Если бы Гитлер не напал на СССР…

Глава 5. «Моральный комунист» г-н Мацуока

Все эти балканские передряги не могли, впрочем, остановить хода других малых и больших событий. 15 апреля 1941 года агентство Рейтер сообщило из Лондона, что в Англию прибыли из США новейшие четырёхмоторные «летающие крепости», развивающие скорость до 480 километров в час… В дополнение к этому Америка направляла в Старый Свет, на Английский Остров, военных лётчиков-«добровольцев».

А 26 марта 1941 года до Берлина из… Москвы добрался министр иностранных дел Японии Есуке Мацуока… Такая «география» исходного пункта визита японского министра в германскую столицу объяснялась тем, что он ехал в Берлин и Рим для личного знакомства с новым союзником Гитлером и встречи с Муссолини, по территории СССР. До этого — 24 марта — состоялась беседа Мацуоки, сделавшего в русской столице краткую остановку, с Молотовым. И началась она как раз с впечатлений от долгой поездки:

— Я благодарю вас, господин Молотов, за оказанный прием и путешествие через вашу страну, — приветствовал министр советского премьера. — Оно доставило мне удовольствие… К тому же путешествие по сибирской железной дороге стало для меня хорошим отдыхом после большой работы в Токио…

— Я рад, господин Мацуока, что ваше путешествие было приятным и благополучным.

— Да! Но я спешу дальше в Европу для обмена мнениями с руководителями Германии и Италии по вопросам, касающимся тройственного союза.

— Полагаю, что у вас есть достаточно оснований для того, чтобы встретиться с ними.

— Это так, господин Молотов… Япония заключила очень важный для ее внешней политики пакт, однако личного контакта между руководством государств пока не было — весь обмен мнениями происходил только по телеграммам, а это не может заменить личной встречи.

— Согласен.

— Я же пока знаком лишь с Муссолини и Чиано, но с Гитлером и Риббентропом до сих пор не встречался…

Мацуока умолк, бросил взгляд на спокойно молчащего Молотова и прибавил:

— Наши отношения с вами для нас тоже важны, и эту поездку я хотел бы использовать для лучшего знакомства также с руководителями Советского Союза… В 32-м году, когда я был в Москве проездом в Женеву, я как раз попал на празднование пятнадцатилетней годовщины Октябрьской революции, был на параде на Красной площади и двадцать минут беседовал с господином Калининым.

Молотов помнил, что тогда Мацуока был представителем Японии в Лиге Наций, и поэтому кивнул головой, а Мацуока пояснил:

— Я убежден, что наши отношения надо улучшать… И лично я заботился об этом ещё лет тридцать назад, когда был своего рода начальником Генерального штаба у графа Гото. Он всегда считал, что Россия может быть другом Японии…

Мацуока говорил правду. Граф Гото, мэр Токио, организатор первого японского общества дружбы с СССР, был действительно убежденным сторонником не только дружественных, но даже союзных отношений двух тихоокеанских держав. Не был чужд таких идей и нынешний премьер Японии принц Коноэ. И японский министр упомянул своего давнего патрона, конечно же, неспроста. И неспроста же он попросил Молотова:

— Поскольку официально я еду в Берлин и Рим, я пока не хотел бы, чтобы думали, что эта поездка связана с переговорами в СССР…

— Где думали? — тут же спросил Молотов.

— О, меня одолевают здешние американские и английские журналисты. Они проявляют нервозность и всё интересуются — на сколько дней я остановился в Москве? А я отвечаю, что проезжаю СССР транзитом.

Мацуока несколько виновато добавил:

— Лишние сомнения и догадки ни к чему… Вот когда я вернусь в Москву…

— Господин Мацуока, какой характер придать вашей поездке — зависит от вас самих… — успокоил его Молотов и спросил: — Сколько времени вы думаете пробыть в Берлине и Риме?

— Полагаю, три-четыре дня в Берлине и два-три — в Риме. А на обратном пути задержусь у вас, хотя мне надо торопиться с возвращением домой.

— Я готов к встречам с вами.

— А могу ли я увидеться с господином Сталиным?

— Когда?

— Я мог бы прямо сейчас…

— Подождите, пожалуйста, я справлюсь.

И Молотов отошёл к телефону, стоявшему на отдельном столике. Вернувшись, он сообщил:

— Товарищ Сталин сможет быть через десять минут.

