Эскадрилья ведет бой

Из боя — в бой

В полдень 21 августа взлетаем и без лидера, эскадрилья за эскадрильей возвращаемся на прежнее место базирования — на полевой аэродром, что прижался вплотную к маленькому селению с красивым названием Любимое.

Перелетели. Авиаспециалисты из передовой команды уже здесь — и сразу к машинам: осмотр, заправка. Летчиков вызывают на командный пункт. Думал, как это водится, разбор. Ан нет: постановка боевой задачи. Вот так сразу: с корабля — на бал! Теперь мы вновь в составе 8-й воздушной армии. Действовать будем уже тремя полками. Сто четвертый гвардейский, переброшенный сюда с Кубани, теперь тоже с нами — в одной дивизии. Майор Покрышкин сразу же знакомит нас с боевой обстановкой и ставит боевую задачу, которую предстоит выполнять — прикрывать действия подвижной конно-механизированной группы генерала Н. Я. Кириченко.

…Вечереет. Техников и механиков прибыло мало, и летчики спешат помочь им быстрее подготовить самолеты к боевому вылету.

Наконец, все готово. В небо взлетает ракета, и группа за группой идут истребители на взлет.

Разбег, отрыв, набор высоты. Внизу проплывают знакомые места. Идем на высоте четыре тысячи метров. Ниже, немного в стороне, чинно плывут по воздуху стремительные, сигарообразные, украшенные двумя килями «пешки». Еще ниже — группа «ильюшиных». Впереди — заволоченная дымом местность: горят подожженные врагом села, пылают танки, автомашины, полыхают стога, и дым пожарищ сливается с кисловатым пороховым дымом от разрывов мин, снарядов, бомб.

Противника в воздухе не видно. Но в наушниках все чаще слышится напряженный радиообмен: кто-то просит прикрыть его, значит, пошел на врага в атаку; кто-то предупреждает собрата: «Илья, Илья! Отверни — „худой“ справа!» — кто-то довольно непосредственно и смачно выражает свое настроение короткой, но емкой руганью.

Значит, где-то близко идет бой. И тем не менее радиостанция наведения «Тигр» спокойно заверяет:

— Противника в воздухе нет!

Все верно: в том районе, куда направляемся, его пока нет. В любой момент он может появиться, о чем незамедлительно предупредят. Но, как говорится, «на бога надейся, а сам не плошай!» — смотри в оба!

Вот и район прикрытия. Он ограничен географическими пунктами Донецк-Амвросиевка, Колпаковка, Грибовка, Криничка, Артемовка. Здесь идет сосредоточение войск, вводимых затем в прорыв. Видим, как волнами проходят на запад наши бомбардировщики и штурмовики. Вражеских самолетов в первом вылете так и не встретили.

Когда возвратились, Иван Руденко, расплывшись в улыбке, говорит своему механику Григорию Шевчуку:

— Да, нашей авиации сегодня действительно немало!

— А ты думал, без нее можно сколько-нибудь серьезную операцию провести? — подковырнул Ивана Слава Березкин. — Тут уже дня три такое творится!.. Фронт ведь — весь Южный фронт! — Слава аж руку вскинул вверх, чтобы придать своим словам надлежащее звучание, — перешел в наступление! Давят наши фашистов…

— По всему видать: здесь и есть направление главного удара! — высказал свое предположение Трапочка.

Все эскадрильи к заходу солнца выполнили по боевому вылету. Теперь у самолетов хлопочут авиаспециалисты: завтра и в последующие дни нам предстоит действовать в том же районе и с той же задачей.

Следующий день был очень напряженным для всех — все три эскадрильи совершили по нескольку боевых вылетов. Почти каждый сопровождался воздушными схватками: дрались летчики с превосходящими силами врага, который бросал против наших наступающих войск все, что было у него в наличии, — шли и «юнкерсы», и «хейнкели» волнами по 20 — 30 самолетов, а порой и группами в полсотни бомбардировщиков, конечно же, не без сильного прикрытия. И всю эту армаду необходимо было сдерживать, не пускать к нашим войскам, колошматить, гнать вспять.

Вхолостую не летали: если не воздушный бой, значит, штурмовка вражеских наземных войск. Но так или иначе — боевое задание выполняли ребята.

Отличились многие летчики. Но особенно трудное испытание успешно выдержали ребята из третьей эскадрильи, без потерь вышедшие победителями в двух острых сражениях.

…Шестерка истребителей, ведомая комэском Сергеем Лукьяновым, вылетела в район Климовка — Криничка — Марьевка — Донецк-Амвросиевка. Еще не набрали высоту, а с «Тигра» уже взволнованный голос майора Александра Бычкова предупредил:

— Лукьянов, быстрее: с юго-запада на двух с половиной тысячах тридцать «лаптежников»!..

— Понял. Иду! — отозвался Лукьянов.

Не прошло и двух минут, как ведущий третьей пары Николай Трофимов передал:

— Ниже справа впереди вижу две группы «юнкерсов» и шесть «мессеров».

Комэск тут же приказал:

— Атакуем первую группу! — и сверху, почти в лоб, пара за парой, ринулись истребители навстречу вражеским бомбардировщикам.

Быстрое сближение. Противник и опомниться не успел, как два «юнкерса» уже вывалились из строя и, объятые огнем и дымом, неудержимо неслись к земле: Лукьянов и Федоров не промахнулись!

Выйдя боевым разворотом из атаки в сторону солнца, шестерка тут же нанесла удар по второй группе Ю-87, но теперь сзади. И еще два «лаптежника», уже перешедшие было в пикирование на цель, так и пошли горящими вниз и врезались в землю. На этот раз боевое счастье улыбнулось двум ведомым — Цветкову и Табаченко.

Станция наведения уже голосом Дзусова подбадривает истребителей:

— Так их, покрепче бейте, ребята!..

Обе группы рассеяны. Неприцельно побросав бомбы, «юнкерсы» перешли на бреющий, удирают. Стрелки ведут беспорядочный огонь.

Но в район боя уже подходит третья группа — еще 10 вражеских бомбардировщиков под прикрытием шести «мессершмиттов».

— Командир, с юга идут еще! — доложил Лукьянову Табаченко. Но комэск уже видел «гостей»:

— Пусть идут. Мы их сейчас «приласкаем»!

И Трофимову, пара которого находилась выше, тут же отдал приказ атаковать врага.

Николай Трофимов — опытный боец. Командир знал, что на него вполне можно положиться, ибо он смел, расчетлив, осмотрителен, способен быстро принять самое оптимальное решение. И он его принял: поймал в прицел ведущего группы бомбардировщиков. Атаку надежно прикрыл ведомый — Петр Кетов.

Но вдруг с высоты на Трофимова понеслись два «мессершмитта» — и сорвали атаку.

Трофимов увернулся от трасс и бросил в эфир только три слова:

— Петя, бей ведущего!

А сам, резко взмыв вверх, закрутил на восходящей спирали бой с «мессерами», связал их, давая возможность товарищу реализовать задуманный тактический план.

Он не видел, как полыхнуло в небе яркое облако огня, как подбитый Кетовым вожак третьей группы фашистских стервятников вышел из строя и устремился на запад.

Строй бомбардировщиков рассыпался, и теперь четверка во главе с Лукьяновым гоняла метавшихся у земли «лаптежников».

Тем временем Кетов, пристроившись к своему ведущему, тоже ввязался в бой с вражескими истребителями прикрытия, не пуская их вниз.

Когда шестерка возвратилась на аэродром, еще не остывший Трофимов нервно похаживал от самолета к самолету и все время с досадой повторял:

— Вот, вот, «худые» помешали, гады, «лаптежника» завалить!..

Но огорчался Николай недолго: примерно час спустя, выполняя второй боевой вылет в тот же район, он сбил «мессера».

Бой был обычный: шестерка Лукьянова, встретив два десятка Ю-87 в сопровождении шести Me-109, первым делом разогнала бомбардировщики, заставив вражеских пилотов сбросить груз на свои же войска. Лукьянов сбил «юнкерса». После этого наши истребители схватились с «мессами», и Трофимов, успев на какие-то мгновения поймать в прицел ведущего вражеской шестерки, меткой очередью сразил его, второго «мессершмитта» сбивает Николай Ершов.

Вечером внимательно слушали сводку Совинформбюро и с восторгом восприняли известие об успешно развивающемся наступлении наших войск.

— Ура! — крикнул кто-то из ребят.

— Да погоди ты! — цыкнули на него прильнувшие к репродуктору авиаторы, жадно ловившие ухом знакомые названия населенных пунктов Донбасса, освобожденных от врага.

