Эпоха героев и перегретого пара

- I'm sorry, - заявил новорусский инженер, для демонстрации богатства постоянно теребивший массивные золотые часы на золотой же толстенной цепи. Прожив годами на Урале, он даже несколько освоил язык 'дикарей'. - Промышленный выработка порох из клетчатка есть не существует. Это эксперимент. Не будет быстрая стрельба если банить ствол после каждый выстрел.

А такие фабрики не входят в число демидовских предприятий. То есть из лучшего в мире оружия нечем стрелять. Прискорбно-с.

В заключение визита Паскевич познакомился с новым обитателем тагильского олимпа - инженер-генералом Карлом Андреевичем Шильдером, отличающимся от прочих более, нежели франтоватый шотландец от крестьянски-простого Черепанова. Генерал был одержимым изобретателем в лучшем и худшем смыслах этого слова. В лучшем - потому что жить не мог и не хотел без новых идей и изобретений, поражая даже Кулибина широтой взглядов и интересов. Но его одержимость развивалась лишь в одном направлении - воинственном. Фельдмаршал подумал, что для Шильдера наполеоновские войны не кончились. Слов нет - патриот и человек достойный, но уж слишком снедает его мысль одарить Россию самым совершенным оружием, дабы Европа в слезах и в страхе упала на колени, потеряв на полях сражений миллионы подданных.

Прославился он минным морским оружием, в том числе подрываемым с берега гальванической снастью академика Якоби, первым смог испытать его и добиться принятия Адмиралтейством донных и якорных мин. Бурный полёт военной фантазии подсекла революция.

Родившись в Витебской губернии в семье купца немецких кровей, Шильдер не был изгнан из армии. До этого при Пестеле он получил чин инженер-генерала... и ни единого рубля на военные опыты. Фюрер, сам наполеоновский ветеран, решительно не понимал, какое отношение диковинные корабли, морские мины и уж совсем безумные гальванические снасти имеют к инженерному делу, кое включает в себя лишь науку строительства укреплений, мостов, переправ, а также рытья подкопов под крепости с целью подрыва стен. Остальное - от лукавого.

Павел Второй изгнал из армии большую часть генералов 'неправильной' нации. Только при регентстве Шильдер смог устроиться на службу, и не по Инженерному департаменту, а через Адмиралтейство, уговорив тамошних высших чинов на субсидии прожекта 'потаённого судна', которое не без гордости продемонстрировал Паскевичу.

- Признаюсь как на духу, ваше высокопревосходительство, выделанное целиком из металла подводное судно придумал не я, а минский дворянин Казимир Гаврилович Черновский. Трудно в это поверить, он подробно описал его, будучи закованным в железа и заключённым в крепость.

- За что же?

- При Александре Павловиче ещё. Польскую шляхту арестовывали тогда без разбору за малейшее подозрение на бунт.

- Я осведомлён, - кивнул Паскевич, знающий о польских чаяниях от Юлии Осиповны достаточно подробно. - Помню их призывы: незалежность Речи Посполитой, ещче Польска не згинела, долой русскую оккупацию, et cetera.

- Письмо путешествовало по канцеляриям и попало-таки под высочайшие очи, но уже фюрера. Свободу Польше он дал, Черновского выпустил. На опытовые дела, как и мне, Республика не ассигновала ни рубля. А летом двадцать шестого К.Г.Б. арестовало его вновь. Шляхтич заявил, что с его Родиной поступили подло, не отдав 'исконно' польские земли - Минск, Витебск, Гомель. То бишь всю Белую Русь до Смоленска и Малую до Днепра. Сгинул в Тобольске, а бумаги его сберёг и мне передал инженер-генерал Питер Базен, получивший их из рейхсканцелярии. Не только сохранил, дополнил изрядно. Предложил поставить медную зрительную трубу с зеркалом, дабы из-под воды обзор иметь.

За этим разговором они пересекли огромную площадь демидовского завода, направляясь в дальний сарай, охраняемый отдельно матросами с винтовальными ружьями. Рядом в валенках чудовищного размера скрипел снегом Мирон Черепанов. Часовые проверили не только Паскевича, но и обоих инженер-генералов, коих наверняка видели сотни раз.

Здесь всё также промёрзло, как и на улице. С каменного полу был убран снег, царил полумрак, чуть рассеиваемый узкими оконцами в вышине. Среди рукотворной таинственной пещеры на деревянных козлах притаилось нечто, чему в нашем языке не сыскать нужных слов, кроме совсем уж коротких и выразительных.

Железное и сильно вытянутое яйцо с острым носом, склёпанное из листов, походило на странную рыбу. О водном назначении говорил рыбий хвост на корме и гребной винт. Считая сие чудовище судном, длинный металлический брус, торчащий впереди, правильно именовать бушпритом.

На спине у яйца (представим на миг - у яиц бывают спины) вырос горб овального сечения, к которому сверху прилепился паровой катер вроде участвовавших в бою вместе с фрегатом 'Паллада', вдвое примерно меньший, нежели нижняя часть.

Обретя дар речи, Паскевич заметил:

- Изрядно, видать, пана Черновского в каземате пытали.

- Нет, ваше высокопревосходительство. Он предложил обычную субмарину. Новое в его прожекте было выполнение целиком из металла, а не дерева, как выделывали до того, воздушные меха внутри, наполняемые водой для погружения, да ручной привод на вёсла-гребки. Такое судно я построил в Кронштадте, не имело оно успеха.

- Отчего же?

- К величайшему моему сожалению, Иван Фёдорович, многие вещи, кажущиеся очевидными в камере Шлиссельбургской крепости или за удобным кабинетным столом, на море иначе выходят.

- Расскажите, не томите уж.

Кивнул и молчаливый Мирон, пожелавший ещё раз услышать о давнем конфузе Шильдера.

- В ту пору я думал, что лодка с успехом способна под водой двигаться усилиями одних только матросов, качающих по бокам гребные вёсла, устроенные наподобие гусиных лапок. И вот, в присутствии инспекторов Адмиралтейства субмарину мою отбуксировали пароходом к брандвахте Северного фарватера. В лодке находилось восемь человек экипажа, а для лучшего во время опытов управления я стоял вне трюма на палубе, привязанный и погруженный в воду по грудь в непроницаемой одежде и с плавучими поясами.

- Привязанный? - охнул Паскевич. - А вдруг бы она погрузилась на сажень, захлебнулись бы?

- Новое дело всегда рисковое, - парировал Шильдер с бравадой, скорее уместной юнцу, а не зрелому генералу, ветерану нескольких войн.

- То есть субмарина ваша двигалась вся под водой?

- Да-с, Иван Фёдорович, над волнами только я по грудь, порой волны меня с головой накрывали, да железный шест за спиной. Впереди - двадцатифунтовый бочонок с порохом на гарпуне. Так и плыли мы, к старому торговому судну, списанному за ненадобностью. Взрывная снасть была приткнута к тому судну удачно, сама же лодка течением была увлечена под киль судна, но железные шесты с флюгаркою удержали её, и плывший сзади катер взял нас на буксир. На инспекторов Адмиралтейства сии потуги впечатление произвели дурное, испытания были прекращены. А потом случай свёл меня с господином Мэрдоком, пригласившим сюда. Так и родился 'Тагил'.

- На субмарину приладили паровой двигатель на земляном масле, - догадался Паскевич. - Но как, скажите на милость, он работает под водой?

- Для этого и пристроена верхняя лодочка. С виду - плывёт себе паровой катер. Ежели ядрами его обстрелять, трубы и палуба толстобронные, выдюжат. А если и нет - достаточно бочек с пробковым деревом нагрузить. Лодочка не даёт 'Тагилу' вниз уйти, ровно на малой глубине держит.

- Мирон Ефимович, как считаете, не жарко будет под водой?

- Вестимо. Однако же ничего не буду утверждать, пока по весне на Волгу 'Тагила' не свезём, там опробуем, - осторожно ответил тот. - Воздуходувные меха большие, с Божьей помощью справятся.

- Быть может. Только вот служба на таком судне - проще сразу на себя руки наложить. Скорость не выше чем у парового катера. Стало быть, противник сможет лодку догнать, высадить пару матросов на палубу, духовую трубу заткнуть, в дымовую воду залить. Найдутся доброохотники?

- Как не найтись, - усмехнулся Шильдер. - Все мы люди русские, даже я в некоторой мере, немцем рождённый. Ночь - наша союзница. И подкрасться тихо, и убежать подсобит. На большие расстояния предпочтительно на буксире возить. Зато как на рейде внезапно взорвутся лучшие корабли, турецкие берега услышат это страшное для них слово, - он напрягся, затем грозно и громко выкрикнул: - Тагил!!

Князь на минуту представил железную бочку в форме яйца, увлекаемую течением под киль судна-мишени, к которой привязан отважный генерал, экипаж внутри заливаем водой с переговорной трубы, вокруг плавают бочки с порохом и заряжёнными запальными снастями... А Шильдер говорит об этом спокойно и считает практически нормальным. Вот что с расчётливыми, аккуратными и осторожными германцами делает земля русская! У нас воздух такой особенный?

В вагоне московского поезда Паскевич, перекладывая сделанные на Урале записи, вдруг догадался, как склонить в нужную сторону упрямого Военного министра Чернышёва. Сейчас тот радеет за закупки лошадей, ибо дружен с коннозаводчиками. Но есть не менее прибыльные подряды, к коим руки Демидовых не добрались: земляное масло, пироксилиновый порох и множество других. А нужда в военных закупках этих припасов непременно будет расти. То-то генерал возрадуется лишней возможности руки погреть.

Главное же - иметь в мирное время армию, способную быстро и смертельно ударить. Победа над Наполеоном, наступившая после затяжной войны, далась ценой огромных потерь. В Париже по пути в Лондон Строганов подарил фельдмаршалу тонкую книжицу на французском языке, перевод с китайского. Древний автор писал, словно жил не тысячу лет назад, а в наше время: 'Никогда ещё не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству. Поэтому тот, кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны'. (21)

(21) Сунь-Цзы. Искусство войны.

Куда дешевле построить бронеходы и потаённые суда, кои сразу отобьют у неприятеля охоту продолжать меряться силами с русскими, нежели оплачивать многолетнюю войну.

Глава пятая, повествующая о новой встрече Строганова с Паскевичем и её последствиях

В начале весны сорок первого года Александр Павлович, продолжающий существование под личиной мещанина Трошкина, не дождался мая месяца, на который уговорена была передача очередного полумиллиона, и нашёл фельдмаршала в Москве. Фёдор Иванович, ожидавший сего визитёра не с большей радостию, чем поход к зубному доктору, вздрогнул, услышав доклад лакея. Князь лишь час как проснулся в своём московском особняке, воскресный день не предполагал трудов и волнений. Тут на тебе - утренний кофий безнадёжно испорчен.

Паскевич туже завязал бордовый атласный шлафрок, придавая фигуре мундирную подтянутость, и велел проводить гостя в гостиную.

- Доброе утро. Чем обязан?

Длинный халат с малиновой феской на голове придал фельдмаршалу неприятное сходство с османским беем. Строганов сдержал раздражение, вызванное этим напоминанием о годах турецкого плена, и начал вежливо:

- Здравствуйте, Фёдор Иванович. Не волнуйтесь, о финансах поговорим в мае, как условились. Вероятно, в этом году попрошу вдвое больше, и на сём прекратим выплаты. Удачно вложенные деньги делают новые деньги. Ну да не о том речь. Тучи сгущаются, и я хотел бы сослужить службу Отечеству по военной части.

- Объяснитесь, сударь. Признаться, после лондонской истории... - голос князя невольно дрогнул, но он моментально овладел собой и твёрдо продолжил. - После той истории мне решительно не с руки вообще затруднять вас какими-либо поручениями. А также рекомендовать другим господам.

- Понимаю, - миролюбиво согласился Строганов, машинально поглаживая шрам. - Искренне соболезную. Вы продолжаете считать меня виновным в его участи.

- А кого же, позвольте спросить?

- Если вы не запамятовали, я выручил его из ловушки Кунардов и не советовал возвращаться в Портсмут; он поступил по-своему. Увы, ссора с американскими моряками, только сошедшими в порту, вне моей компетенции. Это судьба.

- Так ли это, граф? Какого чёрта вы устроили цирк со вторым поджогом? Спалили две дюжины людей за просто так?

- Вы позволите мне, наконец, присесть? Правила хорошего тона никто не отменял.

Князь, готовый сорваться на необратимые оскорбления, нехотя буркнул:

- Садитесь.

Сам присел в кресло напротив, отделённый от бывшего товарища низким пустым столиком, тем подчёркнув - рядом с вами мне не место.

- Вы упускаете, Иван Фёдорович, что в основе моего шантажа, благодаря коему Фёдора выпустили во Францию, была угроза мстить Кунардам безотносительно обстоятельств его смерти. От того, что промышленники не побежали в полицию, эта угроза всё равно была известна в определённых кругах. Я не мог сохранить Кунардам жизнь, иначе нас перестали бы воспринимать всерьёз.

- Вы чудовищны, Строганов.

- Не буду отрицать. Играя с англичанами на их поле, я не могу быть иным.

- Что же вас держит в Британии? - Паскевич откинулся на спинку, сцепив руки на животе. Дела изуродованного человека его не интересовали, но какое-то болезненное любопытство заставило задать этот вопрос.

- Множество причин. Что мне делать в России, проживая под чужим именем? Англия - враг моей Родины, там я свободен от многих правил. Вы же понимаете, что упомянутые activité в отношении Кунардов не совершены в одиночку. Пришлось затеять организацию лондонского преступного мира.

- Мерзость. Как не противно вам, русскому дворянину?

- Ничего необычного, князь. В восточном плену я уяснил, что двойная мораль становится нормой современного мира. Повторяю, в Англии я на вражьей территории. Её жители - основа мощи государства противника. Поэтому даже нонкомбатанты рассматриваются только в этом ключе. Они трудятся на заводах, делают бизнес, тем самым умножая национальный капитал. Преступные банды отравляли их общество изнутри, но не слишком. Criminalité organisée (22) наносит ему колоссальный ущерб. Одни только поставки опиума в Англию за год возросли не менее чем втрое. Британцы готовы перебить половину населения Китая за право продавать наркотик второй половине? Браво! Тогда пусть изрядная часть имперских подданных тоже разлагается заживо.

