– Гэндальф…

«Гэндальф мог ошибиться».

– Гэндальф погиб и вернулся. Он знает пределы риска.

«Хотел бы я так верить в него, как ты. Чья сила с ним? Манвэ?»

– Я не думал об этом.

«А мне теперь интересно. Если Король-Чародей, разрушая Амон-Сул, призвал, как я теперь понимаю, силу Моргота, если мы держимся силой Оромэ, то кем так силен Гэндальф?»

– Но он майа. Олорин.

Неистовый усмехается:

«Мальчишкой я бывал в Лориэне. ‘А это королева Мириэль, и цветы с нее рвать не надо’. Я видел Олорина. Гэндальф был им. Давно. Очень».

– Тебе виднее.

Они молчат. Именно сейчас им бы говорить и говорить, потому что завтра может уже всё кончиться. Но они молчат. Долго. Скоро опять полезут твари.

«Хэлгон, как ты думаешь: Король-Чародей и сила Саурона, я и сила Владыки – есть надежда?»

– Надежда на что? Уничтожить его и уцелеть?

«Уцелеть – вряд ли. Но – уничтожить?»

Хэлгону тотчас вспомнилось лицо Кирдана, когда он узнал о гибели корабля Тонлинда. Вспомнились слова о морозе и силе Моргота.

Былой дружинник понял, что не может сказать своему лорду правду.

Но отвечать было надо. Немедленно. И не дать ему заметить…

– Мой лорд… – уже почти забытое обращение отвлекло внимание Келегорма и давало драгоценные мгновения придумать убедительный ответ, – некогда Глорфиндэль произнес слова…

А если это правда?! Если пророчество – о нем?!

– … что не смертному мужу уничтожить Короля-Чародея.

«Твой златокудрый друг… – медленно произнес Келегорм, скрывая волнение, но глаза его засияли, – давно занимается провиденьем?»

– Это было лишь единожды, – Хэлгону отчаянно хотелось верить, что вот–именно–так–и–будет!

«И ему поверили?»

– Да. Все.

«‘Не смертному мужу’? Хотел бы я знать, известно ли Моргулу об этом?»

– Я не знаю.

«Сладкая мечта о поединке… А потом окажется, что Король-Чародей предупрежден, и на нас выйдут восемь остальных разом. – Он покачал головой. – С одним, с двумя мы, может быть, справимся. Но вряд ли больше. Ты поможешь мне тогда уйти в Мандос? Черное небытие или вечный плен у Саурона радуют куда меньше».

– Нет, – спокойно отвечал Хэлгон, – не помогу.

Это был не отказ, а что-то другое.

«Почему?»

– Здесь не нужна помощь. Достаточно усилия воли. И мига.


Бегом. К очередной гробнице. Ноги слушаются хуже обычного. Устал? Было бы с чего, это даже не битва. Беготня.

Сколько ночей не спал? Четыре? Пять? Столько выдержат и люди. Не пристало эльфу жаловаться на мелочи.

Бегом! Тело словно каменеет. Глупости. Всем известно: у эльфа тело подчинено духу. Вот и подчиняй.

Бегом. «Очень надеюсь, что посылаю вас скучать». Вот именно. Здесь невыносимо скучно. Бегай от гробнице к гробнице и руби то, что там никак недодохнет. Легкое и скучное занятие. Особенно для древнего нолдора, который смеялся в ответ на Пророчество Мандоса и которому нипочем было…

…в глазах темнеет. Да нет, это просто тьма вокруг. Просто самая обычная Тьма из Анг… тьфу, из Мордора. Саурон как Саурон, ничего нового.

Следом силы стали скованы из стали…

Откликнулось – оружие.

Кинжалы воителей Артедайна и Кардолана, выкованные тогда, еще до первой ангмарской войны… что ковал Хирион, что другие, кто сумел призвать силу Владыки, с тобой ли, без тебя… тогда казалось неразумным хоронить эти клинки с их павшими хозяевами, а сейчас – это же то подкрепление, о котором и не мечтал.

Под землей взвыли твари – музыка, слаще эльфийских арф. Кинжал не может сам язвить плоть умертвия, но судя по этому прекраснейшему, мелодичнейшему, отчаянному и пронзительному вою, это и не нужно.

Хорошие кинжалы мы тогда делали. Сказал бы нам какой-нибудь провидец, как они нам пригодятся сегодня. Это бы, конечно, ничего не изменило – но людям было бы приятно узнать, что спустя две тысячи лет…

…можно не бежать.

По крайней мере, пока.


Всё замерло. Застыл воздух – ни ветерка. Затихли твари под землей. Ни звука – ни в Явном, ни в Незримом мире.

Все ждут. Вслушиваются в то, что происходит на юге. Здешние схватки – не больше, чем детские забавы по сравнению. Кто победит там – тот победит и здесь.

Нолдоры забыли о тварях, умертвия – об эльфах. Холмы и гробницы, трава и небо – всё словно исчезло.

Остался только Незримый мир, и он вибрирует от силы Врага.

Тьма.

Ледяной порыв силы. Грохот рухнувших… чего?

Так уже было. Они оба это помнят. Так Моргул обрушил Амон-Сул.

Значит, кончено…

Осталось только погибнуть не зря.

«Хэлгон, а может быть, не пойдем в Мандос? Успеем скрыться в Незримом мире… будем бродить двумя призраками?»

Смеется. Это правильно. Пока до нас не добрались – будем смеяться.

– Я бы с радостью, но не могу. Боюсь…

«Боишься?»

– Боюсь, жена меня не поймет.

«М…»

И отвечать ему со всей возможной серьезностью. Пока у нас тихо.

– Она готова терпеть мое отсутствие, пока я сражаюсь. Но когда я погибну…

«Немедленно домой?»

– Безусловно.

«А если нет?»

– Мне страшно подумать. Прошлый раз она прошла через Лед, чтобы сказать мне, какой я негодяй. Что она сделает теперь, если я…

«Где ты нашел себе такой ужас в жены?»

– Не поверишь: на террасах Тириона. Арагорн ее, помнится, назвал…

«Подожди».

Голос воинского рога – вдалеке, едва слышно, так далеко, что и не слышно… словно эхом отразившись – нет, не от скал и стен Белого Города там, на юге, но от следов копыт Нахара, от силы Владыки, волной и лавиной звуков, в сотни рогов и гордой песне, человеческой песне, что сложена смертными и смертными поется, но в этих звуках – голос и мощь Валаромы, которого тысячи и десятки тысяч лет не слышали эти земли, голос Рога Владыки, что звучит сквозь все времена в сердцах доблестных и отважных, рассеивая мрак и ведя к победе.

Рассвет и южный ветер в клочья рвут вражий морок, равно истаивают и ужас слабых, и гордость обреченных. Холодная улыбка смертника сменяется живой радостью. «Не сегодня!»

Нет. Может быть – именно сегодня. Многие люди – наверняка сегодня. Но не в безысходной доблести поражения, а ради победы.

Сияет солнце. Поют рога роханцев.

Гремит над Средиземьем эхо Валаромы.

«Они же люди… простые смертные… как смогли они?»

– Арнорские кинжалы ковали тоже люди.

«Потомки Элроса. А это – обычные…»

– Перемени свое мнение об обычных людях, мой лорд. Они не хуже нас с тобой смогли призвать силу Владыки.

«Нас этому учили. Кто учил их? Кто еще здесь – из служивших Ему?»

– Говорят, их кони – потомки меарас.

«Потомки? Или валинорские духи, сменяющие тело за телом?»

– Я не был в Рохане.


Это было всё еще утро. Того же дня.

Другого мира.

Мира, где победа над Врагом, – возможна. Пока не достигнута, да, и рано радоваться. И всё же ее могут добыть не Валары, не помощь из-за Моря, а те, кто сражается здесь и сейчас.

Хотя, если вернуться на Холмы Мертвых, то никакой схватки здесь и сейчас не было.

Тишина.

В лесу пищит нахальная пичуга.

Умертвия затаились как мыши от голодного кота. Сила, что гнала их наружу, рассеялась, и как ни мало было разума у тварей, но он говорил, что эти огненные не тронут тебя, если ты будешь сидеть тихо-тихо.

Не обязательно быть живым, чтобы очень хотеть выжить.

Хэлгон почти не умел смотреть на дальние земли через Незримый мир, но рядом с Келегормом это было легко. Еще легче потому, что сила Оромэ, разбуженная гордой песней Рохана, была для этих двоих своей, родной, любимой с юности, мучительно утраченной некогда и сейчас обретаемой так, как они мечтали… еще в Свете Древ.

Мечты сбываются. Не сразу, но. Иногда надо сперва умереть, а потом снова выдернуть себя в жизнь – вопреки всему. Но ради осуществления мечты это мелочи.

И, честно сказать, чувство зависти. Они – сражаются там. Несут силу Владыки на острие своих копий. А ты – стоишь здесь. И смотришь. Большего не заслужил. Но хотя бы увидел.

Знакомый холод. Скоро узнавать его не глядя будешь… Хотя какое «глядя», «не глядя» для призраков.

Рвануть бы туда. Мгновения хватит, чтобы встать против него. Достойный противник. Рискнуть жизнью (пусть тела нет, так и у него нет тела – а жизнь есть у обоих!). А с таким щитом, как пророчество, – быть уверенным, что риск не напрасен.

Но нельзя. Надо сторожить эту мерзость, снова превратившуюся в мелочь. Променять сильнейшего из слуг Врага на мелких молчаливых мертвяков… А что делать, ты сам согласился на это в тот осенний разговор с Гэндальфом.

Что бы ни происходило на юге, ты можешь только смотреть.

Не уйти отсюда – ни ради доблести, ни ради помощи.

…пронзительный крик пронесся над миром. Крик убитого мертвеца.

И затих.

Даже бессовестная пичуга замолчала.

Келегорм медленно обернулся к Хэлгону.

Такого лица у сына Феанора былой дружинник не видел никогда. Он знал лорда и в бешеной ярости, и в ледяном спокойствии, в горечи утраты и в отчаянье поражения. Он впервые видел на лице Келегорма глубокую, беспросветную, безысходную… обиду.

– Зачем ты мне рассказал о пророчестве? – горько спросил он. – Нет надежды для Дома Феанора.

– Надежды для Дома Феанора нет, – невозмутимо отвечал следопыт. – Но восемь назгулов пока осталось.


«Выиграна битва, но не война». Они повторяли себе это каждый день.

Впрочем, им и не давали отдохнуть больше привычного.

Оправившись от ужаса гибели Моргула, умертвия вовсе не сдались. Да, они больше не пытались выбраться наружу – зачем это делать, если сначала надо уничтожить этих огненных, потом завладеть новыми телами и только потом…

Сила Саурона продолжала питать их. Не так мощно, как всего несколько дней назад, но – эльфийские костры раз за разом гасли, а дурманящие слова про черный холод, черный лед звучали в сознании нолдор то громче, то тише, но почти всегда.

Нолдоры пели в ответ. Как же быстро это стало привычным. А ведь еще месяц назад и не думали, что такое возможно.

Хэлгон урывками спал. Призрак во сне не нуждался, и это было кстати. Оч-чень кстати.

«Береги силы, – повторял ему Келегорм. – Если победят наши…»

Мертвый сын Феанора не слишком задумывался, кого он теперь называет этим словом. Гэндальфа? Дунаданов? Роханцев? Кого-то еще? Наши – и всё тут. Если победят – в точности узнаем, кто это.

«…наши, то мы потом разберемся и с умертвиями. А если нет – я предпочту, чтобы после встречи с нами из восьми назгулов осталось не больше шести. И лучше – вообще не одного. Чтобы было что Хуану потом рассказать».

Хэлгон являл собой воплощенное повиновение. Почти как в Первую эпоху. Внешне – так не отличить.

Им сильно помогало арнорское оружие в гробницах. Хэлгону оно откликалось с полумысли («Ты был оружейником?!» – «Нет, просто знаю, как его ковали. И помогал иногда. Не с молотом»), у Келегорма сначала не получалось, но когда следопыт посоветовал «Думай о дунаданах, ты же их видел. Представь себе Хальбарада, представь, что это его кинжал» – дело наладилось.

Так прошло девять дней.


Ночь на двадцать пятое марта была ясной. Молодой месяц сиял на небе, а ниже его, над самым горизонтом блестела та из звезд, чей свет был для нолдор некогда горечью гнева, но – прошлое опало тленом, а Изначальный Свет сиял так же, как и немыслимые тысячи лет назад.

Келегорм неотрывно глядел на небо, и лицо его было спокойным. Почувствовав взгляд Хэлгона, он обернулся.

«Добрый знак».

– Ты сам говорил: выиграна битва, но не война.

«Узнаем, что будет завтра».

– Ты чувствуешь…

«Я не провидец, как твой Глорфиндэль. Для Дома Феанора нет надежды, но – мы тут, они там. Для них она есть».

Он улыбнулся – но не той холодной улыбкой смертника, с какой ждал прихода Тьмы.


…их чуть не сшибло с ног. Извержение Ородруина и крушение Барад-Дура было столь мощным, что казалось, земля дрожит – даже здесь, на севере, за сотни лиг. То, что творилось в Незримом мире, Хэлгону напомнило гнев Оссэ, когда однажды потревожили его, – только многократно усиленный, а Келегорму – Войну Гнева, только десятки лет, сжатые в один день.

Не скоро они обрели дар речи.

«Что ж, Хуану придется еще несколько веков скучать без меня. Хэлгон, ты не мог бы, когда будешь писать жене, попросить ее…»

– Что?

«Передать ему весть от меня».

– Что, «люблю, тоскую, не вернусь»?

«Ну… да».

– Хорошо. Только я боюсь…

«Теперь?! Чего?»

– Хуан очень обрадуется вести от тебя. Даже такой.

«Так чего бояться?»

– Тебе ли не знать, как радуется Хуан. Я боюсь за прическу Эльдин.



Белые стрелы

Это было на четвертый день, в предрассветный час.

Беспричинное радостное возбуждение, словно праздник сегодня… или битва.

Битва?

Где? Кого из слуг Саурона решено добить?

Хэлгон с надеждой смотрел на лорда: ты же можешь видеть не только незримое, но и явное, если оно возмущает призрачный мир! Так расскажи!

«Я не знаю здешних земель, Хэлгон. Я не знаю их правителей».

– Я знаю. Рассказывай.

Призрачный облик Келегорма стал таять, мертвый лорд сейчас, словно пловец в яростное море, уходил в волны той силы, что поднималась за десятки лиг к востоку.

Белое. Пронзительное. Словно стрелы – но не они. Словно стаи гусей – но не они. С запада на восток.

Легко. Стремительно. Неотвратимо.

– Лодки? Эльфийские лодки?

«Возможно».

– Их так много?

«Очень много. Это войско».

– Но тогда это может быть только одно…

«Рассказывай, Хэлгон».

– Это Лориэн. Лориэн переправляется через Андуин.

«И их цель?»

– Ты ее видишь, не я.

Серое. Бурое. Изломанное. Брошенные плоты – они уже не понадобятся. Пошедшие ко дну бойцы – иные мертвыми, иные ранеными. Липкий смрад поражения и бегства. Черный след ненависти: бежавший враг – не разбитый враг.

– Дальше рассказывай!

«Ты понимаешь, где это?»

