Эпидотряд

Пролог

— Зачем ты пришел, Криптман-младший? Мой Орден тебе не рад.

Даже сидя гигант казался выше стоявшего Фидуса на две головы. Бесформенное одеяние, похожее на плащ со множеством плиссированных складок, опускалось на пол, расширяясь, как основание шпиля. Казалось, что этим плащом владелец демонстрирует нарочитое миролюбие — чтобы дотянуться до силового копья, которое покоилось на подставке из простого дерева без полировки и лака, пришлось бы буквально продираться через ткань, выпутываться из одежды. Впрочем, Фидус не обманывался, случись что, хозяина копья не остановила бы никакая преграда.

Криптман отвел глаза, выдерживать немигающий взгляд собеседника было слишком тяжело. Темные точки зрачков смотрели неотрывно, недвижимо, как лазерные прицелы. Голубые радужки удивительно чистого оттенка, без единого пятнышка или нитки кровеносных сосудов, умножали впечатление неживой оптики. Тем не менее, глаза у космодесантника были настоящие, живые, просто им довелось увидеть многое за долгую жизнь хозяина. Возможно, слишком многое.

— У меня достаточно времени… инквизитор… — гигант сделал едва уловимую паузу, которая изящным росчерком оттенила пренебрежение к статусу гостя. — Я могу позволить себе тратить его щедро, не скупясь. Вопрос в том, спешишь ли ты.

Капитан тринадцатой роты, наконец, отвел взгляд от инквизитора и посмотрел в окно. Обычное широкое окно с угловатой рамой, тщательная копия оригинала из незапамятных времен, когда Терра еще не была центром Вселенной, родником истинной веры и светоносного Астрономикона. Иллюминатор молельной капитана сейчас выходил на теневую сторону, поэтому за бронированным стеклом царила полутьма. Но в ближайшее время крейсер поменяет курс, и яростный свет желтой звезды затопит восьмиугольную залу.

Дымок от благовонных лампадок струился низко, будто прижимаясь к деревянному полу, на котором твердой рукой был изображен символ двухконечной стрелы, вписанной в круг. Едва заметная циркуляция воздуха вытягивала серые струйки вдоль стен, лишенных украшений и декора. Только первозданный металл, сталь с частыми заклепками, все как тысячу лет назад, в тот час, когда крейсер сошел со стапелей. Впрочем, металл почти скрывался под свитками, которые покрывали десятиметровые стены в несколько слоев, как свежая стружка. Драгоценный пергамент, дешевая бумага, обрывки кожи преданных адептов, даже деревянные дощечки. С печатями освященного сургуча, просто приклеенные, кое-где прибитые гвоздями, что прошли сквозь металл, как через мягкий воск. Разный материал, разные слова, но почерк везде одинаковый, машинно-точный. Не молитвы, скорее заметки. Память веков.

— Мой Орден тебе не рад, — повторил гигант. — И я тоже. Но коли ты здесь, было бы невежливо прогонять… инквизитора.

Снова эта пауза, едва заметная, почти неуловимая. Четко и прямо разъясняющая, что говоривший на самом деле думает про Фидуса. Голос большого человека звучал ровно и глубоко, с трудно уловимой теплотой. Так урчит двигатель, все части которого притерлись друг к другу и работают в идеальной гармонии, под кропотливым присмотром ублаготворенного духа. Фидус не обманывался, тепло на него не распространялось. Просто большой воин жил в мире с самим собой и не видел причины раздражаться по поводу незначительного визита незначительного человека.

— Я вижу, душа твоя в смятении, а мысли путаны. Можем помолиться вместе, — неожиданно предложил капитан. — Затем ты расскажешь, в чем твоя забота. Но сразу отвечу…

Гигант качнул головой, снежно-белые пряди волос дрогнули в такт движению. Обычно воины Ордена брились наголо, чтобы проще было обслуживать и чинить разъемы интерфейса, а также обрабатывать ранения головы. Но мудрец был исключением, возможно потому, что редко участвовал в схватках. Ныне Орден востребовал его иные таланты.

