Эльминстер в Миф Дранноре

Глава вторая
Смерть и драгоценные камни

Уход Мага Самоцветов, который мог бы стать гибельным для дома Аластрарра, не должен был привести к жертве от проходившего мимо путника. Однако многие эльфы королевства скоро пожелали, чтобы человек, о котором идет речь, пожертвовал всем. По некоторым источникам, он в каком-то смысле сделал это.

Шалхейра Таландрен,

Верховный Бард Эльфов Летней Звезды

из Серебряных Клинков и Летних Ночей:

неофициальная, но истинная история Кормантора,

изданная в Год Арфы

Когда он прошел через, казалось бы, бесконечный лес, поверхность земли снова стала забирать вверх, усложняя путь молодого принца скалами и огромными нависающими среди деревьев мшистыми выступами камней. Здесь не было следов, помогающих искать дорогу, но та гряда гор, через которую перебирался Эльминстер, в любом случае означала восточную границу королевства Кормир. Самые высокие деревья, растущие на юго-востоке, говорили о том, что он правильно выбрал направление, чтобы попасть в Кормантор. Молодой человек с седельной сумкой на плече упорно двигался к невидимой цели, зная, что теперь она должна быть уже где-то близко. Деревья, обвешанные вьющимися растениями, покрытые мхом, были здесь больше и старше.

Следы преследовавших Эла лесных людей давно остались позади. Он шел уже не один день, даже не один месяц, но, несмотря на это, был рад, что по дороге стрелы бандитов лишили его коня. Даже на тех землях, на которые предъявляли права люди Кормира и которые теперь остались за спиной, холмы были настолько безлюдны и поросли таким густым лесом, что он все равно отпустил бы коня и, стало быть, нарушил волю Мистры.

К тому же, прежде чем этот ландшафт заставил Эла отступить от приказа богини, он остался бы без единой монеты, покупая сено для лошади. Да изрядно устал бы, постоянно обрубая нижние сучья, чтобы двигаться вперед, по возможности сокращая путь. Если, конечно, предположить, что лошадь вообще вошла бы в лес с такими огромными деревьями. Тем более что по ночам со всех сторон раздавался рык и вой невидимых кровожадных тварей да писк и визг их жертв.

Эл надеялся не слишком скоро присоединиться к их числу. Он все время держал под рукой заклинания, заставляющие кроликов, а иногда и оленя замереть на месте. Потом путник подбирался к ним ближе и пускал в дело нож. Он уже устал от неизбежного убийства животных, вида крови, от постоянного шелеста и иных звуков, вызывавших ощущение, что за ним самим следят, устал от одиночества и опасения заблудиться. Подчас он чувствовал себя не столько избранником и посланцем Мистры, сколько плохо нацеленной стрелой, которая мчится вслепую из ниоткуда в никуда. Иногда он попадал в цель, но все же слишком часто - хотя дела казались легкими и достаточно простыми - он совершал одну грубую ошибку за другой. Хм, неудивительно, что среди обыкновенных смертных так редки были избранные.

Не было у Эла и сомнения, что какие-то еще более редкие существа прятались где-то среди этих деревьев и охотились за ним. Почему Мистра не могла дать ему заклинание, которое перенесло бы его прямо на улицы города эльфов? Лунное море лежит где-то впереди, левее от него, за деревьями, которые были уже территорией эльфов. И если его не подводит память, то, судя по подслушанной болтовне лавочника в Хастарле и мельком увиденным картам, оно соединяется рекой с узким заливом просторно раскинувшегося моря Падающих Звезд на восточной границе эльфийского королевства. Того самого, которое он ищет. Горы позади него были западным краем Кормантора - так что если он продолжит движение в том же направлении и будет поворачивать направо всякий раз, как выйдет на реку, то останется на эльфийских землях. Другой вопрос, найдет ли он в центре этих земель легендарный город. Эл вздохнул; ни одного огонька, ничего даже похожего в ночи, чтобы хоть прикинуть расстояние до этого города. И ведь с тех пор, как покинул Аталантар, он не видел ни одного эльфа, если не считать, что наткнулся на одного в самом начале пути через гряду гор. В этом безлюдье любая мелочь, вроде простого падения, могла бы убить его, и никто, кроме волков, не узнал бы об этом. Если Мистра придавала такое большое значение тому, чтобы он добрался в город своим ходом, разве не могла она помочь? Зима может застать его все еще блуждающим… или давно мертвым… а его кости обгложет медведь-шатун или вылезший из засады гигантский паук… а потом о нем и вовсе забудут!