Уже совсем стемнело, когда прямо на стоянке прибывший в полк начальник штаба дивизии полковник Борис Абрамович ознакомил летчиков с самой свежей информацией, поступившей «сверху»: боевые действия наземных войск развиваются успешно, все полки дивизии действуют активно. Почти каждый вылет сопровождается воздушными боями.

Невдалеке стоит Николай Трофимов, молча слушает рассказ начальника штаба. Отведя задумчивый взгляд, долго смотрит куда-то вдаль — туда, где скрылось за горизонтом солнце и теперь чуть сереет узкая полоска, разделяющая землю и небо. Николай неотрывно глядит туда, будто увидел не вспыхнувшую в сумеречной синеве звезду, а заметил пылающий факелом истребитель, таранивший врага. Молчит… Видимо, вспомнил своего друга Виктора Макутина…

А на следующий день он «высказался»: сбил два вражеских самолета — «Юнкерс-87» и «Хейнкель-111».

…«Тигр» громким голосом звал на помощь:

— Всем, кто в воздухе, идти в район Успенское — Калиновка! Всем, кто в воздухе…

В эти самые минуты в том районе над самой землей носились двенадцать Ю-87 и два Me-109, бомбили и штурмовали наши войска на передовой и колонны, двигавшиеся по дорогам. Там и станция наведения находилась и, вполне возможно, ее запеленговали немцы, послали авиацию…

И, как назло, ни одного нашего истребителя нигде не видно. Уже авианаводчикам досталось от пехотинцев и артиллеристов, а особенно от кавалеристов.

— Туды вашу, растуды! — кричал усатый полковник кавалерист, вломившись в траншею к Бычкову. — Выдь да поглянь, что творится! Кони очумели, бегут в свет. А ты тут мешкаешь!.. Давай, вызывай скорей своих летунов, — умолял он Бычкова. Трофимов только что взлетел со своей четверкой на патрулирование — и вдруг услышал этот призыв. Стрелка высотомера подбиралась к двухтысячной отметке. Маловато! Но всегда спокойный, Трофимов таким же спокойным голосом ответил:

— «Тигр», вас понял: иду!..

Сектор газа — вперед, почти полностью. Дали обороты моторам и ведомые. И четверка истребителей со снижением, чтобы увеличить скорость, устремилась в угрожаемый район, на помощь наземникам.

Трофимову уже видно, что впереди по косой спирали носятся вражеские самолеты. К ним тянутся с земли трассы, взблескивают, несутся и от них огоньки вниз.

Вражеские летчики, видимо, заметили приближающуюся четверку Трофимова. А может, их предупредили свои авианаводчики: атаки сразу прекратились, и «юнкерсы» гуськом один за другим стали на бреющем уходить на запад. Исчезли и «мессеры». Только три «юнкерса», сомкнувшись в плотный боевой порядок и ощетинившись турельными установками, стали прикрывать огнем уходящих.

«Тигр» уже не приказывал, он упрашивал:

— Братцы, сбейте хоть одного! Подбодрите, пожалуйста, пехоту и кавалеристов. Покажите, что вы настоящие истребители!..

— Это мы можем! — спокойно ответил Трофимов. У него вмиг созрел план атаковать тройку. Собственно, тех, что ушли, уже не догнать. А этих наказать еще можно, да и следует!

— Ершов, прикрой!

И пара Трофимова, резко спикировав, выравнивается буквально в десяти — пятнадцати метрах над землей и снизу атакует тройку. С «юнкерсов» веером идут трассы, стрелки остервенело бьют вниз по заходящим в атаку истребителям. Но Трофимова уже никто не остановит: он выбрал левого ведомого в тройке, нажал гашетки — и длинной очередью «распечатывает» свежий боекомплект. Бомбардировщик виляет хвостом — летчик, резко действуя рулями, пытается выйти из-под огня. Да разве ж ему увернуться от трасс, посланных Трофимовым! Две-три секунды «юнкерс», получивший солидное «угощение», продолжал еще полет, а потом, цепляясь за деревья и крайние полуобгоревшие хаты села Кринички, разбрасывая по огородам куски пылающего металла, наконец тяжело грохнулся на пригорке и выбросил вверх густую смесь багрового огня и черного дыма.

Трофимов этого не видел: дав очередь и зная, что ударил наверняка, он тут же взял ручку на себя и, выйдя из атаки, крутанул «бочку». Не видел он, как Кетов, прикрывая атаку своего ведущего, перенес огонь на второй, затем на третий «юнкерс» и тотчас же «успокоил» вражеских воздушных стрелков.

Пехота ликовала. Выскочив из укрытий, солдаты махали на радостях руками, подбрасывали вверх кадки…

Это было в полдень. А вечером Трофимов, ведя бой в составе группы, которую повел Лукьянов, в том же районе сразил бомбардировщик другого типа — «Хейнкель-111». Такую же машину отправил на землю и младший лейтенант Василий Семенов.

Весь день только и разговоры о Трофимове. Поражает и восхищает его поистине новаторская, смелая, стремительная атака, «под четыре четверти». Ребята расспрашивают его, как да что. Тут уж проявляется профессиональный интерес. Вопросы разные: и как ведет себя самолет на таких углах, и как упреждение выносить, и как потом лучше из атаки выходить. Николаю неловко быть в центре внимания, он пытается отшутиться, показывает движениями рук, как действовала его пара. Товарищи не оставят Николая в покое, и позднее новый тактический прием будет подробно изучен на специально проведенном занятии.

Накануне о младшем лейтенанте Трофимове тоже говорили как о летчике, открывшем боевой счет в небе освобождаемого нашими войсками Донбасса. Сойдясь с «Мессершмиттом-109», он дерзко атаковал его — и сбил. Это был второй «мессер» на боевом счету Николая.

Как же было не порадоваться за товарища? Хорошо воюет Николай! По-хорошему завидуют ему: у него «на балансе» вон сколько побед! Еще в 84-м авиаполку о нем уже говорили как о превосходном бойце. Хоть и молодой, а хватка у него железная. Напорист, смел, решителен, действует не по шаблону — мыслит! Он уже командир звена.

Ребята к Николаю, а он им:

— Идите к Семенову, поздравьте парня с успехом. Он сегодня тоже «хейнкеля» завалил. Василий улыбается:

— Так я ведь следом за командиром шел… В общем, делал, как учили…

Едва только забрезжил рассвет, первая эскадрилья уже в воздухе. «Тигр» на связь не выходит: идем к линии фронта, соблюдая полное радиомолчание. Высота — четыре с половиной тысячи метров.

Вдруг сквозь тихое потрескивание эфира в наушниках послышался бас Покрышкина:

— Внимание, впереди ниже — «лаптежники»!..

Присматриваюсь. Вот они! В двух тысячах метрах ниже от нас встречно-пересекающимся курсом двумя группами идут двадцать Ю-87. Позади них мухами носятся «мессершмитты».

Ведущий уже приказал паре старшего лейтенанта Андрея Труда прикрыть атаку. Сам же, возглавив ударную группу, без промедления ринулся на врага.

С полупереворота вслед за командиром устремляемся на «юнкерсов». Скорость быстро растет. Ведущий моей пары Виктор Жердев открывает огонь. Трасса впивается в «юнкерс», идущий замыкающим в первой группе. Он сразу же вспыхнул. Пилот тщетно пытается скольжением сбить пламя: огонь раздувается все сильнее. Участь этого «юнкерса» решена: он переворачивается на спину и, оставляя в небе дымящийся след, не меняет положения до самой земли.

Вражеские летчики явно не ожидали такой дерзости и спешат облегчиться: вниз посыпались бомбы — лишь бы куда. Теперь «юнкерсы» строят оборонительный круг, Но спасет ли это их?

Впереди хорошо вижу «сотку» Покрышкина. Следом за ней летит истребитель его ведомого младшего лейтенанта Георгия Голубева.

Но что это? Два «мессершмитта» справа, почти под 90 градусов с довольно далекой дистанции — примерно с 500 — 600 метров — открыли огонь, Бить прицельно с такого расстояния — почти абсурд. Скорее всего гитлеровские летчики пытаются отсечь огнем наши истребители, сорвать атаку. А может, рассчитывают на то, что со сближением с целью точность огня повышается.

«Неужели бьют по самолету Покрышкина?» — током ударила мысль. Присматриваюсь: «сотка» уже выходит из атаки — еще один «юнкерс» горит. И в то же мгновение замечаю, как что-то взблеснуло в самолете Голубева, потом за истребителем потянулась сизоватая, на глазах погустевшая до черноты струйка дыма. А вот уже и пламя облизывает фюзеляж. От истребителя вначале отлетела отстреленная дверка кабины, затем из кабины выпрыгнул и Жора Голубев…

Жердев, выйдя из атаки, обнаружил вместо пары только один самолет. Приблизился — и четко увидел на его борту цифру «100». Что такое? Командир — без прикрытия! А где же ведомый?..

