Ермак

АТАМАН ВОЛЖСКОЙ ВОЛЬНИЦЫ

О Ермаке написаны сотни книг, брошюр и статей, авторами которых являются профессиональные историки, писатели, драматурги, поэты. О личности народного героя, его знаменитом походе в Сибирь идет дискуссия, которая началась еще в XVII веке и не закончилась поныне. Но наши знания о Ермаке остаются до сих пор неполными и противоречивыми. «Истории принадлежат только последние пять или шесть лет его жизни… Предшествовавшие тому обстоятельства его жизни, равно как и его происхождение, столь же неизвестны, как неведома его могила»[1].

Причина заключается в том, что наука не располагает необходимыми документальными материалами. Основным источником наших знаний о жизни и деятельности Ермака являются исторические повести XVII–XVIII веков, именуемые Сибирскими летописями. Важнейшие из них — «О Сибирской стране, како соизволением божиим взята бысть от русского полка, собранного и водимого атаманом Ермаком Тимофеевичем и своею храброю и предоброю дружиною и со единомысленною» (Есиповская летопись) дьяка Сибирской архиепископии Саввы Есипова, «Повесть о взятии Сибирской земли» (Строгановская летопись) неизвестного автора первой половины XVII века, «Летопись Сибирская, краткая Кунгурская», дошедшая до нас в виде вставок в Ремезовскую летопись, «Описание новые земли Сибирского государства»[2], «История Сибирская» (Ремезовская летопись) тобольского сына боярского С. У. Ремезова и «Новая Сибирская история» тобольского ямщика И. Л. Черепанова. Написанные главным образом по рассказам (письменным и устным) очевидцев и участников походов Ермака много лет спустя после событий исторические повести, естественно, не могут дать абсолютно точных сведений и сами нуждаются в проверке историческими документами. В источниках такого рода неизбежны смещения событий во времени, искажения имен, расхождения в описании подробностей и оценке одних и тех же явлений и фактов. Малозначащие для исследования крупных исторических проблем недостатки эти становятся весьма существенными, когда речь идет о написании биографии исторического деятеля.

Летописи, несколько царских грамот и недавно найденный Синодик Ермаковым казакам — вот весь круг источников, из которых мы черпаем сведения о Ермаке. Они не содержат бесспорно достоверных известий ни о происхождении, ни о жизни нашего героя до появления его на реке Чусовой.

До сих пор остается неизвестным подлинное имя Ермака. Большинство летописей называют его волжским казаком Ермаком Тимофеевым сыном Поволским. Некоторые из них считают Ермака донским казаком. В Черепановской летописи он назван Василием, выходцем откуда-то с Нижней Чусовой. Официальный документ — царская грамота Строгановым 16 ноября 1582 года — именует его волжским атаманом Ермаком.

Разноголосица источников перешла в историческую литературу. Историки дали Ермаку 7 имен: Ермак, Ермолай, Герман, Ермил, Василий, Тимофей и Еремей. Для одних он волжский, для других донской казак. Историк войска Донского В. Броневский без ссылок на документы писал о Ермаке как уроженце донской станицы Качалинской. В списке атаманов, приложенном к «Краткой летописи Донского казачьего войска», опубликованной в «Донском календаре» за 1876 год, Ермак Тимофеевич упоминается среди атаманов за 1579–1584 годы, но опять-таки без всяких документальных свидетельств.

В книжке «Жизнь и военные деяния Ермака, завоевателя Сибири, выбранные из российских и иностранных писателей», вышедшей в начале прошлого века в Москве, версия о происхождении Ермака из донских казаков обросла подробностями романтического свойства. В ней сообщается, что Ермак родился «в обширных странах, лежащих между Волгою и Доном, от простого казака именем Тимофея». Будучи юношей, он отличался храбростью и проворством на войне и охоте, чем обратил на себя внимание начальства. Его дружбы искал даже сын казачьего атамана Хорлу. Но случай в самом начале разрушил так счастливо складывающуюся жизнь. Молодой повеса питал слабость к прекрасному полу и нередко в общении с ним переступал границы приличия. Однажды Хорлу застал его в роще на интимном свидании со своей сестрой и пытался убить, однако в запальчивости наткнулся на собственную саблю и смертельно ранил себя. Ермак, получивший легкое ранение в руку, счел за лучшее оставить Дон и бежать на Волгу. На пути в Астрахань встретился с купеческим караваном, шедшим из Персии в Казань. Крепкий юноша приглянулся купцам, и они взяли его в число вооруженной команды. Недалеко от Казани на караван напала шайка разбойников и, уничтожив охрану, разграбила его. Ермак в этом сражении проявил такую отвагу, что пираты пощадили его жизнь, а потом избрали своим атаманом[3].

