Эпсилон Эридана. Те, кто старше нас

12. ИНСАЙТ. 2004 ГОД

Стоял август. Солнце садилось. Над потемневшей травой резко выделялись стволы берез. Андрей затормозил на мосту и вышел из машины.

Под ногами ровно дрожал настил. Снизу поднималась прохлада, слышалось баюкающее журчание. Выше по течению высился обрывистый островок с кривыми сосенками и бурой скалой посередине. Его плавно обтекала река, образуя узкую, затененную протоку.

День таял. Лето шло на убыль. На скале уже сидел филин, нетерпеливый посланец ночи. Наступало особое, предвечернее время суток, так располагающее к спокойной грусти.

Андрей задумался. Размеренными дозами добиваясь успеха, он знал, с какой должности уйдет на пенсию. К своему закатному рубежу приближался имея дачу, квартиру, машину, престиж, связи, — весь тот смешной минимум, на который может рассчитывать средний преуспевающий житель страны. По всем признакам, предстояла золотая, хотя и не слишком долгая пора, когда человек имеет наконец возможность пожить по-человечески, без унизительных хлопот о существовании. Счастлив тот, кому выпадает такое еще до неизбежной полосы болезней. Особенно если умеет не задаваться вопросом: как, вот и все?

Но с этим не все обстояло благополучно. Время от времени Андрей видел сон, в котором спиной вперед поднимался по лестнице со ступенями, стертыми множеством подошв. Монотонная ходьба продолжалась долго, иногда всю ночь. Каждый раз он пытался разглядеть через плечо нечто важное, ускользающее. И когда это начинало получаться, когда в звездной тьме проступали силуэты, наступало пробуждение.

Андрей просыпался с очень правдоподобно ноющими мышцами. Пожимал плечами, завтракал, уходил на работу. Погружался в дела, привычно успокаивая себя надеждой на то, что до заката времени еще хватает. Настанет срок и для главного, ускользающего.

Однако в тот раз, на мосту, утешение не сработало. Грусть не отступала. Он облокотился о перила и постарался отвлечься красотой места. Через какое-то время понял, что не получится.

Начинало смеркаться. На острове сердито ухнул филин. Андрей бросил недокуренную сигарету, завел мотор, проехал мост и, удивляясь себе, свернул с асфальта. Его внезапно охватила полузабытая жажда приключений. Охватила и привела к редкому для взрослого мужчины состоянию. Он беззаботно поддался очарованию неизвестности, подстерегающей за каждым поворотом. Это оказалось приятным. Восприятие действительности сделалось свежим, красочным, будто с черно-белого телевизора он переключился на цветной.

Невысокая насыпь из красноватой глины петляла по лесистой пойме, хорошо выделяясь в зелени лугов. Ровно гудел двигатель. Из-под шин с щелканьем вылетали камешки, иногда звонко ударяясь в днище.

Справа, между деревьями поблескивала река, слева проплывал пологий склон сопки. Через дорогу перелетали стайки бабочек. Их было много, и они, наверное, представляли угрозу для леса. Если каких-то существ становится много, они неизбежно начинают представлять угрозу. Для поддержания одной жизни неизбежно требуется губить другую. Даже если не питаешься мясом. И что за закон такой? Андрей покачал головой и почувствовал, что она болит. Это был плохой знак, предвещающий перемену погоды.

Действительно, с гребня холма, на который поднялась машина, открылся сизый грозовой фронт. Воздух стал тяжелым, давала о себе знать накопившаяся за день духота. Ветерок из открытых окон помогал мало, виски продолжали наливаться болью.

Андрей еще раз покачал головой и прибавил скорости. Он твердо знал, что подобной выходки, точнее, выездки больше себе не позволит. Поэтому нынешнюю решил довести до логического конца. Непонятно, правда, какого. Какого-нибудь. Вспомнилась поговорка, которую Владимир Ян приписывал Чингисхану: боишься — не делай, делаешь — не бойся.

Солнце бросало последние мазки на тучи, переваливающие гряду сопок. Быстро темнело и холодало. Крупные капли пробарабанили по крыше, рассыпались на ветровом стекле. В салон влетела водяная морось, запахло свежестью. Вдоль дороги крутились вихри, но дождь споро прибил красную пыль.

Много позже Андрей с удивительной легкостью вспоминал сырой запах грозы, расползающиеся в колеях лужицы, брызги из-под колес, статические разряды между пальцами и металлическими частями машины. И ощущение надвигающегося события. Он тогда подумал, что ради одного этого ощущения стоило сворачивать с привычной дороги бытия.

Ощущение не обмануло. Событие произошло за поворотом, на склоне очередного холма. Событие вполне заурядное, имеющее вид двух девушек в полиэтиленовых дождевиках, размахивающих руками.

Они стояли у километрового столба с цифрой 46. Поначалу эта цифра привлекла большее внимание, чем сами девушки. Андрей тогда удивился, откуда может быть цифра 46 в десятке километров от магистрального шоссе.

Тормозить на мокрой глине следует весьма аккуратно. Андрей плавно выжал обе педали — сцепление с тормозом чутко прислушиваясь к ощущениям пальцев на руле. Задние колеса слегка повело, но он это проигнорировал, баранку не дергал. Резкие действия на скользкой дороге совершенно ни к чему.

Машина выровнялась сама, прокатилась еще пару метров и остановилась. Красный свет стоп-сигналов позволял видеть, что обе девушки уже близко. На миг всплыло усталое шоферское сомнение: а нужно ли брать? Но тут полыхнула молния, высветив юные симпатичные лица. Нет, таким не откажешь.

— Добрый вечер! Не могли бы вы… — оглушительно шарахнул и перекатился по небу гром.

Андрей энергично закивал и тут же скривился от боли. Шейный остеохондроз, черт бы его побрал.

— А можно минутку подождать? Сейчас прилетит наш филин.

— Кто?

— Филин. Почему-то все его называют совой, но он — филин. Честное слово!

Андрей с удивлением посмотрел на дыру в плаще светловолосой девушки. Она поняла его по-своему.

— Поверьте, наш Бубо создание спокойное и опрятное.

— Верю, — улыбнулся Андрей.

Шум дождя нарастал. Вновь вспыхнула молния. Откуда-то сверху на плечо второй девушки упал ком взъерошенных перьев.

— Бедненький ты мой, — сказала она. — Совсем разрядился.

Хлопнули дверцы. Девушка на переднем сиденье откинула капюшон и рассыпала по плечам светлые волосы. Конечно же, от них распространился аромат. Но не духов и не трав, а чего-то неведомого.

— Меня зовут Наташей.

— Очень приятно. Андрей.

— Позвольте представить вам Марину.

Он вежливо обернулся. Вторая девушка производила черно-белое впечатление — бледный овал лица в обрамлении густых волос. Ее щеку пересекала ясно различимая царапина. Андрей не удержался от усмешки:

— Это спокойный Бубо постарался?

— Нет. Неловко приземлилась с парашютом.

Секунду Андрей размышлял, как отнестись к ответу. Но… каков вопрос, таков ответ. Рассмеявшись, он тронул машину.

— У вас каникулы, лесные феи?

— Домой возвращаемся, — неопределенно ответила Наташа. — Нам немного дальше деревни. Довезете?

— Отчего же. Если не застрянем.

— Обязательно застрянем, — сообщила Марина.

На этот раз жесткие нотки, прозвучавшие в ее голосе, ничем не были спровоцированы, и Андрей замолчал.

Красная дорога поднялась на плато. Мокрый лес отступил в стороны. Ветер трепал траву в беспризорных полях, пробегая шквальными волнами между ржавыми остовами комбайнов. Гроза входила в полную силу. Горизонтальные струи дождя били в стекло. Щетки «дворников» успевали сделать слой воды лишь более тонким. Пейзаж сквозь него выглядел расплывчатым, колеблющимся, неверным.

