Энергоблок

5

Майор шел вразвалочку, молча, важно.

«Толстоват... — подумал Палин, скосив глаза и увидев отчетливо живот стража порядка. — Жиреем... Дистанцию держит... Все правильно...»

Сели в синий с желтым милицейский «ГАЗ-69».

«Достукался...» — подумал про себя Палин с легкой улыбкой на побледневшем лице и зло захлопнул дверцу, плюхнувшись на продавленное сиденье рядом с водителем. Майор по-хозяйски, вразвалочку обошел машину спереди, приподнял капот и зачем-то сунул под него голову. Впрочем, тут же выпрямился. Постоял, посмотрел в сторону атомного блока. Капот захлопнулся, будто сам, с коротким звяком...

Палина заполнило раздражение.

«Важничает власть... Скорее, дорогуша! Сам рыбку будешь по выходным дням ловить... Женушка уху сварганит...» — Он высунул голову и, не скрывая нетерпения, крикнул:

— Ну едем, что ли?!

Майор фотографирующе посмотрел на него: мол, теперь, голубчик, можешь не торопиться, власть свое дело знает. И снова отвернулся. Палина взорвало. Он пулей выскочил из машины, подскочил к майору, закричал:

— Чего вы ждете?! Каждая минута дорога! Быстро! Высокорадиоактивная вода с пульпой льется в море! Вы отдаете себе отчет в том, что и вы, представитель власти, втянуты теперь в эту грязную историю?!..

«Нет, конечно же, он еще ни в чем не отдает себе отчета...»

Напор был столь неожидан и быстротечен, что весь заряд Палина, похоже, проскочил мимо задубевшего вдруг милиционера. Он весь надулся, налился малиновой кровью, но голос сдержал, хотя угроза все же и проскочила.

— Товарищ Палин, вам лучше вести себя потише. Я теперь вижу, что вы действительно способны на проступок... Садитесь в машину...

Майор нахмурился. Оба зло как-то сели на свои сиденья. Газик рванул с места, и они выскочили на шоссе. Дорога — асфальт с выбоинами — шла лесом. Сильно кидало на ямах. Палин держался за скобу и про себя чертыхался. Майор недовольно молчал, наклонив голову вперед. Остро и свежо пахло бензином.

«Подтекает печка ..» — подумал Палин.

— Я жутко на вас надеюсь, товарищ майор, — сказал вдруг Палин дружелюбно.

— Ваше дело теперь короткое... — ответил двусмысленно милиционер, чуть усмехнувшись и не отводя глаз от дороги.

Но лицо его немного помягчело.

— Как же это так?.. Интеллигентный человек и додумался до такого... Поднять руку на начальника главного управления...

— Я интеллигент в первом поколении, — засмеялся Палин. — Прямо от сохи. Мне можно...

Майор испытующе глянул на него.

Машина вдруг остановилась так резко, будто ткнулась в стену.

«С характером дядя!» — одобрительно подумал Палин, глядя на деревянное, обшитое доской и крашенное синей краской здание милиции.

Мимо дежурного прошли по узкому коридору. Пол под ногами поскрипывал. В воздухе накурено. Третья дверь направо.

«Майор Дронов», — прочел Палин табличку на двери. Им овладело острое ощущение новизны и любопытства. Слава богу, первый за всю жизнь привод в милицию!..

Майор в малом объеме кабинетика как-то изменился весь в осанке, стал, что ли, менее официальным.

«Почему?» — привычно мелькнуло у Палина.

Майор подошел к зарешеченному окну, что-то посмотрел там во дворе, сел за стол, пригласил Палина сесть напротив. Положил руки перед собой, как ученик на парте, навалившись грузной грудью на столешницу. Лицо его стало мягче обычного и чуть тронулось смущением. Он кашлянул.

— Видите ли, товарищ Палин... Я хочу начать с другого... — Он смущенно опустил глаза. — Впервые привожу в этот дом атомщика... Вы ведь атомщик...

— Не нравится мне это слово, — ответил Палин, чуть улыбнувшись, — но положим...

— И небось с солидным стажем?

— Двадцать три года...

— И Курчатова видели?

— Знал Бороду... — Палину было невдомек, к чему клонит милиция.