Несмотря на то что в пользу этой и подобных ей версий не говорит ни один источник, гипотеза о донском происхождении Ермака упорно держалась в исторической литературе. Более того, она считалась настолько вероятной, что донское казачество в конце прошлого века решило даже поставить памятник Ермаку как своему замечательному земляку.

В начале 90-х годов XIX века уральскому историку А. Дмитриеву удалось найти новый летописный памятник «Сказание Сибирской земли», содержащий, на наш взгляд, наиболее достоверные сведения о происхождении Ермака и о его жизни до похода в Сибирь[4]. В нем говорится, что дед Ермака Афанасий Григорьев сын Аленин был посадским человеком старинного русского города Суздаля. В один из лихих неурожайных годов семья Алениных переехала на житье во Владимир. Афанасий Аленин промышлял извозом. Владимирские ямщики в те годы возили купеческие клади в Москву, Вологду, Кострому, Ярославль, Нижний Новгород. На Руси не было более бойкого и тароватого племени, чем ямщики. В отличие от своих собратьев, крестьян и ремесленников, они много странствовали и много знали. Случалось, на лесных дорогах встречали ямщики беглых людей, которые жили грабежом боярских имений и богатых купцов, и подряжались возить их воровские клади. С такими «ворами» (по официальной терминологии того времени) сошелся и Афанасий Аленин, человек смелый и решительный, но во время одной из облав в муромском лесу был схвачен и посажен в тюрьму. По жестоким законам тех лет «воров» и их сообщников ждала смертная казнь, Аленину, однако, удалось бежать и вместе с семьей поселиться в небольшом городке Юрьевце Поволском[5]. Возможно, название последнего и закрепилось за семьей Алениных.

После смерти Афанасия дети его Родион и Тимофей «от скудости» сошли на реку Чусовую, в вотчины купцов и промышленников Строгановых. Оба брата имели семьи. В семье Родиона росли сыновья Дмитрий и Лука, у Тимофея — Гаврила, Фрол и Василий. Вероятно, в семьях имелись и женщины, но летописец не счел нужным увековечить их имена в своем «Сказании».

Младший сын Тимофея Аленина Василий и стал позднее знаменитым Ермаком. «И оной Василей был силен и велеречив, и остр». Подобно деду и отцу, Василий Аленин занимался свозом купеческих грузов, но в отличие от них возил товары не на подводах, а на судах. Строгановы вели обширный торг хлебом, солью и пушными товарами. В отдельные годы они отправляли по Волге в Астрахань до 16 тысяч пудов муки, овса, круп и толокна. Здесь, на Волге, Василий столкнулся с понизовой вольницей — волжскими казаками. Волга, Дон и Днепр в XVI веке принимали со всей Руси и Украины беглых людей. На их вольных берегах находили пристанище бежавшие из боярской неволи холопы, крепостные крестьяне, разорившиеся посадские.

Летопись умалчивает, каким путем и при каких обстоятельствах Василий Аленин променял тяжелую долю судового работника на вольную, но полную опасности жизнь казака. Возможно, вспомнились ему рассказы деда о добрых молодцах из муромских лесов, или, покарав несправедливого приказчика, он ушел на Волгу от сурового возмездия.

Летописец лаконично сообщает: «Ходил у Строгановых на стругах в работе по рекам Каме и Волге и от той работы принял смелость, и прибрав себе дружину малую, и пошел от работы на разбой, и от них звашеся атаманом, прозван Ермаком, сказуется дорожной артельной таган, а по-волски — жерновой мельнец ручной»[6].

Этот рассказ подтверждают некоторые другие источники. Голландец Николай Витсен в книге «Северная и Восточная Татария» называет Ермака с чьих-то слов «бравым казаком, родом из Мурома»[7]. Академик Фальк, путешествовавший по Сибири в XVIII веке, пишет в своих «Записках»: «Завоеватель Сибири Тимофей был сыном бедного суздальского купца». По сведениям уральского краеведа И. Я. Кривощекова, фамилия Алениных еще в начале XX века встречалась в деревнях по реке Чусовой. Уральские легенды и сказы называют Ермака местным жителем[8].