Сбоку проплыло старое кладбище с часовенкой и покосившимися крестами.

— Вот и Старопокровка, — сказала Наташа. — Голова еще болит?

— Нет, — рассеянно отозвался Андрей.

Машину заносило. Ему приходилось быть внимательным. Перед самой деревней он объехал бульдозер с размотанной гусеницей. Машина при этом едва не сползла в кювет. Андрей включил фары.

Полосы света пробежали по срубам, ребрам стропил, скользнули по остаткам заборов, выхватили переполненное ведро, висящее над колодцем, затем — заросли одичавшей малины, почти скрывшей корпус холодильника.

В пустой раме ворот на миг показалась то ли собака, то ли волк. Зверь вздыбил шерсть, сверкнул глазами и канул во тьму.

— Ой, — сказала Наташа.

— Как после нашествия марсиан, не правда ли? — спросил Андрей.

— Какие еще марсиане? — отозвалась Марина. — Нет их в природе. Сами натворили.

Андрей поднял брови.

— Вы говорите о моем поколении?

— О всех ваших поколениях.

— И о своем?

— Я-то какое имею отношение?

— Полагаю, такое же, как и я. Или вы иностранка?

— Скорее — иноземка.

Разговор потерял смысл. Девушка пребывала в дурном настроении. Андрей вновь замолчал.

— И зачем только живете? — с непонятной страстностью добавила Марина.

Андрей не ответил. Машина спускалась к мосту. Это было нечто.

Неизвестного названия поток бежал через Старопокровку. Минувшим днем был он, наверное, всего лишь невзрачным, замученным людьми и животными ручьем, но ливень куда как прибавил ему сил. Ручей вздулся, затопил ближние дворы, свободно втекая в разбитые окна. И если дорога еще как-то возвышалась над водой, то поверх мостка, в который она упиралась, течение несло многочисленные щепки, кус-гы, бутылки, остатки домашней утвари и прочий мусор.

Ниже переправы в небо торчали колеса перевернутого грузовика. Весь этот ужас дополнялся громами и молниями. Наташа тихо ойкнула.

— Бояться нечего, — уверенно заявила Марина.

Она начинала действовать на нервы. Андрей обернулся.

— Нам очень нужно, очень, — умоляюще сказала Наташа.

И Андрей смирился с совершенно неоправданным риском. Он остановил машину, прошел вперед, насколько позволяла вода. Потыкал подвернувшейся хворостиной в поток на мосту и вернулся.

— Плавать умеете? — хмуро спросил он, глядя на Наташу.

— О да, экзамен сдавали. Андрей Васильевич, неужели придется плыть?

— Надеюсь, что нет. Но ремень отстегните.

— Зачем?

— На всякий случай.

— Отстегни, отстегни, — сказала Марина.

Бросив на нее насмешливый взгляд, Андрей медленно въехал на мост. Под днищем зашумела вода. Что-то гулко ударило в правый борт.

— Бутылка из-под шампанского, — сообщила Марина. — Плавание обещает быть успешным.

Бревна настила дергались и шевелились В конце моста заднее колесо провалилось в щель. Еще секунда, и оно бы там заклинилось. Но Андрей мгновенно вдавил педаль газа в пол. Мотор взревел во все лошадиные силы. Машина буквально выпрыгнула на берег.

— Ох, — сказала Наташа. — Можно опять пристегиваться?

— Не обязательно. Инспектору дорожного движения тут делать совершенно нечего.

От моста единственная улица Старопокровки поднималась к коренному берегу. В свете фар различались даже проплешины старого, выщербленного асфальта. Они проехали мимо Доски почета с чудом уцелевшими портретами передовиков советской эпохи. Казалось, что во всей деревне именно эти метеостойкие портреты меньше всего пострадали от судьбы.

— Неузнаваемо изменился наш край, — голосом телевизионного диктора сообщила Марина.

Андрей не выдержал.

— Послушайте, вы напоминаете…

— Кого?

— Переутомленного мессию.

— Почти так и есть, как ни забавно.

— О!

— Что «о»? — рассердилась девушка.

— Нет, нет, ничего.

— Ах как мы выдержанны, как мы тактичны, — язвительно заметила Марина.

Андрей с подчеркнутым спокойствием пожал плечами. Что есть, мол, то есть. В отличие от некоторых.

Видимо, этот жест усилил раздражение собеседницы.

— А позвольте вас спросить.

— А пожалуйста.

— Многое вы свершили за свои сорок шесть для пользы человечества?

— Не очень, ваша честь.

— А именно?

— Оставался порядочным.

— Это все?

— Не каждый находил нужным. По-моему, не так уж мало.

— Не так много, чтобы гордиться, — отрезала Марина.

— Зря ты так, — грустно сказала Наташа.

Андрей признался себе, что не понимает, зачем тратит время на этих красивых, но совершенно чужих ему девушек, а в качестве благодарности слушает нелепое брюзжание. Не из-за денег же.

— Да, — сказал он. — Марина, боюсь, что требования к другим у вас не те же самые, что и к себе.

— Простите, — сказала Наташа. — У нас был тяжелый день.

И отвернулась к окну. Марина промолчала.

За деревней вновь начался лес. Дорога превратилась в сущее болото, местами переходящее в водоемы. Андрей форсировал их, повинуясь могучему шоферскому инстинкту, который всем хорош, за исключением того, что далеко на нем не уедешь.

Выл двигатель. Несколько раз машина чудом выкарабкивалась из гиблых колдобин. Все же после деревни Андрей испытывал облегчение. Мертвые дома Старопокровки напоминали призраков, которым безразлично, кому мстить, — что коммунистам, что демократам, что «новым русским». На рубеже тысячелетий Россию страшно поразила бацилла тупого безразличия. И брошенные деревни на веками насиженных местах как нельзя лучше символизировали это безразличие. Безразличие, которое еще даст свои всходы…

Девушки молчали. Наташа даже успела задремать. Филин балансировал крыльями, когда машину подбрасывало. Делал он это и впрямь так аккуратно, что на спинке сиденья не оставалось следов его когтистых, нервно переступающих лап. В отличие от своей хозяйки птица начинала Андрею чем-то нравиться. Своим воспитанием, наверное. Кто его так выдрессировал? Неужели вредная Марина? Странная все же парочка эти девчонки.

Андрей вдруг вспомнил, что Наташа назвала его по отчеству, хотя представился он только по имени, а Марина точно угадала возраст. Запоздало удивился, но спросить ничего не успел. Потому что машина прочно и недвусмысленно села на днище.

Попытка сдать назад ни к чему не привела. Двигатель заглох. Сразу стало понятно, что внутри тепло и уютно, а снаружи холодно и враждебно. Наташа проснулась.

— Приехали, — сакраментально сказала Марина.

— Как вы догадались, что мне сорок шесть лет? — спросил Андрей.

— Нет ничего труднее на свете.

— М-да, характер. Кажется, дождь заканчивается.

— Не расстраивайтесь. Пожалуйста, — виновато попросила Наташа.

— Вам сложно отказать.

— А у вас хорошая улыбка.

— Ну-ну, — сказал Андрей. Смущенно потер небритый подбородок и начал осматривать местность.

Дождь и в самом деле прекратился. Последние тучи уходили в сторону далекого Ледовитого океана, а над обидно чистым горизонтом вставала луна. С елей упали стрельчатые тени. По лужам пробегала ветровая рябь. В лесу нерешительно перекликались ночные птицы. Кроме их голосов, послегрозовую тишину нарушал негромкий, но настойчивый гул.

Андрей опустил стекло и выглянул, надеясь увидеть трактор или дизельный грузовик. Но вся доступная взгляду дорога оставалась пустой, как до, так и после машины. Гудело другое.

Со стороны Старопокровки, быстро увеличиваясь в размерах, летели два вертолета. Грузовой старичок «Ми-8» и…

— Черт побери, — пробормотал Андрей. — «Черная акула»!

