Лина Калянина
Наталья Литвинова
Лилия Москаленко
Правительство и президент выдвинули очередной список мер по развитию легкой промышленности. Однако эти меры носят скорее успокаивающий характер и не приведут к выходу отрасли из стагнации
Фото: Алексей Майшев
«Неужели это у нас в России такие ботинки делают?» — восклицали российские чиновники, рассматривая детские ботинки отечественной фабрики «Парижская коммуна» на выставке, которая была организована к совещанию по развитию отечественного легпрома в Вологде накануне 8 Марта. Чиновники во главе с президентом Владимиром Путиным были удивлены качеством не только детских ботиночек, но и шерстяных костюмов, школьной формы, одежды и обуви для работы в экстремальных условиях: несгораемых курток для пожарных, теплых сапог для газовиков и нефтяников. «Слухи о кончине легкой промышленности сильно преувеличены», — подытожил президент. Но за время совещания он так и не узнал главного: все те немногие компании, которые представили свою продукцию на выставке, производят ее «не благодаря, а вопреки». И за последние годы в стране обанкротились многие предприятия. И кончина отечественного легпрома, действительно, уже не за горами.
Мы вас не забыли
Рынок текстиля, одежды и обуви — один из самых емких в стране: его объем достигает 90 млрд долларов, это больше, чем автопром. Но рынок, по сути, отдан иностранцам: сегодня их доля доходит до 80–90%. Российские текстильщики, обувщики и швейники не в состоянии конкурировать с азиатами, имеющими господдержку у себя на родине. Год от года наши производители теряют в рентабельности: сегодня доходность в отрасли не превышает 2–3%, у многих она равна нулю, и потому легпром — рекордсмен по числу банкротств.
Несмотря на это, общий тон совещания в Вологде был приподнятым и оптимистичным. И правительство не скупилось на обещания поддержать отрасль. Так, снизить высокие издержки производства текстиля, одежды и обуви в стране позволит создание собственной сырьевой базы для легкой промышленности, которая сегодня крайне зависима от импортных поставок. Например, хлопок полностью ввозится в Россию, шерсть — на 85%, смесовые и химические волокна — на 30–40%. В последние три года цены на хлопок на мировом рынке выросли в три раза, что автоматически привело к удорожанию остальных видов волокон на 50–100% и скачку себестоимости у отечественных предприятий. Денис Мантуров , министр промышленности и торговли РФ, пообещал президенту, что в ближайшее время в стране появится три сырьевых кластера. На Северном Кавказе — по производству шерсти, в Астраханской области — по выращиванию хлопка, в Костромской области — ненаркотической конопли, в Вологодской — льна. Эти проекты будут реализовываться совместно с Минсельхозом.
Кроме того, президент готов помочь российским производителям с перевооружением: предприятиям будут выделены субсидии на погашение процентных ставок по кредитам на закупку нового оборудования — для этого в бюджете предусмотрено 865 млн рублей только на 2013 год. Около 300 млн рублей будет выделено на НИОКР в области разработки новых технологий. Власти даже готовы пойти на уменьшение налоговой нагрузки: снизить НДС на готовую продукцию с 18 до 10%. Предложение было внесено Татьяной Сосниной , главой Российского профсоюза работников текстильной и легкой промышленности. «Министр финансов сразу бы повесился, не выходя из зала, после вашего предложения по поводу снижения НДС», — пошутил Владимир Путин, но с предложением согласился.
Уменьшение издержек за счет развития сырьевой базы, снижения налогов и роста дотаций должно помочь отечественным компаниям конкурировать с импортом, но только с официальным. Между тем доля контрафакта, по данным Минпромторга, в последние годы растет. Сегодня незаконно ввезенные в страну одежда и обувь составляют треть рынка товаров легпрома: такая ситуация была в стране только в 1990-е. Путин пообещал усилить работу межведомственной комиссии по борьбе с контрафактной продукцией. «Символичным, но очень действенным шагом стало закрытие в Москве некоторых крупных торговых площадок, в том числе так называемого Черкизона», — с гордостью отметил президент.
Власти также обещали помогать российским текстильщикам и обувщикам своими «традиционными» методами. Например, максимально будет расширен рынок госзаказа: доля отечественных компаний в поставках школьной формы, одежды для армии и проч. будет доходить до 100%. Более того, чиновники пообещали помощь и в продвижении: например, обязать торговые сети треть своего ассортимента формировать за счет отечественной продукции. Появится и специализированная торговля: например, в подмосковных Химках откроется оптовый центр «Торжок», где будут продаваться исключительно российские товары.