(22) Организованная преступность (фр.)

Не скрывая презрительную гримасу, Паскевич велел принести курительные принадлежности и охватил губами чёрный длинный мундштук. Строганов предпочёл сигару. Манёвр князя он разгадал.

- Не буду отрицать очевидное - от моих предприятий дурно пахнет, и сей смрад не перебить табачным дымом, если вы на это намекаете. Кстати, судостроение и пароходную компанию Кунардов я прибрал к рукам. После гибели key men (23) они достались мне изумительно дёшево, а недовольных приструнили мои новые лондонские... гм, коллеги.

(23) Ключевых фигур (англ.)

- Занятно, - Паскевич выдохнул щедрый клуб дыма. Табак несколько притупил неприятие атмосферы в обществе графа, опустившегося до недостойных дел. - Вернёмся к цели вашего визита. На какую службу вы рассчитывали?

- По трезвому размышлению, военная стезя для меня закрыта. Генерал-майоры не появляются из ниоткуда, да в армии слишком много знакомых, кои меня опознают и раскроют инкогнито. Помните книгу Сунь-Цзы? Залогом успеха он полагал разведку и тайные деяния на вражеской земле. Выскажусь определённее. Нынешние волнения на австрийской и германской части Речи Посполитой начались не без английских денег. Как вы знаете, джентльмены ни пенса не тратят впустую. Они надеются раздуть изрядный пожар прямо у русской границы, лишь только круль польский вмешается. Турецкая угроза не отступила, но западная свалится на Россию быстрее. Сумеем немедля наказать их, и Турция присмиреет. Сами понимаете, мне не сложно наладить контакты в обоих германских государствах, в не самых почётных кругах, естественно.

- Заманчиво, но - нет, - решительно отрезал князь. - И на вражеской земле мы не можем позволить себе неразборчивость в средствах. В мае вас жду, пока не смею задерживать.

- Тогда позвольте откланяться, - Строганов встал. - Из Гомеля давно приходили вести?

- Слава Богу, все здоровы.

- Надеюсь, Володя никогда не узнает ненужные подробности. Есть правда жизни, для подрастающих умов не обязательная. Благородный разбойник Дубровский хорош только в романе Пушкина.

- Будьте покойны.

Условленная майская встреча не случилась, Паскевич отправил с деньгами доверенное лицо. Зато другие ожидания графа начали сбываться с пугающей быстротой. Польские волнения вылились в настоящее восстание. Канцлер Меттерних при молчаливом согласии императора Фердинанда I снарядил австрийские дивизии в Галицию и в вольный город Краков, Фридрих Вильгельм IV также не медлил, приказав подавить ляшский бунт на германской земле. Польский Сейм срочно выбрал нового круля, решительно настроенного - Влади́слава Понятовского, потомка Станислава Августа и внучатого племянника Юзефа Понятовского. Последнего ещё Наполеон прочил в польские монархи, оценив его потомственную ненависть к русским.

Король и Сейм поддержали польских повстанцев. В Австрию и Пруссию хлынули добровольцы из шляхетского ополчения, вооружённые за счёт польской коронной казны. Возмущённые сим вмешательством, Габсбурги и Гогенцоллерны в августе объявили войну.

Понятовский приехал в Москву в конце сентября, после долгих дипломатических реверансов в адрес Демидовых. Он беседовал с регентом, премьером и предводителем думского большинства. По окончании визита, не повлёкшего каких-либо пышных заявлений о русско-польской унии или ином участии Империи в делах бедового западного соседа, регент собрал высший генералитет.

Великий Князь Анатолий Павлович Демидов, сравнительно молодой для столь ответственного поста, ему исполнилось лишь двадцать девять, оброс бородой и внешне начал походить на усопшего брата. Внутренне их роднил купеческий расчёт - что выгодно стране.

- Как вы догадываетесь, господа, его королевское величество готов забыть вековую враждебность рода Понятовских к России взамен на военную помощь против Австрии и Пруссии.

Военные напряглись. Во-первых, выступление на стороне Польши повлечёт втягивание России в долгую и тяжкую бойню с двумя мощными державами. Во-вторых, не понятно, ради чего лить русскую кровь, не считая награды в виде соседской 'любви' от записных русофобов.

Регент усмехнулся в бороду и добавил:

- Мы ответили, что можем рассмотреть нижайшую просьбу в обмен на вхождение королевства обратно в состав России, включая земли, отбитые у Австрии и Пруссии. Король уехал в возмущении. Посему мой первый вопрос Генеральному штабу: как долго Войско польское сдюжит удерживать германскую армию без нашей помощи?

Военный министр Чернышёв ответил за штабистов.

- Ваша милость, мы полагаем, что до осенней распутицы поляки Варшаву не сдадут, а к линии от Гродно до Бреста Литовского разве что к концу зимы откатятся. Ежели вспомнить Смоленск и Бородино, паны лучше французов дрались.

- Стало быть, германцы изведут ляхов не без труда и совершенно истощившись, - подвёл черту Великий Князь. - Иван Фёдорович, наши тагильские сюрпризы веское слово скажут?

- Всенепременно, ваша милость. Коль исход войны решится в генеральной баталии - так тому и быть. Однако действия могут раскинуться на изрядные дистанции, например на Польшу и Восточную Пруссию. Так что мало нам полка бронеходов с гренадёрами. Столько же построить надо и отправить их на Кёнигсберг. На случай шалостей прусского флота на Балтике, генерал Шильдер для гостей сюрприз заготовил, потаённое судно, называемое на английский манер субмариной.

Чернышёв явно не обрадовался такому повороту, его намереньем было скорее объявить мобилизацию и побольше рекрутов набрать в кавалерию и инфантерию. Дорогие паровые игрушки он по-прежнему не жаловал. Особый снаряд против прусского флота его также не вдохновил - нет у германцев толковых кораблей, с кем силами тягаться? Но стерпел, смолчал, когда регент поспешил согласиться с Паскевичем, увеличивая казённый подряд на демидовских заводах.

- Опираясь на ваше мнение, господа, предложу думскому большинству объявить о поддержке ляхам в новом единении неправедно раздробленной Речи Посполитой. Под русским протекторатом, разумеется. С условием вхождения в Империю мы разобьём истрёпанные польской войной прусские и австрийские армии, вернём столь бездарно отданный Кёнигсберг.

На этой бравурной ноте Анатолий Николаевич распустил собравшихся и бросился принимать меры, дабы Россия к началу войны подошла во всеоружии.

За много сотен вёрст от Москвы, не ведая о том совещании, но угадывая логику происшедшего, Строганов терзался от бессилия. Он отправил письма регенту и премьер-министру, не раскрывая свою истинную личность; в тех посланиях предостерёг, насколько чревато для России затягивание её в польский конфликт, если Англия поддержит австро-прусскую сторону. Но тщетно. Даже официальные реляции о думских постановлениях, принятых с подачи короны, недвусмысленно свидетельствовали: империя прямиком понеслась в британскую ловушку как экипаж с обезумевшими лошадьми к обрыву.

На Строганова накатила чёрная безысходность. Семья потеряна, страна, искуплению грехов перед которой посвятил столько лет, стоит на краю гибели - после поражения на Западе она непременно будет растерзана османами, шведами, персами и любыми другими желающими вцепиться в тушу издыхающего колосса. Время смириться, повесить руки, уйти в монастырь или зажить пустой и равнодушной жизнью где-нибудь на южном французском берегу, начав с чистого листа?

Граф поступил по-русски: сидя в маленьком трактире на окраине Праги напился до состояния риз. Утратив всяческую рациональность в суждениях, он принял решение вывести из войны хотя бы одну часть тройственного союза Австрии, Пруссии и Англии. О том, что сие выше возможностей одного человека, после очередной бутылки наливки Строганов уже не сознавал, потому внутри себя объявил Австрию потенциально вражеской страной, на которую законы милосердия не распространяются также, как и на Альбион.

Протрезвев, не стал отступаться от надуманного во хмелю. Неоплатный долг перед Россией, накопленный за время служения Пестелю, не возмещён. Бог, отправив в османский плен, отдав Юлию в объятья Паскевича и убив Фёдора, на которого пала тень проклятия, недвусмысленно показал - надеяться на прощение рано. Конечно, смертоубийство, неизбежное в Англии и наверняка предстоящее в Австрии, усугубляет долю. Гибель слуг и членов семьи судовладельца никак не вписывается в священный газават против безбожника, спасение души отодвинулось до бесконечности... Но Строганов сделал выбор - если душа обречена на вечные муки, нужно заняться спасением России, даже если единственный человек, с коим как-то возможно было пробовать договориться, указал на дверь. В одиночку победить империю нельзя. Зато разложить её изнутри согласно заветам Сунь-Цзы вполне посильно.

С этой благородной целью граф отправился в Вену, сохраняя прежнюю личину мещанина Трошкина. Обладая средствами, он мог бы выправить себе документы любой державы, однако слишком уж приметная внешность выдаёт. Оттого и безжалостность к свидетелям: никто не сможет подтвердить в суде причастность одноглазого русского к неблаговидным делам.

Старинный город на Дунае поразил приезжего. Внешне Вена напомнила австрийского кирасира в парадном облачении - строгого, затянутого в блестящую броню традиций и консерватизма в духе Меттерниха. По сравнению с ним англичане - сплошь вольнодумцы и реформаторы. Но под кирасой пробивалась новая жизнь, и ей тесно в габсбургской клетке. Революции во Франции и России оказали своё растлевающее влияние на консервативные устои. Вдобавок, в империи как нигде остро поднялся национальный вопрос. Коренная нация - австрийцы германских кровей - составила менее пятой доли населения. Другие народы требовали если и не отделения, то автономии, признания равных прав с потомками властителей Священной Римской Империи, прекращения онемечивания.

При всех тех проблемах, Австрия внутри показалась русскому авантюристу улучшенным подобием Пруссии. Если через Берлин и окрестные земли можно лишь следовать, мечтая побыстрее оставить их позади, в этой стране германские строгие и скупые обычаи изрядно разбавлены славянской лёгкостью и мадьярской лихостью, оттого жизнь приятнее и ярче, не глядя на разрастающиеся усобицы.

До польского восстания здесь и не помышляли о собственной революции, а ветер свободомыслия нежданно вылился... в музыку! В стране, где даже гвардейские лошади скакали в ногу и вываливали каштаны только по команде и высочайше утверждённого размера, вдруг зазвучал ветреный Моцарт, ему вторил Гайдн. Бетховен, оставив мрачную Пруссию, приехал в Вену, чтобы обессмертить своё имя. В Бургтеатре звучала скрипка Паганини, позже там поставили оперу 'Летучий голландец' Вагнера.

Но не оперные любители выходят на баррикады. Очередная трещина на суровом гранитном лике империи появилась, когда в столице прогремело имя человека, коего Вагнер окрестил 'демоном венского музыкального народного духа'. Сначала в трактирах, а потом и просто на булыжных мостовых народ безудержно закружился в вальсе под мелодии Штрауса.

Музыка прославила австрийскую культуру нашего девятнадцатого века; она же предрешила закат эпохи Меттерниха. Поэтому не стоит удивляться, что Строганов остановился в маленькой гостинице, скорее даже в трактире 'У красного петуха' в венском пригороде Тури. Именно там начинал артистическую карьеру Иоганн Штраус, звучали вальсы, польки, галопы, здесь танцевали пары, соединив руки и сердца под музыку, покоряющую всю Европу.

Веселье продолжалось и теперь, только по вечерам, днём же трактир слыл довольно тихим местом, куда по приглашению Трошкина прибыл весьма необычный посетитель.

- Шолом, герр Трошкин.

Иссак Соломон был известен в Англии под кличкой Айки как самый знаменитый скупщик и продавец краденого. Он бежал из каторжной тюрьмы в Тасмании, но в Лондон решил не возвращаться, встретившись с еврейскими сородичами в Австрии, и чудесно вписался в местный криминальный мир. К его большому разочарованию, повторить английский успех не посчастливилось. Он довольствовался малым. Наступил шестой десяток, дети давно живут отдельно, занимаясь с виду законными гешефтами, жена продолжает отбывать срок, не вызывая, понятное дело, больше никаких романтических чувств. На пороге одинокая старость.

Строганов отдал должное - с признаками неизбежного приближения к последней станции Соломон боролся хорошо. Одетый с иголочки в длиннополый зауженный редингот по новейшей моде, именуемой здесь 'бидермейер', в чрезвычайно высоком цилиндре и брюках со штрипками, он походил бы на завзятого соблазнителя дам бальзаковского возраста, если бы не отвратительно длинный нос, изрядный даже для еврейского племени, и крайне неприятные глазки-буравчики, оценивающие собеседника по шкале для краденых вещей: вот бы купить подешевле, потому что ворованное, и продать подороже, как будто бы честно приобретённое. Тем не менее, он выгодно отличался от привычных до пестелевского отселения российских местечковых иудеев, в заношенных лапсердаках, чёрных ермолках, с масляными пейсами и тошнотным запахом чеснока.

К еврейскому племени граф сохранил двойственное отношение. Не слишком любил, как многие русские, при этом испытывал неистребимое чувство вины. Зондеркомманды и концлагеря были в его ведении. Не существует грехов, явных и мнимых, оправдывающих десятки тысяч еврейских могил, обильно появившихся в годы Республики.

- Гутен таг, герр Соломон. Как вы знаете из моего письма, вас рекомендовали уважаемые люди из Лондона.

- Ой вей, Лондон! Мой маленький и навсегда потерянный рай. Тяжело жить старому еврею, не имея возможности съездить на могилы дорогих родственников.

- С этим я помочь не смогу. Со Скотланд-Ярдом шутки плохи. А вот немного заработать - другое дело.

- Таки говорите яснее. Немного - это сколько в фунтах стерлингов?

- Миллион. Ваша доля. Всё, что свыше - моё. Устраивает?

- Таки вы обратились по адресу, герр Трошкин.

