Экипаж «Меконга»

Глава шестая
Тоска и одиночество. — Назидательные беседы Лал Чандра. — Боги должны показать непокорным свой гнев. — Машина молний. — «Кусается твоя богиня…» — Федор будет строить водяное колесо. — В заброшенном храме. — Рам Дас предупреждает.

Томительно тянулись дни в доме Лал Чандра. Федор бродил по пустынным коридорам, заглядывал в прохладные комнаты — нигде ни души. Но знал, что стоит ударить в гулкий бронзовый гонг — и на пороге вырастет безмолвный слуга.

Кормили сытно. Да разве в том радость? Пытался Федор пробраться за ограду, посмотреть, что за местность вокруг, но всегда были заперты ворота. Не убежишь… Да и не покидало Федора скверное ощущение, что кто-то неотступно следит за каждым его шагом.

Длинными вечерами особенно грызла неизбывная тоска. Не раз представлял себе: что делал бы сим часом в родном краю, если б не злая судьбина? Может, командовал бы корабельными канонирами в морской баталии. А то — сидел бы с друзьями-приятелями в австерии за пуншем, за трубкой табаку, за веселым разговором…

За резными ставнями — чужая ночь. Хоть бы собачий брех услышать!.. Тишина — хоть криком кричи. Хоть руки на себя накладывай. Изорви грудь криком — не услышит Россия. Далека — за высокими горами, за опаленными песками…

Бешено трясет Федор решетку ставень. Прижимает мокрое от слез лицо к холодному железному узору.

Лал Чандр навещал его почти каждый день. Придет, высокий, прямой, в белой одежде, и заведет туманный разговор о божественном. Федору эти разговоры были тошнехоньки. И у себя дома он не бог весть как усердствовал в молитвах. Да и некогда было Федору вникать в тонкости своей религии; полагал он, что с него, военного, хватит и того, что перед сном лоб перекрестит.

Однажды не выдержал, прервал монотонную речь Лал Чандра:

— Довольно с меня сих скучных назиданий. Брал меня для работы — так давай работу.

Лал Чандр улыбнулся одними губами. Глаза, как всегда, смотрели холодно, будто сквозь стенку.

— Ты прав, — молвил он. — Я взял тебя для большой работы. Но, прежде чем приступить к ней, нужно укрепить свой дух.

— Плевал я на твой дух! — сказал Федор по-русски, не найдя подходящих голландских слов.

Лал Чандр помолчал, потом сказал негромко:

— Скоро я приподниму перед тобой покров священной тайны, в которую боги позволяют проникать лишь избранным.

— Что ж, ваши боги другого кого не нашли? — с усмешкой спросил Федор.

— Не говори о богах, которые тебе неведомы. Тайной этой владею лишь я. А ты будешь моим помощником. Как чужестранец, не имеющий здесь друзей и родных, ты не так опасен мне, как иные мои соплеменники.

— Если я узнаю такую тайну, ты не пустишь меня на родину, когда к тому представится случай. Лучше не надо мне твоей тайны!

— У тебя на родине наша тайна будет бесполезна. Она важна и страшна здесь, — уклончиво ответил индус. — Но страшись ее выдать, ибо смерть твоя не будет простой.

С этими словами он вышел.

А Федор долго еще стоял в оцепенении. Невеселыми были его думы…

На следующий день вечером Лал Чандр тихо вошел в комнату Федора и присел возле него.

— Какому божеству ты поклонялся в своей стране? — спросил он.

Неожиданность вопроса озадачила Федора. «Верую в святую троицу», — хотел сказать он. Но по-голландски у него получилось:

— Верю святым трем.

— Три бога — Тримурти, — задумчиво сказал Лал Чандр. — А творят ли ваши боги чудеса?

— А как же! Вот в евангелии рассказывается, как Христос, сын божий, превратил веду в вино, как воскресил мертвого Лазаря. В Ветхом завете сказано, как куст горел и не сгорел. — Федор не смог точно выразить по-голландски «неопалимая купина». — Или как Моисей пошел по морю, а вода раздалась и пропустила его…

— А видел ли ты чудо своими глазами?

— Не доводилось.

— Люди и так живут среди чудес, — сказал индус. — Разве не чудо — жизнь, ее зарождение, превращение дитяти в могучего воина, а потом — в дряхлого старика? Или малого зерна — в ветвистое дерево? Или мертвого яйца — в живую птицу? Но люди не понимают, что это чудо, забывают богов, жаждут низменных житейских благ. Что им, — Лал Чандр презрительно указал на дверь, — что им блаженство нирваны! Я довольствуюсь глотком воды и горстью сушеных плодов, а они, дай им волю, будут пожирать тело священного животного — коровы.

