатерине II. Прабабка Фредерика Амалия Датская (дат. Frederikke Amalie af Danmark; 11 апреля 1649, Копенгаген — 30 октября 1704, Киль) — герцогиня-консорт Гольштейн-Готторпская. 24 октября 1667 года она вышла замуж за Кристиана Альбрехта Гольштейн-Готторпского. Этот брак был частью мирного договора между Данией и Гольштейном. По линии своих сыновей Фредерика Амалия приходилась прабабушкой российской императрице Екатерине II (через Кристиана Августа), а также императору Петру III (через Фридриха IV).

Дед Кристиан Август Гольштейн-Готторпский (нем. Christian August von Schleswig-Holstein-Gottorf; 11 января 1673 — 24 апреля 1726) — князь-епископ Любека с резиденцией в Эйтинском замке, регент Гольштейн-Готторпский, дед (по материнской линии) российской императрицы Екатерины II, предок (по прямой мужской линии) четырёх королей Швеции и всех герцогов Ольденбурга.

2 сентября 1704 года Кристиан Август женился на Альбертине Фридерике Баден-Дурлахской, у них было 11 летей. В том числе, Иоганна Елизавета (1712–1760), супруга герцога Кристиана Августа Ангальт-Цербстского, мать Екатерины II. Альбертина Фридерика Баден-Дурлахская (нем. Albertine Friederike von Baden-Durlach; 3 июля 1682, замок Карлсбург, Карлсруэ — 22 декабря 1755, Гамбург) — немецкая принцесса, супруга Кристиана Августа Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского, мать шведского короля Адольфа Фредрика и бабушка Екатерины II.

Альбертина Фридерика была восьмым ребёнком в семье маркграфа Фридриха VII и Августы Марии Гольштейн-Готторпской. В 1739 году Альбертина Фридерика сопровождала дочь и внучку к эйтинскому двору принца-епископа Адольфа Фридриха, где произошло первое знакомство ангальт-цербстской принцессы Софии Фредерики Августы и Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, ставшего впоследствии российским императором Петром III. Таким образом, Екатерина II была праправнучкой короля Дании и племянницей короля Швеции Адольфа Фредрика. А также двоюродной сестрой шведских королей Густава III и Карла ХIII. Всех их, кроме короля Дании, объединяла принадлежность к Гольштейн-Готторпской династии.

А если учесть, что король Дании принадлежал к Ольденбургской династии, младшей ветвью которой были Гольштейн-Готторпы, то можно сказать, все они были Ольденбургскими. Или по-нашему, по-славянски, Старгородскими. О вековечной борьбе славян с Ольденбургами известно из истории. Они считают нас своей законной колонией, которая взбунтовалась, но которую они, как хорошие хозяева, обязаны вернуть к повиновению.

3.4

Процесс «вестернизации» правящей элиты в России насчитывает не одно столетие. Известно, что «окно в Европу» открыл Петр I. Именно в годы его правления начался насильственный слом патриархального уклада России. Эталоном для подражания при реформировании общества для русского царя стали западноевропейские страны, в первую очередь, Голландия. В последние годы правления Петра I, а затем его супруги Екатерины I (1725–1727 гг.) Англия и Россия находились, по определению британского историка М. Андерсона, в состоянии «холодной войны», которая в любой момент грозила перерасти в открытое столкновение. В мае 1726 г. британская эскадра из двадцати кораблей заблокировала российский флот у Ревеля.

В ответ на подобные действия англичан Екатерина I направила гневное письмо королю Англии Георгу I Ганноверскому. «Министры вашего королевского величества никогда не имели прямого намерения к заключению союза между Россией и Англией, и отправление эскадры есть следствие той злобы, которую некоторые из ваших министров в продолжении многих лет постоянно, везде и явно против нас показывают, — писала императрица. — Ваши министры не могли придумать ничего нового и потому предъявили старое, ложное и гнилое нарекание за сношения наши с Претендентом» (речь шла о сыне изгнанного в 1688 г. с английского престола короля Якова II Стюарта). Нельзя не признать, что в обвинениях императрицы действительно доля истины была.

По утверждению Андерсона, памфлетисты, состоявшие на службе у министров, стремились представить Россию в глазах общественного мнения Англии как опасную и агрессивную державу, экспансия которой будто бы угрожала англичанам. Заметный перелом к лучшему в российско-британских отношениях наметился в 1731–1732 гг. после прихода к власти новых монархов: в России — императрицы Анны Иоановны, в Англии — короля Георга II. Большую роль в налаживании отношений между странами сыграл российский посланник в Англии, дипломат и просветитель А. Кантемир. Прекрасно владевший английским языком, тонкий знаток литературы, в особенности английской публицистики (в его обширной библиотеке имелись редкие для России той поры британские издания «The Freethinker», «The Tatler», «The Spectator». «The Freeholder», «The Guardian»), Кантемир сблизился в Лондоне со многими видными учеными, философами и литераторами, пытаясь с их помощью переломить общественное мнение британцев в отношении к России в лучшую сторону.

