Эркюль Пуаро

Пролог
ЛЕТНИЙ СЕМЕСТР

В Мидоубэнкской школе шел день открытия летнего семестра. Лучи предвечернего солнца освещали плавный изгиб гравиевой подъездной дороги перед домом. Парадная дверь была гостеприимно распахнута, а за нею, восхитительно гармонируя с ее георгианскими пропорциями, стояла мисс Ванситтарт – прическа волосок к волоску, жакет и юбка безукоризненного покроя.

Некоторые несведущие родители принимали ее за саму великую мисс Булстроуд; они не знали, что обычно мисс Булстроуд удалялась в некое подобие «святая святых», куда допускались лишь избранные и привилегированные посетители.

С одной стороны от мисс Ванситтарт, действуя в слегка иной плоскости, стояла мисс Чедвик, уютная и компетентная; столь неотъемлемая часть Мидоубэнка, что невозможно и представить себе школу без нее. Да она никогда и не существовала без нее. Мисс Булстроуд и мисс Чедвик вместе основали школу Мидоубэнк. Мисс Чедвик носила пенсне, слегка сутулилась, одевалась немодно, говорила неуверенно и была блестящим математиком.

Слова и фразы приветствий, милостиво произносимых мисс Ванситтарт, разносились по всему дому:

– Здравствуйте, мисс Арнольд!.. Ну, Лидия, тебе понравился круиз в Грецию? Какая чудесная возможность! Ты привезла хорошие фотографии?..

– Да, леди Гарнет, мисс Булстроуд получила ваше письмо насчет уроков рисования, и все улажено...

– Как поживаете, миссис Бёрд?.. Нет, я думаю, сегодня у мисс Булстроуд не будет времени это обсудить. Мисс Роуэн где-то здесь, не хотите поговорить с ней об этом?..

– Мы сменили тебе спальню, Памела. Ты теперь в дальнем крыле у яблони...

– Да, действительно, леди Вайолет, погода этой весной ужасная... Это ваш младший? Как тебя зовут? Гектор? Какой у тебя красивый самолет, Гектор...

– Très heureuse de vous voir, Madame... Ah, je regrette, ce ne serait pas possible, cette après-midi. Mademoiselle Bulstrode est tellement occupée...[1]

– Добрый день, профессор. Вы нашли на раскопках что-то интересное?

В маленькой комнате на втором этаже Энн Шапленд, секретарша мисс Булстроуд, быстро и умело печатала на машинке. Энн была миловидной женщиной тридцати пяти лет, ее волосы прилегали к голове наподобие черной атласной шапочки. Он могла быть привлекательной, когда ей этого хотелось, но жизнь научила ее, что умение и компетентность часто дают лучшие результаты, и избегала неприятных осложнений. В данный момент она сосредоточилась на том, чтобы стать такой, какой положено быть секретарше директрисы знаменитой школы для девочек.

Время от времени, вставляя новый лист в машинку, она бросала взгляд в окно и проявляла интерес к приехавшим посетителям.

«Боже мой! – изумленно сказала себе Энн. – Я и не знала, что в Англии еще осталось так много шоферов!»

Потом невольно улыбнулась, когда величественный «Роллс-Ройс» отъехал от школы, а подъехал очень маленький, потрепанный «Остин». Из него вышел взволнованный мужчина вместе с дочерью, которая выглядела гораздо спокойнее, чем он.

Так как он неуверенно остановился, из дома вышла мисс Ванситтарт и взяла инициативу в свои руки:

– Майор Харгривз? А это Элисон? Прошу вас, пройдите в дом. Я бы хотела, чтобы вы сами увидели комнату Элисон. Я...

Энн усмехнулась и снова принялась печатать.

«Добрая старушка Ванситтарт, славная дублерша, – сказала она себе. – Умеет копировать все приемы Булстроуд. Она просто само совершенство!»

Громадный и почти невероятно роскошный «Кадиллак», окрашенный в два цвета, малиновый и лазоревый, проехал по подъездной дороге (не без труда из-за своей длины) и остановился за древним «Остином» почтенного майора Алистера Харгривза. Водитель выскочил и открыл дверцу, и из автомобиля вышел огромный бородатый смуглый мужчина в развевающемся аба[2], за ним следом – парижская модница, а потом – стройная смуглая девочка.

Вероятно, это сама принцесса Как-ее-там, подумала Энн. Невозможно представить ее в школьной форме, но, полагаю, завтра я увижу это чудо...

По такому случаю из дома появились и мисс Ванситтарт, и мисс Чедвик.

«Сейчас их отведут к Ее Величеству», – решила Энн. Потом она подумала, что, как ни странно, отпускать шуточки в адрес мисс Булстроуд никто не любил. Мисс Булстроуд пользовалась большим авторитетом.

«Поэтому следи-ка ты лучше за своими точками и запятыми, детка, – сказала она себе, – и закончи эти письма, не наделав ошибок».

Нельзя сказать, что Энн обычно делала ошибки. Жизнь предоставила ей возможность поработать секретаршей во многих местах. Она была личным секретарем главного управляющего нефтяной компании, личным секретарем сэра Мервина Тодхантера, славившегося в равной мере своей эрудицией, раздражительностью и неразборчивым почерком. В числе ее работодателей были два члена кабинета министров и высокопоставленный государственный служащий. Но в целом она всегда работала среди мужчин. Интересно, думала Энн, понравится ли ей, как она для себя сформулировала, полностью погрузиться в среду женщин? В любом случае все это тоже опыт... И всегда у нее был Деннис! Верный Деннис, он возвращался то из Малайи, то из Бирмы, из различных частей света; всегда одинаковый, всегда преданный, он снова и снова делал ей предложение выйти за него замуж. Дорогой Деннис... Но было бы очень скучно выйти за него замуж.

В ближайшем будущем ей будет не хватать общества мужчин. Все эти школьные учительницы, и ни одного мужчины вокруг, не считая садовника лет восьмидесяти...

Но тут Энн ждал сюрприз. Выглянув в окно, она увидела мужчину, подстригающего живую изгородь у самой подъездной дороги, – явно садовник, но далеко не восьмидесятилетний. Молодой, загорелый, привлекательный. Энн удивилась: ходили какие-то разговоры о найме еще одного помощника, но этот не походил на деревенщину. О, да ладно, в наше время люди берутся за любую работу. Некоторые молодые люди стараются собрать денег на какой-нибудь проект или просто как-то выжить. Но этот подстригал изгородь очень умело. Можно предположить, что он все-таки настоящий садовник!

«Судя по его виду, – сказала себе Энн, – с ним может быть интересно...»

Она с удовольствием отметила, что осталось напечатать всего одно письмо, а потом можно будет прогуляться по саду...

Наверху хлопотала заведующая хозяйством мисс Джонсон: распределяла комнаты, встречала вновь прибывших и здоровалась со старыми ученицами.

Она была рада, что снова начинается семестр. Во время каникул мисс Джонсон не знала, чем себя занять. У нее было две замужних сестры, у которых она по очереди гостила, но они, естественно, больше интересовались своими собственными семьями, чем Мидоубэнком. А мисс Джонсон, хоть она и любила своих сестер, как положено, интересовал только Мидоубэнк.

Да, приятно, что начался семестр...

– Мисс Джонсон?

– Да, Памела.

– Мисс Джонсон, по-моему, в моем чемодане что-то разбилось. И все вещи залило. Я думаю, это масло для волос.

– Ай-я-яй! – произнесла мисс Джонсон, спеша на помощь.

По траве большого газона за гравиевой подъездной дорогой шла мадемуазель Бланш, новая учительница французского языка. Она окинула оценивающим взглядом могучего молодого человека, стригущего живую изгородь.

«Assez bien»[3], – подумала мадемуазель Бланш.

Она была стройной, похожей на мышку и не слишком заметной, но сама замечала всё.

Ее взгляд переместился на автомобили, один за другим подъезжающие к парадному входу. Она оценивала их с точки зрения стоимости. Этот Мидоубэнк был, несомненно, formidable![4] Она подсчитала в уме прибыль, получаемую, по ее мнению, мисс Булстроуд.

Да, что говорить... Formidable!

Мисс Рич, которая преподавала английский язык и географию, быстрыми шагами шла к дому, то и дело слегка спотыкаясь, потому что, как обычно, забывала смотреть под ноги. Ее волосы, тоже как обычно, выбились из пучка на голове. У нее было некрасивое лицо, выражающее напряженную готовность.

Она говорила себе:

«Снова вернуться! Быть здесь... Кажется, прошло много лет...»

Она упала, наступив на грабли, и молодой садовник протянул ей руку и сказал:

– Осторожно, мисс.

Эйлин Рич поблагодарила, не взглянув на него.

Мисс Роуэн и мисс Блейк, две младшие учительницы, шли по направлению к спортивному павильону. Мисс Роуэн была худой, темноволосой и энергичной, мисс Блейк – пухленькой и светловолосой. Они оживленно обсуждали свои недавние приключения во Флоренции: картины, которые видели, скульптуры, цветущие фруктовые деревья и ухаживания (как они надеялись, с непристойными намерениями) двух молодых итальянских джентльменов.

– Разумеется, всем известно, – сказала мисс Блейк, – как ведут себя итальянцы.

– Раскованно, – сказала мисс Роуэн, которая изучала психологию наряду с экономикой. – Чувствуется, что у них прекрасное здоровье. Они не сдерживают свои чувства.

– Но на Джузеппе произвело большое впечатление, что я преподаю в Мидоубэнке, – возразила мисс Блейк. – Он сразу же стал вести себя гораздо почтительнее. У него есть кузина, которая хочет приехать сюда, но мисс Булстроуд не была уверена, что у нее есть свободное место.

– Мидоубэнк – очень уважаемая школа, – радостно сказала мисс Роуэн. – Новый спортивный павильон выглядит очень внушительно, правда?.. Никогда не думала, что он будет готов вовремя.

– Мисс Булстроуд сказала, что он должен быть готов, – заявила мисс Блейк тоном человека, который сказал последнее слово. – Ох... – испуганно прибавила она.

Дверь спортивного павильона внезапно распахнулась, и оттуда вышла тощая молодая женщина с рыжими волосами. Она бросила на них резкий, недружелюбный взгляд и быстро пошла прочь.

– Должно быть, это новая учительница физкультуры, – сказала мисс Блейк. – Какая невоспитанная!

– Не очень-то приятное добавление к штату школы, – заметила мисс Роуэн. – Мисс Джонс всегда была такой дружелюбной и общительной...

– Она так злобно посмотрела на нас, – с упреком сказала мисс Блейк.

Они обе очень расстроились.

Окна гостиной мисс Булстроуд выходили на две стороны: одно – на подъездную дорогу и газон за ней, другое – на заросли рододендронов позади дома. Эта комната производила большое впечатление, а мисс Булстроуд производила еще большее впечатление. Она была высокой, аристократичной на вид, с красиво уложенными седыми волосами, серыми глазами, полными юмора, и решительным ртом. Успех школы (а Мидоубэнк являлся одной из самых успешных школ в Англии) был полностью заслугой ее директрисы. Школа принадлежала к числу очень дорогих, но дело было совсем не в этом. Правильнее было бы сказать, что хотя вы и платили бешеные деньги, но получали то, за что заплатили. Вашу дочь учили так, как вы желали, а также как желала мисс Булстроуд, и результат этих общих пожеланий удовлетворял всех.

Благодаря высокой плате мисс Булстроуд получила возможность укомплектовать полный штат. В школе не было ничего от массового производства, но при индивидуальном подходе здесь царила дисциплина. Дисциплина без излишней регламентации – таков был девиз мисс Булстроуд. Дисциплина, утверждала она, поддерживает молодых людей, она дает им чувство защищенности; излишняя регламентация же вызывает раздражение. Здесь учились самые разные девочки. В их число входили несколько иностранок из хороших семей, часто семей правителей. Сюда поступали английские девочки из хороших или состоятельных семей, желающих изучать культуру и искусство, а также получить общее знание жизни и социальных сфер. Выпускницы школы отличались обаянием, воспитанностью и способностью вести умные беседы на любые темы. Там были девочки, которые хотели усердно работать и сдать вступительные экзамены, и в конце получить диплом и которые для этого нуждались только в хорошем преподавании и особом внимании. Там были девочки, которые плохо приживались в школах обычного типа. Но у мисс Булстроуд были свои правила: она не принимала тупых, малолетних преступниц, предпочитая принимать девочек, чьи родители ей нравились, и девочек, в которых она сама видела перспективу развития. Возраст ее учениц варьировался в широких пределах. Туда попадали те, которых в прошлом назвали бы «настоящими леди», и были совсем маленькие девчушки, у некоторых родители жили за границей; для них у мисс Булстроуд имелись интересные планы на каникулы. Одобрение самой мисс Булстроуд являлось последним и окончательным приговором.

Сейчас она стояла у каминной доски и слушала слегка завывающий голос миссис Джеральд Хоуп. Она весьма предусмотрительно не предложила миссис Хоуп сесть.

– Генриетта, видите ли, очень нервозная девочка. Очень нервозная. Наш доктор говорит...

Мисс Булстроуд кивала в знак доброжелательного ободрения и воздерживалась от язвительного замечания, которое ей иногда так и хотелось произнести: «Разве ты не знаешь, идиотка, что именно это любая глупая женщина говорит о своем ребенке?»

Она твердо, с сочувствием, сказала:

– Вам незачем беспокоиться, миссис Хоуп. Мисс Роуэн, наша сотрудница, – высококвалифицированный психолог. Уверена, вас удивит перемена, которую вы найдете в Генриетте (она милый, умный ребенок, слишком хорошая дочь для вас) – после одного-двух семестров в нашей школе.

– О, я знаю. Вы просто сотворили чудо с девочкой Ламбетов, настоящее чудо! Поэтому я очень счастлива. И я... ах да, я забыла. Мы едем на юг Франции через шесть недель. Я собиралась взять с собой Генриетту. Это будет для нее небольшими каникулами.

– Боюсь, это совершенно невозможно, – быстро сказала мисс Булстроуд с очаровательной улыбкой, словно соглашалась на ее просьбу, а не отказывала ей.

– О! Но... – Капризное, нерешительное лицо миссис Хоуп дрогнуло, на нем отразилось недовольство. – И все же я настаиваю. В конце концов, она – моя дочь.

– Вот именно. Но это моя школа, – ответила мисс Булстроуд.

– Но ведь я, разумеется, могу забрать ребенка из школы в любое время, когда захочу?

– О да, – заверила ее мисс Булстроуд. – Можете. Конечно, можете. Но тогда я не приму ее обратно.

Теперь миссис Хоуп рассердилась уже по-настоящему:

– Учитывая размер платы, которую я вношу...

– Вот именно, – согласилась мисс Булстроуд. – Вы ведь хотели, чтобы ваша дочь училась в моей школе, не так ли? Вам выбирать – принимать школу такой, какая она есть, или отказаться от нее... Как это очаровательное платье от Баленсиаги, которое вы носите. Это ведь модель Баленсиаги, да? Так чудесно встретить женщину с истинным вкусом в одежде...

Ее рука завладела рукой миссис Хоуп, пожала ее и незаметно направила к двери.

– Ни о чем не беспокойтесь. А, вот и Генриетта, она ждет вас. – Мисс Булстроуд с одобрением посмотрела на Генриетту, самую милую, уравновешенную, умную девочку, каких только можно встретить и которая заслуживала лучшей матери. – Маргарет, отведите Генриетту к мисс Джонсон.

Мисс Булстроуд вернулась к себе в гостиную – и через несколько секунд уже говорила по-французски:

– Ну, конечно, ваше превосходительство, ваша племянница сможет изучать современные бальные танцы. Это очень важно при ее общественном статусе. И иностранные языки тоже совершенно необходимы.

Появлению следующих посетителей предшествовала такая волна аромата дорогих духов, что мисс Булстроуд чуть не сбило с ног.

«Должно быть, она каждый день выливает на себя целую бутылку этих духов», – про себя отметила директриса, здороваясь с изысканно одетой темнокожей женщиной.

– Enchantée, Madame[5].

Мадам очень мило хихикнула.

Крупный бородатый мужчина в восточных одеждах взял руку мисс Булстроуд, склонился над ней и произнес на очень хорошем английском языке:

– Я имею честь доставить к вам принцессу Шаисту.

Мисс Булстроуд все знала о своей новой ученице, которая только что приехала из школы в Швейцарии, но не очень хорошо знала, кто ее сопровождает. Не сам эмир, решила она, возможно, министр или временно исполняющий обязанности дипломатического представителя. Как обычно, в случае сомнений она использовала титул «ваше превосходительство» и заверила его, что принцесса Шаиста будет окружена всей возможной заботой и вниманием.

Шаиста вежливо улыбалась. Она была модно одета и надушена. Мисс Булстроуд знала, что ей пятнадцать лет, но, как и многие восточные и средиземноморские девочки, она выглядела более взрослой, вполне созревшей девушкой. Мисс Булстроуд поговорила с ней о плане занятий и с облегчением обнаружила, что она отвечает ей быстро, на отличном английском языке и не хихикает. Надо сказать, ее поведение производило благоприятное впечатление по сравнению с неловкими манерами многих английских пятнадцатилетних школьниц. Мисс Булстроуд часто думала о том, что было бы очень хорошо посылать английских девочек за границу, в страны Ближнего Востока, чтобы они научились там учтивости и хорошим манерам. Обе стороны обменялись новыми комплиментами, а потом комната снова опустела, но в ней все еще витал такой сильный запах духов, что мисс Булстроуд настежь открыла оба окна, чтобы ее проветрить.

Следующими посетителями были миссис Апджон и ее дочь Джулия.

Миссис Апджон была приятной молодой женщиной около сорока лет, со светло-песочными волосами, веснушками и в шляпке, которая ей не шла и, очевидно, имела целью подчеркнуть важность события, так как миссис Апджон явно принадлежала к тому типу молодых женщин, которые обычно ходят без шляпки.

Джулия была некрасивой веснушчатой девочкой с высоким лбом, излучавшей добродушие и жизнерадостность.

Предварительная беседа быстро закончилась, и Джулию отправили с Маргарет к мисс Джонсон. Уходя, она весело сказала:

– Пока, мам. Очень тебя прошу, осторожно включай этот газовый обогреватель, когда меня не будет рядом, чтобы это делать.

Мисс Булстроуд с улыбкой повернулась к миссис Апджон, но не пригласила ее сесть. Возможно, несмотря на то, что внешне Джулия выглядела жизнерадостной и здравомыслящей девочкой, ее мать тоже хочет объяснить, что ее дочь страдает нервозностью.

– Вы хотите рассказать мне о Джулии что-то особенное? – спросила она.

Миссис Апджон весело ответила:

– О нет. Не думаю. Джулия – совершенно обычный ребенок. Вполне здоровый, и все такое. Думаю, у нее хорошие мозги, в пределах разумного, но мне кажется, матери обычно именно так думают о своих детях, правда?

– Матери, – мрачно ответила мисс Булстроуд, – бывают разные.

– Как чудесно, что она смогла сюда приехать, – сказала миссис Апджон. – За нее платит моя тетя... или помогает платить. Сама я не могла бы этого себе позволить. Но я этим ужасно довольна. И Джулия тоже. – Она подошла к окну и с завистью прибавила: – Какой у вас красивый сад! И такой аккуратный... Должно быть, у вас много настоящих садовников.

– У нас их раньше было трое, – ответила мисс Булстроуд, – но в данный момент людей не хватает, если не считать местных работников.

– Конечно, в наше время проблема в том, что садовником называется вовсе не садовник, а просто молочник, который хочет подработать в свободное время, или старик лет восьмидесяти. Я иногда думаю... О! – воскликнула миссис Апджон, все еще глядя в окно. – Как странно!

Мисс Булстроуд не обратила на это внезапное восклицание должного внимания. Потому что в тот момент она сама случайно взглянула в другое окно, выходящее на группу рододендронов, и ее взору открылась крайне неприятная картина: по дорожке нетвердыми шагами шел не кто иной, как леди Вероника Карлтон-Сандвейз. Ее большая черная бархатная шляпа сдвинулась набок, она что-то бормотала себе под нос и явно находилась в состоянии сильного опьянения.

Леди Вероника была известной угрозой. Очаровательная женщина, горячо привязанная к своим дочерям-близнецам и очень приятная, когда она была, как говорится, «в себе», – но, к несчастью, через непредсказуемые промежутки времени она бывала не в себе. Ее муж, майор Карлтон-Сандвейз, вполне справлялся с ней. С ними жила родственница, которая обычно присматривала за леди Вероникой и при необходимости преграждала ей путь. В День спорта леди Вероника, под бдительным присмотром как майора Карлтон-Сандвейза, так и родственницы, приезжала совершенно трезвая и прекрасно одетая, являя собой образцовую мать.

Но бывали случаи, когда леди Вероника ускользала от своих доброжелательных стражей, накачивалась спиртным и прямиком устремлялась к дочерям, чтобы заверить их в своей материнской любви. Близнецы приехали поездом сегодня утром, но никто не ожидал леди Веронику.

Миссис Апджон продолжала что-то говорить, однако мисс Булстроуд не слушала. Она перебирала различные варианты действий, так как понимала, что леди Вероника быстро приближается к агрессивной стадии. Но внезапно, как ответ на молитвы, появилась мисс Чедвик, она почти бежала и слегка запыхалась. Верная Чедди, подумала мисс Булстроуд. На нее всегда можно положиться, идет ли речь о поврежденной артерии или о пьяной родительнице.

– Позор, – громко сказала ей леди Вероника. – Пытались удержать меня, не хотели, чтобы я сюда приезжала, но я надула Эдит. Пошла отдыхать, вывела машину и удрала от старушки Эдит... настоящая старая дева, ни один мужчина и не посмотрит на нее... По дороге поскандалила с полицейским. Он сказал, что я не в том состоянии, чтобы вести машину... чепуха... Я собираюсь сказать миссис Булстроуд, что забираю девочек домой, они мне нужны дома – материнская любовь. Чудесная вещь, эта материнская любовь...

– Прекрасно, леди Вероника, – ответила мисс Чедвик. – Мы так рады, что вы приехали. Мне особенно хочется, чтобы вы увидели новый спортивный павильон. Он вам очень понравится.

Она ловко развернула шатающуюся леди Веронику в противоположном направлении, уводя ее прочь от дома.

– Я думаю, мы найдем там ваших девочек, – весело сказала она. – Такой красивый спортивный павильон, новые шкафчики и сушилка для купальников... – Их голоса замерли в отдалении.

Мисс Булстроуд наблюдала. Один раз леди Вероника попыталась вырваться и вернуться к дому, но мисс Чедвик была достойным противником. Они исчезли за рододендронами, направляясь к отдаленному, отдельно стоящему новому спортивному павильону.

Мисс Булстроуд вздохнула с облегчением. Превосходная Чедди. Такая надежная! Несовременная, умом не блещет, не считая математики, но всегда приходит на помощь в трудные минуты.

Директриса со вздохом и чувством вины повернулась к мисс Апджон, которая все это время весело что-то рассказывала.

– ...хотя, конечно, – говорила она, – никаких по-настоящему шпионских дел. Ни прыжков с парашютом, ни саботажа, ни работы курьера. Мне бы не хватило смелости. По большей части скучная работа в офисе. И нанесение данных на карту. Никаких заговоров, как в романах. Но, конечно, иногда это было интересно и часто очень забавно, как я только что сказала. Все эти тайные агенты следили друг за другом в Женеве, они все знали друг друга в лицо и часто оказывались в одном и том же баре. Я тогда не была замужем, разумеется. Все это было очень весело.

Она внезапно замолчала, виновато и дружелюбно улыбаясь.

– Простите, что я так много болтаю. Отнимаю у вас время. Когда у вас еще так много посетителей...

Она протянула руку, попрощалась и ушла.

Мисс Булстроуд несколько секунд стояла, хмурясь. Какой-то инстинкт подсказывал ей, что она пропустила нечто такое, что может оказаться важным.

Она отмахнулась от этого чувства. Сегодня первый день летнего семестра, и ей еще предстоит принять много родителей. Никогда еще ее школа не пользовалась такой популярностью, никогда директриса не была так уверена в успехе. Мидоубэнк достиг зенита славы.

Ничто не могло подсказать ей, что через несколько недель школа погрузится в пучину неприятностей; что здесь воцарятся беспорядок, смятение и убийство, что уже начались определенные события...

Глава 1
РЕВОЛЮЦИЯ В РАМАТЕ

Примерно за два месяца до первого дня летнего семестра в Мидоубэнке произошли некоторые события, которым суждено было вызвать неожиданные последствия в этой прославленной школе для девочек.

Во дворце Рамата сидели два молодых человека, курили и думали о ближайшем будущем. Один молодой человек был темноволосым, с гладким, оливкового цвета лицом и большими грустными глазами. Это был принц Али Юсуф, наследный шейх Рамата, пусть и маленького, но одного из богатейших государств на Ближнем Востоке. Другой молодой человек был светловолосым и веснушчатым и почти без гроша за душой, если не считать приличного жалованья, которое он получал в качестве личного пилота его высочества принца Али Юсуфа. Несмотря на различие в положении, их отношения были отношениями равных. Они учились в одной частной средней школе и с тех пор остались друзьями.

– Они в нас стреляли, Боб, – произнес Али Юсуф, будто не мог в это поверить.

– Еще как стреляли, – отозвался Боб Ролинсон.

– И они стреляли всерьез. Они хотели нас убить.

– Эти ублюдки стреляли всерьез, – мрачно согласился Боб.

Али на мгновение задумался.

– Едва ли стоит пытаться еще раз?

– На этот раз нам может не так повезти. Дело в том, Али, что мы слишком поздно на это решились. Нам следовало бежать две недели назад. Я тебе говорил.

– Никто не любит убегать, – ответил правитель Рамата.

– Я тебя понимаю. Но вспомни, что сказал Шекспир или еще кто-то из поэтов о тех, кто убегает живыми, чтобы сражаться потом.

– Подумать только, – с чувством сказал молодой принц, – сколько денег ушло на создание этого «государства всеобщего благосостояния». Больницы, школы, здравоохранение...

Боб Ролинсон прервал это перечисление:

– Посольство не могло бы помочь?

Али Юсуф покраснел от гнева.

– Укрыться в вашем посольстве? Никогда. Экстремисты, вероятно, будут штурмовать его, они не признаю́т дипломатический иммунитет. Кроме того, если бы я так поступил, это был бы конец всему! И так уже главное обвинение против меня – прозападная политика. – Он вздохнул. – Это так трудно понять... – Голос его звучал задумчиво, он казался моложе своих двадцати пяти лет. – Мой дед был жестоким человеком, настоящим тираном. Он владел сотнями рабов и обращался с ними безжалостно. Во время межплеменных войн беспощадно убивал врагов и казнил их самыми ужасными способами. Стоило прошептать его имя, все бледнели. И все же он до сих пор остается легендой! Им восхищаются! Его уважают! Великий Ахмед Абдулла! А я? Что я сделал? Построил больницы и школы, дал социальное обеспечение, жилье – все то, в чем, как говорят, нуждается народ. Разве это им не нужно? Они предпочли бы царство террора, как у моего деда?

– Наверное, – ответил Боб Ролинсон. – Выглядит немного несправедливо, но так оно и есть.

– Но почему, Боб, почему?

Боб Ролинсон вздохнул, поерзал и попытался объяснить свою точку зрения. Ему пришлось бороться с неумением четко выражать свои мысли:

– Ну, твой дед устраивал шоу, я думаю, вот в чем дело. Он был немного... театральным, если ты меня понимаешь.

Ролинсон смотрел на своего друга, который определенно не отличался склонностью к театральности. Приятный, спокойный, порядочный парень, откровенный и озадаченный – вот каким был Али, и Боб любил его за это. Он не был ни колоритным, ни жестоким, но если в Англии колоритные и жестокие люди вызывают смущение и не пользуются любовью, то на Ближнем Востоке, в этом Боб был совершенно уверен, все обстоит наоборот.

– Но демократия... – начал Али.

– О, демократия. – Боб взмахнул трубкой. – Это слово всюду понимают по-разному. Одно можно утверждать наверняка. Оно нигде не означает то, что понимали под ним древние греки. Держу пари на что угодно, что, если тебя отсюда вышибут, твое место займет какой-нибудь красноречивый болтун, будет выкрикивать похвалы самому себе, изображать себя всемогущим богом и удавит или обезглавит всех, кто посмеет с ним не согласиться. И, заметь, он будет называть это демократическим правлением – народа и для народа. Полагаю, народу это тоже понравится. Это будет им интересно. Прольется много крови.

– Но мы не дикари! Мы теперь цивилизованные люди.

– Есть разные типы цивилизаций... – уклончиво произнес Боб. – Кроме того, я даже думаю, что во всех нас есть немного от дикаря – если мы можем придумать хороший предлог, чтобы выпустить его на волю.

– Вероятно, ты прав, – мрачно произнес Али.

– Кажется, сегодня людям нигде не нужен человек, у которого есть хоть капля здравого смысла, – продолжал Боб. – Я никогда не отличался большим умом, тебе это хорошо известно, Али, но я часто думаю, что именно это и нужно миру – всего лишь капля здравого смысла. – Он отложил в сторону трубку и сел в кресло. – Но все это сейчас неважно. Вопрос в том, как мы тебя отсюда вывезем. Среди военных есть кто-нибудь, кому ты можешь доверять?

Принц Али Юсуф медленно покачал головой.

– Две недели назад я бы ответил «да». Но теперь не знаю... не могу быть уверен...

Боб кивнул:

– Вот в чем беда. А от этого твоего дворца у меня мурашки бегут по телу.

Али с чувством согласился с ним:

– Да, во дворце повсюду шпионы... Они все слышат... они все знают.

– Даже внизу, в ангарах... – Боб осекся. – Старик Ахмед в порядке. У него есть некое шестое чувство. Поймал одного из механиков, который пытался испортить самолет, одного из тех, кому мы полностью доверяли... Послушай, Али, если мы собираемся попробовать вывезти тебя отсюда, нужно сделать это быстро.

– Я понимаю, понимаю. Думаю, теперь я совершенно уверен, что, если останусь здесь, меня убьют.

Он произнес это без всяких эмоций, без какой-либо паники, с мягким, отстраненным интересом.

– У нас и так много шансов погибнуть, – предостерег его Боб. – Нам придется лететь на север. В том направлении они не смогут нас перехватить. Но сие значит полет над горами, а в это время года... – Он пожал плечами. – Ты должен понять. Это чертовски рискованно.

Казалось, Али Юсуф огорчился:

– Если с тобой что-то случится, Боб...

– Обо мне не беспокойся, Али. Я не это имел в виду. Это неважно. И в любом случае я такой парень, который наверняка погибнет, рано или поздно. Я вечно совершаю безумные поступки. Нет, я о тебе... Я не хочу убеждать тебя поступить так или иначе. Если часть армии осталась верной тебе...

– Мне не нравится мысль о бегстве, – просто ответил Али. – Но я вовсе не хочу стать мучеником и быть растерзанным на куски толпой. – Принц несколько секунд молчал. – Ну, хорошо, – наконец произнес он со вздохом. – Мы попытаемся. Когда?

Боб пожал плечами.

– Чем скорее, тем лучше. Нам надо под каким-то благовидным предлогом отвезти тебя на аэродром... Как насчет того, чтобы сказать, будто ты собираешься проинспектировать строительство новой дороги у Аль-Джазара? Неожиданный каприз. Поедем сегодня после полудня. Потом, когда твоя машина минует аэродром, остановись там – у меня наготове будет автобус. Речь пойдет о том, что мы поднимемся в воздух, чтобы осмотреть строительство дороги с воздуха, понимаешь? Мы взлетим – и вперед! Конечно, мы не сможем взять никакого багажа. Это должно выглядеть совершенно неожиданным решением.

– Нет ничего, что я бы хотел взять с собой... кроме одного...

Али улыбнулся, и улыбка вдруг изменила его лицо и сделала его другим человеком. Он перестал быть современным, сознательным, прозападным молодым человеком – в этой улыбке проявились вся хитрость и коварство, позволявшие выжить длинной череде его предков.

– Ты – мой друг, Боб, ты должен это увидеть.

Принц сунул руку под сорочку и что-то нащупал. Потом протянул ему маленький замшевый мешочек.

– Это? – Ролинсон нахмурился, и его лицо стало озадаченным.

Али взял у него мешочек, развязал его и высыпал содержимое на стол.

Боб на мгновение перестал дышать, а потом тихо присвистнул:

– Господи боже! Они настоящие?

Али это позабавило.

– Конечно, настоящие. Бо́льшая их часть принадлежала моему отцу. Он каждый год приобретал новые камни. Я – тоже. Их привозили из многих мест, где их покупали для нашей семьи люди, которым мы доверяли, – из Лондона, из Калькутты, из Южной Африки. Это наша семейная традиция – иметь такие камни на всякий случай. – Он прибавил равнодушно: – По сегодняшним ценам они стоят примерно три четверти миллиона.

– Три четверти миллиона фунтов. – Боб свистнул, взял пригоршню камней, пропустил их сквозь пальцы. – Фантастика. Похоже на сказку. Они действуют на человека.

– Да. – Смуглый молодой человек кивнул. Его лицо опять приобрело выражение вековой усталости. – Люди становятся другими, когда речь заходит о драгоценных камнях. За такими вещами всегда тянется след насилия. Смерть, кровопролитие, убийство... И хуже всех – женщины. Потому что для женщин дело не только в стоимости. Это нечто, имеющее отношение к самим драгоценным камням. Красивые камни сводят женщин с ума. Они хотят владеть ими. Носить их на шее, на груди... Я бы ни одной женщине их не доверил. Но я доверю их тебе.

– Мне? – Боб уставился на него.

– Да. Я не хочу, чтобы эти камни попали в руки моих врагов. Не знаю, когда произойдет восстание против меня. Возможно, оно запланировано на сегодня. Я могу не дожить сегодня до приезда на аэродром. Возьми эти камни и сделай все, что сможешь.

– Но, послушай, я не понимаю... Что я должен с ними сделать?

– Как-нибудь организуй их вывоз из страны. – Али спокойно смотрел на своего взволнованного друга.

– Ты хочешь, чтобы я вез их вместо тебя?

– Можно сказать и так. Но я думаю, что ты сумеешь придумать какой-нибудь лучший план, как вывезти их в Европу.

– Но, послушай, Али, я представления не имею, как взяться за такое дело.

Али откинулся на спинку кресла. Он улыбался спокойной, насмешливой улыбкой.

– У тебя есть здравый смысл. И ты честный. И я помню, еще с того времени, когда ты был моим «фагом»[6], что ты всегда умел что-нибудь придумать... Я дам тебе имя и адрес человека, который занимается подобными делами для меня... то есть на тот случай, если я не спасусь. Не смотри так тревожно, Боб. Сделай все, что сможешь. Больше я ни о чем не прошу. Я не стану винить тебя, если тебе это не удастся. На все воля Аллаха. Для меня это просто. Я не хочу, чтобы эти камни забрали с моего трупа. А остальное... – Он пожал плечами. – Как я только что сказал, на все воля Аллаха.

– Ты свихнулся!

– Нет. Я фаталист, вот и всё.

– Но послушай, Али... Ты только что сказал, что я честный. Однако три четверти миллиона... ты не думаешь, что это может лишить честности любого человека?

Али Юсуф нежно посмотрел на своего друга.

– Как ни странно, – сказал он, – у меня нет на этот счет никаких сомнений.

Глава 2
ЖЕНЩИНА НА БАЛКОНЕ

Боб Ролинсон, шагая по гулким мраморным коридорам дворца, чувствовал себя так плохо, как никогда в жизни. Мысль о том, что он несет в кармане три четверти миллиона фунтов, заставляла его чувствовать себя глубоко несчастным. Ему казалось, что все официальные лица во дворце, которых он встречал, должны это знать. Он даже подозревал, что мысль о драгоценном грузе отражается на его лице. Он испытал бы облегчение, если бы узнал, что его веснушчатое лицо хранит обычное выражение веселого добродушия.

Часовые у дворца клацнули оружием, отдавая ему честь. Боб зашагал по многолюдной главной улице Рамата, мысли его разбегались. Куда он идет? Что собирается делать? Ролинсон понятия не имел. А времени оставалось мало.

Главная улица была похожа на большинство главных улиц на Ближнем Востоке. Она представляла собой смесь нищеты и роскоши. Возвышались великолепные фасады недавно построенных банков. Бесчисленные маленькие лавочки торговали дешевыми товарами из пластика. Детские пинетки и дешевые зажигалки были выставлены в самых невероятных сочетаниях. Магазины торговали швейными машинами и запасными частями для автомобилей. Аптеки выставляли в витринах просроченные патентованные лекарства и большие плакаты с рекламой пенициллина во всех видах и множества антибиотиков. Очень немногие магазины торговали товарами, которые кому-то захотелось бы приобрести, не считая, возможно, новейших швейцарских часов, сотнями выставленных в крохотных витринах. Ассортимент был такой большой, что даже в этом случае человек воздержался бы от покупки, напуганный огромным выбором.

Боб, шагавший в каком-то ступоре, натыкаясь на фигуры в национальной или европейской одежде, взял себя в руки и снова задал сам себе вопрос: куда он, черт побери, идет?

Пилот зашел в местное кафе и заказал лимонный чай. Прихлебывая его, он постепенно начал приходить в себя. Атмосфера кафе успокаивала. За столиком напротив него пожилой араб мирно щелкал бусинами, перебирая четки. За его спиной двое мужчин играли в триктрак. Подходящее место, чтобы посидеть и подумать.

А ему надо было подумать. Бобу вручили драгоценные камни стоимостью в три четверти миллиона, и ему предстояло придумать какой-нибудь план, чтобы вывезти их из страны. И нельзя было терять времени. В любую минуту воздушный шарик мог лопнуть...

Али сошел с ума, конечно. Так легкомысленно швырнуть три четверти миллиона другу! А сам спокойно сидит и оставляет все на волю Аллаха... Бобу такой помощи ждать не приходилось. Бог Ролинсона ждал от своих слуг, чтобы они сами принимали решения и действовали, используя наилучшим образом те способности, которыми он их наделил.

Что, черт побери, ему делать с этими проклятыми камнями?

Он подумал о посольстве. Нет, ему нельзя втягивать в это посольство. Оно почти наверняка окажется втянутым в заговор.

Ему нужен был какой-нибудь человек, совершенно обычный человек, который уезжает из этой страны каким-нибудь совершенно обычным способом. Бизнесмен или турист, лучше всего. Без каких-то политических связей, чей багаж будет подвергнут, самое большее, поверхностному досмотру, или, возможно, совсем не будет досматриваться. Следует, конечно, учесть и пункт назначения... Сенсация в лондонском аэропорту. Попытка контрабандного ввоза драгоценностей на сумму три четверти миллиона фунтов. И так далее и так далее. Придется рискнуть...

Какой-нибудь обычный человек – настоящий путешественник... Внезапно Боб обозвал себя глупцом. Его сестра, Джоан Сатклифф. Джоан провела здесь два месяца вместе с дочерью Дженнифер, которой после тяжелой пневмонии рекомендовали солнечный свет и сухой климат. Они собирались плыть обратно морем через четыре или пять дней.

Джоан – идеальный кандидат. Что там говорил Али насчет женщин и драгоценностей? Боб улыбнулся про себя. Милая старушка Джоан! Она-то не потеряла бы голову из-за драгоценностей. Ей можно доверять, она твердо стоит на земле. Да, он может довериться Джоан.

Но погодите минутку... может ли он довериться Джоан? Ее честности – да. Но ее умению хранить тайны? Боб с сожалением покачал головой. Джоан разболтает, она не сможет не проболтаться. Даже хуже. Она начнет намекать. «Я везу домой нечто очень важное. Я никому не должна говорить ни слова. Это так волнует...»

Джоан никогда не умела молчать, хотя и очень возмущалась, если ей об этом говорили. Значит, она не должна знать, что везет. Так будет безопаснее для нее самой. Он завернет камни в сверток, на вид совершенно невинный. Расскажет ей какую-нибудь историю. Подарок для кого-нибудь? Поручение? Он что-нибудь придумает...

Боб взглянул на часы и встал. Время уходит.

Он зашагал по улице, не чувствуя полуденной жары. Все выглядело таким обычным. На поверхности ничего не было видно. Только во дворце чувствовался тлеющий огонь – там шпионили, шептались. Армия – все зависело от нее. Кто сохранил верность? Кто предал? Наверняка будет попытка государственного переворота. Удастся он или нет?

Боб нахмурился, входя в лучший отель Рамата. Тот носил скромное название «Ритц Савой» и имел величественный модернистский фасад. Его открыли с помпой три года назад, наняли управляющего из Швейцарии, шеф-повара из Вены и метрдотеля из Италии. Все было чудесно. Венский шеф-повар уехал первым, потом швейцарский управляющий. Теперь уехал старший официант из Италии. Еда по-прежнему оставалась претенциозной, но плохой, обслуживание стало ужасным, а бóльшая часть дорогой сантехники вышла из строя.

Дежурный за стойкой хорошо знал Боба и широко ему улыбнулся.

– Доброе утро, майор. Вам нужна ваша сестра? Она уехала на пикник со своей девочкой...

– На пикник? – Боб был поражен. Что за глупость – отправиться сейчас на пикник, более неподходящего времени и придумать невозможно.

– Вместе с мистером и миссис Хёрст из Нефтяной компании, – сообщил дежурный. Все всегда всё знают. – Они поехала на дамбу Калат Дива.

Боб тихо выругался. Джоан вернется очень не скоро.

– Я поднимусь к ней в номер, – сказал он и протянул руку за ключом, который дежурный ему дал.

Ролинсон отпер дверь и вошел. В большом двойном номере, как всегда, царил беспорядок – Джоан Сатклифф не отличалась аккуратностью. Клюшки для гольфа лежали на стуле, теннисные ракетки бросили на кровать. Одежда валялась повсюду, а стол был завален фотопленками, открытками, книжками в бумажных обложках и различными местными антикварными вещицами с Юга, которые в основном были сделаны в Бирмингеме и Японии.

Боб огляделся кругом, посмотрел на чемоданы и сумки на молниях. Перед ним встала проблема. Он не сможет повидаться с Джоан перед полетом с Али. Ему не хватит времени, чтобы добраться до дамбы и вернуться назад. Он мог бы упаковать камни и оставить их с запиской... Но Боб тут же покачал головой. Он хорошо понимал, что за ним почти всегда следят. Возможно, за ним проследили от дворца до кафе и от кафе сюда. Он никого не заметил, но понимал, что эти люди хорошо знают свое дело. Нет ничего подозрительного в том, что Боб пришел в отель повидаться с сестрой, но если он оставит сверток и записку, то записку прочтут, а сверток вскроют.

Время... время... У него нет времени.

Три четверти миллиона в драгоценных камнях у него в кармане брюк.

Он еще раз оглядел комнату. Потом усмехнулся и достал из кармана маленький набор инструментов, который всегда носил с собой. У его племянницы Дженнифер имелся пластилин, как он заметил, и тот ему пригодится.

Ролинсон работал быстро и умело. Один раз он поднял глаза и подозрительно посмотрел на открытое окно. Нет, в этой комнате не было балкона. Просто напряженные нервы вызвали у него ощущение, будто за ним кто-то наблюдает.

Боб закончил работу и одобрительно кивнул головой. Никто не заметит, что он сделал, в этом он был уверен. Ни Джоан, ни кто-то другой. И уж конечно, не Дженнифер, сосредоточенная на себе девочка, которая никогда не видела и не замечала ничего, кроме самой себя.

Ролинсон смел все следы своей работы и сунул их в карман. Потом заколебался, оглядываясь. Придвинул к себе блокнот миссис Сатклифф и сидел так, хмурясь...

Он должен оставить записку Джоан...

Но что он мог ей сказать? Это должно быть нечто такое, что Джоан поймет, но что не будет иметь никакого смысла для любого постороннего, кто прочтет записку.

Но это просто невозможно! В тех триллерах, которые любил читать Боб в редкие свободные минуты, принято было составлять нечто вроде криптограмм, которые кто-нибудь всегда успешно расшифровывал. Но он не может придумать криптограмму, и в любом случае Джоан принадлежала к тем лишенным воображения людям, для которых все точки над «i» должны быть расставлены, чтобы она вообще хоть что-то заметила...

Потом лицо его просветлело. Был еще один способ сделать это – отвлечь внимание от Джоан: оставить обычную, будничную записку. Потом передать письмо с другим человеком, которое вручат Джоан в Англии. Он быстро написал:

Небрежное послание сестре, которую он, возможно, больше никогда не увидит, но в данном случае чем небрежнее, тем лучше. Джоан не следует втягивать в рискованное дело; она даже не должна знать, что существует некое рискованное дело. Джоан не умеет притворяться. Ее защитой станет то, что она явно ничего не будет знать.

И эта записка выполнит двойную задачу. Она покажет, что он, Боб, и сам не собирается никуда уезжать.

Ролинсон минуту или две подумал, потом подошел к телефону и назвал номер британского посольства. Вскоре его соединили с Эдмундсоном, третьим секретарем, его другом.

– Джон? Говорит Боб Ролинсон. Можешь встретиться со мною где-нибудь, когда сможешь вырваться? Постарайся раньше. Ты должен, старик. Это важно. Ну, собственно говоря, речь идет о девушке... – Он смущенно кашлянул. – Она чудесная, просто чудесная. Совершенно бесподобная. Только это немного рискованно.

Голос Эдмундсона, звучавший несколько чопорно и неодобрительно, произнес:

– В самом деле, Боб, ты со своими девушками... Ладно, в два часа тебя устроит?

И он повесил трубку. Боб услышал слабый второй щелчок, когда тот, кто подслушивал, положил трубку.

Славный старина Эдмундсон... Поскольку все телефоны в Рамате прослушивались, Боб и Джон выработали небольшой собственный шифр. Чудесная девушка, «просто бесподобная», – это означало нечто срочное и важное.

Эдмундсон подберет его на своей машине у нового Торгового банка в два часа, и Боб расскажет ему о тайнике. Скажет ему, что Джоан не знает о нем, но если с ним что-то случится, то это станет важным. Отправившись в долгое путешествие по морю, Джоан и Дженнифер вернутся в Англию только через шесть недель. К этому времени революция почти наверняка произойдет и либо окажется успешной, либо будет подавлена. Али Юсуф переберется в Европу, или они с Бобом оба погибнут. Он расскажет Эдмундсону достаточно, но не слишком много.

Боб в последний раз оглядел комнату. Она выглядела точно такой же – мирной, неопрятной, домашней. Единственное, что добавилось, – это его невинная записка Джоан. Он прислонил ее к какому-то предмету на столе и вышел. В длинном коридоре никого не было.

Женщина в номере, соседнем с тем, который занимала Джоан Сатклифф, вернулась в комнату со своего балкона, держа в руке зеркало. Она вышла на балкон для того, чтобы рассмотреть волосок, который посмел вырасти у нее на подбородке. Женщина расправилась с ним при помощи пинцета, потом стала внимательно изучать свое лицо при ярком солнечном свете.

Именно тогда, расслабившись, она увидела еще кое-что. Она держала зеркало под таким углом, что в нем отразилось зеркало висящего в соседнем номере шкафчика, и в этом зеркале она увидела мужчину, занятого чем-то очень любопытным. Настолько любопытным и неожиданным, что она застыла и смотрела. Он не мог ее видеть с того места, где сидел за столом, а женщина видела его только посредством двойного отражения.

Если бы мужчина повернул голову и посмотрел назад, то мог бы увидеть отражение ее зеркала в зеркале шкафчика, но он был слишком поглощен тем, что делал, и не смотрел назад...

Правда, один раз мужчина внезапно все-таки взглянул в окно, но так как там видеть было нечего, он снова опустил голову.

Женщина наблюдала за ним, пока он не завершил свою работу. Помедлив несколько минут, написал записку, которую оставил на столе, потом вышел из поля ее зрения, но женщина слышала достаточно, чтобы понять, что он звонит по телефону. Она не расслышала, что именно он сказал, но голос его звучал беззаботно, небрежно. Потом она услышала, как закрылась дверь.

Женщина подождала несколько минут, потом открыла свою дверь. В дальнем конце коридора какой-то араб лениво махал метелкой из перьев, смахивал пыль. Затем он свернул за угол и пропал из виду.

Женщина быстро скользнула к двери соседнего номера. Та была заперта, но она этого ожидала. Шпилька для волос, которую женщина прихватила с собой, и лезвие маленького ножика быстро и ловко справились с задачей.

Она вошла, прикрыла за собой дверь. Взяла записку. Клапан конверта был приклеен лишь слегка и легко открылся. Она прочитала записку, хмуря брови. Записка ничего не объясняла.

Женщина снова заклеила конверт, положила на место и пересекла комнату.

Уже протянув руку, она услышала голоса под окном, на террасе внизу. Один голос, как она знала, принадлежал хозяйке номера, в котором она стояла. Решительный, поучающий голос человека, полностью уверенного в себе.

Женщина бросилась к окну.

Стоя внизу, на террасе, Джоан Сатклифф, рядом с которой стояла ее дочь Дженнифер, бледная крепкая девочка лет пятнадцати, сообщала всему миру и высокому, несчастному на вид англичанину из британского консульства, что именно она думает о той новости, которую он пришел ей сообщить.

– Но это абсурд! Никогда не слышала о подобной чепухе. Здесь все абсолютно спокойно, и все очень любезны. Я думаю, все это просто напрасная паника.

– Надеюсь, что это так, миссис Сатклифф, мы, конечно, на это надеемся... Но его превосходительство считает, что ответственность так велика...

Миссис Сатклифф оборвала его. Она не собиралась учитывать ответственность послов.

– У нас много вещей, знаете ли. Мы возвращаемся домой морем, отплываем в следующую среду. Морское путешествие будет полезно Дженнифер. Так сказал врач. Я категорически отказываюсь менять свои планы и лететь в Англию с такой глупой поспешностью.

Мужчина с несчастным видом попытался ее успокоить, объяснил, что миссис Сатклифф и ее дочь могут отправить по воздуху не в Англию, а в Аден, и там они сядут на свой корабль.

– Вместе с нашим багажом?

– Да, да, это можно устроить. У меня наготове автомобиль-универсал. Мы сможем все погрузить прямо сейчас.

– Ну, ладно. – Миссис Сатклифф капитулировала. – Наверное, нам надо уложить вещи.

– Немедленно, если не возражаете.

Женщина в спальне поспешно отступила назад. Она быстро взглянула на адрес на багажной бирке одного из чемоданов, потом поспешно выскользнула из комнаты и вернулась в свой номер как раз в тот момент, когда миссис Сатклифф появилась из-за угла коридора.

За нею бежал дежурный из холла.

– К вам заходил ваш брат, майор авиации, миссис Сатклифф. Он поднимался в ваш номер. Но я думаю, что он уже ушел. Вы, наверное, с ним разминулись.

