- Charmante fleur (7)! Сему прелестному цветку молва приписывает любовников, но по снисходительному уложению света она пользуется добрым именем, ибо нельзя упрекнуть её в каком-нибудь смешном или соблазнительном приключении.
(7). Очаровательный цветок (фр.)
- Но не бывает неприступных бастионов? Или по-прежнему по Строганову грустит?
- Разве ты не знаешь, что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской? Грусть пройдёт, Александр Павлович задержится. Обязательный траур по мужу-покойнику закончен. Не из тех она пылких дамочек, что за декабристами в Сибирь уехали.
Скоротав часок за разговорами с Пушкиным, Государь немного воспрянул душой, а затем с удвоенной силой бросился на державные дела, как гренадёрский полк на редуты. Словно не хватало ему некого внутреннего точка, дабы одолеть хандру и апатию. Ближайшие дни он провёл особенно плодотворно: пригласил в Москву Ермолова, сместил генерала Карла Бриммера, последнего немца из пестелевских протеже, и поставил на место командующим южной армией Ивана Фёдоровича Паскевича.
Всё вернулось на прежний лад? Как бы ни так! Различие с временами дореволюционными есть, и чрезвычайно важное. Ранее генерал брал под командование готовую армию, чуть правил её по своему разумению и - хоть в бой, хоть на парад. Ныне Ермолов и Паскевич обязаны были себе эту армию создать, что называется, с чистого листа. Есть отряды республиканские и оружие, с времён Романовых оставшееся. Но крестьяне с ружьями и в военных кафтанах - ещё не войско, а лишь похожий на него сброд. Превратить эту массу в дивизии, достойные наследия победителей Наполеона, трудно и долго. Для того новым командующим даны будут полномочия диктаторов на Кавказе, на Кубани и в Малороссии, с правом выбирать офицеров, в прошлых баталиях заслуженных и несправедливо обиженных 'народным' правительством Пестеля.
Возвращению прославленного героя Отечественной войны на сложный южный пост Пушкин посвятил торжественную оду.
Но се - Восток подъемлет вой!
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идёт Ермолов!
В сентябре в Москву вернулось посольство, отправленное в конце прошлого года в Англию. Наверно, более пёстрого состава русская дипломатия не знала. Не доверяя корифеям старой закалки вроде Грибоедова, который и себя не уберёг, и государственный вопрос не решил, Император отрядил на британские острова Кулибина, обоих Черепановых, Лобачевского. По военно-политическим делам Государь выбрал посланником генерал-майора Сухтелена Павла Петровича, не германца, а голландца по происхождению. С ними - полдюжины других видных подданных, больше по материям торговым сведущих. Понимая, что Россия после кровавого Декабря отброшена чуть ли не к временам допетровским, Павел Николаевич поступил точно так, как Пётр Алексеевич: чем изобретать давно известное, лучше в Европе подсмотреть и самое удачное дома привить как культурный яблоневый черенок на русскую дичку. Даром что сам не отважился топором на верфи махать - возраст и телеса не те, что у славного самодержца.
Все возможные английские предприятия да мануфактуры, в кои удалось проникнуть, посетил Павел Петрович Аносов, горный начальник из Златоуста, внук и воспитанник самого Льва Фёдоровича Сабакина, а также старинный знакомый семьи Демидовых. Тёзка Императора и рассказал ему о паровых премудростях, подсмотренных на туманном Альбионе.
- Разумеется, Ваше Императорское Величество, англичане не склонны секретами делиться. Тем паче, ни единое британское изобретение патентами у нас не защищено. На одном заводе какую деталь подглядел, потом на другом подсмотрел, книжки прикупил, не думаю, что остались хитрости, мне не известные. Дед, когда в Англию ездил, по той же методе всё срисовал, доложил самой Екатерине, однако воз и ныне там.
- Времена изменились, Павел Петрович. Что при царице-матушке смотрелось досужим развлечением, теперь насущно требуется. Если бы не два парохода черепановских, здесь бы до сих пор фюрер заседал. Рассказывай вкратце, что увидел.
- Далеко их инженерия продвинулась. Паровые машины уже не одинарного, а двойного действия, с подачей пара на обе стороны поршня. Из первого цилиндра с высоким давлением пар снова работает в цилиндре под малым давлением. Это они компаундом зовут. А то, бывает, и третий цилиндр остаток пара принимает, потом он в специальный агрегат идёт, 'конденсатор', где пар снова в воду обращается, не требуется бочки за собой возить. И котлы не простые, как в пароходах, а с трубами внутри для доступа жара...
- Погоди, не трещи. Я хоть и купеческий кровей, но Император. Не царская это работа в ваши всякие цилиндры вникать. Ты дело говори, что можно с тех 'компаундов' у нас приспособить.
- Как машины получились размерами меньше, а для работы им не нужна теперь такая тьма воды и угля, ставят их на самодвижущиеся по рельсам и по дороге повозки, на корабли, а на заводах их уйма. Раньше только насосы, что уголь из шахт вверх подымали да воду откачивали. Сейчас пар всё вытесняет.
- Так уж и всё?
- Наука целая появилась в Англии, политэкономия называется, Государь. Объясняет, что и откуда в торговом устройстве берётся. В любом товаре заложен труд рабочего или землепашца.
- Ой ли? - купеческая смекалка Демидова, привыкшего считать цену товара с издержками, чтобы сам-два продать и не ошибиться, сразу нашла загвоздку. - Как же с углём, деревом, железной рудой? Земные блага - Богом данные.
- Политэкономия учит, Ваше Императорское Величество, что пока уголь и руда в земле, ни стоят они ничего, по крайней мере - для расчёта цены товара. Владелец шахты записывает издержки по добыче руды и угля в среднем на каждый пуд, прибавляет свой интерес. А издержки те - плата рабочим. Так же и цена хлеба - оплата труда крестьянина.
- Ну, допустим. Ежели крайне просто, сойдёт.
- Стало быть, от издержек на труд себестоимость товара зависит. Но человек хуже работает, чем лошадь. Проще одну в плуг запрячь, нежели десять крестьян и прокормить их. А сила угля и пара изрядно дешевле лошадиной. Там, где одна паровая машина работает, да три-четыре мастеровых на её обслуге, польза та же выходит, что от десяти лошадей или сотни людей. Оттого вывод простой и немудрёный: кто первым в мире заменит машинами рабочую силу, тот и победитель.
- Скажешь тоже. Что, заводы без людей, одни мастеровые да кочегары?
- Нет, Государь. Действия тонкие только человечья рука сделает. Однако где сила нужна и скорость, машины способнее. Кажется, на Руси и земель, и народу много. Но на квадратную версту куда меньше по сравнению с Англией или Германией. Чем людей заселять да своих растить, быстрее машины поставить. Они революцию не замыслят, Пестеля на штыках в Москву не приведут. А если потребность пропадёт на время, довольно лишь топки погасить - год и два обождут, есть не просят. Как только у нас будут тыщи машин, то железа, угля и оружия куда больше окажется, нежели у осман или персов. Им наши старые пушки продадим, а себе новые отольём, лучшие!
Павел Второй рассмотрел диковинные рисунки паровых агрегатов из Англии, пароход, движущийся по рельсам, называемым 'рэилроад', и корабль с огромными гребными колёсами - 'стимшип'. Рядом с ними самоходки Черепановых, ставшие на вечную стоянку около с Царь-пушки в Кремле - как ладья ушкуйников в сравнении с фрегатом.
- Обидно! Говаривали, что Ползунов первую паровую машину построил. Что же мы англичан вперёд упустили?
- Нет, Государь, - произнёс Аносов, стараясь сдержать улыбку, точно взрослый, услышавший из уст отрока нелепость; нельзя обижать царя. Пусть в неведении, однако тянется он к знаниям, тогда как в двери Павла Первого и Александра Первого дед Сабакин бился что о скалу. Для прежних самодержцев паровые дела остались забавами, средств и внимания не требующими, а русские купцы торговали по старинке, не рискуя кровно накопленными капиталами. - Паровой насос в России первый был английский, его Пётр Великий купил для фонтанов в Петергофе. Ползунов ранее всех у нас построил машину о двух цилиндрах, похожие в Англии и Франции сооружались. Современный аппарат, что и на заводе может работать, и на 'рэилроад', и в 'стимшип', создал Джеймс Уатт, получив изрядное число патентов. Его детище именуется 'юнивёсал энжин', универсальный двигатель. Признаюсь, не уповая на свои лишь способности и других русских из нашего посольства, я сманил в Москву английского инженера, ученика самого Уатта. Каюсь, много ему платить выйдет.
- Торговые предприятия завсегда рисковые, дорогой ты мой Павел Петрович. Однако если паровое дело для нас главное, то нельзя, зажав рубль, терять годы. Хвалю!
- Спасибо, Ваше Императорское Величество. А касательно истории паровых машин позвольте вам один раритет презентовать. Прижизненное издание моего деда, перевод на русский язык трудов английского механика Джона Фергюссона.
И Аносов торжественно вручил Императору увесистый том с надписью: 'Лекц╕и о разныхъ предметахъ касающихся до механики, гидравлики и гидростатики, какъ то: о матер╕и и её свойствахъ, о центральныхъ силахъ, о механическихъ силахъ, о мельницахъ, о кранахъ, о телѣжныхъ колёсахъ, о машинѣ колотить сваи и о гидравлическихъ и гидростатическихъ машинахъ вообще'. Внизу солидной обложки потёртая надпись - Санктъ-Петербургъ, 1787 годъ.
Павел Второй срочно повелел патентную службу основать и главные паровые секреты отписать на Черепановых, Кулибина, Лобачевского и Аносова. Пусть англичане не ворчат - у нас всё по закону, права надлежащим чином оформлены.
О политических выгодах и опасностях, исходящих от Альбиона, рассказал другой посол, тоже Павел Петрович.
- Присаживайтесь, - пригласил его Государь, задорно блеснув очками. Казалось, даже этот бездушный предмет, угнездившийся на маленьком мясистом носу, выглядел ныне веселее, нежели в первые месяцы правления; некая, пусть не совсем ещё ясная перспектива вытащить Россию из ямы словно влила жизненных сил в монарха. - Павлам у нас привилегия, позволение сидеть при Императоре Павле Втором. Что-то складывается одно к одному, и Аносов - Павел. Скажут, я окружение подбираю, исходя из имени, как Пестель - германцев.
- Покойный фюрер тоже был Паулем, то есть Павлом, Всемилостивейший Государь, - усмехнулся генерал Сухтелен, однако с благодарностью присел. - Изрядно познавательным вышел наш вояж.
- Не вижу причин, чтобы случилось иначе. Повествуйте, как англичан нам одолеть, ежели выйдет столкнуться впрямую.
- Простите, Государь, сие невозможно. По крайней мере - на сей момент, - увидев, что правдивое заявление не вызвало вспышку монаршьего гнева, продолжил. - Сильна империя и флотом, и армией, как на острове, так и в колониях. Главное - золотом богата, на которое можно купить и оружие, и людей. Поэтому не соперничества с Англией надобно искать, а договариваться и блюсти интересы.
- Ну-ка, ну-ка. Необычный подход. Раньше дипломаты больше грозили или просили, торговаться по-купечески, к взаимной выгоде, брезговали. Не стесняйтесь, генерал.
Голландец, человек военный, но умный, в рассуждениях гибкий, смекнул, что Британия не стремиться стать владычицей мира, а только той её части, что привычно считается под английской короной и приносит доход. Излишнее рвение в науськивании на Россию её ближайших южных соседей происходит не от зловредности, лишь от коммерческих интересов.
Император Александр задумал поход в Индию; смерть не позволила его начать, как и Николаю, убитому декабристами. Но в Лондоне об этих устремлениях знают и опасаются за главный бриллиант в колониальной короне. Оттого и тратятся немалые средства, чтобы персы напирали на Кавказ, а ослабевшая русская армия, отражая их нападки, не имела времени даже дыхнуть в сторону Индии. По той же причине Османская империя, у которой англичане понемногу отрезают земли в Северной Африке, отчего между двумя странами невозможна никакая дружба, подстрекается к захвату Черноморского побережья, дабы ослабить Россию и запереть выход в Средиземное море.
- Позвольте предположить, Ваше Императорское Величество, британскую корону устроит полный раздел Азии и Ближнего Востока. Северная Африка, кроме французских колоний, Египет с Синаем, Палестина, Южная Персия и страны далее на Восток - пусть навек остаются английской вотчиной, а ежели у них трудности, то и подсобить не грех. Чёрное и Каспийское моря - российские, Англии не интересные. Вот Новый Свет важен, более того, утрата североамериканских колоний по-прежнему болезненна. Ежели намекнуть, что возможности Русской Аляски и калифорнийские русские купцы к услугам Альбиона, то персидский шах надолго лишится британского золота. А то и страны.
- Вот как! - Павел Второй заметил себе, что кабинет стоит украсить подробными картами Руси и глобусом. Глядя на заморские страны, лучше думается, как отрубить от них кусочек. В докладе Сухтелена есть безусловное здравое зерно. А что часть названных им земель принадлежит Турции и другим государствам, не имеет особого значения, если великие державы договорятся. Надо лишь вернуть России статус великой империи. - Постановляю: принимаем всемерные усилия к наведению мостков к англичанам.
- Они будут нашими верными союзниками, Государь, - поклонился Сухтелен. - Но только пока им это выгодно.
Как всегда - не хватает капитала. Пестель опустошил казну до донышка и напечатал кучу рублёвых никчёмных бумажек. Выхода нет, за неименьем золотого запаса пристало звать иностранные деньги, обещая концессии, продавая земельные угодья европейским толстосумам. Задорого не предложишь, ибо в стране, где нет ещё устойчивости и спокойствия, да армия слаба для защиты от внешних напастей, велика опасность потерять вложенное. Но под лежачий камень вода не течёт. Оттого - шпаги вон и на врага вперёд, как в двенадцатом году! С нами - Бог!
Глава вторая, начинающаяся с визита к Государю Юлии Осиповны Шишковой
- Всемилостивейший Государь!
