Глава двадцатая

Дневной сон часто вызывает растерянность и путает мысли, и проснулась я в странном состоянии, чувствуя себя несчастным ребёнком, уверенная, что проспала свой день рождения и потому осталась без подарков, а ещё и мама исчезла, и я искала её в лесу под дождём, и мои бриджи промокли, но надо срочно встретить братьев с поезда... моих братьев! Неудивительно, что меня снедало волнение. Ведь мы никогда прежде не виделись! Я хотела, чтобы они нашли маму, а ещё очень хотела им понравиться. Бриджи лучше не надевать, волосы следовало бы помыть, а на всех моих белых платьях травяные пятна, и вдруг я не успею доехать до станции на велосипеде...

На велосипеде?!

Что за нелепица! Я уже год как не садилась на велосипед. Бросила его в роще на холме у Бельведера, перед тем как отправиться на поезде в Лондон.

Я села в постели и осознала, что нахожусь в своей комнате в Женском клубе, день рождения у меня только завтра, но с братьями мне и правда надо встретиться, в каком-то смысле впервые и в красивом наряде, а волосы следовало бы помыть — на подушке осталось коричневое пятно.

Какие любопытные параллели прослеживались между этим летом и предыдущим! Я поднялась и позвонила в колокольчик, всё ещё в смятённом состоянии, чувствуя, будто всё проспала и пропустила, как мама ушла, и надо её найти, обратиться в деревню Кайнфорд, взять велосипед...

Велосипед.

Вот опять. Отчего-то я спотыкалась об эту мысль.

Мама потратила много времени, чтобы научить меня ездить на велосипеде, что на самом деле поразительно, учитывая её обычное поведение. Обычно мама мною не занималась и говорила лишь: «Ты и одна прекрасно справишься, Энола».

Хм-м.

Очевидно, как суфражистка и сторонница реформ, она считала важным умение ездить на велосипеде. И сейчас, стоя босиком на полу и вспоминая все наши разговоры, я вдруг осознала, что этот вид транспорта отражал все мамины убеждения. Он дарил женщинам свободу передвижения — и в то же время бунтарски показывал, что они, грубо говоря, такие же двуногие, как и те, кто носит штаны.

Скорее всего, мама предположила, что я приехала в Лондон на велосипеде и что он остался при мне.

О! О святые колёса!

Ощутив внезапную слабость (хотя вполне оправданную, ведь в последние дни я почти ничего не ела), я опустилась на кровать и обеими руками вцепилась в каркас.

Велосипед. Скитала. Велосипед состоит из множества цилиндров — рамы, руля, ручек, — и все они, насколько мне известно, примерно одного диаметра.

Разумеется, попробовать стоило... но я была не готова. Первым делом мне хотелось помыть волосы, а для этого нелёгкого предприятия требовалось развести огонь, нагреть полотенца и попросить о помощи служанку. А на то, чтобы они высохли, обычно уходит много часов. Затем не помешало бы подкрепиться — живот сводило от голода. То есть остаток дня я буду занята, и найти велосипед мне всё равно негде — разве что остановить первого попавшегося мальчишку-посыльного на улице.

К счастью, после горячего супа, божественного на вкус свежего хлеба, ароматного пастушьего пирога и чашки вкуснейшего заварного крема из тапиоки (ужинала я у себя, поскольку не могла выйти из комнаты с мокрыми волосами) я придумала, как лучше поступить.

И, вооружившись пером и чернилами, составила следующее послание на своей лучшей писчей бумаге:


Дорогой брат,

Понимаю, это странная просьба на день рождения, но она важна как для меня, так и для вас с Майкрофтом. Не мог бы ты одолжить или иным способом заполучить несколько подростковых велосипедов — вроде того, на котором ездила я, - чтобы мы могли провести над ними кое-какие опыты за чаем?

Уверена, ты меня не подведёшь.

С любовью,

твоя мятежная сестра

Энола


Я адресовала письмо Шерлоку Холмсу, не указав обратный адрес, и доставила его сама, убрав волосы в пучок, нацепив на нос очки и одевшись в невзрачный твидовый костюм и шляпку старой девы, чтобы не привлекать лишнего внимания в метро — в столь поздний час это могло быть опасно. Когда я просунула конверт в щель для писем на Бейкер-стрит, 221, все уже лежали в постелях. Шерлок увидел бы его только утром.