Бубо заклокотал и угрожающе расправил крылья.

— Эх, — сказала Наташа. — Не успели.

— Красиво здесь, — безмятежно заметила Марина.

— Думаешь, все обойдется?

— Конечно.

Боевой вертолет с грохотом пронесся над машиной и развернулся. Его тридцатимиллиметровая пушка, снаряды которой прошивают танковую броню, уставилась прямо в беззащитное ветровое стекло «Лады».

— Ну и шуточки, — продолжал бормотать Андрей.

Грузовой вертолет тем временем снизился. Страшно грохоча, он сел на пригорок рядом с дорогой. Открылась дверца, и на траву спрыгнул человек в пятнистом комбинезоне Подтянул голенища сапог, привычным жестом поправил автомат и решительно зашагал к машине.

— Мы что, нарушили государственную границу? — прокричал Андрей.

Военный усмехнулся, глядя на лужу.

— Нет, вы еще в наших территориальных водах.

— Тогда в чем дело?

— Это кто, сова?

— Ноу, — заявила несносная Марина. — Зенитная ракета «Стингер».

— Образованная барышня, — одобрил военный. — Давно сидите?

— Нет, — сказал, Андрей. — Только что присели.

— Хорошо.

— Вы так считаете?

Военный качнул головой, давая понять, что шутить ему некогда.

— Что-нибудь необычное по дороге видели?

— Ну… такое, из-за чего в нас стоит целиться пушкой, не замечал.

— Формальность, инструкция, — отмахнулся военный. — Не надо бояться человека с ружьем. Сами боимся.

Потом взглянул на Марину и козырнул:

— Капитан Шестаков. Заместитель командира эскадрильи.

— Странное впечатление производят ваши вертолеты в окрестностях ненаселенного пункта Старопокровка, — заявила Марина. — Не находите, капитан?

— Нет. А что тут странного?

— Да ваши вертолеты стоят столько, сколько нужно для восстановления деревни. Вы материалист, я надеюсь?

Непередаваемое выражение появилось на лице капитана Шестакова.

— Господи, и здесь митинг. Студентки небось? Люди просвещенные?

— Да в общем — не дурочки.

— Тогда понимать должны.

— Например, что?

— То, что хорошие люди в банды не собираются. А вот плохие — собираются. И пока это происходит, а происходить такое будет всегда, нужны если не вертолеты, то бронемашины. Дубинки на худой конец. Столько еще обезьяньего в человеке! Я уж не говорю о потенциальных внешних угрозах.

— Браво. Аи да капитан, — серьезно сказала Марина.

— Спасибо. А как вас зовут?

— Марионелла-Жозефина, — еще более серьезно сказала Марина.

Капитан перебросил автомат за спину и с сомнением почесал переносицу.

— Редкое имя в окрестностях ненаселенного пункта Старопокровка.

— В этих окрестностях сейчас все редкое.

— М-да? Как сказать. Ну вот что. В интересах расследования мне нужно знать ваш адрес.

— Пожалуйста. Сфероидальная галактика в Печи.

— Какой печи?

— В созвездии Печи. Южное небо. Навигационной ценности не представляет.

— Послушайте, — обиделся офицер. — Я ведь задание выполняю, а не охочусь за девушками с вертолета.

— Да? — смилостивилась Марионелла-Жозефина. — Андрюша, дорогой, скажи ему адрес нашего гнездышка.

— Вам записать? — не без лукавства предложил Андрей.

Капитан растерялся.

— Вы что же, супругами будете?

— Будем, будем, — неожиданно вмешалась Наташа.

— Ну и шуточки… — пробормотал капитан Шестаков. — Афганистан какой-то…

— Так вам записать?

— Ладно, достаточно того, что я запомню номер машины. Извините, помощь оказать не сможем, у нас горючее на исходе. Когда вернемся на базу, попробую связаться с дорожной службой.

— О, не беспокойтесь, — почему-то взволновалась Наташа. — Мы сами справимся.

— Уверены?

— На сто процентов. Кажется, так это говорится.

— Жаль, — грустно обронил капитан Шестаков,

Он козырнул и вернулся к своему вертолету. Наскоро почистил сапоги, взбежал по алюминиевой лесенке, на миг обернулся. Взмахнул рукой.

Дверь захлопнулась. Чудище зарычало, оторвалось от пригорка и пристроилось к собрату.

Свистящий гул винтов вскоре стих за лесом. Растрепанные кроны деревьев успокоились. Но все равно лес казался уже не тем, другим. Придавленным, что ли. Есть нечто противное природе в орудиях убийства.

— Андрей, как вы думаете, кого они искали?

— Быть может, бежавших солдат.

— Но почему капитан нас не предупредил?

— Странно.

— Наверное, Марина смутила его своими насмешками.

— Очень может быть. Зря, между прочим. Неплохой парень. По-моему, не женат.

— Вы тоже не женаты, — утвердительно сказала Наташа.

Андрей помрачнел.

— Я разведен. Это другое дело.

— Не печальтесь. Тут неподалеку живет наша бабушка. Отчего вы смеетесь? Марина, я что-то не так сказала?

— Слегка.

— Андрей, извините. Просто я приглашаю в гости. Должны же мы вас отблагодарить. О машине не беспокойтесь, здесь еще сутки никто ехать не решится. Вы большой мастер вождения! Марина считала, что мы застрянем тремя километрами раньше.

— Спасибо, но…

— Знаете, в лесу страшновато…

Вот так мы и попадаемся, подумал Андрей. Дщери Евы. Он улыбнулся и открыл дверцу.

— Бр-р. Океан Ледовитый. Территориальные воды. Марина, давайте я вас перенесу.

— Лучше помогите Наташе.

— Да, — сказала Наташа. — Если не очень затруднит.

— Нисколько. Я лет двадцать не носил девушек, успел отдохнуть.

Наташа посмеялась ему в плечо. Из машины вылетел филин со свернутыми дождевиками в когтях. Лениво помахав крыльями, птица ухнула и скрылась в лесу.

Марина невозмутимо брела через лужу. Андрей приостановился.

— Н-да, — сказал он.

Наташа встрепенулась в его руках.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Закаленная у вас сестра.

— Почему вы считаете нас сестрами?

— Но у вас же общая бабушка!

— А, да, правильно. Знаете, лужу мы преодолели. Можно ставить меня на поверхность планеты.

На поцарапанном лице Марины появилось нечто вроде улыбки. Андрей начал придумывать, что бы такое сказать.

Наташа тактично прервала паузу:

— Здорово у тебя получилось с капитаном, Маринчик.

— Мелочи. Поживешь тут с мое, тоже научишься. Спасибо вам, Андрей.

— Да вроде не за что.

— Есть за что. За благородство и бескорыстие. Доверие и дружелюбие.

— Ты пропустила воспитанность и выдержку, — лукаво добавила Наташа.

Марина впервые рассмеялась:

— Не только. Еще гордость и гуманность. И так далее, по алфавиту. Продолжать?

Андрей отвернулся.

— Интересно, как наш капитан умудрился запомнить номер? — спросил он. — Все заляпано грязью.

Наташа махнула рукой:

— Ничего он не запомнил. Но это — его проблемы. Маринчик, веди.

Марина молча шагнула в придорожные кусты.

— Куда это? — поразился Андрей.

— Так ближе. Пожалуйста, дайте мне руку.

Гостеприимно запели комары. Наташа ничуть не преувеличивала, когда сказала, что в лесу страшновато. Андрей с шумом пробивал дорогу, думая о том, что медведи в конце лета должны быть добродушными, равно как и волки. Но вот в отношении беглых солдат и уголовников сомнения оставались. Не зря же вертолеты здесь летают… Он пожалел, что не захватил из машины чего-нибудь увесистого, вроде монтировки.

