Эскимосские сказки и мифы

Сказки и мифы гренландских эскимосов

(Тексты приводятся но источникам [10] (пер. Г. Меновщикова) и [19] (пер. И. Бахтина). В последнем информанты не указаны, так как тексты в этом издании сводные (в комментариях в нем указано только распространение сказки и количество использованных для свода вариантов, эти сведения мы не приводим). Записи сделаны X. Ринком в центральной части Гренландии в середине XIX в. В нашем издании в примечаниях к этим сказкам указывается только номер но изд. [19]. Записи Э. Холтведа [10] сделаны в обл. Туле в 1935-1937 и 1940-1947 гг. Для них указываются имя рассказчика и номер но изд. [10]. В переводах текстов Холтведа в некоторых местах сокращены многочисленные повторы, характерные для его информантов, все прочие сокращения оговорены в комментариях, где также широко используются многочисленные цепные примечения Холтведа (часто его информантов — рассказчиков или носителей языка, помогавших ему в переводе); большая часть этих примечаний дана при подстрочном, а не в литературном английском переводе (в основу рус. пер. положен последний), в этом случае ссылка дастся на том 1 изд. [10].)

197. Ворон, который женился на гусынях (Пер. Меновщикова Г.А.)[221]

Ворон женился на двух гусынях. Обычно ворон оставался в своих краях, а гусыни каждую осень улетали. И вот ворон на лих женился. Наконец гусыни сказали ему:

— В этот раз мы полетим очень, очень далеко.

— Тогда я тоже полечу с вами, а спать я могу на айсберге, — сказал ворон.

— Мы полетим туда, где нет айсбергов. Там, далеко, куда мы летим, нет айсбергов, — предупредили его гуси.

— Тогда я буду спать в воздухе. Уж как-нибудь я с вами полечу, — так сказал ворон своим женам.

Поскольку уже приближалась зима, гуси действительно полетели, и ворон с ними. Они летели и летели много дней. Ворон и вправду спал на айсбергах, а гусыни — на воде. Утром ворон просыпался, и они летели дальше. Наконец они прилетели в такое место, где совсем не было айсбергов.

Гусыни ночевали на воде, а ворон пытался спать в воздухе: он медленно парил высоко над ними, широко раскинув крылья, а когда опускался до воды, просыпался.

В конце концов он решил, что будет спать на своих женах, и так и сделал. Но тут уж женщины сказали друг другу:

— Давай-ка раздвинемся в разные стороны!

Так они и сделали, и ворон свалился с их крыльев в воду. Тогда гусыни бросили его и улетели, хотя он и звал их:

— Идите сюда и сядьте рядом!

Но они улетели прочь. А ворон, пока звал их, начал распадаться на маленькие кусочки, которые превратились в множество маленьких морских воронов[222]. И все время рассыпавшийся ворон не переставал звать покинувших его жен: "Идите сюда и сядьте рядом!"

198. Песня маленькой гагарки (Пер. Меновщикова Г.А.)[223]

Несколько человек, плывущих на байдаре, услышали песню маленькой гагарки, которая сидела на воде вместе со своим птенцом. Известно, что гагарки улетают на зиму в теплые места. Теперь они как раз готовились в путь. Гагарка-мать пела:?

Так она кончила свою песню.

199. Духи-помощники чижи (Пер. Меновщикова Г.А.)[224]

Рассказывают о чиже вот что. Когда-то один человек использовал маленьких чижей как духов-помощников. Люди в те времена часто шаманили, и им казалось, что этот человек ничем другим, кроме шаманства, не занимается. В конце концов этому человеку надоело, что у него помощниками чижи. Не желая больше держать их у себя, он помочился на них и ушел. Но когда он это сделал, чижи запели:

потому что он помочился на них, не желая иметь их в качестве духов-помощников.

200. Два щенка (Пер. Меновщикова Г.А.)[225]

Два щепка лежали в своей конуре. У одного из них была сломана лапа, а у другого была длинная шерсть. Наконец щенок с длинной шерстью пошел в сени и, так как у его товарища была сломана лапа, сказал:

— Пожалуйста, дай мне какую-нибудь еду для Аксаутлюгсанака[226].

— Но кто же ты? — поинтересовался, услышав эту речь, хозяин.

— Я — Мыгкогсуанак[227].

Тогда хозяин дал ему еду для товарища, и щенок отправился в конуру и накормил друга.

201. Поющий заяц (Пер. Меновщикова Г.А.)[228]

Один человек охотился на зайцев и увидел несколько зайцев. Когда зайцы стали убегать от него, охотник начал преследовать их. Он долго гнался за зайцами, пока они не переправились через большую реку. Охотник же не мог перебраться на другой берег. Когда зайцы перебрались на другой берег, где он не мог их достать, один из них запел:

Так они спели, а охотник не мог их достать. Пришлось ему махнуть на них рукой.

202. Девушка и собака (Пер. Меновщикова Г.А.)[229]

Муж с женой жили, говорят. Была у них дочь. Очень хотели они выдать дочь замуж. Но она решительно отказывалась. А у нее был пес. Наконец отец сказал:

— Хорошо. Не хочет выходить замуж — пусть ее пес будет ей мужем! — Так он сказал дочери, потому что обязательно хотел иметь зятя.

Только он успел это сказать, как вошел мужчина (на самом деле это были собачьи испражнения, одетые в плащ-дождевик). Через некоторое время человек заторопился уходить:

— Позвольте мне выйти, я таю! — И вышел.

Когда он вышел, пес начал выть, чтобы его пустили в дом. Вскоре он разорвал ремень, которым был привязан, и вбежал в дом [...] Вбежав, он сорвал одежду с девушки, своей хозяйки, и набросился на нее. Так он стал мужем девушки, и ее родители не смогли ему помешать. Потом он выволок ее наружу, хотя она и упиралась ногой в потолок коридора. Когда пес отпустил ее, ее отец снова его привязал. Скоро пес опять стал страшно выть, и, хотя его и привязывали крепчайшими плетеными ремнями, он все время отрывался. Это повторялось несколько раз, и отец девушки ничего не мог сделать.

Наконец отец снял целиком шкуру лахтака, набил ее большими камнями и привязал к ней пса толстыми ремнями. Потом посадил дочь в лодку и увез ее на маленький остров, называемый Кинмиуныкагфик. Тут пес завыл изо всех сил, умудрился добраться до воды, до самого берега. А достигнув берега, начал произносить заклинания:

Когда он произнес эти слова, шкура с камнями поплыла вдруг по воде по направлению к острову, и пес доплыл до своей хозяйки.

Теперь они начали жить как муж и жена, но, в то время как девушка не испытывала никаких лишений, пес вскоре умер от голода. Женщина родила множество детей — людей и собак. Отец обычно приезжал к ним на каяке и привозил еду ей и детям. Наконец дети подросли, и мать сказала им:

— Каждый раз, как к нам приедет дедушка, прибегайте сюда, когда я скажу: "Быстро!"

С тех пор каждый раз, как дед привозил еду, она говорила:

— Быстро, быстро! — и дети бросались к нему.

Потом мать сказала:

— Когда я говорю "Быстро!", прибегайте сюда, и при каждом удобном случае вы должны немного чего-нибудь съесть[230].

Теперь дети бежали к деду и начинали лизать его каяк. Наконец она сказала:

— Теперь пора съесть вашего старого деда!

В следующий раз они стали, как обычно, лизать каяк деда, а когда мать сказала: "Быстро, быстро, быстро!", — бросились на него и сожрали. Пока он еще был жив, мать сказала детям (так, чтобы он слышал):

— Теперь ешьте своего деда, этого глупого старика[231]!

Они съели его, и некому стало привозить им пищу. Когда у них окончилась вся еда, мать разрезала подошву своего чулка на куски и сделала для детей каяки. Потом поместила их по двое в каждую лодку и отправила в путь, сказав:

— Вы, двое, будете безопасными вьючными животными[232]; вы, двое, будете волками и будете вселять страх; вы, двое, станете духами-тунгаками и тоже будете пугать людей, а вы, двое, станете белыми людьми и будете неопасны.

Сказав это, она отправила их и осталась совсем одна. Она должна была тут остаться, раз она отправила детей. Никто больше не привозил ей пищи, она в конце концов умерла голодной смертью. С тех пор люди зовут остров Кинмиуныкагфик — остров Собачин[233].

203. Собака-великан (Пер. Меновщикова Г.А.)[234]

Каждый раз, как Ыкыгсатсиак ожидал гостей, говорят, он отправлял свою собаку на охоту за белыми китами. Охотилась она далеко в море. Говорят, что он дал собаке амулет из кости, который на самом деле был предназначен для человека, — ведь детей у него все равно не было. Этот амулет он дал собаке, чтобы она превратилась в собаку-великана. Он заставлял ее плыть далеко в море; она плавала и ловила китов. Собака стала великим охотником и обычно приносила домой белых китов. Но когда кто-нибудь собирался к Ыкыгсатсиаку в гости, он отправлял собаку подальше, так как пес-великан был опасен.

204. Жена-гусыня (Пер. Меновщикова Г.А.)[235]

Женщина с маленьким внуком жили совсем одни. Это была обычная история: их соплеменники ушли и бросили их. Мальчик подрос и начал выходить в поисках какой-либо добычи. Иногда он уходил очень далеко, но всегда возвращался к бабушке.

Однажды во время своих странствий он заметил на берегу маленького озера нескольких играющих обнаженных женщин. Он подкрался к ним и устроился на их брошенной в кучу одежде. Заметив мальчика, женщины подбежали к нему, и он по очереди отдал им их одежду. Одевшись, они убежали. Остались только две, которым он не хотел отдать одежду. Это были гуси, превратившиеся в людей. Одна из оставшихся была совсем еще ребенок, вторая — немного старше. Когда маленькая начала плакать, мальчик пожалел ее и вернул ей ее одежду. Она оделась и убежала. А вторую он принес домой, чтобы жениться на ней, и вскоре они стали мужем и женой.

Теперь он надолго уходил охотиться, а она оставалась одна. Наконец она забеременела и родила два яйца (она ведь была гусыней). Однажды бабушка заметила, что яйца треснули и из них вылупились два маленьких человечка.

Дети подрастали и скоро начали рвать шкуры на стенах.

— Зачем они рвут шкуры? — спросила бабушка у их матери.

— Они находят там мелкие камешки и глотают их.

Птицам свойственно есть камешки, и они находили их за шкурами на стенах.

Когда дети подросли, они стали бегать на берег и там собирали множество перьев, которые выбрасывало море. Эти перья дети приносили домой.

— Зачем они собирают птичьи перья? — спросила бабушка у их матери.

— Они нужны им для стрел, — ответила мать. Но она солгала.

Пока отец был на охоте, мать с детьми тоже начала уходить на далекие прогулки. Однажды они ушли и не вернулись совсем.

— Куда они ушли недавно? — спросил муж, вернувшись с охоты.

— Они ушли давно, а не недавно, — сказала ему бабушка.

Тогда он сказал ей:

— Сделай мне обувь для дальней дороги, с подметками в несколько слоев.

Бабушка принялась за работу, горько плача. Когда она закончила, он отправился, оставив бабушку дома.

На пути ему встретились два существа, вцепившиеся в волосы друг друга. Их создали колдовством гуси, чтобы преградить ему путь. Обойти их было невозможно. Но все-таки он справился благополучно с этим препятствием и пошел дальше.

Немного погодя он увидел еще две фигуры, у которых были только одни ноги. Они также преграждали ему путь, но он обошел их и пошел дальше.

Через некоторое время он увидел на пути у себя большую лампу, в которой было так много ворвани, что она горела ярким пламенем. Так как другого пути не было, он ступил прямо на кусок ворвани и, сделав большой шаг, оставил лампу позади.

Потом он подошел к огромному кухонному котлу, который кипел и пузырился, полный вареного мяса. Он стоял прямо у него на пути.

— Я ем людей, вав, вав, вав, — сказал ему котел.

Но он наступил на кусок мяса и перепрыгнул через котел.

Вскоре он увидел двух щенков, которые хотели укусить его. Обойти их было нельзя, но он все-таки ухитрился пройти мимо и продолжал свой путь.

Наконец он увидел человека, который обрубал топором ивовые ветви. Он был без штанов, и его мошонка свисала почти до земли. При каждом ударе в воду летели щепки, которые превращались в воде в форель, а сухие ветки — в красную форель. Чтобы не смущать человека, путник дал большой круг, с тем чтобы подойти к нему спереди. Заметив его, человек разогнулся и спросил:

— С какой стороны ты подошел?

— Я подошел спереди.

— Нет, ты подошел сзади.

— Нет, спереди.

— Сейчас я тебя убью, — сказал человек.

Путник поспешно ответил:

— Позволь мне только сказать тебе, что я ищу свое семейство, которое давно уже потерял.

— Я никого не видел, — ответил мужчина, — кроме трек птиц: одной большой и двух маленьких.

— Это и есть моя семья, — сказал человек.

Услышав это, Каюнаюгсюак, который только что собирался убить человека, предложил:

— Пойдем искать твое семейство. Постараемся найти их. Идем на берег!

На берегу Каюнаюгсюак заставил человека закрыть глаза и не открывать под страхом смерти, пока он не разрешит. Потом они сели в лодку и поплыли по морю. Скоро путник услышал множество человеческих голосов и едва не открыл глаза, но Каюшаюгсюак сказал ему:

— Если ты откроешь глаза, я тебя убью.

Наконец они пристали к берегу, шум голосов оглушил их.

— Теперь открой глаза, — сказал Каюнаюгсюак.

Человек открыл глаза и увидел множество больших гусей в человеческом облике.

Здесь они остались на некоторое время, и, хотя он не узнал своих детей, они его узнали. Дети пошли к матери и сказали:

— Отец пришел.

— Как мог он прийти, ведь мы оставили его на той стороне залива! — не поверила мать.

Но дети настаивали, и мать послала их привести его. Дети побежали, крича:

— Скорее, позовем его!

Прибежав на берег, они сказали отцу:

— Пойдем, тебя зовут.

Отец взял их за руки, и они привели его домой. Там сидела его жена и искала в голове у мужчины из этого селения. Тот поспешно собрался уходить, но жена сказала ему:

— Ты забыл свой желудок.

Она дала его ему, и он ушел.

Теперь странник опять стал жить со своей женой и детьми. Она снова забеременела и, когда пришло время рожать, притворилась мертвой. Он похоронил ее в камнях и остался один с детьми. У детей теперь появилась привычка уходить в гости, и они часто исчезали из дому. Однажды отец заинтересовался, кто высушил им рукавицы.

— Наша мать, — ответили дети.

— Но ведь она умерла, и я сам похоронил ее под большим камнем.

— Нет, это наша мать сушит нам рукавицы.

Дети привели его в дом, где действительно сидела на лежанке его жена в одежде Китляка

— Кто ты? — спросил он.

— Я Китляк.

Но она солгала. Он ее узнал, ударил в живот и убил. А поскольку она была беременна, из нее выпали два больших яйца.

Тут все гуси стали улетать, и скоро ни одного не осталось. Они улетели со страшным шумом. С человеком остался только Каюнаюгсюак, который сказал ему:

— Я сделаю тебе хлыстик. Сядь на тот холмик, потому что гуси мстительны и вернутся тебе отплатить. Только смотри не засни.

Человек так и сделал, и вскоре на севере показалась большая черная туча. Она приблизилась, и оказалось, что это возвращаются гуси. Опустившись на землю, они окружили человека. Он отбивался от них хлыстом и много поубивал. Наконец он с ними покончил, но Каюнаюгсюак сказал ему:

— Не успокаивайся: они прилетят опять.

Скоро на севере показался густой страшный туман. Опять прилетели гуси и сели вокруг него. Он хлестал их, и вся земля кругом покрылась мертвыми птицами. Человек очень устал.

— Только не спи! — говорил ему Каюнаюгсюак.

А человек с трудом боролся со сном: глаза его слипались. Снова прилетели гуси, и снова он убил множество. А когда они улетели, Каюнаюгсюак сказал: — Теперь ты с ними покончил. И человек с Каюнаюгсюаком остались там жить.

205. Девочки, которые стали женами кита и чайки (Пер. Меновщикова Г.А.)[236]

Три девочки играли в "замужество". Одна из них сказала:

— Пусть моим мужем будет вот эта чайка!

Вторая сказала:

— Пусть эта китовая кость станет моим мужем!

А третья сказала:

— Пусть эта могила станет моим мужем.

Сказав так, третья девочка оставила остальных и заползла в могилу. Тут прилетела чайка, схватила первую девочку за меховой капюшон и унесла в свое большое гнездо. Китовая кость схватила другую и утащила на маленький остров.

Они остались там на острове, и девочка стала женой китовой кости. Ей разрешалось выходить, только когда кость привязывала ее своими внутренностями, за которые она ее втягивала назад, когда хотела.

Наконец однажды, выйдя как обычно, девушка заметила на море приближающуюся лодку. В лодке сидели ее родственники, ехавшие за ней. Тут кит ее втянул, и она вошла, но вскоре снова вышла и привязала свои путы к камню, побежала и села в лодку, и лодка немедленно отплыла.

Кит поначалу тянул за веревку, по скоро бросился в погоню, да так быстро, что вода запенилась вокруг него. Скоро он стал догонять лодку, тогда родственники сказали девочке:

— Брось в воду одну рукавицу!

Так она и сделала.

Кит схватил рукавицу и некоторое время подбрасывал ее. Но потом он опять начал преследовать их и скоро приблизился вплотную.

— Бросай вторую рукавицу!

Она бросила и вторую. Кит снова поиграл с ней, но это задержало его ненадолго. Родственники опять сказали девочке:

— Снимай свою кухлянку и бросай ему!

Так она по очереди бросила ему нижнюю кухлянку, один торбас, потом второй, потом меховые штаны — они были уже почти у берега, — потом даже трусы! Лодка с трудом оторвалась от кита и вылетела на берег на такой скорости, что проехала довольно далеко. Кит вылетел следом за ними и остался лежать на берегу, превратившись снова всего лишь в большую китовую кость. На том и кончилось.

Вторая девочка попала в гнездо чайки. Чайка постоянно приносила в зобу белых китов. Далеко внизу были родственники девочки, но она не могла спуститься к ним. Наконец она начала собирать сухожилия белых китов и плести из них веревку. Каждый раз, как чайка улетала на охоту, она сушила эти сухожилия и связывала их вместе, а когда чайка возвращалась, прятала все подальше. Наконец веревка получилась такая длинная, что по ней можно было спуститься на землю. Тогда девочка сказала чайке:

— А теперь поймай мне белого кита, того, что плавает далеко-далеко отсюда.

Чайка улетела, а девочка спустилась вниз к своим родственникам. Но скоро чайка вернулась и начала кружить над их домом, крича: "Кви-кви-кви!". Внезапно она опустилась прямо перед окном, где сидел отец девочки. Он сказал ей:

— А ну-ка, докажи, что ты хороший зять, подними крылья.

Чайка подняла крылья, а отец тут же пустил в нее стрелу и убил ее. Это была такая громадная чайка, что один человек сделал из ее бедренного сустава конуру для своей собаки.

206. Человек в гостях у медведей (Пер. Меновщикова Г.А.)[237]

Когда-то человек со всем охотничьим снаряжением, гарпуном и линем, пришел поселиться среди медведей. Медведи были в облике людей. Он подружился с молодым медведем, и оба часто надолго уходили из дома, увлеченные игрой друг с другом. Но через некоторое время старый медведь стал говорить каждый раз, когда они возвращались:

— У меня рука худеет.

Он повторил это много раз, и однажды молодой медведь сказал своему другу:

— Старик хочет тебя съесть, поэтому и говорит так. Как-нибудь, когда мы пойдем играть, тебе надо улучить момент и бежать.

Так продолжалось еще несколько дней: они уходили играть, а когда возвращались, старый медведь говорил:

— У меня рука худеет!

Наконец однажды молодой медведь сказал:

— Теперь скорее беги!

Человек побежал, а медведь некоторое время шел за ним, ступая след в след, чтобы затереть его следы.

Человек бежал изо всех сил, но, когда на мгновение он остановился, чтобы прислушаться, до него донеслось чье-то тяжелое дыхание. Это был старый медведь, который уже почти догнал его, потому что хотел его съесть. Тогда человек снял куртку, воткнул в землю гарпун с наконечником и линем и сверху повесил снятую куртку. Затем сам помчался что было сил, чтобы успеть уйти подальше. Он услышал позади страшное сопение, а затем грохот и звук падения. Он же спешил добраться до людей. Тут он рассказал все, и на следующий день, когда рассвело, они отправились искать медведя. Конечно же, медведь налетел на гарпун, бросившись на куртку человека, и умер.

207. Человек продает нож волкам (Пер. Меновщикова Г.А.)[238]

Однажды человек отправился на прогулку, взяв с собой лож. Он шел долго и наконец увидел два дома. Слышно было, что в одном полно людей, а в другом совершенно тихо. Он собирался войти в дом, где не было слышно голосов, но там его встретила рычанием волчица в человеческом облике. Но когда та зарычала, человек показал ей нож, и она перестала рычать и пригласила его:

— Заходи, заходи! — и добавила: — Скоро прибегут мои дети, тебе лучше пока спрятаться за шкуру.

Человек так и сделал. Скоро пришел один из волчат и с порога сказал:

— Здесь пахнет человеком!

— Нет здесь никаких людей!

Волчонок ушел.

А муж волчицы охотился, и человек пробыл так некоторое время. Скоро они услыхали, что он возвращается и несет на спине оленя. Войдя, волк сказал:

— Здесь пахнет человеком!

Но волчица сказала:

— Та нога, которую ты должен был бы съесть, подарила нам нож!

Услышав это, волк раздумал есть человека — а иначе обязательно бы съел!

Человек пожил с ними немного, но скоро волк сказал:

— Когда наши дети уснут, уходи.

Дети уснули; а волки снабдили человека провизией на дорогу — дали ему целую оленью тушу: ведь он подарил им нож. Он пошел, а волчица некоторое время шла за ним след в след, затирая его следы. Прощаясь, она сказала:

— Скажи, пусть никто к нам не ходит, а то наши дети их съедят.

Он обещал ей это и ушел.

Когда он наконец пришел домой, все удивились, откуда у него олень. Тогда, помня слова волчицы, он сказал:

— Я встретил волков в человеческом облике и получил это от них в уплату за мой нож. Но они сказали, что, если кто-нибудь еще попытается прийти к ним, они его съедят.

Несмотря на это, нашелся один человек, который все-таки пошел по его следам. Он вошел в дом, где слышался шумный разговор, показал свой нож, но его сразу втащили внутрь и съели. Так он и не вернулся.

208. Ворон и сокол, раскрашивающие друг друга (Пер. Меновщикова Г.А.)[239]

Двое детей играли между кольцами яранги и были совершенно поглощены своей игрой. Там они нашли плошку от жировой лампы, и один стал наносить точки на другого палочкой, которую он окунал в плошку. Один взрослый человек заметил детей и стал незаметно подкрадываться к ним. Один из мальчиков сказал: "Теперь дай мне" — и тоже стал рисовать точки на товарище, но тот сказал:

— Дай я сначала возьму свою покрышку[240]!

Тем временем человек подкрался уже близко и вспугнул их. Маленький мальчик от страха опрокинул всю плошку с черным жировым нагаром на своего товарища, и тот закричал:

— Кар-кар!

А первый мальчик отвечал:

— Кех-кех!

С тех пор вороны кричат "кар-кар", а соколы — "кех-кех".

209. Человек в гостях у птиц (Пер. Меновщикова Г.А.)[241]

Однажды человек увидел птиц в человеческом облике: ворона с семьей, морских чаек, соколов, полярных чаек и сов. Они жили в домах. Человек сначала зашел к ворону. Ворон сказал детям:

— Гость голоден. Атиныгток, поищи то, что упало (испражнения).

Атиныгток пошел и скоро принес большой комок. Ворон принялся делить его, откусывая большие куски, а кончив, сказал:

— Ешь, пожалуйста!

Но человек ответил:

— Этого я есть не стану.

— Жаль. Атиныгток, пойди поищи свежего мяса.

Тот пошел и принес живого маленького ребенка. Ворон разделал его и сказал:

— Ешь, пожалуйста!

— Этого я есть не стану!

— Жаль, по другого у меня нет.

В одном доме с вороном жили морские чайки, и человек пошел в гости к ним. Чайка улетела и скоро вернулась с маленькими гагарками и лососями. Она угостила человека, и тот ел пока мог. Покончив с едой, он отправился к соколу. Сокол также принес гостю гагарок из своей мясной ямы, и человек опять охотно ел.

Потом он зашел к полярным чайкам, но у них совсем не было мяса. У них были лишь остатки отрыгнутой пищи, а этого человек есть не стал. Побыв у них недолго, он отправился к совам. Сова-отец сказал ему:

— У нас в доме нечего есть, но подожди немного, я пойду на охоту и принесу что-нибудь. — Сова-отец завязал тесемки на торбасах и продолжал: — Я поймаю двух зверьков.

— Достаточно одного, — сказала ему жена.

— Нет, одного зверька мало, — сказал сова-отец и пошел ловить зайцев. Он увидел двух зайцев и хотел вцепиться в обоих, но ноги у него разъехались и кости хрустнули. От сильной боли он выпустил зайцев и вернулся домой окровавленный, со сломанной костью и без добычи.

Тут кто-то закричал:

— Идите сюда и слушайте! Идите сюда!

Услыхав это, человек вышел и пошел опять в дом ворона и чайки слушать, что там происходит. Там уже собрались все остальные птицы. Ворон громко запел под бубен:

Так пел ворон.

Потом бубен взяла морская чайка и запела:

Ворон действительно часто трепал хвосты своим женам, и потому они были такие безобразные. Потом чайка передала бубен полярной чайке, которая пропела:

Когда она кончила дразнить сокола, сокол запел:

Когда наконец они кончили, человек пошел дальше своей дорогой.

210. Песня-плач снежной овсянки (Пер. Меновщикова Г.А.)[242]

Несколько человек плыли на байдарах и увидели двух овсянок, которые сновали туда-сюда, чтобы накормить своих птенцов. Один из людей сделал из своих волос силок и расставил у гнезда. Когда овсянка-отец прилетел в очередной раз взглянуть на птенцов, человек поймал его в силок. Потом он помочился на птенцов и поплыл дальше. Увидев это, овсянка-мать запела, когда последняя байдара проплывала мимо:

Лодки плыли вперед и остановились там, где застала, их ночь.

Как только они остановились, подул сильный ветер, и лодка человека, который поймал овсянку, перевернулась, потому что овсянка умела колдовать.

