Елизавета I Австрийская

Глава X
НАЕЗДНИЦА-ЧУЖЕСТРАНКА 1875–1882

Летом 1875 года императрицу просят выяснить, не согласится ли принцесса Амалия фон Кобург выйти замуж за самого младшего брата Елизаветы. Императрица поручает заняться этим Марии Фестетикс, которая блестяще справляется с возложенной на нее миссией, и вскоре поступает сообщение о помолвке. «Ну вот, теперь и наш Макс Эмануэль стал женихом, — делится императрица своими впечатлениями с матерью. — Как все-таки это непросто, в столь юном возрасте потерять свободу, хотя мы обычно только тогда и начинаем ценить что-то, когда мы это теряем… Ты, конечно же, не поедешь на свадьбу из-за твоих головных болей, как, впрочем, и я из-за моей нелюдимости и лени…»[349]

Пробыв некоторое время в Гаратсхаузене и Ишле, Елизавета принимает решение отправиться в дальнее путешествие. На этот раз в качестве предлога она использует заботу о здоровье маленькой Валерии. Доктор Видерхофер снова рекомендует эрцгерцогине морские купания, однако на этот раз для разнообразия императрица намерена отправиться во Францию, на какой-нибудь небольшой и малоизвестный курорт в Нормандии. Император пытается возражать, ссылаясь на то, что у Австрии с молодой республикой, обязанной своим провозглашением левым силам и буквально кишащей анархистами всех мастей, сложились далеко не лучшие отношения. «Я боюсь за тебя, — говорит Франц Иосиф супруге, — да и в Берлине будут не в восторге от этой поездки». Но Елизавета стоит на своем, хотя кое-что в словах мужа ее насторожило, и в период с 22 мая по 8 июня она втайне от всех составляет завещание. Сделав все необходимые приготовления, императрица отправляется во Францию. За несколько дней до этого в местечко Састо-ле-Мокондуи, расположенное в Нормандии, выезжает секретарь императрицы Карл Лингер, имеющий полномочия распоряжаться денежными средствами, выделенными на поездку Елизаветы. Прибыв на место, он договаривается с богатым судовладельцем об аренде принадлежащего ему небольшого замка, расположенного на территории живописного парка с громадными деревьями и цветочными плантациями. Елизавета взяла с собой дочь Валерию и несколько самых любимых лошадей. Каждое утро она подолгу купается в море, причем от купальной кабинки до самого берега всегда идет в сопровождении двух огромных собак, Шадова и Мухамеда, по тоннелю из парусины, защищающему ее от посторонних взглядов. Во второй половине дня императрица совершает прогулки по окрестностям и знакомится с замками и загородными домами «новой революционной знати», постепенно вытесняющей из общественной жизни представителей старой доброй аристократии. «Все эти демократы, республиканцы и иже с ними, — записывает Мария Фестетикс в своем дневнике, — творят ужасный произвол. Они ничуть не лучше своих предшественников, отягощены всеми грехами старой знати, но лишены ее благородства и добродетельности»[350]. Елизавета вскоре замечает, что и во Франции ей не будет желанного покоя. «Здешняя публика и при республиканских порядках буквально не дает мне прохода»[351]. Во время верховой езды императрица то и дело вступает в конфликты с местным населением. По собственной невнимательности она нередко скачет по засеянным полям, причем один из таких случаев попадает на страницы республиканской прессы, умудрившейся раздуть его до масштабов государственного скандала. Императрица и австрийское посольство в Париже выступают с опровержением слухов о якобы имевших место ожесточенных стычках с французскими крестьянами, но, как говорится, нет дыма без огня. Елизавета не переставая жалуется в письмах к супругу на здешние порядки: «Эти французы такие грубые и невоспитанные, они так бесцеремонно приставали ко мне вчера, что мне пришлось в карете ехать сначала к ближайшей пристани, а уже оттуда на катере на мой пляж. Да и верховая езда доставляет одни неприятности, дороги заполнены детьми и крестьянскими телегами, а к посевам я уже стараюсь не приближаться, так как запросто могу нарваться на грубость. Кстати, мне совсем не хочется ехать в Париж, однако барон Нопча опасается, что мой отказ может вызвать дипломатические осложнения. А ты как считаешь?»[352].

Елизавета вызвала из Англии своего прошлогоднего тренера по верховой езде мистера Аллена, к которому графиня Фестетикс с самого начала относится с трудно объяснимой неприязнью. Удивительнее всего то, что эта женщина всегда исключительно точно угадывает, кто из новых знакомых императрицы в дальнейшем будет оказывать дурное влияние на ее госпожу. Причем запись об этом она всегда делает в тот же день, когда новый человек появляется в жизни императрицы, а не после того, как подтверждается ее предсказание. Это свидетельствует о ее исключительной проницательности, хорошем знании жизни и редкой наблюдательности. Если Ида Ференци славится прежде всего своей безграничной преданностью Елизавете, то графиня Фестетикс, несомненно, отличается духовным превосходством и остротой ума и благодаря этому задает тон в ближайшем окружении императрицы, которое Елизавета неторопливо и очень тщательно подбирала по своему вкусу.

Мистер Аллен наездник до мозга костей, отважный и решительный, для него ничего не существует, кроме верховой езды, однако именно это и не нравится графине Фестетикс. Он во что бы то ни стало добивается от лошади того, чего хочет. Однажды он попытался продемонстрировать императрице, что может заставить коня войти в бушующее море, но лошадь как назло заартачилась. Тогда Аллен пришпоривает ее и изо всех сил бьет хлыстом, но в ответ лошадь встает на дыбы, или, выражаясь языком профессиональных наездников, «делает свечку» и вместе с всадником падает в воду. Аллена из воды вытаскивает инструктор по плаванию, а лошадь выбирается сама. Наблюдающая эту сцену императрица смертельно испугана и в первый момент не может произнести ни слова. Придя в себя, она обещает Аллену щедро наградить его за смелость, а по дороге домой говорит Марии Фестетикс: «Только не волнуйтесь, Мария, этот трюк не для меня». Аллен в самом деле отважный наездник, однако он слишком многого требует от Елизаветы. На поляне неподалеку от замка по его указанию сооружают конкурное поле, на котором императрица регулярно совершает тренировочные прыжки. И однажды ее постигает участь всех наездников, которые чересчур усердно отдаются занятиям верховой ездой. Незадолго до этого в конюшне императрицы появилась новая лошадь, и 11 сентября 1875 года Елизавета решает испробовать ее. Накануне Аллен занимался выездкой новой лошади гораздо больше обычного и, вероятно, утомил ее. И когда она с императрицей в седле пытается совершить абсолютно несложный прыжок через очень низкий забор, то слишком далеко выбрасывает передние ноги и, коснувшись земли, спотыкается и падает на колени[353]. При этом Елизавету с огромной силой выбрасывает из седла, императрица падает на землю и теряет сознание. В это время на другом конце конкурного поля Елизавету поджидает ничего не подозревающий жокей. Внезапно он видит лошадь без всадницы, бросается в ту сторону, где должна быть императрица и обнаруживает ее неподвижно лежащей на траве. Все, кроме графини Фестетикс, в это время находятся на пляже. Услышав отчаянный крик жокея: «Мадам, скорее позовите врача, императрица упала с лошади», она бежит за доктором Видерхофером, который, едва одевшись, мчится на конкурное поле. Он находит Елизавету сидящей в плетеном кресле, с большим синяком на лбу и не подающей признаков жизни. Доктор бросается к ней, брызгает ей воду на лицо, пытается заговорить с ней, но не получает ответа. Наконец императрица с видимым усилием открывает глаза и смотрит на графиню Фестетикс. Затем она с трудом разжимает губы и едва слышно произносит: «Не плачьте, Мария, прошу вас, этим вы делаете мне еще больнее». Немного помолчав, Елизавета спрашивает: «А что, собственно говоря, произошло?» — Вы, Ваше величество, упали с лошади». — «Но я ведь сегодня и не садилась на нее. Который час?» — «Половина одиннадцатого, Ваше величество». — «Утра? Но ведь в такое время я никогда не езжу верхом». Тут она замечает, что одета в костюм для езды верхом и с удивлением спрашивает: «А где же лошадь?»- Жокей подводит к ней лошадь с разбитыми, окровавленными коленями. «Что с ней случилось?» — вновь спрашивает Елизавета. — «Она упала. Ваше величество». — «Но я ничего не помню. У вас не найдется несколько морковок, я хочу покормить мою лошадь». Императрица пробует встать, но не может пошевелить ни ногой, ни рукой, и до ее сознания постепенно доходит мысль о том, что все это неспроста. Тогда она задает еще один вопрос: «А где Валерия и император? А где мы находимся?» — «В Нормандии, Ваше величество». — «Ладно, но что мы делаем во Франции? И потом, если это правда, что я упала с лошади, то у меня явно что-то не в порядке с головой. Я теперь навсегда останусь такая? Только ради Бога, не напугайте императора».