Майор вдруг откинулся на спинку стула, который был плотно прислонен к жидковатой деревянной переборке. Стена натужно «крякнула».

— Не думайте, я ведь тоже интересуюсь вашими атомными делами... Читаю там всякие ваши книжки про ядро, цепную реакцию... Диву даешься, до чего дошел человек! — Майор смущенно улыбнулся. — Я ведь что?.. Считаю своим долгом... Как-никак, милиция при атомном городке... Каждый рядовой милиционер должен в атоме разбираться... Так?..

— Отлично! — весело сказал Палин, отметив, как подобрели глаза майора, и подумал: «Черт возьми! Так это же везуха! Советская власть в лице своего исполнительного органа пылает интересом... Это же то, что надо!»

— Гордость берет, — продолжал Дронов, — чего достигли... Скажите, товарищ Палин, а как насчет соотношения сил? Ну, мы и Америка, положим... Кто здесь кого?.. Имею в виду мирное использование атома.

— Они нас, — жестко сказал Палин, начиная понимать, что майор, кажется, заражен контрольными цифрами наших планов, патриотизмом и тому подобным настолько, что это мешает ему ощущать реальность.

— Скажите, а бергеры у нас есть? — неожиданно выпалил майор, победно поглядывая на Палина.

— Какие бергеры?

— Ну, быстрые реакторы... На быстрых нейтронах?..

— Бридеры, — усмехнулся Палин, внимательно разглядывая лицо майора. Тот густо покраснел, хихикнул, виновато пробубнил:

— Мы еще тут темнота, не все ясно. Да разве сразу такое освоишь?.. У меня к вам просьба, товарищ Палин...

— Я к вашим услугам. — Палина все не покидало какое-то внутреннее удивление и легкая, чуть тронувшая душу досада.

— Вы не могли бы для личного состава нашего отдела прочесть лекцию об атомной энергетике у нас и во всемирном, так сказать, масштабе?

— С великим удовольствием!

— Ну, лады, договорились. — Майор как-то даже по-родственному улыбнулся, и выражение его лица было свойским «в доску». — Ну, лады, ну, лады. Я знал...

Наступило неловкое молчание.

«Теперь наступай, наступай!» — приказал себе Палин, но почему-то ощущал апатию, будто о чем-то таком догадывался заранее.

— Ну что? Теперь к неприятной части?.. — спросил он, вяло улыбнувшись. Сидел он на стуле вполоборота и чуть в наклоне вперед, вид имел несколько растерянный и усталый.

— Что у вас произошло? — спросил Дронов мягко.

— Происходят дела неважные... — сказал Палин. — Сбрасываем радиоактивную грязь в море, товарищ майор. Прямое нарушение закона об охране окружающей среды, но этого мало...

И Палин подробно рассказал с возможно большей популярностью обо всем, что его мучило последние два дня. Майор слушал молча, и на лице его не мелькнуло ни одной тени. Наконец, помолчав, он спокойно сказал:

— То, что вы говорите, настолько непостижимо, что кажется неправдой. Почему же тогда наше руководство не принимает никаких мер? Вы не преувеличиваете?

Палин в своем рассказе опустил подробности об озере Ильяш, Соушах, и в нем вдруг метнулось желание рассказать и про это, но он сдержался.

— Товарищ майор, вы назвали меня атомщиком. Это неприятное слово. От него пахнет ядерной войной, веет каким-то черным смертным цветом... Но вы правы. Сегодня я атомщик. Я... Да и вы тоже... Сегодня мы враги Природы, сами себе враги. Понимаете, здесь не просто рыба или еще что там гибнет или страдает. Человек наносит удар непосредственно самому себе. Предположим, мы избежали ядерной войны. Предположим... Но сегодня масштабы строительства атомных электростанций таковы, что через двадцать лет ими будет усеяна вся европейская часть Союза. Представляете, что будет, если вот так же, как сейчас у нас, каждый миллионный блок будет безответственна лить высокоактивные сбросы в реки, моря, под землю? Думаю, что тогда через два-три поколения... То есть на наших внуках все кончится... — Палин почувствовал, что чересчур разволновался и вспотел. Посмотрел внимательно на майора. Тот молча опустил глаза. Не поднимая глаз, тихо спросил:

— Печальную картину вы нарисовали. Неужто так все будет?.. А что же думает наука? — Он снова поднял глаза и подозрительно в упор глянул в лицо Палину. — Академики?