Быстрый закат
Есть только одно но: все эти меры запоздали. Легпрома в современном понимании в России не существует. Сегодня в каждой из подотраслей работает от одной до двух десятков компаний, которым, несмотря на неблагоприятную конъюнктуру, удалось найти свою нишу и развиваться. На обувном рынке это «Ральф Рингер», «Обувь России», «Парижская коммуна», «Котофей»; на текстильном и одежном — «Мега», «Глория Джинс», «Донецкая мануфактура»; на рынке спецодежды и тканей для нее — «Чайковский текстиль», «Нордтекс». Все эти компании смогли создать современное производство, некоторые встроились в международные технологические цепочки, научились разрабатывать коллекции и работать с издержками без всякой господдержки. Исключение составляет, пожалуй, только компания «Вологодский текстиль» (группа «Линум») — производитель льняных тканей для домашнего текстиля и одежды, — которая развивалась благодаря федеральной и областной программам развитию льняной индустрии. Но это единичный случай.
Сегодня в каждой из подотраслей легкой промышленности есть не больше десятка предприятий, которым, несмотря на неблагоприятную конъюнктуру, удалось найти свою нишу и развиваться
Фото: Алексей Майшев
В целом же легпром — одна из самых депрессивных отраслей в стране. С распадом Союза наши предприятия, прежде всего текстильные, лишились сырьевой базы, могли выпускать только самый примитивный продукт — необработанные ткани, суровье на экспорт. К 2000-м, с завершением процессов приватизации, в текстильной отрасли сложился костяк компаний, которые сумели самостоятельно наладить производственную цепочку — от поставки сырья до прядения, ткачества и отделки тканей. Альянс «Русский текстиль», Волжская текстильная компания, «Нордтекс», «Мега» закупили передовое оборудование, чтобы освоить самый рентабельный этап передела хлопка — беление и крашение тканей. Чтобы и дальше увеличивать добавленную стоимость, они научились выпускать готовые продукты, правда, нишевые, поскольку конкурировать в издержках с азиатскими компаниями не могли. Зато в нишах постельного белья, спецодежды и тканей для них компании стали полноправными лидерами. Доля иностранцев здесь до сих пор не превышает 8–10%.
Однако с 2006 года позитивные процессы в отрасли завершились. Поскольку перевооружение обходилось компаниям в миллиарды рублей, многие из них не смогли расплатиться с банками и оказались банкротами — как, например, альянс «Русский текстиль». Кризис 2008 года окончательно добил отрасль. Падение продаж на 20–30% сопровождалось ростом цен на хлопок. Передовые текстильщики начали переносить прядение и ткачество — самые затратные этапы производства тканей — поближе к сырьевым рынкам, в Среднюю Азию. «Троекратный рост цен на хлопок в последние годы показал, что передел хлопка возможен только в регионах его произрастания. Это мировая тенденция, и ей надо следовать», — убежден Василий Гущин , глава текстильного холдинга «Мега». Вслед за прядением и ткачеством в Узбекистан и Таджикистан перекочевали и многие отделочные мощности. А наш ведущий текстильный центр Иваново из производственного кластера превратился в крупнейший центр дистрибуции домашнего текстиля, в том числе импортного.
Одежным компаниям за все рыночные годы за редким исключением так и не удалось создать полноценного производства внутри страны. Те же, кому это удалось, со временем стали сворачивать пошив одежды в России. Так, «Глория Джинс», гордость отрасли, которая научилась делать джинсы дешевле, чем в Китае, давшая тысячи рабочих мест шахтерским женам, в последние годы была вынуждена обратиться к аутсорсингу в Юго-Восточной Азии. Для расширения ассортимента компании требовались не только джинсовые изделия, но и трикотаж, платья, аксессуары, белье, которые отечественные фабрики производить не могут. «Я не могу один построить кластер!» — говорил «Эксперту» глава компании Владимир Мельников еще в 2006 году. С тех пор положение дел в отрасли только ухудшилось.
Дело энтузиастов
Ситуация в обувной и кожевенной промышленности тоже совсем не радужная: после развала СССР отрасль практически перестала существовать, и сегодня можно констатировать, что восстановиться ей не удалось. Так, рекордный выпуск обуви в 1990 году — порядка 400 млн пар — так и остался непревзойденным, и шансов на то, что мы когда-нибудь снова вспомним о производстве обуви в таких объемах, практически нет. В 1990-е в стране производилось 30–40 млн пар обуви в год, после кризиса 1998 года в обувной промышленности началось оживление — производство росло, постепенно достигнув 100–107 млн пар в год (2010 и 2011 годы). Появились производители, которые грамотно и активно вели себя на рынке, восстановив ряд старых фабрик и оборудовав новые: «Ральф Рингер», «Юничел», Егорьевская кожевенная фабрика (детская обувь «Котофей»), «Парижская коммуна», «Вестфалика» и некоторые другие. Успешно функционировали предприятия на рынке специализированной обуви — рабочей, военной: Торжокская обувная фабрика, «Вахруши Литобувь». Появилось несколько предприятий, которые в огромных объемах — по 3–4 млн пар в год — стали производить домашние и пляжные тапочки, резиновые сапоги. Этого ассортимента в общем выпуске российской обуви почти половина. Порядка 20% российского производства обеспечивают средние и малые предприятия, выпускающие небольшие партии обуви — ортопедической, танцевальной, индивидуального пошива и т. п.