Однако, более результативным в деле налаживания двухсторонних контактов оказалось действие заключенного в 1734 г. торгового договора. На взгляд современных специалистов, это был первый документ в истории российско-британских отношений, который создал реальные преимущества для британских купцов в России. Ряд его статей (эксклюзивное право торговли с Персией через территорию России, оплата товаров в российской валюте, низкие размеры пошлин, освобождение от уплаты за арендуемые жилые помещения и т. д.) ставил британцев в привилегированное положение не только в сравнении с другими европейскими купцами, но и с российскими.

Не случайно англичане расценили торговый договор как «блестящий коммерческий триумф Британии», а XVIII век назвали «золотым веком» в российско-британских торговых отношениях. В то же время этот договор наносил серьезный удар по интересам русского купечества, вызывая резкое недовольство в его среде. И все же заключение торгового договора, несмотря на всю его неоднозначность, способствовало достижению дружественных отношений между странами на протяжении нескольких десятилетий. В том же направлении действовал и российско-британский оборонительный договор, подписанный сторонами в апреле 1741 года.

Обращаясь к анализу причин российско-британского сближения, Соколов пишет: «Сторонники концепции «естественного союзничества» положили в основу своей аргументации геополитический фактор и утверждали, что Англия и Россия, не имея общих границ, споров по территориальным вопросам, могут поддерживать друг друга во всех важнейших международных делах. Эти страны дополняют одна другую с военной точки зрения: Англия владеет самым могущественным флотом, Россия обладает огромными военными резервами на суше».

Хотя в правление императрицы Анны Иоановны были сделаны важные шаги в деле налаживания российско-британских отношений, однако каких-либо свидетельств влияния английской культуры в России в этот период замечено не было. Главенствующую роль в государственном правлении страны играли в ту пору, как известно, немцы. Именно они, по образной характеристике В.О. Ключевского, «посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении, уселись около русского престола точно голодные кошки около горшка с кашей», чем вызвали ненависть русского народа не только к себе, но и к правящей российской элите в целом. Бироновщина «пронеслась над народом запоздалой татарщиной», расшевелив национальные чувства.

И когда в результате гвардейского переворота 25 ноября 1741 г. на российский престол вступила дочь Петра I Елизавета, неистовым проявлениям патриотизма, казалось, не было конца. Оскорбленные господством иноземцев, русские люди начали врываться в дома, где проживали немцы, а также «порядочно помяли бока» канцлеру А.И. Остерману и фельдмаршалу Б.К. Миниху. Что же касается исполнителей заговора — гвардейских офицеров, то они потребовали от новой императрицы скорейшего избавления страны от немецкого ига.

Вступив на престол, Елизавета Петровна покончила с бироновщиной, однако это не приблизило англичан к тем позициям, которые они занимали в России во времена Петра I. В то же время императрица не остановила процесса западного влияния в стране. «Иноземное немецкое владычество сменилось другим, иноземным же, только французским, — отмечал Ключевский. — Французские вкусы, моды, костюмы, манеры в царствование Елизаветы стали водворяться при петербургском дворе и в высшем русском обществе». Страстная поклонница французского театра Елизавета Петровна выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей. Французские комедии дополнялись итальянской комической оперой. Впрочем, императрица не чуралась и отечественной драматургии.

Пьесы А.П. Сумарокова и И.А. Дмитриевского ставились в столичных и провинциальных театрах наравне с французскими и итальянскими. Дворец самой императрицы превратился в «музыкальный дом», в котором малороссийские певчие совместно с итальянскими певцами исполняли обедню и оперу, дабы не нарушить «цельности художественного впечатления». Приверженность Елизаветы Петровны к французской культуре сказалась также в распространении в годы ее правления французского языка в стране, прежде всего в учебных заведениях России. В Московском университете, открытом императрицей в 1755 г., лекции читались на французском, либо на латыни.

Преподавание на французском велось также в Морском кадетском корпусе, основанном в 1750 году. Здесь на изучение французского языка отводилось 14 часов, тогда как на русский язык ровно столько, сколько предполагалось на танцы — 6 часов в неделю. В царствование Елизаветы Петровны стали открываться частные учебные заведения — пансионы, в которых также превалировал французский язык. В одном из таких пансионов, в Смоленске учителям удалось добиться больших успехов в освоении французского благодаря наложенному запрету на употребление русской речи: за каждое русское слово, произнесенное воспитанником, его наказывали линейкой из подошвенной кожи. Гувернерами детей высшего дворянства также становились по большей части французы. Нередко подобные учителя сами мало что смыслили в науке, поскольку у себя на родине они были лакеями, парикмахерами, слугами. Однако это обстоятельство отнюдь не смущало великосветскую элиту елизаветинской поры.

Распространение французского языка в высшем свете повлекло за собой зарождение в России интереса к французской литературе. Поначалу это было «изящное чтение» — романы, затем настала пора просветительской литературы. Именно при Елизавете Петровне завязались сношения российского двора с «королями» французской литературы. Патриарх просветителей Франции Вольтер был принят в почетные члены Российской Академии наук. Знаменитого философа попросили написать историю правления Петра Великого. В подготовительной работе труда активное участие принимал также поклонник французской моды и литературы, влиятельный вельможа И.И. Шувалов.

