Еще один мальчик

После дуэли…

— Доигрались, молодые люди? Теперь извольте слушать меня, и только попробуйте пикнуть!

Профессор Макгонагалл чуть не шипела от злости.

— Рассаживайтесь… Подальше друг от друга, и чтобы ни одного звука. Кикимер проследит. Я буду вызывать вас на разговор в кабинет каждого по очереди. Запомните: вы вляпались, как вы любите говорить, и очень крепко. Советую потратить время ожидания, размышляя, что вы мне расскажете. От ваших слов зависит ваше исключение из школы!

Виноватые дружно опустили головы.

— Раскаиваетесь? Хорошо, лучше поздно, чем никогда. А я, с вашего позволения, начну? Вы первый, мистер Уизли.

Фред встал и прошел в кабинет. Дверь за ним захлопнулась.

За Фредом вызвали Буллера, затем Найла, затем Тайгера…

Очередь Бобби пришла последней.

— Садитесь, юноша, — холодно пригласила директриса и повторила:

— Доигрались?

Бобби сел, устремив на нее внимательный взгляд.

— Ситуация, мистер Грейнджер, следующая: никакой дуэли не было. Иначе мне придется всех вас семерых исключить из школы. Ваши товарищи обдумали мое предложение и согласились. Мы сошлись на таком варианте: Вы пошли с друзьями в запретный лес, погуляли и вернулись. Мистер Олливандер для смеху метнул в дерево заклятие, на чем ваша прогулка успешно закончилась. Вы согласны?

— Извините, профессор, нет, — сказал Бобби.

— У меня нет времени уговаривать Ваше упрямство, мистер Грейнджер. Меня ждет срочная работа.

— Профессор, я тоже изучал Устав Хогвартса, и я готов доказывать в суде, что исключение касается только двоих. Исключать всех семерых незаконно. Никому, кроме самих дуэлянтов, кара не угрожает. Исключать можно только Олливандера и меня, — сказал Бобби.

— Возможно, Вы и правы, мистер Грейнджер. Спорить не буду. Но Вы согласны, что Вас и Олливандера придется исключить? Вас это устраивает?

— Я знал, на что иду, — спокойно сказал Бобби.

— А мистер Олливандер?

— Я не отвечаю за мистера Олливандера.

— Вот как, — проронила директриса.

— Я заслужил исключение, и я готов.

— Куда же Вы пойдете?

— У меня есть предложения из Дурмстранга, а ЖАБА я могу сдать платно в самом Министерстве, как экстерны делают, — сказал Бобби.

— Вижу, вы всё продумали.

Бобби промолчал, глядя на директора.

— Но как насчет мистера Олливандера? Я помню ваш ответ, что Вы за него не отвечаете, не трудитесь его повторять. Дело в том, мистер Грейнджер, что Вы отвечаете за Олливандера, хотите того или нет. По Вашим показаниям ему грозит Азкабан.

— Да, не стоило ему бросаться в людей Авадой Кедаврой, — небрежно сказал Бобби.

— Вы так думаете? У меня есть показания шестерых свидетелей, что мистер Олливандер шутил. У него не было серьезных намерений.

— Я могу показать Вам мертвое дерево, в которое попало заклятие. В любое удобное для Вас время.

— Благодарю, это очень любезно с Вашей стороны, — вежливо ответила Макгонагалл. — Шесть свидетелей готовы подтвердить, что мистер Олливандер не имел в виду убивать вас, он просто неудачно пошутил. И следователи поверят им, хотя бы потому, что и Вам, и Олливандеру нет семнадцати лет. Это была не настоящая Авада кедавра. Вы отличник по Темным искусствам и должны знать, что выполнение Авады кедавры требует серьезной магической мощи и определенного настроя, которые совершенно непостижимы семнадцатилетнему мальчику. Школьник, способный вызвать полноценную Аваду кедавру, — большая редкость.

— Олливандер у нас большой талант.

— Однако я вижу, что Вы остались совершенно живы и здоровы.

Бобби уставился на директора.

— Авада кедавра, какой бы она не была, не причинила Вам вреда, все закончилось хорошо, и История не знает сослагательного наклонения «что было бы, если бы». Было то, что было, а всего остального — не было. И надеюсь, урок Вы хорошо усвоили.

— Простите, профессор, я не понимаю, — упрямо сказал Бобби.

— Почему Вы упорствуете? За применение Непростительного к человеку, тем более этого Непростительного, нарушителю полагается Азкабан, Вы понимаете это?

— Понимаю. Полностью под мою ответственность, — упрямо сказал Бобби.

— Олливандеру 17 лет, как Вам…

— Мне 16.

— Больше не перебивайте. Ему 17 лет, он даже не начал жить, и Вы хотите загубить ему жизнь? Вы готовы взять на себя такую ответственность?

— Готов, — коротко отрезал Бобби.

