Энергия Матери-Земли. Возвращение к истокам природы

Глава 13

Под можжевеловым древом: интервью о буддизме и Новой Природной Духовности

Я думаю, что настоящее чудо — это не ходить по воде или эфиру, но ходить по земле.

Тик Нат Хан

Интервью у автора было взято практикантом проекта Земная духовность по имени Майя14 декабря 2000 года.

Майя: Ваши работы и учение превозносят Природу как превосходящий все источник руководства и вдохновения. Большая часть ваших работ решительно имеет буддистское звучание.

Джесси Хардин Волк: Каждое озарение, которое «имеет звучание истины» — не важно, какую форму оно примет, — возникает из одного и того же источника: Духа, включающего в себя все, наиболее сокровенным образом воплощенного и выраженного через проявления мира природы. Возможно, природа является чистейшим каналом к мудрости и переживанию Духа, где истина проявлена в своем текущем, исконном контексте. И десятки лет, проведенных близко к Земле, показали мне, как каждое создание является совершенным существом, каждая лиса — это видящий, каждый медведь — бодхисаттва, каждая колибри — посланник просветления и нового рождения. Бросающие вызов откровения — и определенное смирение — «под можжевеловым древом».

Из основных религий мира дзен-буддизм и «Дао Де Цзин» ближе всего к тому объяснению мира, как он был раскрыт мне Духом... через живую планету, через конкретный речной каньон и особое священное место, которое дано мне для восстановления и возрождения его сакральности. И буддизм, и язычество или Новая Природная Духовность основное внимание уделяют отношению... а в лучшем своем проявлении — важности «правильного действия».

М: Скажите мне, что впервые привлекло вас к буддизму?

ДХВ: Все началось с паломничества с целью повидать Алана Уоттса — «проблемного» подростка. Я лелеял свои видения и мечты, путешествуя на незарегистрированном мотоцикле. На меня оказали влияние те, кто говорил как о дхарме, так и о биологическом разнообразии, признавая пути, в которых как качество дикости, так и сам ее факт имели непосредственное отношение к истинности, жизненности и святости великого Колеса Жизни. И я начал понимать тот резонанс, который я чувствовал с буддисткой способностью сопереживать, в большинстве своем благодаря работам Гари Шнайдера, Билла Деваля и Джоанны Маси.

М: Что вы считаете целью своей жизни?

ДХВ: Работу на благо истины и осознанности. Демонстрацию благодарности за каждый дар, урок и вызов. Применение магии в служении.

М: Служении какого рода?

ДХВ: Высшему «Я», целостности подвергающегося опасности Творения. Это служение, движимое состраданием, выражаемое через искусство и проявляемое в действиях.

Мое намерение остается одинаковым, вне зависимости от того, пишу я или учу, или пересаживаю местные деревья — улучшать свою связь с несущим послание одухотворенным миром... и помогать другим превращаться из чужаков, обязанных всем самим себе, в преданных близких людей. Мои слова — это стрелки-указатели на пути дикости, на духовном пути, ведущем нас от выдуманной отделенности к полностью осознанной совместной цельности.

М: Так много страдания — это результат этой отделенности и даже более того, результат ненависти, которую создает отделенность.

ДХВ: Я не считаю, что страдание — это продукт ненависти, скорее это дар любви. Мы переживаем физическую боль, поскольку мы благословлены ощущениями и научились любить их. Наше одиночество — это любовь, ищущая подтверждения. Сопереживать страданиям других — это действие любви и сострадания. Когда мы полностью сознательны, полностью заботливы, мы начинаем болеть за исконные растения и животных, места которых занимают наши города, страдать за вымершие виды и обедневшие леса — из великой и личной любви. И при этом, поскольку сопротивление и вызовы тяжелых ситуаций делают человека сильнее или избирательнее, страдание, которое мы переносим, делает вклад в силу любви и наше назначение. Для Будды страдание было помощью и учителем, вдохновением для его божественного сострадания.

Как вы знаете, социальный, экологический, психологический и духовный дисбаланс является следствием отнюдь не «первородного греха», но «первоначальной разделенности» — трагического момента нашего первого воспринимающего, эмоционального и духовного дистанцирования. Разделенность — это способность и тенденция чувствовать себя одиноким и действовать независимо от всего остального Гайянского Целого.

М: Если есть какой-либо «закон Природы», это может быть закон единства, когда все ищет свою истинную природу и конечную гармонию. В одной из наших традиций для взаимосвязи используется метафора, в которой каждый аспект Целого отражает все остальные...

ДХВ: Да, сеть Индры — искусно сотканная осмысленным Духом, работающим через лапы зачарованного паука. Ее бесчисленные соединения украшены утренней росой. У природы нет «законов», только намерение, направление и модель. Дхарма Гайи — это мандат взаимоотношений, интереса, взаимного проникновения, взаимодействия и взаимозависимости... взаимного обмена и ответственности.

М: Как вы определяете ответственность и взаимность?

ДХВ: Принцип взаимности требует отдавать Целому количество, равное дару возросшей осознанности. Сознание и сострадание делают нас участниками, нравится нам это или нет. И им сопутствует определенная ответственность — способность и готовность откликаться. Откликаться на мольбу оскорбленных женщин, голодающих детей и заключенных в лечебницах и домах престарелых. Или мольбе истребляемых волков, гор, разоряемых разработками, рек, путь которым перекрывают плотины, которые не может преодолеть ни один лосось.