211. Поющий олень (Пер. Меновщикова Г.А.)[243]

Люди, плывущие на каяках, заметили большое стадо оленей. Они пристали к берегу и подкрались к оленям. Олени встревожились, почуяв людей, и один из них запел:

Потом, заметив людей, олени прыгнули в воду и поплыли. Тогда люди бросились к своим каякам и начали преследование, гоня оленей перед собой. Они загарпунили множество оленей. Только одному из охотников, который гнал перед собой очень большого оленя, не везло. Наконец олень, которого он гнал перед собой, сказал:

— Подожди немного, не лови меня, я так тощ, что сразу пойду на дно. Твоя жена найдет немного сала в моих внутренностях, оя-я-яэ я-я-ха оя-я а-а оя-я-я я я-э я-яэ-й.

Тут он перепрыгнул через каяк, выплыл на берег и убежал высоко в горы, а охотник остался без добычи.

Наконец собрались все охотники и начали варить оленье мясо. Один из них не съел свой кусок, а только обгрыз его, а потом пошел к реке пить. Вернувшись, он обнаружил, что съеденное мясо опять наросло на его куске. Так он мог теперь есть сколько угодно, потому что мясо опять нарастало каждый раз на костях оленя.

212. Ребенок, превращенный в воробья, и бабушка, превращенная в белую куропатку (Пер. Меновщикова Г.А.)[244]

Женщина и ее внук были покинуты соплеменниками и предоставлены собственной судьбе. Они жили совсем одни. Укладываясь спать, ребенок всегда просил бабушку:

— Бабушка, расскажи сказку!

— Но она только говорила:

— Я не знаю сказок. Ложись поскорей спать.

Это повторялось каждый вечер. Бабушка старалась уснуть, а внук просил ее рассказать сказку. Наконец бабушка сказала однажды:

— Я не знаю сказок. Постарайся скорее заснуть, — хаггага,. посмотри, кто лезет к нам с той стороны, — ха-ту-ту-ту-ту! — Так бабушка хотела испугать своего внука.

От страха ребенок выскользнул через отдушину, крикнув "пфик", и превратился при этом в воробья. Проснувшись, бабушка начала искать его. Она вышла наружу, по никого не нашла. Тогда она снарядилась, сунула свои скребки, которыми пользовалась для растягивания шкур, в камыки и повесила на шею маленькую швейную сумку. Так она скиталась причитая:

— Где же мой внук? Где лее мой внук?

При этом она все время вытирала слезы, и веки ее совсем протерлись и покраснели. Она все продолжала искать своего внука. Наконец она сделала скребки сухожилиями на коленях, а швейную сумку — зобом, а из-за того, что она стерла кожу с век, глаза у белой куропатки красные. Так она совсем превратилась в куропатку, а внук ее — в воробья.

213. Ребенок, который превратился в зайца (Пер. Меновщикова Г.А.)[245]

Рассказывают, что маленький ребенок постоянно собирал пух с ивовых кустов и набрал его очень много. Это было в то время, когда дома еще могли носиться по воздуху, пока их обитатели спали. Мальчик собрал уже много пуха, когда однажды вдруг прилетел большой дом и грянул на землю около него. Мальчик так испугался, что превратился в зайца и убежал, а собранный пух стал его белым мехом.

214. Ворон и потерянная игла (Пер. Меновщикова Г.А.)[246]

Рассказывают, что одна женщина потеряла свою иголку. Увидев ворона, она спросила его:

— Где моя иголка, где моя иголка?

— Вон, посмотри, в навозной куче торчит ее ушко! — ответил он ей.

И действительно, она нашла свою иголку в навозной куче. Тут-то я и заканчиваю эту историю!

215. Женщина задает ворону вопрос и вместе с детьми превращается в камень (Пер. Меновщикова Г.А.)[247]

Женщина была беременна и оставалась с тремя детьми дома пока двое мужчин уходили на охоту. Однажды они долго не возвращались, и женщина поднялась на гору, чтобы поискать их. Один ребенок был у нее в капюшоне, а двух других она держала за руки. Так они поднялись все вместе на гору и сели там. Увидев ворона, женщина спросила:

— Ворон, ворон, вороны обычно все рассказывают — скажи нам, почему наших мужчин нет?

— Лед накрыл их, — ответил ворон, — оставайтесь здесь, где вы есть.

Стоило ворону это сказать, как они остались сидеть и в конце концов превратились в камень — все потому, что ворон сказал им, что их мужчины не возвращаются, так как их затерли льды.

216. Лживый ворон и жена Пику (Пер. Меновщикова Г.А.)[248]

Пику, говорят, ушел охотиться на оленей и долго не возвращался, а у его жены не было никакой еды, кроме спинного хребта тюленя — у них совсем не было мяса. Мужа долго не было, и однажды, увидев пролетающего ворона, женщина спросила:

— Пику поймал оленя?

Ворон ответил:

— Конечно, поймал — двух больших самцов.

Женщина поверила ворону и отдала тюленью кость, жалкие остатки своей пищи, погрызть собаке и ее щенкам. Наконец она увидела, что муж возвращается усталый и без добычи. Тогда женщина отобрала кости, которые грызли собаки, и вымыла их. Это была вся их пища, потому что муж ничего не принес с охоты, а ворон просто обманул ее.

217. Прозревший слепой (Пер Вахтина Н.Б.)[249]

У одной вдовы были сын и дочь. Когда сын подрос, он многому научился и начал уже охотиться на нерпу. Однажды в начале зимы он поймал очень крупного лахтака. Когда он принес его домой, мать захотела сделать из шкуры лахтака покрышку для лежанки, но сын заставил ее пустить шкуру на ремень для гарпуна. Мать очень рассердилась и, выделывая шкуру, заколдовала ее, сказав:

— Когда он будет нарезать из тебя ремни и разрежет на полосы, лопни и ударь его по лицу, — и радовалась, что сыну будет больно.

Она кончила выделывать шкуру, и он принялся вырезать первый ремень. Потом он разгладил и натянул его. Но когда юноша начал скрести ремень раковиной, тот лопнул и, стегнув юношу по глазам, ослепил его.

Остаток зимы они, съев свои запасы, питались только моллюсками. Слепой юноша сидел на лежанке и не мог охотиться. Так прошла половина зимы.

Однажды пришел большой медведь и стал есть сделанное из шкуры окно[250], а потом просунул голову внутрь. Мать и сестра в ужасе забились в самый дальний конец лежанки, но слепой сказал сестре:

— Принеси мой лук.

Когда она дала ему лук, юноша натянул его и попросил сестру помочь ему прицелиться в медведя. Прицелившись, она подала ему сигнал, и он выстрелил. Стрела попала в медведя, и тот упал.

— Ты попал в окно, а не в зверя, — сказала ему мать, но сестра шепнула:

— Нет, ты убил медведя.

Теперь у них была пища на много дней. По мать не давала сыну вареной медвежатины, только немного моллюсков и никогда не говорила ему, что у них есть еда. Она хотела уморить его голодом. Но сестра кормила его, когда мать отлучалась, и юноша торопливо ел, пока та не вернулась. Так прошла большая часть зимы.

Наконец дни удлинились, и однажды весной сестра сказала:

— Помнишь, как хорошо было, когда ты был зрячим, ходил на охоту и как мы с тобой бродили но тундре?

— Еще бы! — ответил брат. — Давай попробуем снова походить. Я могу держаться за тебя.

Назавтра рано утром они вышли. Брат держался за одежду сестры, и весь день они бродили, а сестра собирала хворост для очага. Вскоре они пришли к ровному месту у озера, и брат сказал:

— Дай-ка я тут полежу, а ты иди пособирай еще топлива.

Сестра ушла. Пока юноша отдыхал, он услышал, что над ним летят дикие гуси. Когда стая пролетала прямо над его головой, один из гусей крикнул:

— Смотрите! Бедный юноша, он слепой! Может быть, мы сумеем помочь ему прозреть?!

Юноша не шелохнулся, когда птицы подлетели к нему, и продолжал лежать на спине. Тут он почувствовал, что на его закрытые глаза падает что-то теплое — это один из диких гусей капнул на них пометом, — и услышал голос, говорящий:

— Не открывай глаза, пока шум наших крыльев не стихнет совсем. Только тогда ты можешь попробовать их открыть.

Юноша продолжал лежать без движения, а дикий гусь, хлопая крыльями его но лицу, повторял:

— Не открывай глаза!

Шум их крыльев стал замирать, и юноша стал различать брезжущий свет, а когда шум стих совсем, он широко раскрыл глаза — и зрение вернулось к нему. Тогда он позвал:

— Сестренка!

Но она возвратилась только к вечеру; пришла, печальная и задумчивая, выпростав одну руку из рукава и спрятав подбородок в воротник. Увидев ее, он позвал опять:

— Сестренка! Теперь ты не будешь больше ни в чем нуждаться — ни в пище, ни в чем: я добуду тебе одежду, потому что я прозрел.

Но она только ворчала и не верила ему, пока не взглянула в его открытые глаза и не увидела, что они прозрели. Дети условились не говорить об этом матери. Спустившись с сопки и подойдя к дому, юноша заметил медвежью шкуру, растянутую для просушки, а перед входом — медвежьи кости. Войдя внутрь, он увидел медвежьи лапы.

Закрыв глаза, он занял свое обычное место на лежанке; притворился, что уснул, а потом, сев, сказал:

— Мне приснилось, что я видел медвежью шкуру, растянутую у входа.

Но старуха-мать ответила:

— Это ты, наверное, думал о ком-нибудь, кто когда-то давно ударил тебя.

Снова он притворился спящим, а потом, сев, сказал:

— Кажется, я видел во сне кучу костей у входа.

Старуха повторила то же самое. По в третий раз, притворившись, что проснулся, сын сказал:

— Мне приснилось, что я видел две медвежьи лапы под лежанкой, — а когда мать снова повторила свой ответ, он вдруг открыл глаза и сказал:

— Мама, я правду говорю!

Тут она поняла, что он прозрел, и воскликнула:

— Ешь их, тогда ешь их!

Юноша снова стал жить как прежде, снова стал охотиться на нерпу, по со временем ему захотелось отомстить своей старухе-матери. Выло как раз время, когда у берегового льда стали появляться белухи, и он ловил их так: они с сестрой шли на лед и он обвязывал линь от гарпуна вокруг псе, потом метал гарпун в белуху, а потом они вместе тянули ее, пока по выволакивали на лед, где и убивали.

Однажды по дороге домой он спросил сестру:

— Ты любишь нашу мать?

Она ничего не ответила, по, когда он повторил вопрос, сказала:

— Я больше люблю тебя, чем ее; ты единственный, кого я люблю.

— Ладно, тогда завтра мы привяжем к ней гарпун. Я отплачу ей за то, что она ослепила меня.

Так сговорившись, они вернулись домой и застали мать за починкой обуви. Юноша сказал:

— Ох, как мы устали, вытаскивая эту белуху! Пусть сестра завтра отдохнет, а тем временем ты мне поможешь. Думаю, что ты сможешь устоять на ногах, когда белуха дернет линь.

Мать согласилась, и назавтра все они пошли к морю. Но когда появилась белуха и юноша приготовился метнуть гарпун, мать сказала:

— Выбери самую маленькую, большую не бей, — и, увидев мелких белух, показавшихся на поверхности, закричала:

— Вон, давай бей вот этих!

Но юноша сказал:

— Нет, они слишком велики.

Тут из воды показалась одна очень крупная, и оп, метнув свой гарпун, отпустил линь. Когда белуха подтащила старуху к самой воде, он крикнул:

— Помнишь, как ты меня ослепила?

Старуха изо всех сил старалась удержаться, но он толкнул ее, говоря:

— Пусть эта белуха отомстит за меня.

Стоя уже у самого края, она крикнула:

— Мой уло! Ведь я тебя нянчила[251]! — и с этими словами она упала в море и исчезла под водой. Показавшись на мгновение, она еще успела крикнуть:

— Мой уло, мой уло! Я же нянчила тебя! — и исчезла навсегда.

Говорят, что она стала рыбой, а ее растрепанные волосы превратились в длинные клыки, из которых, говорят, произошли нарвалы[252].

Все белухи исчезли, и брат с сестрой вернулись домой, оплакивая свою мать: они чувствовали себя виноватыми — ведь она их нянчила и ухаживала за ними. В ужасе от того, что они наделали, не смея оставаться в доме, они убежали на восток, далеко к большому материку, и стали бродить во внутренней части страны.

Поначалу юноша не убивал птиц, жалея их, — ведь они вернули ему зрение. Однажды он убил лебедя, потому что сестра попросила его об этом; говорят, что это была единственная птица, которую он убил за всю свою жизнь. Они построили дом далеко от берега; они дожили до глубокой старости, но друзей у них никогда не было.

Однажды они решили показаться людям, и он надумал пойти туда, где есть шаман. Вскоре он нашел таких людей и решил Дождаться момента, когда шаман будет вызывать духов. Тогда он подошел к дому, но, едва он приблизился, шаман стал жаловаться и закричал:

— Сейчас я выпущу на вас духа! Там, снаружи, яркое пламя!

Мужчина, стоявший снаружи, спросил:

— Разве вы меня не знаете? Слышали ли вы о человеке, который привязал гарпунный линь к собственной матери?

Ему никто не ответил, и он повторил свой вопрос. Тогда одна старая женщина сказала:

— Я помню, в детстве мне говорили, что много-много лет назад жили брат и сестра, которые привязали свою бедную мать к белухе.

— Я и есть тот самый человек, — сказал мужчина. — Я пришел показаться людям. Выйдите и посмотрите на меня.

Шаман вышел, а за ним и остальные, и они увидели его, стоявшего в ярком свете лупы рядом с лодкой. Волосы на его голове были белые как снег, как будто на нем был капюшон из белых заячьих шкурок, а лицо его было черное, и одежда была сделана из оленьих шкур.

Его сестра, сказал он, не может двигаться от старости, а живут они далеко в глубине материка, вместе с ужасными существами с головами нерпы.

Потом он добавил:

— Теперь я больше не покажусь людям. Я показался тем, кому хотел показаться.

Сказав так, он повернул прочь, и больше его никто никогда не видел.

218. Аногиток (Пер. Меновщикова Г.А.)[253]

У Аногнток, говорят, был сын Апутлигамак. Когда жившие с ним приходили с добычей, он всегда хватал их за запястья, причиняя им боль. Так он мешал им охотиться. Наконец они очень рассердились на него. Однажды он попросился с ними на охоту — а уходили они с ночевкой.

— Да что с тобой, Анутлигамак! — сказали они, но взяли его с собой.

Когда наступил вечер, они улеглись спать. А Анутлигамак, никогда не спавший под открытым небом, не знал, что надо делать, и спросил:

— Как вы обычно спите?

— Мы обычно снимаем штаны с одной ноги, — ответил один из них.

Так Анутлигамак и сделал. А когда он заснул, один из охотников взял гарпун из клыка нарвала и, насадив наконечник, пронзил ему зад. Анутлигамак остался лежать мертвый, а охотники вернулись домой.

Когда они вернулись, люди сказали Аногнток:

— Говорят, Анутлигамака убили.

В это время люди стали собираться на охоту на партах, и Аногнток сказала им:

— Если вы найдете беременную медведицу, не убивайте плод: я хочу забрать медвежонка себе.

Охотники уехали и действительно поймали беременную медведицу. Увидев, что плод подает признаки жизни, они принесли его домой. Они подарили его Аногиток, говоря:

— Вот тебе твой ребенок!

Ома взяла его и стала растить, как ребенка.

Дети стали звать его Анутлигамак и, когда хотели поиграть, кричали:

— Анутлигамак, выходи сюда, давай поиграем!

Медвежонок выходил. Они играли с ним "в медведя" и кололи его игрушечными гарпунами, но, если они делали ему больно, он сердился и набрасывался на них. Они звали сына Аногиток, крича:

— Анутлигамак — это он (то есть медведь)!

Наконец медведь вырос и тоже стал охотиться. Если он ничего не добывал, он никогда не возвращался той же дорогой, а если приходил с добычей — всегда шел обратно по своим следам. Однажды он сказал матери:

— Если я ничего не поймаю, я пойду в другое селение поесть. Я всегда найду еду на мясном складе.

Но мать предупредила его:

— Твои двоюродные братья могут тебя загрызть, не пытайся украсть мясо.

— Ничего, не бойся. Я повернусь спиной к ветру и убегу, — отвечал он.

— С твоими двоюродными братьями не так легко справиться.

Двоюродными она называла собак. Сказав ему это, она намазала ему бок черным. Он ушел и, ничего не добыв, долго не возвращался.

Скоро до селения дошел слух, что пойман медведь, у которого один бок помечен сажей. Люди рассказали это Аногиток. Она впала в отчаяние. Она ушла далеко в тундру, сидела в тоске и пела:

Так она пела непрерывно и все время посматривала, нет ли медведя. Наконец она превратилась в камень. С тех пор люди обычно приносят ей жертвы, смазывая ее рот ворванью. Так что теперь она вся покрыта потеками высохшего жира.

219. Человек с лупы и похититель внутренностей (Пер. Меновщикова Г.А.)[254]

Рассказывают, что однажды муж и жена подрались. Во время драки муж ножом проткнул жене подошвы. Теперь она не хотела уже больше оставаться в доме, убежала в горы и стала горной женщиной[255]. Уйдя в горы, она уселась в ярком лунном свете и тут и осталась.

Наконец она сказала:

— Месяц, месяц, спустись ко мне, — и опять сидела на месте. И вправду стало темнеть. Месяц потускнел, скоро стало совсем темно[256]. Наконец она услышала страшное громыхание. Это к ней спускался Месяц — великий лунный человек. Он начал снимать со своих парт прекрасные, большие медвежьи шкуры, пока не осталась одна внизу. Тогда он сказал бедной, избитой женщине:

— Пожалуйста, сядь вот сюда.

Она села на парты, он укрыл ее шкурами, и они поехали. Месяц увез ее с собой. Они ехали и ехали.

Через некоторое время парты пошли бесшумно, не было слышно, что под ними твердая земля. Поняв это, она сплюнула. И скоро снова послышался шум. Но тут Месяц сказал ей:

— Некоторое время ты не должна плевать.

И опять они помчались, и скоро она опять перестала чувствовать твердую почву под нартами, потому что они шли бесшумно. Так они продолжали нестись вперед.

Наконец они остановились. Месяц начал снимать шкуры с нарт, и, когда он снял их все, она широко открыла глаза. на больших подмостках для мяса бродили животные: медведи и другие большие звери. Она подошла к Месяцу, и он пригласил свою новую жену войти, сказав:

— Войди, пожалуйста, но только не заглядывай в боковой полог, а то моя младшая сестра сжигает все, что ей незнакомо. — Так Месяц сказал ей.

Она вошла и хотела было уже заглянуть в боковой полог, но — ах! — край капюшона ее оказался обожжен. Тогда она села на лежанку. Около передней стены дома она увидела каких-то несчастных людей. Они широко ухмылялись, а внутренностей у них не было. Через некоторое время вошел Месяц и сказал ей:

— Посмотри на этих бедняг без внутренностей — это те, которых мой двоюродный брат лишил внутренностей.

Месяц дал одному из них что-то пожевать, но, как всегда, еда провалилась сквозь его пустое нутро. Каждый раз, как они что-нибудь глотали, они немного жевали, а потом все проваливалось сквозь них. Затем Месяц сказал ей:

— Слушай. Мой бедный двоюродный брат, похититель внутренностей, конечно, придет и к тебе, чтобы забрать твои внутренности, но ты слушай, как тебе поступить. Ты начни дуть и в то же время сунь руки под полу кухлянки и держи так, чтобы было похоже на медведя; тогда он должен убраться. Делай так всякий раз, когда тебе захочется улыбнуться. — Так он велел ей поступать.

В конце концов одни раз действительно стало слышно, что пришел злой двоюродный брат Месяца, похититель внутренностей. Он вошел с большим блюдом и большим ножом, чтобы отобрать внутренности у нового человека. И — глядь! У окна стояла его жена и повторяла:

— Она улыбается!

Похититель внутренностей начал танцевать под бубен, делая смешные и нелепые движения, а они смотрели на него, пока он пел:

Пока он проделывал это, его несчастная жена стояла у окна, повторяя.

— Она улыбается, она улыбается, она улыбается!

Она очень старалась, повторяя, что та улыбается. Женщина уже с трудом удерживалась от смеха, глядя на него, по она сунула руки под полу кухлянки и стала изо всех сил дуть, как учил ее Месяц. И действительно, похититель внутренностей ушел, говоря:

— Слышу жирного (т. е. медведя)!

Когда похититель внутренностей исчез, Месяц взял его блюдо и бросил с силой на окно. Там оно и лежало, а похититель внутренностей ушел.

Но очень скоро он прислал за ним.

— Отдай ему его блюдо!

— Пусть сам придет за ним, — сказал Месяц, — пусть сам возьмет!

— Его блюдо!

Так они долго спорили. Месяц продолжал говорить, что тот должен сам прийти за блюдом. Тогда его жена наконец сказала:

— Говорят, что похититель внутренностей собирается опрокинуть большую гору.

Но Месяц только ответил:

— Ладно, пусть опрокидывает!

И она сказала:

— Хорошо, но ты только посмотри на него!

Великий Месяц вышел, а там сидел похититель внутренностей, обратившись лицом к горе. Он уперся в гору ногами, и она действительно начала немного подаваться.

— Дай ему блюдо, дай ему блюдо, — сказал тогда Месяц, — отдай, отдай ему его.

В конце концов он отдал ему блюдо, и тогда похититель внутренностей убрался домой.

Когда он ушел, наступил вечер, и Месяц с женой отправились спать. Но они не могли уснуть. Все время что-то стонало. Месяц взял и выбросил то, что стонало: это оказалось бедром тюленя. Это была его маленькая жена, очень ревнивая. Он просто взял и выбросил ее. Так они стали жить. Месяц начал ходить на охоту и всегда пропадал подолгу.

Однажды, убирая дом, женщина обнаружила за светильником лопатку оленя. Она приподняла ее — и что же она увидела? Большое отверстие, ведущее глубоко-глубоко вниз.

Иногда, говорят, когда Месяц подолгу пропадал на охоте приходило и заглядывало Солнце. Оно было в мужских кадыках, и его бедра были сильно окровавлены. Однажды оно сказало ей:

— Мои ноги изранены сзади, потому что твои дети играют в веревочные фигуры[257], когда светит солнце, в то время года, когда оно поднимается в небе выше всего.

Наконец однажды, как говорят, Месяц открыл оленью лопатку у стены позади светильника и сказал женщине:

— Загляни вниз.

Там было темно.

— Там, внизу, твои родичи, — сказал он и опять закрыл отверстие.

Так они продолжали жить. Однажды Месяц начал строгать моржовый клык. Он долго строгал его, а потом ссыпал стружки в отверстие и опять закрыл его. Через некоторое время он немного приоткрыл его и опять сказал ей:

— Загляни вниз.

Она заглянула и на этот раз увидела свою семью, двух своих детей, которые бегали по улице. Ее муж стоял у входа в кладовую, засунув руки в рукава, и глядел на играющих детей. Когда она увидела, как он там стоит и смотрит на детей, сунув руки в рукава от холода, ей стало его жалко. А Месяц закрыл отверстие и сказал ей:

— Если ты захочешь съесть чего-нибудь особенного, когда будешь беременной, я принесу тебе.

И она опять осталась там у Месяца.

Спустя некоторое время она действительно забеременела, так как Месяц жил с ней как со своей женой. Однажды они отправились в гости к похитителю внутренностей:

— Давай навестим моего брата.

Жалкие собаки похитителя внутренностей ползали по полу и под лежанками. Они были совсем облезлые. Она взглянула на них:

— Как они отвратительны!

И, пробыв там недолго, они ушли. Так она жила, а Месяц охотился.

Наконец она в самом деле забеременела, и Лунный человек решил отправить ее обратно. Когда ей захотелось съесть что-то особенное, так как она ждала ребенка, он отвез ее к ее родственникам. Когда он привез ее домой, он сказал ей:

— Я буду всегда снабжать тебя пищей.

Месяц привез ее домой на своих нартах. Теперь наконец она опять была дома со своими родственниками. Когда он перевез ее вниз, она немедленно побежала посмотреть на своих маленьких детей и с тех пор жила дома с мужем. Иногда она действительно слышала, как что-то падает вниз, и она — теперь уже на сносях — выходила взять то, что предназначалось ей в пищу. Жира для лампы у нее тоже было довольно: он канал с сушил. Того, что приносил ее муж, она никогда не ела. И вот наконец она родила крупного мальчика. Ее муж сказал, что она должна есть то, что он добудет, по она продолжала есть то, что сбрасывал ей Месяц, и отказывалась от того, что приносил муж. Ее крупный мальчик начал быстро расти.

В конце концов одна старуха обманула ее и забрала то, что сбрасывал ей Месяц. С тех пор Месяц перестал посылать ей еду, и жира для светильника больше не было. Так что ей пришлось есть то, что приносил муж. Ее мальчик теперь рос быстро и, начав охотиться, скоро стал очень умелым охотником.

Он ловил самых разных зверей, которых посылал ему щедрый Месяц. Каждый раз, когда он мчался на нартах к айсбергам, из-за них выходил большой медведь. Ее сын часто ловил медведей, когда стал старше, и так было всегда.

220. Двое мужчин пытаются подняться на небо (Пер. Меновщикова Г.А.)[258]

Давным-давно два далеких предка пытались подняться на небо — так обычно рассказывают люди. Один из них толкнул другого наверх, но тот, оказавшись наверху, тотчас же ушел, хотя оставшийся кричал ему:

— Сначала втащи меня!

Но тот, кто был наверху, только ответил:

— Посмотри, там есть олени! Посмотри, там есть олени!

А потом просто оставил товарища. Тогда тот вернулся домой, к людям, и рассказал об этом.

221. Китуахсюк (Пер. Меновщикова Г.А.)[259]

Китуахсюк был мальчик-сирота. Обычно он играл вместе с другими детьми в маленьком снежном домике у подножия крутой скалы. Однажды они в своем домике играли в "мужа и жену". Китуахсюку не досталось жены. Ему стало завидно — он тоже хотел жену. Он заплакал:

— И мне надо жену! И мне!

Так как дети не обращали внимания на его требование, он влез на скалу, громко плача, и покатил оттуда огромный камень. Камень упал прямо на детей, у которых был домик, и раздавил их. Другие дети побежали и сказали родителям:

— Китуахсюк скатил на детей камень, потому что ему не досталось жены.

Родители вооружились копьями и пошли к скале, чтобы убить мальчика. А он продолжал кричать:

— Почему мне никогда не помогут мои родители?!

Потом он побежал и спрятался за большой камень.