— О! — поразился японец. Но, быстро справившись с волнением, перевел разговор в ожидании прихода Сталина на воспоминания:

— Вы знаете, господин Молотов, — говорил он смеясь, — маршал Ямагата еще в 1916 году предвидел, что до конца мировой войны в России будет революция и дом Романовых исчезнет, но ему никто не верил.

Молотов тоже улыбнулся и сказал:

— В шестнадцатом году люди, знающие Россию, вполне могли такое предположение высказать, но… — он ещё раз усмехнулся, — именно в силу знания России никто ничего не мог утверждать наверняка.

В это время в кабинет Председателя Совнаркома вошёл Сталин.

Мацуока вскочил первым, Молотов тоже поднялся, а Сталин подошел к ним и просто сказал:

— Я рад видеть вас в Москве, господин Мацуока…

МОМЕНТ был, как говорится, исторический, но пафос и Сталин были вещами настолько несовместивыми, что скованности в разговоре с самого начала не возникло.

— Я в Москве уже был проездом, господин Сталин, и останавливался на пять дней… — сообщил Мацуока. — Но тогда не имел случая вам представиться и видел вас лишь на трибуне Мавзолея… А сегодня просил вас принять меня для того, чтобы я мог засвидетельствовать вам мое почтение ещё до отъезда в Берлин.

— Я полностью к вашим услугам, господин Мацуока!

— Я не намерен утруждать вас подробностями, господин Сталин, надеюсь, их вам передаст господин Молотов, но на обратном пути я хотел бы, если вы сочтёте это полезным, обсудить вопросы улучшения советско-японских отношений… Убеждение необходимости этого зародилось у меня тридцать лет назад.

— Мы можем лишь приветствовать такие намерения, и если будет необходима наша новая встреча, то, повторяю, я — к вашим услугам.

— Я рад… Уже в тридцать втором году перед своей поездкой в Женеву я поднимал вопрос о необходимости заключения пакта о ненападении с вами и говорил с военным министром Араки и министром иностранных дел Учидой, и они были согласны, однако, — японец развёл руками, — общественное мнение Японии тогда еще не созрело… Мацуока запнулся, а потом прибавил:

— Сейчас тоже имеется группа противников, но мы вместе с принцем Коноэ настроены твёрдо.

Тут он вновь запнулся и после небольшой паузы просительно произнёс:

— Я понимаю, господин Сталин, что вы очень заняты, и я не могу отнимать у вас драгоценное время, однако, если бы вы смогли уделить мне ещё минут двадцать, я хотел бы сообщить вам две вещи, о которых просил бы подумать до моего возвращения из Берлина…

Сталин улыбнулся в усы и очень вежливо ответил:

— Вы, господин Мацуока, у нас редкий гость, так что я готов удовлетворить вашу просьбу.

Японец вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха и набираясь решимости…

— Господин Сталин! Как известно, верховная власть в Японии находится в руках Тенно. На иностранные языки «тенно» переводится обычно как император, однако это неверно, потому что в Японии уже давно имеется коммунизм…

Нкидовский переводчик, слыша это, удивленно посмотрел на японского министра, не зная — не ослышался ли он или не оговорился ли гость, но тот повторил:

— Да, коммунизм! И я назвал бы его моральным коммунизмом.

Сталин и Молотов смотрели на гостя с интересом. А тот пояснял:

— Да, у нас капитализм… Однако от этого никакого вреда нет — всё имущество и жизнь подданных принадлежит Тенно, и никто об этом не жалеет.

— Но, господин Мацуока — возразил, выслушав его, Сталин. — Не есть ли это путь императора?

— Нет! Тенно — это государство, и все принадлежит ему. Правда, после промышленного переворота у нас возобладали англосаксонские традиции и моральному коммунизму был нанесен ущерб.

Мацуока имел в виду ту «консервативную революцию Мэйдзи» 186 7 года, когда в Японии, насильно «вскрытой» в 1854 году американским коммодором Перри после двух с лишком веков самоизоляции, были ликвидированы остатки режима сегунов и началось бурное капиталистическое развитие. В ходе его англосаксы сумели обрести влияние среди новой японской элиты и сорвать возможное сближение России и Японии. Результатом провокаций Англии и США стали русско-японская война 1904–1905 годов, поощренная англо-японским договором 1902 года, и завершивший ее унизительный для России Портсмутский мир. Он был заключен в США агентом влияния Золотого Интернационала графом Витте-«Полусахалинским» при «содействии» президента Теодора Рузвельта, дяди президента Рузвельта уже Франклина Делано…

Итак, Мацуока вел речи весьма неожиданные:

— Сейчас у нас создалась группа — пока, правда, незначительная, которая хочет распространить на всю Азию принцип политики «хаккоицю», что означает всеобщий мир, основанный на справедливости… Мы выдвигаем лозунг — долой капитализм и индивидуализм. Но для этого надо уничтожить англосаксов.

