- Он в порядке?
- Нет. У него очень сильные боли. Ты вернешься сегодня с детьми в Ган-Дафну.
- Но, Китти...
- Не спорь, пожалуйста. Скажи доктору Либерману, что я останусь здесь, пока не станет ясно, что он вне опасности.
- Но ведь мы же послезавтра должны улететь.
Китти покачала головой.
- Верни билеты. Мы потом купим новые. Мне нельзя уехать отсюда, пока не пришлют кого-нибудь, кто сможет ходить за ним. Трудно сказать, когда это будет.
Карен обняла Китти и собралась выйти.
- Еще вот что, Карен. Съезди, пожалуйста, в Сафед и скажи Брусу Сатерлэнду, что я здесь. Попроси его, чтобы он приехал в Хайфу. Пускай он снимет номер в лучшей гостинице. Я его найду, где бы он ни поселился. Дай ему кое-какие вещи для меня, а то переодеться мне не во что.
В полдень многочисленные гости стали разъезжаться по домам: друзы - в свои горные деревни, а евреи - в кибуцы и в Хайфу. Муса повез детей на машине назад в Ган-Дафну.
Когда все уехали, друзы немного ослабили охрану вокруг Ари. Друз, говоривший по-английски, сидел в комнате рядом.
Китти Фрэмонт осталась одна с Ари в этом странном месте. Только теперь, когда все немного улеглось, ей стало ясно значение всего того, что произошло. Она остановилась у его кровати и посмотрела на него.
- Господи, боже мой, - прошептала она, - что я наделала!
Все эти месяцы борьбы, тщательно разработанное сопротивление, все сразу рухнуло в тот безумный миг, когда она решила поехать к нему. В эту минуту ей стало физически страшно той власти, которой Ари обладал над ней.
Поздно вечером явился наконец посыльный с медикаментами из кибуца Ягур. Ему пришлось пробираться по горам и подолгу скрываться: всюду рыскали британские патрули в поисках раненых.
Китти быстро влила Ари литр плазмы, затем сделала ему укол пенициллина на случай инфекции, которая, как она боялась, неизбежна, принимая во внимание условия, в которых была проведена операция. Затем она сделала ему новую перевязку и ввела ему морфий, чтобы боль немножко стихла.
Следующие двое суток Китти все время вводила Ари морфий, чтобы приостановить боли. Ари начал явно поправляться. Надрез стал постепенно заживать. Никакой особый кризис теперь уже не предстоял. Правда, просыпался он ненадолго, принимал пищу, но был слишком апатичен, чтобы понять, что происходит вокруг него. Друзы были в восторге от деловитости и энергии Китти, женщины же приходили в восхищение от того, как она командовала мужчинами.
Когда Китти убедилась, что опасность Ари больше не угрожает, и что время теперь само все сделает, ее снова охватила тревога: ее снова начал мучить вопрос о том, уехать ли из Ган-Дафны, или остаться.
В который раз она билась над тем, вправе ли она оставить детей, которые так в ней нуждаются? Где граница между работой по специальности и человеческой совестью? А Карен? Согласна ли она поехать в Америку только потому, чтобы не потерять Китти?
Однако больше всего Китти тревожило одно обстоятельство, которое не поддавалось логичному объяснению. Эти странные люди уже завладели ею один раз помимо воли: на Кипре она, было, решила не работать на них, - а потом увидела Карен. Совершенно то же повторилось и сейчас: накануне самого отъезда - эта история с Ари. Совпадение ли это, или вмешательство в ее судьбу какой-то высшей силы?
Как ни отгонял здравый смысл Китти эту фантастическую идею, она ей не давала покою. Власть этой страны нагоняла на нее страх.
Благодаря уходу Китти Ари быстро поправлялся. Что ни говори, думала Китти, он необыкновенный человек. Боли, которые ему пришлось вынести, убили бы хоть кого. К концу четвертого дня она резко уменьшила дозу морфия. Убедившись, что рана заживает, и что инфекции опасаться теперь уже нечего, она перестала давать ему также пенициллин.
На пятый день Ари проснулся утром голодный, в хорошем настроении и выразил желание помыться и побриться. Но чем оживленнее становился Ари, тем глубже Китти забиралась в свою скорлупу. Она напустила на себя холодный, сухой и официальный вид. Она отдавала распоряжения, словно какой-нибудь старший сержант, и расписала ему план на следующую неделю, словно он ей совершенно чужой.
- Я надеюсь, что к концу недели совершенно отпадет надобность в морфии. Я требую, чтобы вы начали упражнять ногу и двигали ею как можно больше. Вместе с тем нужно быть осторожным и не слишком утруждать ее: шва ведь нет.
- А когда я смогу ходить?
- Без рентгена сказать трудно. Я думаю, что в кости лишь небольшая трещина. Если бы были осколки, вам бы было очень больно. Все же я могу с уверенностью сказать, что пройдет не меньше месяца, прежде чем вы сможете встать на ноги.
Ари легонько свистнул, когда она поправила под ним простыню.
- Ну, я теперь уйду ненадолго, - сказала она. - Вернусь примерно через полчаса.
- Китти, подождите минуточку. Я... э... понимаете, вы были очень добры ко мне. Вы берегли меня как ангел. Но вот с сегодняшнего утра вы почему-то злитесь. В чем дело? Я что-нибудь сделал не так?
- Я просто устала. Очень устала. Я пять ночей почти не спала. Жалею, что не в силах ни спеть, ни сплясать вам что-нибудь, чтобы было веселее.
- Не в этом дело. Тут что-то другое. Вы, верно, жалеете, что вообще сюда приехали.
- Да, жалею, - ответила она тихо.
- Вы, верно, ненавидите меня.
- Ненавидеть? Кажется, я достаточно ясно выразила, что именно я чувствую к вам. Оставьте это, пожалуйста. Я устала...
- Тогда в чем же дело? Вы должны мне сказать.
- Я презираю себя за то, что неравнодушна к вам... Будут еще какие-нибудь вопросы?
- У вас порой очень сложный характер, Китти Фрэмонт.
- Какой уж есть.
- Почему мы с вами всегда нападаем друг на друга, маневрируем, отступаем?
Китти бросила на него долгий взгляд.
- Может быть, потому, что я не привыкла жить по вашим несложным правилам вроде: вы мне нравитесь, я вам тоже, давайте полезем в кровать. В уставе Пальмаха, где-то на четыреста сорок четвертой странице у вас, верно, записано: парни и девушки не должны ломаться. Женщины Палестины, будьте передовыми. Если вы кого-нибудь любите, ложитесь с ним.
- Мы не ханжи.
- А у меня не такие передовые взгляды, как у Иорданы или у вашей бессмертной Дафны.
- Замолчите! - заорал Ари. - Как вы смеете думать, что моя сестра или Дафна - шлюхи? Иордана любила в жизни только одного мужчину. Что плохого в том, что она ему отдается, когда неизвестно - доживет ли она или он до конца недели? Вы думаете, я не предпочел бы жить мирно в Яд-Эле со своей Дафной, чем чтобы ее убили тогда бандиты?
- А я вот живу не ради благородных целей. У меня все очень просто, Ари. Если я люблю мужчину, я должна знать, что я ему нужна.
Да бросьте вы это, - ответил Ари. - Разве я не давал вам понять, что вы мне нужны?
Китти горько засмеялась.
- Да, я вам была нужна, Ари. Я вам нужна была на Кипре, чтобы проносить из Караолоса подделанные документы, а теперь я вам снова была нужна, ... чтобы вытащить пулю из вашей ноги. Кстати, у вас поразительно трезвый ум. Вы были тяжело ранены, испытывали адские боли, а ничего, поди, не забыли, предусмотрели решительно все: погрузить детей в машину, чтобы не вызвать подозрений, и все такое прочее. Вам не я была нужна, Ари, а кто-нибудь, кто сумел бы обмануть бдительность англичан.
- Я вас не виню, - продолжала она. - Я сама во всем виновата. У каждого свой крест, а вы, по-видимому, мой крест. Но я все-таки не могу нести его с вашим пресловутым сабровским наплевательством.
- И это дает вам право относиться ко мне как к зверю?
- Да, потому что вы и есть зверь. Вы бесчувственный зверь, вы настолько одержимы этим вторым Исходом Израиля, что забыли, что такое человек. Вы не знаете, что такое любовь. Вы умеете только воевать. Хорошо же, Ари Бен Канаан, буду воевать и я. Я побью и забуду вас навсегда.
Она стояла, нагнувшись над его кроватью, и от гнева нее появились слезы на глазах. Ари лежал молча.
Когда-нибудь вам действительно кто-то будет нужен, и это будет ужасно, потому что вы не способны просить о помощи.
- Вы ведь хотели пойти куда-то? - сказал Ари наконец.
- И пойду. Можете меня больше не ждать. Сестра Фрэмонт сделала свое. Через пару дней придет кто-нибудь из Пальмаха. Ничего с вами не станется.
Она резко обернулась и распахнула дверь.
- Китти, вы тут много наговорили, но я так и не понял: каким все-таки должен быть ваш герой?
- Он должен уметь плакать. Мне жаль вас, Ари Бен Канаан.
В то же утро Китти уехала из Далият эль-Кармиля.
Глава 19
Целых два дня Брус Сатерлэнд ждал Китти в гостинице "Сион" в Хайфе. У Китти было такое чувство, что она еще никогда не была так рада встрече с кем-нибудь, как теперь с Брусом. После ужина Сатерлэнд повез ее на Гар Гакармель, еврейский район города, расположенный на склонах Кармеля.
Они пошли в ночной ресторан, построенный так, что оттуда открывался вид на весь город внизу, на гавань, на весь залив вплоть до Акко и даже дальше - на Ливанские горы.
- Как девочка?
- Спасибо, Брус, гораздо лучше. Я ужасно рада, что вы приехали. - Она посмотрела вниз на город. - Я была здесь в первую ночь после приезда в Палестину. С Ари. Помню, мы беседовали тогда о том, что значит жить в постоянном напряжении.
- О, евреи привыкли к этому, как американцы к бейсболу. Оттого они такие суровые.
- Эта страна мне так вошла в душу, что я не способна больше рассуждать трезво. Чем больше я пытаюсь разобраться, тем больше берут верх чувства и какие-то необъяснимые силы. Надо бежать отсюда, пока не поздно.
- Китти, теперь уже известно, что Дов в безопасности. Он скрывается в Мишмаре. Карен я об этом еще не сказал.
- А, по-моему, ей нужно знать. Брус, что теперь будет?
- Кто его знает?
- Вы думаете, ООН уступит арабам?
- По-моему, будет война.
На сцене протрубил горн. Вышел конферансье, рассказал несколько анекдотов на иврите, затем представил публике рослого и красивого сабру. На нем была обычная белая рубашка с отложным воротничком, вокруг шеи тоненькая цепочка с Маген-Давидом; усы у него были черные. Он настроил гитару и страстно спел патриотическую песню о возвращении евреев в Обетованную землю.
- Я должна знать, что будет с Ган-Дафной.
- Видите ли, какое дело. Арабы могут собрать войско из пятидесяти тысяч палестинцев и двадцати тысяч диверсантов из-за рубежа. У них там некий Кавуки, который возглавил эти банды во время беспорядков 1936-39 гг. Он снова сколачивает банды головорезов. Арабам достать оружие гораздо проще, чем евреям... у них кругом друзья.
- А остальные?
- Остальные? Египетская армия насчитывает около пятидесяти тысяч человек. У Ирака примерно такая же армия. Саудовская Аравия тоже выделит войска, которые вольются в египетскую армию. Сирия и Ливан выставят около двадцати тысяч. У Трансиордании есть Легион... превосходные солдаты и хорошо вооруженные. Если приложить современные мерки, арабские армии нельзя назвать первоклассными, но, тем не менее, у них много по-современному вооруженных частей с артиллерией, танками и авиацией.
- Вы ведь что-то вроде советника Хаганы, Брус. Что вы им сказали?
- Я им предложил создать оборонительную линию между Тель-Авивом и Хайфой и пытаться всеми силами удержать эту полосу. Потому что оборотная сторона медали, Китти, довольно неприглядная.
У евреев четыре или пять тысяч пальмахников, на бумаге в Хагане числится около пятидесяти тысяч бойцов, но у них не более десяти тысяч винтовок.
Маккавеи тоже соберут тысячу человек, не больше, и то - легко вооруженных. У них нет артиллерии, все военно-воздушные силы состоят из трех Пайперов, а флот - из тех лоханок, на которых они переправляли нелегальных иммигрантов, и которые стоят теперь на якоре в Хайфе. Если говорить о живой силе, то у арабов численное превосходство в сорок к одному, в населении - сто к одному, в снаряжении - тысяча к одному, а в территории - пять тысяч к одному. Тем не менее, Хагана отвергла мое предложение. Не только мое, но и любого и каждого, кто предлагал им создать мощную линию обороны. Они собираются бороться за каждый мошав, за каждый кибуц, за каждый населенный пункт. Это касается и Ган-Дафны. Продолжать?
- Не надо, - сдавленным голосом ответила Китти. - С меня хватит. Не странно ли, Брус? Как-то ночью я была с этими молодыми пальмахниками на горе Табор, и у меня было тогда такое чувство, что эти люди непобедимы, ... что они солдаты самого Бога. На меня сильно действуют свет костра и луна.
- На меня тоже, Китти. Все, чему я когда-либо учился, весь мой военный опыт говорит о том, что евреи не могут победить. Но когда смотришь, какие они чудеса совершили в этой стране, ты просто не реалист, если не веришь в чудеса.
- О, Брус... если бы только я могла верить!
- А какая у этих евреев армия! Парни и девушки без оружия, без знаков отличий и воинской формы, без жалования. Командующему Пальмахом всего каких-нибудь тридцать лет, а командирам его трех бригад нет и двадцати пяти. Но есть вещи, которые хоть и не поддаются учету, но арабам очень и очень придется считаться с ними. Эти евреи готовы пролить свою кровь до последней капли. А сколько крови готовы отдать арабы?
- Неужели они победят? Вы верите, что они победят?
- Назовите это божьим вмешательством, если вам так больше нравится, или скажем лучше, что у евреев хоть отбавляй... Ари Бен Канаанов.
Наутро Китти вернулась в Ган-Дафну. Она очень удивилась, когда застала в своем кабинете ожидавшую ее Иордану. Рыжая девушка чувствовала себя неловко.