— Ты определенно пришел с просьбой, но, учитывая предшествующие события, это барабан, чей стук не достигнет моих ушей.

— Я не понимаю… — теперь покачал лобастой головой инквизитор. Ему очень хотелось сунуть руки в карманы, скрестить их на груди или еще как-то выстроить психологическую защиту. Здесь Фидусу ничего не угрожало и, тем не менее, он чувствовал себя неловко и неуютно.

— Что ж, скажу яснее, — голос капитана утратил существенную часть добродушия, теперь от него веяло холодком криогенной камеры. — Инквизитор Криптман, не ты убил двух моих собратьев, но ты повинен в том, что их больше нет с нами. Ты можешь оправдываться, сколько сочтешь нужным, однако твои слова — как далекий барабан в ночи. Он звучит, но его стук не трогает мое сердце. Думаю, эта аналогия тебе понятна?

Фидус сжал зубы и низко склонил голову, пытаясь скрыть румянец злости. Впрочем, то была скорее инстинктивная реакция, обмануть сверхъестественно развитые чувства гиганта все равно невозможно.

— Неспящие могут думать, что угодно, — Криптман вскинул подбородок и посмотрел прямо в голубые глаза капитана. — Я не принимаю на себя вину! Не я призвал их нарушить блокаду!

— Это факт, — печально согласился десантник. — Но твой доклад номер четыре, написанный чернилами паники на листе ужаса, сподвиг их на это. Впрочем, твою ошибку можно было бы понять. Не простить, но понять…

Гигант вздохнул с непритворной грустью, что при его размерах и ширине грудной клетки выглядело как порыв теплого воздуха из маленькой домны.

— Можно, если бы ты признал вину и раскаялся. А не упорствовал в сказках о неких ужасающих ксеносах, которых никто не видел, и которые стерегут во тьме, как волки агнцев. Добросовестное заблуждение умудренного опытом инквизитора — оригинальная причуда. Но в исполнении юнца это уже не стильное сумасбродство, а досадная глупость.

Фидус молчал, потому что сказать было нечего. Точнее — можно и много чего, но все это бесполезно. Криптман уже осознал наглядно, что ему не верят, так же как не верили отцу, и упорствовать бесполезно. По крайней мере, упорствовать открыто и прямо.

— Мне нужна помощь, — вымолвил он, наконец. — Я действительно пришел попросить… совета.

— Совета? — гигант, кажется, искренне удивился. — У меня? Что может сказать тебе одинокий служитель Ордена Неспящих?

— Мне нужна твоя мудрость, — твердо сказал Фидус. — Знания человека, который прожил века и хотя был рожден для войны, прославился на иной стезе.

Капитан улыбнулся — холодно, с едва заметной ноткой превосходства.

— Я не человек, юный инквизитор. Я одновременно и больше, и меньше чем смертный. Но в какой-то мере ты прав, я видел многое… Что ж, пусть загремит твой барабан во тьме.

Фидус вдохнул и выдохнул, будто насыщая кровь кислородом перед броском в бездну, к невидимым тварям.

— Мне нужно спасти женщину.

Тонкие брови капитана сами собой приподнялись домиком, глаза сверкнули в далеком отсвете звезды. "Гнев праведника" завершал маневр разворота, линия, разделяющая свет и тьму, скользила по корпусу, приближаясь к молельной зале. Неожиданно бескровные губы командира тринадцатой роты растянулись в скупой улыбке.

— Та девочка? Юное создание, что было перенесено сквозь тысячелетия? Ты говоришь о ней?

— Да, — прозвучало как выдох облегчения, Фидус был рад, что нет нужды пускаться в долгие объяснения. Впрочем, следующий вопрос капитана был ожидаем и тяжел.

— Зачем?

Криптман задумался.

Зачем? И в самом деле — зачем?

— Я обязан ей, — сквозь зубы проговорил Фидус.

Инквизитор много раз повторял эти слова, представлял себе разговор с мудрецом и, казалось, добился совершенства. Но сейчас привычная гладкость речи пропала, растаяла под взглядом ангела Императора.

