Если бы я был Богом...

18. Обманутый.

Yael Naim – Lonely

Билл.

Сюрприз Томаса – это плеер с музыкой, вкусный ужин и много воды. Так я думаю, когда одна из прислуг приносит мне поднос с едой в мою замкнутую комнату без окон. Кондиционер включён, тусклые лампы навевают тоску, но в темноте я чувствую себя комфортнее. Я люблю ночь. Нет. Я люблю ранее утро, когда все спят, но солнце ещё не показывается из-за горизонта. Тогда я чувствую себя свободным и защищённым. Единственным во всём мире, во всей вселенной.

Я долго сижу на полу, прислонившись спиной к стене, и слушаю медленную музыку в наушниках. Под рукой бутылка с водой, вокруг никого, не считая навязчивые камеры наблюдения.

Я чувствую себя обнажённым, поэтому обнимаю колени руками и утыкаюсь в них лицом.

Мне грустно, и душераздирающая песня уничтожает меня изнутри. Медленно, словно яд.

Я думаю о том, что задумал Томас. Зачем он предложил кланам объединиться и уничтожить Моргана? Чего он хочет добиться? Власти? Полного контроля над всей мафией города? А дальше что? Возьмётся за всю Германию? За весь мир?

Я сижу неподвижно и тихо, сливаясь с темнотой. И бесконечность моего существования медленно пожирает меня. Чувствую себя животным, запертым в клетке.

Я откидываюсь назад и упираюсь затылком в стену. Думаю о Рэки. О своей просторной квартире с огромными окнами в пол, о прохладном пистолете, и вдруг понимаю, что ничего во мне не меняется. Что здесь, что стоя в своей комнате перед панорамными окнами, я ощущаю себя одинаково. Запертым. Ограниченным. Потерянным.

Дверь открывается, и полоса света проникает в комнату, практически мгновенно исчезая. Я не слышу шагов, потому что музыка заглушает всё, но я вижу Тома. Он сливается с полумраком и медленно направляется в мою сторону – мне лень вынимать наушники и вообще хоть как-то шевелиться, и я просто наблюдаю за парнем, пытаясь оттянуть момент, когда мне придётся услышать его голос.

Том подходит ближе – я уже буквально вижу, как он толкает меня ногой или же просто вырывает наушники, лишая меня красивого женского голоса, чтобы я обратил на него внимания, но ничего подобного не происходит.

Томас садится рядом со мной, прислоняется спиной к стене и замирает. Будто призрак из моего прошлого, пришедший поговорить о былых временах. Я напряжённо замираю, ожидая в любую секунду какого-нибудь подвоха, но парень просто сидит и, кажется, даже ничего не пытается мне сказать.

Он близко ко мне, но не настолько, чтобы наши тела соприкасались. Мы сидим так долго, будто потерянные люди, нуждающиеся в чьей-то компании. Без лишних слов и бессмысленных разговоров. Том превращается в призрак из темноты, и я вижу его очертания только краем глаза.

А потом парень начинает шевелиться – его рука направляется ко мне, заставляя меня перестать дышать, осторожно отбирает один из наушников и засовывает в своё ухо.

И мы сидим в томящей и поглощающей тишине, слушая музыку и притворяясь обычными друзьями.

– Жаль, – я замираю, снова переставая дышать. Лёгкие отказывают. Голос Тома тихий, похожий на отголосок моих мыслей. – Твоего брата.

Шумный выдох покидает моё тело. Он узнал про Адама? Конечно же он узнал… Наверное, он узнал обо мне всё.

Я ничего не отвечаю.

Я не был близок с Адамом, мы были всего лишь детьми, но последние дни, которые я провёл наедине с ним, наедине с его разлагающимся телом, не покидают меня до сих пор.

– У меня тоже был брат, – я сомневаюсь, что это говорит Томас. Может быть, это просто моё воображение? Может, в этой комнате нет никого, кроме меня? – Младший. У него был рак головного мозга. Ему делали операцию, но он не очнулся после наркоза. Ему было четырнадцать, когда он умер.