Не мешкая, сразу же пристроился к «сотке», осмотрел пространство. В обстановке сразу не разобраться: бой растянулся, истребители носятся ниже, в гуще бомбардировщиков.

Никто, кроме меня, в этой кутерьме не увидел, как над падающим Голубевым вздулся купол парашюта. Не оставлять же товарища в беде! Подошел ближе и, снижаясь спиралью вслед за ним, внимательно осматриваю пространство, чтобы не дать нежданно появившемуся «мессеру» расстрелять парашютиста. Только убедившись, что Жора приземлился в расположении наших войск, боевым разворотом с набором высоты ухожу в Сторону поселка Куйбышево — в район сбора группы: станция наведения уже настойчиво твердит:

— Вам — «тридцать три», вам — «тридцать три»!..

Бомбардировщики, рассеянные и разгромленные, ныряют вниз и на малой высоте вразброс удирают на запад.

Прицельно отбомбиться по нашим войскам мы им не дали, а это и есть главная наша задача сегодня. Гнаться за ними не будем — горючее на исходе. Но на смену нам идет группа «яков». С высоты они устремляются на «лаптежников».

Идем домой. На земле — кромешный ад. Тут и там тянутся к небу космы дыма, взблескивают вспышки. Возле самолета, совсем близко, тоже вздуваются черно-серые шапки — рвутся зенитные снаряды среднего калибра, мелькают «шарики», посылаемые с земли «эрликонами». В кабине запахло кисловатым: пороховая гарь втягивается внутрь вместе с воздухом. Да и обычным, горьковатым «земным» дымком потянуло, и за стеклами кабины стало как-то сумеречно.

Сквозь мглистую пелену, кое-где не такую плотную, вижу землю, сплошь забитую войсками, ринувшиеся в прорыв наши танки, автомашины. А вон и кавалерия спешит — тут и там, прикрываясь от вражеского взора балками да перелесками, рысят конники небольшими группами, кое-где и по открытому полю несутся, торопятся проскочить противнику в тыл, а там уже знают ребята, что делать: не давать фашистам покоя ни днем, ни ночью!

Вскоре подлетаем к своему аэродрому, садимся. Итак, группа сбила четыре вражеских самолета: два «юнкерса» уничтожил Александр Иванович, одного зажег Виктор Жердев. Группу фашистских истребителей, тех, что носились вокруг бомбардировщиков, уменьшили на одного «мессера» Алексей Черников и Андрей Труд.

Огорчало лишь одно: потеряли мы один истребитель. Как-то нелепо все получилось… Где же сейчас Жора Голубев, что с ним?..

Трудное испытание выпало на долю младшего лейтенанта Вячеслава Березкина. В паре с лейтенантом Вениамином Цветковым вылетел он на разведку в район прорыва. Определили: наши войска вклинились в глубь занятой врагом территории километров на двенадцать. Участок прорыва напоминает равнобедренный треугольник с основанием семь-восемь километров. Подвижные части продолжают идти вперед. Противник оказывает им яростное сопротивление.

Пара уже возвращалась. Шла на высоте три тысячи метров. И вдруг Цветков заметил внизу «раму»: тонкий ее силуэт темнел под сизоватым слоем дымки.

И впрямь, надо было обладать очень острым зрением, чтобы в серовато-сизом мареве заметить эту малоразмерную машину, висевшую над землей всего лишь на тысячеметровой высоте. При других обстоятельствах лейтенант Цветков не решился бы вступить в бой, да и командование строго предупреждает: разведчику ставится своя особая задача, и выполнять он должен только ее. Но тут он увидел вражеского разведчика-корректировщика. Мог ли Цветков допустить, чтобы враг получил важные, ценные данные о положении наших войск, мог ли он допустить, чтобы уже сегодня противник предпринял контрмеры против развивающих успех советских войск?..

В эфир полетел короткий приказ Березкину прикрыть атаку. И пара стремительным маневром ринулась вниз — на врага.

Истребители развили огромную скорость. Цветков не учел, что именно это и помешает вести прицеливание: истребители будут рыскать из стороны в сторону, и «раму» никак не удастся поймать в перекрестие прицела хотя бы на два-три мгновения. Открывать же огонь «навскидку» бессмысленно — только вспугнешь врага.

Атака ведущего сорвалась, и огорченный неудачей Цветков стал выводить истребитель из пике вверх, как вдруг прямо перед собой обнаружил четверку «мессеров», прикрывавших своего разведчика.

«Вот так незадача! Как же я их раньше не заметил?» — досадовал Цветков. И тут же оправдывал себя: «В таком дыму разве все заметишь!..»

Но главное состояло в ином: обнаружь он «эскорт», вряд ли решился бы на такой рискованный маневр. Теперь поздно было переигрывать, надо было искать самый оптимальный выход.

Цветков не видел, что Березкин уже и сам пытался это сделать, но успеха не добился: трассы прошли мимо «фокке-вульфа», и «рама», словно бы издеваясь над молодым летчиком, вновь, как ни в чем не бывало, висела в небе.

Выйдя из атаки «змейкой», Березкин погасил скорость и снова приник к прицелу. Еще немного, и можно будет нажать гашетки. Но «рама» — машина изворотливая, да и пилотов на нее сажают искусных. Полупереворот — и «фокке-вульф» уплывает под атакующий ее истребитель, с ревом проносящийся вперед. Но молодому летчику Вячеславу Березкину и вторая неудача простительна: он ведет первый свой воздушный бой. Да с каким противником! С которым не всякий опытный боец мог бы вот так сразу справиться.

Вячеслав нервничает уже, торопится. Да, опыта у него нет. И от старших товарищей не раз слышал, какая это коварная штука — «рама»! Теперь сам убеждается.

«А как там Цветков? — тревожит мысль. — Ему ведь одному с четырьмя не совладать. Каждая секунда дорога!..»

Истребитель Березкина вновь заходит в атаку. И вдруг от «фокке-вульфа» потянулись к нему дымные шарики. Что-то сверкнуло у Вячеслава перед глазами, глухо забарабанило по самолету и с треском ворвалось в кабину. Горячая струя воздуха обдала пилота. И тотчас же он ощутил резкую боль в левой руке и в левой ноге. Бросил короткий взгляд на пальцы — кровь… А «рама» уходит.

Нет, он не отпустит ее, он не даст ей уйти! Ручку от себя, еще. Вражеский разведчик увеличивается в размерах, сверкающая остеклением гондола как раз в перекрестии прицела. Гашетки нажаты. Но почему не ощущается обычного в подобных случаях подрагивания машины, когда стреляют пулеметы и отрывисто ухает пушка? Надо бы трассам появиться, потянуться огненными шнурами к врагу. Но их нет. Почему?.. И тут вдруг понял Березкин: кончился боекомплект! А боль в руке и в ноге все сильнее, в глазах мелькают круги. И все же он не отказывается от мысли победить. Затуманенным взором видит наплывающее на него тело «рамы». Вражеский летчик пытается сманеврировать.

«Не уйдешь!» — стиснув зубы, упрямо повторяет он себе. И Резко дает левую ногу, испытывая при этом сильную боль. Тут же отклоняет ручку управления тоже влево. Истребитель скользящим ударом правым крылом бьет вражеский самолет по хвостовому оперению. Сквозь гул мотора летчик уловил звон и скрежет металла.

Вспышка. Мимо кабины метнулись обломки «рамы». Валится на поврежденное правое крыло истребитель. А под ним, лишенный хвоста, волчком уже вертится «фокке-вульф» и начинает рассыпаться.

Два вражеских летчика, выброшенные из оторвавшейся от разваливающегося фюзеляжа гондолы, повисли на парашютах. Третий член экипажа, видимо, был убит при таране. Спустя минуту-две невдалеке, наполненный ветром, вздулся еще один парашют: это спускался на землю Вячеслав Березкин.

Он видел, как ниже чуть в стороне, подтягивая стропы, пытаются скольжением изменить направление снижения гитлеровские летчики. Это им удается, их начинает быстро сносить в сторону, как раз туда, где еще находится враг.

«А где же сяду я?» — с тревогой думает Березкин. Пристально всматривается вниз. Приближающаяся земля пестрит вспышками огня, явственно уже слышны трескотня пулеметов и орудийный гром. Регулировать снос он не может — левая рука перебита, а одной правой это не удается сделать. Остается отдать себя воле случая. «В самое пекло попал! — с горечью подумал Вячеслав, поняв, что внизу идет бой. — Не погиб в воздухе, прикончат на земле… А, будь что будет!..»