Если в сфере культуры (театр, литература, образование) в царствование Елизаветы Петровны доминировало французское влияние, то в экономике, и прежде всего в торговле, по-прежнему были сильны позиции англичан. Причем роль России в торговом диалоге, на взгляд Хорна, как и прежде, оставалась пассивной, а Великобритании — активной. Британские купцы не без основания считали своим «самым ценным другом» в правительственных кругах российского канцлера графа А.П. Бестужева-Рюмина. За свое «посредничество» граф получил от англичан к 1752 г. свыше 62 тыс. руб. Но как бы то ни было, успехи в экономическом сотрудничестве постепенно привели к политическому сближению двух стран.

Как следствие этого процесса в середине XVIII в. в правительственных кругах и общественном мнении Англии Россию стали уже расценивать не как врага, но как «естественного союзника» англичан. После смерти императрицы Елизаветы Петровны кратковременное (в течение 6 месяцев) правление ее племянника, ставшего императором Петром III, вновь задело национальные чувства русского народа. Окружив себя гвардией из сержантов и капралов прусской армии (по выражению княгини Е. Дашковой, «сволочи, состоявшей из сыновей немецких сапожников»), Петр III на русском престоле стал верноподданным прусским министром. Перед народом России замаячила новая бироновщина, и только новый заговор в верхах предотвратил эту угрозу.

Вступившая на российский престол в 1762 г. Екатерина II, хотя и была немкой по крови, однако не стремилась покровительствовать своим соотечественникам. Как подчеркивал В.Н. Виноградов, «узурпаторша русского трона» должна была доказать, что для нее не существует иных интересов, кроме российских. И своими делами императрица это явно демонстрировала: «никаких особых отношений с родиной, с Германией, ни в политике, ни в жизни, ни в быту». Однако все это отнюдь не значило, что Екатерина II противилась распространению западного влияния в России. Напротив, именно при этой императрице западное влияние стало, по признанию Ключевского, «сильнее и шире». И сама императрица, утверждал Андерсон, способствовала распространению западничества в России.

Культуре какой из стран отдавала предпочтение императрица? На этот вопрос ученые отвечают по-разному. К примеру, Хорн считал Екатерину IIую англофилом, основываясь на том, что она любила читать переведенные на французский или немецкий языки труды британских ученых, философов и экономистов, восхищалась историческими работами Д. Юма и У. Робертсона. Императрица сама перевела с французского или немецкого на русский язык несколько пьес У. Шекспира и способствовала постановке английскими актерами в театре Санкт-Петербурга в начале 70-х годов ряда пьес, в том числе «Отелло». Кроме того, Екатерина II позволяла российским студентам обучаться в университетах Шотландии.

На взгляд Соколова, императрица по своим интеллектуальным интересам была англоманом. Кросс убежден, что не только сама императрица, но и все высшее российское общество при ней отличались не просто «широко распространенной англоманией, но англофильством». Иначе оценивал пристрастие Екатерины II к западноевропейской культуре Ключевский. Он характеризовал императрицу как «немку по рождению, француженку по любимому языку и воспитанию». Не был согласен с утверждением о распространении англомании и англофильства в российском обществе также Н.А. Ерофеев. Он был уверен, что «русское общество, подобно другим в Европе, испытало в XVIII веке влияние французской культуры. В среде дворянства возникла галломания — тенденция к некритическому восприятию всего французского от литературы до светской моды».

Первыми учителями Екатерины II были французы-гугеноты, наводнившие Германию после отмены королем Франции Людовиком XIV Нантского эдикта. Именно от этих учителей будущая российская императрица научилась языку, который полюбила больше родного. Она с теплотой вспоминала свою гувернантку — француженку Бабетту Кардель, которая, кроме разных наук, знала, как свои пять пальцев, всякие комедии и трагедии, цитатами из которых так и сыпала. Не мудрено, что басни Ж. Лафонтена Екатерина II знала не хуже, чем Библию. Став супругой цесаревича Петра III и переехав в Россию, Екатерина увлеклась чтением французской литературы. Поначалу это были романы, но очень скоро их сменили более серьезные произведения, в том числе «Дух законов» Ш. Монтескье.

За свою жизнь Екатерина II прочитала, как она сама вспоминала, «необъятное количество книг». Кроме того, став императрицей, она пристрастилась к литературному творчеству. Екатерина II писала детские нравоучительные сказки и педагогические наставления, политические памфлеты и драматические пьесы, автобиографические записки. Она также сотрудничала в литературных журналах, составила Житие преподобного Сергия Радонежского. Чаще всего императрица писала по-французски (по-русски много реже, возможно, потому что была не в ладах с орфографией). Более того, Екатерина II превосходно усвоила «стиль и манеру своих образцов, современных французских писателей, особенно их изящное и остроумное балагурство».

О многогранных связях Екатерины II с французскими просветителями хорошо известно. На протяжение 1763–1778 гг. российская императрица переписывалась с Вольтером. С его книгами она впервые познакомилась по приезде в Россию. И с тех пор не хотела читать ничего, что не было бы так же хорошо написано и из чего нельзя было бы извлечь столько же пользы. После смерти великого философа Екатерина II выкупила у его наследников 20 ящиков книг Вольтера. Обращаясь с письмом к племяннице и наследнице Вольтера госпоже Дени, императрица писала о великом философе: «Никто прежде него не писал так, как он; для будущих поколений он будет служить примером… нужно быть господином Вольтером, чтобы сравниться с ним».

