Клайм повернулся ко мне медленно, и в его взгляде не проскочила ни капля удивления, словно он заранее знал, что я приду к нему. Он медленными, но уверенными шагам преодолел расстояние между своим столом и панорамными окнами, в которые все это время смотрел и встал возле массивного стола из красного дерева. Его янтарного цвета глаза стали тусклее, будто в них умерло все живое. Черты лица стали грубее, взгляд — холодный, как сталь, а на подбородке и щеках теперь присутствует ухоженная щетина. От его походки, движений, позы веяло непробиваемой уверенностью и молчаливой дерзостью.
— Клайм… Я не знала, что это твоя компания…
Я застыла в дверях, как испуганная овечка, которая только что увидела опасного хищника. Значит, это его компания. Проклятье! Угораздило же Джейн испортить офис человека, любовь которого я так нещадно предала.
Может быть, это насмешка судьбы?
— Сядь, — брошено так грубо и резко, что я даже дернулась.
Не передать словами, как тяжело мне было быстро перебирать ватными ногами, чтобы дойти до кресла напротив его стола и сесть под прицелом его пристального внимания.
Итан был прав, Клайм изменился, только в отличие от своего бывшего друга, в худшую сторону.
Как мне быть? Как мне вести себя с ним? Ведь я помню, как этот парень стоял передо мной на коленях и со слезами на глазах просил выйти за него замуж. А сейчас передо мной бесчувственный и холодный робот, душа которого заледенела навсегда.
— Клайм… Послушай… Моя подруга совершила ошибку, но я не думаю, что она действительно виновата в этой ситуации. Мы всегда очень тщательно относимся к выбору краски и в целом к своей работе. Может, быть нам…
— Твоя девчонка испортила мне целый этаж, — Клайм перебивает меня и окунает в холод своего взгляда. — Считаешь, что это не ее вина?
Имя Клайма Бейкера всплывало в новостных хрониках Калифорнии еще около года назад с заметкой о том, что молодой сын известного предпринимателя Дилана Бейкера купил крупную компанию в тот момент, когда она испытывала финансовые трудности. Тогда это шокировало многих, а его персона попала под обстрел внимания журналистов. Они хотели знать о нем все: его прошлое, его семейное положение, историю первого заработанного им цента.
Каждый раз, натыкаясь на его фотографию в интернете, я испытывала фантомную боль, смешанную с одновременной гордостью за него. Боль от того, что на снимках он не имеет ничего общего с тем парнем, которого я любила. Пусть Клайм по-прежнему красив, я его совсем не узнаю: ярко-желтые глаза изменили цвет на стальной серый, в чертах появилась жесткость.
А еще рядом с ним всегда были женщины. Их много было много до одного момента, пока на нескольких мероприятий подряд он не появился со сногсшибательной брюнеткой. С того самого момента папарацци приписали ему роман с этой самой девушкой.
— Я, честно, понятия не имею, как такое могло произойти…
Загустевший свинец его взгляда прожигает кожу льдом, так же как и его голос, чужой и отстраненный. Я слишком отчетливо помню. Как проникновенно он мог произносить мое имя, чтобы не сжаться при его теперешнем звучании.
— Клайм, я рада, что у тебя все получилось, — я не пытаюсь ему польстить или расположить к себе, а потому, говоря это, не улыбаюсь. Эти слова мне просто хочется произнести. — Рада, что ты так поднялся. Но мне жаль, что именно мое агентство нанесло тебе такой ущерб. Я не пытаюсь вымолить у тебя снисхождения, я готова отвечать за поступки своих сотрудников, но сейчас… У меня нет такой суммы, которую ты просишь в знак компенсации.
Я нагло лгу. У меня за всю жизнь не накопиться эта сумма. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закусить губу от досады и унижения.
— Мне не нужны твои деньги, — небрежно бросает Клайм и смотрит на меня.
— Хорошо. Какие твои условия?
— На каких условиях я готов простить вам непрофессионализм и не подавать в суд?
Я дожидаясь моего ответа, Клайм разворачивается и идет к бару, где стоит бутылка с виски. Я прослеживаю, пока он наполнит бокал, и ловлю себя на мысли, что сейчас и сама не отказалась бы выпить.
— Да, Клайм. На каких условиях?
— А что ты можешь мне предложить, Рита?
— Вряд ли в нашей ситуации речь идет о деньгах. Тогда о чем?
В груди разрастается холодная тоска от вопиющей безысходности, от того, что надежда на положительный исход пошла прахом, и от его равнодушия. Я не ждала сочувствия, но от этого мне не менее больно.
Клайм, осушив бокал одним глотком, вопросительно изгибает бровь.
— Я слушаю твои предложения. Это в твоих интересах уговорить меня.
— Секс? — смотрю на него с саркастичной улыбкой. — Это единственное, что я могу тебе дать, но у тебя есть масса других источников, чтобы его получить.
Клайм молчит, но его взгляд неуловимо меняется: из холодного и отчужденного он становится оценивающим. Помимо воли я затаиваю дыхание и поджимаю пальцы в туфлях, пока его глаза исследуют мою фигуру. Все это слишком, чтобы не дрогнуть: этот кабинет, он, стоящий напротив, пристальное внимание и весь этот разговор.
— Ты красивая девушка, Рита, — эти слова он произносит медленно, и они совсем не походят на комплимент. — И я бы солгал, если бы сказал, что твое предложение не представляется мне интересным.
— И тебя ничего не смущает? Не смущает, что после того, что было между нами я буду для тебя обычной девкой на одну ночь?
— Моральные-этические нормы с определенного времени перестали меня волновать. Меня интересует выгода.
Пульс начинает молотить в висках, в кончики пальцев странно немеют. Я из последних сил стараюсь не подавать вида, в какое состояние привели меня его слова. Что сейчас я чувствую себя униженное и раздавленной.
— Хочу ли я трахать красивую и стройную девушку взамен на то, чтобы не подавать в суд на ее никчемное агентство? Да, вполне.
— Ты изменился, Клайм.
— Мне пришлось, — равнодушно замечает он, отставляя пустой бокал на стол позади себя. — Мое мнение я высказал. Думаю, тебе есть о чем поразмыслить и задерживать тебя нет смысла. В случае положительного ответа мой номер у тебя имеется.