Прекрасная вдова исполнила книксен на европейский лад и замерла с чуть опущенной головкой, слегка прикрыв глаза длинными ресницами.
- Дорогая Юлия Осиповна! Не надо без конца повторять про Государя и Императорское Величество. Эти слова я слышу каждый Божий день и прекрасно выучил, на какой должности тружусь.
О! не обманывайся, сердце,
О! призраки, не увлекайте!..
Нас цепь угрюмых должностей
Опутывает неразрывно.
Продекламировав Грибоедова, снова располневший Павел Николаевич жестом услал лейб-адьютанта, подвижным шариком выкатился из-за стола и приник губами к тончайшей перчатке, не скрывавшей сладостную мягкость женской руки.
- Искренне сожалею, что не бывал в шишковском доме, проезжая через белокаменную, да и ныне недосуг: взвалил на себя непосильные хлопоты. Говорят, у вас собирался цвет московского общества - писатели, поэты?
- Смотря кого считать цветом, а кого сорняками, Государь. Иные больше ценят происхождение от Рюрика, а не писательские таланты.
- Вот! Опять вы меня обижаете. Не Государь, а просто Павел Николаевич. Известно же, купеческого мы племени, ваше родовое дерево по польской линии куда древнее и почётнее. Присаживайтесь, не чинитесь. Приказать чаю?
- Спасибо, Павел Николаевич. Только неловко мне от державных дел отрывать, да в самый разгар дня.
- Отчего же? - легкомысленно заявил Император, с откровенным удовольствием разглядывая гостью. - Их все не переделаешь. Да и Бог знает, какие важнее. Императрица нас покинула, да и брак неудачен: Господь не подарил нам ребёнка. Ныне преемник мой - не сын, а младший брат Анатолий Демидов. Не общаясь с прекрасным полом, отцом не станешь... Разве что какой фаворит поможет.
Павел остановился напротив кресла, в которое усадил Шишкову, заполнив панораму перед ней своим массивным телом.
- Тогда вы замечательно поймёте меня. Осенью двадцать восемь исполнится, а с престарелым мужем, увы, тоже детей не случилось.
Глаза Императора заинтересованно блеснули под линзами.
- Оттого припадаю к вашим ногам, - продолжила вдова совершенно не в том направлении, которое ожидал Государь. - Помилуйте Строганова. Когда он вернётся из ссылки, боюсь - поздно уже будет думать о детях.
'Ай да Пушкин, ай да сукин сын. Как же, долгая печаль не в природе человеческой... Знаток! Самого, небось, дамы тоже вокруг пальца обводят'. Спрятав эту неприятную мыслишку поглубже, он развёл пухлые ручки.
- Дорогая Юлия Осиповна, рад бы помочь, да не всесилен я. Лишь год без малого минул, не могу бередить неуспокоенную память народную о К.Г.Б. и Расправном Благочинии. На беду, после усопших Пестеля и Бенкендорфа ваш Александр Павлович - живое олицетворение прошлых несчастий. Вы же знаете, как неспокойно в столице и в Санкт-Петербурге.
- Но что же мне делать? Хотела к нему, но он пишет - и думать не смей. В Шушенском ужасно! Никогда не простит, если из-за него подвергнусь лишениям.
- Да, - участливо наклонил голову Император, отчего второй подбородок опасно свесился за расшитый золотом воротник. - Село Шушенское безусловно не то место, где сосланный революционер может спокойно проживать со своей женой. Не место для надежды. И для любви тоже.
- Посоветуйте, Ваше Императорское Величество! - Юлия Осиповна встала и предприняла попытку упасть на колени, впрочем, достаточно плавно, чтобы Павел Николаевич успел её подхватить, с удовольствием вцепившись в дамские руки и обнаружив её взволнованное лицо подле своего, внезапно покрывшегося испариной.
- Есть же другие мужчины! Достойные, перед державой не запятнанные. Посмотрите возле себя... Совсем рядом!
Он даже чуть подался вперёд, полуприкрыв глаза и искательно выпятив полные красные губы. Но его ждало разочарование - упрямая полька освободилась и шагнула в сторону.
- Простите, Ваше Императорское Величество. Стало быть, единственный способ - самой отправляться в Сибирь.
- Но позвольте! Вас к нему даже не пустят! - отвергнутый и разочарованный, он не подумал, что в его власти обеспечить ей пропуск... Но осталось вне царских возможностей привязать к себе женщину, которая вдруг показалась невероятно желанной, до вожделения и безумия.
- Всё равно поеду. Насколько возможно близко. Там буду ждать и молиться, что государево сердце смягчится. Прощайте, Ваше Императорское Величество.
Она сделала книксен и упорхнула, оставив в воздухе неуловимый аромат неосуществимой мечты. Царь почувствовал, что кровь прилила к лицу неимоверно, горло душит, но не от жёсткости воротника, а от безмерной досады. Да, Строганов - красавец. Он высок, породист и ни в малейшей степени не похож на купеческого сына. Но при этом - обычный граф, обречённый на опалу, ссыльный, чьё пребывание там ограничено лишь устным обещанием, приговор на бумаге куда суровее. А Император только что предложил... точнее - намекнул, но чрезвычайно определённо, желает, мол, отношений тесных, близких и далеко идущих. Ради счастливого соперника Шишкова отказалась стать нежным другом, а в будущем, быть может, императрицей и матерью наследника короны?!
Павел действительно подумывал, что Строганова надо вызвать в Москву. Первый восторг от низвержения фюрера давно улёгся, нарастает недовольство, что многие русские пороки, ещё с романовских времён унаследованные, при Республике лишь умноженные, не изжиты до сих пор. Государственная дума только из оставшейся знати избрана и потому покорна, но не популярна, народ избирательных прав требует, крестьяне, иудеи, магометане! Нужна твёрдая строгановская рука, пусть даже не во главе возрождённого Благочиния в виде Тайной канцелярии. Хотя бы посадить его товарищем Министра внутренних дел, за государственную безопасность ответственного.
Но после подлости неслыханной, когда он удерживает за тысячи вёрст женщину, которой не может обладать и не позволяет этого никому, графа нельзя прощать! В этаком русле Павел Николаевич побурлил недельку и успокоился, снова кинувшись с головой в государственную круговерть. Сколько побед одержано, когда неутолённые на амурном фронте монархи проявляли себя на другом доступном поприще? Пожалуй, не меньше, чем у героев, вдохновлённых пылкой взаимной любовью.
Ещё дней через пять Император не выдержал и велел узнать, чем занята Шишкова. Она и впрямь отправилась в Шушенское! Как жаль, что по свободной России всяк езжай куда хочет, не нужны подорожные. Наконец, глядя на остатки сморщенных жёлтых листьев, печально и мокро прилипших к брусчатке Кремля, Павел Николаевич понял, что единственный способ хоть изредка видеть прекрасную пани состоит в скорейшем помиловании Строганова, дабы они вернулись в Москву. Там, глядишь, пылкая страсть разобьётся о прозу повседневности, и у Юлии снова появится шанс на императорскую корону. Развестись с бесплодной Авророй Шарлоттой церковь разрешит непременно; патриархи понимают, что правящему дому нужен наследник. Договориться же с будущей матерью цесаревича куда сложнее.
Дела сердечные по природе своей немного расплывчатые, ибо в них присутствует ужасно переменная величина - женская благосклонность. В инженерии всё более конкретно, практично и оттого уважаемо мужчинами, особенно когда в наличии цель и средство, чтобы сдвинуть горы, даже если они до этого правильно стояли.
Шотландский инженер Джон Мэрдок, о безумном отце которого Уильяме Мэрдоке рассказывал Сабакин, выглядел подобно английскому дэнди, если типические черты последнего вывернуть наоборот. Невысокий, плотный, рыжий, с вечно всклокоченными волосами, неухоженными бакенбардами и пылающим злым взглядом из-под кустистых бровей, шотландец приглянулся Аносову неуёмной энергичностью и страстным желанием утвердить, что Мэрдоки - самая важная фамилия в британской паровой инженерии, на её фоне Джеймс Уатт не более чем жалкий подмастерье. Ради этой идеи-фикс он решился на поездку в дальнюю холодную страну, купившись заодно на весьма расплывчатые посулы русских; важно лишь, что восточные варвары понимают величие паровой перспективы и не собираются ставить палки в колёса.
- Примитивно, чёрт побери, но здорово! - заявил он при виде пароходов, которые по царскому указу сочтены были памятью об укощении декабристских бесчинств, а не практическим оружием, оттого водружены на постаменты. - Так-так, простейшая одинарная машина на каждое колесо, отдельный регулятор давления на правый и левый цилиндр, передние колёса поворачиваются сами... Нет конденсатора Уатта, посему сзади бочки для воды, ручной насос для закачки в котёл, угольная яма, - последние реплики зазвучали глухо, потому как Джон нырнул внутрь железного корпуса, рискуя окончательно перепачкать шотландский плащ-разлетайку. Он словно пытался доказать окружающим, что аккуратность в одежде отнюдь не числится среди малого перечня его достоинств. - Вижу, предохранительный клапан есть, а манометра нет. Рисковали отчаянно, доложу я вам. И трансмиссия разрушена основательно. А орудие? Целая батарея!
Аносов, в строгой шинели горного инженера, аккуратный и подтянутый как флотский офицер, ожидал снаружи, делая знаки потерпеть солдатам Кремлёвского батальона, негодующим, что иностранец непочтительно залез в историческую достопримечательность.
- Снимаю шляпу. Но перед смелостью и находчивостью, а не инженерным искусством. Держу пари, сие художество проехало не более мили?
- Около того, мистер Мэрдок.
Шотландец спрыгнул с высокой подножки и отряхнул руки, потемневшие от угольной пыли. По чести сказать, его шляпа и плащ тоже нуждались во встряхивании.
- Я понял, что приехал куда следует, мистер Аносов. Вы, русские, готовы ставить паровой мотор на дилижансы, даже закованные в панцирь. Вам нужны эффективные и экономические паровые машины для дилижансов, локомотивов и морских судов, о'кей? А также для заводов и шахт. Я помогу сделать их правильно, по-английски. И даже лучше, чем у меня на Родине. Вы, русские, не придерживаетесь британских законов, которые могут быть абсолютно дурацкими. Я вам рассказывал историю локомобиля моего отца?
'Двести раз', - взвыл про себя Аносов, без иллюзий полагая, что не отвертится выслушать её в двести первый. И не ошибся.
- Не желая пугать сограждан, отец пробовал испытать его ночью и на улице городка случайно встретил пастора. Тот, увидав самоходную повозку, пышущую огнём и жаром, плюющуюся паром и дымом, вдобавок - воняющую горелой смазкой, решил, что на грешную шотландскую землю пришёл сам дьявол, и кинулся с палкой изгонять его.
- Интересное представление у ваших соотечественников о нечистом, - вежливо поддержал разговор Павел Петрович. - Его можно изгнать палкой?
- Дикари!
Первый раз это слово Аносов услышал применительно к французам, позже - к русским, англичанам, немцам... Постепенно усвоил, что 'дикарями' в понятии шотландского инженера не являются лишь носители фамилии Мэрдок.
- Отца избили, - продолжил тот. - Повозку разломали, не дали работать нормально. Он умер в нищете, несмотря на премии от использования Уаттом его изобретений. Мизер! Мошенник озолотился, нам остались крохи. Услышав про самоходные повозки на британских улицах, парламент принял специальный билль, гласящий, что перед такими машинами обязан идти человек, размахивающий красным флагом и дующий в сигнальную дудку, а скорость в городе не может превышать двух миль в час! Оттого ничего подобного вашим пароходам в Англии не построят, а потом будет поздно. Я покажу этим лондонским снобам! Увидите, мистер Аносов.
Из Москвы инженерно-изобретательская компания отправилась в Нижний Тагил на Выйский завод, на родину пароходов. Там, где вдосталь металла и немного привозного угля, есть печи для плавки, Государь постановил строить цех по выделке паровых машин, котлов, конденсаторов и прочих премудрых штук, в кои вникать не изволил, приставив к делу смышлёного, хоть молодого ещё младшего брата, великого князя Анатолия Николаевича, надзирать и ума-разума набираться.
Увидав после вояжа по российской глубинке оснастку Выйского завода, Мэрдок тридцать раз выкрикнул любимое 'сэведжес' (дикари) и засел за перечень потребного. Свой составили Черепановы, Аносов, Кулибин, оттого полная 'сказка' с описью снастей, чуть не на пуд золота ценой, легла под светлы очи великого князя. Он погрустил и принялся писать челобитную брату, растолковывая, что без новейших токарных станков, а также вальцов, резцов, тисков, напарей, долот прямых да желобчатых, пуда варовых верёвок, молотков разных специальных, и прочего, и прочего Европу никак в паровом деле не перегнать.
Пока медленно и неторопливо, как многое на Руси делается, 'срочно' возводился цех да ожидались снасти заграничные и местные, Пётр Иванович Кулибин свою лепту внёс. В отличие от хамоватого шотландца, застенчив он был и шепнул о замысле на ухо Аносову, тот - великому князю. И уж только после вынесли они это на общую думу, переводя Мэрдоку на английский язык.
- Мельничное колесо в Спровстоне упирается не просто в лунку, а в желоба, на которые шарики всыпаны, - робко начал Кулибин. - Стало быть, тяжёлый шип жернова о камень или железо не трётся. Он катается подобно тому, как в старину на переволоках корабли тащили - не по земле, а катили на брёвнах. В пароходах валы шестерён крутились в обыкновенных отверстиях, часть работы растрачивая. А отверстия уширились, расточились, стало быть, точность посадки механизма ушла.
- Иес! - сказал шотландец, услышав перевод. - Подушка под ось у нас называется 'берин', а катающиеся кругляши - 'ролл'. Я знаю, о чём говорит мистер Кулибин. Только для двигающихся экипажей даже в Англии 'берины' не использовали.