При этой мысли Эльминстер вздрогнул, но продолжал путь. Он чувствовал себя совсем больным из-за ломоты в ногах, что перекрыла даже боль от сорванных мозолей. Сапоги его были совсем растоптаны. Во всех рассказах герои добираются куда бы то ни было без задержек и затруднений, и если он избранник Мистры, то, конечно, его можно назвать героем! Только вот почему в таком случае это путешествие не могло быть полегче? Он опять вздохнул и, еле передвигая ноги» пошел дальше. Вокруг него стоял глухой лес, повсюду из земли выступали корни, как кривые и покосившиеся стены, покрытые грибами. Солнечный свет редко проникал сюда, зато олени встречались постоянно. Подняв головы, они издалека настороженно наблюдали за ним. Но шелест в сплошной тени, окружающей путешественника, говорил о том, что охотничьи трофеи могли бы быть намного обильнее и богаче.

Эльминстер не обращал внимания на сучья, кустарники и цепляющиеся ползучие растения; опасаясь притаившейся опасности и не желая стать объектом охоты для голодной твари с отменным нюхом, он довольно давно подобрал заклинание, которое по его следу очищало и воздух, и землю. Он не оставлял следов ни на земле, ни в колючих зарослях. И все же Эл старался выбирать более или менее чистый и не вызывающий сомнений путь. Пока он продвигался успешно, а когда слишком уставал, то отдыхал или устраивался на ночь, принимая облик туманного облака, зацепившегося за верхние сучья какого-нибудь дерева. Тем не менее предчувствие не оставляло молодого человека: его кто-то преследовал.

Кто-то слишком осторожный и хитрый, чтобы позволить Эльминстеру увидеть себя. Один раз, собравшись в дорогу, Эл даже прикрыл себя заклинанием» чтобы стать невидимым, и двойным заклинанием прикрыл спину. Именно тогда он обнаружил следы своего преследователя, которые поспешно отклонились в сторону и оборвались в ручейке. После этого последнему принцу Аталантара стало известно наверняка, что за ним тенью следовал какой-то человек (или что-то вроде того), который носил прочные сапоги с грубыми подметками. Поэтому Эл и поднажал по направлению к легендарным Поющим Башням.

Эльфы не переносили даже вида человека, тем более в своем главном городе, но богиня в качестве первой службы приказала Элу идти именно туда. Будет очень даже несладко, если эльфы, отчаянно цепляющиеся за свое уединение, этого не одобрят. И будет еще хуже, если его подведут бдительность или заклинания.

Однажды вечером, в сумерках, уже случился взрыв голубого света слева от него; оказалось, это было заклинание-капкан, которое предназначалось для медведя-шатуна. Эльминстеру оставалось надеяться, что такая магия проявляла себя только в нужных случаях и не предполагалась к использованию против человека.

Лишь одна вещь становилась теперь все более и более понятной ему: даже эльфы старались быть приветливыми и улыбались вторгшемуся к ним человеку, если этот одинокий гость нес с собой символ власти из ограбленной эльфийской гробницы.

Внимание, которое он привлек к себе в «Роге Герольда», было ошибкой, тем более опасной, что слишком явным было невежество разведчика в магии. Эл уже чуть не уснул и вынужден был спешно воспользоваться заклинанием, чтобы сохранить ясную голову, когда, наконец, четыре типа, вооруженных кинжалами, с проклятиями вломились в его комнату. Еще один, пятый, полз по крыше с клинком в руке прямо туда, где Эл лежал и слушал, как под ним в темной комнате двое из ворвавшихся кромсают друг друга ножами.

Теперь его заботила эта прекрасная - и, без сомнения, очень узнаваемая - вещица из гравированного серебра с драгоценными камнями, которой когда-то размахивал эльф. Этот эльф вполне мог быть в состоянии пробудить силу жезла на расстоянии и повернуть ее против Эльминстера. Скипетр и сам мог нести в себе заклятие, наказывающее любого, кто потревожит этот жезл. Вещь принадлежала тому, чьи потомки и сегодня убили бы любого человека, посмевшего прикоснуться к скипетру. За этим жезлом мог кто-нибудь следить даже сейчас.