Маленькие глаза перекупщика загорелись. Русский выдержал небольшую паузу и взорвал бомбу.

- Я собираюсь ограбить крупнейший банк Вены. Вы поможете с исполнителями из местных. За это я плачу миллион из добычи.

Соломон никогда не занимался подобными делами, горячие каштаны из огня для него таскали гои. Однако отказываться от такой суммы не разумно. Только последний шлимазл (24) прогонит птицу удачи, посетившую старого Иссака.

(24) Горький неудачник (идиш). Как говорится, если шлимазл откроет похоронную контору, евреи перестанут умирать.

- Таки да, герр Трошкин. Я буду иметь с вами бизнес.

Одноглазый грабитель предпочёл бы иметь дело с Паскевичем и офицерами из Военного министерства. Судьба избрала иного компаньона.

Глава шестая, в которой Строганов затевает самое опасное предприятие в своей жизни

Иссак Соломон принялся собирать сведения об австрийских банках. На сей стадии подготовки граф перебрался из трактира в съёмные апартаменты ближе к центру столицы и прекратил затворничество, появляясь в опере, на скачках, а также в конторах некоторых торговых домов. Тяжеловесный дом постройки середины прошлого века имел замечательное качество - чёрный ход в проулок, где Строганов с лицом, затянутым в маску, прямиком с порога попадал в закрытый экипаж, неприметно перемещаясь по городу и тайно встречаясь с еврейским соучастником; изредка - и с другими нужными людьми. Слишком бурная деятельность неизбежно привлекла внимание тех, кто по роду службы призван не допускать противозаконных дел.

Однажды утром в последних числах августа Строганов вышел из дому не таясь и был остановлен на пути к экипажу высоким офицером с красным важным лицом и закрученными вверх тонкими чёрными усами.

- Герр Трошкин? Я - гауптман Императорско-королевской жандармерии Штерн. Есть приказ срочно доставить вас к полковнику фон Шварцу.

- Польщён вниманием, герр гауптман. Полагаю, я арестован?

- Найн, - ответил жандарм, выразительности голоса с которым поспорил бы каменный истукан. Наверно, укладываясь в постель с благоверной, офицер столь же ровным уставным тоном командовал: фрау Штерн, есть приказ вам исполнить супружеский долг. - Полковник велел выказать уважение.

А не лупить прикладом по затылку - и на том спасибо, подумал Строганов, за годы османского плена привычный ко всему. На сей оптимистичной ноте он забрался в полицейскую повозку. Гауптман утвердился напротив, вперив взгляд в 'герра Трошкина' - видно, именно так выказывается полицейское уважение. Тот с интересом рассмотрел будущего противника.

Форма жандармерии покроем напоминает гусарскую. Тот же короткий плащ поверх куртки-доломана, по случаю тёплого времени года наброшен на левое плечо и держится на шнурке. За этот плащ, ментик по-венгерски, Соломон и прочие венские уголовники именуют местную полицию 'ментами'. Как водится, меткое словечко из низких слоёв общества быстро прижилось, вошло в господский лексикон и даже употреблялось самими жандармами.

Полковник походил на гауптмана только мундиром, в остальном - совершенно иной типаж, из совмещающих армейскую выправку с интеллигентными разговорами о философии и музыке. Лицо тонкое, благородное, усы аккуратно подстрижены, и бакенбарды не пытаются достать до подбородка.

Под стать ему обстановка кабинета. С одной стороны - строгая мебель, серые и коричневые тона, даже свечной канделябр на конторке без обычных завитушек, скорее как прусский зольдат по стойке 'смирно'. Зато на полочке томики Гегеля и Канта, в одном из них в виде закладки торчит синий уголок оперной программки. Этот штрих призван убедить визитёра, что заместитель начальника венской жандармерии не чужд высокой культуры.

- Гутен таг! Присаживайтесь, герр Трошкин.

- Данке, герр полковник. Чем обязан такому вниманию?

- О, всего лишь предосторожность, - жандарм, учтиво вставший при виде входящего русского, снова устроил тело в кресле, сохраняя идеально прямую спину и слегка вздёрнутый подбородок.

Строганов много лет тщился освоить манеру сидеть вальяжно и чуть развалившись, как полагается нонкомбатанту. Но стоит лишь чуть ослабить внимание, и вбитые с детства привычки берут своё - тело выравнивается доской. Кажется, что оно готово маршировать строевым шагом, не подымаясь с кресла, тем выдаёт армейское воспитание.

- Дело в том, что мы собираем сведенья обо всех наиболее интересных фигурах из европейских держав. В Англии у вас чрезвычайно странная репутация, герр Трошкин. Вы приехали в Лондон, внезапно разбогатев в России, хотя самого простого мещанского происхождения. Так?

- Абсолютно верно. Батюшка и матушка - ординарные городские обыватели, - привычно солгал граф, начиная понимать, откуда дует ветер.

- Стало быть, с быстро нажитыми капиталами продолжить находиться в России получилось не комильфо.

- Верно, вы исключительно проницательны, герр полковник. При Демидовых бытует слишком предвзятое отношение к богатству, сколоченному в годы Рейха.

- Из награбленного у дворян, сосланных в Сибирь?

- Отнюдь! - Строганов развёл руками. - Для этого требовалось быть приближённым к Пестелю, а также, простите, носить германскую фамилию. Однако с казёнными подрядами творился тогда хаос, да изъятие пахотных угодий у землевладельцев повлекло спекуляции с землёй, в коих грех было не заработать. Не буду уверять вас в ангельской чистоте действий своих и помыслов, но разбоем на большой дороге я не промышлял.

- Допустим, - произнеся это веское слово, барон сцепил пальцы рук, образовав сдвоенный кулак, знак скрытой угрозы. - Отчего столь дурна ваша репутация в Англии? Вам приписывают убийства, шантаж, мошеннический захват судовой компании.

- При этом ничего не могут предъявить ни Скотланд-Ярду, ни суду, верно? Такова планида приезжего, обосновавшегося в Лондоне. Я скупаю фирмы, недвижимость, корабли, плачу подати наравне с самыми законопослушными подданными её величества и тем вызываю неприкрытую зависть англичан. Мало кто из них, мнящих себя повелителями планеты, достиг подобных успехов. К тому же - русский, из медвежьей страны. Полагаю, они скорее бы стерпели жида, сбежавшего из России, ибо к еврейской оборотистости привыкли. Надеюсь, в многонациональной Австрийской империи мои дела не будут омрачены местными предрассудками.

- Какие дела? - добрался до сути полковник.

- По первости - железная дорога. Гористая местность да денежные трудности после наполеоновских войн здорово задержали применение пара. Для австрийцев и мадьяр голубой Дунай - ваше всё, как и сто лет назад. Отставание от России и Англии катастрофическое, вы не находите?

- Слишком сильно сказано. Трудности - да, катастрофы в этом не усматриваю.

Как раз работаю в сём направлении, усмехнулся про себя Строганов.

- Интерес представляют ваши горные предприятия, а также банки. Деньги правят миром, Австрия - не исключение. Возможно, я прикуплю какой-либо банк или свой открою. Как видите, планы воистину бонапартовские.

- Завоевать нашу империю? - иронично поднял бровь Шварц.

- Не всю! Только лакомый её кусочек. А самой империи от этого будет изрядная польза.

- Хочется надеяться. Только ваши, с позволения сказать, методы, особенно если они в духе приписываемых вам в Англии, герр Трошкин, вселяют беспокойство. Вы встречались с Иссаком Соломоном?

- Вот оно что! Да, и не только с ним. Вы же понимаете, полковник, я - выходец из подлого сословия. Могу купить в Британии титул, но это дел не меняет, многие дома закрыты для чуждых и пришлых. Посему общаюсь с разными людьми, с некоторыми чрезвычайно неприятными. Однако не вижу в том ничего дурного. Соломон - завзятый мошенник и скупщик краденого, но он долго жил в Англии, понимает меня с полуслова. А у кого как не у евреев узнавать про ростовщические и прочие банковские дела?

Жандарм отстучал по столешнице дробь, напоминающую штраусовский галоп. Когда холёные пальцы остановились, он подвёл черту.

- Вы складно всё объясняете, герр Трошкин. Тем не менее, подозрения остаются, и серьёзные. А в военное время законы действуют особо сурово. Считаю своим долгом предупредить вас - остерегайтесь совершить нечто неблагоразумное. Здесь не Англия.

- И это обнадёживает, герр барон. Смею надеяться, что война с Польшей быстро окончится.

- Всенепременно! На сём не буду вас больше задерживать. Ауфидерзейн.

- Ауфидерзейн, герр полковник.

Разумеется оба рассчитывали на весьма разный исход этой войны.

Ночью граф подробно расспросил Соломона про полковника.

- Таки да, серьёзный мент, кость в горле.

- Неподкупен? Или дорого просит?

Еврей поёрзал на потёртом сиденье закрытой коляски. Строганов усвоил уже, что подобные всплески нервозности у партнёра возникали при мысли о расставании с крупными суммами.

- Не пробовали. Опасались, что цена велика. Вы же знаете, если поц в больших эполетах запросил денег, он таки ждёт эти деньги и бывает весьма расстроен без них или получив меньше.

- Вот как. Он богат?

- Не слишком. Делает карьеру ради денег.

Граф задумчиво провёл пальцами по шраму на щеке.

- Пробуем английский метод. Сдам барону какого-нибудь венского грабителя и заодно предложу некоторую мзду, чтобы и дальше свистел в нужную сторону.

Печальные еврейские глазки настороженно сверкнули в полумраке, рассеиваемом только светом, падающем с улицы из газового фонаря.

- Успокойтесь, компаньон. Это я финансирую. С вас - шлимазл из местных уголовников, коего приносим в жертву.

Этот расклад Соломона устроил. На прощание он предупредил, что близ жилища Трошкина обнаружены жандармские филёры.

- Ничего страшного, Иссак. Пусть думают, что всё знают о моих передвижениях. Нужен способ, чтобы при необходимости сбить их со следа.

- Обеспечим, будьте покойны - не впервой.

На следующую встречу венский прохиндей прибыл настолько загримированным, что на миг ввёл Строганова в заблуждение, тем более лакей представил 'его светлость барона фон Мюллера'.

- Вы так и меня собираетесь выводить из дома - в шутовском наряде?

- Я вас умоляю, герр Трошкин, - еврей обмахнул платком вспотевшее под изрядным слоем грима лицо. - Долго! Мой Йося затратил час.

И не зря. Пожилой уголовник превратился в толстого бюргера средней руки, мясистым носом скрыт жидовский изгиб, лохматыми бровями - семитский разрез глаз и вековечная тоска о недостижимом еврейском счастье. Малиновый второй подбородок победоносно перевалился через воротник, похоронив галстучный узел. Театральная столица мира умеет преображать.

- Зато, клянусь бородой Пророка, Йося так же лихо нарисует герра Трошкина поверх кого-то из наших, и менты поведутся.

- Возможно. Передайте Йосе, что провал по его вине обернётся не казнями египетскими, а злом похуже. Ладно, Соломон, с чем пожаловали?

Тот расстелил на столе гостиной схему Вены. Нарисована она была с тем же тщанием и основательностью, с коими неизвестный гримёр изобразил старческие пятна на хитром лице скупщика. Строганов без труда сориентировался по главным зданиям - дворцам Шёнбрун и Хофбург, Собору Святого Стефана. Красным цветом, оповещающим об опасности, помечены абтелунги Императорско-королевской жандармерии. По неприятному совпадению, они полукругом обняли Центральный банк империи с казначейством. Иссак перехватил взгляд компаньона и покачал головой.

- Ой вей, главный банк - самая заманчивая цель. Но не думаю, что лучшая, да. Финансы страны расстроены, что мы увидим внутри - горы гульденов, которые в насмешку над традициями чеканят из серебра (25). Мой Бог, как среди жандармских казарм мы вывезем десять подвод с монетами?

(25) Денежная единица империи - австрийский гульден - первоначально чеканилась из золота и именовалась от немецкого слова Gold. Финансовый крах после наполеоновских войн породил выпуск банкнот и серебряных монет.

- Жаль! - граф с сожалением оторвал взгляд от лакомого куска и вперил единственный глаз в синюю метку Шелербанка. - Глядите, вот удачно расположенная цель - за Карлскирхе, неподалёку от Карлсплац. Путь отхода хорош, по мосту за реку, там - поминай как звали.

- Нет, вы знаете, там совершенно невозможно! Банк бедный, маленький, грех обижать.

Строганов с подозрением оглядел помощника.

- Не нравится мне ваша неискренность, Иссак. В чём дело?

Под толстым слоем грима мимики не разобрать, но и без этого стало ясно, что беспардонный и невозмутимый Соломон чуть смешался.

- Только не надо подозрений и ненужных нервов, герр Трошкин. Да, банк принадлежит почтенной еврейской семье. А чтобы мы решились грабить своих, дайте более вескую причину.

- Ладно. Но сразу предупреждаю - никаких околичностей и недомолвок. Чуть заподозрю в обмане, и никакого гешефта. Смею надеяться, вы меня поняли?

- Честный Соломон никогда не обманывает. У меня на примете другой банк, вам понравится, уважаемый.

Венское отделение Шпенглербанка из Зальцбурга поначалу не вызвало интереса, однако Иссак убедил, что столичные богатеи хранят там золото в количествах, о коих казначейству ныне и не мечтать. Расположение на вид неплохое. Виднер Хауптштрассе, в проулке близ которого главный вход в банк, находится к югу от центра. В районе Видена сносят остатки крепостной стены и строят бульвар - в том беспорядке запросто укрыться перед началом ограбления. Наконец, ближайшее отделение жандармерии в доброй миле севернее.

- Гут! Но, мой обрезанный друг, если куш внутри окажется изрядно меньше обещанного, страдает ваша доля, - твёрдо постановил Строганов, выслушал причитающийся к случаю спич о бедных евреях, обижаемых уже загодя, и утвердил цель.

Подготовка пьесы заняла без малого месяц. Граф в истинном обличии, без грима, очков и маски посетил злополучную финансовую контору, огляделся там, снял сейф и даже положил немного денег на хранение. Заодно расспросил про надёжность охраны.