Я молчу. Песня нагнетает, но я не могу пошевелиться и выключить её. Не знаю, зачем Том рассказывает мне это, но мне не нравится такая перемена в нём. Я не чувствую к нему ненависти, а воспоминания об Адаме, смешанные с рассказом Томаса и политые сверху трогательной песней, играющей в плеере, заставляют меня проникнуться жалостью и тоской. Я теряю бдительность, а потом меня охватывает неожиданный страх. Нет. Я не позволю этому человеку сбить меня с толку. Он издевался надо мной, посадил на поводок, лишал воды, пропускал ток через моё тело. И никакие трогательные истории не заставят поменять к нему моё мнение.

– Я похоронил его на кладбище рядом с мамой. Отца у меня не было, – продолжает говорить он.

– Зачем ты это рассказываешь мне? – спрашиваю я. – Я не проникнусь к тебе доверием, если ты будешь изливать мне душу.

– Я и не хочу, чтобы ты проникался ко мне доверием, – Томас кладёт предплечья на согнутые колени. – Я хочу, чтобы ты ненавидел меня. Я хочу, чтобы все меня ненавидели. Я это заслужил.

Я хмурюсь, непонимающе поворачивая к нему голову. Песня сменяется следующей ещё более грустной, и у меня складывается такое ощущение, словно мне специально закачали сюда все печальные песни этого мира.

– Заслужил? – тихо спрашиваю я, вглядываясь в его профиль, очерченный полумраком. – Чем?

Он сидит, облокотившись затылком о стену, и медленно дышит. Словно статуя. Словно тень.

– Я должен был унаследовать рак от матери, я был старшим, – медленно говорит Том. – И за что бы я не взялся, я всё получаю. Мне всё сходит с рук. Это как проклятие. Поэтому я постоянно испытываю судьбу. Когда-нибудь моя удача закончится, и всё, что я сделал, вернётся ко мне.

Он поворачивает голову ко мне, и я замираю. Он смотрит на меня, и в этот самый момент я в таком замешательстве, что совершенно не понимаю, что происходит у меня внутри. Ненависть отступает, смешиваясь с обидой и отвращением, поверх всего этого ложится понимание и сострадание, а потом и нечто иное, но всё это снова пропадает под страхом и недоверием.

– Ты делаешь так, чтобы тебя ненавидели, потому что хочешь, чтобы удача отступала и тебя настигло наказание? – переспрашиваю я.

– Что-то вроде этого. Да, – тихо говорит он. – Может быть, когда-нибудь именно ты убьёшь меня?

Я тихо выдыхаю, и парень пользуется этим. Он неожиданно приближается и целует меня. Я не успеваю сообразить, что происходит, и только через несколько секунд отталкиваю Тома.

– Перестань…

Парень перехватывает мою руку и толкает меня на пол – я падаю на спину, наушники выскакивают из плеера, и теперь музыка тихо разлетается по пространству.

– Не заставляй меня использовать ошейник, – на выдохе произносит Том. Его голос звучит серьёзно и настойчиво, словно бы передо мной появляется совершенно другой человек.

Его руки скользят по ногам, когда парень оказывается между моими ногами. Пальцы сжимают бёдра – Том нагибается и целует меня в шею, потому что я отворачиваюсь и не позволяю больше прикоснуться к моим губам. Его руки сжимают грудь и срывают несколько пуговиц с рубашки.

Я пытаюсь снова оттолкнуть его, но мои руки оказываются прижатыми к полу.

– Я же сказал, – тихо рычит он.

Парень отстраняется, забирается мне под рубашку, потом рывками снимает мои джинсы. Я пытаюсь отвернуться и спрятаться хотя бы от его взгляда, потому что прекрасно понимаю, что если буду сопротивляться, то всё закончится хуже, чем я могу себе представить.

Томас хватает мой подбородок цепкими пальцами и заставляет меня посмотреть на него. Парень нависает – его лицо практически возле моего, глаза распахнутые, тёмные и властные, и неожиданный жар скользит по всему моему телу, словно пожар.