– Кажется. Боюсь ошибиться. Дальше!

Душно. Грязно-серый сумрак впереди. Скоро встанет солнце, и серые тени ослабеют – но оттого явь предстанет во всем уродстве, всей грязи, всей мерзости.

Белое. Вперед! Столь быстро, что грязь не успеет коснуться чистоты. Так вода, какой бы ни была она, разлетается из-под носа ладьи ослепительной белоснежной пеной.

– Вперед? Ты уверен?

«Безусловно».

– Значит, Дол-Гулдур. Крепость Саурона на юге Сумеречья.

«Так близко от Лориэна? Куда смотрели эльфы?»

– Мой лорд, тебе известно, куда смотрят родичи Тингола: каждый внутрь своего леса. Лориэн за Великой Рекой, ему не о чем было тревожиться. А Трандуилу его гордость дороже даже собственных владений… он позволил мраку из Дол-Гулдура завладеть почти всем лесом, некогда звавшимся Ясным.

Черное. Голые ветви деревьев, словно ожившие скелеты тянут вверх руки.

Серое. Клочья паутины, от которой в этом лесу сумрачно даже в солнечный день.

И снова черное. Когтистое, как мертвые деревья. Живое, голодное и ненавидящее. Сверху и со всех сторон.

«Отродья Унголианты… Мало мы их в Нан-Дунгортебе били. Они перебрались сюда».

– Сколь я понимаю, эти слабее. И что там?

«Бьют», – пожал плечами Келегорм, даже не сочтя нужным уточнить, кто кого. И так понятно.

Белое. Ослепительно белое. Серебристое. Бело-золотое.

Словно раскрывается цветок со множеством длинных тонких лепестков. И всё длиннее, всё дальше.

«Хорошо бьют! – одобрительно нахмурился Неистовый. – По одной стреле на тварь».

– Они слабее, – Хэлгон имел в виду пауков.

«Не только. Эти бьют силой, – он снова нахмурился. – И как же они бьют! Залюбуешься…»

– Расскажи!

«Это видеть надо…»

Словно искры от жаркого костра, разлетается белое. По дюжине бойцов, по две… маленький цветок от большой грозди. И расцветает острыми лучами посреди черноты. И падает чернота, становясь прахом, как серым пеплом становится погасший уголь.

– Что там? Что они делают?

«Если я правильно понимаю, окружают замок».

Иссиня-серое, как грозовая туча. Оглушительное, как гром. Ненависть и сила. Надломленная, но всё еще слишком опасная.

«Не понимаю Келеборна. Пауков он сейчас перебьет, и что дальше? Штурмовать замок? Орки способны его удерживать более чем долго… и это если нет подземных ходов. А они должны быть, Саурон не глупец».

– Не был глупцом, – уточнил Хэлгон.

«Ты можешь объяснить, что происходит? Зачем Келеборн позволил оркам укрыться в замке?! Это же… их надо было перебить в лесу, еще ночью. А он начал переправу на рассвете, когда орки уже затаились!»

Следопыт покачал головой:

­– Я очень мало знаю о Келеборне. Я никогда не видел его в бою. Но одно я скажу точно: каждый, кому довелось встретиться с владыкой Лориэна, потом называл его Мудрым.

Ненависть – и ненависть. Безысходно мрачная и пронзительно сияющая. Гордое отчаянье обреченных – и холодное стремление убивать. Убивать, как иглы мороза убивают жизнь: бесстрастно и безжалостно.

«Я не понимаю! Это же не человеческая осада. Орки не выйдут на стены, не подставятся под стрелы. Эльфы год, век так простоят вокруг Амон Ланк!»

– Что ты видишь, мой лорд? Рассказывай. Что ты видишь?

…вода. Ручейком просачивается она мимо гордых эльфийских воителей, журчащим потоком бежит по мертвому лесу – только не вниз, а вверх. Ну и что, что обычным ручьям так нельзя. Ей – можно.

Уже не ручей, не поток – могучая река катит волны вверх по голым скалам Амон Ланк. Ревом водопадов бежит по камням всё выше. Водоворотами и бурунами подступает к стенам крепости.

Словно песок, смоет заклятья, которыми держится мрачная твердыня.

Как непрочно то, что скреплено песком… двух, трех могучих волн хватит, чтобы зашаталось и посыпалось всё, что было возведено силой сгинувших чародеев.

«Она рушится, Хэлгон! Крепость рушится! Он действительно Мудрый!»

– Не он. Она.

«Что?»

– И оно. Кольцо. Кольцо Воды.

Кольцо. Сияющее белое кольцо вокруг крепости, превратившейся в водоворот под водопадом. Щепки в бурунах – орки пытаются выплыть… выбежать, выползти из-под шатающихся и рухнувших стен, из убежища, ставшего ловушкой, – и неважно, что сейчас день, что солнечный свет язвит их как стрелы… как проклятые эльфийские стрелы, бьющие каждого, кто попытается вырваться из обреченного Дол-Гулдура.

«Ты думаешь, это Галадриэль?»

– Я не думаю. Я знаю. Если ты видел воду – я уверен.

«Кольцо Воды? Работа Келебримбора…»

– Голос Ульмо. Единственного из Валар, не покинувшего Средиземье. Единственного, чья Песнь всегда противостояла силе Врага.

Золото. Бледное золото волос, развевающихся на ветру – словно птица раскинула крылья. Дочь Эарвен из Альквалондэ, птицей взлетает дух твой и парит, свободный ныне от гордыни и горечи прошлого, обретший прощение и ждущий прощания – легкий ветер помчит корабль на Запад, и легко отныне будет в сердце твоем…

– Что там, мой лорд?

«Кончено, – пожал плечами Келегорм. – Кто пытался спастись, тех перебили. А остальные…» – он выразительно дернул углом рта.


«Хэлгон. Почему мы ничего не делаем?» – спросил лорд назавтра.

Следопыт ждал этого вопроса. Он был готов к нему.

И он промолчал.

«Хэлгон, война окончена. Мы сделали, что должны были, и теперь нам следует…»

– Нам следует оставаться здесь до нового приказа, – невозмутимо отвечал тот.

Келегорм замер, словно на стену налетел.

Хэлгон поспешил воспользоваться паузой:

– Мой лорд. Нас сюда отправил Гэндальф. Ему и никому другому решать, когда мы покинем эти холмы. Я понимаю: слепое подчинение приказу тебе претит. Но я напомню, что он отправил тебя сюда не только сдерживать умертвия. Он хочет, чтобы ты был в безопасности от назгулов. А вот о судьбе назгулов, – он повысил тон, перебивая готовое сорваться возражение Келегорма, – мы не знаем ничего. Нам известно, что уничтожен Саурон. Но поражение господина не означает исчезновения слуг. Вспомни падение Моргота.

«И что ты предлагаешь?» – нахмурился сын Феанора.

– Ждать, – твердо ответил Хэлгон.

«Как долго?!»

– Я не знаю. Пока Гэндальф не сообщит нам, что мы можем оставить этот пост.

«Хэлгон, нет!»

– Да, мой лорд. Во всяком случае, я отсюда раньше не уйду.

И только теперь его ожег тот гневный взгляд, которым был в веках прославлен Дом Феанора.

– Мой лорд, – отвечал арнорец спокойно и примирительно, – давай взглянем с другой стороны. Если бы мы ушли – то что? Ты же хочешь уйти не потому, что тебе надоели эти холмы. Так ради чего ты намерен покинуть их?

«Я должен говорить с Гэндальфом».

Хэлгон промолчал, но так, что лорду невольно пришлось продолжать.

«Умертвия надо уничтожить».

Следопыт кивнул.

«Но их надо брать, как эти взяли Дол-Гулдур: окружив. Мне нужен отряд. Отряд эльфов…»

– Да, мой лорд.

«Тогда пойдем».

– Я же сказал: нет.

…оказывается, призраки умеют бледнеть от гнева.

«Мы будем до Второй Музыки ждать, пока Гэндальф вспомнит о нас?!»

– Я уверен: он о нас не забывал. Но у него есть более срочные заботы.

«Хэлгон, я приказываю!»

Арнорец покачал головой:

– Нет. Это не тот приказ, который я выполню.

Он смотрел мимо Келегорма:

– Две тысячи лет я ходил по этим дорогам – один. Я звал тебя, я молил тебя помочь – и ты ответил. Отказом. Я принял твой отказ, мой лорд, я смирился с ним – но с той ночи мою судьбу решаю я и только я. Я отдал мою верность Арнору. И тем, кто им правит, если они пожелают принять меня. Сейчас судьбу Арнора держит в руках Гэндальф. И ничто не заставит меня нарушить его приказ.

«Ты – Хэлгон? Ты действительно Хэлгон? Не дух, вселившийся в его тело?»

Это не было вопросом, но следопыт предпочел ответить:

– Тот Хэлгон, что был стрелой в твоем колчане, погиб в Арверниэне. Ты знал это.

Келегорм отвернулся, в бессильной ярости кусая губы.

Былой дружинник сказал примирительно:

– Я не вправе удерживать тебя: ищи Гэндальфа, если хочешь. Чтобы разговаривать с ним, я тебе не нужен. Но я думаю, мы быстрее получим ответ от него, если станем ждать здесь.

«Что?»

– Уверен, он помнит про Тирн-Гортад. Уверен, он и сам подумает об истреблении умертвий. И всё же я попробую его поторопить.

«Но ты сказал…»

– …что я не намерен уходить отсюда. Я и не уйду. Но – к Холмам Мертвых ведут три дороги. И по ним ездят многие.


«Пожалуйста.

Мне очень нужна твоя помощь.

Я не звал бы – но больше меня некому услышать.

Ты же отзывчив и мудр, ты поможешь.

Ты же приедешь. Сейчас, когда война окончена, ты можешь приехать.

Только ты и можешь».

Через два дня – безо всякой дороги, с востока, через Южное всхолмье – примчался златокудрый всадник на белом коне.


– Хэлгон, что у вас стряслось? Лорд Келегорм, приветствую.

«Стряслось… Ну и как я отвечу тебе – при нем?! Ничего нового: сын Феанора рвется вперед, не очень думая, чем обернется его порыв».

Пока следопыт искал слова, ответил лорд:

«Ничего. Совершенно. И в этом причина того, что Хэлгон звал тебя. Мир бурлит, а мы бездельничаем».

– Сколь мне известно, вы сдерживаете тварей здешних холмов.

«Мы сдерживали их. После уничтожения Кольца в страже нет надобности».

– Так. Про уничтожение Кольца вы знаете.

Неистовый усмехнулся:

«Полагаю, даже обитатели явного мира это почувствовали. А в Незримом... такое не заметить сложно».

– И что еще сложно не заметить? – ваниар пристально посмотрел на него.

– Падение Дол-Гулдура, – подал голос Хэлгон, надеясь, что друг поймет невысказанное: «Мой лорд не успокоится, пока сам не возьмет что-нибудь. И лучше яростным штурмом».

– Вы хорошо осведомлены.

«Быть мертвым – не всегда хуже, чем живым, – сын Феанора ответил вечной усмешкой. – Одного лишаешься, взамен обретаешь другое».

– Раз так, зачем вы звали меня?

Келегорм заговорил медленно, спокойные и учтивые слова давались ему с трудом, будто чужой язык:

«Мы никогда не были близки друг другу…»

– Сейчас не время вспоминать Первую эпоху.

«… но я должен обратиться к тебе с просьбой. Не ради меня. Ради этих земель, так любимых Хэлгоном. И еще – ради того, что бой, каким бы он ни был, надо завершать победой. Врага – убить, дичь – добить, но не оставлять подранков».

– Эти твари?

«Да».

– Но ты сказал: в страже нет надобности.

«Потому что их надо не сторожить!»

– И о какой помощи ты просишь?

«Глорфиндэль, ты знаешь границу между смертью и небытием?»

– Пожалуй, я солгу, если отвечу «да».

«А я ее знаю хорошо. Сейчас эти твари безопасны. Мы их не трогаем, и они затаились. Но если я попытаюсь их уничтожить…»

– Страх гибели придаст им новые силы, понимаю.

«Я один, а их много. Я могу напасть лишь на одного. Остальные – разбегутся».

– Спрячутся в глухих углах и будут искать новые жертвы. Тебе нужен отряд.

«Мне нужен отряд», – нолдор пристально посмотрел на ваниара.

Тот покачал головой:

– Келегорм, изо всех воинов Ривенделла я командую только собой. Но если бы у меня и был отряд, я не повел бы его без воли Элронда.

«С Элрондом я уже пытался договориться», – мрачной усмешкой.

– Ты можешь передать наш разговор Гэндальфу? – спросил Хэлгон.

«Нынешнему правителю всего Арнора», – не удержался Неистовый.

– Я передам, – кивнул Глорфиндэль. – Не обещаю, что уеду на юг завтра же, но я передам.

Келегорм спросил негромко:

«У вас есть бойцы… такие, как те, лориэнские?»

– Способные уничтожить мертвое? Мало.

«Плохо. Нужно не меньше двух дюжин».

– Быть может, стоит поговорить с Гилдором. Или с Кирданом. Но в любом случае вы правы.

«В чем? В том, что хотим уничтожить эту нежить?»

– В том, что ждете совета от Гэндальфа.


«Итак, сидеть и ждать, пока явится маг и достанет нам из рукава эльфийский отряд».

– Мой лорд, я понимаю: тебе непривычно.

«Послушать, так тебе привычно!»

– Конечно. Годами следить за каким-нибудь логовом тварей, не имея права напасть на них: потому что ты здесь не затем, чтобы доблестно погибнуть в схватке, а чтобы предупредить своих, если твари вздумают пойти к людским селеньям.

Невысказанным осталось: «И остужать слишком горячие головы, уча вот так сидеть – годами».

«Ну и как у следопытов Арнора принято коротать время?»

– Беседой, – пожал плечами Хэлгон.

«Так рассказывай что-нибудь».

– Мой лорд, а расскажи ты, – Хэлгон напряженно посмотрел на него. – О Кольцах Власти.

«Я? Почему ты решил, что я о них что-то знаю?»

– Но ты их чувствуешь.

«Нет. – Келегорм присел рядом с костром. – Хотел бы, но – нет. Чтобы скрыть их от Саурона, их надо было просто – скрыть. Я знал об их создании (как-никак, работа сына Куруфина!), их сила будоражила Незримый мир, вырывала меня из сумрака забытья… но потом я потерял их след. Потерял так, что решил – они сгинули. Не задавался вопросом, как и почему: это было начало Третьей эпохи, я почти лишился сознания тогда. Когда… твоими стараниями я вернулся, то и следа их силы в мире было не найти».

– А как же Лориэн?

«Я приписывал это Келеборну. Сын брата Тингола, да и Галадриэль, возможно, чему-то научилась у Мелиан. Так я это объяснял. Похоже, Саурон мыслил сходно. Что это Кольцо, я узнал только сейчас.

И теперь мне понятно, почему Лориэн так долго терпел Дол-Гулдур: эльфийских сил не хватило бы против мощи назгулов, а воспользоваться Кольцом… они бы подставили себя под такой удар, что страшно представить».

– А два других?

«Ривенделл, судя по всему. И явно там не Нарья», – он мрачно усмехнулся.

– А оно где?