Фото: Сергей Крестов
Все успешные предприятия, которых наберется не больше двух десятков, нашли свою нишу на рынке и даже понемногу, по 5–15% в год, наращивали продажи вплоть до кризиса 2008 года, который сопровождался снижением покупательской активности и спроса на обувь. Впрочем, за счет специализированной и самой простой обуви вроде тапочек еще в 2010–2011 годах наблюдался небольшой прирост производства обуви в стране, но уже в прошлом году началось падение. Сократилось производство как раз кожаной обуви среднего ценового сегмента, где наши производители имеют некоторые шансы конкурировать с обувью китайского производства. Сокращение потребительского спроса здесь лишь одна из причин. Вторая связана со структурой розничного обувного рынка, сложившегося в стране. Консолидация рынка торговли обувью очень низкая, все лидирующие торговые сети, имеющие от ста магазинов, реализуют совокупно не более трети обуви. Остальная обувь продается через различные оптовые и дилерские компании, через единичные точки продаж на рынках и в торговых центрах, небольшие сети по 5–50 магазинов. Все это довольно мелкий бизнес, неустойчивый к любым кризисам. В кризис 2008 года он столкнулся с большими финансовыми трудностями, с невозможностью получения банковских и товарных кредитов — и все это на фоне снижения покупательского спроса. Обувные дилеры закрывали свой бизнес десятками и сотнями, сокращали объемы реализации из-за нехватки закупочных средств, средств для оплаты аренды помещений и т. п. Производители, не имеющие собственной розницы и реализующие продукцию через подобных продавцов, первыми оказались под ударом. Так, сократила производство компания, производящая детскую обувь «Котофей». Впервые за многие годы перестали расти продажи «Ральф Рингер» — падение удалось предотвратить только за счет активизации собственной розницы, где пока все же реализуется меньшая часть произведенной продукции. В то же время крупные розничные сети даже наращивают собственное производство в России: например, «Обувь России», развивающая марку «Вестфалика», расширяет свое новосибирское производство и планирует открыть обувную фабрику в Черкесске. Другой пример — сеть «Монро», создавшая собственную производственную площадку в Новосибирске.
Таким образом, рыночные возможности формирования собственной обувной промышленности, способной производить хотя бы 150–200 млн пар кожаной обуви среднего ценового сегмента (в нем мы пока еще можем конкурировать с китайской промышленностью) для нужд России и СНГ, могут быть связаны лишь с формированием пула крупных розничных игроков, заинтересованных в размещении заказов на производство обуви внутри страны. До этого момента пройдет не один год, речь идет скорее о восьми-десяти годах. И отстраненное ожидание консолидации рынка может привести лишь к тому, что к моменту Х российское обувное производство потеряет последние фабрики и производственные коллективы, размещать заказы будет просто негде.
Таблица 1:
Российский рынок обуви входит в число перспективных
В кожевенной отрасли ситуация еще хуже. Отрасли как таковой практически не осталось — число активных, более или менее успешных на рынке кожевенных предприятий можно сосчитать по пальцам: рязанский кожзавод «Русская кожа», ярославский кожзавод «Хром», Осташковский кожзавод и несколько других с очень небольшими объемами выпуска. Трудности кожевников связаны как с проблемами покупателей — производителей обуви, так и с проблемами поставщиков сырья — сельхозпроизводителей, у которых поголовье КРС долгие годы не растет, а даже слегка сокращается. Нехватка сырья мешает кожевникам нарастить хотя бы экспорт — сырье вывозится за рубеж после минимальной первичной обработки, российские кожевенные производства остаются не у дел. После введения в 2005 году запретительной пошлины на вывоз сырья производство кожи стало расти темпами 17–18% в год — кожевники наладили экспорт своей продукции с высокой степенью передела. Но с прошлого года, после вступления в ВТО, запретительные пошлины на вывоз сырья были сняты и производство кожи в стране тоже упало.
В любом случае кожевенная отрасль — это в первую очередь часть обувной индустрии, и все надежды на ее восстановление связаны с перспективами обувной отрасли. Десяток-другой обувных производителей в стране трудно назвать индустрией — все оборудование, все комплектующие материалы, химические и прочие компоненты импортируются. Если государству нужна обувная отрасль как таковая, формированием ее нужно заниматься планомерно и целенаправленно.