— Ну что ж… Я тоже могла сегодня Вас отчислить. Поводов более чем достаточно. Но я поступила с Вами милосердно, Вам не кажется? Вы не отчислены. Так Вам ли требовать строгости и всей кары закона, когда Вы сами чудом избежали отчисления? К Вам были милосердны, имейте милосердие к другим. Если Вы желаете буквального исполнения закона, то закон будет строг ко всем. Почему только к Олливандеру? К Вам тоже. Или Вы больше не настаиваете?

Макгонагалл посмотрела на Бобби и вздохнула.

— Олливандер пострадал куда больше Вас, юноша. У него нет заманчивых предложений из Дурмстранга, ЖАБА досрочно он не сдаст, и ему кроме Хогвартса больше некуда идти. А в Хогвартсе принято, что тот, кто просит о помощи, всегда ее получает. Если Вы не знали этого раньше, мистер Грейнджер, то усвойте. Мы проявляем милосердие и всегда даем шанс на исправление. Что тоже Вам отлично известно. Напомнить, сколько раз Вы были на грани отчисления, мистер Грейнджер?

— Я никогда не бросался в одноклассников Авадой кедаврой, — сказал Бобби.

— Оставьте, Грейнджер. А теперь давайте начистоту. Вы первый спровоцировали Олливандера. Вы знали о его порывистом и взрывном характере, Вы отдавали себе отчет, что он неадекватно реагирует на Ваши шутки. Но Вы на свой страх и риск продолжали дразнить его. Я наблюдаю, как Вы постоянно провоцируете Олливандера, уже много лет. Наконец, Вы доигрались. Но упрямо отказываетесь признать, что сами виноваты.

— Действительно, профессор, мне как‑то в голову не приходило, что на шутки принято отвечать Авадой кедаврой, — огрызнулся Грейнджер.

— Вы невыносимы! — вспылила директор, встала и отошла к окну.

Бобби закусил губу.

Его озарило… «Бобби, прошу тебя, дай слово, что Олливандер серьезно не пострадает…»

И он дал слово.

А слово слизеринца тверже алмаза.

И он дал слово своей девушке…

— Простите, профессор, я погорячился, — ровным голосом сказал Бобби. — Я был неправ. Я подумал и решил, что не буду выдвигать обвинения против Олливандера.

— Слава Мерлину, — открыто выдохнула директор.

Бобби встал:

— Я могу быть свободен?

— Подождите.

Бобби снова сел.

— Я должна взять с Вас слово, что об этой истории никто больше не узнает. Такое слово мне уже дали ваши товарищи.

«Чего я только не делаю ради тебя, Лили…»

— Я согласен.

— Вы не пожалеете, что проявили милосердие, мистер Грейнджер. Мистер Олливандер получил выговор, отмену права посещений Хогсмида по субботам и еженедельные отработки на место субботних прогулок до конца курса. Возможно, взыскание будет продлено и на следующий курс.

Бобби встал.

— Спасибо, профессор. Я всё осознал, что Вы сказали, и я никогда не забуду Вашей доброты.

Он попрощался с директором и вышел.

В конце концов, он остается в Хогвартсе, с Лили Луной. А Дурмстранг от нее очень далеко.

Ученый Кот отмечает, что Бобби постарался сдержать данное им слово. Он собрался никому не рассказывать об истории с дуэлью. Даже Лили Луне.

Собственно, ему и не пришлось.

Хотя Фред Уизли дал ту же клятву, что Бобби, тем же вечером он всё рассказал Лили.

Читатели, Ученый Кот не хочет рассказывать дальше.

Как бы я хотел перескочить через следующие события, коротко заявить, что шестой курс прошел без приключений, и перейти к следующей главе, где профессор Слагхорн нашел для Бобби летнюю рабочую практику.

(Нашел на самых законных основаниях, ибо у Бобби был блистательный аттестат СОВ и грамоты многих маститых научных журналов! У Бобби могли быть уже самые выгодные предложения работодателей!)

Как бы хотел Ученый Кот повести рассказ о триумфальной карьере и прочих успехах Бобби…

Но сначала он расскажет о его поражениях.

Он расскажет, как Бобби не желал верить своим ушам, услышав новости о дуэли от Лили Луны.

Как он был потрясен реакцией Лили Луны, которая кричала подобно Макгонагалл: «Доигрался!» и «Я тебя предупреждала!»

Как он безуспешно ждал, что Лили его пожалеет, ведь его чуть не убили…

— Ты сам его спровоцировал. Я знаю Найла четыре года, и он кристально честный человек, не преступник и не убийца, — завила Лили. — Я тебе сто раз говорила, что он порядочный человек и хочет всю жизнь посвятить борьбе с Темными Силами, он спит и мечтает, что его примут в Орден феникса…

— Если его туда примут, пожалуй, они обойдутся без меня, — усмехнулся Бобби. — И могут сразу присвоить ему звание Почетного авадиста–кедавриста.