Утро моего пятнадцатого дня рождения

Большую часть утра — да, признаться, и дня — я провела за подготовкой к празднику. Выбрала платье модного фасона (с пышными рукавами) из нансука — то есть из лучшего хлопка — сливового цвета, с красивой драпировкой, подходящего для тёплой погоды, но роскошного, как шёлк. Вместо того чтобы надеть свой верный парик, я решила рискнуть и попросить одну из служанок Женского клуба уложить мои недавно вымытые локоны. Она отважно приняла неравный бой и не менее пятисот раз провела по ним щёткой, чтобы они выглядели гладкими и блестящими — но вместо этого негодные волосы распушились и стали походить на облако. Однако служанка не сдалась и с помощью воды и невидимок соорудила на затылке довольно опрятный пучок. Нанеся немного косметических средств на лицо, шею и запястья под белыми рукавами с рюшами и украсив шляпку и лиф золотисто-жёлтыми цветками лилейника, я посмотрела в большое зеркало и осталась полностью удовлетворена — и ни капли не удивлена, — увидев в отражении очаровательную девушку, безупречную от шляпки до нежно-серых сапожек на пуговицах, про которую даже Майкрофт не смог бы сказать, что она недостаточно женственна.

Это немного успокоило меня перед грядущей встречей с ним — за чаем, кто бы мог подумать! — которая вселяла в душу тревогу и смятение. Теперь, вспоминая бледный рассвет, усталое, серьёзное лицо Майкрофта, свои чувства и слова цыганки, я не понимала, зачем столь безрассудно и необдуманно приняла предложение братьев провести свой день рождения вместе. Разве не глупо вот так жертвовать свободой, идти туда, как овечка на заклание? Разумеется, я сдержу слово, но всё же... Поверить в гадание цыганки! Позор, Энола! — отчитала я себя, подбирая серые перчатки в тон сапожкам. А потом ещё раз взглянула на своё отражение, вздохнула — и отправилась ловить кеб.

Лишь благодаря перчаткам я не грызла ногти во время этой короткой поездки.

А на Бейкер-стрит, когда я увидела на тротуаре перед двести двадцать первым домом впечатляющий отряд велосипедов, все тревоги улеглись.

Там же стояли мои братья, но сейчас меня больше интересовали велосипеды, и я поспешила к ним сразу после того, как расплатилась с кебменом.

— Зачем ей это? — пробормотал Майкрофт.

Шерлок пожал плечами:

— Она просила велосипеды, и я не мог отказать.

— Этот! — воскликнула я, запоздало поднимая голову, чтобы поздороваться с братьями. — Здравствуй, Майкрофт! Здравствуй, Шерлок! — Я выкатила нужный велосипед и сняла перчатки. — Мы с мамой ездили точно на таких же. В целом диаметр у всех примерно одинаковый, но предлагаю начать с этого. — Я извлекла из лифа, самого надёжного женского тайника, мамино зашифрованное сообщение.

— Ах, так в её безумии есть метод!— воскликнул Шерлок, повторяя фразу, которая в одном из рассказов о великом сыщике относилась к нему самому.

Ответа Майкрофта я не уловила: всё моё внимание занял велосипед. Сначала я решила обмотать полосками бумаги раму, соединяющую руль и колёса, но вскоре выяснила, что ошиблась, и тихонько выругалась себе под нос.

— Право, дорогая сестра, — с лёгким укором произнёс мужской голос у меня за плечом, и я хотела было рассердиться, когда вдруг поняла, что слова эти, нежные и вовсе не осуждающие, принадлежали не Шерлоку, а Майкрофту. Сегодня Шерлок вёл себя более напыщенно. — Если учитывать нрав нашей матери, можно смело предположить, что для неё самая важная деталь велосипеда — та, что позволяет им управлять.

Я закатила глаза — он этого, конечно, не увидел, поскольку стоял у меня за спиной, — и стала накручивать бумажки на руль.

И тут же забыла о своём раздражении, когда буквы начали складываться в осмысленные слова. К сожалению, длины руля хватило лишь на малую часть послания:


...Нельзя быть в первую очередь матерью, а уже потоп личностью; ни семья, ни муж, ни дети не должны, как это часто случается, лишать женщину её самодостаточности и стремлений. Я решила, что, если не буду верна себе, материнство моё получится обманным...


Шерлок обошёл велосипед и прочёл строки с другой стороны:


Я не могу быть той, кем не являюсь, но, возможно, мне не следовало становиться матерью. И неудивительно, что твои братья до сих пор холосты...


— Помилуйте, что за письмо! — воскликнул Майкрофт. — И, похоже, мы прочли середину. Насколько я понимаю, там ещё три полоски? Попробуем определить, какая из них первая?

— Разумеется, — согласился Шерлок. — Прошу, отправь слугу за карандашом и бумагой. Мы с Энолой будем читать, а ты — записывать.

Так моё праздничное чаепитие началось с расшифровки скиталы на тротуаре перед домом 221 по Бейкер-стрит. Избавлю любезного читателя от подробного описания наших мытарств и скажу лишь, что мне было приятно и даже радостно трудиться над разгадкой головоломки вместе с братьями. Впрочем, счастье моё было недолгим: его грубо оборвало начало маминого письма.


Милая моя Энола,

Если ты получила это послание, значит, меня уже нет в живых...

Загрузка...