Резоны заниматься этой отраслью весьма существенны. Во-первых, это серьезный рынок — порядка 25 млрд долларов в год, это третий по размерам потребительский рынок в стране после продуктов питания и одежды. Занять даже половину его (именно столько составляет средний сегмент) стало бы весьма существенным подспорьем для российской экономики. Во-вторых, обувное производство весьма трудоемкое, при всей автоматизации на каждый станок нужен один работник. «Обувная индустрия со всеми смежными областями могла бы сформировать 4–5 миллионов рабочих мест. Изобретать велосипед в формировании индустрии необязательно, — говорит Антон Титов , директор компании “Обувь России”, — можно просто воспользоваться опытом Китая, сумевшего за десять лет создать мощнейшую индустрию в мире».
Таблица 2:
Львиная доля обуви в мире производится в Азии
Правительственная микстура от кашля
Все инструменты для развития легпрома лежат на поверхности: отрасль, которая призвана решать социальные задачи трудоустройства, должна быть практически полностью избавлена от налоговой нагрузки, ей нужны длинные дешевые деньги, госгарантии при выдаче кредитов, тарифное регулирование и т. д. В Китае индустрия существует в виде нескольких кластеров, где размещаются компании, специализирующиеся на определенных операциях, там мощная кооперация и разделение труда, и все это серьезно удешевляет производство. Очевидно, что создание и реализация подобной программы может занять не одну пятилетку, но это единственный шанс сохранить легкую промышленность в России.
Тех же методов, которые сегодня предлагают власти, крайне недостаточно, они не позволят сдвинуть ситуацию с мертвой точки. Безусловно, развитие легпрома невозможно без сырьевой базы. Однако выращивание натурального сырья: льна, хлопка, конопли — многолетний процесс, который тесно сопряжен с научной, селекционной деятельностью, результат будет получен через несколько десятилетий.
Относительно близкая перспектива — развитие более быстрых по окупаемости сырьевых и химических проектов, например производства полиэфирных нитей. Базовое сырье для этого — углеводороды — у нас есть. Да и потребление полиэфирных нитей больше, чем натуральных: технические ткани активно используются в строительстве, в производстве мебели, обоев, автомобилестроении, и себестоимость производства у них ниже. Проект создания производства полиэфирных волокон «Иврегионсинтез» уже разрабатывается в Иванове, но он не включен в госпрограмму развития легпрома. Частному же инвестору реализовать его очень сложно — необходимо порядка 10 млрд рублей инвестиций.
Увеличение сроков субсидирования кредитных ставок от года до трех, безусловно, не помешает производителям (если они еще это субсидирование смогут получить), но принципиально никакой погоды на рынке не сделает. Для масштабных инвестиций и модернизации нужны совершенно другие условия и методы.
Стопроцентное обеспечение госзаказа тоже не выведет отрасль на принципиально новый уровень. Рынок госзаказа очень узкий, на нем может работать лишь с десяток предприятий. Например, на рынке обуви их три, и они достаточно остро конкурируют.
Борьба с контрафактом — безусловно, важная и полезная вещь, особенно если речь идет о трети рынка. Однако в большинстве случаев отечественные предприятия с ним не конкурируют. А освобождающуюся нишу контрафакта займет дешевый китайский импорт — в России производить продукцию, которая по издержкам могла бы конкурировать с китайским ширпотребом, сегодня невозможно.
И наконец, попытка заставить розничные сети продавать отечественный товар тоже не может быть рабочим планом. «Обязать торговцев формировать треть ассортимента за счет отечественной продукции довольно странная мера. Розница руководствуется только спросом. Тогда уж следующий шаг — заставлять потребителей покупать российские товары», — говорит Антон Титов.
Долгое время отечественные производители, чтобы ограничить конкуренцию на рынке, выступали за повышение тарифов на импортные товары. Однако импортное лобби каждый раз побеждало — пошлины только снижались, якобы это помогало борьбе с серым импортом. С вступлением России в ВТО возможности повышения пошлин и вовсе сошли на нет.
Похоже, реанимировать легпром в нашей стране сегодня можно или силовыми методами, или твердой политической волей и экономической убежденностью в том, что отрасль нам нужна, что мы должны и можем сами себя обувать и одевать, что мы не хотим отдавать свои огромные рынки иностранным компаниям, что нам нужно развивать свои территории и обеспечивать занятость населения. Но об этом на совещании в Вологде не говорили.
График 1
Послекризисный рост сменился падением
График 2
В прошлом году производство обуви начало снижаться
График 3
Производство натуральных тканей в России сокращается