- Вы зачем пришли, Иордана? - холодно спросила Китти. - У меня масса дел.
- Мы слышали, что вы сделали для Ари, - смущенно пробормотала Иордана в ответ, - и я хочу выразить вам глубокую благодарность.
- Вот как. Я вижу, ваша разведка снова докладывает точно. Мне очень жаль, что пришлось отложить отъезд. Иордана заморгала и ничего не ответила.
- Впрочем, лично вы мне ничем не обязаны, - добавила Китти. - Для раненого пса я сделала бы совершенно то же.
Китти снова стала готовиться в путь. Однако доктор Либерман уговорил ее остаться еще на несколько недель. Прибыла новая партия детей, прибыл также новый персонал, и его нужно было обучить. Немедленно построили новое жилье. Многие из детей были в очень тяжелом состоянии: они провели больше двух лет в лагерях для перемещенных лиц.
И снова Китти строила планы. Вскоре до ее отъезда с Карен из Ган-Дафны и вообще из Палестины осталось всего два дня.
К концу августа 1947 года комиссия ЮНСКОП представила из Женевы свои планы максимум и минимум. Каждый из этих планов предусматривал раздел Палестины на отдельные еврейскую и арабскую территории, для Иерусалима же предусматривался международный статус. С нравственной точки зрения не могло быть никаких возражений, потому что комиссия ООН призывала к немедленной иммиграции шести тысяч евреев в месяц из лагерей для перемещенных лиц, а также к отмене запрета на продажу земли евреям.
Евреи просили, чтобы пустыню Негев включили в их территорию. У арабов были миллионы квадратных миль невозделанной земли. Евреи требовали эту небольшую полосу в несколько тысяч квадратных миль, надеясь на то, что им удастся освоить эту пустыню. Комиссия ООН дала свое согласие.
Устав от полувековых изнурительных препирательств Еврейский Национальный Совет и Всемирная Сионистская Организация заявили, что они идут на компромисс и принимают предложение комиссии ООН. Выделенная им территория, даже после включения Негева, была скорее похожа на ублюдка, чем на жизнеспособное государство.
Это были в сущности три полосы, соединенные между собой узкими коридорами, словно кольцо сосисок. Евреи теряли свою извечную столицу Иерусалим. Им оставляли Саронскую долину и те части Галилеи, которые они отвоевали у болот. Негев - всего лишь пустыня. Продолжать борьбу не имело смысла. И хотя им предлагали ублюдка, они согласились.
Евреи направили свой ответ в комиссию ООН. Арабы тоже ответили. Раздел Палестины - это война, сказали они.
Несмотря на угрозы арабов, комиссия ООН решила представить план раздела Генеральной Ассамблее ООН, сессия которой должна была состояться в Нью-Йорке в средине сентября.
Китти предусмотрела каждую мелочь. Снова наступил канун ее отъезда с Карен. Утром Брус должен был отвезти их в аэропорт, а вечером они полетят в Рим. Багаж был уже отправлен пароходом. В коттедже остался только ручной багаж, который они увезут с собой.
Китти сидела за столом и раскладывала последние истории болезни в картотеку. Затем ей оставалось только поставить карточку в шкаф, закрыть его на ключ и выйти из кабинета - навсегда.
Она открыла первую папку, достала историю болезни и прочитала ею же сделанные записи.
Минна (фамилия неизвестна), возраст - 7 лет. Родилась в Освенциме. Родители неизвестны. Предположительно из Польши. Доставлена Алией Бет в начале года. Прибыла в Ган-Дафну еле живая, физически и психически больная...
Роберт Дюбюэ, возраст - 16 лет, французский подданный. Английские войска нашли Роберта в лагере Берген-Бельзен. Ему было тогда тринадцать лет, весил он двадцать девять килограммов. До этого на его глазах умерли отец, мать и брат. Сестру, впоследствии покончившую с собой, забрали в публичный дом. Мальчик нелюдим, агрессивен...
Самуил Каснович, возраст - 12 лет. Из Эстонии. Неизвестно - выжил ли кто-либо из родственников. Его прятала христианская семья, потом ему пришлось скрываться в лесах в продолжение двух лет...
Роберто Пуччели, возраст - 12 лет. Из Италии. Родственники неизвестны. Освобожден из Освенцима. Рука искалечена в результате побоев...
Марсия Класкин, возраст - 13 лет. Из Румынии. Родственники неизвестны. Ее нашли в Дахау...
Ганс Бельман, возраст - 10 лет. Из Голландии. Родственники неизвестны. Найден в Освенциме...
И так без конца. "Из родственников никто в живых не остался".
"...этой девочке снятся те же сны, что и большинству детей из Освенцима. Ей снится, что она укладывает чемодан. Мы знаем теперь, что чемодан символизирует смерть, так как чемоданы укладывались обычно накануне отправки в газовые камеры в Биркенау".
"Сны об удушливом дыме символизируют запах горелого мяса в крематориях".
Мочится под себя.
Проявляет агрессивность.
Кошмары.
Нелюдимость.
Китти достала копию с письма, которое она как-то написала Харриэт Зальцман.
Дорогой друг!
Вы как-то спрашивали, чем объяснить то обстоятельство, что мы добиваемся таких поразительных результатов у этих детей, находящихся на грани безумия. Так вот, я думаю, вы не хуже моего знаете, в чем тут дело. Вы сами подсказали мне ответ в тот день, когда я познакомилась с вами в Иерусалиме. Это чудодейственное средство называется "Эрец Исраэль". Дети здесь до того сильны духом, что это представляется прямо сверхъестественным. Они мечтают лишь об одном: жить и сражаться за свою страну. Я никогда не видела такой энергии и такого подъема у взрослых, не говоря уже о детях...
Китти Фрэмонт закрыла картотеку.
Она встала, оглядела кабинет, затем быстро потушила свет и вышла.
У подъезда она остановилась на минуту. Наверху, на полпути к Форт Эстер горел большой костер. Дети из Гадны, эти десяти, двенадцати и четырнадцатилетние бойцы, должно быть, поют там и пляшут "хору".
Она зажгла фонарик, посветила себе под ноги и пошла по газону. В ее отсутствие вырыли новые окопы. У домиков, где жили дети, построили более просторные бомбоубежища.
Статуя Дафны по-прежнему стояла на посту.
- Шалом, геверет Китти, - радостно крикнула ей кучка детей, промчавшихся мимо.
Она отперла дверь своего коттеджа. Чемоданы стояли в ряд около двери, на всех уже были ярлыки. Комната, лишенная тех пустяков, которые принадлежали ей и Карен и которые придавали ей личные нотки, производила тягостное впечатление.
- Карен, ты дома, родная? На кухонном столе лежала записка. "Дорогая Китти!
Ребятам захотелось устроить мне прощальный костер. Я скоро приду. Целую.
Карен".
Китти закурила сигарету и принялась ходить по комнате взад и вперед. Она затянула шторы, чтобы не видеть огней в долине. Вдруг она поймала себя на том, что не выпускает из рук занавески, которую сшили для нее дети. Человек десять из них уже успели оставить Ган-Дафну и уйти в Пальмах, эту миниатюрную армию евреев.
В комнате стояла духота. Она вышла к калитке. В воздухе благоухали розы. Китти прошла по дорожке мимо рядов коттеджей, обсаженных газонами, кустами и деревьями. Она дошла до конца дорожки, затем повернулась и пошла назад. В коттедже доктора Либермана горел свет.
Бедный старик, подумала Карен. Его сын и дочь оставили университет и служили сейчас в Пальмахе, в бригаде Негева. Она подошла к двери и постучала. Его домохозяйка, такая же старая и чудаковатая, как и сам доктор Либерман, повела ее в кабинет. Старый горбун сидел и списывал какой-то древнееврейский текст с черепка. Из радио лились негромкие звуки симфонии Шуманна. Доктор Либерман поднял голову и, увидев Китти, положил на стол увеличительное стекло.
- Шалом, - сказала Китти. Он улыбнулся. Никогда до этого она не здоровалась с ним на иврите.
- Шалом, Китти, - ответил он. - Какое это чудесное слово и как оно подходит для прощания добрых друзей.
- Шалом действительно чудесное слово, но оно еще лучше подходит для приветствия.
- Китти... моя дорогая...
- Да, доктор Либерман... Шалом... Я остаюсь в Ган-Дафне. Именно здесь мое место.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ВОСПРЯНЬ ВО СЛАВЕ
Помилуй меня, Боже, помилуй меня; ибо на тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды. Воззову к Богу всевышнему, Богу, благодетельствующему мне;
Он пошлет с небес, и спасет меня; посрамит ищущего поглотить меня; пошлет Бог милость Свою и истину Свою. Душа моя среди львов; я лежу среди дышащих пламенем, среди сынов человеческих, у которых зубы - копья и стрелы, и у которых язык - острый меч. Приготовили сеть ногам моим; душа моя поникла; выкопали предо мной яму, и сами упали в нее.
Воспрянь, слава моя... Я встану рано...
Псалом 56
Глава 1
ОСЕНЬ 1947 ГОДА.
ОБЪЕДИНЕННЫЕ НАЦИИ, НЬЮ-ЙОРК.
Шеститысячелетнее дело еврейского народа было поставлено на обсуждение перед человеческой совестью.
Хаим Вейцман, от имени мирового сионизма, и Барак Бен Канаан, один из ведущих политических деятелей Ишува направились во главе делегации из двенадцати человек в Нью-Йорк. Делегация эта, наученная долголетним горьким опытом, не строила себе никаких иллюзий.
В номере доктора Вейцмана, расположенном в центре Манхэттена, был создан информационный штаб. Задача делегатов заключалась в привлечении как можно большего числа голосов. Сам Вейцман взял на себя задачу расшевелить евреев во всем мире и заставить их действовать и оказывать давление на свои правительства.
Барак Бен Канаан работал без шума за кулисами. Его обязанностью было следить за ежечасно меняющимся соотношением сил, анализировать ситуацию и обнаруживать слабые места противников, маневрировать своими людьми и, перестраивать их на ходу в соответствии с изменившимися обстоятельствами в зале заседаний комитета.
После обычной дискуссии о процедуре, на повестку дня был поставлен Палестинский вопрос.
Арабы явились в ООН уверенные в победе. Они добились принятия в члены ООН двух мусульманских государств: Афганистана и средневекового королевства Йемен. Это увеличило число голосов арабско-мусульманского блока на Генеральной Ассамблее до одиннадцати. Все это были страны, которые не принимали активного участия в войне против гитлеровской Германии, а вступили в войну только в последний момент, дабы обеспечить себе место в Организации Объединенных Наций. Палестинское еврейство, внесшее такой важный вклад в победу Союзников, не имело права голоса.
Арабы пользовались своими одиннадцатью голосами как приманкой для малых стран. В обмен на голос, поданный против раздела Палестины, они предлагали свою поддержку при голосовании по множеству других вопросов стоявших на повестке дня.
Арабы ловко воспользовались также холодной войной между обоими гигантами: Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом, хитро натравливая их друг на друга. С самого начала было ясно, что резолюция о разделе Палестины пройдет лишь в том случае, если обе эти страны дадут на это свое согласие. До этого Соединенные Штаты и Советский Союз еще ни разу не были одного мнения, и было маловероятно, что они сойдутся во мнении сейчас.
Чтобы резолюция о разделе Палестины прошла, необходимо было большинство в две трети голосов. Таким образом, только для того, чтобы уравновесить одиннадцать арабских голосов, евреям нужно было набрать двадцать два голоса. Затем они должны были перекрывать каждый новый голос в пользу арабов двумя другими. Арифметически арабы нуждались всего лишь в шести дополнительных голосах, чтобы провалить резолюцию о разделе. Имея в запасе такой козырь, как нефть, это не представлялось таким уж трудным.
Мировая печать - неарабская, конечно, - была в общем за раздел. Больше того, на линию вышли Ян Сматс, представитель Южно-Африканского Союза, и Ян Массарик, известный своими либеральными тенденциями представитель Чехословакии. Можно было твердо рассчитывать также на датчан, норвежцев, и некоторых других. Многие относились сочувственно к разделу, но одного сочувствия было недостаточно.
И вдруг четыре великих державы, самые влиятельные, бросили палестинских евреев на произвол судьбы.
Франция, открыто сочувствовавшая нелегальной иммиграции в Палестину, повела вдруг осторожную линию. Арабы французских колоний Марокко, Туниса и Алжира зашевелились. Подача французского голоса за раздел Палестины могла вызвать взрыв в этих странах.
У Советского Союза были свои соображения против раздела. Вот уже двадцать лет, как сионизм был поставлен в СССР вне закона. Русские разработали программу постепенной ликвидации еврейства. Свобода совести, гарантированная на словах, в действительности не существовала. Не существовало ни еврейского театра, ни печати, школы или общественной жизни. Синагоги закрыли: во всей Москве действовала только одна. Ни один еврей, посещающий синагогу, не мог состоять членом коммунистической партии. Всеми этими мерами русские надеялись вытравить еврейское самосознание у новых поколений. Сионизм и создание еврейского государства могли напомнить русским евреям о том, что они евреи, и поэтому русские были против раздела Палестины. Мощный блок славянских государств равнялся, конечно, на Россию.
Однако наиболее чувствительный удар нанесла евреям линия, занятая Соединенными Штатами. Президент, печать и конгресс, все относились к ним сочувственно, но политические интересы вынудили США занять двусмысленную позицию.
Поддержать раздел Палестины - это значило бы вогнать клин в самый фундамент западного единства, нарушить англо-американскую солидарность. Великобритания все еще господствовала на Ближнем Востоке; внешняя политика США шла рука об руку с британской. Голосовать за раздел Палестины - это был бы открытый вызов, брошенный Великобритании.
Больше того, Соединенным Штатам угрожала гораздо большая опасность. Арабы грозились, что развяжут войну, если будет принята резолюция о разделе Палестины. Если же дело дойдет до войны, то Организации Объединенных Наций придется принять меры для обеспечения мира, то есть Советский Союз и его сателлиты смогут послать свои войска на Ближний Восток, пусть даже в составе войск ООН. Этого американцы боялись больше всего и по этой причине они предпочли препятствовать разделу.