Узнав о стесненном материальном положении другого известного просветителя Франции Д. Дидро, Екатерина II приобрела у него в 1765 г. собрание книг за 150 тыс. франков, а самому философу назначила жалованье хранителя этой библиотеки. Осенью 1773 г. Дидро по приглашению императрицы гостил в Петербурге. Как свидетельствовал французский посол в России в 1785–1789 гг. Л.Ф. Сегюр, Екатерине II понравилась в нем «живость ума, своеобразность способностей и слога и его живое, быстрое красноречие». Почти год Дидро прожил в России, изучая экономику, быт, культуру народа. Он посетил верфи, таможню, Академию наук, Смольный институт, а также ряд помещичьих усадеб. Своими наблюдениями и рекомендациями по части реформирования России Дидро поделился в одной из бесед с императрицей.

«Я долго с ним беседовала, — вспоминала позднее Екатерина II, — но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы и заменить их несбыточными мечтами». Самому Дидро императрица сказала: «Я с большим удовольствием выслушала все, что вам внушал ваш блестящий ум. Но вашими высокими идеями хорошо наполнять книги, действовать же по ним плохо». Екатерина II переписывалась также с французским просветителем Д'Аламбером. В одном из писем к нему императрица заметила, что книга Монтескье «Дух законов» служит для нее «молитвенником».

О влиянии трудов Монтескье и Вольтера на формирование идейно-политических взглядов молодой Екатерины писали многие исследователи. По утверждению Е. Анисимова, эти ученые «дали мощный толчок интеллектуальному росту будущей императрицы как государственного деятеля, законодателя». На взгляд Ключевского, «Дух законов» Монтескье послужил одним из главных источников «Наказа», написанного императрицей в 1765–1767 гг. Из 527 его статей более 250 были заимствованы у Монтескье. Однако даже самое внимательное изучение политической литературы Франции не способствовало, по мнению историка, формированию у Екатерины II определенного цельного плана «нормальности государственного устройства». В то же время российская императрица, что называется, «задала тон» в пропаганде французской литературы в своем «Наказе». И вскоре произведения французских аIIов стали широко распространяться по России.

Книги Ж.Ж. Руссо, Ш. Монтескье и Вольтера можно было встретить в личных библиотеках дворян в Оренбурге, Казани, Симбирске. В знатных домах по-прежнему сохранял «педагогическую монополию» французский гувернер. Для воспитания внука — великого князя Александра Екатерина II пригласила месье Лагарпа, который открыто исповедовал свои республиканские убеждения. Графа П.А. Строганова обучал «истый республиканец» француз Ромм, а детей графа Н.И. Салтыкова — брат знаменитого революционера Ж.П. Марата. Под влиянием просветительских идей, начавших широко распространяться в российском обществе при Екатерине II, изменились цели молодежи, которая теперь отправлялась в путешествие на Запад «на поклон к философам». «На постоялом дворе Европы», как называл свой дом в Фернее Вольтер, «появлялись, и русские путешественники».

В последние годы своего правления Екатерина II резко меняет отношение к Франции в связи с событиями революции 1789–1794 гг. Казнь Людовика XVI и его супруги Марии Антуанетты потрясла императрицу до глубины души. 15 февраля 1793 г. Екатерина II издала указ, в соответствие с которым все французы, проживавшие на территории России, должны были покинуть страну в трехнедельный срок. Французские книги конфисковались и уничтожались. Стали появляться памфлеты, направленные против революции и просветительских идей. Усилилась цензура. Таким образом, завершилась эволюция «французской» политики Екатерины II, которую А.А. Скакун характеризовал как «регрессивное движение от лицемерно-прагматического «вольтерьянства» и галломании к антипросветительской и антиреволюционной галлофобии».

3.5

Итак, несомненно, влияние французской культуры в России при Екатерине II заметно усилилось, в частности, закрепилось господство французской культуры и французского языка в высшем свете России. Но означало ли это, что Англия и англичане перестали оказывать прежнее воздействие на политическую элиту России, как то бывало в эпоху Петра I? Отнюдь, нет. Хотя англичане, по замечанию французского министра Вержени, и «теряли в Петербурге прежнее влияние», однако, их позиции при дворе, да и в высших слоях российского общества оставались по-прежнему достаточно прочными.

Активный интерес англичан к Екатерине как будущей императрице России проявился еще до ее вступления на престол. Посол Великобритании в России Уильямс сумел установить незадолго до начала Семилетней войны 1756–1763 гг. тесные сношения с «молодым двором». Между британским послом и юной Екатериной завязалась доверительная переписка, продолжавшаяся около года. Покидая Россию, Уильямс получил от Екатерины письмо, в котором содержались следующие заверения: «Я обращу, коль скоро я смогу, мои обязательства к вам на благо вашей родины. Да, милостивый государь, никогда, никогда, ничто не отвлечет меня от главного предмета — ее (Англию) восстановить в ее прежнее положение и во весь блеск, который Россия должна ей пожелать, для собственной своей выгоды».