— Корову у нас все едят, — заметил Федор.

— А какая пища считается у вас греховной?

— Ну, вот когда пост, никакого мяса нельзя есть.

— Да, все одинаково, — про себя заметил Лал Чандр. — А скажи, когда земные властители нарушают у вас законы первосвященников, постигает их кара?

— Бывало, — ответил Федор. — Раньше патриархи сильнее царей считались.

— А ныне?

— Ну, Петр-то Алексеевич, как на пушки медь понадобилась, колокола с церквей снимал, а святых отцов заставил землю копать, камни таскать на укрепления…

— Он разорял храмы? И его не постиг гнев богов?

— Не дай бог под его гнев попасть.

Лал Чандр снова задумался.

— Теперь пойми меня, юноша, — сказал он. — Если боги не творят чудес, то люди забывают, что должны слепо повиноваться первосвященникам. Но нам не дано знать, почему боги долго не напоминают людям о себе…

— Да ты кто — священник, что ли? — удивился Федор.

— Я лишь нижайший раб богини Кали. Я избран орудием богини, чтобы люди низких каст посредством чудес убеждались в могуществе богов и уверялись, что их удел — повиновение и труд. А властители, увидев чудо, поймут, что должны повиноваться первосвященникам. Ты понял меня, юноша?

— Значит, если бог сам чудо не сотворит, так ты…

— Да. Боги, открывшие мне малую часть своих тайн, могут творить чудеса моими руками. Ибо боги всемогущи!

Федор вдруг засмеялся.

— Твой смех кощунствен, — с достоинством заметил Лал Чандр.

— Да я не про вашего бога, — продолжая смеяться, сказал Федор. — Просто вспомнил: у нас в Навигацкой школе один, из поповских детей, загадку загадывал: если-де бог всемогущ, может ли такой большой камень сотворить, что и сам не поднимет? Вот и ответь. Если создаст, да не поднимет — не всемогущ. А не сможет создать — тоже.

— И святотатец не понес наказания?

— Как не понести! Да не он один, а душ шесть навигаторов наших, и я тоже, попались. Священник, отец Никодим, подслушал. Неделю на хлебе да воде продержали!

— Такая слабость у вас только оттого, что вы поклоняетесь не истинным богам, — возмущенно сказал индус. — Впрочем, ты из касты воинов, и высокие мысли не трогают тебя, как и весь твой род.

— А при чем тут род?

— Раз ты воин, то и весь твой род — воины.

— Вот уж нет. Ни дед, ни отец мой никогда в службе не бывали, да и я не собирался.

— Чем же занимается твой отец?

— Землей. Крестьяне у него пашут, сеют, хлеб собирают.

— Значит, твой отец раджа? Понятно. А послушны ли у вас рабы?

— У нас в деревне вроде послушны. А инако, бывает, и своевольничают.

— Повелевают ли ваши боги рабам служить своим господам?

— О том сказано у апостола Павла, что всегда были господа, всегда и рабы были.

— Все то же, — тихо промолвил индус, одобрительно кивнув. — Теперь выслушай: есть у нас злонамеренные люди, они учат крестьян, что надо отнимать землю у повелителей своих, что не нужно слушать священнослужителей…

Федор, подобрав в уме голландское слово, перебил его:

— Бунтовать, значит, подбивают?

— Ты правильно понял, юноша. И ты сам, сын раджи, должен быть на страже: что сегодня у нас, завтра будет у вас.

— Это верно, да вот беда: здесь я и сам-то в рабах.

— Ты раб судьбы, как и все живое. Помысли, похожа ли твоя жизнь на жизнь презренного раба?

— Да как тебе сказать? Домой-то ты меня не пускаешь.

— Со временем ты попадешь на родину. Но я говорю о крестьянах, которым боги предписали навеки возделывать поля господ: нужно ли держать их в повиновении и страхе?

— Если не слушают, то и страх божий нужен.

— Истину сказал. Боги должны показать непокорным свой гнев. Идем со мной, я покажу тебе знаки могущества богов!

Взяв глиняный светильник — сосуд с растительным маслом, похожий на чайник, — из носика которого торчал фитиль, Федор прошел за Лал Чандром в большую комнату, где стояла неведомая машина. Лал Чандр трижды хлопнул ладонями и отдал приказание неслышно появившемуся слуге.

— Смотри!