Мацуока перевёл дух и закончил:

— С этой целью и был заключен пакт трех держав. И если у советской стороны будет желание идти вместе, то мы готовы идти рука об руку с вами… И я прошу вас это обдумать. И второе… — Мацуока был возбуждён, но говорил твёрдо: — Относительно войны в Китае… Япония воюет там не с китайским народом, а тоже с анлосаксами, то есть с Англией и Америкой. Чан Кайши — слуга англосаксонских капиталистов, и японо-китайский конфликт надо рассматривать именно под таким углом зрения…

— Мне надо ответить сразу? — спросил Сталин.

— О, я изложил лишь общую мысль и хотел бы получить ответ на обратном пути…

— Я могу коротко ответить сейчас, господин Мацуока!

— А может, лучше — после моего возвращения?

— Ну, если вам угодно, — не стал настаивать Сталин, но все же объяснил: — Никакая идеология не должна мешать взаимному улучшению отношений и практическому сближению государств. А если в Японии хотят, чтобы государство стало контролёром отдельных капиталистов, то это — хорошо. Это уже проделывается в Германии и Италии. И государство может усиливаться только тогда, когда оно является полным контролером всего народа и всех классов. Что же касается англосаксов… — тут Сталин остановился и взглянул на затаившего дыхание Мацуоку, — то русские никогда не были их друзьями, и теперь, пожалуй, тоже не очень хотят с ними дружить…

Мацуока облегчённо вздохнул. В тот же день он уехал в Берлин.

КАК УЖЕ было сказано ранее, 23 февраля 41-го года Риббентроп встречался в своей резиденции Фушль с новым послом Японии генералом Осимой. О Хироси Осиме иногда говорили, что он нацист более, чем сами немцы, и правда в том была. Генерал и сын генерала, бывшего военного министра, Осима являл собой личность жесткую, цельную и у Гитлера пользовался доверием. Был расположен к нему и Риббентроп, и сейчас они говорили вполне открыто.

— В Лондоне давно одерживала верх клика поджигателей войны, — вспоминал немец, — ещё когда я был там послом… Вот почему фюрер решил пойти на соглашение с Россией — надо было избежать войны на два фронта.

— Для нас это было ударом, — прямо заявил Осима.

Японцы тогда действительно испытали такой шок, что подписание пакта Молотова — Риббентропа стало причиной падения кабинета барона Киитиро Хиранума.

— Но, герр Осима, это было и в интересах Японии, — живо возразил рейхсминистр, — ведь и вам нужна была уверенная победа Германии… Тем более что я сразу заявил Сталину, что соглашение рейха с Россией не затрагивает наших отношений. А теперь мы имеем и прошлогодний берлинский пакт…

— Конечно, — согласился японец, — хотя в Японии на этот счет существовали разные мнения. Сейчас, впрочем, неприязнь к Америке у нас усилилась…

— Это объяснимо, и нам надо быть друг с другом откровенными, господин посол.

— Согласен, особенно в высказываниях относительно янки.

— Именно так, — подтвердил Риббентроп, — ведь нам надо удержать Америку от вступления в войну. Там не любят национал-социализм, но рядовые американцы инстинктивно чувствуют, что их сыновьями хотят жертвовать без всякой видимой причины и что за этим стоит Рузвельт и его закулисные еврейские боссы…

— А какова позиция Сталина? — спросил Осима.

— Ну, Сталин — трезвый и умный политик, и он не будет предпринимать какие-либо действия, направленные против нас… А вот вам, дорогой герр Осима, пожалуй, стоило бы ударить в самый центр Британской империи…

Да, немцам этого очень хотелось бы. 5 марта 1941 года начальник штаба Верховного главнокомандования Кейтель подписал директиву № 24 о сотрудничестве с Японией, начинающуюся так:

Хотя после прихода к власти в июле 1940 года кабинета принца Коноэ германо-японский союз приобрел новые перспективы, Япония была для рейха союзником вообще-то своенравным. А огромные расстояния не очень-то способствовали подлинной координации действий. Так, у рейха зимой 41-го года возникли большие трудности с каучуком. Германская промышленность выдавала в месяц 7300 тонн синтетического каучука «буна». Этого было мало, запасы же натурального каучука, закупленного ранее и ввезенного через Россию, к концу февраля заканчивались. 12 тысяч тонн должны были доставить из Индокитая и Южной Америки суда — «прорыватели блокады». И ещё 25 тысяч тонн было закуплено для немцев французами-«вишистами». Но его вывозу препятствовали… японцы.