– Как досадно, – ответила миссис Сатклифф. – Спасибо, – сказала она дежурному и продолжала, уже обращаясь к Дженнифер: – Наверное, Боб тоже волнуется из-за пустяков. Лично я не вижу никаких признаков волнений на улицах. Эта дверь не заперта... Какие люди беспечные!

– Наверное, это дядя Боб, – сказала Дженнифер.

– Жаль, что я с ним не повидалась... О, вот записка. – Она вскрыла конверт и торжествующе заявила: – Во всяком случае, Боб не нервничает. Очевидно, ему ничего обо всем этом не известно. Это паника дипломатов, вот и все. Терпеть не могу укладывать вещи в самую жару. Эта комната напоминает печку. Давай, Дженнифер, вынимай свои вещи из комода и шкафа. Мы должны как-нибудь все затолкать в чемоданы. Можно будет потом упаковать заново.

– Я никогда не бывала где-то во время революции, – задумчиво произнесла Дженнифер.

– Надеюсь, не будешь и на этот раз, – резко сказала мать. – Будет так, как я говорю. Ничего не случится.

Дженнифер выглядела разочарованной.

Глава 3
ЗНАКОМСТВО С МИСТЕРОМ РОБИНСОНОМ

Примерно через шесть недель один молодой человек негромко постучал в дверь комнаты в Блумсбери и получил приглашение войти.

Комната была маленькая. За письменным столом, сгорбившись в кресле, сидел толстый мужчина средних лет. Он был одет в измятый костюм, обсыпанный спереди сигарным пеплом. Закрытые окна делали атмосферу в комнате почти невыносимой.

– Ну? – раздраженно произнес мужчина, полузакрыв глаза. – Что там еще, а?

О полковнике Пайкэвее говорили, что в любой момент, как его ни застанешь, его глаза как раз закрывались перед сном или как раз открывались после сна. Некоторые также говорили, что его звали совсем не Пайкэвей и что он не полковник. Но чего только не говорят люди!

– Пришел Эдмундсон, из Министерства иностранных дел.

– Вот как, – произнес полковник Пайкэвей.

Он моргнул, словно собирался снова уснуть, и пробормотал:

– Третий секретарь нашего посольства в Рамате во время революции, правильно?

– Правильно, сэр.

– Тогда, полагаю, лучше мне его принять, – сказал полковник Пайкэвей без особого удовольствия. Он сел чуть прямее и отряхнул немного пепла со своего брюшка.

Мистер Эдмундсон был высоким светловолосым молодым человеком, весьма прилично одетым, с соответствующими манерами, излучавшим общее спокойное неодобрение.

– Полковник Пайкэвей? Я Джон Эдмундсон. Мне сказали, что вы... э... возможно, захотите меня видеть.

– Неужели? Ну, им виднее, – ответил полковник Пайкэвей. – Садитесь, – прибавил он.

Его глаза снова начали закрываться, но раньше, чем они закрылись, он заговорил:

– Вы находились в Рамате во время революции?

– Да. Опасное было время.

– Еще бы. Вы были другом Боба Ролинсона, не так ли?

– Да, я довольно хорошо его знаю.

– Вы выбрали неправильное время, – заметил полковник Пайкэвей. – Он умер.

– Да, сэр, я знаю. Но я не был уверен... – Эдмундсон умолк.

– Вам ни к чему стараться быть сдержанным, – сказал полковник Пайкэвей. – Мы здесь все знаем. А если и не знаем, то делаем вид, что знаем. Ролинсон на самолете вывез Али Юсуфа из Рамата в тот день, когда началась революция. О самолете с тех пор ничего не известно. Они могли приземлиться в каком-нибудь недоступном месте, а могли и разбиться. В Аролезских горах нашли обломки самолета. Два трупа. Официальное сообщение об этом завтра появится в прессе. Так?

Эдмундсон признался, что это действительно так.

– Мы здесь все обо всем знаем, – повторил полковник Пайкэвей. – Для этого мы и существуем. Самолет влетел в гору. Виною могли быть погодные условия. Есть основания подозревать саботаж. Бомба замедленного действия. Пока у нас нет полного отчета. Самолет разбился в практически недоступном месте. Объявили награду тому, кто его найдет, но сведения о подобных вещах не скоро просачиваются. Затем нам пришлось послать туда самолетом наших экспертов, чтобы все осмотреть. И всякая бюрократия, разумеется. Обращение к иностранному правительству, разрешение от министров, взятки, не говоря уже о местных крестьянах, прибирающих к рукам все, что может пригодиться...

Он помолчал, глядя на Эдмундсона.

– Все это очень грустно, – сказал тот. – Из принца Али Юсуфа получился бы просвещенный правитель с демократическими принципами.

– Вероятно, именно поэтому его и прикончили, – заметил полковник Пайкэвей. – Но мы не можем терять время на печальные истории о гибели коронованных особ. Нас просили навести некоторые... справки. Заинтересованные стороны. То есть те стороны, к которым благоволит правительство Ее Величества. – Он пристально посмотрел на собеседника. – Понимаете, о чем я?

– Ну, я что-то слышал, – нехотя ответил Эдмундсон.

– Вероятно, вы слышали, что на трупах погибших не нашли ничего ценного, как и среди обломков, и насколько нам известно, местные жители ничего не стащили. Хотя с крестьянами никогда нельзя быть в этом уверенным. Они умеют держать язык за зубами не хуже самого Министерства иностранных дел. А что еще вы слышали?

– Больше ничего.

– Вы не слышали, что там должны были найти нечто ценное? Для чего они вас ко мне послали?

– Они сказали, что вы можете захотеть задать мне определенные вопросы, – чопорно ответил Эдмундсон.

– Если я задам вам вопросы, то буду ждать ответов, – напомнил ему полковник Пайкэвей.

– Естественно.

– Вам это не кажется естественным, сынок. Говорил ли вам Боб Ролинсон что-нибудь перед тем, как вылетел из Рамата? Али доверял ему больше других, если вообще кому-то доверял. Выкладывайте, что вам известно. Он что-нибудь говорил?

– Насчет чего, сэр?

Полковник Пайкэвей пристально посмотрел на него и почесал ухо.

– Так-так, – проворчал он. – Де́ржите всё в тайне, помалкиваете... По-моему, вы перегибаете палку. Если вы не понимаете, о чем я говорю, то просто не понимаете, вот и всё.

– Мне кажется, что-то было... – Эдмундсон произнес это осторожно и неохотно. – Возможно, Боб хотел сообщить мне нечто важное.

– Вот как! – сказал полковник Пайкэвей с видом человека, который наконец-то вытащил пробку из бутылки. – Интересно. Послушаем, что вам известно.

– Очень мало, сэр. У нас с Бобом существовало нечто вроде простого кода. Мы были в курсе того, что все телефоны в Рамате прослушивались. Боб обычно что-то мог услышать во дворце, а у меня иногда имелась важная информация, которую ему надо было сообщить. Поэтому, если один из нас звонил и говорил о девушке – или о девушках – определенным образом, называя ее «бесподобной», это означало – что-то происходит!

– Важная информация того или иного рода?

– Да. Боб позвонил мне и произнес это слово в тот день, когда все началось. Я должен был встретиться с ним на нашем обычном месте, возле одного из банков. Но именно в этом квартале начался мятеж, и полиция перекрыла дорогу. Я не смог встретиться с Бобом, а он – со мной. В тот же день он вылетел вместе с Али.

– Понимаю, – сказал Пайкэвей. – Не знаете, откуда он звонил?

– Нет. Он мог звонить откуда угодно.

– Жаль. – Полковник помолчал, потом небрежно спросил: – Вы знаете миссис Сатклифф?

– Вы имеете в виду сестру Боба Ролинсона? Я один раз встречался с нею – там, конечно. Она находилась в стране с дочерью-школьницей. Я ее плохо знаю.

– Они с Бобом Ролинсоном были очень дружны?

Эдмундсон подумал.

– Нет. Я бы так не сказал. Она была намного старше его и вела себя как старшая сестра. А Бобу не очень нравился его зять. Он всегда называл его напыщенным ослом.

– Он такой и есть! Один из наших известных фабрикантов, а они бывают ужасно помпезными... Значит, вы не считаете возможным, чтобы Боб Ролинсон доверил сестре какую-то важную тайну?

– Трудно сказать... но нет, я так не думаю.

– Я тоже не думаю, – согласился полковник Пайкэвей.

Он вздохнул.

– Дело тут вот в чем. Миссис Сатклифф с дочерью отправились домой морским путем. Лайнер «Восточная королева» прибудет в Тилбери завтра.

Он немного помолчал, задумчиво разглядывая сидящего напротив молодого человека. Потом, словно приняв решение, протянул руку и быстро произнес:

– Очень любезно было с вашей стороны прийти ко мне.

– Мне только жаль, что я почти ничем вам не помог. Вы уверены, что я ничего не могу сделать?

– Нет-нет, боюсь, ничего.

Джон Эдмундсон ушел. Скромный молодой человек вернулся.

– Думал отправить его в Тилбери, чтобы он сообщил новость его сестре, – сказал Пайкэвей. – Друг ее брата, и все такое... Но передумал. Негибкий тип. Школа Министерства иностранных дел. Не умеет приспосабливаться. Я отправлю этого... как там его имя.

– Дерека?

– Правильно. – Полковник Пайкэвей одобрительно кивнул. – Вы меня хорошо понимаете, не так ли?

– Я стараюсь изо всех сил, сэр.

– Стараться недостаточно. Нужно добиваться успеха. Сначала пришлите ко мне Ронни. У меня для него есть задание.

Казалось, полковник Пайкэвей уже снова погружается в сон, но тут в комнату вошел молодой человек по имени Ронни. Он был высоким, темноволосым и мускулистым, манеры у него были беззаботные и довольно дерзкие.

Полковник Пайкэвей несколько мгновений смотрел на него, потом усмехнулся.

– Как тебе понравится задание проникнуть в школу для девочек? – спросил он.

– В школу для девочек? – Молодой человек поднял брови. – Это будет нечто новенькое! Что они там затеяли? Делают бомбы на уроках химии?

– Ничего похожего. Превосходная школа для девочек из высшего общества. Мидоубэнк.

– Мидоубэнк! – Молодой человек присвистнул. – Не может быть!

– Придержи свой дерзкий язык и послушай меня. Принцесса Шаиста, двоюродная сестра и близкая родственница покойного принца Рамата Али Юсуфа едет туда учиться на следующий семестр. До сих пор она училась в школе в Швейцарии.

– Что мне делать? Похитить ее?

– Конечно, нет. Думаю, возможно, она окажется в центре внимания в ближайшем будущем. Я хочу, чтобы ты наблюдал за развитием событий. Я вынужден поставить тебе такую неопределенную задачу. Не знаю, что или кто может там возникнуть, но если любой из тех друзей, которые нам не нравятся, проявят интерес, доложи об этом... Тебе поручается наблюдение, больше ничего.

Молодой человек кивнул:

– А как мне туда проникнуть? Я стану учителем рисования?

– Приходящие учителя все женского пола. – Полковник Пайкэвей задумчиво посмотрел на него. – Думаю, мне придется сделать тебя садовником.

– Садовником?

– Да. Я прав, считая, что ты немного разбираешься в этом деле?

– Да, действительно. В юности я год вел колонку «Ваш сад» в «Санди мейл».

– Фу! – сказал полковник Пайкэвей. – Это ерунда! Я сам мог бы вести колонку по садоводству, ничего не зная о нем, – просто списывал бы из иллюстрированных каталогов «Нёрсеримен» и из Энциклопедии садоводства. Знаю я всю эту болтовню. «Почему бы в этом году не отойти от традиции и не внести по-настоящему тропическую нотку в ваш бордюр? Красивые «Амабеллис Госсипория» и несколько чудесных новых китайских гибридов «Синенсис Мака фулия». Испытайте насыщенную, румяную прелесть небольших групп «Синистра Хопалесс», не очень зимостойких растений, зато они хорошо растут у западной ограды». – Он замолчал и усмехнулся: – Полная чепуха! Глупцы покупают такие растения, а потом ранние морозы их губят, и они жалеют, что не оставили желтофиоли и незабудки! Нет, мой мальчик, я имею в виду настоящие навыки. Поплевать на ладони и взяться за лопату, быть хорошо знакомым с компостной кучей, прилежно мульчировать, уметь работать голландской тяпкой, да и любой другой тяпкой, копать глубокие канавки для сладкого горошка – и делать всю остальную тяжелую работу. Ты это умеешь?

– Все это я делал еще в юности!

– Конечно. Я знаю твою мать... Ну, решено.

– А в Мидоубэнке есть свободное место садовника?

– Наверняка есть, – ответил полковник Пайкэвей. – Во всех садах Англии не хватает работников. Я тебе напишу хорошие рекомендации. Посмотришь, они тебя с руками оторвут. Нельзя терять времени, летний семестр начинается двадцать девятого числа.

– Я буду работать в саду и держать глаза открытыми, так?

– Вот именно. И если какая-нибудь сексуально озабоченная девчонка будет с тобой заигрывать, да поможет тебе бог, если ты ответишь! Я не хочу, чтобы тебя слишком быстро вышвырнули оттуда.

Полковник придвинул к себе лист бумаги.

– Какое имя тебе нравится?

– «Адам» кажется мне подходящим.

– А фамилия?

– Как насчет Идена?[7]

– Я не уверен, что мне нравится ход твоих мыслей. Адам Гудман прекрасно подойдет. Иди и придумай себе прошлое вместе с Дженсоном, а потом – в путь. – Он посмотрел на свои часы. – Больше у меня нет для тебя времени. Я не хочу заставлять ждать мистера Робинсона. Он уже должен быть здесь.

Адам (называя его новым именем) остановился по пути к двери.

– Мистер Робинсон? – с любопытством спросил он. – Он сам придет сюда?

– Я так и сказал. – На его столе прозвенел звонок. – А вот и он. Мистер Робинсон всегда пунктуален.

– Скажите мне, – с любопытством спросил Адам, – кто он такой в действительности? Как его настоящее имя?

– Его имя – мистер Робинсон, – ответил полковник Пайкэвей. – Это все, что мне известно, и это все, что известно всем.

Вошедший в комнату не походил на человека, чье имя могло быть «Робинсон». Его могли звать Деметриус, или Айзекштейн, или Перенна, хотя ему нельзя было приписать одно из этих имен с большим основанием, чем другие. Его нельзя было с определенностью принять ни за еврея, ни за грека, ни за португальца, ни за испанца, ни за южноамериканца. Но меньше всего его можно было принять за англичанина по фамилии Робинсон. Толстый, хорошо одет, с желтым лицом, меланхоличными черными глазами, широким лбом и пухлыми губами, за которыми виднелись слишком крупные, очень белые зубы. Руки его имели хорошую форму и были прекрасно ухожены. Говорил он по-английски без малейшего акцента.

Они с полковником Пайкэвеем приветствовали друг друга скорее как правящие монархи. Произошел обмен любезностями. Затем, когда мистер Робинсон принял предложенную сигару, полковник Пайкэвей сказал:

– С вашей стороны очень любезно предложить нам помощь.

Мистер Робинсон закурил сигару, одобрил ее вкус и наконец заговорил:

– Дорогой коллега. Я просто подумал – я кое-что слышу, знаете ли. Я знаю многих людей, и они мне кое-что рассказывают. Не знаю почему.

Полковник Пайкэвей не высказал своего мнения по поводу причины. Он сказал:

– Насколько я понимаю, вы услышали, что найден самолет принца Али Юсуфа.

– В среду на прошлой неделе, – ответил мистер Робинсон. – Пилотировал его молодой Ролинсон. Опасный полет. Но авария случилась не из-за ошибки Ролинсона. Над самолетом кое-кто потрудился – некий Ахмед, старший механик. Абсолютно надежный человек – по крайней мере, так считал Ролинсон. Но он таковым не был. Сейчас, при новом режиме, он получил весьма доходное место.

– Значит, это была диверсия! Мы не были в этом уверены. Печальная история.

– Да. Этот бедный молодой человек – я имею в виду Али Юсуфа – плохо умел справляться с коррупцией и предательством. Его обучение в частной школе было ошибкой – это мое мнение. Но сейчас нас интересует не он, не так ли? Он – это вчерашняя новость. Нет никого более мертвого, чем мертвый король. Нас интересует – вас по-своему, меня по-своему – то, что оставляют после себя мертвые короли.

– И это?

Мистер Робинсон пожал плечами.

– Приличный счет в банке в Женеве, скромный счет в Лондоне, значительные владения в его собственной стране, теперь присвоенные новым победоносным режимом – к слову, как я слышал, там возникли некоторые обиды по поводу дележа добычи, – и, наконец, маленькая личная собственность.

– Маленькая?

– Такие вещи относительны. Во всяком случае, маленькая по объему. Удобно носить с собой.

– У Али Юсуфа при себе ничего не оказалось, насколько мне известно.

– Нет. Потому что он отдал их молодому Ролинсону.

– Вы в этом уверены? – резко спросил Пайкэвей.

– Ну, никогда нельзя быть уверенным, – извиняющимся тоном ответил мистер Робинсон. – Во дворце ходит так много слухов... Все они не могут быть правдой. Но на этот счет слухи ходили очень упорные.

– У молодого Ролинсона тоже ничего не нашли...

– В таком случае, – сказал мистер Робинсон, – похоже, что их вывезли из страны каким-то другим способом.

– Каким другим способом? У вас на этот счет есть идеи?

– Ролинсон пошел в кафе в центре города после того, как получил драгоценности. Не замечено, чтобы он с кем-нибудь разговаривал или приближался к кому-то, пока был там. Затем он отправился в отель «Ритц Савой», где остановилась его сестра. Он поднялся к ней в номер и пробыл там примерно двадцать минут. Ее самой не было в номере. Затем Ролинсон покинул отель и пошел к Торговому банку на площади Победы, где обналичил чек. Когда он вышел из банка, уже начинались беспорядки. Студенты чего-то требовали. Прошло некоторое время, прежде чем площадь очистили. Потом Ролинсон двинулся прямо на аэродром, где вместе с сержантом Ахмедом осмотрел самолет.

Али Юсуф поехал инспектировать строительство новой дороги, остановил свой автомобиль на аэродроме, подошел к Ролинсону и выразил желание совершить короткий полет и осмотреть дамбу и новое шоссе с воздуха. Они взлетели – и не вернулись.

– И какие выводы вы из этого делаете?

– Мой дорогой, те же, что и вы. Почему Ролинсон провел в номере сестры двадцать минут, когда ее там не было, притом ему сказали, что она вряд ли вернется до вечера? Он оставил ей записку, на написание которой у него могло уйти минуты три, не больше. Что он делал в остальное время?

– Вы предполагаете, что он спрятал драгоценности в каком-то подходящем месте среди вещей сестры?

– Это кажется логичным, не так ли? Миссис Сатклифф эвакуировали в тот же день вместе с другими подданными Великобритании. Ее доставили на самолете в Аден вместе с дочерью. Они прибывают в Тилбери, полагаю, завтра.

Пайкэвей кивнул.

– Присмотрите за ней, – сказал мистер Робинсон.

– Мы в любом случае присмотрим за ней, – ответил полковник. – Это уже организовали.

– Если драгоценности у нее, то ей грозит опасность. – Его собеседник закрыл глаза. – Я так не люблю насилия...

– Вы думаете, что возможно применение насилия?

– Есть заинтересованные лица. Различные нежелательные лица, если вы меня понимаете.

– Я вас понимаю, – мрачно произнес Пайкэвей.

– И они, конечно, будут стараться перехитрить друг друга. – Мистер Робинсон покачал головой. – Так все запутано...

Полковник Пайкэвей задал деликатный вопрос:

– А у вас самого есть... э... особый интерес к этому делу?

– Я представляю определенную группу интересов, – ответил мистер Робинсон. В его голосе прозвучал легкий упрек. – Некоторые из упомянутых камней поставлял мой синдикат его покойному высочеству по очень справедливой и разумной цене. Та группа людей, которую я представляю, заинтересованная в возвращении камней, рискну предположить, получила бы одобрение их покойного владельца. Мне бы не хотелось говорить больше. Эти вопросы так деликатны...

– Но вы определенно на стороне ангелов, – улыбнулся полковник Пайкэвей.

– Ах, ангелы! Ангелы – да. – Мистер Робинсон помолчал. – Вы, случайно, не знаете, кто занимал номера в отеле по обе стороны от номера миссис Сатклифф и ее дочери?

Полковник Пайкэвей ответил не очень уверенно:

– Дайте подумать... кажется, знаю. Слева жила сеньора Анжелика де Торедо, испанка... э... танцовщица, выступающая в местном кабаре. Возможно, не совсем испанка и, возможно, не очень хорошая танцовщица, но популярная среди посетителей. С другой стороны жила одна из членов туристической группы школьных учителей, как я понимаю...

Мистер Робинсон широко улыбнулся с одобрением.

– Вы не меняетесь. Я пришел вам кое-что рассказать, но почти всегда вы уже обо всем знаете.

– Нет, нет, – вежливо запротестовал полковник Пайкэвей.

– А вместе, – сказал мистер Робинсон, – мы с вами знаем много.

Их взгляды встретились.

– Надеюсь, – произнес мистер Робинсон и встал, – мы знаем достаточно...

Глава 4
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ

– Подумать только! – раздраженно воскликнула миссис Сатклифф, выглянув из окна гостиницы. – Не понимаю, почему всегда идет дождь, когда возвращаешься в Англию. Из-за него все выглядит таким мрачным.

– Я думаю, приятно вернуться домой, – сказала Дженнифер. – Слышать на улицах, как все говорят по-английски! И мы теперь сможем выпить по-настоящему хорошего чая. С хлебом с маслом, с джемом и правильными кексами.

– Я бы хотела, чтобы ты не была столь ограниченной, дорогая, – сказала миссис Сатклифф. – Какой смысл было возить тебя за границу, на побережье Персидского залива, если ты говоришь, что предпочла бы остаться дома?

– Я была вовсе не против того, чтобы поехать за границу на пару месяцев, – возразила Дженнифер. – Я только сказала, что рада вернуться домой.

– А теперь не мешай мне, пожалуйста, дай убедиться, что нам доставили весь багаж. Мне кажется – и у меня такое впечатление со времен войны, – что сейчас люди стали ужасно нечестными. Уверена, если бы я не следила за нашими вещами, тот человек в Тилбери удрал бы с моей зеленой сумкой на молнии. И еще один человек бродил возле наших вещей... Я потом видела его в поезде. Знаешь, я думаю, эти воришки встречают корабли, и стоит пассажирам растеряться или заболеть морской болезнью, они уносят их чемоданы.

– Ох, всегда ты всех подозреваешь, мама, – сказала Дженнифер. – Ты думаешь, что все, кого ты встречаешь, – жулики.

– Большинство из них, – мрачно подтвердила миссис Сатклифф.

– Только не англичане, – заявила Дженнифер.

– Это еще хуже, – сказала мать. – Ничего другого и не ждешь от арабов и иностранцев, но в Англии теряешь бдительность, и это облегчает задачу нечестным людям. А сейчас дай мне пересчитать места... Вот большой зеленый чемодан, и черный, и два маленьких коричневых чемодана, и сумка на молнии, и клюшки для гольфа, и ракетки, и портплед, и брезентовый саквояж... а где зеленая сумка? А, вот она. И жестяная коробка, которую мы там купили, чтобы уложить все лишние вещи – да, раз, два, три, четыре, пять, шесть... все на месте. Все четырнадцать мест здесь.

– Можно теперь выпить чаю? – спросила Дженнифер.

– Чаю? Но сейчас только три часа.

– Я ужасно проголодалась.

– Хорошо, хорошо. Ты можешь спуститься и заказать чай одна? Я действительно чувствую, что должна отдохнуть, а потом я распакую те вещи, которые нам понадобятся сегодня на ночь. Очень плохо, что твой отец не смог нас встретить. Зачем ему понадобилось устраивать это важное собрание директоров в Ньюкасле, я просто представить себе не могу. Кажется, жена и дочь у него должны быть на первом месте. Особенно после того, как он не видел нас три месяца... Ты уверена, что сама справишься?

– Господи, мамочка, – ответила Дженнифер, – сколько, по-твоему, мне лет? Дай мне, пожалуйста, денег. У меня совсем нет английских денег.

Она взяла купюру в десять шиллингов у матери и вышла с недовольным видом.

Телефон у кровати зазвонил. Миссис Сатклифф подошла к нему и взяла трубку.

– Алло... Да. Да, говорит миссис Сатклифф...

Раздался стук в дверь. Миссис Сатклифф сказала в трубку: «Подождите минутку», положила ее и пошла к двери. Там стоял молодой человек в темном комбинезоне с маленьким ящичком инструментов.

– Электрик, – коротко произнес он. – Освещение в номере плохо работает. Меня послали его починить.

– О... ладно.

Она отступили назад. Электрик вошел.

– Где ванная?

– Вон там, возле второй спальни.

Она снова вернулась к телефону.

– Извините меня... Что вы говорили?

– Меня зовут Дерек О'Коннор. Не могу ли я подняться к вам в номер, миссис Сатклифф? Это насчет вашего брата.

– Боба? Есть новости о нем?

– Боюсь, что так.

– О... О, понимаю... Да, поднимайтесь. Четвертый этаж, номер триста десять.

Женщина села на кровать. Она уже знала, какой будет эта новость.

Вскоре раздался стук в дверь. Она открыла ее и впустила молодого человека, который пожал ей руку с подобающе печальным видом.

– Вы из Министерства иностранных дел?

– Мое имя Дерек О'Коннор. Мой шеф послал меня – по-видимому, больше некому было сообщить вам об этом.

– Прошу вас, скажите мне, – попросила миссис Сатклифф. – Он погиб. Это так?

– Да, это так, миссис Сатклифф. Он летел на самолете из Рамата вместе с принцем Али Юсуфом, и они разбились в горах.

– Почему я не слышала... почему никто не сообщил мне на борт корабля по телеграфу?

– Что-то стало более или менее определенно известно только несколько дней назад. Мы только знали, что самолет пропал, вот и всё. Однако при данных обстоятельствах еще сохранялась надежда. Но теперь нашли обломки разбившегося самолета... Я уверен, вы будете рады узнать, что смерть вашего брата была мгновенной.

– Принц тоже погиб?

– Да.

– Я совсем не удивлена, – сказала миссис Сатклифф. Голос ее немного дрожал, но она полностью владела собой. – Я знала, что Боб умрет молодым. Он всегда был отчаянным, знаете ли... вечно летал на новых самолетах, пробовал новые фигуры пилотажа... Я в последние четыре года почти его не видела. А, ладно... ведь человека невозможно изменить, правда?

– Да, – согласился посетитель. – Боюсь, невозможно.

– Генри всегда говорил, что он разобьется рано или поздно, – продолжала миссис Сатклифф; кажется, она получала некое грустное удовлетворение от точности пророчества своего мужа. Слеза покатилась по ее щеке, и женщина огляделась в поисках носового платка. – Это потрясение для меня, – сказала она.

– Я понимаю вас, и мне очень жаль.

– Конечно, Боб не мог убежать, – сказала миссис Сатклифф. – Ведь он согласился работать пилотом принца. Я бы не хотела, чтобы он просто вышел из игры. А он был хорошим летчиком. Уверена, если он врезался в гору, это была не его вина.

– Нет, – согласился О'Коннор, – это была не его вина, несомненно. Единственной надеждой на спасение для принца было лететь, несмотря ни на что. Это был опасный полет, и он закончился плохо.

Миссис Сатклифф кивнула.

– Я понимаю, – ответила она. – Спасибо, что пришли и сообщили мне.

– Есть еще кое-что, – сказал О'Коннор, – о чем я должен у вас спросить. Ваш брат доверил вам что-нибудь, чтобы вы доставили это в Англию?

– Доверил мне? – переспросила миссис Сатклифф. – Что вы имеете в виду?

– Он вам дал какой-нибудь... пакет, маленький сверток, чтобы вы привезли его сюда и отдали кому-нибудь в Англии?

Она с удивлением покачала головой.

– Нет. Почему вы думаете, что он мне что-то дал?

– Был один очень важный пакет, который, как мы думаем, ваш брат мог передать кому-то, чтобы его доставили домой. Он заходил к вам в отель в тот день, я имею в виду день начала революции.

– Я знаю. Он оставил записку. Но в ней ничего не было, только какая-то глупость насчет игры в теннис или в гольф на следующий день. Наверное, когда Боб писал эту записку, он не мог знать, что ему придется улететь с принцем в тот же день.

– Это все, что там было сказано?

– В записке? Да.

– Вы сохранили ее, миссис Сатклифф?

– Сохранила ли я записку, которую он мне оставил? Нет, конечно. Она была совершенно обычной. Я ее порвала и выбросила. Зачем мне было ее хранить?

– Незачем, – ответил О'Коннор. – Мне просто пришел в голову один вопрос...

– Какой вопрос? – сердито спросила миссис Сатклифф.

– Не было ли в этом письме скрыто какое-то другое сообщение? В конце концов, – он улыбнулся, – существует такая вещь, как невидимые чернила, знаете ли.

– Невидимые чернила! – с отвращением воскликнула миссис Сатклифф. – Вы имеете в виду те, что используют в шпионских историях?

– Да, боюсь, я имел в виду именно это, – извиняющимся тоном признался О'Коннор.

– Какой идиотизм, – возмутилась миссис Сатклифф. – Я уверена, что Боб никогда бы не использовал невидимые чернила. Зачем ему это? Он был милым, разумным, прозаичным человеком... – Слеза опять скатилась по ее щеке. – Ох, господи, где моя сумочка? Мне нужен носовой платок. Наверное, я оставила ее в другой комнате.

– Я вам ее принесу, – предложил О'Коннор.

Он прошел в соседнюю комнату и резко остановился, увидев молодого человека в комбинезоне, склонившегося над чемоданом. Тот выпрямился и посмотрел на него с испуганным видом.

– Электрик, – поспешно произнес молодой человек. – Здесь не в порядке освещение.

О'Коннор щелкнул выключателем.

– Мне кажется, оно в полном порядке, – вежливо заметил он.

– Наверное, меня по ошибке послали не в тот номер, – сказал электрик.

Он схватил свои инструменты и быстро выскочил в коридор через другую дверь.

О'Коннор нахмурился, взял сумочку с туалетного столика и отнес ее миссис Сатклифф.

– Извините, – сказал он и взял телефонную трубку. – Говорят из номера триста десять. Вы посылали сюда электрика проверить освещение в этом номере? Да... Да, я подожду.

Дерек подождал.

– Нет? Я так и думал. Нет, все в порядке.

Он положил трубку, повернулся к миссис Сатклифф и сказал:

– Все лампы здесь в полном порядке. И администрация не посылала сюда электрика.

– Тогда что здесь делал этот человек? Это был вор?

– Возможно.

Миссис Сатклифф поспешно заглянула в сумочку.

– Из сумочки он ничего не взял. Деньги на месте.

– Вы уверены, миссис Сатклифф, совершенно уверены, что ваш брат ничего не давал вам, чтобы вы отвезли это домой, уложив вместе со своими вещами?

– Совершенно уверена, – ответила миссис Сатклифф.

– Или вашей дочери – ведь у вас есть дочь?

– Да. Она внизу, пьет чай.

– Не мог ли ваш брат что-то дать ей?

– Нет, я уверена, что не мог.

– Есть еще одна возможность, – сказал О'Коннор. – Он мог спрятать что-то в вашем багаже, среди ваших вещей в тот день, пока ждал вас в вашем номере.

– Но зачем Бобу делать подобные вещи? Это звучит просто абсурдно.

– Это не так абсурдно, как кажется. Возможно, принц Али Юсуф дал кое-что вашему брату, чтобы тот сохранил это для него, а ваш брат решил, что эта вещь будет в большей безопасности среди ваших вещей, чем у него самого.

– Мне это кажется совершенно невероятным, – ответила миссис Сатклифф.

– Скажите, вы не возражаете, если мы поищем?

– Поищем в моем багаже, вы хотите сказать? Распакуем его? – Произнося это слово, миссис Сатклифф просто взвыла.

– Я понимаю, – сказал О'Коннор. – Ужасно просить вас об этом. Но это может оказаться очень важным. Я мог бы помочь, знаете ли, – убедительным тоном продолжал он. – Я часто укладывал вещи моей матери. Она говорила, что я очень хорошо это делаю.

Дерек пустил в ход все обаяние, которое полковник Пайкэвей считал одним из его достоинств.

– Ну, ладно, – сдалась миссис Сатклифф. – Полагаю... Если вы так говорите... то есть если это действительно важно...

– Это может быть очень важно, – заверил ее О'Коннор. – А теперь, – он улыбнулся ей, – давайте начнем?

Через три четверти часа Дженнифер вернулась после чаепития. Она оглядела комнату и ахнула от удивления:

– Мамочка, что ты сделала?

– Я распаковала вещи, – сердито ответила миссис Сатклифф. – А теперь мы их снова укладываем. Это мистер О'Коннор. Моя дочь Дженнифер.

– Но зачем ты распаковала чемоданы и теперь снова пакуешь их?

– Не спрашивай у меня зачем, – резко бросила мать. – Кто-то высказал мысль, что твой дядя Боб положил что-то в мои вещи, чтобы я увезла это домой. Полагаю, он тебе ничего не давал, Дженнифер?

– Давал ли мне что-нибудь дядя Боб? Нет. Ты мои вещи тоже распаковывала?

– Мы все распаковали, – весело ответил Дерек О'Коннор, – и ничего не нашли, а теперь опять укладываемся. Думаю, вам следует выпить чаю или чего-нибудь другого, миссис Сатклифф. Можно, я вам закажу? Может, бренди с содовой? – Он двинулся к телефону.

– Я бы не отказалась от хорошей чашечки чая, – согласилась миссис Сатклифф.

– Я пила потрясающий чай, – сказала Дженнифер. – И ела хлеб с маслом, и сэндвичи, и кексы, а потом официант принес мне еще сэндвичей, потому что я спросила у него, можно ли мне еще, и он принес. Это было здорово.

О'Коннор заказал чай, потом закончил укладывать вещи миссис Сатклифф необыкновенно ловко и аккуратно, чем невольно вызвал ее восхищение.

– По-видимому, ваша мать очень хорошо научила вас укладывать чемоданы, – сказала она.

– О, у меня много полезных талантов, – с улыбкой сообщил О'Коннор.

Его мать уже давно умерла, а искусство паковать и распаковывать вещи он приобрел исключительно на службе у полковника Пайкэвея.

– Я должен предупредить вас еще об одном, миссис Сатклифф. Я бы хотел, чтобы вы вели себя очень осторожно.

– Осторожно? В каком смысле?

– Ну... – О'Коннор не стал уточнять. – Революции – вещь опасная. Имеют много последствий. Вы долго пробудете в Лондоне?

– Завтра мы уезжаем в деревню. Нас повезет мой муж.

– Тогда все в порядке. Но – не рискуйте. Если произойдет хоть что-то необычное, сразу же звоните по номеру 999.

– О-о-о! – с восторгом воскликнула Дженнифер. – Звонить по номеру 999. Мне такого всегда хотелось...

– Не говори глупости, Дженнифер, – одернула ее мать.

Выдержки из статьи в местной газете:

– А я тебе говорил, что надо установить запор на стеклянной двери в гостиной, – вот что заявил мистер Сатклифф в семейном кругу.

– Мой дорогой Генри, – ответила миссис Сатклифф, – по-видимому, ты не помнишь, что последние три месяца я провела за границей. И в любом случае, я недавно где-то читала, что, если грабители хотят забраться в дом, они всегда могут это сделать.

Она грустно прибавила, снова заглянув в местную газету:

– Как это красиво и величественно звучит – «кухонный персонал». И так далеко от реальности: старая миссис Эллис, совсем глухая и едва стоящая на ногах, и придурковатая дочь Бардвеллов, которая приходит помогать по утрам в воскресенье...

– Только я не понимаю, – заметила Дженнифер, – как полицейские узнали, что в дом проник грабитель, и приехали как раз вовремя, чтобы его поймать?

– Мне кажется удивительным, что он ничего не взял, – сказала ее мать.

– Ты в этом совершенно уверена, Джоан? – спросил муж. – Сначала ты в этом несколько сомневалась.

Миссис Сатклифф вздохнула с отчаянием.

– Невозможно определить это так сразу. В моей спальне беспорядок – вещи разбросаны повсюду, ящики выдвинуты и перевернуты... Мне пришлось все пересмотреть, пока я убедилась... Хотя сейчас мне пришло в голову, что я не видела своего лучшего шелкового шарфа от «Джекмар».

– Прости, мамочка. Это я виновата. Его унесло ветром в Средиземном море. Я его у тебя одолжила. Я собиралась тебе сказать, но забыла.

– Дженнифер, сколько раз я просила тебя не брать мои вещи без разрешения?

– Можно мне еще немного пудинга? – спросила Дженнифер, меняя тему.

– Конечно. В самом деле, у миссис Эллис чудесная, легкая рука. Ее блюда стоят тех усилий, которые приходится тратить, чтобы до нее докричаться. Но я очень надеюсь, что в школе тебя не будут считать слишком жадной. Мидоубэнк – не совсем обычное заведение, имей в виду.

– Я не уверена, что мне так уж хочется поехать в Мидоубэнк, – сказала Дженнифер. – Я знала одну девочку, у которой там училась кузина, и она говорила, что там ужасно. Они все время учат тебя садиться в «Роллс-Ройс» и выходить из него, и как себя вести, если поедешь на прием к королеве...

– Хватит, Дженнифер, – оборвала ее миссис Сатклифф. – Ты не можешь оценить, как тебе несказанно повезло, что тебя приняли в Мидоубэнк. Мисс Булстроуд не всех девочек принимает, могу тебе сказать. Тебя взяли только благодаря высокому положению отца и влиянию тети Розамонд. Тебе исключительно повезло. И если, – прибавила миссис Сатклифф, – тебя когда-нибудь пригласят на прием к королеве, тебе не помешает знать, как себя вести.

– О, ладно, – ответила Дженнифер. – Мне кажется, королеве часто приходится приглашать людей, которые не умеют себя вести: африканских вождей, и жокеев, и шейхов...

– У африканских вождей самые изысканные манеры, – заметил ее отец, который недавно вернулся из короткой деловой поездки в Гану.

– Как и у арабских шейхов, – прибавила миссис Сатклифф. – Они очень аристократичны.

– Ты помнишь тот пир у шейха, куда мы ходили? – спросила Дженнифер. – И как он вырвал глаз у овцы и дал тебе, а дядя Боб толкнул тебя локтем, чтобы ты не поднимала шума и съела его? Я хочу сказать, что, если бы шейх проделал это с жареным барашком в Букингемском дворце, королева была бы в шоке, правда?

– Хватит, Дженнифер, – сказала мать и закрыла эту тему.

Когда не имеющего определенного места жительства Эндрю Болла приговорили к трем месяцам тюрьмы за взлом и проникновение, Дерек О'Коннор, скромно сидевший в заднем ряду зала суда, позвонил по некоему номеру.

– У этого парня ничего не оказалось, когда мы его взяли, – сообщил он. – Мы дали ему достаточно много времени.

– Кто он такой? Мы его знаем?

– Один из людей Геккона, думаю. Мелкий воришка. Они его нанимают для подобных дел. Не слишком умный, но, говорят, работает тщательно.

– И он принял приговор с покорностью ягненка? – На другом конце провода полковник Пайкэвей при этих словах усмехнулся.

– Да. Безупречный образ глупого парня, сбившегося с пути истинного. Вы бы никогда не связали его с крупными фигурами. В этом его достоинство, конечно.

– И он ничего не нашел, – задумчиво произнес полковник Пайкэвей. – И ты ничего не нашел. Очень похоже, что и находить нечего, правда? По-видимому, наша идея о том, что Ролинсон спрятал эти штуки в вещах сестры, была ошибочной.

– Похоже, другим в голову пришла та же идея.

– Это почти очевидно... Может быть, они хотели, чтобы мы проглотили эту наживку?

– Может быть. Другие варианты есть?

– Масса вариантов. Эти штуки все еще могут находиться в Рамате. Лежат, спрятанные, где-нибудь в отеле «Ритц Савой». Или Ролинсон передал их кому-нибудь по дороге на аэродром. Или что-то есть в том намеке мистера Робинсона... Ими могла завладеть женщина. Или они все время были у миссис Сатклифф, но сама она об этом не подозревала и выбросила их за борт в Красное море вместе с какой-то вещью, которая ей уже не нужна... И возможно, – задумчиво прибавил он, – все это к лучшему.

– О, бросьте, сэр, они так дорого стоят...

– Жизнь человека тоже дорого стоит, – ответил полковник Пайкэвей.

Глава 5
ПИСЬМА ИЗ МИДОУБЭНКСКОЙ ШКОЛЫ

Письмо от Джулии Апджон ее матери:

Письмо от Дженнифер Сатклифф ее матери:

Письмо от Маргарет Гор-Вест, старшей ученицы, своей матери:

Письмо от Энн Шапленд Деннису Рэтбоуну:

Письмо от мисс Джонсон сестре:

Письмо от мадемуазель Анжелы Бланш Рене Дюпону, Бордо, до востребования:

Письмо от мисс Ванситтарт подруге:

Письмо полковнику Пайкэвею, отправленное по обычным каналам:

Глава 6
ПЕРВЫЕ ДНИ

В комнате отдыха учителей шел обмен новостями: путешествия за границу, посещения театра, художественных выставок. Из рук в руки передавали фотографии. Замаячила угроза цветных слайдов. Всем энтузиастам хотелось показать свои собственные снимки, но избежать необходимости рассматривать снимки коллег.

Вскоре беседа стала менее личной. Новый спортивный павильон одновременно критиковали и восхищались им. Признавали, что строение красивое, но, естественно, всем хотелось бы улучшить его дизайн тем или иным образом.

Немного поговорили о новых девочках, и в целом вердикт оказался благоприятным.

Состоялась короткая любезная беседа с двумя новыми коллегами. Бывала ли раньше в Англии мадемуазель Бланш? Из какой части Франции она родом? Мадемуазель Бланш отвечала вежливо, но сдержанно.

Мисс Спрингер была более откровенной. Она высказалась решительно и эмоционально. Можно даже сказать, что она прочла лекцию. Тема: превосходные качества мисс Спрингер. Как ее всегда ценили коллеги. Как директора с благодарностью прислушивались к ее советам и перестраивали расписание в соответствии с ними.

Мисс Спрингер не отличалась чувствительностью. Неловкость слушателей осталась ею не замеченной. Пришлось мисс Джонсон мягким тоном задать ей вопрос:

– Все равно, я полагаю, ваши идеи не всегда воспринимались так, как... э... следовало бы.

– Нужно быть готовой к неблагодарности, – ответила мисс Спрингер; ее голос, и так уже громкий, стал еще громче. – Беда в том, что люди так трусливы, они не хотят посмотреть в лицо фактам. И часто предпочитают не видеть того, что происходит у них под носом. Я не такая. Я сразу же улавливаю суть. Я неоднократно выявляла скандальные факты и предавала их огласке. У меня хорошее чутье: если я напала на след, то уже не потеряю его, пока не настигну свою добычу. – Она громко и весело рассмеялась. – По моему мнению, в школе не должен преподавать тот, чья жизнь не является открытой книгой. Если человеку есть что скрывать, это вскоре становится очевидным. О! Вы бы удивились, если б я вам рассказала о том, что мне доводилось узнать о людях. Такие вещи, о которых никто и подумать не мог.

– Вам это нравилось, да? – спросила мадемуазель Бланш.

– Конечно, нет. Я просто выполняла свой долг. Но меня не поддержали. Позорная слабость. Поэтому я уволилась, в знак протеста.

Мисс Спрингер оглядела присутствующих и снова разразилась своим жизнерадостным, спортивным смехом.

– Надеюсь, здесь никто ничего не скрывает, – весело сказала она.

Это никого не позабавило. Но мисс Спрингер была не из тех, кто замечает подобные вещи.

– Можно поговорить с вами, мисс Булстроуд?

Директриса отложила в сторону ручку и подняла взгляд на раскрасневшееся лицо заведующей хозяйством, мисс Джонсон.

– Да, мисс Джонсон.

– Та девочка, Шаиста, египтянка, или кто она там...

– Да?

– Дело в ее... э... нижнем белье.

Мисс Булстроуд терпеливо и удивленно приподняла брови.

– Ее... ну... ее лиф.

– Что не так с ее бюстгальтером?

– Ну... он весьма необычный... я хочу сказать, что он не совсем ее вмещает. Он... э... ну, он приподнимает, без всякой необходимости...

Мисс Булстроуд прикусила губу, сдерживая улыбку, как ей часто приходилось делать во время беседы с мисс Джонсон.

– Наверное, мне лучше пойти и взглянуть на него, – серьезно сказала она.

Далее было устроено нечто вроде дознания, во время которого мисс Джонсон демонстрировала вызвавший ее возмущение предмет, держа его в руках, а Шаиста смотрела на это с живым интересом.

– Здесь нечто вроде проволоки и... э... вшитых косточек, – с осуждением произнесла мисс Джонсон.

Шаиста начала оживленно объяснять:

– Но, понимаете, у меня не очень большая грудь, недостаточно большая. Я не очень похожа на женщину. А это очень важно для девочки – показать, что она женщина, а не мальчик.

– У тебя впереди еще полно времени. Тебе только пятнадцать лет, – возразила мисс Джонсон.

– Пятнадцать – это возраст женщины! И я выгляжу как женщина, разве не так?

Она обратилась к мисс Булстроуд, которая серьезно кивнула.

– Только моя грудь, она маленькая. Поэтому я хочу, чтобы она не выглядела такой убогой. Вы понимаете?

– Я хорошо понимаю, – ответила мисс Булстроуд. – И понимаю твою точку зрения. Но видишь ли, у нас в школе ты находишься среди девочек, в основном англичанок, а английские девочки не часто выглядят женщинами в пятнадцать лет. Мне нравится, когда мои девочки пользуются небольшим количеством косметики и носят одежду, соответствующую их возрасту. Я предлагаю тебе надевать свой бюстгальтер, когда ты идешь на вечеринку или едешь в Лондон, но не носи его каждый день. Мы много занимаемся спортом и играем в спортивные игры, а для этого твое тело должно быть свободным и двигаться легко.

– Спорта слишком много – весь этот бег и прыжки, – капризно возразила Шаиста, – и физические упражнения... Мне не нравится мисс Спрингер: она всегда говорит: «Быстрее, быстрее, не ленись». Меня это утомляет.

– Достаточно, Шаиста, – сказала мисс Булстроуд, и в ее голосе прозвучали властные нотки. – Твои родные прислали тебя сюда, чтобы ты познакомилась с английской жизнью. Все эти упражнения улучшат твой цвет лица и к тому же разовьют твою грудь.

Отпустив Шаисту, директриса улыбнулась взволнованной мисс Джонсон.

– Это действительно так, – сказала она. – Девушка полностью созрела. Ей вполне можно дать больше двадцати лет, если судить по внешности. И именно так она себя и чувствует. Нельзя ожидать, что она будет чувствовать себя ровесницей Джулии Апджон, например. По интеллекту Джулия далеко обогнала Шаисту. Но физически она вполне могла бы еще обойтись без бюстгальтера.

– Жаль, что не все они похожи на Джулию Апджон, – сказала мисс Джонсон.

– А мне – нет, – резко возразила мисс Булстроуд. – Школа, где все девочки одинаковые, была бы очень скучной.

«Скучной», – думала она, возвращаясь к проверке эссе на темы Священного Писания. Это слово уже какое-то время вертелось у нее в голове. «Скучной»...

Какой бы ни была ее школа, но только не скучной. За свою карьеру директора учебного заведения она сама никогда не чувствовала скуки. Были трудности, которые приходилось преодолевать, непредвиденные кризисы, неприятности с родителями, с детьми, внутренние беспорядки. Мисс Булстроуд встречала зарождающиеся неприятности – и справлялась с ними, и превращала их в триумфы. Это стимулировало, возбуждало; игра стоила свеч. И даже сейчас, хотя она уже приняла решение, ей не хотелось уходить.

Здоровье у нее было отличное, а физически она осталась такой же крепкой, как тогда, когда они с Чедди (верной Чедди!) начали это великое предприятие всего лишь с горсткой девочек и при поддержке одного банкира, проявившего необычную прозорливость. Успехи Чедди в дисциплинах были лучше, чем у нее, но именно она обладала способностью предвидеть и планировать и превратила школу в учебное заведение, прославившееся на всю Европу. Она никогда не боялась экспериментировать, а вот Чедди довольствовалась тем, что преподавала лишь то, что знала, – основательно, но без огонька. Непревзойденным достижением Чедди всегда было находиться рядом, быть под рукой, служить верным буфером, быстро приходить на помощь в нужный момент. Как в первый день семестра с леди Вероникой. Именно на ее основательности построено это замечательное здание.

С материальной точки зрения, обе женщины добились очень хороших результатов. Если они уйдут на покой сейчас, им обеспечен хороший доход на всю оставшуюся жизнь. Мисс Булстроуд подумала о том, захочет ли Чедди уйти на покой, когда она сама это сделает. Вероятно, для нее школа – это дом. Она продолжит служить опорой преемнице мисс Булстроуд, преданная и надежная.

Потому что мисс Булстроуд приняла решение: у нее должна появиться преемница. Сначала они будут управлять вместе, а потом преемница будет править одна. Понимать, когда надо уйти, – это одна из важных жизненных необходимостей. Уйти раньше, чем твои способности начнут подводить, крепкая хватка ослабеет; раньше, чем почувствуешь, что слегка выдохлась, что тебе не хочется думать о продолжении усилий.

Мисс Булстроуд закончила проверять эссе и отметила, что у ученицы Апджон оригинальный ум. Дженнифер Сатклифф совершенно лишена воображения, но проявляет необычайно глубокое понимание фактов. Мэри Виз, конечно, обладает способностями ученого, у нее прекрасная, цепкая память. Но до чего скучная девочка! Скучная – опять это слово... Мисс Булстроуд выбросила его из головы, вызвала к себе секретаршу и начала диктовать письма:

Час промелькнул быстро. Мисс Булстроуд редко делала паузы, подбирая слово. Карандаш Энн Шапленд быстро бегал по бумаге.

Очень хорошая секретарша, подумала про себя мисс Булстроуд. Лучше, чем Вера Лорример. Неинтересная девушка, эта Вера. Так неожиданно отказалась от своего места... Сказала, что у нее нервный срыв. Это как-то связано с мужчиной, подумала мисс Булстроуд безнадежно. Обычно это связано с мужчиной.

– Вот и всё, – сказала директриса, продиктовав последнее слово, и у нее вырвался вздох облегчения. – Приходится делать так много скучных дел, – заметила она. – Писать письма родителям – это все равно что кормить собак. Бросать какую-нибудь утешительную банальность в каждую открытую пасть...

Энн рассмеялась. Мисс Булстроуд оценивающе посмотрела на нее.

– Что заставило вас взяться за работу секретаря?

– Я и сама не знаю. У меня не было особых склонностей к чему-то конкретному, и это та работа, к которой течение приносит всех колеблющихся.