— Академики и прочие... нуль без Советской власти! — зло выкрикнул Палин, чувствуя, что теряет самообладание.

— Выходит, один товарищ Палин умнее всех? — ехидно спросил майор и как-то весь подобрался, давая понять, что наступил какой-то предел.

«Не дошло... — уныло подумал Палин и опустил голову. — Пустой выстрел... Конечно... Если у самого тебя, который варился в этом дерьме четверть века, самосознание на этот счет проклюнулось вон с каким трудом... Чего уж тут?..»

— Что же вы предлагаете? — Вдруг услышал он голос майора.

Немного воспрянув духом, Палин поднял глаза.

— Я в тупике, майор. Видите, я даже бросился с кулаками на того, кого посчитал виноватым. Но виноваты-то все мы, все... Всех нас бить надо... В этом фокус...

Палин заметил, что майор в упор смотрит на него, и решительней продолжил:

— Здесь надо употребить власть! Немедленное решение исполкома!.. Я берусь организовать расследование и обеспечить вас объективными уликами преступления... Милый мой, поймите!.. — взмолился Палин.

Глаза у майора забегали.

— Хотите, я вам сейчас прямо отсюда кое-что покажу? — Палин схватил трубку телефона и набрал номер начальника смены АЭС на блочном щите управления.

«Болотов!» — послышалось в капсуле.

— Алло! Виталий! Говорит Палин...

— Ну и ну! — воскликнул Болотов. — Говорят, тебя уже зацапали. Ты не из кутузки, случаем? Хе-хе-хе!..

— Пока еще нет...

— Стало быть, брехня?! Ну, трепачи!

— В море еще качаешь?

— А как же... — Голос Болотова был спокоен. — Качать, не перекачать, Володя. Такая наша планида... Заходил Торбин. Жмет, торопит...

— Значит, качаете? — переспросил Палин и тут же приставил трубку к уху майора.

— Качаем, качаем... Алло! Алло!..

— А какая активность?! — крикнул Палин, не отнимая трубку от уха майора и приложившись с другой стороны.

— Почти что «куб»... — ответил Болотов. — Минус четвертая степень кюри на литр. А что делать?..

— Все... Вот так... — Палин положил трубку. — «Куб», понимаете?! Самая что ни на есть грязнотища — и в море!.. Что будем делать, майор?! — Палину уже казалось, что он на коне, и дело тронулось.

У майора Дронова снова забегали глаза. Затем он совладал с собой и, прикрыв глаза веками, глухо сказал:

— Темное это дело, товарищ Палин... Умнее всех мы с вами получаемся... Как-то странно все выходит... С одной стороны, гордость в душе за дела наших рук, с другой, получается, надо расследовать и кого-то привлекать. Что-то плохо верится... Сколько уж атомными делами страна занята, а что-то ничего особенного не слыхать было... Вот такие дела... — Майор улыбнулся, открыл просветлевшие вдруг глаза и пристукнул ладонями по столу.

Палин уже с минуту слышал в коридоре какой-то шум, выкрики женского голоса в стороне дежурного по участку, но до его сознания не доходило, что это может означать.

— Может, пойдемте вместе к председателю исполкома, и я ему все расскажу? Досконально. Тут не понять нельзя. А? — еще раз взмолился Палин, заметив, как по лицу майора мелькнула тень легкой досады.

— Эти дела, товарищ Палин, надо через «верхи» делать. Мы при вашем атомном блоке состоим... Такие дела... Не было бы блока, и этого городка, и нас бы тут не было. Так ведь? — Он весело посмотрел на Палина, чуть наклонившись вперед, и теперь уже и вовсе было видно, что Палина он всерьез не воспринимает. Это чувствовалось и в голосе — несколько шутливо-панибратском.

Палин заметил это и, будто пытаясь еще раз удостовериться, упавшим голосом спросил:

— Лекцию-то надо читать?