Удар. Адская боль в ноге заставляет забыть все — и где ты оказался, и что надо делать в момент приземления. А вздувшийся купол качнулся взад-вперед и, наполненный ветром, туго натянул стропы и поволок раненого летчика по земле. Березкин опомнился, с трудом погасил парашют, лежит, всем телом ощущая, как дрожит от взрывов земля. Впереди колышется трава: кто-то ползет! Враг или друг? Летчик вытащил из кобуры пистолет.

Свои!.. Березкин увидел на пилотке звездочку — и сразу отлегло от сердца.

— Ну что смотришь? — тихо сказал солдату, пристально и настороженно разглядывавшему летчика. — Ты лучше помоги. Солдат спросил:

— Ранен? — но сразу же понял, что задает лишний вопрос. Повернулся, махнул рукой — и вот уже трое молодых, крепких парней захлопотали возле Березкина. Пока один быстрыми движениями собирал парашют, двое других, расстелив плащ-палатку, осторожно уложили на нее летчика.

— Потерпи, браток: сейчас мы тебя доставим. Раны перевяжут — сразу легче станет!

Вскоре Березкин был уже в медсанбате, где ему оказали первую помощь. Солдаты, доставившие его сюда, а их уже было четверо, стояли невдалеке в тревожном ожидании, готовые подсобить медикам, готовые как и чем только можно помочь собрату, такому же юному, как и они, пареньку, доконавшему «раму», от которой второй уже день не было покоя.

Березкин — бледный, усталый, измученный болью — лежал на лавке, полуприкрыв веки. Он слышал, как один из солдат тихо сказал врачу:

— Доктор, если кровь нужна, мы дадим… Медик ответил:

— Спасибо, ребята! Кровь есть. Потом второй голос тихо прошептал:

— А он не останется калекой?

— Не останется, если сегодня же доставим в госпиталь.

…Вечерело. Солнце вот-вот спрячется за горизонт, а духота все та же стоит. Хоть бы ветерок подул, а еще лучше — дождик бы землю омыл, освежил!

Устали авиаторы, особенно от этой изнуряющей жары. Летчикам не хочется и на КП идти: лечь бы под крылом да соснуть в тени немножко. Уже четыре вылета за нынешний день совершил. Прилег на жухлую, выгоревшую травку. И не заметил, как погрузился в дрему.

Вдруг услышал какие-то возбужденные голоса на стоянке, топот, кто-то кому-то кричал:

— Что там еще стряслось?

— Голубев вернулся!

Летчики, как по команде, бросились бежать к КП.

Стоит наш Жора, держит перед собой скомканный, стропами внахлест увязанный парашют, улыбается, что-то говорит то одному, то другому. Его обнимают ребята, целуют. Рады все, очень рады! И Веня Цветков, и Виктор Жердев, и Сергей Никитин. А уж о чувствах механика его самолета Паши Ухова и говорить не приходится: у того слезы на глазах блестят, слезы радости.

Со стоянки широким шагом приближается Покрышкин. Обнимает своего ведомого, притягивает к себе.

— Подловил все же тебя «мессер». Вот подлец!.. Жора улыбается:

— Бывает! — как-то виновато отвечает он. — Удар только ощутил, да две тени мимо промелькнули.

— Ну-ка, расскажи, Сухов, еще раз, как все было! Пришлось подробно повторить все, что видел.

— Понял? — и, обращаясь уже ко всем, Покрышкин напомнил:

— Об осмотрительности ни в коем случае нельзя забывать!.. Ну, а если видишь, что противник издалека ведет огонь, тоже маневрируй, уходя скольжением под трассу.

Слово по слову: разговоры, расспросы. Не успели страсти улечься, не успели ребята разойтись, а тут еще одна радостная новость:

— Слава Березкин жив!

— Где он? Кто сказал?

— Зачем — «сказал»? Вон он — в кузове сидит! — сияет от счастья механик старшина Иван Бовшин.

Можно себе представить, с какой болью слушали мы Вениамина Цветкова, вернувшегося из полета без своего ведомого!

— Березкин таранил «раму», — сообщил он командиру. — Оба самолета упали. Парашютистов не видел… Да и некогда было глянуть: с четырьмя «мессерами» пришлось драться…

Слушали его летчики, сочувствовали, только у начальника штаба заметно возникло какое-то недоверие к его докладу. Цветков ведь вернулся без своего ведомого и не мог толком объяснить, что и как произошло в бою…

И вдруг — Славка жив!

Бежим к остановившейся невдалеке машине. Взобрались на борт и вот видим на охапке соломы носилки и полулежащего на них друга. Лицо бледное, рука в бинтах, нога тоже.

— Привет, Слава!

— Здравствуйте, ребята!

— Досталось тебе, видать?

— Да, «угостил» фашист проклятый! Только и я ведь в долгу не остался…

— Что же теперь?

— Известное дело — госпиталь! Упросил вот медсестру, чтобы в полк завернули. Подходил уже Покрышкин, сказал, чтобы не волновался: подлечусь — меня обратно в полк заберет командир. Пошел в штаб бумагу в госпиталь готовить…

— Вот видишь, все будет хорошо: подлечишься — и снова на истребитель сядешь!

…Он вернулся в родной полк в канун Октябрьских праздников, вернулся в радостный для всех день, когда пришло известие: Киев — наш! А тут и Слава на пороге — слабый еще, но сияющий от счастья: добился своего!

Рассказывал потом, сколько пережил: ранения тяжелые — сустав на руке разбит, пальцы висят, нога отекает от ходьбы. Страдал от боли, но упорно разрабатывал руку и ногу. На медкомиссии вначале списать хотели, потом в транспортную авиацию согласились отправить. А он свое:

— Я ведь истребитель! Смотрите, все нормально — и рукой, и ногой могу действовать… Показывает, а боль такая, что искры из глаз. Но терпит, виду не показывает, даже улыбается.

Убедил врачей. Ладно, — сказали, — поезжай в свой истребительный полк…

Он вернулся в нашу боевую семью через два с лишним месяца, когда полк стоял в Аскании Нова. Представился Покрышкину. Тот обнял его:

— Ну вот — вернулся. Я ведь говорил — все будет хорошо!..

Слава еще не ведал, что о его подвиге знала вся дивизия, что в комсомольских организациях проходили собрания, на которых призывно звучали слова: «Драться, как дрался член комсомольского бюро полка младший лейтенант Березкин!..»

Тихий, скромный, немного застенчивый, он проявил в бою завидное мужество, волю к победе над врагом.

Не меньше мужества проявил он, чтобы отстоять свое право снова летать на истребителе, чтобы продолжать борьбу с врагом, драться, нести возмездие фашистам.

Он воевал отважно, дерзко. И завершил войну в небе Берлина и Праги.

Но вернемся к тому августовскому дню, полному неожиданностей. Он еще не закончился, когда боевой «баланс» подкрепили Николай Старчиков и его ведомый Николай Белозеров: прикрывая наземные войска в районе Сухая Балка, они сбили Me-109.

В этот день увеличили свой личный боевой счет Цветков, Олефиренко и Труд, сбившие ФВ-189, Ю-87 и Ме-109.

Через час, когда совсем стемнело, летчики потянулись на ужин. Богатый событиями день уходил в прошлое. Настроение у всех приподнятое, кое-кто предчувствовал, что нынешняя трапеза может затянуться: больше обычного суетятся официантки, комэски в сборе, зовут летчиков занять места за столами.

На месте и наш «ансамбль» — три старичка музыканта внимательно смотрят в сторону двери. В столовой она разместилась в просторной крестьянской хате — шумно, весело.

Вдруг грянул «Авиационный марш»: скрипка, баян и пианино заполнили ставшее тесным помещение мажорной, волнующей сердце мелодией.

Вошли Погребной, Покрышкин, Крюков, Ирина Дрягина. Следом за ними шагнул через порог начпрод с двумя чайниками в руках, за ним — загадочно улыбающийся командир БАО.

Андрей Труд моргнул Ивану Руденко:

— Расщедрился: к «наркомовским» добавку выдал! Что-то случилось!..

И впрямь: что происходит? Идут бои, сегодня вон как дрались! Ну, хорошо: радость победы на душе, радость, что вернулись Голубев и Березкин… Нет, что-то еще, чего мы не знаем…

Покрышкин и комиссар сели с первой эскадрильей, Пал Палыч устроился в кругу второй, а в третью заторопились командир БАО и помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе капитан Ирина Дрягина.

Погребной встал. Все притихли.

