Элизабет и её немецкий сад

15 мая

Как же жестоко было с моей стороны запереть бедных совят в клетке даже на одну ночь! Не могу себе простить, и больше никогда не пойду на поводу желаний Разгневанного. Утром я встала пораньше и поспешила посмотреть, как там мои питомцы, и обнаружила, что дверца клетки открыта, а совят в ней нет. Я предположила, что кто-то их украл – может, деревенский мальчишка или наказанный пастух. Но, оглядевшись, увидела, что один совенок сидит высоко на ветке, а второй, к ужасу моему, валяется мертвый на земле. Третьего я найти не смогла – возможно, он в полной безопасности в гнезде. Родители наверняка пытались сломать прутья, пока клетка случайно не открылась, а потом отнесли малышей на дерево. Погибшего, наверное, сдуло ветром с ветки – ночью был сильный ветер, – он упал и сломал шею. Из-за моей ошибки на одну счастливую невинную жизнь в саду стало меньше, а день такой чудесный, такой теплый, погода как раз для того, чтобы растить и радовать малышей. Дети ужасно расстроены, копают могилку и плетут из одуванчиков погребальные венки.

Как раз когда я писала эти слова, послышался шум, означавший, что кое-кто приехал, я выбежала навстречу и, задыхаясь от волнения, поведала Разгневанному о совах, которыми ему так хотелось обзавестись, и как мне жаль, что ничего не получилось, и как ужасно, что один совенок умер, и все такое прочее – в типично женской сбивчивой манере.

Он терпеливо дожидался, пока я на мгновение умолкну, чтобы глотнуть воздуха, и сказал:

– Я поражен такой жестокостью. Как ты могла заставить сову-мать так страдать? Она же тебе ничего плохого не сделала.

Из-за чего я выскочила из дома в сад, еще более убежденная в правоте того, кто написал:

«Нет, не для смертных рай двойной…»[7]