Управляющий филиалом заверил, что дорогому клиенту решительно не о чем волноваться. Во-первых, главный банк в Зальцбурге выступает гарантом. Во-вторых, здесь устроена особенная система безопасности. Скрытый клерк, до которого быстро не сможет подобраться ни один грабитель, поворачивает специальную рукоятку, и электрический ток бежит по гальваническим проводам в ближайшее отделение жандармерии, откуда на выручку спешит конный отряд.

- Девятнадцатый век - эпоха прогресса и современной техники, герр Трошкин. Мы не работаем по старинке, изобретения лучших умов германской нации на службе у финансов. Можете не волноваться и доверить нам ваши ценности.

- Данке, герр Шафскопф! Непременно так и поступлю.

Соломон, доселе неодобрительно высказавшийся о самоличном походе Строганова в банк, получил примерную взбучку.

- Миля, говоришь, до жандармов? И сколько же времени потребуется, чтобы проскакать милю по мостовым? Быстрым аллюром - минут десять от силы! Много погрузишь за десять минут, далеко убежишь?

Соломон разразился проклятиями в адрес бессовестных гоев, придумавших кучу пакостей, лишь бы досадить бедным евреям. Граф резко оборвал его.

- Иссак, вы точно в Англии и Тасмании ходили в авторитетах? Действуйте, а не болтайте как шестёрка.

Тот булькнул от негодования и исчез. Зато на следующей конспиративной встрече, состоявшейся по всем законам романов о тайных заговорщиках - в тёмном уголке кабачка неподалёку от Штефансдома и при низко опущенных капюшонах, привёл всклокоченную личность, отрекомендовавшуюся венгерским студентом Шандором Кечке. Представившись, школяр начал с фразы, повторив слова банкира:

- В девятнадцатом веке, веке прогресса, надлежит пользоваться самой современной техникой, герр... простите, не расслышал вашего имени.

- Не важно. Продолжайте, - ответил Строганов по-французски. Совпадение мыслей студиозуса и банковского служащего внезапно успокоило. Кто одинаково думает, имеет одинаковый подход к делу.

- У меня лишь одно условие, господа, - Шандор чуть сменил тему. - Моя доля должна пойти на закупку оружия для Мадьярской национальной партии. Нам пора занять достойное место в империи, а не на её задворках!

- Не слышал о такой партии, - буркнул Соломон, на что венгр радостно возразил:

- Будут ружья - будет и партия!

- Мы уклонились, - напомнил граф.

- Да! Я наслышан о банковской, как её называют, 'Электришезихерайдсистим'. По словам герра... - студент повернул голову в сторону капюшона, скрывавшего Иссака. - Простите, не расслышал вашей фамилии.

- Гудериан, - брякнул тот первую пришедшую на ум фамилию. - И так?

- Да! - непонятно с чем согласился Шандор, взъерошив и без того растрёпанные кудри, сам Бетховен бы позавидовал. - В каждом банке есть рубильник, такая рукоятка с гальваническими верёвками. При её повороте ток по проводнику от гальванического элемента бежит в жандармский участок, где магнитическая катушка притягивает молоток, и он бьёт по бронзовому колокольчику.

Он не видел лица слушателей, но догадался, что новейшие понятия электрической физики тяготят собеседников, поэтому упростил пояснения.

- Представьте, в банке, образно говоря, есть ниточка, дёрнув за которую вы заставляете звонить колокольчик и вызываете отряд ментов. Грабитель не успеет ничего вывезти, а жандармы тут как тут! Весьма остроумная и научная затея, смею уверить вас.

- Как скоро прибежит ток к участку? - осведомился голос из-под капюшона, венчающего более высокую фигуру. - Быстрее лошади?

- Быстрее пули! Практически в ту же секунду.

Строганов и Соломон переглянулись, практически ничего не увидев в тени. Очевидно, мадьяр несёт чушь - что может обогнать пулю? Однако времени действительно мало. Нужно придумать что-то иное.

- Допустим. Как обрезать ту верёвочку?

Кечке почувствовал холод внутри. Он, разумеется, догадывался, что пригласившие его на эту встречу евреи - сомнительные личности, и предстоит нечто особенное. Но ограбление банка... Мрачный французский голос недвусмысленно дал понять - ты в деле и раньше времени выйдешь из него только вперёд ногами.

- Не знаю... Они под землёй.

- Будем искать, - подвёл черту назвавшийся Гудерианом. - Вы понимаете, сейчас вам неблагоразумно выезжать из Вены, и упаси вас Бог обсуждать этот разговор даже с родной мамой и равви..., я хотел сказать - пастором на исповеди.

Студент удалился, не допив пива и не ощущая ни малейшей радости по поводу ожидаемого предприятия.

- Иссак, он мне не нравится. Рассеян, труслив.

- Таки да! Дадим объявление в газету 'Абенд Вин': нужен электрический специалист в роли подельника на ограбление банка.

- Вы правы, выбор невелик. Пусть работает, но глаз с него не спускать. А как вы найдёте эти... верёвочки?

- Гальванические проводники, - Соломон щегольнул знанием новомодных словечек. - Поверьте, с открытия банков никто не роет канав. Стало быть, протягивают их по старым ходам, канализационным и водопроводным. Поищем, это не Грааль.

Глава седьмая, в которой жандармы узнают, что герр Трошкин - любитель спектакля 'Волшебная флейта' Вольфганга Амадея Моцарта

Инициатор авантюры выбрал самый дерзкий способ обеспечить alibi - назначил её на позднее время и отправился на спектакль, ангажировав Fremden-Loge, почётную ложу для высоких иностранных гостей. Театр Ан дер Вин, шикарное сооружение в стиле ампир, в честь бессмертной оперы Моцарта имел даже отдельный вход, названный 'Ворота Папагено', по имени персонажа 'Волшебной флейты'.

Строганов прибыл туда загодя, поприветствовав венских знакомых, чинно занял место в ложе. Позади неё находилась небольшая комнатка, обставленная диванчиками, где дожидался двойник. Ему как раз наносили на физиономию последние штрихи. Слабое место в плане - слишком многие вовлечены. Однако ничего не поделать, гримёр и его жертва не могут не знать персону, что предстоит изображать.

Граф исчез из театра, едва зазвучал оркестр. В толчее фиакров, кабриолетов и монументальных карет он забрался в скромную крытую повозку, тотчас направившуюся к Хауптштрассе. Двойник досмотрел первое действие практически до конца и под звуки флейты, отпугнувшей мавра Моностатоса, покинул ложу. На площади у Ан дер Вин он долго ждал карету, чтобы в поле зрения филёров попасть наверняка, потом неторопливо поехал домой. В зрелом возрасте мигрень - нередкая спутница, не позволила до конца насладиться Моцартом.

Пока на сцене оперы и театральной площади разыгрывались спектакли, возле Шпенглербанка началось особое действо, режиссированное совсем иначе. В давно закрытую дверь замолотили подвесным молотком, грубо и настойчиво, как стучатся люди, имеющие на то полное право.

- Откройте! Жандармерия!

Откинувшаяся створка обнажила бойницу чуть шире ладони. Не то что человеку - кошке пролезть сложно.

- Что вам угодно, герр... - банковский служащий не разглядел знаков различия и неучтиво окончил: - Герр жандарм?

- Откройте! Зазвенела 'Электришезихерайдсистим'.

- Но в банке нет посторонних.

Офицер придвинулся вплотную к окошку, втиснув в него лакированный козырёк и чёрные пышные усы.

- Я и хочу убедиться. Вдруг - вы грабитель. Открывай! Шнелле! Не то буду стрелять и ломать!

Отставной офицер изрядно перепугал банкира, точно подобрав хамски-командный тон людей, облачённых властью и готовых её применять, сметая преграды. Загремели запоры. Однако за открытой дверью охранник не увидел жандармского эскадрона. В свете газовых фонарей притаились гражданские. Лжеофицер воткнул дуло пистолета в грудь и рявкнул:

- Назад! Пристрелю.

Четверо вооружённых людей могли бы противостоять грабителям. Но кто хочет бросаться на пистолет, радея о хозяйском добре? Вдобавок при недвусмысленных звуках налёта верный Ганс повернул рычажок новейшей гальванической аппаратуры, обошедшейся в целое состояние. Можно спокойно ждать подлинных жандармов. И даже изобразить покорность, неторопливо отворить хранилище, позволив разбойникам наполнять мешки. Ждать-то каких десять минут.

Однако налётчики не теряли времени зря. Как только открылся главный сейф, один из гражданских впустил в банк ещё сообщников. Мешки с деньгами и золотом потекли к выходу.

Строганов с Соломоном обозревали действия команды из кареты футах в шестидесяти от входа. В тихом проулке было безлюдно и закрыты все ставни - итальянская кондитерская, две лавки модного платья, шорная мастерская и подобные им предприятия запирают двери задолго до темноты. Естественно, через десять минут конная жандармерия не примчалась. Отрезанный от полицейского присутствия провод пропустил ток к хитроумному устройству, принесённому туда мадьяром. На устройстве вспыхнула искра меж графитовыми стержнями. Студент повернул свой рубильник. Посему в отделении брякнул иной колокольчик, бравые стражи порядка прыгнули в седло и понеслись в противоположном направлении - в северную часть города, словно оттуда прозвучал призыв о помощи.

Но в столице империи масса и другой полиции. Едва началась погрузка награбленного, Строганов с досадой увидел пару пеших жандармов, заинтересовавшихся странной суетой в позднее время: из здания вышли трое крупных парней и закинули раздувшиеся мешки в повозку.

- Иссак, их двое. Сделайте, чтобы их пригласили пройти внутрь банка. Пусть удостоверятся, что там - порядок, - в командных интонациях графа лязгнул металл.

- Азохн вей! Они запомнят моё лицо, - оробел Соломон.

- Не трусьте. Где ваш подельник, что изображал мента в начале?

- Рядом... Герр Трошкин, но внутри связанные банкиры.

Единственный свирепый глаз упёрся в еврея.

- Снова в Тасманию захотелось? Думаешь, они подышат воздухом и свалят? Заманить внутрь и связать! Бегом!

Проклиная судьбу и сетуя на вечную несправедливость, Соломон похромал к банку исполнять задание. Они несколько раз обсуждали вариант с внезапным вмешательством полиции, но у матёрого уголовника жила надежда избежать этого. Месть легавых страшна и безжалостна. С другой стороны, не убивать же их. Ну, полежат связанными, разозлятся, потом успокоятся. Огромные деньги не зарабатываются просто так.

Иссак что-то сказал жандармам и вежливо протянул ладошку ко входу - пожалуйте, мол. Строганов выждал две минуты, поправив маску на лице, и вышел из кареты.

В проулке никого, кроме возниц с награбленным. Быть может, они чуть насторожились, завидев персону в чёрном и в непроницаемой маске, однако время такое. Даже на бал многие теперь отправляются, прикрыв лицо, дабы не попадаться на глаза ревнивым мужьям и жёнам.

Внутри графа встретили перепуганные соучастники. Взломанные ящички, кружащиеся в беспорядке бумаги, среди которых бестолковые джентльмены удачи рассчитывали найти что-то ценное, сразу оповестили жандармов, что банк попросту грабят. Поэтому следы борьбы в виде поломанной мебели нашлись прямо около входной двери, а бригадир бандитов, крепкий кряжистый мужчина по кличке Халбьюдиш (26) потирал ушибленную скулу.

(26) От halbjüdischen - полуеврей (нем.) В России тогда говорили - полужидок.

- Не было такого уговора - ментов вязать!

Он видел Строганова лишь раз, также замотанного в маску, и по подчинённым повадкам Соломона усвоил, что таинственный незнакомец - главный в сём ограблении.

- Легко исправить. Развяжите, сдавайтесь. Они не обидятся - возрадуются, получив повышение за вашу поимку.

- Гевалт! - яростно воскликнул бандит. - Из-за проклятого гоя меня будет искать весь жандармский корпус империи.

Строганов заглянул за конторку. Связанные охранники с мешковиной на голове брошены вповалку. Недовольное шевеление и мычание рассказали, что они до сих пор живы - расчётливые евреи и в запале налёта старались не наработать на пожизненную каторгу.

- Где?

Соломон кивнул в сторону боковой двери. Граф шагнул в неё и старательно притворил за собой. Маленький кабинет с окном, плотно задёрнутым шторой, очевидно, принадлежал управляющему. Добротный стол с увесистым бронзовым прибором, низкий диван из коричневой кожи, только входящей в моду, такие же кресла на массивных ножках - всё это свидетельствовало о благополучии и изрядной солидности заведения.

Жандармы покоились на креслах, наскоро связанные и обезоруженные. Оба - офицер и капрал - высокие, сильные, с холёными лицами, слегка помятыми, как и форма, от короткой энергической борьбы с еврейскими налётчиками.

- Бонсуа, месье. Миль пардон, - хоть как-то маскируясь, Строганов переходил на французский язык. - Вас скоро освободят. Один только вопрос: есть ещё патрули у Хауптштрассе?

Лейтенант смолчал, а молодой капрал зло бросил:

- Разницы нет. Я видел Халбьюдиша. Его в жандармерии всякий знает. Ваш арест неминуем - сдавайтесь!

Граф покачал головой. Надо же, в связанном виде человек продолжает пребывать в уверенности, что жандармская форма защитит. Зря капрал это сказал.

- Эскьюземуа, месье. Я не могу позволить вам дать показания в суде.

Хотя Александр Павлович готов был к бурным действиям жандарма, но тот смог удивить. Резко выпрямился, отчего скреплённые в запястьях руки проскользнули за спинкой кресла, и прыгнул головой вперёд, сбивая графа с ног. Затем капрал перевернулся и сильно ударил связанными ногами в голову, Строганов лишь чуть увернулся. Каблук сапога сбил маску с лица. Не желая звать на помощь, граф выпрямился, схватился рукой за шнуровку на груди отчаянно брыкавшегося полицейского, вторую сунул в карман сюртука за верным 'дерринджером'.

Выстрел в сердце из маленького пистолета, прижатого стволом к мундиру, не громче падения увесистого тома Библии со стола. Убийца опустил обмякшее тело и перезарядил оружие, спрятав стреляную гильзу в карман.