Восток был делом действительно тонким.

И вот теперь Восток — в лице японского министра иностранных дел — приближался к Берлину.

БЕРЛИНСКИЙ вокзал Анхальт 26 марта 1941 года был украшен флагами, цветами и парадными мундирами свиты Риббентропа — из Москвы встречали Мацуоку.

Поезд мягко подошел к перрону, и дверь салон-вагона гостя оказалась точно перед красной ковровой дорожкой — трюк, тщательно выверенный железнодорожниками рейха во время долгих тренировок.

В проеме двери появился маленький Мацуока — щегольски одетый, в очках с золотой оправой… Черноволосый, с короткой прической, открывающей лоб, с густыми бровями и густыми коротко подбритыми усами, он чем-то неуловимо был похож на фюрера.

Риббентроп двинулся к нему, и сцена сразу приобрела несколько комический характер из-за разницы в росте и габаритах рейсхминистра и гостя, а особенно — из-за шедшего чуть позади Риббентропа двухметрового начальника протокольного отдела аусамта фон Дернберга.

Кинохроника, поющие дети, короткая передышка в «комнате принцев» на вокзале, и кортеж двинулся во дворец Бельвю. Первая встреча Гитлера и Мацуоки должна была состояться 27 марта.

Назавтра, скользя на гладком мраморном полу огромного зала рейхсканцелярии, Мацуока успешно одолел более чем стометровую дистанцию до больших дверей приёмной перед кабинетом Гитлера. Далее начальник канцелярии, рейхсминистр Майснер, пропускал лишь избранных. И за Мацуокой прошли в кабинет только Риббентроп, Осима и посол рейха в Токио генерал Ойген Отт.

Гитлер, впрочем, сильно запоздал — в тот же день начался переворот в Белграде. Однако, когда фюрер появился, беседа затянулась. Главное, чего хотел фюрер от Мацуоки и Японии, — это удар по английской базе в Сингапуре уже в ближайшее время. Но как раз этого Мацуока обещать не мог — у него и так было не очень-то прочное положение в Токио, а Сингапур означал, скорее всего, реальную перспективу вступления в войну США.

29 марта 1941 года Мацуока вновь беседовал с Риббентропом. И вновь ведущей темой был Сингапур, но — на фоне «русской» темы.

— Учитывая обстановку, я бы не рекомендовал вам расширять отношения с русскими… Сложно сказать, как будет развиваться ситуация дальше, — предупреждал Мацуоку Риббентроп. — Но можете быть уверены, герр Мацуока, если Россия нападет на вас, Германия выступит тотчас же… У нас уже сейчас достаточно дивизий на востоке.

Мацуока смотрел внимательно и слушал, впитывая каждое слово, а Риббентроп еще и усилил эффект, сказав:

— Во всяком случае, при вашем докладе императору вы не можете утверждать, что конфликт между Россией и Германией исключается.

— А перспективы присоединения России к Пакту трёх?

— Это уже другая комбинация… Но нервом её остается позиция России в отношении Финляндии и Турции… А вообще-то, герр Мацуока, я могу доверительно сообщить вам свое мнение по поводу истинных интересов русских…

Риббентроп понизил голос, как будто его мог слышать кто-то, кроме Мацуоки и переводчика Шмидта, и сообщил:

— Советский Союз желает, чтобы война шла как можно дольше… Русские знают, что ничего не добьются при помощи военного нападения, и выжидают. Так что такому хитрому и опытному политику, как Сталин, быстрое поражение Франции пришлось очень некстати. Он хотел бы длительной войны, которая утомила бы народы и подготовила почву для большевистского влияния.