– Вам она не кажется монотонной?

– Наверное, мне везло. У меня было много различных мест работы. Я год работала у сэра Мервина Тодхантера, археолога, потом у сэра Эндрю Питерса в Шелле. Некоторое время работала секретаршей актрисы Моники Лорд – вот где была бурная деятельность! – Она улыбнулась при этом воспоминании.

– В наше время такую бурную жизнь ведут многие девушки, – заметила мисс Булстроуд. – Вечно вы прыгаете с одного места на другое. – В ее голосе звучало неодобрение.

– По правде говоря, я не могу долго заниматься чем-то одним. У меня мать-инвалид. С ней бывает довольно... трудно, иногда. И тогда мне приходится возвращаться домой и брать дела в свои руки.

– Понимаю.

– Но все равно, боюсь, я бы в любом случае прыгала с одного места на другое. Я не склонна постоянно заниматься одним и тем же. Менять же работу мне кажется не таким скучным.

– Скучным... – пробормотала мисс Булстроуд, снова потрясенная этим роковым словом.

Энн с удивлением посмотрела на нее.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала директриса. – Просто иногда какое-то одно слово все время всплывает... Как бы вам понравилось стать школьной учительницей? – спросила она с некоторым любопытством.

– Боюсь, мне это очень не понравилось бы, – откровенно ответила Энн.

– Почему?

– Мне было бы ужасно скучно... О, прошу прощения.

Она в отчаянии умолкла.

– Преподавание – совсем не скучное занятие, – с воодушевлением заявила мисс Булстроуд. – Оно может быть самым интересным на свете. Мне будет его очень не хватать, когда я уйду на покой.

– Но ведь вы... – Энн уставилась на нее. – Вы собираетесь уйти?

– Да, это уже решено. О, я пробуду здесь еще год или даже два...

– Но... почему?

– Потому что я отдала школе все лучшее в себе – и получила от нее самое лучшее. А все, что второго сорта, мне не нужно.

– Школа продолжит работу?

– О да. У меня есть хорошая преемница.

– Наверное, мисс Ванситтарт?

– Значит, вы автоматически выбрали ее? – Мисс Булстроуд пристально посмотрела на нее. – Это интересно...

– Боюсь, я не слишком задумывалась над этим. Я просто слышала разговоры учительниц. Мне кажется, она будет продолжать ваше дело очень успешно, точно в соответствии с вашими традициями. И она так потрясающе выглядит, она красивая, она производит большое впечатление... Ведь это важно, не так ли?

– Да, это правда. Да, я уверена, Элинор Ванситтарт – именно тот человек, который нужен.

– Она продолжит с того места, где вы остановитесь, – сказала Энн, собирая свои вещи.

«Но хочу ли я этого? – подумала про себя мисс Булстроуд, когда Энн ушла. – Продолжить с того места, где я остановлюсь? Именно это сделает Элинор! Никаких новых экспериментов. Ничего революционного. Не так я превратила Мидоубэнк в то, чем он стал. Я рисковала. Я огорчала многих людей. Я угрожала, и уговаривала, и отказывалась следовать по пути других школ. Разве не такого продолжения я хотела бы для школы теперь? Человека, который влил бы новую жизнь в школу. Человека энергичного, как... да, как Эйлин Рич».

Но Эйлин слишком молода, у нее недостаточно опыта. Однако она вдохновляет, она умеет учить. У нее есть идеи. Она никогда не будет скучной... Ерунда, она должна выбросить это слово из головы. Элинор Ванситтарт не скучная...

Директриса подняла глаза на вошедшую мисс Чедвик.

– Ох, Чедди, – сказала она. – Как я рада тебя видеть!

Мисс Чедвик немного удивилась:

– Почему? Какие-то проблемы?

– Проблема во мне. Я не могу разобраться в своих мыслях.

– Это совсем на тебя не похоже, Онория.

– Да, правда? Как идет семестр, Чедди?

– Вполне успешно, по-моему. – Голос мисс Чедвик звучал слегка неуверенно.

Мисс Булстроуд сразу же насторожилась:

– Ну же, не увиливай. В чем дело?

– Ни в чем. Правда, Онория, все в порядке. Просто... – Мисс Чедвик наморщила лоб и стала похожа на сбитого с толку пса-боксера. – Просто такое ощущение... Но я не могу его точно определить. Новые девочки кажутся приятными. Мне не очень нравится мадемуазель Бланш. Но, с другой стороны, Женевьева Депюи мне тоже не нравилась. Она хитрая.

Мисс Булстроуд не обратила особого внимания на эту критику – Чедди всегда обвиняла преподавательниц французского языка в хитрости.

– Она не слишком хорошая учительница, – ответила мисс Булстроуд. – Что удивляет. У нее такие хорошие рекомендации...

– Француженки никогда не умеют преподавать. Не умеют поддерживать порядок в классе, – сказала мисс Чедвик. – А мисс Спрингер слишком хороша! Чересчур энергичная. На всех наскакивает. Ее характер соответствует фамилии...[11]

– Она хорошо знает свою работу.

– О да, первоклассно.

– Новые сотрудницы всегда вызывают недовольство, – заметила мисс Булстроуд.

– Да, – с готовностью согласилась мисс Чедвик. – Уверена, что дело только в этом. Между прочим, этот новый садовник очень молод. Это так необычно в наше время... Теперь садовники не бывают молодыми. Жаль, что он такой красивый. Нам придется смотреть за ним в оба.

Обе дамы согласно кивнули. Им было очень хорошо известно, какое смятение вызывают красивые юноши в сердцах девочек-подростков.

Глава 7
БЫЛИНКИ НА ВЕТРУ

– Неплохо, парень, – проворчал Бриггз, – неплохо.

Он выражал одобрение успехам своего нового помощника, вскопавшего полоску земли. Нельзя, считал Бриггз, позволять молодому парню решить, будто он превзошел его самого.

– Имей в виду, – продолжал он, – не следует работать слишком быстро. Действуй не спеша, вот что я тебе скажу. Спокойствие – залог успеха.

Молодой человек понял, что темп его работы слишком отличается от работы самого Бриггза.

– А теперь, – продолжал тот, – мы посадим здесь красивые астры. Она не любит астры, но я не обращаю внимания. У женщин свои капризы, но на них не надо обращать внимания, десять против одного, что они не заметят. Хотя, должен отметить, Она из тех, кто все замечает, в целом. Можно было бы подумать, что у нее много других забот, ведь она управляет таким заведением.

Адам понял, что «Она», так часто упоминаемая в разговоре Бриггзом, относится к мисс Булстроуд.

– А с кем это ты сейчас разговаривал? – подозрительно спросил Бриггз. – Я видел вас, когда ты пошел к садовому сараю за бамбуком.

– О, просто с одной из юных леди, – ответил Адам.

– А! С одной из двух итальяшек, да? Будь осторожен, мой мальчик. Не связывайся ни с какими итальяшками, я знаю, что говорю. Знавал итальяшек во время первой войны[12], и если бы я знал тогда то, что знаю сейчас, то поостерегся бы. Понимаешь?

– В этом не было ничего плохого, – возразил Адам, напуская на себя обиженный вид. – Она просто поболтала со мной, чтобы провести время, и спрашивала названия то одного, то другого.

– А, – сказал Бриггз, – ты все равно будь осторожен. Тебе не положено разговаривать с этими юными леди. Ей это не понравилось бы.

– Я ничего плохого не делал и не говорил ничего, чего не следует.

– Я и не сказал, что ты это делал, парень. Но я говорю, что все эти молодые девушки заперты здесь, и у них рядом только учитель рисования, чтобы отвлечься от учебы, – так что будь осторожен. Вот и всё... А, вот идет старая стерва. Держу пари, она хочет поручить нам что-то трудное.

Мисс Булстроуд приближалась быстрым шагом.

– Доброе утро, Бриггз, – сказала она. – Доброе утро... э...

– Адам, мисс.

– Ах да, Адам. Ну, по-видимому, вы вскопали эту клумбу весьма удовлетворительно. На дальнем теннисном корте проволочная сетка вот-вот упадет, Бриггз. Вам надо ею заняться.

– Хорошо, мэм, хорошо. Я этим займусь.

– Что вы здесь посадите?

– Ну, мэм, я подумал...

– Только не астры, – не дала ему договорить мисс Булстроуд. – Махровые георгины. – И она быстро удалилась.

– Приходит... отдает приказы, – сказал Бриггз. – Не могу сказать, что она чего-то не замечает. Она тут же видит, если ты плохо сделал работу. И помни, что я тебе сказал: будь осторожнее, парень. Насчет итальяшек и других.

– Если она будет ко мне придираться, я знаю, что мне делать, – мрачно ответил Адам. – Кругом полно работы.

– Ага. Вот вы все нынче такие, молодые люди. И слова вам не скажи. Я только тебе говорю: смотри, куда ступаешь.

Адам продолжал дуться, но снова принялся за работу.

Мисс Булстроуд шла назад по дорожке к школе и слегка хмурилась.

Навстречу ей шагала мисс Ванситтарт.

– Какой жаркий день, – сказала она.

– Да, очень жарко и душно. – Мисс Булстроуд снова нахмурилась. – Вы не обращали внимания на того молодого человека, на молодого садовника?

– Нет, не особенно.

– Он мне кажется... ну... странным типом, – задумчиво произнесла мисс Булстроуд. – Необычным для здешних мест.

– Возможно, он только что приехал из Оксфорда и хочет заработать немного денег.

– Он привлекателен. Девушки обращают на него внимание.

– Обычная проблема.

Мисс Булстроуд улыбнулась:

– Совмещать свободу для девочек и строгий надзор – вы это имеете в виду, Элинор?

– Да.

– Нам это удается, – сказала мисс Булстроуд.

– Да, конечно. У вас в Мидоубэнке никогда не было скандала, правда?

– Один или два раза опасность была близка, – ответила мисс Булстроуд и рассмеялась. – Когда руководишь школой, не бывает ни одной скучной минуты. Вам здешняя жизнь когда-нибудь казалась скучной, Элинор? – продолжала она.

– Нет, что вы, – ответила мисс Ванситтарт. – Меня работа здесь очень стимулирует и удовлетворяет. Вы, Онория, должно быть, очень счастливы и гордитесь тем огромным успехом, которого вы добились.

– Мне кажется, я хорошо потрудилась, – задумчиво произнесла мисс Булстроуд. – Разумеется, все сложилось не совсем так, как я представляла себе сначала... Скажите мне, Элинор, – вдруг спросила она, – если бы вы вместо меня руководили этой школой, какие бы вы внесли изменения? Не стесняйтесь сказать. Мне интересно послушать.

– Не думаю, что мне бы захотелось что-то менять, – сказала Элинор Ванситтарт. – Мне кажется, дух этой школы и вся ее организация близки к идеалу.

– Вы хотите сказать, что продолжали бы работать в том же направлении?

– Да, конечно. Я считаю, что здесь невозможно что-то улучшить.

Мисс Булстроуд несколько мгновений молчала. Она думала про себя: «Интересно, она сказала так потому, что хотела мне угодить? Никогда нельзя знать наверняка. Какими бы близкими ни были твои отношения с людьми в течение многих лет. Несомненно, она не может говорить это всерьез. Любой человек, обладающий хоть каплей творческих способностей, обязан стремиться к переменам. Правда, ей может казаться нетактичным это сказать... А такт имеет большое значение. Он имеет значение в отношениях с родителями, с девочками и с персоналом. У Элинор явно есть такт».

Вслух она сказала:

– Тем не менее всегда нужно вносить какие-то изменения, не так ли? Я имею в виду, что меняются идеи и вообще условия жизни...

– О, это правда, – согласилась мисс Ванситтарт. – Как говорится, надо идти в ногу со временем. Но это ваша школа, Онория, вы сделали ее такой, какая она есть, и ваши традиции – это ее сущность. Я думаю, традиции очень важны, вы согласны?

Мисс Булстроуд не ответила. Она готова была произнести слова, от которых потом уже не откажешься. Предложение партнерства повисло в воздухе. Мисс Ванситтарт, хоть воспитание и не позволяло ей это показать, должна сознавать, что оно вот-вот будет сделано. Мисс Булстроуд не совсем понимала, что ее сдерживает. Почему ей так не хочется связать себя этим предложением? Может быть, с грустью призналась она, потому, что ей ненавистна мысль о необходимости отдать бразды правления. Втайне, конечно, ей хотелось остаться, хотелось продолжать руководить своей школой. Но ведь наверняка нет более достойной преемницы, чем Элинор? Она такая надежная, так заслуживает доверия... Конечно, в этом отношении дорогая Чедди ничуть не хуже, она надежна, как никто другой. И все-таки невозможно представить себе Чедди директором выдающейся школы.

«Что же мне надо? – спросила себя мисс Булстроуд. – Какая я зануда! В самом деле, до сих пор нерешительность никогда не была мне свойственна».

Вдалеке прозвенел звонок.

– У меня урок немецкого языка, – сказала мисс Ванситтарт. – Я должна идти в класс. – Она двинулась быстрой, но полной достоинства походкой к зданию школы.

Идя следом более медленным шагом, мисс Булстроуд чуть не столкнулась с Эйлин Рич, выскочившей с боковой дорожки.

– Ох, простите, мисс Булстроуд. Я вас не заметила. – Ее волосы, как обычно, выбились из неаккуратного пучка. Мисс Булстроуд снова отметила некрасивые, но интересные черты ее лица; она была странной, энергичной, симпатичной молодой женщиной.

– У вас сейчас урок?

– Да, английский...

– Вам нравится преподавать, не так ли? – спросила мисс Булстроуд.

– Очень нравится. Это самое увлекательное занятие на свете.

– Почему?

Эйлин Рич резко остановилась. Провела рукой по волосам. Нахмурилась, усиленно размышляя:

– Как интересно... Кажется, я над этим не задумывалась. Почему можно любить преподавание? Потому что оно заставляет человека чувствовать себя значительным, важным? Нет-нет... все не так плохо. Нет, это больше напоминает рыбную ловлю, по-моему. Ты не знаешь, что выловишь, что вытащишь сетью из моря. Это качество отдачи. Так интересно и радостно, когда его получаешь... Конечно, это случается не часто.

Мисс Булстроуд кивнула в знак согласия. Она была права, в этой девочке что-то есть!

– Полагаю, когда-нибудь вы будете руководить собственной школой, – сказала она.

– О, я надеюсь на это, – ответила Эйлин Рич. – Очень надеюсь. Этого мне хотелось бы больше всего.

– У вас уже есть идеи насчет того, как следует руководить школой, не так ли?

– Мне кажется, у всех есть идеи, – ответила Эйлин Рич. – Наверное, очень многие из них фантастичны, и они не принесут ничего хорошего. Конечно, это будет рискованно. Но придется их проверить. Мне придется учиться на собственном опыте... Ужасно то, что невозможно учиться на опыте других людей, правда?

– Почти невозможно, – сказала мисс Булстроуд. – В жизни приходится совершать собственные ошибки.

– В жизни это ничего, – заметила Эйлин Рич. – В жизни можно встать и начать заново. – Ладони ее опущенных рук сжались в кулаки. Выражение лица стало мрачным. Потом оно внезапно расслабилось, и в глазах блеснул юмор. – Но если школа развалится на кусочки, ее нельзя собрать и начать заново, правда?

– Если бы вы руководили такой школой, как Мидоубэнк, – спросила мисс Булстроуд, – вы бы что-то изменили, стали бы экспериментировать?

Эйлин Рич казалась смущенной.

– Это... это сказать ужасно трудно, – ответила она.

– То есть вы бы это сделали? Не стесняйтесь, выскажите свое мнение, детка.

– Наверное, человеку всегда хочется использовать свои собственные идеи, – ответила Эйлин Рич. – Не скажу, что они сработают. Возможно.

– Но рискнуть стоит?

– Всегда стоит рискнуть, правда? – сказала Эйлин Рич. – То есть если вы что-то принимаете близко к сердцу.

– Я понимаю. Вы не против опасной жизни, – заметила мисс Булстроуд.

– Я думаю, что всегда вела опасную жизнь. – По лицу девушки пробежала тень. – Я должна идти. Меня ждут. – И она поспешила прочь.

Мисс Булстроуд стояла и смотрела ей вслед. Она все еще стояла там, погруженная в свои мысли, когда ее нашла подбежавшая мисс Чедвик.

– О, вот ты где... Мы тебя повсюду ищем. Только что позвонил профессор Андерсон. Он спрашивает, можно ли ему забрать Меро в ближайшие выходные. Он понимает, что это против правил, забирать ребенка так скоро, но он неожиданно уезжает в... что-то, похожее на «Ажур Базан».

– Азербайджан, – машинально поправила мисс Булстроуд, все еще думая о чем-то своем. – Слишком мало опыта, – пробормотала она себе под нос. – Это риск... Что ты сказала, Чедди?

Мисс Чедвик повторила просьбу.

– Я велела мисс Шапленд сказать, что мы ему перезвоним, и отправила ее найти тебя.

– Передай, что все в порядке, – ответила мисс Булстроуд. – Я понимаю, что это исключительный случай.

Мисс Чедвик проницательным взглядом посмотрела на нее:

– Тебя что-то беспокоит, Онория.

– Да. Я сама себя не понимаю. Это для меня необычно, и это меня огорчает... Я знаю, что мне хотелось бы сделать, но чувствую, что передать школу человеку, не обладающему достаточным опытом, было бы нечестно по отношению к школе.

– Я бы хотела, чтобы ты отказалась от идеи уйти на покой. Твое место здесь. Ты нужна Мидоубэнку.

– Мидоубэнк много для тебя значит, Чедди, правда?

– Такой школы нет больше нигде в Англии, – ответила мисс Чедвик. – Мы можем гордиться собой, ты и я, ведь мы ее основали.

Мисс Булстроуд нежно обняла ее рукой за плечи.

– Правда, можем, Чедди. А ты – ты утешение моей жизни. Нет ничего такого, чего бы ты не знала о Мидоубэнке. Он дорог тебе так же, как и мне. А это о многом говорит, моя дорогая.

Мисс Чедвик покраснела от удовольствия. Онория Булстроуд редко отбрасывала свою сдержанность.

– Я просто не могу играть этой ужасной ракеткой. Она никуда не годится.

Дженнифер в отчаянии швырнула ракетку на пол.

– Ох, Дженнифер, какой шум ты поднимаешь...

– Все дело в балансе. – Девочка снова подняла ракетку и для пробы помахала ею. – Она неправильно сбалансирована.

– Она гораздо лучше, чем моя старая ракетка. – Джулия сравнила ракетки. – Моя похожа на губку. Послушай, какой у нее звук. – Она щипнула струну. – Мы собирались отдать ее перетянуть, но мама забыла.

– Все равно, я бы лучше играла такой, чем своей. – Дженнифер взяла ракетку и попробовала пару раз взмахнуть ею.

– Да, лучше бы я играла твоей... Тогда я могла бы ударить по мячу. Я с тобой поменяюсь, если хочешь.

– Ладно, давай меняться.

Девочки отодрали кусочки липкой ленты, на которых были написаны их имена, и переклеили их на свои новые ракетки.

– Я не стану меняться обратно, – предупредила Джулия. – Поэтому не вздумай говорить мне, что тебе не нравится моя старая губка.

Чиня проволочную ограду вокруг теннисного корта, Адам весело насвистывал. В это время дверь спортивного павильона открылась, и из нее выглянула мадемуазель Бланш, маленькая, похожая на серую мышку учительница французского языка. Казалось, она испугалась при виде Адама. Несколько мгновений женщина колебалась, потом снова вернулась внутрь.

«Интересно, что она затевает?» – подумал Адам. Ему бы не пришло в голову, что мадемуазель Бланш что-то затевает, если б не ее поведение. У нее был виноватый вид, который сразу же вызвал у него подозрение. Вскоре она снова вышла, закрыв за собой дверь, и остановилась, проходя мимо него, чтобы поговорить.

– А, я вижу, вы чините ограждение...

– Да, мисс.

– Здесь очень хорошие корты, и плавательный бассейн, и этот павильон тоже... О, le sport![13] Вы, англичане, очень много думаете о le sport, правда?

– Ну, наверное, мисс.

– А вы сами играете в теннис? – Она окинула его оценивающим взглядом, чисто женским, с намеком на приглашение. Адам снова удивился. Его поразила мысль, что мадемуазель Бланш – не совсем подходящая для Мидоубэнка учительница французского.

– Нет, – солгал он, – я не играю в теннис. У меня нет времени.

– Значит, вы играете в крикет?

– О, ну, в детстве я играл в крикет. Большинство мальчишек играют.

– Я еще не успела оглядеться, – сказала Анжела Бланш. – У меня не было времени до сегодняшнего дня, и погода была такая хорошая, что мне захотелось осмотреть спортивный павильон. Хочу написать домой, друзьям во Франции, у которых там школа.

Снова Адам немного удивился. Ему такое объяснение показалось излишне многословным, как будто мадемуазель Бланш хотела оправдать свое присутствие здесь, у спортивного павильона. Но зачем ей это? Она имеет полное право ходить куда угодно по территории школы. Несомненно, не было никакой необходимости извиняться перед помощником садовника. У него в мыслях снова возникли вопросы. Что эта молодая женщина делала в спортивном павильоне?

Адам задумчиво посмотрел на мадемуазель Бланш. Вероятно, было бы хорошо узнать о ней чуть больше. Постепенно его поведение неуловимо изменилось. Оно все еще оставалось почтительным, но уже не настолько. Он позволил своим глазам сказать ей, что она – привлекательная молодая женщина.

– Должно быть, вам бывает иногда немного скучно работать в школе для девочек, мисс, – сказал Адам.

– Меня это не слишком развлекает, вы правы.

– Но ведь у вас, наверное, бывает свободное время, правда? – спросил он.

Последовала небольшая пауза, словно она спорила сама с собой. Затем Адам с легким сожалением почувствовал, что дистанцию между ними намеренно увеличили.

– О да, – ответила женщина. – У меня есть соответствующее свободное время. Условия работы здесь отличные. – Она слегка кивнула ему. – Желаю вам приятного утра. – И зашагала к дому.

«Тебе что-то надо было там, в спортивном павильоне», – сказал себе Адам.

Он подождал, пока она скрылась из виду, потом бросил свою работу, подошел к спортивному павильону и заглянул внутрь. Но там все было на своих местах, насколько он мог видеть. «Все равно, – снова сказал себе Адам, – ей там что-то было нужно».

Когда он опять вышел оттуда, то неожиданно наткнулся на Энн Шапленд.

– Вы не знаете, где мисс Булстроуд? – спросила она.

– Думаю, она вернулась в дом, мисс. Она только что разговаривала с Бриггзом.

Энн нахмурилась:

– Что вы делали в спортивном павильоне?

Адам слегка растерялся. Какой у нее неприятный, подозрительный характер, подумал он. И ответил с легким вызовом в голосе:

– Захотелось взглянуть на него. В этом ведь нет ничего плохого, да?

– Разве вам не следует продолжать свою работу?

– Я только что закончил прибивать сетку вокруг теннисного корта. – Адам обернулся, посмотрел вверх на строение за своей спиной. – Он новый, да? Наверное, дорого стоил... Леди здесь получают все самое лучшее, не так ли?

– Они за это платят, – сухо ответила Энн.

– Платят бешеные деньги, как я слышал, – согласился Адам.

Он почувствовал желание, которого и сам не понимал, обидеть или разозлить эту девушку. Она всегда была такой спокойной, такой независимой... Ему было бы очень приятно увидеть ее в гневе.

Но Энн не доставила ему этого удовольствия. Она просто посоветовала: «Лучше вам закончить ремонт этой сетки», – и пошла назад к дому. На полпути туда она сбавила скорость и оглянулась. Адам занимался проволочной оградой теннисного корта. Энн перевела озадаченный взгляд с него на спортивный павильон.

Глава 8
УБИЙСТВО

Сержант Грин, дежуривший ночью в полицейском участке Хёрст-Сент-Киприан, зевнул. Зазвонил телефон, и он взял трубку. Через мгновение его поведение стало совсем другим. Он начал быстро писать что-то в блокноте.

– Да? Мидоубэнк? Да... а имя? Продиктуйте по буквам, пожалуйста. С-П-Р-И-Н-Г-Е-Р. Спрингер. Да. Да, проследите, прошу вас, чтобы ничего не трогали. К вам скоро кто-нибудь подъедет.

Быстро и методично он произвел все положенные в подобных случаях действия.

– Мидоубэнк? – переспросил детектив-инспектор Келси, когда очередь дошла до него. – Это школа для девочек, не так ли? И кого там убили?

– Учительницу физкультуры.

– Смерть учительницы физкультуры, – задумчиво сказал инспектор. – Похоже на название триллера на прилавке железнодорожного киоска.

– Кто мог ее прикончить, по-вашему? – спросил сержант. – Это кажется неестественным.

– Даже у учительниц физкультуры бывают любовные истории, – ответил Келси. – Что они сказали, где нашли тело?

– В спортивном павильоне. Полагаю, они так вычурно называют спортзал.

– Возможно, – согласился Келси. – Смерть учительницы физкультуры в спортзале. Звучит, как очень спортивное преступление, а? Вы сказали, что ее застрелили?

– Да.

– Пистолет нашли?

– Нет.

– Интересно, – заметил инспектор и, собрав бригаду, отправился выполнять свои обязанности.

Парадный вход в Мидоубэнк был открыт, из него струился свет, и здесь инспектора Келси встретила сама мисс Булстроуд. Он знал ее в лицо, как и большинство окрестных жителей. Даже в такой момент смятения и неуверенности мисс Булстроуд оставалась исключительно самой собой, владела ситуацией и управляла своими подчиненными.

– Детектив-инспектор Келси, мадам, – представился он.

– С чего бы вы хотели начать, инспектор Келси? Хотите пройти в спортивный павильон или желаете сначала выслушать все подробности?

– Со мною врач, – ответил Келси. – Если вы проводите его и двух моих людей туда, где лежит труп, я бы хотел немного побеседовать с вами.

– Конечно. Пройдем ко мне в гостиную. Мисс Роуэн, покажите, пожалуйста, дорогу доктору и остальным. Одна из моих сотрудниц находится там и следит, чтобы ничего не трогали, – прибавила она.

– Благодарю вас, мадам.

Келси прошел вслед за мисс Булстроуд в ее гостиную.

– Кто нашел тело?

– Заведующая хозяйством, мисс Джонсон. У одной из девочек разболелось ухо, и мисс Джонсон не спала, ухаживая за ней. Она заметила, что шторы неплотно задернуты, и начала их поправлять – и тогда увидела, что в спортивном павильоне горит свет, который не должен был там гореть в час ночи, – сухо закончила мисс Булстроуд.

– Совершенно верно, – сказал Келси. – Где мисс Джонсон сейчас?

– Она здесь, вы хотите ее видеть?

– Позже. Продолжайте, прошу вас, мадам.

– Мисс Джонсон пошла и разбудила еще одну нашу сотрудницу, мисс Чедвик. Они решили пойти туда и проверить. Когда они выходили из боковой двери, то услышали звук выстрела, после чего бросились со всех ног бежать к спортивному павильону. Прибежав туда...

Инспектор перебил ее:

– Спасибо, мисс Булстроуд. Если, как вы сказали, мисс Джонсон здесь, я услышу следующую часть от нее. Но сначала, может быть, вы мне что-нибудь расскажете об убитой?

– Ее зовут Грейс Спрингер.

– Она давно у вас работает?

– Нет. Она приехала ко мне в этом семестре. Моя бывшая учительница физкультуры отправилась работать в Австралию.

– А что вы знали о мисс Спрингер?

– У нее были отличные рекомендации, – ответила мисс Булстроуд.

– Вы раньше не знали ее лично?

– Нет.

– У вас есть какие-нибудь мысли, пусть даже самые смутные, насчет того, что могло послужить причиной этой трагедии? Была ли она несчастлива? Какие-нибудь неудачные связи?

Мисс Булстроуд покачала головой.

– Мне ничего об этом не известно. Могу сказать, – продолжала она, – что это мне кажется совершенно невероятным. Она была не такой женщиной.

– Вы бы удивились... – загадочно произнес инспектор Келси.

– Хотите, я позову мисс Джонсон?

– Будьте так любезны. После того как выслушаю ее рассказ, я пойду в спортзал, или в... как вы его называете – спортивный павильон?

– Это недавно построенное дополнительное здание, – сказала мисс Булстроуд. – Его пристроили к плавательному бассейну, и в нем объединены теннисный корт и другие помещения. Там хранятся ракетки, клюшки для лакросса и хоккейные клюшки[14], там же комната для просушки купальников.

– Могла ли мисс Спрингер по какой-то причине находиться ночью в спортивном павильоне?

– Никакой причины не было, – решительно заявила мисс Булстроуд.

– Очень хорошо, мисс Булстроуд. Теперь я поговорю с мисс Джонсон.

Директриса вышла из комнаты и вернулась вместе с заведующей хозяйством. Последней дали выпить большую порцию бренди, чтобы привести ее в себя после находки трупа. В результате она стала несколько более многословной.

– Это детектив-инспектор Келси, – представила его мисс Булстроуд. – Возьмите себя в руки, Элспет, и расскажите ему в точности, что произошло.

– Это ужасно, – сказала мисс Джонсон, – это совершенно ужасно. На моей памяти ничего подобного не происходило. Никогда! Я бы никогда в такое не поверила, никогда. Да еще с мисс Спрингер!..

Инспектор Келси был проницательным человеком. Он всегда был готов отклониться от привычного курса, если высказывание собеседника казалось ему необычным или стоящим продолжения.

– Вам показалось очень странным, – спросил он, – действительно очень странным, что убили именно мисс Спрингер?

– Ну, да, это правда, инспектор. Она была такой... такой сильной, знаете ли. Такой крепкой... Можно себе представить, что такая женщина сумеет справиться с грабителем в одиночку – даже с двумя грабителями.

– Грабителями? Гм, – произнес инспектор Келси. – В спортивном павильоне было что воровать?

– Ну, нет, я представить себе не могу, что бы это могло быть. Купальники, конечно, спортивный инвентарь...

– Такие вещи мог бы украсть случайный воришка, – согласился Келси. – Едва ли стоило из-за этого взламывать замки, как мне кажется... Между прочим, их взломали?

– Ну, мне не пришло в голову проверить, – призналась мисс Джонсон. – Дверь была открыта, когда мы прибежали туда, и...

– Замки не были взломаны, – сказала мисс Булстроуд.

– Понимаю, дверь открыли ключом. – Келси посмотрел на мисс Джонсон. – А мисс Спрингер здесь любили?

– Ну, правда, я не знаю. Я хочу сказать, что она ведь умерла...

– Значит, вам она не нравилась, – проницательно заметил Келси, игнорируя деликатные чувства мисс Джонсон.

– Мне кажется, она никому не нравилась, – ответила та. – Она была очень категоричной, знаете ли. Никогда не стеснялась резко возражать людям. Но работу свою выполняла хорошо и относилась к ней очень серьезно, я бы сказала, правда, мисс Булстроуд?

– Несомненно, – подтвердила директриса.

Келси вернулся к основной теме разговора:

– А теперь, мисс Джонсон, давайте послушаем, как все произошло.

– У Джейн, одной из наших учениц, разболелось ухо. Она проснулась от сильной боли и пришла ко мне. Я взяла лекарства, и когда привела ее обратно в спальню, то увидела, что оконные занавески колышет ветер, и подумала, что лучше не оставлять ее окно открытым на ночь, так как ветер дует как раз с этой стороны. Разумеется, девочки всегда спят с открытыми окнами. Иногда с иностранками у нас возникают трудности, но я всегда настаиваю...

– Сейчас это не имеет значения, – перебила ее мисс Булстроуд. – Наши общие правила гигиены не интересуют инспектора Келси.

– Нет, конечно, нет, – согласилась мисс Джонсон. – Ну, как и сказала, я пошла закрыть окно – и с удивлением увидела свет в спортивном павильоне. Он был довольно ярким, я не могла ошибиться. Казалось, источник света перемещается.

– Вы имеете с виду, что это был не свет от включенной лампы, а скорее свет карманного фонарика?

– Да, да, именно так он и выглядел. Я сразу же подумала: «Господи, что там может кто-то делать в такое позднее время?» Конечно, я не подумала о грабителях. Это была бы очень странная идея, как вы только что сказали.

– А о чем вы подумали? – спросил Келси.

Мисс Джонсон быстро взглянула на мисс Булстроуд и снова отвела взгляд.

– Ну, я не знаю, подумала ли я о чем-то конкретном. То есть... ну... я хочу сказать, что я не могла подумать...

Мисс Булстроуд вмешалась:

– Мне представляется, что у мисс Джонсон возникла мысль, что одна из наших учениц пошла туда на свидание с кем-нибудь, – сказала она. – Это правда, Элспет?

Мисс Джонсон задохнулась:

– Ну, да, такая мысль пришла мне в голову на секунду. Одна из наших итальянских девочек, может быть... Иностранки развиваются гораздо раньше, чем английские девочки.

– Не надо смотреть так ограниченно, – возразила мисс Булстроуд. – У нас полно английских девочек, пытающихся завязать неподходящие знакомства. Вам пришло в голову вполне естественное предположение, и мне, вероятно, оно бы тоже пришло в голову.

– Продолжайте, – попросил инспектор Келси.

– И я решила, – продолжила рассказ мисс Джонсон, – разбудить мисс Чедвик и попросить ее пойти туда со мной – посмотреть, что происходит.

– Почему мисс Чедвик? – спросил Келси. – Вы выбрали именно эту учительницу по какой-то особой причине?

– Ну, мне не хотелось беспокоить мисс Булстроуд, – ответила мисс Джонсон, – и боюсь, мы уже привыкли обращаться к мисс Чедвик, если нам не хочется беспокоить мисс Булстроуд. Видите ли, мисс Чедвик здесь уже очень давно, и у нее такой большой опыт...

– Во всяком случае, – сказал Келси, – вы пошли к мисс Чедвик и разбудили ее. Так?

– Да. Она согласилась, что нам следует отправиться туда немедленно. Мы не стали тратить время на одевание, просто накинули свитера и куртки и вышли через боковую дверь. И именно тогда, стоя на дорожке, мы услышали выстрел в спортивном павильоне. Поэтому мы побежали по дорожке со всех ног. Очень глупо, но мы не взяли с собой фонарик и почти не видели, куда ступаем. Пару раз мы споткнулись, но добежали туда очень быстро. Дверь была открыта. Мы зажгли свет и...

Келси прервал ее:

– Значит, там не горел свет, когда вы туда попали? Ни фонарь, ни какой-либо другой источник света?

– Нет. Там было темно. Мы включили свет и увидели ее. Она...

– Достаточно, – благожелательно произнес инспектор Келси, – не нужно ничего описывать. Я сейчас сам пойду туда и увижу собственными глазами. Вы никого не встретили по пути туда?

– Нет.

– И не слышали, как кто-то убегает?

– Нет. Мы ничего не слышали.

– Кто-нибудь еще слышал выстрел в здании школы? – спросил Келси, взглянув на мисс Булстроуд.

Она покачала головой:

– Нет. Мне об этом ничего не известно. Никто не говорил, что слышал выстрел. Спортивный павильон находится далеко, и я сомневаюсь, что выстрел был настолько громким.

– Возможно, он был слышен в одной из комнат с той стороны дома, которая выходит на спортивный павильон?

– Вряд ли, мне кажется, – если только не прислушиваться именно с такой целью. Уверена, он был не таким громким, чтобы кого-то разбудить.

– Ну, благодарю вас, – сказал инспектор Келси. – Теперь я пойду в спортивный павильон.

– Я пойду с вами, – сказала мисс Булстроуд.

– Вы хотите, чтобы я тоже пошла? – спросила мисс Джонсон. – Я пойду, если хотите. Я хочу сказать, что нельзя уклоняться от своих обязанностей. Не так ли? Я всегда считала, что человек не должен прятаться, что бы ни происходило, и...

– Благодарю вас, – ответил инспектор Келси, – в этом нет необходимости, мисс Джонсон. Мне бы не хотелось больше заставлять вас нервничать.

– Так ужасно, – сказала мисс Джонсон. – И еще хуже от того, что она мне не очень нравилась. Фактически только вчера вечером мы поспорили в учительской. Я настаивала, что слишком большое количество физических упражнений не приносит пользы некоторым девочкам – более хрупким. Мисс Спрингер сказала, что это чепуха и что именно им они нужнее всего. Повышают их тонус и превращают их в новых женщин, сказала она. Я ей ответила, что она не может всего знать, хоть и думает, возможно, что знает. В конце концов, я получила профессиональное образование и знаю гораздо больше о хрупкости и болезнях, чем мисс Спрингер, хоть и не сомневаюсь, что мисс Спрингер все знает о параллельных брусьях, и конях для прыжков, и о теннисных тренировках. Но, боже мой, теперь, когда я думаю о том, что случилось, я жалею, что говорила это... Полагаю, так всегда чувствуешь себя потом, когда уже произошло нечто ужасное. Я действительно виню себя.

– Сядьте сюда, дорогая, – сказала мисс Булстроуд, усаживая ее на диван. – Просто посидите и отдохните и не думайте о мелких разногласиях, которые между вами возникали. Жизнь была бы очень скучной, если бы мы во всем соглашались друг с другом.

Мисс Джонсон села, качая головой, потом зевнула. Мисс Булстроуд вышла вслед за Келси в коридор.

– Я дала ей слишком большую порцию бренди, – извинилась она. – Поэтому мисс Джонсон стала несколько более многословной. Но она не путалась, как вы считаете?

– Нет, – ответил Келси. – Она очень ясно рассказала о том, что случилось.

Мисс Булстроуд повела его к боковой двери.

– Именно этим путем вышли мисс Джонсон и мисс Чедвик?

– Да. Вы видите, дверь выходит прямо на дорожку, идущую через рододендроны к спортивному павильону.

У инспектора был мощный фонарь, и они с мисс Булстроуд вскоре подошли к зданию, где сейчас горели яркие огни.

– Красивое строение, – заметил Келси, глядя на него.

– Оно влетело нам в копеечку, – сказала мисс Булстроуд. – Но мы можем себе это позволить, – спокойно прибавила она.

Открытая дверь вела в обширное помещение. Там стояли шкафчики с именами различных девочек. В конце комнаты находилась стойка для теннисных ракеток и другая, для лакроссовых клюшек. Боковая дверь вела в душевую и к кабинкам для переодевания. Прежде чем войти, Келси помедлил. Двое из его людей были заняты своим делом. Фотограф только что закончил работу, а еще один человек, занимавшийся поиском отпечатков пальцев, поднял глаза и сказал:

– Вы можете пройти прямо по полу, сэр. Уже можно. А в этом конце мы еще не закончили.

Келси прошел вперед, где полицейский судмедэксперт стоял на коленях возле тела. Он поднял взгляд на подошедшего Келси.

– Ее застрелили примерно с расстояния четырех футов, – сказал он. – Пуля попала в сердце. Смерть, должно быть, наступила почти мгновенно.

– Ясно. Как давно?

– Скажем, час назад или около того.

Келси кивнул. Он двинулся в сторону, к высокой фигуре мисс Чедвик, которая стояла с мрачным видом, словно сторожевой пес, у одной из стен. «Около пятидесяти пяти лет, – прикинул он, – красивый лоб, упрямый рот, растрепанные седые волосы, никаких признаков истерики. На такую женщину можно положиться в критическую минуту, хотя ее можно и не заметить в обычной, повседневной жизни».

– Мисс Чедвик? – спросил инспектор.

– Да.

– Вы пришли сюда вместе с мисс Джонсон и обнаружили тело?

– Да. Мисс Спрингер лежала точно так же, как сейчас. Она была мертва.

– А время?

– Я посмотрела на часы, когда мисс Джонсон меня разбудила. Было без десяти минут час.

Келси кивнул. Это совпадало с тем временем, которое назвала ему мисс Джонсон. Он задумчиво посмотрел на мертвую женщину. Ее ярко-рыжие волосы были коротко подстрижены. Лицо в веснушках, сильно выступающий подбородок, фигура худощавая, спортивная. Она носила твидовую юбку и толстый темный пуловер. На ногах грубые ботинки, чулок нет.

– Оружие нашли? – спросил Келси.

Один из его людей покачал головой.

– Никаких следов оружия, сэр.

– А как насчет фонарика?

– Вон там, в углу, лежит фонарик.

– На нем есть отпечатки?

– Да. Отпечатки убитой.

– Значит, это у нее был фонарик, – задумчиво произнес Келси. – Она пришла сюда с фонариком – почему? – Он задал этот вопрос отчасти самому себе, отчасти своим помощникам, отчасти мисс Булстроуд и мисс Чедвик. В конце концов инспектор сосредоточил внимание на последней. – Есть идеи?

Мисс Чедвик покачала головой:

– Никаких идей. Предполагаю, она что-то здесь забыла – оставила после обеда или вечером – и пришла забрать это. Но это кажется маловероятным, среди ночи...

– Если она пришла, то это должна была быть очень важная вещь, – сказал Келси.

Он осмотрелся вокруг. Казалось, все на своих местах, кроме стойки с ракетками в конце. Ее кто-то с силой передвинул вперед. Некоторые ракетки лежали на полу рядом.

– Конечно, – сказала мисс Чедвик, – возможно, она увидела здесь свет, как позже мисс Джонсон, и пришла посмотреть, в чем дело. Мне это кажется наиболее вероятным.

– Я думаю, вы правы, – согласился с ней Келси. – Есть только одна мелочь. Она бы решилась прийти сюда одна?

– Да. – Мисс Чедвик ответила без колебаний.

– Мисс Джонсон, – напомнил ей Келси, – пошла и разбудила вас.

– Я знаю, – ответила мисс Чедвик. – И я бы так поступила, если б увидела свет. Я бы разбудила мисс Булстроуд, или мисс Ванситтарт, или еще кого-нибудь. Но мисс Спрингер так не поступила бы. Она была слишком уверена в себе и предпочла бы справиться с незваным пришельцем сама.

– Еще один момент, – сказал инспектор. – Вы вышли из боковой двери вместе с мисс Джонсон. Эта дверь не была заперта?

– Нет, не была.

– Вы полагаете, ее оставила открытой мисс Спрингер?

– Этот вывод напрашивается сам собой, – ответила мисс Чедвик.

– Значит, мы можем предположить, что мисс Спрингер увидела свет в спортзале, или в спортивном павильоне, как вы его называете, и отправилась туда узнать, в чем дело, и тот, кто там находился, ее застрелил. – Инспектор обернулся к мисс Булстроуд, неподвижно стоящей в дверях. – Вам это кажется правильным?

– Это совсем не кажется мне правильным, – ответила директриса. – С первой частью я согласна. Скажем, мисс Спрингер увидела здесь свет и пошла сама посмотреть. Это вполне вероятно. Но то, что человек, которого она здесь застала, ее застрелил, – это кажется мне совершенно неправдоподобным. Если в здании был кто-то, кому здесь нечего было делать, то более вероятно, что он убежал бы или попытался убежать. Зачем кому-то приходить сюда в такой час ночи с пистолетом? Это смехотворно, вот что. Смехотворно! Здесь нет ничего, что стоило бы красть, и, уж конечно, ничего, за что стоило бы убивать.

– Вам кажется более вероятным, что мисс Спрингер помешала какому-то свиданию?

– Это естественное и самое вероятное объяснение, – ответила мисс Булстроуд. – Но это не объясняет факт убийства, не так ли? Девочки в моей школе не носят с собою пистолетов, и вряд ли любой молодой человек, с которыми они могли встречаться, имеет при себе оружие.

Келси с нею согласился.

– Самое большее, он бы пустил в ход нож, – сказал он. – Есть другой вариант, – продолжал он. – Скажем, мисс Спрингер пришла сюда, чтобы встретиться с мужчиной...

Мисс Чедвик внезапно хихикнула.

– О нет, – сказала она, – только не мисс Спрингер.

– Я не имел в виду непременно любовное свидание, – сухо произнес инспектор Келси. – Я предполагаю, что убийство было преднамеренным, что кто-то намеревался убить мисс Спрингер, что он условился встретиться с ней здесь и застрелил ее.

Глава 9
КОШКА СРЕДИ ГОЛУБЕЙ

Письмо Дженнифер Сатклифф матери:

Школа Мидоубэнк была учреждением достаточно значительным, чтобы заслужить личное внимание главного констебля. Пока шло обычное расследование, мисс Булстроуд не сидела без дела. Она позвонила газетному магнату и министру внутренних дел, оба они были ее личными друзьями. В результате этих маневров в газетах очень мало писали об этом событии. Учительницу физкультуры нашли мертвой в спортзале школы. Ее застрелили, случайно или нет – еще не установлено. В большинстве сообщений об этом происшествии даже слышались нотки извинения, словно со стороны любой учительницы физкультуры совершенно бестактно позволить застрелить себя при подобных обстоятельствах.

Энн Шапленд целый день под диктовку писала письма родителям. Мисс Булстроуд не теряла напрасно времени, рекомендуя школьницам помалкивать о происшествии. Она понимала, что это будет пустая трата времени. Более или менее сенсационные сообщения наверняка отправят встревоженным родителям и опекунам. Она позаботилась о том, чтобы они одновременно получили спокойный и рассудительный рассказ об этой трагедии от нее самой.

Позднее в тот же день директриса устроила совещание с мистером Стоуном, главным констеблем, и инспектором Келси. Полицейские полностью поддерживали ее стремление поднимать как можно меньше шума в прессе. Это позволило бы им спокойно и без помех проводить расследование.

– Мне очень жаль, мисс Булстроуд, очень жаль, – сказал главный констебль. – Полагаю, это... ну, это повредит вам.

– Убийство вредит любой школе, это правда, – согласилась мисс Булстроуд. – Однако сейчас нечего об этом думать. Мы переживем это, без сомнения, как пережили и другие бури. Я только надеюсь, что это дело раскроют быстро.

– Не вижу причин в этом сомневаться, а? – отозвался Стоун и посмотрел на Келси.

– Может быть, нам будет полезно больше узнать о ее прошлом, – сказал тот.

– Вы действительно так думаете? – сухо спросила мисс Булстроуд.

– Кто-нибудь мог затаить на нее злобу, – высказал предположение инспектор.

Директриса не ответила.

– Вы думаете, убийство связано с этим местом? – спросил главный констебль.

– Инспектор Келси думает именно так, – сказала мисс Булстроуд. – Он только пытается щадить мои чувства, по-моему.

– Я действительно думаю, что это связано с Мидоубэнком, – медленно произнес инспектор. – В конце концов, у мисс Спрингер были выходные дни, как и у всех остальных учительниц. Она могла договориться с кем-нибудь о свидании, если бы захотела, в любом месте по своему выбору. Зачем выбирать здешний спортзал, да еще и посреди ночи?

– Вы не возражаете против обыска школьной территории, мисс Булстроуд? – спросил главный констебль.

– Ничуть не возражаю. Вы ищете пистолет, или револьвер, или что-то в этом роде, полагаю?

– Да. Это был маленький пистолет иностранного производства.

– Иностранного, – задумчиво повторила мисс Булстроуд.

– Насколько вам известно, кто-нибудь из ваших сотрудников или учениц имеет в своем распоряжении такую вещь, как пистолет?

– Конечно, нет, насколько мне известно, – ответила мисс Булстроуд. – Я совершенно уверена, что ни у кого из учениц нет оружия. Их вещи распаковывают для них, когда они приезжают сюда, так что подобную вещь заметили бы и запомнили, и это вызвало бы разговоры. Но прошу вас, инспектор Келси, делайте все, что вам нужно. Я видела, как ваши люди уже обыскивали школьную территорию сегодня.

Инспектор кивнул:

– Да... Я бы хотел побеседовать с другими вашими сотрудницами. Кто-то из них мог слышать какое-нибудь высказывание мисс Спрингер, которое даст нам зацепку. Или мог заметить какую-то странность в ее поведении. – Он помолчал, потом продолжил: – То же касается и учащихся.

Мисс Булстроуд сказала:

– Я планировала обратиться к девочкам с короткой речью сегодня вечером после молитвы. Я сделаю такое объявление: если кто-нибудь из них знает нечто такое, что может иметь отношение к смерти мисс Спрингер, этот человек должен прийти ко мне и рассказать обо всем.

– Вполне здравая идея, – одобрил главный констебль.

– Но вы должны помнить, – продолжала мисс Булстроуд, – что та или другая из девочек может захотеть придать себе большее значение, преувеличив какое-нибудь событие или даже придумав его. Девочки способны на странные поступки; но я думаю, вы привыкли иметь дело с такой формой эксгибиционизма.

– Я с нею сталкивался, – ответил инспектор Келси. – А теперь, – прибавил он, – дайте мне, пожалуйста, список ваших сотрудниц и слуг тоже.

– Я проверил все шкафчики в павильоне, сэр.

– И ничего не нашли?

– Нет, сэр, ничего важного. Они запираются на ключ, но ни один не был заперт.

Келси задумчиво окинул взглядом голый пол. Теннисные ракетки и клюшки для лакросса были аккуратно расставлены в своих стойках.

– Ну, ладно, – сказал он. – Я пойду в дом и поговорю с учительницами.

– Вы не думаете, что это было внутреннее дело, сэр?

– Это возможно, – ответил инспектор. – Ни у кого нет алиби, кроме этих двух учительниц, Чедвик и Джонсон, и девочки Джейн, у которой болело ухо. Теоретически все остальные были у себя и спали, но никто не может этого подтвердить. У девочек отдельные комнаты, и у сотрудниц, естественно, тоже. Любая из них, в том числе сама мисс Булстроуд, могла выйти и встретиться здесь со Спрингер или могла последовать за нею сюда. Потом, после того как этот человек ее застрелил, он мог незаметно вернуться через кусты к боковой двери и спокойно лежать в постели, когда подняли тревогу. Трудность представляет мотив. Да, – повторил Келси, – именно мотив. Если только здесь не происходит нечто такое, о чем мы не знаем, никакого мотива не видно.

Он вышел из павильона и медленно двинулся назад к дому. Хотя рабочий день уже закончился, старый садовник Бриггз возился на клумбе; он выпрямился, когда инспектор проходил мимо.

– Вы работаете допоздна, – с улыбкой заметил Келси.

– А! – отозвался Бриггз. – Молодые не умеют работать в саду. Приходить в восемь утра и уходить в пять – вот что они считают работой. Нужно следить за погодой, в какие-то дни совсем не стоит появляться в саду, а в другие дни надо работать с семи утра до восьми вечера. Это в том случае, если ты любишь свой сад и гордишься тем, как он выглядит.

– Вы должны гордиться этим садом, – сказал Келси. – В наши дни не увидишь столь хорошо ухоженного сада.

– В наши дни так и есть, – ответил Бриггз. – Но мне повезло. У меня есть сильный молодой парень, который со мною работает. И еще пара мальчишек, но от них мало толку. Большинство мальчишек и молодых парней не хотят заниматься такой работой. Все хотят поступить на завод или стать белыми воротничками и работать в офисе. Не любят пачкать руки доброй землей. Но мне повезло, как я уже сказал. На меня работает хороший парень, который пришел сам и предложил свои услуги.