- Подушка под шип, - прокомментировал иностранный опыт Аносов. - Слова 'берин' и 'ролл' не приживутся у нас. Выходит - подшипник. Господа Черепановы, пришла пора! Получайте самое лучшее железо и дерзайте. Токарный станок в вашем ведении.
- Извольте опробовать два способа. Ежели ось стоит стоймя, этот узел полный вес её принимает, как у мельничного жернова в Спровстоне. В пароходе есть валы, подобные тележным осям, плашмя лежачие, - Кулибин извлёк заранее заготовленные наброски. - Этот, как вы назвали, Павел Петрович, подшипник - половину веса держит, он давит не по оси вращения, но поперёк её.
Русские долго запрягают да быстро едут. Лобачевский бесконечно обсчитывал криволинейные плоскости деталей и снастей, Кулибин продолжил удивлять нежданными озарениями, достойными кипучей фантазии его батюшки, Мэрдок сверял придуманное русскими дикарями с изобретениями англичан, а отец и сын Черепановы воплощали в металл и здравое, и вздорное, поминая недобрым словом барские чудачества и дополняя их прожекты тысячей своих улучшений. Только Аносов немного в стороне остался. Он понял, что корифеев в механике и без него собралось довольно, оттого вернулся к любимому делу - железным сплавам, ибо грош цена изобретательской выдумке, ежели нет прочного материала, дабы опробовать её в металле. Английское слово 'стилл' постепенно превратилось в русское 'сталь', а усилиями горного инженера сие понятие наполнилось твёрдым и матово блестящим содержанием.
Неприметно и неизвестно для Запада, ибо Мэрдок никого не уведомил о месте своего нахождения в России, росла на Урале новая столица металлургического и парового дела.
Когда после крещенских морозов 1829 года великий князь Анатолий Николаевич приехал в Москву к венценосному брату, похвастаться было уже чем, однако и препятствий возникло немало. Точнее сказать, трудности сии с первого дня присутствовали, но не все видны в начале пути, а открываются на каждом следующем шагу.
Князь, такой же круглолицый и увенчанный стёклышками на носу, но куда более тщедушного сложения, нежели окончательно расплывшийся монарх, для начала рассказал пару потешных историй.
- Знай же, брат, наш Аносов оказался любителем Пушкина, к месту и не к месту привычным цитировать. Я говорил тебе, как первый раз котёл порвало? Господь уберёг, только Павлу Петровичу по голове изрядно приложило, с ног сбросило. Уж испугались за него, а он глаза повернул и прямо с полу говорит: 'Когда великий Глюк явился и открыл нам новы тайны, глубокие, пленительные тайны'... Смотрит странно, взгляд мутный. Спрашиваю - о чём ты? Павел головой встряхнул, меня заметил, будто за день впервые увидал. Объясняет: это просто кусочек из пушкинского 'Моцарта и Сальери'. С тех пор, ежели что в Нижнем Тагиле криво выходит, мы говорим - 'Глюк явился'. Либо попросту - 'глючит'. Великий композитор, верно, в гробу переворачивается.
- Весело живёте, - порадовался за брата Император. - Что же ещё он учудил?
- Как-то отрезал кончик пальца, кожицу одну. Тут же продекламировал Александра Сергеича:
...И больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсёк
Страдавший член!
- Своего нежного гусара - с приятностью отрезал?
- Нет, брат. Палец лишь, самую малость. Люди, до поэзии охочие, часто раздувают нестоящее дело до небес. Но то, с которым я тебе приехал, действительное и важное.
- Излагай, я весь внимание.
- Паровая машина есть уже, с котлом, конденсатором и прочими частями. Однако задумался я над прибыльностью. Вокруг Тагила много лесов, дрова с которых в топку идут. Не по-хозяйски получается. Нету угля рядом, издалека подвозится. Мэрдок говорит - паровое дело в Англии с шахт началось, где уголь добывали, там же и товар, и топливо для машин. Локомотив мы построим, не хуже британского, что на 'рэилроад' их трудится, да только на дровах чистое разоренье выйдет. Стало быть, нужны Луганск, Лисичанск и Бахмутовка. Там дороги из железа прокладывать, локомотивы с тележками пускать, да соединить такой дорогой донецкие земли с Москвой, а уж от неё тянуть пути на Урал, к Санкт-Петербургу.
Павел Второй подпёр щёку кулачком, в той щеке наполовину утонувшем.
- Правду говоришь. Захирели шахты на Дону, ибо Николаеву и Черноморскому флоту угля столько не надо, пока османы в Крыму сидят, а татары бал правят.
- Когда же ты сдюжишь поганых изгнать?
- Не знаю, - вздохнул Государь. - Дай казне малость наполниться. Торговля ожила, с землёй разобрались. Грядущей весной, наконец, по уму угодья распаханы и засеяны будут. Но и без меры тянуть нельзя. Сколько товара можно везти локомотивами?
- Больше, чем купеческими судами по реке. Вдобавок, не замерзает на зиму дорога.
- Здорово! - Павел хлопнул пухлой ладонью по стопке бумаг. - Испокон веку где становились города, росли и богатели? У морских портов, широких рек, на перекрестии торговых путей, верно говорю? Ты, братец, поспособствуешь тому, что в России мы где хочешь дорогу построим, угольные шахты с железорудными соединим, добычу с заводами. С нашими просторами, дистанциями огромного размера, земля пухом Александру Сергеевичу...
- Так жив Пушкин!
- Про дистанции другой Александр Сергеевич сказал - Грибоедов. Не перебивай Императора! Так, на чём прервался? Значит - повелеваю учредить новое казённое заведение. Пусть будет Министерство дорог из железа. Ты предложил, тебе и карты в руки.
- Смогу ли я...
- Придётся, брат. Не забывай, в Тагиле - наши, демидовские заводы. Кому машины, локомотивы, снасти для железных путей продавать они будут? Империи, то бишь нам с тобой.
- Спасибо за доверие! А только думается мне, что дороги лучше за приватный капитал строить и деньги за перевозку брать. Где рек и морей нет, соперников не видать.
- Вижу, не ошибся в выборе. Дерзай. Но учти - за каждую копейку спрошу, и казённую, и демидовскую.
К весне Император почувствовал, что если и не вернул державе дореволюционный блеск, то остановил её сползание в овраг. Жизнь помалу наладилась.
Вернулся Строганов, коему сибирская жизнь даже на пользу пошла - свежий сосновый воздух да гимнастические движения укрепили тело, а возвращение в Москву, да с ненаглядной Юлией Осиповной и намного ранее установленного Государём срока, подняло дух. Он поклялся быть верным Императору, но только нехорошее чувство в душе Павла Николаевича угнездилось. Граф легко принял смерть Николая Романова и стал под знамёна Пестеля, сам застрелил его, теперь новому хозяину служит. Ума - палата, но куда далее повернёт человек-флюгер? А вдова Шишкова видеть не хочет сего порока, любовь глаза застит, не даёт перевести их на мужчину, во всех отношениях куда более достойного. Ну да - женатого; сие поправимо.
Скромный образ жизни, скорей похожий на спартанский, нежели привычный графу и заводчику, Павел Второй понемногу сменил на полагающийся по статусу императорский быт. В Москву в полной мере вернулась светская суета, сюда перебрались знатные семейства, не истреблённые Расправным Благочинием и не попавшие в опалу, когда Демидовы разгоняли патрициев Республики. Хоть злые языки утверждают, что двор нового императора слишком купеческий и провинциальный, уступает романовской утончённости - пусть. Новой династии позволено. Михаил Романов никак не был похож на prince charmant (8), а Рюрик вообще слыл пиратом и дикарём. Время лечит, оно же и шлифует.
(8) Прекрасного принца (фр.)
Новосветские дамы тут же окружили царя, пребывающего вдали от супруги и в досадном воздержании от плотских утех, кое тотчас было нарушено. Аврора Шарлотта, узнав о сплетнях про похождения мужа и убедившись, что он отказался от глупых мыслей бросить трон, немедленно вернулась в Москву, оставив полный Петербург расстроенных поклонников. Здесь она разогнала фавориток и прочно оккупировала мужнину спальню, чтобы ни-ни, ни шагу влево, а излишне энергические красотки были удалены от двора.
Созерцая скромные успехи свои в становлении новой Империи, Павел Второй тихонько страдал. Ни фаворитки, ни жена не ценят его как мужчину, лишь корону на пробивающейся лысине. Единственная женщина, безразличная к его царственности, отвергла предложение сердца, и он более не повторял намёков. К чему? Юлия Осиповна благополучно обвенчалась с Александром Павловичем; теперь графиня Строганова часто бывала во дворце, блистая на балах и возбуждая глухую ревность монарха, которую не могли погасить, искупить и вытеснить холодные ласки Императрицы.
Как сон, неотступный и грозный,
Соперник мне снится счастливый,
И тайно и злобно
Кипящая ревность пылает...
Бессмертные строки убиенного декабристами великого Нестора Кукольника безжалостно бередят душу. Нет в жизни совершенства!
Глава третья, в которой Россия покрывается первыми линиями железных дорог
В приближении поезда есть нечто завораживающее. Гул слышен издалека, наполняя мелким дрожанием землю, холмы и отвалы пустой породы. Затем из-за поворота выплывает дивный зверь, коего Бог создал руками человеческими. Длинный хобот, завёрнутый к небесам, исторгает жирный дым, беспечно марающий низкие облака Луганщины. Выдох зверя окутывает землю клубами пара, осаждающегося обильной росой.
Первая железнодорожная ветка, соединившая угольные выработки с причалом у Северского Донца, вызвала поначалу волну недовольства малороссийских обывателей и купечества. К тому времени река сплошь перегородилась водяными мельницами, а устроительство шлюзов для переправки угля водным путём стало в копеечку, тем паче шлюзовые расходы царским указом легли на мельничных хозяев, тут же поднявших цены на муку. Однако возмущенье скоро развеялось. Стараниями и манёврами Сухтелена, с подачи Императора ласками и сказками заманивающего ухватистых людей вкладывать в транспорт, развитие дорог принесло краю быстрый расцвет.
Обещание вернуть магометанам, выселенным за Урал при Пестеле, право селиться на прежних местах, Государь обставил теперь непременным условием: отработать на строительстве железных дорог, куда и православных перебралось множество, бывших крестьян, оставшихся не у дел из-за чудесной земельной реформы фюрера.
Прибывшие в Малороссию англичане с удивлением увидели, что здесь и не думают заказывать выделку локомотивов у легендарного Стефенсона. Русское подобие его 'Ракеты' с жаротрубным котлом и прямым приводом от поршней к ведущим колёсным парам весело тягало вагонетки с углём, а демидовский Тагильский пароходный завод сулил новый локомотив, по цене куда приятнее английского, если присовокупить доставку и немалый мытный сбор.
К тому же главные изобретения Уатта и Стефенсона в России запатентованы на иных господ. Без выплаты отступных в их пользу английские машины здесь работать не смогут. Таковы условия в этом медвежьем углу, однако и перспективы изрядные, оттого промышленники, давно поделившие в Англии каждый дюйм, принялись обживать здешние просторы, благо и на самом высоком уровне Россия и Альбион перестали считать друг друга врагами.
Король Великобритании Вильгельм IV, занявший престол в весьма зрелом 64-летнем возрасте, не горел желанием вступить в очередную войну, только если она не сулит исключительных выгод империи. Русские сумели убедить его в полезности союза, пусть временного и не всеобъемлющего. Оттого Персия, лишённая европейской поддержки, потерпела жестокое поражение от армянских и грузинских дивизий генерала Еромолова, отдав в откупное Юго-Восточный Кавказ. В высшей степени примечательно, что Алексей Петрович, отныне - некоронованный король Кавказа, в персидской кампании не применил ни пароходов, ни иных новомодных штучек, рождённых в Тагиле, не запросил помощи у Государя, обойдясь проверенным оружием и полагаясь на мужество казаков да горцев. Рядом с христианами рубила персов магометанская Дикая дивизия, чьи воины на Коране клялись в верности российской короне.
Иван Фёдорович Паскевич, с ревнивой завистью внимавший вестям с берегов Каспия, рычал в бессилии, не имея возможности выбить басурман из Крыма. Османы - куда более весомый враг, и Государь велел терпеть да силы копить.
А Мэрдок, убедившись, что всего лишь за год превзошёл британских соотечественников в локомотивном соперничестве, вдруг к этому делу остыл, но и к самоходным дилижансам не вернулся. Шотландец уцепился за Аносова, Кулибина, Черепановых, пытался найти ключик к сердцу расчётливого Лобачевского. Однажды выволок на свет Божий кучу рисунков, убеждая срочно озадачиться созданием водного парохода особенного вида.
- Глядите, господа: русские и европейские стимботы имеют движителем гребные колёса, напоминающие тяговую колёсную пару локомотива. Эти дикари не видят разницы между водой и железными брусьями дороги! Однако я читал про некого американца Джона Фитча, который паровую машину соединил с архимедовым винтом. Но он вскоре умер, а никто не сподобился использовать идею, она даже не запатентована. Мистер Николай Иванович, как вам этот прожект?
Лобачевский долго крутил лист, потом вынес осторожное резюме.
- Очень, очень смелая мысль. В действительности, ничего нового, каждая лопасть мельницы есть отдельный сектор винта Архимеда. Здесь тоже - подвижная упругая среда... Откровенно скажу вам, дорогой Джон, недостаточно данных для точного расчёта. Полагаю лишь, если верить вашим эскизам, нам потребно судно длиной не менее дюжины саженей и паровая машина в пятнадцать-двадцать сил. Остерегусь опережать события, однако кажется мне, что таковое механическое судно изрядно обгонит колёсное. Но с парусом тягаться не сможет. Разве что под парусом по ветру, на машине - против ветра.