- О майн Гот! - впервые подал голос лейтенант. - Я клянусь, что никому не расскажу об увиденном. Пощадите меня ради детей!

У налётчиков тоже есть дети, подумал Строганов, вторично заряжая 'дерринджер'. Офицер тихо взвыл от ужаса, когда короткий пистолет упёрся в его мундир. Ни стоны, ни мольбы не помогли.

Главарь грабителей шагнул к зеркалу, отряхнул и поправил одежду. Маска вернулась на прежнее место. К сожалению, на скуле краснеет кровоточащая ссадина от жандармского сапога. Но сие - не самая насущная проблема.

Граф вернул капрала на кресло. Маленькие дырочки на мундирах не бросаются в глаза. С виду - блюстители порядка просто оглушены. Неумолимые признаки смерти овладеют телами чуть позже.

- Что за шум? - в один голос спросили Халбьюдиш и Соломон, когда Строганов покинул кабинет управляющего.

- Доходчиво объяснил им, что не нужно откровенничать. Закончили погрузку? Ходу!

От слуха не укрылось недовольное ворчание полужидка - раскомандовался тут.

Две коляски с поднятым верхом помчались к мосту через маленькую речку, давшую имя столице Австрии. Карета с графом и Соломоном последовала сзади. Вопреки некоторому сопротивлению беглого каторжника, Александр Павлович втиснул его рядом с собой.

- Иссак, ты отвечаешь за громил. Какого дьявола он позволяет себе раскрывать пасть?

- Вы же понимаете, в империи нельзя трогать жандармов, - заюлил Соломон. - Таки волнительно это.

- А вы за мильён фунтов собрались на увеселительную прогулку? За обычный променад столько не получают. И где ваш поц, что должен был стоять на шухере?

- Не надо нервничать, герр Трошкин. - Сейчас приедем, посчитаем, и все будем довольные.

Всенепременно. Особенно лейтенант с капралом, их коллеги, родные и близкие. Нет, с еврейскими уголовниками крупное дело нельзя было начинать. Их стезя - мелкий шахер-махер. Строганов со злостью глянул на скорбный остроносый профиль в тёмном уголке кареты. Если и при расчёте вздумаете надуть, сегодня не в первый раз проливать кровь. Рука погладила объёмистый саквояж.

Хорошо это или плохо, что, загубив случайно подвернувшихся жандармов, он испытал волнение? Они - военные, подданные империи, что на грани столкновения с Россией. Надо ли жалеть противника? Но если так рассуждать, не грех извлечь 'кольт' и начать самолично отстреливать партикулярных господ на улицах Вены, они тоже могут быть призваны в армию и палить в русских.

Решив отложить самокопание на более спокойные времена, граф увидел, как карета минула горбатый мостик через Вену и благополучно вкатилась под арку, попав во внутренний дворик невысокого каменного дома, скудно освещённый единственным фонарём. Он выскочил наружу и поднялся по лестнице за подручными Халбьюдиша, утащившими внутрь добычу.

Пересчитывали её трое. Унылое и грязноватое помещение, пахнущее сыростью и чесноком, навевало не самые хорошие предчувствия. Строганов, Соломон, а также подпирающий стену полуеврейский бригадир пребывали в тяжёлом молчании. Счетоводы не участвовали в налёте, и граф мысленно посчитал, сколько народу вовлечено в преступление. Пятеро в банке, три возницы, двое на шухере, проспавшие патруль, двойник и гримёр - уже дюжина, помимо самого Александра Павловича и Соломона. Ах, да - студент Венского политехнического университета. К утру обнаружатся трупы и начнётся облава, через день-два жандармы нащупают концы. Исполнителей нужно срочно убрать из города, пока не стихнет первый переполох.

Наконец, старший из счётчиков переписал на единый листок сумму золотых и серебряных монет, а также ассигнаций разных государств. Строганов водрузил раскрытый саквояж на стол, тем показывая - жду своей доли.

- У меня дурные новости, - скривился старый пройдоха. - Вместе с бумажными деньгами набралось всего лишь девятьсот тысяч фунтов, а вы обещали мильён.

Присутствующие напряглись. Названная Соломоном сумма огромна, никто из евреев и близко не находился рядом с такой, достаточной для оплаты пяти военных пароходов. Но они учуяли, что в условиях гешефта появилось изменение, позволяющее немного повернуть расклад в свою сторону, и не преминули этим воспользоваться. Такова их природа - не будем же, право, упрекать крокодила в хищности, а слона в излишней массе.

Строганов, прошедший неплохие университеты среди османских и английских уголовников, тут же кинулся в атаку.

- Стало быть, ты мне должен, Соломон. Ты выбрал чахлый банк. Ты привёл шлимазлов, что на шухере стоять не могут.

Евреи заголосили. Старый Иссак оказался меж двух огней. Русского он инстинктом боялся больше, нежели всю шпану Вены, тот шутить не будет. Потом исчезнет, и придётся отдуваться перед Халбьюдишем, которому Соломон не поведал о возможном жандармском вмешательстве, рассказывая, что цимес гешефта в безопасном получении золота; думал - мадьярский студент отправит жандармов в другую сторону. Возможно, каторжник и выкрутился бы, но нетерпеливый бандит вытащил из-под лапсердака большой пистолет и взвёл курок, а Строганов выхватил 'дерринджер'. Два выстрела почти слились. Однако кремниевое оружие выпускает пулю с крохотной задержкой, тогда как карманный убийца палит немедленно.

Граф прыгнул в сторону, пуля впилась в доски в каком-то дюйме от его головы. 'Дерринджер' сработал точнее. Полужидок уронил пистолет, схватившись за ранку в плече, а Строганов выдернул 'кольт' из саквояжа и взвёл курок.

- Здесь шесть пуль, вас пятеро. Ежели кто раненый останется - добью, чтоб не мучился.

Хор возмущённых голосов затих, считальщики грохнулись на пол, устраняясь от дальнейших споров.

- Таки мы выяснили, что разговаривать нужно уважительно, - заключил Соломон, осуждающе глянув на простреленного товарища. - Каковы ваши разумные предложения?

Русский поправил маску, перехватил рукоять поудобнее и заявил:

- По всем понятиям выходит, что вы нарушили условия гешефта, а деловой разговор решили заменить подлым убийством. Поэтому - золотые гульдены в мой саквояж, остальные делите как хотите.

Соломон хотел что-то возразить, но чёрный глаз кольта, нащупавший горбинку на его переносице, отбил желание спорить. При всей словоохотливости, каторжанин решился заговорить лишь в пригороде Буды.

- Таки вы меня не убьёте?

- Я никогда не делаю этого зазря, - Строганов улыбнулся своей странной и страшной улыбкой. На безобразном лице она скорее походила на ухмылку. При виде гримасы двойник и гримёр, скукожившиеся на другом сиденье кареты, вздрогнули от дурного предчувствия. Не оставлять свидетелей - это входит в понятие 'не зазря'?

При расставании трое пособников русского получили очень приличную сумму: даже после штрафа, наложенного графом за попытку стрельбы при дележе, евреи остались совершенно не в накладе и могли праздновать самое успешное ограбление в истории криминальной Австрии. Оно стоило того, чтобы скрыться из страны и вдали от неё зажить припеваючи.

Это понимал и Шандор Кечке. Он срочно уехал из столицы, обосновавшись в Пеште. Лидер новорождённой Мадьярской национальной партии через неделю удостоился визита отлично одетого господина с обожжённой половиной лица.

- И так, герр Кечке, вы участвовали в налёте на банк, где я хранил свои сбережения.

Смуглый от природы Шандор побледнел как снег. Строганову показалось, что через минуту начнут белеть сединой и чёрные гусарские усы, неуместные на типично школярском лице с круглыми стёклышками очков.

- Отку... гм... Откуда вам известно?

- Не важно. Плохо одно - там хранились средства, кои отложены были на поддержку освободительных движений на землях Австрийской тирании.

- Майн Гот! - воскликнул начинающий политик, точь-в-точь как жандарм перед смертью. - Как же это исправить?

- Работать дальше! Назовите, с кем вы намерены вместе идти на баррикады? Сколько дать ружей и пистолетов? Отвечайте!

Ни в грош не ставя студента в качестве лидера карбонариев, Строганов смог выйти через него на действительно серьёзных националистов, готовых воевать до последнего живого австрийца - Шандора Петёфи, Пала Вашвари и Михая Танчича. Вскоре по Дунаю поднялась баржа, груженная корзинами с обычным товаром. В её трюме приехали сотни ружей и пистолетов, порох и свинец. Современное американское оружие - винтовальные магазинные карабины и револьверы - граф не осмелился сюда ввозить, ибо оно когда-нибудь да выстрелит по русским.

Заодно выяснялась одна чисто политическая неприятность. Эрцгерцог Иосиф Антон Иоганн Австрийский, фактически - наместник императора в мадьярских землях, был до прискорбия популярен среди венгров и умудрялся сглаживать резкие углы, постепенно добиваясь некоторой автономии края и распространения национального языка. Принимая решение о его участи, Строганов искренне пожалел, что вынужден так поступить с достойным человеком, ибо подобные среди Габсбургов - редкое исключение.

Но выхода не было. В дождливый осенний день, когда газеты заполнились аршинными заголовками, что империя не может более терпеть прямое вмешательство России в польские дела и объявляет войну, на подножку кареты эрцгерцога вскочил полноватый молодой человек невысокого роста. Несмотря на вице-императорский статус, Иосиф Антон Иоганн разъезжал по Буде и Пешту без гусарского сопровождения, некому было сбросить злоумышленника или хотя бы крикнуть, как в день убийства Генриха Четвёртого: берегись, Наварра! Человечек достал двуствольный пистолет и выстрелил дважды, потом отшвырнул оружие, проорав что-то вроде 'смерть покровителю мадьярских обезьян', с тем растворился среди узких улочек.

Под шум от убийства, перекрывший новость о войне с русской державой, Строганов вернулся в Вену, где незамедлительно был вызван к полковнику Императорско-королевской жандармерии фон Шварцу в знакомый кабинет.

- Вы нашли грабителей? Пострадали и мои вклады, - с ходу заявил граф, незамедлительно переходя в нападение. - Надеюсь, наши отношения позволят рассчитывать на правдивые сведения?

- Без сомнения, герр Трошкин. Но есть моменты, которые считаю своим долгом прояснить.

- Извольте, полковник, - Строганов придал осанке и лицу приличествующее выражение, откинувшись в кресле.

- Признаюсь, жестокое убийство эрцгерцога сейчас затмило смерть двух жандармов. Однако есть, повторяюсь, некоторые настораживающие моменты. Оба раза вы находились в городе, где случались преступления - в Вене и Пеште. Из этих городов тут же выехали, причём каждый раз мне докладывали, что наши... гм, опекуны вас теряли из виду. Не слишком ли много совпадений?

- Вы меня подозреваете? Досадно, но таков ваш долг, поэтому я не в обиде и охотно отвечу на все вопросы. Вечером, когда злоумышленники грабили Шпенглербанк, я наслаждался оперой 'Волшебная флейта'. В театре встретил знакомых, они могут подтвердить. Верите ли, полковник, к концу первого действия разболелась голова, словно от дурного предчувствия. О том, что оно оправдалось, узнал из газеты. Скорблю по вашим погибшим, но и утрата денег для меня весьма неприятна, будем откровенны. В Пешт я выезжал рано утром по делам, ни от кого не скрываясь. Наверное, опекуны задремали, вы не допускаете такую возможность? - единственный глаз глянул чуть иронично. - Касательно покушения на эрцгерцога должен признаться - у меня alibi нет.

- Приметы убийцы не совпадают с вашими. Что же касается главаря грабителей, есть сведения, что он высокого роста, говорит по-французски и всегда носит маску.

- Вылитый я, - криво усмехнулся Строганов. - Или любой из миллиона высоких французов.

- Пожалуй. Ещё есть сведения о Иссаке Соломоне, с коим вы якшались, он бесследно исчез, и Моисее Кацмане по кличке Халбьюдиш.

- Тоже исчез?

- Найден под мостом через Дунай с проломленным черепом и стреляной раной в плече. Если арестуем кого из его банды - только поквитаемся за убитых товарищей. Об истинном главаре они вряд ли осведомлены. Тем более иудеи крайне неохотно помогают полиции и не признаются даже при самых бесспорных уликах.

Фон Шварц аж ладони развёл, показывая - что возьмёшь с христопродавцев. Но в его открытом жесте почувствовалась некоторая фальшь. Быть может, он полагал, что бандита нашли жандармы и уже отомстили. Что же думал барон на самом деле, осталось загадкой - душа высокопоставленного полицейского довольно темна и непознаваема.

- Можем считать, вы меня вызвали как пострадавшего в деле Шпенглербанка? - граф намекнул, что пора ставить точки над i.

- Да. Но на всякий случай прошу вас не покидать Вену до окончания расследования.

- Увы, полковник, мне необходимо в Зальцбург.

- Зачем?

- Во-первых, истребовать у головного банка возмещение потерь. Во-вторых, цена самого банка упала до весьма заманчивой суммы, грех не воспользоваться шансом вложить немного денег в империю. Так что если я не арестован и не получаю официального обвинения, разрешите откланяться. Дней через десять вернусь - и всецело к вашим услугам.

- Ауфидерзейн, - сдался жандарм.

Ему несколько полегчало. Пусть лучше оба преступления останутся нераскрытыми, со временем найдётся на кого их повесить, нежели всплывёт связь между ним и главарём злоумышленников. Посему подозрения подозрениями, а очень хорошо, что у Трошкина есть толковый ответ на щекотливые вопросы.

Разумеется, Строганов не торопился с покупкой банка. Цена подобных активов падает в связи с неуспешной войной. Национальное восстание усугубит положение.

Его прогнозы оправдались. Вслед за мадьярами поднялись южные славянские земли, полыхнуло в Богемии. Объявленное столкновение с Россией позже назовут 'войной, коей не было', ибо после грозного бряцанья оружием канцлер Меттерних бросил армию исключительно на обуздание внутренних беспорядков, о боях за пределами страны уж и речи не шло.