Из всех четырех великих держав Великобритания была самым решительным и опасным противником раздела Палестины. Когда англичане поставили вопрос о мандате на обсуждение Объединенных Наций, они рассчитывали на то что ООН не сможет принять никакого решения и попросит Великобританию остаться в Палестине. Затем, однако, в Палестину поехала специальная комиссия ООН, она и вела расследование и представила доклад, весьма неблагоприятный для Великобритании.
Вдобавок мир узнал благодаря этому докладу, что стотысячная британская армия так и не сумела справиться с Хаганой, Палмахом, Маккавеями и Мосадом Алия Бет, а это нанесло сильный удар по британскому престижу.
Великобритания хотела удержать свое господство и Ближнем Востоке, а для этого англичанам надо было вести проарабскую линию и сорвать раздел Палестины. Великобритания сыграла на страхе Соединенных Штатов перед тем, что русские войска придут на Ближний Восток и заявила, что отзовет свой гарнизон в августе 1948 года.
Кроме того, она не предоставит своих войск для проведения в жизнь резолюции ООН по вопросу о Палестине, если такая резолюция будет принята. Нейтрализовав таким образом Соединенные Штаты, Англия добилась от стран британского содружества обещания, что они воздержатся при голосовании резолюции, и, сверх того, оказывала нажим на малые европейские страны, связанный Англией экономически.
Остальная часть картины была не менее мрачной для евреев. Бельгия, Голландия и Люксембург не устояли против английского нажима. Другие страны, на поддержку которых можно было рассчитывать, начинали тоже колебаться.
Позиция стран Азии была неопределенной. Эти страны меняли свою позицию чуть ли не каждый час. Но в общем и целом можно было считать, что азиатские страны примут сторону арабов, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать перед западным миром свою неистребимую ненависть к колониализму и империализму, а также свою поддержку арабского тезиса о том, что евреи являются дескать, представителями Запада в районе Ближнего Востока, с которыми они не имеют ничего общего.
Греция питала к арабам сильнейшую неприязнь, но около ста пятидесяти тысяч греков проживали в Египте. Египет не скрывал, что это национальное меньшинство постигнет весьма печальная участь, если Греция будет голосовать за резолюцию о разделе Палестины.
Эфиопия не питала к Египту особой симпатии, но была связана с ним географически и экономически.
Ромуло, представитель Филиппин, был против раздела.
Представитель Колумбии занимали явно антиеврейскую позицию,
Страны Центральной и Южной Америки составляли треть общего количества голосов в Организации Объединенных Наций. Большинство этих стран было совершенно заинтересовано в результате голосования и придерживались нейтральной позиции.
Палестинские евреи хотели, чтобы столицей их государства был Иерусалим; они чувствовали что без Иерусалима еврейское государство будет все равно, что тело без сердца. Страны Центральной и Южной Америки были преимущественно католическими. Ватикан стоял за предоставление Иерусалиму международного статуса.
Если евреи будут настаивать на Иерусалиме, они легко смогут потерять все латиноамериканские голоса.
Однако палестинские евреи продолжали бороться, надеясь на чудо, которое единственно могло им помочь в безвыходном положении. В продолжение всего сентября и октября доктор Вейцман и Барак Бен Канаан беспрестанно воодушевляли делегацию. Они никогда не приходили в отчаяние от частых и сколь угодно резких перевесов соотношении сил, и ни разу не допустили стратегической ошибки.
Главным оружием в руках евреев была правда.
Все то, Специальная комиссия ООН установила в Палестине, было правдой. Что англичане деспотически правили Палестиной, было правдой. Что арабы, несмотря на их попытки пустить пыль в глаза, так и не сумели преодолеть своей культурной, экономической и социальной отсталости, было правдой.
Правда эта сказывалась в еврейских городах, возникших среди песков, в цветущих еврейских полях, отвоеванных у пустыни. Правда упорного труда и непрерывного поиска. Правда концентрационных лагерей. И, наконец, правда всего еврейского вопроса.
Представитель Гватемалы Гранадос, представитель Канады Пирсон, представитель Австралии Эватт, представитель Чехословакии Массарик, представитель Южно-Африканского Союза Сматс, уругвайский представитель Фабрегат и многие другие деятели, представлявшие страны поменьше, не дадут погибнуть правде в Флэшинг Мэдоу.
Наконец, в ноябре, осенью 1947 года, разразилось "Лейк-Саксесское чудо".
Вce началось с осторожного заявления представителя Соединенных Штатов в пользу "принципа" раздела. За ним последовало заявление, буквально потрясшее мир. После двадцатилетнего преследования сионизма Советский Союз сделал один из своих крутых поворотов и выступил в пользу раздела.
- Весть об этом была предана гласности после секретного совещания представителей блока славянских стран.
Вышинский произнес проникновенную речь о реках пролитой еврейской крови и о справедливости еврейских чаяний об отечестве.
В действительности, за всеми этими гуманными разговорами скрывался ловкий русский маневр. Во-первых, они открыто относились к арабам с недоверием. Они поверили, что весь этот показной арабский гнев - одни лишь слова; русские могли преспокойно проголосовать сегодня за резолюцию о разделе Палестины, а завтра, если в том будет надобность, купить снова поддержку арабов.
В данный момент Советы были заинтересованы в том, чтобы заклеймить Великобританию как тирана, и сделать одновременно ловкий политический ход, который позволил бы им в дальнейшем обосноваться на Ближнем Востоке. Россия знала, что если она проголосует за раздел, Соединенным Штатам не останется ничего другого, как сделать то же: в противном случае американцы предстали бы перед всем миром в весьма неприглядном виде. В свою очередь американская поддержка резолюции о разделе Палестины неизбежно нанесет страшный удар по англо-американскому единству. И, наконец, Советский Союз сильно поднимет свой престиж в результате такой "гуманной" политики. Таким-то образом евреи совершенно неожиданно нашли союзников там, где они всего меньше ждали.
Когда обе великие державы сделали свои тщательно сформулированные заявления в пользу раздела, в кулуарах ООН пронеслись самые невероятные слухи, и их с каждым часом становилось все больше.
Гигантская игра продолжалась. Во время этих драматических маневров Гранадос и Пирсон выросли в решающие фигуры. После ряда неустанных усилий они добились крупнейшей дипломатической победы, когда им удалось свести представителей США и СССР на устроенную ими конференцию.
Эта конференция закончилась совместным заявлением двух великих держав о безоговорочной поддержке ими резолюции о разделе Палестины.
Арабы сделали последнюю отчаянную попытку, вообще не допустить голосования резолюции на Генеральной Ассамблее. Вскоре выяснилось, что голосование по последнему арабскому предложению будет иметь показательное значение. Для решения вопроса о том поставить ли резолюцию о разделе на голосование перед Генеральной Ассамблеей, требовалось, правда, только обычное большинство. Но результаты этого предварительного голосования покажут, каково соотношение сил на Ассамблее. Голосование было проведено, решение поставить резолюцию о разделе на голосование было принято, но результаты получились катастрофические для евреев: 25 голосов было подано в их пользу, 13 - против, 17 воздержалось, а двое отсутствовало. Если такими же получатся результаты голосования по самой резолюции, то евреям не собрать необходимого большинства в две трети голосов. Франция, Бельгия, Люксембург, Нидерланды и Новая Зеландия воздержались. Парагвай и Филиппины отсутствовали.
Арабы подсчитали, что евреи потеряли много "верных" голосов в пользу раздела, и что им не собрать теперь нужного количества голосов. Уверенные в победе, даже если окажется, что они потеряли один или два голоса, арабы сами теперь настаивали на том, чтобы вопрос о разделе был поставлен на голосование на Ассамблее.
СРЕДА, 27 НОЯБРЯ 1947 ГОДА.
Бурные прения подходили к концу. Делегация Ишува сидела на специально выделенных для нее местах в зале заседаний Генеральной Ассамблеи. Вид у членов делегации был такой, словно их вели на казнь. По мере того, как прения подходили к концу, их перспективы становились все мрачнее.
Греция, вместо того, чтобы, как ожидали все, воздержаться от голосования из дружбы к США, высказалась ясно против раздела, опасаясь за судьбу своих земляков, оживающих в Египте.
Филиппины, на которые тоже надеялись, что они воздержатся от голосования из уважения к США, тоже высказались против раздела.
Гаитянцы вдруг спохватились, что у них нет ясных инструкций. Либерия заняла неопределенную позицию, а Сиам прямо перешел на сторону арабов.
Для евреев это была "черная среда".
Под конец друзья евреев приняли отчаянное решение: прибегнуть к обструкции с тем, чтобы голосование пришлось отложить. На следующий день был американский праздник: День благодарения. Это был выходной день. Таким образом евреи выиграют драгоценных двадцать четыре часа и смогут использовать их на вербовку нужных голосов. Ораторы произносили нескончаемые речи, и заседание было отложено.
Еврейская делегация спешно собралась в отдельном помещении. Все заговорили сразу.
- Тише! - рявкнул Барак. - У нас в запасе двадцать четыре часа. Давайте без паники.
В комнату вошел взволнованный доктор Вейцман.
- Я только что получил телеграмму из Парижа, что Леон Блюм лично интервенирует, чтобы французы голосовали за нас.
Народ в Париже сочувствует нам все больше и больше.
Это была хорошая новость, так как бывший французский премьер-министр, еврей по происхождению, все еще пользовался большим влиянием.
- А что если мы обратимся к Соединенным Штатам, чтоб они призвали к порядку Грецию и Филиппины?
Тоже нашли время для щепетильности!
Зазвонил телефон. Вейцман поднял трубку.
- Хорошо... хорошо..., - сказал он. Затем, прикрыв трубку ладонью: - Это Шмуэль из южного района... Да... хорошо... Шалом.
Он положил трубку на рычаг,
- Эфиопцы согласились воздержаться, - сообщил он. До этого все рассчитывали, что Эфиопия, под нажимом Египта, будет голосовать против разделения. Решение воздержаться от голосования была актом большого мужества со стороны Хайле Селассие.
Корреспондент какой-то газеты, сочувствующий евреям постучал в дверь и вошел в комнату.
- Я подумал, друзья, что вам небезынтересно будет узнать, что, в Сиаме произошел переворот и сиамская делегация теперь отозвана.
Весть о потере арабами еще одного голоса была встречена ликующими восклицаниями.
Барак быстро пробежал список наций - он его знал наизусть - и прикинул, что получается.
- Ну как, Барак?
- Если Гаити и Либерия будут голосовать за нас, а то еще и Франция, то, может быть, проскочим.
Было еще рано радоваться. Они упорно и напряженно продолжали взвешивать каждый голос. Они не могли позволить себе потерю даже одного единственного голоса на этой сессии.
В дверь опять постучали, и в комнату вошел их главный союзник, делегат Гватемалы Гранадос. В его глазах стояли слезы.
- Президент Чили прислал только что личные инструкции своей делегации: велено воздержаться от голосования. Делегация тут же подала в отставку в знак протеста.
- Не может быть! - воскликнул доктор Вейцман, - Президент Чили - почетный председатель сионистской организации Чили.
Это страшное известие, сделавшее положение совершенно безнадежным, предстало перед ними во всей своей наготе. Кто знает, какой нажим был оказан на чилийского резидента? А кто знает, кто еще подвергнется нажиму в ближайшие двадцать четыре часа?
ПЯТНИЦА. 29 НОЯБРЯ 1947 ГОДА.
Прозвучал удар молотка. Заседание Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций объявлено открытым.
- При голосовании проекта резолюции о разделе Палестины мы будем вызывать каждую нацию по списку в отдельности. Для принятия резолюции требуется большинство в две трети голосов. Делегаты будут отвечать: "за", "против" или "воздерживаемся".
В огромном зале воцарилась торжественная тишина.
- Афганистан.
- Афганистан голосует против.
Евреи потеряли первый голос. Барак тут же поставил птичку в своем списке.
- Аргентина.
- Правительство Аргентины предпочитает воздержаться.
- Надо что-то сделать с этими воздерживающимися. Они могут нас зарезать, шепнул Барак.
- Австралия.
Все подались вперед, когда Эватт, первый представитель страны, входящей в Британское содружество наций, поднялся со своего места.
- Австралия голосует за раздел, - произнес Эватт.
По залу пронесся шепот. Все высказывали какие-то предположения. Вейцман нагнулся к Бараку,
- Как по-твоему? Можно ли считать, что это тенденция Содружества?
- Будем считать каждого отдельно... трудно сказать.
- Бельгия.
Бельгия голосует за раздел.
Опять по залу пронесся шепот. На предыдущем голосовании, проведенном несколько дней тому назад, Бельгия воздержалась. В самый последний момент Спаак пренебрег давлением англичан,
- Боливия,
- Боливия голосует за раздел.
- Бразилия.
Бразилия поддерживает раздел.
Южноамериканские страны держались дружно. Следующей была страна, чей голос имел решающее значение. Если Советский Союз замышлял какой-нибудь подвох, это станет известно всему миру в следующую минуту.
- Белоруссия.
Белоруссия голосует за раздел.
У евреев вырвался вздох облегчения. Славянский блок с ними. Это было хорошее предзнаменование,
- Канада.
Лестер Пирсон поднялся и сказал твердо:
- Канада голосует за раздел.
Чили.
Вместо главы делегации, подавшего в отставку в знак протеста против инструкции президента воздержаться от голосования, поднялся другой делегат.
- Чилийская делегация получила распоряжение воздержаться.
- Китай,
Китай, стремящийся установить свою гегемонию над Азией, побоялся пойти против мусульман Индии и Пакистана.
- Китай воздерживается.
Это был удар для евреев.
- Коста-Рика.
Арабы пытались подкупить делегата Коста-Рики посулами отдать ему свои голоса при выборах на какой-то важный пост в ООН. Он встал и посмотрел в сторону египетской делегации.
- Коста-Рика голосует за раздел.
Человек, не давший себя подкупить, улыбнулся и сел.
- Куба.
- Куба голосует против раздела.
Это был совершенно неожиданный удар для евреев.
- Чехословакия.
- Чехословакия голосует за раздел, - сказал Ян Массарик.
- Дания поддерживает раздел.
- Доминиканская республика голосует за раздел.
- Египет.
- Египет голосует против и вообще не признает этого вопиющего нарушения его законных прав.
Раздался удар молотка и вслед за гневной вспышкой египтянина в зале постепенно воцарилась снова тишина.
- Эквадор.
- Эквадор голосует за.