Взобравшись на скалу, люди, вооруженные копьями, обошли камень со всех сторон, но не нашли там мальчика, только из камня слышалось, как он кричит:

— Почему мне никогда не помогут мои родители?!

Вскоре послышался и второй голос, который произнес:

— Теперь перестань кричать.

Так как мальчик был внутри камня, им было его не достать, и люди решили столкнуть камень вниз, но, хоть они и тянули его ремнями, камень так и не сдвинулся с места. Наконец они отказались от этой попытки, и Китуахсюк остался в камне и превратился в его внутренности[260].

Когда весь народ собрался в Уманак на открытие новой церкви, они смогли наконец столкнуть камень. Теперь это было нетрудно, так как людей было великое множество. Они столкнули камень, и он лег у подножия скалы. Люди прибыли посмотреть на новую церковь и присутствовать на первом богослужении. Они съехались и жили вокруг в ярангах. Все вместе они столкнули Китуахсюка в воду, к подножию крутой скалы.

222. Калуталиксуак и сирота (Пер. Меновщикова Г.А.)[261]

Дети обычно играли на берегу. Среди них был и маленький мальчик-сирота, и они играли на берегу, где никого больше не было. Однажды к ним вышла Калуталиксуак. Дети, увидев ее, разбежались и бросили сироту одного. Сначала они пытались тащить его за собой, но скоро бросили, потому что его голые пальцы вылезли из камыков и он не мог поспеть за всеми. Когда Калуталиксуак подошла к нему, он как раз шевелил большими пальцами, высунув их.

— Что едят твои ноги? — спросила Калуталиксуак, увидев это.

— Они обычно едят людей, — ответил мальчик.

Услышав это, она помчалась так быстро, как только могла, от него.

— Все равно они тебя догонят!

Тут она еще пуще припустила и наконец нырнула в море — правда, попытавшись, по безуспешно, сначала засунуть мальчика в свой огромный капюшон. А он пошел домой. Так Калуталиксуак не удалось схватить мальчика.

223. Калуталиксуак и слепая женщина (Пер. Меновщикова Г.А.)[262]

Муж и жена, у которых был маленький ребенок, жили вместе со слепой старухой. Однажды родители оставили своего ребенка со слепой женщиной, чтобы она за ним присмотрела. Вдруг она услышала, что кто-то входит, и, так как ребенок начал кричать, старуха сказала:

— Посади его ненадолго в капюшон!

Кто-то вошел через коридор, и старуха услыхала, что шкура трется о стену.

— Положи ребенка в мой большой капюшон!

Слепая старуха так и сделала и услышала, что эта женщина ушла. Услышав это, старуха спросила:

— Что это? Ты положила его в капюшон?

Она же была слепая и посмотреть не могла. Потом она заснула. Скоро пришли ее дети, и старуха сказала:

— Калуталиксуак взяла вашего ребенка в свой капюшон.

Калуталиксуак унесла ребенка к морю и сделала своим приемным сыном. Теперь его часто можно было видеть на самой кромке льда: он сидел на льдине и бил вокруг себя кнутом, который служил ему игрушкой. Родители пытались подкрасться к нему, но он каждый раз нырял, и они теряли его из виду, так как Калуталиксуак приказывала ему убегать.

Наконец родители в великом горе решили сделать силки, чтобы поймать его, и на сей раз им удалось это сделать. Но с тех пор ребенок все время стремился к морю. В конце концов он заболел и умер. Это было колдовство Калуталиксуак, которая не могла примириться с потерей.

224. Пожиратель огня, живущий под лежанкой (Пер. Меновщикова Г.А.)[263]

Это случилось, говорят, с одной женщиной. Каждую ночь, пока она спала, всегда гасла лампа, несмотря на то что она обильно наливала в нее жир. Проснувшись, она видела, что нет даже фитиля: он исчезал, пока она спала.

Наконец однажды она ушла в гости и поручила одному из детей:

— Пойди займись моей лампой: все время пропадает фитиль и лампа гаснет.

Но когда мальчик вошел, кто-то бросился на него. Однако мальчик не растерялся, сумел вырваться и вернулся к себе домой[264]. На его пояснице остались три отметины сажей.

— Он напал на меня в темноте, — сказал мальчик.

Вечером, вернувшись домой, женщина легла и притворилась спящей. И вот из-под лежанки появилось маленькое существо, потянулось к огню своими тремя пальцами и начало пожирать огонь. Когда оно насытилось, женщина поймала его и разорвала в клочья его одежду, сделанную из перьев воробья. Маленькое существо, живущее под лежанкой, лишенное своей одежды, стояло и жалобно плакало. Но с тех пор лампа уже больше не гасла: живущий под лежанкой не пожирал огонь, после того как женщина разорвала в клочки его одежду.

225. Великан и карлик (Пер. Меновщикова Г.А.)[265]

Великан поймал как-то человека — ему хотелось иметь товарищем человека. Обычно, когда великан ложился спать, а человек бодрствовал, великан предупреждал его:

— Смотри, не стряхни клещей[266].

Так он называл маленьких лисичек. С великаном жил также карлик. Карлик захотел убить человека. Но великан сказал человеку:

— Крикни ему: два зуба!

И вот карлик подошел к великану и сказал:

— Я убью этого человека! Выходи!

Они стали бороться, но великан был очень сильный. Пока они боролись, великан засунул человека в отверстие для шнуровки на своем камыке. Он легко справился с карликом, и так он спас человека, хотя карлик и был очень злобным.

Великан, говорят, называл медведей лисицами. Однажды человек разбудил его, ударив камнем (так тот ему наказывал), и сказал:

— Смотри, медведь!

Он забрался в самый коридор. Но великан сказал лишь:

— Смотри, там лиса!

Так рассказывал человек о великане и карлике.

226. Карлик и человек у ловушки для лисиц (Пер. Меновщикова Г.А.)[267]

Карлик, говорят, называл лису медведем. Однажды он увидел лисий след и стал преследовать лису и дошел до большого камня, под которым она скрылась. Карлик никак не мог сдвинуть камень. Вдруг откуда-то появился человек. Карлик стоял на месте, пока тот не подошел, а потом сказал ему:

— Я загнал туда медведя, но было не так-то просто его схватить!

— А там не лисица, которую я поймал? — спросил человек.

Он вытащил ее и убил.

Тогда карлик попросил:

— Ты мог бы дать мне часть добытой медвежьей туши?

— Нет, — сказал человек.

— Ну, если ты мне ничего не хочешь дать, ты никогда ничего не поймаешь, — сказал карлик.

С тех пор охотник ни разу не принес добычи, потому что так и не согласился, и умер в конце концов голодной смертью, так как маленький карлик заколдовал его. Это, кажется, все, что мне известно.

227. Кивиок (Пер. Меновщикова Г.А.)[268]

Маленький мальчик жил с бабушкой и часто ходил в гости к соседям. Но они всегда рвали его одежду, и, когда он возвращался, бабушке приходилось заниматься починкой. Так продолжалось долго. Бабурине оставалось только чинить его одежду. Не рвали его одежду только Кивиок и еще один человек. Наконец у него не осталось совсем никакой одежды — вся оказалась разорванной в клочки.

Бабушке надоело все время чинить, и она стала учить мальчика, как притвориться тюленем:

— Притворись тюленем и плавай около берега. Если они погонятся за тобой, плыви в открытое море. Потом нырни и каждый раз выныривай, чтобы вдохнуть воздух, у них за спиной. А когда раздразнишь их, плыви в открытое море.

Он так и сделал. Действительно, его заметили с берега, сели в каяки и начали его преследовать. Он все время выныривал перед ними, но так далеко, что они не могли его достать гарпунами; и все время они плыли в открытое море. Когда им казалось, что они вот-вот его настигнут, он нырял и выныривал у них за спиной. Когда он заманил их далеко от берега, его бабушка вышла, села на поверхность воды и стала говорить:

— Где моя погода? Где же моя погода?

Тут начался сильный ураган, каяки стали опрокидываться один за другим, а мальчик направился к берегу.

Не перевернулись только Кивиок и один его товарищ, потому что они никогда не рвали на мальчике одежду. Все остальные погибли.

У Кивиока была кайра — его амулет, поэтому он мог кричать как кайра. Наконец товарищ Кивиока тоже утонул, так как его каяк наполнился водой, и теперь Кивиок остался совсем один далеко в открытом море.

Наконец буря стала стихать и Кивиок увидел вдали берег. Постепенно он приближался и наконец приблизился. Кивиок поплыл вдоль берега. На берегу он увидел женщину, которая пыталась вскипятить котел, пользуясь лопаткой кита для защиты от ветра. Но лопатка все время переворачивалась. Кивиока она не замечала. Он услышал, что она говорит:

— Ты не достанешься тому человеку, все время ты падаешь!

Она жила в таком месте, где море выбрасывало скелеты разных животных, и вот откуда у нее была китовая лопатка. Наконец он подошел к ней. Она встретила его очень приветливо и сказала:

— Я живу здесь совсем одна, мое имя Ниакутсиак[269] и однажды меня унесло из Килянатсиака на льдине.

На ней были надеты мужские камыки. Она жила в яранге; оттуда слышался разговор и пение:

Пойманные звери, пойманные звери, пойманные звери, Сверху и снизу загарпуненные!

Кивиок вошел. Внутри никого не было, кроме ребенка этой женщины. А под жирником он увидел маленькую куколку, кусочек от ожерелья. Она-то и пела, чтобы успокоить ребенка. Когда Кивиок вошел, она снова запела:

Кивиок остался с этой женщиной, и скоро у них появилось много детей. После отлива на берегу часто оставались выброшенные морем животные. Этим они и жили. Постепенно детей стало много, и мать сказала:

— Женитесь друг на друге. Пусть вас скорее будет много.

Хотя они и были братьями и сестрами, они стали жениться друг на друге. Так их племя быстро выросло. Теперь Кивиоку захотелось вернуться домой, и он уплыл на своем каяке.

Однажды он услышал, как кто-то с берега звал:

— Подойди и вынь кое-что из моего глаза!

Два раза он подплывал к берегу, но не видел ничего, кроме черепа тюленя и маленького кустика вереска, разросшегося рядом. Он стал уплывать, по, как только он отплывал, голос опять начинал звать его. Так повторялось три раза. Наконец, приглядевшись внимательней, он освободил череп от вереска. Теперь было тихо. Его позвали только потому, что маленькая дырочка в черепе заросла.

Через некоторое время он заметил на берегу дом. Он пристал и увидел, что в доме жила женщина, которая немедленно захотела высушить его камыки, а Кивиок тем временем лег на ее лежанку. Вместо хвоста у нее был нож, и, когда она решила, что Кивиок уснул, она стала приближаться к нему. Она залезла со своим острым хвостом прямо на него. Тут она резко села, но Кивиок быстро отодвинулся. Женщина захныкала, а Кивиок схватил свои камыки и поспешно поплыл дальше.

Теперь Кивиок встретил очень странных людей. Они прохаживались по поверхности воды, присаживаясь на борт его каяка. У одних штаны были засучены, у других свисали низко, и каждый раз, как они присаживались на борт каяка, Кивиок боялся, что он перевернется. Наконец они оставили его, и он поплыл дальше.

В другом месте он встретил множество людей, путешествующих на лодках. Эти люди стали играть его тюленьим поплавком, как мячом. При этом они гребли так, чтобы держаться с ним вровень. Кивиок даже испугался, что они не вернут ему поплавок. Когда же наконец они отдали поплавок ему назад, Кивиок поспешно поплыл подальше от них.

После этого Кивиок долгое время плыл, и наконец он увидел на берегу человека, который громко кричал ему:

— Иди сюда, глянь с обрыва, как там красиво, пошли посмотрим, там так чудесно, ты только посмотри!

Когда они поднялись, Кивиок понял, что человек намерен столкнуть его вниз. Тогда он сам толкнул его, а потом заглянул вниз и увидел там множество костей других людей, погибших таким же образом.

Потом Кивиок отправился дальше.

Опять он долго плыл, никого не встречая. Потом увидел на берегу ярангу. Он заглянул в нее. В палатке сидела женщина и скребла шкуры, а затем вдруг она отрезала свою бровь и начала жевать ее. Капли крови падали на шкуру. Увидев это, Кивиок поспешил к своему каяку, чтобы немедленно отплыть. Но в это время женщина вышла из палатки, держа в руках улю — женский нож, и закричала:

— Вот бы мне разрезать того, кто внизу, на кусочки!

Кивиок едва не перевернулся вместе с каяком. Потом он взял гарпун, приладил наконечник и сделал вид, что хочет загарпунить ее:

— Я мог бы отплатить той, что наверху!

Она быстро присела и сломала свой нож, тогда Кивиок смог отплыть.

Опять долго плыл Кивиок и увидел наконец большую, удобную ярангу с сенями. Он подплыл, вошел в нее и встал напротив входа. Там жили Ихкаутлюк и ее дочь. Они жили в довольстве, и Кивиок поселился с ними. На краю яранги, в сенях, лежала большая ивовая ветка, вся в больших узлах. Кивиок взял дочь Пхкаутлюк в жены, и теперь большая ветка ивы непрестанно дрожала от ревности, так как раньше эта ветка была мужем обеих женщин. И когда они сталкивали ее в воду, она возвращалась с тюленями, обеспечивая женщин всем необходимым. Женившись на дочери Пхкаутлюк, Кивиок стал уходить в море за добычей. А жена, встречая его, всегда брала тюленя на спину и несла его, так как она была очень сильная. Однажды она, как обычно, встретила его, но когда взвалила тушу на плечи, то споткнулась. Тогда Кивиок понял, что это мать убила свою дочь, сняла с нее кожу и надела на себя. Она не могла справиться с тушей и пошла назад в ярангу.

— Где твоя дочь? — спросил Кивиок, которому это не понравилось.

— Ушла по ягоды.

Но Кивиок знал, что она лжет. Больше он не захотел оставаться здесь и решил отправиться дальше.

Он сказал ей:

— Поди принеси мой гарпунный линь, он там, над входом, лежит!

Пхкаутлюк потянулась за ним, потом сказала:

— Не думаю, что его можно достать, даже если совсем вытянуться.

Кивиок уехал. Он успел увидеть, что она старается оживить Дочь, приподнимая ей голову[270], но безуспешно.

Наконец он добрался до своего селения и увидел своих прежних товарищей, которые высыпали на берег с криками:

— Каяк! Каяк!

Жена его сказала:

— Весла красноватые, как будто это Кивиок едет.

Наконец Кивиок вернулся. Вернувшись, он спросил у своей жены:

— Когда кости мои потонули, вышла ты замуж?

Жена ответила, что она давно вышла замуж, так как не имела никаких вестей о нем и думала, что он перевернулся и утонул, подобно всем остальным.

228. Какеагсюк наказывает своего мучителя (Пер. Меновщикова Г.А.)[271]

Кагсагсюк был сиротой и жил у чужих людей. Однажды вечером все взрослые ушли слушать песни, а дети, оставшись одни, начали орать и озорничать. Только Кагсагсюк вышел на улицу и вдруг заметил, что к их дому приближается Великих! огонь. Он предупредил детей, что идет Великий огонь и чтобы они но кричали, но те не хотели его слушать и продолжали кричать.

— Тогда помогите хоть мне подняться наверх!

Они подсадили его на раму, на которой под потолком была растянута для просушки шкура. Великий огонь уже подошел. Вместо хлыста у него был огромный лахтак с большими когтями. Когда он вошел, все дети забрались на лежанку, но хлыст Великого огня вытащил их из дома и бросил Великому огню, который сжег их и сожрал без остатка. А Кагсагсюк попытался слезть, упал и остался сидеть совершенно один.

Наконец явились взрослые и не поверили Кагсагсюку, что огонь сжег остальных детей. Умыглогтоксуак взял его за ноздри и сказал:

— Посмотрите на этого лжеца! Это он убил всех ваших детей. Каков простак!

Никто не поверил Кагсагсюку. Все смотрели теперь на него с презрением, потом сказали:

— Давайте начнем тоже громко кричать, увидим тогда, что Кагсагсюк лжец.

Они начали кипятить у окна тюлений жир в большом котле, а Кагсагсюка отправили наружу. Когда все было почти готово, взрослые принялись громко кричать, а Кагсагсюк оставался на улице. Скоро Кагсагсюк закричал им:

— Посмотрите, идет Великий огонь[272]!

Люди пытались послать его навстречу огню, но он все кричал:

— Он уже совсем близко!

Но взрослые не пускали его внутрь, и он спрятался в боковом пологе.

Теперь все могли видеть, что Великий огонь уже рядом и огромный лахтак готовится влезть в дом. Женщины, которые кипятили жир, приготовились перерезать веревку, на которой висел котел, и в тот момент, когда огромный лахтак просунулся внутрь, они опрокинули на него кипящий жир и обварили его. Потеряв хлыст, Великий огонь отступил. Люди начали выбегать из дома, переступая через лежащего на пороге лахтака. Туг все заметили Кагсагсюка и сказали:

— Жаль, что Огонь не убил его!

А Умыглогток снова схватил его за ноздри и повалил [...] С того времени Умыглогток едва терпел Кагсагсюка. Каждый раз, как он видел его, он хватал его за ноздри и валил на землю, так что его нос постепенно стал длинный, как дымоход. Спал Кагсагсюк теперь только в сенях вместе с собаками, но, когда бабушка выносила мочу, она прогоняла собак, а его била. А когда он хотел немного погреться около отдушины, Умыглогток прогонял его палкой. Когда он кормил собак, то давал Кагсагсюку кусочек моржовой кожи, и, хотя у того не было зубов, он съедал его. Умыглогток каждый раз удивлялся:

— Он съел моржовую кожу! Где же он прячет нож?

А ножа у него не могли найти, несмотря на все усилия. Но у Кагсагсюка был маленький нож, который был хорошо спрятан.

Только другая бабушка Кагсагсюка была ласкова с ним, и, когда Умыглогток уж очень приставал к Кагсагсюку, она прятала его на своей лежанке и сушила его одежду.

Наконец к весне на улице стало светлее, и добрая бабушка Кагсагсюка стала говорить ему:

— Сейчас люди обычно гуляют, чтобы согреться. Воздух стал уже теплее. Теперь и ты должен побольше гулять.

И Кагсагсюк однажды отправился на долгую прогулку. Погуляв, он вернулся, опять лег спать в сенях, и его злая бабушка, когда выносила мочу, побила собак и его побила очень больно.

Однажды на прогулке Кагсагсюк заметил человека, который обдирал тюленя.

— Если бы мне съесть маленький кусочек, — попросил Кагсагсюк.

Человек сказал ему:

— Что-то у меня звенит в ухе! Пожалуйста, здесь для тебя кое-что найдется.

Он оставил ему кусочек мяса и ушел. Кагсагсюк наелся так, что даже не съел всего, и оставшийся кусок спрятал и закидал камнями. Потом он пошел домой и, как всегда, улегся спать в сенях, и злая бабушка опять его побила.

Проснувшись, проголодавшийся Кагсагсюк отправился к спрятанному куску, но его там уже не было. В отчаянии Кагсагсюк стал громко причитать, оплакивая свое мясо, и на его крик вышел мужчина и спросил:

— Что случилось?

— У меня тут было кое-что, но кто-то его съел, — сказал Кагсагсюк.

— Это я взял его, — объяснил ему мужчина. — Я думал, что кто-то его выбросил. Но не расстраивайся. Давай поиграем с тобой, чтобы согреться.

И мужчина стал катать большой камень, а потом сказал:

— Теперь твоя очередь.

Но Кагсагсюк, как ни старался, не мог сдвинуть камень с места. Он упал на землю[273] и заплакал. Человек сказал:

— Не плачь, попробуй еще раз.

Кагсагсюк опять не смог. Тогда человек стал его подбадривать:

— Да он у тебя уже шатается!

Кагсагсюк старался изо всех сил, и в конце концов камень начал слегка сдвигаться. И скоро Кагсагсюк стал уже катать большие камни. Тогда человек сказал ему:

— Вот теперь ты стал сильным, раз ты можешь катать любые камни, — и добавил: — Теперь ты совсем молодец, иди сейчас домой, а я пошлю трех медведей.

Кагсагсюк отправился домой, сдвигая с места все большие камни на своем пути. Когда он пришел, все уже спали.

У Умыглогтока была кожаная лодка, которая теперь стояла, вмерзши в лед. Кагсагсюк поднял ее так, что совсем разломал, затем отправился спать. Снова бабушка била его, а Умыглогток таскал за ноздри. А когда Умыглогток заметил, что его лодка испорчена, он опять начал мучить Кагсагсюка. Одна только добрая бабушка пускала его на лежанку и сушила его одежду.

Наконец однажды, когда он сидел дома, люди вдруг закричали:

— Сюда идут три медведя!

Умыглогток сказал, издеваясь:

— Где там наш Кагсагсюк?

А Кагсагсюк ответил:

— Пусть мне дадут обувь, — потому что бабушка в это время сушила его камыки.

Добрая бабушка дала ему камыки, и Кагсагсюк пошел прямо к медведям, глубоко вбивая каблуки в твердый наст. Сначала он столкнул двух медвежат лбами, так что они упали замертво. Потом он свернул шею медведице. Расправившись с ними, Кагсагсюк взвалил медведицу на спину, а медвежат сунул под мышки и пошел к дому.

Умыглогток, увидев это, перепугался.

Кагсагсюк расчистил место для огромного костра, а Умыглогток собрался уходить со своими двумя женами. Заметив это, Кагсагсюк пригласил его остаться и сначала поесть медвежатины перед дорогой. Но Умыглогток не слушал его и убежал: он ведь видел, как Кагсагсюк расправился с медведями.

По приказанию Кагсагсюка собрали топливо, развели огонь и начали варить мясо в огромном котле, чтобы накормить всех. Мяса было столько, что человек едва ли может столько съесть. Теперь Кагсагсюк стал настоящим человеком. Свою злую бабушку он сначала побил, а потом толкнул в костер, где она сгорела, только желудок остался. Увидев это, вторая бабушка решила бежать, пока не поздно. Но Кагсагсюк успокоил ее, сказав:

— Тебе не нужно бежать, я не сделаю тебе ничего плохою. Я ее убил только за то, что она плохо обращалась со мной.

Кагсагсюк взял ее жить в свой дом и подарил ей новую медвежью шкуру.

Наконец Кагсагсюк пошел искать Умыглогтока. Он пошел за ним и нашел его дом на вершине утеса. Кагсагсюк поднялся туда, сорвал дверную занавеску и вытащил Умыглогтока за ноздри, а затем подвесил его над обрывом. Подержав его там, он вытащил его, но так сдавил его нос, что совсем расплющил и разорвал его. Потом он пошел к двум женам Умыглогтока, разодрал на них меховые штаны и овладел ими, а потом позвал Умыглогтока:

— Погляди-ка на своих жен, к которым ты никому не позволял прикасаться!

Но тот не мог даже смотреть на них, потому что нос его был совсем разодран. После этого Кагсагсюк ушел домой.

У Кагсагсюка был двоюродный брат Сухкаглук. Он очень искусно владел ледорубом, а Кагсагсюк обладал громадной силой. Слух о двух братьях дошел до человека по имени Умигтуак. У него вмерзли в лед два добытых им моржа, и он никак не мог их освободить. Тогда он пригласил к себе Кагсагсюка и Сухкаглука и, когда они прибыли, сказал им:

— Очень жаль, но мне нечем вас накормить. То есть вообще-то мясо у нас есть, но сначала его надо вытащить.

Они были очень голодны и взялись за работу охотно, но работа оказалась нелегкой даже для таких силачей. Умигтуак сказал:

— А я слышал, что Кагсагсюк и Сухкаглук очень сильны и ловки!

Кагсагсюк ответил:

— Если ты поможешь мне, я попытаюсь вытащить моржа.

Тот стал помогать, и наконец с некоторым трудом они его подняли, а Сухкаглук очень ловко разрубил его на куски.

После сытной еды все отдохнули. Умигтуак убедился, какие они силачи. Погостив немного, они отправились домой. Кагсагсюк жил теперь в доме со своей бабушкой и, когда надумал жениться, попросил ее подыскать ему невесту. Все хотели бы иметь Кагсагсюка своим зятем и предлагали ему дочерей, но он не брал ни одну из них. Наконец бабушка предложила ему жениться на девушке-сиротке. Кагсагсюк взял ее в жены и привел в свой дом. После этого Кагсагсюк запел под бубен песню:

Так пел великий Кагсагсюк, потому что все они хотели бы, чтобы он был их зятем — такой он был сильный.

229. Кагсагсюк обретает силу (Пер Вахтина Н.Б.)[274]

Жил однажды мальчик-сиротка, жил среди злых людей. Звали его Кагсагсюк. Приемной матерью его была одна несчастная старушка. Они жили в жалком закутке, примыкавшем ко входному коридору, а входить внутрь им не разрешалось. Кагсагсюк боялся даже в этот закуток входить и лежал в коридоре, греясь рядом с собаками. По утрам, когда мужчины поднимали хлыстами своих ездовых собак, они часто задевали бедняжку, и он кричал:

— На-а! На-а! — В насмешку над собой подражая визгу собак.

Когда мужчины пировали, угощаясь разными морожеными блюдами, вроде моржовой кожи или мороженого мяса, маленький Кагсагсюк, бывало, подсматривал поверх порожка, и иногда мужчины втаскивали его в комнату, зацепив пальцами за ноздри. Поэтому ноздри у него были очень большие, а сам он совсем не рос. Они давали бедняжке мороженого мяса, а ножа, чтобы разрезать его, не давали: говорили, что у него достаточно острые зубы; а иногда они вырывали ему один или два зуба, говоря, что он слишком много ест. Его приемная мать сделала ему обувь и маленькое копье для охоты на птиц, чтобы он мог выходить наружу и играть с другими детьми. Но дети сбивали его с ног и валяли в снегу, так что весь он становился мокрый. Девочки часто мазали его грязью с ног до головы. Маленького мальчика все всегда мучили, издевались над ним, и он совсем не рос, только ноздри увеличивались.

Временами он отваживался уйти один в горы, выбирал укромное место и раздумывал, как бы стать сильным. И вот однажды его приемная мать научила его, как надо поступить.

Встав в ложбине между двумя сопками, он крикнул:

— Дух силы, появись! Дух силы, приди ко мне!

Тут появился огромный волк. Кагсагсюк очень испугался и пустился было бежать, но зверь быстро догнал его и, обвив хвостом, швырнул на землю. Не в силах встать, Кагсагсюк услышал вдруг стук и увидел, как из его тела высыпались маленькие нерпичьи косточки. Волк сказал:

— Вот эти косточки и не давали тебе расти.