Аносов, старший на нижнетагильских заводах в отсутствие великого князя, послал письмо Государю с прошением ассигновать на опытовый баркас. Чрезвычайно скоро, двух месяцев не прошло, получил всемерное одобрение. Павел Второй направил алчное око на южный берег Каспия, да и к кампании вокруг Крыма флот нужен. Корабль, движущийся в штиль и против ветра, как нельзя ко двору окажется. Пусть и не сразу: суда столетиями улучшаются, от поколения в поколение, а парусно-паровые едва появились. Но пробовать нужно, даже рисково, иначе опять плестись в хвосте у западных заводчиков. Оттого к лету 1830 года невеликая уральская речка Тагил приняла в свои мелкие воды диковинную лодку с одной мачтой и трубой, вызвав массу домыслов у местных обывателей.
Творческие метания Мэрдока внесли сумятицу. Государь и владелец частного Демидовского завода в одном лице велел Аносову не распыляться на излишние новшества. У предприятий есть задания, под которые трачены деньги, ударено с покупателями по рукам. Поэтому шотландец принялся порхать эдаким мотыльком с гаечным ключом в лапках, оправдывая денежное довольствие каскадом идей, а заводы продолжили работать по разнарядке, отправляя сотни паровых машин со снастями по всей России, заменяя непостоянные и не слишком благонадёжные ветряные и водяные механизмы на мощные паровые приводы. Да и с наземными пароходами дело не осталось на месте. Один подобный аппарат весьма поразил Императора, когда тот со свитой оказал честь лично явиться в Тулу и узреть соединение двух отрезков железной дороги Москва-Луганск.
- Прошу Вас, Всемилостивейший Государь, - перед монархом угодливо склонился путейский инженер, к вящему высочайшему неудовольствию - с германской фамилий, будто своих не хватает. Он протянул Императору молот, призывая лично забить последний костыль и тем самым соединить Москву и Орёл. - Сюда извольте ударить.
На беду Государя, основательно выехавший августейший живот начисто перекрыл обзор того, что помещается впереди и ниже. При посещении ватерклозета возникали у царя некоторые трудности, ибо только на ощупь... Впрочем, здесь сие неуместно обсуждать.
Павел Второй уцепил длинную рукоятку за кончик, грохнул куда-то, отчего мелкий щебень разлетелся по радостным лицам придворных, стерев улыбки и оставив грязные пятнышки, а молот вырвался и упал на железный брус, именуемый путейцами по-иностранному 'рельса'. Император тщетно попробовал снова ухватиться за ручку, но вспомнил, что последние полгода без помощи посторонних с пола ничего не подымал.
- Довольно! Не царское это дело - молотом махать.
Государь поймал взгляд Строганова, не злой, а скорее сочувствующий, отчего ещё более выводящий из равновесия. Граф достал платок и смахнул с генеральского мундира невидимую пылинку, очевидно занёсенную случайным камушком. Юлия Осиповна отвернулась.
- Александр Павлович, справитесь?
Строганов не принялся рассуждать, что дело не графское тоже, а легко согнулся в талии, ничуть не раздавшейся со времён совместной поездки из Варшавы, и столь же легко забил костыль в шпалу. Тем окончательно уверил Императора, что пора его отправлять в отставку; ловкий царедворец умудрился бы кувалдой ногу отбить и своим афронтом заслонить монаршую косорукость. Верхом же несправедливости Павел счёл, что у Строгановых появился наследник, а Аврора Шарлотта пустая; эта отнюдь не новая мысль окончательно расстроила чувства.
И только южнее Орла, когда рельсы оборвались, Государь увидел картину, несколько успокоившую израненное сердце. Там могучий пароход, раза в полтора выше хранящихся в Кремле и увенчанный спереди широкой стоячей лопатой, сгребал землю, устраняя неровности насыпи, как, наверное, не справились бы и две сотни крестьян или переселённых магометан. Император соизволил прогуляться к нему, окунувшись в клубы пара и копоти, чтобы вблизи послушать размеренное 'буф-буф-буф' могучего мотора. Главное - на серой железной боковине глубоко выдавлен штемпель 'Старый соболь', демидовская нижнетагильская марка.
Пусть недалёкие бабы смотрят на глупости, императрица с презрением толкает в чрево, попрекая тучностью, имя основателя царской династии Павла Демидова, давшего России пароходы, навечно останется в истории страны, куда всякие графы Строгановы не попадут даже мелкими буквами.
Один из газетчиков вынес и установил дагерротипную камеру для получения 'моментальных картинок'. Впрочем, момент длинен - надобно позировать добрый час не шевелясь, что неуместно Государю, чрезвычайно занятому державными делами. Умелец не растерялся и запечатлел грандиозную стройку с землекопным пароходом. Такая машинерия в дремучей России - подлинная сенсация.
Да, газеты ликуют, но есть и другие голоса. Находятся подданные, осмеливающиеся высмеивать главный державный прожект. Поэт Дмитрий Струйский, личность ветреная и не устоявшаяся, заявил о гибели богоносной Руси, ежели пароходы заполнят не только дороги, но и реки, а потом в воздух поднимутся.
И я молю благое провиденье,
Чтоб воздух был на вечность недоступен
Бессмысленным желаньям человека.
Зачем туда, где блещет это солнце,
Переносить железный пароход
С его промышленностью жадной?
Пусть на земле для бедной, пошлой цели
Влачится он, как червь презренный...
Император, до поэтических новшеств охочий, прочитал сей стихотворный опус и в который раз пожалел о свободе слова в дарованной народу Конституции. Это же не значит - можно болтать всё, что Бог на душу положит!
В то время как Мэрдок носился по реке Тагил, бесконечно опробуя на 'стимботе' винты разного вида, Лобачевский, насколько это возможно было среди лавины заданий по расчётам, замкнулся и часами не выходил из флигеля демидовского дома, для проживания ему предоставленного. Шотландец ворвался к нему в конце августа, с всклокоченной мокрой головой, кровавой ссадиной на лбу и огнём в глазах, безумных даже для семейства Мэрдоков.
- Получилось! Чёрт побери, получилось!
Математик, спокойный как таблица логарифмов, воззрился на Джона.
- Говорите толком. И почему вы такой мокрый?
- Ерунда, - отмахнулся изобретатель. - Как только этот дикарь Данила резко клапан дёрнул, лодка рванула, словно за ней дьявол погнался! Я вылетел в воду.
- Потому что смотрели не за машиной, а свесились к винту у кормы. А ежели б вас лопастью порубило?
- Чушь, - беспечно заявил тот, к которому композитор Глюк являлся чаще, нежели к остальным тагильцам, вместе взятым. - Жаль, бот уплыл.
- Куда?!
- Известно куда - ниже по течению.
- А Данилка?
Мэрдок развёл руками.
- Тоже в воду упал, надеюсь - выплывет. Я распорядился лодку поймать, где-нибудь к берегу да приткнётся. Не важно, цифры последнего винта наличествуют. Можете считать его идеальным, коллега! Ваш труд окончен!
- По-моему, только начинается, - Николай Иванович указал рукой на заваленный бумагами и книгами стол.
- Ну-ка, поделитесь! А то кроме как о винтах мы с вами месяца два не разговаривали.
- Охотно. Толчок мне дал арифмометр, из Англии привезённый. Как подручное средство хорош, но не более: на нём только четыре арифметических действия доступны. Стал я думать, как механическую машинку сделать, да похитрее. Лучше - чтобы аппроксимацию выводить, например, для замены криволинейной поверхности близкой к ней ломаной линией. Тот же гребной винт описать и рассчитать. Попались мне в руки труды Чарльза Бэббиджа по теории функций и механизации работы с ними. Вы в курсе, он машину для табулирования построил, удачную?
- Краем уха. Меня всегда более паровая механика интересовала, нежели чистая математика. О'кей, слушаю дальше.
- Далее Бэббидж описал принцип дифференциальной машины, а затем и аналитической, но, насколько я знаю, построить их не смог. Главное - он доказал, что возможен механизм, в котором не только исходные числа, но и манипуляции с ними задаются положением рычажков. Ваш соотечественник назвал это непривычным для русского уха словом 'программирование'. Раньше во всех механических аппаратах для изменения программирования надо было шестерёнки менять. Да и другие термины сложно на русский язык перевести, разве что крайне приблизительно - склад (store), мельница (mill), управляющий механизм (control), вход-выход данных (input/output).
- Вспомнил! - воскликнул Мэрдок. - Чтобы каждый раз рычажки пальцами не двигать и тем самым избежать ошибок дикарей, вводящих программу, он предложил картонные карты с пробитыми отверстиями, которые автоматически приведут кулисы рычагов в заданное положение. Отличное начинание, мог дорогой друг Николай Иванович. Что же вас останавливает?
Тот улыбнулся своей особенной улыбкой, не застенчивой, как у Кулибина-младшего, и не радостно-самодовольной как у шотландца. Математики витают в воздушном мире цифр и оттого тешатся иллюзией, что им открыто секретное и другим недоступное тайное знание.
- Теоретически я понимаю, как построить этот аппарат. Но он будет состоять из тысяч шестерён. Все вычислительные машины вроде арифмометра приводимы в действие мускульной силой одной руки, оттого на механизмы давление малое. Если на дифференциальный агрегат, требующий пудового нажима, подать крутящий момент с мощного внешнего привода, с той же паровой машины, зубья обломаются. То есть нужна точность часового механизма и прочность парохода...
- Или совет товарища, который в этих делах разбирается больше вас, - перебил Джон. - Во-первых, закажем у Аносова лучшую сталь, крепче оружейной. Во-вторых, дифференцированно посчитаем размер первичных шестернёй. В-третьих, это в Англии надо экономить объём и вес металла. В России главное - размах! Если приводной вал сделать толщиной с руку, соединить его с паровой машиной сил на сорок, а всё сооружение займёт сколь угодно пространства, пусть трёхэтажный дом, вас это устроит? - Мэрдок доверительно склонился к присевшему за стол Лобачевскому и положил влажную ладонь ему на плечо. - Перфокарты вырежем из железных пластин, по-русски основательно. Только обещайте мне: употребите ваше умное детище на расчёт идеальных винтов для судов любого водоизмещения, о'кей? Тогда - я с вами.
Новые паровые машины, пароходы, а теперь ещё стимботы и дифференциальный вычислитель потребовали не только металлов, угля, рабочей силы. Возросла нужда в точных станках - токарных, фрезерных, сверлильных, зуборезных. А как были выделаны первые тагильские, тут же спрос со стороны появился, и не только для российских заводов.
Аносов жалел, что в сутках лишь двадцать четыре часа, и те использовал как мог. В свободную минуту бомбил Государя и великого князя депешами, умоляя ускорить железную дорогу к Волге и от неё - к Уралу. А также соединить Волгу с Доном, если не каналом, то опять-таки железной дорогой, ибо поток угля, железа и прочего возрос неузнаваемо. Россия, пусть и с запозданием, шагнула в промышленную революцию, сила потрясения от которой не уступает декабрьскому бунту на Сенатской.
О том времени, неуловимо напомнившим энергические реформы Петра Великого и сулившим столько надежд на счастливую жизнь и лучшее будущее, в славе и богатстве, много позже писал Николай Алексеевич Некрасов:
Благодатное время надежд!
Да! прошедшим и ты уже стало!
К удовольствию диких невежд,
Ты обетов своих не сдержало.
В том, что не всё удалось как задумалось, вряд ли виноват был Государь Демидов и его нижнетагильские мастера. Страна не жила за неприступными горами и широкими морями, а неожиданный взлёт её торговли и промышленности изрядно обеспокоил соседей-недругов, такого роста не ощущавших.
Глава четвёртая, в которой османский султан желает устроить в России явление Глюка
В строгановском особняке на левом берегу Яузы, щедром презенте фюрера, оставленном Александру Павловичу и после шушенской ссылки, собрались гости. Лилось шампанское, играла музыка, кавалеры приглашали дам на круг вальса, учреждались висты, искушённая публика обсуждала новую Итальянскую оперу, Юлия Осиповна царила как всегда... Но в разговорах, танцах и даже в молчании угадывалась мрачная тень, из-за которой обрывались остроумные эпиграммы, гасли улыбки. Самые легкомысленные из присутствующих, юные девицы на выданье, и те ощущали близость трагического поворота, о коем неуместно напоминать вслух, ибо матушка тут же возбранит за mauvais ton (9). Только мужчины в курительной о предстоящей войне судачили громко и подробно, где первую скрипку ныне играли военные, даже ни разу на поле боя себя не испытавшие.
(9) Дурной тон (фр.)
Султан Блистательной Порты заявил о притязаниях на Грузию, Кубань и Приазовье, намереваясь как встарь превратить Чёрное море во внутренний османский бассейн. Павел Второй ответил предложением немедля убраться из Крыма и объявил мобилизацию.
- Александр, любезный, совсем не юн ты, как в Бородине - уже ли дома не сидится? И как бы ни был против я жандармского засилья, но в час войны московский плебс всенепременно всколыхнётся, особенно в отсутствие узды.
Хозяин приёма отвлёкся от устных баталий. Сырые и нерифмованные строки великого поэта, складывающиеся уже в некоторый стихотворный размер, подтвердили известный слух - он не отдыхает, творит всегда, без передыху жонглируя словами, подбирая их подобно крупицам мозаичного полотна.
- Прав ты, брат Пушкин, только выхода нет иного. Павел до сих пор зверем смотрит, уж год я на грани отставки. И шушуканье за спиной изрядно надоело. В речах о Бородине меня разве что ты вспоминаешь, остальные норовят попрекнуть конфузом под Муромом, где я под знамёнами Пестеля пробовал воевать Демидова.
- А сейчас царь-батюшка глаз не сводит с Юлии Осиповны и оттого к тебе неровно дышит, - добавил поэт. - Нет справедливости у государей. Меня он тоже в Крым решил отправить.
- Господи, тебя-то зачем?
- Чтоб патриотическая муза снизошла, и я, подобно Державину, отписал хвалебную оду Императору.
Строганов расхохотался, привлекая лишнее внимание.
- Что-то совсем Пал Николаич от земли оторвался, хоть и сложно ему при изрядной-то массе. Пушкина - в придворные лизоблюды! И что ты ему ответствовал?