Брюки и куртка быстро вымокли. Стараясь не стучать зубами, он спросил, не может ли поблизости быть трактора.

— Это такое… лязгающее сооружение?

— Да, л-лязгающее. Хорошо машины вытаскивает.

— Пусть вас это не беспокоит. Машину мы освободим иначе, не так шумно. Знаете, к металлам у меня предубеждение. Мертвые они уж очень. Вы не считаете, что сталь, например, жестока?

— Как может быть жестоким мертвое?

— Оно всегда угрожает живому.

Андрей немного помолчал, стараясь понять, играет ли девушка словами. Потом наугад спросил:

— А бронза?

— Бронза — сплав. В нем есть теплота, отпечаток души.

— У вас художественное восприятие.

— Да нет, иное видение.

Что-то скрывалось за этим абстрактным диалогом. Но от дальнейшего разговора Наташа уклонилась, сославшись на усталость.

— К тому же, — добавила она, — я не совсем уверенно владею идиоматической стороной русского языка. Не успела вжиться.

От этого пояснения Андреево недоумение ничуть не уменьшилось.

Они выбрались на более открытое место. Идти стало легче. Но вскоре малозаметная тропинка пересекла поляну и вывела к краю обширного болота. Захлюпала вода. Упругие стебли хвощей цеплялись за ноги. Досаждал гнус, образец жестокости живого. Наташа звонко пришлепнула очередного мокреца и вздохнула.

— Что, тяжело быть белковым телом? — иронически спросила Марина.

— Да, и больно. Ты на меня сердишься?

— Какой смысл? Что сделано, то — прошлое.

Андрей откашлялся.

— С вами что-то стряслось, лесные феи?

— Стряслось. Очень даже сильно стряслось. По моей оплошности. Марина, можно рассказать?

— Немного позже, Бубо уже на месте. Там все и расскажем. Андрей, вы подождете?

— Да я вообще не уверен, имеют ли ко мне отношение ваши секреты.

— Имеют, имеют.

Андрей пожал плечами.

— Кажется, болото мы миновали.

За болотом начинался молодой еловый лес. Деревьям было лет по тридцать, ветви висели низко, приходилось нагибаться. Андрей придержал хвойную лапу, пропуская девушек.

Неожиданно фигура шедшей впереди Марины вспыхнула, будто попав в луч прожектора. И тут же пропала. Андрей вздрогнул и выпустил ветку.

— Это еще что?

— Кольцевой поток фотонов. Ничего страшного, — ответила Наташа.

Андрей разозлился:

— Перестаньте морочить мне голову. Кольцевой поток фотонов невозможен.

— Возможен, возможен.

— Это ж какая гравитация должна быть!

— Большая.

— Нас бы тогда раздавило.

— Нет, гравитационные линзы очень маленькие. Они расположены только в точках поворота. Фотоны движутся вообще-то не по кольцу, а по многограннику, понимаете?

— Понимаю. Нет, не понимаю. Для чего это?

— Да много для чего. Сигнализация, в частности. Пойдемте.

Но Андрей примерз к месту.

— Послушайте, люди такое сделать не могут.

— Верно, — терпеливо согласилась Наташа.

— Ах вот оно что…

— Да, именно оно. Идемте, нас ждут.

— А если не пойду?

Наташа рассмеялась:

— Спать вам тогда в машине. Голодным.

— И все?

— И все.

Ошеломленный Андрей топтался под развесистой елкой. Перед его лицом то озарялась, то растворялась в темноте качающаяся ветка. Он увидел, как из световой пленки протянулась открытая ладонь, и отшатнулся. Послышался смех Марины.

— Дорогой гуманоид, неужели нас нужно бояться?

— Вот уж не знаю!

— Вспомните пословицу Чингисхана.

— Чингисхан сейчас бы помер со страху.

— Не исключено. Образование у него было неважное. Эх, член ученого совета! Решайтесь. Иначе потом всю жизнь не простите себе слабости. Вы хоть догадываетесь, на пороге чего стоите?

— Догадываюсь, — проворчал Андрей. — Умеете находить слабые места, сестрички по разуму…

Он зажмурился и не шагнул, а как-то посунулся вперед. Свет пробился и сквозь закрытые веки, но других неприятных ощущений не возникло. Он разочаровался и даже заподозрил розыгрыш, тем более что остаток пути прошел абсолютно без приключений. И что бы это все могло значить?

Обыкновенный деревенский дом располагался внутри обнесенного жердями двора. Над трубой вился дымок. У калитки стояла старушка в белом платке.

— Ах, девочки, я уж извелась! Все ли благополучно?

— Да. Благодарение Андрею Васильевичу, спасителю нашему. Вот, познакомьтесь.

— Ксения Кирилловна. Очень, очень рада, дорогой вы мой! Знаете, я так боюсь этих ужасных зенитных ракет, а негодник Бубо совсем перестал отвечать на сигналы. Старый он у меня, заряда не хватает, понимаете?

— Понимаю, — солидно ответил Андрей. — Чего ж не понять? Заряда не хватает.

От длинных аристократических пальцев Ксении Кирилловны пахло луком, но Андрей приложился к ним без всяких колебаний. Обладательница столь неистребимого обыкновения подавать ручку для поцелуя имела право бояться многого, включая зенитные ракеты. Одному Всевышнему известно, чего она навидалась на своем веку.

Компания прошла мимо накрытых мешковиной огромных бочек и поднялась на крыльцо.

— Проходите, сударь, проходите, — ласково приглашала хозяйка. — И не тревожьтесь, все здесь вполне вменяемы, включая вас.

Андрей закашлялся. Ему любезно постучали по спине.

В чистой, блаженно теплой горнице он долго мыл руки и пытался сообразить, что собой представляет негодник Бубо, чем провинилась трогательная Наташа и какое отношение ко всему этому имеют средства ПВО.

Сухая научная жизнь давно отучила его от веры во всякого рода народных целителей, провидцев, биоэнерготерапевтов, пришельцев и лозоходуев. Он признавал только надежные экспериментальные данные, корректно обработанные статистически и подтвержденные независимой лабораторией. Желательно — не нашей. Он многократно убеждался в том, что рано или поздно любой чертовщине находится удивительно банальное объяснение. Сыщется оно и в этот раз. Хорошо, что не отступился из-за световых фокусов. И впрямь было бы стыдно.

— Голубчик, прошу к столу. Пора отужинать да отдохнуть с дороги. Что требовалось, вы уже сделали.

— Спасибо. Девочки, наверное, тоже проголодались?

— Увы, им надо сначала муляжи приготовить.

— Какие муляжи?

— Да копии свои, альтер эго. Латынь-то помните?

— Смутно.

— Не беда, сударь, не беда. Сосуды к утру прочистятся. Глядишь, и память покрепче сделается.

Андрей едва не ляпнул, что против склероза лекарств нет, но вовремя вспомнил о возрасте собеседницы.

— Присаживайтесь, Андрей свет Васильевич. Времени у меня совсем мало осталось. Хочется напоследок с человеком поговорить.

— Что вы, Ксения Кирилловна, времени у вас много, это я вам как врач говорю.

— Смотря где, милостивый государь, смотря где. Здесь, на бренной, — ровно пустячок какой.

Старушка резала хлеб по-деревенски, крупными ломтями. Буханку при этом прижимала к груди. В ней удивительно сочетались простонародные привычки и салонные манеры начала двадцатого века. Человеку, успевшему пожить в СССР, такая смесь о многом говорила. Андрей не мог не почувствовать сострадания к этой частице старой России, чудом перенесшей лихолетье советской власти, а потом еще диковатую реставрацию капитализма. Он не то чтобы перестал замечать странности ее речей, но начал воспринимать их как нечто объяснимое. Подтверждая его мысли, Ксения Кирилловна продолжала:

— Что только не перенесла от людей. Сама, можно сказать, человеком стала. Как вы быстро стареете… Долго, ох долго вам еще идти. И ума вроде хватает, а пользоваться не хотите. И то сказать, мало поколений после обезьян-то… Знаете?