Вскоре у Елизаветы проявляются отчетливые признаки легкого сотрясения мозга: сильные головные боли, спутанность сознания, тошнота и бессонница. Приходит доктор Видерхофер и произносит тоном, не терпящим возражений: «Если в течение ближайших суток не наступит улучшения, придется состричь все волосы с головы императрицы». Графиня Фестетикс приходит в ужас, она представить себе не может, что Елизавете придется расстаться со своими роскошными волосами. Ида Ференци ни на минуту не отходит от постели своей госпожи, однако Видерхофер прогоняет ее. Тогда она и Мария Фестетикс садятся на ступеньки, ведущие в комнату императрицы, и ждут дальнейшего развития событий.

Франца Иосифа телеграммой информируют о несчастном случае, происшедшем с его супругой. Император очень испуган и готов немедленно отправиться в Састо, хотя всего два дня назад старательно убеждал Елизавету в полнейшей невозможности своего приезда. Однако вскоре поступают сообщения о том, что императрице стало лучше, и тогда Дьюла Андраши бросается уговаривать императора остаться во избежание политических осложнений. Франц Иосиф поддается на уговоры и лишь пишет нежные письма супруге, состояние которой продолжает улучшаться: «Хвала всемогущему Господу за то, что он уберег нас от самого худшего. Я не могу себе представить, что было бы со мной, если бы ты не поправилась. Что бы я делал на этом свете без тебя, мой ангел?»[354] Елизавета читает это письмо со слезами на глазах. Она действительно уже почти избавилась от последствий своего недуга, но от радости, которую ей доставляло пребывание в Састо, не осталось и следа. Теперь она ждет только полного выздоровления, чтобы сразу уехать отсюда[355]. В ответном письме к мужу Елизавета следующим образом оценивает происшествие: «Мне искренне жаль, что я так напугала тебя, но, строго говоря, от подобного рода случайностей не застрахован никто. Сейчас я чувствую себя вполне здоровой. Видерхофер очень строг ко мне, однако обещает выпустить меня отсюда при первой возможности»[356]. Между тем императрица снова подумывает о возвращении к занятиям верховой ездой, отдает соответствующие распоряжения жокеям в Геделле и делится с мужем своими мыслями по этому поводу: «Я очень радуюсь тому, что у меня стало еще больше лошадей. Здесь у меня был слишком небольшой выбор, приходилось часто ездить на одних и тех же лошадях, так что, возможно, именно усталость и послужила причиной падения моего «Зуава»…«[357]Елизавета ставит Франца Иосифа в известность о том, что намерена в самое ближайшее время возобновить свои публичные поездки верхом для того, чтобы у окружающих не сложилось впечатление, будто «такое пустяковое происшествие способно выбить ее из седла». Франц Иосиф отправляет к жене флигель-адъютанта с поручением не спускать глаз с Елизаветы и передает с ним просьбу к супруге хоть ненадолго заехать в Париж. Он полагает, что после того, как весь мир с напряженным вниманием следил за тем, как Елизавета поправляется после досадного несчастного случая, было бы несправедливо не отблагодарить за беспокойство хотя бы французского президента.

26 сентября 1875 года Елизавета в полном здравии и в хорошем настроении прибывает в Париж. Президент маршал Макмагон предпринял было попытку навестить императрицу еще в предместьях столицы, но узнав, что Елизавета почивает, отказался от своего намерения. Тем временем императрица, верная своей привычке подробно знакомиться с достопримечательностями новых для нее городов, с раннего утра до позднего вечера носится в бешеном темпе по улицам Парижа. При этом она в полной мере проявляет свойственную ей непоседливость и целеустремленность. Все в ней противится затхлости, физической немощи и неподвижности. Ей гораздо больше по душе свет, солнце, молодость, красота, искусство и сила, одним словом, все, что составляет противоположность таким понятиям, как старение и увядание. По этой же причине она старается замедлить и свое собственное старение, внимательно следит за собой и регулярно занимается физическими упражнениями. В искусстве она отдает предпочтение скульптуре, в первую очередь, греческой. Она восхищается грациозностью и изяществом Венеры Милосской, которую ничуть не портит отсутствие рук. Однако она никак не может смириться с тем, что классический идеал красоты узким бедрам женщины предпочитает значительно более полные формы. Конечно, она посещает Дом Инвалидов. Испытывая отвращение к услугам гидов, Елизавета отправляется туда только в сопровождении Марии Фестетикс, прежде всего для того, что воздать должное императору Наполеону, перед гениальностью которого она преклоняется. Обе дамы долго стоят перед роскошным саркофагом Люсьена Бонапарта в полной уверенности, что там покоится прах императора. Проходящий мимо них случайный посетитель слышит их разговор, тактично указывает на ошибку и помогает найти настоящий, гораздо более скромный саркофаг, на котором уже лежит свежий букет цветов. Елизавета опускается на колени и при этом говорит: «Злые языки утверждают, что Наполеон был великим, но очень эгоистичным человеком. А я думаю при этом: эгоистов много и среди людей, не относящихся к великим. Например, таких, как я».

Елизавета посещает музеи и дворцы, замки и парки. Больше всего ей понравилось в парке, в котором можно кататься верхом на слонах, страусах и верблюдах. Ее положение не позволяет императрице самой ездить на этих животных, но вместо себя она отправляет придворных дам и барона Нопчу и, глядя на них, потешается от души как ребенок.

На другой день, 29 сентября, она пребывает в грустном настроении после посещения часовни, сооруженной на месте трагической гибели кронпринца Фердинанда Филиппа Орлеанского, сына Луи Филиппа. В тот день, когда карета, в которой он ехал, перевернулась и погребла кронпринца под своими обломками, тому исполнилось всего лишь тридцать два года. «Вот вам еще одно доказательство, что каждого из нас ждет такой конец, который предначертан нам свыше, — говорит Елизавета своим приближенным. — Ну кто мог подумать, что, отправляясь на невинную прогулку, Фердинанд больше никогда не переступит порог своего дома! Вы хотите, чтобы я перестала ездить верхом, но никак не можете понять, что я все равно умру только так, как мне суждено»[358]. И в тот же день она на виду у любопытной публики ездит верхом в сопровождении флигель-адъютанта императора, и при этом ее лошадь совершает головокружительные прыжки через самые разнообразные барьеры. В замок она возвращается немного побледневшей и уставшей, но в очень хорошем настроении.

Между тем, известие о несчастном случае с императрицей глубоко потрясло короля Баварии. В письме к кронпринцу Рудольфу[359] он откровенно делится с сыном императрицы своими переживаниями: «Если бы ты только знал, как я завидую тебе. Ты счастливчик, потому что имеешь возможность находиться рядом с женщиной, которую я боготворю. Умоляю тебя, напомни прекрасной императрице о том, что есть на свете человек, преданный ей всей душой и готовый рабски исполнять любые ее капризы. Меня очень успокоили заверения, полученные в октябре из Геделле от Луи[360], в том, что Елизавета отныне будет осторожнее ездить верхом. Еще один несчастный случай с ней я не переживу… Я собираюсь поместить в раму твой портрет, чтобы повесить его рядом с портретом императрицы и одновременно любоваться двумя самими дорогими мне людьми. Передай императору, что я по-прежнему отношусь к нему с глубоким почтением. Что касается меня, то я наслаждаюсь чудесными зимними деньками высоко в горах и запоем читаю увлекательные книги, что всегда доставляет мне наибольшее удовольствие…»

По возвращении в Геделле Елизавета вместе с братом Людвигом и младшей дочерью вновь окунается в тихую, размеренную сельскую жизнь, прерываемую лишь по-прежнему частыми и длительными прогулками верхом на лошади. Франц Иосиф тоже очень доволен приездом и хорошим самочувствием супруги, однако и сейчас считает своим долгом потребовать от Елизаветы, чтобы она вела себя более осторожно. Главным ее недостатком он считает неумеренность во всем, чем ей приходится заниматься. По мнению императора, именно это часто служит причиной душевного разлада, от которого она так страдает. Вместе с императором в Геделле приехал и кронпринц Рудольф, которого очень хвалят его воспитатели, а некоторые высокопоставленные придворные недоумевают по поводу чересчур смелых взглядов наследника престола, привитых ему его либеральными профессорами. 19 ноября, в день именин Елизаветы, в покоях Валерии устраивают небольшой бал, на котором императрица участвует во всех играх и веселится от души. Глядя на нее в такие минуты, никак нельзя представить, что такой открытый и беззаботный человек ни с того ни с сего может впадать в тяжелую меланхолию. А поводом для этого может стать и такое печальное событие, как смерть ее любимой собаки Шадова. Елизавета тяжело переживает утрату старого верного друга. На могиле собаки в парке замка Геделле устанавливают каменную плиту с ее кличкой и датой смерти.