Мацуока с готовностью кивнул головой:

— О да… Могу подтвердить это, господин Риббентроп, примером с Китаем. Я поддерживаю с Чан Кайши личные отношения… Он меня знает и мне доверяет, и поэтому мне известно, как он опасается дальнейшего усиления влияния в Китае Красной Армии…

Как видим, уверяя Сталина, что Чан Кайши в Японии рассматривают как слугу исключительно англосаксов, японец хитрил. Но ведь и Сталин не принимал уверения Мацуоки за чистую монету — Чана в СССР знали неплохо, он и бывал у нас не раз, и сын его на Урале работал (и членом ВКП(б) был). И военно-политические связи у нас с Чан Кайши, бывшим начальником военной школы Вампу, организованной при помощи инструкторов из РККА, продолжались не один десяток лет. При этом в Москве хорошо знали, что Чан ещё с молодых лет был хорош с японцами и имел в Токио давние, прекрасные и влиятельные знакомства.

Признание же Мацуоки Риббентропу лишний раз подтверждало не только то, что Восток — дело тонкое, но и то, что один из узлов, который сдерживал разумную для Германии, России и Японии политику, был завязан в Китае.

Риббентропа, впрочем, сейчас больше волновал Сингапур, потому что это была самая соблазнительная для подданных «морального коммуниста» Тенно-микадо «морковка». Потянувшись за ней, японцы очень облегчили бы положение рейха уже тем, что очень осложнили бы этим положение бриттов. Стратегическое положение Сингапура, расположенного на самом кончике узкого полуострова Малакка, вытянутого на юг от обширного Индокитайского полуострова, было вне сомнений. Эта английская колония была ключом к Индокитаю, к Малайзии и ко всему Зондскому архипелагу из сотен огромных островов и малых островков. Отсюда было удобно оперировать и против Индии, и против Австралии.

Английский Сингапур подкреплял и положение подконтрольных Соединённым Штатам Филиппин. Японский же Сингапур серьёзно угрожал бы им, так что мечтать было о чём.

И Риббентроп это знал.

— Герр Мацуока, — уговаривал он японца, — вы высказывали опасения, что в случае вашей операции против Сингапура в дело могут вмешаться британский средиземноморский флот и американские подлодки с Филиппин…

Мацуока кивнул, а рейхсминистр уверенным тоном заявил:

— Так вот, я обсуждал обстановку с гросс-адмиралом Редером, и он уверяет, что в этом году англичане будут полностью связаны в Средиземном море и в своих внутренних водах, а американские лодки так плохи, что вам не стоит беспокоиться по этому поводу.

— О, мы беспокоимся о другом… — сказал в ответ японец. — Японский флот, наоборот, опасается, что США не ввяжутся в конфликт и это затянет дело лет на пять. А нам надо поскорее встряхнуть японцев, чтобы они пробудились…

Эти слова министров иностранных дел рейха и империи «морального коммунизма» доказывали, что они оба пребывали в опасном заблуждении, а именно: не видели того очевидного факта, что янки, напротив, вели мир к такому повороту событий, когда Америка обязательно и достаточно быстро вступит в войну. И вступит, оснащенная отличной могучей авиацией, не такими уж плохими подводными лодками, и — прочим. И опасаться надо именно этого.

Разговор, однако, перешёл на поставки каучука и перспективы делового партнерства.

— Я, господин Риббентроп, должен открыто признаться, — говорил Мацуока, — что японские деловые круги боятся своих германских конкурентов, потому что считают их очень способными.

Риббентроп довольно улыбнулся и спросил:

— А как насчёт остальных?

— Если вы имеете в виду англичан и американцев, то они вызывают у нас только улыбку…

— А русские?

— О, тут важен политический момент! Но не только он. Я предлагал Молотову заключить пакт о ненападении, а он в ответ предложил лишь пакт о нейтралитете. И ещё один вопрос — Северный Сахалин. Там богатые источники нефти, а русские чинят препятствия в ее добыче. А эта концессия может давать нам до двух миллионов тонн нефти… Так что я предложу русским купить у них Северный Сахалин.

— А они согласятся?

— Вряд ли… Когда я намекнул на это Молотову, то он сразу спросил меня, не шутка ли это… Как вы думаете — стоит ли мне касаться этого вопроса на обратном пути глубоко?

— Не думаю, герр Мацуока… Вряд ли вам надо на что-то отвлекаться, оттягивая операцию против Сингапура…

— Да… Хотя она может занять до полугода.

— Но в результате, герр Мацуока, вы получите контроль над Юго-Восточной Азией… В том числе — и над Голландской Индией!