Пруссаки, возлагавшие немалые надежды на австрийское участие в кампании против русских, сочли Меттерниха предателем. Не будь достигнута договорённость с империей Габсбургов, они воздержались бы от резких слов в адрес восточного соседа, несмотря на первые вооружённые столкновения с русскими частями, достаточные для casus belli (27), если бы война не была объявлена до сих пор.

(27) Юридический повод к войне (лат.)

Бронеходные, кавалерийские и артиллерийские части, а также матушка-пехота вошли на польские земли и приблизились к рубежам Восточной части Пруссии, развёл пары и поднял паруса Балтийский флот. Влади́слав Понятовский прислал гонца из окружённой Варшавы, что согласен на русские условия возрождения Речи Посполитой, пусть и в составе империи.

Грядущая война ждала своих героев. Человек, в одиночку отвадивший Австрию от любых попыток сражаться с Россией и тем самым значительно облегчивший её участь, остался безвестен как в ипостаси 'герра Трошкина', так и под истинным именем.

Да и сам он не гордился содеянным. Страна Моцарта и Штрауса не может не вызвать привязанности. Современная австрийская музыка велика в той же мере, как и русская поэзия. Горько и досадно, что здесь нужно было свершать злодеяния, кои обернутся во благо России. По какому праву граф присвоил себе власть карать множество чужих и незнакомых людей? Он не мог ответить на этот вопрос. Не мог судить себя самого за всю прожитую жизнь, правильную и ясную до первой встречи с Пестелем в ранге фюрера, вконец запутанную - после. Короткие годы счастья с Юлией да бесспорная правда в войне против осман были лишь светлым эпизодом на фоне тьмы, покрывшей прошлое, а нынешние неоднозначные деяния скорее окрашены серостью неопределённости. Одно хорошо - ни Юлия Осиповна, ни Владимир о них не знают, так тому быть и далее.

Глава восьмая, в которой снова появляется князь Паскевич

Генрих Четвёртый завоёвывал Францию с армией в несколько тысяч душ, Пётр Первый и Карл двенадцатый под Полтавой командовали десятками тысяч. Со времён Наполеона великие европейские державы в войнах между собой отправляют на заклание сотни тысяч, а общее число брошенных в сражения с Бонапартом и на его стороне превысило миллион.

В усмирительный поход на Варшаву, не увенчавшийся её взятием, Фридрих Вильгельм IV отправил скромные шестьдесят тысяч. После позорного отвода австрийских дивизий, да ещё под угрозой столкновения с русскими, началась мобилизация. В Берлине и Кёнигсберге до конца не осознали нависшей над королевством опасности, Россия, недавно разорённая республиканскими властями и с тех пор с трудом побеждавшая лишь в мелких битвах с диковатыми армиями магометанского юга, не казалась сильным врагом. Да, без австрийских союзников тяжелее. Да, надобно оторвать от хозяйственных дел сотню тысяч крепких германских мужчин, часть которых уйдёт от родных домов навсегда. Но русские заплатят за строптивость сторицей! И ни с кем не нужно делить приз.

Правда, настораживали слухи о военных локомотивах, обшитых толстым железом и ходящих по полям. Но никто и ни разу не видел их в зимнем бою - огромные коробки просто увязнут в снегу. Да и на случай встречи с ними прусские пушкари приготовили гостинцев.

Так ли это, королевские генералы получили возможность проверить на деле в начале декабря, когда бронеходы в сопровождении гренадёров обогнули Варшаву с юга и ударили во фланг осаждавшим посполитую столицу.

Командующий Западной русской армией фельдмаршал Иван Фёдорович Паскевич лично перед боем сел на коня и в тусклом свете поздней зимней зари выехал к бронеходам. Больше других Паскевича волновал один вопрос, и он не преминул его задать командиру корпуса генералу Александру Сергеевичу Меньшикову.

- Не застрянут?

Облепленные снегом, могучие трёхосные экипажи замерли, вытянувшись длинной колонной. Особые зимние колёса тагильской выделки, ширины необыкновенной, вылезли далеко за броневой пояс. Передняя машина глубоко утоптала снег, проваливаясь в него чуть не по днище. Следующие за ним разбили дорогу, перемешав снег с глиной. Марш до Варшавы вылился в сплошное мучение для экипажей и гренадёров - каждый бронеход застревал не реже раз в сутки, и начиналась катавасия, знакомая и привычная до скрежета зубовного. По первости отцеплялся тендер, и люди руками пробовали вытолкнуть пыхтящего и буксующего гиганта из колеи. Хоть и редко, но удавалось, если нет - задом сдавал небронированный пароход, цепляя увязшего страдальца толстой цепью, и тянул что есть мочи, нередко закапываясь с грязную кашу и тоже нуждаясь в помощи.

- Мороз окреп, ваше высокопревосходительство, - откликнулся Меньшиков. - Чай не должны брюхом зарыться. В поле-то легче, нежели по дороге да по разбитой колее.

- Дай-то Бог.

Паскевич заметил инженер-генерала Черепанова, чрезвычайно непохожего на военную белую косточку. Он что-то энергично втолковывал командиру головного экипажа, потом махнул рукой и сам полез внутрь. Князь решил было отправить вестового и призвать уральского гения поближе к себе, подальше от передовой - так спокойнее за него. Думал, да передумал. Пусть впереди будет надёжный человек, знающий бронеходы как свои пять пальцев.

Командующий выслушал доклады командиров дивизий, проверил - готова ли артиллерия двинуть вслед за железными монстрами и поддержать их залпами при прорыве первых германских линий, а кавалерия хлынуть в пробитую брешь. Бронегренадёры сдали лошадей коневодам, изготовившись защищать машины в пешем строю. Понимая, что приказы все отданы, а оставшиеся упущения не изжить за истекающие минуты, Иван Фёдорович поднял глаза на светлеющее небо и растворяющиеся в нём последние звёзды, извлёк золотую луковку часов. Потом перекрестился и сказал одно только слово: 'вперёд'.

Ещё задолго до Наполеона командующие перестали лично водить войска в атаку, пуская коня в карьер впереди солдатской массы. Так и князь, неспешно следуя на дистанции от грохочущих броненосцев и имея лишь очень небольшую возможность далее влиять на ход сражения, слушал доклады о развёртывании и выходе на рубеж, где русские и германские снаряды начнут снимать кровавую жатву. Со странной смесью досады и сожаления он вдруг вспомнил о Строганове, который в подобной ситуации предпочёл забраться на горячий металл машины и оттуда командовать, а потом сам бросился в гущу схватки.

Быть может, именно потому его полюбила Юлия Осиповна, чувствуя эту способность незаурядного человека кинуться всем своим существом ради главной и желанной цели? И в глубине души ставила ниже на ступень последнего супруга, всегда разумного и взвешенного или, по крайней мере, пытавшегося быть таковым, даже когда дело касалось сына Фёдора...

Фельдмаршал отогнал неуместные сейчас колебания. Долг полководца именно таков - с точностью астронома или механика высчитывать прямейший путь к победе; иное ведёт к неоправданным потерям и позору. Время лихих атак с поднятым забралом ушло безвозвратно.

Другой высокопоставленный военный, чин которого предполагал командование тысячами людей, в этот момент проверял малые горелки, не дававшие загустеть земляному маслу на морозе. Перемазанный подобно простому шофёру, Мирон Черепанов протиснулся в переднюю часть головной машины.

Командирский бронеход, в котором меньше боезапаса, вместил командира полка. Генерал, коему особое место не назначено, повис буквально на плечах у полковника и командира экипажа, отказавшись занять кресло одного из них.

- Пять вёрст в час делаем, Кирилл Андреевич. Больше не надо - снег, гренадёры отстанут.

Полковник Сиваков поморщился. Чем ниже скорость, тем больше ядер ударит в броню. Она крепка, но не до бесконечности. Черепанов, хоть и высоко взлетел, слишком много думает о простых. Их задача - поспевать и не отставать. Снег? А кому сейчас легко? Но с генералами в бою не спорят.

Командир полка стукнул в верхнюю крышку корпуса. В люке показалось усатое лицо сигнальщика. Дабы не перекрикивать лязг, полковник показал растопыренную пятерню. Солдат крикнул 'есть, вашвысобродь', утонувшее в грохоте парового механизма, и вылез наверх, где трижды отмахал флажками перестроение в шеренгу атаки. На минуту задержался, не в силах отвести взгляд от удивительной картины, хоть и не первый месяц на бронеходах, вроде бы и насмотрелся уже.

С приливом горючего в горелки, а пара - в цилиндры, три дюжины боевых машин ускорили ход, догоняя командирскую справа и слева. На фоне ясного морозного неба чуть загнулись на лёгком ветру сизые столбы дыма из труб, куда менее тёмные, нежели при растопке углём. Широкие лапы, приклёпанные к ободу колёс, врезались в снежную целину, разбрасывая фонтаны белых брызг. Ровное поле, летом засеянное пшеницей или рожью, заполнилось гулом и дыханьем пара, а за тяжёлыми тушами бронеходов неловко побежали солдаты, по колено увязая в пороше. Для выравнивания строя машины ускорились по сравнению с командирской - до семи, а то и восьми вёрст в час. Перекрывая грохотание паровых механизмов, надрывали глотки унтеры, пиная медленных и нерадивых - не отставать; если враг первый доберётся до бронеходов, на кой ляд ты нужен, гренадёр?

Благо, что инфантерия, ранее сопровождавшая их, заменена на конных гренадёров. И на марше быстрее, и перед боем солдат лишнее приторочит к седлу. Ординарные пехотинцы идут в атаку аки вьючные мулы. Поверх шинели на перекрещенных ремнях висят патронная сума и тесак. В ранце на двух боковых ремнях, стянутых третьим на груди, полагается иметь две рубахи, панталоны, портянки, фуражку, двенадцать кремней, щётки, ваксу, мел для чистки пуговиц, иглы и нитки, клей, фабру из воска, сала и сажи для усов, гребёнку и запас сухарей на три дня. Манерку (флягу) привязывают сверху к ранцу, вес которого - без малого пуд. А ещё ружьё со штыком! Так что с поклажей проще упасть да помереть, нежели воевать.

Конные гренадёры и драгуны, наступающие пешим строем, куда в лучшем положении, оставляя ранцы на лошадях и прочее имущество в седельных сумках. Оно достанется другому солдату, если прежний владелец не вернётся из боя.

Подобные заботы не интересны офицерам старых традиций. Для них солдат та же вьючная лошадь, её нужно кормить и понукать, при строптивости наказывать, а коли падёт - заменять на другую без жалости. До революции так относились ко всем простым, не только военным. Конституция Демидова вроде как уравняла подданных в правах, а на деле? Бегущий по полю солдат, укрытый от свинца только сукном шинели, не сравнится с унтером или прапорщиком, защищённым бронёй.

Там же, в некоторой видимой безопасности, остался и инженер-генерал, давая порой весьма дельные советы по манёвру машинами. Ничего большего для своих он сделать не мог.

С германских позиций картина, вызвавшая восторг у сигнальщика, совсем не внушила радости. Ожидая удара русских на разблокирование Варшавы, прусский командующий не мог предугадать, где они вопьются в кольцо окружения. И скорость зимнего марша, когда у противника нет медленно тянущихся солдат, а только конница и бронированные машины, да и пушки движутся не конной упряжью, а пароходными тягачами, не поддаётся исчислению в привычном представлении. Оттого командиры полков и дивизий, стойкие и неустрашимые, старшие из них - поголовно ветераны наполеоновских кампаний, втихую молились, чтобы Паскевич ударил не на их участке. Здесь, на этом поле, молитвы не помогли.

Предвестниками несчастья стали дымы, появившиеся на горизонте за заснеженными невысокими холмиками.

- Ахтунг! Панцерваген!

Немецкие линии пришли в движение. Роты и батальоны под отрывистый лай фельдфебелей заняли полевые укрепления. Польская земля за последние ночи смёрзлась, затвердела и казалась надёжной защитой.

К брустверам выкатились орудия, канониры с надеждой оглядели снаряды непривычной конической формы, вроде бы способные поразить русское чудовище... если с тысячи шагов попасть ему в корпус и до этого не погибнуть самому под гранатами панцервагена.

Меж тем паровые крепости на колёсах появились вдали. Каждый офицер, имевший зрительную трубу, немедленно поднёс её к глазу. Обходя польские хуторские постройки и мелкие купы деревьев, не вырубленные среди пашни, монстры выдержали практически ровную линию и даже не казались слишком ужасными... коли не сравнивать их размеры с фигурками бегущих по снегу солдат. Железные воины раза в три выше! И это не считая дымовые трубы.

Самые внимательные из германцев могли разглядеть сигнальщиков на бронеходах командиров. Как только они заработали флажками, стальные бастионы замерли примерно в миле от окопов, окутавшись паром, а орудийные стволы неумолимо поползли вверх.

Как ни муштруй военных, каждый из них остаётся отдельной личностью, оттого и реакция на русские пушки такая разная. Робкие скатились вниз под защиту мёрзлого грунта, самые отважные решили, что первый залп не может быть точным, и задержались оценить силу вражеской артиллерии, безрассудные не поверили, что с мили возможно добить до цели. Основная же масса просто не ведала или не поняла, что означает минутная заминка. Но снаряды полетели во всех без разбору, разрушив очарованье ясного зимнего дня.

Уже после второго залпа мало кто бравировал на бруствере, разве что лежали там неспособные прыгнуть на дно по причине смерти. Пушкари убедились: на дальней дистанции попасть в русиш панцер - безумие. А коли и достали до железных морд, никакого видимого вреда не случилось. Зато на артиллерийских позициях гранаты начали рваться куда чаще.

После десятка залпов рассеялся пороховой дым. Снова пыхнув из труб, бронеходы набрали давление в котлах и неумолимо покатили вперёд. Впрочем, не все - некоторые задержались, беспомощно барахтаясь в снежном плену. Их тут же облепили гренадёры, пихая далее, но это мало утешило германских солдат - продолживших движение хватило с лихвой.