Снова он обвил мальчика хвостом, и опять он упал; на этот раз из него высыпалось уже меньше костей. А когда волк бросил его на землю в третий раз, из него выпали последние косточки. На четвертый раз он почти удержался на ногах, а на пятый не упал совсем, но отпрыгнул в сторону. Тогда волк сказал:

— Если ты хочешь быть сильным и отважным, ты должен каждый день приходить ко мне[275].

По дороге домой Кагсагсюк чувствовал себя гораздо легче и даже сумел бежать, сшибая ногами мелкие камушки. Когда он подошел к дому, девочки, нянчившие младенцев, бросились к нему, крича:

— Кагсагсюк идет! Давайте вываляем его в грязи!

Другие мальчики стали бить его и мучить, как прежде, но он не сопротивлялся и, как всегда, лег спать вместе с собаками.

С этих пор он стал ходить к волку каждый день, и всегда повторялось то же самое. С каждым днем мальчик чувствовал, что становится сильнее и сильнее, и по дороге домой он сшибал ногами уже целые валуны и, катаясь по земле, жонглировал тяжелыми камнями. Наконец однажды волк не смог свалить Кагсагсюка с ног, и тогда он сказал:

— Ладно, достаточно. Ни один человек не сможет теперь тебя победить. И все же ты, пожалуй, пока веди себя как прежде. Когда наступит зима и море замерзнет, тогда придет твой черед показать себя: тогда появятся три огромных медведя, и всех трех ты убьешь своими руками.

В тот день Кагсагсюк бежал домой, сшибая камни направо и налево. Но дома он продолжал вести себя как всегда, и люди мучали его больше, чем обычно.

Однажды осенью охотники вернулись на каяках домой и привезли огромный кусок дерева-плавника. Они смогли только привязать его к большим камням на берегу, а оттащить домой сразу не сумели: слишком он был тяжелый. В сумерках Кагсагсюк сказал своей матери:

— Дай мне торбаса, мама, чтобы я тоже смог пойти взглянуть на это бревно.

Когда все легли спать, он выскользнул из дома и пошел на берег. Отвязав ремни, он взвалил бревно на плечи и отнес за дом, где и закопал его глубоко в землю. Наутро, когда первые люди вышли наружу, он закричал:

— Бревно исчезло!

Когда люди подбежали к бревну, они увидели, что ремни перерезаны. "Как могло оно уплыть? — подумали все. — Ведь не было ни ветра, ни отлива". Но одна старуха, зайдя случайно за дом, закричала:

— Смотрите! Вот это бревно!

Все подбежали и стали удивляться:

— Кто мог это сделать? Среди нас, должно быть, есть необыкновенный силач!

Каждый молодой мужчина напустил на себя таинственный вид, чтобы другие подумали, что он-то и есть тот силач, — вот притворщики!

В начале зимы односельчане Кагсагсюка обращались с ним еще хуже обычного, но он вел себя как всегда, и они ничего не заподозрили. Наконец море окончательно замерзло, и охотиться на нерпу стало нельзя. А когда дни стали удлиняться, прибежал один человек и сказал, что видел трех медведей, которые сидели на глыбе льда. Никто не осмелился выйти и схватиться с ними. Тут-то и подошло время Кагсагсюку показать себя.

— Мама, — сказал он. — Дай мне твои торбаса, чтобы я тоже смог пойти на медведей.

Это ей не очень понравилось, но все же она кинула ему свои торбаса, сказав при этом насмешливо:

— А ты за это принеси мне парочку шкур: одну — накрыть лежанку, а вторую — на одеяло!

Взяв торбаса, он затянул свою старенькую кухлянку. Стоявшие снаружи закричали:

— О, никак Кагсагсюк появился?! Что ему тут нужно? Прогоните его!

— Он, видно, не в своем уме! — кричали девушки.

Но Кагсагсюк промчался сквозь толпу, как будто это был косяк мелкой рыбешки; его подошвы почти касались затылка, а вокруг него сверкало всеми цветами радуги облако снежной пыли. Подтянувшись на руках, он забрался на глыбу льда. Один из медведей поднял лапу, но Кагсагсюк обернулся вокруг себя на месте, чтобы стать "жестким", и, схватив медведя за передние лапы, ударил его об лед так, что оторвал ему конечности, и швырнул вниз, крикнув:

— Это моя первая добыча! Разделайте ее и разделите!

"Второй медведь точно его убьет", — подумали все. Однако все случилось как в первый раз, и медведь шлепнулся на лед. А третьего медведя Кагсагсюк схватил за лапы и, вращая над головой, бросился к стоявшему рядом охотнику и закричал:

— Вот этот плохо себя вел со мной!

А потом, ударив другого, крикнул:

— А этот обращался со мной еще хуже!

Наконец все охотники бросились бежать от него и в страхе попрятались по своим домам.

Войдя в дом, Кагсагсюк подошел к матери, держа две медвежьи шкуры, и крикнул:

— Вот тебе одна — покрыть лежанку и другая — на одеяло! — после чего велел сварить медвежье мясо.

Тут Кагсагсюка пригласили войти в главное помещение, но в ответ он, заглянув через порожек, сказал:

— Я не могу перейти, пока кто-нибудь из вас не втащит меня за ноздри.

Но теперь уже никто не отваживался сделать это, пока его приемная мать не подошла и не втащила его так, как он просил. Все люди теперь вели себя с ним очень вежливо.

— Иди сюда, — говорил один.

А другой приглашал:

— Входи и садись, друг.

— Нет-нет, не там, где лежанка не накрыта, — кричал другой. — Вот здесь лучшее место для Кагсагсюка!

Но он, не обращал внимания на их слова, садился, как всегда, на боковой лежанке.

Одни говорили:

— Вот у нас есть торбаса для Кагсагсюка.

А другие подхватывали:

— Вот штаны для него!

Все девушки наперебой предлагали ему сшить для него одежду. После ужина один из живших в доме велел девушке принести воды для "дорогого Кагсагсюка". Когда она вернулась и Кагсагсюк попил, он нежно привлек ее к себе, похвалив за то, что она догадалась сходить за водой; но вдруг неожиданно он сжал ее так, что у нее изо рта хлынула кровь.

— Ой, кажется, она лопнула! — только и сказал Кагсагсюк.

Ее родители, однако, не посмели протестовать:

— Ничего, ничего, она все равно ничего не умела, только за водой ходила.

Вскоре, когда вернулись мальчики, Кагсагсюк сказал им:

— Вы будете великими охотниками на нерпу!

Сказав это, он так сжал их, что задавил насмерть; а других он убил, оторвав им конечности. Но родители только сказали:

— Ничего страшного — они все равно были ни на что не годны, только баловались стрельбой.

Так Кагсагсюк продолжал мстить всем, кто жил с ним в большом доме, и не останавливался, пока не поубивал своими руками всех тех, кто издевался над ним. Пощадил он только нескольких бедных людей, которые были к нему добры, и стал с ними жить, питаясь тем, что было запасено на зиму. Он взял также лучшие каяки и стал учиться плавать на них, поначалу держась близко к берегу. Но вскоре он отваживался уже заплывать далеко, на север и на юг.

Гордясь, он ездил по всей стране, показывая свою силу. Он и поныне известен по всему побережью, и во многих местах видны следы его богатырских дел. Поэтому люди считают, что история про Кагсагсюка — правда.

230. Слепой мальчик и его сестра (Пер. Меновщикова Г.А.)[276]

Старую женщину с внуками — маленькой девочкой и мальчиком постарше — покинули соплеменники, оставив их без всякой помощи. Мальчик был слеп от рождения. Они жили одни в доме.

Однажды к их дому подошел огромный медведь. Он остановился у окна и начал принюхиваться. Тогда бабушка сказала мальчику:

— Постарайся застрелить его; я натяну тебе лук и прицелюсь за тебя.

Она прицелилась, мальчик выстрелил, раздался страшный грохот. Но бабушка сказала:

— Эх, как жаль! Ты попал прямо в переднюю стену!

Однако мальчик знал, что она говорит неправду, потому что он выстрелил прямо в грудь медведю.

— Какой же ты олух, не мог попасть! — повторяла бабушку.

Потом бабушка увела внучку из дома и сказала ей:

— Мы ничего не дадим ему. Оттащим медведя подальше отсюда и будем есть, а ему ничего не говори; он слеп, и ему не обязательно много есть.

Они оттащили медведя подальше, и бабушка взялась за разделку туши, а девочка пошла к брату и сказала ему:

— Ты убил большого медведя. Сейчас мы его сварим и как следует поедим. Бабушка уже обдирает его там, неподалеку; она велела ничего не говорить тебе об этом.

Наконец они начали варить мясо, и, пока бабушка варила, девочка побежала к брату:

— Я подвяжу низ своей нижней кухлянки и попробую принести тебе еды, — сказала она.

Они стали есть, и девочка незаметно сбрасывала кусочки мяса за пазуху, а потом отнесла брату. Так она делала каждый раз, когда они ели, несмотря на то что бабушка говорила:

— Ну и прожорлива же ты. Тебе, наверное, никогда не остановиться.

— Я ем быстро потому, что я голодна, — отвечала девочка и продолжала носить еду своему брату, поскольку бабушка ему ничего не давала.

Однажды слепой мальчик сказал сестре, что он также очень хочет пить, и попросил отвести его к большому озеру. Сестра взяла брата за руку и повела его к озеру, прочь от бабушки, горько плача. Придя, он велел ей идти домой и сказал:

— На обратном пути складывай холмики из маленьких камней вдоль всей дороги.

Сестра, горько плача, пошла назад. Всю дорогу она складывала камни. Мальчик остался на берегу озера. Он хотел пить, но не мог сам пойти к озеру. Через некоторое время он услышал страшное шипение и свист — громадная птица опустилась рядом с ним и сказала ему:

— Держись за мою шею.

Он ухватился за ее шею, и птица понесла его от берега. На середине озера она нырнула вместе с ним под воду и долго оставалась там. Когда она вынырнула, мальчик держался за ее шею уже из последних сил.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила птица.

— Неплохо, — ответил мальчик.

— Тогда еще раз, только ты крепче держись за мою шею, — сказала птица.

Она опять пырнула и на этот раз пробыла под водой еще дольше. Мальчик еле-еле держался за ее шею, когда она наконец вынырнула.

— Ну, теперь как ты себя чувствуешь?

— Кажется, становится немного светлее! — сказал мальчик.

Птица четыре раза ныряла вместе с мальчиком, и он был уже еле жив. Наконец на вопрос птицы мальчик ответил:

— Теперь я вижу. Я все вижу.

— Да, теперь ты стал совсем хорошо видеть; при случае я пришлю тебе еду, — сказала птица и улетела.

А мальчик стал искать камешки, которые укладывала его сестра, и отправился по ним домой. Это было недалеко. Около дома он заметил растянутую медвежью шкуру. Посмотрев на нее, он вошел в дом. В доме были бабушка и сестра.

— Я видел там большую медвежью шкуру, — сказал мальчик, войдя.

— Эту шкуру нам подарили, ее оставил нам Пыгсогсуак, — ответила ему бабушка, продолжая лгать.

Так все осталось в их доме по-прежнему, и ничего особенного не случилось.

Но однажды мальчик увидел, как несколько белых китов плывут к берегу неподалеку от дома. Он приготовился загарпунить одного из них и в помощники взял себе сестру, привязав к ней конец линя[277]. Ей, как помощнице, полагалось получить хвостовую часть. Таким образом он загарпунил молодого белого кита. Но когда бабка увидела это, она попросила:

— Привяжи и ко мне конец ремня!

Он так и сделал, и они загарпунили еще одного небольшого кита, ко старухе этого было мало.

— Скорей! Вон того, большого! — кричала она мальчику.

На этот раз он загарпунил большую самку кита, которая поплыла прочь от берега. Бабка пыталась удержать веревку, но не смогла, хотя и вцепилась в камык внука так, что совсем разорвала его по шву. Кит утащил ее в море и нырнул с ней вместе под воду. Несколько раз она появлялась на поверхности, крича:

— Мой улю, мой улю!

Улю нужен был ей, чтобы обрезать веревку. Тем временем полосы старухи закрутились жгутом. Так случилось, что кит унес ее в море и там она превратилась в нарвала, в черного самца нарвала с длинным клыком.

Теперь брат и сестра остались одни. Скоро они очень затосковали без людей и отправились на поиски человеческого жилья. Они шли и шли и однажды увидели, что маленькая воробьиха никак не может снести яичко [....] Девочка помогла ей, и оба воробья стали благодарить ее от всего сердца и на радостях подарили детям большую белую собаку, кусок бревна и деревянное блюдо. Дети взяли все эти вещи и отправились дальше.

Наконец они подошли к большому дому. Так как брат очень хотел нить, он велел сестричке войти в дом и попросить воды. Она вошла в сени и сказала:

— Нет ли у вас чего-нибудь попить для моего брата?

— Войди, — послышалось оттуда, и она услышала, как старший в доме, сидевший в дальней части помоста, торопливо перебирается к краю.

— Входи, входи!

Она не решалась войти, но наконец вошла, и скоро брат услышал ее крик. Поняв, что ее схватили, брат вошел следом. Он встал так, что закрыл спиной вход, и увидел, что когтистые тунгаки уже обгладывают последние косточки его маленькой сестрички. Он пришел в такой гнев, что стал бить их большим куском дерева, подаренным воробьями, и убил всех. Затем он собрал косточки сестры, завязал их в ее меховой комбинезон, взвалил этот узел на спину и, горько рыдая, отправился дальше. В то же время его собака превратилась в маленькую фигурку собаки, деревянное блюдо — в листок, а кусок дерева — в стебель травы.

Так он шел вперед, пел бесконечную песню и нес за спиной косточки сестры. Но через некоторое время он почувствовал, что кости сестры становятся тяжелее и тяжелее, и ему послышался ее голос:

— Старший брат, сложил бы ты меня как следует!

Брат сложил по порядку ее косточки, взвалил снова на спину и понес их дальше. Скоро она еще раз попросила сложить ее по порядку, и наконец он услышал:

— Старший братец, если бы я могла встать и пойти.

— Подожди немного, подожди немного, — говорил ей брат, но она все просила.

И он позволил ей идти самой, по она очень быстро устала, и он опять понес ее. Но скоро она окрепла, и они пошли вместе.

В одном месте они заметили несколько больших кусков оленьего жира. Они принюхались и почувствовали, что это испражнения. Вскоре они подошли к месту, где было много людей. Увидев их, сестра спряталась за спину брата. Подойдя, люди спросили брата:

— Что с твоей спутницей?

— Она прячется, потому что те люди ее съели.

— Мы не людоеды, пусть не боится нас.

Эти люди жили вдали от моря; у них совсем не было заднего прохода. То, что они съедали, превращалось в олений жир, и они выплевывали его через рот; а мочились они сквозь отверстие в ладони. Брат и сестра поселились с ними.

Сестра вышла замуж за одного из них и скоро забеременела. Одна из местных женщин тоже понесла, и, когда ей пришло время рожать, старейшина просто взрезал ей живот и вынул ребенка, а потом живот сам закрылся. Старик хотел так же взрезать живот и девушке, но ее брат сказал:

— Не нужно! Она сама родит.

И скоро она родила. Когда лесная старуха увидела, что у ее новорожденной внучки есть задний проход, она схватила острую палку, села на нее и проткнула себя, чтобы и у нее был такой. Этим она убила себя — вот как она хотела быть похожей на внучку!

231. Жена-лисица (Пер. Меновщикова Г.А.)[278]

Жили двое, муж и жена. Летом муж надолго уезжал на каяке, а жена оставалась дома. Жена наконец тоже начала уходить на прогулки, а муж часто не заставал ее дома, когда возвращался. Так продолжалось долго. Однажды он притворился, что уплывает, а сам спрятался за мысом, чтобы последить за женой. Скоро жена вышла из дома и пошла в глубь страны. Он лее незаметно последовал за ней.

Скоро он увидел, что жена подошла к маленькому озеру и стала звать [...] Из озера вылезло существо, и они занялись любовью. Мужчина почувствовал сильное отвращение к ней и, не показываясь ей, повернул назад к дому. Он уплыл далеко на своем каяке и долго не возвращался, так как ему было противно.

Когда он наконец вернулся, он дождался, когда придет жена, и пошел к озеру. Там он вызвал озерное существо и убил его палкой, а потом отнес домой. Его жена спала. Он сварил его, разбудил жену и сказал:

— На, ноешь.

Она стала есть и спросила:

— Что это такое вкусное?

— Твой озерный муж, — ответил он.

Услыхав это, она сразу перестала есть и легла на лежанку, укрывшись с головой. Пока она лежала, ее муж пошел и собрал разную живность: больших червей, мух, личинок и гусениц. Он сунул их ей под покрывало, и, пока она спала, они ее сожрали. После этого он сжег всех насекомых и с этих пор жил один.

Однажды, вернувшись, как обычно, домой, он увидел в котле горячее мясо. Его камыки стояли зашитые, и в них были всунуты носки. С этой поры так и шло. Не понимая, что происходит, он однажды спрятался за мыс, чтобы посмотреть, не приходит ли кто-нибудь. Скоро он увидел, что в его ярангу входит очень красивая женщина с большим узлом волос. Он побежал к яранге, но когда вошел, то никого не обнаружил. Так повторялось несколько раз, и наконец он побежал очень быстро и успел закрыть вход яранги. Он увидел очень красивую девушку. Она кинулась к задней стене; это была лиса, заложившая хвост как узел волос на затылок. Он поймал ее, и она стала его женой. Теперь они жили вдвоем.

Настала зима, и они пошли искать людей. Скоро они нашли ярангу, в которой жили муж и жена. На самом деле это были зайчиха и кал, и они были мужем и женой. Пожив вместе некоторое время, они решили поменяться женами. Они завалили коридор большим камнем и легли: человек с зайчихой, а лиса с калом. Скоро лисица воскликнула:

— Как противно пахнет!

А кал сказал:

— Фу, лисой воняет!

Услышав это, лиса выскользнула наружу сквозь дырочку в двери и исчезла. Так человек потерял жену. Тут зайчиха превратилась в настоящую зайчиху, а кал — в кал, и человек снова остался один.

Он отправился странствовать и шел по следам своей жены. С одной стороны были человечьи следы, с другой — лисьи. Идя по следу, он пришел к темной пещере. Забравшись в пещеру, он стал звать жену. Навстречу ему вышла женщина (это была муха в человеческом облике) и сказала:

— Хочешь, возьми меня!

Но человек отказался и снова стал звать жену. Тогда к нему вышла личинка и сказала:

— Хочешь, возьми меня!

Человек снова отказался. К нему по очереди выходили гусеница, червяк, все, кого он когда-то сжег. Наконец человек решил войти в пещеру сам. Тут червяк сказал ему:

— Ты сжег меня, ты спалил меня! Давай потягаемся!

Действительно, тут были все, кого он сжег после того, как они съели его жену. А сгорев, они все превратились в людей. И когда лисица наткнулась на них, она стала жить с ними. Вот что сказал ему червяк. А дальше я не знаю эту сказку.

232. Тугныгак — похититель мертвецов (Пер. Меновщикова Г.А.)[279]

Рассказывают, что как-то мертвецы начали пропадать из своих могил, несмотря на то что их стерегли, и непонятно было, куда они деваются. Тогда один человек притворился мертвым, его похоронили и прикрыли большим, тяжелым камнем. Скоро он услышал, что кто-то идет. Это был большой тугныгак, который обворовывал могилы. Скоро он положил человека на спину и понес. Идти было далеко, несколько раз похититель останавливался и отдыхал, опуская свою ношу на землю. А человек каждый раз вцеплялся и ивовые кусты, и каждый раз тугныгак ворчал:

— Почему это он все время запутывается в кустах?

Тугныгак устал. Наконец он принес человека домой, к жене и детям и положил на нары, чтобы тело оттаяло. Жена пошла собирать топливо, чтобы сварить добычу мужа, а дети начали приговаривать:

— Эти плавники я съем[280], этими костями я буду играть! Тем временем их отец лег и заснул. Тогда человек приоткрыл глаза и стал посматривать на детей.

Оли начали будить отца.

— Посмотри, мы собираемся его есть, а он открывает глаза!

Но отец сказал:

— Как он может открывать глаза, когда он все время цеплялся по дороге за ветки! Я нес его на спине. — И он опять заснул.

Тогда тот человек усыпил колдовством детей и, когда они заснули, а жена вышла, побежал прочь. Но женщина, тугныгак в человеческом облике, все-таки увидела его и сказала:

— Сначала поешь немного!

Он слышал ее, но лишь помчался вперед как можно быстрее. Женщина побежала разбудить мужа, по тут же сама бросилась вдогонку.

Скоро человек увидел маленький пригорок. Перебежав через него, он сказал:

— Холм, стань высоким!

Холм стал очень высоким, и он услышал, как она тяжело дышит, взбираясь на него. Как страшно она орала! Но скоро она перевалила через холм и опять начала приближаться к человеку. В это время он как раз перешел через маленькую речку и сказал ей:

— Река, стань стремниной!

Река тотчас же понеслась бурным потоком, и когда женщина подбежала к пей, то остановилась в нерешительности и спросила человека:

— Как ты перешел реку?

— Я выпил ее, — ответил человек.

Тогда женщина начала пить речную воду. Она пила и пила и уже почти всю выпила.

— Край твоей кухлянки окунулся в реку, — неожиданно крикнул ей человек.

Она наклонилась посмотреть — и лопнула, тотчас же превратившись в густой туман, который сразу окутал человека.

233. Дух земли с жемчужинами в желудке (Пер. Меновщикова Г.А.)[281]

Две маленькие девочки пошли гулять, у одной из них был ребенок в капюшоне. Скоро они начали находить на своем пути красивых куколок. Ребенок тоже стал просить что-нибудь. Ему дали поиграть нижнюю челюсть тюленя. А сами они увлеклись поисками новых кукол. Внезапно неподалеку они заметили маленького человечка, который пытался натянуть камыки. Справившись с камыками, он вошел в дом. Девочки последовали за ним, а он встал в коридоре и загородил им выход. Они огляделись и увидели подвешенные к потолку человеческие головы, с которых капала кровь.

— Посмотри, кровь капает! — воскликнула одна из девочек.

Маленький человечек тотчас бросился и начал слизывать эту кровь. Тогда девочки поняли, что они попали к людоеду, и сказали:

— Погрызи камень у порога, заткни уши, танцуй: скоро ты съешь нас, таких маленьких.

Он начал грызть порог, неистово извиваясь, и закрыл уши.

— Продолжай, продолжай и жди. Скоро ты съешь нас, — сказала ему одна из девочек, а сама, не теряя времени, принялась рыть землю в задней части яранги той челюстью, которой играл ребенок. Дом был сделан из торфа, поэтому скоро она пробила в стенке отверстие, в которое можно было влезть.

— Продолжай, продолжай! — говорили они, а сами пробирались по подкопу. Наконец одна из них смогла подсадить наверх ту, что с ребенком, а та вытащила подругу, и они убежали. Тут человечек обнаружил их бегство и закричал:

— О горе мне! Я позволил им убежать, тем, которых должен был съесть!

Девочки прибежали домой и рассказали всем, что неподалеку они встретили людоеда. Люди начали шаманить, чтобы узнать, где он, но тщетно. Тогда они пошли искать его, взяв с собой двух старух и прибежавших девочек, чтобы показывали дорогу. Они подошли к дому людоеда, и старухи вошли внутрь, таща за собой веревку. Человечек сидел там, стараясь натянуть свои камыки. Одна из старух сказала ему:

— Что, если обрезать тебе ногти — ведь люди стали ловить много китов[282].

— Да, пожалуйста, обрежь мне ногти, — сказал человечек.

Но как только он снял свои камыки, женщина захлестнула веревку вокруг его лодыжек и воскликнула:

— Готово!

Потом они вытащили его на улицу, хотя он и упирался ногами в порог, и поволокли за собой, разрывая его одежду. Скоро вся его спина была ободрана и окровавлена. Человечек был еле жив от боли.

— Подождите, — сказал он, — я немного приведу себя в порядок. Мои кишки сделаны из жемчуга, легкие — из меди, желчный пузырь — из темного стекла, а мочевой пузырь — из светлого стекла.

Но люди не обратили внимания на его слова и продолжали тащить его вперед, пока он не умер. Тогда они разрезали его — и точно, нашли много прекрасных жемчужин.

Рассмотрев их, они поняли, что у него действительно были жемчужные внутренности. Люди собрали его блестящие внутренности, и пузырь из темного стекла, и пузырь из светлого стекла. Все эти удивительные вещи они принесли домой и развесили по боковой стене. Было очень красиво. Потом они уснули. Но когда ночью один из жителей проснулся, он увидел, что со стены капает вонючая жижа. Оказалось, что на стенах ничего нет, кроме обыкновенных кишок. И люди их выбросили.

234. Старуха — ребенок каменных существ (Пер. Меновщикова Г.А.)[283]

Одна старуха однажды пошла гулять. Скоро она наткнулась на два больших камня в облике людей. Они схватили ее, привели домой и сделали своим ребенком. Они отобрали у нее одежду, положили старуху на нары и все время гладили ее. Когда они уходили на оленью охоту, они всегда прятали ее одежду, чтобы она не могла ее достать. Без кухлянки она не могла выйти, хотя ей очень хотелось поесть оленьего сала. Когда они возвращались, они опять начинали ласкать ее.

Наконец кончик ее носа начал превращаться в камень. Это ее очень обеспокоило, и однажды, когда они собирались на охоту, она сказала им:

— Оставьте мне только мою одежду, я никуда не убегу.

Тогда мужчина наконец отдал ей одежду, но, как только они ушли, она пустилась бежать изо всех сил. Она бежала долго и наконец спряталась. Через некоторое время она услышала приближавшийся громкий стук — это камни дрались друг с другом, причем женщина повторяла:

— Теперь нам не найти ее следов!

И они снова и снова били друг друга. Но наконец они стали удаляться, и каменная женщина все время повторяла:

— Теперь нам не найти ее следов!

Когда они наконец окончательно скрылись вдали, старуха пошла домой с окаменевшим копчиком носа. И благополучно добралась до дома.

235. Женщина, притворившаяся духом горы (Пер. Меновщикова Г.А.)[284]

Муж и жена, говорят, били друг друга, и наконец женщина убежала из дома в горы[285]. Она шла и шла и наконец увидела дом. Она вошла в него; там никого не было, и она осталась в нем. Пробыв в доме некоторое время, она обнаружила, что в доме есть кладовая, полная оленьего жира. Она забралась туда, вывернув наизнанку свою куртку и чулки. Пока она была в кладовой, вернулись с охоты хозяева. Они вошли, поели и легли спать. Вскоре все они крепко уснули.