«Не знаю. Я его не чувствую по-прежнему. А если искать по местам, где уцелела древняя сила… у твоих дунаданов его точно нет?» – Неистовый вопросительно приподнял бровь.

– У них? У кого?! Единственный эльф среди них – я!

«Ну так сознавайся…»

– Ты шутишь, мой лорд.

Келегорм негромко рассмеялся. Но продолжил серьезно:

«И всё же я полагаю, что оно у твоих ‘наших’. Саурон сделал всё, чтобы их уничтожить, – но они живы, и Король вернется к власти. Если это не Кольцо Огня, то что?»

– Но оно эльфийское…

«У вас совершенно точно нет запасного эльфа? А сыновья Элронда?»

– Близнецы слишком схожи. Будь у одного из них Кольцо…

«Согласен. Но оно где-то у вас. Не знаю, как и у кого, но уверен – оно в Арноре. Надо будет Гэндальфа спросить, ему наверняка известно».


В середине апреля Келегорм неожиданно вновь заговорил о Кольцах.

«Знаешь, почему Келеборн так поспешил со штурмом Дол-Гулдура?»

Хэлгон удивился вопросу:

– Враг разбит, можно больше не таиться… и добивать лучше сразу.

«Об этом и говорить не стоит. Но всё гораздо интереснее.

Они ведь собирались уничтожить крепость силой Кольца. Оказывается, у них был на счету каждый день».

– Я не понимаю.

«Нэнья слабеет. Словно вода вытекает из треснувшего кувшина. Это настолько явно, что я это слышу».

– А два других?

«Не знаю. И не понимаю, что именно с Нэнья. Или это происходит со всеми эльфийскими кольцами после уничтожения Единого – но тогда они должны ослабнуть настолько, что Нарья наконец обнаружит себя. Или сила Нэньи выплеснулась на уничтожении крепости Врага».

– Или то и другое вместе.

«Возможно… Что ж, осталось добраться до Галадриэли, воззвать к родственным чувствам и молить поведать правду. А то ведь мертвый умрет от любопытства, чем, несомненно, нарушит законы мироздания».

– Мой лорд, – тихо проговорил Хэлгон, – ты знаешь, что научился шутить?

«В самом деле? Поистине, велики изменения в Арде после падения Кольца Всевластья».

Хэлгон улыбнулся, сперва осторожно: я правильно понимаю, ведь это шутка? да, правильно, да можно… да, это обычная ирония, не разбавленная горечью и гневом, ты не просто шутишь, ты теперь можешь подшутить над самим собой… и как же это непривычно, и как же это здорово… – и тут звонкий смех вырвался из его груди, но не потому, что слова Келегорма были уж так смешны, нет, это была радость, чистая, как весеннее солнце, радость от того, как сильно меняется лорд и – как он меняется!..


Что трое всадников на дороге – это дунаданы, Хэлгон понял сразу же, едва увидел их с вершины холма.

Маэфор, Норвелег, кто третий? Духир?

За плечом встал Келегорм. «Ответ Гэндальфа едет?»

– Похоже.

И он торопливо отправился за дровами: следопыты будут здесь к вечеру, костер понадобится на всю ночь, а сушняка на Холмах Мертвых за эти месяцы не осталось вовсе. Надо в лес ходить. И уже не на опушку… Как раз успеть к приезду наших.

– Как ваши беспокойные покойники? – спросил Норвелег вместо приветствия.

«Упокоенные беспокойники», – ответил Келегорм, и Хэлгон немедленно это повторил.

– Совсем упокоенные? А Гэндальф сказал – их еще добивать.

«Что именно он сказал?» – нахмурился Неистовый. Хэлгон задал вопрос вслух.

– Сказал: передай нолдорам, они получат эльфийский отряд в свое время, а пока пусть ждут.

«И это всё?»

Каждый вопрос приходилось повторять. Н-да, это не понятливость Хальбарада…

«Спроси…»

– А Хальбарад остался с Королем?

– Хальбарад погиб. И еще…

Дунадан продолжал перечислять павших, но их имен сейчас не слышал даже Хэлгон. Он смотрел на лорда – искоса, понимая, что тот хочет скрыть свои чувства ото всех.

«Прошу тебя, лорд Келегорм, не загадывай на ‘после войны’». Как знал.

Надо идти дальше. Похоронив очередного – верного, сильного и мудрого, надо переступить через могилу и продолжать идти вперед.

Тебе должно быть привычно – за две тысячи лет. Но ведь и то – каждый раз по сердцу…

А ему?

Для него – первый погибший человек, ставший другом. Не ставший… тот, кто мог бы им стать… но это не легче.

Привыкай, лорд Келегорм. Вот – человеческая смерть. Она будет идти рядом с вами, эльфами. И каждый раз бить в сердце – внезапно. Сколько таких ударов ты способен выдержать? Узнаешь… рискнешь дружить с людьми – узнаешь. Первая эпоха еще доброй покажется.

Усилием воли Хэлгон заставил себя вернуться к разговору.

– С чем вы едете на Северное всхолмье? Или Гэндальф вас послал сюда?

– Туда, туда. На коронацию Арагорна звать наших. На первое мая назначена. Жаль, тебе не приехать.

– Переживу, – нолдор отвечал суше, чем хотел бы.

– За что ты его не любишь?

– А кто сказал, что я его не люблю? – Хэлгону не нравилось, куда пошел этот разговор, но сейчас было не до обдуманных бесед.

– Ну… – Норвелег замялся.

– Вот у Ну и спрашивай!

Духир подошел, положил руку Норвелегу на плечо, дернул углом рта: не трогай его. Видишь же – он не знал о гибели Хальбарада.

Дунаданы расположились у костра, перестав замечать своих хозяев. Это было самое деликатное, что они могли сейчас сделать. Действительно – деликатное.

Поутру они уехали, вместо прощания оставив запас зерна, вина и сушеных фруктов. Апрель –месяц голодный, а сколько нолдорам здесь ждать, один Гэндальф ведает.

Если ведает.


Лето прошло никак.

Нельзя сказать, чтобы событий не было, напротив: они посыпались, как яблоки из продравшегося мешка, и главным из них стал заново отстроенный мост в Тарбаде. Пока еще только деревянный, но говорили всерьез, что раз Король вернулся, то и мост построят настоящий, каменный, не хуже древнего, снесенного тем страшным наводнением, а может, еще и получше выйдет.

Зеленопутье снова стало оживленным, и дунаданов за эти месяцы по нему проехало столько, сколько раньше проезжало за век. Торговцы – люди и гномы… гости на королевскую свадьбу, гости с королевской свадьбы, какие-то гондорцы с охраной в красивых доспехах и при знамени с Белым Древом, даже эльфы Линдона – кажется, в Дол-Амрот… Хэлгон смотрел на них, не глядя, а Келегорм и вовсе не видел, словно это они – призраки.

Горечь утраты и безделье оказались слишком сильным ударом для нолдор.

Те, кто знал, что Хэлгон здесь, останавливались, делились новостями и свежими фруктами. Нолдор вежливо слушал, кивал, благодарил.

Те, кто не знал, проезжали мимо, не подозревая, что Холмы Мертвых – обитаемы.

И проезжали очень-очень быстро.

Из-за голубых огней.

Хэлгон и Келегорм были безучастны к тем, кто ехал с севера и на север, а вот юго-западная дорога через Каменистый брод им не нравилась. Вернее, дорога-то как дорога, но те, кто ехал по ней к хоббитам… они были далеко, с Холмов не разглядишь и не разберешь, но даже так… стоило оберечь Тирн-Гортад от таких соседей. Так что нолдоры решили поддерживать эльфийские костры и дальше. Пусть идут разные страшные слухи, пусть ни у кого не возникнет желания сюда подняться.

Опять же – занятие. Одному – выискивать сушняк в Вековечном лесу, другому – поддерживать силу огня. Всё лучше, чем молчать вдвоем.

Что до умертвий, те запрятались так глубоко и сидели так тихо, что порой нолдорам казалось: они сторожат пустые гробницы.

…обычная жизнь следопыта в дальнем схроне. А что на людном тракте – мало меняет дело.


Мысль коснулась его раньше, чем эльфийский взор смог бы различить двух всадников на юге. Но Хэлгону, несущему очередную вязанку дров, не было видно ничего, кроме зарослей орешника вокруг.

Зато слышно…

Дробь копыт и в такт ей – радостное, звонкое ощущение долгожданной встречи, встречи с теми, кто везет самую драгоценную в Арде весть, весть от Гэндальфа, потому что это – гораздо больше, чем конец их безделью на Холмах Мертвых, это начало, начало удачи, ведь Митрандир не просто позволяет, наконец, им уйти отсюда, но он знает, как выполнить их заветное желание, у него есть для них отряд, вот так возьмет и достанет из рукава, он о них не забыл, просто даже у магов эльфийские отряды в рукавах вырастают… быстро, конечно быстро, полугода не прошло, но всё же не мгновенно.

Нолдор бросил ненужные теперь дрова и, расплескивая зеленый подлесок, помчался на южные холмы.

Когда он добежал, с Келегормом уже раскланивались два неотличимых друг от друга эльфа.

Его младшие родичи, если считать через Тургона.

Хотелось броситься к ним, сгрести их в охапку по-человечески… но Хэлгон вдруг остро почувствовал себя простым дружинником. Присутствующим при разговоре лордов.

Говорил Элрохир:

– Митрандир благодарит вас.

«Нам нужна не благодарность».

– Он ждет вас в Эрегионе.

«Где именно? Когда?»

– Он и владыки эльдар, хоть и верхом, но едут неспешно. Хэлгон пешим будет там раньше, чем они.

«Ясно. Что-то еще?»

– Да, – вступил Элладан. – Лорд Келегорм, прости, но я повторю речь Гэндальфа слово в слово.

«И что же такого он наговорил? Опять ‘глупцы’? – он так любит это повторять».

– Он сказал: «Передайте Келегорму: если он станет не требовать, но просить – он получит то, что просит».

Неистовый усмехнулся.

«Его послушать, так я для себя прошу!»

– Лорд Келегорм, мы лишь передаем слова Митрандира.


Дорога по Зеленопутью к Тарбаду ложилась под ноги, как это говорится у людей, скатертью. Сентябрьские дни были солнечными, ночи – холодными и звездными, Хэлгон шел легкой размашистой походкой, напевая дорожные песни или вспоминая забавные случаи, рассказы о которых с интересом слушал его лорд. Келегорм держался в незримом мире, но его присутствие следопыт чувствовал постоянно: они шли вдвоем. У Хэлгона мелькнуло подозрение, что он шагает слишком быстро для Келегорма, – всё-таки сын Феанора привык к коню. Эту мысль арнорец загнал поглубже: еще услышит лорд, обидится…

Настроение у обоих было отличное: позади – победа, впереди – долгожданный отряд и новая битва, новая победа, солнце светит, воздух чист и бодр, дорога спокойна. Встречные торговцы уважительно и с опаской глядели на обгонявшего их телеги одинокого воина в плаще с низко опущенным капюшоном и не пытались зазвать в охрану: было слишком ясно, что этот путник сильно торопится.

И разумеется, не было ни малейшей возможности догадаться, что это – два эльфа, а не один человек. Полтора эльфа, если быть точным.

После моста Тарбада с дорогой пришлось проститься. Нолдорам предстоял путь на восток, вдоль Гландуина до его верховий, где можно найти брод и перебраться в Эрегион. Стоило поторопиться: один сильный дождь – и Гландуин станет непреодолим для пешего. Придется подниматься к его истокам… а это серьезный крюк.

Хэлгон почти не спал последние дни, и не только спешка была тому причиной. Дунгарский край – место неприятное, и хотя для разбойников одинокий путник – добыча не из лучших, но тому, кто зол от поражения, сойдет и такая. Хэлгон же сейчас менее всего хотел схватки. Поэтому он предпочитал идти ночью, днем выбирал тропы, где его не увидят, а когда Келегорм сказал «Спи, я посторожу», в кои-то веки не возразил лорду. Конечно, не пристало сыну Феанора охранять сон своего дружинника, но еще меньше пристало дружиннику спорить, когда лорд прав. Укромная ложбина и пара часов сна после ночного перехода – сна, спокойного, как в доме Элронда. Даже спокойнее. Ведь на страже лорд.

В предгорьях они пересекли Гландуин и вступили в Эрегион. Хэлгон выбрал лощину поуютнее, они расположились и стали ждать Гэндальфа с эльфами.


«Они рядом, – холодным тоном сказал Келегорм, возникая перед следопытом. – Собирайся, идем».

– Что случилось?!

Ответ Неистового был краток:

«Элронд и Келеборн».

– И всё?!

Лорд дернул углом рта: зачем задавать бессмысленные вопросы.

«Не требовать, а просить, значит? Ну, пойдем просить…»

Умирающая луна еще не взошла, и в черноте ночи эльфийский лагерь казался спящим. Призраками белели расседланные кони, стражи не видно (и это не значит, что ее нет), у неяркого костра, завернувшись в плащи, спят хоббиты. И четыре неподвижные фигуры, словно изваяния из древних времен, – одна с посохом, две при мечах.

«Не требовать, но просить».

Да проще, как Маэдрос, в огненную пропасть броситься. Впрочем, покончить с собой всегда проще.

И что, можно говорить напрямую, без Хэлгона? Они увидят? Ну, двое – родичи, хотят они того или нет. Они увидят. Гэндальф видит. Келеборн… разберемся.

«Не требовать, но просить…»

Ты же никогда не боялся. Вперед!

«Гэндальф. Владыка Келеборн. Владыка Элронд. Сестра». Короткий учтивый поклон.

– Мы приветствуем тебя, Келегорм Охотник.

Спасибо за это «мы», Гэндальф.

– Мы знаем, как вы славно справились с тварями Холмов Мертвых, – продолжал маг.

«Тогда вы знаете, что мы еще не справились с ними. Они обессилели и не выберутся сейчас из гробниц, но они живы. И раз так – они опасны. Не сейчас – так через век или два. Не этому поколению людей, так следующему. Их необходимо уничтожить».

– Уничтожь, – холодно сказал Элронд. – Ты же великий охотник.

Неистовый сейчас впервые видел потомка Тургона и всматривался в его лицо. Похож на предка, но черты тоньше, изящнее… кровь Лучиэни? Совершенно не вспомнить ее лица: тогда было не до внешности дочери Тингола, а потом забылось…

Племянничек, в лень считать каком поколении. Уверен, что вправе разговаривать со старшим родичем сидя. Мы ненавидели Финголфина не меньше, чем ты – меня, но мы в его присутствии вставали!

«Не требовать, но просить…» Не требовать.

«Владыка Элронд, тебе знаком Тирн-Гортад. Ты знаешь, сколько там гробниц. Я не могу биться одновременно на севере и на юге. Даже вместе с Хэлгоном. Здесь необходим отряд».

– И ты полагаешь, я дам тебе его?

«Я прошу об этом».

­– Когда я сочту… если я сочту, что твари Тирн-Гортада опасны, я приму решение, как их уничтожить.

– Подождите! – не вытерпел Хэлгон. – Владыка Элронд, мой лорд, Первая эпоха давно закончилась! Здесь не Арверниэн!

– Здесь не Арверниэн, – холодно произнес Элронд, вкладывая в эти слова ему одному понятный смысл.