– Ты мой, Билл, – тихо и вкрадчиво говорит Том.

Второй рукой он расстёгивает свои джинсы, удобнее пристраивается между моих ног, и мне кажется, что я буквально всем своим телом чувствую головку его члена, жаждущего проникнуть в меня. Я замираю, и всё внутри меня тоже.

Том делает сильный и грубый толчок, входя в меня полностью.

– Только мой.

Снова толчок.

– И я убью каждого, кто прикоснётся к тебе…

Парень целует меня в губы, перехватывает бедро, чтобы было удобнее, и начинает двигаться. Я сбит с толку не только его словами, но и действиями. Я готов ненавидеть и подчиняться одновременно. Я готов прострелить ему голову и впиться в его губы поцелуем. И я не знаю, чего хочу больше.

Мне стыдно. Я чувствую его горячее дыхание на шее и властные руки, блуждающие по телу. Мурашки скользят по коже, и я сжимаю зубы, чтобы не застонать и не показать, что мне всё это нравится.

Том двигается то быстро, то прерывисто медленно, проникая глубоко в меня и доставая до самых чувствительных уголков, а затем он неожиданно выходит и резко переворачивает меня на бок. Его рука упирается в моё плечо и прижимает меня лицом к полу.

Парень снова входит в меня, и теперь его движения грубые и сильные. Пальцы хватают мои волосы и оттягивают голову назад – Том наклоняется ко мне, и от его обжигающего дыхания мне хочется и смеяться и плакать одновременно.

– Ты запомнил? – с придыханием спрашивает Томас. Я не отвечаю. – Запомнил, что ты только мой? Говори.

– Да, – пытаюсь поменять положение, чтобы шея не так сильно болела, но рука парня крепкая и сильная, и она не отпускает.

– Я не слышу, – рычит Том.

– Да, Босс… – чуть громче выдыхаю я, и с очередным толчком неожиданно и как-то резко кончаю.

Пальцы расслабляются, Том делает последние толчки и выходит из меня, моментально поднимаясь на ноги и оставляя меня на полу, словно сломанную игрушку. Я утыкаюсь лбом в прохладную поверхность, прячась за волосами и утопая в отвращении к себе. Слышу, как Томас покидает комнату и исчезает, словно никогда и не приходил сюда, а я просто лежу возле кровати, сломленный и использованный.

Я знал, что когда-нибудь это должно было случиться, но я всегда думал, что смогу сопротивляться и доставить этому кретину как можно больше проблем. А в итоге я просто… Сдался.

Том.

– У тебя никогда не было брата, – тянет Локи, когда я захожу в свой кабинет.

Парень сидит за моим столом и роется в ноутбуке, попутно поглядывая на экраны камер наблюдения.

Я фыркаю и поправляю ворот рубашки, проходя вглубь помещения и заваливаясь на диванчик.

– Подсматриваешь? Тебя это возбуждает? – издеваюсь я.

– Я отключил, когда понял, что ты хочешь его трахнуть, – Локи не смотрит на меня. – И раком у тебя в семье никто не болел. Это так, если ты забыл.

Я закатываю глаза и недолго молчу.

– Я наврал, – сознаюсь я, надувая щёку и подкладывая руки под голову. – Биллу об этом не обязательно знать. Все методы для достижения цели хороши, а давить на жалость – самое эффективное. Тем более, когда у него похожая ситуация.

– Ты ужасен, – тянет Локи. – Он тебя когда-нибудь пристрелит, так что плохая идея делать из него члена нашего клана. Он опасная игрушка.

– Я знаю, – улыбаюсь себе под нос. – Но ты же в курсе, как я люблю опасность.

Парень ничего не отвечает, а я не собираюсь продолжать разговор. Лёд уже тронулся – я видел это в глазах Билла. Думаю, он будет самым лучшим моим произведением, если не сломается до бесполезного состояния. А я не позволю этому случиться.