Расхождению летописей по поводу того, являлся ли Ермак атаманом волжских или донских казаков, можно дать двоякое объяснение. Ермак со своими станичниками действовал на Волге и на Дону, поэтому с полным основанием мог именоваться как волжским, так и донским атаманом. Возможно также, что в понизовой вольнице имя Ермак носили несколько атаманов, один из которых мог быть родом и из донской станицы.

Какое бы имя ни получил атаман при крещении, сподвижники называли его Ермаком, и ни на какое другое имя он не отзывался. Под этим именем Ермак был записан в Синодик (поминовение) Софийского собора в Тобольске, который составлялся со слов его казаков в 1622 году[9].

Более или менее достоверные известия о Ермаке начинаются с его жизни на Волге. На великой русской реке Ермак действовал уже в середине 70-х годов XVI века. В те времена Волга являлась главной торговой магистралью, ведущей из Центральной Руси на юго-восток, в Среднюю Азию, Персию и на Кавказ. После присоединения Казани и Астрахани значение ее особенно возросло. Кроме русских купцов по ней ходили за Каспий иностранные гости. В частности, с 1563 года по Волге регулярно снаряжались торговые экспедиции английской Московской компании в Персию. В этих экспедициях была заинтересована сама английская королева Елизавета Тюдор, державшая пай в капитале компании. Вниз по Волге сплавляли на судах русские меха, английские и фландрские разноцветные сукна, оловянную посуду, мелкие металлические изделия, кожи. Из Персии везли шелка, великолепные ковры, специи и красители.

Здесь, на волжских просторах, на страх русским и иноземным купцам развернул свою деятельность Ермак. К 1577 году он стал старейшиной волжских атаманов[10]. С ним держали совет, ему подчинялись все прочие атаманы, меньшие «рангом». Чтобы завоевать такую популярность и авторитет среди видавших виды, дерзких и отважных казаков, нужно было обладать исключительными качествами. Сибирские летописи, весьма скупые при оценке личных достоинств казацких атаманов, говорят о Ермаке как о человеке, обладавшем недюжинной физической силой, природным умом, способностями организатора, железной волей и большим даром убеждения. Волжская вольница по достоинству оценила эти качества, отшлифовала его характер и воспитала в нем лучшие гражданские чувства. Он превыше всего ценил свободу, люто ненавидел холопство и в этом своем качестве являлся прямым предшественником Степана Разина.

Англичанин Джон Белл, состоявший на русской дипломатической службе при Петре I, в своих дневниках писал о Ермаке Тимофеевиче: «В короткое время стал он весьма славным и сильным, ибо грабил только богатых и, по необыкновенному великодушию людей его ремесла, наделял бедняков. Не умерщвлял он и не ранил ни одного человека, разве защищая только самого себя. Сей поступок приобрел ему такое прославление, что все праздношатающиеся, не имущие звания люди вступили к нему в сообщество, с охотою подчиняя себя власти столь великодушного и неустрашимого начальника»[11].

Далеко не случайно народный эпос отвел Ермаку почетное место в замечательной плеяде богатырей земли русской, назвав его младшим братом могучего и справедливого Ильи Муромца.

До нас не дошел ни один живописный портрет Ермака, да и вряд ли они существовали при его жизни. Портретов с «боров» и «разбойников», разумеется, никто не писал, а когда к Ермаку пришла официально признанная слава, его уже не было в живых[12]. Летописи же описывают внешность атамана очень скупо и лаконично: среднего роста, широкоплеч, узкое (по-тогдашнему плоское) лицо, обрамленное темной бородой, густые, слегка вьющиеся волосы, светлые (голубые или серые) глаза; весьма подвижен и скор в движениях. Во время похода в Сибирь ему было 35–40 лет. С. У. Ремезов сообщает о Ермаке: «Бе бо вельми мужествен и разумен и человечен, и зрачен и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы, прикудряв, возраст средний, и плоск, плечист»[13].

Как и прочие волжские и донские атаманы, Ермак предпочитал сражаться на стругах. К этому побуждал и сам характер его ремесла: купцы перевозили свои товары на судах под усиленной охраной. Чтобы захватить купеческий караван, нужно было владеть тактикой судового боя, и Ермак отлично владел этой тактикой. Не гнушался атаман и засад на сухопутных торговых путях. Иногда захват каравана сопровождался настоящим сражением. В 1573 году, например, в нападении на английские суда близ Астрахани участвовало 150 человек. Нападающие потеряли в перестрелке и рукопашной схватке 14 человек убитыми и 30 ранеными. Англичане вынуждены были для спасения своих жизней отдать суда со всеми товарами[14].