— Вот Андрей Труд только что обрадовался — пир, мол, сегодня будет, — начал комиссар свою речь. — Что ж, не грех нам и отметить нынешний день наших подвигов и побед. Трудный он был, напряженный, немало волнений доставил нам. Но и радостей сколько он принес: мы счастливы, что целым и невредимым вернулся в свою семью Георгий Голубев, что остался живым совершивший таран Слава Березкин, мы горды тем, что многие из нас пополнили боевой счет. Но самое главное состоит в том, что фронты наши решительно наступают. Вчера, как вы знаете, освобожден Харьков!

Все возбужденно зашумели.

— Это еще не все. Есть еще одна замечательная, радостная для всех нас новость. Только что мне сообщили: подписан Указ Президиума Верховного Совета, которым Александру Ивановичу Покрышкину, — Погребной от волнения уже выкрикивал слова отрывисто, на высоких нотах, — присвоено звание дважды Героя Советского Союза!..

Он ухватил своего смущенного соседа за руку, стал обнимать, Покрышкин, испытывая неловкость от того, что оказался в центре внимания, привстал, потом сел, снова встал, не зная, как ему быть верить в эту новость или ждать официального сообщения, принимать поздравления или попытаться утихомирить разбушевавшуюся, восторженно ликующую боевую семью. А шум действительно поднялся невообразимый. Хата, казалось, вот-вот рухнет под напором распирающих стены восторженных возгласов.

Комиссар поднял руку. Стало тихо.

— Тем же Указом многие летчики удостоены высшего в стране отличия. Из нашей дивизии звание дважды Героя присвоено также Дмитрию Борисовичу Глинке, Героя Советского Союза — Константину Григорьевичу Вишневецкому…

И вновь все гремело, люди аплодировали, вскакивали с мест, спешили поздравить виновников торжества.

Покрышкин взял свою алюминиевую кружку, до половины наполненную «наркомовскими» ста граммами, поднял. «Зал» замер.

— Спасибо, комиссар, за приятную весть. И вам, друзья, от чистого сердца спасибо. Поднимаю этот тост за всех вас, за будущие наши успехи и победы, за нашу молодежь, за то, чтобы за этими столами после боя не оставалось пустых мест.

И снова вздрогнула хата. «Оркестранты», не скрывая выступивших на глазах слез, взволнованно добывали из своих инструментов звуки, которые, сливаясь воедино, отдаленно напоминали торжественно-бравурный туш.

…Ужин затянулся дольше обычного. Забыли ребята даже о танцах, о девчатах, напрасно дожидавшихся своих партнеров чуть ли не до полуночи.

Потом в хате-столовой прозвучал вежливо-требовательный голос командира:

— Комэски, всем — на отдых!.. А дежурному Покрышкин шепнул:

— Подъем — в четыре тридцать…

Дежурный по полку адъютант первой эскадрильи младший лейтенант Иван Горовенко улыбнулся, отмечая про себя: «Целый час командир прибавил летчикам на сон! Это хорошо!..»

Рано утром следующего дня, едва только просветлело небо на востоке, весь личный состав построился возле стоянки третьей эскадрильи, находившейся в готовности номер один.

Короткий митинг открыл комиссар дивизии Дмитрий Константинович Мачнев. Он говорил о наступлении наших войск, о боевых успехах летчиков всех трех полков, о награждении наиболее отличившихся.

Высокий душевный подъем владеет каждым. Люди рвутся в бой. А вот и ракета, описав в светлеющем небе дугу, брызнула искорками и погасла.

— По самолетам!

Аэродром огласился набирающим силу рокотом.

Задача не меняется, и новый день — это боевые будни, становящиеся для нас обыденным делом атаки, перехваты противника, схватки с численно превосходящими группами бомбардировщиков и истребителей.

Каждая эскадрилья имеет свою конкретную задачу — в соответствии с общей задачей полка, которому указана полоса прикрытия участка, на котором действует казачья дивизия. Она устремилась на юг и глубоким прорывом к Азовскому морю должна закрыть таганрогскую группировку противника. Враг понял это, и в районе села Салы и на северном берегу Миусского лимана ведет ожесточенные бои, пытаясь сдержать стремительное продвижение донских и кубанских казачьих сотен.

Прикрывая кавалеристов, мы перехватываем вражеские бомбардировщики, стараемся бить их еще на подходе к целям…

…Спал — не спал: только успел коснуться головой подушки — и словно провалился куда-то.

На рассвете — снова взлет: прикрываем наземные войска, выдвинувшиеся уже в район населенного пункта Краснодарово. Три вылета совершили. Под крыльями пылят по дорогам и прямо по степи — напрямик! — наши танки, рысят эскадроны — хлынули вперед и растекаются по тылам противника. Конники перерезают коммуникации, наносят стремительные удары по вражеским колоннам, налетают по ночам на его гарнизоны, бьют фашистов беспощадно, нагоняют на них страх, сеют панику…

Для нас стало уже обычным выполнять по нескольку боевых вылетов за день. Молодежь совершает их по два-три. А что говорить о «стариках»!.. Взяв на себя основную нагрузку, они вылетают по четыре-пять, а то и по шесть раз. Как правило, каждый вылет, каждое задание осложняется боем или штурмовкой.

Порыв у всех высокий. Каждый считает своим патриотическим долгом внести личный вклад в освобождение от оккупантов родной Украины.

Боевое напряжение огромное. А тут еще и жара… У летчиков гимнастерки не успевают просыхать от пота.

Да и что удивительного? Вылет следует за вылетом — успевай только авиаспециалисты осматривать, заправлять и снаряжать боевые машины.

Вот Яковенко, сняв гимнастерку и повязав голову мокрым полотенцем, спешит осмотреть двигатель, потом контролирует заправку самолета, проверяет, как он снаряжен боекомплектом.

В такой зной привычно чувствует себя, пожалуй, только моторист старший сержант Ктоян. Он улыбается, шутит, наблюдая за тем, как техник звена старший техник-лейтенант Григорий Клименко, поливая раскаленную солнцем плоскость самолета колодезной водой из ведра, чтобы на ней можно было работать, плещет воду и на себя, кряхтит, отдувается — и спешит к очередной машине.

— А что бы вы делали у нас на Кавказе? — хитро прищурив глаза, спрашивает он офицера.

— Приидемо писля вийны до тэбэ в гости — тоди и побачимо! — парирует Клименко.

Моторист доволен, хохочет…

Авиаторы спешат, авиаторы — на подъеме: наши войска гонят врага, освобождают все новые и новые города и села Украины!

Летаем на разные участки фронта, выполняем самые разнообразные боевые задачи, ведем воздушные бои в районах Криничка, Грибовка, Донецк-Амвросиевка, Федоровка, Тимофеевка, Мало-Кирсановка, добираемся уже и в район Мариуполя. Прикрываем от налетов вражеской авиации наши войска, ведем разведку, охраняем железнодорожные узлы, где разгружаются наши резервы, сопровождаем группы бомбардировщиков, оберегаем от ударов с воздуха корабли Азовской военной флотилии с десантниками на борту. И все время — бои, бои…

…Солнце еще не взошло, а мы уже в воздухе. Идем восьмеркой. Боевой порядок — уже твердо установившийся для эскадрильи: «этажерка», одна четверка — ударная, вторая — прикрытие. Ведет группу Александр Иванович Покрышкин.

В районе Колпаковка, Артемовка появилась большая группа вражеских бомбардировщиков — около полусотни Хе-111 и Ю-88, которых прикрывает десятка «мессершмиттов».

С ходу, почти в лоб, атаковали бомбардировщики — и пара за парой, ведя огонь, вся восьмерка как бы пронзила вражеский строй девяток.

Иду в последней паре с Жердевым, вижу, как понеслись вперед огненные струи, как с «юнкерсов» первой группы стали отделяться темные чушки — бомбы, а с других самолетов потянулись к нам шнуры огня и дыма: это вражеские штурманы били из установленных в их кабинах крупнокалиберных пулеметов.

Развернувшись, попали под трассы турельных установок, защищавших заднюю полусферу. А тут и «мессеры» опомнились…

Но все делалось, как говорится, по расписанию: главная цель — внезапным ударом ошеломить численно превосходящего врага, посеять в его рядах панику, внести замешательство — и снова бить.

Так и сделали: сманеврировали, вышли из-под огня — и ринулись в очередную атаку, но теперь уже — на догоне.

Бомбардировщики поспешно облегчились и разворачиваются на запад, подставив свои тела под удобный для атаки ракурс в одну четверть. Горит еще один «юнкерс», полыхнул в стороне и «мессер»…

Общий итог боя: Черников, Чистов и Ивашко сбили по «юнкерсу», Жердев вовремя заметил грозящую товарищу опасность и, переложив истребитель, мгновенно атаковал «мессера», заходившего снизу на Ивашко, увлеченного атакой бомбардировщика…

Очень трудный и сложный бой пришлось вести в этот день Клубову и его ведомому Карпову.