- Государей не принято посылать на срамные уды. Сказал ему уклончиво, что искать вдохновения всегда казалось мне смешной и нелепой причудою. Вдохновения не сыщешь, оно само должно найти поэта. Приехать на войну с тем, чтоб воспевать будущие подвиги, было бы для меня, с одной стороны, слишком самолюбиво, а с другой - слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения. Это не моё дело, - Александр Сергеевич хитро прикрыл один глаз. - А чтоб не докучал мне он более, я принял с благодарностью приглашение Ермолова. Алексей Петрович - мой друг, а новая турецкая война Кавказ не обойдёт. Так что обрету в горах и вдохновенье, и толику рискованных предприятий, кои мне по сердцу.
- Мудро решил. Стало быть, до окончания войны больше не свидимся?
- Мужчины меж собой легко переносят расставание, брат. А как же с дамой сердца? - тёмные пушкинские очи качнулись в сторону малой залы, где блестящая хозяйка развлекала гостей. - Чем заменишь ночи, полные неги и страсти?
Великий поэт заговорщически понизил голос для декламации шаловливых виршей.
Я научил послушливую руку
Обманывать печальную разлуку
И услаждать безмолвные часы...
- Нехорошо пошутил-то, Александр Сергеич! - граф неподдельно возмутился скабрёзной вольности поэта. - У самого, баловня женщин и судьбы, небось не завелось сердечной привязанности, чтобы в кавказской дали сердце ёкнуло? Твой вечный стиль - стихи сложить о любви неземной, 'я помню чудное мгновенье', назавтра посвятить другие вирши иной властительнице дум.
- Вредно тебе с поэтами общаться. Сам строфой заговорил. Но ты не прав. Пройдём в зал, и там непременно познакомлю с Натальей Николавной Гончаровой, истинной belle femme. Поверишь ли, но когда впервые увидал её, она не вошла - взошла подобно звезде, затмив другие светила, - тут Пушкин взгрустнул. - И, увы, с её маменькой, которая на помилуй Бог не хочет видеть подле дочери ветреного поэта. Сие зловредное существо рассудило, что дочь интересна и модна, и для многих желанная партия, оттого скорее тщится выдать её замуж, ибо война убивает женихов. Посему, мой толстокожий друг, убегаю на Кавказ от любви возвышенной и неразделённой.
Закончился приём у Строгановых, и следующий тоже, а в воздухе таяла весна, несущая на этот раз не предчувствие легкомысленного лета, но ожидание просохших дорог, по которым пойдут войска, дабы вернуться в куда меньшем числе. Ермоловская победа над персами, поднявшая боевой дух в новой Империи, здравомыслящим людям не застила взор обманчивыми надеждами - османская армия не в пример сильнее шахской. Это поняла и Юлия Осиповна.
- Если с тобой что-то случится, я не переживу!
- Генералов редко убивают, душа моя. Скажи лучше, когда сама Москву покинешь. Дородный сластолюбец непременно начнёт домогательства.
- Сразу же, милый. Отправлюсь в Питер с Володей и Федей.
- Лучше к родственникам в Варшаву.
- Понимаю тебя. Верно, так будет лучше.
В первых числах мая на амбаркадере московского Южного вокзала генерал-майор Александр Строганов обнял жену, наследника Владимира Александровича и воспитанника - Фёдора Достоевского. Храня тепло их объятий, выехал в Луганск по железной дороге, главному детищу Императора, обещавшему стать козырным тузом в войне. Тонкая нитка из пары рельс связала центр страны с будущим Южным фронтом, дабы перевезти огромное количество людей, коней, оружия и припасов, что без водных путей ранее невозможно было бы. Она оборвалась в степях малороссийского юга, не дотянутая до Таганрога из-за турецко-татарской напасти. Западная ветка закончилась среди шахт у слободы Александровки. Её чаяли продлить в Одессу и дальше, но куда там! Не под самым же османским носом затевать строительство.
Генерал от инфантерии Иван Фёдорович Паскевич, в распоряжение коего Строганов получил предписание явиться, показался начальником огромного улья. В том улье сбилось несколько роёв, и толково управлять ими не было никакой возможности. Собранные в мирное время полки ещё находились в исправном виде, почти готовые к смотру в высочайшем присутствии, в подогнанной и единообразной форме, начищенным оружием и бравыми молодыми офицерами, для коих война служит шансом проявить себя на бранном поле, а не потерять на нём голову. Здесь, у берегов безвестной речки Кальмиус, они как по нитке разбили шатры, радуя глаз уставным благолепием и услаждая слух звуками привычных армейских дел.
Однако были и другие, и в превосходящем множестве. Запасные батальоны, где на четыре сотни недавно призванных солдат приходится два унтера и один офицер, срочно собирались в пехотные полки, сразу же испытывающие недостаток всего: оружия, формы, инвентаря, а главное - умелых командиров.
Казалось бы, с начала нашего беспокойного XIX века Россия воевала почти непрестанно, и понюхавших порох должно остаться вдосталь. Однако роспуск фюрером Императорской Армии привёл к тому, что большинство офицеров западных кровей, исключая германскую, тотчас отбыли на родину либо вышли в отставку в России. Павел Второй, наоборот, немцев обидел, среди них - стране верных и ничего против не злоумышлявших. Часть сосланных при Пестеле от службы отказалась наотрез. Из числа повешенных Благочинием, быть может, многие и согласились бы, но точно уже не в состоянии. Оттого чистенькие лакированные офицерики удивлённо смотрели на скачущих донцов и вопрошали друг дружку: 'Le cosaque?', потому что казаков кроме как на параде не видывали, а в Москве да Петербурге они иначе выглядят. Солдатскую массу, амфорную и едва необученную, салонные вояки называли презрительно - пушечным мясом, chair a canon.
- Ваше высокопревосходительство! Генерал-майор...
- Входите, Александр Павлович, и не утруждайтесь лишними церемониями. Я сейчас освобожусь.
Низенький, широкий и до странности пыльный особняк, принадлежащий местному шахтовладельцу Ивану Ивановичу Шидловскому, ныне превращённый в штаб развёртывающейся армии, гудел от топота офицерских ног, при этом накалялся подобно русской печке - май в тридцать третьем году по жаркости соперничал с июлем.
Коротконогий толстячок, протолкнувший мясистое тело в сером сюртуке среди зелёных военных мундиров, всучил Паскевичу стопку неких бумажек и настойчиво потребовал 'незамедлительнейшего их рассмотрения', после чего генерал просто отправил всю пачку в корзину для мусора.
- Довольно, Иван Иванович! Дурно сетовать на невзгоды, когда Россия в опасности не меньшей, нежели в двенадцатом году. Да и цифры вы изволили написать, Бога не убоявшись, - Иван Фёдорович глянул строго на Шидловского, который под генеральским оком стал словно бы скромнее ростом, ещё более напоминая внешностью свой дом. - Живы будем, пишите сразу на высочайшее имя. Не смею вас задерживать.
Командующий армией выразительно кивнул адъютанту, отчего тот ухватил просителя за локоток. Затем Паскевич крепко пожал руку Строганову.
- Право, не ждал здесь вас увидеть. По жандармским делам или как?
- Именно или, Иван Фёдорович. Подал прошение Государю об освобождении меня с должности товарища Министра. Здесь я вроде волонтёра. Готов командовать бригадой, а ежели не доверите - хоть в первые ряды со штыком наперевес.
- Дивны дела твои, Господи. Офицеров ни у тебя, ни у Императора не допросишься, а генералы сами в пекло лезут. Так что и не знаю, - Паскевич глянул на возроптавших штабистов, те примолкли.
Строганов кожей почувствовал осуждение. Командование К.Г.Б. да позорный поход против армии Демидова уронили его авторитет до земли. И служба при новом Императоре не добавила престижу - армейцы не жалуют жандармских. Но слова, что готов на передовую, сказаны были неспроста, обдуманно. Здесь его не ждут развёрнутые знамёна и громкие фанфары.
- Вот что, Александр Павлович, - вымолвил, наконец, Паскевич. - Располагайтесь, осматривайтесь. Завтра к десяти прошу на военный совет. Там и решим, где больше всего не хватает командующего... с вашим опытом.
Хотя на круглом малороссийском лице его не отразилось насмешки и густые бакенбарды, спущенные на щёки до губ, не двинулись в улыбке, Строганов нутром почувствовал эту колкость. А повернувшись к двери - и спиной. Но не время возмущаться, время искупать ошибки. Турецкая война даёт возможности не только юнцам, не видавшим казаков.
- Задача, - произнёс генерал, когда закрылась дверь за бывшим обер-жандармом. - В двенадцатом году он храбро воевал, помню-помню... Но, господа, я представить не могу, как назначить его над офицерами, с таким-то послужным списком!
- Сие совершенно невозможно, - подтвердил Евгений Александрович Головин, начальник штаба. - Придумаем ему какой-нибудь невидный пост, пусть отирается поблизости. Потом станет соучастником нашей победы.
Или в числе виновных поражения. Генерал Головин это вслух не произнёс, однако же неясность ближайшей баталии здесь ни для кого не секрет. Но Евгений Александрович, давая подобный совет Паскевичу, не учёл настрой опального жандарма. В годы, минувшие после возвращения из Шушенского, Строганов постоянно слышал кривотолки: Демидов его по-родственному пощадил, Шишкова упросила Императора быстрее жениха из ссылки отпустить. А уж число невинно пострадавших дворян Владимирской губернии, недолго именовавшейся Клязьминской, было воистину значительным. Положим, зондеркоманда Дубельта не слишком Строганову подчинялась - кто теперь вспомнит об этих деталях? Несколько тише вели себя декабристы с Сенатской, успевшие попасть под тяжёлую руку К.Г.Б., ибо понимали, что не без их стараний Россия получила страшные два года Республики.
Денщик помог обустроиться Александру Павловичу в доме Шидловского, начистив сапоги и прибрав форму к утреннему совету, на котором Строганов к своему удивлению узнал великого князя Анатолия Николаевича, вспомнив невольно, что при Романовых было много великих князей. Новая династия купеческого Императора не успела обзавестись батальоном августейших родственников.
Анатолий, унаследовавший демидовскую округлость лица и пухлость щёк, удержался от дородности, столь невыгодно отличавшей его венценосного брата. Впрочем, железнодорожному Министру и председателю Государственного Совета всего лишь двадцать один год, есть много времени предаться порокам. Раннее, небывалое для прежних правителей назначение на высшие посты державы странно подействовало на великого князя. Занимаясь множеством дел и будучи самым доверенным лицом Государя, он отличался крайне замкнутым складом характера, проявляя общительность лишь с близкими. И на этом военном совете, не обладая особыми полномочиями, но имея возможность в корне изменить дело, он не издал ни звука, впитывая сказанное другими.
Генерал Головин доложил общую диспозицию.
- Располагаем сведениями, что армия Махмуда II под командованием генерала Девлет-Гирея силами до ста двадцати тысяч конными и пешими ударит по русским пограничным крепостям за Перекопом и двинется на север к Днепру и Херсону. Ежели выступить немедля, предстоит марш в пятьсот вёрст, последние полторы сотни по безводной степи. За переход силы наших войск истощатся, а развёртывание на глазах неприятеля побудит того напасть в самый дурной для нас момент. Оттого имеет выгоду иной путь - севернее, к Херсону, перегородив османо-татарскому корпусу дорогу на Днепр. Тогда безводная степь - наш союзник, ибо измотает их переходом.
Слова генерала встретил глухой ропот, однако никто не высказался. Потом заговорил Паскевич.
- Сожалею, господа, гарнизоны приграничных фортов при сём манёвре обречены. Я приказал оставить по плутонгу в каждом из них лишь для видимости и отправки гонцов на случай, если турок перейдёт границу. Жертвуя двумя плутонгами, сбережём дивизии.
Понятно, даже сдавшись в плен - гарнизонные защитники приговорены. Однако ничего лучшего никто предложить не смог, оттого штабной план был принят. Удовлетворившись, Паскевич объявил, что видит залог победы в артиллерийском оружии, потому велел рассказать офицеру о бронеходах, никогда против внешнего врага не использованных.
Инженер-майор Мирон Ефимович Черепанов боком встал, показав полное отсутствие выправки и неловкость, что он, недавно ещё крепостной, чуть не на равных говорит на военном совете с генералами.
- Стало быть, пароходы, бронёй покрытые, велено бронеходами называть. По железной дороге прибыла их дюжина. Аккурат до конца недели сборку закончим, - уральский умелец развёл руками. - Тады и двигаться можем.
Командир бронеходного полка, на язык не в пример бойчее, поведал подробности. Главная часть железной повозки - рама с бронёй и колёсами, запряжённая в восьмёрку лошадей, движется на конной тяге, за ней куча повозок с остальными частями машины и углём. Оттого на один бронеход в полку без малого сотня людей и полста лошадей. А инфантерии, обученной действию в строю с пароходами, нет ещё, и служба в них куда как опаснее, нежели в других местах: турок главный пушечный натиск именно сюда направит.
Паскевич спросил о развёртывании новых полков инфантерии, выслушал, нахмурив брови. Собранные с бору по сосёнке, они и вправду chair a canon, причём мясо не только для пушек, но и турецко-татарской конницы. А Строганов, впитывая номера и названия частей, фамилии командиров дивизий и бригад, понял вдруг, что генеральские должности заняты и новых не предвидится. Оттого по окончании совета подошёл к командующему и попросил назначения в полк смертников, прикрывающих бронеходы.
- Не положено генерал-майору полком командовать, Александр Павлович, - удивился Паскевич.
- Увы, Иван Фёдорович, баталия под Муромом развенчала меня как командующего армией. Полк - самое подходящее. Разжалуйте меня в полковники, коли препятствие в этом.
- Не могу-с, генеральские звания Император утвердил. Хотя... - Паскевич хитро приподнял ус, сросшийся на щеке с бакенбардом. - Железячные наши воины просят сотню пехоты на экипаж, так что полка мало им. Усилю его и нарекаю отдельной бригадой, как раз вам по чину.
- Благодарю, князь.
- Как только примете сие нестроевое воинство, раздумаете благодарить. Ну да Бог вам в помощь!