— Сколько можно издеваться над Найлом, это не смешно! — вспыхнула Лили.

Бобби смотрел на нее с изумлением.

— Я четыре года слушаю, как ты издеваешься над гриффиндорцами, Дамблдором и Орденом феникса. Надоело.

— Хорошо, я больше не буду…

— Ты при этом издеваешься надо мной, ведь я тоже гриффиндорка, ты не понимаешь?!

— Ты совсем другая…

— Нет, Роберт, я такая же, как другие, и в этом всё дело, — отрезала Лили. — Ты издеваешься над Уизли, а я тоже Уизли. Тебе не нравится Орден феникса, а я мечтаю туда вступить. Как и мой кузен. Как и его друзья.

— Лили, я больше ни разу не помяну твоего кузена…

— Я вообще не понимаю, как ты можешь насмехаться над ним теперь! — взорвалась Лили. — Когда он только что спас тебе жизнь, ты, неблагодарная свинья! Он спас тебе жизнь, и Буллер в прошлом году, а ты еще смеешь издеваться над ними?!

Бобби чуть не лишился дара речи.

Он никогда не применял к Лили легилименцию, никогда не подозревал ее, всегда верил на слово…

Но сейчас в нем родилось страшное подозрение.

Больше, чем подозрение…

Он вдруг понял, что оно родилось очень давно, только он не желал этого замечать. Отгонял его прочь…

Разные мелочи упорно выстраивались в его голове, разные случайные странности, разные намеки… образуясь в стройный ряд.

Весь Хогвартс давно знал — только он был слеп!

Он в упор посмотрел на Лили Луну.

— И давно ты… с Фредом Уизли?

Лили задохнулась на полуслове. Она не ожидала такого вопроса.

— С прошлого года, наверное… — вслух размышлял Бобби. — Да, где‑то в сентябре я заметил это первый раз… И всё это время ты говорила… что любишь меня… Ах ты [прим. Ученого Кота: абсолютно непечатное, магловское выражение, которое воспитанный джентльмен никогда не применит к даме] !..

Читатели, Ученый Кот скорбит вместе с вами.

Более того — он всё понимает. Он не хотел писать это бранное слово — как Роберт Грейнджер, в общем, не хотел его произносить; он пожалел о том, что сказал, мгновенье спустя. Позже он готов был отдать весь остаток своей жизни, чтобы остановить это мгновенье. Чтобы не случилось того, что произошло!

Он беспомощно смотрел, как меняется лицо Лили Луны — оно отрешается, отдаляется… Навсегда…

Ученый Кот всё понимает. Я прожил на свете больше пятисот лет, и прекрасных лет, и знал многих достойных кошек… Но сколько бы я ни дал, чтобы вернуть тот день из моей глупой ранней юности, когда я был

безрассудным, безмозглым котенком! Когда я сказал Ей, увидев Ее в обществе того похабного рыжего кота…

И потерял Ее навеки…

Пятьсот лет прошло, но я Ее помню!

…А затем Лили молча повернулась и ушла.

Бобби долго смотрел ей вслед.

Ученый Кот все понимает. Воистину святой должна быть женщина, чтобы выдержать Бобби Грейнджера с его острым языком и тяжелым характером, со всеми его заскоками и неприятностями.

Увы!

Бобби долго смотрел вслед Лили, затем развернулся и пошел к холлу Хогвартса.

Больше всего на свете он хотел молча, в одиночку побродить в лесу. Там его всегда отпускало…

— Грейнджер, стоять!

Бобби обернулся.

В холле стоял Фред Уизли с каменным лицом, за ним — его друзья.

— Я тут видел в туалете Плаксы Миртл Лили Луну… Она заперлась там и плачет. Что ты ей сказал?

Бобби молча пошел на выход.

— Стой!

Бобби остановило, как пружинкой притянув ко Фреду. Фред опустил свою палочку. Невербальное останавливающее.

— Плакса Миртл мне кое‑что рассказала… Как ты ее назвал?

Народу на дворе, привлеченному сплетнями очевидцев, прибывало. И симпатии их были на стороне Фреда — ведь Бобби оскорбил его девушку.

Тем более, дочь профессора Поттера. Вряд ли Бобби надеялся завоевать симпатии школы, оскорбляя дочь одного из ее учителей. И самого популярного учителя.

Собственно говоря, у Бобби не было в этой школе ни единого друга.

Буллер стоял рядом с Фредом с каменным лицом. Он тоже слышал, как Бобби обозвал студентку с его факультета.

— У тебя грязный язык, Грейнджер, — сказал Фред.

Народ подходил ближе, и горячо сочувствовал Фреду и Лили.

— Грязный язык. Раньше за такое окунали в деготь и валяли в перьях. А теперь…

— А кто мешает нам сделать это теперь, Фред? — спросил Олливандер и улыбнулся.

Народ взвыл от восторга и приготовился им помогать.