коту под хвост.
68
http://vk.com/world_of_different_books
Врач кивает.
— Некоторые люди имеют более сильную индивидуальную зависимость, чем
другие. Она должна быть более трудной для вас, чтобы стать физически зависимым от
наркотиков, чем у других. Это в вашу пользу. Но я хотел бы поговорить о том, почему вы
принимали наркотики так долго, если не были зависимы. Вы только что сказал мне, что
знаете, это не здорово. Так зачем вам наносить такой ущерб вашему организму, если вы
можете остановиться в любой момент?
Я смотрю на пол, на ноги, на узорный ковер.
— Не знаю. Наверно, потому что хотел забвения. Потому что легче, исчезать из
реальности, чем решать ее. У меня не было счастливого детства. Мама умерла, а отец…
наверно, тоже умер, потому что сбежал, когда умерла мама.
Врач кивает.
— Вы говорите так, как будто сердитесь на него, из-за его поведения.
Я думаю об этом.
— Да. Я злюсь на него. У него был маленький ребенок. Вместо того, чтобы его
растить, он пренебрегал мной и тратил все свое время на работу. Я должен был быть
вокруг людей, которые знали и любили меня. Но вместо этого, я ничего не получил.
— Получается, вы принимали наркотики, чтобы справиться с этим?
— Скорее всего, — отвечаю я. — Несмотря на то, что это звучит как отговорка.
Доктор Тайлер смотрит на меня.
— Это не полицейский допрос. У каждого человека свои причины. Это ваша?
— Наверно, — говорю я, и меня разрывает от осознания. Не знаю, почему. — Я
принимал наркотики, чтобы справиться с пустотой, которую чувствую.
Делает ли это из меня слабака?
Доктор Тайлер смотрит заинтересовано.
— Помогло ли это? Разве это заполнило пустоту?
Я смотрю на свои руки.
— Да.
— Когда наркотики исчезали, пустота возвращалась?
— Да, — отвечаю я спокойно.
— Пустота все еще с вами? — Врач, безусловно, сейчас заинтересован, его темные
глаза смотрят в мои глаза. Я смотрю в сторону, на стену, на часы.
— Да, — отвечаю я честно.
Сейчас тихо, единственный шум доноситься от ручки доктора Тайлера,
царапающей страницы. У меня есть желание достать и захватить ее, чтобы переломать на
две части. Но я этого не делаю. Это сводит с ума. Не знаю, откуда берется мой внезапный
гнев. Я сгибаю пальцы против колена.
— Вам не нравится говорить со мной, не так ли? — Отмечает доктор Тайлер, не
поднимая голову.
— Нет, я не знаю.
— Тогда, почему вы здесь?
Я думаю об этом, пытаюсь придумать вежливый ответ.
— Потому что Мила попросила меня. И потому, что я устал от запутанных снов.
Врач смотрит на меня, в его глазах доброта.
— Что именно во снах беспокоит вас больше всего? Должно быть что-то
существенное, если вы пришли ко мне.
Моя нога отскакивает вверх и вниз с нервной энергией.
— Я не знаю. Наверно, это потому, что моя мама хочет чего-то, что я не в
состоянии ей дать. И еще, потому что она превращается в Милу, и это волнует меня.
Врач улыбается.
— Я бы не беспокоился об этом аспекте. Многие люди связывают других в своих
снах, и это не значит ничего существенного, по крайней мере, в отношении этого
69
http://vk.com/world_of_different_books
человека. Большую часть времени, это символизирует нечто совсем другое. Если бы мне
пришлось угадывать, я бы сказал, что ваша мать превращается в Милу, потому что у вас
есть глубоко посаженный страх того, что Мила собирается оставить вас, как сделала ваша
мать.
Удар в меня, и я втягиваю воздух. Я не думал об этом. Хорошее предположение.
— Моя мать не бросала меня, — удаётся ответить мне. — Она умерла. Есть
разница.
— Да, это так. Но для семилетнего мальчика, который был оторван от всего, что
знал, существует не так много разницы. И в тот момент, когда вам было семь, эта идея
была сформирована. В вашей голове она вас бросила. И совершенно нормально,
чувствовать злость из-за этого. На самом деле, это одна из естественных стадий горя. Но
так как вы заблокировали горе и не имели с ним дела, то вполне могли бы застрять в фазе
гнева.