— Знаю, — сказал Андрей. — Читал.

Он совсем не знал, чего ожидать в ближайшую минуту. Было слышно, что в соседней комнате по полу протащили тяжелый предмет. Затем — еще один.

— Муляжи? — спросил он.

Ксения Кирилловна поставила на стол бронзовое блюдо с помидорами.

— Не мучьтесь, голубчик. Всему свое время. Скоро поймете. Утро вечера мудренее, как люди говорят. Ешьте пока. Вот пельмени, маслята. Хлеб свой, домашний, сама пеку. Извольте отведать.

Андрей принялся за угощение.

— Налила бы стопочку, да ехать вам скоро. О поджелудочной железе и говорить нечего.

— Редкий вы человек, — сказала Ксения Кирилловна примерно через полчаса.

— Уф, простите. Столько есть неприлично. Но все такое вкусное.

— Я не о том. С вами девочек оставить было бы не страшно.

— Спасибо. Неужели им что-то угрожает?

— Теперь уж ничего не угрожает. Да-с, теперь. Сыты ли вы, батюшка?

— Еще как!

— Ну, тогда не обессудьте. Прощайте, дорогой.

Ксения Кирилловна взглянула на него с неожиданной жесткостью. Мысли Андрея сделались вялыми. Приятная теплота волнами поднялась от желудка и покатилась к голове. Объелся-таки, подумал он.

— Объявляется стартовый отсчет времени, — сурово произнес мужской голос.

Андрей печально повернулся. В углу, на массивном телевизоре, сидел Бубо с открытым клювом. Одну из лап он держал в розетке. Или показалось?

Глазищи филина грозно горели, в перьях вспыхивали Разряды. А по экрану телевизора бегали разноцветные линии и ползали чудные знаки, вроде жуков.

Из тумана вышла Марина и погладила его холодной ладонью.

— Иди спать, несчастный гуманоид. Прощаю вам все.

Под руки, как раненого, Андрея увели в соседнюю спаленку.

— С вами по-хорошему… эх вы… — пробурчал он.

И уткнулся в хрусткую наволочку. Из форточки слышался отдаленный вертолетный гул. Ксения Кирилловна с беспокойством покачала головой. Марина прикатила хирургический столик на колесиках.

— Помочь? — спросила она.

— Управлюсь, чего тут сложного. Иди отдохни. Наташа плачет?

— Плачет.

— Надо же. Кто бы мог подумать.

— Слишком тщательно перевоплотилась.

— Слишком недавно. Поначалу все воспринимается чересчур остро. Земные страсти захлестывают.

Марина задержалась на пороге, глядя на спящего Андрея.

— Все-таки я ожидала, что ученые у них более догадливы.

Ксения Кирилловна усмехнулась.

Лунный свет отпечатал на полу оконный переплет. Он был изменчив, этот лунный свет. То усиливался, то ослабевал, будто снаружи прохаживался некто огромный, бесшумный и полупрозрачный. При этих переменах крупицы инея, покрывающего бок голландской печи, то начинали искриться, то угасали.

Иней лежал на столике с хирургическими инструментами, букете сибирской вечерницы, на спинке старой железной кровати и даже на голой, лишенной абажура лампочке под потолком.

Колкий холод проникал под ватное одеяло к свернувшемуся в клубок Андрею. Пробуждающееся сознание неохотно освобождалось от образов странного, сумбурного сна — на доевшей лестницы, космической пустоты с вкраплениями звезд, от капитана Шестакова, за что-то ударившего Андрея ножом в живот. От спиральной молекулы ДНК с недобро багровеющим фрагментом, от таинственной улыбки Бубо. От всех прочих фантасмагорий, старых и новых.

Подташнивало. Беспокоила скребущая боль в левом подреберье. И все же он встал. Покачиваясь от непонятной слабости, кое-как оделся. Глубоко втянул в себя воздух, потом задержал дыхание. Тошнота отступила, но накатилась волна озноба. Андрей набросил на плечи одеяло и попрыгал, чтобы хоть немного согреться. Потом опасливо выглянул в горницу.

Там было еще холоднее. Картошка и помидоры на не-прибранном с вечера столе заледенели. Рядом находился еще один кусок льда, в форме бутылки. Вокруг него валялись осколки стекла.

Морозные узоры украшали окно. Пышная бахрома снега окаймляла дверь, ведущую во вторую половину дома. Оттуда слышались крупнопузырчатое бульканье и сухие металлические щелчки, похожие на стук метронома. Еще что-то шипело.

Андрей вынул сигареты. Закурить, однако, не привелось, Исчезла зажигалка. Водительское удостоверение, паспорт, ключи от машины, бумажник, носовой платок — все обнаружилось в привычных карманах, а вот зажигалка пропала.

Среди ночи просить спички, конечно, не стоило. Но его всерьез беспокоил невероятный и необъяснимый холод в доме. Андрей постучал в заснеженную дверь. Выждал, постучал еще, наконец громко спросил:

— Ксения Кирилловна! Простите, что происходит?

Ответа не последовало. Тогда он толкнул дверь и остановился на пороге.

В нос ударил сильный запах озона. Потянуло совсем уж свирепым холодищем. Позади, в горнице, с пугающим треском лопнула и повалилась набок промороженная бочка. Деревянно стуча, по полу раскатились кочаны капусты.

А впереди, в просторной, освещенной неверным лунным светом спальне, клубился туман. Он поднимался из круглого бассейна с интенсивно парящей жидкостью. По периметру этот бассейн был окружен корабельными леерами на аккуратных стойках.

Струя более теплого воздуха дунула из двери. Туман колыхнулся. Из его блеклой пелены проступили очертания стола, за которым, уронив голову на руки, сидела Ксения Кирилловна. Потом стала заметной широкая кровать. Андрей увидел там обеих девушек. Они лежали в спокойных естественных позах сна, но совершенно неподвижно.

Андрей пощупал ледяную руку Марины. Пульс отсутствовал, дыхание — тоже. На ее лице застыла леонардовская полуулыбка. Приподнять твердое веко он не смог.

Наташа казалась грустной. Прикоснуться к ней Андрей не решился. Скомкал бесполезную пачку сигарет и отвернулся. Потом подошел к бассейну.

Туман слабо подсвечивался снизу. Жидкость в бассейне бурлила. Всплывающие на поверхность пузыри громко лопались. В глубину, широко раскинув руки, погружалась женщина с мертвенной серо-зеленой кожей и шевелящимися седыми волосами. Под ней, на фоне уже знакомых созвездий, рождались гроздья пузырей. Пузыри стремительно неслись к поверхности. Задевая тело, они фосфорически вспыхивали. В этих вспышках Андрей узнал еще одну Ксению Кирилловну.

От режущих испарений дьявольского колодца слезились глаза. Отодрав руки от стоек, он выпрямился и отступил на пару шагов. Происходившее могло быть сном, галлюцинацией, сценой из фильма ужасов — всем чем угодно, только не реальностью.

Мысль об этом вывела его из состояния оглушенности. Рухнула некая преграда между восприятием и осмыслением. Он вскрикнул и бросился к двери. В горнице споткнулся. Расшвырял тяжелые, словно пушечные ядра, кочаны и опрометью выбежал из дома.

На опушке елового леса шелестел ветер. Налетая на избу, он порой относил в сторону морозный туман, но потом стихал, и облако сгущалось заново.

Крупные предосенние звезды во всю мощь светили с неба. Андрею показалось, что над головой висит все тот же колодец.

Его била дрожь. Невероятно одинокий, жалкий, с переброшенным через плечо одеялом, он стоял во дворе и пытался взять себя в руки. Постепенно это начало удаваться. Сердцебиение унялось, дыхание выровнялось.