– Владыка Элронд, ненавидь нас как хочешь, но ты же мудр, ты же понимаешь: этих тварей надо уничтожить сейчас. Это нельзя откладывать…

Элронд собрался отвечать, но его внезапно опередил спокойный тон Келеборна:

– И почему это нельзя откладывать?

Не насмешка, не возражение. Самый обычный вопрос.

– А почему ты уничтожил Дол-Гулдур сразу, как только пал Саурон? Почему не отложил это на два-три века?

Владыка Лориэна ответил легким наклоном головы, удивленный тем, что дружинник говорит без позволения лорда и в таком тоне.

Хэлгон почувствовал неловкость, прикусил губу. Н-да, это не князья Артедайна…

Заговорил Неистовый:

«Скажи ему, мы знаем, что он открыл Кольцо Воды…»

– Я слышу тебя, сын Феанора. Ты можешь говорить со мной напрямую.

Выяснять, почему Келеборн видит его, хотя видит первый раз, – было некогда. Не нужен посредник – и отлично.

«Владыка Келеборн, ты знаешь, как сейчас меняется мир. Ты знаешь, как сейчас, когда прошлое еще не умерло, а новое еще не родилось, когда всё шатко и неопределенно – как сейчас удесятеряется каждый удар по силам Врага».

– Или по темным силам, не им сотворенным, – кивнул повелитель синдар.

«Сейчас мы можем уничтожить этих тварей легко и быстро».

– Ты говоришь мне «мы»? – приподнял бровь Келеборн.

Сын Феанора закусил губу. Потом вскинул голову и посмотрел синдару прямо в глаза:

«Владыка Келеборн, между нами столько крови, что мне никогда не искупить этого. Но Хэлгон прав: сейчас не Первая эпоха. И хотя у тебя есть право на гнев…»

– Право на гнев… – медленно произнес Келеборн, словно пробуя эти слова на вкус.

Он встал, прошелся по поляне, взглянул на поднимающийся над лесом узкий серп луны.

Вернулся к собеседникам. Проговорил, взглянув на Элронда:

– Вы, Королевский дом нолдор, полагаете гнев чем-то вроде драгоценности, владеть которой имеете право лишь вы и те избранные, кого вы сочтете достойными этого. Мы же, синдары, считаем гнев сродни болезни… которой, увы, можно заразиться и страдать от нее долго и тяжело, но от которой мы рано или поздно излечимся. Ибо искусство наслаждаться своей болезнью нам недоступно.

Он обвел собеседников спокойным взглядом.

– Сколько воинов тебе надо, сын Феанора?


На следующий день он говорил Келегорму:

– Не всё так просто, как кажется в свете луны. Уничтожить уже мертвое – не так просто…

«Я знаю».

– … и не каждый из тех воинов, что сейчас с нами, достаточно силен, чтобы помочь тебе.

Неистовый кивнул, не перебивая.

– И ты должен понимать, что не каждый…

«Я понимаю, – резко выдохнул тот, – что мне нужны не нандорские лучники, а уцелевшие синдары Дориата. И я понимаю, что именно они не захотят идти со мной».

– Иные – не захотят. А иные – напротив.

Келеборн чуть улыбнулся:

– Не суди о нас по Элронду, хоть он и сын Эльвинг.

«Я сужу о вас по Белегу».

– А. Припоминаю. Ведь вы хорошо знали друг друга. – Владыка Лориэна задумчиво смотрел вдаль. – Но Куталион всегда казался мне слишком… пылким. Возможно, это вас и сблизило. И несомненно, это погубило его.

Он обернулся к мертвому нолдору:

– Итак, я не могу отдать моим воинам приказ пойти с тобой. Не тревожься: недостатка в добровольцах у тебя не будет. Но для этого вам с Хэлгоном придется отправиться с нами в Лориэн.

Келегорм молча кивнул, соглашаясь и благодаря.


Еще несколько дней владыки эльдар провели в долгих беседах. Нолдоры едва смогли переброситься парой слов с Гэндальфом, который принял их благодарности, но мыслями был явно далеко. Брондор, синдар с юным лицом и таким взглядом, что сразу ясно было – дориатец, пригласил Хэлгона в их лагерь, и следопыт не стал отказываться.

Келегорма лориэнские эльфы или не замечали, или делали вид, что не замечают. Это упрощало многое.

Галадриэль тоже решительно не видела двоюродного брата, но Неистового, похоже, это не интересовало. Он здесь не ради нее.

Когда эльдары Лориэна, по им одним заметному приказу, стали сворачивать лагерь, к нолдорам подошел Келеборн.

Или, точнее сказать, подошел к Келегорму. Владыка Золотого Леса смотрел сквозь Хэлгона – так, словно это следопыт, а не его лорд был призраком.

– Наш путь лежит через Карадрас, – коротко поклонившись, Келеборн перешел сразу к делу. – А Красный Рог не любит ни гномов, ни эльфов. Чтобы перейти благополучно, мы должны быть незаметны.

«Я могу пройти тропами Незримого мира и ждать вас с той стороны, – пожал плечами мертвый нолдор. – Вот Хэлгона вам придется взять с собой. Но он – следопыт, он…»

– Нет, – бесстрастно перебил владыка Лориэна, – я хочу, чтобы ты пошел с нами.

«Почему?»

Не возражение. Только вопрос.

В ответ – скользящий взгляд куда-то вдаль. Как же любят синдары говорить, не глядя на собеседника!

– Столько веков мы были врагами… Самыми страшными из врагов – врагами-родичами. Сейчас нам обоим стоит поучиться доверию.

«И открытости?» – чуть улыбнулся Неистовый.

– И открытости, – неспешно кивнул Келеборн. – Иначе ты откроешь нас Карадрасу, вольно или невольно.

«Ты хочешь проверить, можно ли мне доверять? – прищурился нолдор. – Или… ты хочешь проверить, сможешь ли мне доверять?»

Лицо короля спокойно, голос звучит равнодушно:

– Я хочу, чтобы ты пошел с нами через Карадрас, сын Феанора.

Чуть кивнув, он идет прочь.

Келегорму лишь остается поклониться его царственной спине.

Н-да, поговори с этим синдаром… Племянничек Тингола, или кто он там ему.


Синдары легко и быстро выстроились по четыре всадника в ряд – с той непринужденностью, которая дается лишь годами и веками действий сообща. Первой ехала Галадриэль. Келеборн, к удивлению нолдор, – замыкающим. Кивнул им: подойдите.

– Твой Хэлгон не отстанет? – холодно поинтересовался король.

«Ты мог бы спросить у него, он стоит рядом! – рвалось с языка. Вместо этого Неистовый ответил: – Он следопыт Арнора и пешим не отстанет от всадника, идущего рысью».

– Хорошо. Но если он будет уставать, пусть возьмется за чье-нибудь стремя.

Келегорм понял, что не в силах сдержать резкости в ответ, и поэтому лишь молча кивнул. Искоса взглянул на Хэлгона.

Тот сейчас полностью оправдывал свое имя. Его лицо казалось высеченным из древнего камня, высеченным не резцом, а веками гроз и бурь. И что за дело скале до слов какого-то эльфа? Пусть говорит. Посвист ветерка, не более.

Он почувствовал взгляд лорда и улыбнулся в ответ: только глазами, незаметно прочим. Всё хорошо. Это только слова. Нам нужен отряд, и мы его получим.


Хэлгон никогда не был в этой части Мглистых гор и поначалу с интересом смотрел по сторонам: не любоваться красотами, а запоминать дорогу, боковые ущелья, спуск к воде… вон, водопадик какой хороший, наверняка вкусный. Потом ему стало не до окрестностей.

Пришло странное ощущение… тумана? Но день был и оставался солнечным, небо – ясным, воздух – сухим, откуда взяться туману?

Следопыт с вопросом посмотрел на своего лорда – тот с интересом щурился, видимо, ощущал то же самое. Обернулся на Келеборна, коня которого чуть опережал… и едва не остановился от удивления.

Всё, что доселе ему казалось бесстрастностью владыки Дориа… то есть Лориэна, было бурей эмоций по сравнению с этим.

Его лицо выражало ничего.

Именно так.

Ничто. Полное отсутствие. Нет радостей и обид. Нет побед и поражений. Нет мыслей и желаний. Нет дома и дороги. Нет эльфов и коней.

Есть только – ничего.

«Поучиться бы у него этому! Ой, как на севере пригодится…»

И Хэлгон раскрыл свое сердце этому ощущению. Учиться проще всего – перенимая.

И всего три дня пути – целых три дня пути! – на то, чтобы прикоснуться к искусству, которое некогда открыла Келеборну сама майэ Мелиан.


Шли до темноты. Тропа сузилась – две лошади в ряд, но оставалась по-прежнему удобной. Глубоко внизу гремел поток, с их стороны скала была почти отвесной, другой склон – ну, Хэлгон бы поднялся, если б понадобилось. Пятнами чернели по склонам невысокие сосны с длинными пушистыми иглами, можжевельник сплетал затейливые узоры из своих веток и корней – не одного эльфийского мастера вдохновили эти нерукотворные орнаменты.

Выступ скалы, нависший над дорогой, был заметен издалека. Место ночевки. Ни кони, ни эльфы не нуждались в отдыхе, но – с темнотой не поспоришь.

Никакого костра. Горсть овса лошадям, пара глотков из фляги самому – есть не хочется, и не стоит есть перед подъемом на перевал. Сна тоже нет, вот бы выйти из-под скалы под звезды, вдохнуть полной грудью воздух этих гор, гор, не доставшихся ни Саурону, ни Королю-Чародею, хочется… и нельзя. Надо изображать жабу под камнем. Или нечто более прекрасное, но не менее скрытое.

Келеборн сидит на валуне у самого края нависшей скалы. Лицо всё то же.

Прячет их.

Хэлгон привычным усилием воли приказал себе уснуть: на вопрос «что делать, когда нельзя ничего делать?» у следопыта ответ один.


Вид с седловины был… наверное, красивым. Даже наверняка. Но воля Ти… Келеборна ощутимо давила на них, не позволяя прорваться собственным чувствам. Ведь их здесь нет. А значит, некому любоваться и розовато-серыми скалами, и вереницей малых вершин вдали, и снежными шапками Келебдила и Фануидола, некому восхищаться этой горделивой волей и беспредельной мощью гор, некому, я сказал!

Некому.

Иди чуть впереди королевского коня и не думай ни о чем. Разве что о чарах сокрытия.


Келегорм никогда – ни в жизни, ни после – не был в настолько ужасном месте. В Арде, конечно, есть места и пострашнее Карадраса, но Неистовый избегал их. А здесь…

Келеборн хочет, чтобы мертвый нолдор прошел этот путь – что ж, он пройдет.

…кости хрустят под ногами.

Это неправда, нет костей, как нет и ног, все тела давно смыты в пропасть, давно истлели и рассыпались в прах, но память, память о десятках и сотнях жертв Карадраса Жестокого – память остается в этих камнях.

Тропа не всегда была такой удобной: гномы Мории постарались. Эльфы Эрегиона помогли – и не камни бить. Эльфы договаривались с горами. Это спасло много жизней – но не все.

…камень, который казался частью скалы, отрывается, и летит, и увлекает за собой обвал, и… и всё. Нет гномьих мастеров. Хотя они хорошо знали, как отличить надежный камень от опасного.

Тропой пользовались многие – слишком удобна. Такая светлая уверенность: Карадрас схватит не меня.

Гном-одиночка. Куда ты шел – в Железные холмы? Или в Эребор? И решил обогнуть Эрин-Ласгален с юга. Конечно, иметь дело с Трандуилом… а нет, тогда еще с Орофером не стоит, а гора – она кажется своей, с ней мастер договорится всегда.

Не всегда.

Группа гномов. Камнепад. Не на войну шли, без шлемов…

Отряд эльфов. Из Ривенделла в Лориэн? Селевый поток, внезапно. Бедняги.

Снова отряд. Нет, не Карадрас их уничтожил. Орки. Засада. Кого скинули в пропасть… убитого, еще живого, – кого захватили в плен. Не знаешь, чья доля горше.

Одинокий эльф.

Орки. На этот раз жертвы. Карадрасу всё равно, кого губить.

Два гнома.

Опять одиночка.

Орк. Еще орки.

Отряд гномов…

…когда же кончится эта дорога?!

Келеборн, не знаю, зачем ты меня заставил пройти здесь, но это жестоко.


Еще одна ночевка – и медленный, трудный спуск. Хэлгон чувствовал, что магия, скрывавшая их, слабеет. Вряд ли Келеборн устал, скорее просто не стоит тратить силы там, где опасность миновала.

Почти миновала.

Странный белый проем неподалеку от тропы привлек внимание нолдора. На глубину более пяти сотен футов уходили скалы – узкой, почти прямой воронкой. Каменное дно было едва видно.

Гваннарим. Пропавшее озеро.

Не только эльфов, гномов и орков пожирал Карадрас.


К исходу третьего дня они вышли из-под власти Красного Рога.

«Гелурим! Гелурим!» – раздались радостные кличи. Уже можно не таиться.

Гелурим их ждало и звало отдохнуть. Бирюзовой голубизной соперничающее с небом, небольшое, но немыслимо глубокое, оно не баловало ни тенью, ни даже водой для лошадей – вкус воды в нем был странен и Хэлгону живо напомнил ту кровь гор, что он некогда пил в Ангмаре.

И всё же Озеро Небесной Голубизны казалось эльдарам сейчас прекраснейшим местом во всей Арде. Оно означало, что Карадрас пройден. Оно означало, что все живы.

Оно означало отдых.

Поставили шатер для владык. Пустили лошадей пастись на скудной прибрежной траве.

«Щедрое озеро», – усмехнулся Келегорм, присаживаясь на камень у самой воды. Говорить о чем угодно, лишь бы стряхнуть с себя ощущение тех смертей.

– Чем же? – следопыт опустился на траву у его ног.

«Посмотри, сколько ручьев в него впадает. А? Ни одного… А вытекает Келебрант, не самая маленькая из рек».

– Где?

Никакой реки здесь не было.

«Ниже. Они хитрые, под землей дружат».

– Откуда ты знаешь?

«Чувствую. Прислушайся – и почувствуешь сам».

– Странные здесь озера, – кивнул Хэлгон. – У меня из головы не идет то, Пропавшее.

«Не надо о Пропавшем!» – жестко перебил Келегорм.

Ну вот, а так хорошо говорили об озерах и реках…

– Мой лорд, а через Гриву Рохана нам слишком долго возвращаться? Не хотел бы я идти обратно через Карадрас.

«Хэлгон, – Келегорм откинулся назад, совсем как живой подставляя лицо влажному ветерку, – ты за эти века делал многое из того, что хотел бы делать?»


Эльфы собирались отдыхать до завтра, не меньше. Хэлгон не без оснований полагал, что действительно отдохнуть нужно лишь не показывающемуся из шатра Келеборну, а остальные просто ждут его. Неистовый тоже выглядел странно уставшим и не говорил о причинах.

Ну и пусть отдыхают. Келеборн, Келегорм… того и гляди, оговоришься. Хочет лорд остаться один – да пожалуйста.

Хэлгон ушел бродить по окрестностям. Не столько осматриваться, сколько из любопытства.