— Она спасла меня, несмотря на ужасы, что ее окружали. Спасла, даже не зная, кто я. Просто потому, что была сострадательна.

Каждое слово буквально пробивалось сквозь глотку, цепляясь острыми краями, царапая саму душу.

— Я обязан ей. И я хочу помочь.

— У тебя была возможность просто не допустить такого исхода. Но в то время ты ей не воспользовался, — бесстрастно напомнил капитан. Он сохранял недвижимость, только яркие глаза жили на каменном лице, да едва заметно вздымалась накидка на груди.

— Да, это правда.

Волна жгучего стыда опять нахлынула, обжигая душу Криптмана.

— У меня была возможность, но я ей не воспользовался. Я струсил.

Главное было сказано, Фидус выдохнул, чувствуя, как на душе стало чуть полегче, самую малость.

— Я хочу вытащить ее из Службы Очищения, — сказал он решительно, будто обрезая страховочные нити. — Я хочу спасти ее от смерти.

— В Адепто Пурификатум люди выживают.

— Три процента. Это общеизвестно. Один и девять десятых процента. Это на самом деле.

— Но чем я могу тебе помочь? — удивился капитан. — Ты все еще инквизитор, это ваши дела. Я бесконечно далек от Очистки. Хотя, если принять, что любое деяние во славу и благо Империума объединяет, то все мы, конечно, братья во служении.

— Я пытался, однако не преуспел. Моя группа распущена, адепты переведены под начало других инквизиторов. Совет настоятельно рекомендовал мне воздержаться на неопределенный срок от любых следственных действий. Я почти под домашним арестом. Обращался к нашим архивариусам и юристам, они не нашли способа официально и законно решить вопрос. Пока не истечет срок послушания, вытащить человека из Адепто Пурификатум невозможно.

— Ты забыл казус Замечательного Деяния, — напомнил капитан.

— Нет, не забыл. Она слабая девочка, она не переживет даже послушания. Что уж там говорить про Деяние…

— Сил слабой девочки хватило на то, чтобы таскать некоего инквизитора по воздуховодам, — усмехнулся космодесантник. — Не делай удивленное лицо, Фидус, там погибли двое наших. Разумеется, Орден дотошно изучил и перепроверил все материалы следствия. А заодно Ольга, даже не зная готика, ухитрилась пройти немалую часть баллистической станции, убегая от мутантов, сервиторов и еретиков.

— Му…

— Мутантов, — с вежливой непреклонностью повторил капитан. — Да, мы приняли к сведению твою версию и проверили ее тоже. Нет, ты ошибся, Орден, инквизиторы и "шестеренки" перебрали станцию по винтику и не нашли никаких следов описанных ксеносов. Мутанты — да, как на любом объекте, который достаточно обжит и велик. Однако не более того. Прими это к сведению и больше не предавайся фантазиями. Во всяком случае, здесь.

Яркий свет скользнул в молельный зал первыми лучами, как фехтовальщик, что проверяет защиту врага пробным выпадом. Фильтров на окнах не было, Криптман машинально прищурился, думая, как десантник переносит ярчайший свет.

— Впрочем, я согласен, послушание она не переживет. И ты решил, что я могу заменить собой армию ваших архивариусов?

— Ты не просто избранный воин Императора. Ты че… — Фидус запнулся, искорки сдержанного веселья на мгновение полыхнули в глазах титана. — Астартес, который посвятил жизнь знаниям, дипломатии, языкам. Искусству переговоров, достижения целей без войны. Ты говорил и добивался успехов с людьми, еретиками, ксеносами и Бог знает кем еще. Ты общался на равных с Экклезиархией, арбитрами, моими коллегами, всеми администрациями. И я подумал…

Фидус перевел дух, вдохнул поглубже.

— Может быть, ты сможешь посоветовать то, чего действительно не знает больше никто. Найти лазейку в законах и прецедентах, которой никто не пользовался.