В ноябре 1875 года император отстраняет от должности главного шталмейстера своего некогда всемогущего генерал-адъютанта графа Грюнне и назначает вместо него принца Эммериха фон Турн унд Таксис. С уходом Грюнне венский двор теряет одного из последних столпов того времени, когда многие в ближайшем окружении императора были единомышленниками его матери эрцгерцогини Софии. Теперь с этим покончено навсегда. Более того, теперь Елизавета всерьез рассчитывает, что ей удастся сделать своими единомышленниками и некоторых придворных дам, ранее бывших на стороне ее свекрови. Одной из первых в плену обаяния императрицы оказывается в 1876 году ландграфиня Тереза фон Фюрстенберг, которую Елизавета ввела в свое ближайшее окружение вместо графини Шаффгоч.

В конце января приходит известие, что выдающийся венгерский государственный деятель Деак находится при смерти. Елизавета лишена возможности навестить умирающего и вынуждена ограничиться присутствием на его похоронах 31 января. Вместе с императрицей, так много сделавшей для претворения в жизнь идей покойного, о Деаке скорбит вся Венгрия, в значительной мере обязанная ему своим нынешним статусом в рамках империи.

В первых числах марта 1876 года Елизавета отправляется в Англию в местечко Истон Нестон, славящееся своими охотничьими угодьями. Лингер берет там в аренду небольшое, но очень уютное поместье, расположенное на территории великолепного парка. Неподалеку разместилась и сестра императрицы Мария, королева Неаполя. В Лондоне Елизавета пытается навестить королеву Викторию, но слышит в ответ: «Королева не может Вас принять по причине занятости государственными делами». Нетрудно догадаться, что за этим стоит желание Виктории отплатить австрийской императрице за ее недавний отказ принять участие в званом обеде, о котором сама Елизавета уже давно забыла. И теперь настает ее черед обижаться. «Подумать только, какая невежливость! — пишет она Францу Иосифу[361]. — Между прочим, мое возмущение разделяют и те вполне достойные люди, у которых я была в гостях сегодня вечером».

Вскоре после неудачной попытки встретиться с английской королевой Елизавета прибывает в Истон Нестон, где уже на следующий день совершает выезд на охоту с участием местных знаменитостей. Затем она посещает роскошный дворец лорда Спенсера, увешанный портретами его предков кисти Рембрандта, Ван Дейка, Гейнсборо и других великих живописцев. Однако большую часть времени императрица, как всегда, проводит в седле, подтверждая старое как мир правило: что хорошо получается, доставляет радость и удовлетворение. Англичане скептически относятся к увлечению императрицы конной охотой. По их мнению, это занятие по плечу только очень искусным наездникам, к каковым они не решаются отнести прекрасную гостью из Австрии. Двум самым опытным охотникам, полковнику Ханту и капитану Мидлтону, друзьям лорда Спенсера, поручают оказывать помощь Елизавете и, в частности, всегда скакать впереди нее, указывая самую удобную дорогу. Мидлтон не в восторге от этого поручения: «Зачем мне это нужно, с какой стати я буду сдерживать свой охотничий азарт ради этой пусть даже очень знатной и красивой женщины? Честно говоря, я бы предпочел скакать там, где мне нравится»[362]. Однако вскоре ему приходится изменить свое мнение. Будучи одним из лучших наездников Англии, капитан с изумлением замечает, что императрица почти не уступает ему в искусстве верховой езды и выглядит в седле на редкость грациозной и уверенной в себе.

На 12 марта назначена аудиенция у королевы Виктории, которая считает вполне достаточным урок, преподнесенный австрийской императрице. При встрече в отношениях между двумя августейшими дамами заметна определенная натянутость, им почти нечего сказать друг другу, и Елизавета испытывает явное облегчение, когда и без того кратковременное пребывание в гостях у Виктории подходит к концу. 13 марта она снова отправляется на охоту к Фердинанду Ротшильду в местечко Лейтон, расположенное в графстве Бедфордшир. Однако из-за неожиданного снегопада выезд на охоту приходится отменить, вместо этого решено осмотреть принадлежащий гостеприимному хозяину питомник чистокровных лошадей. На следующий раз роль егермейстера поручают полковнику Ханту. Он рекомендует Елизавете лошадь по кличке «Гольдфукс», хорошо зарекомендовавшую себя во время предыдущих выездов на охоту. Но не успела Елизавета оседлать новую лошадь, как та вдруг спотыкается при совершении одного из первых прыжков и сбрасывает свою всадницу на землю. Императрица пытается вновь оседлать ее, но полковник решительно противится этому. «Ладно, — соглашается с ним Елизавета, — сегодня я поскачу на другой лошади, но эту я все равно куплю». Но Хант категорически протестует: «О нет, Ваше величество, эту лошадь я не продам ни за какие деньги».

В охоте принимают участие не менее ста всадников, большинство их движимо желанием составить компанию прекрасной императрице. Кроме того, стремление полюбоваться очаровательной гостьей собирает вблизи места охоты огромную толпу зрителей. У Елизаветы прекрасное настроение, и она почти без передышки ездит верхом. «Все нормальные люди проводят в седле не больше четырех дней в неделю, мы же ездим верхом каждый день», — записывает в своем дневнике графиня Фестетикс. Впрочем, императрица и сама не скрывает своего удовольствия от любимого занятия: «Я до сих пор не чувствую никакой усталости, — сообщает она в письме к мужу[363]. — Между прочим, все твои лошади ни на что не годятся, для здешних условий они слишком медлительны и осторожны. А еще меня то и дело спрашивают, не собираешься ли ты приехать сюда хоть на несколько дней. В конце концов, каждый человек имеет право пусть даже на недолгий отдых». Елизавета бывает и на всех стипль-чезах, которые проводятся в эти дни в окрестностях Истон Нестона и всякий раз борется с желанием лично принять в них участие. На одном из них она учреждает свой приз — восхитительный серебряный кубок, который к ее радости достается капитану Мидлтону. Тридцатилетнего офицера, который еще одиннадцать лет назад выиграл свой первый стипль-чез, ожидает еще целый ряд блестящих побед. Его настоящее имя Уильям Джордж, однако все называют его Бей, то ли из-за каштанового цвета волос и смуглого лица, то ли в честь знаменитой одноименной лошади, которая в 1836 году выиграла дерби. Елизавета восторгается его мастерством и одновременно критически поглядывает на прочих наездников. «В прошлый вторник Фритц Меттерних и граф Волькенштейн превзошли сами себя, — сообщает она Иде Ференци[364]. — Эти отважные господа не только преодолели все препятствия, которые попались им по дороге, но и настойчиво искали новые, еще более сложные. Граф два раза подряд упал с лошади, причем последний раз ему и его скакуну пришлось выбираться из заболоченного ручья, после чего лошадь стала похожа на огромное черное чудовище, а ее всадник — на мавра».

Елизавета наслаждается своим пребыванием в Англии, радуется великолепной солнечной погоде., благодаря которой ее кожа покрылась ровным красивым загаром, немного скрывающим многочисленные веснушки, которыми усыпано ее лицо. Больше всего императрице нравится, что здесь она находится «среди своих», т. е. среди тех, кто понимает ее с полуслова и не досаждает нравоучениями и сплетнями из придворной жизни. Но, как обычно бывает в таких случаях, время пролетает быстро и незаметно, и неожиданно для всех наступает срок отъезда на родину. 5 апреля Елизавета возвращается в Вену, а Франц Иосиф, даже не взглянув на финансовый отчет, представленный Карлом Лингером, на радостях отдает распоряжение оплатить счет на 106 516 гульденов 93 крейцера[365]. Ему докладывают о триумфе Елизаветы, покорившей чопорных англичан своим искусством верховой езды, и он с удовлетворением выслушивает барона Нопчу, по словам которого ни в Англии, ни в других странах мира нет ни одной дамы, которая могла бы в этом отношении превзойти ее величество, да и среди мужчин едва ли найдется много более искусных наездников[366].

В Вене Елизавете снова приходится надевать «свою сбрую» и участвовать в бесконечных балах, приемах и религиозных шествиях по случаю праздника тела Господня. Тем временем по инициативе Андраши 23 апреля в ближайшем окружении императрицы появляется новая придворная дама.

Речь идет о графине Пауле Сеченьи, урожденной Клинкош, которую, согласно записи в дневнике Марии Фестетикс, сделанной вечером того же дня, «постигла участь всех женщин благородного происхождения, впервые попавших в «высший свет». В отличие от девиц сомнительного происхождения вроде мадам Вечеры, которую венское общество приняло с распростертыми объятиями, появление графини в свите императрицы было воспринято с подчеркнутым безразличием».

Вскоре становится известно, что в начале мая ожидается приезд в столицу королевы Бельгии и королевской четы из Греции. Елизавета относится к этому без особого энтузиазма. Она полагает, что такое прекрасное время года, как весна, «не очень подходит для придворных церемоний»[367]. Тем не менее, Елизавета с удовольствием исполняет просьбу греческой королевы показать ей лошадей из императорской конюшни, после чего гостья начинает казаться императрице очень милой и симпатичной. Саму Елизавету в последнее время больше всего интересуют цирковые лошади, которых она берет с собой в Ишль, каждый день дрессирует и уже подумывает о том, чтобы соорудить для них в парке небольшую тренировочную площадку.