Пытаясь укрепить свое положение при дворе Елизаветы Петровны, Екатерина не брезговала ничем. Она занимала через посредничество британского посланника огромные суммы (в десятки тыс. фунтов стерлингов), выпросила даже у короля Англии 10 тыс. фунтов. Все эти деньги были израсходованы на подарки и подкуп ее сторонников при дворе Елизаветы. Взамен Екатерина обещала «честным словом действовать в общих англо-русских интересах». И, как окажется впоследствии, своих обещаний она не забыла. Став императрицей, в одном из писем Екатерина II заметила: «Я так привыкла к дружбе англичан, что смотрю на каждого из них, как на лицо, желающее мне добра и действую, насколько это от меня зависит, соображаясь с этим».

В своей любви к британской нации Екатерина II признается и в беседе с послом Харрисом, заверяя его в том, что является «другом Англии по влечению и по интересу». И действительно, первые десятилетия правления Екатерины II в 60-70-е годы XVIII в. — были отмечены наиболее тесным сближением двух стран во многом благодаря той позиции, которую занимала по отношению к Англии сама императрица. По-прежнему наиболее интенсивными в российско-британском диалоге при ней оставались торговые сношения. По свидетельствам Сегюра, английские негоцианты образовали в Петербурге «грозную колонию», целый квартал в столице стал называться Английской линией. В августе 1766 г. был принят новый российско-британский торговый договор, продлевавший действие соглашения 1734 года. В результате объем британской торговли в сравнении с началом века удвоился.

Англичане ввозили в Россию до несколько сотен наименований товаров не только из Британии, но и из своих колоний, а также других европейских стран. Первое место в британском экспорте занимала продукция текстильной и химической промышленности. Значительным оставался объем ввозимого алкоголя. Именно в XVIII в. британское пиво сделалось популярным в России. Примечательно, что в британской торговле экспорт значительно превышал импорт, что свидетельствовало о стратегической важности России как торгового партнера для Великобритании.

Как и Петр I, Екатерина II уделяла большое внимание состоянию морского флота России. Она регулярно приглашала на службу в нашу страну морских офицеров и опытных моряков из Англии. Нередко ко двору привлекались различные мастеровые. К примеру, в строительных работах в Царском Селе летом 1785 г. были задействованы английские специалисты. Императрица проявляла самый живой интерес и к британскому искусству. Ее торговые агенты скупили знаменитую керамику Уэджвуда для украшения залов Зимнего дворца, а также приобрели за 43 тыс. фунтов коллекцию произведений искусства из собрания премьер-министра Англии Р. Уолпола.

Подобно Петру I, Екатерина II приветствовала обучение российской молодежи в университетах Англии, там постоянно обучалось до сорока молодых людей. Они изучали земледелие, шерстяные мануфактуры, торговлю, инженерное дело (в первую очередь, строительство каналов), математику, медицину, архитектуру, живопись, ландшафтное садоводство и многое другое, что могло им пригодиться на родине. Порой и почтенные профессора, как например, В. Прокопович и М. Ливанов отправлялись на Британские острова, чтобы обучиться там различным наукам. Российские студенты отдавали предпочтение шотландскому университету в Эдинбурге, где обучение было не в пример дешевле, нежели в престижных Оксфорде и Кембридже.

Журнал «Scot Magazine» сообщал в 1781 г. о постоянном притоке молодых россиян в Шотландию ради занятий «по полезной части». В Эдинбургском университете обучался и сын Е. Дашковой. Вообще среди приближенных императрицы Екатерина Дашкова, ставшая первым президентом Российской Академии наук, проявляла к британской культуре наибольший интерес. Она посетила Англию в 1769–1771 гг. и о своих впечатлениях об увиденном впоследствии рассказала в «Путевых заметках». «Англия мне более других государств понравилась, — писала Дашкова. — Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады, все заимствует от устройства первого и превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях».

В 1776–1780 гг. Дашкова навещала своего сына-студента в Эдинбурге, где ей довелось повстречаться с видными представителями шотландского Просвещения У. Робертсоном и А. Смитом. По возвращении на родину Дашкова издала свои переводы нескольких английских изданий, в том числе ряда номеров известного просветительского журнала «The Spectator». Помимо Дашковой, поклонниками Англии в окружении Екатерины II были и другие представители родовитых и могущественных семейств России: Г. Потемкин, Воронцовы, Чернышевы, Куракины, Орловы. По словам Кросса, все они «глядели на Англию с почтением и восторгом».

Надо отметить, что серьезным препятствием для знакомства с английской культурой являлось в ту пору слабое распространение в России английского языка. В образованных кругах нашей страны еще долгое время господствовал французский язык. Вероятно, что и сама императрица не владела английским. Во всяком случае, в ее библиотеках имелись книги лишь на немецком, французском и русском языках. Поэтому большой интерес как самой Екатерины II, так и образованной части общества вызывали переводы английских изданий с французского и немецкого языков. Так, внимание императрицы привлекли просветительский журнал С. Джонса «Скиталец» и дидактическое сочинение Р. Додели «Наставник». Рекомендации последнего она намеревалась использовать в целях нравственного воспитания своих внуков — цесаревичей Александра и Константина.