Эл злился на себя. Как он мог быть настолько глуп? Где-то по пути он обязательно должен спрятать скипетр в таком месте, которое при необходимости сможет найти снова. Причем только он, а не какой-то таинственный преследователь или эльфийский патруль. Для этого следовало наложить заклинания и найти какой-нибудь заметный ориентир. В огромном лесу им могла стать любая примета под деревом, но не само дерево, и он все время на ходу высматривал что-нибудь подходящее.

Такое место нашлось после восхода солнца на следующий день, как только он прошел мимо темных вод двенадцатого болота. Земля здесь круто вздымалась грядой остроконечных скал, последняя из которых напоминала нос гигантского корабля с устремленным к солнцу парусом.

Эльминстер выбрал скалу рядом с «носом». Она была примерно по пояс сумрачно-тенистому дереву, которое с первого взгляда понравилось ему тем, что цеплялось ветвями за край скалы. Да будет так. Эл встал на колени, среди корней выкопал горстку земли и раскрошил ее в пальцах, когда все лишнее отлетело, в его руке осталось несколько камней.

Из своей седельной сумки он достал жезл и мельком взглянул на него: прекрасная вещь. Эльминстер восхищенно покачал головой и прошептал надежное заклинание над своей рукой. Потом уложил скипетр в выкопанную ямку, разгладил над ней землю и отщипнул мох с близлежащей кочки, чтобы прикрыть потревоженную почву. Прутики завершили сооружение тайника, и он поспешил вдоль гряды к второй скале. Там он бросил камень и пошел к следующей вершине, и так он оставил по камню возле каждой из них. Остановившись, наконец, он пробормотал еще одно заклинание, после которого почувствовал себя совсем больным и слабым, дыхание стало прерывистым, а пальцы рук и ног пощипывало светло-голубое пламя.

Он сделал глубокий вдох, и еще один, прежде чем почувствовал себя достаточно сильным, чтобы метнуть следующее заклинание. Оно состояло из простого узора жестов, одной-единственной фразы и утраты волоска, взятого позади уха. Сделано.

Аталантарец задержался еще на мгновение, прислушался и особенно внимательно оглядел путь, которым сюда пришел: нет ли каких-нибудь признаков движения. Его глаза ничего не заметили, а уши ничего не услышали, кроме маленьких суетливых лесных обитателей, шныряющих туда и сюда и не обращающих на него никакого внимания. Эл успокоился и пошел своим путем. У него не было желания ждать часами, только чтобы увидеть того, кто его преследует.

Ведь Мистра послала его в Кормантор с миссией. И хотя она не сказала, что ему придется делать в этом городе, но он должен быть уже там, по ее выражению, «когда придет время». Это не означало спешки, но Элу и самому хотелось увидеть знаменитый город. По словам менестрелей, он был самым прекрасным местом в Фэйруне, полным чудес и эльфов, настолько красивых, что от их вида у любого перехватило бы дыхание. Словом, впереди у Эльминстера была земля веселья, празднеств, волшебных чудес и пения, где причудливые особняки достают шпилями до звезд, а лес и город растут один вокруг другого, чередуясь с большими садами. И в то же время там, в конце пути, его ждала земля, где убивают любого, кто не похож на эльфа.

Ну что ж, была же строчка в старинной аталантарской балладе о глупом разбойнике, который с отвращением говорил, что сжег бы «это сокровище», только попадись оно ему в руки! Поэтому Эл предполагал большую часть времени перемещаться по Кормантору в виде легкой дымки или измороси, присматриваясь и прислушиваясь.

И все-таки лучше не справиться с заданием Мистры, чем вечное забвение, считал он. Слишком не хотелось после смерти от заклинания валяться забытым в земле какого-нибудь эльфийского сада.

Молодой человек остановился у подножия огромного, почти как дом, дерева с тенистой разлапистой верхушкой, перекинул седельную сумку с одного плеча на другое, потянулся, как кот, и, определив где юг, где восток, быстро двинулся дальше. Его сапоги не издавали ни звука, словно он ступал по воздуху. Проходя мимо маленького водоема, Эльминстер увидел свое отражение. Из воды смотрел длинный, неловкий, небритый юноша с растрепанной бородой и с проницательными синими глазами, спутанными черными волосами и острым носом, похожим на клюв. Не самая некрасивая, но все же не заслуживающая особенного доверия внешность. М-да, если он собирается произвести впечатление хоть на кого-то из эльфов, то иногда…

Если бы в этот момент Эл оглянулся назад, то заметил бы, как над влажной лесной почвой взлетело и мягко шлепнулось обратно несколько грибов, как будто их зацепил кто-то невидимый, как будто кто-то прошептал проклятие и поспешно отвернул в сторону.