— Ну конечно, конечно же! — В лице и голосе майора были увертливость и насмешка, и какая-то рафинированность выговора. Особенно в этом «конечно, конечно» с нажимом на «ч».

В это время в дверь постучали, и вслед за тем в комнату просунулось очень отекшее еще сегодня с утра, а теперь и здорово заплаканное лицо Сони. Увидев мужа, она как-то ошалело ворвалась в кабинет, плотно прикрыла за собою дверь и даже несколько раз потянула, чтобы удостовериться, что закрыта хорошо.

— Извините, пожалуйста! — сказала она майору подобострастно.

Палин же растерянно смотрел на жену, как на совершенно чужую женщину. Из-под высокой, грязноватого цвета шляпки горшочком выбились непричесанные, похоже, волосы. Джерсовое пальто, почему-то теперь только Палин заметил, здорово замусоленное и поблескивающее на вздутиях живота, груди и бедер, облегало ее, будто бочку, и казалось с чужого плеча. И ноги: острые почему-то, какие-то сиротливые коленки, по-мужски очерченные икры...

Рот ее вдруг как-то уродливо растянулся, из амбразурок глубоко сидящих глаз по малиновым от недавнего плача щекам полились обильные слезы. Глядя на Палина и истерично ломая себе пальцы, она запричитала:

— Товарищ начальник милиции-и-и! Отпустите-е его-о, ирода проклятого! Совсем о семье не думает! Жена больная, крошечка сын... Выращивать еще-е-ех! Господи! Даром, что начальник радиационной безопасности...

Она вдруг взъярилась, и от гнева у нее даже неожиданно высохли слезы:

— Тебе доверили дело, а ты безответственный га-а-ад! Не думаешь ни о семье, ни о государстве! Толечко свою дурь ублажаешь!.. Товарищ начальник! — вдруг решительно обратилась она к майору, который несколько в смущении наблюдал за сценой: — Отдайте мне его на поруки! Больше такого не повторится... Клянусь я!.. Он ведь двадцать пять лет, почитай, отстукал, атомную бомбу делал... — Сонины глаза в каком-то полубезумии с примесью обожания обожгли Палина. — Он хороший, вправду, товарищ начальник...

Видно было, что она гипнотизировала майора, и тот, невольно тронутый ее волнением, как-то внимающе кивал ей в такт ее выкрикам, вздрагивая лицом и то тараща, то пряча глаза.

— Да-да-да... Да-да-да... — бормотал он в ответ.

Какое-го время Палин сидел словно в отупении, безучастно глядя на жену. То ли невольно, а может, по какой-то внутренней закономерности движения его взбудораженной души перед мысленным взором Палина стали возникать вдруг картины из прошлого.

...В городском саду играет духовой оркестр... Грустная музыка далекого вальса .. По-теперешнему — очень наивные слова... И все равно дорогие... Круглая, огороженная высоким деревянным частоколом, танцплощадка, прозванная «тетеревиный ток» из-за частых пьяных драк...

Но для него это было место памятно. Там он впервые увидел Соню...

Рябой на фоне неподвижной листвы диск луны. Струящаяся, будто с крон деревьев стекающая музыка... Соня танцует. Стройненькая, белокурая... Рассыпчатый шелк волос...

«Березка...» — подумал тогда Палин.

Большие ясные доверчивые глаза... Березка, Березка... Он так и звал ее до того самого дня...

Ах, если бы праздничная комиссия, инспектируя территорию склада, по невежеству своему не сделала тогда предписание сдвинуть в одно место бочки с радиоактивными жидкими отходами солей плутония и пятого урана... Если бы... Тогда все для них с Соней было бы иначе...

Но произошло... Сдвинутые вместе, бочки образовали критмассу...

Значительно позднее Палин узнал, что всего лишь четырех килограммов плутония этих веществ в чистом виде достаточно, чтобы обеспечить ядерный разгон. В сдвинутых бочках было гораздо больше...

Взрыв на складах был очень мощный, хотя и не достиг полных параметров атомного.

Позже подобное явление получило название СЯР — самопроизвольный ядерный разгон...

Попавшие в эпицентр погибли сразу. Не меньше бед принесло и радиоактивное облако, низко пронесшееся над городом, лесами и полями.