Тем временем вспыхивает война между сербами и турками, которая добавляет забот министру иностранных дел Андраши. Его восточная политика, к сожалению, отличается антироссийской направленностью, что в будущем повлечет за собой неблагоприятные последствия для международного положения империи. Что касается Елизаветы, то теперь она совсем не вмешивается в ход событий и, даже наоборот, все чаще ловит себя на мысли, что у нее нет никакого желания заниматься ни внутренней, ни внешней политикой. Гораздо больше в это время ее волнует неприятный инцидент, связанный с ее любимыми лошадьми. Дело в том, что князь Таксис ни с того ни с сего надумал временно раздать узкому кругу частных лиц несколько чистокровных лошадей из придворного питомника. Он пытается убедить императрицу, что это необходимо для поддержки отечественного коневодства, однако Елизавета даже слушать не хочет его объяснений и обещает пожаловаться императору. Больше всего в этой истории ее возмущает то, что князь хотел осуществить свой замысел без ее разрешения. О том, насколько при этом было задето ее самолюбие, можно судить по сердитому письму Елизаветы к мужу: «Если ты уступишь требованию князя, то этим очень обидишь меня, ибо с таким демонстративным игнорированием моей Персоны я до сих пор еще не сталкивалась… В политику я больше не вмешиваюсь, однако в делах, о деталях которых тебе обычно не сообщают, я должна все же иметь право голоса»[368].

Франц Иосиф не на шутку испуган и беспрекословно исполняет волю супруги, тем более что из-за внешнеполитических забот ему просто некогда заниматься этой историей. Ход событий в сербско-турецкой войне и восстание в Болгарии наводят его на мысль о необходимости встречи в Рейхштадте на территории Богемии с русским царем, чтобы согласовать политику обеих империй в восточном вопросе. Елизавета не может удержаться от скептических замечаний по этому поводу: «Мне кажется, что от рейхштадтской встречи не стоит ожидать слишком многого. Боюсь, что это начало катастрофы, о которой нас постоянно предупреждала Нене… Надеюсь, что Андраши сможет уговорить тебя съездить в Фельдафинг. Тебе давно пора отдохнуть от государственных дел в нашем маленьком Посси»[369]. Но Франц Иосиф слишком занят, поэтому Елизавете приходится одной ехать на родину. Она берет с собой нового любимца, овчарку по кличке Плато, которая должна заменить императрице дога Шадова. Лето проходит в Баварии в кругу семьи и в Ишле, а в начале сентября Елизавета принимает решение съездить ненадолго на Корфу, где она не была уже четырнадцать лет. С острова она заезжает на несколько дней в Афины. 9 сентября яхта «Мирамар» с императрицей на борту заходит в афинский порт, где ее уже поджидает престарелый консул Австро-Венгрии, который так давно не был на родине, что принимает ландграфиню Фюрстенберг за императрицу, приветствует ее с должным почтением и сопровождает по дороге в город. Ландграфиня не перестает удивляться завидной выдержке Елизаветы, которая с завидным спокойствием наблюдает эту сцену. Тем временем в порту появляется сотрудник консульства барон Эйзенштейн, и сразу все становится на свои места. С помощью барона императрица составляет план своего пребывания в греческой столице. В первую очередь ее интересуют многочисленные памятники античности, эти немые свидетели расцвета эллинизма, большая часть которых теперь лежит в руинах.

По пути из Афин яхта попадает в жесточайший шторм, который Елизавета, как всегда, переносит без проблем и лишь добродушно посмеивается над своей свитой, сраженной морской болезнью. Проведя еще несколько дней на Корфу, императрица прибывает 13 сентября в свой замок «Мирамар» близ Триеста, а оттуда едет прямиком в Геделле, где ее ожидают увлекательные выезды на охоту. Здесь же она застает брата, герцога Людвига, с супругой и дочерью. Жена Людвига, баронесса Валлерзее, бывшая актриса Мендель, производит впечатление добродушной, тактичной, скромной и спокойной женщины. Все относятся к ней очень хорошо, кроме герцога, которому вообще очень трудно угодить. Елизавета, которая очень любит брата, считает, что ему повезло с женой: «Любая другая женщина уже давно бы ушла от него, а с этой он счастлив»[370]. Много внимания императрица уделяет восемнадцатилетней дочери брата Марии, тем самым открыто демонстрируя свое презрительное отношение к предрассудкам относительно морганатического брака ее родителей. Она приближает к себе свою «морганатическую племянницу» и была бы не прочь основательно подружиться с ней, а пока знакомит ее с другими членами императорской фамилии, в том числе с ее ровесником кронпринцем Рудольфом, который выглядит значительно старше своих лет. Однако графиня Фестетикс поглядывает на девушку с недоверием, ею снова владеет недоброе предчувствие, что когда-нибудь она сыграет роковую роль в жизни императрицы. «У Марии Валлерзее довольно привлекательная внешность, — записывает она 28 сентября 1876 года в свой дневник, — и я бы с удовольствием полюбила ее, но что-то необъяснимое удерживает меня от этого. Временами она кажется мне какой-то ненастоящей, как бы играющей чужую роль».

Во время выездов на охоту императрицу сопровождает ее старый знакомый капитан Мидлтон, специально для этого приехавший из Англии. С недавних пор он принадлежит к числу восторженных поклонников Елизаветы как прекрасной женщины и талантливой наездницы. Отличаясь весьма заурядной внешностью, капитан в седле словно преображается, своей гордой посадкой и высоким мастерством вызывая симпатию и уважение окружающих. В Геделле у Мидлтона много работы, потому что не проходит и дня без выездов императрицы на охоту или на прогулку верхом. Но и свое свободное время Елизавета проводит главным образом с лошадьми. Дело доходит до того, что вновь прибывших гостей она принимает прямо в конюшне. Нетрудно догадаться, что когда наступает январь и приходит время возвращаться в Офен, Елизавета с большой неохотой покидает милый ее сердцу Геделле. «Тебе хорошо, — пишет она матери, — ты можешь жить в Мюнхене так, как тебе нравится, и поэтому жизнь в городе дается тебе гораздо легче, чем мне»[371]. В этом отношении императрица очень напоминает баварского короля Людвига И, который в том же году в письме к кронпринцу Рудольфу делает следующее признание: «Меня неудержимо влечет на природу, на чистый, здоровый воздух. Жизнь в тесном и душном городе не для меня»[372]. А Елизавете в феврале 1877 года приходится ехать в Вену, и единственным утешением для нее при этом служит только то, что в столице у нее будет возможность брать уроки «высшей школы» верховой езды во всемирно известной испанской школе, учениками которой были многие знаменитые наездники. В марте императрица снова охотится в принадлежащем ее супругу охотничьем угодье в Гединге.

Семейная жизнь императрицы в это время наполнена заботами о здоровье и воспитании маленькой Валерии и поддержкой супруга в его нелегком труде по управлению государством. С Францем Иосифом, который, как и много лет назад, нежно любит свою жену, она по-прежнему поддерживает очень хорошие отношения. Правда, время от времени император испытывает недоумение по поводу, мягко говоря, странных поступков своей супруги. Например, он никак не может взять в толк, что особенного нашла Елизавета в маленьком и невзрачном мавре по прозвищу «Рустимо», полученном в подарок от вице-короля Египта. Поначалу и маленькая Валерия, с которой мавр играет по просьбе ее матери, не испытывает к этому «черному дьяволу»- ничего, кроме чувства мистического ужаса, и ей понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к нему. У придворных новая «игрушка» императрицы вызывает отвращение, они не хотят ездить с Рустимо в одном экипаже и вообще стараются держаться от него подальше, а графиня Фюрстенберг называет его не иначе как «черная обезьяна». Мария Фестетикс полагает, что в маленьком мавре «слишком много от животного и слишком мало от человека».

Во исполнение своего обещания, данного брату Людвигу в Геделле, Елизавета вплотную занимается судьбой Марии Валлерзее, к которой ее сын Рудольф испытывает какую-то странную неприязнь. Узнав о том, что некий граф Георг Лариш проявляет нешуточный интерес к ее подопечной, императрица поручает Марии Фестетикс заняться обоими молодыми людьми. Графиня недолюбливает племянницу госпожи и занимается устройством ее дел без всякого энтузиазма, к тому же ей кажется, что девушка не питает особых симпатий к своему поклоннику. Как бы то ни было, но уже 8 сентября дело доходит до заключения помолвки между Марией Валлерзее и графом Ларишем.