Уж не сунулся ли молодой человек в самое сердце Кормантора? Охраняемое, между прочим?

Вдруг лесной мрак к югу и востоку от путника вспыхнул кольцами огня, задрожала земля. Да, кажется, он добрался.

Эльминстер заспешил, понесся по воздуху, размахивая седельной сумкой взад и вперед, чтобы придать себе большее ускорение. Это была битва заклинаний, которые, похоже, швыряли слишком поспешно.

Впереди на трепещущих ветвях пылала листва, где-то на западе упало дерево в ответ на сильный грохочущий раскат взрыва, от которого только что задрожало все вокруг.

Эльминстер, прячась за длинным суком лесного гиганта и холмиком, спустился в скалистую, заросшую папоротником лощину. На дне оврага между старыми, но по-весеннему мшистыми валунами били родники. Один из валунов кувыркался по земле, волоча за собой хвост пламени и подпрыгивающие кости с останками чего-то, разорванного на куски.

Там же шла настоящая битва. Эльфы, как разглядел Эл, сражались с дюжими краснокожими воинами с жуткими длинными клыками. Противники эльфов хобгоблины были одеты в черные кожаные доспехи, которые щетинились кинжалами, боевыми топорами и булавами. Они застали хозяев леса врасплох у ручья и к этому моменту перебили почти всех.

Когда Эл пролетал над папоротником, слегка касаясь его своей сумкой и заставляя растения волноваться и плясать вслед, эльфийский меч вспыхнул светом заклинания, поднялся и упал. Его хозяин тоже рухнул на землю, воя от боли и зажимая изуродованную шею. В тот же миг железная дубина другого хобгоблина опустилась на голову второго эльфа с таким крепким стуком, что отвратительное и громкое эхо прокатилось по всей лощине.

Голова чудесного лесного мага раскололась, брызнув кровью, и его дергающееся тело упало рядом с телом товарища. Высокий эльф - кажется, последний оставшийся в живых из всего патруля - носил мантию, украшенную рядами овальных кулонов с драгоценными камнями, которые вспыхнули и заискрились, когда он окружил себя магической защитой. Маг, решил Эл и поднял руку, чтобы метнуть заклинание.

Эльф оказался быстрее. Его рука расцвела огненным шаром, который он направил прямо в морду хобгоблина, вооруженного железной дубиной. Когда противник опрокинулся назад, рыча от злости и боли, из огня вырвались еще два длинных языка пламени, похожие на рога буйвола, и прожгли доспехи краснокожего чудовища, добираясь до его серой кожи. Дубина загремела по камням, а ее владелец со всего маху врезался в камни, заорав страшнее прежнего. Тем временем эльфийский маг скрутил пламенем другого противника. Но было слишком поздно. Огонь еще лизал рычащее, похожее на морду летучей мыши лицо одного воина, когда другому удалось дотянуться и вонзить в тело мага свои клыки, темные и длинные, как вилы.

Самонаводящиеся стрелы, которые метнул Эльминстер, еще неслись по воздуху, когда пронзенный эльф резким рывком освободился из окровавленной пасти рукха и с криком упал в ручей. Стая хобгоблинов кружилась над ним, торопясь нанести хотя бы еще один удар по телу, корчившемуся в муках. Эл увидел, как прекрасное, словно выточенное, лицо мага запрокинулось в агонии, и он что-то выкрикнул, да нет, выдохнул, и сразу воздух над ручьем наполнился бесчисленным количеством роящихся серебристых искр.

Все хобгоблины задергались, выгибаясь мучительной дугой, будто их сводили судороги, а эльф в это время все глубже уходил в бурлящую воду потока. Но его заклинание еще действовало, и потому оружие рукхов с грохотом рассыпалось вокруг. Их хозяева все еще шатались и раскачивались, когда молнии Эла воткнулись в них, заставив рукхов вертеться волчком и взрываться бело-синим огнем.

Колдовское пламя с ревом вырывалось из их глоток, а глаза выскакивали из орбит и лопались, разбрызгивая вокруг светло-голубую муть. Обожженные фигуры бессмысленно топтались среди камней, а потом падали, подминая папоротник. В воде стонал раненый эльф, а в дальнем конце лощины пестрели туши самых свирепых рукхов, которые так и не выпустили из рук боевые топоры, рогатины и клинки.