Он уже собирался стряхнуть прилипшие к брюкам капустные листья, когда тишину вдруг распорол скрип. Противный, ржавый. Кося глазом, Андрей присел.

Дверь сарая открылась. Из нее вышла совсем живая Марина. Шагах в двадцати она остановилась.

— Ближе не подходить, Чингисхан?

— Н-не надо.

Помолчали.

— Рановато вы проснулись, — сказала Марина. — Ну как, успокоились?

Андрей кивнул.

— Тогда скажите что-нибудь.

— Сейчас. Вам не попадалась зажигалка?

— Попадалась. Пришлось изъять. Огонь в доме сейчас опасен. Жидкий кислород, понимаете?

— Нет. То есть да. Кислород.

— Вот она. Возьмите.

— Потом как-нибудь.

Марина обидно усмехнулась.

— Вам ничего не угрожало и не угрожает.

К нему вернулась способность злиться.

— Послушайте, как вас там… Марина…

— Фи! Неужели в отместку за страх вы будете грубить?

Андрей скрипнул зубами.

— Извините.

— Уже лучше. Вопросы будут?

— Да уж. Они, то есть вы… не умерли?

— Нет.

— И Ксения Кирилловна?

— Тоже. Но она трансформируется. Ей пора возвращаться.

— Навсегда?

— Скорее всего. Мы долго не могли ее разыскать после всех бурных событий в вашей стране. Боялись не успеть к сроку окончания жизни Ксении Кирилловны. Жизни в белковой форме, разумеется. Поэтому пришлось пренебречь некоторыми правилами безопасности. Так мы оказались на вашем пути.

— Вот оно что.

— С вами толком не простились. Пожалуйста, не обижайтесь. Нам казалось, так лучше. Долгие проводы — лишние слезы, как у вас говорят. Но только вот…

— Что?

— Наташа очень расстроилась.

— Почему?

— Понравились вы ей.

— Я? В каком качестве?

— Как — в каком качестве? — удивилась Марина. — В качестве мужчины, я полагаю. Не только же в качестве извозчика. Хотя, надо признать, в этом качестве вы точно не плохи.

— Ох, — сказал Андрей. — И это — все?

— Что — все?

— Мы больше не увидимся?

— Ну вот! То подойти боится, то расставаться не желает.

— Мы больше не увидимся?

Марина не ответила. Андрей вскипел:

— Не смейте молчать! Раз уж втравили меня в эту историю. И отдайте зажигалку, в конце концов!

Марина вздохнула. Андрей вдруг понял, что ей тоже не так уж весело.

— Поверьте, я сама не знаю. Если бы Наташа не ошиблась как раз над зенитной батареей, мы вообще не должны были встретиться. Живот болит?

— Немного. А что?

— Нет, ничего. Скоро пройдет.

— Замечательно. И чем займемся?

— Пришла пора выполнять обещания. Займемся вашим автомобилем. Раз уж втравили вас в эту историю.

Марина подошла к крыльцу и сбросила мешковину с того, что Андрей накануне принял за бочки. В действительности же грубая ткань скрывала две прозрачные полусферы с желтыми металлическими ободьями. «Бронза, разумеется», — с раздражением подумал Андрей.

Марина попыталась забраться в одну из этих штук, но узкие джинсы с бравым ковбоем не позволяли ей поднять ногу достаточно высоко.

— И что стоим, кабальеро? — сердито спросила она.

Легко перемещая отчужденное тело, Андрей приблизился, подал руку, помог.

— Вторая — для меня? — спросил он.

— Не боитесь? Нет таких ощущений?

— Вообще нет ощущений. Полная пустота в голове.

— Понятно, гуманоид. Сильные были впечатления?

Озорной тон и оттенок снисходительности, прозвучавший в слове ГУМАНОИД, заставили его встрепенуться. Он вспыхнул, собрался ответить насмешливо — знай, мол, землян, — да не успел. Чаша под ним качнулась. Беззвучно, безо всяких предварительных знамений, она принялась набирать высоту.

Снялись со своих мест острые верхушки ельника, в плавном развороте ушли вниз избушка с невинным дымком над трубой, сарай с открытой дверью, очерченный жердями двор. Серьезно захотелось перекреститься, но Андрей побоялся свалиться в то самое болото, мимо которого они совсем недавно пробирались втроем.

В свете луны прекрасно различались озерца мутной воды, кочки, стебли хвощей и даже настороженные заячьи уши в кустах. Никогда раньше так хорошо ночью он не видел.

Марина летела впереди, бесстрашно сидя на ободе и свесив во тьму ножки в спортивных туфлях. Странный аппарат шел под ней с небольшим креном. Градусов в пятнадцать, как прикинул Андрей. Прикинул и с веселым ужасом осознал все невероятие происходящего.

Из разрозненных воспоминаний фрагмент за фрагментом складывалась общая картина. Разорванный дождевик Наташи, царапина на щеке Марины (успевшая, кстати, исчезнуть). Капитан Шестаков с его загадочным заданием, бассейн сжиженного кислорода. Бубо, такие правдоподобные муляжи…

Понять главное в этой мозаике труда уже не составляло. Оставались только частные вопросы. Например, случайно или не случайно из всего человеческого рода эта история коснулась именно его, Андрея? Пьющего, курящего, любящего поесть, поспать, и поспать не в одиночестве. Неужто в самом деле потребовался его смехотворный автомобиль?

Но ведь ухнул же филин на скале. Знаем мы теперь этого филина! Случайностям здесь не место. «Марина была уверена, что мы застрянем тремя километрами раньше…» Выходит, они заранее все знали? Все или многое? Нет, вряд ли все. Застряли-то тремя километрами позже. И тем не менее вот уж пищи-то для ума!

— Андрей Васильевич, каково самочувствие сейчас?

Он вздохнул и поднял большой палец.

— Не жалеете, что вас втравили в историю?

— Нехорошо так поступать с членом ученого совета.

Висящая в ночном пространстве девушка рассмеялась:

— Симпатичное вы существо!

Андрей поморщился.

— Знаете, у людей как-то не принято называть друг друга существами.

— У людей.

— Понятно, уважаемая иноземка.

Тут Андрей хорошо подумал и задал совершенно уж нелепый вопрос:

— Послушайте, это все мне не мерещится? — Он обвел горизонт рукой и тут же испуганно схватился за обод, поскольку чаша под ним крутнулась.

— Неужели вы подозреваете, что вас разыгрывают? — удивилась Марина.

Андрей вспомнил фигуру в жидком газе.

— Нет. Просто не знаю, верить ли глазам своим.

— Ну, это уж вам решать. До расставания время есть.

Неприятный холодок возник в Андрее. Как оно, спрашивается, произойдет, это расставание? В какой форме? Филин перестал отвечать на сигналы, и Ксения Кирилловна не знала, куда посылать летательные аппараты. Вот и пришлось двум феям прибегнуть к автостопу. Теперь же мавр свое дело сделал. Ксения Кирилловна, добрейшая старушка, что-то в этом роде говорила.

— Андрей, можно дать совет?

— Конечно. И не один, а как можно больше.

— Не смотрите фильмы про инопланетян. Про личинки, пожирающие людей изнутри. Особенно на ночь.

— Ага. Вы еще и телепат?

— В данном случае это не обязательно. Лицо у вас выразительное, а реакции, простите, банальны.

— Вот, значит, каков я.

— Ну-ну! Отнюдь не худший представитель племени. Что касается ваших страхов, то взгляните во-он туда, направо.

Своим новым зрением Андрей легко увидел темные кубики изб, изгиб речушки, колоколенку, ржавые пятна комбайнов. Различалась даже черточка флагштока над стендом с передовиками.

— Старопокровка?

— Она самая. Утром там высадятся солдаты. Вам их лучше не ждать.