Гигант поднялся с неожиданной легкостью. Плащ на нем взметнулся подобно крыльям, сам собой утянулся в талии, образовал широкие рукава. Очевидно, материал был необычный, с памятью формы. Капитан подошел к окну мимо Фидуса, посмотрел на звезду, даже не прищурившись, хотя инквизитору уже приходилось закрывать глаза ладонью. Криптман видел только темный силуэт на ослепительно ярком фоне.

— Жаль, но здесь я ничем тебе не могу помочь.

— Или не хотите?

— Не хочу, — капитан, словно и не заметил вырвавшуюся у инквизитора дерзость. — Твоя слабость — твое бремя. Однако если бы я и захотел…

Щелкнули жалюзи, опускаясь, шаг за шагом, перекрывая сложной системой планок яркий свет. Теперь залу освещал только мягкий свет лампадок.

— Некоторые законы и правила можно обойти, другие произвольно истолковать. Иногда — столкнуть нормы, пользуясь разночтениями. Но в данном случае все эти пути закрыты. Когда человек становится послушником в Адепто Пурификатум, он может покинуть Очистку тремя способами.

Космодесантник поднял кулак и перечислил, отгибая пальцы:

— Очищенным после четырех лет послушания. Прощенным, совершив Деяние. Или мертвым. Других не существует.

Фидус посмотрел на широкую ладонь с тремя пальцами, каждый из которых размером походил больше на маленький снаряд. Инквизитор понял, что гвозди, которыми крепились к стенам записи капитана, приколачивались отнюдь не молотком.

— Этого не может быть, — Фидус моргнул, с трудом удерживаясь от горестного вздоха. Он до конца надеялся, что старый мудрец, равно искусный в делах войны и мира, сможет помочь. Капитан улыбнулся, очень скупо, так, что инквизитор даже усомнился, не привиделось ли в тенях?

— Я видел многое… — медленно, размеренно вымолвил космодесантник. Он стоял рядом с Криптманом, и человек физически чувствовал невероятную энергию, мирно спящую в модифицированном теле космодесантника.

— Я видел горящие планеты, чья смерть сияла во тьме космоса погребальными кострами. Темный свет варпа, освещающий галактику из ничто и нигде. Штурмы орбитальных крепостей и гибель неисчислимых армий, когда миллиарды трагедий объединялись в единый поток страдания, сводящий с ума астропатов. Проявления сущностей столь поразительных, что разум не может даже воспринять их, и тем более понять. Все эти мгновения жизни растворились в реке времени, исчезли.

Гигант коснулся указательным пальцем виска под белой прядью волос.

— И все же они остались в моей памяти. Память и знание сделали меня, как ты выразился… — астертес хмыкнул — Дипломатом. Порой надо прожить много жизней и увидеть миллионы смертей, чтобы осознать простую вещь. У любой задачи есть решение. Но иногда это решение требует посмотреть на проблему под совершенно особым углом.

— Не понимаю.

— Я не смогу помочь тебе вытащить девушку из Очистки незапрещенными способами, это невозможно. Однако если разложить твою задачу на составные элементы и взглянуть на них более внимательно, более, скажем так, широко, то… кто знает? Есть над чем поразмыслить.

— Значит, мой барабан все-таки прозвучал достаточно громко? — усмехнулся Криптман, невесело, с опущенными уголками рта. Надежда боролась в душе инквизитора с опасением.

— Меня сложно удивить. Я думал, что ты будешь просить за себя, поэтому согласился на встречу, и магистр дозволил тебе взойти на борт "Гнева". Было интересно, насколько сын своего отца готов унизиться и умалить достойное имя Криптманов. Но я ошибся, и это интересно. Почти необычно. По моим личным впечатлениям, когда человек ступает на дорогу трусости, он идет по ней до конца. Возможно ты исключение. Возможно…

— Значит, решение есть? — повторил вопрос Криптман, затаив дыхание.

— Да. Но тебе оно не понравится. И скорее всего ты умрешь, исполняя его.

Фидус облизнул губы, нервным движением пригладил бакенбарды, провел пальцами по ввалившимся щекам, опустил руки, сжав пальцы в кулаки до хруста в костяшках. И вымолвил одну короткую фразу:

— Что я должен сделать?