– Недавно? – спросил инспектор Келси.

– В начале семестра, – ответил Бриггз. – Его зовут Адам. Адам Гудман.

– Кажется, я его здесь не видел.

– Он сегодня попросил у меня выходной, – объяснил Бриггз. – Я его отпустил. Сегодня работы не слишком много, когда ваши люди топчутся повсюду...

– Кто-нибудь должен был мне о нем рассказать, – резко сказал Келси.

– Что вы имеете в виду – рассказать вам о нем?

– Его нет в моем списке, – сказал инспектор. – То есть в списке работающих здесь людей.

– Ну, вы сможете его увидеть завтра, мистер, – заверил его Бриггз. – Только вряд ли он сможет вам что-то рассказать, я так не думаю.

– Никогда нельзя знать наверняка, – возразил инспектор.

Сильный молодой парень, который предложил свои услуги в начале семестра? Келси показалось, что это первая несколько необычная вещь, на которую он здесь наткнулся.

В тот вечер девочки заполнили зал для молитвы, как обычно, а когда они собрались выходить, мисс Булстроуд подняла руку.

– Мне нужно кое-что сказать всем вам. Мисс Спрингер, как вам известно, вчера ночью убили в спортивном павильоне. Если кто-то из вас слышал или видел что-нибудь на прошлой неделе, нечто имеющее отношение к мисс Спрингер, что вас озадачило, или если мисс Спрингер что-то сказала, или кто-то другой сказал о ней то, что кажется вам имеющим значение, я бы хотела это знать. Вы можете прийти ко мне в гостиную в любое время сегодня вечером.

– Ох, – вздохнула Джулия Апджон, когда девочки вышли, – как бы мне хотелось, чтобы мы действительно что-то знали! Но мы не знаем, правда, Дженнифер?

– Нет, – ответила та, – конечно, не знаем.

– Мисс Спрингер всегда казалась такой обыкновенной, – грустно сказала Джулия, – слишком обыкновенной, чтобы погибнуть так таинственно.

– Я не думаю, что это было так уж таинственно, – возразила Дженнифер. – Просто грабитель.

– Воровал теннисные ракетки, наверное, – с сарказмом произнесла Джулия.

– Возможно, ее кто-то шантажировал, – с надеждой высказала догадку одна из других девочек.

– Чем шантажировал? – спросила Дженнифер.

Но никто не смог придумать никакой причины для шантажа мисс Спрингер.

Инспектор Келси начал опрашивать сотрудников школы с мисс Ванситтарт. Красивая женщина, подумал он, оценивая ее. Лет сорока или немного старше; высокая, хорошо сложена, седые волосы со вкусом уложены. В ней чувствовалось достоинство и самообладание, и еще, подумал он, она понимает свое значение. Мисс Ванситтарт немного напомнила ему саму мисс Булстроуд: она была типичной школьной учительницей. Все равно, размышлял он, в директрисе было нечто такое, что отсутствовало у мисс Ванситтарт. Мисс Булстроуд обладала качеством неожиданности. А мисс Ванситтарт, чувствовал он, никогда не сделает ничего неожиданного.

Вопросы и ответы следовали по заведенному порядку. Мисс Ванситтарт ничего не видела, ничего не заметила, ничего не слышала. Мисс Спрингер отлично выполняла свою работу. Да, ее манеры, возможно, были чуть резковаты, но не чересчур. Возможно, она не была очень привлекательной личностью, но это и не так уж необходимо для учительницы физкультуры. Фактически даже лучше, чтобы школьные учительницы не были привлекательными. Нельзя позволять девочкам испытывать какие-то чувства к учительницам. И, не сказав ничего ценного, мисс Ванситтарт удалилась.

– Ничего не вижу, ничего не слышу, ни о чем не думаю... как те три обезьяны, – заметил сержант Перси Бонд, который помогал инспектору во время этой беседы.

Келси усмехнулся:

– Почти что так, Перси.

– В школьных учительницах есть нечто такое, что нагоняет на меня тоску, – сказал сержант Бонд. – Я их ужасно боялся, когда был ребенком. Одна была сущим кошмаром. Такая высокомерная и манерная, что невозможно было понять, чему она пытается тебя учить.

Следующей явилась Эйлин Рич. Страшна, как смертный грех, в первое мгновение подумал инспектор Келси. Потом внес поправку: в ней есть определенная доля привлекательности. Он начал задавать обычные вопросы, но ответы получал не такие обычные, как ожидал. После ответа «нет» на вопрос о том, слышала ли и заметила ли она нечто особенное в том, что говорили другие о мисс Спрингер или что сказала сама мисс Спрингер, следующий ответ Эйлин Рич стал для него неожиданностью. Инспектор спросил:

– Кто-нибудь питал к ней личную неприязнь, насколько вам известно?

– О нет, – быстро ответила Эйлин Рич. – Это было бы невозможно. Я считаю, что в этом была ее трагедия. Она была не из тех людей, которых кто-то мог бы ненавидеть.

– Что вы хотите этим сказать, мисс Рич?

– Я хочу сказать, что она была не таким человеком, которого хотелось уничтожить. Все, что она делала и кем была, лежало на поверхности. Она раздражала людей. Они часто резко разговаривали с ней, но это не имело значения. Никаких глубоких чувств. Я уверена, ее убили не из-за нее самой, если вы меня понимаете.

– Я не уверен, что до конца вас понял, мисс Рич.

– Я имею в виду, если бы произошло нечто вроде ограбления банка, она могла бы легко оказаться той кассиршей, которую застрелили – но только как кассиршу, а не как Грейс Спрингер. Никто не любил и не ненавидел ее так сильно, чтобы хотеть с нею покончить. Я думаю, она, наверное, это чувствовала, не задумываясь над этим, и именно это делало ее такой навязчивой. Вечно она ко всем придиралась, знаете ли, и навязывала правила, и выясняла, что окружающие делают такого, чего им не следует делать, а потом разоблачала их.

– Шпионила? – спросил Келси.

– Нет, не то чтобы шпионила... – Эйлин Рич задумалась. – Она не стала бы подкрадываться на цыпочках или делать что-то в этом роде. Но если бы она обнаружила, что происходит что-то такое, чего она не понимает, она бы вознамерилась докопаться до сути. И докопалась бы.

– Понятно. – Инспектор секунду помолчал. – Вам самой она не очень нравилась, не так ли, мисс Рич?

– Я о ней никогда не думала. Она была просто учительницей физкультуры... Ох! Как ужасно говорить это о ком бы то ни было! Просто то – просто это... Но она именно так относилась к своей работе. Она гордилась тем, что хорошо выполняет свою работу. Не получала от нее удовольствия. Не радовалась, когда находила девочку, которая могла бы добиться больших успехов в теннисе или в каком-то виде легкой атлетики. Она не радовалась этому, не торжествовала.

Келси с любопытством смотрел на нее. Странная женщина, подумал он.

– По-видимому, у вас почти на все есть свое мнение, мисс Рич.

– Да... Да, наверное.

– Как долго вы работаете в Мидоубэнке?

– Больше полутора лет.

– Раньше не было никаких неприятностей?

– В Мидоубэнке? – Вопрос ее поразил.

– Да.

– О нет. Все было в полном порядке – до этого семестра.

Келси ухватился за этот шанс:

– Что не так в этом семестре? Вы ведь не имеете в виду убийство? Вы говорите о чем-то другом...

– Я не... – Она осеклась. – Да, наверное, но все это очень туманно.

– Продолжайте.

– В последнее время мисс Булстроуд была в плохом настроении, – медленно произнесла Эйлин. – Это одно. Вы бы этого не поняли. Я думаю, этого никто даже не заметил. Но я заметила. И она не единственная в таком настроении. Но вы ведь не это имеете в виду? Это просто чувства людей. Такое бывает, когда вы оказываетесь запертыми в ограниченном пространстве с другими людьми и слишком много думаете об одном и том же. Вы ведь хотели спросить, не показалось ли мне что-то странным именно в этом семестре. Вы об этом?

– Да, – согласился Келси, с любопытством глядя на нее, – да, об этом. Ну, и что?

– Я думаю, было нечто странное, – медленно ответила Эйлин Рич. – Словно среди нас есть кто-то, кому здесь не место. – Она посмотрела на него, улыбнулась, потом рассмеялась и сказала: – Кошка среди голубей, такое ощущение. Мы – голуби, все мы, и среди нас кошка. Но мы ее не видим.

– Это очень туманно, мисс Рич.

– Да, правда. Это звучит по-дурацки. Я это и сама слышу. Наверное, я имею в виду, что было нечто такое, какая-то мелочь, которую я заметила, но не знаю, что именно заметила.

– Это касается какого-то определенного человека?

– Нет, я вам уже говорила, лишь ощущение. Я не знаю, кто это. Единственный способ выразить свое ощущение – это сказать, что здесь есть кто-то, кто-то неправильный. Кто-то, не знаю кто, меня смущает. Не когда я смотрю на нее, но когда она смотрит на меня, потому что это что-то проявляется тогда, когда она смотрит на меня... О, я говорю еще более бессвязно, чем всегда. И все равно, это всего лишь ощущение. Это не то, что вам нужно. Не доказательство.

– Нет, – согласился Келси, – это не доказательство. Пока не доказательство. Но это интересно, и если ваше ощущение станет более определенным, мисс Рич, я буду рад услышать об этом.

Она кивнула:

– Да, потому что это серьезно, правда? Человека убили, мы не знаем почему, и убийца может быть уже за много миль отсюда, но, с другой стороны, он может находиться здесь, в школе. А если это так, то пистолет, или револьвер, или другое оружие – оно тоже здесь. Не слишком приятная мысль, правда?

Женщина вышла, слегка кивнув ему.

– Чокнутая, вам так не кажется? – сказал сержант Бонд.

– Нет, – ответил Келси. – Я не думаю, что она чокнутая. Я думаю, что она из тех, которых называют телепатами. Знаете, из тех людей, которые знают, что кошка находится в комнате, задолго до того, как видят ее. Если б она родилась в африканском племени, то стала бы колдуньей, знахаркой.

– Они бродят и вынюхивают зло, да? – спросил сержант Бонд.

– Правильно, Перси, – ответил Келси. – Именно это пытаюсь делать и я сам. Никто не пришел ко мне с конкретными фактами, поэтому мне приходится бродить и вынюхивать... А теперь вызовем француженку.

Глава 10
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

По виду мадемуазель Бланш было лет тридцать пять. Никакой косметики, темно-каштановые волосы, прическа аккуратная, но ей не идет. Строгий жакет и юбка.

Мадемуазель Бланш объяснила, что это ее первый семестр в Мидоубэнке. Она не уверена, что захочет остаться на следующий семестр.

– Неприятно работать в школе, где происходят убийства, – неодобрительным тоном заявила француженка. – И еще, в доме, по-видимому, нигде нет охранной сигнализации, а это опасно.

– Здесь нет ничего очень ценного, мадемуазель Бланш, что привлекло бы грабителей.

Женщина пожала плечами.

– Откуда мне знать? Эти девочки, которые приезжают сюда, у некоторых из них очень богатые отцы. Может быть, у них при себе есть что-то очень ценное. Грабитель, возможно, знал об этом и пришел сюда, потому что думал, что здесь легко украсть.

– Если бы у кого-то из девочек было с собой что-то ценное, то она не хранила бы эту вещь в спортзале.

– Откуда вы знаете? – возразила мадемуазель. – У них там шкафчики с замками, у этих девочек, разве не так?

– Только для того, чтобы хранить там свои спортивные костюмы и тому подобное.

– Ах да, так должно быть. Но девочка может спрятать все, что угодно, в своей спортивной обуви, или завернуть какую-нибудь вещь в пуловер или в шарф.

– Какого рода вещь, мадемуазель Бланш?

Но та понятия не имела, какого рода эта вещь.

– Даже самые щедрые отцы не позволяют своим дочерям привозить в школу бриллиантовые колье, – сказал инспектор.

Мадемуазель Бланш пожала плечами:

– Может быть, это какая-нибудь другая ценность – скажем, скарабей или что-то такое, за что коллекционер заплатил бы большие деньги... У одной девочки отец – археолог.

Келси улыбнулся:

– Знаете, я не думаю, что это вероятно, мадемуазель Бланш.

Она пожала плечами.

– Ну, я только высказала предположение.

– Вы преподавали в какой-либо другой школе в Англии, мадемуазель Бланш?

– Некоторое время назад, в одной школе на севере Англии. В основном я преподавала в Швейцарии и во Франции. А также в Германии. Я решила приехать в Англию, чтобы усовершенствовать свой английский. У меня здесь есть подруга. Она заболела и сказала, что я могла бы занять ее место здесь, так как мисс Булстроуд была бы рада быстро найти ей замену. Поэтому я приехала. Но мне здесь не очень нравится. Как я уже сказала, я думаю, что не останусь здесь.

– Почему вам здесь не нравится? – настаивал Келси.

– Мне не нравятся места, где стреляют, – ответила мадемуазель Бланш. – И дети, они не проявляют уважения.

– Они не совсем дети, не так ли?

– Некоторые из них ведут себя как младенцы, а некоторым можно дать и двадцать пять лет. Здесь всякие попадаются. У них слишком много свободы. Я предпочитаю учебное заведение, где больше порядка.

– Вы хорошо знали мисс Спрингер?

– Я ее практически совсем не знала. У нее были плохие манеры, и я с ней старалась разговаривать как можно меньше. Она была такая костлявая, веснушчатая и говорила громким, грубым голосом. Она походила на карикатуру на англичанок. Она часто мне грубила. И мне это не нравилось.

– По какому поводу она вам грубила?

– Ей не нравилось, что я хожу в спортивный павильон. Наверное, она считает – то есть считала, – что это ее собственный спортивный павильон! Однажды я пошла туда, потому что мне было интересно. Раньше я туда не ходила, а это новое здание. Там все хорошо организовано и спланировано, и я просто его осматривала. Потом пришла мисс Спрингер и говорит: «Что вы здесь делаете? Вам здесь нечего делать». Она сказала это мне – мне, учительнице школы! За кого она меня приняла – за школьницу?

– Да, да, это очень неприятно, конечно, – попытался успокоить ее Келси.

– Она вела себя по-свински, вот что я вам скажу. А потом крикнула: «Не уходите с ключом в руке». Она меня расстроила. Когда я открыла дверь, ключ выпал из замка, и я его подняла. Я забыла вставить его обратно, потому что она меня оскорбила. А потом она кричит мне вслед, словно думает, что я собираюсь его украсть... Ее ключ, полагаю, как и ее спортивный павильон.

– Это выглядит немного странно, правда? – спросил Келси. – Я имею в виду, что она так относилась к спортзалу. Словно он был ее личной собственностью, словно она боялась, что люди найдут то, что она там спрятала...

Он бросил пробный шар, но Анжела Бланш только рассмеялась:

– Спрятала там что-то – что можно спрятать в таком месте? Вы думаете, она прячет там свои любовные письма? Я уверена, что она никогда в жизни не получала любовных писем! Другие учительницы – они, по крайней мере, вежливы. Мисс Чедвик, она старомодная и вечно суетится. Мисс Ванситтарт, она очень милая, великодушная, сочувствует нам. Мисс Рич, по-моему, немного сумасшедшая, но ведет себя дружелюбно. А молодые учительницы довольно приятные.

Задав еще несколько незначительных вопросов, инспектор отпустил Анжелу Бланш.

– Обидчивая, – заметил Бонд. – Все французы обидчивые.

– Все равно, это интересно, – сказал Келси. – Мисс Спрингер не нравилось, когда люди заходят в ее спортзал... спортивный павильон... не знаю, как его назвать. А почему?

– Возможно, она считала, что француженка шпионит за ней, – высказал предположение Бонд.

– Да, но почему она так решила? Я хочу сказать, почему для нее имело значение, что Анжела Бланш шпионит за ней? Разве только она боялась, что Анжела Бланш найдет что-то... Кто у нас еще остался? – прибавил он.

– Две младшие преподавательницы, мисс Блейк и мисс Роуэн, и секретарша мисс Булстроуд.

Мисс Блейк оказалась молодой серьезной женщиной с круглым добродушным лицом. Она преподавала ботанику и физику. Ничего полезного эта учительница сообщить не могла. Она мало общалась с мисс Спрингер и не представляла себе, что могло стать причиной ее смерти.

Мисс Роуэн, как и подобает человеку с дипломом психолога, хотела высказать свои взгляды. Весьма вероятно, сказала она, что мисс Спрингер совершила самоубийство.

Инспектор Келси удивленно приподнял брови:

– Почему она могла это сделать? Она была несчастна?

– Она была агрессивна, – ответила мисс Роуэн, наклоняясь вперед и глядя на него сквозь толстые линзы. – Очень агрессивна. Я считаю, что это имело большое значение. Это был защитный механизм, чтобы скрыть чувство неполноценности.

– До сих пор все говорили, что она была очень уверена в себе, – возразил инспектор Келси.

– Слишком уверена в себе, – туманно заявила мисс Роуэн. – Некоторые из ее высказываний подтверждают мое предположение.

– Например?

– Она намекала, что некоторые люди «не такие, какими кажутся». Говорила, что в школе, где она до этого работала, она кого-то «разоблачила», однако директриса была полна предрассудков и отказалась слушать ее рассказ о том, что она узнала. И несколько других учительниц тоже были, как она выразилась, «против нее»... Вы понимаете, что это значит, инспектор? – Мисс Роуэн чуть не упала со стула, взволнованно подавшись вперед; прядь прямых темных волос упала на ее лицо. – Начало мании преследования.

Инспектор Келси вежливо согласился с тем, что предположения мисс Роуэн могут оказаться правильными, но сказал, что не сможет согласиться с ее теорией самоубийства, если только мисс Роуэн не объяснит, как мисс Спрингер удалось выстрелить в себя с расстояния, по крайней мере, четырех футов, и к тому же заставить пистолет раствориться в воздухе после этого.

Мисс Роуэн язвительно ответила, что все знают, с каким предубеждением полицейские относятся к психологии.

Затем она уступила место Энн Шапленд.

– Ну, мисс Шапленд, – сказал инспектор Келси, окидывая благосклонным взглядом ее аккуратную, подтянутую фигурку, – какой свет вы можете пролить на это дело?

– Боюсь, совершенно никакого. У меня собственная гостиная, и я не часто встречаюсь с остальными сотрудниками. Вся эта история просто невероятна.

– В каком смысле невероятна?

– Ну, во‑первых, невероятно, что мисс Спрингер вообще застрелили. Предположим, кто-то проник в спортзал, и она пошла посмотреть, кто это. Наверное, такое возможно, но кому понадобилось проникать в спортзал?

– Может быть, мальчишки, какие-нибудь местные парни, которые хотели поживиться спортивным инвентарем или просто искали развлечений...

– Если это так, я уверена, мисс Спрингер сказала бы: «А что это вы тут делаете? Убирайтесь отсюда», – и они бы ушли.

– Вам когда-нибудь казалось, что у мисс Спрингер выработалось какое-то особенное отношение к спортивному павильону?

Энн Шапленд выглядела озадаченной.

– Отношение?

– Я хочу сказать, может быть, она считала его своей личной территорией и не любила, когда туда приходили другие люди?

– Мне об этом ничего не известно. Зачем это ей? Это же просто одно из школьных зданий.

– Вы сами ничего не замечали? Вы не замечали, если приходили туда, что ей не нравилось ваше присутствие, ничего в этом роде?

Энн Шапленд покачала головой.

– Я сама появлялась там не больше пары раз. Мне некогда. Один-два раза я ходила туда, чтобы передать одной из девочек сообщение от мисс Булстроуд. Вот и всё.

– Вы не знали, что мисс Спрингер возражала против того, чтобы мадемуазель Бланш приходила туда?

– Нет, я ни о чем подобном не слышала... О да, кажется, слышала. Мадемуазель Бланш однажды очень сердилась, но она чересчур обидчива, знаете ли. Один раз я слышала что-то насчет того, что она пришла на урок рисования и обиделась на то, что сказала ей учительница рисования. Конечно, она была не очень занята работой – я имею в виду мисс Бланш. Она преподает только один предмет, французский язык, и у нее много свободного времени. Я думаю... – она заколебалась, – думаю, она довольно любознательный человек.

– Вы считаете вероятным, что, когда мадемуазель Бланш ходила в спортивный павильон, она копалась в чьем-то шкафчике?

– В шкафчике девочек? Ну, я бы этого не исключила. Она могла таким образом развлекаться.

– А у самой мисс Спрингер есть такой шкафчик?

– Да, конечно.

– Если бы мадемуазель Бланш поймали в тот момент, когда она заглядывала в шкафчик мисс Спрингер, то, могу себе представить, та рассердилась бы?

– Несомненно!

– Вы ничего не знаете о личной жизни мисс Спрингер?

– По-моему, о ней никто не знал, – ответила Энн. – Интересно, у нее кто-нибудь был?

– И нет ничего такого – ничего, связанного со спортивным павильоном, например, – о чем бы вы мне не рассказали?

– Ну... – Энн заколебалась.

– Да, мисс Шапленд, говорите.

– Это пустяк, правда, – медленно произнесла Энн. – Но один из садовников – не Бриггз, молодой садовник... Однажды я увидела, как он вышел из спортивного павильона, а ему там совсем нечего было делать. Конечно, с его стороны это могло быть просто любопытством или, может быть, предлогом увильнуть ненадолго от работы... Он тогда как раз прибивал сетку ограждения теннисного корта. Я не думаю, что в этом было что-то особенное.

– И все-таки вы это запомнили, – указал ей Келси. – Почему?

– Я думаю... – Она нахмурилась. – Да, потому что он вел себя как-то странно. Вызывающе. И еще... он презрительно отозвался обо всех деньгах, которые потратили здесь на девочек.

– Вот какое отношение... понимаю.

– Я не думаю, что в этом что-то есть, правда.

– Возможно, нет, но я все равно возьму это на заметку.

– Топчемся на одном месте, – сказал Бонд, когда Энн Шапленд ушла. – Все твердят об одном и том же! Будем надеяться, что удастся узнать что-нибудь у слуг.

Но у слуг они узнали очень мало.

– Бесполезно меня о чем-то спрашивать, молодой человек, – сказала кухарка миссис Гиббонс. – Во-первых, я не слышу, что вы говорите, а во‑вторых, я ничегошеньки не знаю. Вчера ночью я легла спать и спала необычайно крепко. Не слышала ничего, когда поднялся этот шум. Никто меня не разбудил и ничего не рассказал. – Голос ее звучал обиженно. – Я узнала обо всем только сегодня утром.

Келси прокричал несколько вопросов и получил несколько ответов, которые ничего ему не дали.

Мисс Спрингер появилась здесь только в этом семестре, и ее совсем не так любили, как мисс Джонс, занимавшую эту должность до нее. Мисс Шапленд тоже была новенькой, но она милая молодая леди. Мадемуазель Бланш такая же, как все француженки: ей кажется, что другие учительницы против нее, и она позволяет юным леди ужасно вести себя на ее уроках.

– Но она не из плаксивых, – признала миссис Гиббонс. – В некоторых школах, где я работала, учительницы французского были ужасные плаксы!

Большинство слуг приходили только днем. Только еще одна горничная ночевала в доме, и от нее они получили так же мало сведений, хоть она и слышала, что ей говорят. Она ничего не может сказать. Она ничего не знает. Мисс Спрингер была резковата. Ей ничего не известно о спортивном павильоне и о том, что там хранится, и она нигде не видела никакого пистолета.

Поток отрицательной информации прервала мисс Булстроуд.

– Одна из девочек хотела бы с вами поговорить, инспектор Келси, – объявила она.

Тот резко вскинул голову:

– Неужели? Она что-то знает?

– В этом я сильно сомневаюсь, – сказала мисс Булстроуд, – но вам лучше самому поговорить с ней. Это одна из наших иностранных учениц. Принцесса Шаиста, племянница эмира Ибрагима. Возможно, она склонна считать себя более важной особой, чем является. Вы понимаете?

Келси понимающе кивнул. Потом мисс Булстроуд вышла, и вошла хрупкая смуглая девочка среднего роста. Она серьезно смотрела на них миндалевидными глазами.

– Вы полицейские?

– Да, – с улыбкой подтвердил Келси, – мы полицейские. Садитесь, прошу вас, и расскажите мне, что вам известно о мисс Спрингер.

– Да, я вам расскажу.

Она села, подалась вперед и театрально понизила голос:

– За этим местом следят какие-то люди. О, они не показываются открыто, но они здесь!

Она многозначительно кивнула.

Инспектор Келси подумал, что он понимает, что имела в виду мисс Булстроуд. Эта девочка разыгрывала спектакль с собою в главной роли и получала от этого удовольствие.

– А зачем им следить за школой?

– Из-за меня! Они хотят меня похитить.

Инспектор Келси ожидал всего, только не этого. Он поднял брови.

– Зачем им вас похищать?

– Чтобы потребовать за меня выкуп, разумеется. Тогда они бы заставили моих родных заплатить много денег.

– Э... может быть, – с сомнением произнес Келси. – Но... э... если это так, какое это имеет отношение к смерти мисс Спрингер?

– Должно быть, она узнала о них, – сказала Шаиста. – Может быть, она им сказала, что ей что-то известно. Может, она им угрожала. Тогда они пообещали заплатить ей денег, если она ничего не скажет. И мисс Спрингер им поверила. Поэтому она пошла в спортивный павильон, где они обещали заплатить ей деньги, и тогда они ее застрелили.

– Но ведь мисс Спрингер, несомненно, никогда не согласилась бы взять деньги у шантажистов?

– Вы думаете, так весело быть школьной учительницей, быть учительницей гимнастики? – Шаиста с упреком смотрела на него. – Разве вы не считаете, что было бы приятно вместо этого иметь деньги, путешествовать, делать то, что хочется? Особенно для такой женщины, как мисс Спрингер, некрасивой, на которую мужчины даже не смотрят! Вы не думаете, что деньги могли привлекать ее больше, чем других людей?

– Ну... э... – произнес инспектор Келси, – я не знаю, что и сказать. – Он еще никогда не сталкивался с такими взглядами. – Это... э... ваша собственная идея? Мисс Спрингер вам никогда ничего не говорила?

– Мисс Спрингер никогда ничего не говорила, кроме «вытянуться, наклониться», и «быстрее», и «не расслабляться», – недовольно ответила Шаиста.

– Да, вот именно. А вы не думаете, что вообразили все это, насчет похищения?

Девочка сразу же рассердилась:

– Вы совсем не понимаете! Моим двоюродным братом был принц Рамата Али Юсуф. Он погиб во время революции или, по крайней мере, когда спасался от революции. Я должна была выйти за него замуж, когда вырасту. Поэтому, понимаете, я – важная персона. Может быть, это коммунисты сюда приехали. Возможно, речь идет не о похищении. Возможно, они намереваются меня убить.

У инспектора Келси выражение лица стало еще более недоверчивым:

– Это весьма смелое предположение, не так ли?

– Вы думаете, такое не может случиться? Я вам говорю, они могут. Они очень злобные, эти коммунисты! Это всем известно.

Так как полицейский по-прежнему смотрел с сомнением, она продолжала:

– Может, они думают, что я знаю, где находятся драгоценности!

– Какие драгоценности?

– У моего двоюродного брата были драгоценности. И у его отца тоже. Моя семья всегда владела кучей драгоценных камней. На крайний случай, вы понимаете...

Она произнесла это очень равнодушным голосом.

Келси уставился на нее.

– Но какое все это имеет отношение к вам или к мисс Спрингер?

– Но я вам уже сказала! Возможно, они думают, что я знаю, где спрятаны эти драгоценности. Поэтому они захватят меня и заставят говорить.

– Вы действительно знаете, где находятся драгоценности?

– Нет, конечно, я не знаю. Они исчезли во время революции. Может быть, эти злобные коммунисты их забрали. Но, с другой стороны, может, и нет.

– Кому они принадлежат?

– Теперь, когда мой двоюродный брат умер, они принадлежат мне. Больше в семье нет мужчин. Его тетя, моя мать, умерла. Он бы хотел, чтобы они принадлежали мне. Если б он не умер, я бы вышла за него замуж.

– Таков был договор?

– Я должна была выйти за него. Он ведь мой двоюродный брат, вы понимаете.

– И вы бы получили эти драгоценности после свадьбы?

– Нет, у меня были бы новые драгоценности. От Картье из Парижа. А те, другие, по-прежнему хранились бы на черный день.

Инспектор Келси заморгал, пытаясь осознать этот восточный план страховки на крайний случай.

Шаиста неслась вперед с большим воодушевлением:

– Я думаю, вот что произошло. Кто-то вывез эти драгоценности из Рамата. Может, это был хороший человек, может – плохой. Хороший человек принес бы их мне и сказал бы: «Они ваши», – и я бы его наградила. – Она царственно кивнула, играя свою роль.

Способная маленькая актриса, подумал инспектор.

– Но если это был плохой человек, он бы оставил себе драгоценности и продал их. Или пришел бы ко мне и сказал: «Что вы дадите мне в награду, если я вам их принесу?» И если ему это выгодно, он их принесет, но если нет – тогда нет!

– Но в действительности никто вам ничего не говорил?

– Нет, – призналась Шаиста.

Инспектор Келси принял решение.

– Я думаю, вы понимаете, – любезно произнес он, – что наговорили много чепухи.

Шаиста в ярости сверкнула на него глазами.

– Я вам рассказала то, что знаю, вот и все, – угрюмо сказала она.

– Да... ну, это очень любезно с вашей стороны, и я это запомню.

Инспектор встал и открыл дверь, чтобы выпустить ее.

– Сказки «Тысячи и одной ночи» отдыхают, – сказал он, возвращаясь к столу. – Похищение и сказочные драгоценности!.. Что дальше?

Глава 11
ОБМЕН МНЕНИЯМИ

Когда Келси вернулся в участок, дежурный сержант сообщил ему:

– Пришел Адам Гудман; он ждет вас, сэр.

– Адам Гудман?.. Ах да. Садовник.

Молодой человек почтительно встал. Он был высокий, смуглый, приятный на вид. Одет в испачканные вельветовые брюки, подхваченные стареньким ремнем, и очень яркую синюю рубаху с открытым воротом.

– Мне сказали, что вы хотите меня видеть.

Голос его звучал хрипло и, как у многих современных молодых людей, несколько агрессивно.

Келси ответил просто:

– Да. Пройдем ко мне в кабинет.

– Я ничего не знаю об убийстве, – угрюмо заявил Адам Гудман. – Ко мне оно не имеет отношения. Вчера ночью я был дома, в постели.

Келси неопределенно кивнул.

Он сел за свой письменный стол и показал молодому человеку на стул напротив. Молодой полицейский в штатском скромно вошел вслед за ними в комнату и сел в сторонке.

– Итак, – сказал Келси. – Вы – Гудман... – он посмотрел на листок с заметками на столе, – Адам Гудман.

– Правильно, сэр. Но сначала я хотел бы показать вам вот это.

Поведение Адама изменилось. Из угрюмого и агрессивного он превратился в спокойного и почтительного молодого человека. Садовник достал из кармана какую-то бумагу и протянул через стол. Читая ее, Келси слегка приподнял брови. Потом поднял голову.

– Вы мне не понадобитесь, Барбар, – сказал он.

Скромный молодой полицейский встал и вышел. Он сумел не выдать своего удивления, но тем не менее был удивлен.

– Вот как! – произнес Келси и задумчиво, с интересом посмотрел через стол на Адама. – Значит, вот вы кто? А какого черта, хотел бы я знать, вы...

– ...делаете в школе для девочек? – закончил за него фразу молодой человек. Его голос по-прежнему оставался почтительным, но он невольно усмехнулся. – Несомненно, я впервые выполняю задание такого рода. Разве я не похож на садовника?

– В этих краях – нет. Садовники обычно очень старые. Вы разбираетесь в садоводстве?

– И даже очень хорошо. Моя мать из тех, кто разводит сады. Особенность Англии. Она позаботилась о том, чтобы я стал для нее достойным помощником.

– А что именно происходит в Мидоубэнке, что привело вас туда?

– Собственно говоря, мы не знаем, происходит ли что-то в Мидоубэнке. Мне дали задание наблюдать и докладывать. И оно было таким – до прошлой ночи. Убийство учительницы физкультуры не вполне вписывается в школьное расписание.

– Такое случается, – сказал инспектор Келси и вздохнул. – Случиться может все и где угодно. Я это уже понял. Но признаю, что это несколько выбивается из общей картины. Что за всем этим кроется?

Адам ему рассказал. Келси слушал с интересом.

– Я недооценил эту девочку, – заметил он. – Но признайтесь, это звучит слишком фантастично, чтобы быть правдой. Драгоценности на сумму полмиллиона или миллион фунтов... Кому, вы говорите, они принадлежат?

– Очень хороший вопрос. Чтобы на него ответить, вам понадобится толпа юристов по международному праву, и то они, наверное, не придут к общему мнению. Можно приводить множество разных доводов по этому делу. Три месяца назад они принадлежали его высочеству принцу Рамата Али Юсуфу. Но теперь... Если бы они появились в Рамате, то стали бы собственностью нынешнего правительства – они бы об этом позаботились. Возможно, Али Юсуф их кому-то завещал. Тогда многое будет зависеть от того, где составлялось завещание и можно ли его подтвердить. Они могут принадлежать его семье. Но истинная суть дела в том, что, если вы или я случайно найдем их на улице и положим себе в карман, они практически будут принадлежать нам. То есть я сомневаюсь, что существует какой-то правовой механизм, который мог бы отобрать их у нас. Конечно, могут попытаться, но международное законодательство невероятно сложное...

– Вы хотите сказать, что практически кто найдет, тот и хозяин? – спросил инспектор Келси, неодобрительно покачал головой и чопорно произнес: – Это не очень хорошо.

– Да, – твердо ответил Адам. – Это не очень хорошо. И за камнями охотится много народу. Ни один из этих людей не отличается порядочностью. Понимаете, ходят слухи. Они могут оказаться сплетнями или правдой, но говорят, что камни вывезли из Рамата перед самой заварушкой. Как это сделали – на этот счет есть десяток различных версий.

– Но почему Мидоубэнк? Из-за маленькой принцессы, которая притворяется такой тихоней?

– Принцесса Шаиста – кузина Али Юсуфа. Да. Кто-нибудь может попытаться доставить товар ей или связаться с ней. Есть несколько сомнительных, с нашей точки зрения, личностей, которые ошиваются поблизости. Например, некая миссис Колински, остановившаяся в «Гранд-отеле». Весьма видный член организации, которую можно назвать «Международной компанией отбросов общества». Ничего по вашей части, всегда строго в рамках закона, все идеально респектабельны, но выдающиеся собиратели полезной информации. Потом есть еще женщина, которая была в Рамате, танцевала в тамошнем кабаре. Есть сведения, что она работает на некое иностранное правительство. Где она сейчас, мы не знаем и даже не знаем, как она выглядит, но прошел слух, что она может находиться в этой части света. Похоже, что центр всего этого – школа Мидоубэнк, правда? А вчера ночью убили мисс Спрингер...

Келси задумчиво кивнул.

– Настоящая каша, – заметил он, несколько мгновений борясь со своими чувствами. – Такое видишь по телевизору... и думаешь, что все это надуманно, такого не может произойти в действительности. И не происходит – при нормальном развитии событий.

– Тайные агенты, грабеж, насилие, убийство, двойная игра, – согласился Адам. – Все это нелепо, но эта сторона жизни существует.

– Но не в Мидоубэнке!

Эти слова невольно вырвались у инспектора Келси.

– Я понимаю, о чем вы, – сказал Адам. – Государственное преступление.

Воцарилось молчание, потом инспектор Келси спросил:

– Как вы считаете, что произошло вчера ночью?

Адам не спешил с ответом, потом медленно произнес:

– Спрингер пришла в спортивный павильон среди ночи. Почему? Нам надо начать с этого. Бесполезно спрашивать себя, кто ее убил, пока мы не решим, зачем она находилась там, в спортивном павильоне, в такой час ночи. Можно предположить, что, несмотря на свою безгрешную спортивную жизнь, ей не спалось, она встала, выглянула из своего окна и увидела свет в спортивном павильоне – ведь ее окно выходит на эту сторону?

Келси кивнул.

– Будучи сильной и бесстрашной молодой женщиной, она отправилась туда, чтобы посмотреть, в чем дело. Там она спугнула кого-то, кто... делал что? Мы не знаем. Но это был достаточно отчаянный человек, который ее застрелил.

Келси снова кивнул.

– Именно так мы это и рассматривали, – сказал он. – Но мне все время не давало покоя ваше последнее утверждение. Обычно людей не убивают и не приходят готовые это сделать, если только...

– Если только не охотятся за чем-то очень ценным? Согласен. Ну, это дело можно назвать делом ни о чем не подозревающей мисс Спрингер, застреленной при исполнении своих обязанностей. Но есть и другая возможность. Спрингер, получив частную информацию, устраивается на работу в Мидоубэнк, или ее подготовили к этому ее боссы, из-за ее квалификации. Она ждет подходящей ночи, затем пробирается в спортивный павильон (снова мы натыкаемся на вопрос – зачем?). Кто-то следит за ней или ждет ее, и этот кто-то носит с собой пистолет и готов пустить его в ход... Но опять – почему? Для чего? Собственно говоря, что такого в спортивном павильоне? Это не то место, где кому-то придет в голову что-то спрятать.

– Там ничего не было спрятано, я вам могу поручиться. Мы прошлись по нему мелким гребнем: шкафчики девочек, вещи мисс Спрингер. Всевозможный спортивный инвентарь, все обычное и объяснимое. И к тому же совершенно новое здание! Там не было ничего похожего на драгоценности.

– Что бы это ни было, его, конечно, могли уже забрать. Убийца мог, – сказал Адам. – Другая возможность – что спортивный павильон просто использовали как место встречи, мисс Спрингер или кто-то другой. Для этого место удобное. На значительном расстоянии от дома. Но не слишком далеко. И если бы кого-то заметили идущим туда, этот человек мог просто сказать, что увидел свет и так далее и тому подобное. Предположим, мисс Спрингер вышла, чтобы с кем-то встретиться, случилась ссора, и ее застрелили. Или, как вариант, мисс Спрингер заметила, как кто-то выходит из дома, пошла за ним и наткнулась на нечто такое, чего ей не полагалось видеть и слышать.

– Я живой ее никогда не видел, – сказал Келси, – но по тому, как о ней все отзываются, у меня возникло впечатление, что она была из тех, кто сует нос в чужие дела.

– Я считаю это наиболее вероятным объяснением, – согласился с ним Адам. – Любопытство сгубило кошку. Да, я думаю, что именно так в этом оказался замешан спортивный павильон.

– Но если это было свидание, значит... – Келси помолчал.

Адам энергично закивал:

– Да. Похоже, в школе есть человек, который заслуживает нашего пристального внимания. Кошка среди голубей фактически.

– Кошка среди голубей, – повторил Келси, пораженный этой фразой. – Мисс Рич, одна из учительниц, сегодня сказала нечто похожее.

Пару минут инспектор размышлял.

– В этом семестре в штат взяли трех новых сотрудниц, – сказал он наконец. – Шапленд, секретаршу. Бланш, учительницу французского языка. И, конечно, саму мисс Спрингер. Она мертва – и вне подозрений. Если там есть кошка среди голубей, то наиболее вероятной кандидатурой будет одна из двух других. – Инспектор посмотрел на Адама. – Есть идеи насчет кого-то из этих двоих?

Тот подумал.

– Однажды я застал мадемуазель Бланш, когда она выходила из спортивного павильона. У нее был виноватый вид, словно она делала нечто такое, чего ей делать не следовало. Все равно в целом, я думаю, я бы выбрал другую. Шапленд. Она довольно нахальная особа, и у нее есть мозги. На вашем месте я бы изучил ее прошлое... Над чем вы смеетесь, черт побери?

Келси ухмылялся.

– А она заподозрила вас, – ответил он. – Увидела, как вы выходите из спортивного павильона, и решила, что вы ведете себя странно!

– Ну, будь я проклят! – возмутился Адам. – Какая наглость!

Инспектор Келси снова заговорил авторитетным тоном:

– Дело в том, что мы в наших краях высокого мнения о Мидоубэнке. Это прекрасная школа. А мисс Булстроуд – прекрасная женщина. Чем быстрее мы сможем добраться до сути этого дела, тем лучше для школы. Мы хотим все выяснить и дать Мидоубэнку чистое карантинное свидетельство.

Полицейский помолчал, задумчиво глядя на Адама.

– Думаю, – сказал он, – нам придется сказать мисс Булстроуд, кто вы такой. Она будет держать рот на замке, об этом не беспокойтесь.

Адам немного подумал, потом кивнул.

– Да, – согласился он. – При данных обстоятельствах, думаю, это более или менее неизбежно.

Глава 12
НОВЫЕ ЛАМПЫ НА СТАРЫЕ

Мисс Булстроуд обладала еще одним даром, который демонстрировал ее превосходство над большинством женщин. Она умела слушать.

Директриса молча выслушала и инспектора Келси, и Адама. И даже бровью не повела. Потом произнесла одно слово:

– Поразительно.

«Это вы поразительная женщина», – подумал Адам, но вслух этого не сказал.

– Ну, – сказала мисс Булстроуд, как обычно, переходя прямо к делу. – Что вы хотите, чтобы я сделала?

Инспектор Келси прочистил горло.

– Вот в чем вопрос, – ответил он. – Мы считали, что вас следует полностью ввести в курс дела, ради школы.

Мисс Булстроуд кивнула.

– Естественно, – согласилась она, – прежде всего я забочусь о школе. Так и должно быть. Я несу ответственность за своих учениц и их безопасность, и в меньшей степени – за безопасность моих сотрудниц. И мне хотелось бы теперь прибавить, что если удастся избежать широкой огласки смерти мисс Спрингер, тем будет лучше для меня. Это чисто эгоистичный взгляд, хотя я считаю, что моя школа важна сама по себе, не только для меня. И я хорошо понимаю, что если вам необходимо предать все гласности, то вы должны действовать. Но необходимо ли это?

– Нет, – ответил инспектор Келси. – В данном случае я бы сказал, чем меньше будет огласки, тем лучше. Мы отложим дознание и пустим слух, что считаем это расследование местным. Юные воришки – или малолетние преступники, как мы должны теперь их называть, – поссорились и пустили в ход оружие. Обычно они носят пружинные ножи, но некоторые из этих парней достают и «огнестрел». Мисс Спрингер застала их врасплох. Они ее застрелили. Вот какие слухи мне хотелось бы распустить, и тогда мы сможем приняться за работу по-тихому. В прессе должно появиться только то, что никак не удастся скрыть. Но, конечно, Мидоубэнк знаменит, и убийство здесь станет горячей новостью.

– Думаю, здесь я смогу вам помочь, – твердо произнесла мисс Булстроуд, – я пользуюсь определенным влиянием в высших кругах. – Она улыбнулась и перебрала в памяти несколько имен. В их число входили министр внутренних дел, два газетных магната, епископ и министр образования. – Я сделаю все, что смогу. – Она посмотрела на Адама. – Вы согласны?

Тот быстро ответил:

– Да, конечно. Мы всегда предпочитаем, чтобы все делалось спокойно и тихо.

– Вы собираетесь оставаться моим садовником? – осведомилась мисс Булстроуд.

– Если вы не возражаете. Так я смогу находиться именно там, где мне надо. И смогу наблюдать за происходящими событиями.

На этот раз мисс Булстроуд все же подняла брови.

– Надеюсь, вы не ожидаете больше никаких убийств?

– Нет-нет.

– Рада это слышать. Сомневаюсь, сможет ли какая-то школа пережить два убийства за один семестр...

Она повернулась к Келси:

– Ваши люди закончили со спортивным павильоном? Если мы не сможем им пользоваться, это создаст неудобства.

– Мы с ним закончили. Там чисто, как в аптеке, – с нашей точки зрения. По какой бы причине ни произошло это убийство, сейчас там нет ничего, что могло бы нам помочь. Это просто спортивный павильон с обычным спортивным инвентарем.

– Ничего не нашли в шкафчиках у девочек?

Инспектор Келси улыбнулся.

– Ну... какие-то мелочи... одна книга, французская, называется «Кандид»... э... с иллюстрациями. Дорогая книжка.

– А, – сказала мисс Булстроуд. – Так вот где она ее хранит! Жизель д'Обрей, полагаю?

Уважение Келси к мисс Булстроуд выросло еще больше.

– От вас ничего не ускользнет, мадам, – заметил он.

– «Кандид» не причинит ей вреда, – ответила мисс Булстроуд. – Это классика. Некоторые виды порнографии я конфискую. А теперь вернемся к моему первому вопросу. Вы успокоили меня по поводу публикаций в связи со школой. Может ли школа как-то вам помочь? Могу ли я вам помочь?

– Не думаю, в данный момент. Единственный вопрос, который я хочу вам задать: в этом семестре вас что-нибудь беспокоило? Какое-то происшествие? Или какой-то человек?

Мисс Булстроуд пару секунд молчала. Потом медленно ответила:

– Мой ответ – не знаю.

Адам быстро спросил:

– У вас возникало чувство, будто что-то не так?

– Да, вот именно. Ничего определенного. Я не могу указать пальцем ни на какого-то человека, ни на какой-то инцидент, разве что...

Директриса на мгновение умолкла, потом сказала:

– Я чувствую... в то время чувствовала, что пропустила нечто такое, чего не должна была упустить. Позвольте мне объяснить.

Она вкратце пересказала тот маленький инцидент с миссис Апджон и неприятным и неожиданным появлением леди Вероники.

Адам заинтересовался:

– Позвольте проверить, мисс Булстроуд, правильно ли я понял вас. Миссис Апджон, выглянув в окно – в то окно, которое выходит на подъездную дорогу, – кого-то узнала. В этом нет ничего странного. У вас больше ста учениц, и весьма вероятно, что миссис Апджон увидела кого-то из родителей или родственников, которого знала раньше. Но у вас определенно сложилось впечатление, что она была поражена, узнав этого человека, что это был кто-то такой, кого она не ожидала увидеть в Мидоубэнке?

– Да, именно такое у меня возникло впечатление.

– А потом, в окно, выходящее на противоположную сторону, вы увидели мать одной из учениц в состоянии опьянения, и это полностью отвлекло вас от того, что говорила миссис Апджон?

Мисс Булстроуд кивнула.

– Она говорила несколько минут?

– Да.

– И когда вы снова переключили на нее внимание, она говорила о шпионаже и о своей работе в разведке во время войны, до того как вышла замуж?

– Да.

– Это, может быть, как-то связано, – задумчиво произнес Адам. – Кто-то, кого она знала во время войны. Один из родителей или родственников одной из учениц, или это могла быть одна из ваших преподавательниц...

– Едва ли это одна из преподавательниц, – возразила мисс Булстроуд.

– Это возможно.

– Лучше нам связаться с миссис Апджон, – сказал Келси. – Как можно быстрее. У вас есть ее адрес, мисс Булстроуд?

– Конечно. Но мне кажется, она в данный момент за границей... Погодите, я выясню.

Директриса дважды нажала кнопку звонка на столе, потом нетерпеливо подошла к двери и окликнула проходившую мимо девочку:

– Найди мне, пожалуйста, Джулию Апджон, Пола.

– Хорошо, мисс Булстроуд.

– Лучше я уйду до того, как придет эта девочка, – сказал Адам. – Было бы неестественно, если бы я помогал инспектору в расследовании. Ведь он якобы позвал меня сюда, чтобы выведать у меня все, что мне известно. Убедившись, что в данный момент меня не в чем обвинить, он теперь велит мне убираться.

– Убирайтесь и помните, что я буду за вами следить! – прорычал Келси с усмешкой.

– Между прочим, – сказал Адам, обращаясь от двери к мисс Булстроуд, – вы не возражаете, если я слегка злоупотреблю своим положением? Если я, скажем так, завяжу чуть более дружеские отношения с некоторыми из ваших преподавательниц?

– С кем именно?

– Ну, с мадемуазель Бланш, например.

– С мадемуазель Бланш? Вы думаете, она...

– Думаю, ей здесь очень скучно.

– А! – Мисс Булстроуд помрачнела. – Наверное, вы правы. Еще с кем?

– Мне придется перебрать как можно больше кандидаток, – весело ответил Адам. – Если вы обнаружите, что некоторые из ваших девочек ведут себя глупо и украдкой бегают на свидания в сад, прошу вас, верьте, что у меня чисто «шпионские» намерения – если можно так выразиться.

– Вы думаете, что девочки могут что-то знать?

– Все всегда что-нибудь знают, – сказал Адам, – даже если сами не знают, что они это знают.

– Возможно, вы правы.

Раздался стук в дверь, и мисс Булстроуд крикнула:

– Войдите!

Появилась Джулия Апджон, очень запыхавшаяся.

– Входи, Джулия.

Инспектор Келси проворчал:

– Вы можете идти, Гудман. Убирайтесь и продолжайте свою работу.

– Я же вам говорил, что мне ничего не известно, – мрачно ответил Адам. И он вышел, бормоча себе под нос: – Чертово гестапо.

– Простите, что я запыхалась, мисс Булстроуд, – извинилась Джулия. – Я бежала от самого теннисного корта.

– Всё в порядке. Я просто хотела узнать у тебя адрес твоей мамы, то есть как я могу связаться с ней.

– О! Вам придется написать тете Изабель. Мама за границей.

– У меня есть адрес твоей тети. Но мне необходимо связаться с твоей мамой лично.

– Не понимаю, как это можно сделать, – нахмурилась Джулия. – Мама уехала в Анатолию на автобусе.

– На автобусе? – переспросила шокированная мисс Булстроуд.

Джулия энергично закивала:

– Она любит подобные вещи. И, конечно, это ужасно дешево. Немного неудобно, но мама не возражает. По моим подсчетам, она окажется в Ване примерно недели через три.

– Понимаю, да... Скажи мне, Джулия, твоя мама когда-нибудь говорила тебе о том, что увидела здесь какого-то человека, которого знала во время своей военной службы?

– Нет, мисс Булстроуд, кажется, нет... Я даже уверена, что не говорила.

– Твоя мама работала на разведку, не так ли?

– О да. По-моему, маме это нравилось. Мне лично это не кажется таким уж интересным. Она никогда ничего не взрывала. И ее не поймало гестапо. И ей не вырывали ногти на ногах. Ничего такого. Она работала в Швейцарии, кажется, или это была Португалия... Все эти разговоры о старом военном времени навевают скуку, – извиняющимся тоном прибавила Джулия, – и, боюсь, я не всегда внимательно слушаю.

– Ну, спасибо, Джулия. Можешь идти.

– Подумать только! – воскликнула мисс Булстроуд, когда Джулия ушла. – Уехала в Анатолию на автобусе! Эта девочка сказала об этом так, будто сообщила, что ее мать отправилась на автобусе №73 за покупками в «Маршалл & Снелгроув»[15].