Внезапно один из них проснулся и сказал:

— Ах, здесь, кажется, плохо пахнет.

Он засветил лампу и стал искать, откуда идет запах. Пока он искал, кто-то задул лампу. Он опять засветил ее, и опять лампу задули. И когда это повторилось в третий раз, он окончательно перепугался и сказал:

— Посмотрите, там что-то есть! Оно все время задувает мою лампу!

Люди выскочили из дома, совсем голые, а женщина вышла следом, крича:

— Ана-на, ися-сы, торопитесь, а то догоню[286]!

Они убежали, забрав детей, совсем голые, а она пугала их криками.

236. Наваганапалюк и Ныгуфкак (Пер. Меновщикова Г.А.)[287]

Ныгуфкак, говорят, женился на женщине из лесного племени по имени Наваганапалюк. Он имел обыкновение сверлить ей колено, и, когда доходил до кости, она плакала и обычно убегала, надев на ноги рукавицы вместо камыков[288]. Однако через некоторое время она возвращалась, и все начиналось сначала. Каждый раз, когда ей было особенно больно, она говорила:

— А сколько у тебя братьев[289]? — Паумин, Паусанин, Минумин, Минусанин, Тахкулик, Тахкугсак, Майук, Катитунак.

А муж отвечал ей:

— Пожалуйста, только приведи их сюда.

Однако Наваганапалюк ничего не делала, а опять надевала рукавицы на ноги, уходила, а потом возвращалась одна.

Но однажды она ушла совсем. Через некоторое время младший брат Ныгуфкака позвал его:

— Ныгуфкак, там пришли люди, кажется, они хотят разрушить наш дом!

Это действительно были братья Наваганапалюк, которые явились, чтобы напасть на Ныгуфкака. Тогда Ныгуфкак ввел в дом свою собаку и сказал брату:

— Подожди немножко, я только надену на нее куртку.

А снаружи уже пытались ломать дом. Нога одного из пришедших пробила крышу. В то же мгновение Ныгуфкак отрубил ее. Пострадавший запрыгал прочь, крича:

— Я потерял ногу[290]!

А Ныгуфкак надел на собаку свою куртку и выбросил ее в окно. Немедленно на собаку бросились нападающие и убили ее. Он же тем временем выскочил через сени и влез на высокий камень, где они не могли достать его. Он шагал так тяжело, что оставлял в камне заметные следы. Нападавшие не могли достать его, а он начал стрелять в них, убивая одного за другим. Последние, оставшиеся в живых, убежали. Так Ныгуфкак покончил с братьями Наваганапалюк.

237. Наваганапалюк и ее братья (Пер. Меновщикова Г.А.)[291]

Наваганапалюк, говорят, была взята в жены одним эскимосом. Она часто надолго уходила в тундру, надев вместо камыков рукавицы. Когда после долгого отсутствия она возвращалась, муж сверлил ей колени до кости, и она горько плакала от боли и говорила ему:

— Сколько у тебя братьев? — Усанат их отец, Кулинат их отец, Паумин, Паусанин, Минумин, Мииусанин, а еще Тахкулик, Майук и Катитунак.

И когда она таким образом называла всех, муж отвечал ей:

— Пожалуйста, приводи своих братьев.

Через некоторое время она опять убегала, и все повторялось сначала.

Но однажды, когда все мужчины ушли очень далеко на охоту, действительно появились братья Наваганапалюк. Они нашли в доме одних женщин и начали без разбору убивать их. Некоторые женщины пытались спрятаться — одна укрылась шкурой, которую скребла, другая залезла под ларь с пищей для собак, перевернув его вверх дном. Еще одна сунула огонь в старое тряпье и отбросы, так что убийцы не могли выдержать вони и не вошли к ней. Убив всех, они насадили тела на деревянные колья, так что те стояли торчком, и ушли. Когда они ушли, спрятавшиеся женщины все еще не решались покинуть свои укрытия.

Когда охотники вернулись домой, они обнаружили, что их женщины, стоящие около яранг, убиты, а оставшиеся в живых рассказали им обо всем происшедшем.

— Ну что ж, плетите тетивы для луков, — сказали мужчины, а сами начали делать луки и стрелы, собираясь воевать по-настоящему.

Три женщины работали изо всех сил, так что даже кожа на большом и указательном пальцах была у них стерта до крови.

Наконец все были снабжены новыми луками и достаточным количеством стрел. Тогда они начали шаманить, чтобы узнать, где были их враги. После этого все отправились в путь. Наконец они увидели большую долину, где две женщины обдирали шкуру оленя. Одна из женщин говорила другой:

— Мне приснилось, что две вши дерутся друг с другом. Когда наш народ собирался воевать, я видела этот же сон.

И они поспешили к своим соплеменникам. Но те, которые их выследили, последовали за ними, стараясь остаться незамеченными. Скоро они подошли к их яранге. Все люди собрались там и сразу занялись приготовлениями к войне[292].

Преследователи пытались подойти поближе к яранге, чтобы увидеть, что там делается. Но у порога лежала большая собака, которая, почуяв чужих, начала лаять. Однако люди, занятые приготовлениями, не обратили на это внимания, и хозяин приказал собаке успокоиться. Тем временем преследователи подобрались к самому входу и начали стрелять в мужчин. А женщин они щадили, потому что хотели взять их в жены. Так они убили всех мужчин.

Потом победители выбрали себе новых жен из женщин побежденных, так как своих собственных жен они лишились. И тогда Наваганапалюк сказала:

— А кто хочет взять меня в жены?

Однако никто не хотел — ведь она была причиной гибели их женщин. Потом двое мужчин подошли к ней и сказали, что хотят взять ее в жены. Они схватили ее за руки и изо всех сил побежали вперед. Они бежали так быстро, что Наваганапалюк вынуждена была прыгать через огромные камни и валуны. Наконец они оторвали ей руки — кровь хлынула потоком. Женщины, увидев это, запели:

Когда она бежала вперед, то кровь се била струями в стороны так, словно это были ее руки.

238. Суакак, на которой женился тугныгак (Пер. Меновщикова Г.А.)[293]

Суакак, говорят, ребенком обычно играла неподалеку от яранги своих родителей. Но однажды тугныгак увидел ее и унес без ведома родителей к себе, чтобы сделать девочку своей женой, когда она подрастет. Родители не могли понять, куда исчезла их дочь, и долго искали ее, но наконец отказались от бесплодных поисков. А девочка росла тем временем в доме тугныгака. По обычаю тугныгаков, чтобы дети стали легконогими, пиявки и черви высасывали у них кровь. Для этого тугныгаки завертывали детей в шкуру лахтака, завязывали эту шкуру вокруг шеи ребенка, зарывали его в землю по шею и оставляли так на некоторое время. Это же они проделали и с Суакак, которая действительно стала легконогой, потеряв всю кровь. Девочка росла и стала наконец женой тугныгака.

Тугныгаки могли бегать так быстро, что догоняли лисиц и ловили их. Теперь свекровь позволяла Суакак помогать обдирать шкуры.

Однажды Суакак сказала ей:

— Я становлюсь "нечистой".

— Это только твои бедра становятся "нечистыми". Прикрывай их, когда обдираешь лисиц [...]

Теперь они были мужем и женой и жили в доме без окон, без лежанки и без подставки для жирника. Жирник стоял прямо на земле, а кухонный горшок не был подвешен на веревке. Суакак все это совсем не нравилось, и она показала мужу, как разместить все эти вещи: она сделала маленький домик, чтобы он посмотрел на его устройство. Увидев все это, муж быстро построил такой дом, и, когда он разрешил ей войти в него, там действительно были лежанка для спанья и подставка для жирника, а кухонный горшок был подвешен над жирником. Свекрови все это новшество показалось таким странным, что она никак по могла заснуть — она все время то пыталась заползти под лежанку, то толкала кухонный горшок, раскачивая его; но наконец заснула и она. Тугныгаки, говорят, умеют проходить сквозь землю.

Наконец Суакак забеременела и родила ребенка. Теперь она начала говорить мужу, что ей хотелось бы навестить родителей. Он охотно согласился, и все вместе они отправились. Ребенок сидел у нее в капюшоне. По когда вдали показалось родительское жилье, муж Суакак остановился и сказал ей:

— Я буду ждать тебя неподалеку оттуда, а ты иди и навести родственников. Если же я начну тосковать о тебе, я исчезну в земле.

И Суакак отправилась к своим родителям. На некотором расстоянии от жилья она увидела двух играющих детей и спросила одного из них:

— Как тебя зовут?

— Мое имя Суакак. Так звали мою сестру, которая исчезла[294]; она была дочерью моих родителей.

Тогда она сказала:

— Пойдем поищем твоих родителей.

Конечно, родители были рады увидеть свою дочь. Они захотели оставить ее у себя, и она начала рассказывать им о себе, в то время как ее муж и в самом деле стал уходить в землю. Наконец Суакак вместе с родителями отправилась искать его. Сначала, увидев их, он хотел убежать, но они взяли его за руки и привели домой. Увидев собак, он снова хотел убежать, но они ввели его в ярангу. Он убежал в дальний угол, и даже глаза его кровоточили, так ему было страшно. Суакак с мужем остались жить у ее родителей.

Так как муж Суакак был из внутренних земель, он никогда не выходил в море на каяке. Братья и сестры Суакак обычно, играя со своим маленьким племянником, говорили ему:

— Маленький тугныгак, маленький тугныгак, он так мал, что даже не выходит никогда на каяке в море.

Но однажды тугныгак отправился гулять по побережью. Здесь он поймал руками много больших чаек, пользуясь своим указательным пальцем как рыбкой-приманкой. Когда он явился домой, за спиной его болталось столько чаек, сколько он мог принести. А сам он сосал свой палец, потому что чайки содрали с него кожу. С тех пор они всегда ели много мяса чаек.

239. Женщина-тугныгак, которая умерла, испугавшись собак (Пер. Меновщикова Г.А.)[295]

Однажды один из наших предков подъехал на санях к дому[296], где жили двое тугныгаков со своей старой матерью. Здесь он распряг собак, но, когда они вбежали в сени, тугныгаки обратились в бегство. Во время бегства они, нечаянно толкнув свою мать, уронили ее на землю, и она, испугавшись вида собак, умерла от страха. Увидев это, мужчина сказал:

— Как грустно, что я — причина смерти вашей матери!

— Пустяки, — ответили тугныгаки, — ее шкура уже совсем некрасивая.

Говорят, тугныгаки сдирали кожу со своих покойников и выделывали ее. Потом они подвешивали ее к потолку и потешались, глядя на нее [...]

240. Двое мужчин, посетивших тугныгаков (Пер. Меновщикова Г.А.)[297]

Двое мужчин увидели тугныгака, который нес на спине большого лахтака. Они отправились за ним, прячась, когда он останавливался, чтобы остаться незамеченными. Издалека они увидели, как он подошел к дому, в который затем внесли тюленя. Наконец наступил вечер, и вслед за местными жителями люди вошли в сени этого дома. Там они увидели совершенно голую женщину, которая собиралась разделывать тюленя. Люди очень удивились этому. Женщина распределяла печень между домочадцами.

— Дай нам побольше, и с жиром! — попросил у нее отец семейства.

Увидев, как он ест, люди не могли удержаться от смеха. Тугныгаки начали вглядываться друг в друга, но больше они ничего не услышали и не могли догадаться, что люди могут быть близко.

Они начали спрашивать друг друга:

— Пуган, ты пустил ветры?

— Нет, вовсе не я!

Наконец они стали задирать головы вверх, и скоро один из них сказал:

— Те, у которых луки, близко!

И вскоре:

— Задайте им как следует!

Когда мужчины услышали это, они попытались убежать, но не смогли. Тогда они легли на землю и покатились и так укатились прочь.

Они видели, как тугныгаки вышли и осматривались. По люди добрались до своего дома и рассказали обо всем.

241. Тугныгак, попавший в ловушку для лисы (Пер. Меновщикова Г.А.)[298]

Тугныгак, который отправился на далекую прогулку, подошел к ловушке на лису — западне, сделанной из льда. Увидев кусок мяса и будучи по обыкновению голодпым, он попытался достать его и при этом зацепился за подпорку так, что ловушка захлопнулась и его рука оказалась зажатой. Он пе мог выбраться. Сначала тугныгак плакал, потом замерз. Его сопли замерзли и превратились в ледяные колонны до самой земли. На них он и опирался и стоял, хотя был мертв. Когда хозяин явился проверить свою ловушку, он увидел тугныгака. Сначала он принял его за лисицу, но затем понял, что это был громадный человек, одетый очень странно. Таких существ охотник до этого никогда не видел, поэтому он побежал к товарищам и рассказал им:

— В ловушке я обнаружил раненое существо, но я не знаю, кто это, так что пойдем и посмотрим!

Они пошли и взяли с собой стариков. Когда старики увидели замерзшего, они сказали, что это тугныгак. Они вынули его из ловушки и похоронили, потому что он был все-таки очень похож на человека и они не могли просто оставить его лежать.

Так тугныгак потерял свою жизнь, потому что он не знал, что такое лисья ловушка.

242. Ловец тюленей и игкилик (Пер. Меновщикова Г.А.)[299]

Один человек отправился на тюленью охоту к отдушинам, но ничего не поймал. Тогда он нашел новую отдушину и устроился около нее в ожидании. В это время он услышал, как несколько игкиликов прошли мимо со своими женами. Они кричали "хам-а-маа!" и пинали их ногами в живот, потому что совсем с ума сходили по женщинам1. Затем он услышал, как кто-то глубоко вздохнул. Это оказался старейшина племени, который медленно плелся за своими детьми. Он подошел к охотнику и приказал ему встать, а затем схватил его за полу кухлянки и ударил. На землю выпала большая кукла. Он снова ударил его, теперь на землю упала большая фигурка собаки.

— Смотри, вот они, те, которые мешали тебе поймать что-либо, — сказал старик.

Этот охотник никогда ничего не мог поймать. Он был получеловек-полусобака. Но игкилик сделал так, что он стал часто добывать нерп. После этого старик оставил охотника и отправился опять вслед за своими детьми, которые с ума сходили по женщинам. Они носились быстро, как зайцы, а их жены кричали:

— Хам-а-маа, хам-а-маа, — а игкилики пинали их ногами в живот.

243. Большеголовые (Пер. Меновщикова Г.А.)[300]

Два человека отправились в далекое путешествие — им очень хотелось повстречать новых людей. Их унесло на льдине далеко в море, а потом они опять вернулись к берегу и однажды с возвышенности увидели, что несколько человек прыгают по льду.

— Пойдем спустимся к ним! — сказал один из них, по другой ответил:

— Это не люди, это большеголовые.

— Все равно я хочу взглянуть на них! — настаивал первый и начал спускаться к прыгающим большеголовым человечкам.

Он подошел к их жилищам и остановился у входа. Из дома вышел какой-то мужчина и, увидев пришедшего, бросился прямо на него. Тут из дома выскочили другие большеголовые и тоже набросились на человека, пытаясь ободрать его. В это время подул ветерок оттуда, где оставался его товарищ. Большеголовые учуяли его запах и бросились за ним. Но когда они его уже почти догнали, он сказал:

— Где моя погода, унга!

Сейчас же налетел яростный шторм, и большинство большеголовых погибло, так как на них не было никакой одежды. Они очень быстро бегают, и они выбегают, попрыгать на лед совсем голые, только в камыках.

244. Женщина, которая отказалась от оленя (Пер. Меновщикова Г.А.)[301]

Как часто случалось у предков, старая женщина жила совсем одна. Лисицы растаскивали пищу из ее кладовой, и она наконец решила произнести против них заклинание. Однажды к ее кладовой подошел олень и тоже захотел полакомиться, по, понюхав ее пищу, упал мертвым, потому что она была заколдована. Старушка вышла из дома и нашла около своей кладовой оленя. Она принесла женский нож — уло — и ободрала оленя, а потом бросила его тушу — прежде она никогда не видела оленей, и он вызывал у нее отвращение. Как-то один человек пришел навестить ее; он тоже не стал есть оленье мясо, а скормил его собакам.

245. Авувак (Пер. Меновщикова Г.А.)[302]

У великого Авувака был младший брат. Когда Авувак садился на мусорную кучу, брат обычно подглядывал за ним и потом выбегал и кричал:

— Давайте подтолкнем немного великого Авувака!

Но когда он выходил, никого уже не было на месте. Так продолжалось довольно долго.

Однажды их родители услышали, что люди намерены убить Авувака. Тогда они начали связывать куски веревок, подвязывали их к потолку и обрезали, делая их такой длины, чтобы они свисали им до паха. Когда люди стали приближаться, родители надели на Авувака детскую одежду и дали ему его детскую пеленку[303], на которой он стоял младенцем.

Младший брат тем временем убежал на высокую крутую гору, а родители остались в доме, держа свисающие веревки на уровне паха. Авувак вышел из дома и, стоя в своей детской одежде на маленькой шкурке, служившей ему когда-то пеленкой, сказал людям, когда они подошли, чтобы убить его:

— Его возвращение, его возвращение.

Пока он говорил так, он был неподвластен им и они не могли убить его, и наконец они убежали. Когда враги скрылись из виду, Авувак вошел в дом. По его маленький брат никак пе мог спуститься с горы — уж очень крутая. А люди вынуждены были уйти и отказаться от убийства великого Авувака.

246. Кумагляк с живыми стрелами (Пер. Меновщикова Г.А.)[304]

Люди пришли, чтобы напасть на Кумагляка и убить его. Один из них сказал:

— Кумагляк, подойди и попей с самым низким и самым высоким.

По Кумагляк ответил:

— Я не собираюсь никуда идти и ничего ради вас не буду пить.

После этого они начали стрелять в него. Но Кумагляк тоже стал стрелять но врагам, делая свои стрелы живыми: ведь наконечники его стрел были сделаны из человеческих костей. Он пускал стрелы одну за другой и убил великое множество врагов, а его жена приносила и подавала ему стрелы. Сам Кумагляк был неуязвим для лука и стрел, и наконец, когда врагов осталось уже немного, они обратились в бегство. Так Кумагляк один убил множество врагов.

247. Анусинангуак, который летал но воздуху (Пер. Меновщикова Г.А.)[305]

Когда Анусинангуак и его жена вместе с другими отправились на каяках на остров Китсигсут, случилось так, что все люди уплыли и оставили Анусинангуака с женой на острове. Но пока они гребли на своих каяках, Анусинангуак полетел по воздуху. Когда гребцы подошли к ярангам, они увидели выходящего навстречу человека:

— Кажется, это наш дорогой Апусинангуак, — сказали они.

Хотя они только что пытались бросить его на острове, он все-таки их обогнал. Они не оставили ему каяка, а он все равно вернулся; не так-то просто было от него уехать!

248. Ангакок Окохкок (Пер. Меновщикова Г.А.)[306]

Окохкок был великий ангакок — шаман. У него было две жены и множество односельчан. Но у него были очень плохие ноги, поэтому он ничего не мог добыть. Его односельчане часто уходили на охоту. Однажды они удачно поохотились, но не принесли свою добычу домой. Так как они ничего не принесли, Окохкок спросил своего сына:

— Разве ты не получил своей доли мяса?

— Они не принесли его домой, — ответил сын.

Тогда Окохкок сказал:

— Пусть его дух-помощник — медведь съест мясо.

Затем он снарядился и вышел. Он был великий ангакок. И действительно, он нашел медведя, который ел добытое охотниками мясо, и поймал его. Потом они вернулись домой, и он сказал своим товарищам:

— Мы поймали медведя — он съел ваше драгоценное мясо.

Тогда товарищи отправились в путь, но дорогой все они умерли от голода. Это сделал Окохкок, потому что они не дали мяса его сыну.

249. Охотник на медведей снимает кожу, чтобы убить раздетого медведя (Пер. Меновщикова Г.А.)[307]

Один из предков охотился на медведя, и однажды он увидел медведя без шкуры. А раз тот был совсем голый, он тоже разделся и снял с себя кожу, а затем убил медведя. Но сначала он усыпил своего маленького сына — ведь тот мог умереть от страха. Убив медведя, он опять надел свою кожу и разбудил сына. Когда они пришли домой, сын рассказал об этом. Так рассказывали о нем великие предки.

250. Человек очерчивает кнутом магический круг (Пер. Меновщикова Г.А.)[308]

Один из предков, очень сведущий в колдовстве, решил однажды заколдовать своего товарища. Разыскав его следы в одном месте, он начертил вокруг них круг с помощью своего кнута. Когда он заколдовал таким образом своего товарища, тот вышел на лед в том месте, где опасно было ходить, провалился и погиб, потому что был заколдован с помощью кнута. Так обычно рассказывают об этом.

251. Двое мужчин заколдовывают друг друга (Пер. Меновщикова Г.А.)[309]

Двое предков, двое мужчин, стали однажды переругиваться. Один из них сказал:

— Я дам тебе кровь моржа! Другой ответил:

— Я дам тебе ласты бородатого тюленя!

Желудок первого вдруг раздулся, и он начал харкать кровью[310]. По второй тоже заболел, его руки и ноги скрючились и окостенели. Тот, которому досталась кровь моржа, умер, а звали его Ангы. По и про другого говорят, что он умер: пальцы у него совсем скорчились и он не мог ходить. Больше я ничего не знаю об этом.

252. Кагуннак (Пер. Меновщикова Г.А.)[311]

Однажды, когда Кагуннак отправился за гагарками, посыпались камни и совершенно завалили его. Правда, он заполз в маленькую пещеру, совсем засыпанную камнями, и оттуда кричал:

— Камни засыпали меня!

Ему пришлось сидеть скрючившись в этой пещере. Сначала он пытался разгребать камин, чтобы выбраться, но в конце концов умер от голода. Позднее туда пришел другой человек, Ала[312]. Это был великий ангакок, и он без всякой помощи вытащил из камней умершего, а затем отнес его на берег. Здесь он сказал ему:

— Кагуннак, проснись!

И тот действительно проснулся, глубоко вздохнув. Хотя до Кагуннака и трудно было добраться, Ала освободил его из-под камней и оживил, потому что он был великий ангакок. Так рассказывают о нем.

253. Как помешали воскреснуть ангакоку (Пер. Меновщикова Г.А.)[313]

Это история о трех братьях, один из которых был очень большой и, кроме того, был умелым ангакоком. Этот ангакок падал[314], но всегда возвращался домой[315], хотя он каждый раз и умирал. Однажды он сказал:

— Большой камень все время толкает меня в воду.

Он падал потому, что его жена никогда не соблюдала табу во время его отсутствия, однако он все-таки всегда возвращался.

Однажды, когда он жил вместе с братьями, он упал. Он попытался положить на себя свои рукавицы. Увидев, что он упал, они подбежали к нему, но из-за того, что они смотрели на него, он не смог вернуться. Старший брат его отсутствовал, а второй брат взвалил его на спину и поволок по земле, потому что брат был больше его. Они похоронили его в пещере. Скоро вернулся старший брат и увидел, что его брат, ангакок, умер. Он рассердился, что они зарыли его в пещере: ведь если бы они его не трогали, то он мог бы вернуть его к жизни.

После его смерти средний брат часто ходил на медвежью охоту. Жена его, как обычно, соблюдала табу, и с наступлением зимы они вдвоем пришли жить в селение. Однажды на охоте его унесло на льдине далеко в море, и он пил кровь из сердца медведей — так он рассказал жене, когда вернулся. И потом он пошел к старшим братьям и рассказал им, как его унесло в море.

254. Кегисок и Тавтсануак (Пер. Меновщикова Г.А.)[316]

Человек но имени Кегисок возвращался домой и но пути ловил гагарок, но тяжелая снежная лавина обрушилась на него и сломала ему ногу. Когда люди нашли его, они принесли его домой и оставили залечивать рану.

Наступило лето. А там был еще один человек, Тавтсануак, который тоже ловил гагарок. Он уже почти накрыл их своей сетью, как вдруг большой камень упал ему на голову и нанес ужасную рану. От этого он стал сумасшедшим. Ему захотелось навестить своего товарища, у которого была сломана нога. Он решил взять его с собой, но, так как тот не хотел идти, он просто взвалил его на спину и понес. Человек начал стонать, так как ему было больно, но сумасшедший только сказал ему:

— Мы оба потеряли то, что болит.

Когда они увидели, что к ним идут люди, он построил для хромого домик, внес его туда, как если бы был в здравом уме, хотя он был безумен. Узнав это, люди пришли поглядеть, и действительно: сумасшедший с огромной раной на голове принес хромого на спине. Потом его крепко связали, но, когда подошли плавучие льдины, ему удалось в штормовую погоду прыгнуть на одну из них, и он размахивал своей нартой так, что его не смогли схватить. Потом его унесло, и буруны бросили его на скалы.

Говорят, его брат часто рассказывал, что он хотел бы повидать брата, жившего в другом селении. У него была красная заплата. Однажды брат увидел трех моржей, на одном из которых было что-то красное, и люди решили, что это был безумец, убежавший и превратившийся в моржа.

255. Игимагасюгсюк (Пер Вахтина Н.Б.)[317]

Про Игимагасюгсюка говорили, что он всегда очень быстро терял жен и так же быстро женился вновь. Но никто не знал, что он убивал и съедал своих жен и своих маленьких детей.

Наконец он женился на девушке, у которой был младший брат и много родственников. Однажды, вернувшись домой с охоты на оленей, он сказал мальчику, брату жены:

— Пожалуйста, сходи принеси мне мой топор, он там лежит, под подставкой для лодки, — и сам, встав, вышел за ним.

Услышав крики брата, жена Игимагасюгсюка выглянула наружу и увидела, что ее муж преследует мальчика. Потом он догнал его и стал бить по голове, пока тот не упал замертво. После этого Игимагасюгсюк велел своей жене сварить куски тела ее брата. Он стал есть и предложил жене кусок руки мальчика, велев ей есть с ним, но она только сделала вид, что ест, и спрятала свой кусок в золе очага.

— Мне кажется, что ты плачешь! — закричал Игимагасюгсюк.

— Нет, — ответила его жена, — мне только немного неловко.

Сожрав брата жены, муж принялся откармливать свою жену и для этого кормил се только оленьим салом, а пить давал всего но одной раковине в день. Вскоре она так растолстела, что совсем не могла двигаться.