Екатерина II собиралась также издать перевод всех номеров журнала «The Spectator». Отдельные его номера увидели свет в России еще в петровскую эпоху и затем неоднократно переиздавались на протяжение XVIII века. Этот журнал сыграл важную роль в становлении русской журналистики сатирико-нравоучительного толка. В 1769 г. в России начал выходить еженедельник «Всякая всячина», работу над которым возглавила сама императрица. По мнению специалистов, издатели «Всякой всячины» во многом ориентировались и подражали аIIам английского журнала — просветителям Р. Стилю и Дж. Аддисону.

Знакомство с переводными изданиями английской литературы в России началось в середине XVIII в. Так, Сумароков перевел трагедию Шекспира «Гамлет» (пьесы английского драматурга начали ставиться на русской сцене позднее, с 1786 г.) Императрица, ознакомившись с драматическими хрониками Шекспира в немецком переводе, написала своего «Рюрика», во многом подражавшего английскому оригиналу. В 60-е годы появились переводы произведений просветителей Д. Дефо, Г. Филдинга, А. Попа, в 70-е годы — работ Л. Стерна, Дж. Мильтона, в 80-е — трудов С. Ричардсона, Э. Юнга, Д. Томсона. Наконец, в конце века были изданы произведения Дж. Беньяна, С. Джонсона, О. Голдсмита и других известных писателей Англии.

Именно в XVIII веке российский читатель познакомился и с произведениями великого писателя- сатирика Дж. Свифта. Впервые это знакомство состоялось еще при жизни писателя. Один из «птенцов гнезда Петрова» ученый с широким кругом интересов Яков Брюс собрал богатую коллекцию книг, в которой наряду с трудами Ф. Бэкона, Т. Гоббса, Дж. Локка были и произведения Свифта. Шотландец по происхождению Брюс перевел многие английские книги на русский язык. С трудами Свифта были знакомы писатель А. Кантемир, а также некоторые российские политики, в числе которых были Остерман, А. Волынский, А. Хрущев.

Известно, что почитателем Свифта являлся и М.В. Ломоносов. Однако распространение широкой известности Свифта в читательских кругах было отмечено лишь с начала 70-х годов, когда появились переводы «Путешествия Гулливера» и памфлета «Предложение об исправлении, улучшении и утверждении английского языка». Данный памфлет, направленный в защиту национального литературного языка, пришелся как нельзя кстати, поскольку в это время в России широко дискутировался вопрос о необходимости исправлений и совершенствования русского языка. Образованные граждане России в XVIII веке смогли познакомиться также с переводами трудов видных британских ученых — философа И. Бентама, экономиста А. Смита, математика и физика И. Ньютона, юриста У. Блекстона, медика У. Бьюкена и многих других.

И, конечно же, важную роль в деле распространения английской литературы в России сыграли переводчики, обучавшиеся в свое время в Великобритании. В их числе были С. Плещеев, М. Плещеев, И. Черкасов, Л. Собакин, И. Татищев и другие. Однако наиболее заметный вклад в дело популяризации просветительской литературы Англии внес известный писатель и просветитель России Н. В. Новиков. Благодаря ему увидели свет труды Локка, Попа, Свифта, Филдинга, Смолетта, Голдсмита, Стерна, Юнга. Примечательно, что и на самого Новикова оказали определенное влияние просветительские идеи британских предшественников. Во всяком случае влияние английских изданий хорошо прослеживается в его сатирических журналах «Трутень», «Пустомеля» «Живописец», «Кошелек» и другие.

3.6

Свою первейшую цель в этих изданиях Новиков видел в борьбе против различных пороков, присущих его согражданам и прежде всего дворянству. Просветитель высмеивал ханжество церковников, произвол и взяточничество чиновников, презрение мещан к родному языку и их преклонение перед зарубежной, прежде всего французской жизнью. Он также обличал невежество, корыстолюбие, жадность — этими пороками отличались многие его соотечественники. Надо признать, что, хотя Новиков во многом заимствовал опыт британских просветителей, однако его критика отличалась более острой социальной направленностью. К примеру, он гневно клеймил крепостничество и выступал в защиту обездоленных крестьян, тогда как английские просветители всегда стояли на страже интересов власть имущих.

Дидактическая система Новикова также, с одной стороны, во многом отличалась заимствованиями из британского опыта (в первую очередь, учения Локка, изложенного в его труде «Мысли о воспитании»), но в то же время содержала ряд принципиально отличных положений. Так, образовательная программа Новикова была более демократичной в сравнении с локковской, поскольку он ратовал за «внеклассовое» образование, которое было бы доступным не только дворянам, но и представителям «третьего сословия», а также настаивал на принципах общественного, а не индивидуального воспитания подрастающего поколения. Вместе с тем, конечная цель образовательной программы у обоих просветителей была единой: воспитать образованного и добродетельного гражданина своей страны.