— Чёрт, — выдыхаю я.
— Действительно, — отвечает врач. — У вас есть кое-какая работа впереди.
Он пишет ещё немного, а я тяну за воротник, потому что в комнате, кажется,
становится все жарче и жарче. К счастью, мой час закончился.
На выходе, врач пишет что-то на небольшой бумажке и протягивает мне.
— Это Ксанакс, — говорит он. — Если у вас снова появится желание использовать
что-то, чтобы заглушить стресс или гнев, примите его вместе всего прочего.
Я даю ему твёрдый взгляд.
— Я же сказал, что нуждаюсь в этом, — я начинаю отдавать листок обратно, но он
поднимает руку.
— Возьмите, — призывает он меня. — На всякий случай.
Я закатываю глаза.
— Все равно, — я смял листок, засунув в карман. — Увидимся на следующей
неделе.
Глава 14
Мила
Почему из всех людей, населяющих планету, именно я согласилась помочь с
ленчем в «Холме»? С одной стороны, это не такой уж и срочный заказ, не в это время
года. Но с другой стороны, я должна была знать, что Медди будет постоянно отчитывать
меня.
— Он мне не нравится, — говорит она мне, ссылаясь на Пакса. А я снова виделась
с Паксом вчера вечером. — Он не очень хорош для тебя. Он собирается разбить твое
сердце и мне придется собирать эти кусочки.
Я смотрю на нее.
— Мы это уже проходили. Твое мнение было обозначено. Что-нибудь еще?
Я стою перед своим столом с руками на бедрах и надеюсь, что на моем лице сейчас
видно вызывающее выражение.
Мэдисон поджимает губы, затем качает головой.
— Нет.
— Хорошо. Я собираюсь пойти и закончить свою работу, а потом ухожу на весь
день.
— Ты сможешь вернуться и помочь сегодня?
Я качаю головой.
— Нет. Ты не включала меня в расписание и у меня есть планы.
Она пристально смотрит на меня.
— С нашим постояльцем-наркоторговцем?
Я оборачиваюсь.
70
http://vk.com/world_of_different_books
— Он не наркоторговец, и это не твое дело.
— Ты моя сестра, так что это мое дело, — говорит она мне отрывисто.
Я не стала отвечать, я просто отправилась в столовую. Тони свистнул мне из бара,
и я подошла к нему, усаживаясь на барный стул.
Я улыбаюсь его беззвучной песне.
— Тони, ты всегда такой радостный. Почему?
Он смотрит на меня, нарезая лайм.
— Почему бы и нет? У меня есть все, что нужно. Плюс привлекательная женушка
дома. Моя жизнь хороша.
Я киваю.
— Хороший ответ. Эти простые вещи лучшее, что есть в жизни, правда?
Он кивает, рассматривая меня, его нож остановился на середине кусочка.
— Почему такое лицо, моя хорошая? Нужно сломать чьи-то ноги?
Мой взгляд летит к нему, и он смеется.
— Ты говоришь о Паксе? — спрашиваю я. — Мэдди пытается, перетащить тебя на
свою сторону?
Тони успокаивается.
— Я на твоей стороне. И на ее стороне. Я сломаю ноги тем, кто доставит вам
трудности и точка. Любой из вас. Не имеет значения парень это или девушка.
Я смотрю на него, и он кажется серьезным. Я представляю большого, грубоватого
Тони, размахивающего битой. От этой картины меня пробирает дрожь.
— Что ты думаешь об «этом парне»? Ты говорил с ним в ту ночь. Каким он тебе
показался?
Тони, кажется, раздумывает об этом, опираясь своими здоровенными руками на
барную стойку.
— Трудно сказать. Он казался хорошим, вежливым, уважительным. Это что-то
говорит о нем. По крайней мере, его джинсы не висят на заднице, как у некоторых панков
его возраста. Но у него есть багаж. Но ты уже знаешь об этом. Тебя всегда привлекали
вещи, которые необходимо исправлять. Помнишь ту старую бездомную собаку, которую
ты притащила, когда была маленькой? — Он смотрит на меня, а потом бестактно
добавляет: — Да, и, кстати, малыш здесь.