Столкнувшись с продолжающимся разграблением всей священной планеты, мы начинаем действовать более решительно, чем если бы на кону стояли только наши жизни и собственность. Практикующие «сострадательный буддизм» наряду с поиском спокойного внутреннего центра активно ищут пути создания условий для здоровой Земли. Признание непостоянства формы может заставить нас ценить все формы, вместо того чтобы становиться равнодушными к судьбе какой-либо из них. Плыть с потоком означает сдаваться намерению, направлению и скорости воплощенного в Земле Духа — а не сдаваться уводящим с дороги и разрушительным силам.

М: Однако разве активизм не увеличивает сопротивление и конфликт, а следовательно, разделение?

ДХВ: Что важнее: обязательство ненасилия и невмешательства или возможный вред и зло? Иногда невозможность вступиться порождает еще больший вред.

Вместо того чтобы действовать с целью ослабить страдание «другого», социальный активизм может работать с болезнью Целого. Вместо того чтобы действовать на благо чего-то внешнего, экологический активизм может действовать на защиту целостности высшего, Гайянского «Я» человека.

М: В своей книге «Родственные Духи: Священная мудрость Земли» вы обсуждаете роль растений и животных как учителей, навыки для воссоединения с Землей и надзора над ней и то, что вы называете личным и глобальным «возвращением к дикости».

ДХВ: Западные цивилизации придали негативный оттенок слову «дикий», приравнивая его к взрывоопасным вещам, не поддающимся контролю, несущим угрозу... В действительности дикость — это качество истинного бытия и настоящей Природы, иллюстрируемое танцем дикости. И дикость — это также наше естественное, изначальное и обостренно-чуткое состояние. Это активное и гиперсознательное состояние единства с телом, душой и местом. Это воплощение наших желаний, потребностей, ощущений, интуиции, инстинктов и мечтаний. Быть диким — это быть нетерпимым к тем вещам, что угрожают нашей жизни, крадут нашу ответственность и не уважают святое, и настаивать на величайшем исцелении, отдаче, взаимосвязи и радости.

М: Мне целиком нравится эта идея сознательного, сострадательного, благотворного возвращения к дикости. Но одновременно не является ли терпимость важным качеством для развития и существенным для любых отношений?

ДХВ: Что существенно для здоровых отношений — это признание «Я» в других, уважение и правильный отклик. Проявлять терпимость — это принимать или игнорировать диссонанс, вред или неуважение.

Человек игнорирует, отрицает или подавляет, скорее чем «проявляет терпимость» — те аспекты «Я», с которыми ему некомфортно. Человек может проявлять терпимость к тому, что, как он воображает, существует вне его «Я». Таким образом, терпимость может в действительности усилить восприятие дуальности.

М: Джек Корнфильд пишет, что «без терпимости у нас было бы общество постоянного конфликта, мир сектантства и племенного обособления, войн и геноцида».

ДХВ: Миром терпимости может быть и мир, в котором человеческие существа научились отодвигать в сторону свои природные предпочтения и ритмы, чтобы функционировать все более абстрактной и безрадостной жизнью. В пейзаже, где большая часть покрыта бетоном и асфальтом, где место наших учителей-растений, животных ролевых моделей и священных мест силы заняла безвкусная коммерческая культура и бесконечно растущее население.

Принять что-то — это значит признать его реальность, и будь она хорошей или плохой, принять ее в себя, признать свою связь даже с наиболее разрушительным и предосудительным. Мы принимаем каждое существо, обстоятельство, нарушение и трудность как дар.

Большая часть отличий, о которых мы здесь говорим, это вопрос терминологии. Я уверен, Корнфильд согласился бы, что принятие реальности и каких-либо уроков не означает, что мы будем делать меньше, чтобы ликвидировать угрозу и исцелить то, что не цельно... что мы не привнесем тишину в какофонию и истину в тишину.

Что касается племенной обособленности — хотя она делает возможным сектантский конфликт, она также является прибежищем для культурного разнообразия, этики Земли и личного кодекса целостности и чести. Племенная обособленность одновременно является частью любого всеобщего возврата к равновесию и единству, а также — источником различий и раздоров.

Мне кажется, что отсутствие конфликта — это не то же самое, что покой. Покой — это удовлетворенность и сознательное единство перед лицом естественных и иногда неизбежных конфликтов. Более того, конфликт, как и согласие, может способствовать силе, пониманию и росту.

М: Что вы имеете в виду под «вопросом терминологии»? Вы говорите об определении слов или относительности контекста?

ДХВ: И о том и о другом. Даже когда мы разделяем общий язык, историю, место и обстоятельства, озарения, которые дает Дух через портал Земли, выражаются на том наречии, которое преимущественно для нас, в терминологии нашего личного опыта. Все истины Вселенной доступны нам в любое время, в той глубине и в том качестве, в которых мы способны услышать, принять и поддержать их. Мы передаем их через слова, ритмы и интонации, доступные нам, выражаем их красками нашего индивидуального присутствия и наших принципов.

М: Американский буддизм отличается от азиатского, а у женщины, медитирующей рядом со мной, такая практика, которая в каких-то отношениях уникальна для нее одной.

ДХВ: Я могу посочувствовать духовным лидерам, которые высмеивают потакание и «чувствительность» и игнорируют традиции, которые возникают, когда практика адаптируется к новым местам и новому времени. Но в то же время способность практики соединять нас с собой, Землей и Духом зависит от субъективной значимости. В Новой Природной Духовности мы открываемся изначальному источнику всех озарений и единства, наставлениям Духа и места. Мы объединяем старшин американских индейцев древности и друидских жрецов, шаманов Хоурани Эквадора и святых лам Тибета в призыве к воссоединению и воссозданию практики, которая будет истинной для нашего смешанного наследия и вновь найденных домов, истинной для текущих нужд сущности и Земли в это современное время.