Он с сомнением глянув вслед Строганову, у которого даже спина неким непостижимым образом выразила торжество, выпрямившись под небывало строевым углом. Верно ли доверять всецело охрану машин едва слепленной бригаде, которая первой поляжет под турецкой шрапнелью и сабельными ударами? Поэтому в бою за спиной бронеходного полка и строгановского заслона Паскевич решил двинуть ординарную бригаду инфантерии, чьи солдаты заменят павших смертников, а удача не оставит - и в атаку перейдут.
В оставшиеся пять дней до намеченного выступления всё прибывали в Александровку поезда с рекрутированным пополнением, запасами и лошадями. Император, казалось, решил выжать государство досуха, только бы выставить под Крымом победоносную армию.
Худшие опасения Строганова сбылись. Впрочем, попросившись на командование бригадой, лёгкой жизни он и не ждал.
Полки инфантерии в обновлённой Российской Империи построены по образцу, в армии именуемому 'трижды три'. Три плутонга в сотне, три роты в батальоне, три батальона в полку - или тысяча человек, включая штабных, нестроевых и приданных. Паскевич велел влить в охрану бронеходов ещё четыреста душ во главе со старым штабс-капитаном, ветераном наполеоновских войн, тремя паркетными шаркунами в офицерской форме и двумя дюжинами унтеров. Тем самым нарастил полк до подобия бригады, в которой на деле полагается быть двум полновесным полкам. На первом же офицерском совете нашёлся молокосос, посмевший попрекнуть Александра Павловича в республиканском и жандармском прошлом.
- Прапорщик, ежели считаете ниже своего достоинства подчиняться генералу, извольте подать рапорт на имя главнокомандующего о переводе. До его удовлетворения потрудитесь соблюдать дисциплину и выполнять приказания.
Юный офицер Бобров, наследник некогда громкого титула, но без состояния, особо ревностно относящийся к вопросам чести, так как иного капитала просто нет и не ожидается, нетерпеливо вскочил, опрокинув стул. Предмет немногочисленной мебелирации шахтоуправления, где с печального разрешения Шидловского разместился штаб бригады, стукнул по полу, а недовольный прапорщик выкрикнул, заглушая падение стула:
- Я подал рапорт, ваше сиятельство, - обращение к графу молодой князь издевательски выделил голосом, не упомянув полагающееся 'превосходительство'. - Смею предположить, все офицеры бригады, для коих честь - не пустой звук, последовали или последуют моему примеру.
- Вы на службе, прапорщик, а не в цирке. И перед боем чаете, чтобы бригада осталась без офицеров?
- Отнюдь. Я желаю, чтобы бригаду покинули вы.
Слово прозвучало, и в комнате повисла тяжкая тишина. Казалось, притихла даже муха, бившаяся в стекло. Для Строганова настал момент показать власть или навсегда упустить бразды правления. Он начал мягко, неумолимо усиливая нажим.
- Его высокопревосходительство осведомлён о моём послужном списке, в коем нет тёмных пятен: я верен был Императору Александру на Бородинском поле, Республике и Императору Павлу Второму. Оттого назначен на этот пост, и мне решать, что и как будет в бригаде. В бою нам надлежит охранять бронеходы, от них зависит исход - виктория или позорная ретирада. Сие опасно и трудно. Коли устрашились, прапорщик, пишите рапорт - переведу в обоз. Там вашей княжеской чести самое место.
Бобров побледнел. Весть об ужасном оскорблении непременно облетит войска.
- Вы унизили меня, Строганов. Как дворянин у дворянина я требую удовлетворения.
- Как вам угодно. По окончании войны - в первую же удобную минуту.
- Немедленно! - прапорщик уже не владел собой. - Или вам пощёчину влепить?
Симпатии присутствующих, до начала собрания находившиеся не на стороне генерала, и Боброву не принадлежали. Война - не салонные посиделки, младший офицерский чин не должен вести себя подобным образом.
- Какой же вы полагаете исход дуэли, прапорщик? - тон Строганова стал ледяным.
- Смерть одного из дуэлянтов. Или обоих. Выбирайте оружие-с, генерал.
- Понятно, - граф обернулся к майору, командиру батальона, к которому причислен был излишне резвый князь. - Распорядитесь, Фёдор Трифонович, взять смутьяна под стражу и заковать в железо. Дальше трибунал пусть разбирается.
- Суд офицерской чести меня оправдает! - гордо заявил Бобров.
- Отнюдь, - оборвал его Строганов. - Офицеры судят за попрание дисциплины. Вы же перед генеральной баталией с турками добиваетесь смерти командира бригады, не удовлетворяясь дуэлью после войны. Так что под трибунал отправитесь за измену Империи. Вопрос об офицерской чести уж не стоит, вы её, князь, втоптали в навоз безвозвратно.
Он обернулся к остальным, не ожидавшим подобного поворота.
- Господа офицеры! Ежели кто-то сомневается в моей отваге, не возражаю скрестить с ним шпагу в первый же день мира. А теперь продолжим собрание, ибо до мира нужно ещё дожить и сохранить наших солдат.
Паскевич, понимающий трудность положения Строганова, утвердил приговор трибунала. На следующее утро Боброва расстреляли перед строем.
Глава пятая, в которой армия Паскевича выдвигается наперерез османскому войску
Марш по жаркой южной Малороссии, тем паче для плохо организованного воинства, вылился в изрядное испытание духа и воли командиров. Колонна растянулась на десятки вёрст! Ударь по ней татарская конница, не избежать бы беды. Однако день проходил за днём, но ни единого вражьего всадника, ни гонца о нападении на приграничные форты русская армия не увидела.
Засуха обезводила степь. С надеждой люди смотрели на облака, изредка закрывавшие солнце; ни одно из них не превратилось в тучу, одарившую дождём. Разве что по ночам выпадала роса, чуть увлажняя землю. Наверно, к северу и в лесах пока ещё была прохлада, здесь она исчезла начисто. Тележные колёса, копыта и солдатские сапоги разбили дорогу, истолкли её словно муку. После ночной стоянки войска начинали движение, проваливаясь в пыль на два-три дюйма.
Эта пыль превратилась в истинную казнь египетскую. Она клубилась столбом, висела облаком, оседая на одежде, обуви и на лицах толстым мягким слоем, забиралась в глаза, в уши, в ноздри и рот, забивала лёгкие, вызывая хрипящий кашель. Зелёные мундиры инфантерии и артиллерии, красные казачьи кафтаны, синяя форма кавалеристов, чёрные треуголки офицеров - всё стало серого цвета, как и масть лошадей.
Люди шли, обвязавши нижнюю часть лица платками и шарфами. А когда попадался колодец, у него каждый раз норовила вспыхнуть нешуточная драка, с трудом пресекаемая офицерами. Особенно худо приходилось арьергарду. Последние полки добирались к водопою, в котором спасительная влага вычерпана до капли, выпита до грязи. Доставка воды к колонне едва спасала людей от обморока, а лошадей от падежа.
Даже самые горячие сторонники идти сразу к Перекопу замолчали, признавая правоту командующего. Вопрос в том только, как перехватить турецкую армию. От Ор-Капы до Днепра дорог мало, зато направлений много.
Генерал Паскевич как-то затребовал Строганова в походный шатёр, предложив разделить вечернюю трапезу и вызвав приступ ужаса у денщика Григория, вынужденного срочно чистить мундир генерал-майора до блеска, приличествующего начальственной аудиенции.
- Не приказываю и не неволю. Поговорить решил с вами в обстановке, так сказать, неофициозной.
- Благодарю, Иван Фёдорович.
Не глядя на дружеский, почти домашний тон, армии и военному времени не свойственный, Строганов сказал себе: командующий, вернее всего, желает поболее узнать про тёмную лошадку, назначенную на заклание в грядущей битве.
- Тогда отведайте походной кухни. Знаете ли, граф, с самого Лейпцига держу и не отпускаю наполеоновский трофей - повара Луи. Шельмец и каналья, зато готовит как Бог.
- Вот как? - носом, за последние недели не избалованным, Александр Павлович потянул тонкий аромат мяса и приправ. - Однако пленные должны быть возвращены...
- Не подозревайте меня в рабовладении. Содержание Луи таково, что не известно - он мне служит или я ему. Перед самой войной, признаюсь, прикупил я дворец Румянцева в Гомеле, он при фюрере государству отошёл.
- Потому что Николая Петровича Румянцева казнило Расправное Благочиние в 1826 году.
Паскевич неприметным движением руки подал знак денщику, тот ловко налил вино в бокалы, отменно выученный прислуживать за столом.
- Полно вам, Александр Павлович, корить себя в каждом грехе Республики. К тому же Румянцева, известного содомита, насколько я наслышан, повесили весной, когда вы ещё не оказывали благотворного воздействия на Пестеля. Не будем ворошить прошлое. А только пятьдесят один год мне стукнул. Пора думать о пенсионе и тихой старости. Что за дворец без истинно европейской кухни? Одно название. Дела без хозяина в Гомеле пришли в изрядное расстройство. Обустроюсь и перевезу туда Елизавету Алексевну с дочерьми и сыном. Не откажете навестить меня после войны?
- Почту за честь, ваше сиятельство.
- Вы ещё каблуками щёлкните, Александр Павлович! - развеселился Паскевич. - Лучше расскажите про парижскую жизнь. А я, знаете ли, только с седла Париж видел. У обывателя и завоевателя разный взгляд на вещи.
Понимая, что командующий читал и слышал про французскую столицу куда больше, чем про любой другой город мира, и лишь изучает собеседника, Строганов вернулся воспоминаниями в недавнее прошлое, которое закрылось для него безвозвратно после чёрных дней Республики. Но постепенно оттаял, вспомнил проказы, красоток, певичек, воздух Монпарнаса и Елисейских полей. Потом разговор так или иначе перескочил на К.Г.Б., отчего тональность скатилась к минорной.
- Не могу уразуметь, Александр Павлович. Вы к Пестелю пришли с верой в Республику и желанием послужить стране? В голове не укладывается, что вас влекла лишь карьера.
- Веры даже близко не было. Тогда и слепой видел, что новое государство устроено нелепо. Но приехав из Парижа и не ведая о злодействах, каюсь, оставался в плену некоторых иллюзий, а перспективы Республики казались многообещающими, оттого хотел свою лепту внести. Павел Пестель по Отечественной войне произвёл на меня впечатление человека отважного и порядочного, но не слишком умного; он явно нуждался в помощи и просвещённом совете. Когда же дело далеко зашло, я тысячу раз задумывался об отставке. Но кто бы возглавил Коллегию Благочиния? Не Дубельт и даже не Дибич - Бенкендорф. Вероятно, вы не представляете вполне, что он был за человек.
- И вы решили сдержать их, оставаясь на этом сомнительном посту. Не буду упрекать вас, граф, ибо не ведаю, к чему бы сам склонился в подобной ситуации. Ваш выбор не лишён мужества. Я как сподвижник Николая Романова был сразу же уволен со службы и взирал на происходившее издалека, даже к Демидову не примкнув. Так что не известно - чей modus operandi (10) достойнее. Скажу лишь, что в последние годы правления Императора Александра многое, слишком многое вызывало сожаление. Ныне принято эту эпоху восхвалять, сравнивая с Республикой. Россия, которую мы потеряли, хруст французской boules... Увы!
(10). Образ действия (лат).
Денщик ещё подлил вина. Отдав ему должное, Паскевич продолжил.
- Покойный Император возомнил себя великим стратегом, а русскую армию сильнейшей в Европе. Оттого опыт двенадцатого года и европейского похода мало учтён был, а введена сплошь показуха и бравада. Царя волновали парадный лоск, строевая выправка и послушание. Вы учились в Париже, а в России в то время генералы поделились на бдящих и стоячих. Не слышали? Самые бдительные не брезговали согнуться до земли, дабы проверить равнение носков инфантерии или копыт кавалерии. Некоторые же, тщась угодить государю, не жалующему складки на форме, строили отдельные мундиры 'для приёмов' стоя, ибо при попытке сесть или согнуться трещали швы. Как говаривал один штабс-ротмистр, не служба, а одни экзерциции в экзерциргаузе.
Командующий повёл рассеянным взглядом, словно созерцая минувшее, и продолжил.
- А Пажеский корпус, мой Бог, что там творилось! В дни несения службы во дворце воспитанники корпуса, одев поутру мокрые лосины, сушили их у печки на теле, а затем солдаты выносили юношей, вытянувшихся гвоздиком, и укладывали их в сани или на повозки. Так и везли во дворец, там расставляли как кукол в положенных местах. Главное - без единой складки на лосинах! Печально, что нелепо было в армии, трагично - что также во всём Отечестве. Декабристы и Пестель не могут иметь оправданья, но они вскрыли огромный гнойник, зараза от которого разъедала Россию.
Паскевич закурил трубку с длиннющим мундштуком.
- Я к тому это длинно рассказал, Александр Павлович, чтобы бросили корить себя понапрасну. Русская история - зело извилистая и непредсказуемая. Кто знает, может лет через сто какой-то новый отечественный карамзин напишет, что декабристы - ангелы во плоти и борцы за прогресс, а монархия - суть реакционная и крайне вредная штука.
Строганов сделал протестующий жест. Пестель сотоварищи опозорили Россию, как можно их обелять?
- Бумага стерпит любую глупость, не удивляйтесь, граф. Но мы живём сейчас, должны разбить турок и вышвырнуть их из Крыма.
- Вы так легко говорите об этом, Иван Фёдорович.
- Потому что знаю их. Османы сильны лишь при двух- трёхкратном превосходстве в числе, сейчас и полутора не наберётся. В артиллерии у нас преимущество, не считая бронеходов, они - тоже артиллерия, но подвижная и защищённая. Первую битву мы не просто должны выиграть. Я обязан сохранить армию достаточной силы, чтобы очистить Крым от нехристей. Тут, к сожалению, время против нас играет. Они подвозят подкрепления морем, а Черноморский флот совершенно расстроен. Хотя пару сюрпризов моряки обещают... Посмотрим!
