Он встретил Эстер на балу, который богатые фермеры ежегодно устраивали в первое воскресенье после 17 марта, дня Святого Патрика. Совпадение праздника с первым весенним днем неизменно превращало этот бал в нечто вроде свадебной ярмарки, где встречались молодые люди и девушки на выданье. По этой причине доступ на бал строго ограничивали, дабы избежать риска мезальянса. Туда приглашались лишь те парни и девушки, за которыми давали в приданое не менее трехсот акров земли. Одного этого было достаточно, чтобы исключить Элеазара из числа гостей. Но пасторское звание обеспечивало ему некий привилегированный статус, одновременно лишая всякого интереса в глазах потенциальных невест.
Элеазар слегка принарядился, надев рубашку с высоким воротничком и сиреневый галстук; свои грубые башмаки он прикрыл черными гетрами. Но, главное, желая придать себе больше уверенности, он опирался на своего "деревянного змея", тяжелую экзотическую трость, наследие предков. "Это единственная змея во всей Ирландии", — говорили в его семье, намекая на легенду о Святом Патрике. Строгий костюм и не менее сдержанная осанка выдавали в нем стороннего наблюдателя, решившего остаться незамеченным.
По традиции бал устраивался в маленьком приходском театрике. На спинки кресел клали дощатый помост, который, оказавшись на уровне сцены, образовывал вместе с нею танцевальную залу вполне достаточных размеров. На эстраде вовсю старались музыканты, игравшие на волынках, скрипках, флейтах и свирелях. К концу вечера, дабы взбодрить напоследок утомленных танцоров и осоловевших от вина зрителей, на сцену выпускали троих барабанщиков, громко колотивших палочками по bodhran — роду тамбурина из козьей шкуры. При первых же раскатах этого древнего ирландского там-тама толпу охватывало трепетное чувство священного единства, тем более высокое и волнующее, что здесь в большинстве своем присутствовали семьи, жившие в пустынных местностях и разделенные многими милями. До чего ж приятно было собраться всем вместе и дружно отпраздновать приход весны!
Вечер явно подходил к концу, и толпа уже готовилась разойтись, когда музыкантов на эстраде сменили две молодые девушки. Одна из них держала в руках кельтскую арфу в изящной раме из сикоморы; на раме было вырезано трогательно-простое название "Весенние голоса".
Вторая девушка направилась к свободному стулу посреди эстрады. Она слегка прихрамывала и шла, опираясь на трость.
Многие узнали юных сестер — Жюльетту и Эстер из семьи Килин, принадлежавшей к знатному клану О'Мэйли. Старшая дочь, Грейс, заключила блестящий брак два года тому назад. Жюльетта, цветущая двадцатидвухлетняя девушка, жила в тоскливом ожидании суженого, который что-то медлил с появлением. Ну а младшая, Эстер, не ждала ничего и никого, ибо, переболев в детстве частичным параличом, осталась хромой. Она старалась компенсировать это увечье и неизбежное будущее одиночество, развивая свою необыкновенную музыкальную одаренность. Никто во всем графстве не пел более чистым голосом под аккомпанемент кельтской арфы. Сестра помогла Эстер расположиться и подала ей инструмент, издавна символизирующий ирландскую душу. И действительно, скоро в благоговейной тишине зазвучал голос Ирландии, мелодия, которую Эстер предварила мягкими серебристыми переливами струн. То была хрустальная песнь ручьев, источников и речек, дарующих жизнь ирландской земле.
Миг спустя в нежные аккорды струн влился еще более чистый, прозрачный девичий голос. Эстер исполняла песни из "Последней летней розы" Томаса Мура,[3] чья слава гремела по всей стране.
Затерявшийся в толпе Элеазар потрясенно вслушивался в журчащую мелодию, где неразличимо сплетались голоса девушки и арфы. Он уже был знаком с Эстер. В начале бала его представили обеим сестрам Килин, а позже, когда кавалер пригласил Жюльетту на экоссез, он остался наедине с Эстер; им обоим невозможно было танцевать, — ей мешала хромота, ему достоинство молодого пастора. Они почти не говорили в оглушительном гомоне бала, но каждое слово девушки сопровождалось такой прелестной улыбкой, что Элеазару невольно вспомнилась голубка с масличной веткой в клюве, возвестившая Ною конец его тяжких испытаний.
Он сгорал от желания еще раз увидеться с Эстер, но не мог придумать никакого удобного повода явиться в эту католическую помещичью семью. И вот однажды на ярмарке его окликнул чей-то звонкий веселый голосок. Он не сразу признал Жюльетту, она была одета и причесана совсем не так, как на балу. Вместе они прошлись вдоль овощных рядов и загонов для скота, и, прощаясь, она пригласила его на ферму Килинов в следующее воскресенье.