Огромный черный диск пришел в движение, загудел басовито.

Поскрипывал плетеный ремень, выходящий из-под пола и огибающий шкив.

— Под полом люди крутят его? — спросил Федор.

Лал Чандр кивнул.

Все быстрее крутился диск. Золотые пластинки на нем слились в тускло сияющее кольцо. Зал наполнился высоким воющим звуком.

Лал Чандр повернул рычаг из черного дерева. Два блестящих бронзовых шара, укрепленных на машине, начали сближаться. Вдруг раздался сухой, прерывистый треск. Между шарами забились голубовато-фиолетовые молнии. Повеяло свежестью, как во время грозы.

Изумленно смотрел Федор, как вспыхивают молнии в полутемном зале. Было жутковато.

Поворотом рычага Лал Чандр развернул шары в стороны. Молнии исчезли.

Лал Чандр указал Федору на медную статую шестирукой богини:

— Отбрось страх перед богиней, обними ее.

— Страшилищу обнимать… — проворчал Федор по-русски.

— Ты боишься?

Федор смело охватил руками медные бедра богини — и тут же, оглушенный и ошеломленный страшным ударом, был неведомой силой отброшен на пол. Из тела богини с треском вырвался пучок молний. Волна свежего запаха ударила в ноздри.

Федор поднялся с пола и крепко выругался.

— Прости, что пошутил, — сказал Лал Чандр, улыбнувшись одними губами. — Но я хотел тебе показать, какую власть над молнией дали мне боги.

Федор почувствовал жжение на левой ладони. Взглянул — у основания большого пальца краснела ранка.

— Кусается твоя богиня, пес ее нюхай! — сказал он. Его трясла непонятная дрожь.

Лал Чандр смазал ранку душистой мазью, боль унялась.

— Теперь ты узнаешь свое назначение, — сказал индус. — Я слышал, что в твоей стране хорошо знают науку о строении водяных колес. Ведома ли она тебе?

Крытая повозка, управляемая тем же полуголым возницей, долго ехала пустынной местностью. Наконец каменистая дорога вывела к берегу небольшой речки.

Лал Чандр сошел на землю, за ним выпрыгнул Федор. Пробираясь сквозь спутанные ветви кустарника, они подошли вплотную к обрывистому берегу. Здесь речка, стиснутая в скалистых берегах, суживалась до нескольких сажен и, пробив себе дорогу между камнями, низвергалась водопадом. Дальше ее течение становилось медленным, спокойным.

Шум водопада не позволял говорить. Лал Чандр повел Федора вниз по берегу. Когда гул воды притих, Лал Чандр спросил:

— Хорошо ли будет поставить здесь водяное колесо?

— Очень хорошо, — ответил Федор. — Только весь ли год есть вода в речке?

— Нет, летом она пересыхает. Но нам она нужна во время дождей, ненадолго. Измерь все, что тебе нужно. Здесь ты будешь строить большое колесо.

Федор огляделся. Недалеко, на другом берегу речки, возвышалось здание с двумя башнями, похожее на храм.

— Сможем ли мы потом подойти к тому храму? — спросил он. — Мне это нужно для измерений.

— Конечно, сможем. Этот храм и послужит местом проявления воли богов.

— Ладно, — сказал Федор. — Пойду возьму диоптр.

Он разыскал в повозке заранее приготовленный прибор. Это была точеная неглубокая деревянная чашка. В двух диаметрально противоположных местах в краях чашки были сделаны еле заметные треугольные вырезы.

Взяв глиняный кувшин и диоптр, Федор пошел к тому месту, куда обрушивалась водопадная струя. Он поставил чашку на плоский камень, набрал в кувшин воды и налил ее в чашку так, чтобы вода не совсем доходила до края. Потом лег на землю и повернул стоявшую перед глазами чашку так, чтобы оба надреза совпали с его зрительным лучом, направленным на одну из башен храма. Подливая воды из кувшина и осторожно подпирая круглые бока чашки камешками, он добился того, что вода чуть поднялась выпуклым мениском над краями чашки. Тогда, прикрыв один глаз, он сосредоточил внимание на том, чтобы ближний и дальний края чашки совпали по высоте. Приходилось вытягивать шею, поднимать и опускать голову, опираясь на локти. Когда нужное положение головы было достигнуто, Федор затаив дыхание, чтобы не сбиться с наводки, сосчитал: уровень воды пришелся на шесть рядов каменной кладки ниже окна второго этажа.