Вокруг Эльминстера лежали скрюченные и скрученные в дугу тела эльфов. Эл подошел и остановился над одним из них. Затуманенные болью изумрудные глаза моргнули из-под слипшихся от смертельного пота белых волос и удивленно расширились при виде человека.

- Я останусь с вами, - сказал эльфу аталантарец, приподняв голову раненого над потемневшей от крови водой. Под тяжестью умирающего заклинание, державшее Эла над землей, потеряло силу, и молодой человек довольно скоро почувствовал, как в разбитый сапог начала заливаться холодная вода.

А еще он обнаружил, что на самом-то деле времени для оказания помощи у него нет, потому что вокруг него зашелестели папоротники и из них с гадливыми торжествующими ухмылками стали подниматься те, что остались лежать вдалеке, притворяясь мертвыми. Кажется, эльфийский патруль расположился лагерем в самом центре обитания хобгоблинов, или, что более вероятно, пока эльфы спали, патруль был взят в плотное кольцо.

Вся лощина, казалось, была полна желтоклыкастыми рукхами, которые, выставив перед собой щиты, припадая к земле, чуть ли не вприсядку, тяжело, но осторожно продвигались вперед. Похоже, они уже выучили, что магия - это всегда опасно, и учли урок. А это доказывало, что они и прежде убивали магов.

Эльминстер поднялся над слабеющим, уже харкающим кровью эльфом и бросил быстрый взгляд за спину. Да, они были и там, медленно приближались с теми же торжествующими и выжидательными ухмылками. Их было штук семьдесят, а то и больше. И теперь проблемой могло стать то, что у него осталось довольно мало заклинаний.

Принц выбрал то единственное заклинание, которое могло помочь выиграть время, чтобы подумать о достойном пути отступления. Он рванул кожаную застежку седельной сумки, выдернул все шесть сразу оказавшихся под рукой кинжалов, бросил их в сторону наступающих, прошипел нужные слова и сделал какие-то движения пальцами. Все шесть лезвий взвились в воздух, подобно потревоженным осам, и, словно обрели крылья, стали дружно кружить, прикрывая молодого принца и вспарывая лица тех рукхов, которые подобрались к нему слишком близко.

Это вызвало общий гневный вопль, и хобгоблины со всех сторон хлынули к Эльминстеру. Кинжалы свистели и кололи всех, кто вторгался в их плотный круг, но это были всего только шесть кинжалов против огромного числа рукхов, тесно сомкнувших ряды, чтобы добраться до молодого мага. Плечо Эла онемело, после того как в него ударило и отскочило в сторону кем-то брошенное копье, пролетевший камень задел юношу по носу, и он еле устоял на ногах. К сожалению, заклинание Эльминстера подало рукхам хорошую идею: к чему лезть в бой с волшебными кинжалами, когда можно просто похоронить их создателя под градом брошенных стрел, копий и камней?

Еще один камень сильно ударил Эла в лоб. Он был ошеломлен и снова пошатнулся. Со всех сторон поднялся ликующий рев, рукхи бросились в атаку. Тряхнув головой, чтобы избавиться от боли, молодой человек быстро опустился возле эльфа и бросил слова заклинания. Никогда он не предполагал, что придется применять эту магию, но, похоже, сейчас настало такое время.

Тем временем в другом уголке леса появилась на свет еще одна угроза для жизни Эльминстера. Чьи-то жадные глаза, светившиеся колдовством, изучали украшенную деревом скалу, потом следующую. И следующую.

- Он оставил жезл под первой скалой, а в остальных только ловушки? Или скипетр под второй? Или?…

Хозяин тлеющих от злобы глаз приготовился приступить к скрупулезной работе по сотворению проклятия для Эльминстера.

Когда колдовской узор был сплетен, он метнул заклинание. Как и ожидалось, магия выявила обманную сеть, оцепившую все скалы, но все же не указала точное место, где схоронен скипетр. Для разрыва этой сети требовалось согласие Эльминстера - или его смерть.

Что ж, если одно было невозможно, то другое могло произойти. Руки задвигались снова, еще одно колдовство. Что-то плотным туманом поднялось над лесным настом, засвистело и зашептало тихо и непрерывно, потом начало приобретать очертания и форму. Каждое движение этого «нечто» было исполнено угрозой и нетерпеливым голодом.