- Эфиопия.
- Эфиопия... воздерживается.
Это подействовало как взрыв. Головы всех арабских делегатов повернулись в гневном изумлении в сторону эфиопца. Сириец сердито пригрозил ему кулаком.
- Франция.
Наступила очередь первой из четырех великих держав. Пароди медленно встал на ноги. Если Франция воздержится, это могло иметь роковые последствия для евреев. Неужели усилия Леона Блюма и французского народа пошли прахом?
- Французская республика голосует за раздел, - сказал Пароди голосом, в котором звучало нескрываемое удовлетворение.
В зале возбужденно зашептались. Впервые делегаты поняли, что чудо и впрямь может совершиться.
- Гватемала.
Гранадос, глашатай раздела, поднялся.
- За, - сказал он.
- Греция.
- Греция голосует против раздела.
- Гаити.
Делегация Гаити, чей голос был чрезвычайно важен, сидела вот уже два дня без соответствующих инструкций.
- Делегация Гаити только что получило указание от своего правительства голосовать за раздел.
- Гондурас.
- Гондурас предпочитает воздержаться.
- Исландия.
- Исландия голосует за раздел. Самая старая республика в мире помогла теперь созданию самой молодой республики.
- Индия.
- Индия голосует против раздела,
- Иран.
- Иран голосует против раздела.
- Ирак.
- Ирак голосует против и никогда не признает евреев. Этот день может привести только к ужасному кровопролитию. Мы голосуем против.
- Ливан.
- Ливан голосует против раздела, - сказал Малик.
- Каков итог? - тихо спросил Вейцман у Барака.
- Пятнадцать за, восемь против, семь воздержались. Это был не очень обнадеживающий результат. Евреям не хватало одного голоса до нужных двух третей, а чреватое опасностью количество воздерживающихся все росло.
- Ну, что скажешь, Барак?
- Вот придет очередь следующих трех латиноамериканских стран, тогда узнаем.
- По-моему, нам позарез нужно вырваться вперед. Уже почти половина проголосовала, а еще ничего не определилось, - сказал Вейцман.
- Либерия.
- Либерия голосует за раздел.
- Люксембург.
Еще одна малая страна из британской сферы влияния.
- Люксембург голосует за раздел. Опять английскому нажиму был дан отпор. Ишув имеет теперь одним голосом больше двух третей.
- Мексика.
- Мексика воздерживается. Весь Ишув сжался.
- Нидерланды.
- Нидерланды голосуют за раздел.
- Новая Зеландия.
- Новая Зеландия голосует за.
- Никарагуа... за.
- Норвегия... за.
Пакистан голосует против раздела.
Следующие голоса были решающими.
Панама.
- Панамская республика голосует за раздел.
- Парагвай.
- Парагвай только что получил указание не воздержаться... вернее, голосовать за раздел.
- Перу.
- Перу поддерживает раздел.
- Филиппины.
Весь мир затаил дыхание. Ромуло отозвали из Нью-Йорка. Его заместитель поднялся.
- Филиппины голосуют за раздел.
"По залу опять пронесся шепот. Члены еврейской делегации ошеломленно смотрели друг на друга.
Боже мой! - воскликнул Барак. - Кажется, мы проскочили!
- Польша.
- Польша голосует за раздел.
Евреи теперь набирали темп. Польша возместила в какой-то мере вековые преследования евреев. Представитель Сиама отсутствовал.
Саудовская Аравия. Закутанный в белые одежды араб визгливым и полным ненависти голосом высказался против раздела.
- Швеция.
- Швеция - за раздел.
Наступил последний раунд. Арабы были прижаты к стене.
- Сирия - против.
- Турция голосует против раздела.
Барак быстро прикинул итоги голосования. У арабов все еще был некоторый шанс. У них было уже двенадцать голосов, и еще один верный впереди.
Если теперь произойдет какое-нибудь непредвиденное изменение, все может пойти насмарку.
- Украина.
-За.
- Южно-Африканский Союз.
-За.
- Союз Советских Социалистических Республик. Вышинский встал.
- Союз Советских Социалистических Республик голосует за раздел.
-Соединенное Королевство Великобритании.
Весь зал затих. Британский делегат встал и бледный в лице посмотрел вокруг. В этот роковой час он стоял один. Страны Содружества покинули его. Франция - покинула тоже. США - и те покинули,
- Правительство Его Величества предпочитает воздержаться, - сказал англичанин срывающимся голосом.
- Соединенные Штаты Америки.
- Соединенные Штаты Америки голосуют за раздел. Все кончилось. Корреспонденты помчались к телефонам, чтобы оповестить весь мир о результатах голосования, как только проголосовала последняя делегация. Йемен дал арабам тринадцатый голос. Югославия воздержалась, считаясь со своим немалым мусульманским населением. Профессор Фабрегат, представитель Уругвая, и делегат Венесуэллы дали резолюции о разделе 32-ой и 33-ый голоса.
В Тель-Авиве началось безудержное ликование. Анализ результатов показал, что евреи одержали сокрушительную победу. У арабов было всего 13 голосов, из которых одиннадцать принадлежали арабским или мусульманским странам. Двенадцатый голос был голос Греции, полученный в результате шантажа. Тринадцатый принадлежал Кубе, единственному государству, которое арабам удалось убедить какими-то доводами.
Однако мужчины, добившиеся победы в Флэшинг-Мэдоу, были реалистами. Евреи ликовали в Тель-Авиве только временно. Бен Гурион и вожди Ишува знали, что для достижения государственной независимости требуется еще одно, даже еще большее, чудо, ибо на устах у всех арабов был один и тот же исступленный крик: "Долой жидов!".
Глава 2
Куатли, президент Сирии: Будем биться на смерть за Палестину! Каирская газета "Аль-Культа": Пятьсот тысяч иракцев готовятся к священной войне. 150.000 сирийцев хлынут через Палестинские границы, а могущественная египетская армия сбросит евреев в море, если они посмеют провозгласить независимость своего государства.
Джамиль Мардам, премьер-министр Сирии: Перейдем от слов к делу, братья мусульмане. Вставайте все и истребим сионистскую заразу.
Ибн-Сауд, король Саудовской Аравии: Нас пятьдесят миллионов арабов. Что страшного, если мы даже потеряем десять миллионов, чтобы уничтожить всех евреев? Игра стоит свеч.
Селех Гарб паша, вожак мусульманской молодежи: Обнажим мечи против евреев! Смерть жидам! Победа будет за нами!
Шейх Хасан аль Баннах, вождь мусульманского братства: Все арабы поднимутся, чтобы истребить евреев! Мы забьем море их трупами.
Акрам Яуитар, представитель иерусалимского муфтия:
Пятьдесят миллионов арабов будут драться до последней капли крови.
Хадж Эмин эль-Хуссейни, муфтий Иерусалима: Я объявляю священную войну, братья мусульмане! Бей жидов! Убивайте их до единого!
Ацам Паша, генеральный секретарь арабской лиги: Эта война - война на тотальное уничтожение; это будет гигантская резня, память о которой останется в веках, как память о монгольской резне.
Другие арабские руководители, арабская печать и радио, неистовствовали примерно в тех же выражениях в ответ на решение ООН о разделе Палестины.
Первого декабря 1947 года, назавтра после принятия резолюции ООН, доктор Халиди, возглавлявший Арабский исполнительный комитет в Палестине, провозгласил генеральную забастовку, в ходе которой разъяренная чернь бросилась громить все и вся. Они ворвались в еврейские торговые кварталы Иерусалима, грабили и жгли на глазах у британских войск, не принимавших никаких мер.
В Алеппо, в Адене, по всему арабскому миру, такие же банды врывались с вожаками во главе в еврейские кварталы и гетто, убивая мужчин, глумясь над женщинами и грабя все, что попадало под руку.
Вместо того, чтобы создать международные полицейские силы, которые обуздали бы громил, Объединенные Нации ограничивались созданием комитетов и бесконечными разговорами. Создавалось впечатление, что они в самом деле верили, будто раздела можно будет добиться без единого выстрела.
Евреи были большими реалистами. Правда, было достигнуто законное и бесповоротное основание для создания независимого еврейского государства, но если евреи намеревались провозгласить независимость своего государства после вывода британских войск из Палестины, им придется выдержать самим натиск арабских орд.
Мог ли народ, насчитывающий всего лишь полмиллиона душ, к тому же плохо вооруженный, устоять против ярости пятидесяти миллионов арабов? Им ведь придется иметь дело не только с арабами, проживающими в самой стране, не только с арабами, окружающими их со всех сторон, но и с армиями всех арабских государств.
Хаим Вейцман занялся мобилизацией сионистов всего мира на сбор средств для покупки оружия.
Барак Бен Канаан остался в Лейк-Саксесе, чтобы в качестве главы еврейской делегации драться за каждьй пункт проекта о разделе, а заодно искать оружие.
Теперь встал вопрос: "Провозгласят ли евреи свою независимость?"
Арабы не намеревались ждать до мая, чтобы получить ответ на этот вопрос. Хотя они и сдерживали свои армии, но они принялись создавать всевозможные "Армии освобождения", состоявшие якобы из добровольцев, и доставляли горы оружия палестинским арабам.
Хадж Эмин эль-Хусейни, бывший слуга нацистов, снова оказался у дел. Он разбил свой штаб в Дамаске. Деньги для палестинских "добровольцев" вымогали у всего арабского населения Ближнего Востока. Кавуки, разбойник с большой дороги, который находился на службе у Муфтия во время беспорядков 1936-39 гг., был снова возведен в чин "генералиссимуса". Кавуки пришлось бежать из Ирака, когда была раскрыта его роль в заговоре, имевшем целью сдать Ирак гитлеровцам. Он провел годы войны в Германии, женился там, и только благодаря покровительству англичан его, как и самого муфтия, не судили как военного преступника.
Агенты Кавуки облазили все злачные места Дамаска, Бейрута и Багдада, мобилизуя там подонков: воров, убийц, разбойников с большой дороги, контрабандистов, промышляющих наркотиками и живым товаром, и все это сборище он красочно назвал "Войсками Ярмука", в честь победы, одержанной арабами у этой реки столетия назад. Этих добровольцев" Кавуки обучали другие "добровольцы" - офицеры сирийской армии. Тотчас эти вооруженные бандиты начали просачиваться через ливанскую, сирийскую и иорданскую границу в арабские села Палестины. В качестве главной базы они выбрали город Наблус, расположенный в Самарии, в местности, населенной преимущественно арабами, к северу от Иерусалима.
Тем временем евреи по-прежнему остро нуждались в оружии. Англичане продолжали блокировать Палестинское побережье. Они даже отказывали во въезде иммигрантам, содержавшимся в лагерях на Кипре, где агенты Алии Бет проводили военное обучение усиленными темпами. Агенты Ишува рыскали по всему миру, отчаянно пытаясь достать оружие.
И тут евреям был нанесен страшный удар: Соединенные Штаты Америки наложили эмбарго на поставку оружия всему Ближнему Востоку. Это эмбарго, напоминавшее бойкот республиканской Испании, боровшейся против Муссолини и Гитлера, в действительности оказывало арабам неоценимую услугу, так как они могли достать оружия сколько угодно.
Когда фронты определились, Еврейский Национальный Совет оказался перед печальным фактом, что в его распоряжении был, в сущности, один только Палмах, насчитывавший примерно четыре тысячи хорошо обученных и вооруженных бойцов. Маккавеи могли поставить под ружье еще тысячу, но рассчитывать на них можно было только частично.
Все же Авидан мог рассчитывать еще на что-то. У Хаганы были в запасе несколько тысяч мужчин, которые воевали в рядах британской армии во время Второй Mировой войны. Кроме того, у него была сельская оборона созданная за два десятка лет. И он располагал хорошей разведкой. Противник же располагал почти неограниченными ресурсами в людской силе и оружии, и его сила росла с каждым днем благодаря проникновению в страну кровожадных банд Кавуки. У арабов был по крайней мере один талантливый военачальник, а именно Абдель Кадер, племянник Иерусалимского муфтия.
Ко всему этому англичане подливали еще масло в огонь. Уайтхолл надеялся, что Ишув взмолится о помощи; откажется от раздела и попросит англичан остаться. Hо евреи и не думали просить помощи на таких условиях.
Теоретически англичане должны были при выводе своих войск передавать крепости Тагарта той стороне, население которой преобладало в том или ином районе. Однако, выводя свои войска из одного района за другим, британское командование часто передавало эти ключевые позиции не евреям, а арабам даже в тех случаях, когда население было преимущественно еврейское.
Вскоре в рядах "Войска Ярмука" и других "добровольческих армий" стали появляться бывшие солдаты гитлеровской армии. Впервые за все время своего существования Хагана сбросила маску, когда евреи объявили всеобщую мобилизацию,
Долго ждать не пришлось, арабы открыли огонь. В Хульской долине жители арабских сел обстреляли при поддержке бандитов коллективные села Эйн-Зейтим, Бирия и Амиад. Но это были лишь одиночные выстрелы из-за угла и атака была без труда отбита.
Враждебные действия нарастали с каждым днем. На дорогах то и дело устраивались засады, так что вскоре еврейский транспорт, жизненно важный для Ишува, подвергался опасности каждый раз, когда приходилось проезжать арабскую деревню.
В городах враждебные действия носили даже более воинственный характер. В Иерусалиме в воздухе постоянно носилась гарь от зажигалок. Арабы вели огонь со священных крепостных стен Старого города, и весь город был разбит на фронтовые участки, сообщение между которыми было смертельно опасным. На улицах, соединяющих Тель-Авив и Яффу, появились баррикады и снайперские позиции.
Хуже всего было в Хайфе. Мстя за рейды Маккавеев, арабы устроили погром на нефтеочистительном заводе, где работали и арабы, и евреи, и около пятидесяти евреев погибло.
Абдель Кадар сумел организовать арабов гораздо лучше, чем Кавуки и Сафват на севере. Оперируя в окрестностях Иерусалима, Кадар разработал план, основанный на том, что ни палестинские арабы, ни банды диверсантов не состоянии организовать продолжительные атаки. Кадар понимал также, что евреи будут стоять на смерть у каждого поселения. Ему нужны были легкие победы, чтобы воодушевить народ. Поэтому Кадар придерживался убийственной тактики: во-первых, он делал все, чтобы отрезать еврейские селения и довести жителей до изнеможения, а во-вторых, он организовывал молниеносные нападения на транспорт.