Сонечка Палина, лаборантка объектовской ТЭЦ, и две ее подружки по дороге домой были накрыты облаком взрыва в полутора километрах от места аварии. Оставшийся путь доехали на рейсовом автобусе.

Спустя час — температура, рвота, понос, отеки. С неотложкой отправили в медсанчасть...

Доза, ею полученная, составила двести пятьдесят рентген. Кроме того, надышалась и наглоталась активности внутрь. Вся распухла. Выпали волосы...

Палин неделями дежурил у ее изголовья. С содроганием смотрел на жену. Милой Березки больше не было... На койке лежала отекшая, облысевшая и сильно постаревшая женщина. Лишилась сна. Лежала с открытыми глазами, тупо уставившись в пространство перед собой...

— Сонечка, милая, — просил Палин, — усни хоть немножко.

Пустые серые глаза. Глухой голос:

— Нету сна, Вова... Мне кажется, я никогда не спала. Странно думать, что где-то спят люди... А ты храпел ночью...

Палин покраснел. Соня пристально посмотрела на мужа и твердо сказала:

— Бросай меня, Вовка. Зачем я тебе такая?..

— Никогда! — ответил Палин.

Соня вдруг сильно побледнела и потеряла сознание.

— Ей вредны эмоции. Положительные тоже... — сухо сказал лечащий врач. — Нервная система еле дышит...

Лечили тогда примитивно. Давали есть сырую печень, кололи витамины и... покой... А там, куда кривая вывезет... Вся надежда на природные силы организма.

Соня ела сырую печень через силу. Плакала. Все время тошнило. Палин отирал слезы и кроваво-красный печеночный сок, при разжевывании выступавший по углам рта и струйками стекавший вниз.

Перед аварией Соня была беременна на третьем месяце. После облучения произошел выкидыш...

Отходили Соню с трудом... Вернулась домой — другой человек. Отеки, вялость. Потеряла интерес к работе, жизни. Безразличие к людям, вещам, родному дому...

Медленно, очень медленно возвращались к ней какие-то, крохи прежних сил и энергии. По существу, она стала глубоким инвалидом. Моча долгое время была радиоактивной. Неспокойная кровь. Стойкая лейкопения...

Сильно кружилась голова. Ноги плохо слушались. Заново училась ходить. Помощь Палина отвергала, говоря:

— Если не веришь, что научусь сама, лучше уж сразу закопай меня...

Ходила, держась за стену дома. Палин шел рядом, страховал.

Неожиданно врачи посоветовали рожать. Может быть, роды встряхнут организм и дело быстрее пойдет на поправку. Но легко сказать!.. Долгие годы — хроническая лучевая болезнь, привычные выкидыши...

Сашку родила в тридцать шесть. Очень слабенький. Синюшный. Еле выходили...

В довершение ко всему у Сони внезапно открылась сахарная болезнь. Высокое давление. Частые гипертонические кризы, никудышные нервы, слабое сердце...

И вот теперь она, Сонечка, милая белокурая Березка, которую он сразу и на всю жизнь полюбил тогда, с обостренным чувством опасности пытается таким вот своеобразным бабьим способом выручить его, Палина, своего мужа, уберечь семью, гнездышко свое...

У Палина сжалось сердце. Он встал, обнял ее за плечи.

— Успокойся, Сонечка, прошу тебя!

Майор тоже встал и со смущенным выражением на лице вышел из-за стола.

— Не надо так переживать... Не надо, прошу вас, успокойтесь...

— Что мне делать? — довольно грубо спросил Палин майора, держа всхлипывающую Соню под руку. — Отсидеть пятнадцать суток или штраф?..

По лицу майора пробежала тень, но он сдержался и, глядя на Палина несколько задумчиво, сказал:

— Вы все же пройдите в исполком... — и, заколебавшись, добавил: — А об остальном после... Потом... Зайдете завтра...

Он проводил их до двери, плотно закрыл ее за ними, и лицо его сразу приняло откровенно озабоченное выражение. Подумал вдруг, что зря «клюнул» на это место и переехал так близко к атому. Оказывается... И его вдруг не на шутку охватило серьезное беспокойство за детей своих...