Между тем Елизавета вновь отправляется в Геделле, где возвращается к уже привычному образу жизни. На этот раз она берет с собой и кронпринца Рудольфа, который почти наравне с ней участвует в выездах на охоту и довольно много просто ездит верхом в окрестностях замка. А его матери, которая за последние годы достигла немалых высот в искусстве верховой езды и познала вкус настоящей охоты, постепенно становится тесно даже на необъятных просторах Геделле, и она снова мечтает о том, чтобы провести охотничий сезон в Англии. Поездка намечена на конец года, причем вместе с матерью в Англию собирается ехать и Рудольф, который хотел бы на новом месте поупражняться в верховой езде. Ему уже исполнилось девятнадцать лет, у него есть своя свита, и он наконец избавлен от опеки бесчисленных учителей и воспитателей, напичкавших его знаниями и мудрыми советами сверх всякой нормы. Один из его лучших воспитателей, барон фон Вальтерскирхен, дал ему однажды следующий совет: «Позади у вас беззаботная и счастливая юность. Перед вами целая жизнь, не пейте из этой чаши слишком быстро как человек, измученный жаждой. Наслаждайтесь прелестью бытия, но не забывайте во всем соблюдать меру…». Однако этот совет, как, впрочем, и многие другие, кронпринц оставляет без внимания.

Елизавета против участия своего сына в выездах на конную охоту в Англии, так как его навыки верховой езды еще далеки от совершенства, и она опасается несчастного случая. Заручившись обещанием сына сделать все так, как она хочет, Елизавета накануне Рождества отправляется в Лондон через Мюнхен. На этот раз она рассчитывает прожить шесть недель в изумительном охотничьем домике, расположенном в местечке Коттесбрук неподалеку от замка, принадлежащего лорду Спенсеру. Здесь Елизавета вся без остатка отдается своей страсти к верховой езде. Изо дня в день она участвует в охоте на лис и оленей и вообще чувствует себя в новой обстановке просто великолепно. Ее окружают выходцы из лучших аристократических семейств Англии, отличающиеся безупречными манерами, веселым нравом и безграничным гостеприимством. В Елизавете они видят не столько императрицу, сколько красивую женщину и блестящую наездницу. Любые сплетни и пересуды, как и политические пристрастия, абсолютно чужды их кругу. Где бы ни появлялась Елизавета, ее везде принимают с искренним радушием. В своих оценках гостьи из Австрии англичане на редкость единодушны: «Every inch of her is an empress» [373].

Императрица старается не пропустить ни одного погожего дня для выезда на охоту или для прогулок верхом в живописных окрестностях своей временной резиденции. При этом ее обычно сопровождают лорд Спенсер и капитан Мидлтон, любезно предлагающие ей свою помощь и старательно оберегающие от любых трудностей и неожиданностей. Провожая императрицу на охоту или на прогулку, графиня Фестетикс всякий раз истово молится о том, чтобы ее госпожа вернулась домой целой и невредимой. Судя по письмам Елизаветы к мужу, написанным в эти дни, оснований для этого у нее больше чем достаточно. Не проходит и дня, чтобы с одним или другим отважным охотником из числа даже очень искусных наездников не происходило какого-нибудь более или менее серьезного инцидента. К счастью, подобная участь минует Елизавету, то ли потому, что она стала ездить верхом более осмотрительно, то ли оттого, что судьба стала более благосклонна к ней.

В разгар охотничьего сезона в свою расположенную неподалеку резиденцию прибывает королева Неаполя с супругом. Справедливости ради следует признать, что Мария пользуется среди англичан значительно меньшим успехом, чем ее старшая сестра. По общему мнению, королеве, несмотря на ее поразительное сходство с Елизаветой, не хватает обаяния и душевности, свойственных императрице. Мария очень сердится на капитана Мидлто-на за то, что он отказывается быть ее проводником во время охоты и в отместку распространяет о нем всякие небылицы, в том числе и касающиеся его отношения к Елизавете. Однажды в разговоре с кронпринцем Рудольфом, которого Мария встретила в Лондоне, она не удержалась от довольно прозрачного намека на то, что капитан страстно влюблен в императрицу. Поверив на какое-то время в эту выдумку, Рудольф начинает позволять себе резкие высказывания в адрес Мидлтона до тех пор, пока те, кому он вполне доверяет, не объясняют ему, как все обстоит на самом деле. В свою очередь Елизавета, узнав о том, что кто-то пытается очернить ее в глазах ее сына, возмущена до крайности. Правда, ей так и не суждено никогда узнать, от кого исходили эти гнусные сплетни.

7 февраля 1878 года умирает папа Пий IX. В это время Елизавета еще находится в Коттесбруке, однако вынуждена из-за плохого самочувствия прервать на неделю выезды на охоту. «Вот уже несколько дней я не выезжаю на охоту, — сообщает она в письме к мужу, — и все думают, что это из-за смерти папы римского. Что ж, меня это вполне устраивает».

В середине февраля императрица покидает Англию со смешанными чувствами. Радость и удовольствие от почти двухмесячного пребывания в Коттесбруке немного подпорчены историей со слухами вокруг ее имени, в которую невольно оказался втянут и ее сын. Подобно своей матери, кронпринц Рудольф как наследник австрийского престола находится у всех на виду, поэтому любые попытки вбить клин между ним и Елизаветой неизбежно причиняют вред репутации императорской фамилии. Впрочем, не успела императрица 23 февраля вернуться в Вену, как на нее и ее близких обрушивается новая беда: умирает отец императора эрцгерцог Франц Карл. Императорская семья погружается в глубокий траур.

Тем временем заканчивается русско-турецкая война 1878 года. Россия, одержавшая в этой войне победу, была очень близка к тому, чтобы захватить Константинополь. В связи с этим в Вене вновь разгораются споры о дальнейшей направленности внешней политики империи по отношению к русскому царю. В борьбе между эрцгерцогом Альбрехтом, выступающим за сближение с Россией, и Дьюлой Андраши последнему вновь удается одержать верх. Вскоре в Берлине проходит конгресс мировых держав, на котором не в последнюю очередь благодаря позиции Австро-Венгрии удается лишить Россию главных плодов ее победы над Турцией. Австрийская армия оккупирует Боснию и Герцеговину. Неизбежным следствием этого становится дальнейшее отчуждение в отношениях между Веной и Санкт-Петербургом.

Елизавета стоит в стороне от происходящих политических событий и ограничивается лишь отдельными советами мужу, например, о том, чтобы тот не отправлял в Боснию слишком много солдат-славян. Лето императрица проводит, как обычно, в Ишле вместе с лордом и леди Спенсер, а затем отправляется на озеро Тегернзее, где 9 сентября ее родители собираются отметить свою золотую свадьбу. Злые языки в Мюнхене с издевкой говорят про герцога Макса, что по случаю юбилея ему придется заставить себя поехать к своей жене, которую он за последние десять лет видел всего несколько раз. Многочисленные дети, внуки и правнуки, собравшиеся на торжество, наперебой поздравляют юбиляров, и можно было бы сказать, что празднование удалось на славу, если бы не тревожные сообщения о судьбе брата баварского короля принца Отто, который недавно был официально признан неизлечимым душевнобольным. Многие баварцы со страхом думают о том, что ждет их, если и старшего брата, короля Людвига II, поведение которого становится все более странным и непредсказуемым, постигнет та же участь.

По возвращении в Шенбрунн Елизавета направляется в госпиталь, переполненный солдатами, получившими ранения в ходе недавней боснийской кампании. В середине сентября императрица приезжает в Геделле, где уже находятся ее сын, супружеская чета Спенсеров, капитан Мидлтон и Генрих Лариш с супругой. Все они намерены принять участие в осеннем охотничьем сезоне. И только Франц Иосиф, по горло занятый государственными делами, бывает в Геделле лишь наездами. «Ты всех отправляешь в отпуск, — выговаривает ему императрица, — и только о себе не думаешь. По-моему, это неблагоразумно»[374].

В Геделле у Елизаветы есть две любимых лошади с похожими кличками: Флик и Флок. Императрица лично дрессирует их и получает от этого огромное удовольствие. Обычно она становится в центре манежа, держа в руках сахар и хлеб, а обеих лошадей запускают одновременно с разных сторон. Лошади мчатся во весь опор к своей хозяйке, так как они уже привыкли получать от нее что-нибудь вкусное. Они всегда резко останавливаются в двух шагах от Елизаветы, и ей очень нравится демонстрировать этот трюк своим гостям. Императрица веселится от души, когда видит испуг на их лицах в тот момент, когда лошади несутся к ней.

Время от времени Елизавета просит своего секретаря читать ей наиболее интересные выдержки из многочисленных писем, приходящих в ее адрес. Например, некий господин Фердинанд Ауфрихтиг обращается к императрице с просьбой носить искусственные украшения, подавая пример остальным дамам империи. По мнению автора письма, это поможет сберечь деньги императорской казны и наполнить карманы простых граждан. Забавное предложение, хотя и не лишенное здравого смысла, не правда ли? Но попадаются и другие, гораздо более несерьезные письма. Так, некий француз де Мюлло утверждает, что нашел лекарство от рака и готов сообщить императрице секрет его приготовления при условии, что предварительно ему будут выплачены пятьсот тысяч франков. Наконец, из одного письма Елизавета узнает о завещании покойного графа Манна, который распорядился каждый год посылать императрице до конца ее дней знаменитое миланское пирожное «Панеттоне»[375].

11 декабря в семье императора происходит событие, очень напугавшее императрицу. Из-за неосторожного обращения с пистолетом кронпринц Рудольф ранит себя в левую руку. «Это рано или поздно должно было случиться, — полагает Мария Фестетикс. — Уже в раннем детстве он пристрастился к стрельбе по живым мишеням и палил во все стороны без особого разбору»[376]. К счастью, все заканчивается благополучно, рана быстро заживает. Однако императрица ничего не может сделать, чтобы не допустить повторения таких несчастных случаев. Она уже не имеет на сына никакого влияния. Рудольф все чаще проявляет характер и независимость, принимающие самые крайние формы. Кронпринц всегда и во всем поступает по своему усмотрению и не прислушивается ни к чьим советам.

В январе 1879 года императрица с честью выдерживает очередное испытание на прочность во время многочисленных балов и приемов, по традиции проходящих в это время в Вене[377]. Одновременно у нее созрел замысел вновь переплыть Ла-Манш, чтобы снова насладиться выездами на конную охоту. Однако на этот раз Елизавета намерена отправиться не в Англию, а в Ирландию, где по слухам условия для охоты на лис и оленей несравненно лучше, чем в окрестностях Коттесбрука.

Знатоки утверждают, что Ирландия — это настоящий рай для любителей охоты. Разместиться решено в великолепном замке лорда Лэнгфорда. Как и раньше, императрицу здесь окружают ее старые знакомые, в том числе лорд Спенсер и капитан Мидлтон. Последний объясняет Елизавете, что местность в окрестностях замка заметно отличается от той, на которой она охотилась в Англии. Здесь больше оврагов и ручьев, болот и лесов, что весьма привлекательно для азартных охотников, любящих рисковать и гордящихся своим умением презирать опасности. Короче говоря, это как раз то, что нужно императрице с ее неуемной натурой. Все эти дни Мария Фестетикс особенно сильно переживает за свою госпожу. «Я еще никогда не слышала о таком количестве сломанных рук и ног, как здесь. Почти каждый день кто-нибудь возвращается с охоты на носилках»[378].

В выездах на охоту нередко принимают участие свыше ста человек, а основной причиной частых падений является то, что многие всадники пользуются плохо выезженными лошадьми. Впрочем, это ни в коей мере не относится к императрице, в распоряжении которой лучшие лошади из императорских конюшен. Но дело еще и в мастерстве наездника, а Елизавета владеет им в совершенстве. На хорошей лошади ей не страшны никакие препятствия, она всегда точно знает, когда нужно натянуть или отпустить поводья, послать лошадь на препятствие или перевести ее в другой аллюр. В результате часто случается так, что к концу охоты большая часть наездников остается далеко позади, а особо проворную лису или очень быстроногого оленя продолжают преследовать всего несколько человек, среди которых обязательно капитан Мидлтон и Елизавета; они в охотничьем азарте обычно даже не замечают, какой опасности подвергают свою жизнь.

Императрица чувствует себя в Ирландии еще лучше, чем в Англии. Благодаря отсутствию королевы Неаполя она избавлена от неприятностей вроде той, которая выпала на ее долю в прошлом году. Кроме того, в Ирландии, исповедующей католицизм, Елизавете оказывают особые почести не только как красивой женщине и искусной наезднице, но и как первой леди огромной католической империи. Правда, ближайшее окружение императрицы советует ей воздерживаться от чрезмерного сближения с местным католическим духовенством, ибо это может быть неправильно понято при дворе королевы Англии, где господствует англиканская церковь, у которой сложились непростые отношения с католиками. Впрочем, Елизавета настолько поглощена верховой ездой, что ей некогда размышлять о взаимоотношениях разных религиозных конфессий. Однажды она возвращалась с охоты вместе с Рудольфом Лихтенштейном и случайно оказалась вблизи ипподрома, на котором весной должен проводиться один из крупных стипль-чезов. Сначала Елизавета внимательно осматривает разнообразные препятствия, а затем совершенно неожиданно для принца начинает легко и изящно преодолевать их одно за другим. Но один раз и ей не повезло. В конце марта во время одного из последних выездов императрицы на охоту ее лошадь при попытке перепрыгнуть через заросший овраг падает на землю. Елизавета успевает спрыгнуть с лошади, которая вскоре самостоятельно поднимается на ноги. Императрица, не дожидаясь посторонней помощи, снова садится на лошадь и как ни в чем не бывало скачет дальше[379].

В разгар охотничьего сезона Елизавета получает сообщение о трагических событиях на ее родине. В результате сильного наводнения наполовину разрушен венгерский городок Сегед, погибло много людей. Императрица потрясена и немедленно отдает распоряжение свите срочно готовиться к отъезду в Вену. О своем решении она сообщает в письме к мужу[380] и обосновывает его необходимостью в трудную минуту быть рядом с императором. К тому же она считает невозможным для себя продолжать отдых и развлечения, в то время как горячо любимую ею Венгрию постигло такое несчастье. По дороге она намерена воздержаться от встреч и аудиенций в Лондоне, отнимающих не только много сил и времени, но и обходящихся довольно дорого императорской казне, тем более что ее нынешняя поездка и без того стоила немалых денег. По подсчетам Карла Лингера, пребывание Елизаветы в Ирландии обошлось в 158 337 гульденов 48 крейцеров. Перед лицом трагедии в Сегеде императрица проявляет обычно несвойственную ей сдержанность и бережливость.

Император с огромным нетерпением ждет возвращения супруги и, встретив ее на столичном вокзале, радостно заключает в свои объятия, после чего они сразу отправляются к маленькой Валерии, по которой Елизавета ужасно соскучилась. Глядя на императорскую чету, невозможно поверить, что у них за спиной уже целых двадцать пять лет счастливой семейной жизни, настолько молодыми и физически крепкими они оба выглядят. Между тем, вся Вена старательно готовится к пышным торжествам по случаю серебряной свадьбы Елизаветы и Франца Иосифа. Императрица смиренно участвует в многочисленных торжественных церемониях и утомительных ритуалах. Больше всего ей запоминается посещение одной из венских церквей, в которой она, стоя перед алтарем, вспоминает годы, прожитые с Францем Иосифом, и приходит к выводу, что в их совместной жизни было много и радостного, и печального, однако счастливых дней было все же значительно больше, чем грустных и трагических. Между прочим, даже в эти праздничные дни наряду с подавляющим большинством искренних доброжелателей императора и его супруги находятся и такие, кто не может удержаться от язвительных замечаний в их адрес, пусть даже и в шутливой форме: «aprns vingt-cinq ans de menage, cette fois aprus vingt-cinq ans de mannge»[381]. Когда эту шутку передают Елизавете, она лишь весело смеется над забавной игрой слов.

По окончании венских торжеств императорская чета уезжает в Венгрию, где ведет привычный образ жизни. Императрица скачет верхом с раннего утра до позднего вечера, а в остальное время предается размышлениям о смысле жизни. Ее придворная дама Мария Фестетикс внимательно приглядывается к госпоже: «Императрица для меня словно раскрытая книга, которая с каждой страницей становится все более увлекательной». Графине принадлежат самые точные и проницательные характеристики Елизаветы, среди которых выделяется пророческая запись в дневнике, сделанная 14 сентября 1879 года: «Императрица очень мила и добродетельна по отношению к окружающим, но к себе она поистине беспощадна. То, что другим обычно приносит радость, для Елизаветы является источником бед и страданий. Она напоминает мне младенца, родившегося в сказочной стране, к которому пришли однажды добрые феи и одарили его красотой, очарованием, благородством, простотой, остроумием, мудростью и множеством других не менее приятных качеств. Вслед за ними пришла злая фея и сказала: «Как я вижу, ты получила уже все, что только могла пожелать, и добавить к этому мне нечего. Но я сделаю так, чтобы все твои добродетели обернулись против тебя. Для этого я отниму у тебя то, что люди обычно не считают особой ценностью и чем они часто пренебрегают. Я отниму у тебя чувство меры во всем: в твоих делах, мыслях и чувствах. Ни твоя красота, ни доброта, ни мудрость не принесут тебе счастья, потому что тебе всегда и всего будет мало. Наступит день, когда все, что ты имеешь, будет вызывать у тебя только ненависть и отвращение, а душа твоя будет метаться в поисках успокоения».

Август Елизавета, как обычно, проводит на родине. Здесь она узнает об отставке Дьюлы Андраши с поста министра иностранных дел. Что бы впоследствии ни писали об этом, истинные причины этого так и остались невыясненными. Сам он говорил, что не хочет относиться ни к министрам, которые любой ценой хотят удержаться на своем месте, ни к тем, от кого избавляются за ненадобностью. По его словам, хороший министр должен добровольно уйти в отставку, убедившись, что цели, которые он перед собой ставил, уже достигнуты. Впрочем, не подлежит сомнению и тот факт, что своей политикой он способствовал дальнейшему ухудшению отношений с Россией, и это явилось в конечном счете главной причиной будущего краха всех трех крупнейших империй Европы и Азии. Что касается императрицы, то она на удивление спокойно и рассудительно относится к уходу Андраши из большой политики, полагая, что он и без того много сделал для своей родины и империи в целом.

Осень в Геделле вновь проходит в бесчисленных выездах на охоту и прогулках верхом по живописным окрестностям. Вечера Елизавета обычно проводит на небольшом манеже, где она неутомимо занимается с лошадьми и совершенствует свое мастерство наездницы. Ее интересует уже не только практика, но и теория верховой езды. В ее личной библиотеке становится все больше книг о лошадях и о конном спорте. Здесь же можно обнаружить и календари проведения скачек на ближайших к Геделле ипподромах. Полученными знаниями она щедро делится с супругом, который сопровождает ее почти во всех выездах на охоту, и с кронпринцем, относящимся к верховой езде с несколько меньшей страстью, чем его родители. В его годы и с его неуемной жаждой жизни нетрудно найти себе и другие, не менее увлекательные занятия. Значительную часть времени он проводит в обществе баронессы Вечеры, которая буквально не дает прохода молодому человеку. Графиня Фестетикс испытывает откровенную неприязнь к баронессе: «Эта на редкость проворная мадам Вечера хочет во что бы то ни стало соблазнить кронпринца… Не думаю, что при своей весьма заурядной внешности она может рассчитывать на успех, но с помощью Рудольфа она вполне может закрепиться при дворе. Если это произойдет, последствия могут быть самые непредсказуемые…»[382]

В феврале 1880 года императрица приезжает в Баварию и, пробыв здесь всего несколько дней, отправляется в Ирландию, в местечко Саммерхилл, так понравившееся ей по прошлогодним выездам на охоту. По прибытии в замок лорда Лэнгфорда Елизавета немедленно отправляется на прогулку в сопровождении капитана Мидлтона и его друзей. Ранняя весна в этом году выдалась теплой и солнечной, поэтому выезды на охоту следуют один за другим. Императрица, идеально чувствующая себя в родной стихии, по-прежнему восхищает всех мастерством и бесстрашием. Что касается ее верного спутника и помощника Мидлтона, то ему на этот раз не очень везет: всего за несколько дней он четыре раза падает с лошади, но, к счастью, остается цел и невредим. Елизавета и ее окружение искренне сочувствуют отважному наезднику, а графиня Фестетикс приходит к неутешительному выводу о том, что если даже такой опытный мастер как капитан Мидлтон не всегда может удержаться в седле, то нетрудно представить, в каких сложных условиях проходит охота и какой серьезной опасности подвергается при этом ее госпожа. Однако находятся и не в меру веселые охотники, которые подтрунивают над своим товарищем. Так, например, некий поэт-самоучка, несомненно из числа многочисленных поклонников императрицы, сочиняет небольшое стихотворение, в котором отдает должное таланту Елизаветы-наездницы и иронизирует по поводу неудач Мидлтона:

Капитан может позволить себе снисходительно относиться к этим насмешкам, так как уже не раз убедительно демонстрировал свое непревзойденное мастерство, побеждая несчетное количество раз на самых престижных скачках. Только на одной из своих лошадей по кличке «Леди гарема» он стал победителем двадцати девяти стипль-чезов[383].

Тем временем срок пребывания императрицы в Ирландии подходит к концу, о чем она искренне сожалеет и в письме к эрцгерцогине Людовике делится своими переживаниями: «Главное преимущество Ирландии по сравнению с другими странами для меня состоит в том, что в ней нет коронованных особ, которые всегда требуют к себе особого внимания»[384]. По дороге домой Елизавета вынуждена посетить английскую королеву в Виндзорском замке, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое производит на Викторию ее очередная поездка в Ирландию. Дело в том, что среди значительной части ирландцев давно зреет недовольство английским господством, усугубляемое неурожаем, подорвавшим и без того невысокое благосостояние населения страны. При данных обстоятельствах увеселительное путешествие австрийской императрицы по Ирландии выглядит, по меньшей мере, двусмысленным. Короче говоря, 7 марта, то есть значительно раньше обычного, Елизавета покидает гостеприимный дом лорда Лэнгфорда.

10 марта в Лондоне императрица получает телеграмму, из которой узнает о неожиданной помолвке своего сына с бельгийской принцессой Стефанией. Елизавета не знает, что и думать по этому поводу. Ей кажется, что эта помолвка преждевременна для ее двадцатидвухлетнего сына, не говоря уже о невесте, которой едва исполнилось пятнадцать лет. Мысли о судьбе кронпринца не покидают ее и во время обеда у английской королевы, с которой она и на этот раз не смогла найти общий язык. Теперь императрице приходится по пути заехать в Брюссель, чтобы познакомиться с невестой кронпринца. Как обычно, она просит не устраивать ей торжественный прием и садится в поезд с таким расчетом, чтобы провести ночь в дороге и приехать в бельгийскую столицу к восьми часам утра. Вдруг среди ночи, в кромешной тьме, когда все пассажиры крепко спят, раздаются оглушительные залпы артиллерийского салюта, оркестр играет государственный гимн Бельгии и слышны радостные возгласы ликующей толпы людей. Все вскакивают со своих мест и спросонок долго не могут понять, что происходит. Кому-то приходит в голову, что поезд уже прибыл в Брюссель, и все начинают лихорадочно надевать на себя, что попадается под руку. Через некоторое время обстановка проясняется. Оказывается, что в соответствии с расписанием поезд ровно в четыре часа ночи прибыл в местечко Турно на бельгийской границе, а весь переполох вызван неуклюжей попыткой властей как можно лучше встретить мать высокопоставленного жениха. С нескрываемым облегчением все снова укладываются спать. В восемь часов все повторяется сначала, правда, теперь уже действительно в Брюсселе. На перроне императрицу встречают кронпринц с невестой и остальными членами королевской семьи. Но по-настоящему взволнованы только двое: императрица и кронпринц, который, как в детстве, бросается на шею матери. Затем к Елизавете подходит юная невеста, совсем еще ребенок, угловатый и нескладный, не украшенный ничем, кроме своей молодости. Все присутствующие не могут оторвать взгляд от императрицы, восхищаются ее красотой и обаянием, а кронпринц с гордостью поглядывает то на мать, то на свою невесту. Дальше все идет согласно протоколу и, к немалой радости Елизаветы, довольно быстро заканчивается. По прибытии в Вену императрица делится с мужем сомнениями относительно помолвки Рудольфа, но тот успокаивает ее и заверяет, что все закончится благополучно.

Лето императрица вновь проводит в Ишле и в своей родной Баварии. Занимаясь привычными делами, она не перестает думать о детях, причем каждый ребенок ей дорог по-своему. Самые близкие и доверительные отношения сложились у нее с Валерией, которая единственная из всех детей росла под ее присмотром. К двенадцати годам она превратилась в милую, сердечную и очень легко ранимую девочку, которая хотя и не может похвастаться яркой внешностью, но пользуется симпатиями всех, кто ее знает хоть немного. Вместе с тем и она не лишена «фамильного» недостатка — чрезмерной стеснительности и замкнутости, граничащей с нелюдимостью. Может быть, именно поэтому никто не понимает ее так хорошо, как родная мать. Правда, и Франц Иосиф нежно любит младшую дочь и вместе с Елизаветой часто проводит с ней свое свободное время. При этом родители, играя с Валерией в прятки, в догонялки и другие детские игры, сами ведут себя как дети, веселые и беззаботные.

Гораздо большую тревогу вызывает у Елизаветы судьба единственного сына, особенно теперь, когда он повзрослел настолько, что имеет право сам принимать достаточно важные решения, касающиеся его лично, и способен нести ответственность за них. В отличие от Валерии он унаследовал от матери ее неумеренность во всем, включая верховую езду и охоту. По наблюдениям графини Фестетикс, кронпринц со всей страстью отдается погоне за несчастными животными и доводит себя до состояния, когда налицо все признаки расчетливой жестокости. Лишенная возможности реально влиять на сына, императрица больше уповает на божественное провидение и надеется прежде всего на то, что предстоящая женитьба пойдет Рудольфу на пользу. Впрочем, очень скоро становится ясно, что в Бельгии явно поторопились с планами выдать принцессу Стефанию замуж за австрийского наследника престола, юная невеста еще не готова к этому, так что свадьбу решено перенести на более поздний срок.