От Паскевича Строганов ушёл в противоречивых чувствах. Решимость и уверенность командующего подкупают, но не чрезмерны ли они? И что касается планов - по Бородино хорошо известно, что современные большие баталии никогда не проходят по заранее написанному сценарию. Можно расставить орудийные стволы строго по 'Общим правилам для артиллерии в полевом сражении' генерала Кутайсова, а кавалерию и инфантерию в соответствии с наставлениями генерала Клаузевица, изгнанного из нашей армии Демидовым за германское происхождение. Далее же начнётся действо непредсказуемое. В нём, как любил говаривать штабс-капитан Толстой, как во всяком практическом деле - ничто не может быть определено и всё зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, и никто не знает, когда она наступит. Может, Паскевич и хороший полководец, но не Суворов он. Хотя тот же штабс-капитан и бригадный философ утверждает, что не только гения и каких-нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему во благо отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств - любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твёрдо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец.
- Что же вы предлагаете, Лев Николаевич? - как-то спросил у него Строганов, вытянув ноги на привале после того как батальоны разбили лагерь на ночную стоянку.
- В первую голову - не брать пленных, - безапелляционно заявил тот. - Это одно изменило бы всю войну и сделало её менее жестокой. А то мы играем в войну - вот что скверно-с, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность - вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого телёнка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого телёнка под соусом.
Тиха украинская ночь, чей покой нарушается лишь негромкими звуками отдыхающего военного лагеря. Глядя на звёзды, которые, быть может, через неделю увидят в степи одни только трупы сидящих вокруг солдат и унтеров, Строганов вздохнул и мягко возразил:
- В вас говорит горячность молодости, штабс-капитан. Не удивлюсь, если к зрелости и умудрённости опытом вы начнёте проповедовать иное - непротивление злу и насилию.
- Быть не может! Простите, ваше превосходительство, а только странно всё это - покорность, непротивление... Клянусь, что никогда подобного вещать не буду. Вдруг, не дай Бог, последователи найдутся, слово какое придумают, 'толстовство', например, - офицер даже фыркнул от неприятия им самим нарисованной картины. - Нет, уж лучше на поле боя остаться-с, в обнимку с убитым мною османом.
- Не хороните себя раньше времени, Лев Николаевич. Бог даст, до следующего века доживёте. Какие ваши годы. Вот только объясните мне, отчего ваш офицер сына на войну взял?
- Вы о Мише Лермонтове, ваше превосходительство? Не извольте беспокоиться, юнец младой да бывалый. Он под Муромом возле вас отирался, складные вирши сочинил. Чуть не погиб, его Дубельт сберёг, хоть и сам не спасся.
- Стало быть, генерала-няньки более над ним не будет. Проследите услать в обоз перед боем.
- Слушаюсь!
Вопрос - послушается ли поэт.
В мучениях, прерываемых короткими часами отдыха, с тоннами пыли на плечах русская армия вышла к Днепру, чуть не выпив его в десятки тысяч человечьих и лошадиных глоток.
Черепанов с подручными срочно наладил бронеходы. Железные повозки украсились орудиями в носовой части, прицепными тележками сзади, приобретая сходство с вооружёнными железнодорожными паровозами. Дав отдых бригаде, Строганов безжалостно начал муштру, репетируя действия совместно с бронеходами. Чтобы зря не жечь уголь, их изображали обычные подводы, а инфантерия, став в каре тремя плутонгами, училась ходить, останавливаться, перестраиваться в шеренги для ружейной пальбы. Плохо, что обращению с винтовальными ружьями, или винтовками, у коих в стволе нарезы под пули удлинённой формы, солдаты не обучены, а для экономии припасов тратить их не положено. Строганов позволил лишь выстрелить по пять раз, чтоб узнали как заряжать и целиться.
Большая же часть пехоты - со старыми ружьями с гладким стволом, прицельно стреляющими всего на несколько сот шагов. Так что Паскевич проявил благоволение, выдав винтовки смертникам.
В артиллерии тоже смесь старого и нового. Шестифунтовые бронзовые пушки (11), сохранившиеся с наполеоновских войн, а частию и отобранные у врага, в большинстве своём составляют бригадную артиллерию. А уж в конно-пушечных полках чего только нет! Пушки, единороги, мортиры от десяти до двадцати фунтов самых разных систем и под какой хочешь заряд - новая имперская армия просто не успела придти к единообразию и пребывала в излишней пестроте артиллерийского оружия.
(11). Ядру весом в шесть фунтов соответствовал диаметр канала ствола 95 мм. Вес иных снарядов к сему орудию мог несколько отличаться.
Однажды командир бронеходного полка сообщил о готовности и пригласил Строганова с его офицерами ознакомиться с сим необычным агрегатом, чтобы в бою пехотинцы имели представление, что защищают. Рассказывал Черепанов, не слишком ловкий в речах, но отменно знающий аппарат, коль в его постройке сам участвовал.
Диковинная железная повозка, смонтированная на толстой раме, опиралась на две пары колёс. Передние небольшие, укреплены были на тележке, напоминающей локомотивную. Задние, выше роста человека, до оси накрыты снаружи железным листом толщиной в палец. Сама ось кривой формы, в её середину упираются два бруса, названные инженером странным словом 'шатуны'. Впрочем, за этот день Строганов услышал массу незнакомых слов, и лишь часть из них имела английские и французские корни. Остальные названия придумали русские умельцы.
Боясь испачкать светлые шаровары о железные части, перемазанные угольной пылью и смазкой, старшие офицеры бригады забрались на бронеход через открытую заднюю площадку. К ней была прицеплена тележка с запасом угля и воды. Уголь забрасывается лопатой в наклонный жёлоб, по которому скатывается мимо двух высоких цилиндров, один большего, другой меньшего диаметра, опутанных толстыми трубами.
- Сие и есть паровая машина, господа, - пояснил Черепанов. - В малый цилиндр попеременно подаётся горячий пар, то вверх, то вниз. Он давит на подвижную снасть, именуемую поршень, который тянет или толкает шатун, поворачивая коленчатую ось. Частью остуженный пар и под меньшим давлением поступает в другой цилиндр. Конструкция о двух цилиндрах называется по-англицки 'компаунд'.
Офицеры просочились меж цилиндром и броневым бортом чуть далее вперёд.
- Это - топка, господа. Вроде как печь в бане. Жар по трубам подымается в котёл с водой, она закипает, пар по трубам идёт в цилиндры, из них по трубам в конденсатор, оттуда...
- ...По трубам ещё куда-то. Спасибо, господин инженер-майор. Остальные подробности пехоте ни к чему. Лучше про оружие расскажите.
Сконфузившийся было мастер оживился и протиснулся в нос. Перебивший его Строганов подумал, что в движеньи проход между раскалённым котлом и броневой наружной стенкой будет опаснее, чем место впереди машины под турецкими пулями: обняв котловое железо - изжаришься заживо.
На передней казематной площадке грозно изготовилось орудие престранной формы.
- Так что винтовальная пушка, господа, об одиннадцати калибрах длины, не бронзовая, а из англицкого железного сплава, у них именуемого 'стилл', у нас - сталь.
- Металл ладно, - вклинился Толстой, удивившийся простору позади пушки в изрядно тесном бронеходе. - А банить-то как? Кто за переднюю броню с банником вылезет? Расскажите, ваше высокоблагородие.
Вместо ответа Черепанов повернул длинный рычаг, и обращённая внутрь часть пушки откинулась, открыв канал ствола.
- Очищается и заряжается сие орудие с казённой части, пока наводчик выставляет углы прицеливания с помощью прицельной снасти господина Лобачевского. Оттого столько места позади пушки - на длину банника и откат на лафете. Ствол винтовальный, - повторился инженер, его тёмный от въевшейся смазки палец нырнул вглубь пушечного жерла. - С нарезами. Ядра и гранаты не круглые, а длинные как в винтовках.
- Кстати, про лафет. Господин инженер-майор, - снова вмешался Строганов. - Для вертикальной наводки вижу обычный клин меж станинами. А по горизонту?
- Поворотный лафет соединён с тележкой, - Черепанов показал два цилиндра и какой-то сложный механизм на полу каземата. - Так что крутим штурвальную рукоять, оттого в нужную сторону движутся и ствол, и бронеход, а в цилиндры поступает пар, чтоб вращать легше.
Офицеры поняли, что пехотная техническая премудрость, где ничего нет сложнее ружья со штыком, военному сердцу ближе. Они потрогали железные щиты, поворачивающиеся вместе со станиной и прикрывающие расчёт от пуль, осмотрели большой кованый ящик в полу для хранения картузных зарядов, ряды малых бомбард по бортам - отпугивать вражью пехоту и конницу, коли подберутся ближе двух сотен шагов. Затем Строганов спросил про крышу, закрывающую сверху паровые цилиндры и топку до котла.
- Мирон Ефимович, а крыша бронная? Солдата выдержит?
- Не, без брони. Но выдержит хоть троих. Только жарко, поди, внизу топка с котлом, дымовая труба скрозь крышу выходит.
- Не волнуйтесь, господин инженер-майор, - генерал ободряюще положил руку ему на плечо. - В бою с турками не будет прохладных мест. А наверх мы отправим стрелков да наблюдателей. Словно на корабле в 'вороньем гнезде'.
Сходство с судном обнаружил и Лев Толстой.
- Однако управление рулём и огнёвой снастью на флоте не соединено. Понимаю, что наши бронеходчики тщились упростить поворотные механизмы, но не выйдет ли это боком в бою?
- Доживём - увидим, штабс-капитан. Всем командирам батальонов - выделить по три храбреца, что в бой поедут на железных крышах.
- Или лентяев, коим жалко ноги бить, - тихонько схохмил кто-то из прапорщиков, но его услышали и засмеялись, отчётливо понимая, что скоро станет не до смеха.
Глава шестая, в которой православный булат встречается с магометанской сталью
Сначала запылала степь.
Дым закрыл южный горизонт, мрачная тёмная полоса пошла в наступление на русские лагеря. Паскевич распорядился окопать бивуаки и пустить красного петуха навстречу, как только ему доложили о прибытии офицера с донесением из пограничного поста. Гонец, полумёртвый от усталости и загнавший обеих лошадей, включая заводную, сообщил о наступлении осман. Наверно, он один остался в живых из гарнизонов.
- Кто степь поджёг?
- Не мо... не могу знать, ваше высокопревосходительство... - юноша закашлялся и ничего более сообщить толком не смог, оставив гадать - трава пылает для устрашения русских войск на этой стороне обширных полей, или её подпалила случайная граната.
Паскевич объявил генералам, что ожидает врага в течение пяти-семи дней, так как противник, развязав наступление, не остановится на пограничных укреплениях, ежели Махмуд II приказал двигать на север. Горелая степь усложнит путь и задержит, но не более. Поэтому лишь дым улёгся, на юг отправлялись казачьи разъезды, взбивая копытами золу и углубляясь до десяти вёрст, там осматривали крымское направление в подзорные трубы: облака пыли, вздымаемые большой армией, видны издалека.
Генерал от инфантерии запретил строить полевые укрепления. Османская армия будет рваться к воде, весь днепровский берег редутами не покрыть. Тактика одна - встречный бой отдохнувшей нашей армии и измотанной переходом вражеской. Посоветовавшись с Черепановым, командующий поверил его обещанию, что до Ор-Капы уцелевшие в первой битве бронеходы доковыляют сами. Выходит - освобождается более сотни подвод. На них теперь поедут бочки с водой, а также уголь для прожорливых железных чудовищ. Возле Перекопа пресной воды не предвидится.
Строганова несколько раздражала привычка Паскевича столь много внимания уделять следующей баталии, пока не выиграна первая. Даже одержав победу, вполне вероятно, что армии не достанет сил штурмовать пограничный вал. Он снесён был при Екатерине, однако татары после высадки османских войск наверняка там что-то построили.
Напряжение нервов в ожидании неприятеля достигло предела. Ежедневные наряды, учения и занятия для солдат превратились из обузы во благо, отгоняя дурные мысли, хоть и не каждый сие осознавал, бегая с ружьём наперевес по выжженной степи. Самые несущественные бытовые мелочи вдруг обрели особое значение, как и совсем пустячные события, как-то: бродячая собака забежала в расположение батальона, захромала офицерская лошадь, в небе кружит хищная птица... Голова ищет спасения, не желая погружаться в раздумья о главном и страшном.
Некоторое оживление принесло прибытие гусарской дивизии под командованием генерал-майора Дениса Васильевича Давыдова. Весёло-пренебрежительное отношение к жизни и смерти этих молодцов, которым позавидовали бы и французские мушкетёры, и шотландские королевские стрелки, было заразительным. Сам Давыдов, постаревший с двенадцатого года, оставался по-прежнему неукротимым, закатил пирушку, зазвав соседей; даже сдержанный Паскевич не препятствовал и сам с благодарностью принял приглашение - командиры дивизий, бригад и полков не должны перегореть до боя.
Звучали лихие тосты, знаменитый партизан горланил 'Я люблю кровавый бой, я рождён для службы царской!', а Строганов недоумевал, как Государь решился бросить на турок самый главный резерв - Его Императорского Величества лейб-гвардейскую Бородинскую кавалерийскую дивизию. Не хотел, чтобы отборные молодцы нагуливали жир в тылу?
Сражение, вошедшее в историю как Днепровская битва, Александр Павлович встретил, лёжа в мокром мундире на горячей крыше центрального в линии бронехода. До соседних полсотни саженей, потому бригадный генерал намеревался отдавать приказания через сигнальщика, который флажками покажет команду наездникам на других крышах, а те - дальше по цепи и своей сотне, окружающей машину... Так думалось до боя, а получилось совершенно иначе.
Девлет-Гирей вынужден был с марша развернуться и принять бой, ибо попытка уклонения привела бы к русскому удару во фланг или в тыл. Единственную возможность он увидел в опрокидывании спешно и сумбурно отмобилизованного русского войска, уповая на сей шанс всецело и призвав в помощь Аллаха.