Внезапно оно стало совсем плотным и начало подниматься вверх. Впечатление было такое, что кто-то страшный ползет и скользит, как будто ему не хватает воздуха. А потом у этого «нечто» выросло несколько дюжин загребущих, когтистых лап. Родился убийца магов.

Жестокие глаза внимательно наблюдали, как этот монстр отправился на поиски последнего принца Аталантара. Когда чудовище с шелестом уползло, исчезнув среди деревьев, улыбка появилась в глазах наблюдателя и на губах, которые улыбались крайне редко. Затем губы снова задвигались, призывая все несчастья на голову Эльминстера.

Вихрь голубой дымки и ощущение падения… Сапоги Эльминстера, державшего на руках вялое, обвисающее тело эльфа, царапнули по чему-то твердому.

Он стоял на плоском камне, пройдя часть лощины, всю в побитых и истоптанных папоротниках. За спиной раздавались вопли рукхов, которые с испугом наблюдали за ним и пытались увернуться от кинжалов, стремящихся по воздуху к месту нового расположения Эла, чтобы снова окружить его защитным кольцом.

Вряд ли такая уж хорошая идея появиться в Корманторе с мертвым или умирающим эльфом на руках, но сейчас у него не было никакого выбора. Принц Аталантара слегка крякнул, перекидывая через плечо изящное, почти невесомое тело эльфа, и начал с трудом выбираться из лощины, осторожно продираясь через папоротник и опасаясь, что каждую минуту может споткнуться и упасть.

Крики позади него усилились, Эльминстер скупо улыбнулся и обернулся.

Камни падали и катились, не долетая, а одно копье просвистело сквозь папоротники и ушло совсем в другую сторону, но рукхи продолжали следовать за ним, поэтому Эл выбрал местечко и сотворил заклинание на пять магических прыжков.

С эльфом на плече, он вдруг оказался в самом центре что-то бубнящих, засуетившихся хобгоблинов. Не обращая внимания на брань, проклятия и изумленное хрюканье, Эл искал еще одно безопасное место, чтобы сотворить следующее заклинание, которое перенесло бы их в… ну, куда-нибудь.

Теперь клинки звенели довольно далеко, и он пошел дальше.

Но в это время чары рассеялись и сзади опять поднялся рев. Это группа хобгоблинов окружила то место, на котором он только что действительно стоял. Свистящие кинжалы вырезали в этой своре кровавую дыру и теперь снова пытались нагнать хозяина, прокладывая себе путь сквозь толпу рукхов. Избранник Мистры понял, что хобгоблины увидели его, и повернулся. Рев с новой яростью взлетел к верхушкам деревьев, хобгоблины ринулись в атаку… Эл терпеливо поджидал их.

Ни один из рукхов не тащил теперь с собой своих вещей. Их клинки и боевые топоры исчезли, каждый хобгоблин жаждал лично заколоть и разрезать на куски человека, который приводил их в бешенство. Эл поправил тело эльфийского мага на плече, выбрал подходящий момент и прыгнул назад, за спину мчавшихся на него рукхов.

Последовала новая волна воплей. Это кинжалы, развернувшиеся было, чтобы следовать за хозяином, еще раз врезались в толпу хобгоблинов. Эл видел, как один из них лишился горла. Умирая, рукх так и не понял, что убило его: он еще продолжал слабо и бессмысленно размахивать клинком, угрожая невидимому врагу, хотя кровь так и хлестала из него. Среди тех, кто не отказался от преследования неуловимого противника, было много раненых и хромающих. Остался еще один, последний прыжок, и Эльминстер экономил его. Теперь двух магов преследовало всего несколько рукхов.

Эл перешел на шаг, выбирая место, куда он мог поставить ногу. Хобгоблины, которые все еще шли по его следу, выли и рычали и сзади, и впереди, подбадривая друг друга тем, что люди, мол, быстро устают, и тогда они убьют одного из них в сумерках, если он сам не упадет раньше.

Эльминстер не обращал на них внимания и оглядывался вокруг. Кажется, он слишком много времени потратил впустую, прежде чем нашел то, что искал, - плотную группу высоких деревьев с густыми кронами по другую сторону лощины. Он сделал последний прыжок и оставил хобгоблинов далеко позади, надеясь, что им больше не захочется его преследовать.

Его кинжалы вскоре должны были улетучиться, а когда они исчезнут, у него немногое останется для сражения с врагами.