Однажды он ушел, крепко завязав вход яранги прочными ремешками. Когда он отошел достаточно далеко, женщина взяла нож, скатилась с лежанки и покатилась к выходу. С большим трудом перевалившись через порожек, она оказалась во входном коридоре и перерезала ремешки, держащие вход. Докатившись до лужицы, она стала пить. Выпив очень много воды, она почувствовала себя легче и смогла уже подняться и вернуться назад. Войдя в полог, она набила свою кухлянку и положила спиной вверх на лежанку, потом, крепко завязав вход, вышла наружу. Но, уверенная, что муж тут же бросится за ней в погоню, она спустилась к огромному, выброшенному морем стволу дерева и пропела над ним заклинание. Пела она так[318]:

Тогда ствол раскрылся в середине, она влезла внутрь и запела:

И ствол сомкнулся вокруг нее, а она осталась в темноте. Вскоре она услышала, как подходит ее муж. Войдя в полог, он увидел набитую кухлянку и, подойдя, пронзил ее копьем. Но, увидев, что это такое на самом деле, он выбежал и помчался по следу жены. Теперь же, стоя у ствола, он говорил:

— Ах, зачем же я так долго ждал и не убил ее раньше, о, бедный я, бедный!

Потом она слышала, как он уходил и несколько раз возвращался, но, так как все следы оканчивались у ствола, он наконец ушел совсем, и женщина снова запела:

Ствол раскрылся, женщина вылезла и побежала дальше. Но в следующий раз, чтобы муж не смог догнать и найти ее, она спряталась в лисьей норе. Снова все следы обрывались здесь. Она слышала, как он роет руками землю, но скоро, утомившись, он ушел прочь, потом снова вернулся и снова ушел, как и в первый раз, и все сокрушался:

— Ах, как жаль! Ну что я за несчастный человек!

Увидев, что муж ушел, жена снова отправилась в путь. Но, все еще опасаясь погони, она спряталась за кустами. Снова она услышала, что он возвращается, все так же жалуясь:

— Как жаль, что я ее сразу не съел!

Опять он ушел и тут же вернулся, говоря:

— Все следы обрываются здесь!

Женщина отправилась дальше и уже начала надеяться, что ей удастся дойти до какого-нибудь селения прежде, чем муж нагонит ее. Вскоре она увидела людей, собиравших в тундре ягоды. Они испугались, увидев ее, но она закричала:

— Я жена Игимагасюгсюка!

Тогда люди подошли к ней и, взяв ее под руки, отвели в дом. Войдя, она сказала:

— Игимагасюгсюк, который ест своих жен, съел также и моего брата. Он и меня хочет схватить и поэтому придет за мной сюда. Он очень любит развлечения, так что вы вначале обращайтесь с ним любезно и вежливо.

Вскоре пришел и Игимагасюгсюк, но жена его спряталась за занавеской из шкур; остальные встали и вышли, чтобы приветствовать его, и сказали ему:

— Здорова ли твоя семья дома?

— Да, с ними все хорошо, — ответил он.

Когда он вошел, ему дали поесть, а потом, дав бубен, предложили:

— Спой нам что-нибудь.

Мужчина взял было бубей, но скоро отдал его одному из сидевших, говоря:

— Лучше ты меня развлеки, — и другой, взяв бубен, запел:

При этих словах Игимагасюгсюк покраснел всем лицом, и даже шея его налилась краской, но певец продолжал:

Тут вышла жена и сказала:

— Нет, не заставил; свой кусок я закопала в золу.

Тогда они схватили Игимагасюгсюка, и жена сказала:

— Помнишь, как ты пронзил мою набитую кухлянку?

Затем она убила его копьем.

256. Три брата (Пер Вахтина Н.Б.)[319]

Жили три двоюродных брата: Кумахлят, Асялёк и Мыгак. Они очень любили друг друга. У Кумахлята был собственный дом и свой умиак. Двое других имели общий дом и общую лодку, но они всегда помогали друг другу и развлекались, показывая свою силу и ловкость. Уходя в море на каяках, они во всем поддерживали друг друга и всегда были очень привязаны друг к другу.

Вместе с Кумахлятом жила очень злая старуха. Однажды он предупредил ее:

— Я не допущу, чтобы в моем доме жила такая злобная старуха, как ты, и когда-нибудь я тебя убью!

С тех пор эта старуха вела себя очень тихо, по однажды она воскликнула:

— Вот что я тебе скажу: неспроста я такая тихая и задумчивая; с первого дня, как ты стал кормить меня и заботиться обо мне, я тебя жалею, и поэтому я все время молчу и грущу.

— Как это? — спросил Кумахлят, и она ответила:

— Как по-твоему, твои двоюродные братья любят тебя? Ничуть — сейчас они собираются тебя убить.

Это она специально соврала, потому что была такая злобная, что даже спать по ночам не могла. По Кумахлят с этой поры стал бояться своих братьев, и, хотя раньше он ни на минуту с ними не расставался, теперь он стал избегать их.

Однажды весной братья, войдя в дом Кумахлята, спросили его:

— Ты разве не пойдешь сегодня на каяке?

— Нет, — ответил он, — я не могу. Нужно дать моему каяку время высохнуть.

Они отправились без него. Пока их не было, он выкопал из снега шесты своей яранги и как раз успел до возвращения братьев.

Назавтра они снова пришли к нему с тем же вопросом, по он ответил, как и в первый раз:

— Нет, мне нужно полностью высушить каяк, прежде чем я смогу им пользоваться.

Братьям хотелось, чтобы Кумахлят пошел с ними, но, так как он не поддавался на уговоры, они опять поплыли без него. Едва они скрылись, он быстро собрал все, чтобы уехать, спустил на воду свой умиак и, быстро нагрузив его, отчалил; но, уплывая, сказал оставшимся на берегу:

— Пусть братья едут за мной как можно скорее: мы поплывем к нашим запасам.

Сказав так, он отплыл.

Вскоре вернулись Асялёк и Мыгак, и, обнаружив, что Кумахлят уплыл, они стали спрашивать о нем, и им сказали:

— Они только что отплыли и велели передать, что они поплывут в море, к своим запасам, и чтобы вы двое плыли за ними как можно скорее.

Братья решили плыть и назавтра рано утром спустили и нагрузили лодку и отправились в обычном направлении; но они не нашли никаких следов пребывания Кумахлята на берегу.

У Кумахлята был амулет — череп нерпы, — и теперь каждый раз, когда ему приходилось проплывать мимо населенных мест, он прикреплял свой амулет к носу лодки, так что людям на берету казалось, что это всею лишь пятнистая нерпа ныряет в волнах. Но в одном из поселков, которые он таким способом миновал, был дурак, который всегда предчувствовал, когда что-то должно было произойти. Видя, что мимо плывет лодка, он закричал:

— Лодка! Лодка!

Но когда другие вышли поглядеть, они увидели только пятнистую нерпу, игравшую в волнах; а потом и та пропала.

Когда Асялёк и его спутники приплыли в это селение и услышали эту историю, они поняли, что это был Кумахлят: они ведь знали, что у того есть такой амулет.

Тем временем Кумахлят плыл и плыл день и ночь, не выходя на берег; когда женщины-гребцы уставали, они только ненадолго привязывали лодку, чтобы отдохнуть, а потом плыли дальше. Наконец они остановились в месте, где жило много людей. Здесь они и решили поселиться. Там они встретили глубокого старика, занятого изготовлением лодки. Волосы его были белы, как айсберг, а рядом с ним стоял бородатый молодой человек.

Вскоре после приезда старик сказал Кумахляту:

— Этот молодой человек еще не родился, когда я начал строить эту лодку, а вот сейчас я едва закончил корпус.

Справа и слева от него лежали груды раковин — это был его единственный инструмент, которым он работал.

— Здесь у нас нет ни единого ножа, — пожаловался старик, — а вот дальше, в глубь страны, живут люди, у которых ножей в изобилии.

А когда Кумахлят стал его расспрашивать, старик продолжал:

— Там, в глубине страны, живут многочисленные ыхкилики[320], и они невероятно богаты. Но если кто из береговых уходит туда, он не возвращается, — наверное, его убивают.

Тогда Кумахлят сказал:

— Мне очень хочется пойти поискать их самому.

Ио старик ответил:

— Боюсь, что тебе не по силам окажется сделать это одному; и даже если пойдут несколько наших, их почти наверняка убьют.

Но Кумахлят, вернувшись в свой полог, стал делать маленький лук и стрелы — колчан он сделал из нерпичьей шкуры. Закончив, он отправился искать ыхкиликов в одиночку.

А тем временем его братья Асялёк и Мыгак тоже долго ходили по тундре и наконец вышли к широкой равнине, где вокруг озера стояло много жилищ ыхкиликов. Озеро это было у них вместо моря.

Братья спрятались, дожидаясь ночи, и смотрели, как ыхкилики возвращаются с дневной охоты.

Сквозь лучи заходящего солнца они разглядели неподалеку высокого мужчину, который нес на спине груз. Они совсем ужо было пустили в него свои стрелы, как вдруг оба воскликнули:

— Э, да не Кумахлят ли это?!

И мужчина ответил:

— Да, это я.

— Ну, — сказали они, — раз мы так счастливо встретились, эти ненавистные ыхкилики погибнут.

Встретившись вновь и узнав друг друга, братья очень обрадовались. Кумахлят рассказал, как старуха оклеветала братьев. Когда совсем стемнело и в поселке ыхкиликов все стихло, братья встали и пошли искать безопасное место. Ыхкилики поставили свои жилища на дальнем конце озера, а прямо напротив был маленький островок, на котором решили засесть братья. Дойдя до места, они увидели, что островок находится от берега на расстоянии броска камня. Кумахлят, с грузом на спине, первым решился прыгнуть и успешно допрыгнул до островка; Асялёк тоже допрыгнул, но Мыгак воскликнул:

— Я не смогу!

По братья уговорили его попробовать, и он тоже сумел допрыгнуть до островка, правда замочив ноги. Здесь они сложили свои стрелы, оставив себе всего по две, после чего вернулись назад — Мыгак, как и в первый раз, чуть не упал в воду. Потом они двинулись к жилищам, где все уже улеглись спать. Подойдя к самой большой землянке, Кумахлят сказал своим спутникам:

— Я прыгну на поперечину над входом, а вы входите внутрь.

Пройдя внутрь и заглянув через щелку в полог, они увидели пожилую пару. Те еще не спали. Женщина, расположившись по-домашнему, сидела на лежанке, а мужчина стоял, наклонившись вперед и положив голову на руки. Вдруг мужчина завыл по-собачьи, а женщина поднялась на ноги. Тогда он начал лизать ей живот. а она кормила его оленьим салом.

Тогда Кумахлят сказал:

— Когда он станет лизать ее в следующий раз, я прицелюсь и выстрелю в нее.

Старик, закончив есть, снова завыл, и женщина опять поднялась, но только он собрался ее лизнуть, как Кумахлят прострелил ее насквозь. Раздался ужасающий вопль; Кумахлят быстро спрыгнул, и они втроем побежали в свое укрытие, а ыхкилики толпой высыпали из своих жилищ. Тем временем братья благополучно достигли своего островка, переправившись, как и в первый раз. Добравшись туда, они поспешно легли на землю друг за другом: Кумахлят впереди, за ним Асалёк, а за ним и Мыгак. Ыхкилики стали пускать в них свои стрелы, которые они носили в колчанах за спиной, причем женщины, вытаскивая стрелы сверху, стреляли гораздо проворнее мужчин, которые доставали их сбоку.

Братья внимательно следили за лучниками на берегу, все время падая ничком, когда в них летела стрела. Но тут одна просвистела в воздухе и, слегка задев двоих, попала во что-то позади них. Обернувшись, они увидели, что Мыгак опасно ранен в горло — потому что он рискнул поднять голову. Тогда Асялёк спросил Кумахлята:

— Не знаешь ли ты заговора, чтобы оживить его?

— Кажется, знаю, — ответил тот и начал бормотать что-то. Когда он кончил, они обернулись и увидели, что стрела уже наполовину вылезла из горла Мыгака, а когда Кумахлят трижды повторил заговор — Мыгак был живым и невредимым!

А ыхкилики все стреляли, но вскоре они растратили все свои стрелы, а у Кумахлята только чуть-чуть была содрана кожа на виске.

Тогда братья поднялись, чтобы послать назад стрелы ыхкиликов. Перебив очень много ыхкиликов, они стали преследовать остальных вдоль реки, пока те не добелили до водопада, где у них было убежище; но Кумахлят убил их всех, бросая в них камни. После этого братья вернулись к жилищам, где оставались охваченные ужасом дети; некоторые притворялись мертвыми, но братья все равно схватили их всех и убили, проткнув им головы сквозь уши. В живых они оставили только одного мальчика и одну девочку.

Потом они осмотрели жилища ыхкиликов и увидели медные горшки с медными ручками, и вообще чего там только не было! Когда они отперли сундуки, крышки сами распахнулись, так много там было набито одежды. В других сундуках оказались ножи с красивыми ручками; братья взяли, сколько смогли унести, и отправились назад, к побережью.

Между тем люди, у которых Кумахлят оставил свою семью, нередко посмеивались над ними, говоря:

— Знаете, те, кто пошли к ыхкиликам, обязательно принесут много хороших вещей, например ножи с красивыми рукоятками.

Услыхав это, жена Кумахлята выбегала наружу, думая, что вернулся ее муж; но они говорили так, уверенные, что он погиб. Один старый холостяк взял его Лчену к себе в дом и обеспечивал ее пищей, считая ее вдовой.

В тот момент, когда Кумахлят действительно подходил к побережью, люди снова потешались над его семьей, крича, как всегда. Но тут старик, который строил лодку, обернулся и увидел Кумахлята, спускающегося с холма с тяжелой ношей на спине. Когда он подошел, все увидели, что это ножи с красивыми рукоятками. Войдя в жилище, Кумахлят увидел, что его жена и мать оплакивают его, и сказал:

— Я ожидал застать вас с погасшим светильником[321].

— Нас кормил старый холостяк, — ответили они, — поэтому мы не умерли от голода.

— Большое ему спасибо, — обрадовался Кумахлят. — Пусть он придет и выберет себе нож.

Но старый холостяк не решался войти, а хотел, чтобы Кумахлят вынес ему нож наружу; тогда Кумахлят сказал:

— Я слишком многим ему обязан; я должен уговорить его зайти.

Но старик, опасаясь какого-нибудь подвоха[322], настаивал, чтобы ему вынесли нож. Наконец Кумахлят уговорил его сначала перешагнуть через порог, а потом и зайти в полог. Убедив его сесть, он сказал:

— Ты хорошо кормил этих несчастных: я очень тебе благодарен и прошу тебя принять от меня любой из этих ножей, — и с этими словами протянул ему два ножа с очень красивыми рукоятками.

Говорят, что после этого братья вернулись жить на старое место; и что они прославились благодаря своему мужеству и доблести; и что они убивали медведей и киливфаков[323].

257. Куявагсюк (Пер Вахтина Н.Б.)[324]

Однажды жил человек, жена которого не рожала детей. Муж, завидуя всем, у кого были дети, велел ей однажды привести себя в порядок и отправиться поблизости в одно место, где всегда ловил рыбу один старик. Этот старик уже не охотился на нерпу, но был могущественным колдуном.

На другой день, когда мужчина рыбачил на своем каяке невдалеке от берега, его жена появилась на берегу, одетая во все лучшее. Но старик, боясь ее мужа, не посмел к ней подойти, и она вскоре вернулась. Тогда муж сам отправился к старику и обещал отдавать ему половину своей добычи, если он сможет придумать, как его жене родить ребенка. Когда назавтра женщина появилась на берегу, старик немедленно подплыл к берегу и подошел к ней. С этого дня человек всегда откладывал половину своей: добычи для старика, а когда заметил, что его жена беременна, стал просить старика поселиться в его доме; но старик отказался, сказав:

— Твоя жена родит тебе сына; завтра, когда ты отправишься охотиться на каяке, плыви к птичьему базару и поймай там черного баклана, чтобы сделать амулет.

На другой день, когда муж принес птицу, старик сказал:

— Теперь ты должен найти пустой внутри черный камень, на который никогда не падал луч солнца.

Когда тот принес и это, старик сказал:

— Теперь ты должен пойти на могилу своей бабки и принести ее ключицу.

Когда все это было собрано, жена родила мальчика. Старик нарек его Куявагсюком. Камень положили у него в ногах, а птицу повесили над окном. Старик велел отцу сделать мальчику каяк, как только тот сможет на нем плавать, и снабдить его разной снастью и всем, что необходимо для охоты.

Когда мальчик подрос, отец сделал ему каяк; и не успели высохнуть шкуры, которыми он был обтянут, его спустили на воду. Мальчик влез в него, и каяк оттолкнули от берега. А старик рассказал, что произойдет с мальчиком:

— В первый же раз, когда он отправится охотиться, он поймает гладкую нерпу, а за ней еще девять; и в будущем он всегда будет ловить но десять нерп, когда бы он ни стал охотиться.

Старик и отец плыли за мальчиком вплотную, но едва они позволили ему чуть-чуть отойти от них, из воды высунула голову нерпа. Мальчик подгреб ближе и загарпунил ее, чем привел старика в восторг; и с этого дня мальчик стал охотиться.

Когда мальчик подрос, он взял себе двух жен. Он был очень полезным человеком для своих домочадцев и соседей. Однажды зимой море замерзло очень рано, и вскоре осталась лишь одна полынья — прямо перед их селением. В этой полынье юноша ежедневно добывал свои десять нерп. Скоро полынья уменьшилась настолько, что его каяк стал задевать бортами за края, а потом она и вовсе исчезла. Все море было теперь покрыто льдинами, и люди очень встревожились. Они стали думать, не позвать ли им шамана. Один из них сказал:

— Я видел, как дочь вдовы Иглютсиалика упражнялась на озере в шаманском искусстве.

Куявагсюк тут же послал к ней сказать, что она получит большую нерпичью шкуру, если сможет заставить лед разойтись. Но та отказалась. Люди предлагали ей поочередно разные вещи, всякую одежду, жирники, но она не соглашалась. Тогда кто-то принес ей пригоршню бисера, который ей понравился, и она сказала матери:

— Принеси мне мою летнюю одежду!

Надев ее, девушка спустилась к берегу и исчезла среди торосов, громоздившихся на льду. Вскоре люди услышали всплеск, и больше ее не видели. Три дня она оставалась на дне океана, где сражалась с Хозяйкой моря, чтобы заставить ее отпустить морских животных, которых та нарочно задерживала и заставляла плавать под своей лампой. Когда девушке удалось успокоить ее, она вернулась на землю. Вечером третьего дня она вновь появилась среди прибрежных торосов и сказала людям, чтобы ей дали каждую вторую нерпу, которую они поймают, — как с красивыми шкурами, так и обычных нерп. Море было все еще сковано льдом. Но утром на рассвете лед вскрылся, и невдалеке от домов появилась полынья; скоро она так расширилась, что люди могли спустить свои каяки. Каждый из них вскоре поймал по две нерпы, а Куявагсюк, как всегда, десять; остальные очень ему завидовали.

Однажды случилось, что жены Куявагсюка оставили поесть его дяде, который должен был вернуться домой поздно вечером, кусок спины вместо куска грудинки. Дядя оскорбился этим невниманием с их стороны и решил сделать Куявагсюку оборотень-тюпиляк. Для этого он собрал кости разных животных, из которых и сделал его, с тем чтобы тот мог превращаться в любых тундровых зверей, и птиц, и нерп; оживив кости, он выпустил их и велел извести Куявагсюка.

Сначала тюпиляк нырнул в море и выскочил наверх в облике нерпы; но Куявагсюк как раз возвращался домой, и, когда тот его догнал, он уже вытаскивал свой каяк на берег. На второй и на третий день произошло то же самое. Тогда тюпиляк решил пойти за юношей к его дому и там убить его страхом. Он превратился в полярную гагару[325] и стал кричать у него под дверью. Куявагсюк вышел, но, так как его нельзя было заставить посмотреть на гагару, колдовство не сработало.

Тогда тюпиляк решил пробраться к нему в дом из-под земли. Но и в этот раз ничего не вышло: он вылез у задней стены дома; а чуть только собрался влезть на крышу, он встретился с птицей-амулетом, которая стала клевать его и царапать. В отчаянии тюпиляк подумал: "Почему этот ничтожный дурень все время меня одолевает?" — в гневе повернулся против создавшего его. Нырнув в море неподалеку от места, где тот рыбачил, он выскочил прямо под каяком и, перевернув его, сожрал охотника. Потом он уплыл далеко-далеко от того места, где живут люди, в открытый океан.

Куявагсюк же после этого продолжал жить как ни в чем не бывало и умер очень старым.

258. Гивиок (Пер Вахтина Н.Б.)[326]

Гивиок[327], говорят, потерял однажды жену и хотел уехать от стоянки, где жил, оставив ребенка и место, где жена была похоронена, — в таком он был отчаянии. Он ждал только, когда мальчик заснет; потом слез с лежанки на пол, но ребенок стал плакать, и он снова залез и лег рядом с ним. Однажды он совсем было приготовился и уже нагнулся, чтобы вылезти наружу, но вернулся: он не в силах был оставить сына.

Однажды мальчик вбежал в дверь, очень взволнованный, и сказал:

— Там, снаружи, ходит с кем-то неизвестным моя мама!

Гивиок ответил:

— Твоя мать не здесь; она лежит там, вдалеке, под большими камнями.

Но мальчик настойчиво повторял:

— Пойди посмотри сам.

Когда Гивиок выглянул из окна, он действительно увидел свою жену в объятиях какого-то человека. Он пришел в ярость, выскочил и убил их, а потом похоронил, положив друг на друга, под кучей камней.

Отец и сын легли спать, но, когда сын заснул, отец все-таки привел в исполнение свой план: выполз через входной коридор и, не обращая внимания на крик сына, сел в свой каяк и поспешно поплыл прочь.

Он греб и греб по пустынному морю. Однажды он попал в водоворот и чуть не погиб, но все-таки спасся. Потом он попал в место, где было полно хищных морских вшей. Сначала он пытался отбиться от них, колотя по ним палкой[328], но они быстро сожрали эту палку. Тогда он выбросил им свои рукавицы из нерпичьей шкуры, и, увидев, что с ними те справились не так скоро, он придумал надеть на лопатки весла свои старые рукавицы, чтобы звери не набросились на его весла прежде, чем они сможет уплыть от них.

Потом Гивиок поплыл дальше и увидел на воде длинную черную полоску. Подплыв ближе, Гивиок обнаружил, что это водоросли, которые росли так густо, что он смог вылезти на них. Он лег и уснул. Проснувшись, он перетащил через водоросли на руках свой каяк и перешел сам; перебравшись так, он поплыл дальше. Скоро он увидел два айсберга, а между ними узкий проход; проход то открывался, то закрывался. Он попытался обойти айсберги, но те все время оказывались у него на пути, и в конце концов он рискнул направить свой каяк между ними. Он помчался вперед изо всех сил и едва успел проскочить, как горы замкнулись за ним; кончик кормы его каяка все-таки расплющило.

Наконец он заметил вдали что-то темное и вскоре достиг длинной полоски земли. Гивиок подумал: "Если здесь кто-нибудь живет, я наверняка найду голую скалу[329]" — и действительно скоро увидел ее.

По дыму он легко определил, где находится жилище, и понял, что там внутри варят. Он подошел к жилищу и быстро опрокинул дымовую трубу, а сам спрятался неподалеку. Выбежала женщина и закричала:

— Кто это, интересно, перевернул ее? — и снова поставила ее правильно. Увидев Гивиока, она поспешно скрылась в доме, но быстро вернулась и сказала ему:

— Пожалуйста, войди.

Войдя внутрь, он увидел отвратительную старуху, которая лежала, накрытая одеялом. Старуха велела дочери пойти собрать ягод; та вышла и вскоре вернулась и принесла много ягод, перемешанных с жиром. Попробовав кушанье, Гивиок сказал:

— Это действительно очень вкусно!

На это Усёгсяк — так звали старуху — ответила:

— Нe удивительно: это ведь жир совсем молодого человека.

— Фу! — воскликнул Гивиок. — Такого я не ем!

Нагнувшись, он заметил под лежанкой множество человеческих голов, сложенных в ряд. Когда старуха случайно слегка приподняла одеяло и повернулась к нему спиной, он увидел, что под ней что-то поблескивает.

Когда они собирались ложиться спать, Гивиок сказал:

— Я ненадолго выйду.

Он вышел и быстро отыскал плоский камень, чтобы прикрыть свою грудь; вернувшись, он лег на лежанку под окном. Не успел он притвориться, что заснул, как услышал слова дочери:

— Он уже крепко спит.

Тут старуха отбросила одеяло и спрыгнула со своего места на главной лежанке. Но Гивиок сделал вид, что еще но совсем заснул, и она тихо вернулась на место. Когда он снова затих, открыв грудь и лежа на спине, дочь снова сказала:

— Теперь он наверняка спит.

И старуха снова спустилась, еще быстрее, чем в первый раз, и, подбежав к Гивиоку, прыгнула и всей тяжестью опустилась ему на грудь, но тут же с криком скатилась вниз.

— Ох, как жалко! — закричала ее дочь. — Усёгсяк сломала свой хвост! Она так хорошо кормила нас с его помощью[330]!

Тут Гивиок вскочил с лежанки, бросил камень и убежал через дверь, а дочь кричала ему вслед:

— Негодяй! Как бы я хотела попробовать, каковы на вкус твои щеки!

Но он уже прыгнул в свой каяк, едва не перевернувшись. Выправившись, он закричал:

— А почему бы мне ее не загарпунить?!

Сказав так, он убил их обеих на месте.

Потом он продолжал свой путь и вскоре доплыл до другой голой скалы. Он высадился неподалеку от нее и, как и в первый раз, пошел к дому, где также опрокинул дымоход, а потом спрятался. Снова из дома вышла женщина; когда она вошла обратно, он услышал, как внутри удивляются, что дымоход опрокинулся: ветра-то нет. Когда она вышла снова, Гивиок показался из укрытия, и его пригласили войти. Переступив порог, он увидел, что стены увешаны охотничьими поплавками. В доме тоже жили мать с дочерью. Мать сказала:

— Скоро будет отлив; у нас, увы, нет никого, кто привозил бы нам добычу, когда мы загарпуним рыбу и привяжем к ней пузыри.

— У меня тут есть каяк, — ответил Гивиок, — я только что приплыл оттуда от тех вон злодеек, которых я убил.

— О, спасибо! — воскликнули они. — У нас в доме тоже жили мужчины, но эти чудовища всех их поубивали. Оставайся жить с нами.

Гивиок тут же согласился, и они продолжали:

— Завтра будет отлив, но, когда ты услышишь грохот, спеши назад: начнется прилив и ты должен успеть к берегу.

Потом они легли спать. Гивиок крепко спал, когда вдруг услышал грохот и увидел, как дочь выскользнула через входной коридор. Он поспешил на берег, но, когда подошел, оказалось, что женщины уже поймали несколько палтусов, которые лежали высоко на сухом берегу. Он успел только убить еще нескольких, когда снова услыхал рев воды, и на него понеслись огромные волны, так что он едва успел добраться до берега. Убитые рыбины плавали на поверхности благодаря поплавкам, по их отнесло к противоположному берегу. Гивиок привез их назад на своем каяке, и женщины его долго благодарили. Некоторое время он жил с ними.