Андрею стало поспокойнее. Слишком уж долго возилась внеземная цивилизация, если затевала недоброе. Достаточно было купания в том жутком бассейне. Интересно, для чего потребовались муляжи? Инсценировка естественной смерти? Например, в результате отравления угарным газом?

— Угадали, — сказала Марина.

Андрей решил поменьше удивляться и побольше спрашивать.

— А какое созвездие я видел там, в колодце?

— Созвездие Печи.

— Мне так и показалось. Марина улыбнулась.

— И во снах я его видел?

— Нет, сны — это совпадение. Реализация подавленной тревоги по поводу бездарно, как вам кажется, проходящей жизни. Это зря. Живете вы действительно достойно.

— Не так много, чтобы гордиться, — усмехнулся он.

— Извините, — коротко сказала она.

Между тем воздухоплавание замедлялось. Они пролетели над поляной, где в росистой траве все еще сохранялись следы трех человек. Вернее, одного человека и двух непонятно кого.

Крупный волчище внимательно нюхал эти следы. Возможно, чутьем улавливал подвох. Когда легкие тени скользнули по земле, зверь прижал уши и поднял удивленную морду.

— Тоже не знает, верить ли глазам своим, — улыбнулась Марина.

Андрей промолчал. Прямо по курсу темнела полоса просеки. Показалась размытая дорога. Близился конец сказки. Первой да и скорее всего последней в его взрослой жизни. Если не считать привидения на стрельбище.

Повинуясь неведомой силе, оба летательных аппарата приземлились на знакомом пригорке, между отпечатками вертолетных колес. На столбе вибрировал ненароком задетый провод.

— Побудьте здесь, — распорядилась фея.

— Слушаюсь.

Он с детским любопытством следил, как желтоватая полусфера кружила над автомобилем. Очевидно, Марина нащупывала центр тяжести. Все так же небрежно сидя на ободе, она делала плавные жесты, похожие на движения фокусника. Желтая чаша описала сходящуюся спираль, на миг зависла, затем пошла вверх.

Звонкие ручейки устремились с крыльев, с колес, днища машины. Звучно шлепнулись комья глины. Развернувшись в воздухе, «Лада» опустилась на обочине.

Андрей выбрался из своей чаши и подошел к машине. Такой любимой еще вчера. Отпер дверцу, сел. И стал ждать.

Марина пришла не сразу. Некоторое время она стояла у затихающей воды, о чем-то думала. Очень может быть, решала судьбу Андрея.

Впоследствии он видел ее очень разной, но запомнил прежде всего такой — в тонком лунном контуре, с посеребренными волосами. В расслабленной, непринужденной позе. с руками в карманах брюк. Так стоят перед дальней дорогой. На перроне, причале или летном поле аэродрома. Так же будут стоять наши потомки перед тем, как подняться на борт звездолета. «Прощай, Британия, прощай, — подумал Андрей. — Неужели — все?»

В лесу, не выдержав испытания луной, безутешно завыл волк. Этот звук вывел Марину из задумчивости. Естественным женским движением она поправила прическу и подошла к машине. Кивком поблагодарила за предупредительно открытую дверцу, устало откинулась на спинку сиденья.

— Мы очень признательны вам за помощь, Андрей. Спрашивайте, — просто сказала она.

— Военные действительно могли вам помешать?

— Конечно. У нас нет права сопротивляться. Послушайте сегодня радио.

— А почему вы скрываетесь?

— На Земле и без нас все бурлит. Вспомните, много ли у вас бескорыстных друзей? Вспомните о борьбе за место под солнцем, тем более — за власть. Тут до сих пор все средства хороши, правда, не все уже приличны. О, эта болезненная страсть повелевать себе подобными! Пить их внимание, пусть вынужденное, принимать их почести, пусть неискренние… Могучая сила — лесть. Чем умнее, тоньше человек льстит, тем лучше ему живется. И в Ливийской Джамахирии, и в той же Британии. Соблазна власти и лести никто из вас не выдерживает, какие бы великие дела ни вершил попутно. Эта воистину ЦАРСКАЯ водка разъедает любую душу. Вопрос лишь во времени, разница — в степени.

— Вы нас презираете.

— Извините, я говорю резко. Устала от ваших стадных сообществ… Вы так любите единство. Но с моей-то стороны просто глупо испытывать единое чувство ко всему человечеству. Кроме Чингисхана, Лойолы, Сталина и всех прочих бабуинов, на Земле жили Сократ, Авиценна, Эразм. А сейчас живут астрофизики. Я так и не поняла, как при всем несовершенстве математического аппарата они пришли к идее параллельных вселенных. Невозможно презирать ищущих, Андрей.

— Вы умеете сочувствовать?

— Законы развития разума так же универсальны, как и законы эволюции вообще. В нас та же таблица Менделеева, что и в вас, только в несколько другой пропорции. Да, у нас есть аналог того, что вы называете сочувствием. Космический разум формируется на вашей планете очень болезненно. И эта боль нас достигает.

— Зачем же мучиться от неразделенных чувств? Дайте нам счастье.

— Как? Построить виллы от полюса до полюса? Излечить больных, накормить голодных, разрушив при этом вашу собственную экономику? В кого вы превратитесь? В домашних животных?

— Кто знает?

— Никто. Ни вы, ни мы. Ни даже те, кто старше нас вместе взятых. Есть и такие, да будет вам известно.

— Да? Мы этого не знали. Зато знаем другое. Вы хотя бы догадываетесь, каково жить в полной уверенности, что в любой момент можешь умереть от тысячи причин? Обратиться во прах, в пыль безмозглую…

— Догадываемся, — поникнув, сказала Марина.

— Догадываетесь, — повторил Андрей. — То-то и оно, что догадываетесь. Если бы хоть раз почувствовали на себе то, что чувствуем мы, гуманоиды, когда комья сыплются на гроб с родными останками… Ты понимаешь, фея?!

— Я понимаю, — тихо сказала Марина. — Не надо трясти мою руку.

— Тогда сделайте что-нибудь, не ограничивайтесь изучением инфузорий!

Марина выпрямилась.

— Зачем же мы здесь?

— Откуда мне знать?

— Андрей, доказать я не успею. Вы ведь поверите только статистически значимым результатам, подтвержденным независимой лабораторией, все сотрудники которой пройдут психиатрическое освидетельствование.

— Оу! Ну и сарказм. Дозис леталис.

— Иной дозой вас не прошибить.

— Что поделаешь, истину понять сложно.

— Истину понять не сложно. Труднее в нее поверить. Самое же тяжелое — доказывать вещи очевидные.

— Блестяще. Но пока не вижу ни одного доказательства, извините.

— Доказательства чего?

— Да вашей гуманитарной помощи. Человечки как ползли на кладбище, так и продолжают этим заниматься.

— Есть у меня одно доказательство. Довольно убедительное, хотя и не в масштабах всего человечества.

Марина посмотрела на него с особым выражением.

— Э-э! Стоп. Знаю я ваши кунштюки. Пожалуйста, без гипноза и прочей парапсихологии. Давайте разговаривать как интеллигентные… люди.

— Помилуйте! Гипноз не может быть аргументом в споре.

— Поглядим, посмотрим. Если сумеем, конечно. Можно я закурю? Спасибо. Ладно, гуманитарную помощь выпрашивать больше не буду. Наверняка у вас есть своя, небесная бюрократия.

— Почему вы так решили?

— Ну, вы же сами говорите, что законы развития разума универсальны.

Марина рассмеялась.

— Универсальны. Что вас еще интересует?

— Вот мы сейчас строим… гм… виллы. Как умеем. Больных лечим, пищу добываем. Словом, заняты выживанием…

— И сексом, — неожиданно добавила Марина. — Избыточно.

— Есть такое, — согласился Андрей, с любопытством глядя на нее. — У вас что-то случилось… личное?