Лорд Лэнгфорд, побывавший осенью в Геделле в гостях у императорской четы, уговаривает Елизавету на будущий год вновь приехать на Британские острова. Императрица отдает предпочтение Ирландии, но ей объясняют, что по политическим соображениям на этот раз лучше было бы съездить в Англию, ибо еще одна поездка Елизаветы в католическую Ирландию выглядела бы как недружелюбный жест по отношению к английской королеве. Императрица нехотя соглашается и 15 февраля 1881 года прибывает в старинный замок лорда Комбермера в графстве Чешир. Сразу по прибытии она отправляется в конюшню, чтобы навестить своих лошадей, которых оставила здесь на зиму. Тем временем капитан Мидлтон, оправившийся от тяжелой болезни, перенесенной прошедшей зимой, спешит засвидетельствовать почтение Елизавете и вновь предложить ей свои услуги. Выезды на охоту, в которых принимают участие до ста пятидесяти человек, происходят под руководством лорда Стаффорда. Императрица не пропускает ни одного, а по вечерам, как обычно, много ездит верхом, но при этом все чаще ловит себя на мысли, что верховая езда доставляет ей все меньше радости. Возможно, в определенной степени этому способствует и отрицательное отношение к ее увлечению охотой значительной части недоброжелательно настроенной публики. Впрочем, Елизавета уже привыкла к подобному отношению к себе, а в письме к Иде Ференци признается: «С некоторых пор меня гораздо больше удивляют лесть и похвала в мой адрес»[385]. Тем временем приходит известие об убийстве в Санкт-Петербурге русского царя Александра II. Елизавета потрясена и, пользуясь случаем, напоминает графине Фестетикс о недавнем предложении князя Долгорукого выйти за него замуж: «Признайтесь, Мария, разве не лучше, что вы сейчас по-прежнему рядом со мной, а не в этой ужасной стране?»

На 28 марта назначен отъезд на родину, и Елизавете приходится в спешке наносить хотя бы некоторые визиты вежливости, которые она до сих пор откладывала под разными предлогами. Побывав в гостях у герцога Вестминстерского и у английской королевы, императрица отправляется в Париж, где в это время находятся все ее сестры. В гостинице ее навещает французский президент Жюль Греви, который производит на Елизавету удручающее впечатление своими неуклюжими манерами и банальными мыслями. Поздравив императрицу с предстоящей женитьбой ее сына, президент делает на редкость неудачный комплимент: «Глядя на вас, Ваше величество, можно подумать, что невеста — это вы». Невольные свидетели этой сцены с трудом сдерживаются от того, чтобы не рассмеяться, а Елизавета, наоборот, краснеет до кончиков ушей и смотрит на своего собеседника с таким изумлением, что тот, поняв свою оплошность, тоже краснеет от стыда и не дожидаясь, пока императрица сама предложит ему уйти, поспешно откланивается.

Еще до отъезда из Парижа императрица получает телеграмму, в которой говорится, что свадьба кронпринца Рудольфа назначена на 10 мая. Елизавета относится к этому сообщению со смешанным чувством. С одной стороны, она рада, что теперь покончено с отсрочками и переносами свадьбы, а с другой, никак не может привыкнуть к тому, что ее сын скоро окончательно станет самостоятельным и независимым. И даже во время свадебной церемонии, которая проходит с подобающей случаю пышностью, императрица никак не может избавиться от мысли, что это событие по существу означает для нее своего рода прощанием с сыном. Во всяком случае очевидно, что отныне Рудольф будет подолгу находиться вдали от нее, и что их встречи станут еще более редкими. Впрочем, особо доверительных отношений между матерью и сыном не было и раньше, и, как покажет время, Елизавета слишком плохо знает кронпринца для того, чтобы иметь возможность объективно судить о нем.

В июле императрица вновь отдыхает на родине в Гаратсхаузене. 18 июля она получает от баварского короля огромный букет цветов и записку, в которой Людвиг II просит разрешения навестить ее.

При этом он хотел бы, чтобы его визит состоялся поздним вечером и чтобы никто, кроме Елизаветы, не знал об этом. Однако императрице хочется, чтобы король познакомился с Валерией, поэтому она поручает дочери встретить гостя и вручить ему ветку жасмина — любимого цветка ее самой и Людвига II. Валерия успешно справляется с поручением матери, и крайне смущенному королю больше ничего не остается, как принять этот подарок и смириться с тем, что его попытка посетить императрицу инкогнито не удалась.

Остаток лета императрица проводит как обычно: верхом на лошади или в пеших прогулках по окрестностям, иногда даже под проливным дождем. В середине сентября весь двор отправляется в Геделле, где в эти дни открывается очередной охотничий сезон. Елизавета проводит время в привычном окружении, но иногда рядом с ней оказываются и совершенно незнакомые ей люди, как, например, некий английский фабрикант, который хотел бы познакомить императрицу со своим изобретением. Их знакомство состоялось как раз в тот момент, когда Елизавета собиралась отправиться на очередную прогулку. «Вы умеете ездить верхом?» — спрашивает его императрица. Получив утвердительный, хотя и не очень уверенный ответ, она предлагает своему гостю сопровождать ее и по дороге рассказать ей все, что он считает нужным. В течение следующих сорока минут они скачут галопом по окрестным лесам, так что к концу прогулки незадачливый англичанин уже еле сидит в седле. Трудно сказать, сумела ли императрица что-либо понять из его рассказа, но то, что эта поездка надолго запомнилась ее собеседнику, не подлежит никакому сомнению. Слезая с лошади, англичанин признается Елизавете: «Это были, пожалуй, самые быстрые сорок минут в моей жизни»[386].

11 октября приходит сообщение о смерти от сердечного приступа преемника Дьюлы Андраши на посту министра иностранных дел барона Хемерле. По этой причине, а также в связи с ожидающимся прибытием в конце месяца в Вену итальянской королевской четы Елизавете приходится раньше намеченного срока покинуть Геделле. 27 октября она навещает безутешную вдову министра, а еще через несколько дней встречает короля Италии Гумберта и его супругу Маргариту. Между гостями и хозяевами довольно быстро складываются вполне дружеские отношения, основанные на взаимной симпатии, поэтому бесконечные празднества и торжества, связанные с пребыванием королевской четы в Австрии, императрица переносит несколько легче, чем обычно. Даже необходимость ежедневно по пять раз менять туалеты воспринимается ею в этот раз легче, чем обычно. Это, однако, не мешает ей искренне радоваться отъезду гостей и возможности еще хоть немного побыть в Геделле.

8 декабря императору приносят срочную телеграмму о пожаре в венском «Бургтеатре». Вскоре выясняется, что речь идет не о малозначительном происшествии, каким его попытался представить в своей телеграмме министр Тааффе, а об ужасной катастрофе, повлекшей за собой многочисленные человеческие жертвы. Как оказалось, после начала пожара сотни зрителей бросились к дверям, которые открывались только внутрь, безнадежно заблокировали их и в страшных муках сгорели или задохнулись от дыма. Одной из жертв пожара оказался и сын баронессы Вечеры. Франц Иосиф и Елизавета убиты горем, они отменяют все выезды на охоту и прочие развлечения и делают все возможное для того, чтобы облегчить участь родственников погибших.

Трагедия в «Бургтеатре» неизбежно накладывает грустный отпечаток на последние дни старого года и на празднование Рождества Христова. В наступившем новом 1882 году Елизавета вновь отправляется в Англию, где уже в разгаре очередной охотничий сезон, и останавливается в знакомом ей замке лорда Комбермера. Капитан Мидлтон в эти дни занят подготовкой к собственной свадьбе и вынужден отказаться от участия в выездах на охоту, но он все-таки находит время, чтобы вместе с лордом Лэнгфордом засвидетельствовать свое почтение императрице. Его преемником в роли егермейстера становится капитан Балкли, который не хуже Мидлтона справляется со своими обязанностями. От его внимательного взгляда не ускользнуло, что внешне спокойную и вроде бы находящуюся в хорошем настроении Елизавету что-то угнетает, и что она явно не испытывает былого удовлетворения от езды верхом и охоты. Косвенным подтверждением этого служит и необыкновенно ранний отъезд императрицы на родину. 6 марта, всего через месяц после приезда, Елизавета покидает Англию, предварительно заехав к королеве Виктории. По дороге она навещает в Париже своих сестер и принимает участие в еще одном выезде на охоту, который в ее честь организовал герцог Омаль. Все прошло очень удачно, и, несмотря на усталость, бесстрашные охотники в отличном настроении возвращаются домой. Все, кроме Елизаветы, которая окончательно убеждается, что в ней больше нет того охотничьего азарта, той неудержимой страсти, которые она всегда испытывала до сих пор. И даже торжественная церемония вручения ей охотничьих трофеев на виду у восхищенной публики воспринимается ею как какое-то театральное представление. Короче говоря, налицо все признаки пресыщения императрицы и охотой и верховой ездой. Свойственная ей неумеренность во всех увлечениях, похоже, сыграла с ней злую шутку. Как бы то ни было, но с выездами на охоту в Англии покончено навсегда.