Вылетели на «охоту» парой, а минут через пятьдесят Клубов вернулся один, без ведомого. С земли было видно, как заходящий на посадку самолет ведет себя весьма неустойчиво, то взмывает, то клюет. На запросы руководителя летчик не отвечает.

Мы только что возвратились своей восьмеркой с задания. Поразился, увидев этот странно садящийся самолет. Кто это? Клубов или Карпов? Что с ним?.. Взлетали вместе: восьмерка, ведомая Покрышкиным, шла выполнять основную задачу — прикрывать наземные войска, а пара Клубова должна была действовать в качестве «охотников» выше нашей группы на полторы — две тысячи метров, не будучи «привязанной» к восьмерке, но действуя с ней в одном районе.

Ходили «маятником» по треугольнику Колпаковка — Надежный — Донецк-Амвросиевка. В воздухе было спокойно. По истечении срока патрулирования возвратились домой.

И вот наблюдаем, как садится вернувшийся вслед за нами «охотник», рулит уже на стоянку. Поспешили навстречу. Истребитель зарулил на свое место, остановился, двигатель умолк. На плоскость выбрался Клубов. Разгоряченный, возбужденный, машет кому-то рукой, потрясает зажатым в ней белым подшлемником и наушниками.

Несколько человек почему-то сгрудились у хвостового оперения — что-то с интересом и удивлением рассматривают, щупают.

Подошел Александр Иванович. Механик самолета Григорий Шевчук докладывает ему:

— Истребитель деформирован: на фюзеляже образовалась «гармошка», киль согнут, лючок сорван… Но пробоин нигде нет.

Клубов, весь мокрый, в гимнастерке, расписанной солевыми разводами, спрыгнул с плоскости и тоже удивленно таращится на свой самолет, с недоумением поглядывает на своего техника.

— Ого, как скрутило заморскую технику! — с улыбкой произносит, наконец, Клубов. — Не думал, что машина подведет…

— Да ты толком скажи, что произошло, где Карпов? — сердито произнес Покрышкин. И Клубов рассказал… …В то время, когда наша восьмерка выполняла разворот, он с высоты увидел вдруг ниже себя пару «мессеров». И, чтобы не пустить их в район нашего действия, стремительно ринулся на них. Ведомого зажег сразу и тут же намеревался перенести огонь на ведущего. Но инстинктивно, а точнее, заученно: «Осмотрительность и еще раз осмотрительность!..» — бросил короткий взгляд назад. Как хорошо, что он вовремя это сделал! Буквально на хвосте у него и у Карпова «сидели» два вражеских истребителя. Вначале Клубов опешил: странные какие-то «мессеры» — никогда ему до сей поры не приходилось встречать подобных. Первое, что он увидел, — это красную «змею», медленно вращающуюся на носу самолета. Сам кок, точно так же как и весь истребитель, окрашен в белый цвет…

Это отпечаталось в сознании Клубова в одно короткое мгновение. А в следующее, поняв и всем телом ощутив, что находится уже в прицеле «мессера» и тот вот-вот даст по нему очередь, Клубов рванул ручку на себя и, дав ногу, резко взмыл вверх, ввинчиваясь в небо крутой спиралью. При этом успел нажать тангетку и предупредить Карпова:

— «Худые» сзади! — полагая, что ведомый повторит его маневр.

Карпов повторил — вот он тоже крутит спираль, уходя на высоту. Выйдя из-под атаки, Клубов хорошо видел идущий свечой самолет ведомого. Но он… горел.

Увидел Клубов и двух «блондинов», которые, как на параде — крыло в крыло, плавно разворачивались с набором высоты, явно любуясь результатами своей «работы».

Карпов выпрыгнул, и Клубов нырнул вниз, выжидая, когда раскроется парашют. До земли было не больше четырех тысяч метров, когда в небе распустился белый купол. Ветер сносил его на восток, к своим — и это немного успокоило Клубова, продолжавшего, сопровождая взглядом снижающегося товарища, пристально осматривать пространство.

Догадка оправдалась: Клубов увидел, как пара белых истребителей разделилась: один еще издали открыл огонь по парашютисту, а второй заходил в атаку на него, Клубова.

Метнул россыпь огней навстречу тому, который угрожал товарищу, нырнул под трассу второго «мессера», вышел боевым разворотом вверх, спикировал, еще раз отсек огнем фашиста, так и норовившего расстрелять Карпова в воздухе, метнулся навстречу «своему», тот переворотом выскользнул из-под удара и тут же сам стал заходить Клубову в хвост. Как «крутились» — не передать! Сколько ни пытался Клубов подловить «худого», тот неизменно изворачивался. Напротив, Клубову каждый раз приходилось резкими маневрами бросать свой истребитель то на «мессера», то нырять вниз, уходя от вражеской трассы, то крутить «бочки» или имитировать беспорядочное падение. В общем, крутился так и в таком темпе, как, пожалуй, никогда еще не использовал свое пилотажное мастерство. По всему было видно: очень уж опытные сидели в тех белых «мессах» пилоты — асы из асов.

Теперь было ясно, почему такой вид у самолета: фюзеляж деформировался, антенну сорвало, передатчик со своего места сместился, от адской перегрузки срезало даже крепежные болты.

— Слабовата техника для наших пилотов! Клубов вон какую перегрузку выдержал. Железо и то в штопор свернулось! — шутит техник первой эскадрильи по радио старший техник-лейтенант Николай Кукушкин, внимательно выслушавший рассказ Клубова и тщательно обследовавший весь самолет.

— Что же это за белые «мессеры»? — заинтригованный услышанным сообщением о новоявленных истребителях необычной окраски спрашивает Клубова Сергей Никитин.

— А шут их знает! — пожимает плечами Александр. И добавляет: — По всему видать — пилоты на них сидят вышколенные.

И впрямь: кто же на тех белых «мессерах» летает? Испытатели, прошедшие специальную подготовку? Или летчики-инструкторы школ тактической подготовки — вроде тех, которые попадались нам на Кубани? А может — асы из какой-то новой группы или эскадры, переброшенной с другого фронта или снятые с ПВО Берлина?..

Как бы то ни было, факт остается фактом, и он настораживал всех: противник решил преподнести нам «сюрприз». Надо учесть это обстоятельство!

Прямо возле «клубовского» самолета Покрышкин провел импровизированный разбор — благо собрались здесь почти все наши летчики.

— «Охотников» будем выделять обязательно, пусть сопровождают основные группы, — решительно заявил он. — Всем же внимательно смотреть за воздухом. Не увлекаться, не гоняться за отдельными самолетами или парами. По всему видно, что первая пара «мессеров», которую атаковал Клубов, была для него и для Карпова вроде приманки с тем, чтобы подвести наших летчиков под удар белых «мессеров». Что они «охотники» — у меня никакого сомнения нет…

Через несколько дней в полк возвратился Николай Карпов: с поврежденной во время приземления ногой, он все же сумел попутным транспортом добраться домой. Опираясь на палку, заросший, усталый, он вдруг появился в дверях землянки КП и, отыскав глазами командира, с улыбкой выдохнул:

— Прибыл!..

Подбежали ребята, помогли ему сесть, забросали вопросами, и он немного дополнил рассказ Клубова.

— За воздухом я смотрел все время. Видел, как Сашка атаковал «месса», как тот загорелся и стал падать…

— Все ясно: засмотрелся! — перебил его Виктор Жердев и добавил: — А оглянулся, когда уже «мессы» ударили по тебе!.. Карпов смущенно ответил:

— Не везет — и все! Давал ведь зарок не засматриваться на горящий самолет, да зрелище очень уж увлекательное, приятное, когда враг горит!..

— Смотри, Николай! В бою разглядывать «картинки» очень опасно! — дружески наставлял товарища Николай Чистов. — По себе знаю.

Карпов согласно кивал головой: понимаю, мол, разумею…

26 августа, уже на исходе дня, наша эскадрилья успешно провела воздушный бой, не позволив противнику помешать конникам развивать успех. Солнце устало склонилось к закату, на земле лежат длинные тени. Световой день кончается, и задание, с которого мы возвращаемся, несомненно сегодня последнее.

Только легли на обратный курс, земля вызывает на связь ведущего, и он принимает команду изменить курс.

Теперь идем точно на юг. Сверяем местность с картой, отыскиваем взглядом подготовленную для нас новую площадку близ села Ново-Равнополье. Снижаемся — и вслед за ведущим садимся на новом месте.

Вся неделя в конце августа характерна была непрерывными боями, с каждым днем становившимися все напряженнее.