И еще – стряхнуть досаду. Один тебя в упор не видит, как будто ты призрак. Другой с тобой не разговаривает, как будто ты не друг. Понятно, что Карадрас – противник суровый, но сказать, в чем дело, можно?!

Короче, гуляем. Для изучения складок местности – и вообще…

Горный камень сменился мощеной дорогой. Разбитой, занесенной песком и разъеденной упорной травой, но – дорогой. Строили гномы – массивные плиты, руны кертара на придорожных камнях.

То есть это мы у Мории? Следопыт спешно пошел вверх по тракту.

И остановился в восторге и почтении, когда увидел Морийские Врата.

Самих ворот не было уже очень, очень давно. Резьба гигантского портала, вдвое выше ворот, безжалостно разбита, особенно внизу. Похоже, орки намеренно скалывали ее. И, конечно, больше всего досталось двадцатифутовым барельефам гномов-стражей, на треть выступавшим из скалы: правый вовсе лишился ног, только глубокий скол камня вместо них, у левого одна нога уцелела до колена, зато сильно повреждено лицо и борода: явно били из катапульты.

Хэлгон обнажил меч и отсалютовал погибшим. И гномам, и камням. Для нолдора они были равно живыми.

Подумалось: а что сейчас морийские орки? Погибли в Войне? Затаились глубоко под землей?

Во всяком случае, в окрестностях их не было.

Он возвращался в лагерь, когда увидел идущего ему навстречу Брондора.

«Проверяет, где меня носит?»

– Первый раз у Мории? – дружелюбно спросил синдар.

Нолдор кивнул.

– Впечатляет, – понимающе улыбнулся Брондор. – Сейчас, после полудня, видно мало: тени. Нам день, но им – сумерки. А как хороши они были на рассвете!

– «Были»? Видел их… до?

Теперь молча кивнул синдар.

Беседовать о битвах прошлого не хотелось обоим.

Но молчать с еще одним эльфом Хэлгон не желал решительно.

– Подожди. Но раз здесь Врата Мории, то озеро – это же Келед-Зарам?!

– Ты знаешь кхуздул? – приподнял бровь синдар.

– Нет. Но мне казалось, «Келед-Зарам», равно как и «барук кхазад!» знает любой. У нас… то есть у дунаданов каждый мальчишка слышал песню о Дурине и Зеркальном Озере.

– Вот как? Не могу того же сказать о Лориэне.

– Ну да, у вас же не любят гномов.

– И тому есть причины, – медленно произнес Брондор. Его тон оставался спокойным, но в глазах на миг промелькнула древняя боль.

– Прости, – опустил голову Хэлгон. – Я не должен был бередить твою рану.

Синдар испытующе посмотрел на него.

– Ты же из Дориата, – отвечал следопыт.

– Откуда ты знаешь?..

Хэлгон перебил его резко и почти невежливо, не дав Брондору задать вопрос, не в бою ли они встречались:

– Видно. Следопыту Севера – видно.

Хватит уже о прошлых смертях!

Будем о реках, озерах и прочих безобидных темах.

Так, «Келед-Зарам» говорить нельзя, перейдем на синдарин.

–Ты не ответил. Это озеро – Нэн-Кенедрил?

– Да.

– А почему же вы его зовете Гелурим?

– Мы так его звали всегда, – пожал плечами синдар. – Зеркальной Водой, по-гномьему, его назвали ваши. Келебримбор и его народ.


Росные пороги, долина Келебранта… это был легкий спуск. Легкий – и медленный, не быстрее, чем шли по Карадрасу. Хотя ничто не препятствовало синдарам.

Хэлгону подчас казалось, что он – на похоронах. Не тех, что переполнены горем и ненавистью, но таких, где печаль сдержана и светла. Всё окончено, осталось последнее «прости», но нет слез, не о чем скорбеть, просто завершился круг, просто уходит то, чему суждено уйти, и тебе остается лишь принять это.

Просто. И величественно в своей простоте.

Так, то в молчании, то под негромкое пение синдар, они достигли границ Дориа… Лориэна.


Келеборн спешился, подошел к ним. Галадриэль осталась верхом и не стронула коня с места. Ее слишком прямая спина и слишком бесстрастное лицо красноречиво говорили, насколько она не согласна с решением супруга. Но владыка Лориэна – решил.

– Итак, добро пожаловать в Лот-Лориэн, Келегорм Неистовый. Хочешь ты того или нет, но тебе придется быть моим гостем: воины, о которых ты просишь, соберутся не сразу.

«Я благодарен тебе, владыка Келеборн», – нолдор поклонился ниже, чем обычно. Он действительно не ожидал подобного и сейчас мучительно искал слова, которые оказались бы правдивыми и учтивыми одновременно. Найти не удавалось.

– Мой лорд, – прервал молчание Хэлгон, – я подожду тебя здесь.

Келеборн и Келегорм, при всем своем несходстве, воззрились на него с одинаковым изумлением.

Владыка Лориэна так посмотрел бы на дерево (самое обычное дерево, не энта), если бы оно вдруг заговорило.

Причина удивления Неистового была иной:

«Хэлгон, я понимаю, что Лот-Лориэн так похож на Дориат, но разве Мандос не освободил тебя от боли прошлого?»

– Верно… – хотелось добавить «мой лорд», но не замечать короля синдар, как он всё это время не замечал тебя, было, во-первых, глупым ребячеством, а во-вторых, могло повредить делу. – Но даже зажившую рану бередить не стоит. Не думаю, что понадоблюсь тебе в Лориэне.

«Ты видишь, – Келегорм чуть наклонил голову, извиняясь, – я вынужден остаться у границы Золотого Леса. Мы здесь будем ждать синдар, готовых пойти со мной».

Повелитель Лориэна не верил своим ушам… то есть, уши ничего и не слышали, речь шла из разума в разум… но и разум здесь был бессилен.

Хэлгон весь ушел в себя, чтобы ничем не выдать своих эмоций. А их было… Так он прятался, выслеживая орков, – они проходили на расстоянии вытянутой руки и не замечали.

Келегорм спокойно ждал.

– Впервые вижу, – голос короля синдар чуть дрожал, словно после очень быстрого бега, но тон был бесстрастным, – чтобы лорд безоговорочно слушался своего дружинника.

«Ты много видел погибших нолдор, владыка? – прищурился Неистовый. – Я имею в виду, таких, с которыми можно разговаривать?»

– Думается мне, дело не в ваших смертях, – качнул головой Келеборн.

«И в них тоже. Они меняют характер. В лучшую сторону».

– Что ж… – синдар перевел дыхание с облегчением, которое не удавалось скрыть, да он и не слишком пытался. – Хэлгон, ты лжешь. Ты знаешь, что ты лжешь. И молчи, не усиливай ложь новой. Но я, – он чуть поклонился, – благодарен тебе за именно эти слова лжи.

Следопыт ответил поклоном.

Келеборн обвел нолдор внимательным глубоким взглядом: вы понимаете, что вам лучше не показываться в Лориэне, вы понимаете, что я не мог не предложить вам гостеприимство, мы все понимаем, что ложь Хэлгона – то объяснение, которое не ущемит ничью честь.

Келегорм ответил грустной усмешкой, Хэлгон – едва заметной улыбкой.

Молчание.

Иногда, чтобы понять друг друга, слов не нужно.

Иногда и благодарят – молчанием.

Но повелитель Лот-Лориэна прервал этот безмолвный разговор, сделав знак рукой своим воинам.

Подошел Брондор.

– Хэлгону трудно войти в Золотой Лес, и наши гости останутся здесь. Позаботься, чтобы они ни в чем не нуждались.

«Чтобы Хэлгон ни в чем не нуждался, – заметил Келегорм. – Позаботиться о призраке едва ли получится».

– Чтобы Хэлгон ни в чем не нуждался, – невозмутимо повторил король.


Брондор расседлал коня, они с Хэлгоном быстро поставили небольшой походный шатер (у дунаданов палатки удобнее, но этот изящнее), собрали сушняк для костра, если он понадобится, синдар принес припасы… маленький лагерь готов.

Можно отдыхать и разговаривать ни о чем.

Потому что о чем разговаривать с синдаром, Келегорм пока не понимал.

Хэлгон избрал тему, безопасную, как разговоры брыльчан об урожае: он стал расспрашивать Брондора об недавних атаках Дол-Гулдура. Благо, война окончена, от вражьей крепости остались одни обломки, а спрашивать о победах – это лучший способ разговорить собеседника.

Поначалу дориатец просто отвечал на вопросы, но потом увлекся, в беседу втянулся Келегорм… И хотя вопросы Неистовый задавал через Хэлгона, но, отвечая на них, Брондор смотрел прямо на лорда нолдор.

«Ты видишь меня?» – спросил тот напрямую.

Молчание. Пока Хэлгон не повторил вопрос.

– Нет, лорд Келегорм. Пока – нет.

«Но ты чувствуешь? Почему?»

Дориатец ответил негромко:

– Стоило бы удивиться, если бы я не чувствовал тебя, сын Феанора. Ты убил моего брата. На моих глазах. А меня ранил – я бросился было к нему, и твой удар пришелся мне не в грудь, а в плечо.

Молчание. Ветерок в желтеющей листве.

«Но раз так – почему же ты идешь со мной в Тирн-Гортад?»

– Потому и иду, – синдар чуть улыбнулся, только глазами. – Если Хэлгон вернулся из Мандоса, то мой брат вышел из Чертогов Намо наверняка. И когда мы приплывем в Валинор, я снова встречусь с ним.

Его голос стал глуше:

– Я ненавидел тебя, лорд Келегорм. Тебе самому хорошо известна сила такой ненависти. Ею не вернуть к жизни убитого. Ею не уничтожить убийцу. Ею можно уничтожить только себя.

Келегорм кивнул.

Синдар продолжал:

– Время и… не только время помогли мне исцелиться от ненависти. И всё же я солгал бы, сказав, что полностью стал свободен от нее. И я не хочу увозить с собой в Благой Край, к моему снова живому брату, даже маленькую каплю этого яда.

Неистовый понимающе хмурился.

– Только сражаясь с тобой плечом к плечу, я смогу до конца стать свободен от ненависти к тебе.

Все долго молчали.

Неистовый сказал, ни к кому не обращаясь:

«А я-то всего лишь хотел собрать отряд против тварей Тирн-Гортада…»


День за днем из лесу стали выходить синдары. Обычно по одному. Келегорм беседовал с ними через Хэлгона и, когда первая взаимная настороженность спадала, говорил одни и те же слова: «Если хочешь рассказать, почему идешь со мной, рассказывай. Если не хочешь – не говори».

И они отвечали.

Большинство – примерно то же, что и Брондор. Но бывали и другие ответы.

Фаэнхиф, перворожденный, говорил так:

– Мелькор принес в мир Искажение, и оно проникло не только в плоть Арды, но и в души многих эльдар. Ты пал его жертвой, но нашел в себе мужество бороться с ним. Я хочу быть свидетелем твоей борьбы и надеюсь стать свидетелем твоей победы.

…после такого Келегорм до следующего утра где-то бродил. Рассказы дориатцев, кого именно и как он убил, Неистовый переносил заметно легче.

Рининд, тоже перворожденный, отвечал иначе:

– В моем сердце не было жалости к синдарам, павшим под вашими мечами: они доблестно защищали родную землю, смерть их была славной, мучения – короткими. Отчасти жалости заслуживали мы, выжившие: мы утратили наших близких, мы утратили наш дом. Но это сочувствие – ничто по сравнению с той жалостью, которая переполняла мое сердце по отношению к вам, нолдорам: одни выжившие, другие погибшие – вы утратили себя. Напав на Дориат, вы предали не нас. Вы предали самих себя. Мое сердце разрывалось от жалости к тебе, лорд Келегорм. Но не ее ты заслуживаешь. Я хочу наконец перестать жалеть тебя.

…и снова сын Феанора подолгу оставался в одиночестве.

Хэлгон как-то сказал ему:

– Мой лорд, то, что ты с собой делаешь, мне больше всего напоминает Мандос. Но со мной это делал Намо. Ты с собой это творишь сам. И еще: в Мандосе всё это было мягче. Дело не в том, что я убил в Дориате всего двоих, а ты – несколько десятков. Я имею в виду расплату за каждую смерть. Я… я давно знал, что Намо не жесток, но мудр. Но теперь я вижу, что он милосерден. Очень и очень милосерден.

Но самым необычным оказался ответ юного синдара (родившийся во Вторую эпоху, он смотрелся мальчишкой на фоне перворожденных), который сказал:

– То есть как «почему я иду»? Ведь нежить Тирн-Гортада надо истребить.

От неожиданности рассмеялись все. Но если смех синдар был сдержан, то хохот обоих нолдор вырывался (у одного – беззвучно, а у второго – на весь лес, распугивая птиц и белок) из горла толчками и сгустками, словно кровь из раны.

Юноша смотрел на это в изумлении, граничащем со страхом, и не мог понять, что же такого он сказал.

«Объясните ему, кто-нибудь! – простонал Келегорм. – Я не в силах!..»

И он продолжал хохотать, безуспешно пытаясь сдержаться.


Когда синдар набралось более дюжины, маленький отряд перешел от возвышенно-трагических слов к делу. То есть о деле они говорили и раньше, но сейчас стало возможно согласовывать действия.

Расчистили место, выложили камнями карту Холмов Мертвых, отметили пещеры с тварями. Бойцов пока мало, но что-то уже решать можно.

Келегорм с перворожденными уходил в Незримый мир, где он мог быть таким же лучником, как и они. Соревновались в стрельбе – и на меткость, и на быстроту. Сын Феанора уступал, но немногим, поражение принимал спокойно, да и не обязан командир быть лучшим из бойцов. Ему важнее было понять, кто и что может.

Могли многое. Очень многое.

Быстрота стрельбы в Незримом мире, если что, заменит малое число воинов.

Хотя Келегорм очень надеялся, что синдар придет больше.


Это была большая группа эльдар. Точнее, маленький отряд – командир перворожденный и пятеро, смотревшихся рядом с ним юношами.

– Тебе нужны не только лучники, – сказал древний эльф, представившийся Кархидом. – У тех тварей есть плоть, кто уничтожит ее?

«Ты знаешь, что я беру лишь тех, кто хочет идти со мной, – нахмурился Келегорм. – Они все решили так? Сами?»

– Все, кроме одного. Второго справа. Но ты возьмешь его.

Неистовый приподнял бровь. Подобного тона он не слышал даже от Хэлгона.

– Возьмешь. Он сирота. Отец – в Дориате, мать – в Гаванях.

«В Гаванях убивали женщин?!»

– Тех, что с мечом и в шлеме, – как ты думаешь?

«Ясно».

– Понимаешь, насколько он ненавидит тебя?

«Догадываюсь. Но он не может идти с нами. Он не хочет этого».

– Он пойдет. Не о чем спорить. Он исполнит любой мой приказ, а я исполню твой.

Синдар пристально посмотрел нолдору в глаза, ставя точку в разговоре.

Келегорм молчал. После бесконечных «нет» Хэлгона тон Кархида его уже не волновал, Неистовый думал лишь о деле. Здравый смысл говорил, что нельзя брать в отряд бойца, который ненавидит командира. Но – часто ли сыновья Феанора прислушивались к здравому смыслу?..