Дженнифер шла от теннисного корта к школе в довольно мрачном настроении, помахивая ракеткой. Количество промахов при подаче в то утро ее расстроило. Конечно, все равно с этой ракеткой не добиться твердой подачи. Но, видимо, она в последнее время разучилась подавать. Тем не менее ее удар слева определенно стал лучше. Тренировки Спрингер помогали. Много оснований пожалеть, что учительница умерла.

Дженнифер очень серьезно относилась к теннису. Он был одной из тех вещей, о которых она думала.

– Простите...

Дженнифер испуганно подняла глаза. Хорошо одетая женщина с золотистыми волосами, держащая в руках длинный плоский сверток, стояла в нескольких шагах от нее на дорожке. Дженнифер удивилась, как это она раньше не заметила приближения этой женщины. Ей не пришло в голову, что она могла прятаться за деревом или среди кустов рододендронов и просто вышла из них. Подобная мысль не пришла бы в голову Дженнифер, ведь зачем какая-то женщина станет прятаться в кустах рододендронов и внезапно выходить из них?

Женщина сказала с легким американским акцентом:

– Не могли бы вы подсказать мне, где я могу найти девочку по имени... – она сверилась с листочком бумаги: – ...Дженнифер Сатклифф?

Дженнифер удивилась.

– Я – Дженнифер Сатклифф.

– Ого! Как забавно! Вот так совпадение. В такой большой школе, как эта, я ищу одну девочку и случайно обращаюсь с вопросом к самой этой девочке... А говорят, что такого не бывает.

– Наверное, иногда все-таки бывает, – равнодушно ответила Дженнифер.

– Я сегодня собиралась приехать на ланч к подругам, которые живут недалеко отсюда, – продолжала женщина, – и вчера на вечеринке с коктейлями случайно упомянула о том, что собираюсь сюда, и ваша тетя – или ваша крестная, – у меня такая ужасная память... она назвала мне свое имя, но я его тоже забыла. Во всяком случае, она попросила меня заехать сюда и оставить для тебя новую теннисную ракетку. Она сказала, что ты просила новую ракетку.

Дженнифер засияла. Это показалось ей чудом, не меньше.

– Это, должно быть, моя крестная, миссис Кэмпбелл. Я ее называю тетя Джина. Тетя Розамонд этого не сделала бы. Она никогда не дарит мне ничего, кроме жалких десяти шиллингов на Рождество.

– Да, теперь я вспомнила. Так ее и звали. Кэмпбелл.

Женщина протянула Дженнифер сверток. Та нетерпеливо схватила его. Он был завернут не слишком тщательно. У девочки вырвался радостный возглас, когда она развернула ракетку.

– Ох, это потрясающе! – воскликнула Дженнифер. – Очень хорошая ракетка. Мне так хотелось новую ракетку... Невозможно прилично играть, если у тебя нет приличной ракетки.

– Догадываюсь, что это так.

– Большое вам спасибо, что привезли ее мне, – поблагодарила Дженнифер.

– Меня это нисколько не затруднило. Только, признаюсь, я немного стеснялась. Я всегда стесняюсь в школах. Так много девочек... О, кстати, меня просили взять у тебя старую ракетку. – Она подняла ту, что бросила Дженнифер.

– Твоя тетя... нет, крестная... сказала, что отдаст ее перетянуть. Эту ракетку давно нужно перетянуть, правда?

– Я думаю, не стоит этого делать, – ответила Дженнифер, но довольно рассеянно – она все еще была занята проверкой взмаха и баланса своего нового сокровища.

– Но запасная ракетка никогда не будет лишней, – возразила ее новая знакомая. – О, боже, – она взглянула на часы. – Уже гораздо позднее, чем мне казалось. Я должна бежать.

– У вас есть... вам нужно такси? Я могла бы позвонить...

– Нет, спасибо, дорогая. Моя машина стоит у ворот. Я оставила ее там, чтобы не пришлось разворачиваться на узкой дороге. До свидания. Так приятно было с тобой познакомиться... Надеюсь, ракетка доставит тебе удовольствие.

Она буквально побежала по дорожке к воротам. Дженнифер еще раз крикнула ей вслед:

– Огромное вам спасибо!

Потом, сияя, пошла искать Джулию.

– Посмотри. – Она театрально взмахнула ракеткой.

– Ого! Где ты ее взяла?

– Мне ее прислала крестная. Тетя Джина. Она мне не тетя, но я ее так называю. Она ужасно богатая. Наверное, мама рассказала ей, что я жалуюсь на свою ракетку. Она потрясающая, правда? Надо будет непременно не забыть написать ей и поблагодарить.

– Разумеется, непременно! – добродетельно ответила Джулия.

– Ну, ты же знаешь, как иногда все забывается. Даже то, что ты действительно хочешь сделать... Смотри, Шаиста, – окликнула она приближающуюся к ним девочку, – у меня новая ракетка. Правда, красивая?

– Наверное, она очень дорогая, – сказала Шаиста, с уважением рассматривая ее. – Жаль, что я плохо играю в теннис.

– Ты всегда натыкаешься на мяч.

– Я никогда не знаю, куда полетит мяч, – туманно ответила Шаиста. – Перед возвращением домой надо будет заказать себе в Лондоне хорошие шорты. Или теннисное платье, какое носит американская чемпионка Рут Аллен. Оно мне кажется таким красивым... Наверное, куплю и то, и другое. – И она улыбнулась в радостном предвкушении.

– Шаиста всегда думает только о том, что можно надеть, – с упреком сказала Джулия, когда подруги двинулись дальше. – Как ты считаешь, мы тоже будем такими?

– Наверное, – уныло ответила Дженнифер. – Это будет ужасно скучно.

Они вошли в спортивный павильон, теперь официально освобожденный полицейскими, и Дженнифер осторожно поставила ракетку в свою ячейку.

– Правда, красивая? – спросила она, нежно поглаживая ее.

– Что ты сделала со старой ракеткой?

– О, она ее забрала.

– Кто?

– Та женщина, которая принесла эту. Она встретила тетю Джину на коктейле, и тетя Джина попросила ее привезти мне новую ракетку, потому что она ехала сегодня сюда, и тетя Джина просила забрать старую ракетку, а она отдаст ее перетянуть.

– А, понятно... – Однако Джулия нахмурилась.

– Что от тебя было нужно Быку? – спросила Дженнифер.

– Быку? О, чепуха. Просто мамин адрес. Но у нее нет адреса, потому что она едет на автобусе. Где-то в Турции... Дженнифер, послушай. Твою ракетку не нужно было перетягивать.

– Нет, нужно. Она была похожа на губку.

– Я знаю. Но это же в действительности моя ракетка. То есть мы ведь поменялись. Это мою ракетку нужно было перетянуть. Твоя – та, которая сейчас у меня, – уже была перетянута. Ты сама сказала, что твоя мама отдала ее перетянуть перед тем, как вы уехали за границу.

– Да, правда. – Дженнифер немного растерялась. – Ну, я думаю, эта женщина, кем бы она ни была... мне следовало спросить ее имя, но я была в таком восторге, – просто увидела, что ее нужно перетянуть.

– Но ты говоришь, это она тебе сказала, будто твоя тетя Джина говорила, что ее нужно перетянуть. А твоя тетя Джина не могла считать, что ее надо перетянуть, если не надо было.

– Ох, ну... – Дженнифер потеряла терпение. – Наверное... наверное...

– Наверное – что?

– Возможно, тетя Джина просто подумала, что если я захотела новую ракетку, то это потому, что старая нуждалась в ремонте. Да какое это имеет значение?

– Наверное, никакого, – медленно ответила Джулия. – Но я все равно думаю, что это странно, Дженнифер. Это все равно что... все равно что менять «новые лампы на старые». Как у Аладдина, помнишь?

Дженнифер захихикала:

– Представь себе: потрешь мою старую ракетку – твою старую ракетку, – и появится джинн! Если бы ты потерла лампу и явился джинн, что бы ты у него попросила, Джулия?

– Много всего, – в восторге выдохнула Джулия. – Магнитофон, немецкую овчарку, или, может, дога, и сто тысяч фунтов, и черное атласное бальное платье, и... о, много других вещей... А ты?

– Я и не знаю, – ответила Дженнифер. – Теперь, когда у меня есть потрясающая новая ракетка, мне больше ничего не надо.

Глава 13
КАТАСТРОФА

Третьи выходные после начала семестра прошли по обычному плану. Это первые выходные, во время которых родителям разрешается забирать учениц из школы. В результате Мидоубэнк почти опустел.

В это воскресенье в школе должно было остаться и в полдень прийти в столовую только двадцать девочек. Некоторые сотрудницы тоже уехали на выходные и собирались вернуться поздно вечером в воскресенье или рано утром в понедельник. В эти дни сама мисс Булстроуд предполагала уехать из школы. Это было необычно, так как не в ее привычках было покидать школу в течение семестра. Но у нее имелись на то свои причины. Она собиралась поехать к герцогине Уэлшем в Уэлсингтон-Эбби. Герцогиня особенно настаивала на этом, прибавив, что туда приедет Генри Бэнкс. Последний был председателем правления школы, крупным промышленником и одним из первых организаторов школы. Поэтому такое приглашение было почти приказом. Правда, мисс Булстроуд не позволила бы собой командовать, если бы не захотела. Но в данном случае она обрадовалась этому приглашению. Ее отношение к герцогиням нельзя было назвать безразличным, а герцогиня Уэлшем имела большое влияние, да и ее собственные дочери учились в Мидоубэнке. Директриса также особенно обрадовалась возможности поговорить с Генри Бэнксом о будущем школы, а также лично рассказать ему о недавних трагических событиях.

Благодаря влиятельным связям Мидоубэнка убийство мисс Спрингер освещалось в прессе очень тактично. Оно подавалось скорее как печальная смерть от несчастного случая, а не как загадочное убийство. Создавалось впечатление – хоть прямо этого и не говорилось, – что, возможно, в спортивный павильон проникли какие-то молодые хулиганы и что смерть мисс Спрингер была скорее случайной, а не запланированной. Туманно писали, что некоторых молодых людей попросили прийти в полицейский участок и «помочь полиции». Сама мисс Булстроуд стремилась развеять то неблагоприятное впечатление, которое могло возникнуть у этих двух влиятельных покровителей школы. Она знала, что они хотят обсудить ранее сделанный ею завуалированный намек на то, что она собирается уйти в отставку. И герцогиня, и Генри Бэнкс хотели убедить ее остаться на посту. Теперь настал подходящий момент, считала мисс Булстроуд, предъявить им кандидатуру Элинор Ванситтарт, рассказать, какой она великолепный человек и как хорошо подходит для продолжения традиций Мидоубэнка.

В субботу утром мисс Булстроуд как раз заканчивала диктовать письма мисс Шапленд, когда зазвонил телефон. Энн взяла трубку.

– Звонят от эмира Ибрагима, мисс Булстроуд. Он остановился в отеле «Кларидж» и хотел бы завтра взять к себе Шаисту.

Мисс Булстроуд взяла у нее трубку и коротко переговорила с секретарем эмира. Шаиста будет готова в любое время, начиная с половины двенадцатого утром в воскресенье, сказала она. Девочка должна вернуться в школу к восьми часам вечера.

Директриса положила трубку и сказала:

– Я бы хотела, чтобы восточные родители иногда предупреждали нас раньше. Уже имелась договоренность, что Шаиста завтра поедет вместе с Жизель д'Обрей. Теперь поездку придется отменить... Мы ответили на все письма?

– Да, мисс Булстроуд.

– Хорошо, тогда я могу ехать с чистой совестью. Напечатайте их и отошлите, а потом вы тоже свободны на эти дни. Вы не понадобитесь мне до полудня в понедельник.

– Спасибо, мисс Булстроуд.

– Повеселитесь, дорогая.

– Это я и собираюсь сделать, – ответила Энн.

– Молодой человек?

– Ну... да. – Девушка слегка покраснела. – Но ничего серьезного.

– Значит, должно быть что-то серьезное. Если собираетесь выйти замуж, не откладывайте слишком надолго.

– О, это всего лишь старый друг. Ничего захватывающего.

– Захватывающее, – предостерегающе сказала мисс Булстроуд, – не всегда хороший фундамент для супружеской жизни. Пришлите ко мне мисс Чедвик, пожалуйста.

Мисс Чедвик вбежала в комнату.

– Эмир Ибрагим, дядя Шаисты, завтра собирается забрать ее, Чедди. Если он приедет сам, скажи ему, что она делает успехи.

– Она не слишком сообразительна, – заметила мисс Чедвик.

– Интеллектуально она не созрела, – согласилась мисс Булстроуд. – Но у нее удивительно зрелый ум в других отношениях. Иногда, когда с ней разговариваешь, кажется, что это женщина лет двадцати пяти. Полагаю, это из-за светской жизни, которую она вела. Париж, Тегеран, Каир, Стамбул и все остальное... В нашей стране мы склонны продлевать детство нашим детям. Мы считаем достоинством, когда можно о ком-то сказать: «Она совсем еще ребенок». А это не достоинство. Это серьезная помеха в жизни.

– Не могу с тобой полностью согласиться в этом, дорогая, – ответила мисс Чедвик. – А сейчас я пойду и сообщу Шаисте о дяде. Ты поезжай на выходные и ни о чем не беспокойся.

– О, я и не буду, – заверила ее мисс Булстроуд. – Представляется хороший случай оставить Элинор Ванситтарт в роли руководителя и посмотреть, как она себя проявит. С тобой и с ней во главе не может быть никаких сбоев.

– Надеюсь. Пойду и найду Шаисту.

Девочка казалась удивленной и совсем не обрадовалась, услышав, что ее дядя приехал в Лондон.

– Он хочет меня завтра увезти? – проворчала она. – Но, мисс Чедвик, мы ведь уже договорились, чтобы я поехала вместе с Жизель д'Обрей и ее мамой.

– Боюсь, тебе придется поехать с ними в другой раз.

– Но мне гораздо больше хочется поехать с Жизель, – сердито возразила Шаиста. – С моим дядей совсем не весело. Он ест, а потом стонет, и все это очень скучно.

– Ты не должна так говорить. Это невежливо, – сказала мисс Чедвик. – Твой дядя приехал в Англию всего на неделю, как я поняла, и естественно, он хочет тебя повидать.

– Возможно, он устроил для меня новый брак, – сказала Шаиста, и ее лицо прояснилось. – Это было бы здорово.

– В этом случае он, несомненно, тебе об этом расскажет. Но пока ты слишком молода, чтобы выйти замуж. Сначала ты должна закончить образование.

– Образование – это очень скучно, – сказала Шаиста.

Наступило воскресное утро, ясное и безмятежное. Мисс Шапленд уехала вскоре после отъезда мисс Булстроуд в субботу. Мисс Джонсон, мисс Рич и мисс Блейк отбыли утром в воскресенье.

Мисс Ванситтарт, мисс Чедвик, мисс Роуэн и мадемуазель Бланш остались в школе за старших.

– Надеюсь, все девочки не будут слишком много болтать, – с сомнением сказала мисс Чедвик. – Я имею в виду – насчет мисс Спрингер.

– Будем надеяться, – ответила Элинор Ванситтарт, – что обо всем этом скоро забудут. – И прибавила: – Если кто-нибудь из родителей заговорит со мной об этом, я сменю тему. Я считаю, лучше всего твердо придерживаться этой линии.

В 10 часов девочки пошли в церковь в сопровождении мисс Ванситтарт и мисс Чедвик. Четырех девочек, католичек, под присмотром Анжелы Бланш отправили в религиозное учреждение конкурентов. Затем, в половине двенадцатого, на подъездной дорожке начали появляться автомобили. Мисс Ванситтарт, изящная, элегантная, полная достоинства, стояла в холле. Она улыбкой приветствовала матерей, выдавала им дочерей и умело уходила от любых нежелательных разговоров о недавней трагедии.

– Ужасно, – отвечала она, – да, совершенно ужасно, но, вы понимаете, мы здесь об этом не говорим. Все эти юные умы – так жаль, что они об этом размышляют.

Чедди тоже была на месте, здоровалась со старыми подругами из числа родительниц, обсуждала планы на каникулы и с любовью отзывалась об их дочерях.

– В самом деле, тетя Изабель могла бы приехать и забрать меня на выходной, – сказала Джулия, которая стояла вместе с Дженнифер, прижавшись носом к окну одного из классов, и смотрела на приезжающие и отъезжающие машины на подъездной дорожке.

– Мама собирается взять меня на следующей неделе, – сообщила Дженнифер. – В эти выходные у папы в гостях какие-то важные люди, поэтому она не смогла приехать.

– Вот идет Шаиста, – сказала Джулия, – разоделась во все самое лучшее для поездки в Лондон... Ого-го, ты посмотри на ее каблуки! Держу пари, старой Джонсон не нравятся эти туфли.

Шофер в ливрее открывал дверцу большого «Кадиллака». Шаиста забралась в автомобиль, и ее увезли.

– Ты можешь поехать вместе со мной в следующие выходные, если хочешь, – предложила Дженнифер. – Я сказала маме, что у меня есть подруга, которую я хотела бы привезти к нам.

– Я бы очень хотела, – ответила Джулия. – Посмотри, как Ванситтарт выполняет свои обязанности.

– Ужасно элегантная, правда? – сказала Дженнифер.

– Не знаю, почему, – произнесла Джулия, – но у меня это почему-то вызывает смех. Она просто копия мисс Булстроуд, правда? Очень хорошая копия, но больше напоминает пародию в исполнении Джойс Гренфелл или еще кого-нибудь.

– Вон мама Пэм, – показала Дженнифер. – Она привезла мальчишек. Как они все помещаются в этом крохотном «Моррис Майнор», не представляю.

– Они поедут на пикник, – заметила Джулия. – Посмотри на все эти корзинки.

– Что ты собираешься делать после обеда? – спросила Дженнифер. – Наверное, нет необходимости писать маме на этой неделе, если я увижусь с ней на следующей, как ты считаешь?

– Тебе лень писать письма, Дженнифер.

– Никогда не могу придумать, о чем писать, – пожаловалась девочка.

– А я могу, – сказала Джулия. – Я много чего могу придумать и написать. – Она мрачно прибавила: – Только сейчас мне и писать-то некому.

– А как же твоя мама?

– Я тебе говорила, она уехал в Анатолию на автобусе. Невозможно писать письма людям, которые едут в Анатолию на автобусе. По крайней мере, им нельзя писать все время.

– А куда ты пишешь, если все-таки пишешь?

– О, в разные консульства. Она оставила мне список. Стамбул идет первым, потом Анкара, а потом какое-то смешное название. Интересно, зачем Забияке понадобилось так срочно связаться с мамой? – прибавила она. – Она выглядела очень огорченной, когда я сказала, что мама уехала.

– Это не из-за тебя, – сказала Дженнифер. – Ты ведь ничего ужасного не сделала, правда?

– По крайней мере, мне об этом неизвестно, – ответила Джулия. – Возможно, она хотела сообщить ей о Спрингер.

– Зачем это ей? – удивилась Дженнифер. – По-моему, она была бы только рада, если бы хоть одна мать не знала о Спрингер.

– Ты хочешь сказать, матери могут испугаться, что их дочерей тоже убьют?

– Не думаю, что моя мама настолько глупая, – ответила Дженнифер. – Но она действительно разволновалась из-за этого.

– Если хочешь знать мое мнение, – задумчиво произнесла Джулия, – я считаю, что нам многого не рассказали о Спрингер.

– Чего именно?

– Ну, по-видимому, происходят странные вещи. Например, твоя новая теннисная ракетка...

– О, я собиралась тебе сказать, – вспомнила Дженнифер. – Я написала и поблагодарила тетю Джину, и сегодня утром получила от нее письмо, где она пишет: она очень рада, что я получила новую ракетку, но она мне ее не посылала.

– Я тебе говорила, что эта история с ракеткой очень странная, – торжествующе воскликнула Джулия, – и к тому же кто-то залез к вам в дом, правда?

– Да, но ничего не взяли.

– Это еще интереснее. Я думаю, – прибавила Джулия задумчиво, – что у нас скоро может произойти второе убийство.

– Ох, в самом деле, Джулия, почему у нас должно произойти второе убийство?

– Ну, в книгах обычно бывает второе убийство, – сказала девочка. – Я думаю, Дженнифер, что тебе следует быть ужасно осторожной, чтобы тебя тоже не убили.

– Меня? – удивилась Дженнифер. – Зачем кому-то убивать меня?

– Потому что ты каким-то образом во всем этом замешана, – ответила Джулия. И прибавила задумчиво: – Мы должны попробовать выведать у твоей мамы побольше на следующей неделе, Дженнифер. Возможно, кто-то вручил ей какие-то секретные бумаги в Рамате.

– Какого рода секретные бумаги?

– Ох, откуда мне знать, – ответила Джулия. – Планы или формулы новой атомной бомбы... Что-то в этом роде.

Но у Дженнифер был недоверчивый вид.

Мисс Ванситтарт и мисс Чедвик сидели в учительской, когда вошла мисс Роуэн и сказала:

– Где Шаиста? Я ее нигде не могу найти. Автомобиль эмира только что приехал за ней.

– Что? – Чедди удивленно подняла взгляд. – Это, должно быть, какая-то ошибка. Автомобиль эмира приехал за ней примерно сорок пять минут назад. Я сама видела, как Шаиста в него села и уехала. Она уехала одной из первых.

Элинор Ванситтарт пожала плечами.

– Наверное, машину заказали дважды, – сказала она.

Учительница сама вышла и поговорила с шофером.

– Должно быть, тут какая-то ошибка, – сказала она. – Молодая леди уже уехала в Лондон три четверти часа назад.

Шофер удивился:

– Полагаю, произошла ошибка, если вы так говорите, мадам. Мне точно отдали распоряжение ехать в Мидоубэнк за юной леди.

– Наверное, иногда происходит путаница, – сказала мисс Ванситтарт.

Шофер выглядел невозмутимым и не слишком удивленным.

– Сплошь и рядом, – согласился он. – Кто-то принимает сообщение, записывает. Потом забывает. И тому подобные вещи. Но мы в нашей фирме гордимся тем, что не делаем ошибок. Конечно, с позволения будет сказано, никогда не знаешь с этими восточными джентльменами. Иногда у них очень большая свита, и приказы отдают дважды и даже трижды. Думаю, так и произошло в данном случае.

Он ловко развернул автомобиль и уехал.

Мисс Ванситтарт пару секунд постояла в сомнениях, но потом решила, что беспокоиться не о чем, и начала с удовольствием предвкушать спокойный вечер.

После второго завтрака немногие оставшиеся в школе девочки писали письма или бродили по территории. Поиграли в теннис, поплавали в бассейне под бдительным присмотром. Мисс Ванситтарт взяла свою авторучку и блокнот и села в тени кедра. Когда в половине пятого зазвонил телефон, к нему подошла мисс Чедвик.

– Школа Мидоубэнк? – произнес голос воспитанного молодого англичанина. – Можно попросить мисс Булстроуд?

– Мисс Булстроуд сегодня отсутствует. Говорит мисс Чедвик.

– О, я звоню насчет одной из ваших учениц. Я говорю из отеля «Кларидж», из апартаментов эмира Ибрагима.

– Вот как? Вы насчет Шаисты?

– Да. Эмир очень раздражен тем, что не получил никакого сообщения.

– Сообщения? Почему он должен был получить сообщение?

– Ну, чтобы оповестить его о том, что Шаиста не может приехать или не собирается приехать.

– Не собирается? Вы хотите сказать, что она не приехала?

– Нет, нет, она не приехала. Значит, она уехала из Мидоубэнка?

– Да. За ней пришла машина сегодня утром – около половины двенадцатого, по-моему, – и она уехала.

– Это очень странно, потому что здесь ее нет... Лучше мне позвонить на фирму, которая поставляет автомобили эмиру.

– О, господи, – сказала мисс Чедвик. – Очень надеюсь, что не произошла дорожная авария.

– Давайте не будем предполагать самое худшее, – жизнерадостно ответил молодой человек. – Я думаю, вы бы об этом узнали, если бы произошла авария. Или мы. На вашем месте я бы не волновался.

Но мисс Чедвик все же встревожилась.

– Мне это кажется очень странным, – сказала она.

– Полагаю... – Молодой человек заколебался.

– Да? – спросила мисс Чедвик.

– Ну, мне не очень хочется высказывать это предположение эмиру, но строго между нами... не вертится ли там вокруг нее какой-нибудь дружок?

– Конечно, нет, – с достоинством ответила мисс Чедвик.

– Нет-нет, я и не думал, что дело в этом, но... никогда не знаешь с девочками, правда? Я сталкивался с такими случаями, которые вас бы удивили.

– Могу вас заверить, – с достоинством произнесла мисс Чедвик, – но подобное совершенно невозможно.

Однако невозможно ли это? Можно ли быть уверенной с девочками?

Она положила трубку и очень неохотно отправилась искать мисс Ванситтарт. Не было оснований считать, что та лучше справится с этой ситуацией, чем она сама, но мисс Чедвик чувствовала потребность посоветоваться с кем-нибудь. Мисс Ванситтарт сразу же сказала:

– Второй автомобиль?

Они посмотрели друг на друга.

– Вы считаете, – медленно произнесла Чедди, – что нам следует обратиться в полицию?

– Только не в полицию. – Элинор Ванситтарт была шокирована.

– Она же говорила, вы знаете, что ее могут попытаться похитить, помните?

– Похитить ее? Ерунда! – резко ответила мисс Ванситтарт.

– Вы не думаете... – настаивала мисс Чедвик.

– Мисс Булстроуд оставила меня здесь за старшую, – сказала Элинор, – и я, конечно, не позволю ничего подобного. Нам здесь не нужны новые неприятности с полицией.

Мисс Чедвик посмотрела на нее без симпатии. Она подумала, что мисс Ванситтарт ведет себя глупо и недальновидно. Учительница вернулась в дом и позвонила в резиденцию герцогини Уэлшем. К несчастью, все куда-то ушли.

Глава 14
МИСС ЧЕДВИК НЕ СПИТСЯ

Мисс Чедвик мучила тревога. Она вертелась с боку на бок в своей постели, считала овец и применяла другие, проверенные временем способы уснуть. Все напрасно.

В восемь часов, когда Шаиста не вернулась и от нее не было никаких новостей, мисс Чедвик взяла это дело в свои руки и позвонила инспектору Келси. Она испытала облегчение, узнав, что он не считает эту ситуацию слишком серьезной. Инспектор заверил ее, что она может доверить все ему. Ему будет нетрудно проверить, не случилась ли дорожная авария. После этого он свяжется с Лондоном. Будет сделано все необходимое. Возможно, сама девочка решила погулять. Полицейский посоветовал мисс Чедвик как можно меньше говорить об этом в школе. Пусть думают, что Шаиста осталась ночевать у дяди в «Кларидже».

– Меньше всего вам или мисс Булстроуд нужна огласка, – сказал Келси. – Вероятность того, что девочку похитили, очень мала. Поэтому не волнуйтесь, мисс Чедвик. Предоставьте все нам.

Но мисс Чедвик все же волновалась.

Лежа в постели без сна, она мысленно перебирала все возможности, от похищения до убийства.

Убийство в Мидоубэнке. Это ужасно! Невероятно! Мидоубэнк... Любимый Мидоубэнк мисс Чедвик... Возможно, она любит его даже больше, чем мисс Булстроуд, хоть и несколько иначе. Это было такое рискованное, требующее смелости предприятие... Преданно следуя за мисс Булстроуд в этом полном опасностей начинании, она несколько раз поддавалась панике. А вдруг их постигнет неудача? У них ведь не было большого капитала. Если они не добьются успеха, если им откажут в поддержке... Мисс Чедвик всегда тревожилась, всегда могла придумать многочисленные «если». Мисс Булстроуд получала удовольствие от этого приключения, от его рискованности, а Чедди – нет. Иногда, страдая от дурных предчувствий, она умоляла вести Мидоубэнк по более стандартному курсу. Так будет безопаснее, настаивала она. Но мисс Булстроуд не интересовала безопасность. У нее имелось собственное представление о том, какой должна быть эта школа, и она без страха претворяла его в жизнь. И ее смелость оправдала себя. Но, ох, какое облегчение испытала Чедди, когда успех был достигнут! Когда Мидоубэнк превратился, окончательно превратился в великолепное английское учебное заведение. Именно тогда она прониклась такой огромной любовью к Мидоубэнку. Сомнения, страхи, тревоги – все покинуло ее. Восторжествовали спокойствие и процветание. Она нежилась в лучах процветания Мидоубэнка, как мурлыкающая бездомная кошка. И была очень огорчена, когда мисс Булстроуд впервые заговорила о своем желании уйти на покой. Уйти теперь, когда все так прекрасно? Что за безумие!.. Мисс Булстроуд говорила о путешествиях, о том, как много можно повидать в целом мире. Чедди это не интересовало. Ничто и нигде не могло быть так хорошо, как в Мидоубэнке! Ей казалось, что ничто не может повлиять на благосостояние Мидоубэнка... А теперь – убийство!

Такое ужасное, жестокое слово, прилетевшее из внешнего мира, подобно грубому штормовому ветру... «Убийство», слово, которое у мисс Чедвик ассоциировалось только с малолетними преступниками, вооруженными пружинными ножами, или со злонамеренными врачами, которые травят ядом своих жен. Но убийство здесь, в школе, и не просто в школе – в Мидоубэнке... Невероятно.

Правда, мисс Спрингер... бедная мисс Спрингер, естественно, это не ее вина, – но вопреки логике Чедди чувствовала, что она, наверное, в чем-то виновата. Она не знала традиций Мидоубэнка. Бестактная женщина. Наверное, она каким-то образом спровоцировала убийство... Мисс Чедвик перевернулась на другой бок, перевернула подушку, сказала себе: «Я не должна продолжать думать обо всем этом. Может, мне лучше встать и принять аспирин. Попробую посчитать до пятидесяти...»

Прежде чем она добралась до пятидесяти, ее мысли снова вернулись в ту же колею. Тревога. Попадет ли все это – и, возможно, похищение тоже – в газеты? А родители прочтут и поспешат забрать своих дочерей...

Господи, она просто должна успокоиться и уснуть. Который час? Мисс Чедвик зажгла свет и посмотрела на свои часики. Еще только без четверти час. Примерно в это время бедная мисс Спрингер... Нет, она больше не станет думать об этом. И как глупо со стороны мисс Спрингер было пойти туда одной, никого не разбудив...

– Господи, – сказала мисс Чедвик. – Мне нужно принять аспирин.

Она встала с постели, подошла к умывальнику и запила две таблетки аспирина водой. Возвращаясь обратно, отодвинула занавеску на окне и выглянула наружу. Она сделала это, скорее чтобы удостовериться, чем по какой-то другой причине. Ей хотелось убедиться, что, конечно, в спортивном павильоне больше никогда не будет ночью гореть свет.

Но он горел.

Через минуту Чедди начала действовать. Она сунула ноги в удобные туфли, натянула теплую куртку, взяла свой электрический фонарик и бросилась из комнаты вниз по лестнице. Только что она винила мисс Спрингер в том, что та не позвала никого на подмогу, когда отправилась посмотреть, в чем дело, но ей самой не пришло в голову это сделать. Ей только не терпелось добраться до павильона и выяснить, кто туда проник. Она все-таки задержалась, чтобы схватить оружие – возможно, не очень хорошее, но своего рода оружие, – а потом вышла из боковой двери и быстро пошла по дорожке через кусты. Мисс Чедвик запыхалась, но была полна решимости. Только оказавшись наконец у двери, она замедлила шаг и стала двигаться осторожнее. Дверь была слегка приоткрыта. Женщина приоткрыла ее чуть больше и заглянула внутрь...

Примерно в то время, когда мисс Чедвик встала с постели за аспирином, Энн Шапленд, очень привлекательная в своем черном платье для танцев, сидела за столом в «Ле Нид Соваж», ела жареного цыпленка и улыбалась сидящему напротив молодому человеку. Милый Деннис, думала Энн, всегда совершенно одинаковый. Именно этого я просто не смогла бы вынести, если бы вышла за него замуж. Все равно, он очень милый... Вслух же она сказала:

– Как это весело, Деннис. Такая замечательная перемена.

– Как тебе новая работа? – спросил Деннис.

– Ну, собственно говоря, мне она скорее нравится.

– Мне кажется, она не совсем тебе подходит.

Энн рассмеялась:

– Я бы не смогла точно сказать, что мне подходит. Я люблю разнообразие, Деннис.

– Никогда не мог понять, почему ты бросила работу у старого сэра Мервина Тодхантера.

– Ну, главным образом из-за сэра Мервина Тодхантера. Внимание, которое он мне оказывал, начало раздражать его жену. А часть моей политики в том, чтобы никогда не раздражать жен. Они могут очень сильно навредить, знаешь ли.

– Ревнивые кошки, – заметил Деннис.

– Ну, не совсем так, – возразила Энн. – Я скорее на стороне жен. Во всяком случае, мне леди Тодхантер нравилась гораздо больше старого Мервина... Почему тебя удивляет моя теперешняя работа?

– О, эта школа... Ты совсем не склонна к преподаванию, по-моему.

– Мне бы очень не понравилось преподавать в школе. Терпеть не могу сидеть взаперти. Жить в замкнутом пространстве среди многочисленных женщин... Но работать секретаршей в такой школе, как Мидоубэнк, очень весело. Это действительно уникальное место. И мисс Булстроуд уникальна. Она действительно личность, могу тебе сказать. Взгляд ее серо-стальных глаз пронизывает тебя насквозь и видит твои самые сокровенные тайны. При ней все время словно стоишь на цыпочках. Терпеть не могу делать ошибки в письмах, которые ей отношу. О да, она, несомненно, личность.

– Мне бы хотелось, чтобы тебе надоело менять места работы, – сказал Деннис. – Уже пора тебе, Энн, прекратить скакать с места на место, работая то там, то здесь, и осесть где-то.

– Ты очень милый, Деннис, – сказала Энн уклончиво.

– Мы могли бы жить очень хорошо, знаешь ли.

– Наверное, – ответила Энн, – но я пока не готова. И в любом случае, понимаешь, есть моя мама.

– Да, я... собирался поговорить с тобой об этом.

– О моей маме? Что ты собирался сказать?

– Ну, Энн, знаешь, я считаю, что ты чудесная. То, как ты находишь интересную работу, а потом все бросаешь и едешь домой, к ней...

– Ну, мне приходится время от времени, когда у нее начинается серьезное обострение.

– Я знаю. Как я сказал, я считаю, что ты ведешь себя чудесно. Но все равно, в наше время есть места, очень хорошие места, где... где за такими людьми, как твоя мать, хорошо ухаживают, и тому подобное. Не просто сумасшедшие дома.

– И стоят они целое состояние, – ответила Энн.

– Нет-нет, не обязательно. Даже в системе здравоохранения...

В голосе Энн появились горькие нотки:

– Да, когда-нибудь дойдет и до этого. Но пока у меня есть милая старушка, которая живет с мамой и обычно хорошо справляется. Мама вполне здраво мыслит по большей части. А когда она... становится другой, я возвращаюсь и прихожу на помощь.

– Она не... она никогда?..

– Ты хочешь спросить – не агрессивна, Деннис? У тебя такое зловещее воображение... Нет. Моя дорогая мамочка не бывает агрессивной. Она просто теряет ощущение реальности. Забывает, где находится, кто она, и хочет отправиться на долгую прогулку, а потом может вскочить в поезд или в автобус и уехать куда-то... Все это трудно, ты понимаешь. Иногда один человек не может с этим справиться. Но она вполне счастлива, даже когда теряет ощущение реальности. И иногда бывает очень смешной. Помню, как она сказала: «Энн, дорогая, все это так сбивает с толку. Я знала, что еду в Тибет, а потом оказалось, что я сижу в отеле, в Дувре, и представления не имею, как попасть туда. Тогда я подумала: зачем я еду в Тибет? Лучше я поеду домой. Но я не могла вспомнить, как давно я уехала из дома. Очень неловко, дорогая, когда плохо что-то помнишь». Мама относится ко всему этому с юмором. Я хочу сказать, что она сама понимает юмор ситуации.

– Я с нею так и не познакомился, – начал Деннис.

– Я не поощряю ее знакомства с другими людьми, – сказала Энн. – Это одна из тех вещей, которые можно сделать для близкого человека. Защитить их от... ну, от любопытства и жалости.

– Это не любопытство, Энн.

– Нет, я не думаю, что с твоей стороны это любопытство. Но это была бы жалость. Я этого не хочу.

– Я тебя понимаю.

– Но если ты думаешь, что мне неприятно время от времени уходить с работы и уезжать на неопределенное время домой, то это не так. Я никогда не хотела слишком прочно привязаться к чему-то. Даже когда поступила на первую работу после учебы на секретаря. Я считала, что главное – это очень хорошо зарекомендовать себя на работе. Тогда, если очень хорошо себя проявишь, ты можешь выбирать место работы. Ты видишь разные места и разный образ жизни. В данный момент я вижу жизнь школы. Взгляд на лучшую школу Англии изнутри! Думаю, я останусь здесь примерно года на полтора.

– Тебя никогда и ничто не захватывает глубоко, правда, Энн?

– Да, – задумчиво ответила Энн. – Наверное. Думаю, я – из тех людей, которые рождены наблюдателями. Или скорее я – как комментатор на радио.

– Ты такая отстраненная, – мрачно произнес Деннис. – Ничего и никого очень сильно не любишь.

– Надеюсь, когда-нибудь полюблю, – обнадежила его Энн.

– Я более или менее понимаю, как ты мыслишь и чувствуешь.

– Сомневаюсь, – ответила Энн.

– Во всяком случае, я не думаю, что ты продержишься год. Тебе наскучат все эти женщины, – сказал Деннис.

– Там есть очень симпатичный садовник, – сказала Энн и рассмеялась, увидев выражение лица Денниса. – Взбодрись, я только пытаюсь вызвать у тебя ревность.

– А как насчет того, что там убили одну из учительниц?

– О, это... – Лицо Энн стало серьезным и задумчивым. – Это странно, Деннис. Очень странно. Учительница физкультуры... Тебе знаком этот тип. «Я – простая учительница физкультуры». Думаю, за этим скрывается гораздо больше, чем нам пока известно.

– Ты не лезь ни в какие неприятности.

– Легко сказать. У меня никогда не было случая проявить свои шпионские способности... Думаю, у меня они очень большие.

– Брось, Энн.

– Дорогой, я не собираюсь следить за опасными преступниками. Я просто собираюсь... сделать несколько логических выводов. Почему и кто. И для чего. Что-то в этом роде. Я наткнулась на одну очень интересную информацию...

– Энн!

– Не надо смотреть так страдальчески. Только она, кажется, не относится к делу, – задумчиво сказала Энн. – До какого-то момента все хорошо совпадает. А потом вдруг раз – и нет. – Она весело прибавила: – Возможно, произойдет второе убийство, и все немного прояснится.

Именно в этот момент мисс Чедвик распахнула дверь спортивного павильона.

Глава 15
УБИЙСТВО ПОВТОРЯЕТСЯ

– Поехали, – сказал инспектор Келси, входя в комнату с мрачным видом. – Еще одно.

– Что еще одно? – вскинул голову Адам.

– Еще одно убийство, – ответил инспектор Келси. Он первым вышел из комнаты, молодой человек последовал за ним. Они сидели в комнате у Адама, пили пиво и обсуждали разные возможные варианты, когда Келси позвали к телефону.

– Кто это? – спросил Адам, спускаясь по лестнице следом за инспектором Келси.

– Еще одна учительница – мисс Ванситтарт.

– Где?

– В спортивном павильоне.

– Опять там... Что такого в этом спортивном павильоне?

– На этот раз лучше вы проведите предварительный осмотр, – сказал инспектор Келси. – Может быть, ваш метод поиска будет более успешным, чем наш. Должно же что-то быть в этом спортивном павильоне, иначе почему там всех убивают?

Они с Адамом сели в машину.

– Полагаю, доктор будет там раньше нас. Ему добираться не так далеко.

Как будто повторяется дурной сон, подумал Келси, входя в ярко освещенный спортивный павильон. Там снова лежал труп, а возле него на коленях стоял врач. Снова врач поднялся с колен.

– Убита около получаса назад, – сказал он. – Самое большее – сорок минут назад.

– Кто ее обнаружил? – спросил Келси.

Заговорил один из полицейских:

– Мисс Чедвик.

– Это та, пожилая, да?

– Да. Она увидела свет, пришла сюда и нашла ее мертвой. Добралась обратно до дома, и у нее началось что-то вроде истерики. Нам позвонила заведующая хозяйством, мисс Джонсон.

– Понятно, – отозвался Келси. – Как ее убили? Опять застрелили?

Врач покачал головой.

– Нет. На этот раз ударили сзади по голове. Возможно, дубинкой или мешком с песком. Чем-то вроде этого.

На полу у двери лежала клюшка для гольфа со стальной головкой. Это был единственный предмет, который казался лежащим не на своем месте.

– А вот это? – указал на него Келси. – Ее могли ударить этим?

Доктор покачал головой:

– Невозможно. На ней нет никаких следов... Нет, это определенно была тяжелая резиновая дубинка или мешок с песком, что-то в этом роде.

– Что-то... профессиональное?

– Да, вероятно. Кто бы это ни сделал, на этот раз он не хотел поднимать шума. Подошел к ней сзади и ударил по затылку. Она упала вперед и, похоже, так и не узнала, что ее ударило.

– Что она делала?

– Вероятно, стояла на коленях, – ответил доктор. – Стояла на коленях перед этим шкафчиком...

Инспектор подошел к шкафчику и посмотрел на него.

– На нем стоит имя девочки, полагаю, – сказал он. – Шаиста... дайте вспомнить – это та египетская девочка, да? Ее высочество принцесса Шаиста. – Он повернулся к Адаму: – Все сходится, а? Погодите минутку, это та самая девочка, об исчезновении которой сообщили сегодня утром?

– Правильно, сэр, – ответил сержант. – За нею заехала машина, и все подумали, что ее прислал ее дядя, который остановился в Лондоне, в отеле «Кларидж». Она села в нее и уехала.

– Больше не было никаких сообщений?

– Пока нет, сэр. Мы начали поиски. И Скотленд-Ярд подключился.

– Простой и хороший способ похищения, – заметил Адам. – Никакой борьбы, никаких криков. Нужно только знать, что девочка ждет посланную за ней машину, и необходимо только выглядеть шофером из высшего общества и приехать сюда раньше настоящей машины. Девочка без всяких опасений сядет в машину, и ее увезут, не вызвав у нее никаких подозрений.

– Нигде не нашли брошенный автомобиль? – спросил Келси.

– У нас нет таких сведений, – ответил сержант. – Как я сказал, этим сейчас занимается Скотленд-Ярд, – прибавил он, – и Особый отдел.

– Это может вызвать небольшой политический скандал, – сказал инспектор. – Я ни минуты не сомневаюсь, что им не удастся вывезти ее из страны.

– Зачем ее понадобилось похищать? – спросил доктор.

– Бог его знает, – мрачно ответил Келси. – Она говорила мне, что боится быть похищенной. И я, должен со стыдом признаться, подумал, что она просто набивает себе цену...

– Я тоже так подумал, когда вы мне об этом рассказали, – сказал Адам.

– Беда в том, что мы мало знаем, – продолжал Келси. – Слишком уж много непонятных деталей. – Он огляделся. – Ну, по-видимому, здесь мне больше нечего делать. Продолжайте обычную работу – фотографии, отпечатки пальцев и прочее. Лучше я пойду в дом.

В доме его приняла мисс Джонсон. Она была потрясена, но сохранила самообладание.

– Это кошмар, инспектор, – сказала женщина. – Убиты две наши учительницы. Бедная мисс Чедвик в ужасном состоянии.

– Я бы хотел повидаться с нею как можно скорее.

– Доктор дал ей какое-то лекарство, и она теперь гораздо спокойнее. Вас отвести к ней?

– Да, через пару минут. Прежде всего расскажите мне все, что сможете, о том, где вы видели мисс Ванситтарт в последний раз.

– Я весь день ее не видела, – ответила мисс Джонсон. – Меня не было. Я вернулась обратно почти в одиннадцать часов и прошла сразу же к себе в комнату. И легла спать.

– Вы, случайно, не посмотрели в окно в сторону спортивного павильона?

– Нет. Нет, я об этом даже не подумала. Я провела этот день у моей сестры, с которой уже давно не виделась, и мои мысли были заняты домашними новостями. Я приняла ванну и легла, почитала книгу, выключила свет и уснула. И проснулась только тогда, когда ко мне вбежала мисс Чедвик, белая, как бумага, и вся трясущаяся...

– Мисс Ванситтарт сегодня тоже отсутствовала?

– Нет, она была здесь. Она отвечала за школу. Мисс Булстроуд уехала.

– Кто еще был здесь из учительниц?

Мисс Джонсон на секунду задумалась.

– Мисс Ванситтарт, мисс Чедвик, учительница французского языка, мадемуазель Бланш, мисс Роуэн.

– Понятно. Ну, думаю, теперь вам лучше проводить меня к мисс Чедвик.

Последняя сидела в кресле у себя в комнате. Хотя ночь была теплой, включили один электрический камин, а колени ее закутали пледом. Она повернула к инспектору Келси мертвенно-бледное лицо.

– Она умерла, действительно умерла? Она не может еще... прийти в себя?

Келси медленно покачал головой.

– Это так ужасно, – сказала мисс Чедвик, – а мисс Булстроуд уехала... – Она расплакалась. – Это погубит школу, – сказала она. – Это погубит Мидоубэнк. Я не могу этого вынести, просто не могу вынести...

Келси сел рядом с ней.

– Я понимаю, – с сочувствием произнес он. – Я понимаю. Это было для вас ужасным потрясением, но я хочу, чтобы вы проявили мужество, мисс Чедвик. И рассказали мне все, что вам известно. Чем скорее мы узнаем, кто это сделал, тем меньше будет неприятностей и огласки.

– Да-да, это я понимаю. Видите ли, я... я рано легла спать, потому что подумала, что хорошо бы хоть раз хорошо выспаться ночью. Но я не могла уснуть. Я тревожилась.

– Тревожились за школу?

– Да. И из-за исчезновения Шаисты. А потом я начала думать о мисс Спрингер и о том, повлияет ли ее убийство на родителей и не заберут ли те своих девочек из школы в следующем семестре. Я так ужасно расстроилась из-за мисс Булстроуд... Я хочу сказать, что она создала эту школу. Это было такое большое достижение...

– Понимаю. Продолжайте рассказывать: вы тревожились и не могли уснуть?

– Да, я считала овец и тому подобное. А потом встала и приняла таблетку аспирина, и когда я ее приняла, то случайно отодвинула занавеску на окне. Не знаю почему. Наверное, потому, что думала о мисс Спрингер. Потом я увидела... я увидела там свет.

– Какого рода свет?

– Ну, такой пляшущий огонек. Я подумала, что это, должно быть, горит фонарик. Он был точно такой же, как тот огонек, который мы с мисс Джонсон видели раньше.

– Он был точно такой же, да?

– Да. Да, мне так кажется... Возможно, немного слабее, но я не уверена.

– Да. А потом?

– А потом, – сказала мисс Чедвик, и ее голос вдруг стал более звучным, – я твердо решила на этот раз увидеть, кто там находится и что делает. Поэтому я встала, надела куртку и туфли и выбежала из дома.

– Вы не подумали о том, чтобы позвать кого-нибудь?

– Нет. Нет, не подумала. Понимаете, я так спешила попасть туда, я так боялась, что этот человек – кем бы он ни был – уйдет...

– Да. Продолжайте, мисс Чедвик.

– Я шла так быстро, как только могла. Подошла к двери и перед тем, как войти, шагала на цыпочках, чтобы... чтобы я могла заглянуть туда и никто не услышал моего приближения. Я вошла туда. Дверь оказалась незакрытой, просто приотворенной, и я легонько толкнула ее. Огляделась и... и она была там. Лежала ничком, мертвая...

Женщина задрожала всем телом.

– Да, да, мисс Чедвик, все в порядке. Между прочим, там лежала клюшка для гольфа. Это вы ее принесли? Или мисс Ванситтарт?

– Клюшка для гольфа? – непонимающе спросила мисс Чедвик. – Я не помню... О да, кажется, я подобрала ее в холле. Я взяла ее с собой на тот случай... ну, на тот случай, если придется пустить ее в ход. Когда я увидела Элинор, наверное, я ее выронила. Потом я как-то вернулась в дом и нашла мисс Джонсон... Ох, я этого не могу вынести. Я не могу вынести... это будет конец Мидоубэнка...

В голосе мисс Чедвик зазвучали истеричные нотки. Мисс Джонсон подошла к ним.

– Для любого человека было бы слишком большим напряжением обнаружить два убийства, – сказала она. – И уж конечно, для любого человека в ее возрасте. Вам ведь больше не нужно ее расспрашивать, правда?

Инспектор Келси покачал головой.

Спускаясь вниз, он заметил кучу старых мешков с песком в корзинах в нише. Вероятно, они лежали там с войны, но ему пришла в голову тревожная мысль, что мисс Ванситтарт стукнул по затылку необязательно профессионал с дубинкой. Кто-то из обитателей здания, который не хотел второй раз рисковать и привлечь внимание звуком выстрела, и кто, весьма вероятно, избавился от уличающего его пистолета после прошлого убийства, мог воспользоваться невинным на вид, но смертельным оружием и, может быть, даже аккуратно вернул его потом на место!

Глава 16
ЗАГАДКА СПОРТИВНОГО ПАВИЛЬОНА

«Я ранен был, но не упал»[16], – произнес про себя Адам.

Молодой человек смотрел на мисс Булстроуд. Никогда еще он так не восхищался женщиной. Она сидела спокойная и невозмутимая, а вокруг нее рушилось дело всей ее жизни.

Время от времени раздавались телефонные звонки, сообщавшие, что еще одну ученицу забирают из школы.

В конце концов мисс Булстроуд приняла решение. Извинившись перед полицейскими, она вызвала Энн Шапленд и продиктовала короткое заявление. Школа закрывается до конца семестра. Те же родители, которым забрать детей домой неудобно, могут оставить их на ее попечении, их образование будет продолжено.

– У вас есть список имен и адресов родителей? И номера их телефонов?

– Да, мисс Булстроуд.

– Тогда начинайте их обзванивать. После этого проследите, чтобы всем отправили напечатанное заявление.

– Да, мисс Булстроуд.

Выходя из комнаты, Энн Шапленд остановилась у двери. Она покраснела и быстро заговорила:

– Простите, мисс Булстроуд. Это не мое дело, но разве необходимо принимать такое... такое поспешное решение? Я хочу сказать, что после первой паники, когда у людей будет время подумать, они наверняка решат не забирать девочек. Они проявят благоразумие и передумают.

Мисс Булстроуд пристально посмотрела на нее:

– Вы считаете, что я слишком легко смирилась с поражением?

Энн вспыхнула.