И тут раздался высокий, слабый голос. Он прерывисто произнес прямо ему в ухо:

- Вниз. Положите… вниз. Пожалуйста.

Эльминстер убедился в том, что его ноги опустились в глубокий сумрак под деревом с густой кроной, и осторожно снял с плеча ношу, бережно уложив эльфа на мшистое ложе.

- Я говорю на вашем языке, - сказал он по-эльфийски. - Я - принц Аталантара, держу путь в Кормантор.

Опять удивление коснулось зеленых глаз.

- Мой народ убьет вас, - ответил маг эльфов, и голос его был еще слабее. - Есть единственная возможность для вас…

Голос совсем угасал, и Эльминстер, вскинув руку, напряг горло и начал торопливо бормотать слова своего единственного заживляющего заклинания.

Ответом ему была улыбка.

- Боль исчезла; примите мою благодарность, - сказал маг более энергично, - но я умираю. Я - Юмбрил Аластрарр из… - Его глаза потемнели, он схватил Эльминстера за руку.

Эл склонился над эльфом, бессильный сделать что-нибудь большее, и молча наблюдал, как длинные тонкие пальцы, словно пьяный паук, медленно ползут к его руке, по плечу, и оттуда к его щеке.

Внезапное видение возникло в голове Эльминстера. Он увидел себя самого на коленях, здесь, под тенистыми вершинами, где стоял сейчас. Перед ним был не умирающий Юмбрил, а всего лишь прах… и черный самоцвет, блистающий посредине. В видении Эл поднял камень и коснулся своего лба.

Потом видение исчезло, и Эл захлопал глазами, глядя вниз, на искаженное мукой лицо Юмбрила Аластрарра, на его начавшие багроветь губы и виски. Ослабевшая рука мага упала и стала беспокойно подергиваться на опавшей листве.

- Вы… видели? - прошелестел эльф.

Сдерживая вздох, Эльминстер кивнул.

Маг эльфов тоже слегка кивнул и прошептал:

- На вашу совесть, Эльминстер из Аталантара. Не подведите меня! - Внезапная судорога прервала его, он затрепетал, как подхваченный ветром сухой лист, и в следующее мгновение этот ветер унес его прочь.

- О, Айэкларун! - вдруг вскрикнул Юмбрил, уже не видя больше человека, склонившегося над ним. - Возлюбленная! Я, наконец, иду к тебе! Айэкларрр…

И голос исчез в длинном глубоком хрипе, как эхо отдаленной флейты. Потом худенькое тело вздрогнуло последний раз и замерло.

Эльминстер наклонился ниже - и сразу с ужасом отпрянул, потому что плоть под его рукой издала странный вздох и тут же превратилась в пыль, которая взвилась облачком и теперь опадала, переливаясь всеми оттенками, а в центре ее лежал черный драгоценный камень. Совсем как в недавнем видении. Эльминстер долго удивленно смотрел на самоцвет, не понимая, во что он попал на этот раз, потом поднял глаза и оглядел деревья вокруг. Хобгоблинов не было, наблюдающих глаз тоже. Он был один.

Эл вздохнул, пожал плечами и поднял камень.

Он был теплый и гладкий, приятный на ощупь, а когда Эл поднял его, он издал странный звук, как будто где-то тронули струны арфы, и эхо донесло этот аккорд. Эл вгляделся в его глубину и ничего не увидел… Тогда он прижал камень ко лбу.

Мир взорвался хаосом звуков, наполнился вихрем запахов и образов. Эл смеялся с эльфийской девой в покрытой мхом беседке. Потом он стал эльфийской девой или кем-то еще, он танцевал вокруг огня, и языки пламени вспыхивали в кружении самоцветов. Вот на нем почему-то оказались доспехи, а сам он едет на крылатом коне, устремляясь сквозь деревья, чтобы проткнуть копьем рычащего орка… Кровь врага расцвела под его взглядом, а потом начала мерцать и меняться, становясь ярко-красным восходом солнца, окрашивающего стройные шпили гордого и красивого замка… Потом он разговаривал на древнеэльфийском языке, быстром, высокопарном и не очень понятном. В Суде, где мужчина стоял на коленях перед одетой в доспехи девой-воительницей, излучавшей незнакомую магию, он услышал себя, оглашающего декрет о войне за истребление рода человеческого…

- Мистра, помоги! Что это?