Обстановка накаляется: противник вводит в бой все больше и больше авиации, привлекаемой не только с близлежащих аэродромов, но и из глубокого тыла: бомбардировщики идут большими группами на разных высотах. Встречаются группы Ю-87 и Хш-129. Первые применяются как пикирующие бомбардировщики для борьбы с живой силой и боевой техникой, для нанесения ударов по колоннам войск. «Хеншель-129», как правило, используется для борьбы с танками — самолет хорошо вооружен. Усилил противник и прикрытие: «юнкерсы», «хейнкели» и «хеншели» идут, как правило, в сопровождении истребителей. Чаще стал противник посылать и отдельные группы «Фокке-Вульфов-190» и «Мессершмиттов-109» в свободный полет и на «охоту»: они ходят восьмерками и десятками, ими управляют хорошо обученные, опытные пилоты. Нередко встречаемся с новыми модификациями «Мессершмитта-109», обозначенными индексами Г-2 и Г-4. На них установлено усиленное вооружение, мощнее двигатель.

Тактику гитлеровцев хорошо знаем: завяжут схватку с нашими истребителями, потом в процессе боя наращивают свои силы.

Но мы уже не те, что были в сорок первом и начале сорок второго года! Мы тоже кое-чему научились, располагаем отличной боевой техникой, горим жаждой возмездия.

Боевой счет наших летчиков растет, пополняется. Многие одержали уже немало блестящих побед. Так, Чистов и Олефиренко вогнали в землю по «Фокке-Вульфу-189». А ведь «раму», да еще прикрытую истребителями, сбить не так легко! Обретает уверенность и остальная молодежь, совершенствует тактическую выучку и огневое мастерство. Наша кубанская «школа Покрышкина» совершенствуется.

Однажды группа из шести самолетов во главе со старшим лейтенантом Аркадием Федоровым атаковала восемьдесят «Хейнкелей-111» и «Юнкерсов-88», шедших двумя колоннами на какую-то важную цель.

Федоров уже получил было команду «Тридцать три» — «Идите домой». Время патрулирования заканчивалось, горючее было на исходе. И в эти минуты ведущий увидел в небе две колонны вражеских бомбардировщиков — две армады!

Первым делом Федоров обезглавил колонну — флагманский «юнкерс», дымом выписывая в небе замысловатый рисунок, навсегда покинул своих собратьев по разбою. Федоров же, вызывая по радио подмогу, продолжал вести бой. Как он потом сокрушался, что в баках оставался минимальный запас горючего, которого едва хватило долететь до аэродрома и сесть…

На разборе получили в этот день дополнительную информацию. Порадовали нас боевые друзья из двух соседних полков Алексей Закалюк и Иван Бабак: оба сбили по «Фокке-Вульфу-189».

Закалюк отличился и в следующий день — сбил Me-109. А через день вновь проявила себя группа Федорова. Встретив в районе Федоровки и Мало-Кирсановки около семидесяти Ю-87 и Ю-88 в сопровождении восьми «мессершмиттов», его десятка так же дерзко атаковала противника и сбила четыре «юнкерса» и три Ме-109. Одного «мессера» сбил ведущий — Аркадий Федоров.

Открыл счет и Павел Клейменов: померившись силами с «мессером», вышел из боя победителем. Увеличил личный боевой счет на одного «мессера» Николай Чистов. Сбили по «Юнкерсу-88» Саша Торбеев, Сергей Никитин и Вениамин Цветков.

Молодежь убедительно заявила о себе. Начало положено!..

Наша первая эскадрилья с рассвета совершила три боевых вылета и в двух воздушных боях сбила три Ме-109, два Ю-87 и Хш-129.

Иван Михайлович Яковенко говорит своему коллеге Григорию Штакуну:

— Зря недоверчиво относились мы к нашим юным командирам: гляди-ка — бьют ребята фашистов! — и, сплюнув через плечо, произносит:

— Тьфу-тьфу, потерь-то нет!

Полных нечеловеческого напряжения сил, промчалось еще несколько дней. На несколько дней мы приблизились к чему-то значительному, большому, во что верим, к чему стремимся и к чему — мы твердо уверены в этом — придем, живыми или нет, но все же придем! Мы в это верим, мы это знаем точно, мы обязательно повергнем врага, победим!

И как ни уставали порой, как ни трудно было, немного передохнув, а если говорить точнее — то просто прикорнув, на рассвете нового дня вскакивали со своих постелей и, быстро умывшись и, перехватив бутерброд с чаем или пирожок со стаканом какао, спешили к своим самолетам…

Диву теперь даюсь: какую нагрузку способен выдержать молодой организм! Но разве до отдыха, если надо довершать сражения, если надо доводить наше правое дело до победного конца!..

Фашисты упорно пытаются! удержаться на левобережье реки Молочной. Гитлер, оказывается, приказал установить «границу» по реке Молочной, потребовал от своих генералов остановить на этом рубеже русских, сдержать натиск советских войск.

Вдоль западного берега реки возведены укрепления, строятся долговременные огневые точки, оборудуются инженерные сооружения. Укрепленная линия получила название «Вотан». По замыслу гитлеровского командования, она должна сдержать наши войска, не позволив им выйти ша оперативные просторы Южной Украины, не пустить их в Крым.

Наше командование, разрабатывая планы наступательных операций, нуждалось в самых достоверных сведениях о положении войск противника и его резервов. С этой целью усиленно велась войсковая разведка, в том числе и авиационная.

Активно ведется нами и разведка вражеских укреплений на реке Молочной и резервов, идущих на линию «Вотан».

Решительно, отважно действовали не только наши разведчики Вениамин Цветков, Александр Ивашко, Николай Коряев, но и летчики других истребительных авиаполков нашей дивизии.

Командир эскадрильи Алексей Закалюк вылетел парой на доразведку: ему поручено было установить местонахождение танковой колонны противника.

Идя на высоте от тысячи метров до бреющего полета и тщательно обследовав в предполагаемом районе все складки местности, комэск близ места впадения реки Молочной в море все же разглядел тщательно замаскированные в балках вражеские танки. Прошел раз, снизился, стал проходить над головами фашистов, и тут вдруг ударили «эрликоны».

С трудом дотянул Закалюк поврежденную машину до своего аэродрома, сел, доложил командиру полка Семенишину о результатах разведки, а потом осмотрел свой истребитель. Механик самолета старшина Иван Форманюк сокрушенно качал головой: три снаряда угодили в машину — хвост разбит, радиооборудование выведено из строя, от коробки реле вооружения ничего не осталось. И все же старшина заверил комэска:

— Не беспокойтесь, товарищ командир, к утру отремонтируем самолет!

Всю ночь напролет трудились авиаспециалисты, усердно работали всем звеном. А утром старшина Иван Форманюк удивил комэска — доложил, что истребитель отремонтирован и готов к боевому вылету.

От души благодарил Закалюк верных, надежных помощников летчиков. Понимали ребята ситуацию, знали, как рвется комэск в бой, тем более, что на полетной карте были теперь знакомые ему еще с 1941 — 1942 годов географические названия…

Конец августа 1943 года был весьма «урожайный» не только для летчиков нашей эскадрильи и нашего полка, но и для соседей.

…Идем на юго-запад. Боевой порядок — уже утвердившаяся у нас еще на Кубани «этажерка». Шесть самолетов сегодня — в ударной группе, четыре — в прикрывающей. Где-то слева впереди вот-вот покажется Азовское море.

Уже чувствуется дыхание осени: на аэродром ветерок то и дело «пригонял» клочья приподнятого тумана, и только к двенадцати часам, когда солнце прогрело воздух, и туман стал рассеиваться, нам дали разрешение на взлет. Да и в штабе дивизии к этому времени уже знали, что летчики соседнего полка успешно провели только что бой над Ефремовкой и Федоровкой. Ведущий сообщил по радио, что район открыт, работать можно. А нам как раз туда и надо!

Речкалов идет в паре с Чистовым, Клубов — с Голубевым, мы с Жердевым. Это и есть ударная группа. Старчиков и Виктор Никитин да два Сергея — Иванов и Никитин — наше прикрытие.

…С высоты уже видно Федоровку: небо здесь действительно чистое. Снижением разгоняем скорость, проносимся над колоннами наших войск, которые торопятся к передовой.

Показались дымы: горят небольшие хутора, горят поля неубранного подсолнуха и кукурузы. Пылают на дорогах машины, подбитые авиацией и артиллерией противника. Тут и там чернеют воронки, вздымаются султаны земли. А вот и линия фронта — идет бой.