– Вы – боец, девочка, рада это видеть. Но вы ошибаетесь. Я не смирилась с поражением. Я исхожу из своего знания природы человека. Заставьте людей забрать детей, навяжите им это, и они уже не будут так к этому стремиться. Они придумают причины, чтобы позволить им остаться в школе. Или в худшем случае они решат позволить им вернуться в следующем семестре... если будет следующий семестр, – мрачно прибавила директриса и посмотрела на инспектора Келси. – Все зависит от вас, – сказала она. – Раскройте эти преступления, поймайте того, кто их совершил, и с нами все будет в порядке.

Инспектор Келси выглядел несчастным. Он ответил:

– Мы делаем все, что в наших силах.

Энн Шапленд вышла.

– Компетентная девочка, – сказала мисс Булстроуд. – И преданная.

Это было отступлением от темы. Затем она перешла в наступление:

– Разве у вас нет совершенно никаких предположений о том, кто убил двух моих преподавательниц в спортивном павильоне? К этому времени они уже должны появиться. И еще это похищение вдобавок... Здесь я виню себя. Девочка говорила о том, что кто-то хочет ее похитить. Я думала – прости меня, господи, – что она пытается придать себе больший вес. Теперь я понимаю, что за этим что-то стояло. Наверное, ей кто-то намекнул или предостерег ее, неизвестно... – Она замолчала. – У вас нет совсем никаких новостей?

– Пока нет. Но я не думаю, что вам следует слишком волноваться на этот счет. Дело передано в Управление уголовных расследований. Особый отдел тоже занимается им. Они должны найти ее в течение суток, самое большее – полутора. В том, что мы – остров, есть свои преимущества. Оповещены все порты, аэропорты и тому подобное. Собственно говоря, похитить человека достаточно легко, а вот спрятать его – это проблема... О, мы ее найдем.

– Надеюсь, вы найдете ее живой, – мрачно заметила мисс Булстроуд. – По-видимому, нам противостоят люди, не слишком щепетильно относящиеся к человеческой жизни.

– Они бы не стали похищать ее, если бы хотели с ней покончить, – сказал Адам. – Это легко было сделать и здесь.

Он почувствовал, что выразился неудачно. Мисс Булстроуд бросила на него выразительный взгляд.

– По-видимому, да, – сухо произнесла она.

Зазвонил телефон. Мисс Булстроуд взяла трубку.

– Да?

Потом протянула ее инспектору Келси.

– Это вас.

Адам и мисс Булстроуд смотрели на него, пока он говорил по телефону. Он что-то проворчал, что-то записал в своем блокноте и наконец сказал:

– Понятно. Олдертон-Прайерс. Это в Уоллшире[17]. Да, мы подключимся. Да, шеф. Я продолжу здесь.

Он положил трубку и несколько мгновений молчал в задумчивости. Потом поднял глаза:

– Его превосходительство сегодня утром получил письмо с требованием выкупа. Напечатано на новой «Короне». Почтовый штемпель Портсмута. Держу пари, это маскировка.

– Где и как? – спросил Адам.

– На перекрестке в двух милях к северу от Олдертон-Прайерс. Это открытый заболоченный участок. Конверт с деньгами завтра следует положить под камень за телефонной будкой в два часа ночи.

– Сколько?

– Двадцать тысяч. – Он покачал головой. – По-моему, действуют любители.

– Что вы намерены делать? – спросила мисс Булстроуд.

Инспектор Келси посмотрел на нее. Он вдруг стал другим человеком. Официальная скрытность окутала его, как плащ.

– Это не мне решать, мадам, – ответил он. – У нас свои методы.

– Надеюсь, они будут успешными, – заметила мисс Булстроуд.

– Это должно быть просто, – сказал Адам.

– Любители? – переспросила мисс Булстроуд, уловив слово, которое они произнесли. – Интересно...

Потом она резко спросила:

– А как насчет моих сотрудников? Тех, что остались? Мне им можно доверять или нет?

Так как инспектор Келси колебался с ответом, она сказала:

– Вы боитесь, что если скажете мне, кто остается под подозрением, я могу своим поведением выдать себя... Вы ошибаетесь. Я не выдам.

– Я и не думал, что вы можете это сделать, – возразил Келси. – Но я не могу позволить себе рисковать. На первый взгляд кажется, что любая из ваших сотрудниц может быть тем человеком, которого мы ищем. То есть насколько мы смогли их проверить. Мы обратили особое внимание на тех, кто появился здесь в этом семестре: это мадемуазель Бланш, мисс Спрингер и ваша секретарша, Энн Шапленд. Прошлое мисс Шапленд полностью подтвердилось. Она – дочь отставного генерала, работала там, где указывала, и ее бывшие наниматели ручаются за нее. Кроме того, на прошлую ночь у нее есть алиби. Когда убили мисс Ванситтарт, мисс Шапленд была в ночном клубе с мистером Деннисом Рэтбоуном. Их обоих там хорошо знают, и у мистера Рэтбоуна отличные характеристики. Прошлое мадемуазель Бланш также проверили: она преподавала в школе на севере Англии и в двух школах в Германии, и ей дали прекрасные рекомендации. Ее считают первоклассной учительницей.

– Не по нашим стандартам, – фыркнула мисс Булстроуд.

– Ее прошлое во Франции также проверили. Что касается мисс Спрингер, то с нею не все понятно. Она училась там, где указала, но между периодами работы были промежутки, не получившие объяснения.

– Однако так как ее убили, – прибавил инспектор, – это позволяет ее исключить.

– Я согласна, – сухо сказала мисс Булстроуд, – что и мисс Спрингер, и мисс Ванситтарт можно исключить из числа подозреваемых. Давайте рассуждать здраво. Остается ли мадемуазель Бланш под подозрением, несмотря на ее безупречное прошлое, только потому, что она все еще жива?

– Она могла совершить оба убийства. Она находилась здесь, в этом здании, вчера ночью, – сказал инспектор Келси. – Она говорит, что рано легла спать, спала и ничего не слышала, пока не подняли тревогу. Нет доказательств обратного. У нас на нее ничего нет. Но мисс Чедвик с уверенностью заявляет, что она хитрая.

Мисс Булстроуд нетерпеливо отмахнулась от этого довода:

– Мисс Чедвик всегда считает учительниц французского языка хитрыми. У нее против них предубеждение. – Она посмотрела на Адама. – А вы что думаете?

– Я думаю, она что-то высматривает, – медленно ответил тот. – Возможно, это просто природная любознательность. Возможно, нечто большее. Я пока не могу решить. Мне она не кажется похожей на убийцу, но как знать...

– Вот именно, – сказал Келси. – Здесь есть убийца, безжалостный убийца, который убил дважды, но очень трудно поверить, что это одна из учительниц. Мисс Джонсон прошлым вечером была у сестры в Лаймстон-он-Си, и в любом случае она работает у вас уже семь лет. Мисс Чедвик с вами с самого начала. Они обе в любом случае не виновны в смерти мисс Спрингер. Мисс Рич работает у вас уже больше года, а вчерашнюю ночь она провела в гостинице «Элтон Грейндж», в двадцати милях отсюда. Мисс Блейк была с друзьями в Литтлпорте, мисс Роуэн проработала у вас год и имеет хорошие рекомендации. Что касается обслуживающего персонала, то, откровенно говоря, я не представляю себе их в роли убийц. И к тому же они местные жители...

Мисс Булстроуд любезно кивала:

– Я вполне согласна с вашими доводами. Остается очень мало возможностей, правда? Поэтому... – Она сделала паузу и остановила обвиняющий взгляд на Адаме. – Похоже, что это должны быть вы.

Тот в изумлении открыл рот.

– Вы живете здесь, – размышляла она. – Свободно приходите и уходите... Есть правдоподобное объяснение вашего присутствия здесь. Рекомендации в полном порядке, но вы ведь можете быть двойным агентом, знаете ли.

Адам пришел в себя.

– В самом деле, мисс Булстроуд, – с восхищением произнес он, – я снимаю перед вами шляпу. Вы всё учли!

– Боже правый! – воскликнула миссис Сатклифф за завтраком. – Генри!

Она только что развернула газету.

Ее с мужем разделял широкий стол, так как приглашенные на выходные гости не успели приехать к завтраку.

Мистер Сатклифф, который открыл свою газету на странице финансов и был поглощен непредвиденным изменением стоимости некоторых акций, не ответил.

– Генри!

Этот трубный глас достиг его ушей. Он испуганно поднял голову.

– В чем дело, Джоан?

– В чем дело? Еще одно убийство! В Мидоубэнке! В школе Дженнифер.

– Что? Дай посмотреть!

Не обращая внимания на замечание миссис Сатклифф, что в его газете это тоже должно быть, мистер Сатклифф перегнулся через стол и выхватил газету из рук жены.

– Мисс Элинор Ванситтарт... спортивный павильон... то же место, где и мисс Спрингер, учительница физкультуры... гм... гм...

– Я не могу в это поверить! – Мисс Сатклифф зарыдала. – Мидоубэнк... Такая эксклюзивная школа... Члены королевской семьи и все такое...

Мистер Сатклифф скомкал газету и швырнул ее на стол.

– Выход только один, – сказал он. – Ты сейчас же поедешь туда и заберешь оттуда Дженнифер.

– Ты хочешь забрать ее – совсем?

– Именно это я имею в виду.

– Ты не считаешь, что это будет немного слишком резко? После того, как Розамонд была так добра и устроила ее туда?

– Ты не будешь единственной, кто заберет оттуда дочь! Скоро в твоем драгоценном Мидоубэнке будет много свободных мест.

– Ох, Генри, ты так думаешь?

– Да. Там творится что-то неладное. Сегодня же забери Дженнифер домой.

– Да, конечно... наверное, ты прав. Что мы будем с ней делать?

– Отправим ее в обычную среднюю школу, где-нибудь неподалеку. Там не бывает убийств.

– Ох, Генри, но там они тоже бывают... Ты не помнишь? В одной школе мальчик застрелил учителя естествознания. Об этом писали на прошлой неделе в «Ньюс оф зе уорлд».

– Не знаю, куда катится Англия, – сказал мистер Сатклифф.

Полный отвращения, он бросил на стол салфетку и вышел из комнаты.

Адам был один в спортивном павильоне. Его ловкие пальцы перебирали содержимое шкафчиков. Вряд ли он что-то найдет там, где ничего не обнаружили полицейские, но, в конце концов, никогда нельзя быть уверенным. Как сказал недавно Келси, методы у всех департаментов немного разные...

Что же связывает это дорогостоящее современное здание с внезапной насильственной смертью? От идеи о свидании отказались. Никто не стал бы назначать свидание в том месте, где произошло убийство. Значит, снова вернулись к мысли, что здесь есть нечто такое, что кто-то ищет. Вряд ли тайник с драгоценностями. Это, по-видимому, исключено. Здесь не могло быть тайников, фальшивых выдвижных ящиков, пружинных защелок и тому подобного. А содержимое девичьих шкафчиков было просто жалким. У них есть свои секреты, но это секреты школьной жизни. Фотографии плакатных героев, пачки сигарет, иногда попадались дешевые книжки в бумажных обложках неподходящего содержания. Особенно внимательно Адам осмотрел шкафчик Шаисты. Мисс Ванситтарт убили именно тогда, когда она наклонилась над ним. Что учительница надеялась там найти? Нашла ли она это? Взял ли убийца ее находку из мертвой руки, а затем выскользнул из здания как раз вовремя, чтобы не попасться на глаза мисс Чедвик?

В таком случае искать бесполезно. Что бы это ни было, оно исчезло...

Звук шагов снаружи прервал его мысли. Он уже стоял на середине зала и закуривал сигарету, когда в дверях появилась Джулия Апджон, которая при виде него заколебалась.

– Вам что-нибудь нужно, мисс? – спросил Адам.

– Я хотела забрать свою теннисную ракетку. Если можно.

– Не вижу препятствий, – ответил молодой человек. – Констебль оставил меня здесь, – лживо объяснил он. – Ему пришлось вернуться за чем-то в участок. Сказал, чтобы я побыл здесь, пока он не вернется.

– Чтобы увидеть, если он вернется, – сказала Джулия.

– Констебль?

– Не. Я имею в виду убийцу. Они ведь так делают? Возвращаются на место преступления... Они вынуждены! Их туда тянет.

– Возможно, вы правы, – согласился Адам. Он посмотрел на ряды ракеток, тесно прижатых друг к другу. – Где ваша ракетка?

– Под буквой «А», – ответила Джулия. – В самом дальнем конце. На них стоят наши имена, – объяснила она и показала ему липкую ленту, когда он подал ей ракетку.

– Да уж, виды она видала, – заметил Адам. – Но когда-то была хорошей ракеткой.

– Можно я возьму и ракетку Дженнифер Сатклифф тоже? – спросила Джулия.

– Новая, – оценил Адам, подавая ей ракетку.

– С иголочки, – ответила Джулия. – Тетя прислала ей совсем недавно.

– Повезло девочке.

– Она должна была получить хорошую ракетку. У нее большие успехи в теннисе. В этом семестре удар слева у нее получается лучше всего. – Девочка огляделась вокруг. – Вы ведь не думаете, что он действительно вернется?

У Адама ушло несколько секунд, пока он догадался.

– А! Убийца? Нет, я не думаю, что это возможно. Несколько рискованно, правда?

– Вы не считаете, будто убийц тянет на место преступления?

– Разве только они что-то там забыли.

– Вы имеете в виду улику? Мне бы хотелось найти улику... А полицейские нашли хоть одну улику?

– Они бы мне вряд ли сказали.

– Да. Наверное, не сказали бы... Вас интересуют преступления?

Она вопросительно смотрела на него. Он тоже посмотрел на нее. Пока что в ней не видно ничего женского. Должно быть, она одних лет с Шаистой, но ее глаза не выражают ничего, кроме любопытства.

– Ну, наверное... в какой-то степени они нас всех интересуют.

Джулия кивнула в знак согласия.

– Да, я тоже так думаю... Я могу придумать множество всяких версий, но большинство из них очень неестественные. Хотя это очень весело.

– Вы не любили мисс Ванситтарт?

– Я о ней никогда не думала. Она была ничего. Немного похожа на Быка... на мисс Булстроуд, но не очень похожа. Больше как дублерша в театре. Я не хотела сказать – весело, что она умерла. Мне жаль, что так получилось.

Девочка ушла, держа в руках две ракетки. Адам остался и снова оглядел павильон.

– Что, черт возьми, здесь могло быть? – пробормотал он себе под нос.

– Господи, – сказала Дженнифер и пропустила удар Джулии справа. – Это мама.

Девочки обернулись и уставились на взволнованную миссис Сатклифф, которая приближалась в сопровождении мисс Рич быстрым шагом, жестикулируя на ходу.

– Наверное, опять паника, – удрученно сказала Дженнифер. – Это из-за убийства. Тебе повезло, Джулия, что твоя мама путешествует на автобусе по Кавказу.

– Есть еще тетя Изабель.

– Тети не принимают все так близко к сердцу... Привет, мамочка, – прибавила она, так как подошла миссис Сатклифф.

– Ты должна пойти и собрать свои вещи, Дженнифер. Я забираю тебя с собой.

– Домой?

– Да.

– Но ты же не хочешь сказать – совсем? Навсегда?

– Да, навсегда.

– Но ты не можешь, правда! Мой теннис стал гораздо лучше. У меня хорошая возможность выиграть турнир одиночек, и мы с Джулией, может быть, победим в паре, хотя это маловероятно.

– Ты сегодня поедешь со мной домой.

– Почему?

– Не задавай вопросов.

– Наверное, это из-за того, что убили мисс Спрингер и мисс Ванситтарт? Но никто же не убил ни одну из девочек... Я уверена, их никто не тронет. А День спорта уже через три недели. Я уверена, что выиграю в прыжках в длину, и у меня хорошие шансы в барьерном беге.

– Не спорь со мной, Дженнифер. Ты уедешь сегодня со мной. Твой отец настаивает.

– Но, мамочка...

Не переставая спорить, Дженнифер шагала рядом с матерью к дому.

Внезапно она повернулась и бросилась бежать назад к теннисному корту.

– До свидания, Джулия. Кажется, мама завелась не на шутку. И папа тоже, очевидно... Тошнотворно, правда? До свиданья, я тебе напишу.

– Я тебе тоже напишу и расскажу все, что произойдет.

– Надеюсь, Чедди не убьют следующей. Мне бы хотелось, чтобы это была мадемуазель Бланш, а тебе?

– Да. Без нее мы могли бы обойтись лучше всего. Скажи, ты заметила, какой мрачный вид был у мисс Рич?

– Она не сказала ни слова. Должно быть, в ярости, что мама приехала и забирает меня.

– Может быть, она ее остановит. Она очень сильная, да? Не такая, как все остальные.

– Она мне кого-то напоминает, – сказала Дженнифер.

– Мне кажется, она ни капельки ни на кого не похожа. Она всегда казалась совершенно другой.

– О да. Она другая. Я имела в виду – внешне. Но та женщина, которую я знала, была очень толстой.

– Не могу себе представить мисс Рич толстой.

– Дженнифер! – позвала миссис Сатклифф.

– Я считаю, что родители просто невыносимы, – сердито сказала Дженнифер. – Вечно поднимают шум из-за пустяков. Паника, паника... Тебе очень повезло.

– Знаю. Ты и раньше это говорила. Но теперь... Знаешь, сейчас я хотела бы, чтобы мама была рядом и не уезжала на автобусе в Анатолию...

– Дженнифер!!

– Иду!

Джулия медленно пошла к спортивному павильону. Ее шаги становились все медленнее, и, в конце концов, она совсем остановилась. Девочка стояла нахмурясь и глубоко задумавшись.

Зазвонил колокол на ланч, но Джулия его почти не слышала. Она посмотрела на ракетку, которую держала в руках, сделала еще шаг-другой по дорожке, потом резко повернулась и решительно зашагала к дому. Вошла через парадный вход, что было запрещено, и таким образом избежала встречи с остальными девочками. В холле было пусто. Джулия взбежала по лестнице наверх, в свою маленькую спальню, торопливо огляделась, потом приподняла матрас на своей кровати и сунула под него ракетку. Затем, быстро пригладив волосы, она чинно спустилась по лестнице в столовую.

Глава 17
ПЕЩЕРА АЛАДДИНА

В тот вечер девочки поднялись к себе в спальни тише, чем обычно. Во-первых, их число сильно уменьшилось. По крайней мере тридцать из них уехали домой. Другие реагировали на ситуацию в соответствии со своими разными характерами: волнение, тревога, смешки чисто нервного происхождения... Были и такие, которые просто стали тихими и задумчивыми.

Джулия Апджон тихо поднялась наверх одной из первых. Она прошла к себе в спальню и закрыла дверь. Постояла, прислушиваясь к шепоту, смеху, шагам и пожеланиям спокойной ночи. Потом наступила тишина – или почти тишина. Вдалеке слабо слышались голоса, шаги по направлению к ванной комнате и от нее.

На двери не было замка. Джулия придвинула к ней стул, подсунув верхнюю перекладину спинки под ручку. Это предупредит ее, если кто-то захочет войти. Но вряд ли кто-то войдет. Девочкам строго запрещалось ходить друг к другу в спальни, а из взрослых к ним могла зайти только мисс Джонсон, если кто-нибудь из девочек заболевал или плохо себя чувствовал.

Джулия подошла к кровати, приподняла матрас и пошарила под ним. Вытащила теннисную ракетку и несколько секунд стояла, держа ее в руках. Она еще раньше решила осмотреть ее именно в это время, а не позже. Свет в ее комнате, просачивающийся из-под двери, мог привлечь внимание, когда всем полагалось выключить лампы. Сейчас свет горел оправданно, чтобы раздеться и почитать в постели до половины одиннадцатого, если захочется.

Девочка стояла и смотрела на ракетку. Как можно что-то спрятать в теннисной ракетке?

– Но там что-то должно быть, – сказала себе Джулия. – Должно. Ограбление в доме Дженнифер, та женщина, которая приходила с глупой историей насчет новой ракетки...

Только Дженнифер могла в нее поверить, с укоризной подумала Джулия.

Нет, то был обмен «новых ламп на старые», и это означало, как в сказке про Аладдина, что дело было именно в этой теннисной ракетке. Дженнифер и Джулия никогда никому не рассказывали, что поменялись ракетками – по крайней мере, она сама никому не говорила. Значит, в действительности именно эту ракетку все искали в спортивном павильоне. И ей предстоит выяснить, почему!

Джулия внимательно осмотрела ее. На вид в ней не было ничего необычного. Это была хорошая, качественная ракетка, немного изношенная, но перетянутая и вполне пригодная для игры. Дженнифер жаловалась на баланс...

Единственным местом, где можно что-то спрятать в теннисной ракетке, – это ручка. Наверное, можно выдолбить в ней углубление и сделать тайник. Это казалось немного надуманным, но это возможно. А если с ручкой что-то сделали, это, вероятно, и могло нарушить баланс.

Ручка обтянута кожей с буквами на ней, буквы уже почти стерлись. Кожа, конечно, просто наклеена. А если ее снять? Джулия присела за туалетный столик и атаковала ручку перочинным ножиком. Вскоре ей удалось стянуть кожу. Внутри оказался округлый брусок из тонкого дерева. Он выглядел как-то не так. По всей его окружности шел стык. Джулия воткнула в него перочинный ножик. Лезвие сломалось. Маникюрные ножницы оказались более эффективными. В конце концов ей удалось отделить кусочек. Теперь там виднелось пятнистое, красное с синим вещество. Джулия поковыряла его, и ее осенило. Пластилин! Но ведь обычно ручку теннисной ракетки не делают из пластилина? Она крепко сжала в руке маникюрные ножницы и начала выковыривать кусочки пластилина. В нем было что-то твердое. Что-то, похожее на ощупь на пуговицы или камушки...

Она энергично взялась за пластилин.

Какие-то кусочки выкатились на стол, потом еще и еще... Вскоре на столе образовалась целая кучка.

Джулия откинулась на спинку стула и ахнула. Она смотрела на них, смотрела и смотрела...

Жидкий огонь, красный, и зеленый, и темно-синий, и ослепительно-белый...

В тот момент Джулия повзрослела. Она уже не была девочкой. Она стала женщиной. Женщиной, которая смотрит на драгоценные камни...

Обрывки всевозможных мыслей проносились в ее мозгу. Пещера Аладдина... Маргарита и ее шкатулка с драгоценностями (на прошлой неделе их возили в Ковент-Гарден слушать «Фауста»)... Роковые камни... Алмаз Хоупа...[18] Любовный роман... она в черном бархатном платье со сверкающим колье на шее...

Джулия сидела, пожирала камни глазами и мечтала... Она брала горсть камней и пропускала их сквозь пальцы струйкой огня, сверкающим потоком восторга и наслаждения.

А потом что-то, какой-то слабый звук привел ее в чувство.

Она сидела и думала, стараясь вернуть себе здравый смысл, – решала, что ей следует делать. Этот слабый звук встревожил ее. Джулия собрала камни, отнесла их к умывальнику, засунула в свой несессер, а сверху прикрыла их губкой и щеточкой для ногтей. Потом вернулась к теннисной ракетке, затолкала обратно в ручку пластилин, вернула на место деревянную часть и попыталась приклеить сверху кожу. Та заворачивалась наружу, но ей удалось с ней справиться при помощи липкого пластыря. Девочка обложила ручку тонкими полосками клейкой стороной вверх, а потом прижала к этим полоскам кожу.

Она добилась своего. Ракетка стала на вид и на ощупь точно такой же, как прежде, а перемена в весе практически не ощущалась. Джулия посмотрела на нее, потом небрежно бросила на стул.

Затем она посмотрела на свою постель, аккуратно расстеленную и ожидающую ее, но не стала раздеваться. Вместо этого девочка сидела и прислушивалась. Не шаги ли это за дверью?

Внезапно Джулия почувствовала страх. Два человека убиты. Если кто-нибудь узнает о том, что она нашла, ее тоже убьют.

В комнате стоял довольно тяжелый дубовый комод. Ей удалось подтащить его к двери, сожалея, что не в обычаях Мидоубэнка запирать двери на ключ. Джулия подошла к окну, подняла вверх раму и задвинула засов. У окна не росли деревья и не было вьющихся растений. Она сомневалась, что кто-то сможет забраться отсюда, но не собиралась рисковать.

Джулия взглянула на свои маленькие часики. Половина одиннадцатого. Она глубоко вздохнула и погасила свет. Никто не должен заметить ничего необычного. Девочка немного отодвинула занавеску на окне. Светила полная луна, и ей ясно была видна дверь. Затем Джулия присела на край кровати. В руке она держала самую крепкую туфлю из всех, какие у нее были.

«Если кто-нибудь попробует войти, – сказала себе девочка, – я изо всех сил постучу по этой стенке. Спальня Мэри Кинг рядом, и это ее разбудит. И еще я закричу – изо всех сил. А потом, если прибежит много людей, я скажу, что мне приснился кошмар. Любому может присниться кошмар после всего, что здесь произошло».

Джулия сидела так, и время шло. Потом она услышала их – тихие шаги по коридору. Девочка услышала, как они остановились у двери. Долгая пауза, а потом она увидела, что ручка двери медленно поворачивается.

Следует ли ей закричать? Еще нет.

Дверь слегка толкнули, но комод удержал ее. Должно быть, это озадачило того, кто стоял за дверью.

Снова пауза, а потом раздался стук, очень слабый, негромкий стук в дверь.

Джулия затаила дыхание. Пауза, потом стук повторился, но по-прежнему тихий, приглушенный.

– Я сплю, – сказала себе Джулия. – Я ничего не слышу.

Кто мог прийти и постучать в ее дверь глухой ночью? Если это был кто-то, кто имел право стучать, он позвал бы ее, подергал ручку, поднял бы шум. Но этот человек не мог позволить себе поднять шум...

Джулия долго сидела так. Стук не повторялся, ручка не шевелилась. Но девочка сидела, напряженная и готовая ко всему.

Джулия сидела так долго. Она и сама не знала, сколько прошло времени, прежде чем сон одолел ее. В конце концов, школьный звонок разбудил Джулию, лежащую комочком, в неудобной позе, на краю кровати.

После завтрака девочки поднялись наверх и убрали свои постели, потом спустились вниз на молитву в большом зале и, наконец, разошлись по разным классам.

Именно во время этих последних перемещений, когда девочки спешили в разных направлениях, Джулия вошла в один из классов, потом вышла из дальней двери. Она присоединилась к группе, быстро шагавшей вокруг дома, нырнула за куст рододендрона, потом совершила еще несколько стратегических маневров и, в конце концов, оказалась у ограды, там, где росла густая липа с ветками почти от самой земли. Джулия легко взобралась на дерево – она всю жизнь лазила по деревьям. Полностью скрытая густой листвой, девочка сидела там, время от времени поглядывая на часы. Она была совершенно уверена, что ее хватятся не скоро. Обычный порядок нарушился, двух учительниц не хватало, и больше половины девочек уехали домой. Это означало, что все классы перетасуют, поэтому никто не заметит отсутствия Джулии Апджон до ланча, а к тому времени...

Джулия снова посмотрела на часы, легко спустилась с дерева на уровень стены, села на нее верхом и аккуратно спрыгнула на другую сторону. В сотне ярдов от этого места находилась автобусная остановка, и автобус должен был подойти через несколько минут. Он подошел точно по расписанию, Джулия махнула водителю рукой и села, предварительно вынув из-под хлопчатобумажного платья фетровую шляпку и нахлобучив ее на свои слегка растрепавшиеся волосы. Она вышла у вокзала и села в поезд до Лондона.

В своей комнате девочка оставила прислоненное к умывальнику письмо, адресованное мисс Булстроуд.

В доме «Уайтхаус-Меншенс»,228, Джордж, безупречный камердинер и слуга Эркюля Пуаро, открыл дверь и с некоторым удивлением смотрел на школьницу с довольно грязным лицом.

– Могу я видеть мосье Эркюля Пуаро?

Джордж помедлил с ответом чуть-чуть дольше обычного. Эта посетительница явилась для него полной неожиданностью.

– Мосье Пуаро никого не принимает без предварительной договоренности, – сказал он.

– Боюсь, у меня нет времени ждать этого. Мне очень нужно повидать его сейчас. Это очень срочно. Это касается нескольких убийств, ограбления и тому подобного.

– Я узнаю, сможет ли мосье Пуаро вас принять, – сказал Джордж.

Он оставил ее в холле и пошел проконсультироваться с хозяином.

– Юная леди, сэр, хочет срочно вас видеть.

– Возможно, – ответил Эркюль Пуаро. – Но это не так просто.

– Я ей так и сказал, сэр.

– Что за юная леди?

– Ну, сэр, это скорее маленькая девочка.

– Девочка? Юная леди? Кто именно, Жорж? Это ведь не одно и то же.

– Боюсь, вы не совсем меня поняли, сэр. Она действительно, я бы сказал, девочка – школьного возраста. Но, хотя ее платье грязное и даже рваное, она, в сущности, юная леди.

– Это социальный термин, понимаю.

– И она желает видеть вас по поводу нескольких убийств и ограбления.

Пуаро поднял брови.

– Нескольких убийств и ограбления... Оригинально. Проводите ко мне эту девочку – юную леди.

Джулия вошла в комнату лишь с легким намеком на робость. Она заговорила вежливым и вполне естественным тоном:

– Здравствуйте, мосье Пуаро. Меня зовут Джулия Апджон. Думаю, вы знакомы с маминой подругой. Миссис Саммерхейз. Мы гостили у нее прошлым летом, и она много рассказывала о вас.

– Миссис Саммерхейз... – Пуаро вспомнил деревню, поднимающуюся по склону холма, и дом на вершине этого холма. Затем припомнил очаровательное личико в веснушках, диван со сломанными пружинами, большое количество собак и другие вещи, как приятные, так и неприятные.

– Морин Саммерхейз, – произнес он. – Ах да.

– Я зову ее тетя Морин, но она мне совсем не тетя. Она рассказывала нам, какой вы замечательный, как вы спасли человека, которого посадили в тюрьму за убийство, и когда я не могла придумать, что делать и к кому обратиться, я подумала о вас.

– Большая честь для меня, – серьезно произнес Пуаро и придвинул ей стул. – А теперь рассказывайте. Мой слуга Жорж сказал, что вы хотите проконсультироваться со мной насчет ограбления и нескольких убийств... больше одного убийства?

– Да, – ответила Джулия. – Мисс Спрингер и мисс Ванситтарт. И, конечно, еще произошло похищение, но я думаю, что оно тут ни при чем.

– Вы меня озадачили, – сказал Пуаро. – Где произошли все эти волнующие события?

– В моей школе, в Мидоубэнке.

– Мидоубэнк! – воскликнул Пуаро. – А! – Он протянул руку к газетам, аккуратно сложенным рядом с ним, развернул одну из них и просмотрел первую страницу, кивая.

– Я начинаю понимать, – сказал он. – Теперь расскажите мне, Джулия, расскажите все с самого начала.

Джулия рассказала. Это был весьма длинный и исчерпывающий рассказ, но она рассказывала четко, иногда прерываясь, чтобы вернуться к какой-то пропущенной подробности.

Девочка довела свой рассказ до того момента, когда осматривала теннисную ракетку у себя в спальне вчера ночью.

– Понимаете, я подумала, что это точно так же, как в сказке про Аладдина – «новые лампы за старые», и что-то такое должно быть в этой теннисной ракетке.

– И оно там было?

– Да.

Без ложной скромности Джулия приподняла подол юбки, закатала панталоны на одной ноге почти до бедра, и Пуаро увидел нечто похожее на серую припарку, прикрепленную к верхней части ее ноги липкой лентой.

Она оторвала полоски пластыря, вскрикнув от боли, и высвободила «припарку», которая, как теперь видел Пуаро, представляла собой сверток, завернутый в обрывок серого несессера из пластика. Джулия развернула его и без всякого предупреждения высыпала на стол кучу сверкающих камней.

– Nom d'un nom d'un nom![19] – еле выговорил Пуаро благоговейным шепотом, взял пригоршню камней и пропустил их сквозь пальцы. – Nom d'un nom d'un nom! Они настоящие! Подлинные.

Джулия кивнула:

– Думаю, так и должно быть. Иначе люди не стали бы убивать из-за них других людей, правда? Но я могу понять, когда люди убивают из-за таких камешков...

И внезапно, как прошлой ночью, женщина выглянула из глаз ребенка.

Пуаро пристально посмотрел на нее и кивнул:

– Да, вы понимаете, вы чувствуете волшебство. Они не могут быть для вас просто красивыми, разноцветными игрушками – и это очень жаль.

– Это же драгоценные камни! – произнесла Джулия восторженно.

– И вы нашли их в теннисной ракетке, говорите?

Джулия закончила свой рассказ.

– Теперь вы рассказали мне все?

– Думаю, да. Возможно, я немножко преувеличила кое-что... Я иногда склонна преувеличивать. А вот Дженнифер, моя лучшая подруга, – та наоборот. В ее рассказах самые волнующие вещи выглядят скучными. – Девочка снова взглянула на сверкающую кучку. – Мосье Пуаро, кому они в действительности принадлежат?

– Наверное, это очень трудно сказать. Но они не принадлежат ни вам, ни мне. Теперь нам нужно решить, что делать дальше.

Джулия посмотрела на него с надеждой.

– Вы мне доверяетесь? Прекрасно.

Эркюль Пуаро закрыл глаза. Внезапно он открыл их и отрывисто заговорил:

– Кажется, это тот случай, когда я не могу оставаться в своем кресле, как всегда предпочитаю. Во всем должен быть порядок и метод, но в том, что вы мне рассказали, нет ни порядка, ни метода. Это потому, что у нас много нитей. Но все они сходятся и встречаются в одном месте, в Мидоубэнке. Поэтому я тоже еду в Мидоубэнк. А что касается вас – где ваша мама?

– Мама уехала на автобусе в Анатолию.

– Вот как, ваша мама уехала на автобусе в Анатолию... Il ne manquait que ça![20] Я хорошо понимаю, почему она дружит с миссис Саммерхейз! Скажите, вам понравилось в гостях у миссис Саммерхейз?

– О да, это было очень здорово. У нее такие милые собаки...

– Да, собаки, я хорошо помню.

– Они входят в дом и выходят из дома через окна, как в пантомиме.

– Вы совершенно правы! А еда? Вам понравилась еда?

– Ну, она иногда немного своеобразная, – призналась Джулия.

– Своеобразная, да, действительно...

– Но тетя Морин готовит сногсшибательные омлеты.

– Она готовит сногсшибательные омлеты. – В голосе Пуаро послышалась радость. Он вздохнул. – Значит, Эркюль Пуаро прожил жизнь не зря. Это я научил вашу тетю Морин готовить омлет. – Он взял телефонную трубку. – Мы сейчас сообщим вашей доброй директрисе, что вы в полной безопасности, и объявим о моем приезде вместе с вами в Мидоубэнк.

– Она знает, что со мной все в порядке. Я оставила записку, в которой объяснила, что меня не похитили.

– Тем не менее она будет рада новому подтверждению.

Вскоре его соединили и сказали, что мисс Булстроуд на линии.

– Мисс Булстроуд? Меня зовут Эркюль Пуаро. У меня здесь ваша ученица, Джулия Апджон. Я собираюсь сейчас же приехать вместе с ней на машине, и, к сведению полицейского, руководящего расследованием этого дела, определенный пакет довольно большой ценности надежно помещен на хранение в банк.

Он повесил трубку и посмотрел на Джулию.

– Вы бы хотели выпить sirop? – предложил он.

– Это патока? – Похоже, Джулия засомневалась.

– Нет, это такой бальзам из фруктового сока. Из черной смородины, малины, groseille... это по-французски красная смородина?

Джулия выбрала красную смородину.

– Но драгоценности не в банке, – заметила она.

– Они будут там очень скоро, – ответил Пуаро. – Но пусть лучше все те, кто нас слушает в Мидоубэнке – или кто подслушивает, или кому об этом скажут, – думают, что они уже там, а не у вас. Чтобы получить драгоценности из банка, требуется время и организация процесса. А мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-нибудь случилось, дитя мое. Признаюсь, у меня сложилось высокое мнение о вашей смелости и находчивости.

Джулия выглядела довольной, но смущенной.

Глава 18
СОВЕЩАНИЕ

Эркюль Пуаро приготовился сражаться с вероятным, характерным для островитян предубеждением директрисы против пожилых иностранцев в остроносых лаковых туфлях и с большими усами. Но его ждал приятный сюрприз. Мисс Булстроуд поздоровалась с ним с апломбом космополита. К его удовольствию, ей также было все о нем известно.

– Очень любезно с вашей стороны, мосье Пуаро, – сказала она, – так быстро позвонить и избавить нас от беспокойства. Тем более потому, что это беспокойство мы едва успели ощутить. Понимаешь, Джулия, тебя не хватились за ланчем, – прибавила она, поворачиваясь к девочке. – Сегодня утром увезли столько девочек, и за столом было так много свободных мест, что могла бы исчезнуть хоть половина учениц, и никто бы ничего не заподозрил. Это необычные обстоятельства, – продолжала она, поворачиваясь опять к Пуаро. – Я вас уверяю, что обычно мы не проявили бы такой небрежности. Когда вы мне позвонили, я пошла в комнату Джулии и нашла оставленную ею записку.

– Я не хотела, чтобы вы подумали, будто меня похитили, мисс Булстроуд, – сказала девочка.

– Я это ценю, но думаю, Джулия, что ты могла бы рассказать мне о том, что собираешься предпринять.

– Я считала, что лучше мне этого не делать, – ответила Джулия и неожиданно прибавила: – Les oreilles ennemies nous écoutent[21].

– Мадемуазель Бланш, по-видимому, пока не удалось поставить тебе хорошее французское произношение, – резко произнесла мисс Булстроуд. – Но я не ругаю тебя, Джулия. – Она перевела взгляд с девочки на Пуаро. – А теперь, если не возражаете, я бы хотела услышать, что именно произошло.

– Вы позволите? – спросил сыщик. Он пересек комнату, открыл дверь и выглянул в коридор. Затем демонстративно закрыл ее и вернулся, широко улыбаясь.

– Мы одни, – таинственно произнес Пуаро. – Можем продолжать.

Мисс Булстроуд посмотрела на него, потом посмотрела на дверь, потом снова на Пуаро. Ее брови взлетели вверх. Он ответил ей взглядом в упор. Очень медленно мисс Булстроуд наклонила голову. Затем, снова в своей энергичной манере, сказала:

– Ну, Джулия, послушаем твой рассказ.

Девочка принялась рассказывать. Обмен теннисными ракетками, таинственная женщина и, наконец, находка того, что было спрятано в ракетке. Мисс Булстроуд повернулась к Пуаро. Тот мягко кивнул.

– Мадемуазель Джулия правильно все изложила, – сказал он. – Я взял на себя заботу о том, что она принесла мне. Оно надежно помещено в банк. Поэтому я думаю, что вам не следует больше опасаться дальнейших неприятностей здесь.

– Понимаю, – ответила мисс Булстроуд. – Да, я понимаю... – Она пару секунд помолчала, потом сказала: – Вы считаете, Джулии разумно оставаться здесь? Или ей было бы лучше уехать к тете в Лондон?

– Ох, прошу вас, – взмолилась Джулия, – позвольте мне остаться здесь!

– Значит, тебе здесь нравится? – спросила мисс Булстроуд.

– Очень, – ответила Джулия. – И, кроме того, здесь происходят такие интересные события...

– Это ненормально для Мидоубэнка, – сухо заметила мисс Булстроуд.

– Я думаю, что Джулии теперь не грозит здесь опасность, – произнес Эркюль Пуаро и снова бросил взгляд в сторону двери.

– Кажется, я понимаю... – сказала мисс Булстроуд.

– Но, несмотря на это, – продолжал Пуаро, – нужно проявлять сдержанность. Интересно, вы понимаете, что я понимаю под сдержанностью? – прибавил он, глядя на Джулию.

– Мосье Пуаро хочет сказать, – вмешалась мисс Булстроуд, – что ему бы хотелось, чтобы ты держала язык за зубами по поводу твоей находки. Не обсуждала это с другими девочками. Сумеешь держать язык за зубами?

– Да, – ответила Джулия.

– Было бы очень интересно рассказать такую историю подружкам, – сказал Пуаро. – О том, что вы нашли в теннисной ракетке глубокой ночью. Но есть важные причины, почему эту историю не следует никому рассказывать.

– Я понимаю, – сказала девочка.

– Я могу тебе доверять, Джулия? – спросила мисс Булстроуд.

– Вы можете мне доверять, – ответила Джулия. – Вот вам крест.

Директриса улыбнулась.

– Надеюсь, твоя мать скоро вернется домой, – сказала она.

– Мамочка? О, я тоже надеюсь.

– Как я поняла со слов инспектора Келси, – заметила мисс Булстроуд, – они делают все возможное, чтобы с нею связаться. К сожалению, – прибавила она, – автобусы в Анатолии ходят с неожиданными задержками и не всегда придерживаются расписания.

– Я могу рассказать маме, правда? – спросила Джулия.

– Конечно... Ну, Джулия, мы обо всем договорились. А теперь лучше беги к себе.

Девочка ушла, закрыв за собой дверь. Мисс Булстроуд пристально посмотрела на Пуаро.

– По-моему, я вас правильно поняла, – сказала она. – Только что вы очень демонстративно закрыли дверь. А в действительности вы нарочно оставили ее слегка приоткрытой.

Пуаро кивнул.

– Для того, чтобы все сказанное здесь можно было подслушать?

– Да – если кто-то захотел бы нас подслушать. Это была предосторожность ради безопасности ребенка: должен распространиться слух, что найденное ею благополучно лежит в банке, а не у нее.

Мисс Булстроуд несколько мгновений смотрела на него, потом мрачно поджала губы.

– Всему этому надо положить конец, – сказала она.

– Идея заключается в том, – сказал главный констебль, – чтобы попытаться поделиться друг с другом нашими мыслями и сведениями. Мы очень рады, что вы с нами, мосье Пуаро, – прибавил он. – Инспектор Келси хорошо вас помнит.

– Это было много лет назад, – вставил Келси. – Старший инспектор Варрендер вел это дело. Я был еще совсем неопытным сержантом и знал свое место.

– Джентльмен, которого мы для удобства называем мистер Адам Гудман, вам незнаком, мосье Пуаро, но мне кажется, вы знаете его... его... э... шефа. Особый отдел, – прибавил он.

– Полковник Пайкэвей? – задумчиво спросил Эркюль Пуаро. – А, да, я его уже давно не видел. Он по-прежнему такой же сонный? – спросил он у Адама.

Тот рассмеялся.

– Вижу, вы хорошо его знаете, мосье Пуаро. Никогда не видел его полностью проснувшимся. А когда увижу, буду знать, что это тот редкий случай, когда он не обращает внимания на происходящее.

– В чем-то вы правы, мой друг. Точно подмечено.

– Ну, – сказал главный констебль, – перейдем к делу. Я не стану лезть вперед и навязывать свое мнение. Я здесь для того, чтобы послушать, что знают и думают люди, работающие над этим расследованием. Во всем этом столько разных сторон, но для начала я должен сказать вот кое-что. Это результат заявлений, сделанных мне по поручению различных высоких кругов. – Он посмотрел на Пуаро. – Предположим, что девочка, школьница, приехала к вам с красивой историей о том, что она нашла в полой ручке теннисной ракетки. Это ее очень взволновало. Коллекция, скажем, разноцветных камней, стразов, хороших подделок, что-то в этом роде, или даже полудрагоценных камней, которые часто выглядят не менее привлекательными, чем и драгоценные. В любом случае скажем, это было нечто такое, что любая девочка была бы в восторге обнаружить. Она, возможно, преувеличила их реальную ценность. Это вполне возможно, вам не кажется? – Он очень пристально посмотрел на Пуаро.

– Мне это кажется вполне возможным, – ответил сыщик.

– Хорошо, – сказал главный констебль. – Поскольку человек, который привез эти... э... цветные камешки в нашу страну, сделал это, ничего ни о чем не подозревая, и ни в чем не виноват, и мы не хотим, чтобы встал вопрос о незаконной контрабанде.

Затем, есть еще вопрос нашей внешней политики, – продолжал он. – Мне дали понять, что в настоящее время положение очень щекотливое. Когда речь идет о крупных интересах в области нефти, минеральных ресурсов и тому подобных вещей, нам приходится иметь дело с тем правительством, которое правит страной. Мы не хотим, чтобы возникали неловкие вопросы. Нельзя скрыть убийство от прессы – и убийство от нее не скрывали. Но не было упоминаний ни о чем, похожем на драгоценные камни, в связи с ним. И пока что, во всяком случае, их не должно быть.

– Я согласен, – ответил Пуаро. – Всегда следует учитывать международные осложнения.

– Вот именно, – сказал главный констебль. – Думаю, я буду прав, если скажу, что покойный правитель Рамата считался другом нашей страны и что стоящие у власти люди хотели бы выполнить его пожелания в отношении любой его собственности, которая может находиться в нашей стране. Я подозреваю, что в данный момент никто не знает, из чего она состоит. Если новое правительство Рамата заявит свои права на некое его имущество, которое, по их мнению, принадлежит им, будет гораздо лучше, если мы ничего не будем знать о том, что такое имущество находится в нашей стране. Просто отказать было бы бестактно.

– В дипломатии невозможно просто отказать, – сказал Пуаро. – Вместо этого говорится, что этому делу будет уделено пристальное внимание, но что в данный момент ничего определенного не известно о небольшом, скажем, запасе драгоценных камней «на черный день», который, возможно, принадлежал покойному правителю Рамата. Возможно, он до сих пор в Рамате или хранится у верного друга покойного принца Али Юсуфа, его могли вывезти из страны полдесятка человек, он может быть спрятан где-то в самом городе Рамат. – Он пожал плечами. – Об этом просто ничего не известно.

Главный констебль тяжело вздохнул.

– Спасибо, – сказал он. – Именно это я имею в виду. Мосье Пуаро, у вас есть друзья в очень высоких кругах нашей страны. Они вам очень доверяют. Неофициально они хотели бы оставить определенные предметы в ваших руках, если вы не возражаете.

– Я не возражаю, – ответил Пуаро. – Давайте на этом остановимся. У нас есть более серьезные вещи, которые надо обсудить, не так ли? – Он оглядел всех присутствующих. – Или вы так не считаете? Но, в конце концов, что значат три четверти миллиона или другая подобная сумма по сравнению с жизнью человека?

– Вы правы, мосье Пуаро, – согласился главный констебль.

– Вы правы во всем, – сказал инспектор Келси. – Нам нужен убийца. Мы будем рады выслушать ваше мнение, мосье Пуаро, – прибавил он, – потому что все это пока только догадки, а ваша ничем не хуже догадки других людей, а иногда и лучше. Все это дело напоминает клубок спутанных шерстяных нитей.

– Отлично сказано, – согласился Пуаро. – Придется взять этот клубок шерсти и вытащить из него нить единственного цвета, который нам нужен, – цвета убийцы. Правильно?

– Правильно.

– Тогда расскажите мне, если вас не слишком утомит повторение, все, что нам стало известно.

Пуаро уселся поудобнее и стал слушать.

Он выслушал инспектора Келси, затем выслушал Адама Гудмана. Он выслушал короткое резюме главного констебля. Потом откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и медленно кивнул.

– Два убийства, – произнес он, – совершенных в одном и том же месте и примерно при одних и тех же обстоятельствах. Одно похищение – девочки, которая, возможно, является центральной фигурой заговора. Давайте сначала поймем, почему ее похитили.

– Я могу вам сказать, что она сама об этом говорила, – предложил Келси.

Так он и сделал, и Пуаро выслушал его.

– Это бессмысленно, – пожаловался он наконец.

– И я так подумал в то время. Я даже подумал, что она просто хочет придать себе большее значение...

– Но факт остается – ее действительно похитили. Почему?

– Поступило требование выкупа, – медленно произнес Келси, – но... – Он умолк.

– Но вы считаете, что оно фальшивое? Его послали просто для того, чтобы подкрепить версию похищения?

– Правильно. На все назначенные встречи никто не явился.

– Значит, Шаиста была похищена по какой-то другой причине. По какой?

– Для того чтобы заставить ее рассказать, где спрятаны... э... ценности? – с сомнением в голосе высказал предположение Адам.

Пуаро покачал головой.

– Она не знала, где они спрятаны, – напомнил он. – Это, по крайней мере, ясно. Нет, должно быть что-то...

Голос его замер. Он помолчал, хмурясь, несколько секунд. Потом выпрямился и спросил:

– Ее колени. Вы обратили внимание на ее колени?

Адам изумленно уставился на него.

– Нет, – ответил он. – Зачем мне это?

– Есть много причин, по которым мужчина обращает внимание на колени девушки, – сурово ответил Пуаро. – К сожалению, вы этого не сделали.

– Было что-то странное в ее коленях? Шрам? Что-то в этом роде? Я бы не заметил. Все они чаще всего носят чулки, а их колени закрыты юбками.

– Возможно, в бассейне? – с надеждой высказал предположение Пуаро.

– Никогда не видел, как она входит в бассейн, – ответил Адам. – Наверное, для нее вода была слишком холодная. Она привыкла к теплому климату... К чему вы клоните? Шрам? Что-то в этом роде?

– Нет-нет, совсем не это. А, ладно, жаль.

Сыщик повернулся к главному констеблю:

– С вашего позволения, я свяжусь со своим старым другом, префектом Женевы. Думаю, что он сможет нам помочь.

– Это касается какого-нибудь происшествия в то время, когда она училась там в школе?

– Да, это возможно. Вы позволите? Хорошо. Это просто одна моя маленькая идея. – Пуаро помолчал и продолжил: – Кстати, в газетах ничего не писали о похищении?

– Эмир Ибрагим очень на этом настаивал.

– Но я все же заметил небольшую заметку в колонке слухов. Насчет одной молодой леди-иностранки, которая внезапно покинула школу. Зарождающийся роман, высказал предположение автор, который следовало подавить в зародыше, если возможно.

– Это была моя идея, – признался Адам. – Мне показалось, что это будет хорошим вариантом.

– Восхитительно. Итак, теперь мы перейдем от похищения к более серьезному вопросу. Убийство. Два убийства в Мидоубэнке.

Глава 19
СОВЕЩАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

– Два убийства в Мидоубэнке, – задумчиво повторил Пуаро.

– Мы изложили вам факты, – сказал Келси. – Если у вас есть какие-то идеи...

– Почему в спортивном павильоне? – спросил сыщик. – Вы задавали себе этот вопрос, да? – обратился он к Адаму. – Ну, теперь у нас есть ответ. Потому что в спортивном павильоне находилась теннисная ракетка, в которой было спрятано целое состояние в виде драгоценных камней. Кто-то знал об этой ракетке. Кто это был? Это могла быть сама мисс Спрингер. Вы все говорите, что она очень ревностно относилась к спортивному павильону. Не любила, когда туда приходили другие люди – то есть те, кому там быть не положено. Казалось, она подозревала наличие у них каких-то мотивов. Особенно это относилось к мадемуазель Бланш.

– Мадемуазель Бланш, – задумчиво произнес Келси.