Тактика Кадара оказалась эффективной. У арабов была полная свобода передвижения, в то время как евреям приходилось удерживать свои позиции. День за днем все больше и больше еврейских сел попадали в осаду. Абдель Кадар сосредоточил усилия на Иерусалиме.
Дорога из Тель-Авива в Иерусалим шла по опасным горам Иудеи, где чуть ли не на каждом шагу были арабские деревни. Арабы располагали таким образом рядом ключевых высот. Кадар поставил себе целью обречь на голод стотысячное еврейское население Нового Иерусалима. Это был бы решающий удар по Ишуву. В противовес этой тактике евреи стали конвоировать автоколонны бронемашинами.
Тем не менее конвои были уязвимы, и вся дорога в Иерусалим была усеяна обломками машин, выведенных из строя. В самом Иерусалиме начало не хватать продовольствия, людям приходилось ездить в бронированных автобусах, а дети играли в радиусе действия снайперских винтовок.
Руководители Ишува потребовали от англичан обеспечить безопасность шоссе Тель-Авив - Иерусалим, основываясь на том, что бесчеловечно обрекать мирное население на голод. Англичане отклонили эту просьбу. Благодаря быстрым операциям под началом умелого полководца арабы оттеснили Ишув в самом начале конфликта на весьма невыгодные позиции. Хагана распорядилась превратить каждый кибуц и мошав в небольшой Тобрук. Евреи заплатили за свою страну кровью, и если арабы попытаются отнять у них страну, они заплатят за это кровью же.
Бои на дорогах открыли первый этап войны. Вопрос о том, провозгласят ли евреи независимость своего государства или нет, по-прежнему висел в воздухе.
Ари медленно поправлялся после ранения. Это ставило Авидана в трудное положение, так как он хотел назначить Ари на пост командующего одной из бригад Пальмаха. Таких бригад было три: бригада "Ханита" - "Копье", - которая действовала в Галилее, Горная бригада в Иудее, и "Крысы пустыни", действовавшие на юге.
Командирами Палмаха - вплоть до бригады - были молодые люди, не старше тридцати лет, часто своевольные, и они считали Пальмах отборным войском. Подавляющую часть Пальмаха составляли юноши и девушки из кибуцов. Они во всем были кибуцниками, они оставались ими и в армии. Они нередко находились в оппозиции к национальному совету по политическим вопросам, и нередко не признавали даже авторитет Хаганы.
Ари Бен Канаан был старше умом, чем годами. Он понимал необходимость придерживаться единой тактики и выполнять приказы, а не делать что на ум взбредет. Его дисциплинированность и умение координировать действия делала его кандидатуру в командиры Пальмаха весьма желательной, но Ари еще недостаточно поправился, чтобы взвалить на него этот груз. Каждая бригада действовала на обширной и трудно проходимой территории. Условия в Пальмахе были очень тяжелые, а у Ари нога была далеко не в порядке.
Авидан назначил Ари командиром Хаганы в одном из жизненно важных пунктов Палестины, а именно в его родной долине Хулы. Вверенный ему район тянулся от северного берега Тивериадского озера, включая и Сафед, вдоль Хульской долины и вплоть до узкой полосы, вклинившейся между сирийской и ливанской границами. Чуть дальше к югу, у реки Ярмук, была граница Иордании, тpeтьего арабского государства,
Район Ари был основной лазейкой для диверсантов Кавуки. Если начнется настоящая война, и арабские армии нападут на Палестину, они вне всякого сомнения нападут в первую очередь на долину Хулы. Они попытаются напасть на долину со всех сторон, соединиться здесь и превратить долину Хулы в плацдарм для захвата всей Галилеи, а также для того, чтобы ударить между Хайфой и Тель-Авивом и таким образом разрезать силы евреев надвое.
В районе Ари было полтора десятка старых кибуцов, несколько мошавов и поселений, (в том числе и его родной Яд-Эль), жители которых вполне могли справиться с диверсантами и даже с местными арабами. Села, расположенные в самой долине, лежали так близко друг к другу, что отрезать их и устроить осаду арабы вряд ли смогут.
Иначе обстояло дело в горах близ ливанской границы. Здесь Форт-Эстер был ключевой позицией. По договоренности с англичанами, эту крепость должны были передать Ари Бен Канаану, так как в долине Хулы преобладало еврейское население. Имея в своих руках Форт-Эстер, Ари мог бы отлично контролировать границу.
Ари разбил свой штаб в центральном кибуце Эйн-Ор - Источник света, - в создании которого когда-то приникал участие его дядя Акива. У него было несколько сот пальмахников из бригады "Ханита". Его ближайшими помощниками были Давид, Зеев Гильбоа и Иоав Яркони. Местные организации Хаганы в каждом населенном пункте были довольны сильными: охват был стопроцентный, и люди хорошо обучены.
Узким местом был острый недостаток оружия, от которого страдал весь Ишув. Каждый день командиры с мест приставали к нему с требованием оружия. У него не было оружия. Его не было и у Авидана.
В районе Ари было два особо уязвимых места: Ган-Дафна и Сафед. Ари думал, что если только Форт-Эстер будет передан ему, он как-нибудь справится с обороной молодежного села. До тех пор, пока дорога в Ган-Дафну, ведущая через Абу-Йешу, была открыта, селу не угрожала опасность.
Хуже было с Сафедом. В сущности, ни одна местность нe доставляла командиру Хаганы столько хлопот, сколько доставлял Сафед Ари Бен Канаану. Когда евреи приняли решение отстаивать каждый населенный пункт любой ценой, они сделали ряд исключений. Сафед был одним из этих исключений.
Город Сафед был словно остров, окруженный морем арабских сел, в которых проживало не меньше сорока тысяч человек. Большинство жителей Сафеда состояло не из кабалистов, которые ничего не понимали в военном деле. Хагана располагала во всем городе всего лишь двумястами годных к несению оружия мужчин, которым противостояли свыше двух тысяч местных арабов и диверсантов.
Муфтий избрал Сафед одной из своих первоочередных целей. В город просочились несколько сот хорошо вооруженных диверсантов, которые только и ждали вывода английских войск.
Расположение зданий в самом городе было для евреев еще более невыгодным. Все три ключевые позиции попадут в руки арабов: полицейский участок, расположен прямо над еврейским кварталом, старая крепость наверху и крепость Тагарта на горе Канаан - все предполагалось передать арабам.
Оружия у арабов было достаточно даже в том случае если бы воевать пришлось месяцами. У евреев было: сорок винтовок, сорок два самодельных самострела, один пулемет, одна мелкокалиберная пушка да несколько сот самодельных гранат. Этого оружия даже для ста человек не хватало.
Положение Сафеда было до того безнадежным, что англичане даже убеждали Ари позволить им эвакуировать евреев из города.
Ремез, хозяин гостиницы и командир Хаганы в городе, нервно шагал по кабинету Ари. Сатерлэнд спокойно сидел в углу и дымил сигарой.
Я тебя слушаю, - сказал Ари наконец.
Ремез уперся рукой о письменный стол.
- Мы решили остаться в городе, Ари. Будем драться до последнего. Мы это решили твердо.
- Что ж, я рад.
- Только давай оружие.
Ари гневно вскочил. Двадцать раз на дню ему приходилось слышать это "давай оружие".
Сатерлэнд, молитесь Христу; ты, Ремез, молись Конфуцию, а я помолюсь Аллаху. Может, тогда винтовки посыпятся на нас, как манна небесная.
- Вы доверяете майору Хоксу? - спросил Сатерлэнд имея в виду начальника британского гарнизона.
- Хокс всегда относился к нам дружественно, - ответил Ари.
- В таком случае, - продолжал Сатерлэнд, - может быть, вам следовало бы послушаться его совета. Он гарантирует вам свою помощь при эвакуации Сафеда. В противном случае он гарантирует, что как только он выведет свои войска, в городе начнется чудовищная резня. Ари сделал глубокий вздох.
- Хокс не сказал, когда он собирается вывести свои войска?
- Нет, он еще сам не знает.
- Покуда Хокс в Сафеде, мы в относительной безопасности. Арабы не посмеют затеять что-нибудь серьезное, пока англичане в городе. А там, может быть что-нибудь изменится к лучшему еще до того, как они уйдут.
- Хокс, возможно, и неплохой парень, но ведь приказ есть приказ, - сказал Сатерлэнд.
- Арабы уже стреляют из засады, нападают на автоколонны, - сказал Ремез.
- Вот как? - с издевкой сказал Ари. - А ты уж сразу в кусты?
- Ари, - с обидой в голосе ответил Ремез. - Я родился в Сафеде. Я прожил здесь всю жизнь. Я до сего дня помню улюлюканье, которое доносилось до нас из арабских кварталов в 1929 году. Мы не представляли, что это значит, пока обезумевшая толпа не обрушилась на наши дома. Это были наши друзья, но они обезумели.
Я как сейчас вижу, как бедных кабалистов выволакивали на улицу и снимали им головы. Я был тогда мальчиком. То же улюлюканье мы снова услышали в 1936 году... на этот раз знали, что это такое. Три года подряд мы спасались в турецкой крепости всякий раз, когда в арабском квартале слышался шум. Теперь мы никуда не побежим. На этот раз мы останемся. Старики, и те никуда не побегут. На этот раз мы не дадимся так легко, можешь поверить мне на слово, Ари... Но всему ведь есть предел. Мы все сделаем, но нам надо помочь кое-чем.
Ари пожалел, что говорил с Ремезом таким обидным тоном. Решение остаться в Сафеде требовало большого мужества.
- Вернись в город, Ремез. Старайтесь хранить порядок и спокойствие. Ты можешь положиться на Хокса: пока он в городе, он не выпустит власти из рук. А я обещаю снабжать вас чем смогу в первую очередь.
Когда все ушли, Ари сел за стол, и на лице у него заходили желваки. Что делать? Может быть, ему удастся выделить пятьдесят человек пальмахников, когда англичане уйдут. Все-таки лучше, чем ничего. А вообще ничего делать нельзя. Таких Сафедов в стране - штук двести. Пятьдесят человек - в одно место, пятьдесят - в другое. Если бы Кавуки, Сафват и Кадар знали, до чего положение отчаянное, они бы обрушили лобовые атаки со всех сторон на Палестину. Если бы начались такие атаки, их просто нечем было бы остановить. Ари все время боялся, что первая такая атака, если арабы ее начнут, тут же покажет им, до чего бедственно положение евреев в смысле оружия, и это неминуемо приведет к катастрофе.
Давид Бен Ами, только что вернувшийся из поездки по населенным пунктам, расположенным на самом севере, вошел в кабинет.
- Шалом, Ари, - сказал он. - Я встретил Ремеза и Сатердэнда у ворот. Ремез совсем нос повесил.
- И не без оснований. Ну, что новенького?
- Арабы начали обстреливать из засад Кфар-Гилади и Метуллу. В Кфар-Шолде опасаются, как бы сирийские силы не принялись шкодничать тоже. Все окопались, вокруг детских учреждений всюду построены укрепления. Все просят оружия.
- Оружия! ... И это ты называешь новостью? Давай лучше о другом. Где засели снайперы?
- В Аате.
- О, у меня с Аатой старые счеты, - сказал Ари. Как только англичане уйдут, придется ударить по ней первой. Еще когда я был мальчиком и отвозил зерно на мельницу, они пытались избить меня. С тех пор они рады любому случаю, чтобы снова полезть в драку. Пожалуй половина людей Кавуки просачиваются к нам именно через Аату.
Или через Абу-Йешу, - ответил Давид.
Ари сердито посмотрел на него. Давид знал, что это больное место Ари.
- У меня есть друзья в Абу-Йеше, на которых можно положиться, - сказал Ари.
- В таком случае они, вероятно, уже сказали тебе, что диверсанты просачиваются через Абу-Йешу.
Ари ничего не ответил.
- Ари, ты не раз говорил, что я проявляю слабость, когда позволяю чувству взять верх над рассудком. Я знаю, насколько эти люди близки твоему сердцу, но тебе нужно пойти к ним и поговорить с мухтаром.
Ари встал и зашагал по кабинету.
- Хорошо, я поговорю с Тахой.
Давид взял донесения, которые лежали на письменном столе Ари, пробежал их глазами и положил обратно на стол. Он тоже зашагал, затем остановился у окна, выходящего на юго-восток, в сторону Иерусалима. Его лицо было грустно.
Ари похлопал его по плечу.
- Ничего, все образуется. Давид медленно покачал головой.
- Положение в Иерусалиме становится все более отчаянным, - глухо произнес он. - Конвои подвергаются почти беспрерывным нападениям. Если так пойдет дальше, в городе через пару недель начнется голод.
Ари знал, как действовала на Давида осада его любимого города.
- Тебе, конечно, хотелось бы податься в Иерусалим.
- Да, - ответил Давид, - но я не оставлю тебя одного.
- Если надо, то я тебя, конечно, отпущу.
- Спасибо, Ари. А ты справишься, сам-то?
- Конечно, справлюсь, ... как только эта проклятая нога перестанет мне досаждать. Пойми меня правильно, Давид: вообще-то мне не хотелось бы отпускать тебя.
- Я останусь, пока ты выздоровеешь.
- Спасибо. Кстати, ты уже давно, кажется, не виделся с Иорданой.
- Да вот уже несколько недель.
- Почему бы тебе не податься завтра в Ган-Дафну и не познакомиться там с положением? Побыл бы там несколько дней и хорошенько все обследовал.
Давид улыбнулся.
- Агитатор из тебя что надо.
В дверь кабинета Китти Фрэмонт постучали. Входите, пожалуйста, - сказала она.
В кабинет вошла Иордана Бен Канаан.
- Мне хотелось поговорить с вами, миссис Фрэмонт если вы не слишком заняты.
- Что ж, поговорим.
- Сегодня утром к нам приедет Давид Бен Ами проверять оборонительные позиции. После этого мы созовем заседание штаба.
- Я приду, конечно, - ответила Китти.
- Миссис Фрэмонт. Мне хотелось бы сказать вам еще вот что до заседания. Как вы знаете, меня назначили командиром Ган-Дафны, так что в будущем нам придется работать с вами в тесном сотрудничестве. Так вот, я хотела бы заверить вас, что я полностью доверяю вам. Больше того, я считаю, что это большое счастье для Ган-Дафны, что вы здесь.