Ведущий выходит на связь с «Тигром». Майор Бычков скороговоркой передает:

— С юга — бомберы! Большая группа…

— Вижу! — отвечает Речкалов. Тут же голос:

— И я вижу! — это Старчиков: он идет выше нас метров на тысячу.

А вражеские бомбардировщики идут как раз на той же высоте, что и он.

Речкалов приказывает:

— Атакуем все!

Мне видно, как первые две девятки «юнкерсов», подворачивая вправо, становятся на боевой курс — вытягиваются вдоль дороги и вот-вот начнут бомбить.

За первой идут еще две группы. Дальше видна еще одна. «Мессеров» пока не вижу. «Может, они выше?» — и пристально осматриваю пространство над головой. Все чаще оглядываюсь назад.

Клубов, словно угадав мое беспокойстве, передает «сверху»:

— «Худых» нет. Атакую третью девятку! Речкалов требует:

— Жердев, подойди ближе!

Подтягиваемся. Замысел ведущего предусматривает стремительные действия плотным боевым порядком.

— Атакуйте! Атакуйте! — приказывает «Тигр». Голос не спутаешь ни по тембру, ни по акценту: сам комдив Дзусов.

…Сзади снизу врезаемся в строй первой группы «юнкерсов», несколько растянувшейся в развороте. Мне видна только пара Клубова: оба истребителя разом выбросили вперед ярко-оранжевые стрелы, и они вонзаются в тело бомбардировщика, который идет крайним слева. Он сразу же воспламеняется. Воздушные стрелки длинными очередями заслоняются от дерзкой пары, трассы расходятся веером, но дотянуться до истребителей не могут. Пылающий «юнкерс» тем временем уже вывалился из строя, скользит на крыло, видимо, пытаясь сбить пламя. Но огонь уже охватил весь фюзеляж, и кажется, будто это огромный факел, кем-то брошенный с высоты, отвесно падает на землю.

Тем временем Жердев атакует другую тройку «юнкерсов», ведущих яростный огонь из турельных установок по самолетам Клубова и Голубева. Держусь своего ведущего, внимательно слежу за его действиями, повторяю каждый маневр. Он уже бьет по цели — открываю огонь и я.

От правого «юнкерса» тройки к самолету Жердева потянулась вдруг огненная нить, и я тут же переношу ответный огонь — скорее на отсечение, нежели на поражение. Хоть и не сбил «своего», но зато командира прикрыл.

Проскакиваем под бомбардировщиками новой группы Ю-88. Успеваю заметить: под закопченным брюхом уже полуоткрыты люки! Вот-вот они раскроются полностью, и «юнкерс» сыпанет бомбы. Надо уходить! Ручку от себя, резко нажимаю правую педаль — и самолет юзом скользит в сторону.

Скорость растет. От бомбардировщиков отделяются темные чушки — бомбы пошли вниз.

«Юнкерсы» разворачиваются, но неожиданно попадают в зону сильного зенитного огня — вокруг самолетов вздуваются, вспухают сероватые шапки разрывов, сверкают багрово-оранжевые огоньки рвущихся в небе снарядов малокалиберной артиллерии.

Слева, чуть выше нас, горит бомбардировщик, подожженный Клубовым. А вот задымил еще один. Сомнений нет — Иванов не промахнулся!

Выскакиваем наверх. Осматриваюсь, но все время держу в поле зрения своего ведущего — стараюсь не отстать от него.

Вдруг слышится голос Клубова:

— Голубев, «худой»!..

Предупреждает ведомого, что «мессер» заходит на него сзади — Георгий этого не видит.

Между тем строй «юнкерсов» третьей девятки уже тоже нарушился — два бомбардировщика отходят в сторону, один с дымом пошел к земле. Над оставшимися мечутся «мессершмитты». А вон и два парашютиста раскачиваются на стропах. Это дело рук Сергея Иванова.

Жердев предупреждает:

— Костя, смотри — «худой»: атакую!..

Вовремя заметил ведущий, что на меня нацелился «мессершмитт» — и тут же, переложив свой истребитель влево, Жердев полупереворотом пошел в атаку, открыл огонь. «Мессер» как-то странно крутнулся вокруг оси — летчик маневром уходит из-под трассы. Она тянется совсем рядом с вражеским истребителем, огоньки пляшут то слева от него, то справа. Неужели, уйдет?

Нет, напрасны волнения: «мессер» уже горит.

Ай да Жердев! И выручил, и урок преподал…

Пара Александра Клубова круто идет на высоту. Жердев тоже потянулся за ними. Я, естественно, иду следом.

Вдруг перед глазами замелькали, замельтешили огоньки. Ниже нас, оказывается, идет еще одна девятка. Но это уже бомбардировщики другого типа. «Хейнкель-111» и воздушные стрелки взяли нас на прицел.

Маневрируем, уходим из опасной зоны. А в мыслях снова: «Осмотрительность!..»

Мимо нас с Жердевым проносится пара истребителей: это Николай Старчиков и Виктор Никитин спешат ответить «хейнкелям» на брошенный ими вызов.

Проходят секунды. В наушниках только слабое потрескивание и какой-то шорох. Потом — восклицание:

— Горит!

Кто-то из наших пополнил боевой счет. Интересно, кто? Оказывается, Николай Старчиков поджег «Хейнкель-111». «Тигр» информирует:

— Подтверждаю: семь сбитых! Кавалеристы и пехотинцы благодарят вас. Молодцы!..

Снова молчание в эфире, шорох, потрескивание. И вдруг взволнованное, торопливое предупреждение:

— Еще бомберы, еще!..

Слышны чьи-то приглушенные расстоянием и забиваемые помехами голоса. Радиообмен идет на «нашей» волне, значит, это летчики одного из братских полков нашей дивизии завязали бой. В эфир проскакивают кое-какие фразы, из которых можно догадаться, что это дерется сейчас группа Василия Шаренко. Да, нелегко его восьмерке, бросившей вызов двадцати «юнкерсам» и шести «мессершмиттам»! Бой идет где-то в районе Щербаково. Надо быть настороже: вражеские истребители где-то близко.

В стороне, в направлении Щербаково — Федоровка крутится «карусель»: кто-то дерется. Очевидно, это и есть группа Шаренко… Им бы помочь сейчас, но у нас — свое задание, да и горючее на исходе…

А «Тигр» уже ведет радиообмен с группой, идущей нас сменять. Легко узнаю голос старшего лейтенанта Павла Еремина.

Мы собрались, берем курс на свой аэродром, продолжаем внимательно слушать эфир. Да, здорово помогает нам радио. Без него теперь и не мыслится воздушный бой. Как же прежде обходились летчики без радиосвязи? Просто немыслимо, трудно представить это.

В наушниках улавливаются еще какие-то переговоры: рядом ведет бой группа Сотого авиаполка. «Тигр» поздравляет капитана Петрова еще с одним «лаптем». Молодец, Михаил! Сегодня у него это уже вторая победа.

Земля подтверждает:

— Упал западнее Федоровки!

Радуемся за боевых товарищей. Знаем: такое же чувство испытывают и другие наши ребята.

Приходим домой в хорошем расположении духа: еще один удачный вылет состоялся!..

Особенно отличился в этот день Клубов: он сбил три вражеских самолета! Жердев и Чистов одержали по две победы. Иванов, Старчиков, Труд, Олефиренко, оба Никитины — по одной.

Немного не повезло Речкалову: он сбил «Юнкерс-87», но уходя из-под трасс атаковавшего его «мессершмитта», очень уж резко потянул на себя ручку управления, и его «кобра» деформировалась. Как только нашему комэску удалось до своего аэродрома долететь?

Итак, сели. Техники и механики ждут нас на стоянке, спрашивают, как вел себя самолет, исправно ли действовало вооружение — эти вопросы узаконены установленным порядком. Потом можно и про бой расспросить, и присмотреться, нет ли в самолете пробоин, и доброй шуткой обменяться…

Стали известны и результаты боев, проведенных нашими собратьями. Группа капитана Шаренко уничтожила три Ю-87 и два Me-109. Два бомбардировщика свалил ведущий, а обоих «мессеров» расстрелял младший лейтенант Иван Бабак.

На следующий день — а он оказался еще напряженнее — снова пошли в тот же район.

Четыре раза ходили — и почти каждый вылет сопровождался острыми схватками с врагом.

…Противник всеми силами пытается сдержать натиск наших войск, по-прежнему бросает на боевые порядки крупные силы авиации, при этом стал все чаще посылать свои самолеты еще большими группами — уже не только по полсотни, а и по восемьдесят, сто «юнкерсов» и «хейнкелей», прикрываемых до сорока истребителями… В боевых действиях участвуют бомбардировочные эскадры, базирующиеся не только в Таврии, но и на крымских аэродромах…