Определенное британское влияние прослеживается и в проектах создания образовательных учреждений для девушек. В работе «Очерк о проектах» (1694 г.) журналист и писатель Дефо предложил устроить образовательные «академии» с целью обучения в них девушек-аристократок. Это были пансионы закрытого типа, в которых ученицы могли получить светское образование, познать грамоту, иностранные языки, обучиться музыке и танцам. В конце XVII — начале XVIII вв. частные пансионы для девушек из высших и средних слоев стали обычным явлением для Англии. В России первое женское образовательное учреждение подобного типа — Императорское воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт) было открыто в 1764 г. по инициативе самой Екатерины II.

Еще годом раньше императрица потребовала от своих дипломатических представителей в Вене, Копенгагене, Гааге, Берлине, Гамбурге, Стокгольме без промедления достать «подробные описания всем или лучшим таким учреждениям в тех государствах, где они находились на службе». По мнению Е.Ф. Петиновой, «ничего особенно ценного из-за границы почерпнуть не удалось» и потому Устав Воспитательного общества составляли по собственному разумению. Однако, без западных заимствований (в том числе и британских) здесь все-таки не обошлось. И в этом легко убедиться при сравнении устройства подобных учреждений, форм и методов преподавания, а также содержания образовательных программ в них на примере российской и британской моделей.

Посетившая в 1781 г. Смольный институт английская баронесса Димсдейл отмечала в своем дневнике, что из 700 воспитанниц 300 принадлежали к аристократическим семьям, остальные — к буржуазным. Девочек обучали истории, географии, русскому, французскому, немецкому и итальянскому языкам (английский язык в образовательной программе отсутствовал), а также музыке, танцам и рисованию. Большое внимание уделялось религиозному воспитанию. Представительниц средних слоев обучали еще и урокам домоводства: выпекать хлеб, сбивать масло и т. п. Имелся в Смольном институте и собственный театр. Императрица по праву гордилась своим «детищем». В одном из писем к Вольтеру она рассказывала о театральных представлениях, которые устраивали воспитанницы Смольного, и делилась своими соображениями по поводу того, каким должно быть воспитание юных дам.

«Мы очень далеки от мысли образовать из них монашек, — писала императрица. — Мы воспитываем их напротив так, чтобы они могли украсить семейства, в которые вступят; мы не хотим их сделать ни жеманными, ни кокетками, но любезными и способными воспитывать собственных детей и иметь попечение о своем доме». Как видно, по своим целям и задачам, а также по форме обучения и образовательным программам женская образовательная система в России во многом напоминала британскую модель. Единственное отличие наблюдалось в системе финансирования женских пансионов. И если в Англии все расходы по содержанию учениц брали на себя их родители, то в России счета практически всех смолянок оплачивала сама императрица. Сказанное выше подтверждает, что английское Просвещение сыграло в интеллектуальном развитии российской элиты XVIII в. ничуть не меньшую роль, чем французское. Подобного взгляда придерживаются и многие западные ученые, в том числе Э. Кросс, А. Браун, П. Дьюкс, Ф. Вентури.

Следует добавить, что знакомство с достижениями британской культуры в России осуществлялось не только посредством литературы. Важное место придавалось, как отмечал британский ученый Р. Хоум, также научным контактам. Усилия российских монархов в XVIII в. (и не только Петра I и Екатерины II), направленные на «европеизацию» русского народа, постепенно начинали приносить свои плоды. Французский посол в России Сегюр свидетельствовал: «С полвека уже все привыкли подражать иностранцам — одеваться, жить, меблироваться, есть, встречаться и кланяться, вести себя на бале и на обеде, как французы, англичане и немцы. Все, что касается до обращения и приличий, было перенято превосходно. Женщины ушли далее мужчин на пути совершенствования. В обществе можно было встретить много нарядных дам, девиц, замечательных красотою, говоривших на четырех и пяти языках, умевших играть на разных инструментах и знакомых с творчеством известнейших романистов Франции, Италии, Англии… Обычаи, введенные Екатериной, придали такую приятность жизни петербургского общества, что изменения, произведенные временем, могли только вести к лучшему».

Однако и пропитавшись западной культурой, и провозгласив себя европейским государством, Россия, в глазах европейцев, таковым отнюдь не стала. Запад по-прежнему продолжал видеть в ней «варварскую страну». И даже в дворянах «под покровом европейского лоска» французский посол усматривал немало таких, кто «по разговору, наружности, привычкам, невежеству и пустоте своей принадлежали скорее времени бояр, чем царствованию Екатерины». Свидетельства французского посла дополняли высказывания Ключевского о том, что западное влияние проникало глубоко не в народ, но в верхние классы общества, где постепенно приобретало господствующее положение, и в этом историк справедливо усматривал разрушение цельности «нравственного состава общества».

Более того, преклонение перед западной культурой и подобострастное отношение к иностранцам стало заметным явлением в среде политической российской элиты. Дело порой доходило до того, что великосветское общество начинало презирать все русское. Петербург представлялся французу городом, который сочетал в себе одновременно «просвещение и варварство», блестящее дворянство и невежественную толпу. Не лучшим было мнение о русских людях и у английского посла Дж. Маккартни. «Наша ошибка по отношению к ним состоит в том, что мы считаем их народом образованным и так и относимся к ним, — писал посланник. — Между тем, они нисколько не заслуживают подобного названия… Ни один из здешних министров не понимает латинского языка, и весьма немногие знакомы с общими основаниями литературы».

