Энола Холмс и зловещие знаки

Глава одиннадцатая

— Куда, миледи? — крикнул мой кебмен через раздвижную панель на крыше. Видите ли, тот вид открытого экипажа, в который я села, называется «хэнсомовский», или, точнее, «кеб Хэнсома» — по имени его создателя, Джозефа Хэнсома, и особенность сей повозки заключается в том, что кучер сидит наверху, за салоном, и пассажир может наслаждаться видом окружающих зданий и улиц, а не спины извозчика. Именно поэтому в хорошую погоду все предпочитали ездить в открытых хэнсомовских экипажах. Поводья тянулись над салоном через специальные кольца на крыше, а раздвижной панелью, которая защищала ноги кебмена и через которую он принимал плату за поездку и разговаривал с пассажирами, кучер управлял с помощью рычага. Я никогда не видела, чтобы кебмен спускался или поднимался...

О! О, чтоб меня черти съели!

Как и все мои смелые — или безумные — идеи, эта пришла внезапно, и я тут же ответила:

— В вашу конюшню.

— Простите? — нервно переспросил он.

— Туда, где вы ставите лошадь и повозку, — уточнила я и через окошко в крыше протянула ему фунт. — Не бойтесь, я щедро вам заплачу.

Только к тому времени, как мы подъехали к уже знакомой мне конюшне на Серпентин-роуд, я осознала, какие меня могут ждать препятствия. Если мой кучер работает на крупную компанию, возможно, ничего и не выйдет или придётся подкупить ещё кучу народа. Мысли безнадёжно спутались. Я буквально физически ощутила вес невидимого ворона на плече — того, о котором говорила цыганка. Я снова рассердила Шерлока, а мамино письмо, спрятанное на груди, будто прожигало мне сердце — но всё это следовало отложить на задний план и сосредоточиться на поисках герцогини дель Кампо.

Признаться, я радовалась, что у меня есть уважительная причина не думать о семейных делах, хотя мне было за это немножко стыдно. Получив от Шерлока конверт, я загорелась желанием скорее прочитать мамино послание, но теперь остыла. Мне хотелось отложить письмо на потом, чтобы хоть ненадолго сохранить надежду на слова любви и привязанности. В глубине души я понимала, что это мой последний шанс и разочарование разобьёт мне сердце. А потому трусливо откладывала момент истины.

Тем временем мы проехали мимо конюшни на Серпентин-роуд, несколько раз завернули за угол и остановились в маленьком стойле за скромным домишкой.

Я вылезла из салона и сразу перешла к делу:

— Прекрасно. Значит, вы работаете на себя?

— Эт верно.

То есть никто не вмешается. Замечательно.

Кучер всё ещё сидел наверху.

— Спускайтесь, друг мой, — сказала я и без лишних предисловий бросила на тюк соломы шляпку и парик. Кебмен ахнул, но меня это не смутило. — Сколько вы зарабатываете за день?

Какое-то время он растерянно шлёпал губами, уже спустившись ко мне, а затем пробормотал:

— Фунта три в лушшем слушае.

— Я заплачу вам десять, если одолжите мне на сегодня свою лошадь, кеб, шляпу и верхнюю одежду.

Я поклялась себе, что никогда не переоденусь мужчиной — но ведь не собиралась же я надевать штаны, верно? Кучера со всех сторон закрывали дверцы, и нижнюю часть моего туловища всё равно никто бы не увидел.

— Прошу, — сказала я, вкладывая бумажку в десять фунтов в руку ошеломлённому кебмену.

Разумеется, всё оказалось не так просто. Пришлось долго его уговаривать: денег он больше не просил, хотя я бы с радостью дала ещё, но переживал, что кеб мне нужен для неких гнусных целей. Я сердечно его заверила, что не имею злых намерений и не собираюсь нарушать закон, что буду осторожна и верну лошадь вместе с экипажем до наступления ночи.

Мне в самом деле хотелось всего лишь чувствовать себя в безопасности, знать, что Шерлок Холмс не найдёт меня даже с помощью нашего колли Реджинальда, пока я еду на восток Лондона в поисках старухи с жабьим лицом и щетинистым подбородком, заманившей герцогиню дель Кампо в метро.

Потому что я не сомневалась, что это миссис Калхейн из лавки поношенной одежды Калхейна.

Так сложилось, что мы с этой любопытной особой познакомились во время первого моего приключения, в поезде, который привёз меня в Лондон. Тогда на ней был уродливый, похожий на гриб капор, и хотя в Лондоне наверняка сотни или даже тысячи жутких старух в похожих старомодных капорах, далеко не все из них продают поношенную одежду! Более того, я знала миссис Калхейн как человека жестокого и отчаянного, и интуиция мне подсказывала, что это именно она заманила герцогиню дель Кампо в ловушку. Хотя она вряд ли справилась бы в одиночку и, учитывая, с кем она якшалась, в метро на Бейкер-стрит её, скорее всего, ждали двое или трое подельников. Правда, я пока не решила, с какой стороны подойти к миссис Калхейн, но кебмену с уверенностью заявила, что беру экипаж на благородные цели.

Он закатил глаза, но всё же сдался.

— Дурак я, конешно, што сохлашаюсь, ну да што ж, если тока вот для энтого, и всё. Ты пока положь в кеб бумажку с моим именем и адресом, штоб он ко мне вернулся, если вдрух што.

Я без колебаний достала бумагу и карандаш и приготовилась записывать.

— А вас как звать, миссис?

Как хорошо, что он мне об этом напомнил! Я сняла обручальное кольцо и бросила в парик. А на вопрос доброго кебмена смущённо ответила:

— О боже, у меня так много имён, что даже не знаю, какое назвать!

Как ни странно, этот честный, но необычный ответ полностью его удовлетворил. Он пожал плечами с лёгкой полуулыбкой и мирно дождался, пока я замажу лицо, уберу под шляпу-котелок закреплённые на макушке волосы и скрою лиф платья — к счастью, с не слишком высоким воротником — под его курткой. Хотя я не нуждалась в помощи, всё же с благодарностью приняла её, и кучер по-джентльменски помог мне взобраться на козлы и затворить дверцы, чтобы спрятать мою юбку. Он протянул мне плеть и поводья, вывел лошадь из стойла, пожелал удачи и отправил на улицы Лондона.