Снова прорезались германские пушки. Когда из трёх бронированных машин взметнулось пламя, а у одной из них рванул котёл, ошпарив паром пехоту и сварив заживо экипаж, прусские военные оживились. 'С нами Бог! Он нас не оставил!' Радость получилась недолгой. Панцеры снова прекратили движение и, повинуясь флажкам, открыли частую пальбу по батареям, вынудив их навсегда умолкнуть.

Буквально через пять-семь минут русский орудийный огонь резко участился: подоспели полевые шести- и двенадцатифунтовки, подтянутые к линии бронеходов. Когда паровые чудовища выползли к редутам, большинство солдат, унтеров и офицеров были не убиты и даже не ранены, разве что контужены. Если бы не оглохли от близких и частых разрывов, они услышали бы, что смешанный гул десятков паровиков раскололся на множество лязгов, стуков и хлопков, исторгаемых отдельными механизмами. Но когда в считанных ярдах, пусть и за земляной стенкой, взрывается артиллерийская граната, поле боя заполняет ровный звон, заменяющий иные шумы. Никаких иных звуков, только звон, под аккомпанемент которого из-за тёмных броневых корпусов выскакивают во множестве русские солдаты в зелёных шинелях. На перекошенных в ярости усатых лицах что-то беззвучно исторгают оскаленные рты. Стволы винтовок вспыхивают огнями неслышимых выстрелов, а впереди торчат блестящие жала штыков...

Как быть прусскому солдату, стойкому и отважному, но за спиной у которого нет железного великана или иного средства, чтоб на равных бороться с врагом? В руках ружьё, быть может удастся продать жизнь подороже перед тем, как умереть среди безбрежного звона... Но вряд ли об этом кто смог рассказать. Вдохновлённая русская гренадёрская пехота взяла на штыки первую линию прусской обороны. Трепыхающиеся получили ещё по удару в шею и в лицо.

Когда-нибудь потом, в церкви на исповеди или в пьяной тоске вспомнит русский солдат, что зря добивал раненого немца - тот ничего уж поделать не смог бы, так умер бы или в плен попал. Но у гренадёров, ворвавшихся на вражью позицию, своя правда. Главное, чтобы никто не мог ударить в спину или выстрелить вслед.

Паскевич подъехал к месту бойни, когда там уже обосновались полевые орудия, методично перемалывающие в труху следующие прусские линии, подтягивались застрявшие и отставшие бронеходы, а гренадёры выносили к саням раненых товарищей. Отсюда просматривались варшавские пригороды. Воодушевлённые русской атакой, в наступление поспешили польские уланы. В кои-то веки ляхи и русские вместе воюют против общего врага! Долог, прочен ли этот странный союз?

- Ваше высокопревосходительство!

Фельдмаршал обернулся на взволнованный голос офицера. Четверо гренадёров вынесли на шинели сильно обгоревшее тело. Генеральские эполеты, почерневшие от огня, съёжившаяся некогда пышная борода, лица не разобрать... На рукаве - нашивка инженерного корпуса.

- Эх, Мирон! - Паскевич снял треугольную шляпу. - Зачем же ты не берёгся?

Корить нужно не тагильского самородка, а себя самого. Быть может, его смерть любую победу над пруссаками делает пирровой.

- Как это стряслось? - командующий повернулся к унтеру, старшему из доставивших тело.

Смущённый обращением столь высокого чина, тот растерялся сперва, потом чётко доложил:

- Снаряд корпус пробил, ваше высокопревосходительство.

- Что ж сразу на помощь не пришли? Генерала на погибель бросили!

Гренадёр захлопал глазами, не зная как оправдаться. Собрался с духом - говорить с князем тяжелее, чем на прусские окопы бежать.

- Тамока сгорели они все, ваше высокопревосходительство. Так что мы вперёд тогда, на немца, где нужнее. В 'Мономахе' огонь, взрывы внутри. Как погасло-прогорело, вытащили... Виноваты мы, ваше высокопревосходительство!

Донельзя расстроенный кончиной Черепанова, фельдмаршал опомнился и повернулся к офицеру бронегренадёрного полка, изготовившегося взять под стражу унтера.

- Отставить!

Нельзя на других перевешивать свой грех.

В последующие дни армия Паскевича окружила юго-восточный фланг прусских войск, державших Варшаву в кольце, остальные откатились на запад собраться с силами и получить подкрепление. Северная русская армия вторглась на земли бывшей Речи Посполитой, захваченные германцами при её разделе и именуемые ими Западной Пруссией. Тем самым Кёнигсберг с окрестностями оказался отрезан от королевства, соединённый лишь морем.

Больше до весны крупных сражений не было. Фельдмаршал часть конницы и инфантерии бросил на Краков, австрийцы оставили его без боя. Истерзанная междоусобицей империя с трудом справлялась с внутренними проблемами, где уж тут до борьбы с русскими. Мирный договор с Австрией, присоединивший польские земли к России, закончил 'войну, которой не было' и предрешил политическую кончину Меттерниха. Остаток зимы и начало весны ушли на дипломатические манёвры: Демидовы требовали уступить Восточную Пруссию целиком и большой кусок Западной, Фридрих Вильгельм IV со скрипом готов был отказаться от бывших польских воеводств, но и слышать не хотел о том, чтобы отдать хотя бы пядь из исконных германских земель.

Балтика в ту зиму не замёрзла полностью. Белый покров накрыл только прибрежные воды, где с морской водой смешалась пресная речная. С прекращением движения по суше германский торговый люд зафрахтовал сколько мог каботажных судов. Русского флота на Балтике не боялись с петровских времён: дальше Маркизовой лужи корабли под Андреевским флагом носа не казали и при Александре, а Пестель, уведя столицу из Питера да поручив морские дела Кюхельбекеру, окончательно задвинул их на задний двор. В демидовской России куда больше турецкой опасности внимание уделялось.

Но времена нынче другие.

Глава девятая, начинающаяся и заканчивающаяся как морская

Паровой фрегат 'Святитель', приписанный к Либаве, провёл самую необычную зиму, когда-либо выпадавшую кораблю Российского Императорского флота. Уворачиваясь от бесчисленных льдин, а мелкие разбивая обитым железом форштевнем, он бороздил побережье Восточной Пруссии с единственной задачей: сделать Балтийское море неуютным для германских судов, а также иных, имеющих дерзость торговать с осаждённым Кёнигсбергом. Все торговцы со сколько-нибудь ценным грузом получали призовую команду и курс на российский порт.

Раз в две-три недели фрегат отходил к Либаве, когда кончались снаряды, уголь и продовольственные припасы, а также матросы, ушедшие на трофеях. Начиналась сущая каторга. Мешки с углём переправлялись на борт в плоскодонных лодках, как и бочонки, снарядные ящики, короба со съестным. Когда закачивалась погрузка, моряки, вылезая из угольных бункеров, кашляли чёрной ядовитой слизью, и так не менее трёх-четырёх суток. Впрочем, и в летнюю пору угольные дни не лучше. О жидком топливе, что питало котлы бронеходов в Варшавском бою, на флоте и мечтать не смели.

В марте начали вскрываться реки, впадающие в Балтику, наполнив её льдинами и затруднив без того непростую ледовую обстановку. Морское сообщение прервалось совсем, хотя с рейдами 'Святителя' и без того оскудело.

Беда нагрянула с другой стороны. Перед самой весенней распутицей прусская армия под командованием генерала Хельмута фон Мольтке ударила вдоль балтийского побережья. Гепанцдампфвагены, бронированные паровики, более похожие на русские машины времён Турецкой войны, обрушились на укрепления, люди в которых были также не готовы к отпору против бронетехники, как и противники русских в предыдущих боях. Дальнобойные пушки с нарезными стволами, имевшие непревзойдённую точность выстрела на огромных дистанциях, оказались бессильны. Гранаты выкашивали пехоту и конницу, следовавшие за панцерами, но ничего не могли поделать с корпусами машин. Они беспрепятственно выдвинулись на близкое расстояние, кроме разве что трёх с разбитой ходовой частью. Прусские канониры в упор расстреляли артиллеристов, после чего вагены переехали через трупы, открыв кавалерии простор для прорыва вглубь.

Разгром был ужасен. Когда прусские драгуны налетели на расположение российских бронеходов, там не успели развести пары, а лишённые движения машины остались беззащитными. Полковник Мацкевич, заменивший убитого с Черепановым командира, отдал отчаянный приказ подорвать технику и сам погиб. Пруссаки захватили лишь развороченные корпуса, однако для пытливого взгляда и в изуродованных железных останках нашлось много интересного.

Паскевич был отозван с западного направления и приехал в Москву, благо на поезде из Варшавы это недолго, где застал всяческое смятение и кучу ненужной суеты. Дума заседала ежедневно, не отказываясь и еженощно, ежели бы у толпы партикулярных господ появился шанс отыскать верный рецепт спасения от поражения. В делах военных они все сведущи, когда нужно смешать генералов с конским навозом, и удивительно беспомощны касаемо полезных советов. Выказанные на заседаниях соображения, печатаемые в газетах, напоминали барахтанье утопающего в трясине, когда каждое телодвиженье не выручает, а способствует проваливанию вглубь.

Светлейший князь Анатолий Николаевич, чей титул регента при молодом императоре в эти дни был особенно труден в ношении, встретил Паскевича в Кремле как единственную надежду трона и державы.

- Не ждите никакого чуда, милостивый государь, разве что и в Пруссии революция вспыхнет. Но чудеса не случаются по воле человеческой, - конечно, фельдмаршал не ведал про чудотворные происки Строганова в австрийском тылу. - Нужно армию снова собрать, бронеходы из-под Варшавы к Кёнигсбергу переправить. А главное - снаряды. Я военному Министру не раз говорил: рано или поздно с панцервагенами столкнёмся, тогда средство против их брони должно у каждой пушки иметься. Да ежели бы двенадцатифунтовая гладкоствольная чугунным ядром ударила, и то толку больше было бы, чем с гранат и фугасов.

Демидов, облачённый в зелёный мундир с белыми лосинами по вновь вернувшейся дворцовой моде прежних времён, от нерадостных слов будто оплыл, свесив рыхлые щёки.

- Александр Иванович Чернышёв с должности Военного министра изгнан с позором. Однако же новый пушечный заряд по щучьему велению не появится!

- Щуки на Урале обитают, Анатолий Николаевич, в Тагиле.

Красноватые глазки регента сердито блеснули.

- Самую важную из них вы лично в бронеходе погубили, Фёдор Иванович.

- Не досмотрел, виноват. Чем сожалеть, нужно дело делать - свести воедино бежавших из Западной Пруссии героев в способные к бою полки, призвать до сотни тысяч пополнения, флоту в Балтике шустрее германца бить - лёд сходит. Бог даст, к лету вернём викторию; пруссов не впервой бить.

- Уверены? Тогда вам и карты в руки.

Паскевич покинул кабинет регента с назначением на должность Военного министра. Сие назначение ещё в Думе утверждать, но оно уже легло на плечи тяжким бременем - переломить ход войны, тем более что тевтоны не будут сидеть сложа руки.

Пруссаки ещё до контрнаступления, крайне встревоженные пиратскими рейдами 'Святителя', обратились к стране, донельзя более ревностно относящейся к успехам других. Никогда в истории Британия столь быстро не приходила на помощь, радуясь: убивать можно под чужим флагом и за счёт просящего, не втягиваясь самой в обременительную войну.

Через студёные воды датских проливов, где ещё попадались ледяные глыбы, вынесенные в Балтику вскрывшимися реками, проследовали три боевых корабля. Флагман 'Супериор', чьё длинное дубовое тело было обшито от ватерлинии и выше толстым листовым железом, нёс на двух палубах девяносто орудий! Мощнейшая паровая машина в восемьсот лошадиных сил при убранных парусах разгоняла его до немыслимых тринадцати узлов, при удачном направлении ветра корабль двигался ещё быстрее.

Пароходофрегаты 'Принц Уэльский' и 'Георг', чуть меньшего размера, имели по восемьдесят пушек, по совокупности стволов - больше, чем все русские паровые суда Балтийского флота. В Данциге над тройкой англичан взметнулись стяги с прусскими орлами. 'Супериор' превратился в 'Гогенцоллерна', остальные также сменили имя. В командах появились германские офицеры - учиться уму-разуму от опытных морских волков и создавать видимость смешанных экипажей. Наконец, к большому неудовольствию британского адмирала Старка, к эскадре присоединился вооружённый колёсный пароход 'Рейн', согласно названию более пригодный для речного плаванья и изрядно замедливший общее движенье.

В этом составе новорождённый прусский военный флот отважно двинулся на север, к входу в Финский залив. В день отплытия пришло известие о разгроме русских в Западной Пруссии, враг германцев далеко был отброшен от Данцига. Даже самые далёкие от военных дел бюргеры смекнули: после победы на море война закончится. Ни для немецкой, ни для русской, ни для английской стороны её затягивание не выгодно. Пострадает лишь Польша от очередного передела, ей не привыкать служить разменной монетой в торге великих держав.

Они встретились с русскими, когда на траверзе по правому борту чернели невысокие скалы Моонзундского архипелага. Британский адмирал, услышав взволнованное сообщение вахтенного, поднёс к глазу подзорную трубу и не сдержал удовлетворённой улыбки. Три дымка от небольших кораблей, двое не крупнее фрегата, третий уступит даже 'Рейну'. Ветер юго-восточный, малое парусное вооружение противника не даст им воспользоваться и оторваться на север. Говорят, у русских дальнобойные пушки? Но такую громадину как 'Супериор' не утопить полудюжиной или даже дюжиной попаданий, а при сближении на милю варвары получат залп всего борта. Дело за малым - успеть до темноты.

Как и ожидалось, троица бросилась наутёк. Лишь только они начали разворот, из-за кормы малого судна вынырнул четвёртый дымок и решительно двинул навстречу 'Гогенцоллерну'.

- Можем считать, сэр, в бою у нас не было численного превосходства, - капитан флагмана показал тонкий английский юмор. - Интересно, они собираются таранить нас или сразу сдаться?

Далёкое от традиций морского боя поведение противника озадачило Старка. А всё непонятное - опасно.

- Не будем это выяснять, капитан. Белого флага нет - топите его.