Затем он поднялся, потер затекшие локти, вскарабкался по камням наверх, к вершине водопада, и повторил наблюдение.

Запомнив, на какой ряд камней башенной кладки пришелся новый замер, Федор спустился вниз.

Потом они вброд перешли речку и вошли в заброшенный храм.

Впереди шел возница Рам Дас с горящим факелом.

Под старыми сводами заметались летучие мыши, хлопаньем крыльев едва не погасили факел. Пронзительно пахло сыростью, затхлостью.

— Нет ли здесь змей? — спросил Федор.

— В темноте и сырости кобра не водится, — ответил Лал Чандр. — А в жизни нашей вольны Шива и Кали.

Коридор вывел их в зал, такой высокий, что свет факела не доставал до верха — стены уходили в темную жуть.

На трехступенном пьедестале возвышалась старая знакомая — богиня Кали. Шестирукая, трехликая, шестигрудая, она стояла гневная, непонятная, готовая к действию. Одно из ее лиц, обращенное к Федору, смотрело со странным выражением — призывная улыбка сочеталась с угрожающе сдвинутыми бровями — на противоположную сторону зала, где, такой же огромный, четырехликий и четырехрукий, стоял на одной ноге, подняв другую, согнутую в колене, ее супруг — Шива. Он будто собирался пуститься в пляс.

Лал Чандр пал ниц перед грозной богиней.

— Зело прекрасную пару составляете, господа! — вполголоса произнес Федор, чтобы шутливым словом отогнать охвативший его — не от сырости ли? — озноб.

Он оглянулся на Рам Даса. Возница стоял, держа факел. На его лице не отражалось ничего — ни страха, ни молитвенного умиления, — только скука да еще, пожалуй, легкое презрение, с которым этот полуголый раб смотрел на своего господина, Лал Чандра, простертого перед повелительницей жизни и смерти.

Взгляд раба отрезвил Федора. Он снова принялся разглядывать богиню — и вдруг вздрогнул.

Со стройной шеи богини свешивалось ожерелье из человеческих черепов.

— Что придумали, душегубцы! — невольно вырвалось у Федора.

Рам Дас не знал чужого языка, но по гневному тону понял слова Федора и посмотрел на него долгим взглядом.

Потом Лал Чандр провел Федора через путаницу коридоров к лестнице, ведущей на башню. Здесь было светлее — солнечный свет проникал через полуразрушенные окна.

По выветренным, засыпанным песком ступеням Федор поднялся до девятого этажа. Выглянув в окно, он увидел внизу, у подножья башни, Лал Чандра. Затем Федор вынул из-за пазухи бечевку с привязанным к концу камнем и стал выпускать ее из окна, отсчитывая узелки, навязанные на бечевке через каждый фут. Когда конец бечевки достиг шестого ряда кладки от низа окна второго этажа, Лал Чандр крикнул ему. Тогда, перестав выпускать бечевку, Федор сильно перегнулся в окно и увидел, что замеченный им со второго замера ряд кладки пришелся на семьдесят четвертый фут.

«Значит, высота водопада — семьдесят четыре фута, — подумал он. — А до земли сколько?»

Он опять стал выпускать бечевку, пока камень, привязанный к ее концу, не коснулся земли. Оказалось — около девяноста футов.

— Почитай что тринадцать сажен! — воскликнул Федор.

Теперь он забыл обо всем, кроме ожидающей его необычной и интересной работы.

— Эй, Лал Чандр, как я найду дорогу из храма? — крикнул он, снова свесившись в окно.

— Рам Дас ожидает тебя внизу! — ответил тот.

Федор спустился вниз и увидел молчаливого факельщика. Все еще охваченный азартом, он весело хлопнул раба по голому плечу:

— Ну, мужичок, ладное же колесо справим!

Рам Дас молча пошел вперед. Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился, огляделся, посветив факелом во все стороны, и знаком подозвал Федора.

— Разумеешь ли ты меня? — спросил он на одном из мусульманских наречий.

— Разумею, — ответил Федор по-узбекски.

— Не радуйся подобно новорожденному теленку, Знай, что ты проживешь ровно столько, сколько нужно для окончания этой работы. Понял ты меня?

Холодок пробежал по спине Федора.

— А что делать? Куда бежать? — глухо спросил он.

— Сейчас рано. Я найду время для разговора с тобой. Теперь молчи!

И возница зашагал вперед.

Вскоре они вышли на яркий солнечный свет. Рам Дас бросил в речку догоравший факел. Огонь зашипел и потух.

Лал Чандр ласково улыбнулся Федору.