Британский историк Андерсон отмечал, что, хотя англичане относились к екатерининской России с уважением, восхищением, а порой и с опаской, чего не бывало при Петре I, однако они по- прежнему были далеки от мысли рассматривать русский народ как цивилизованный, и никакие, даже самые блестящие достижения царицы не могли убедить их в том, что Россия являлась действительно европейской державой. Антирусские настроения особенно усилились в Британии в 1790-е годы, после раздела Польши, в котором участвовала Россия. Естественно, что такое отношение западных держав к России не могло нравиться Екатерине II. По свидетельствам Сегюра, императрица знала, что многие иностранцы считали Россию страной бедной, азиатской, погрязшей в невежестве и «во мраке варварства» и намеренно не отличали «обновленную, европеизированную Россию от азиатской и необразованной Московии».

Подобное отношение к России со стороны иностранцев раздражало императрицу. Об одном из таких недоброжелателей — французском публицисте Мерсье де ла Ривиера Екатерина II с сарказмом заметила: «Он полагал, что мы ходим на четвереньках, и был так любезен, что потрудился приехать из Мартиники, чтобы учить нас ходить на двух ногах». Изменилось в худшую сторону и отношение императрицы к англичанам, особенно после того, как Россия отказалась выступить в качестве «естественного союзника» Англии в ее войне с североамериканскими колониями. Екатерина II не скрывала своего раздражения союзниками. В своей корреспонденции она нелестно отзывалась о правящем в ту пору Георге III как о «самом ехидном короле», который управляется «мелкими личными страстями, а не государственным и национальным интересом».

А в письме к князю Г.А. Потемкину императрица без всякого стеснения высказывала надежду на близкую кончину короля Англии, заболевшего горячкой. «Теперь английский король умирает, — писала она, — и если он околеет, то авось… удастся с его сыном… установить лад». Столь негативные высказывания Екатерины II по адресу англичан объяснялись ухудшением дипломатических отношений между Англией и Россией, вызванных не только отказом императрицы оказать Англии поддержку в борьбе с ее американскими колониями, но и принятием Россией в феврале 1780 г. декларации о «вооруженном нейтралитете». По мнению французского министра Вержени, эта декларация Екатерины II «посеяла семена раздора» между странами.

Англичане, со своей стороны, не желали также смириться с владычеством огромной морской державы на Востоке. В результате подобной политики обеих стран в последние годы царствования Екатерины II в англо-русских отношениях наступила полоса охлаждения, сопровождавшаяся новым приступом русофобии в Англии и неприкрытым недовольством англичанами со стороны российской императрицы и ее двора. Таким образом, западное влияние в культурной жизни постпетровской России в целом заметно прогрессировало. В правление Екатерины II в среде правящей элиты особенно ощутимым стало влияние французской культуры. Ему во многом оказалась подвержена и сама императрица. В этой связи утверждения ряда историков об англомании и англофильстве, якобы господствовавших в России при Екатерине II, вполне убедительно.

Нельзя сбрасывать со счетов улучшение отношений между Англией и Россией в первые десятилетия правления Екатерины II по понятным причинам, ведь именно они привели ее к власти. Следствием этого процесса стало распространение британской культуры в России, преимущественно через просветительскую литературу, образовательные программы и деловые контакты. Как бы то ни было, но знакомство российского общества с западной культурой, с одной стороны, обогащало его достижениями передовой науки, техники, знаниями прогрессивной общественно-политической мысли, а с другой — способствовало расколу самого общества. Западное влияние распространялось по преимуществу на высшие слои общества, основная же его часть по-прежнему оставалась верна своим историческим корням — вере, традициям и укладу жизни. Начавшийся в XVIII веке (по большей части в силу западного влияния) раскол российского общества в последующие столетия не только не был преодолен, но еще больше углубился, что и привело страну в конечном счете к революции 1917 года.

Первые годы своего правления Екатерина II делала все, что от нее требовал Запад, и прежде всего, Англия. Россия при Екатерине II ослабила, а потом и вовсе устранила Османскую империю, затем же ослабила и просто уничтожила империю Речи Посполитой. Кроме этого была захвачена и прекратила свое существование Московская Тартария, которая на Востоке так мешала Англии. Однако в ходе боев и сражений сама Россия окрепла и приобрела опыт, и на деле стала сильной империей, уже неугодной не только Англии, а и Западу в целом. Потому отношения к концу правления Екатерины II с Западом резко ухудшились. И чтобы Англия ни делала, подставляя Россию то в одну, то в другую войну, какие бы усилия не предпринимала, Россия всегда обращала все в свою пользу. Так было всегда, и так будет в будущем. Даже в войне с Наполеоном в 1812 году, когда была практически уничтожена Великая Тартария, а Англия стала Великобританией, благодаря своим колониям, Россия выстояла и окрепла. И последние расширения Российской империи это доказали.