Если бы не ты

4. Крокодил

– Здравствуй, Ксения!

Открыв дверь, я замерла на месте.

Я совсем не ожидала увидеть его. В черном пиджаке и такой же черной водолазке, из-под приспущенных очков на меня внимательно смотрел Геннадий Викторович Миронов, или просто дядя Гена, хотя для меня он всегда был «моим самым лучшим в мире крокодилом». Такую вольность он позволял только мне, даже мама называла его исключительно по имени и отчеству. Кем он был для семьи Соболевых? Другом, защитником и правой рукой Максима Петровича. К его помощи последний прибегал лишь в очень сложных ситуациях. Казалось, дядя Гена мог всё. Для него не существовало закрытых дверей и нерешаемых проблем. За семь лет жизни в семье Соболевых он стал для меня вторым отцом и самым близким человеком. Грозный, молчаливый и неприветливый, он внушал страх и трепет окружающим, но только не мне. В мои семь он стал для меня «крокодилом Геной», добрым и заботливым. Я не боялась его, а наоборот, всегда тянулась к нему и восхищалась его силой и острым умом. Когда мне исполнилось двенадцать, отчим прикрепил дядю Гену ко мне в качестве личного водителя. Тогда это не вызывало в моей голове вопросов, но, уже будучи в Лондоне, я часто задавалась вопросом: почему именно он? Вспоминая все наши поездки, я поняла, что рядом со мной он играл роль не водителя, а личного охранника. Но вот зачем двенадцатилетней девчонке такая серьезная охрана, я так и не узнала. За пару недель до моего отъезда в Лондон дядя Гена внезапно исчез, и на все вопросы, где же Геннадий Викторович, я получала один и тот же ответ: уехал, куда и зачем – неизвестно. Но однажды я случайно не услышала разговор отчима по телефону. Беседовал он явно с врачом, и речь шла о моем «любимом крокодиле«, но что конкретно произошло, так и осталось тайной. И вот он тут, прямо передо мной, стоял на пороге моей квартиры. Он почти не изменился, только волосы местами покрыла седина.

– Ксюнь, может, разрешишь войти? – спросил он: слишком долго я ошалело смотрела на него.

– Конечно, Геннадий Викторович, проходите.

– И давно я для тебя Геннадий Викторович? – Закрыв за собой дверь и принюхавшись, он добавил: – Ксюнь, у тебя горит что-то!

И точно, оладушки уже не просто пригорели, а начали дымиться. Выйдя из ступора, я побежала спасать кухню и остатки своего завтрака.

Дядя Гена прошел следом, открыл форточку, чтобы немного проветрить кухню, и уселся за стол. На маленькой кухне его огромная фигура занимала практически все место, но заботило меня сейчас совсем другое. Пока я думала, как правильно сформулировать и задать вопрос о причине его визита ко мне, дядя Гена начал сам.

– Ксюш, давай ты сейчас организуешь старику большую кружку черного чая, да мы с тобой потолкуем. Понимаю, что вопросов в твоей голове сейчас как пчел в улье. Но постарайся меня выслушать молча и без эмоций… ну, или хотя бы не перебивай. Договорились?

В ответ я кивнула и принялась собирать на стол.

– Ты скажи мне, глупому: зачем сбежала из Лондона? Только напоминаю: без эмоций, по делу!

И вот что мне ему надо было ответить? Боялась, что отчим отправит еще куда подальше после окончания школы? Хотела испариться с их радаров и начать жизнь с чистого листа?

– Молчишь! То-то и оно! Понимаешь, Ксюш, вот нельзя тебе было возвращаться, никак нельзя.

– Поэтому и сбежала. Мой дом здесь. Я же даже с бабушкой не попрощалась. И все из-за чего? Из-за того, что кто-то видеть меня больше не желает? Так пусть не смотрят, я же к ним не лезу! – В душе бушевал ураган, но, зная дядю Гену, я держала себя в руках.

– Знаешь, иногда все не так просто, да и не так, как кажется. Думаешь, не нужна никому, с глаз долой, и хорошо? Так вот, скажу тебе, что все наоборот. Сложно всё! Очень! И твой внезапный приезд делает ситуацию еще более опасной для всех. Максим уверен, что еще не поздно тебе вернуться в Лондон, а мне кажется, что это уже не вариант: слишком много где ты уже засветилась. Поэтому действовать будем по моему плану.

Так много слов, какой-то непонятной для меня информации, а в голове набатом повторялись его слова: «Думаешь, не нужна никому?.. Все наоборот…» И что всё это могло значить?

– Как мама? – перебив дядю Гену на полуслове, спросила дрожащим голосом.

Дядя Гена резко замолчал, глубоко вдохнул, взъерошил свою седину и, не моргая, взглянул на меня в упор. Взгляд его был таким тяжелым, что невозможно было даже сделать вдох. С минуту он буравил меня взглядом, а потом на выдохе произнес:

– Без изменений.

И что это значило? Только одно: я ей не нужна! И все эти слова об опасности, о моем заблуждении, об их отношении – всё это ложь!

– Ксюш, я так понимаю, ты меня услышала и мы договорились! Так?

О чем он сейчас говорил, о чем мы договорились? Со своими мыслями я совершенно потеряла суть его рассказа. Да что бы он мне ни предлагал, я не верила ни одному его слову. Он, как и все, исчез из моей жизни на целых четыре года. Говорил, что всегда будет рядом, что всегда и ото всех защитит, а сам бросил. Где же он был, когда я в слезах покидала особняк Соболевых?

– Дядь Ген… – От моего к нему обращения у мужчины вырвался вздох облегчения. Для него это было знаком, что я ему поверила, что я была на его стороне и играла по его правилам. Вот только это было не так! – Дядь Ген, а куда ты тогда пропал перед моим отъездом в Лондон?

И снова вместо ответа повисло молчание. А мне этот его ответ был крайне необходим. Я по нему могла сразу все понять. Он и сам чувствовал, что именно от того, что он мне скажет, будет зависеть, поддержу я его или нет.

Мысленно я просила его только об одном: чтобы не обманул… Но он решил иначе.

– Максим попросил дела в Москве проверить. Там крот в офисе главном завелся, вот – искали! – А сам понимал, что нельзя врать, что я не поверила, что читаю его, как открытую книгу, но сказать правду так и не смог.

– Дядь Ген, уходи! Я не уеду. Но Максиму Петровичу передай, что он меня больше не увидит. Никому мешать жить я не собираюсь. Тем более, уже давно всех вас вычеркнула из своей жизни.