Эркюль Пуаро снова обратился к Адаму:

– Вы сами считали поведение мадемуазель Бланш странным, когда дело касалось спортивного павильона?

– Она объяснила, – ответил Адам. – Она слишком подробно это объяснила. Я бы никогда не усомнился в ее праве находиться там, если бы она не старалась так подробно объяснить мне, зачем пришла туда.

Пуаро кивнул:

– Вот именно. Это, несомненно, наводит на размышления. Но нам известно лишь, что мисс Спрингер убили в спортивном павильоне в час ночи, когда ей нечего было там делать... – Он повернулся к Келси: – Где была мисс Спрингер перед тем, как приехала в Мидоубэнк?

– Мы не знаем, – ответил инспектор. – Она покинула предыдущее место работы, – он назвал известную школу, – прошлым летом. Где мисс Спрингер находилась после этого, нам неизвестно – Он сухо прибавил: – Не было случая задать ей этот вопрос до ее смерти. У нее нет близких родственников, как, по-видимому, и близких друзей.

– Значит, она могла находиться в Рамате, – задумчиво произнес Пуаро.

– Мне кажется, там была делегация школьных учителей как раз во время беспорядков, – сказал Адам.

– Тогда предположим, что она находилась там и что она каким-то образом узнала о теннисной ракетке. Допустим, что, выждав короткое время, чтобы освоиться с распорядком жизни в Мидоубэнке, она однажды ночью пошла в спортивный павильон. Там взяла ракетку и уже собиралась достать из тайника камни, когда... – он сделал паузу, – когда ей кто-то помешал. Может быть, этот человек следил за ней? И пошел вслед за нею в тот вечер? У этого человека был пистолет, и он ее застрелил, но не успел достать драгоценные камни и унести ракетку, потому что к спортивному павильону уже приближались люди, услышавшие выстрел.

Он умолк.

– Вы думаете, именно так все и произошло? – спросил главный констебль.

– Не знаю, – ответил Пуаро. – Это одна возможность. Другая возможность – что человек с пистолетом пришел туда первым, а мисс Спрингер застала его врасплох. Человек, которого мисс Спрингер уже подозревала. Она, как вы мне сказали, была из таких женщин – любила вынюхивать чужие секреты.

– А другая женщина? – спросил Адам.

Пуаро посмотрел на него. Затем медленно перевел взгляд на двух других мужчин.

– Вы не знаете, – сказал он. – И я не знаю. Это мог быть кто-то посторонний... – В его голосе прозвучал вопрос.

Келси покачал головой:

– Я думаю, нет. Мы очень тщательно перебрали всех в окрестностях. Особенно, конечно, это касается посторонних. Неподалеку жила некая мадам Колински, Адам ее знает. Но она не могла участвовать ни в одном из убийств.

– Значит, все возвращается в Мидоубэнк. И есть только один способ узнать правду: методом исключения.

Келси вздохнул.

– Да, – сказал он. – Все сводится к этому. В случае первого убийства у нас большой выбор подозреваемых. Почти каждый мог убить мисс Спрингер. Исключение составляют мисс Джонсон и мисс Чедвик и та девочка, у которой болели уши. Но второе убийство сужает пространство поиска. Мисс Рич, мисс Блейк и мисс Шапленд исключаются: мисс Рич остановилась в гостинице «Элтон Грейндж» в двадцати милях от школы, мисс Блейк уехала в Литтлпорт-он-Си, а мисс Шапленд была в Лондоне, в ночном клубе «Ле Нид Соваж» вместе с Деннисом Рэтбоуном.

– И мисс Булстроуд также уехала, как я понимаю?

Адам ухмыльнулся. Инспектор и главный констебль были шокированы.

– Мисс Булстроуд, – сурово произнес инспектор, – гостила у герцогини Уэлшем.

– Значит, это исключает мисс Булстроуд, – серьезно сказал Пуаро. – И нам остается – что?

– Двое из домашней прислуги, которые ночевали в доме, миссис Гиббонс и девушка по имени Дорис Хогг. Не могу всерьез рассматривать ни одну из них. Остаются мисс Роуэн и мадемуазель Бланш.

– И школьницы, конечно.

Келси был потрясен:

– Вы ведь не подозреваете их?

– Откровенно говоря, нет. Но следует соблюдать точность.

Инспектор отмахнулся от точности. Он упорно двигался дальше:

– Мисс Роуэн пробыла здесь больше года. У нее хороший послужной список. У нас против нее ничего нет.

– Тогда мы пришли к мадемуазель Бланш. Именно на ней заканчивается наше путешествие.

Воцарилось молчание.

– Нет никаких доказательств, – сказал Келси. – Ее рекомендации выглядят совершенно подлинными.

– Так и должно быть, – заметил Пуаро.

– Она что-то вынюхивала, – сказал Адам. – Но это не доказывает, что она убийца.

– Погодите минутку, – сказал Келси, – было что-то сказано насчет ключа. Во время нашего первого разговора с нею – я потом посмотрю – что-то насчет того, что ключ от павильона выпал из замка двери, она его подняла и забыла вставить обратно, а потом ушла с ним, и Спрингер на нее накричала.

– Человек, который хотел пойти туда ночью и поискать ракетку, должен был иметь ключ, чтобы открыть дверь, – сказал Пуаро. – Для этого необходимо было сделать отпечаток ключа.

– Но в этом случае, – возразил Адам, – она никогда не упомянула бы в разговоре с вами об инциденте с ключом.

– Не обязательно, – возразил Келси. – Спрингер могла рассказать о случае с ключом. Если рассказала, она могла решить, что лучше мимоходом упомянуть об этом.

– Этот момент следует запомнить, – сказал Пуаро.

– Это нам почти ничего не дает, – заметил Келси и мрачно посмотрел на сыщика.

– Кажется, осталась одна возможность, – сказал маленький бельгиец, – то есть если меня правильно информировали. Мать Джулии Апджон, как я понимаю, узнала здесь кого-то в первый день семестра. Какого-то человека, увидев которого она удивилась. Исходя из контекста, вполне вероятно, что этот человек был связан с международным шпионажем. Если миссис Апджон определенно укажет на мадемуазель как на человека, которого она узнала, тогда, думаю, мы сможем действовать более уверенно.

– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Келси. – Мы пытаемся связаться с миссис Апджон, но это такая головная боль! Когда девочка сказала про автобус, я подумал, что она имеет в виду настоящий автобусный тур, проходящий по расписанию, все пассажиры которого едут вместе. Но все совсем не так. По-видимому, она просто садится в местные автобусы и едет туда, куда ей в данный момент заблагорассудится! Миссис Апджон не приобрела тур у Кука или в официальном бюро путешествий. Она путешествует совсем одна, по всей стране. Что можно сделать с такой женщиной? Она может оказаться где угодно. Анатолия большая!

– Это создает трудности, вы правы, – согласился Пуаро.

– А ведь есть куча чудесных автобусных туров, – обиженным тоном заметил инспектор. – За вас все продумано: где остановиться, что посмотреть, и в оплату все включено, и вы точно знаете, где находитесь...

– Но такой способ путешествия явно не нравится миссис Апджон.

– А пока мы сидим здесь, – продолжал Келси. – Застряли! Эта француженка может уйти в любой момент, когда захочет. У нас нет ничего, никаких оснований задержать ее.

Пуаро покачал головой:

– Она этого не сделает.

– Вы не можете быть в этом уверены.

– Я уверен, если бы вы совершили убийство, вы бы не стали делать ничего необычного, что может привлечь к вам внимание. Мадемуазель Бланш останется здесь и будет сидеть тихо до конца семестра.

– Надеюсь, вы правы.

– Я уверен, что прав. И помните: особа, кого видела миссис Апджон, не знает, что та ее видела. Когда наступит решающий момент, это будет для нее полной неожиданностью.

Келси вздохнул:

– Если это все, на чем мы можем основывать свои действия...

– Есть и другие вещи. Например, беседы.

– Беседы?

– Они имеют большую ценность, беседы. Рано или поздно, если человеку есть что скрывать, он скажет слишком много.

– Выдаст себя? – Голос главного констебля звучал скептически.

– Не так все просто. Человек проявляет осторожность, говоря о том, что он пытается скрыть. Но часто слишком много говорит о других вещах. И разговоры можно использовать по-другому. Есть невинные люди, которые что-то знают, но не сознают важности того, что знают. И это мне напомнило...

Он встал.

– Прошу меня извинить. Я должен пойти и спросить у мисс Булстроуд, есть ли здесь кто-нибудь, кто умеет рисовать.

– Рисовать?

– Рисовать.

– Ну... – произнес Адам, когда Пуаро вышел. – Сначала девичьи коленки, а теперь рисование! Что будет дальше, хотел бы я знать?

Мисс Булстроуд ответила на вопрос Пуаро, не выказав никакого удивления.

– Мисс Лори – наша приглашенная учительница рисования, – коротко ответила она. – Но ее сегодня здесь нет. Что вы хотите, чтобы она вам нарисовала? – спросила директриса добрым голосом, будто разговаривала с ребенком.

– Лица, – ответил Пуаро.

– Мисс Рич мастерски рисует лица людей. Она хорошо улавливает сходство.

– Именно это мне и нужно.

Мисс Булстроуд, с одобрением отметил он, не задала ему никаких вопросов о причинах такого желания. Она просто вышла из комнаты и вернулась с мисс Рич.

После знакомства Пуаро сказал:

– Вы умеете рисовать людей? Быстро? Карандашом?

Эйлин Рич кивнула:

– Я часто их рисую. Ради развлечения.

– Хорошо. Тогда, прошу вас, нарисуйте мне покойную мисс Спрингер.

– Это трудно. Я знала ее так недолго... Но я попробую. – Она прищурилась и начала быстро рисовать.

– Bien[22], – сказал Пуаро, беря у нее набросок. – А теперь, если не возражаете, мисс Булстроуд, мисс Роуэн, мадемуазель Бланш и... да... садовника Адама.

Эйлин Рич с сомнением взглянула на него, потом принялась за работу. Бельгиец посмотрел на результат и одобрительно кивнул.

– Вы хорошо рисуете – очень хорошо. Всего несколько штрихов – и все же сходство очевидно. Теперь я вас попрошу сделать нечто более трудное. Например, нарисуйте мисс Булстроуд с другой прической. Измените форму ее бровей.

Эйлин уставилась на него, словно подумала, что он сошел с ума.

– Нет, – сказал Пуаро. – Я не безумец. Я ставлю эксперимент, вот и всё. Пожалуйста, сделайте то, о чем я прошу.

Через пару секунд она сказала:

– Вот, пожалуйста.

– Отлично. Теперь сделайте то же самое с портретом мадемуазель Бланш и мисс Роуэн.

Когда мисс Рич закончила, Пуаро выложил в ряд три наброска.

– Теперь я вам кое-что покажу, – сказал он. – Мисс Булстроуд, несмотря на сделанные вами изменения, по-прежнему безошибочно остается мисс Булстроуд. Но посмотрите на двух других. Так как черты их лиц не слишком выразительны и так как они не такие сильные личности, как мисс Булстроуд, они выглядят почти другими людьми, не так ли?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эйлин Рич.

Она смотрела, как сыщик осторожно складывает наброски.

– Что вы собираетесь с ними делать? – спросила учительница.

– Использовать их, – ответил Пуаро.

Глава 20
БЕСЕДА

– Ну... я не знаю, что сказать, – произнесла миссис Сатклифф. – Я правда не знаю, что сказать...

Женщина смотрела на Эркюля Пуаро с явной неприязнью.

– Генри, разумеется, нет дома, – сказала она.

Значение этого заявления было несколько туманным, но Пуаро показалось, что он понимает, о чем она думает. Она считала, что Генри сумел бы справиться с этой ситуацией. Ведь Генри вел так много дел в других странах. Он вечно летал на Ближний Восток, и в Китай, и в Южную Америку, и в Женеву, и даже иногда – но не так часто – в Париж.

– Все это было так неприятно, – сказала миссис Сатклифф. – Я так рада, что Дженнифер теперь дома, со мной, в безопасности... Хотя, должна сказать, – прибавила она с легким раздражением, – Дженнифер меня очень утомляет. Она устроила такой скандал перед отъездом в Мидоубэнк, была совершенно уверена, что ей там не понравится, говорила, что это школа для снобов и совсем не в такой школе она хотела бы учиться, – а теперь она целый день дуется из-за того, что я ее оттуда забрала. Это так ужасно...

– Нельзя отрицать, что это очень хорошая школа, – ответил Пуаро. – Многие утверждают, что это лучшая школа в Англии.

– Она была такой, вернее сказать.

– И снова будет такой, – возразил сыщик.

– Вы так считаете?

Миссис Сатклифф с сомнением смотрела на него. Его полный сочувствия тон постепенно проникал сквозь ее оборонительную позицию. Ничто так не облегчает тяготы материнской жизни, как возможность поведать кому-нибудь о трудностях, разочарованиях и неудачах матери в отношениях со своим чадом. Материнская преданность так часто вынуждает терпеть молча... Но в разговоре с таким иностранцем, как Эркюль Пуаро, считала миссис Сатклифф, можно быть не столь преданной. Это совсем не то, что разговаривать с матерью другой дочери.

– Мидоубэнк, – сказал Эркюль Пуаро, – просто переживает полосу неудач.

Это был самый лучший ответ, который бельгиец смог придумать в данный момент. Он чувствовал его неубедительность, и миссис Сатклифф немедленно ухватилась за это.

– Это еще мягко сказано – неудач! – возразила она. – Два убийства! И похищение девочки. Нельзя посылать дочь в школу, где все время убивают учительниц.

Такая точка зрения выглядела весьма разумной.

– Если окажется, что эти убийства – дело рук одного и того же человека и этого человека поймают, тогда все изменится, не так ли?

– Ну, наверное, да, – с сомнением в голосе произнесла миссис Сатклифф. – Я хочу сказать... вы хотите сказать... О, понимаю, вы имеете в виду – как Джек Потрошитель или тот, другой, как его звали? Что-то имеющее отношение к Девонширу... Крим? Нил Крим, который убивал несчастных женщин определенного типа. Наверное, этот убийца убивает именно школьных учительниц! Если его когда-нибудь посадят в тюрьму – и к тому же повесят, надеюсь, потому что допускается только одно убийство, не так ли, как укус собаки... о чем я говорила? О да, если его поймают, ну, тогда, наверное, всё изменится. Конечно, таких людей не может быть много, правда?

– Нам остается надеяться на это, – сказал Эркюль Пуаро.

– Но ведь было еще это похищение, – напомнила миссис Сатклифф. – Нельзя посылать дочь в школу, где ее могут похитить, правда?

– Несомненно, нельзя, мадам. Я вижу, как четко вы обдумали все происходящее. Вы правы абсолютно во всем.

Миссис Сатклифф выглядела слегка польщенной. Никто уже давно не говорил ей ничего подобного. Генри просто говорил нечто вроде «и почему тебе понадобилось отправлять ее в Мидоубэнк?», а Дженнифер дулась и отказывалась отвечать.

– Я действительно думала об этом, – сказала она. – Много думала.

– Тогда я не должен позволить, чтобы это похищение вас продолжало волновать, мадам. Entre nous[23], если я могу вам довериться, насчет принцессы Шаисты... Это не совсем похищение, подозревают любовную историю...

– Вы хотите сказать, что взбалмошная девчонка просто убежала, чтобы выйти замуж?

– На моих устах печать, – ответил Эркюль Пуаро. – Вы же понимаете, скандал весьма нежелателен. Это конфиденциально, entre nous. Я знаю, вы никому не расскажете.

– Конечно, нет, – добродетельно ответила миссис Сатклифф. Она опустила глаза на письмо, которое привез ей Пуаро от главного констебля. – Я не совсем понимаю, кто вы, мосье... э... Пуаро. Вы, как пишут в книгах, «тайное око»?

– Я – консультант, – веско произнес бельгиец.

Это слово напоминало о Харли-стрит[24] и очень ободрило миссис Сатклифф.

– О чем вы хотите побеседовать с Дженнифер? – спросила она.

– Просто узнать ее впечатление о некоторых вещах, – ответил сыщик. – Она наблюдательна?

– Боюсь, я бы так не сказала, – усомнилась миссис Сатклифф. – Она совсем не из тех детей, которые все замечают. Я хочу сказать, она всегда такая равнодушная...

– Это лучше, чем придумывать то, чего вовсе не было, – возразил Пуаро.

– О, Дженнифер на такое не способна, – уверенно заявила мисс Сатклифф. Она встала, подошла к окну и позвала: «Дженнифер!» – Я бы хотела, – сказала она Пуаро, возвращаясь к нему, – чтобы вы попытались убедить девочку, что мы с ее отцом все делаем исключительно для ее пользы.

Дженнифер вошла в комнату с мрачным лицом и с крайним подозрением посмотрела на Эркюля Пуаро.

– Здравствуйте, – сказал бельгиец. – Я старый друг Джулии Апджон. Она приехала в Лондон, чтобы меня найти.

– Джулия ездила в Лондон? – слегка удивилась Дженнифер. – Зачем?

– Чтобы посоветоваться со мной, – ответил Пуаро.

Девочка смотрела на него с недоверием.

– Я смог дать ей совет, – продолжал Пуаро. – Сейчас она вернулась в Мидоубэнк, – прибавил он.

– Значит, ее тетя Изабель не забрала ее оттуда, – сказала Дженнифер и бросила на мать раздраженный взгляд.

Пуаро взглянул на миссис Сатклифф, которая почему-то – возможно, потому, что как раз пересчитывала белье из прачечной, когда приехал Пуаро, а возможно, вспомнив о каких-то срочных делах, – встала и вышла из комнаты.

– Мне не нравится, – сказала Дженнифер, – быть в стороне от всего того, что там происходит. Вся эта паника!.. Я говорила маме, что это глупо. В конце концов, никого из учениц не убили.

– У вас есть собственное мнение насчет этих убийств? – спросил Пуаро.

Дженнифер покачала головой.

– У кого-то крыша поехала? – высказала она догадку. И задумчиво прибавила: – Наверное, теперь мисс Булстроуд придется искать новых учительниц.

– Да, это возможно, – сказал Пуаро. – Мадемуазель Дженнифер, – продолжал он, – меня интересует та женщина, которая пришла и предложила вам поменять старую ракетку на новую. Вы помните?

– Еще бы не помнить, – ответила Дженнифер. – Я и по сей день не выяснила, кто ее прислал. Тетя Джина этого не делала.

– Как выглядела та женщина? – спросил Пуаро.

– Та, которая принесла ракетку? – Дженнифер прикрыла глаза, словно вспоминая. – Ну, не знаю... На ней было такое вычурное платье с маленькой шляпкой, кажется. Синее платье и мягкая шляпка.

– Да? – спросил Пуаро. – Я имел в виду не столько ее одежду, сколько лицо.

– Большое количество косметики, по-моему, – неуверенно ответила Дженнифер. – Многовато для сельской местности, я хочу сказать, и светлые волосы. Думаю, она американка.

– Вы ее раньше когда-нибудь видели? – спросил Пуаро.

– О нет, – ответила Дженнифер. – Не думаю, что она живет здесь. Она сказала, что приехала к кому-то на ланч, или на коктейль, или что-то в этом роде.

Пуаро задумчиво смотрел на нее. Его заинтересовала полная готовность Дженнифер верить всему, что ей говорят. Он мягко спросил:

– Но она могла сказать неправду?

– О! – удивилась Дженнифер. – Нет, я так не думаю.

– Вы совершенно уверены, что раньше не видели ее? Она не могла, например, быть одной из девочек, но переодетой? Или одной из учительниц?

– Переодетой? – Дженнифер выглядела озадаченной.

Пуаро положил перед ней карандашный портрет мадемуазель Бланш, нарисованный Эйлин Рич.

– Это не та женщина?

Дженнифер с сомнением посмотрела на рисунок.

– Немного похоже на нее, но я не думаю, что это она.

Пуаро задумчиво кивнул. Девочка никак не дала понять, что узнала изображение мадемуазель Бланш.

– Понимаете, – объяснила она, – я на нее не очень-то смотрела. Она была американкой, и я ее не знала, а потом она мне сказала о ракетке...

Ясно, что после этого Дженнифер смотрела только на свое новое приобретение.

– Понимаю, – сказал Пуаро и продолжал: – Вы когда-нибудь замечали в Мидоубэнке кого-нибудь из тех, кого раньше видели в Рамате?

– В Рамате? – Дженнифер подумала. – Нет... по крайней мере... я так не думаю.

Сыщик ухватился за слабую нотку сомнения.

– Но вы не уверены, мадемуазель Дженнифер?

– Ну, – та обеспокоенно почесала лоб, – я хочу сказать, что всегда видишь людей, похожих на кого-то. Невозможно вспомнить, на кого именно они похожи. Иногда видишь людей, которых ты действительно встречала, но не помнишь, кто они такие. А они говорят: «Вы меня не помните?» – и тогда тебе ужасно неловко, потому что ты действительно не помнишь. Я имею в виду, что тебе знакомо лицо, но ты не можешь вспомнить имя или где ты видела этого человека.

– Все это совершенно верно, – согласился с ней Пуаро. – Да, все это верно. Это часто случается. – Он на несколько мгновений умолк, потом продолжил, мягко, но настойчиво: – Например, принцесса Шаиста; может быть, вы ее узнали, когда увидели, потому что, наверное, видели ее в Рамате.

– А она была в Рамате?

– Весьма вероятно, – ответил Пуаро. – В конце концов, она в родстве с правящим домом. Вы могли ее там видеть?

– По-моему, я ее не видела, – нахмурилась Дженнифер. – В любом случае она там не могла ходить с открытым лицом, правда же? Я хочу сказать, что они все носят покрывала и тому подобное... Хоть и снимают их в Париже... и в Каире, по-моему. И в Лондоне, конечно, – прибавила она.

– Во всяком случае, у вас нет такого впечатления, что вы видели в Мидоубэнке человека, которого уже видели раньше?

– Нет, я уверена, что не видела. Конечно, большинство людей выглядят одинаково, и ты могла видеть их где угодно. Только когда у них такое странное лицо, как у мисс Рич, ты его замечаешь.

– Вам показалось, что вы видели мисс Рич где-то раньше?

– Я не видела. Это, наверное, была женщина, похожая на нее. Но та была гораздо толще, чем она.

– Гораздо толще, – задумчиво повторил Пуаро.

– Невозможно представить себе мисс Рич толстой, – хихикнула Дженнифер. – Она такая ужасно худая и изящная... И в любом случае мисс Рич не могла находиться в Рамате, потому что она в прошлом семестре болела.

– А другие девочки? – спросил Пуаро. – Вы кого-то из девочек видели раньше?

– Только тех, кого я уже знала, – ответила Дженнифер. – Я действительно знала одну или двоих из них. В конце концов, понимаете, я провела там всего три недели и не знаю в лицо и половины людей. Я бы не узнала большинство этих людей, даже если бы завтра их встретила.

– Вам следует замечать больше, – сурово сказал Пуаро.

– Невозможно все замечать, – возразила Дженнифер. – Если Мидоубэнк продолжает работать, я бы хотела вернуться туда. Попробуйте уговорить маму. Хотя в действительности, – прибавила она, – я думаю, что все упирается в папу. Здесь, за городом, ужасно. У меня нет никакой возможности совершенствоваться в теннисе.

– Уверяю вас, я сделаю все, что могу, – заверил ее Пуаро.

Глава 21
ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

– Я хочу поговорить с вами, Эйлин, – сказала мисс Булстроуд.

Эйлин Рич последовала за директрисой в ее гостиную. В Мидоубэнке стояла странная тишина. Здесь еще оставалось двадцать пять учениц – тех, кого родителям было сложно или нежелательно забирать. Паническую лихорадку, как надеялась мисс Булстроуд, удалось прекратить при помощи ее собственной тактики. Все чувствовали, что к следующему семестру все наладилось бы, и считали, что со стороны мисс Булстроуд было бы гораздо более мудрым решением закрыть школу.

Никто из сотрудниц не уволился. Мисс Джонсон слишком суетилась – у нее образовалось слишком много свободного времени. Она не любила те дни, когда у нее было слишком мало дел. Мисс Чедвик, которая выглядела постаревшей и несчастной, бродила по школе в каком-то ступоре отчаяния. Казалось, она пострадала от этого удара гораздо сильнее, чем мисс Булстроуд. Действительно, мисс Булстроуд удавалось без труда оставаться самой собой, по-прежнему невозмутимой, без признаков напряжения или срыва. Две младшие учительницы не возражали против дополнительного свободного времени. Они купались в бассейне, писали длинные письма подругам и родственникам и выписали себе брошюры о круизах для изучения и сравнения вариантов. У Энн Шапленд тоже образовалось много досуга, и кажется, она ничего не имела против этого. Девушка проводила много времени в саду и занялась садоводством, неожиданно очень эффективно. Вполне естественно, она предпочитала, чтобы ее работой руководил Адам, а не старик Бриггз.

– Да, мисс Булстроуд? – спросила Эйлин Рич.

– Я уже давно хочу поговорить с вами, – сказала директриса. – Не знаю, сможет ли наша школа продолжать работу или нет. Невозможно предвидеть, что будут чувствовать люди, потому что чувства у всех будут разные. Но в результате тот, чьи чувства сильнее, переубедит остальных. Поэтому либо с Мидоубэнком будет покончено...

– Нет, – перебила ее Эйлин Рич, – не будет. – Она чуть не топнула ногой, и ее волосы сразу же растрепались. – Вы не должны позволить, чтобы школа прекратила работу. Это был бы грех, преступление.

– Вы выбираете сильные выражения, – сказала мисс Булстроуд.

– У меня сильные чувства. Есть так много вещей, которые совсем ничего не стоят, но Мидоубэнк кажется мне достойной школой. Она показалась мне такой с первой минуты, как я сюда приехала.

– Вы боец, – сказала мисс Булстроуд. – Мне нравятся такие люди, и уверяю вас, что я не собираюсь покорно сдаваться. Я даже собираюсь получить удовольствие от борьбы. Знаете, когда все слишком легко и идет слишком хорошо, человек становится... не могу подобрать точного слова... самодовольным? Ему скучно? Нечто вроде того и другого вместе. Но сейчас мне не скучно, и я недовольна собой и намереваюсь сражаться до последней капли сил и до последнего пенни. Вот что я хочу вам сказать: если Мидоубэнк продолжит работу, останетесь ли вы работать здесь на правах партнера?

– Я? – Эйлин Рич уставилась на нее в изумлении. – Я?

– Да, моя дорогая, – ответила мисс Булстроуд. – Вы.

– Но я не смогу, – сказала мисс Рич. – Я слишком мало знаю. Я слишком молода. Ну, у меня нет того опыта, нет тех знаний, которые вам нужны...

– Вы должны предоставить мне решать, что мне нужно, – возразила мисс Булстроуд. – Имейте в виду, в настоящий момент это предложение нельзя назвать выгодным. Вероятно, вы добьетесь большего для себя в другом месте. Но вот что я хочу вам сказать – и вы должны мне поверить. Я уже решила, еще до несчастья, до гибели мисс Ванситтарт, что именно вы – тот человек, которого я хотела бы видеть продолжателем дел моей школы.

– Значит, вы так думали? – Эйлин Рич уставилась на нее. – Но я думала... мы все думали, что мисс Ванситтарт...

– У нас не было никакой договоренности с нею, – ответила мисс Булстроуд. – Признаюсь, я держала ее на примете последние два года. Но что-то всегда удерживало меня от того, чтобы сказать ей нечто определенное. Понимаю, все решили, что она будет моей преемницей. Возможно, она и сама так считала. И я так считала – до недавнего времени. А потом решила, что она – не тот человек, который мне нужен.

– Но она так подходила во всех отношениях, – сказала Эйлин Рич. – Она бы все делала в точном соответствии с вашими традициями, с вашими идеями...

– Да, – согласилась мисс Булстроуд, – и именно это было бы неправильно. Нельзя цепляться за прошлое. Некоторое количество традиций – это хорошо, но не слишком много. Школа предназначена для сегодняшних детей. Она не для тех, кто учился здесь пятьдесят или даже тридцать лет назад. Есть некоторые школы, где традиции более важны, чем в других школах, но Мидоубэнк не из них. В этой школе нет давних традиций. Это творение, если я могу так выразиться, одной женщины. Мое творение. Я пробовала некоторые идеи и воплощала их в жизнь, насколько позволяли мои способности, хотя иногда мне приходилось их модифицировать, когда они не давали тех результатов, которых я ожидала. Это была не обычная школа, но я и не гордилась тем, что она необычная. Это школа, которая старается использовать самое лучшее из обоих миров, прошлого и будущего, но настоящий упор делает на настоящем. Именно так она и будет продолжать, так она должна продолжать. Под управлением человека с идеями, с идеями сегодняшнего дня. Сохранить то, что есть умного в прошлом, – и смотреть вперед, в будущее. Вам примерно столько же лет, сколько было мне, когда я начинала здесь, но у вас есть то, чего у меня уже быть не может. В Библии сказано: «Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения». Нам здесь сны не нужны, нам нужны видения. Я верю, что у вас есть талант предвидения, и именно поэтому я решила, что именно вы – тот человек, который мне нужен, а не Элинор Ванситтарт.

– Это было бы чудесно, – сказала Эйлин Рич. – Чудесно. Мне бы этого хотелось больше всего на свете.

Мисс Булстроуд слегка удивило сослагательное наклонение, хоть она не подала виду. Вместо этого директриса быстро согласилась:

– Да, это было бы чудесно. Но сейчас это не чудесно?.. Ну, наверное, я это понимаю.

– Нет-нет, я вовсе не это имела в виду, – возразила Эйлин Рич. – Совсем не это. Я... я не могу объяснить вам подробно, но если бы вы... если бы вы спросили меня, если бы вы поговорили со мной вот так неделю или две недели назад, я бы сразу же ответила, что не могу, что это совершенно невозможно. Единственная причина, почему это могло бы стать возможным теперь, – это... ну, это потому, что теперь нужна борьба, нужно принять вызов. Я могу... я могу это обдумать, мисс Булстроуд? Сейчас я не знаю, что сказать.

– Конечно, – ответила мисс Булстроуд. Она все еще чувствовала удивление. Никогда точно не знаешь, подумала она, чего ожидать от человека.

– Вот идет Рич, и волосы у нее снова распущены, – заметила работающая на клумбе Энн Шапленд, выпрямляя спину. – Если она не может справиться с ними, почему бы ей их не подстричь? У нее голова хорошей формы, и она бы лучше выглядела.

– Вам следует сказать ей об этом, – ответил Адам.

– Мы с нею не в таких отношениях, – возразила Энн Шапленд. И спросила: – Вы думаете, школа сможет продолжить работу?

– На этот вопрос нельзя ответить с уверенностью, – сказал Адам, – и кто я такой, чтобы судить?

– Вы можете судить не хуже любого другого, – сказала Энн Шапленд. – Может быть, и сможет. У старой Забияки, как ее называют девочки, есть все, что для этого требуется. Во-первых, она действует на родителей гипнотически. Сколько времени прошло с начала семестра – всего месяц? Кажется, что год. Я буду рада, когда все это закончится.

– Вы вернетесь, если школа продолжит работу?

– Нет, – твердо ответила Энн, – ни за что. Мне хватит школ на всю оставшуюся жизнь. Я не создана для того, чтобы сидеть взаперти с большим количеством женщин. И, откровенно говоря, мне не нравятся убийства. О таких вещах забавно читать в газетах или в хорошей книге перед сном. Но действительность не так приятна. Я думаю, – задумчиво прибавила Энн, – что, когда я уеду отсюда в конце семестра, я выйду замуж за Денниса и где-нибудь осяду.

– Деннис? – переспросил Адам. – Это тот, о ком вы мне говорили? Насколько я помню, он бывает по работе в Бирме, Малайе, Сингапуре, Японии и прочих подобных странах. Вам не удастся где-то осесть, если вы выйдете за него замуж, не так ли?

Энн неожиданно рассмеялась:

– Да, наверное, не удастся. Только в физическом, географическом смысле.

– Мне кажется, вы можете выбрать мужа получше Денниса, – заметил Адам.

– Вы делаете мне предложение? – спросила Энн.

– Конечно, нет, – ответил Адам. – Вы – честолюбивая девушка, вы не захотите выйти замуж за скромного садовника, работающего по найму.

– Я подумывала о том, не выйти ли замуж за сотрудника Скотленд-Ярда.

– Я не служу в Скотленд-Ярде, – сказал Адам.

– Нет-нет, конечно, нет, – согласилась Энн. – Давайте сохраним точность выражений. Вы не из Скотленд-Ярда, Шаисту не похищали, в садике все прекрасно... Так оно и есть, – прибавила девушка, оглядываясь вокруг. – Все равно, – прибавила она через несколько мгновений, – я совсем не понимаю, как Шаиста появилась в Женеве, или что там рассказывают. Как она туда попала? Все ваши люди, наверное, очень невнимательны, если позволили вывезти ее из страны.

– На моих устах печать молчания, – ответил Адам.

– Думаю, вы ничего об этом не знаете, – сказала Энн.

– Признаюсь, что нам надо благодарить мосье Пуаро за такую светлую мысль.

– Как, этого смешного человечка, который привез назад Джулию и явился с визитом к мисс Булстроуд?

– Да. Он называет себя детективом-консультантом, – сказал Адам.

– Думаю, он в основном был им раньше, – заметила Энн.

– Я совсем не понимаю, что он задумал, – сказал Адам. – Он даже ездил повидать мою мать, или кто-то из его друзей ездил.

– Вашу мать? – удивилась Энн. – Зачем?

– Понятия не имею. Кажется, этот тип питает какой-то нездоровый интерес к матерям. Он и к матери Дженнифер съездил.

– А он ездил повидаться с матерями мисс Рич и Чедди?

– По-моему, у мисс Рич нет матери, – ответил Адам. – Иначе он поехал бы к ней тоже, без сомнения.

– Мать мисс Чедвик живет в Челтенхэме, она мне говорила, – сказала Энн, – но ей уже больше восьмидесяти лет, по-моему. Бедная мисс Чедвик – она сама выглядит на восемьдесят лет... А вот и она – идет, чтобы поговорить с нами.

Адам поднял взгляд.

– Да, – сказал он, – она очень постарела за последнюю неделю.

– Потому что она очень любит эту школу, – сказала Энн. – Это вся ее жизнь. Ей невыносимо видеть ее падение.

Мисс Чедвик действительно выглядела на десять лет старше, чем в первый день семестра. Ее походка потеряла быстроту и энергичность. Она уже не носилась по школе, радостная и полная жизни. Сейчас женщина подошла к ним, слегка подволакивая ноги.

– Зайдите, пожалуйста, к мисс Булстроуд, – обратилась она к Адаму. – Она хочет отдать какие-то распоряжения насчет сада.

– Мне сначала надо слегка умыться, – ответил Адам, положил свои инструменты и двинулся к сараю.

Энн и мисс Чедвик вместе пошли к дому.

– Кажется, что здесь так тихо, – сказала Энн, оглядываясь по сторонам. – Как в полупустом театральном зале, – задумчиво прибавила она, – когда в кассе тактично продали редким посетителям такие места, чтобы создать впечатление полного зрительного зала.

– Это ужасно, – сказала мисс Чедвик, – ужасно! Ужасно думать, что Мидоубэнк до такого дошел. Я не могу это пережить. Не могу спать по ночам. Все разрушено. Все годы работы, строительства чего-то поистине хорошего...

– Все еще может наладиться, – весело сказала Энн. – У людей очень короткая память, знаете ли.

– Не настолько короткая, – мрачно отозвалась мисс Чедвик.

Энн не ответила. В глубине души она скорее была согласна с мисс Чедвик.

Мадемуазель Бланш вышла из класса, где она проводила урок французской литературы.

Женщина посмотрела на свои часы. Да, у нее еще много времени для того, что она намеревается сделать. В последние дни всегда много свободного времени, когда так мало учащихся...

Мадемуазель Бланш поднялась наверх, в свою комнату, и надела шляпку. Она не из тех, кто выходит из дома без шляпки. Женщина с удовлетворением посмотрела на себя в зеркало. Да, она не из тех, на кого обращают внимание. Ну, в этом есть свои преимущества! Мадемуазель Бланш улыбнулась сама себе. Ей было легко воспользоваться рекомендациями сестры. Даже фотография в паспорте не вызвала подозрений. Было бы очень жаль, если бы все эти отличные рекомендации пропали зря после смерти Анжелы. Анжела действительно любила преподавание. На нее саму оно навевает невыносимую скуку. Зато платят отлично, гораздо больше, чем она сама когда-либо могла заработать. И, кроме того, все прошло невероятно удачно. Будущее будет совсем другим. О да, совсем другим... Скучная мадемуазель Бланш преобразится. Она уже мысленно видела это. Ривьера. Она сама, шикарно одетая, соответственно накрашенная. Все, что нужно в этом мире, – деньги. О да, жизнь станет очень приятной. Стоило приехать в эту отвратительную английскую школу...

Мадемуазель Бланш взяла сумочку, вышла из комнаты и пошла по коридору. Ее взгляд упал на стоящую на коленях женщину, занятую уборкой. Новая приходящая служанка. Полицейская шпионка, конечно. Какие они наивные – думают, что никто не поймет!

С презрительной улыбкой на губах она вышла из дома и пошла по подъездной дороге к воротам. Автобусная остановка находилась почти напротив них. Женщина стояла и ждала. Автобус должен подойти с минуты на минуту.

На этой тихой деревенской дороге людей было очень мало. Стоял автомобиль, над открытым капотом которого склонился мужчина. К живой ограде был прислонен велосипед. Какой-то мужчина ждал автобуса. Тот или другой из них, несомненно, последует за ней. Это будет сделано умело, не слишком открыто. Она это понимала, и ее это не беспокоило. Пусть ее «тень» увидит, куда она едет и что делает.

Пришел автобус. Мадемуазель Бланш села в него и через четверть часа вышла на главной площади городка. Она не стала оглядываться. Перешла дорогу и подошла к витринам большого универмага, где были выставлены новые модели платьев. Плохие модели, провинциальный вкус, подумала она, скривив губы. Но стояла и смотрела на них, словно они ей очень нравились.

Потом она вошла внутрь, сделала пару мелких покупок, потом поднялась на второй этаж и вошла в комнату отдыха для дам. Там стоял письменный стол, несколько стульев и телефонная будка. Она вошла в будку, опустила монеты, набрала нужный номер и подождала, пока ей ответил нужный голос. Затем одобрительно кивнула, нажала кнопку и сказала:

– Говорят из «Мезон Бланш». Вы меня понимаете, «Мезон Бланш». Я должна поговорить по поводу того, что вы мне должны. У вас есть время до завтрашнего вечера. До завтрашнего вечера. Вам следует перевести на счет «Мезон Бланш» в банк «Кредит насьональ» в Лондоне, отделение на Ледбери-стрит, указанную мною сумму. – Она назвала сумму. – Если деньги не поступят, тогда я вынуждена буду сообщить в соответствующие органы о том, что видела ночью двенадцатого числа. Я имею в виду, обратите внимание на мисс Спрингер. У вас немного больше двадцати четырех часов.

Она повесила трубку и вышла из будки в комнату отдыха. В нее только что вошла какая-то женщина. Еще одна покупательница из магазина, вероятно, а может, и нет. Но если и так, то уже слишком поздно что-нибудь подслушать.

Мадемуазель Бланш привела себя в порядок в соседнем туалете, потом пошла и примерила пару блузок, но не купила их; затем снова вышла на улицу, улыбаясь про себя. Заглянула в книжный магазин, потом села в автобус и вернулась в Мидоубэнк.

Она все еще улыбалась про себя, шагая по подъездной дороге. Она очень хорошо все устроила. Сумма, которую она потребовала, была не слишком велика, не настолько, чтобы ее было невозможно собрать за короткое время. И для начала эта сумма вполне ее устроит. Потому что, конечно, в будущем она потребует еще...

Да, это будет очень хороший небольшой источник дохода. Совесть ее не мучила. Она не считала своим долгом сообщить о том, что знала и что видела, в полицию. Спрингер была неприятной женщиной, грубой, mal élevée[25]. Лезла в чужие дела. Ну, она получила по заслугам...

Мадемуазель Бланш немного постояла возле плавательного бассейна. Она смотрела, как ныряет Эйлин Рич. Потом Энн Шапленд тоже поднялась на вышку и нырнула – тоже очень хорошо. Девочки смеялись и визжали.

Прозвенел звонок, и мадемуазель Бланш отправилась проводить урок в одном из младших классов. Девочки были невнимательны и надоедливы, но мадемуазель Бланш сегодня этого почти не замечала. Скоро она навсегда покончит с преподаванием.

Она поднялась в свою комнату, чтобы привести себя в порядок перед ужином. Краем глаза заметила, не обратив на это особого внимания, что вопреки своей обычной привычке бросила халат для садовых работ на стул в углу, а не повесила его на обычное место.

Она наклонилась вперед, рассматривая свое лицо в зеркале. Припудрилась, нанесла губную помаду...

Движение было таким быстрым, что застало ее врасплох. Бесшумным! Профессиональным. Казалось, халат на стуле приподнялся, упал на пол, в одно мгновение за спиной мадемуазель Бланш поднялась рука, держащая мешок с песком, и не успела она открыть рот, чтобы закричать, как этот мешок обрушился с глухим стуком на ее затылок.

Глава 22
СЛУЧАЙ В АНАТОЛИИ

Мисс Апджон сидела на обочине дороги на краю глубокого оврага. Она беседовала – частично на французском языке, а частично жестами – с крупной, солидной на вид турчанкой, которая рассказывала ей со всеми подробностями, насколько позволяли трудности общения, о своем последнем выкидыше. Она объяснила, что у нее девять детей. Восемь из них мальчики, и еще было пять выкидышей. Кажется, она радовалась выкидышам не меньше, чем рождению детей.

– А ты? – Турчанка ласково ткнула миссис Апджон в бок. – Combien?[26].. Garçons?[27].. Filles?[28].. Combien?.. – Она подняла руки, готовая загибать пальцы.

– Une fille[29], – ответила миссис Апджон.

– Et garçons?[30]

Понимая, что сейчас сильно упадет в глазах турчанки, миссис Апджон в порыве национальной гордости решилась на лжесвидетельство.

– Cinq[31], – сказала она.

– Cinq garçons? Très bien![32]

Турчанка кивнула с одобрением и уважением. Она прибавила, что, если бы здесь была ее кузина, свободно говорящая по-французски, они могли бы гораздо лучше понять друг друга. Потом она продолжила рассказ о своем последнем выкидыше.

Другие пассажиры расположились вокруг них, закусывая едой из корзин, которые везли с собой. Автобус, на вид довольно потрепанный, стоял под нависшей скалой, а водитель и еще один мужчина копались у него под капотом. Миссис Апджон совершенно потеряла счет времени. Две из дорог перекрыло наводнение, и пришлось ехать в объезд, а один раз они застряли на семь часов, пережидая, когда спадет уровень воды в реке, через которую они переправлялись. До Анкары было не так уж далеко – вот и все, что ей было известно. Она слушала горячее и бессвязное повествование своей новой подруги, пытаясь уловить момент, когда надо с восхищением кивнуть, а когда сочувственно покачать головой.

Ее мысли прервал чей-то голос, совершенно немыслимый в окружающей ее в то время обстановке:

– Миссис Апджон, полагаю?

Миссис Апджон подняла взгляд. Недалеко от них остановился автомобиль. Стоящий напротив нее человек, несомненно, вышел именно из него. Его лицо явно принадлежало англичанину, как и голос. Он был одет в безупречный костюм из серой фланели.

– Боже правый, – сказала миссис Апджон. – Доктор Ливингстон?

– Должно быть, я похож на него, – любезно ответил незнакомец. – Моя фамилия Аткинсон. Я сотрудник консульства в Анкаре. Мы уже два или три дня пытаемся связаться с вами, но дороги перекрыты.

– Вы хотели связаться со мной? Почему? – Миссис Апджон вдруг вскочила на ноги. Все приметы веселой туристки исчезли; теперь она стала олицетворением встревоженной матери. – Джулия? – резко спросила женщина. – Что-то случилось с Джулией?

– Нет-нет, – заверил ее Аткинсон. – С Джулией все в порядке. Дело совсем не в этом. В Мидоубэнке случилась неприятность, и мы хотим отправить вас туда как можно быстрее. Я отвезу вас в Анкару, и вы сможете сесть в самолет примерно через час.

Миссис Апджон открыла рот, потом снова закрыла его. Затем встала и сказала:

– Вам придется достать мою сумку с крыши этого автобуса. – Она повернулась, пожала руку своей спутнице и произнесла: – Мне очень жаль, но я должна вернуться домой.

После этого миссис Апджон помахала рукой остальным пассажирам автобуса как можно более дружелюбно, выкрикнула слова прощания на турецком языке, почти исчерпав свой небольшой запас турецких слов, и приготовилась немедленно последовать за мистером Аткинсоном, не задавая дальнейших вопросов. Последнему пришла в голову мысль, как и многим другим людям до него, что миссис Апджон – очень здравомыслящая женщина.

Глава 23
РЕШАЮЩАЯ СХВАТКА

Мисс Булстроуд смотрела на людей, собравшихся в одной из небольших классных комнат. Там были все ее сотрудницы: мисс Чедвик, мисс Джонсон, мисс Рич и две более молодые учительницы. Энн Шапленд сидела с блокнотом и карандашом на тот случай, если мисс Булстроуд прикажет ей что-то записать. Рядом с директрисой сидел инспектор Келси, а за ним – Эркюль Пуаро. Адам Гудман занял место на своей собственной «ничейной» полосе, между сотрудницами и теми, кого он про себя назвал исполнительной властью.

Мисс Булстроуд встала и заговорила своим хорошо поставленным, решительным голосом.

– Я считаю, что вы все должны, – сказала она, – как мои сотрудники, заинтересованные в благополучии школы, точно знать, как далеко продвинулось расследование. Инспектор Келси сообщил мне о некоторых фактах. Мосье Эркюль Пуаро, у которого есть связи за границей, получил ценную помощь из Швейцарии и сам расскажет вам об этом. Мы пока не дошли до конца расследования, должна сказать с сожалением, но некоторые мелкие вопросы уже прояснились, и я подумала, что вы почувствуете облегчение, узнав, как обстоят дела в данный момент. – Мисс Булстроуд посмотрела на инспектора Келси, и тот встал.

– Официально, – начал он, – я не уполномочен рассказывать вам все, что мне известно. Могу только ободрить вас, сообщив, что мы продвигаемся вперед и начали хорошо себе представлять, кто несет ответственность за три преступления, совершенные в вашей школе. Больше я ничего не скажу. Мой друг Эркюль Пуаро, который не связан официальным обязательством хранить тайну и может свободно излагать вам свои собственные идеи, сообщит вам некоторые сведения, добытые им самим. Я уверен, что вы все лояльны по отношению к Мидоубэнку и мисс Булстроуд и не станете разглашать различные сведения, о которых будет говорить мосье Пуаро и которые не представляют интереса для широкой публики. Чем меньше будет слухов и предположений насчет них, тем лучше, поэтому я попрошу вас никому не рассказывать о тех фактах, которые узнаете сегодня. Это понятно?

– Конечно, – с нажимом произнесла мисс Чедвик. – Конечно, мы все лояльны к Мидоубэнку, нужно полагать.

– Естественно, – сказала мисс Джонсон.

– О да, – подтвердили обе молодые учительницы.

– Я согласна, – сказала Эйлин Рич.

– Тогда, наверное, вам слово, мосье Пуаро?

Эркюль Пуаро встал, широко улыбнулся присутствующим и старательно подкрутил усы. Молодым учительницам внезапно очень захотелось хихикнуть, и они отвели глаза в сторону, плотно сжав губы.

– Это было трудное и тревожное время для всех вас, – начал сыщик. – Прежде всего я хочу, чтобы вы знали, что я это понимаю. Естественно, хуже всех пришлось самой мисс Булстроуд, но вы все страдали. Сначала вы потеряли трех своих коллег, одна из которых проработала здесь долгое время. Я говорю о мисс Ванситтарт. Мисс Спрингер и мадемуазель Бланш, конечно, были новенькими, но я не сомневаюсь, что их смерть стала для вас большим потрясением и печальным событием. Должно быть, вы также страдали от плохих предчувствий, так как казалось, что кто-то объявил вендетту учительницам школы Мидоубэнк. Могу вас заверить – и инспектор Келси тоже это подтвердит, – что это не так. Мидоубэнк по случайному стечению обстоятельств стал центром внимания различных преступных интересов. Здесь появилась, так сказать, кошка среди голубей. Там произошли три убийства и также похищение человека. Сначала я расскажу о похищении, так как в процессе всего расследования этого дела трудность состояла в том, чтобы отсеять все внешние факты, которые, хотя и являлись по сути своей криминальными, не позволяли разглядеть самый важный след – след безжалостного и решительного убийцы среди вас. – Он достал из кармана фотоснимок. – Сначала я покажу вам фотографию.

Келси взял ее, передал мисс Булстроуд, а она, в свою очередь, передала ее сотрудницам. Потом фотография вернулась к Пуаро. Он посмотрел на их лица, совершенно непонимающие.

– Я хочу вас спросить, всех вас: вы узнали девочку на фотографии?

Они все, каждая из них, покачали головой.

– Вы должны были ее узнать, – сказал Пуаро. – Так как это фото принцессы Шаисты, который я получил из Женевы.

– Но это вовсе не Шаиста! – воскликнула мисс Чедвик.

– Вот именно, – сказал Пуаро. – Нити всего этого дела тянутся из Рамата, где, как вам известно, около трех месяцев назад произошел coup d'état[33]. Правителю страны, принцу Али Юсуфу, удалось бежать – его вывез на самолете его личный пилот. Однако их самолет разбился в горах к северу от Рамата, и место крушения обнаружили только в конце года. Пропал определенный предмет большой ценности, который принц Али всегда носил с собой. Его не обнаружили среди обломков самолета, и пошли слухи, что его привезли в нашу страну. Несколько группировок стремились завладеть этим ценным предметом. Один след вел к единственной оставшейся в живых родственнице Али Юсуфа – к его двоюродной сестре, девочке, которая тогда училась в школе в Швейцарии. Казалось вероятным, что, если этот ценный предмет благополучно вывезен из Рамата, его отдадут принцессе Шаисте или ее родственникам и опекунам. Нескольким агентам поручили следить за ее дядей, эмиром Ибрагимом, а другим – присматривать за самой Шаистой. Было известно, что она приедет в Мидоубэнк в этом семестре. Следовательно, было бы естественно, если бы кому-то поручили получить здесь работу – и тщательную слежку за любым человеком, который приблизится к принцессе, за ее письмами и за любыми сообщениями, переданными по телефону. Но потом возникла еще более простая и эффективная идея: похитить Шаисту и прислать одну из их сообщниц в школу под видом принцессы Шаисты. Это можно было сделать, поскольку эмир Ибрагим находился в Египте и не собирался приезжать в Англию до конца лета. Сама мисс Булстроуд раньше не видела девочку, и все переговоры о приеме ее в школу велись через посольство в Лондоне.