– Соглашайся. Он будет рядом с тобой, поймет, что ты не чудище из древних легенд. Увидит, как мы смотрим на тебя. Увидит, каков ты с нами. Пожалей мальчика. Дай ему исцелиться от ненависти.

Неистовый молчал.

– Ты должен ему, сын Феанора! – древнее спокойствие слетело с лица Кархида. – Ты в ответе за смерть его родителей. Ты должен ему не меньше, чем Моргот был должен тебе!

«Он выполнит любой твой приказ?» – медленно проговорил лорд нолдор.

– Да.

«Ладно. Горло он мне во сне точно не перережет: преимущество быть призраком… А ты сам почему идешь со мной?»

– Белег о тебе рассказывал.

«И это всё?»

– Мало?

Келегорм искал слова, которые не были бы жестоким вопросом. Кархид понял его:

– Ты хочешь спросить, кого из моих близких ты убил? Никого. Я, видишь ли, был в том отряде, что выводил Эльвинг. – Он снова посмотрел лорду нолдор в глаза. Спросил прямо: – Это нам помешает?

Сын Феанора стиснул губы. Потом ответил:

«Нет. Не помешает».

Очень хотелось кого-нибудь убить. Желательно прямо сейчас. Твари Тирн-Гортада для этого бы отлично подошли.


…спорили до хрипоты.

Перворожденные синдары были, несомненно, учтивы, величавы и бесстрастны – с Тинголом. Или с Келеборном.

Но не сейчас.

– Незримый мир – не лес, кустов спрятаться там нет! Твари нас почувствуют сразу же!

– Пусть чувствуют. Их держат тела, куда они денутся.

– А бросить тело? При смертельном риске?!

«Нет. Не бросят ни за что. Это их главная драгоценность».

– Железный лорд, ты уверен?

«Поверьте мертвецу».

Железным лордом его стали звать сначала за глаза, а потом и в лицо. Надо же, в самом деле, его как-то называть. «Сын Феанора» в устах синдара граничит с оскорблением, по имени – неучтиво, просто «лорд» – так он не их лорд… Кто-то из синдар, глядя на Келегорма, слегка бледного, но старательно-спокойного после беседы с очередным пришедшим исцеляться от ненависти, обронил эти слова – «Железный лорд». Прозвище пристало мгновенно.

Молодежь занималась лагерем. Хэлгон привычно взял на себя обязанности старшего и быстро обнаружил, что особой разницы между дунаданами и синдарами он не видит. Еды нужно меньше, на охоту никого посылать не надо, но в целом всё как обычно. В свободное время можно упражняться с мечом. Молодежь подтянется, вот и будем сравнивать удары, заодно обсуждая, как резать тварей… знать бы еще, как их резать, чтобы наверняка. Вон, мудрые ведут беседу, у них и спрашивайте.

– Если клинок хороший, то хватит удара в Явном мире и не понадобится добивать в Незримом! Развоплотили же назгула. И отнюдь не эльфы.

– Там дело было не в клинке. И потом, у назгула не было тела.

– А его точно не было? Он же ездил верхом, меч держал…

«Хэлгон!»

– Что, мой лорд?

«Ты же видел назгулов?»

– Короля-Чародея, да.

– Как близко?! – вскинулся кто-то, не разобрать, кто именно.

– Шагов полсотни.

– И как, было у него тело?

– Трудно сказать...

«О чем мы спорим?! – рявкнул Неистовый, растеряв остатки почтения к древним эльдарам. – Назгулов нет. У тварей тело есть. И убивать их придется дважды: и в Явном, и в Незримом мире».

– Подождите, – перебил Кархид. – Железный лорд, вот меч, посмотри, – он обнажил свой клинок, протянул Келегорму.

«Я призрак, – укоризненно сказал тот. – У меня рук нет».

– Прости. С тобой забудешь про это. Так гляди, – он положил меч на ладони, Келегорм провел сверху своей. – Что думаешь? После его удара придется добивать тварь в Незримом мире?

«Думаю, нет. И сколько у нас таких мечей?»


Синдары продолжали приходить, перевалило за две дюжины, и с каждым новым – разговор для Келегорма был всё легче. То ли привыкал, то ли научился вести беседу на столь нелегкую тему, то ли синдары, пришедшие не сразу, умеряли боль в себе, и говорить с ними было действительно проще.

То ли Неистовый спешил побыстрее завершить подобный разговор как тяжелую, но неизбежную обязанность и вернуться к бурным обсуждениям, как же убивать мертвых.

Пришедший сегодня, Нимдин, говорил о том, что былым врагам стать союзниками – это победа над Искажением, пусть и малая, но победа… хорошо говорил, Келегорм кивал, но думал о том, что в Незримом мире засаду действительно не устроить, а она нужна, и значит, она должна быть в Явном и дальше по сигналу перворожденные…

Вечерело. Вернулся Хэлгон с молодежью – принесли дрова для костров. Несколько синдар остались верны себе даже в столь необычном походе и захватили с собой кто флейту, кто небольшую арфу, так что ночные песни у огня стали обычным делом, и это возвращало в сегодняшний день из страшного прошлого, и сначала оно резануло по сердцу неожиданной болью – воспоминанием о Белеге, но потом и эта боль ушла, растворилась в светлой памяти, потому что Белег сейчас в Валиноре, ему хорошо, а вспоминать о дружбе – это тоже хорошо, и в прошлом надо держаться за лучшее, а не за страшное, и правы эти синдары, пришедшие исцеляться от ненависти, и прав их ледяной король, говорящий, что гнев – это болезнь.

И кстати – о больных. Вон он, Эредин. Ему было бы легче, если бы Хэлгон восседал на пне и приказывал принести дрова, а не таскал бы сам, да еще и больше, чем они. Ему было бы легче, если бы подлый сын Феанора и предатели своего народа, осмелившиеся примкнуть к Убийце, высокомерно командовали бы им… А так тебе очень больно, малыш… хотя, какой ты малыш, ты меня ненамного моложе. Но ведь насколько ненависть позволяет сохранить юность… просто удивительно. Тебе больно, потому что ты считаешь, что твоя ненависть – это и есть твое сердце, что отказавшись от ненависти, ты предашь себя. Ты заблуждаешься, тысячелетний маленький Эредин, ты заблуждаешься, как когда-то мы… И нет такого мудреца, который скажет тебе, что, отказавшись от ненависти, ты не потеряешь, а обретешь себя. То есть, мудрецов-то много, весь отряд, начиная с командира, но ты же не услышишь, пока в твоем сердце не учинится твоя собственная Дагор Дагорат и весь твой прежний, искаженный мир не рухнет к балрогам, и ты не поймешь этого сам…

Хэлгон быстро разжег костер, молодежь изящно разложила вокруг еду (скромно – не значит некрасиво!), к костру стали подходить перворожденные… тихий очередной вечер.

– Хэлгон?! – Нимдин побелел, полностью оправдывая свое имя. – Ведь ты – Хэлгон?

Нолдор распрямился:

– Да, а откуда ты…

…он увидел Эльдин. Бледную от ужаса и горя, и не сразу понял, что видит ее глазами Нимдина.

Не глазами. Его памятью.

«Это мой муж. Он просил поблагодарить тебя за этот выстрел».

– ТЫ?!

Синдар чуть кивнул.

– Ты… – медленно повторил Хэлгон, вглядываясь в лицо Нимдина.

– Она… – он не знал, что сказать, да и что тут скажешь? – Она передала мне твою благодарность…

– Я знаю, – Хэлгон перевел дыхание. – Она же рассказала мне. Потом. В Валиноре. После Мандоса.

Синдары стояли вокруг неподвижно. Молодежь смотрела на происходящее такими огромными глазами, каких не бывает даже у оленят в детских сказках.

«Хэлгон, что происходит?»

– А… мой лорд. Ничего. Всё в порядке. – После каждой фразы следопыт ловил воздух, словно рыба на песке. – Просто он в свое время меня убил.

«Так. И что?»

– А? Всё хорошо… всё действительно хорошо. Попить дайте… а лучше – выпить.

Ему сунули в руку флягу, он сделал несколько глотков, не чувствуя вкуса.

Тряхнул головой, заставляя себя вернуться в реальность. Посмотрел на Нимдина, протянул флягу ему:

– Держи. Тебе тоже надо.

Тот смотрел непонимающим взглядом.

– Всё хорошо, кому сказано!! – рявкнул Хэлгон таким тоном, каким кричали лорды нолдор в пылу битвы.

Подействовало.


Следопыт отошел от костра, надеясь остаться в одиночестве и хоть немного придти в себя.

Не удалось – он как конь грудью на копье напоролся на взгляд Эредина. Вот его сейчас только не хватало…

– Он действительно убил тебя?

– Ну да.

– И ты так спокойно говоришь об этом?

– А как я должен говорить? – Хэлгон усмехнулся, совершенной копией усмешки Келегорма. – С криками и проклятиями?

Он посмотрел синдару в глаза, безмолвным спокойствием говоря больше, чем словами. Удалось: Эредин отвел взгляд. Впрочем, ненадолго.

– Ты никого не убил в Дориате? – с надеждой спросил юноша.

– Почему же – никого? Двоих.

– И Намо выпустил тебя?!

– Как видишь.

«Ну, дружок, и что ты будешь делать? Оспаривать волю Валар?»

По лицу Эредина было видно, что его мир сейчас рушится. Пока еще не Дагор Дагорат, но – Война Гнева. В одном отдельно взятом сердце.

Хэлгон решил проявить милосердие:

– Знаешь, где лежит мой мешок?

– Что? – непонимающе переспросил синдар.

– Где мой мешок лежит – знаешь? – с нажимом повторил следопыт.

– А… да.

– Принеси. Бегом!

Тот принес и впрямь быстро.

– А теперь – за хворостом. Нам до утра не хватит.

«Побежал… Забыл, что мы вечером принесли с запасом. Ничего, лишний хворост лишним не будет, а побегать ему сейчас – самое полезное дело».

Хэлгон сел на валун, достал из мешка потертую флягу, открыл тщательно закупоренное горлышко – и сделал глоток. Один-единственный маленький глоток.

Жидкий огонь потек по горлу.

И – словно повеяло уютом Северного всхолмья, и острым жаром праздничных сосновых дров, и едким запахом обыденного торфа, и молоком из крынки Анорет, и горячим хлебом… и всем, что долгие века означало для него слово «дом», и неважно, что никакой он не человек.

Следопыт сидел с закрытыми глазами, давая огню растечься по телу, а домашнему теплу согреть сердце, побыть еще немного со своими, потому что уже много веков его народ – дунаданы, а эльдары уже давно ему чужды, особенно эти, ледышки ходячие, гордые, мудрые, быть с ними – как по декабрьскому льду идти, только и радости, что блестит красиво… пока не треснуло под ногой.

Надо было возвращаться в здесь-и-сейчас. Надо было узнать, как там Нимдин. Потому что ему тяжелее.

Хэлгон глубоко выдохнул, открыл глаза и осмотрел поляну.

Ничего хорошего.

Вечер бесповоротно испорчен, Нимдин – бел как полотно, что с ним делать – никто не знает, конечно, у вас доселе в роли убийцы был только Железный Лорд, недаром вы его так назвали, он-то держится, и при первом рассказе, и при десятом, а синдар – так сразу… хотя, несправедливо так говорить, Келегорм знал, на что идет, а Нимдин никак не ожидал встречи с тем, кого сам убил.

Следопыт решительно подошел. Дернул углом рта: пропустите. Этого безмолвного приказа оказалось достаточно.

– Так. Видишь эту флягу? У меня она – спасать людей от смерти. Промыть рану. Но бывают такие раны, которые надо промыть изнутри. Ты меня слышишь?

– Я слышу тебя, – медленно ответил синдар.

– Хорошо. Возьми и сделай три глотка. Три маленьких глотка. И аккуратно. То, что в ней, у дунаданов – даже не на вес золота. Дороже. Держи.

Но в последний момент Хэлгон передумал и придержал флягу. Мало ли… уронит, с непривычки.

Тот сделал глоток… закашлялся, принялся хватать ртом воздух… и обретя дар речи, прохрипел:

– Что это?!

– А на что это похоже? – с самой доброй из улыбок осведомился следопыт.

– На Сильмарил, который проглотил Кархарот!

– Ну, – с той же улыбкой продолжал Хэлгон, – это примерно оно и есть. Сокровище народа дунаданов. Это выморж.

– Что?

– Выморж. Наши женщины… то есть дунаданские женщины голыми руками на морозе отжимают ледяное крошево, чтобы приготовить его. Потому что он – жизнь. Жизнь их мужей, братьев, сыновей. А я это на тебя трачу, бессмертного. Пей.

– Я… я не могу.

– Считай себя Кархаротом, который должен проглотить все три Сильмарила. Пей, я сказал! – негромко произнес нолдор, но так твердо, что Нимдин не смог не подчиниться.

Хэлгон сощурил глаза. Каждое его слово падало, как каменная глыба:

– А. Теперь. Встал.

И Нимдин, который только что считал, что не в силах пошевелиться, потому что его тело охвачено изнутри огнем, Нимдин сам не понял как, – поднялся.

– Ты знаешь, – нолдор говорил очень тихо, но лучше бы он кричал, – что я, еще умирая, был благодарен тебе?

Синдар кивнул – голос его не слушался.

– Ты знаешь, что я сейчас не держу на тебя зла за свою смерть?

– Зна…ю.

– Ты знаешь, – еще тише, еще тверже и потому – еще оглушительнее: – что здесь нет никого, в чьем сердце не было бы раны от братоубийств меж нашими народами?

– Да, – сглотнул Нимдин.

– Так почему же, – куда уж тише, но оттого на всю поляну, – все должны кружиться вокруг тебя, будто ты прекрасная дева в майском хороводе?

– Прости…

– Веди себя достойно. Здесь каждому нелегко. Но все держатся.

Нимдин молча кивнул.

Келегорм смотрел на Хэлгона с нескрываемым восхищением.

Синдарская молодежь непроизвольно жалась друг к другу: не очень приятно узнать, что тот, с кем ты ходишь за хворостом, оказывается – дракон. Огнедышащий. Пьет жидкий огонь и иногда выдыхает его на эльдар.

Перворожденные старательно скрывали свою чувства, но изумление скрыть и не пытались: все (кроме, быть может, Брондора) до сегодняшнего дня полагали, что Хэлгон – просто дружинник. И оказывается, он… а кто он, собственно?

Келегорм подошел к Хэлгону. Чуть усмехнулся:

«Рядовой следопыт, говоришь? Ты отличный, просто превосходный разведчик, но сегодня ты себя выдал. Я бы тебе сотню доверил – спокойно».

– Нда? – с неожиданной злостью посмотрел на него следопыт.

В иной день Хэлгон бы принял эту похвалу молча или учтиво, но сейчас он не мог сдержаться.

– Я р-рядовой, – арнорец не кричал, но такой бешеный блеск в глазах Неистовый видел только у двоюродных братьев, когда они чуть не хватались за мечи. – У меня не было, знаешь ли, деда-Короля и в отцах – величайшего из вождей, которого знала Арда. Меня не учили с детства, как решать за других, как командовать, как управлять народом. Может быть, и тебя этому не учили – наставлениями, но примерами – они учили. Всю их жизнь. А я хотел только одного: исполнять волю того, кому служу. Только вот они все – князья, вожди, простые дунаданы – считали, что эльф мудрее их, что эльф знает лучше, что эльф придет и спасет, и советом вернее, чем мечом. И когда я молил тебя о помощи… помощи не мне, а Арнору, ты был так рассудителен в своем отказе. Так прав. Так мудр. Как бывают только истинные к-короли.