Китти удивленно посмотрела на Иордану.
- Я убеждена, - продолжала Иордана, - что интересы дела только выиграют, если мы не позволим личным чувствам влиять на наши действия.
- Я думаю, что вы правы.
- Очень хорошо. Я рада, что мы договорились об этом.
- Иордана... скажите, каково наше положение здесь?
- Нельзя сказать, чтобы особо опасное. Конечно, мы будем чувствовать себя в гораздо большей безопасности когда Форт-Эстер передадут Хагане.
- А если произойдет что-нибудь непредвиденное, и Форт-Эстер достанется арабам? И... допустим дальше, что дорогу через Абу-Йешу закроют?
- Тогда, конечно, будет очень и очень неприятно.
Китти встала и зашагала по кабинету.
- Поймите меня, пожалуйста. Я отнюдь не хочу совать свой нос в военные дела, но если смотреть на дело реалистически - мы здесь можем оказаться в осаде.
- Такая возможность не исключена, - ответила Иордана.
- У нас тут много детей. Не лучше ли будет эвакуировать крошек, а заодно и детей младшего возраста.
- А куда их эвакуировать?
- Не знаю. Куда-нибудь, где не так опасно: в кибуц какой-нибудь, или в мошав.
- Я тоже не знаю, миссис Фрэмонт. "Кибуц, где не так опасно" - понятие относительное. Вся страна насчитывает в ширину меньше пятидесяти миль. Нигде нет безопасного кибуца. С каждым днем в осаду попадают все новые и новые населенные пункты.
- Тогда, может быть, в город?
- Иерусалим почти полностью отрезан. Бои в Хайфе, а также между Тель-Авивом и Яффой - самые тяжелые в стране.
- Выходит... некуда эвакуировать-то?
Иордана ничего не ответила. Ответа и не требовалось.
Глава 3
КАНУН РОЖДЕСТВА 1947 ГОДА
Стояла слякоть, было холодно, и первые хлопья снега носились над Ган-Дафной. Китти быстро шла по газону к своему коттеджу. Вокруг рта от дыхания образовались облачка пара.
- Шалом, геверет Китти, - поздоровался с нею доктор Либерман.
- Шалом, доктор.
Она быстро взбежала по ступенькам и вошла в коттедж, где было тепло и где Карен приготовила горячий чай.
- Бррр, - воскликнула Китти, - прямо мороз на улице.
Комната была очень мило убрана. Карен украсила ее желудями, кружевами, а главное - воображением. Она даже выпросила разрешение срезать одну из драгоценных маленьких елочек, которую она тоже украсила клочками из цветной бумаги.
Китти села на кровать, сняла туфли и надела меховые шлепанцы. Чай был на редкость вкусный.
Карен стояла у окна и смотрела на тихо падающие хлопья снега.
- По-моему, ничего нет лучше на свете, чем первый снег, - сказала она.
- Вряд ли он тебе покажется таким уж хорошим, если нам еще уменьшат норму топлива.
- Я целый день вспоминала Копенгаген и Ханзенов. Рождество в Дании чудесное. Ты видела, какую посылку они мне прислали?
Китти подошла к девушке, обняла ее за плечи и прикоснулась губами к ее щеке.
- Рождество навевает на людей грусть.
- Ты очень одинока, Китти?
- С тех пор как не стало Тома и Сандры, я старалась не думать о Рождестве. Теперь вот снова радуюсь.
Я надеюсь, ты искренне рада, Китти. Да, я счастлива... хотя несколько по-другому.
Мне стало ясно, что нельзя быть хорошим христианином, не будучи, хотя бы в душе, также евреем. Всю жизнь я делала то, делала другое, а все мне чего-то не хватало. Теперь я впервые в состоянии давать без ограничений или надежды на то, что мне воздается.
- Знаешь, что я тебе скажу? Я не могу говорить об этом с другими, потому что они меня не поймут, но я чувствую себя здесь очень близкой к Христу, сказала Карен.
- Я тоже, моя дорогая.
Карен взглянула на часы и вздохнула. Надо поужинать сегодня раньше: мне сегодня ночью в аул.
- Хорошенько одевайся. На улице очень холодно. У меня тут работа кое-какая. Я буду тебя ждать.
Карен переоделась в неуклюжую теплую одежду. Китти собрала волосы девушки в узел, прежде чем надеть ей похожую на чулок коричневую шапку Пальмаха, закрывающую уши.
Внезапно с улицы донеслось пение.
- Это еще что такое? - спросила Китти.
- Это для тебя, - улыбнулась Карен. - Они тайно доучивали эту песню целых две недели.
Китти подошла к окну. Пятьдесят ее детей стояли у коттеджа, держа свечи в руках, и пели рождественскую песню.
Китти накинула пальто и вышла с Карен к калитке. Позади детей, метров на шестьсот ниже, в долине мерцали огни сел. Из соседних домов то и дело выглядывали любопытные лица. Китти не разбирала слов, но мелодия песни была очень старая.
- С праздником, Китти, - сказала Карен.
У Китти по лицу текли слезы.
- Я никогда не думала, что мне доведется когда-нибудь услышать рождественскую песню в еврейском исполнении. Это самый прекрасный рождественский подарок, который я когда-либо получала в жизни.
Карен назначили в караул в один из внешних окопов под Ган-Дафной. Она вышла из села, затем пошла вдоль шоссе, пока не дошла до позиций, вид на всю долину.
- Стой!
Она остановилась.
- Кто идет?
- Карен Клемент.
- Пароль?
- Хаг самеах. (Веселого праздника). Карен сменила постового, спрыгнула в окоп, зарядила обойму в винтовку, щелкнула затвором и натянула варежки.
Хорошо стоять на посту, подумала Карен. Она посмотрела сквозь колючую проволоку в сторону Абу-Йеши Хорошо быть здесь одной, ни о чем не думать и только смотреть вниз на долину Хулы. По тихому зимнему воздуху до Карен доносились слабые обрывки песни, которую пели дети у коттеджа Китти. Какая чудесная рождественская ночь!
Вскоре песня стихла и кругом воцарилась глубокая тишина. Снег все усиливался, и горы словно укрылись белым покрывалом.
За спиной у Карен раздался шорох в перелеске. Она спокойно обернулась и стала вглядываться в темноту. Что-то там двигалось. Она замерла и продолжала вглядываться. Точно! Кто-то двигался между деревьями. Bот тень... может быть, голодный шакал, подумала она.
Карен спустила предохранитель, подняла винтовку и прицелилась. Тень подходила все ближе,
- Стой! - резко крикнула она.
Тень остановилась.
-Пароль?
- Карен! - раздался голос.
Дов!
Она выскочила из окопа и пустилась бежать по снегу ему навстречу, он побежал тоже, и вот они уже в объятиях друг друга.
- Дов! Дов! Неужели это ты?
Они вместе спустились в окоп, она напрягала зрение, чтобы увидеть его лицо.
- Дов, как же это может быть? У меня просто нет слов...
- Я приехал еще час назад, - сказал он. - Я ждал у твоего дома, потом пошел за тобой следом.
Карен пугливо оглянулась.
- Тебе надо быть осторожным. А что если англичане тебя поймают?
Не беспокойся, Карен, все в порядке. Ничего англичане сделать мне уже не могут.
Ее пальцы дрожали, когда она стала его ощупывать.
- Дов, ты замерз весь. На тебе нет даже свитера. Ведь голодно как!
- Ничего... мне хорошо.
Снег все продолжал падать в окоп, но вдруг луна вышла из-за туч, и они увидели друг друга.
- Я скрывался в пещерах за Мишмаром.
- Я знаю.
- Я... я думал, ты уехала в Америку.
- Мы не смогли уехать.
- Ты, наверно, удивляешься, Карен, зачем я сюда пришел... Я... мне хочется вернуться в Ган-Дафну, но я тогда унес несколько часов и колец; они, верно, думают, что я вор.
- О, нет, Дов. Главное - ты жив и здоров.
- Так вот, ... я за все расплачусь.
- Это не имеет никакого значения. Все уже давно забыли.
Дов сидел в окопе, низко опустив голову.
- Все дни, пока я сидел в тюрьме в Акко и скрывался в пещерах, я много думал. Дов, - говорил я себе, - никто на тебя не злится. Ты сам на себя злишься. Когда я тебя потом увидел в тюрьме, я сказал себе... я подумал, что не хочу больше умирать. Ни умирать, ни убивать.
- О, Дов...
- Карен... у меня никогда не было другой девушки. Я это сказал просто так, ... чтобы ты уехала.
- Я знаю.
- Неужели ты это все время знала?
- Я заставила себя поверить, Дов, потому что я хотела верить, что я тебе не безразлична.
- Вот это мне всего больше нравится в тебе, Карен. Ты можешь заставить самое себя поверить в то, во что ты хочешь верить, а заодно и меня. Я хотел вернуться в Ган-Дафну и стать таким, чтобы ты могла гордиться мной. Мне хотелось, чтобы ты гордилась мной, хоть я и думал, что ты уехала.
Карен опустила глаза.
- Нет того на свете, чего я не сделаю ради тебя, - шепнул он.
Она подняла руку и дотронулась до его щеки.
- Дов, ты весь окоченел. Иди, пожалуйста, домой. Китти ты можешь рассказать все - она все знает о нас и понимает. Как только я отстою смену мы пойдем с тобой к доктору Либерману. Будь осторожен. Пароль сегодня - "Веселого праздника".
- Карен, я так много думал о тебе все это время. Я никогда ничего дурного больше не сделаю, ничего такого, что доставит тебе боль.
- Я это знаю.
- Тогда разреши мне поцеловать тебя.
- Пожалуйста.
Они робко и неуклюже прикоснулись губами друг к другу.
- Я тебя люблю, Карен, - вырвалось у Дова, и он сломя голову понесся к поселку.
- "Международное право", - гневно сказал Барак Бен Канаан представителю Соединенных Штатов, - это то, чем злодей пренебрегает, а добродетельный отказывается настоять силой.
Правда, от бесед, даже очень умных, теперь уже мало зависело. Если евреи возьмут и провозгласят 15 мая свою независимость, они окажутся совершенно одни перед армиями семи арабских государств.
Диверсанты Кавуки и палестинские арабы, которыми командовали Сафват и Кадар, усиливали нажим.
Наступил решающий 1948-ой год.
Уже в первые месяцы арабы стали наглее. Враждебные действия все усиливались по мере того, как англичане ликвидировали гигантскую военную машину и оставляли одну позицию за другой.
ГАЛИЛЕЯ.
Диверсанты окружили кибуц Манара, расположенный высоко в горах у самой ливанской границы. Они отрезали еще полдесятка еврейских населенных пунктов.
Арабы обрушили пять прямых атак на Эйн-Зейтим - Источник маслин, - но все атаки были отбиты.
Зашевелились и жители сирийских сел. Они перешли палестинскую границу и напали на кибуц Дан и Кфар-Шольд, расположенные недалеко от северной границы. Майор Хокс, командующий английскими войсками на севере страны, выделил несколько отрядов, которые помогли прогнать сирийцев назад через границу.
Арабы из Ааты, при поддержке жителей сирийских сел и диверсантов, совершили нападение на Лагавот-Хабашан - Пламя Башанских гор.
Подвергся нападению также Рамат-Нафтали, названный так в честь одного из колен древнего Израиля.
В ожидании того, что майор Хокс вот-вот выведет войска из Сафеда, арабы усиливали свои боевые операции. Уже сказывались результаты блокады города кабалистов: не хватало продовольствия и воды. Только под прикрытием англичан можно было доставить что-нибудь в еврейские кварталы.
ХАЙФА
Хайфский порт, один из крупнейших на Ближнем Востоке, был в центре внимания обеих сторон. Пока район порта находился в руках англичан, так как он был жизненно важен для вывода войск.
Хайфа была одним из немногих мест в Палестине, где еврейские позиции были расположены вверху, над арабскими, а именно - на горе Кармель. Командующий английскими войсками в районе Хайфы не скрывал своих симпатий к арабам и все время оттеснял евреев с выгодных позиций.
Маккавеи скатывали бочки со взрывчаткой вниз по склонам Кармеля в арабский квартал. Евреям удалось также задержать огромный транспорт оружия из Ливана и ликвидировать арабского командира.
Деловые отношения между обеими частями города были полностью прекращены. Амин Азаддин, офицер Арабского Легиона, прибыл в город, чтобы возглавить растущие силы диверсантов.
Англичане ставили евреям препятствия на каждом шагу, позволяя арабам набрать достаточно сил для нападения на район Кармеля.
САРОНСКАЯ ДОЛИНА.
Эта долина, расположенная в центре страны, поле битвы крестоносцев в Средние века, была самым густонаселенным еврейским районом. К востоку от нее находилась Самария, самый густонаселенный арабский район, известный под названием "Арабского Треугольника". Хотя положение в этом районе и было напряженным, но район был относительно спокоен.
ТЕЛЬ-АВИВ - ЯФФО.
Район, соединяющий эти два соседних города, превратился в поле сражения. Улицы постоянно патрулировались, ежечасно возникали уличные бои. Маккавеи заняли свое место в рядах Хаганы. Обе стороны нападали друг на друга. Арабы превратили минарет в наблюдательный пункт, а британские войска не давали евреям атаковать мечеть.
ЮГ.
На огромных просторах Негева были лишь считанные еврейские населенные пункты. К тому же они были изолированы друг от друга. Арабы располагали там двумя большими базами: Беер-Шевой и Газой, известной еще со времен библейского Самсона. Арабы запросто могли блокировать еврейские селения и обречь их на голодную смерть. Евреям, правда, удавалось удерживать свои позиции, но арабы в этом районе особенно обнаглели, и положение становилось с каждым днем все более опасным. В эти дни возникли еврейские Военно-Воздушные силы. Они состояли из двух "Пайперов", которые служили в основном для связи. Еще один "Пайпер" сел в осажденном Иерусалиме. Вскоре "Пайперы" стали выполнять настоящие боевые задания, сбрасывая гранаты из окошек.
ИЕРУСАЛИМ.
Абдель Кадар все туже стягивал петлю вокруг еврейской части Иерусалима. Баб-эль-Вад, извилистое и легко уязвимое шоссе, петляющее по горам Иудеи, было блокировано намертво. Пробраться можно было только большими конвоями, и то очень дорогой ценой. Англичане упорно отказывались обеспечить безопасность на дорогах.