Дальше начались странности. Не похожий ни на что чёрный кораблик, на вид - до сорока футов длиной, нёс несоразмерно большую дымовую трубу, исторгавшую блеклый дым, светлее по сравнению с привычным угольным. На нём почти не было надстроек, лишь подобие рубки. А главное - приняв попадания, неминуемо должные разнести его в щепки, он решительно отказался тонуть!

Адмирал нервически скрипнул зубами.

- Разрешите заметить, сэр, - высказался капитан, когда стих грохот очередного залпа. - Он идёт на таран. Это - брандер!

- Так какого дьявола вы медлите?!

'Супериор' - не бричка, команда 'лево на борт' не исполняется за один миг. Матросы в четыре руки вращают огромный штурвал, блестящий крашеным железом корпус лениво выносит корму в сторону, противоположную направлению поворота, подставляя борт самоубийственно прущейся на него лоханке...

Когда паровое недоразумение проскользнуло в мёртвую зону орудий, а матросы открыли по нему ураганный огонь из ружей, адмирал и капитан убедились, что носовая его часть пробита снарядами, пули превращают её и дымовую трубу в решето. Порох, коим начиняется брандер, давно взорвался бы, но не тут-то было. Свинец высекал искры из обшивки, паровой катер приближался, словно заговорённый, пока не оказался ярдах в шести. Самые смелые и любопытные, свесившиеся через борт, стали первыми жертвами. Оглушительный взрыв прогремел над морем, взметнув над волнами гейзер воды и щепок - под ватерлинией нет железа.

Закричали раненые; капитан начал выкрикивать команды, разорялся боцман, сновали офицеры - но тщетно. Прореха оказалась слишком велика. Пробовать завести на неё пластырь - что остановить носовым платком набегающую волну.

Корабль, лишь двое суток носивший несчастливое прусское имя 'Гогенцоллерн', пошёл на дно в согласии с английским происхождением: чинно, чопорно, с достоинством, не торопясь и практически на ровном киле, деликатно позволив команде спустить шлюпки. Никто уже не заботился об охоте на русского карлика, преспокойно включившего реверс.

Зато капитан 'Вестфалии', в девичестве - 'Принца Уэльского', не поторопился принять адмирала на борт и бросился в погоню. Тихоходный русский баркас, капитан которого не мог надеяться на успешную ретираду, вдруг... приподнялся над волнами! Под днищем его обнаружились связки толстых труб, из которых тотчас вылетел огонь.

На глазах изумлённых англичан и немногочисленных пруссов горящие светляки обрушились на рангоут и такелаж 'Вестфалии', часть из них просвистела за борт, некоторые запутались, с полдюжины упало на деревянную палубу. Возникли пожары, капитан, столкнувшись с неизвестным и подлым оружием, от греха подальше велел отвернуть и затушить огонь, уступая пространство третьему британскому кораблю - 'Георгу', идущему в бой под именем 'Фридриха Великого'.

Что же происходило в короткие минуты передышки на борту странного русского кораблика? Инженер-генерал Карл Андреевич Шильдер, не посмевший выпустить своё детище без присмотра в первую баталию, оторвался от медной зрительной трубы и торжествующе повернулся к капитану.

- Подожгли мы британца-то, Павел Петрович!

Тот радостно прокричал новость по отсекам. Оглохшие от взрыва у борта 'Супериора' подводники с трудом расслышали счастливую весть, потом прогремело 'ура', мало уступающее в громкости тому взрыву, а затем, чуть потише - другие восклицания. Очень короткие и цветастые.

- Нет такой возвышенной и светлой вещи, которую русский матрос не мог бы выразить грязными богохульными словами, ваше превосходительство, - хохотнул мичман. - Разрешите приступить к замене заряда!

- Незамедлительно. Третий британец уже недалеко.

Утопить один и повредить другой крупный корабль - уже огромный успех. 'Тагил', назначенный при постройке наводить ужас на турецкие берега, отыграл дебют в Балтике. Но аппетит приходит во время еды. К тому же английский корабль может просто ударить форштевнем, снести дымовую и воздуходувную трубы, развалить подводный корпус... Поэтому выбора нет - только атаковать самим.

Матрос выбрался на верхнюю палубу, едва отворив люк, покорёженный обстрелом, который, впрочем, и не стихал - двое оставшихся на плаву англичанина пытались попасть в малую цель с дальней дистанции. Моряк вытащил цепь, уходящую в нос под воду. Над волнами показалась чуть погнутая взрывом железная труба бушприта, в ней торчали щепки, оставшиеся от шеста-утлегаря. На мостик выбрался второй новобранец подплава с бочонком в руках. В четыре руки они вставили в бушприт новый шест. Бочонок с гальваническим проводом для дальнего подрыва булькнул в воду впереди ложного верхнего корпуса, избитого, но не теряющего плавучести из-за плотно набитого в него пробкового дерева. Матросы вздрогнули, ибо слишком хорошо знали капризность пироксилина, им Шильдер приказал наполнить мину вместо привычного и верного чёрного пороха. Однако беда миновала. Строптивый заряд занял место впереди, готовый вонзится под вражескую ватерлинию на глубине в человеческий рост.

Надо отдать должное третьему британскому капитану: он скомандовал поворот сразу же, как только узнал, что адский русский снова поспешает навстречу. Но дистанция была уже меньше мили, железный огрызок успел воткнуться в борт ближе к корме.

Взрыв значительно превзошёл предыдущий. Корпус разворотило до верхней палубы. Ванты бизани, вдруг потерявшие связь с бортом, взметнулись вверх подобно лопнувшим гитарным струнам, мачта рухнула, крюйс-брам-стеньга тяжело ударила по волнам. Корабль на глазах получил крен на правый борт и дифферент на корму, принимая воду в трюм с неслыханной быстротой. Никто уже не бросился к шлюпбалкам; матросы и офицеры прыгали в море, пытаясь отплыть чуть подальше от обречённого 'Георга' в надежде, что не окоченеют насмерть, пока их не подберут шлюпки.

Каперанг Павел Степанович Нахимов, командующий 'Святителем', точными движениями водил трубой, пытаясь среди обломков, шлюпок и барахтающихся тел найти хотя бы какие-то следы 'Тагила'. Пострадал ли тот от английских ядер, разрушился ли при взрыве собственной шестовой мины или каверзу сотворили бочонки с пироксилином, запасённые в нижнем корпусе - теперь уже не суть важно. Пятнадцать русских душ и одна германская отправились под воду и оттуда - на небеса.

- Наш выход, господа!

Нахимов отказался топить 'Вестфалию', чья команда занялась спасением моряков с двух погибших кораблей, и, обойдя её по длинной дуге, приблизился к 'Рейну'. Сзади дымил 'Кронштадт', и вид двух русских кораблей на фоне погибающих англичан, какой-то час назад казавшихся грозными и непобедимыми, отбил у прусского экипажа всякое желание демонстрировать предсмертную доблесть. По укоренившейся зимней привычке 'Святитель' выслал призовую команду, затем вернулся к переполненному людьми последнему британскому фрегату. Капитан его не имел возражений принять русского у себя на борту.

- Со всей очевидностью, сэр, мне не хотелось бы разбирать 'Вестфалию' на доски, когда на ней скопились люди сразу из трёх команд. У нас больше орудий, выше скорость, да и дистанция поражения изрядно превосходит вашу артиллерию. Предлагаю решить дело без крови.

- Я не имею права сдаться, - ответил британский капитан, понимая доводы русского и удивляясь его чистому английскому произношению. - Лучше выброшусь на мель и прикажу уничтожить корабль.

- От вас никто не требует подобных жертв, - качнул головой Нахимов. - Оружие за борт, и ступайте с Богом. Слово русского офицера: вас никто не тронет. И, право, снимите эту тряпку. Над боевым британским кораблём прусский орёл выглядит нелепо. Вы же не стыдитесь Юнион Джека?

Англичанам кровь бросилась в лицо. Но проклятый русский прав - не по сути вещей, а с позиции силы. Капитан нехотя согласился. Адмирала Старка выручило, что в этот трагический момент он не успел выбраться на борт 'Вестфалии' и был избавлен от необходимости отдать ужасный приказ.

Если есть в биографии корабля более позорный момент, чем этот, так только сдача его врагу. Стволы артиллерийских орудий словно тела погибших моряков один за одним падали вниз, в пенные брызги, превращая красу и гордость флота в убогое транспортное судно. Может, трюмы пенькой да бочками с жиром нагрузить, чтоб унижение было полней?

Когда орудийные лафеты опустели до последнего, русский офицер указал на ружья, розданные палубным матросам из боязни абордажа.

- Ганз! - русский ткнул рукой за борт. - Офф!

Это против традиций и правил. Обстановка накалилась до температуры кузнечного горна, но представитель победившей стороны был неумолим. Да и как спорить без единой пушки.

Он не стал обыскивать трюмы в поисках завалящего штуцера или пистолетика. Сказал 'о'кей' и по-русски добавил 'честь имею'. Англичане проводили офицера к шторм-трапу.

За борт свесилась люлька, в ней - матрос и ведро с краской. Она быстро легла поверх надписи 'Вестфалия', а на штоке взметнулся сине-красный гюйс. Британские экипажи, наверно, даже ценой бунта не согласились бы и далее воевать за Пруссию.

Возвращение ощипанного 'Принца Уэльского' в Данциг вызвало шок. Дурная весть испортила расположение духа германцам, предвкушавшим перемирие с русскими на крайне невыгодных для врага условиях. Самопожертвование Шильдера и холодный расчёт Нахимова отложили окончание войны на неопределённое время.

Глава десятая, в которой фельдмаршал Паскевич добивается победы, но она, к сожалению для него, не является окончательной

Не имея сил для захвата и удержания всей Восточной Пруссии, командующий решил, тем не менее, наносить главный удар не с западных польских земель, а со стороны Ковно, куда смог по железной дороге перебросить изрядное количество войск. Он рассудил без затей: под стенами Кёнигсберга разговаривать с пруссаками будет намного проще, чем снова отрезая этот кусок королевства. Под угрозой захвата восточной столицы они как шёлковые отдадут польское балтийское побережье, включая Гданьск-Данциг, лишь бы отвести от себя беду.

Решительная битва произошла близ городка Тапиау, где от реки Прегель отделяется рукав, называемый местными Дейма, он течёт на юг. Прусский генерал фон Мольтке надеялся остановить русских на этом естественном рубеже, однако они обрушили огненный шквал на германские позиции и навели переправы через Дейму. Верстах в трёх от неё бронеходы впервые сошлись друг с другом в бою.

Подобно рыцарям из легенд, которые не могли поразить латы противника с первых ударов, железные исполины дрались добрый час. Ни конница, ни панцергренадёрная пехота в том сражении участия не приняли: сначала пушечные гранаты, а потом рой пуль из бортовых картечниц разметали их. Первые ряды пали, остальные отступили, спасаясь от гибели неминуемой и бесполезной.

Две дюжины панцервагенов и три дюжины шестиколёсных русских броненосцев осыпали друг друга стальными болванками. Грохотали выстрелы, гремел металл о металл. Ход сражения определили численность русских и новые снаряды, по чести говоря - опытовые ещё, не опробованные толком. Тагильские умельцы обозвали их по-морскому - брандскугели. Но не круглой формы, как ядра для гладких стволов, а вытянутые, под винтовальную нарезку. С пятисот шагов самые удачливые выстрелы начали пробивать толстую тевтонскую броню, изрядно превосходящую нашу по прочности, но делавшую их вагены малоподвижными. Внутри вспыхивал пожар, а где огонь и порох - итог предсказуем. Когда девятнадцать уцелевших бронеходов миновали линейку обгорелых панцеров и принялись палить по скопившимся сзади войскам, а конница рванула в охват с юга, прижимая прусскаков к Прегелю и норовя отрезать путь к отступлению, они дрогнули.

И хотя бронеходный полк не штурмовал форты Кёнигсберга, что вряд ли возможно по природе военных локомобилей, мрачный вид закопчённых железных колесниц с грозными стволами орудий, открывающийся с городских стен, дал русской делегации поддержку, чтоб отвоевать на бумаге не один десяток вёрст, сдвинув границы внутрь германских земель. Куршский залив превратился во внутреннее российское озеро; Польское Королевство включило на западе всё, когда-либо принадлежавшее Речи Посполитой, и немного ещё.

Овеянный славой и почитая себя самого наравне с Суворовым, князь Паскевич вернулся в Гомель, получив в Москве полагающуюся толику восхвалений и наград. Юлия Осиповна встретила его как всегда - ровно и приветливо, но не более. Странным показался взгляд пасынка - одиннадцатилетнего Володи Строганова. Отрок вступал в пору возмужания, получив от родителй не лучшие черты. От матери унаследовал ляшскую кровь, готовую закипать в приступе безмерной гордости по поводу и без. От отца, коего и помнить не мог - пренебрежение к правилам и авторитетам. Отчима Володя терпел, но не более, и то по просьбе матери, зато отлично ладил с часто наезжавшим сюда Федей Достоевским.

Литератор, отвергнутый местными барышнями, несколько остыл, однако причислил себя к особам чувствительным, нервическим и глубоко несчастным, вдобавок - exalté(28). Созданный образ помогал сочинять ему, а первые напечатанные рукописи принесли некоторый успех. Впрочем, по мнению фельдмаршала, в основном у таких же ветреных и неуравновешенных господ.

(28) Экзальтированным (фр.)

Семья в сборе, включая замужних дочерей, и некоторые гости из числа уездного высшего общества, собрались на веранде дворца над Сожем. Как центр домашнего уюта, здесь стоял круглый стол, покрытый чистой скатертью, на нём торжественно возвышался огромный фарфоровый кофейник, полный ароматного шоколада, окружённый чашками, графинами с сиропом, бисквитами и булками. Французский повар Луи по старости лет больше не сопровождал Паскевича, радовал свои искусством только в Гомеле. В выпечке он был особенно силён. Как это всё отличалось от спартанских походных шатров, захваченных прусских усадеб со следами поспешного бегства хозяев, прохладной и сырой, несмотря на тёплую июньскую погоду, кёнигсбергской резиденции короля...