Он развернулся и пошел в темноту.

Тишина. Полная.

Келегорм медленно перевел дыхание. Поднял голову. Расправил плечи. И сказал самым спокойным тоном, на который был сейчас способен:

«Спойте… спойте что-нибудь приятное и… мелодичное. Это нам сейчас… нужно всем».


Ночь сменялась серым предрассветьем, когда Хэлгон вернулся. Критически осмотрел костер и стал перекладывать дрова, всей своей возмущенной спиной говоря: нельзя на один раз лагерь оставить без присмотра, ничего сами как надо сделать не могут.

Келегорм сделал знак глазами нескольким перворожденным, подзадержавшимся у огня: прочь. Они поднялись, подав пример тем синдарам, что не видели Неистового.

Нолдоры остались вдвоем.

Келегорм опустился на одно из поваленных деревьев, служивших сиденьем. Хэлгон с долгим вздохом сел рядом.

«Мир?» – вопросительно нахмурился Неистовый.

– Мир… – выдохнул следопыт. – Я сорвался, прости. И наговорил лишнего.

Келегорм дернул углом рта, что означало полное нежелание говорить о произошедшем.

– Как Нимдин?

«Спит. Кре-епко».

– Ага. Значит, выморж на эльдар действует так же, как на аданов. Буду знать.

Помолчали.

Хэлгон переложил в костре ветку, которая, с точки зрения рядового следопыта, горела недостаточно правильно.

«Убью Гэндальфа, когда встречу», – в сердцах выдохнул Келегорм.

– Ну-ну.

«Вот есть у тебя хороший друг Глорфиндэль. Он говорил нам мудрые вещи: что отряд надо брать у Кирдана или Гилдора. Послушайся мы его, мы бы уже давно перебили всех умертвий. А так – сидим на опушке Лориэна, сколько еще ждать неспешных синдар – неведомо. Объясни мне, Хэлгон, что мы здесь делаем?»

– Ты – проходишь Мандос заживо. Я – так, за компанию. Ну и эти… очищают души перед дорогой в Валинор.

«Ты серьезно полагаешь, что Мандос можно пройти вот так?»

– Я ничего не полагаю. Я вижу.

«А что потом?»

– Откуда я знаю? Спроси у Гэндальфа… если, конечно, передумаешь его убивать.

Оба усмехнулись.

Хэлгон снова устроился рядом с лордом.

– Знаешь, у нас на севере рассказывали, что однажды Гэндальф взял хоббита – самого обычного хоббита. И отправил его на дракона.

«Одного?!»

– Нет. Он ему отряд собрал.

«Уйййй…»

Мертвый лорд нолдор слова «собрал отряд» воспринимал по-своему болезненно.

Хэлгон милосердно уточнил:

– Ну, отряд собрался слегка попроще. Но тоже весело.

«И как потом?»

Следопыт пожал плечами:

– Дракон – никак. В смысле, убили. Отряд – по-разному. Хоббит – жив-здоров и даже счастлив. Но последние годы живет в Ривенделле.

«Чем ему плох стал родной край?»

– Я не спрашивал его. Но одно могу сказать: после того, как в твою жизнь вмешается Гэндальф, ты не будешь прежним. Если выживешь.

«Начнешь радоваться, что мертв», – вечной усмешкой.

– Да, – совершенно серьезно ответил Хэлгон.


Келегорм чувствовал, что отряд собран. Больше не придет никто.

План схватки готов. Она будет стремительной – только так можно быть уверенным, что никто из нежити не скроется.

Каждый боец, который будет сражаться в Явном мире, знает пещеру, в которую он войдет. И что делать в Незримом мире – тоже решено.

Ждем… луны. Потратив на ожидание и подготовку полгода, можно потерпеть еще несколько дней – и начать тогда, когда свет Исиля пробудит жизненные токи мира. Тогда всё пойдет легче.

И еще ждем… знака из Лот-Лориэна. Келегорм не взялся бы сказать наверняка, что именно это будет, но был готов.

Ночь новолуния. Следующая. Тоже ничего? Ладно. А сегодня?

Пение.

Тихое, как дыхание ветра.

Белые тени.

Бесшумные, как туман.

Всходит месяц.

Тонкий, острый, еще не дает света.

Но свет и не нужен.

Тени обретают очертания.

Всадники.

Келеборн.


Владыка Лориэна спешивается, свита – следом. Он подходит к костру и, прежде чем приветствовать Келегорма неглубоким, но очень медленным поклоном, чуть улыбается.

Нолдор отвечает тем же.

– Итак, вы поладили?

«Вполне».

– Когда выступаете?

«Завтра, полагаю».

– Хорошо. До Гривы Рохана вам проще всего добраться…

«Зачем? Мы пойдем через Карадрас».

Словно порывом ветра в клочья разорван туман.

– Ты решил, что я проведу вас?!

«Нет. Зачем? Мы сами».

Под внезапным морозом съеживается и никнет листва.

– Сын Феанора, я не позволю тебе играть жизнями моих воинов. Твое безрассудство погубит отряд еще до боя!

Келегорм смотрит на него со спокойной улыбкой. Не гордой, не оскорбительной, не презрительной, нет – так улыбаются тому, кто искренне заблуждается и напрасно сердится.

После того, что сын Феанора вытерпел за последний месяц, что вообще может его вывести из себя? Вряд ли в Арде есть такая сила…

«Владыка Келеборн, ты тревожишься за жизни своих воинов, и я тебя понимаю. Но позволь мне объяснить».

– Я слушаю.

«Я видел, как ты штурмуешь Дол-Гулдур, и мне казалось, что ты делаешь всё неправильно. Но когда ты взял его, я понял, что, если бы я командовал войском, то немало орков смогло бы бежать, а чары крепости не были бы сокрушены.

Я говорю об этом затем, чтобы ты понял: то, что я хочу сказать, – не слова гордости. Там, где ты превосходишь меня, я не спорю с очевидностью».

– Я слушаю.

Чуть теплее. Может быть, и не всё померзнет от этого морозца.

«Ты всю свою жизнь прожил на равнине. Ты знаешь язык земли, леса, рек. Тут тебе нет равных. А я четыреста лет был лордом Аглона. Я знаю речь гор. Я знаю сердце гор. Я умею говорить с камнем. Поверь, прежде чем поставить крепости в Аглоне и на Химринге, сначала надо было поладить с горами. Я и мои братья это сделали. И горы не предали нас в страшные дни битв».

– Карадрас не зря зовут Жестоким.

Иней сошел, и лед растаял.

«А меня с недавних пор зовут Железным. Твои же воины и зовут».

– Если ты принесешь их жизни в жертву своей нолдорской гордости…

Новый порыв ветра… ох уж эта осенняя непогода.

«То мне придется узнать на себе, что ты один из тех, кто способен убивать уже мертвое».

– Не шути.

«Я не шучу, владыка Келеборн».

Унялся сырой холодный ветер. Затишье.

– Ты уверен, что пройдешь?

«Я договорюсь с Карадрасом».

Живой не может подать руки мертвому. Но посмотреть глаза в глаза – крепче иного пожатия.

– Удачи, Железный лорд.

«Благодарю».


Знакомый путь вверх по Келебранту, привал у его истоков.

Гэлурим и Гваннарим, два озера, – словно глаза исполина, следящего за ними. Неприятное чувство. Только один глаз зряч, а другой безопасен, слеп.

И зрячий глаз – это каменная воронка Гваннарима.

Еще есть время вернуться. Еще можно признаться, что отступил не перед горой, но перед здравым смыслом. Никто не осудит. Похвалят даже.

«Если ты принесешь их жизни в жертву нолдорской гордости…»

Не гордости.

Гордость уже безвозвратно втоптана в зеленую траву лориэнской опушки, и на ее могиле высятся роскошные осенние мухоморы.

Не гордости.

Чему-то другому.

И не в жертву.

Как назвать то чувство, когда просто знаешь, что поступаешь правильно?

Хочется переговорить с Хэлгоном. И нельзя. Даже пары фраз с глазу на глаз – нельзя. Отряд не должен видеть замешательства командира.

Хочешь сказать что-то своему следопыту – говори при всех.

«Хэлгон! Ты дороги не знаешь, пойдешь замыкающим».

Молча кивнул.

Поговорили…


Подъем.

Обычный подъем на перевал.

Взгляд.

Каждым утесом, каждым камнем, каждым деревом. Всё вокруг смотрит на тебя – пристально и мрачно.

Солнечный день, а ощущение свинцовых туч.

Но пока спокойно.

Уходить в Незримый мир – или пока рано? Заговорить первым – или не тревожить Хозяина, пока он сам не высказал неудовольствия?

Смотрит. Неприветливо, но не гонит.

Идем. Быстро и молча. Даже в мыслях – молча. Мы здесь по делу, нам просто нужно как можно скорее пройти перевал.

И не надо уходить в Незримый мир. Не надо привлекать излишнее Его внимание.

Нам ничего не нужно в этих горах. Только пройти.

Только.

– К скалее-е!! – Келегорм и Хэлгон закричали это одновременно, раньше, чем разум осознал, что происходит.

Чутьё разведчика, не раз спасавшее жизнь обоим.

И не только им.

Отряд успел вжаться в скалы за миг до того, как – хлынуло.

Словно в небе пробили дыру.


То, что несколько ударов сердца тому назад называлось тропой, превратилось в бурные потоки жидкой глины.

Налетевшая туча еще не соизволила закрыть небо: над эльфами оно пока оставалось предательски-ясным, но из-за северных вершин клубком растревоженных змей выползала буря.

Ливень хлестал по отряду, словно задавшись целью смыть их в пропасть.

Почему – «словно»? Задавшись именно этой целью.

Под ногами бурлило и выбивало опору.

Пальцы рук скользили по мокрым камням, заново и заново ища, за что ухватиться.

«Спинами держитесь!» – крикнул Хэлгон. Рев ливня перекрыл голос нолдора, но его услышали.

Вода, обрушиваясь на склон сверху, водопадами хлещет вниз, пытаясь отодрать их от скал.

Держаться.

Стиснуть зубы и держаться.

И верить в командира.

Как в Эру.


Едва первые потоки ливня обрушились на утёсы, Келегорм ринулся в Незримый мир.

Там клокотала ярость.

Ярость грохотала как обвал. Ярость ревела как ураган. Ярость хлестала как буран.

У ярости не было слов. У ярости не было мыслей. У ярости не было облика.

У ярости было лишь имя: Карадрас Жестокий.

Ярость бессмысленно просить или умолять: она не услышит. Ярости бессмысленно объяснять: она не поймет.

Остается лишь ждать. Любой, даже древний Хозяин, рано или поздно устанет гневаться.

Остается лишь надеяться, что это не произойдет слишком поздно.

Что ничьи пальцы там, в Явном мире, не разожмутся.


Вспоминать. Вспоминать Аглон. Его скалы, его тропы. Такие родные. Такие надежные.

Вспоминать, как, возвращаясь в Аглон, чувствовал себя дома. Более дома, чем где-либо по обе стороны Белегаэра.

Вспоминать строки древней аданской песни «Нам в боях родными стали горы…»

Вспоминать Дагор Браголлах. Вспоминать, как скалы сражались вместе с нами, будто живое существо, – и не надо было сталкивать камни, чтобы на головы орков обрушился обвал. Но проклятые балроги поднимаются по утесам не хуже горных козлов…

Вспоминать, как уходили. Тайными тропами, выводя живых, вынося раненых. Оставляя горы – Врагу.

Горы, которые не оставили нас, – до последнего.

… а ведь Он заслушался.

…и буря там, в Явном мире, стихает.


…ты, Твое-Сердце-в-Горах, кто?

Ну и какого ответа он ждет? Лорд Аглона? Так это он уже понял. Сын Феанора? Н-да, и всех прочих родичей перечислить, вот Карадрасу это интересно!

– Эльф.

…как те?

– Они со мной.

…уничтожить! …дерзкие и мелкие! …смеют считать себя хозяевами!

– Нет.

Спокойно. Спокойнее. Он понимает только спокойный тон.

– Мы всего лишь странники. Нам нужно только пройти.

…здесь Мои владения!

Не просить. Он не понимает просьб. Он начал думать словами – и это хорошо, но поймет он только то, что можно увидеть. Что же ему показать? Про Аглон уже было, Северное всхолмье… не знаю, ничего не знаю о нем, надо было внимательнее Хэлгона слушать… кроме Холмов Мертвых показать нечего.

Холмы. Пещеры. Нежить в них…

…ярость…

Не на нас. На тварей.

Ну конечно!

– Мы идем их уничтожить. Мы идем, чтобы их уничтожить!

…очистить пещеры от тварей?

– Да.

Тише, тише, Железный лорд. Не показывай ему радость.

– Я не смог отстоять свои горы. Враг, тот, кому нравилось сминать горные хребты как глину, захватил их.

Яришься. Очень правильно. Нам бы такой союзник в Первую эпоху…

– Его недобитые твари терзают сейчас Тирн-Гортад. Пропусти нас, чтобы мы…

…дорога свободна.


Тишина. Оглушительная, ясная, светлая тишина.

Буря умчалась так же внезапно, как и налетела.

Эльфы переводили дыхание, боясь поверить, что кошмар позади. Побелевшие пальцы намертво вцепились в выступы камня.

На тропе появился серебристый призрак и с гневным торжеством рявкнул:

«Что распластались по камням, как лишайник?! Путь открыт! Дорога почти сухая! А вы тут как мокрая поросль висите!»

Хэлгон, захлебываясь счастьем, закричал:

– Железный лорд спрашивает, почему распластались…

Следопыт дошел до середины фразы, когда понял, что он повторяет. Но было поздно. И потом – перворожденные слышали всё напрямую.

Эти слова, в другой день и час оскорбительные и несправедливые, сейчас оказались той единственной силой, которая заставила разжать пальцы, оторваться от спасительных скал – и сделать первые шаги по вязкой глине, именуемой Железным лордом «почти сухой дорогой».

Радость спасения вырвалась из груди эльдар криками. И неважно было, что, кому и о чем они кричат, важно только, что всё позади, осталось лишь пройти перевал, но опасности больше нет, и бури больше не будет, и чтобы еще хоть раз, хоть когда-нибудь, хоть шаг сделать за этим сумасшедшим нолдором, убить его за такое мало, и стоило бы зарезать, и его счастье, что он призрак, потому что ведь молодец же, мерзавец, ведь это же надо – суметь договориться с Карадрасом, ведь проще гору сдвинуть, чем еще раз испытать на себе нолдорскую наглость и самоуверенность, да они же могли без доспехов сражаться, им наглость вместо брони, вот уж воистину – второе счастье!

«Мы идем – или вы до темноты намерены вести беседы?» – осведомился Келегорм.

Хэлгону даже и повторять вслух не пришлось.


По глине шли медленно, держась за скалы. Для людей такая дорога была бы почти неодолима, эльфам проще, но ненамного.