К югу от Иерусалима у евреев было четыре населенных пункта в горах Хеврона по дороге в Бетлехем. Эти четыре селения, где жили религиозные евреи, были известны под названием "Гуш-Эцион". Они были так же уязвимы, как и Сафед. Район Эциона был полностью отрезан от еврейской Палестины. Вдобавок Арабский легион Трансиордании, Являющийся составной частью британской армии, блокировал под этим предлогом дорогу, соединяющую эти селения с Иерусалимом.
В самом городе нехватка продовольствия и воды достигла предела. Бомбы, обстрел из засады, езда только в бронированных машинах и открытые бои стали повседневным явлением.
Дело дошло до того, что арабы устроили засаду, перехватывали автоколонну Красного Креста, следовавшую из медицинского центра "Гадасса" на горе Скопус, убили и зверски разрубили на части семьдесят семь безоружных еврейских врачей, медсестр и научных работников. Английские войска по-прежнему никаких мер не принимали.
Зеев Гильбоа доложил Ари, что он готов принять из рук англичан Форт-Эстер.
- Мы хоть сейчас можем выехать, - сказал Зеев.
- Очень хорошо. Сейчас и отправляйтесь. Майор Хокс сообщил, что он передаст крепость в четырнадцать ноль-ноль. Послушай, говорят, Лиора у тебя снова забеременела?
- Точно.
- Придется мне лишить тебя увольнительных, раз ты не можешь без этого, улыбнулся Ари.
Зеев выбежал из штаба, прыгнул в кабину грузовика, включил мотор и поехал в кибуц Эйн-Ор. Двадцать пальмахников, парни и девушки - должны были занять Форт-Эстер. Зеев поехал сначала по главному шоссе, затем свернул на узкую горную дорогу, ведущую к ливанской границе и к Форт-Эстер.
Зеев вспоминал свою последнюю побывку дома, в кибуце Сде-Шимшон - Поле Самсона. Лиора сообщила ему, что скоро родит снова. Он ужасно обрадовался. До армии Зеев был пастухом... но когда это было! Какое будет счастье - взять своих сыновей и облазить с ними горы, где будут пастись стада его овец...
Зеев резко оборвал свои мечты: до этого еще далеко. Вот они получат из рук англичан Форт-Эстер, тогда нужно будет первым долгом снять осаду кибуца Манара, организовать патрули вдоль границы, чтобы положить конец проникновению диверсантов.
Бетонная крепость возвышалась над всей долиной Хулы. Конечно, будет большое облегчение, когда над ней будет развеваться флаг со звездой Давида.
Ребята в кузове начали распевать песни, пока грузовик петлял по извилинам узкой горной дороги. Зеев посмотрел на часы. До назначенного срока оставалось пятнадцать минут. Он взял последний поворот. В отдалении виднелось огромное бесформенное здание крепости. Внизу белело в седловине арабское село Абу-Йеша, а над ним утопающее в зелени плато Ган-Дафны.
Метров за сто до Форт-Эстер, Зеев почувствовал в воздухе что-то неладное. Он уменьшил скорость и высунул голову из кабины. Если англичане собираются передать им крепость, почему нет никакого движения? Зеев посмотрел вверх в сторону крепостной башни. Над ней развевался флаг диверсантов Кавуки. Не успел он разглядеть флаг, как из Форт-Эстер раздался первый залп.
Зеев резко затормозил, свернув на обочину.
- Полундра!
Ребята спрыгнули с машины и бросились врассыпную. Машина была охвачена пламенем. Зеев отступил со своими людьми назад, собрал их, когда они вышли из радиуса действия орудий, и ускоренным маршем направился вниз, в кибуц Эйн-Ор.
Узнав, что Форт-Эстер сдан арабам, Ари немедленно помчался в Сафед, где на горе Канаан стояла Тагартова крепость.
Он с ходу бросился в кабинет майора Хокса, командовавшего британскими войсками в этом районе. Это был рослый, смуглый мужчина с явными следами бессонницы на лице.
- Иуда! - бешено зашипел на него Ари.
- Я тут ни при чем, - смущенно оправдывался Хокс. - Верьте слову.
Нет, не верю; вам я подавно не поверю.
Хокс обхватил голову руками.
- Вечером мне позвонили в десять часов из генштаба в Иерусалиме. Приказали немедленно покинуть Форт-Эстер.
- Вы должны были предупредить меня.
- Я не мог, - пробормотал Хокс. - Нельзя было. Я человек военный, Бен Канаан. Я... я всю ночь глаз не сомкнул. Сегодня утром я позвонил в Иерусалим и просил, чтобы мне разрешили вернуть Форт-Эстер.
Ари окинул майора презрительным взглядом.
Вы можете думать обо мне, что хотите...
Ари не сводил с него взгляда.
- Ну, пусть вы правы, что теперь?
- Это ваш хлеб, Хокс. Вы не первый и не последний солдат, который идет на сделку со своей совестью.
- Что толку говорить теперь об этом. Этим дела не поправишь.
- Может быть, вас начальство похвалит за то, что вы сделали, но мне вас жалко. Не у кого-нибудь, а у вас на совести будет осада Ган-Дафны, если у вас еще осталась капля совести.
Хокс изменился в лице.
- Неужто вы оставите детей на горе? Ради бога, Бен Канаан, заберите их оттуда!
- Раньше надо было думать. Без Форт-Эстер нам ничего другого не остается, как удержать Ган-Дафну, не то мы сразу потеряем всю долину Хулы.
- Послушайте, Ари... я сам вывезу детей.
- Некуда вывозить.
Хокс сжал кулаки, ударил ими по столу и что-то пробормотал себе под нос. Он вверг Ган-Дафну в смертельную опасность. Ари неотрывно смотрел на него. Майора мучили сильнейшие угрызения совести за то, что его заставили сделать.
По дороге в Сафед Ари лихорадочно искал выход из положения. Хотя придуманный им план и был весьма рискован, он мог спасти Ган-Дафну.
- Что мне теперь делать, Бен Канаан?
- В качестве командующего английскими войсками в этом районе вы имеете полное право съездить в Ган-Дафну и посоветовать нам эвакуироваться.
- Да, но...
- Вот это и сделайте. Возьмите с собой полсотни грузовиков и съездите завтра в Ган-Дафну. Не забудьте также захватить бронемашины для охраны колонны. Если кто-нибудь спросит, куда это вы, отвечайте, что собираетесь эвакуировать детей.
- Я не понимаю. Вы, что же, согласны эвакуировать детей?
- Нет. Все остальное предоставьте мне. Вы только организуйте мне завтра конвой.
Хокс не стал допытываться, что у Ари на уме. Он в точности выполнил его указания, взял с собой пятьдесят грузовиков и под охраной бронемашин подался в Ган-Дафну. Растянувшись чуть ли не на километр, автоколонна выехала из форта Тагарта, минула шесть арабских деревень и повернула в сторону Хулы. Затем она свернула в гору, проехала по Абу-Йеше на виду у диверсантов, завладевших фортом Эстер. Автоколонна добралась до Ган-Дафны в полдень. Майор Хокс предложил доктору Либерману эвакуировать село; доктор Либерман, по совету Ари, ответил официальным отказом. После обеда автоколонна покинула Ган-Дафну и вернулась на свою базу в Сафед.
Тем временем Ари "доверительно" сообщил кое-каким своим арабским друзьям из Абу-Йеши, что майор Хокс оставил тонны оружия и боеприпасов - от пулеметов до мортир - в Ган-Дафне.
- В конце концов, - под большим секретом сказал Ари, - Хокс давно известен своим дружеским отношением к евреям; должен же он был искупить сдачу Форт-Эстер арабам.
Поползли слухи. Не прошло и нескольких часов, как все в районе были глубоко убеждены, что Ган-Дафну взять теперь уже нельзя. Дети, дескать, вооружены до зубов. То обстоятельство, что детей не эвакуировали, придавало слухам лишний вес: арабы знали, что евреи непременно вывезли бы детей, если бы им угрожала опасность.
Когда в районе утвердилось мнение, что Ган-Дафной завладеть нельзя, Ари отправился в Абу-Йешу.
Он вошел в каменный дом у реки, где жил Taxa, его старый друг и мухтар села. Какими бы напряженными взаимоотношения ни были, араб обязан оказать гостеприимство каждому, кто бы ни вошел в дом. Это был очень древний обычай, но хотя Taxa исполнил его тщательнейшим образом, Ари чувствовал какую-то неприязнь, которой он никогда в этом доме не чувствовал раньше.
Они вместе пообедали, болтая о пустяках. Когда Ари показалось, что приличия соблюдены в достаточной мере, он приступил к цели своего визита.
- Не кажется ли тебе, - начал Ари, - что нам с тобой пора поговорить открыто о твоих симпатиях?
- Мои симпатии не играют сегодня никакой роли.
- В таком случае я боюсь, что мне придется поговорить с тобой в качестве командира Хаганы в этом районе.
- Я заверил тебя под честное слово, что Абу-Йеша останется нейтральной.
Ари встал и посмотрел Taxe прямо в глаза. Затем он произнес слова, оскорбительные для арабского уха.
- Правильно, ты дал мне честное слово, но ты же его и нарушил.
Taxa бросил на Ари гневный взгляд.
- Нам известно, - продолжал Ари, - что люди Кавуки пробираются через Абу-Йешу целыми шайками.
- А что я, по-твоему, должен делать? - зло ответил Taxa. - Что мне запретить им приходить сюда? Я их во всяком случае не звал.
- Я их тоже не звал. Послушай, мой друг... когда-то мы с тобой разговаривали не так.
- Времена меняются, Ари.
Ари подошел к окну и посмотрел на мечеть по ту сторону реки.
- Ты знаешь, Taxa, как я всегда любил это место. Мы с тобой прожили немало счастливых дней в этом доме и на берегу этой реки. Помнишь, как мы отправлялись туда с ночевкой?
- Это было давно.
- Может быть, у меня и впрямь слишком цепкая память. В дни погромов и беспорядков мы с тобой, бывало, говорили о том, до чего это все глупо. Мы с тобой кровью поклялись остаться навеки друзьями. Перед тем, как прийти сюда, я всю ночь не сомкнул глаз, все думал и вспоминал то, что мы с тобой пережили вместе.
- Тебе, Ари, не к лицу ударяться в сентиментальность.
- Еще меньше мне к лицу угрожать тебе. Мухаммед Каси и его головорезы, окопавшиеся в Форт-Эстер, - ничуть не лучше тех, кто убил твоего отца, когда он стоял на коленях и молился. Как только англичане выведут отсюда свои войска, он немедленно закроет дорогу в Ган-Дафну. Если ты это допустишь, он сунет твоим людям винтовки в руки и прикажет им напасть на Яд-Эль.
- Что же мне, по-твоему, делать?
- А мне ты что прикажешь делать? - ответил Ари вопросом на вопрос.
Воцарилось тяжелое молчание.
- Ты - мухтар Абу-Йеши. Ты можешь распоряжаться своими людьми, как распоряжался, бывало, твой отец. Ты должен прекратить эти шашни с диверсантами.
- А если нет?
- Если нет, то придется нам отнестись к тебе, как к врагу.
- И тогда что, Ари ?
Тогда это может привести к гибели Абу-Йеши.
Ни Taxa, ни сам Ари не верили этим словам. Ари очень устал. Он подошел к своему другу и положил ему руки на плечи.
- Пожалуйста, Taxa, - сказал он, - помоги мне.
- Я араб, - ответил Taxa.
- Ты в первую очередь человек. Ты умеешь отличать хорошее от дурного.
- Я грязный араб.
- Это ты сам о себе думаешь.
- Ты еще скажешь, чего доброго, что я - твой брат?
- Ты им всегда был.
- Если я действительно твой брат, тогда дай мне Иордану. Да, ты не ослышался... дай ее мне в жены, пусть она станет матерью моих детей.
Ари размахнулся и ударил Таху в челюсть. Араб упал на четвереньки. Он тут же вскочил на ноги, инстинктивно вырвал кинжал из пояса и стал подбираться к Ари.
Ари стоял неподвижно, даже не пытаясь защищаться. Taxa поднял нож, застыл, отвернулся и бросил кинжал прочь. Он со звоном упал на каменный пол.
- Что я наделал! - прошептал Ари. Он подошел к Taxe, всем своим видом умоляя о прощении.
- Ты мне все сказал, что мне нужно было знать. Вон из моего дома, жид!
Глава 4
В ООН дела приняли в высшей степени опасный поворот. Исходя из предложения, что раздел Палестины нельзя будет осуществить без вооруженной поддержки, и боясь, как бы Советский Союз не принял участия в создании международных вооруженных сил, Соединенные Штаты объявили о своем намерении отказаться от поддержки резолюции о разделе.
Ишув развернул отчаянную кампанию, чтобы убедить американцев отказаться от своей новой пораженческой позиции. В самый разгар этой важнейшей кампании Барака Бен Канаана срочно вызвали во Францию. Барак, с головой ушедший в эту кампанию, был сбит с толку этим приказом. Но он немедленно сел в самолет и улетел в Париж.
Его встретили два агента Ишува. Барака вызвали для участия в совершенно секретных переговорах, касающихся жизненно важной сделки по закупке оружия. Палестинское еврейство считало, что в связи с неблагоприятным поворотом дел в ООН, вопрос об оружии приобрел первостепенную важность, и что именно он, Барак, самый подходящий человек, кто сможет провести эту сделку. Старый друг евреев Ян Массарик, министр иностранных дел Чехословакии, сообщил им, где можно достать оружие в целом ряде европейских стран.
Прошло несколько недель столь же осторожных, сколь и секретных переговоров, и сделка была благополучно заключена. Теперь встал вопрос о том, как доставить все это оружие в Палестину, все еще находившуюся под британской блокадой.
Первым делом нужно было достать самолет, достаточно вместительный для перевозки оружия. Один агент Алии Бет раскопал в Вене списанный американский бомбардировщик типа "Либерейтор", который и купили, якобы, для "Альпийской авиакомпании".
Затем нужно было найти экипаж. Шестеро еврейских летчиков: четыре из Южной Африки и двое из США, участвовавшие в воздушных боях во время Второй мировой войны, выразили готовность и дали подписку о неразглашении тайны.