Со временем его стала мучить память о сыне, и он подумал: "Бедный мой сын! Как горько было слышать его плач, когда я уезжал! Когда-нибудь я должен поехать и повидать его".

И вот он отправился в путь и все плыл и плыл. Он снова встретился со всеми опасностями, которые подстерегали его, когда он покидал дом, но еще раз сумел счастливо миновать их. Наконец он добрался до противоположной стороны и услыхал, как люди поют. Он поплыл на звук песни и присоединился к целой флотилии лодок, тащивших кита. На ките стоял мужественного вида юноша. Гивиок не узнал его; по это был его сын, который охотился на кита. Отец оставил его плачущим ребенком; теперь он видел перед собой великого охотника, стоявшего на спине кита.

259. Мыгкисялик, охотник на оленей (Пер Вахтина Н.Б.)[331]

У Мыгкисялика был единственный сын, который помогал ему охотиться и добывать еду для всей семьи. Летом они всегда охотились вдвоем в одной и той же бухте; кроме них двоих, там никого не было. Когда Мыгкисялик состарился, он вынужден был оставить охоту; теперь уже только один сын кормил семью.

Однажды, когда они в очередной раз поселились в бухте, сын ушел охотиться, и старики остались одни. Они никого не ждали, но, выйдя наружу, неожиданно увидели большую лодку, входившую на парусе в бухту. Вокруг лодки шли несколько каяков. Мыгкисялик очень обрадовался, увидев это, и велел жене достать немного вяленого мяса, чтобы гости могли перекусить с дороги. Он радовался, думая, что у его сына отныне во время охоты будут товарищи. Среди приехавших было много мужчин, было и несколько стариков, очень разговорчивых.

Когда сын вернулся с гор, он тоже очень обрадовался, что у него появились товарищи. Он гостеприимно с ними обошелся и пригласил их всех поесть, как только еда сварилась. Они вежливо разговаривали друг с другом и сговорились назавтра идти вместе на охоту.

Наутро они отправились и скоро увидели стадо оленей, которое паслось внизу, в долине. Послав вперед загонщиков, охотники, чтобы залечь, стали делать маленькие углубления в земле с холмиками, насыпанными впереди. Приезжие предложили сыну Мыгкисялика стрелять последним, и тот согласился; но когда загонщики окружили оленей и погнали их к укрытиям, он вдруг подумал: "А вдруг они очень жадные и вообще не оставят мне оленей?"

Тем временем остальные прицелились и подстрелили всех оленей, которых можно было. Юноша помог им снимать шкуры; но когда охотники стали спускаться с холмов к домам, он шел немного сзади.

Вернувшись, приезжие тут же велели своим женам готовить еду и пригласили юношу и его родителей. Во время ужина один из людей сказал:

— Наверное, в этих местах очень много оленей, если даже сын Мыгкисялика ухитрялся их добывать.

Мыгкисялики молча выслушали это; но позже, когда они вернулись домой и сели все вместе, отец сказал:

— Мы ведь ничего не можем поделать; придется оставить все как есть; их очень много.

На следующий день все повторилось: охотники обращались с сыном Мыгкисялика так же, как накануне, велев ему занять позицию как можно дальше от загонщиков. По дороге домой он снова держался немного сзади. Вскоре, правда, он их догнал, и, когда они вернулись, Мыгкисялики снова были приглашены на трапезу.

Тот мужчина, который накануне оскорблял сына Мыгкисялика, и на этот раз говорил с ним в таком же тоне; это совершенно вывело того из себя.

Но на следующий день они снова отправились вместе и пришли в большую долину, которая, казалось, вся была покрыта оленьими стадами.

Как и накануне, приезжие велели Мыгкисялику вырыть укрытие позади всех; тогда он пробормотал:

— Если так будет продолжаться, я никогда не сумею ничего добыть. Дай-ка я попробую вспугнуть оленей, чтобы они все убежали.

Когда стадо приблизилось, погоняемое загонщиками, он притворился, будто что-то делает. Его предупредили, чтобы он не шевелился, иначе животные его увидят, но он замер только на минуту, а потом опять стал шевелиться. Тем временем стадо подошло совсем близко, но вдруг вожак остановился, повернулся и бросился прочь во всю прыть, а за ним и все стадо. Увидев это, охотники последовали за ним; но постепенно они стали отставать, так что в конце долины только один продолжал преследование, но и он скоро устал, и, когда сын Мыгкисялика стал подниматься по склону, он был уже один. Вскоре он исчез по другую сторону холма, преследуя быстро бегущих оленей. Остальные медленно шли по его следу, но, когда они добрались до гребня холма, они увидели множество белобрюхих оленей, лежащих замертво в низине по другую сторону, а Мыгкисялик-охотник сидел внизу на камне, отдохнувший и свежий. Остальные подошли, раскрасневшись от усталости и злости, и никто не произнес ни слова. Все тут же принялись за работу и стали разделывать оленей; но за то время, пока все успевали покончить с одним, Мыгкисялик разделывал двух. Упаковав свою ношу, он сказал:

— Вы можете взять, сколько хотите.

Тому человеку, который раньше потешался и смеялся над ним, эта речь совсем не понравилась, но он промолчал. По дороге домой они разделились. Сын Мыгкисялика теперь пел себя как раньше и шел впереди всех. Так как он нес свой груз на спине и время от времени отдыхал, он пришел домой первым. Когда остальные вернулись с пустыми руками, все кастрюли Мыгкисяликов уже стояли на огне. Они пригласили соседей поесть с ними. Во время еды хозяин пытался завести беседу, но безуспешно: все молчали, и даже старик, отец приезжих, молчал. Поев, все ушли; остался только их отец, который теперь заговорил и, как бы между прочим, сказал:

— Нам нужно что-нибудь, из чего можно было бы сделать буравчик; можно мне взять вот этот сустав?

Мыгкисялик охотно отдал ему его, сказав:

— У нас их много.

Наутро Мыгкисялики проснулись от шума и, выглянув, увидели, что приезжие разбирают жилище и готовятся уезжать. Мыгкисялики опять остались одни, и их сыну снова пришлось ходить на охоту в одиночку.

Однажды, перетаскивая к жилищу добытых оленей, Мыгкисялик сказал родителям, что у него опухло колено. Опухоль росла, и в конце концов он умер, но перед смертью сказал им:

— Болезнь наслал на меня старик, отец тех приезжавших людей. Он заколдовал коленный сустав, который попросил у нас, а теперь сустав обернулся против меня и убил меня.

Бедные старики были безутешны. Была уже осень; озерца стали покрываться льдом, и пора было перебираться ближе к побережью, поэтому однажды утром они стали собираться, чтобы идти. Они поплакали над могилой сына, причитая и жалуясь, а потом двинулись вниз по устью реки, подгоняемые попутным восточным ветром. Добравшись до места зимней стоянки, Мыгкисялик преисполнился ненавистью и стал обдумывать месть. Чтобы отплатить обидчикам, он решил сделать тюпиляк, который убьет его врагов. Для этого он каждый день собирал кости разных животных и складывал в текущий рядом ручей, чтобы они побелели. Потом он смешал их с шерстью со шкур, которыми обтягивают лодки, а когда набрал достаточное их количество, он оживил их и пустил в ручей, текущий в океан. Глядя на свой тюпиляк, он увидел, что тот превращается в маленькую гагару; нырнув, он повернулся к своему хозяину, но тот сказал:

— Нет, я хочу тебя видеть не таким.

Тюпиляк тут же нырнул и превратился в серую кайру. Но хозяин снова сказал:

— Нет, это тоже не годится.

Тюпиляк превращался в самых разных птиц; но его хозяин всех отверг. Потом он стал поочередно превращаться в разных тюленей и дельфинов, но Мыгкисялику и они не понравились. Наконец, нырнув в очередной раз, тюпиляк превратился в небольшого кита, чье дыхание вырывалось из-под воды с громким шипением, и тогда его хозяин сказал:?

— Это подойдет; теперь ты отомстишь за нас.

Тогда зверь спросил:

— Куда я должен отправиться?

И хозяин ответил:

— Туда, где охотятся те братья.

Услышав это, кит один раз глубоко вдохнул воздух и нырнул я море, а старик вернулся домой и стал ждать, что случится с семьей, живущей к северу от них.

Однажды вечером из-за северного мыса показался каяк, в котором он увидел одного своего бедного родственника — старика, некоторое время жившего там же, что и люди, которые приезжали тогда. По дороге с берега домой приезжий рассказал следующее:

— В наших местах несколько дней назад случилась беда: один из тех братьев не вернулся домой. Накануне он загарпунил небольшого кита и собирался теперь поехать его искать, но не вернулся.

Старик, сделавший тюпиляк, притворился, что сочувствует, и сказал:

— Наверное, он вел себя неосторожно.

Но внутренне он возликовал, услышав это.

Когда гость уезжал, Мыгкисялик попросил его приезжать еще, но тот долго не возвращался, а когда приехал, то рассказал:

— Вчера еще с одним братом случилось то же самое.

Когда он собрался уезжать, Мыгкисялик стал приглашать его вернуться поскорее, говоря:

— Мы всегда рады тебя видеть; приезжай, как только сможешь.

Через некоторое время тот действительно приехал опять и сказал, что и последний брат пропал точно таким же образом; бедные родители, сказал он, вне себя от горя.

Когда Мыгкисялик услышал это, его гнев немного утих.

260. Как шаман летал в Акилинык (Пер Вахтина Н.Б.)[332][333]

Жил однажды очень умный шаман. Когда он собирался шаманить, ему связывали руки и ноги, гасили светильники, и он взлетал. Если ветер был попутный, он летел через море, но не успевал до рассвета увидеть другой берег и принужден был возвращаться. Несколько раз пытался он пролететь еще немного, но дальше этого места никогда не мог залететь.

Тогда он решил сделать своего сына шаманом, надеясь, что мальчик, может быть, превзойдет его. Когда мальчик подрос, отец обучил его всем тонкостям шаманского искусства.

Однажды отец сказал мальчику, что не будет больше его учить. Сын очень расстроился и загрустил. Тогда отец спросил его:

— Разве осталось что-то в искусстве шамана, что мы пропустили и чего ты не постиг?

— Думаю, что осталось, — ответил сын.

Тогда отец стал вспоминать все, чему учил сына, шаг за шагом, и через некоторое время спросил:

— Ходил ли ты к могилам?

Сын ответил, что нет, и отец сказал:

— Хорошо, тогда я отведу тебя туда сегодня же вечером.

Сын очень обрадовался. В назначенный срок они отправились на кладбище, где отец открыл одну могилу, раскрыл одежду трупа сразу над поясницей и велел сыну погрузить руку прямо в плоть мертвого. Когда тот сделал это, отец отошел от него как ни в чем из бывало. Сын хотел последовать за ним, но отец сказал:

— Пока что ты ничего особенного не видишь, но подожди: с последним лучом солнца, если ты будешь смотреть на него не отрываясь, ты увидишь, как от него оторвется искра. Тогда берегись, беги отсюда как можно скорее.

Глядя на склоняющееся солнце, отец вдруг заметил, что что-то блестит в небе, и немедленно бросился бежать, а сын остался, прижав руки к трупу, не в силах двинуться с места. Вернулся он только к полуночи, радостный и улыбающийся, и отец его решил, что теперь он уже достаточно испытан и опытен в своем искусстве.

Вечером на следующий день он решил связать его в первый раз для первого полета. Когда все светильники были погашены, сын взлетел. Не имея никакой цели, он летал туда-сюда, но ничего особенного не заметил. Его отец стал спрашивать его о направлении воздушных течений, но он их даже не заметил.

На другой день он снова собрался летать и на этот раз заметил, что ветер был попутный. Он полетел через море и вскоре увидел, что летит по тому же пути, что и его отец. Наконец впереди показались огромные отвесные скалы: он достиг предела ночных полетов своего отца. Юноша продолжал лететь к ним и, преодолев их с некоторым трудом, увидел обширную землю. Держа на юг, он скоро долетел до небольшого домика и приземлился невдалеке. Это был дом с двумя окнами; заглянув внутрь, юноша увидел, что из каждого окна на него внимательно смотрит человек. Один из людей вышел и пригласил его внутрь. Когда они входили, в проходе им встретилась женщина, готовая последовать за ними; и человек, повернувшись к ней, сказал:

— Видишь, я привел чужестранца.

Войдя внутрь, юноша-шаман сел справа на боковую лежанку. Напротив себя он увидел косоглазого человека, чье дыхание было как огонь[334]. У ног его лежали костяные сколки, которые он заготавливал. Рядом юноша увидел женщину, все тело которой было покрыто волосами. Когда косоглазый человек заметил, что на него смотрят, он спросил:

— Почему ты так пристально на меня глядишь?

— Пот, я просто смотрел на кости у твоих ног.

— Летом у меня нет времени их делать, вот почему я занят этим сейчас, — ответил тот.

Один из людей сказал:

— Может быть, наш гость пожелает показать нам свое искусство?

— Отчего же, я не прочь, хотя я всего второй раз шаманю.

Они все прошли в дом для праздников. Косоглазый человек, шедший все время за гостем по пятам, спросил юношу, какой страшный тугныгак служит ему, на что тот ответил:

— Если у меня получится, сейчас появится огромный айсберг.

Они вошли в темное помещение; среди прочих шаман заметил волосатую женщину, вид которой ему не понравился; ему показалось, что она может помешать ему. Когда он начал шаманить и почувствовал, что его тугныгак приближается, он сказал:

— Мне кажется, что-то приближается к нам.

Они выглянули и зашептали друг другу:

— Чудовищный айсберг подошел к берегу!

Шаман сказал:

— Пусть какой-нибудь юноша и девушка встанут посередине.

Когда те заняли свои места, раздался страшный грохот: айсберг ударился о берег, и с него посыпались льдины. Потом на середину вышли муж с женой, и снова снаружи раздался грохот. Так один за другим они все выходили вперед, и наконец настала очередь выходить той уродливой женщине. Когда она встала, она споткнулась об один из шестов и заступила за нужный камень, и в то же мгновение айсберг перевернулся и обрушился на берег, раздавив дом. Только шаман и человек с косящим глазом остались целы. Тогда шаман связал себя, взлетел и вернулся домой, окруженный тучей каркающих воронов.

Он был молчалив и мрачен, и, когда отец спросил его, в чем дело, он ответил:

— Я в таком горе потому, что я плохо шаманил. Я не должен был вызывать ту волосатую женщину: эта моя ошибка убила много счастливых и храбрых людей.

На следующий день в их доме появился косоглазый человек и сказал:

— Может быть, вы разрешите и мне показать мое искусство? Я ведь тоже шаман.

На это старый шаман ответил:

— Мой сын не раз рассказывал мне, как своей неловкостью погубил многих храбрых и сильных людей.

— Да, он, злодей, это сделал, — ответил человек.

Тут косоглазый, связанный по рукам и ногам, начал летать по Дому, хотя свет все еще горел, и, едва они начали петь, он вылетел вон. Они, боясь, что он может быть им опасен, погасили все светильники, чтобы он не смог вернуться назад. Но, посмотрев в окно, они увидели, что он направился в сторону своего собственного дома, и скоро зажгли светильники, решив, что ночью он уже не вернется.

261. Воскресший юноша (Пер Вахтина Н.Б.)[335]

Жили муж и жена, у которых был единственный сын; они жили вместе с пожилой бездетной парой. Однажды, когда они находились все вместе на рыбной ловле, сын молодых родителей погиб. Вне себя от горя, они оставили это место до истечения пяти траурных дней, бросив стариков одних. Не зная, как им прокормиться, старик сказал жене:

— Идем к могиле.

Придя, он сказал:

— Поскольку ты женщина, то ты и должна открыть могилу.

Но она ответила ему, что, поскольку он мужчина, это его дело. В конце концов она сняла верхний камень, после чего мужчина стал вскрывать могилу. Когда они вытащили тело, они стали петь над ним, и скоро оно задвигалось, встало и побежало прямо на старика.

— Стой спокойно, — сказала женщина мужу; но того сбила с ног, а потом и она упала; последним упал и юноша.

Поднявшись, старик подошел к нему и сказал:

— Пойдем, родной, будешь жить с нами.

Воскресший юноша пошел за ними, взял каяк и с этих пор стал добывать для них пищу.

Однажды его настоящий отец приехал проведать стариков; он ожидал найти их умирающими от голода. Повернув за мыс и увидев на прибрежных камнях кровь, он подумал: "Наверное, они вытащили труп из могилы"; но, подойдя поближе, он заметил следы разделки нерп и спросил:

— Кто это их вам поймал?

Они ответили:

— Твой собственный сын, которого мы воскресили.

Отец тут же захотел убить их, не веря в то, что они сказали; он решил, что над ним смеются. Тогда старик сказал:

— Подожди немного, и, если твой сын не вернется, у тебя будет достаточно времени нас убить!

Не успел он договорить, как из-за мыса на каяке показался его сын. Оба старика закричали:

— Не трогай его, подожди! — но отец не мог остановиться, и сын замертво упал прямо на берегу.

Старики снова стали петь над ним заклинания и скоро воскресили его. Юноша опять зашевелился, встал, бросился на своего отца и сбил его с ног; потом бросился на свою приемную мать, но затем остановился.

Его отец пожелал отвезти его домой, к его настоящей матери, но сын ответил ему:

— Нет, нет! Вы бросили меня до истечения пяти дней траура, поэтому я останусь с теми, кто оживил меня. — И его отцу осталось только уплыть прочь на своем каяке.

Однажды юноша вернулся на каяке в странной задумчивости, и отец спросил его:

— Почему ты молчишь, родной?

Сын ответил, что он взял в жены женщину-инныгсюак. Старики огорчились, что он уедет от них, и спросили, нельзя ли им поехать вместе; и однажды, встретив ииныгсюака, он спросил его об этом. Тот ответил, что они могут приехать к ним, но велел ему предупредить стариков, чтобы те не оборачивались, когда подплывут к скале, закрывающей вход в страну инныгсюаков, иначе вход закроется перед ними. Он так им и передал и велел всю дорогу не сводить глаз с носа каяка. Они быстро нагрузили лодку и приготовились ехать. Когда они достигли скалы и начали грести прямо на нее, она раскрылась; внутри лежала прекрасная страна, много домов, галечный берег с большими грудами мяса и мантака. От радости старики забыли про запрещение и обернулись, и тут же все исчезло: нос лодки ударился прямо об отвесную скалу и расплющился, гак что они все попадали. Сын сказал:

— Теперь мы должны будем расстаться навсегда; постройте свой дом неподалеку; инныгсюаки о вас наверняка позаботятся.

Старики так и сделали и с тех пор каждый день получали пищу от инныгсюаков.

262. Колдовство Куланха (Пер Вахтина Н.Б.)[336]

Куланх был подносчиком рыболовной снасти и всякого снаряжения для охотников. Своего каяка у него не было, он только бродил по тундре. У него был единственный друг. Однажды он увидел, как его друг вскрывает свежую могилу и отрезает от мертвого кусочек. Он отрезал кусочек плоти и пузырь. Куланх тихонько подошел и, понаблюдав, спросил того, зачем ему это нужно. Обернувшись, друг объяснил:

— Я хочу немного поколдовать.

Но оттого, что его поймали за этим занятием, друг застыдился и сказал, что хочет передать все это Куланху; он сказал, что тот может с выгодой для себя использовать это в любое время, когда пожелает навредить какому-нибудь удачливому охотнику. Он сказал ему:

— Ты должен будешь высушить этот кусочек мертвой плоти и положить его под наконечник гарпуна охотника; так ты в ту же секунду лишишь удачи любого, самого опытного охотника. Пузырь ты тоже должен высушить, и если у тебя появится враг, то надуй пузырь и выпусти этот воздух на него, пока тот спит.

Куланх принял эти подарки, и, закрыв могилу, они разошлись. Куланх отложил пока эти предметы, намереваясь при первой возможности испытать их.

В начале зимы одному из ого домашних стало особенно везти на охоте, и он разбогател. Тогда Куланх решил попробовать, сможет ли он остановить это везение. Он положил кусочек плоти под наконечник гарпуна, пока хозяин спал, и тихонько прокрался на свое место. Когда вечером охотники вернулись, оказалось, что только тот, под чьим гарпуном лежал этот кусочек, ничего не добыл. Так продолжалось изо дня в день, пока наконец Куланх не убрал кусочек и не вытер тщательно наконечник. Едва он это сделал, как в тот же день охотник вернулся, таща за собой нерпу, как и все остальные. С этих пор ему опять стало везти.

Решив, что достаточно испытал колдовскую силу мертвечины, Куланх стал теперь ждать, пока кто-нибудь на него рассердится, чтобы попробовать действие пузыря. Случилось так, что его невестка рассердилась на него и в гневе обозвала его "этот мерзкий Куланх". Назавтра подул сильный южный ветер, и Куланх вышел, чтобы наполнить пузырь воздухом. Когда девушка заснула, он подкрался к ней и выпустил воздух на нее. На рассвете она проснулась с болью в боку, и к полудню ее всю скрючило от боли. Ее муж немедленно поплыл в соседний поселок за шаманом. Привезенный шаман, попев немного в затемненном помещении, узнал все и сказал, что порча была напущена Куланхом; тот немедленно признался во всем и сказал:

— Да, я это сделал; вот то, что дал мне мой друг.

Когда окружающие услышали все, они утопили колдовские предметы в самом глубоком месте, а злого друга Куланха убили.

263. Солнце и луна (Пер. Меновщикова Г.А.)[337]

В прежние дни, говорят, у людей была игра тушения ламп. Играли при потушенных лампах. И всякий раз, занимаясь любовью с женщинами, мужчины мазали их сажей. Так люди обычно играли в тушение ламп[338].

Наконец, говорят, один из них когда-то сошелся со своей младшей сестрой и отметил ее сажей. Она смутилась, и оба они взяли факелы и вышли. Они начали преследовать друг друга, бегая по кругу[339] и светя своими факелами. Так они бегали и бегали по кругу, продолжая преследовать друг друга.

После того как они долгое время гонялись друг за другом таким образом, брат упал там, откуда были вырезаны снежные кирпичи для домов. Его факел почти погас, осталась только тлеющая головня. Но и с тлеющим факелом он продолжал преследовать сестру и превратился в луну, потому что факел у него погас. А они все гонялись и гонялись друг за другом.

Наконец, говорят, они начали подниматься вверх. Его младшая сестра превратилась в солнце, так как была горячей и горела ярко. А брат стал холодной луной, так как его факел погас, когда он упал там, откуда были вынуты кирпичи. Его младшая сестра, сияющая теплым и ярким светом, стала солнцем. Так они поднялись вверх.

264. Духи грома (Пер. Меновщикова Г.А.)[340]

Девочка и ее маленький брат, живущие с матерью и отчимом, всегда играли около яранги. В конце концов у их отчима голова закружилась от их крика и шума, и однажды он крикнул им:

— Убирайтесь прочь и там играйте! — потому что очень хотел спать.

Играя, дети отправились в путь и взяли с собой маленький кусочек кремня и клочок белой шкуры[341], которые служили им игрушками. И они ушли очень далеко.

Младший брат был так мал, что его еще кормили грудью. Когда они проголодались, старшая сестра отправилась в тундру поохотиться на куропаток, и там она поймала много куропаток. Всякий раз она возвращалась к своему маленькому братцу, которому хотелось домой.

— Давай вернемся домой, — говорил он.

Но она только отвечала:

— Разве ты забыл, что сказал твой отец?

Так она говорила ему каждый раз. Каждый раз, как она уходила на некоторое время, чтобы поймать куропатку, он начинал отчаянно тосковать по дому:

— Пожалуйста, вернемся домой, а?

Но она продолжала отвечать:

— Разве ты забыл, что сказал твой отец? — потому что сама она не испытывала ни малейшего желания возвращаться домой.

Один раз, когда он опять попросил: "Вернемся домой, а?", она сказала ему:

Так она говорила, что он может идти домой один, и продолжала повторять это всякий раз, когда мальчик просился домой. Говорят, она ни разу не съела грудку птицы, но давала ее своему маленькому брату, а сама довольствовалась тем, что оставалось от спинки. Когда она ловила куропатку, убивая ее камнем, она обычно давала ему поесть, чтобы время шло быстрее. Но каждый раз, как она приходила к нему после охоты на куропаток, его тоска по дому опять возвращалась:

— Пойдем домой, а?

— Иди домой один. Разве ты забыл, что говорил твой отец? — отвечала девочка.

Это повторялось снова и снова, и она пела:

приказывая ему таким образом идти домой.

И вот говорят, что, когда старшая сестра ушла ловить куропаток, он в конце концов начал громко петь:

Но он не мог превратиться ни в какое из этих животных. Сестра возвращалась к нему, и все оставалось по-прежнему. Она покидала его, только чтобы пойти поохотиться с камнями на куропаток. Но теперь каждый раз, когда он ждал ее возвращения, он громко пел:

Но, хотя он перечислял всех животных, он так и не мог превратиться ни в одно из них. Когда он так пел, сестра всегда возвращалась к нему.

Маленький брат все время хотел вернуться домой, но они остались в тундре, и каждый раз, как она подходила к нему, он повторял:

— Пойдем домой, а? Пойдем.

Но она отвечала, как всегда:

— Ты уже забыл, что сказал твой отец? Иди домой один.

И каждый раз, как он хотел домой, она говорила ему:

Потом она опять покидала его, и, когда се не было, он опять начинал петь то же самое:

Так он перечислял всех животных, потому что хотел превратиться в кого-нибудь из них. Всех их он называл по именам, пока сестра была в тундре на охоте. Каждый раз, как она возвращалась, она шла к своему маленькому брату. Она каждый раз давала ему что-нибудь поесть, а сама ела только то, что оставалось от спинок птиц.

Наконец один раз, когда она спять ушла далеко в тундру, он начал петь и перечислять всех животных. Но, хотя ему очень хотелось превратиться в них, он был не в состоянии это сделать, и наконец он запел:

Только он успел пропеть это, как сестрица снова вернулась к нему. Они поели, и она опять ушла в тундру. Маленький брат не мог больше терпеть. Он не мог ни во что превратиться и опять запел изо всех сил:

Сестра на сей раз долю не возвращалась. Они жили на том же месте, и сестра продолжала оставлять брата, уходя на охоту.