— Не имеет значения. Вы хотели узнать, чем заняты мы? Проблема та же. Только масштаб иной. Приходится искать способы сохранения всей Вселенной.

— Даже так?

— Даже так.

— Что же угрожает всей Вселенной?

— Если сейчас взорвется Проксима Центавра, ближайшая к вам звезда, свет вспышки долетит к Земле за несколько лет. О том, что происходит в соседней галактике, вы узнаете уже не раньше, чем через полтора миллиона лет. Поэтому нынешняя Вселенная давно не соответствует картине, которую вы наблюдаете в телескопы. Идет ускоряющийся процесс сжатия. Понимаете, что это значит?

— Схлопнемся в «черную дыру»?

Марина кивнула. Андрей ошеломленно замолчал. Сквозь запотевшие стекла машины уже просматривались сопки на востоке. Луна зашла. Слабый крик чудом уцелевшего петуха донесся со стороны деревни.

— Надежда-то есть?

— Есть. Особенно если нам помогут те, кто старше нас вместе взятых. Но для этого мы должны помочь им самим победить страшных врагов.

— Врагов? Каких?

— Апатию. Сонное безразличие. Отсутствие воли к жизни. Именно такова плата за бессмертие. Увы, пока у нас не получается. Они не хотят нас слушать, не желают выходить из своего зачарованного сна. Быть может, удастся разбудить их в будущем. Кстати, с вашей помощью. Не удивляйтесь, вы наши потенциальные союзники. Братья по разуму, как это ни скучно звучит.

Петух пропел вторично.

— Я не задерживаю вас… чрезмерно? — спросил Андрей.

Марина улыбнулась:

— Пора. Всякая нечисть должна исчезать до третьих петухов. Старайтесь не поминать лихом двух фей.

— А вы не будете очищать мою память?

Марину передернуло.

— Поразительно, сколько предрассудков приходится на одного члена ученого совета! Не буду я чистить память, поскольку ваши воспоминания такая же ваша собственность, как этот автомобиль. Напротив, оставляю сувенир. Вот, держите.

Она протянула запаянную колбочку, в которой плавал розовый кусочек.

— Что это?

— Опухоль из поджелудочной железы. Ксения Кирилловна просила передать, что времени у вас теперь много.

— Вот как…

— Живот болит?

— Н-нет.

— Ну и славно. Прощайте.

Андрей всполошился:

— Погодите! Я должен кое-что вернуть.

— Что?

— Да вот, одеяло. Случайно прихватил.

Марина от души расхохоталась. Потом поцеловала его в небритую щеку и, сильно налегая на «о», сказала:

— Оставьте. В хозяйстве пригодится. Хорошее одеяло-то.

Марина вышла, поднялась на пригорок и взмахнула руками. Обе чаши слились вокруг нее в гигантский кусок янтаря. Мгновение стройная фигура в джинсах и короткой курточке еще угадывалась за желтыми стенками шара, затем все исчезло. Бесшумно растворилось в воздухе. Тот, кто называл себя Мариной, улетел.

Светлело, близился восход. В Старопокровке еще раз пропел петух. А на капот со стуком опустилась другая птица. Опустилась, стряхнула грязные капли и выжидающе уставилась в лицо человека за стеклом.

Андрей слегка придавил глазные яблоки, помассировал веки и включил мотор Филин сильно испугался. Скребнул когтями, заклохтал, тяжело взмахнул крыльями и взлетел Плохо он зарядился, бедненький

…Машина раскачивалась, проваливалась в ямы, опасно юзила. Но на дорогу Андрей почти не смотрел. Чисто механически переключая передачи, он только следил за парящим силуэтом того, что имело обличье птицы Он ехал навстречу незавидной доле видеть в каждой женщине искры неземного разума.

Обратная дорога запомнилась отрывочно. В зеркале заднего вида скользнули замшелые срубы, мятое ведро над колодцем, кресты, начинающие желтеть березы И вся далеко за половину пройденная жизнь

Видимо, он дремал за рулем. Во всяком случае, отчекливо воспринимать действительность начал тогда, когда, простуженно ревя мотором, машина взяла подъем перед бетонным мостом.

Дул холодный низовой ветер. Над ломаной линией сопок всплывал краешек солнца. Вершина знакомого утеса отражалась в незамутненной воде. Андрей открыл дверцу и огляделся.

От покрышек валил пар. Бубо уселся на дорожном знаке, запрещающем остановку, и устало мигал оттуда оранжевыми глазами.

— Эй, птица! Скажи что-нибудь.

Филин почесал лапой то место, где у человека располагается ушная раковина.

— Московское время — шесть часов. Доброе утро, уважаемые слушатели «Маяка».

— Все?

Филин почистил перья и снисходительно добавил:

— Обнаружены обломки летательного аппарата, сбитого над дельтой Северной Двины. Два члена экипажа выбросились с парашютами Ведется розыск. Государственный департамент опровергает причастность США к данному инциденту. Пресс-атташе Белого дома…

— Погоди-ка, — сказал Андрей.

Далеко, у самого горизонта, играли солнечные блики. Обострившимся зрением Андрей различил двенадцать точек. Развернутым строем к Старопокровке шли вертолеты.

— Так. А про меня объявляли что-нибудь? Про автомобиль «Жигули» серо-голубого цвета?

— Объявят еще, — пообещал Бубо.

— Похоже, пора ехать.

— Ехать! — передразнил филин. — Когти надо р-рвать, пр-рофессор-р!

Жаргон несколько покоробил Андрея.

— Прощай, — сухо сказал он.

Но расставаться озорник не пожелал. Хитро прищурился, нахохлился и неожиданно произнес милым Наташиным голосом:

— Нехорошо так поступать с друзьями по разуму, член ученого совета. Бубо устал, Бубо разрядился…

Андрей покраснел.

— Извини, коллега.

Он сгреб филина в охапку и перенес его на заднее сиденье. Мотор взвыл. Автомобиль «Жигули» серо-голубого цвета ринулся на юг.

Бензин иссяк в середине дня. Андрей въехал в скопище машин у заправочной станции. Филина он прикрыл одеялом, велел не высовываться и почувствовал, что неодолимо засыпает.

Разбудил его мужчина в спортивных штанах и тапках на босу ногу.

— Эк вас разморило! Сова и то спит. Эй, мужик, кончай держать очередь, бензовоз пришел. Сигналишь ему, сигналишь, как… — Мужчина явно хотел высказаться поопределеннее, но почему-то передумал.

— Сейчас, сейчас, — сказал Андрей. — Извините.

Мужчина не уходил.

— Хорошая у тебя была ночка, браток, — сказал он, многозначительно улыбаясь.

Андрей вспомнил свою ночку и насторожился.

— Вы о чем?

— Да ладно, ладно, дело не мое. Скажи только, где такую девочку урвал?

Андрей обернулся. За его спиной, нежно обняв Бубо, спала Наташа.

— Дорогой ты мой гуманоид! — сказал Андрей. — Проезжай, уступаю тебе очередь. И вот, прими в подарок.

Широко раскрыв глаза, представитель далеко не сентиментального племени водителей взял бутылку армянского коньяка и сделал движение, напоминающее легкий поклон. Неизвестно, сколько бы он простоял, шевеля губами, если б к машине не подошла Марина с шашлыками и пакетом пирожков. Она тут же решительно предложила посторониться.

— Гарем, — догадался мужчина. — Ну, дела…

И удалился, оглядываясь через каждые четыре шага. Ничуть не менее изумленный Андрей открыл дверцу.

— И вы… тоже? — только и смог вымолвить он.

— Видите ли, ваши слова об ожидании смерти… — неуверенно начала Марина.

Но тут же рассердилась и с вызовом закончила:

— И потом, не оставлять же эту глупышку одну… Среди вас!

Я возвестил тебе знание, составляющее тайну тайн. Обдумай его до конца и поступай как знаешь.

Махабхарата.