Всего труднее было создать в маленькой Палестине секретный аэродром под носом у англичан. Выбор пал на покинутый англичанами военный аэродром в Ездрелонской долине, который служил в годы войны базой для английских истребителей. Заброшенный аэродром был расположен в районе, сплошь населенном евреями, так что именно здесь "Либерейтор" имел больше всего шансов приземлиться и снова взлететь, не будучи обнаруженным англичанами.
Тем временем в Европе организовали сбор оружия под таким же секретом, под каким держалось истинное назначение новой "Альпийской авиакомпании".
Это была настоящая гонка. До отправки первого транспорта оружия из Европы пройдет по меньшей мере две недели. Весь вопрос заключался теперь в том - не поздно ли будет?
Каким-то чудом евреям удалось пока удержать все свои позиции в Палестине, и арабы ни одного населенного пункта занять не сумели. Зато еврейские автоколонны систематически разносили в щепки. Были отрезаны водопроводные линии, ведущие в Негев. Кое-где жители питались только картофельной кожурой и маслинами.
Самые упорные бои шли вокруг Иерусалима, где арабская тактика изоляции и блокады давали все более заметные результаты. Шоссе Баб-эль-Вад, связывающее Иерусалим с Тель-Авивом, было буквально усеяно остовами сгоревших машин. Только изредка удавалось прорваться какому-нибудь большому конвою, да и то ценой человеческих жизней и материальных потерь. Только благодаря этому город держался.
Впервые в истории по Иерусалиму был открыт артиллерийский огонь. Совершили этот "подвиг" диверсанты Кавуки.
Кавуки, Сафват и Кадар срочно нуждались в какой-нибудь победе. Их хвастливые предсказания "блестящих побед" так и не сбылись, и палестинские арабы начинали проявлять беспокойство.
И вот Кавуки, самозванный генералиссимус "Войска Ярмука", созданного иерусалимским Муфтием, решил покрыть себя славой завоевателя первого еврейского населенного пункта. Он тщательно выбирал цель, чтобы орешек не оказался не по зубам.
Выбор пал на село, которое казалось Кавуки особенно незащищенным. Кавуки избрал Тират-Цви - Крепость рабби Цви - в качестве первого еврейского населенного пункта, которому выпадет честь попасть в руки арабов.
Тират-Цви - это был кибуц, созданный религиозными евреями, многие из которых прошли свои "университеты" в немецких концлагерях. Кибуц был расположен в южной части долины Бет-Шеан. Его нарочно построили в этом преимущественно арабском районе в качестве передовой позиции.
К югу от кибуца начинался "треугольник", где жили сплошь арабы. К востоку текла река Иордан, с восточного берега которой запросто можно было обстрелять кибуц. Довершал окружение расположенный чуть севернее враждебный арабский город Бет-Шеан.
Кавуки был в восторге от своего выбора. Одна атака, предсказывал он, и верующие евреи будут уничтожены. Этот обер-бандит сосредоточил сотни арабов на военной базе в Наблусе, главном городе "треугольника", и стал готовить нападение.
Кавуки заранее объявил о своей победе: атака еще не началась, а он уже широко разрекламировал свою победу. Когда он построил своих бандитов, из города Бет-Шеан повалили арабские женщины с мешками и корзинами, чтобы вместе с бойцами ворваться в кибуц и разграбить его.
Стояло туманное утро, когда арабы выступили. У евреев было сто шестьдесят семь мужчин и женщин, годных к несению оружия. Они засели в обороне - в окопах и за грубо сколоченными укреплениями. Детей спрятали в здании, находившемся в центре кибуца. У защитников не было более тяжелого оружия, чем двухдюймовая мортира.
Раздались звуки горна. Офицеры арабского легиона, сабли наголо, возглавили атаку. За ними в поле повалили диверсанты, рассчитывая с ходу захватить кибуц.
Евреи подождали, пока арабы подошли к передовым позициям на расстояние двадцати метров. Только тогда они выпустили первый залп. Арабы повалились, как подкошенные.
То же было и со второй, третьей и четвертой волной; евреи подпускали их на близкое расстояние, затем открывали огонь, кося их как траву.
Поле боя было буквально усеяно убитыми. Раненые арабы визгливо умоляли: Мы ведь ваши братья! Милосердия, ради Аллаха!
Остатки бросились врассыпную, и началось паническое бегство. Кавуки обещал им легкую победу и богатую добычу! Он говорил, что эти верующие евреи сразу пустятся наутек, как только увидят арабов. На такое сопротивление они не рассчитывали. Арабские женщины, явившиеся с мешками, тоже бросились бежать.
Офицеры арабского легиона пытались остановить паническое бегство. Им пришлось для этого пустить в ход оружие. Наконец они собрали своих людей и стали готовиться к новой атаке, но от первоначального воодушевления арабов не осталось и следа.
В самом кибуце создалось очень трудное положение. У них не осталось боеприпасов, чтобы выдержать еще одну атаку. Больше того, если арабы изменят тактику и пойдут не напролом, а в обход, их и вовсе нельзя будет остановить. Они быстро разработали отчаянный план. Они вручили подавляющую часть боеприпасов двум десяткам снайперов, а все остальные отступили к центру кибуца, готовясь защитить детей штыками, дубинками и врукопашную. Они следили за арабами в бинокли и убедились, что их осталось вполне достаточно, чтобы захватить кибуц.
На этот раз арабы приближались гораздо медленнее, офицеры Легиона шли уже не впереди, а сзади, подталкивая своих людей дулами пистолетов.
И вдруг разверзлись небеса, и дождь полил прямо ведрами. В течение нескольких минут поле превратилось в настоящее болото. Вместо того, чтоб набрать силу, арабская атака стала на глазах выдыхаться. Совершенно так же застряли три тысячи лет тому назад канаанские колесницы, ринувшиеся против Деборы.
Когда первые офицеры Арабского легиона достигли кибуца, снайперы их мигом уложили. Рыцарское "Войско Ярмука" сочло, что с него хватит на сегодня.
Кавуки пришел в бешенство, когда узнал о разгроме у Тират-Цви. Ему срочно нужна была хоть какая-нибудь победа, чтобы спасти свою честь. На этот раз он затеял нечто гораздо более рискованное.
С точки зрения стратегической шоссе, соединяющее Тель-Авив с Хайфой, имело даже большее значение, чем иерусалимское шоссе. Если перерезать линию Тель-Авив - Хайфа евреи не смогут координировать свои действия, так как Галилея будет отрезана от Саронской долины. Вдоль главной автострады были расположены арабские деревни, так что евреи были вынуждены объезжать их, чтобы сообщение между двумя городами не пострадало. На одной из этих объездных дорог лежал кибуц Мишмар-Гаэмек - Страж Долины. Этот кибуц Кавуки и намеревался захватить, чтобы таким образом отрезать Тель-Авив от Хайфы.
На этот раз Кавуки решил не повторять ошибок, допущенных у Тират-Цви. Он согнал около тысячи человек, вооружил их 75-миллиметровыми горными орудиями, и они укрепились на холмах, окружавших кибуц.
Окружив Мишмар-Гаэмек со всех сторон, Кавуки открыл по кибуцу артиллерийский огонь. У евреев был всего один пулемет.
Обстрел длился целый день. К вечеру англичане приказали обеим сторонам прекратить огонь, въехали в кибуц и предложили евреям эвакуироваться. Они, разумеется, отказались, и англичане убрались восвояси, умыв руки. Они же сообщили Кавуки, что в кибуце были сосредоточены относительно слабые силы. Чего он, однако, так и не узнал, потому что у него совершенно не было разведки, так это, что вся долина кишела бойцами Хаганы. На следующую ночь два батальона Хаганы во всеоружии тайно пробрались в кибуц.
Наступил третий день, Кавуки пошел в наступление.
Вместо того, чтобы победоносно вступить в испуганный кибуц, где все попрятались, он попал под огонь двух хорошо обученных батальонов, с нетерпением ждавших его. Атака арабов была отбита.
Кавуки кое-как собрал своих людей и попытался пойти еще раз в атаку, на этот раз более осторожную. Эта атака тоже была отбита. Арабы бросались все снова и снова, но чем дальше, тем больше они падали духом. Их с большим трудом удавалось сдвинуть с места, и они тут же бросались наутек, как только по ним открывали огонь.
К концу дня Кавуки совершенно потерял власть над своими людьми. Все больше людей покидали поле боя.
Евреи, неотрывно следившие за ходом событий, организовали внезапную контратаку. В мгновение ока все переменилось. Арабы были до того напуганы одним видом наступающих евреев, что они бросились панически бежать. Бойцы Хаганы преследовали их до самого Мегидо, где в течение веков имели место сотни и сотни сражений. Здесь, на историческом поле боя Армагеддона, евреи нанесли Кавуки сокрушительное поражение. Побоище кончилось только тогда, когда вмешались англичане и потребовали немедленно прекратить огонь.
Евреи выиграли свое первое сражение в Войне за Независимость.
В иерусалимском коридоре горная бригада Пальмаха делала гигантские усилия, чтобы держать шоссе открытым. Эти отряды, состоявшие из юношей и командиров, которым только что исполнилось двадцать лет, постоянно рыскали по глубоким ущельям и чащобам Иудейских гор, нападали на арабские деревни, где скрывались диверсанты, не спали сутками, изнемогали от усталости, но все равно были всегда готовы отправиться в лишний обход, в лишний рейд, нанести лишний удар по неприятелю.
- Вот в этом вади партизанил еще царь Давид! С глазами, налитыми кровью от бессонницы, молодые пальмахники отправлялись в новый поход.
- Помни, ты дерешься на том самом месте, где родился Самсон!
- Вот в этой долине произошел бой между Давидом и Голиафом.
- Вот здесь Исус Навин остановил солнце!
По ночам они читали Библию вслух, и это вселяло в изнемогающих бойцов те нечеловеческие силы, которые снова поднимали их на ноги под утро. Здесь, на территории Кадара, бои не прекращались ни на минуту, а арабы слепо шли за своим командиром.
В Тель-Авиве организовали большой конвой, чтобы спасти Иерусалим от голода. Бойцам горной бригады поручили взять Кастель, арабскую деревню, расположенную на развалинах крепости времен крестоносцев и нависшую над важным перевалом в горах.
Штурм Кастеля был первым еврейским наступлением в Войне за Независимость. Ценой нечеловеческих усилий бойцы вскарабкались под покровом ночи на почти неприступную гору, добрались до вершины окровавленные и в полном изнеможении, но ринулись в рукопашный бой и захватили деревню.
Взятие Кастеля сильно подняло настроение всего Ишува. Тут же огромная автоколонна выехала из Тель-Авива, пробила себе путь по Баб-эль-Вад и въехала в Новый Иерусалим. Еврейское население города было спасено от голода.
Кавуки вызвал к себе в штаб, расположенный в Наблусе, Мухаммеда Касси, командующего бандами диверсантов в долине Хулы и окопавшегося в Форт-Эстер.
Кавуки позарез нужна была победа. Месяц за месяцем он выпускает один бюллетень за другим, хвастая победами, которых не было и в помине. В качестве главнокомандующего войсками иерусалимского муфтия Кавуки мечтал втайне командовать когда-нибудь арабской армией, которая будет владеть всей территорией от турецкой границы до Гибралтара. Каждый раз, когда он терпел поражение, он ссылался на "британское вмешательство", не дававшее ему, мол, захватить еврейские населенные пункты. Когда, однако, англичане вывели свои войска, ссылаться ему стало не на что.
Кавуки, по традиции, поцеловал Мухаммеда Каси в обе щеки, потом они долго говорили о своих блестящих победах. Касси хвастливо рассказал, как он "захватил" Форт-Эстер, а Кавуки не менее хвастливо говорил о том, какие ловкие и сильные удары он нанес кибуцам Тират-Цви и Мишмар-Гаэмек.
- Я получил послание от Его Святейшества из Дамаска, - сказал Кавуки. Пятнадцатого мая, в день, когда истекает срок британского мандата, Хадж Эмин эль-Хусейни победоносно вернется в Палестину.
- Какой это будет праздник для всего Ислама! - воскликнул Мухаммед Каси.
- Его Святейшество избрал Сафед в качестве временной столицы, пока не будут полностью уничтожены сионисты. Ну, теперь когда майора Хокса, этого закадычного друга евреев, не стало, нам не потребуется и недели, чтобы занять Сафед.
- Я несказанно рад слышать такие новости!
- Вместе с тем, - продолжал Кавуки, - пока в долине Хулы останется хоть один еврей, безопасность Сафеда будет обеспечена не полностью и, значит. Его Святейшество муфтий не сможет туда въехать. Долина Хулы - это кинжал, направленный нам в спину. Нам нужно во что бы то ни стало стереть их с лица земли. Мухаммед Каси побледнел.
- Хула, если я не ошибаюсь, - ваш район, брат мой. Нужно, чтобы вы немедленно захватили Ган-Дафну. Как только Ган-Дафна будет в ваших руках, мы будем держать всю долину Хулы за горло.
- Мой генералиссимус, разрешите мне заверить вас, что каждый из моих добровольцев отважный как лев и воодушевлен благородной задачей истребить сионистов до последнего. Они все поклялись драться до последней капли крови.
- Вот и прекрасно. Кстати, мы им и платим чуть ли не по доллару в месяц.
Касси погладил свою бороду, затем поднял указательный палец, украшенный богатым бриллиантовым кольцом.
- Мы, однако, не должны забывать одну вещь. Всем известно, что майор Хокс оставил в Ган-Дафне три тысячи винтовок, сто пулеметов и десятки орудий.
Кавуки вскочил на ноги.
- Вы что - боитесь детей?
- Клянусь бородой Аллаха, что евреи направили в Ган-Дафну тысячу пальмахников. Я их видел собственными глазами.
Кавуки одну за другой влепил Мухаммеду Каси две пощечины.
- Ты возьмешь Ган-Дафну, ты сравняешь ее с землей, ты умоешь руки в крови проклятых жидов, не то я брошу твой вонючий труп коршунам!
Глава 5
Мухаммед Каси первым делом послал сотню своих людей в Абу-Йешу. Несколько жителей селения тут же отправились в кибуц Эйн-Ор и доложили обо всем Ари. Ари знал, что большинство жителей Абу-Йеши на стороне евреев. Он ожидал, что они что-нибудь предпримут теперь.