Элеазар, или Источник и куст

14

Василек яростно облаивал какое-то место, кажущееся издали совершенно пустым. Бенджамин тщетно подзывал его к себе; пес упорно не отходил. Он вертелся вокруг чего-то невидимого, изредка с испугом отпрыгивая назад. Дети подошли ближе, чтобы узнать причину его волнения.

Желтая пятнистая змея, цветом почти неотличимая от песка, тянула к собаке свою плоскую, как бы расплющенную головку, которая заканчивалась широко разверстыми челюстями. Это была страшная, неживая голова — застывшая маска смерти с остекленевшими беспощадными глазами. Другой конец тела гадины, унизанный ороговевшими чешуйками, злобно извивался, производя странный сухой треск.

Кора присела на корточки рядом с собакой.

— Змея! — воскликнула она. — Наша первая змея! Значит, мы теперь и правда в пустыне.

Кора поняла, что змея — не только естественная обитательница пустыни, но ее тотем, ее животное воплощение. От пустыни она переняла ее скупую, иссушенную наготу и ненависть к любому проявлению жизни. Она таит в своем теле испепеляющий жар дней и смертный холод ночей пустыни.

Этот омерзительный и, вместе с тем, великолепный идол, подобно пустыне, стоит за гранью красоты и безобразия.

Все это Кора ясно чувствовала, но ей, как и ее брату, была неведома опасность, исходящая от американской гремучей змеи. Василек же, напротив, был наверняка хорошо знаком со змеями, а потому, продолжая звонко лаять, боязливо держался поодаль, готовый в любой миг отскочить назад. К несчастью, Бенджамину попалась под руку короткая палка. Схватив ее, он принялся дразнить змею, усугубив тем самым ярость бешено извивавшейся гадины. Миг спустя мальчик с воплем выронил палку и показал сестре правую руку, на которой, однако, не было заметно следов укуса. Дети со всех ног побежали к родителям.

К концу дня рука Бенджамина сильно раздулась и стала похожа на пухлую багрово-синюю перчатку. Ребенка сотрясал озноб, и отец, укутав его в одеяло, прижал к себе, чтобы согреть.

Элеазара не оставляло ощущение, что этот враждебный выпад пустыни против его сына имел смысл инициации. Укус змеи явился не просто несчастным случаем. Такова была цена их вторжения в это иссушенное святилище. Стало быть, жизни Бенджамина не грозила реальная опасность. Не могла же, в самом деле, пустыня потребовать за вход жизнь ребенка! Когда Яхве приказал Аврааму принести в жертву своего сына Исаака, он всего лишь подверг его испытанию — жестокому, разумеется, но безопасному для мальчика. Исаак остался жив и произвел на свет многочисленное потомство. Нет, Бенджамин не мог погибнуть от змеиного укуса, Элеазар был глубоко убежден в этом.

А вот Эстер, наоборот, впала в глубокое отчаяние. Будучи католичкой и, следовательно, исповедуя более проникновенную религию, нежели ее муж-протестант, она болезненно ощущала неотвратимость жертвоприношения и знала, какими безжалостными могут быть веления Бога.