А ещё через день японского министра принимал в Каринхалле Геринг. Наци № 2 и Главный лесничий рейха тут играл роль скорее декоративную — приём у него был обставлен не столько как деловой, сколько как светский. И, сидя в роскошной столовой, где стол украшали массивное серебро и цветы, а одна стена была сплошь стеклянной, Мацуока задумчиво всматривался во все еще зимний лесной пейзаж за стеной, в верхушки сосен в изморози… А потом признался переводчику фюрера Шмидту, который обслуживал его визит:

— Это напоминает мне японские картины… А изумительно тонкий рисунок сосновых крон вызывает у меня тоску по дому. И напоминает мне о моём имени. «Мацуока», знаете ли, означает по-японски «Сосновый холм»…

НО ВРЕМЕНИ для печали у японского гостя с поэтичным именем не было — его ещё ждал Рим, встречи с дуче, с Чиано и с папой римским.

Папа Пий XII был убеждённым антикоммунистом и не менее убеждённым космополитом — не в христианском (для Христа, мол, нет «ни эллина, ни иудея»), а в «золотоэлитном» смысле этого слова. Беседовал он с японским буддистом час с четвертью, и все свелось к тому, что собеседники пришли к выводу: шанса на установление скорого мира нет, но молиться Всевышнему о ниспослании мира — надо. Однако на всякий случай Мацуока осведомил святого отца, что в Китае Япония борется не против китайцев и самого Китая, а против большевизма, который грозит распространиться в Китае и на всем Дальнем Востоке.

— Достойно сожаления, — посетовал Мацуока, — что Америка и Англия стоят на стороне большевизма…

Если вспомнить, что Сталину Мацуока говорил, что Америка и Англия стоят на стороне Чан Кайши, то… То лишний раз можно было понять, что восточные люди — особые люди. Впрочем, Мацуоке, как буддисту, лгать высшему иерарху католиков не запрещалось.

Зато беседы со старым знакомцем Чиано и с самим дуче были более предметными, но суть в них была та же, что и в Берлине… Дуче решительно заявил:

— Нужно иметь полную ясность в том, какое значение имеют наши противники. Враг номер один — Америка. На втором месте — Советская Россия…

Дуче тут вёл партию в согласии с Берлином. Для Гитлера было важно относительно Японии одно — чтобы она не ввязалась в новую авантюру на советском Дальнем Востоке и тем не связала себе руки для действий в Юго-Восточной Азии, а точнее — в зоне все того же Сингапура. И пассажи дуче имели главной целью поддержать фюрера в осаживании японского союзника и развороте его с севера на юг, с Хабаровска на Малайю.

На Мацуоку это единство Берлина и Рима произвело мощное впечатление, о чём он и сообщил фюреру на их последней встрече 4 апреля 1941 года. Говорили опять о том же: позиция США в случае удара Японии по английским базам и владениям в Тихом океане; перспективы войны… И опять — об Америке.

— Я думаю, что можно будет удержать США от вступления в войну, — сказал гость фюреру, — но мы должны быть готовы к пятилетней войне в экваториальной и южной части Тихого океана… И для нас важен ваш опыт.

— Мы поделимся с вами всем, — обещал фюрер, — но вы мыслите верно: конфликта с Америкой желательно пока избежать.

Для рейха такой конфликт был бы губительным, на что Гитлер и намекал. Но Мацуока покачал головой:

— Однако он неизбежен… Меня в Японии считают опасным человеком с опасными мыслями, но я мыслю так: Японии все равно предстоит воевать, если она будет идти к господству в экваториальной и южной зоне Азии и Океании… Так не лучше ли проделать это сейчас, чем позже — при менее благоприятных условиях?

— Я хорошо понимаю вас, герр Мацуока, — поддержал его фюрер. Он непритворно задумался и тоном прочувствованным и искренним сообщил:

— Надо идти на риск, пока сам молод и есть силы и энергия… А войны все равно не избежать! Провидение любит того, кто не ждет, когда на него обрушится опасность, а идет ей навстречу!

Фюрер вновь сделал паузу и закончил:

— Я ни минуты не буду колебаться и выступлю с ответным ударом при любой эскалации войны, не зависимо от того, какая сторона это начнет — Россия или Америка…

Через два дня Гитлер отдал приказ о вторжении в Югославию и в Грецию. В Лондоне и в Вашингтоне рассчитывали, что СССР в той или иной форме поддержит правительство Симовича, но Сталин на провокацию не поддался. И вместо английской эскалации войны на юге Европы фюреру удалось «свернуть» там прямой конфликт. Война на Балканах закончилась быстро.

Хотя и сложно было сказать — надолго ли…

МАЦУОКА оставался в Берлине до 5 апреля. Впереди же у него вновь была Москва.