План был предельно простым. Настоящая Шаиста покинула Швейцарию в сопровождении представителя посольства в Лондоне. По крайней мере, так предполагалось. В действительности посольству в Лондоне сообщили, что девочка приедет в Лондон в сопровождении представителя швейцарской школы. Настоящую же Шаисту отвезли в очень приятный замок в Швейцарии, где она с тех пор и находится, а совершенно другая девочка приехала в Лондон; там ее встретил представитель посольства в Лондоне и потом привез в школу. Конечно, заменившая Шаисту девушка должна была быть гораздо старше настоящей Шаисты. Но это вряд ли привлекло бы внимание, так как восточные девочки выглядят гораздо старше своего возраста. На эту роль выбрали юную французскую актрису, играющую в театре школьниц.

Я ведь спрашивал, – задумчивым голосом продолжал Эркюль Пуаро, – заметил ли кто-нибудь колени Шаисты. Они являются хорошим указателем на возраст. Колени женщины двадцати трех или двадцати четырех лет невозможно спутать с коленками четырнадцатилетней или пятнадцатилетней девочки. Но, увы, никто не обратил внимания на ее колени.

План оказался не таким удачным, как они надеялись. Никто не пытался связаться с Шаистой, она не получала никаких писем или телефонных звонков, и с течением времени тревога росла. Эмир Ибрагим мог приехать в Англию раньше времени. Он не из тех, кто объявляет о своих планах заранее. Как я понимаю, у него была привычка однажды вечером сказать: «Завтра я лечу в Лондон», – и так и поступить. Следовательно, поддельная Шаиста понимала, что в любой момент может явиться тот, кто знает настоящую Шаисту, особенно после убийства. И поэтому она начала готовить почву для похищения, рассказав о нем инспектору Келси. Конечно, в действительности похищение произошло совсем не так. Как только она узнала, что ее дядя приедет за нею на следующее утро, она передала по телефону короткое сообщение – и за полчаса до настоящей машины приехал роскошный автомобиль с фальшивыми номерами, и Шаисту официально похитили. В действительности, разумеется, ее высадили в первом же большом городе, где она сразу же вернула себе свою собственную личность. Чтобы подтвердить историю похищения, отправили записку с требованием выкупа.

Эркюль Пуаро сделал паузу, затем сказал:

– Это был, как видите, просто ловкий фокус. Вас направили по ложному следу. Вы сосредоточились на похищении здесь, и никому не пришло в голову, что похищение действительно произошло за три недели до этого, в Швейцарии.

В действительности же Пуаро имел в виду, что это не пришло в голову никому, кроме него, но вежливость не позволила ему это сказать.

– Теперь перейдем, – продолжал он, – к гораздо более серьезному вопросу, чем похищение, – к убийству.

Поддельная Шаиста могла, конечно, убить мисс Спрингер, но она не могла убить мисс Ванситтарт и мадемуазель Бланш – у нее не могло быть мотива для этого; да этого от нее и не требовали. Ее роль состояла только в том, чтобы принять ценный сверток, если ей его принесли бы, что казалось вероятным, или получить какие-то сведения о нем.

Теперь вернемся обратно в Рамат, где все началось. В Рамате ходили упорные слухи, что принц Али Юсуф отдал этот ценный сверток Бобу Ролинсону, своему личному пилоту, и что Боб Ролинсон организовал его доставку в Англию. В тот самый день Ролинсон зашел в самый главный отель в Рамате, где остановилась его сестра, миссис Сатклифф, с дочерью Дженнифер. Миссис Сатклифф и Дженнифер куда-то ушли, но Ролинсон поднялся к ним в номер и пробыл там самое меньшее двадцать минут. Это довольно долго при данных обстоятельствах. Он мог, конечно, писать длинное письмо сестре. Но он этого не сделал – оставил только короткую записку, которую можно набросать за пару минут.

Отсюда вытекает полностью оправданный вывод – и к нему пришли несколько различных сторон, – что за то время, пока находился в номере, он спрятал этот объект среди вещей сестры и что она привезла его в Англию. Теперь мы подошли к тому, что я могу назвать раздвоением следа. Одни заинтересованные лица – или, может быть, несколько групп таких лиц – пришли к выводу, что миссис Сатклифф привезла этот предмет в Англию, и в результате ее загородный дом взломали и тщательно обыскали. Это доказывало, что искавший не знал, где именно спрятан этот предмет. Только то, что он хранится где-то у миссис Сатклифф.

Но кто-то другой определенно знал точно, где находится этот предмет, – и я думаю, что в данный момент не причиню вреда следствию, рассказав вам, где в действительности Боб Ролинсон его спрятал. Он спрятал сверток в ручке теннисной ракетки, выдолбив в ней углубление, а потом снова соединил все части вместе настолько ловко, что невозможно было заметить, что он сделал.

Теннисная ракетка принадлежала не его сестре, а ее дочери Дженнифер. Один человек, который точно знал, где тайник, однажды ночью отправился в спортивный павильон, предварительно сделав слепок с ключа и изготовив по нему ключ. В такой поздний час все должны были лежать в кроватях и спать. Но это было не так. Мисс Спрингер увидела свет фонарика в спортивном павильоне из дома и пошла туда, чтобы узнать, в чем дело. Она была сильной, крупной женщиной и не сомневалась в своей способности справиться с тем, что она там увидит. Тот, о ком идет речь, вероятно, перебирал теннисные ракетки в поисках нужной ему. Мисс Спрингер увидела и узнала того, кто обыскивал спортивный павильон, но этот человек был убийцей и не стал колебаться... Он застрелил мисс Спрингер. Однако потом ему пришлось действовать быстро. Выстрел услышали, приближались люди. Во что бы то ни стало убийца должен был выбраться из спортивного павильона незамеченным. Ракетку пришлось пока оставить на своем месте...

Через несколько дней этот человек попробовал завладеть ракеткой другим способом. Незнакомая женщина с притворным американским акцентом подстерегла Дженнифер Сатклифф, когда та возвращалась с теннисного корта, и рассказала ей правдоподобную историю, будто ее родственница прислала ей новую ракетку. Дженнифер без всяких подозрений поверила в эту историю и с радостью обменяла ракетку, которую несла, на новую, дорогую, привезенную незнакомкой. Но было одно обстоятельство, о котором ничего не знала женщина с американским акцентом. За несколько дней до этого Дженнифер Сатклифф поменялась ракетками с Джулией Апджон, и поэтому та, которую унесла незнакомка, была в действительности старой ракеткой Джулии Апджон, хотя на наклейке из липкой ленты на ней стояло имя Дженнифер.

Теперь мы подошли к следующей трагедии. Мисс Ванситтарт, по неизвестной нам причине, но, возможно, связанной с похищением Шаисты, случившимся в тот день, взяла фонарик и пошла в спортивный павильон после того, как все легли спать. Кто-то последовал за ней туда и нанес ей удар дубинкой или мешком с песком, когда она наклонилась у шкафчика Шаисты. Снова преступление было обнаружено почти немедленно – мисс Чедвик увидела свет в спортивном павильоне и поспешила туда.

Полицейские опять наводнили спортивный павильон, и снова убийца лишился возможности обыскать и осмотреть теннисные ракетки. Но к этому времени Джулия Апджон, умная девочка, все обдумала и пришла к логичному выводу, что та ракетка, которая находится у нее и которая раньше принадлежала Дженнифер, почему-то имеет большую ценность. Она по собственной инициативе осмотрела ее, обнаружила, что ее предположение было верным, и привезла мне содержимое ракетки. Эти предметы, – сказал Эркюль Пуаро, – сейчас находятся на хранении в сейфе, и их судьба теперь уже не наша забота.

Он помолчал, потом продолжил:

– Остается рассмотреть третью трагедию. Что знала или о чем подозревала мадемуазель Бланш, мы никогда не узнаем. Возможно, она увидела, как какой-то человек выходил из дома в ночь убийства мисс Спрингер. В любом случае ей была известна личность убийцы. Но она никому об этом не говорила. Она планировала получить деньги в обмен на свое молчание... Нет ничего опаснее, – с чувством произнес Пуаро, – чем шантажировать человека, который уже дважды убил. Может быть, мадемуазель Бланш приняла свои собственные меры предосторожности, но, какими бы они ни были, их оказалось недостаточно. Она назначила встречу с убийцей и была убита.

Сыщик снова сделал паузу.

– Итак, – сказал он, оглядывая всех присутствующих, – вы выслушали отчет об этом деле.

Они все смотрели на него. Их лица, которые сначала выражали интерес, удивление, волнение, теперь, казалось, замерли в одинаковом спокойствии, словно люди были слишком испуганы и поэтому не выражали никаких эмоций. Пуаро кивнул им.

– Да, – сказал он. – Я знаю, что вы чувствуете. Вы уже почти все поняли, не так ли? Поэтому мы с инспектором Келси и мистером Адамом Гудманом наводили справки. Мы должны были выяснить, понимаете ли, находится ли до сих пор кошка среди голубей! Вы понимаете, что я имею в виду? Находится ли здесь человек, проникший в школу под чужим именем?

Тихий ропот пробежал среди слушателей; они бросали быстрые косые взгляды по сторонам, словно хотели посмотреть друг на друга, но не смели.

– Рад вас успокоить, – сказал Пуаро. – В данный момент, все присутствующие здесь являются именно теми, за кого себя выдают. Мисс Чедвик, например, – это мисс Чедвик, в этом нет никаких сомнений; она здесь столько, сколько лет самому Мидоубэнку. Мисс Джонсон тоже явно мисс Джонсон. Мисс Рич – это мисс Рич. Мисс Шапленд – это мисс Шапленд. Мисс Роуэн и мисс Блейк – это мисс Роуэн и мисс Блейк. Пойдем дальше, – продолжал Пуаро, поворачивая голову. – Адам Гудман, который работает в саду, если и не носит имя Адам Гудман, – по крайней мере, именно тот человек, чье имя стоит на его документах. Но куда это нас приведет? Мы должны искать не того, кто маскируется под другого человека, но того, подлинная личность которого – это личность убийцы.

В комнате стало очень тихо. В воздухе повисла угроза.

Пуаро продолжал:

– Прежде всего нам нужен тот, кто находился в Рамате три месяца назад. Только при одном условии можно было узнать о предмете, спрятанном в теннисной ракетке. Должно быть, этот человек видел, как его там прятал Боб Ролинсон. Вот и всё. Так кто же из всех присутствующих здесь был в Рамате три месяца назад? Мисс Чедвик была здесь, мисс Джонсон была здесь. – Его взгляд остановился на двух молодых преподавательницах. – Мисс Роуэн и мисс Блейк были здесь.

Он поднял указательный палец.

– Но мисс Рич – мисс Рич в прошлом семестре здесь не было, не так ли?

– Я... нет, я болела, – поспешно заговорила мисс Рич. – Я отсутствовала весь семестр.

– Об этом мы узнали только несколько дней назад, – сказал Пуаро. – Кто-то случайно упомянул об этом. Когда вас сначала расспрашивали полицейские, вы просто сказали, что работаете в Мидоубэнке полтора года. Это, само по себе, правда. Но вы отсутствовали в прошлом семестре. Вы могли побывать в Рамате, и я думаю, вы действительно ездили в Рамат. Будьте осторожны – это можно проверить по вашему паспорту, вы же понимаете...

Несколько секунд все молчали, потом Эйлин Рич подняла глаза.

– Да, – тихо произнесла она. – Я была в Рамате. Почему бы и нет?

– Зачем вы ездили в Рамат, мисс Рич?

– Вы уже знаете. Я была больна. Мне посоветовали отдохнуть, поехать за границу. Я написала мисс Булстроуд и объяснила, что мне придется взять отпуск на семестр. Она меня поняла.

– Это правда, – подтвердила мисс Булстроуд. – К письму прилагалась справка от врача, в которой говорилось, что мисс Рич не рекомендуется возвращаться к выполнению своих обязанностей раньше следующего семестра.

– Поэтому вы поехали в Рамат? – спросил Эркюль Пуаро.

– Почему я не могла поехать в Рамат? – задала вопрос Эйлин Рич, голос ее слегка дрожал. – Школьным учителям предлагали дешевые билеты. Мне нужен был отдых. Мне хотелось погреться на солнышке. Я поехала в Рамат. Провела там два месяца. Почему бы не поехать? Почему, позвольте спросить?

– Вы никогда не упоминали, что находились в Рамате во время революции.

– А зачем мне было об этом упоминать? Какое это имеет отношение к любой из здешних обитательниц? Я никого не убивала, говорю я вам. Я никого не убивала.

– Вас узнали, – сказал Эркюль Пуаро. – Опознали не точно, но опознали. Та девочка, Дженнифер, не была уверена. Она сказала, что, по ее мнению, она видела вас в Рамате, но решила, что это не могли быть вы, потому что, сказала она, та женщина, которую она видела, была толстой, а не худой. – Он подался вперед, его глаза впились в лицо Эйлин. – Что вы можете на это сказать, мисс Рич?

Женщина резко обернулась.

– Я понимаю, что вы пытаетесь доказать! – закричала она. – Вы пытаетесь доказать, что не тайный агент или кто-то вроде него совершил эти убийства. Что это была женщина, которая просто случайно оказалась там и случайно увидела, как эти ценности спрятали в теннисной ракетке. Которая поняла, что эта девочка едет в Мидоубэнк и у нее будет возможность самой забрать спрятанные ценности. Но я вам говорю, это неправда!

– Да, я думаю, именно так и произошло, – сказал Пуаро. – Кто-то увидел, как прятали драгоценности, и забыл все свои обязанности и интересы, решив завладеть ими!

– Это неправда, говорю я вам. Я ничего не видела...

– Инспектор Келси. – Пуаро повернул голову.

Полицейский кивнул, подошел к двери, открыл ее, и в комнату вошла миссис Апджон.

– Здравствуйте, мисс Булстроуд, – поздоровалась миссис Апджон, вид у нее был довольно смущенный. – Простите мой неопрятный вид, но еще вчера я находилась где-то возле Анкары и только что прилетела домой. Я ужасно выгляжу, и у меня совсем не было времени помыться или хоть что-то сделать.

– Это не имеет значения, – сказал Пуаро. – Мы хотим вас кое о чем спросить.

– Миссис Апджон, – заговорил Келси, – когда вы приехали сюда и привезли свою дочь в школу, вы тогда находились в гостиной мисс Булстроуд и выглянули в окно, в то окно, которое выходит на подъездную дорогу. У вас вырвалось восклицание, как будто вы узнали человека, которого там увидели. Это правда?

Миссис Апджон изумленно посмотрела на него.

– Когда я находилась в гостиной мисс Булстроуд? Я выглянула... о да, конечно! Да, я действительно кое-кого увидела.

– И вас удивило то, что вы его увидели?

– Ну да, очень... Видите ли, все это было так много лет назад...

– Вы говорите о том времени, когда вы работали в разведке, перед концом войны?

– Да. Это было примерно пятнадцать лет назад. Конечно, она выглядела гораздо старше, но я сразу же ее узнала. И удивилась, что ей здесь делать.

– Миссис Апджон, посмотрите, прошу вас, на присутствующих в этой комнате и скажите мне, видите ли вы эту женщину здесь и сейчас?

– Да, конечно, – ответила миссис Апджон. – Я увидела ее, как только вошла. Вот она.

Она вытянула руку и показала пальцем. Инспектор Келси действовал быстро, и Адам тоже, но они оказались недостаточно быстрыми. Энн Шапленд вскочила. Она держала в руке маленький, опасный на вид автоматический пистолет, из которого целилась прямо в миссис Апджон. Мисс Булстроуд резко рванулась вперед, быстрее обоих мужчин, но еще проворнее оказалась мисс Чедвик. Она пыталась заслонить собой не миссис Апджон, а женщину, стоящую между Энн Шапленд и миссис Апджон.

– Нет, не надо! – закричала Чедди и бросилась на мисс Булстроуд как раз в тот момент, когда раздался выстрел.

Мисс Чедвик пошатнулась, потом медленно осела на пол. Мисс Джонсон подбежала к ней. Адам и Келси уже схватили Энн Шапленд. Та боролась, как дикая кошка, но они вырвали у нее оружие.

Миссис Апджон произнесла, задыхаясь:

– Говорили, что она убийца. Хотя она была такой юной... Она была одним из их самых опасных агентов. Ее кодовое имя – Анжелика.

– Ты, лживая тварь! – Энн Шапленд буквально выплюнула эти слова.

– Она не лжет, – сказал Эркюль Пуаро. – Вы опасны. Вы всегда вели опасную жизнь. До этого момента ваша настоящая личность не вызывала подозрений. Все должности, которые вы занимали под своим настоящим именем, были настоящей работой, и вы ее выполняли очень умело, но поступали на такую работу с определенной целью, и этой целью был сбор информации. Вы работали в нефтяной компании, у археолога, работа которого требовала поездок в определенные части света, у актрисы, покровителем которой был видный политик. Уже с семнадцати лет вы стали агентом, но работали на самых разных хозяев. Ваши услуги можно было купить, и за них очень дорого платили. Вы играли двойную роль. Большинство заданий вы выполняли под своим собственным именем, но были некоторые другие, для выполнения которых вы принимали другие облики. Это происходило в те отрезки времени, когда вам якобы приходилось уезжать домой и ухаживать за матерью.

Но я сильно подозреваю, мисс Шапленд, что та пожилая женщина, которую я навестил, живущая в маленькой деревне с сиделкой-компаньонкой, которая за ней ухаживает, пожилая женщина, действительно психически нездоровая, со спутанным сознанием, – вовсе не ваша мать. Она служила для вас предлогом, чтобы отлучаться с работы и уезжать от друзей. Те три месяца этой зимой, которые вы провели у своей «матери», когда ей якобы «стало хуже», охватывают время, когда вы ездили в Рамат. Не под именем Энн Шапленд, а под именем Анжелики де Торедо, испанки или почти испанки, танцовщицы кабаре. Вы занимали в отеле номер рядом с номером миссис Сатклифф, и каким-то образом вам удалось подсмотреть, как Боб Ролинсон прятал драгоценные камни в ракетке. У вас не было возможности заполучить эту ракетку тогда, так как началась внезапная эвакуация всех британцев, но вы прочли ярлыки на багаже, и легко было отыскать его владельцев. Получить должность секретарши в школе оказалось нетрудно. Я навел справки: вы заплатили внушительную сумму денег бывшей секретарше мисс Булстроуд за то, что она освободила эту должность под предлогом «нервного срыва». А у вас была готова вполне правдоподобная история. Вам поручили написать серию статей о знаменитой школе для девочек на основе наблюдений «изнутри».

Все это казалось вам очень легким, не так ли? Если пропадет ракетка одной из девочек, что с того? Или еще проще: вы пойдете ночью в спортивный павильон и достанете камни. Но вы не учитывали мисс Спрингер. Возможно, она уже видела, как вы рассматриваете ракетки. Возможно, она просто случайно проснулась той ночью. Мисс Спрингер пошла за вами туда, и вы ее застрелили. Позже мадемуазель Бланш попыталась вас шантажировать, и вы ее убили. Для вас это естественно – убивать, не так ли?

Он умолк. Монотонным, официальным голосом инспектор Келси зачитал арестованной ее права.

Женщина не слушала. Повернувшись к Эркюлю Пуаро, она тихим голосом выплеснула поток выражений, шокировавших всех присутствовавших.

– Фу! – произнес Адам, когда Келси увел ее из комнаты. – А я-то считал ее милой девушкой...

Мисс Джонсон стояла на коленях возле мисс Чедвик.

– Боюсь, она серьезно ранена, – сказала она. – Лучше не трогать ее, пока не придет врач.

Глава 24
ПУАРО ОБЪЯСНЯЕТ

Миссис Апджон, бродя по коридорам школы Мидоубэнк, забыла волнующую сцену, участницей которой только что стала. В этот момент она была лишь матерью, которая ищет своего ребенка. Женщина обнаружила дочь в пустом классе. Джулия склонилась над столом, слегка высунув язык, и увлеченно трудилась над сочинением.

Она подняла глаза и вздрогнула. Потом бросилась к матери и обняла ее.

– Мамочка!

Затем, со свойственной ее возрасту застенчивостью, стыдясь своей несдержанности, она разжала руки и заговорила нарочито небрежным тоном, даже почти с упреком:

– Что-то ты слишком рано вернулась, мамочка!

– Я прилетела обратно, – ответила миссис Апджон, почти оправдываясь, – из Анкары.

– Вот как! – сказала Джулия. – Ну, я рада, что ты вернулась.

– Да, – согласилась миссис Апджон. – Я тоже очень рада.

Они смотрели друг на друга смущенно.

– Что ты тут делаешь? – спросила миссис Апджон, подходя ближе.

– Пишу сочинение для мисс Рич, – ответила Джулия. – Она задает такие интересные темы.

– Какая тема на этот раз? – спросила миссис Апджон. Она наклонилась над столом.

Тема была написана наверху страницы. Ниже стояли девять или десять строчек, написанных неровным, размашистым почерком Джулии. «Сравнение отношения Макбета и леди Макбет к убийству», – прочла миссис Апджон.

– Ну, – с сомнением в голосе сказала она, – эту тему нельзя не признать злободневной.

Она прочла начало эссе дочери. «Макбету, – написала Джулия, – нравилась мысль об убийстве, и он много о нем думал, но ему нужен был толчок, чтобы он начал действовать. Когда он начал, то ему понравилось убивать людей, и у него исчезли сомнения и страхи. Леди Макбет же была просто жадной и честолюбивой. Ей было безразлично, что надо делать, чтобы получить то, чего ей хочется. Но когда она это сделала, то обнаружила, что ей все-таки это не нравится».

– Язык у тебя не слишком элегантный, – сказала миссис Апджон. – Мне кажется, тебе надо его немного отшлифовать, но в чем-то ты, несомненно, права.

Инспектор Келси заговорил почти жалобным тоном.

– Вам-то хорошо, Пуаро. Вы можете говорить и делать много такого, чего не можем мы, и я признаю, что вы поставили хороший спектакль. Застали ее врасплох, заставили поверить, что мы нацелились на Рич, а затем внезапно появилась миссис Апджон, и это заставило ее потерять голову... Слава богу, что она сохранила этот пистолет после того, как застрелила Спрингер. Если окажется, что пуля соответствует...

– Она будет соответствовать, mon ami[34], непременно, – сказал Пуаро.

– Тогда мы арестуем ее за убийство мисс Спрингер. И, насколько я понимаю, мисс Чедвик в очень тяжелом состоянии... Но, послушайте, Пуаро, я все же не понимаю, как она могла убить мисс Ванситтарт. Это физически невозможно. У нее железное алиби, если только молодой Рэтбоун и все служащие «Ле Нид Соваж» не в сговоре с нею.

Пуаро покачал головой.

– О нет, – сказал он. – Ее алиби абсолютно надежно. Да, она убила мисс Спрингер и мадемуазель Бланш. Но мисс Ванситтарт... – Бельгиец на мгновение заколебался, посмотрел на мисс Булстроуд, которая сидела и слушала его. – Мисс Ванситтарт убила мисс Чедвик.

– Мисс Чедвик? – воскликнули в один голос директриса и полицейский.

Пуаро кивнул:

– Я в этом уверен.

– Но... почему?

– Я думаю, – ответил сыщик, – что мисс Чедвик слишком любила Мидоубэнк... – Его взгляд снова остановился на мисс Булстроуд.

– Понимаю, – сказала та. – Да, да, я понимаю... Мне следовало знать. – Она помолчала. – Вы хотите сказать, она...

– Я хочу сказать, что она начинала здесь вместе с вами, что она всегда считала Мидоубэнк вашим с ней совместным рискованным начинанием.

– В каком-то смысле так оно и было, – согласилась мисс Булстроуд.

– Совершенно верно, – сказал Пуаро. – Но это только финансовый аспект. Когда вы завели разговор об уходе на покой, она считала себя вашей преемницей.

– Но она слишком стара, – возразила мисс Булстроуд.

– Да, – ответил Пуаро, – она слишком стара и не подходит на роль директрисы. Но сама она так не считала. Мисс Чедвик думала, что, когда вы уйдете, она станет директрисой Мидоубэнка, что само собой разумеется. А потом она обнаружила, что это не так. Что вы рассматриваете другого человека, что вы остановились на Элинор Ванситтарт. А мисс Чедвик любила Мидоубэнк. Она любила школу и не любила Элинор Ванситтарт. Я думаю, под конец она ее возненавидела.

– Это возможно, – согласилась мисс Булстроуд. – Да, Элинор Ванситтарт была... как бы это сказать... она всегда была очень самодовольной, относилась ко всему с чувством превосходства. Это трудно вынести, если ты ревнуешь. Вы ведь это имеете в виду, правда? Чедди ревновала.

– Да, – ответил Пуаро. – Она ревновала Мидоубэнк, и ревновала его к мисс Ванситтарт. Ей невыносимо было думать о Мидоубэнке и мисс Ванситтарт как о едином целом. А затем, вероятно, что-то в вашем поведении навело ее на мысль, что вы собираетесь изменить свое решение...

– Я действительно собиралась, – ответила мисс Булстроуд. – Но не в ее пользу, как, возможно, считала Чедди. Собственно говоря, я стала думать о более молодой преемнице, чем мисс Ванситтарт... Я обдумала это, потом сказала: «Нет, она слишком молода...». Это произошло в присутствии Чедди, я помню.

– И она решила, что вы говорите о мисс Ванситтарт. Что вы считаете ее слишком молодой. Мисс Чедвик была полностью с вами согласна. Она думала, что ее опыт и мудрость, которой она обладает, гораздо важнее. Но потом в конце концов вы вернулись к своему первоначальному решению – выбрали Элинор Ванситтарт как верную кандидатуру и оставили ее руководить школой на эти выходные. Вот что, по-моему, произошло. В ту ночь воскресенья мисс Чедвик не спалось, она встала и увидела свет на теннисном корте. Она пошла туда, как и рассказывала. Только одно в ее истории отличается от реальных событий. Она взяла с собой не клюшку для гольфа. Она взяла один из мешков с песком из кучи в холле. Мисс Чедвик шла туда, готовясь к встрече с грабителем, с тем человеком, который во второй раз проник в спортивный павильон. Она держала наготове мешок с песком, чтобы защищаться, если он на нее нападет. И что она обнаружила? Она увидела Элинор Ванситтарт, стоящую на коленях перед шкафчиком, и подумала, возможно (ведь я, – заметил между прочим Пуаро, – хорошо умею проникать в мысли других людей), она подумала: если бы я была вором, грабителем, то подошла бы к ней сзади и ударила ее по голове. И когда эта мысль пришла ей в голову, почти не сознавая, что делает, она подняла мешок с песком и ударила. И вот Элинор Ванситтарт мертва, она убрала ее с дороги. Тогда, я думаю, мисс Чедвик пришла в ужас от своего поступка. И с тех пор это ее терзало, потому что она не была прирожденной убийцей. Ею руководили, как и некоторыми другими людьми, ревность и одержимость. Одержимость Мидоубэнком. Теперь, когда Элинор Ванситтарт умерла, она была совершенно уверена, что станет вашей преемницей в Мидоубэнке. Поэтому она не призналась. Она рассказала всё полицейским точно так, как это произошло, кроме одного существенного факта – что именно она нанесла удар. Но когда ее спросили о клюшке для гольфа, которую, наверное, взяла с собой мисс Ванситтарт, так как нервничала после всего, что случилось, мисс Чедвик быстро ответила, что это она принесла ее туда. Поскольку не хотела, чтобы вы хоть на секунду подумали, что это она держала в руках мешок с песком.

– Почему Энн Шапленд тоже выбрала мешок с песком для убийства мадемуазель Бланш? – спросила мисс Булстроуд.

– Во-первых, она не могла рисковать и стрелять из пистолета в здании школы, а во‑вторых, мисс Шапленд – очень умная молодая женщина. Она хотела связать это третье убийство со вторым, на время которого у нее было алиби.

– Я не совсем понимаю, что делала сама Элинор Ванситтарт в спортивном павильоне, – сказала мисс Булстроуд.

– Думаю, можно догадаться. Вероятно, ее гораздо больше встревожило исчезновение Шаисты, чем она позволяла себе показать. Она была так же расстроена, как и мисс Чедвик. В каком-то смысле для нее это было даже хуже, потому что вы оставили ее за старшую, и похищение произошло именно тогда, когда ответственность лежала на ней. Более того, она долго не хотела серьезно отнестись к нему из-за нежелания посмотреть в лицо фактам.

– Значит, за мощным фасадом скрывалась слабость, – задумчиво произнесла мисс Булстроуд. – Я иногда это замечала.

– Она тоже, я думаю, не могла уснуть. И, думаю, тайком пошла в спортивный павильон, чтобы осмотреть шкафчик Шаисты на всякий случай: вдруг там окажется какая-нибудь улика, относящаяся к исчезновению девочки?

– Кажется, у вас на все есть объяснение, мосье Пуаро.

– Это его особенность, – с легким злорадством заметил инспектор Келси.

– А какой смысл был заставлять Эйлин Рич рисовать портреты разных сотрудниц школы?

– Я хотел проверить способность Дженнифер узнавать лица людей. Вскоре я убедился, что девочка настолько полностью занята своими собственными делами, что удостаивает незнакомых людей лишь самого поверхностного взгляда, замечает только внешние детали. Она не узнала изображение мадемуазель Бланш с другой прической. Значит, очень возможно, она не узнала бы Энн Шапленд, которую как вашу секретаршу редко видела вблизи.

– Вы думаете, что той женщиной с ракеткой была сама Энн Шапленд?

– Да. Все это делала одна женщина. Вы помните тот день, когда хотели вызвать ее, чтобы послать за Джулией, но в конце концов, так как на звонок никто не ответил, вы послали девочку найти Джулию. Энн привыкла быстро менять внешность. Светлый парик, нарисованные карандашом другие брови, безвкусное платье и шляпка. Ей нужно было лишь отлучиться от своей пишущей машинки на двадцать минут. Глядя на умные рисунки мисс Рич, я понял, как легко женщине изменить свой облик чисто внешними средствами.

– Мисс Рич, интересно... – Вид у мисс Булстроуд был задумчивый.

Пуаро бросил взгляд на инспектора Келси, и инспектор сказал, что ему надо идти.

– Мисс Рич? – повторила мисс Булстроуд.

– Пошлите за ней, – посоветовал Пуаро. – Это лучше всего.

Эйлин Рич пришла. Вид у нее был бледный и немного вызывающий.

– Вы хотите узнать, – обратилась она к мисс Булстроуд, – что я делала в Рамате?

– Мне кажется, я имею об этом представление, – ответила мисс Булстроуд.

– Именно так, – сказал Пуаро. – Детям сегодня известны все факты жизни, но их глаза часто сохраняют невинность.

Он прибавил, что ему тоже пора уходить, и выскользнул из комнаты.

– В этом было дело, да? – спросила мисс Булстроуд, ее голос звучал отрывисто и деловито. – Дженнифер говорила просто «толстая». Она не поняла, что видела беременную женщину.

– Да, – ответила Эйлин Рич. – В этом. Я собиралась рожать ребенка. Я не хотела уходить с этой работы. Я продержалась всю осень, но потом беременность стала заметной. Я взяла у врача справку, что не могу продолжать работу, и сказалась больной. Потом уехала за границу, в отдаленное место, где, как мне казалось, я вряд ли встречу кого-то из знакомых. Потом вернулась в нашу страну, и родился ребенок – мертвый. В этом семестре я вернулась в школу и надеялась, что никто никогда не узнает... Но вы теперь понимаете, правда, почему я сказала, что мне придется отказаться от вашего предложения партнерства, если вы его сделаете? Только теперь, когда школа в таком катастрофическом положении, я подумала, что все же смогу его принять.

Она помолчала и прибавила равнодушным тоном:

– Вы хотите, чтобы я ушла сразу же? Или подождала до конца семестра?

– Вы останетесь до конца семестра, – ответила мисс Булстроуд, – а если здесь начнется новый семестр, на что я все еще надеюсь, вы вернетесь.

– Вернусь? – переспросила Эйлин Рич. – Вы хотите сказать, что я вам еще нужна?

– Конечно, нужны, – сказала мисс Булстроуд. – Вы никого не убили, правда? Вы не помешались на драгоценностях и не планировали убийство, чтобы заполучить их? Я вам скажу, что вы сделали. Вероятно, вы слишком долго не давали воли своим инстинктам. Появился мужчина, вы в него влюбились и родили ребенка. Полагаю, вы не могли вступить в брак.

– О браке никогда и речи не шло, – ответила Эйлин Рич. – Я это знала. Это не его вина.

– Тогда прекрасно, – сказала мисс Булстроуд. – У вас был роман и ребенок. Вы хотели иметь ребенка?

– Да, – ответила Эйлин Рич. – Я его хотела.

– Ничего не поделаешь, – заявила директриса. – А теперь я вам кое-что скажу. Я считаю, что, несмотря на ваш роман, ваше истинное призвание в жизни – преподавание. Думаю, ваша профессия значит для вас больше, чем значила бы обычная жизнь женщины с мужем и детьми.

– О да, я в этом уверена. Я всегда это знала. Это то, чем мне хочется заниматься, это настоящая страсть моей жизни.

– Так не делайте глупости, – сказала мисс Булстроуд. – Я вам делаю очень хорошее предложение. То есть если все наладится. Мы вместе с вами потратим два или три года на то, чтобы вернуть прежнее положение Мидоубэнку. У вас будут идеи, отличные от моих, насчет того, что следует предпринять. Я выслушаю их. Может быть, даже приму некоторые из них. Полагаю, вы хотите, чтобы в Мидоубэнке кое-что было другим?

– Да, кое-что, – призналась Эйлин Рич. – Не стану притворяться. Я хочу сделать больший упор на приеме тех девочек, которые действительно важны для школы.

– А! – сказала мисс Булстроуд. – Понимаю. Вам не нравится прослойка снобов?

– Да, – ответила Эйлин. – Мне кажется, она все портит.

– Вы не понимаете: небольшая часть снобов нужна для того, чтобы иметь в ученицах таких девочек, каких вы хотите. Знаете, их не так уж и много. Несколько детей иностранных правителей, несколько детей знаменитостей – и все, все глупые родители этой страны и других стран хотят отдать своих дочерей в Мидоубэнк. Из кожи вон лезут, чтобы их дочерей приняли сюда. А что в результате? Огромный список ожидающих своей очереди, и я смотрю на этих девочек, вижу их – и выбираю! Есть такая возможность, понимаете? Я выбираю своих девочек. Я выбираю их очень тщательно: некоторых – за характер, некоторых – за мозги, некоторых – за чисто научный склад ума. Некоторых – потому, что считаю, что у них не было возможностей, но из них можно сделать нечто стоящее. Вы молоды, Эйлин. У вас полно идеалов, для вас важно преподавание и его этическая сторона. Вы видите будущее совершенно правильно. Важны именно девочки, но если вы хотите преуспеть в чем-то, нужно также быть хорошим торговцем. Идеи ничем не отличаются от другого товара. Их нужно правильно продать. Нам придется в будущем проделать очень сложную работу, чтобы снова поднять Мидоубэнк. Мне надо будет подцепить на крючок нескольких человек, бывших учениц, надавить на них, упросить их, заставить отправить сюда своих дочерей. А потом придут и другие. Позвольте мне использовать свои уловки, а потом будете поступать по-своему. Мидоубэнк будет продолжать работу – и станет прекрасной школой.

– Он станет самой чудесной школой в Англии, – с энтузиазмом согласилась с ней мисс Рич.

– Хорошо, – сказала мисс Булстроуд. – И еще, Эйлин, я должна заставить вас сделать соответствующую стрижку и прическу. По-видимому, вы не справляетесь с этим пучком. А теперь, – произнесла она другим голосом, – я должна пойти к Чедди.

Директриса вошла и подошла к кровати. Мисс Чедвик лежала очень неподвижная и бледная. В ее лице не осталось ни кровинки. Казалось, сама жизнь вытекла из нее. Рядом сидел полицейский с блокнотом, а мисс Джонсон сидела по другую сторону от кровати. Она посмотрела на мисс Булстроуд и слегка покачала головой.

– Привет, Чедди, – сказала директриса и взяла ее безжизненную руку в свои ладони.

Мисс Чедвик открыла глаза.

– Я хотела сказать тебе, – произнесла она, – Элинор, это... это была я.

– Да, дорогая, я знаю, – ответила мисс Булстроуд.

– Я ревновала, – сказала Чедди. – Я хотела...

– Я знаю, – перебила ее директриса.

Слезы медленно покатились по щекам мисс Чедвик.

– Это так ужасно... я не хотела... не знаю, как я могла сделать такое!

– Не думай больше об этом, – ответила ей мисс Булстроуд.

– Но я не могу... ты никогда... я никогда себя не прощу...

– Послушай, дорогая, – сказала мисс Булстроуд. – Ты спасла мне жизнь, знаешь ли. Мне и этой милой женщине, миссис Апджон. Это чего-то стоит, не так ли?

– Я только хотела бы... – прошептала мисс Чедвик, – я могла бы отдать свою жизнь за вас обеих. Тогда все было бы в порядке...

Мисс Булстроуд смотрела на нее с глубокой жалостью. Мисс Чедвик глубоко вздохнула, улыбнулась, слегка повернула голову на бок – и умерла...

– Ты и отдала свою жизнь, моя дорогая, – мягко сказала мисс Булстроуд. – Надеюсь, ты это понимаешь – теперь.

Глава 25
НАСЛЕДСТВО

– К вам пришел какой-то мистер Робинсон, сэр.

– А! – воскликнул Эркюль Пуаро, протянул руку, взял со стола лежащее перед ним письмо и задумчиво посмотрел на него. – Пригласите его, Жорж.

Письмо состояло всего из нескольких строчек:

Пуаро положил письмо и встал, когда мистер Робинсон вошел в комнату. Он поклонился, пожал ему руку и указал на кресло.

Мистер Робинсон сел, достал носовой платок, вытер свое большое желтое лицо и заметил, что день сегодня теплый.

– Надеюсь, вам не пришлось идти сюда пешком по такой жаре?

Казалось, Пуаро ужаснула сама мысль об этом. Повинуясь естественному ходу этой мысли, он поднял руку и потрогал усы, но тут же убедился, что они не потеряли форму.

Мистер Робинсон также пришел в ужас от этой мысли:

– Нет, нет, что вы! Я приехал в своем «Роллс-Ройсе». Но эти пробки... Иногда сидишь в них по полчаса.

Пуаро с сочувствием кивнул.

Наступила пауза, которая следует после одной части беседы перед началом второй части.

– Я с интересом услышал – разумеется, ходит много разных слухов, и большинство из них не соответствуют действительности, – что вы занимались происшествием в школе для девочек.

– А! – сказал Пуаро. – Это... – Он откинулся на спинку стула.

– Мидоубэнк, – задумчиво произнес мистер Робинсон. – Одна из самых лучших школ в Англии.

– Это прекрасная школа.

– Сейчас? Или была ею?

– Надеюсь на первое.

– Я тоже надеюсь, – согласился мистер Робинсон. – Боюсь, она висит на волоске. Ну, нужно делать то, что в твоих силах. Небольшая финансовая поддержка, чтобы пережить определенный неизбежный период упадка... Несколько тщательно отобранных новых учениц... Я пользуюсь некоторым влиянием в европейских кругах.

– Я тоже постарался использовать свой дар убеждения в определенных кругах. Может быть, как вы говорите, мы сможем пережить этот период. К счастью, у людей короткая память.

– Нужно на это надеяться. Но следует признать, что произошедшие там события могут стать потрясением для нервов любящих мам – и пап тоже. Учительница физкультуры, учительница французского, и еще одна учительница – все убиты.

– Да, вы правы.

– Я слышал – ведь ходит много слухов, – продолжал мистер Робинсон, – что у этой несчастной молодой женщины, которая их убила, была какая-то фобия, она с детства ненавидела школьных учительниц. Несчастливое школьное детство. Психиатры красочно распишут этот диагноз. По крайней мере, постараются добиться вердикта о неполной вменяемости, как это сейчас называется.

– Такая линия защиты представляется самой лучшей, – ответил Пуаро. – Вы меня простите, но буду надеяться, что она не принесет успеха.

– Я с вами полностью согласен. Абсолютно хладнокровная убийца. Но они сделают упор на ее отличные рекомендации, на ее работу секретаршей у разных известных людей, на ее военный послужной список – кажется, в контрразведке...

Мистер Робинсон произнес последние слова с некоторым нажимом, и в его голосе прозвучали вопросительные интонации.

– Она работала очень хорошо, по-моему, – произнес он более отрывистым тоном. – Такая молодая, но талантливая, и была очень полезна – обеим сторонам. Это было ее призвание, и ей следовало его придерживаться. Но я могу понять такое искушение – сыграть в одиночку и получить большой приз... – Он медленно прибавил: – Очень большой приз.

Бельгиец кивнул.

Мистер Робинсон наклонился вперед:

– Где они, мистер Пуаро?

– Я думаю, вы знаете, где они.

– Ну, откровенно говоря, да. Банки – такие полезные учреждения, не так ли?

Сыщик улыбнулся.

– Нам ни к чему говорить обиняками, не так ли? Что вы намерены с ними делать?

– Я ждал.

– Чего ждали?

– Скажем так – предложений.

– Да, понимаю.

– Поскольку они не принадлежат мне, я бы хотел вручить их тому, кому они принадлежат. Но это непросто, если я правильно оцениваю положение.

– Правительства всегда попадают в весьма сложное положение, – сказал мистер Робинсон. – Уязвимое, так сказать. Когда речь идет о нефти, стали, уране, кобальте и остальных природных ресурсах, международные отношения приобретают крайнюю деликатность. Лучше всего было бы иметь возможность заявить, что правительство Ее Величества не имеет совершенно никакой информации по этому вопросу.

– Но я не могу хранить этот важный вклад в своем банке бесконечно долго.

– Совершенно верно. Вот почему я приехал предложить вам передать его мне.

– Вот как! – произнес Пуаро. – Почему?

– Я приведу вам несколько отличных причин. Эти драгоценные камни – к счастью, мы не официальные лица и можем называть вещи своими именами – были, несомненно, личной собственностью принца Али Юсуфа.

– Я понимаю, что это правда.

– Его высочество вручил их командиру эскадрильи Роберту Ролинсону с определенными инструкциями. Их следовало вывезти из Рамата, и их должны были передать мне.

– У вас есть доказательства?

– Конечно.

Мистер Робинсон достал из кармана длинный конверт. Из него он вынул несколько документов и положил их на стол перед Пуаро. Тот склонился над ними и внимательно их прочел.

– По-видимому, все обстоит именно так.

– Ну, тогда?..

– Вы не возражаете, если я задам вопрос?

– Ничуть.

– Что лично вы получаете от этого?

Мистер Робинсон казался удивленным.

– Мой дорогой друг... Деньги, конечно. Довольно много денег.

Пуаро задумчиво смотрел на него.

– Это очень старая профессия, – сказал мистер Робинсон. – И прибыльная. Нас довольно много, наша сеть охватывает весь земной шар. Мы, как бы это выразиться, – те, кто устраивает дела за кулисами. Для королей, президентов, политиков – для всех тех, собственно говоря, кто стоит в беспощадном луче света, как сказал один поэт. Мы сотрудничаем друг с другом, и учтите: мы оправдываем доверие. Наши прибыли велики, но мы честны. Наши услуги стоят дорого, но мы их действительно оказываем.

– Понятно, – сказал Пуаро. – Eh bien![35] Я согласен удовлетворить вашу просьбу.

– Могу вас заверить, что такое решение устроит всех. – Глаза мистера Робинсона на мгновение остановились на письме полковника Пайкэвея, лежащего у правой ладони Пуаро.

– Только еще один маленький момент. Я – человек. И мне любопытно. Что вы собираетесь делать с этими драгоценностями?

Мистер Робинсон посмотрел на сыщика. Потом его большое желтое лицо расплылось в улыбке и покрылось морщинками. Он подался вперед.

– Я вам расскажу.

И он рассказал.

На улице играли дети, в воздухе носились их пронзительные вопли. Мистер Робинсон с трудом вылез из «Роллс-Ройса», и один из детей тут же на бегу врезался в него.

Мистер Робинсон вполне добродушно отстранил ребенка и посмотрел вверх на номер дома.

Номер 15. Правильно. Он распахнул калитку и поднялся по трем ступенькам к входной двери. Отметил опрятные белые занавески на окнах и начищенный бронзовый дверной молоток. Ничем не примечательный домик на ничем не примечательной улице в ничем не примечательной части Лондона, но он выглядел ухоженным и свидетельствовал о самоуважении.

Дверь открылась. Женщина лет двадцати пяти, приятной внешности, хорошенькая, как красивая коробка шоколадных конфет, приветствовала его улыбкой:

– Мистер Робинсон? Входите.

Она проводила его в маленькую гостиную. Телевизор, кретоны с рисунком времен короля Якова, небольшое пианино у стены. На ней была темная юбка и серый пуловер.

– Выпьете чаю? Я поставила чайник на огонь.

– Спасибо, нет. Я никогда не пью чай. И могу пробыть у вас очень недолго. Я пришел только для того, чтобы принести то, о чем писал вам.

– От Али?

– Да.

– Нет... не может быть... никакой надежды? Я хочу сказать... это правда, что он погиб? Не может быть никакой ошибки?

– Боюсь, ошибки быть не может, – мягко ответил мистер Робинсон.

– Да... да, наверное, не может. В любом случае я и не ожидала... Когда мы вернулись сюда, я не надеялась снова увидеть его. Я не хочу сказать, будто думала, что он погибнет или что там будет революция. Я просто хочу сказать, – ну, знаете, что ему придется продолжать свое дело, выполнять свой долг, как от него ожидают. Жениться на женщине из своего народа...

Мистер Робинсон достал пакет и положил его на стол.

– Откройте его, прошу вас.

Ее пальцы слегка дрожали, когда она разорвала обертку и потом сняла последнюю ткань.

И резко втянула воздух.

Красные, синие, зеленые, белые искры огня превратили маленькую комнатку в пещеру Аладдина...

Мистер Робинсон наблюдал за ней. Ему доводилось видеть так много женщин, смотрящих на драгоценные камни...

Наконец она сказала, слегка задыхаясь:

– Они... неужели они настоящие?

– Они настоящие.

– Но они должны стоить... они должны стоить...

У нее не хватило воображения.

Мистер Робинсон кивнул.

– Если вы захотите избавиться от них, то, наверное, сможете выручить по крайней мере полмиллиона фунтов.

– Нет... нет, это невозможно.

Внезапно она сгребла все камни в кучку и трясущимися руками снова завернула их в ткань.

– Мне страшно, – сказала она. – Они меня пугают. Что мне с ними делать?

Дверь распахнулась. Вбежал маленький мальчик.

– Мам, Билли дал мне классный танк. Он...

Он осекся, уставившись на мистера Робинсона.

Черноволосый мальчик с кожей оливкового цвета.

Его мать сказала:

– Иди на кухню, Аллен, твой чай готов. Есть молоко, и печенье, и кусочек имбирной коврижки.

– О, хорошо. – Он шумно удалился.

– Вы назвали его Алленом? – спросил мистер Робинсон.

Она покраснела.

– Это самое близкое к имени Али. Я не могла назвать его Али, ему с ним было бы слишком трудно – соседи и все такое...

Ее лицо снова затуманилось, и она спросила:

– Что мне делать?

– Прежде всего, у вас есть свидетельство о браке? Я должен быть уверен, что вы та, за кого себя выдаете.

Она пристально смотрела на него несколько мгновений, потом подошла к маленькому письменному столу, достала из одного ящика конверт, вынула из него документ и принесла ему.

– Гм... да... Журнал регистрации Эдмонстоу... Али Юсуф, студент... Элис Колдер, девица... Да, всё в порядке.

– О, все совершенно законно с этой стороны. Никто так и не узнал, кто он такой. Понимаете, здесь учится так много иностранных студентов-мусульман... Мы понимали, что это ничего не значит в действительности. Он был мусульманин и мог иметь не одну жену и понимал, что ему так и поступить, когда он вернется домой. Мы говорили об этом. Но, понимаете, должен был родиться Аллен, и он сказал, что сделает для него то, что правильно, и мы поженимся по всем правилам этой страны, и Аллен станет законным ребенком. Это лучшее, что он мог для меня сделать. Он меня действительно любил, понимаете? Он меня любил.

– Да, – согласился мистер Робинсон. – Я уверен, что так и было. – И продолжил деловым тоном: – Вот что: допустим, вы отдадите все в мои руки. Я позабочусь о продаже этих камней и дам вам адрес юриста, очень хорошего и надежного поверенного. Он посоветует вам, как я ожидаю, вложить бо́льшую часть денег в доверительный фонд. Будет и другое – образование для вашего сына и новая жизнь для вас. Вам понадобится социальное воспитание и руководство. Вы станете очень богатой женщиной, и за вами начнут охотиться все акулы, мошенники и им подобные. Ваша жизнь будет легкой только в смысле материальной обеспеченности. Богатым людям живется нелегко, могу вас заверить; я видел слишком многих богачей, питавших эту иллюзию. Но у вас есть характер. Я думаю, вы справитесь. И ваш мальчик, возможно, станет более счастливым человеком, чем когда-либо был его отец.

Он помолчал.

– Вы согласны?

– Да. Возьмите их. – Она придвинула к нему камни, потом неожиданно сказала: – Эта школьница, та, которая их нашла... мне бы хотелось, чтобы она получила один из камней. Как вы считаете, какой цвет ей понравится?

Мистер Робинсон подумал:

– Изумруд, я думаю. Зеленый цвет – цвет тайны... Это удачная идея. Она будет в восторге.

Он поднялся и произнес:

– Я возьму с вас плату за услуги, как вы понимаете. А мои услуги стоят очень дорого. Но я вас не обману.

Она пристально посмотрела на него.

– Да, думаю, вы не обманете. А мне нужен человек, разбирающийся в бизнесе, потому что сама я не разбираюсь.

– Вы мне кажетесь очень разумной женщиной, если я могу так выразиться. А теперь – мне их забрать? Вы не хотите оставить себе... скажем, хотя бы один камень?

Он с любопытством смотрел на нее. Уловил внезапный огонек возбуждения, алчности – а потом этот огонек погас.

– Нет, – ответила Элис. – Я не оставлю себе даже одного камешка. – Она покраснела. – О, смею сказать, это кажется вам глупым – не сохранить хотя бы один крупный рубин или изумруд, просто на память. Но, понимаете, мы с ним... он был мусульманином, но позволял мне читать иногда отрывки из Библии. И мы прочли этот отрывок о женщине, которая стоила дороже рубинов. И поэтому я не хочу никаких драгоценных камней. Лучше не надо...

«Очень необычная женщина», – сказал себе мистер Робинсон, шагая по дорожке и садясь в ожидающий его «Роллс-Ройс».

И повторил про себя:

«Очень необычная женщина...»