Вниз тропа сделалась непроходимой, наверное, до самого истока Келебранта. По счастью, им надо было вверх. А буря не была обширной; впереди уже виднелись сухие скалы… дорога уже становится почти сухой… действительно – почти сухой.

Только вот эльфы по-прежнему идут так, словно у них под ногами вязкое мученье.

Келегорм подошел к Хэлгону.

«Скажи им: привал скоро. Там, где отряд эльфов смыло».

«Где это?»

«Через два поворота».

– Железный лорд велит передать, – бодро крикнул Хэлгон, как доводилось ему кричать на молодых следопытов, заставляя тех взять себя в руки, «низко опустить рогатую голову и идти вперед», как повторял светлой памяти Аранарт, – что привал скоро, через два поворота!

Отряд непроизвольно прибавил шагу.

«Гм, – сказал Келегорм, – вот как ты передаешь мои слова».

Хэлгон пожал плечами: ты сам понимаешь, почему я сказал не всё.

Неистовый усмехнулся: отчитывать Хэлгона за неповиновение можно было, как эту глину за вязкость. И с тем же результатом.

«А если я плох, – парировал встречным выпадом следопыт, – говори через любого из перворожденных. Они же тебя слышат».

«Это шутка, Хэлгон?»

«Шутка, Железный лорд».

Дорога заметно легче. Скоро поворот. Первый из двух.

«Итак, ты намерен звать меня по-синдарски?»

«Аранг – неплохое имя, нет? И тебе оно нравится, сколь я вижу?»

Келегорм качнул головой:

«Я не против. А им так явно проще. И тебе».

«И тебе», – эхом отозвался Хэлгон.

Под ногами уже только камень. То есть и глина там тоже, но она затвердела крепче любого кремня.

«Нравится? – прищурился Неистовый. – Много меня судьба за последние месяцы спрашивала, что мне нравится?»

Следопыт покачал головой:

«Лукавишь, Аранг. Тебе нравится, что ты ведешь отряд синдар. Тебе нравится, что Келеборн теперь твой союзник. Тебе нравится, что ты договорился с Карадрасом. И новое имя тебе тоже нравится».

«…они что-то говорили про наглость. Про то, что она вместо доспехов некоторым нолдорам. Ты не расслышал подробностей, Хэлгон?»

«Про некоторых, Аранг? Нет. Мне показалось, они говорили о нолдорах вообще. Хотя… в том шуме действительно было трудно разобрать имена».


Хэлгон не знал, где смыло отряд эльфов, но что пришли на место привала – понял сразу же. Широкая площадка, плавно переходящая в лесистый склон, так и звала отдохнуть.

И ни один горец, если он, конечно, не самоубийца и не сошел с ума, не остановился бы здесь. Было слишком ясно: стоит пройти даже не грозе, а просто обычному дождю – и склон станет смертоносным водопадом.

Эльфы, которых настигла здесь гибель, явно не знали этого.

«Отдыхаем! – скомандовал Келегорм. – Весь вечер и всю ночь! Нам ничто не грозит».

Хэлгон повторил.

«Костры жгите смело. Весь сушняк, какой найдете, – наш! Обсыхаем».

Разбивка лагеря потребовала какого-то времени, но было еще светло, когда Келегорма плотным кольцом обступили перворожденные.

– Железный лорд, – заговорил Кархид от имени всех, – мы требуем рассказа. Как ты смог договориться с Карадрасом?

– Какие волшебные слова знают аглонцы? – не вытерпел Брондор.

«Всего лишь одно волшебное слово, – улыбнулся Неистовый. – Слово ‘Моргот’».

– А он здесь при чем?

«При том, что Карадрас ненавидит, когда кто-либо пытается вмешиваться в жизнь гор. Не знаю, как гномы именно здесь смогли создать величайшее из их королевств… видимо, власть нашего Хозяина не простирается так глубоко. Но рассказ о том, что Моргот творил с горами Белерианда, оказался донельзя своевременным».

– И нас пропустили потому, что ты – враг Моргота?

«Не-ет, – синдары не могли видеть довольную улыбку своего командира, но они слышали ее. – Нас пропустили потому, что мы идем спасать горы. Небольшие, да. Но от мерзких существ, которые подчинили Тирн-Гортад себе. От кучки маленьких Морготов, можно сказать».

Синдары молчали, несколько не готовые к такому повороту.

«Хэлгон!»

Тот подбежал.

«Ты помнишь наши старые песни о горах?»

– Ну, человек бы сказал «я их тыщу лет не пел»; я их не пел гораздо дольше, но…

«Так вспомни. И я вспомню. А вы, – он обвел синдар глазами, – подыграете».

– Железный лорд, арфа после этой бури не…

«А я не спрашиваю, как арфам после бури. И потом, они же были завернуты в кожу, значит, ничего страшного. Нашему Хозяину будет приятно услышать древние песни про горы. Так что мы с Хэлгоном споем, вы – будете играть».

Он веско замолчал: кто-то хочет возразить?

Молчаливый вздох был ответом: попробуй возрази ему, Железному. Это один Хэлгон и умеет… так ведь тоже – молчит. Песни вспоминает.


Склон расцвел огненными цветами. У каждого костра сидели по трое, много – по четверо. Луки, тетивы, арфы – всё это было высушено и готово в дело.

Пришло время песен.

Келегорм не пел столь же давно, сколь и Хэлгон, и теперь с явным удовольствием наверстывал упущенные века. Петь он и любил, и умел. Всё-таки брат Маглора… хотя, конечно, не сравнить.

Как не сравнить боевой клинок с брошью, сотворенной ювелиром.

Синдарам мир нолдорских песен был чужд, но все они ощущали внимание Хозяина, а значит – надо подыграть. Получалось… странно, трудно для синдар, непривычно для нолдор, но кто здесь спрашивает эльфов? Не для их удовольствия это пение.

Песен именно о горах у аглонцев оказалось не так уж много, и, когда они иссякли, командир решительно отправил всех отдыхать. «Да, Хэлгон, и ты тоже, и нечего смотреть на меня таким доблестным взглядом. Я призрак, мне сон не нужен. Я отлично посторожу, хотя тут и сторожить незачем».

Лагерь уснул.

Неистовый вытянулся на земле у одного из костров и, глядя в звездное небо, проговорил:

– «Если он станет не требовать, но просить, то получит то, что просит». Интересно, почему за столько веков Митрандир не преподал эту мудрость Келеборну?

К счастью для Гэндальфа, сын Феанора не знал – и так никогда и не узнал – о попытке самого мага преодолеть перевал Карадраса.


Два следующих дня пути были ничем не примечательны. Обычная горная дорога. На привале пели снова, со второго раза получилось лучше – синдарам уже было известно то, что аглонцы именовали гордым словом «мелодия», и музыканты смогли и украсить, и обогатить ее так, что это не мешало скупым словам, но лишь подчеркивало их мужество и силу.

Взгляд Карадраса, который по-прежнему ощущали все, остался не менее пристальным, но изрядно потеплел.

На границе мира камня и леса Келегорм остановил отряд, обернулся и низко поклонился.

Остальные последовали его примеру.

Несколько дней пути на юг, мимо того, что осталось от Врат Мории, к верховьям Гландуина. Переправа оказалась более чем легкой, несмотря на уже рассерженную по осени реку: на том берегу нашелся подходящий одинокий валун, на этом – дерево, и знаменитая лориэнская веревка стала мостом, сократив эльфам путь по меньшей мере на день.

На запад шли ночами, тайно. Келегорм не взялся бы ответить, от кого он прячет отряд, но был решительно настроен пройти так, чтобы о них не узнал ни человек, ни… нечеловек, буде тут таковой появится. Враг уничтожен, и назгулов больше нет, но если бы они были единственной недоброй силой в Эндорэ, этот отряд не пришлось бы собирать.

Хэлгон пару раз просился вперед – разведать, но Железный лорд не удостаивал его даже словом отказа: безмолвное движение нахмуренных бровей – и исчезал проверить дорогу сам. Следопыт молча злился, но не спорил.

Через четыре дня вышли к Тарбаду.

Или, точнее сказать, в болота Лебедяни.

Келегорм был неприступнее Стен Мории: через мост они пройдут только дождливой ночью. Только тогда, когда он будет твердо уверен: их не заметит никто. Да, он не сомневается в том, что лориэнские плащи сделают незаметным любого… любого, кто неподвижен. Да, Хэлгон, твое умение становиться почти невидимым известно всем. Но скоро полнолуние, и если мы прямо посреди моста столкнемся с кем не надо… именно ты, Хэлгон, и должен помнить, что нам не нравились путники на тракте к югу от наших холмов. А этот мост – их дорога. Поэтому: встать лагерем на болотах, костры не разводить, арфы не расчехлять, ждать дождя.


До сего дня Хэлгон полагал, что умеет выжидать. Что способен сидеть на месте неделями и месяцами.

Два дня в болотах Лебедяни внятно объяснили лучшему из разведчиков Арнора, что подолгу наблюдать за врагом и просто ждать – не только ни одно и то же, нет. Это полные противоположности.

От тоски безделья хотелось взвыть. Полная луна для этого подходила как нельзя лучше. Она отражалась в антрацитово-черной воде, блистая и ослепляя своим блеском.

Дождь? Какой дождь? Ни облачка. Звезды во всем октябрьском великолепии.

Хэлгон узнал много нового за эти дни. Например, что эльф способен люто возненавидеть звезды.

Хотя они уж точно не виноваты.

Забот по лагерю не было, и следопыт не мог занять себя даже иллюзией деятельности.

Синдары, напротив, были совершенно спокойны. Они сидели группами, тихо разговаривали и не возражали, если нолдор подсаживался к ним.

Хэлгон честно пытался вслушаться в их разговор. Он понимал: они поступают правильно, он – нет. Надо присоединяться к их беседе. Хотя бы слушателем.

Увы: ставший почти родным за многие тысячи лет синдарин был сейчас для него непонятнее кхуздула или любого из наречий Востока. Следопыт слышал слова, но не понимал их смысла.

На третий день он отправился искать Келегорма.

Лорд бродил по болотам в одиночестве. В лагере он сейчас не нужен, это понятно любому. Одного взгляда на небо достаточно.

«О Манвэ, ну за что?! Что мы сделали дурного – сейчас?!»

Болота жили своей жизнью и были, в отличие от эльфов, очень заняты: лебеди спускали птенцов на воду. Иные самки всё еще плавали, уподобясь кораблю, с серыми пушистыми комочками на спине – и если лебедь поднимала крыло, то забавно было смотреть, как малыши копошатся под ним. Но в большинстве маленькие лебеди уже плыли рядом с матерью – еще лишенные ее грации, но пока сохранившие очарование детства. Когда же подплывал отец, величественно приподняв крылья, чуть согнув высокую шею, ­– то этой царственной парой нельзя было не залюбоваться. А пушисто-серые принцы и принцессы вокруг добавляли к восхищению улыбку.

Черная вода, голубые блики неба на ней, белые лебеди. Вековой мрак болот и робкая пушистость, которая скоро станет ослепительной красотой.

«На них можно смотреть бесконечно», – кивнул Келегорм Хэлгону.

Тот довольно долго разделял восхищение лорда. Сердце успело ударить раз двадцать. Или даже больше.

– Отправь меня куда-нибудь. Не могу я так.

«Куда? – невесело усмехнулся Железный лорд. – Дождь поискать и привести?»

Следопыт смотрел в никуда. Редкие сосны по болоту – почти как у нас, в Арноре. А кусты пепельной ивы, похожие издали на пригорки, заросшие жесткой зеленью, – заметно выше наших. То ли воды здесь больше – Гландуин их кормит, не лесное озерцо – то ли теплее, то ли то и другое разом. И почти зеленые еще, даром что октябрь. У нас уже всё в золоте и багрянце… или даже уже и не всё, облетает…

«Хэлгон, я всё понимаю. Ты не можешь жить без войны. Только на войне ты – дома. Но сейчас действительно некого выслеживать».

– Как ты думаешь, если кинуть им, – он качнул головой в сторону лебедей, – сушеных яблок, они будут есть?

«А ты думал, чем займешься после?» – негромко спросил Железный лорд.

– После чего? – не сразу понял следопыт.

«После, Хэлгон».

Тот вмиг забыл про всех лебедей на свете.

«Враг разбит, и орки больше не будут по его воле спускаться с Мглистых гор. Та сила, что приводила в ярость троллей и варгов, иссякла. Кого-то из них уничтожат, кто-то спрячется так далеко, что даже прославленные следопыты туда не заходят. Для Арнора война закончится, Хэлгон. И что ты будешь делать?»

– Не знаю, – отвел взгляд тот. – Не думал. Что прикажут.

«Кто прикажет? Элессар? Митрандир?»

Тот резко обернулся:

– Ты гонишь меня?!

«Я? Это я был уверен, что ты уйдешь».

Немой вопрос в глазах следопыта.

«Ты постоянно говорил об Арноре – ‘наш народ’. Ну и… – он дернул углом рта, – недавнее».

– Ты – мой народ, – выдохнул Хэлгон. И, устыдившись своего порыва, добавил, смягчая: – Нас же всего двое осталось здесь…

Какой-то лебедь, забив крыльями, взлетел – двойная белая молния, в воздухе и на воде.

Келегорм молчал, не глядя на былого дружинника.

Хэлгон заговорил сбивчиво:

– Мой лорд, я виноват, я страшно виноват, понимаю. Я не должен был говорить тебе… и тем более – при всех, при синдарах. Но… – он зажмурился, закусил губу, – не гони меня!

Он почувствовал руки Келегорма на своих плечах. Это невозможно: касание призрака бесплотно. Но он – почувствовал.

Келегорм смотрел ему в глаза и спокойно произнес:

«Я был совершенно уверен, что после того, как мы уничтожим умертвия, ты от меня уйдешь».

– Мой лорд…

«Прекрати. Я рад, – он чуть усмехнулся, – я больше чем рад, что ты остаешься, но я тебе уже не лорд. Стал звать меня Арангом – зови Арангом».

– Да, Аранг, – отвечал следопыт.

«Так привычнее? – Келегорм прятал волнение за вечной усмешкой. – Еще один вождь с именем на ‘Ар-’, который не хочет видеть тебя простым воином?»

– Ты… тоже заметил это?

«Обзаведясь новым именем, трудно не заметить его! Что ж, я в Арноре уже второй год… – он посерьезнел и договорил совсем иначе: – И второй год Арнор – во мне».

Следопыт насторожился.

«Итак, ты остаешься… – выдохнул тот, кого когда-то звали Неистовым. Опушка Лориэна приучила его скрывать чувства. Любые чувства. – Остаешься…»

Хэлгон ждал. Любовался лебедями. Красивые они… наверное.

В дымке грядущего

Судьбе было угодно дать мне арнорское имя. Имя, какое носят владыки Арнора. А это обязывает.

Судьбе угодно дать мне и арнорскую землю. Ту, что мы скоро отвоюем. Тирн-Гортад. Вряд ли Арагорну понадобятся эти руины. Вряд ли он знает, что ему делать с ними.

Это знаю я.

Не крепости возводить заново, нет. От кого бы? От дунгар? Нет, они не рискнут перейти Тарбад, они забьются в предгорья. А другим врагам на юге не взяться.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги