13

Отъезд назначили через два дня, на рассвете. Явившись к месту сбора, О'Брайды остановились, пораженные невиданным зрелищем. Более сорока фургонов и повозок, с лошадьми, мулами, ослами и быками, образовали невообразимо пеструю и шумную мешанину. Мужчины суетились вокруг повозок, взваливая на них последний багаж, проверяя упряжь. Кузнецы, с наковальней и ведерком горящих угольев, ходили от коня к коню, подковывая их прямо у фургонов. От многоцветия и разнообразия людей и экипажей рябило в глазах. Здесь были и громадные шестиколесные "корабли пустыни" с полудюжиной лошадей — настоящие передвижные дома, и простые ручные тележки — единственное достояние какой-нибудь молодой пары. Одну из общественных фур загружали одними только бочонками с водой, чистой питьевой водой, которую потом, во время перехода через выжженную солнцем прерию, будут продавать путникам по цене золота. Другая повозка, крайне загадочная, с глухими досщатыми стенками, принадлежала китайскому семейству, которое вызвало жадное любопытство детей; никто не знал, что это за люди, а сами китайцы отгородились от интереса окружающих вежливыми улыбками.

И уж вовсе странно, чтобы не сказать подозрительно, выглядели мужчины, собиравшиеся идти пешком, налегке, с одним лишь рюкзаком за плечами; такие могли оказаться кем угодно — самыми отъявленными бандитами, самыми нищими из эмигрантов или же, наоборот, самыми богатыми.

Милиционеры Макбертона — дюжина вооруженных до зубов мужчин с красной повязкой на рукаве, — должны были следить за порядком и охранять от нападений эту маленькую кочевую общину. Элеазар ожидал прощальных ободряющих речей, напутствий или запретов, короче говоря, хоть какой-то демонстрации власти.

Ничуть не бывало. Они топтались на месте уже два часа, как вдруг толпа начала заметно редеть. Это первые повозки обоза тронулись в путь, и вскоре все они длинной вереницей растянулись по дороге, ведущей на запад. Спустя какое-то время О'Брайдам стало понятно, что все новости, инструкции и приказы даются в пути, прямо на ходу. Макбертон и его люди постоянно пропускали весь караван мимо себя, а затем галопом мчались вперед, успевая на всем скаку сообщить нужные распоряжения. Остановок не делали даже на обед; путникам приходилось есть всухомятку, шагая по дороге. Привал должны были объявить сигналом рожка лишь с наступлением ночи.

Под ласковым солнцем ранней весны, среди живописных полей, отьездное возбуждение постепенно оставляло путников. Фургоны О'Брайдов двигались один за другим; первым правили Эстер с Бенджамином, вторым — пастор с малышкой Корой. Потом они решили сойти с повозок и вести лошадей в поводу, — так было легче следить за ними. Дети воспользовались свободой, чтобы вместе с собакой убежать вперед. Они с интересом разглядывали людей и экипажи в голове обоза, то и дело возвращаясь к родителям и делясь с ними свежими впечатлениями. Элеазар хмурился. Ему не нравилось это разношерстное сборище и близость детей к разному подозрительному сброду. Но Эстер уговорила мужа дать им волю. Ей пришлась по сердцу эта веселая пестрая процессия: она, как и дети, любила пообщаться с людьми.

Первый день путешествия прошел великолепно. С заходом солнца рожок возвестил общий привал. Повозки составили кругом, лошадей, мулов, быков и ослов выпрягли, и животные, оказавшись на свободе внутри импровизированного кораля, тотчас сбились в группы по видам. Каждая семья развела костер возле своей повозки. В случае тревоги — нападения индейцев или бандитов — люди находились внутри кораля, под защитой фургонов.

Дети неотрывно следили за китайской фурой; им не терпелось разгадать ее тайну. В конце концов, их терпение было щедро вознаграждено: стенки повозки откинулись, и она мигом превратилась в лавку, самую настоящую бакалейную лавку, набитую множеством товаров. Чего там только не было — и сухофрукты, и соленая рыба, и вяленое мясо, и сушеные овощи, а, кроме того, табак, чай, кофе, какао; отдельный зеленый сверкающий прилавок заманчиво пестрел сладостями и пирожными. Китайцы, все так же любезно и торжествующе улыбась, проворно обслуживали набежавших покупателей. И только те, кто расчитывал купить спиртное, отходили разочарованные. Продавцы огорченными гримасами показывали, что не припасли такого товара.

Однако, без крепких напитков, видимо, все — таки не обошлось: поодаль вспыхнул огромный костер, невесть откуда взялись столы со стульями, и трио музыкантов — аккордеон, гитара и тарелки — мигом собрало толпу развеселых слушателей с подозрительно блестящими глазами. Допоздна в темноте разносилось громкое нестройное пение вперемежку с дикими воплями. Элеазар глядел на музыкантов и танцоров с угрюмым негодованием. По его мнению, здесь собрались подонки общества, от которых он так надеялся избавиться, бежав в Землю Обетованную. Какая же злая сила привела это отребье в караван эмигрантов?!

Наутро небеса и окружающая природа радовали глаз не меньше, чем накануне. Однако энтузиазм, охвативший путников в момент отъезда, казалось, уже развеялся. Люди шагали медленно и тяжело, их взгляды жадно обшаривали горизонт, словно вопрошая, что он им готовит. На следующий день небо застлало тучами. Где-то поблизости, вероятно, разразилась гроза, наславшая на обоз холодный резкий ветер.

— Это знамение, — промолвил Элеазар. — Но, боюсь, эти безголовые слишком тупы, чтобы понять его.

В пятницу произошла жестокая стычка между эмигрантом-одиночкой и молодой парой, ехавшей в легкой повозке при одной лошади. Супруги обвинили его в краже нескольких долларов, составлявших все их богатство.

Макбертон тут же собрал жюри из шести уважаемых людей, включив в их число и Элеазара. Обвиняемый и молодые супруги получили по защитнику. Судилище проводилось открыто, перед всем караваном. Ни у кого не нашлось ни малейших доказательств вины одинокого путника. Но у него была рыжая борода, бегающий взгляд и все время путешествия он держался особняком, ни с кем не сблизившись. Большинством голосов его приговорили к повешению.

Элеазар, возмущенный легкостью, с которой был вынесен этот приговор, попытался защитить несчастного, но ему даже не дали слова. Несколько минут спустя тело рыжего бородача закачалось в петле. Напрасно Эстер пыталась увести детей, — они зачарованно следили за казнью. Вечером Элеазар разразился проклятиями по поводу так называемого человеческого правосудия, которое позволяет убивать невинных вместо того, чтобы миловать виновных.

— Рыжий бородач виновен! — бросила вдруг Кора.

Отец изумленно воззрился на нее.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Я видела, как он украл деньги, — ответила Кора.

— Видела — и ничего не сказала?!

Вместо ответа девочка пристально посмотрела на отца светлыми, широко открытыми глазами.

— Нет, никогда мне не постигнуть этого ребенка! — прошептал пастор.

На следующий день у него произошла размолвка с Макбертоном по причине, как он полагал, чрезвычайной важности. Была суббота. Для Элеазара само собой разумелось, что в воскресенье положено отдыхать. Но это противоречило намерениям Макбертона, который не желал терять ни одного дня, иначе караван не успеет перейти Скалистые Горы до первого снега. Элеазар воздел к небу свою Библию, потом раскрыл ее и торжественно прочел:

"ШЕСТЬ ДНЕЙ РАБОТАЙ, А В СЕДЬМОЙ ПОКОЙСЯ; ПОКОЙСЯ И ВО ВРЕМЯ ПОСЕВА И ЖАТВЫ" (Исход, XXXIY, 21).

Исчерпав собственные доводы, Макбертон вновь прибег к помощи совета, который долго обсуждал эту проблему. Наконец, один из мудрецов объявил, что ходьба не является работой как таковой, — стало быть, идти в воскресенье вовсе не кощунственно. Макбертон предложил провести богослужение перед тем, как отправиться в путь.

На нем смогут присутствовать все желающие, для чего им придется встать на час раньше. Один из англиканских пасторов взялся отправить эту службу, и Элеазару пришлось, со скорбью в душе, подчиниться воле большинства. Вечером того же дня он впервые сообщил близким о своем намерении бросить караван и ехать отдельно, другим путем.

Эстер ужаснулась: она знала, что никакая сила не заставит ее мужа изменить решение. Бенджамин и Кора приняли эту новость со смешанными чувствами. С одной стороны, перспектива одиночного странствия через пустынный континент вполне отвечала их любви к приключениям. Однако, постоянно бегая вдоль каравана, дети со всеми перезнакомились и завели себе друзей. Им было жаль навсегда расставаться с ними. По правде говоря, они уже свыклись с новой, скитальческой жизнью, тогда как Элеазар остерегался слишком сильно привязываться что к вещам, что к людям.

Он открыл свой план одному бывалому путешественнику, который уже не раз проделывал этот маршрут. Пораженный ветеран стал убеждать Элеазара, что одиночная семья с двумя фургонами наверняка погибнет либо от пуль мексиканских бандитов, либо от индейских томагавков. На это Элеазар возразил, что все в руке Божией и что Господь сумеет защитить их лучше любой вооруженной охраны. Тогда ветеран сообщил ему, что через несколько дней маршрут обоза изменится, — Макбертон поведет его к северу. Элеазар и его семья — в случае, если он не оставит свой безумный проект, — могут поехать южной дорогой, которая приведет их в Сьерру Неваду, к перевалу, доступному для перехода вплоть до октября.

— А как же мы узнаем, что не сбились с пути? — спросила Эстер. — Ведь в прерии нет столбов с указателями.

Ветеран снисходительно усмехнулся; его ответ заставил маленькую семью содрогнуться от ужаса.

— Нет, сударыня, столбов вы там не найдете, зато увидите кое-что получше. Ваш путь будет усеян разбитыми повозками, бычьими скелетами и людскими могилами, а, может, и просто высохшими на солнце мумиями. Так что заблудиться вы не заблудитесь. А коли захотите узнать, куда ехать дальше, гляньте в небо, — там плавают маленькие черные крестики. Это стервятники. Уж они-то ее знают, верную дорогу. И следят за ней во все глаза!

И он гулко расхохотался в свою густую бороду.

Если речи ветерана и поколебали решимость Элеазара, то ее вновь и окончательно укрепило прибытие на очередной этап — Форт Лереми, главный пункт сбора всех эмигрантов, ярмарку лошадей и мулов, центр обмена товаров на меха и бизоньи шкуры, доставляемые индейцами. Дети восторженно разглядывали яркую многонациональную толпу, свободно разгуливавших в ней животных, прилавки с ослепительно красивыми товарами; особенно нравились им многочисленные представления на площадях — боксерские матчи, жонглеры и гимнасты, дрессированные звери.

Но Элеазар увидел нечто совсем иное. После пьянок и азартных игр, которым предавались подонки общества в караване, ему пришлось столкнуться с множеством грубо размалеванных, вызывающе одетых женщин. От них несло терпкими духами, они нагло приставали к нему и даже осмеливались зазывать в свой лупанарий.[12]

Элеазар открыл Библию и прочел:

" …И Я УВИДЕЛ ЖЕНУ, СИДЯЩУЮ НА ЗВЕРЕ БАГРЯНОМ, ПРЕИСПОЛНЕННОМ

ИМЕНАМИ БОГОХУЛЬНЫМИ, С СЕМЬЮ ГОЛОВАМИ И ДЕСЯТЬЮ РОГАМИ

И ЖЕНА ОБЛЕЧЕНА БЫЛА В ПОРФИРУ И БАГРЯНИЦУ, УКРАШЕНА ЗОЛОТОМ, ДРАГОЦЕННЫМИ КАМЕНЬЯМИ И ЖЕМЧУГОМ, И ДЕРЖАЛА ЗОЛОТУЮ ЧАШУ В РУКЕ СВОЕЙ

НАПОЛНЕННУЮ МЕРЗОСТЯМИ И НЕЧИСТОТАМИ БЛУДОДЕЙСТВА ЕЕ

И НА ЧЕЛЕ ЕЕ НАПИСАНО ИМЯ: ТАЙНА, ВАВИЛОН ВЕЛИКИЙ, МАТЬ БЛУДНИЦАМ И МЕРЗОСТЯМ ЗЕМНЫМ".

(Откровение Иоанна-Богослова, XYII,3–5)

Элеазар понял, что и впрямь попал в развратный Вавилон, и ускорил отъезд своей семьи. Уже на следующий день О'Брайды, торопливо распрощавшись с Макбертоном и теми считаными участниками перехода, которые вызывали у них дружеские чувства, отбыли на запад со своими двумя фургонами, четырьмя лошадьми и голубоглазым псом. Бенджамин, не слушая отцовских призывов, упрямо шагал перед головным фургоном, изображая из себя "разведчика". Кора, по — прежнему молчаливая, зорко наблюдала и отмечала в памяти все увиденное. Вечером, у костра, она удивила отца, заговорив о раскрашенных и надушенных женщинах, чьи грубые приставания, конечно, тоже успела приметить. Пастор ограничился коротким ответом, что это "дурные создания"; его категорический тон исключил дальнейшие расспросы, и Кора погрузилась в задумчивое созерцание пляшущих языков огня.

Через несколько дней путники достигли знаменитой развилки, о которой говорил ветеран. Здесь им достаточно было сделать суточный привал, чтобы дождаться каравана Макбертона, оставшегося позади. Но Элеазар решительно повернул к югу. С этого дня и лицо его и поведение резко изменились. Он знал, что отныне должен полагаться только на самого себя, что он один несет ответственность за судьбу жены и детей. Теперь единственной защитой им служили небеса над головой да Библия в его левой руке. Он непрестанно думал о Моисее, ведущем еврейский народ в страну Ханаанскую: того направлял глас Господен из облаков да каменные Скрижали законов на земле.

Кора первой заметила, что трава стала жухлой и встречается все реже и реже. Это означало, что вскоре им придется развязывать мешки с овсом, чтобы кормить лошадей.

Загрузка...