Его отчаянный крик, казалось, вернул ему память, он вспомнил свое имя; он был Эльминстером из Аталантара, избранником богини. Просто он несется сквозь кружащиеся вихрем образы памяти дома Аластрарра. Раздумья над этим именем, охватившие его, опять затянули Эла в водоворот тысячелетий, декретов, семейных преданий и укромных уголков земли эльфов. Лица сотен прекрасных эльфийских дев - матерей, сестер, дочерей, все из рода Аластрарра,- улыбались ему или кричали на него, их темно-синие глаза проплывали перед ним подобно манящим омутам… Они захватили Эльминстера и потащили вглубь, вглубь, в имена, даты, выхваченные и сверкающие мечи… Его мозг словно подстегивали кнутом.

- Зачем? - вскричал он, и его голос показался эхом, несущимся сквозь хаос, пока не разбился, подобно тому, как волна разбивается о скалы, обо что-то знакомое: лицо исчезнувшего Юмбрила, спокойно рассматривающего его, а возле его плеча призрачное лицо прекрасной эльфийской девы.

- Ты должен,- ответил Юмбрил.- Самоцвет - это кийра дома Аластрарра; знания, традиции и мудрость, которые накапливались и наследовались в течение многих лет. Орнталас моей крови будет теперь тем, кем был я. Он ждет в Корманторе. Отдай камень ему.

- Отдать камень? - воскликнул Эльминстер.

А обе эльфийские головы видения улыбнулись ему и хором пропели:

- Отдай камень ему.

Потом Юмбрил сказал:

- Эльминстер из Аталантара, могу я представить вам леди Айэкларун из…

То, что он говорил дальше, унеслось прочь, вместе с лицами, и его, и ее, под наплывом новых, отчетливых и ярких, воспоминаний - сцен любви и войны на прекрасных землях, опоясанных деревьями. Эльминстер изо всех сил старался помнить, кто он есть на самом деле, и нарочно представлял себя на коленях под тенистым деревом, здесь и сейчас, - он коленями чувствовал эту почву.

Эл хлопнул по земле и попытался увидеть то, что чувствуют его руки, но воображение было полно кричащих голосов, пляшущих единорогов и военных горнов, поблескивающих в лунном свете других времен и дальних мест. Он поднялся, покачнулся, машинально раскинув руки, и наткнулся на ствол дерева.

Уцепившись за толстый ствол, он попытался его разглядеть, но и этот, и стволы других окружавших его деревьев были такими высокими и темными, что ему стало очень не по себе. Он уставился на них, попытался заговорить, но увидел себя Юмбрилом, который вопил, потому что черные клыки-рогатины снова пронзали его… А потом он был Юмбрилом, оседлавшим красно-кровавую волну боли, в то время как рукхи хохотали вокруг него и вздымали жестокие клинки, которые он не в силах был остановить. А затем что-то ударило его так сильно, что вышибло из него дух. Когда видение пронеслось, Эльминстер начал смутно сознавать, что он на земле, среди корней деревьев, хотя ничего не мог видеть, потому что все лицо залепила грязь.

Его воображение снова показало ему Юмбрила. Молодой, красивый, надменного вида эльф в богатых одеждах поднялся с плавающего в воздухе кресла в форме слезы. Кресло осталось висеть в комнате, среди голубых сетей, играющих музыку при каждом колебании.

Молодой эльф поприветствовал Юмбрила, и у Эльминстера в голове всплыло имя Орнталас. Ну конечно. Он должен спешить к Орнталасу и передать ему самоцвет. Вместе с жизнью?

Или то, что он прижал ко лбу камень, вытащит из его головы рассудок, лишит его плоти и вообще всего?

Извиваясь в грязи, Эльминстер попытался оторвать камень, но тот как будто слился с ним, теплый, твердый, приросший.

Нужно подниматься. Хобгоблины все-таки могут найти его здесь. Надо идти, не то древесный паук или медведь-шатун обнаружит его, беспомощного, и он станет легкой добычей. Эльминстер слабо цеплялся за мох, силясь вспомнить имя богини, которое хотел прокричать. На ум ему приходило только имя Юмбрил.

Юмбрил Аластрарр. Но как это могло быть? Он был Юмбрилом Аластрарром. Наследником дома, Магом Самоцветов, военачальником патруля Белого Ворона, и эта папоротниковая лощина казалась ему очень подходящей для лагеря…

Эльминстер закричал, и закричал снова, но больше не услышал ничего, кроме тысяч разных Аластрарров.