В подобных сражениях мужала казацкая доблесть. Отряд Ермака отличался крепкой товарищеской спайкой и строгой дисциплиной, которые обеспечивали ему успех во всех делах. Скоро весть о храбром и удачливом атамане разнеслась по всей Волге и Дону. В его стан стекались удалые казаки, беглые холопы, не желавшие терпеть боярского ярма. По одним данным, у Ермака на Волге насчитывалось 500, по другим — 5000 казаков. Вероятно, последняя цифра грешит большим преувеличением. В головном отряде, которым командовал сам Ермак, едва ли было более 300–400 человек.

Непорабощенными воинами называл казаков А. Н. Радищев[15], и это название как нельзя лучше определяло сущность волжской вольницы.

Почти вся нижняя и средняя Волга от Астрахани до Казани находилась под контролем «самовольных» казаков. Легкие струги Ермака появлялись на Оке и Каме. Летописец отмечал, что Ермак «на Волге из Астрахан в Московское государство в проезде путь всякого чина людям со всяким товаром возбраниша и проезду не даша»[16]. Особенно богатая добыча ждала казаков при захвате посольских караванов. Царь Иван IV, перечисляя в грамоте «вины» Ермака и его казаков, гневно указывал, что они побили на Волге ногайских послов, чем осложнили отношения с Ногайской ордой, грабили и побивали ордобазарцев и русским купцам «многие грабежи и убытки чинили»[17]. Доводилось Ермаку и царскую казну «шарпать».

Не удовлетворяясь добычей на Волге, казаки выходили на судах в Каспийское море и там встречали караваны персидских послов. По словам кунгурского летописца, Ермак с 7000 казаков одно время намеревался плыть в Персию «для своей власти», т. е. чтобы завоевать страну и утвердиться на персидском троне[18]. Однако этому сообщению едва ли можно верить: при всем честолюбии замыслы Ермака едва ли доходили до таких пределов. Как покажут последующие события, Ермак был трезвым и реалистичным в своих планах атаманом.

Низовая вольница, предводительствуемая столь грозным и храбрым атаманом, вызвала беспокойство в Москве. Высылаемые против Ермака мелкие карательные отряды неизменно терпели поражение. Чтобы покончить с казаками, царь отправил на Волгу большое войско под командой воеводы стольника И. Мурашкина «на судах и по суше на конях». Кроме стрелкового оружия у него были пушки. Воевода получил указ повсюду, где возможно, хватать «воров», пытать их и вешать. Аналогичный указ был послан в Астрахань. На нижней Волге учредили пять воинских застав. По свидетельству англичан, в 1579 году астраханский гарнизон был доведен до 2000 человек[19].

Ермак, имевший по всей Волге свои «глаза и уши», заблаговременно узнал о карательной экспедиции и принял меры. Было бы безумием для казаков выступить против вооруженного пищалями и пушками стрелецкого войска. Ермак со своими товарищами поднялся по Волге до Самарской луки и укрылся в лесах неподалеку от устья речки Самары. Часть казаков со своими атаманами ушли на Яик и Дон. Для решения вопроса, что делать дальше, по казацкому обычаю был созван большой круг. Голоса на нем разделились: одни предлагали остаться на Волге и переждать в лесах лихолетье, другие — сняться с Волги и уйти на Дон или Яик. Выслушав горячие речи, Ермак отверг все варианты. «Думайте думу, братцы, с целого ума, чтоб нам не продуматца, — передает его речь летописец, — на Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик итти — переход велик, а се добычи нет»[20]. Напомнил атаман о царском указе, грозившем каждому казаку виселицей, и предложил перейти в покрытый лесами бассейн Камы. Привлекательность этого предложения состояла прежде всего в том, что за Камой не было царских воевод. Многие казаки раньше бывали там и знали, по крайней мере, в общих чертах обстановку. Населявшие край манси, ногаи и башкиры могли стать хорошим объектом для казачьих походов. Поэтому большинство казаков поддержало атамана. Немаловажную роль в принятии решения сыграло прибытие в стан Ермака послов от купцов Строгановых.