Он продолжал петь и наконец однажды, когда сестра вернулась, запел при ней:

Наконец-то они превратились в гром. Они подложили кусочек белой шкуры под себя и громко запели, и младший брат пел изо всех сил:

И они стали мочиться и высекать огонь. Скоро они начали подниматься вверх и говорили:

Мочись на нее, мочись на нее, если бы стать громом, если бы стать громом, мочись на нее, мочись на нее!

Тут пошел дождь и засверкала молния, потому что они превратились в гром. Они кричали и высекали огонь и всё поднимались вверх. Скоро они совсем скрылись из глаз. Они продолжали творить дождь и молнию. Высекая огонь над клочком белой шкуры, брат говорил:

— Мочись на нее, мочись на нее, мочись на нее! — И тогда они высекали очень яркий огонь.

Наконец их родители начали шаманить, чтобы вернуть детей Домой. Они шаманили очень долго. Их мать, говорят, сидела в дальнем углу лежанки и кричала:

— Смотрите, кот грудь, которую ты можешь сосать! — и показывала грудь: ведь брат был еще грудной. Так они шаманили. Скоро начался дождь, засверкала молния и полило ручьями. Люди стали бояться.

— Вот кормящая вас грудь! Вот кормящая вас грудь!

Тут засветились и загорелись выступающие части нарты, и послышался голос:

— Мочись на нее, мочись на нее, мочись на нее!

Слышно было, как они приближаются, и люди, теперь совсем напуганные, стали просить их остановиться.

— Все, хватит! — сказал один, когда они не смогли поймать их. Люди были вынуждены их отпустить, потому что не могли с ними справиться, и оставили все попытки поймать их, так как они превратились в гром.

265. Плеяды (Пер. Меновщикова Г.А.)[343]

Рассказывают, что муж и жена однажды подрались, и, когда муж ее побил, жена ушла в горы[344]. Там она долго бродила, пока не наткнулась на широкий вход в дом. В сенях была подвешена шкура медведя, и медведь почуял уже запах женщины.

— Войди, она тебя не тронет, — услышала она голос из дома.

Она прошла мимо медвежьей шкуры, но заметила, что ноздри ее шевелятся, принюхиваясь. Потом она вошла. Там жил со своими детьми медведь в человеческом облике, и это его шкуру она видела в сенях.

Медведь сказал ей:

— Побудь с моими детьми, а я буду приносить тебе пищу.

Он ушел и через некоторое время вернулся с большим тюленем в зубах. Он ободрал его, разделал и дал всем есть большие куски с ворванью. Женщина не привыкла есть ворвань, и она ее срезала. Увидев это, медвежата сказали матери:

— Тетя[345], положи сверху ворвань!

Но мать ответила:

— Ешьте как есть, мы должны поступать как люди!

Из желчного пузыря медведь сделал лампу. Женщина осталась жить с ними.

Но через некоторое время ей захотелось уйти, и медведь сказал ей:

— Только ничего не говори о нас. Мне было бы очень жаль моих детей, они ведь еще совсем маленькие.

Она согласилась: — Я никому ничего не скажу.

Она вышла и отправилась домой. Она очень спешила и скоро прибыла к своей семье.

Тут сна легла немного поспать, но, ложась, сказала мужу:

— Дай поищу у тебя в голове, — притворившись, что ей этого хочется. Нагнувшись низко над ним, она прошептала ему прямо в ухо:

— Недалеко отсюда есть медведи. Я сама видела их.

Муж очень оживился:

— Медведь, говоришь, неподалеку?!

Он поспешно снарядился и отправился в путь. Бедная женщина спросила:

— Куда бы мне спрятаться?

— Под лежанку в боковом пологе.

Так она и сделала, а он ушел.

Но только он отправился, говорят, пришел большой медведь. Он вошел прямо в дом и спросил какого-то человека:

— Где эта несчастная?

Человек, не говоря ни слова, только указал ему место, где она спряталась. Медведь вытащил ее из-под лежанки. Он вцепился в меховой капюшон женщины и поволок ее за волосы. Вытащив ее на улицу, он оторвал ей голову и выбросил тело в мусорную кучу. Голову он покатил перед собой. Пока он так играл ее головой как мячом, его начали преследовать собаки. Он никак не мог отвязаться от них и начал, продолжая играть головой женщины как мячом, подниматься вверх к небу. Однако собаки продолжали гнать его и в воздухе. Все они поднялись в небо и превратились в килуктуссят, созвездие Плеяды.

В это время вернулись нарты. Охотники нашли только двух медвежат, которых их собственная мать убила ударами в затылок. Это была вся охотничья добыча. Так медведь убил бедную женщину.

266. Две звезды (Пер. Меновщикова Г.А.)[346]

Один мальчик — сирота, у которого была только бабушка, часто ходил в гости к одной старушке. И каждый раз, как он приходил, она говорила ему:

— Пойди погрызи заднюю полу у своей матери!

Она говорила так потому, что эта одежда была из тюленьей шкуры. Наконец мальчик рассказал об этом своей бабушке, и та посоветовала ему спросить так: "А ты убила свою невестку, замуровав ее в расщелине далеко в тундре?"

Когда мальчик в очередной раз пришел к старушке, она опять сказала ему:

— Пойди погрызи заднюю полу у своей матери!

Но он, когда уже собирался домой, сказал:

— А ты убила свою невестку, замуровав ее в расщелине далеко в тундре?

Старушка та пришла в ярость и бросилась следом за мальчиком с палкой. Она гонялась за ним, бегая вокруг дома, и наконец они от быстрого бега поднялись на небо и превратились в звезды. Ты можешь увидеть их в небе — одна большая, другая маленькая.

267. Ныггивик — хозяйка моря (Пер. Меновщикова Г.А.)[347]

Говорят, что птица глупыш когда-то женился на женщине и увез ее на маленький остров. Там она ждала его возвращения с охоты. Говорят, что он ловил только кольчатых тюленей. Стены их жилища были из шкур маленьких тюленей, и в ожидании мужа женщине постоянно приходилось скрести шкуры для стен. Так она была женой глупыша и жила вместе с его родителями.

Глупыш всегда надевал очки, возвращаясь к жене, так как глаза у него были безобразные. Но однажды он пришел к ней без очков и сказал:

— Видишь мои глаза?

Увидев его безобразные глаза, женщина разразилась слезами. Она все время плакала и переставала, только когда он уходил на охоту.

Как-то раз, когда глупыш долго был на охоте, за женщиной приехали ее отец и родственники. На маленьком умиаке они поспешно отплыли вместе с ней к берегу.

Вернувшись домой и не найдя жены, глупыш огляделся, заметил лодку и тут же отправился в погоню. По своему обыкновению он стремительно полетел над поверхностью моря, быстро догнал их и начал носиться мимо умиака, почти касаясь его крылами, так что тот каждый раз едва не опрокидывался. Все испугались, и отец приказал:

— Выбросьте мою дочь за борт!

Ее схватили и бросили в море, но она ухватилась за верхний край борта, и умиак опять чуть не перевернулся. Тогда отец ударил ее большим веслом по пальцам, отрывая их от борта. Она еще раз сумела ухватиться за борт, и отец снова ударил веслом по пальцам и оторвал их. Они поплыли, но она ухватилась в третий раз, и в третий раз отец ударил ее веслом и напрочь оторвал ей руки. Теперь она не могла им помешать — ведь у нее не было рук, и они быстро уплыли.

Когда они пристали к берегу, отец лег спать на берегу, так как дочь его умерла в море. Во время прилива вода поглотила его, и так оба они нашли себе пристанище в море. Море стало их жилищем. Пальцы дочери превратились в промысловых животных — тюленей и лахтаков, и она не могла теперь завязать свои волосы и убрать в доме. Отец ее, говорят, лежал всегда на лежанке под шкурой, так как он заснул на взморье.

Каждый раз, когда промысловые звери грозят исчезнуть, ангакок начинает шаманить и спускается к нему, чтобы завязать волосы его дочери и убрать в доме, — тогда звери снова появляются. Когда кто-нибудь входит в ее дом и она хочет выгнать промысловых зверей, она говорит отцу:

— Эти надутые!

Когда она так говорит, он приоткрывает шкуру, в которой спит. Если пришедшие — обычные люди, которые попытались самостоятельно шаманить, но, несмотря на это, никогда не станут старыми, они заползают под шкуру. Там ее отец щекочет их, они хохочут. Потом выпускает их, но они от этого делаются безобразными. Но великие шаманы, те, которые будут старыми, завязывают, приходя, ее волосы и чистят дом. прося ее послать новых промысловых животных.

268. Блуждающая душа (Пер. Меновщикова Г.А.)[348]

Один человек поймал у отдушины тюленя. Вернувшись домой, он начал колдовать своим рукавом[349] и таким образом послал душу в свою жену, сделав ее беременной блуждающей душой. А до этого у нее не было детей. Говорят, каждый раз, когда эту душу убивали, она превращалась в ворона или иногда в тюленя. Если ее пытались загарпунить, она начинала дуть (дышать) через мизинец, и тогда в нее невозможно было попасть. Каждый раз, когда блуждающую душу ловили, она превращалась во что-нибудь иное. Однажды она превратилась в собаку. Когда ее относили в мясной склад, она обычно лежала там, стремясь превратиться во что-нибудь еще.

Она часто рождалась и человеком. И каждый раз, когда она становилась душой (т. е. умирала), она во что-нибудь превращалась.

Однажды она стала моржом и не знала, как нырять. Она спросила у своих товарищей:

— Как же вы ныряете?

— Мы просто отталкиваемся от неба, так и ныряем.

Когда люди поймали ее, она стала медведем. Люди заметили медведя и начали преследовать его. Он бежал от них, и ветер дул ему в спину, но собаки догнали его и вцепились в него. Ему казалось, что его щекотали, когда собаки рвали его шкуру. Так, говорят, в образе медведя была поймана блуждающая душа.

269. Штормовая погода (Пер. Меновщикова Г.А.)[350]

В старые времена погода всегда была хорошей. Но однажды один старик сказал:

— Скоро погода будет штормовой. Не позавидуешь тем, кто идет за тобой!

Пока погода была всегда тихая, людей стало очень много. А когда последующие поколения познакомились с частыми ветрами, люди стали гибнуть, и их стало меньше, потому что часто штормило.

270. Девушка, которая была превращена в камень, а ее сумка — в маленьких гагарок (Пер. Меновщикова Г.А.)[351]

Одна девушка не хотела выходить замуж. Однажды некий человек пришел за ней и сказал:

— Каутсупалюк, говорят, хотел бы взять тебя в жены.

Но она не согласилась. Во второй раз он сказал:

— Приготовься, Каутсупалюк идет за тобой.

— Не пойду, говорю!

— Не пойдет, говорит!

— Ну, раз так, пусть остается одна и пусть превратится в камень!

— Ладно!

И все они оттолкнулись от берега и отплыли, а она побежала за ними по берегу, крича:

Так она бежала за ними. Она чувствовала, что ее подошвы уже окаменели и стали громко стучать. Наконец она споткнулась и упала. Ее маленькая швейная сумка покатилась по земле, а она запела:

Сумка со всем содержимым превратилась в маленьких гагарок. Сама же девушка превратилась в камень. Тут я должен остановиться, потому что дальше я не знаю.

271. Обжора Нагая (Пер. Меновщикова Г.А.)[352]

Рассказывают, что у Нагаи был огромный живот. Он был так толст, что вынужден был обвязываться ремнем вокруг талии, когда собирался на охоту. Когда он добывал оленя, он брал его себе целиком, но одного оленя ему было мало, и он ловил еще. Поймав оленя, он рыл обычно в гальке для своего живота яму. Потом рассказывал товарищам басни про самого себя и похвалялся, что он "великий Нагая".

Из-за своего огромного брюха он всегда вынужден был обвязываться ремнем. Он выкапывал яму в гальке, чтобы живот поместился. Когда он был сыт, он спал точно так нее. Это был великий охотник, и ему никогда не хватало одного оленя на обед.

272. Приемный сын — норвежец (Пер. Меновщикова Г.А.)[353]

Однажды пришли норвежцы, они сеяли вокруг себя ужас. Эскимосы были так напуганы, что один из предков по имени Тавйуна решил подвесить их друг около друга на крутом склоне горы. Когда он подвесил их так и стал колоть копьем, они бежали и в спешке даже забыли своего ребенка. Тавйуна усыновил норвежского ребенка, и каждый раз, когда небо становилось красным, ребенок говорил:

— А я уж думал, что молока и оленьего жира больше не будет!

Жена Тавйуна забеременела и родила ребенка, который так поправился норвежскому приемышу, что он все время стоял и смотрел на него. Наконец его приемная мать сказала:

— Пожалуй, я дам ему подержать ребенка.

Она боялась, что он убьет его, но наконец все же дала. Но приемыш взял его и стал ласкать:

— Мой маленький, мой маленький!

Потом он положил его и вышел на улицу. Там он увидел ворона, направил на него свой четвертый палец и убил его. Свою добычу он принес маленькому братцу поиграть. Так Тавйуна усыновил ребенка, забытого норвежцами, после того как он поранил их копьем и изгнал.

273. Агналегсуагсюк, который спрятал свой бубен, когда умер его друг (Пер. Меновщикова Г.А.)[354]

Один старик и его жена, говорят, были засыпаны снегом. Они были женаты вторично: он отдал свою первую жену другому мужчине, а взамен получил его жену[355]. Так как он был стар, то дети появились только у другой пары, и их было много. Мужчину звали Агпалегсуагсюк, и он очень любил петь под бубен. Когда же он услышал, что вторая пара засыпана снегом и погибла, он засунул свой бубен под лежанку и отказался от своих песен. Его жена спешила освежевать тюленя, пока ее "обменный муж" держал младенца. К первому ее мужу (замерзшему) ей уже не суждено было вернуться.

274. Женщина-ангакок на утесе гагарок (Пер. Меновщикова Г.А.)[356]

Как часто случалось в былые времена, была женщина, которая вела себя подобно мужчине. Она была великим ангакоком и, хотя она была женщиной, могла ходить по крутым утесам. Так она ловила гагарок на горных склонах, таких крутых, что мужчины не могли туда взобраться. Она была замужем и своего мужа также научила, что ходить но крутым утесам надо, повторяя: "Я только приду!" Так рассказывают о ней, одной из великих прародительниц.

275. Медведь вырвал внутренности ангакока, но был убит им (Пер. Меновщикова Г.А.)[357]

Так рассказывают предки. Трое мужчин, один из которых был ангакок, отправились на медвежью охоту. Наконец они увидели медведя, и ангакок направился к нему, чтобы проткнуть его гарпуном. По в это мгновение медведь бросился на него и свалил, как маленькую гагарку. Его внутренности вывалились, и товарищи уже думали, что он мертв. Но когда медведь оставил ангакока, тот поднялся и пошел к сеням, придерживая внутренности руками. В следующий момент он убил медведя. Так он оживил себя сразу после того, как медведь его задрал, потому что он был ангакоком.

276. Ангакок падает (Пер. Меновщикова Г.А.)[358]

Когда-то двое предков отправились охотиться на гагарок. Но когда они начали охоту, один из них, который был ангакоком, упал с утеса и убился. Но так как он умер только на время, он снова поднялся на гору вслед за своим товарищем. Тот, увидев это, сказал:

— А я уже думал, что ты погиб.

Но ангакок ответил:

— Нет, я нисколько не пострадал!

После этого они вернулись домой. Так рассказывают.

277. Сумасшедший заперт в ледяной пещере (Пер. Меновщикова Г.А.)[359]

Один из предков, как говорят, сошел с ума. Вскоре после этого на него разозлился его товарищ, так как он подозревал, что тот сошелся с его женой. Поскольку ему нельзя было вернуть разум, он отвел его в пещеру под ледником и закрыл там. Однако сумасшедший все-таки выбрался и вернулся домой. Тогда он еще раз отвел его туда и отобрал у него всю одежду, порвав ее на куски, так что тот непременно должен был замерзнуть. Так он убил своего товарища, который когда-то спас ему жизнь, когда они голодали. Убил, потому что заподозрил его в связи со своей женой.

278. Касяхсяк, великий лжец (Пер Вахтина Н.Б.)[360]

Касяхсяк, живший в поселке, где было много опытных охотников, всегда возвращался вечером домой, ничего не поймав. Когда он уходил на охоту, его жена Килягюак чувствовала себя очень беспокойно, все время выбегала и смотрела, не едет ли он, не везет ли что-нибудь, но он обычно возвращался с пустыми руками.

Однажды, охотясь на своем каяке, он заметил на льду черное пятно и, когда подплыл, увидел, что это нерпа. Он хотел было загарпунить ее, но потом раздумал и сказал:

— Бедняжка! Ее просто жалко. Наверное, ее уж кто-то до меня ранил; наверное, когда я подойду, она скользнет в воду, и тогда я ее, раненную, возьму просто руками.

Сказав так, он крикнул; нерпа, не заставляя себя уговаривать, нырнула в воду. Она появилась прямо перед носом каяка, но он закричал еще громче, и нерпа стала нырять, плывя прямо перед ним. Когда он наконец решил ее загарпунить, она была уже далеко, и ему не удалось ее догнать. Скоро она и вовсе пропала из виду. Тогда Касяхсяк отправился домой, рассуждая так:

— Вот глупая! Не так-то просто до тебя добраться. Но ничего, в следующий раз я тебя поймаю!

В другой раз он отправился в море в хорошую, солнечную погоду. Посмотрев в сторону берега, он заметил других охотников на каяках и увидел, что один из них только что загарпунил нерпу и что все остальные спешат ему на помощь. Но сам Касяхсяк не двинулся с места, оставаясь там, где он был. Он заметил также, что тот, кто убил нерпу, отбуксировал ее к берегу и привязал к камню, собираясь плыть вдогонку за остальными. Касяхсяк тут же направился в открытое море, но, когда его уже не было видно, он вернулся к берегу кружным путем, подплыл прямо к привязанной нерпе и утащил ее. Буксирный ремень был весь разукрашен моржовыми зубами, и он очень радовался, что вернется домой с такой добычей.

Тем временем его жена ходила вокруг дома в ожидании его, наблюдая за возвращающимися охотниками. Наконец она закричала:

— Каяк плывет!

На крик выбежали люди; прикрыв рукой глаза от солнца, она продолжала:

— Похоже, что это Касяхсяк, и руками он двигает так, как будто что-то тащит за собой. Надеюсь, что теперь моя очередь поделиться с вами и вы все получите по большому куску жира!

Едва Касяхсяк высадился на берег, жена спросила его:

— Откуда у тебя такой красивый буксирный ремень?

— Утром, отправляясь на охоту, я подумал, что он может пригодиться, потому что я обязательно должен что-нибудь поймать. Вот я и взял его с собой; он у меня уже давно припасен, — ответил он.

— Вот как? — сказала она и тут же принялась разделывать нерпу. Отложив голову, спину и шкуру в сторону, она решила из остального устроить роскошный пир. Другие охотники благополучно возвратились; она не преминула сообщить каждому в отдельности, что одну нерпу уже привезли; вернувшимся с берега женщинам она тоже это повторила. Но когда все сидели за ужином, вошел мальчик и сказал:

— Меня прислали взять буксирный ремень; нерпа пусть, так и быть, будет ваша.

Повернувшись к Касяхсяку, его жена спросила:

— Ты что же, сказал мне неправду?

— Как видишь, — ответил тот, и жена его воскликнула:

— Стыдно тебе должно быть, Касяхсяк, что ты так поступаешь!

Но Касяхсяк лишь сморщился и сказал "А!", чем очень ее напугал; а когда они легли спать, он щипал ее и посвистывал, покуда не заснул.

В другой раз, гребя на своем каяке, Касяхсяк заметил черную точку на льдине. Оглянувшись через плечо на других охотников, он притворился, что быстро гребет к нерпе, подняв гарпун и приготовившись пронзить ее. Потом, спрятавшись за торчащей глыбой льда, он влез на льдину и с плеском скатил в море камень, подняв тучу брызг. Забравшись снова в каяк, он громко закричал, призывая остальных на помощь. Когда те подплыли, они увидели, что у него нет поплавков; он сказал:

— Только что морж нырнул с моими поплавками; помогите мне найти его, а я пока вернусь на берег и скажу, что я загарпунил моржа.

Он поспешил к берегу, и его жена, сторожившая там, закричала:

— Охотник!

Он крикнул, что удачно поохотился, и она сказала:

— По-моему, это Касяхсяк; слышите, как он кричит?

Подойдя к берегу, он сказал:

— Я потерял пузыри, преследуя моржа; я вернулся, только чтобы сказать вам об этом.

Жена бросилась в дом, но в спешке сломала рукоятку своего ножа. Ничуть не огорчившись, она сказала:

— Теперь у меня будет новая рукоятка из моржового клыка и новый крючок для котла.

Вечером Касяхсяк сел в самом дальнем углу, так что видны были только его подошвы. Остальные охотники долго не возвращались; последний, вернувшись, принес гарпунный ремень и пузыри и, обратившись к Касяхсяку, сказал:

— Это, кажется, твои; они, наверное, были обвязаны вокруг камня и соскользнули; возьми.

Его жена воскликнула:

— Ты что, опять нас обманул?

— Конечно, — ответил он, — я только хотел пошутить.

В другой раз, когда Касяхсяк охотился у берега, он заметил на песчаном берегу отдельные кусочки льда; подплыв к ним, он вылез на берег. Две женщины, собиравшие неподалеку ягоды, все время за ним наблюдали. Они увидели, как он набил свой каяк осколками льда; кончив, он вошел в воду по самую шею, потом вышел на берег и стал колотить по своему каяку камнями. Потом, набив осколками льда свою кухлянку, он повернул домой. Недоезжая немного, он стал громко кричать и причитать:

— О я несчастный! Огромнейший айсберг треснул рядом со мной и обрушился прямо на меня!

Его жена, повторяя его восклицания, сказала, что пойдет принесет ему сухую одежду. Касяхсяка вытащили на берег, и из его одежды посыпались огромные куски льда; а он продолжал жаловаться и стонать, как будто от боли:

— О, я едва остался жив!

Его жена повторяла рассказ о его беде каждому возвращающемуся охотнику. Но скоро те две женщины, которые видели его, тоже вернулись и воскликнули:

— Это же он — тот, кого мы видели внизу, на песке, набивающего одежду льдом!

Услышав это, его жена закричала:

— Не может быть! Неужели Касяхсяк опять обманул меня?!

Вскоре Касяхсяк отправился в гости к своему тестю. Войдя в дом, он воскликнул:

— Что это с вами? Почему не горят ваши жирники, почему вы варите собачий жир?

— Увы! — ответил хозяин, показывая на своего маленького сына, — он был голоден, бедняжка, и мы убили собаку, потому что у нас нечего больше есть.

На это Касяхсяк хвастливо ответил:

— Вчера дома у нас было очень много работы. Я и одна из женщин едва успевали перетаскивать горы нерп и моржей, которых я добыл. Обе мои мясные ямы набиты до отказа; у меня до сих нор болят руки от работы.

— Кто бы мог подумать, — обрадовался тесть, — что бедный сиротка Касяхсяк станет таким богатым человеком!

Сказав так, он заплакал от избытка чувств; Касяхсяк тоже притворился, что плачет. Уезжая от них на следующий день, он предложил, чтобы маленький сын его тестя поехал с ним и привез продуктов. Его тесть сказал сыну:

— Слышишь, что говорит Касяхсяк? Поезжай.

Приехав домой, Касяхсяк взял веревку и, внеся ее в дом, стал делать силок; потом, взяв несколько кусочков пережаренного жира из светильника своей жены, он разбросал их как приманку для воронов. Неожиданно, резко дернув за веревку, крикнул:

— Два! Увы, один улетел! — потом выбежал и вернулся с вороном, которого его жена ощипала и сварила. Но ее маленький брат вынужден был искать пропитания у других людей; а когда на следующий день он собрался уезжать, он получил все подарки от них, а не от Касяхсяка.

В другой раз он отправился на каяке в гости к людям, жившим неподалеку. Войдя в один дом, он увидел, что люди там скорбят по умершему. Расспросив людей, он узнал, что они потеряли маленькую дочь, которую звали Ныписануак. Тогда он поспешно сказал:

— У нас дома только что родилась девочка, и мы назвали ее Ныписануак.

— О, благодарим тебя, что ты назвал ее этим именем! — воскликнули несчастные родители и родственники и заплакали, и Касяхсяк тоже сделал вид, что плачет.

Вскоре они стали кормить его разной вкусной едой, и Касяхсяк стал говорить:

— Наша дочь еще не умеет как следует говорить; она кричит только "апанайа!".

На что другие сказали:

— Наверняка она хочет сказать "сананайа"[361], мы дадим тебе для нее немного.

Когда он стал уезжать, они нагрузили его подарками — бисером, блюдом-подносом и нерпичьими ластами. Он уже стал было отплывать, когда один из людей крикнул ему:

— Скажи своим односельчанам, что я бы охотно купил новый каяк в обмен на отличный котел!

Касяхсяк ответил:

— Давай котел; у меня есть новый каяк, он для меня немного узок.

Наконец он отплыл со своими подарками, укрепив котел на носу каяка. Дома он сказал:

— Ужасное несчастье! Наверное, погибла лодка: все эти вещи, что я привез, я нашел разбросанными на льду.

Его жена тут же побежала в дом, чтобы разломать свой старый треснувший котел; она выбросила лопатки, служившие ей до сих пор подносами; она расшила свою одежду бисером и гордо расхаживала туда-сюда, так что бисеринки звенели.

Наутро в море появилось множество каяков. Касяхсяк тотчас же залез в самый дальний угол лежанки. Едва охотники пристали к берегу, они сказали:

— Пусть Касяхсяк выйдет и возьмет подарки, которые мы привезли его маленькой дочке.

— Но у него нет никакой дочки! — услышали они в ответ.

— Идите и скажите Касяхсяку, чтобы принес мне новый каяк, который я у него купил, — сказал один из мужчин.

— Нo у Касяхсяка нет никакого нового каяка!

Услыхав это, приезжие быстро направились к дому, забрали свои подарки и под конец срезали с кухлянки жены Касяхсяка отвороты, украшенные бисером. Когда они ушли, она снова сказала:

— Касяхсяк, оказывается, опять соврал.

Последней его проделкой была вот такая: однажды он нашел плавающий по воде кусок кожи кита и, принеся его домой, сказал:

— Я нашел мертвого кита; плывите за мной, и я покажу вам. Спустили лодку, и охотники отправились. Через некоторое время они спросили:

— Где же это?

— Вон там, подальше.

Через еще некоторое время он опять сказал:

— Мы скоро будем на месте.

Но когда они отплыли очень далеко от дома и не увидели ничего похожего на дохлого кита, их терпение лопнуло, и они положили конец его штучкам, прикончив Касяхсяка на месте.