Степь огромна. Армии сошлись же на клочке земли менее чем в десяток вёрст по фронту. На левом русском фланге пролегла изрядная балка, пехоте одолеть её не сложно, а кони могут и ноги поломать. Строганов отогнал лишние мысли. О прикрытии флангов или контр-охвате есть кому озаботиться. Для его бригады всё решится за час-полтора вкруг огнедышащих железных коробок.
В центре, где двинулись бронеходы, Паскевич перемудрил с применением артиллерии. Он счёл, что бронеходные пушки должны приблизиться на полторы версты к месту развёртывания османских орудий и выбить её, пользуясь большей дальнобойностью и защищённостью в броневых коробах. Полевая артиллерия откроет пальбу по налетающей коннице, находясь за линией бронеходов и стреляя поверх голов... Никто и никогда в этом веке не расставлял пушки столь необычно, однако никто не пользовал их совместно с бронеходами. Опыт нарабатывается на русской крови.
Одна ошибка сказалась, когда османские орудия загрохотали первыми. В облаках пыли и дыма, заполнивших турецкие позиции, ни один Финист Ясный Сокол не рассмотрел бы, как их артиллерия снимается с передков и поворачивается дулами вперёд. Просто в один момент донеслось приглушённое бабаханье, среди мутной стены над позициями мелькнули вспышки наподобие зарниц при грозе, а в сторону бронеходов рванулись по воздуху зловещие чёрные точки.
Строганов заскрежетал зубами. Мусульмане стреляют плохо - облака золы и песка мешают их наводчикам. Но и нашим они не в помощь! Значит, артиллерия в этом бою не оправдает надежд. Но, по крайней мере - постарается, заявила пушка центрального бронехода, оглушительно рявкнув.
Железная кровля, разогревающая больше и больше с каждой минутой, сильно вздрогнула, будто по ней ударили кувалдой, уши заложило близостью выстрела, спереди заволокло пороховым дымом. И это только начало! Пушка палила, наверно, до двух раз в минуту, с обеих сторон доносилась столь же частое нестройное громыхание из других бронеходов, сзади ревели стволы единорогов, превращая горелую степь в игрище бога войны...
Строганов понял, что о каком-то управлении бригадой и речи быть не может, каждая сотня сама за себя. Самоход полз удручающе медленно, делая в час не более полутора вёрст, поминутно останавливаясь, видимо - для лучшего наведения орудия. Порой он застревал, даже на мельчайших подъёмах и неровностях, тогда пехотинцы наваливались на его корпус и прицепную тележку, проталкивая вперёд многопудовую и непрерывно палящую громадину. Но это пока татары не прорвались вплотную.
Пехота дала залп с полуверсты, успела дважды перезарядиться, ибо конникам пришлось преодолеть груду человечьих и конских трупов, что во множестве устилали степь после каждого залпа. Вразнобой бахали бортовые бомбарды, засыпая кавалерию дождём из картечи. Пушка опустила ствол, бросив артиллерийскую дуэль, и буквально вымела пространство перед машиной.
Но этого оказалось мало. Османы прорвались в прорехи между бронеходами. Русская пехота стала в кольцо, ощетинившись штыками. Но винтовка - не пика, в поединке с саблей всадника она здорово уступает. Вокруг железного островка воцарилось побоище. Страшные крики коней, получивших штыковые удары в грудь, одиночные выстрелы, вопли людей, разрубаемых на скаку и растоптанных копытами - всё это слилось в кошмарную какофонию... И длилось не более трёх-четырёх минут, показавшихся вечностью, пока набежавшее подкрепление не расстреляло всадников слаженными ружейными залпами.
Граф зарядил четыре двуствольных пистолета и безжалостно переложил мёртвое тело одного из стрелков, пристроив поверх него винтовку как на бруствер. Бронеход тронулся вперёд, снова заработало орудие.
Ближайшие машины сохранили подвижность. Дальше соседней ничего не разглядеть из-за пыли и дыма. Ответный огонь мусульман притих - прорва гранат и ядер, отправленных на их позиции, скорее всего, повыбила орудия и канониров. А примерно через час после первых выстрелов османы кинулись в повторную кавалерийскую атаку.
Дальнейшее помнилось смутно. Разрядив пистолеты, Строганов скатился сзади на сцепку с прицепом, но не успел спасти кочегара; когда он ткнул шпагой в грудь кавалеристу, кривая сабля уже перерубила шею русского. Тела упали под колёса прицепа, а граф в каком-то боевом безумии бросился на татарина без шапки, с круглой лысой головой, сорвал его с коня и проткнул уже лежащего на земле.
Потом Строганова сшиб конь другого османа, и генерал пришёл в себя только под днищем бронехода. На лицо капнула горячая смазка с шалнера передней тележки. Огромные шатуны, образующие букву V с кривой колёсной осью в основании, медленно провернули эту самую ось и проползли в считанных дюймах над вжавшимся в песок телом, затем машина замерла.
Он выполз наружу, ожидая худшего - турки порубили остатки охранения и перебили экипаж. Однако земля мелко задрожала под тысячами копыт. Гусары в коричневых мундирах Ахтырского полка понеслись вперёд мимо замерших железных колесниц, которые вскоре прекратили пальбу, опасаясь накрыть своих. Пушки бабахали лишь справа, не понять - наши или чужие, скоро стихли и они.
Обессиленные уцелевшие солдаты строгановской бригады вперемешку с остатками подкрепления повалились на землю. Поднимать и строить их на случай внезапного османского налёта генерал не пробовал - у людей тоже есть предел выносливости.
В какой-то отстранённости Александр Павлович увидел, как унтер, отдыхавший у тележки бронехода, встал и запросил подмоги, не имея возможности облегчиться. Форма, забитая пылью и золой, пропиталась паровым духом. Теперь она высохла на солнце, которое постепенно пробилось через опадающий дым сражения, и превратилась в панцирь - руку не согнуть, до шаровар не дотронуться. Куда там Пажескому корпусу с натянутыми лосинами... Да и собственный мундир, что строился в Москве у лучшего портного добрых две недели, ничуть не краше; Григорий придёт в отчаянье.
А вскоре прискакал вестовой от Паскевича - пехоту вернуть в лагерь. Виктория!
Вечером в шатре командующего Строганов, чистый и переодетый, поймал себя на мысли, забытой с восемьсот двенадцатого года. Тогда неделями отступали от границы к Смоленску и после короткого боя - к Москве. А Бородинское побоище длилось неполный день. Странная она, хронология войны. Бесконечные переходы и ожидания занимают несравнимо больше времени, чем собственно сражение с неприятелем.
- Поздравляю, господа! - радостно заявил Паскевич. - Победа одержана с малыми потерями, меньше пятнадцати тысяч убитыми и ранеными. Захвачена турецкая артиллерия, припасы и обоз, армия противника рассеяна. Частности обсудим потом, а теперь считаю своим долгом сообщить: все полки, бригады и дивизии действовали отменно. Мы остановили османское наступление!
Естественно, битва сложилась не по плану, с досадными, но допустимыми от него отклонениями. Разделённая надвое артиллерия выполнила генеральную задачу. Бронеходы и расположившиеся за ними батареи перемололи турецкие пушки. Главное - Паскевич угадал, что Девлет Гирей предпримет охватывающий манёвр справа от русского центра. Там выстроилась вторая часть артиллерии, а прикрывавшая её инфантерия встретила османскую конницу дружными залпами; до штыков не дошло. Расстроенное шквальной пальбой турецкое войско дрогнуло и под натиском русской кавалерии побежало - изрядная часть западнее к Днепру, где казачий резерв снял кровавый урожай. Остальные повернули обратно к Перекопу, через безводную выжженную степь, положившись на милость Аллаха.
Военный совет, окончившийся решением дать краткий отдых войскам, плавно перетёк в иной вид собрания, когда командующий позволил открыть запасы с вином. Праздновали, а в лазаретах умирали раненые, упокоенных собирали в большие братские могилы, дабы вскорости похоронить. Так заведено у магометан, и сие разумно без различия от вероисповедания, ибо под ярким солнцем разложение начинается быстро.
На следующий день командующий беседовал с генералами по отдельности, уделил время и Строганову.
- Благодарю и хвалю, Александр Павлович! Наслышан о мужестве, когда не побрезговали лично поучаствовать в рукопашной.
- Спасибо, ваше высокопревосходительство, однако пустое это. Как бронеходы двинулись, да пылюка поднялась, я утратил всякую связь с бригадой. А что глупости говорят: 'вдохновил примером' - не верьте. В той грязи солдат с генералом на одно лицо, да и видели меня только защитники ближайшего бронехода.
- Не скажите, скромный вы наш. Слава после боя работает, солдаты за вами хоть в пекло готовы. Как же - генерал и боевую задачу выполнил, и не струсил рубиться на переднем крае, и выжить сумел. Виват!
Граф печально улыбнулся.
- Воля ваша оценивать мои деяния столь лестно, Иван Фёдорович. Однако про новое пекло расскажите подробнее.
- Э, нет! Вы, Александр Павлович, вчера изрядно рисковали, ваш ангел-хранитель устал. Понимаю-понимаю, - генерал выставил вперёд ладонь. - Снова ищите искупления прежних грехов. Не достаточно ли?
- Это Господу одному известно. Лишь он вправе возложить на меня, Дубельта и Пестеля вину от злодейств казачьих зондеркоманд или снять её. Не возьму на душу грех гордыни, чтобы подсказывать Всевышнему или угадывать его волю. Поэтому моё искупление не имеет границ.
- Казнить себя пуще Господа - тоже гордыня, по моему разумению, - покачал головой Паскевич. - Хоть в этом я и не силён. Тут лучше с батюшкой поговорить.
- Исповедовался, причащался. Они лишь одно твердят - всё в руце Божьей, пути Господни неисповедимы. Оттого прошу, Иван Фёдорович, отправьте меня на самое горячее место в следующей баталии. Вчера не подвёл, и дальше не оплошаю.
- Не знаю, что и сказать, - Паскевич чуть пожал плечами, отчего дрогнули золотые шнуры на эполетах. - Разве десант за Перекоп, но это чистое душегубство, граф.
- Или спасение души. Не томите, ваше высокопревосходительство. Если требуется с моря высадиться в тылу у осман - так тому и быть. Только флот их силён, пустит ли к крымскому берегу?
- Вынужден будет, но опасность останется велика. Прошу об одном - уцелейте, граф. Война окончится, почту за честь назвать вас другом.
Пока совещались генералы, в степи появились курганы из песка. Татарин из пленных, заявивший о духовном звании, что-то заунывно затянул у могилы соплеменников. В полуверсте батюшка отпевал православных, а юный поэт Миша Лермонтов, не усидевший в обозе и едва спасшийся, прошептал, глядя в сторону Тавриды, где армию Паскевича ожидала главная и не менее кровавая битва:
Взгляни, там зарево краснеет:
То битва семя смерти сеет.
Очередная посевная наметилась на две сотни вёрст южнее, недели через полторы после битвы у Днепра. Она началась с крика вахтенного матроса линейного корабля 'Бейлербей Хасан', увидевшего паруса на юго-западе, где Каркинитский залив соединяет свои воды с открытым Чёрным морем.
Эскадра, включавшая кроме флагмана три линейных фрегата и корвет, перекрыла Крымский берег Перекопского залива, дабы воспрепятствовать высадке русских в тылу крепостного вала Ор-Капы. Слух о разгроме достиг этих мест через двое суток, принесённый уцелевшими янычарами, что осилили обратный переход в Крым, и никак боевого духа не поднял.
Тревога, сыгранная на пяти османских кораблях, отменена не была, однако напряжение спало, ибо пришелец оказался один и невелик, не более двух тысяч тонн на глаз. Вдобавок русский, лавируя против ветра с корветским парусным вооружением, пустил чёрный дым из тонкой трубы позади грот-мачты. Стало быть, это не настоящий военный корабль, а снабжённый несколькими пушками пароход. Большие гребные колёса, непременный атрибут паровых торговых посудин, изрядно снижают скорость. Манёвренность в узких гаванях да способность кое-как выгребать точно против ветра - все их преимущества.
Потому турецкие капитаны, находившиеся вдобавок с наветренной стороны, разглядывали корвет с явной усмешкой, полагая, что отчаянный русский капитан лезет в западню. Затем паровой корабль повернул и с расстояния полутора миль пальнул пушками правого борта с небывалой для сей дистанции точностью, уложив ядра в печальной близости от флагмана. Только после этого зазвучали команды, расправились паруса, с грохотом поползли якорные цепи.
Османы вышли на охоту, обладая несомненными преимуществами. У них больше кораблей, мощнее артиллерия. Они находятся сверху относительно ветра. Наконец, дерзкий корвет имеет меньшую скорость - вместо мачты труба, гребные колёса тормозят, и это будет для него фатальным, если Аллах не оставит мусульман своей милостью.
Меж тем русский добился попадания, вызвав нешуточный пожар на турецком фрегате, и начал движение к открытому морю, спасаясь от преследующей тройки; лишь флагман остался на якоре, охраняя тыл Ор-Капы. Пароход продолжил отстреливаться, но уже только из пары кормовых ретирадных орудий, потом вдруг из его трубы повалил очень густой дым, он увеличил дистанцию и круто свернул влево. Ставши против ветра, совсем убрал паруса.
Турецкие капитаны не поверили глазам! Русский гяур описал циркуляцию большого радиуса и оказался выше по ветру, имея теперь и преимущество в скорости, и занимая нужное ему положение, а немногочисленные пушки разили с ошеломляющей точностью, добиваясь попаданий с мили-полутора. И никаких гребных колёс... Что за шайтан толкает его по морю?
Затем курс пересекли обычные фрегаты, явно старой постройки, не обладающие паровым устройством, зато количеством стволов не уступавшие кораблям Блистательной Порты. Османские моряки попали в артиллерийскую вилку, имея повреждения от пальбы парохода. Турецкий фрегат и корвет вышли из боя, взяв курс на юго-восток.