— Что? — моя голова резко поднимается, и я оборачиваюсь, чтобы найти Пакса,
заходящего через двери ресторана. Я понятия не имею, как он узнал, что я здесь.
Тони улыбается и напевает, продолжая вытирать блестящую деревянную барную
стойку, когда я киваю Паксу.
— Привет, — говорю я, останавливаясь перед ним. Я смотрю на его лицо, пытаясь
оценить его настроение. Хорошо ли прошла встреча с терапевтом? Я не уверена, что
должна спрашивать его об этом.
— Привет, — отвечает он, улыбаясь. Он кажется уставшим, но, безусловно, в
порядке.
— Ты пришел на обед? — спрашиваю я. Он качает головой.
— Нет. Я пришел за тобой.
— За мной? — Мой вопрос вылетает больше как писк, и Пакс улыбается.
— Да, за тобой. Я хочу уехать из города ненадолго, чтобы очистить свой разум. Ты
в игре?
Я смотрю на него, в его карие глаза. Он кажется обеспокоенным и уставшим.
— Тебе нужна компания?
— Только в твоем лице.
Мое сердце подпрыгивает.
Я киваю, зная, что согласилась бы сейчас на что угодно.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, зная, что это не имеет большого
значения.
71
http://vk.com/world_of_different_books
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Озеро еще не начало замерзать. Я подумал, что мы могли бы взять мою лодку в
последний раз прежде, чем я уберу ее на зиму.
Я кивнула даже, не подумав, об этом и направилась к двери.
Пакс останавливает меня, хватая за локоть.
— Возможно, ты захочешь надеть свое пальто.
Он смеется, и теперь я тоже вынуждена смеяться. Я идиотка. На улице холодно, а у
воды еще холоднее. Я направляюсь в конец ресторана и беру свое пальто, не обращая
внимания на замечания Мэдди о моей работе.
Возвращаясь к Паксу, я хватаю его за руку. Мои пальцы вписываются в сгиб его
локтя.
Я оставляю свой автомобиль в «Холме», и еду с Паксом к пирсу.
— Запах рвоты хорошо вычищен, — замечаю я, вдыхая воздух внутри. Здесь
пахнет кожей и сосновым автомобильным освежителем. Пакс качает головой.
— Да, хорошая обработка сделала это. У меня никогда не будет возможности
забыть об этой неловкой ситуации, правда?
— Наверное, нет, — отвечаю я рассеянно, смотря в окно. Зимние деревья
размываются, когда мы оставляем «Холм» позади.
Всего за несколько минут мы доезжаем до пирса. В это время года он выглядит так
одиноко. Большинство лодок уже были вывезены из своих гаваней на зиму. Это место
кажется заброшенным.
Пакс направляется к багажнику машины и вытаскивает тяжелую синюю парку.
— На воде будет холодно, — говорит он мне. — Так, почему бы тебе не укутаться
в это?
Он помогает мне вытащить его, и когда я становлюсь похожей на снежного
человека, мы направляемся к большому катеру
Я решаю, что это, должно быть, стоит тысячи и тысячи долларов, но не говорю
этого, когда он помогает мне подняться на борт. Я выбираю сиденье на паркетной доске,
где нет ветра, и он запускает двигатель. Рев рассекает тишину, и мы быстро выезжаем из
бухты.
В скором времени, лицо Пакса становится красным от ветра. До сих пор зима была
мягкой, но здесь она по-прежнему суровая. Вода делает ветер пронзительно холодным.
— Нам лучше не заходить слишком далеко, — кричу я ему. — Ты замерзнешь.
Он закатывает глаза и продолжает вести нас мимо огромных одиноких буев,
которые отмечают путь в залив. Когда мы выплываем в открытую воду, он, наконец,
выключает двигатель и тишина кажется оглушительной.
Он падает на паркетную доску рядом со мной.
— Ты права, — говорит он, опираясь на меня. — Здесь чертовски холодно.
Я хихикаю, когда он засовывает руки в карманы, пытаясь поглотить часть моего
тепла.
— Мы сошли с ума, раз находимся здесь сегодня, — говорю я ему. — Мы получим
обморожение.
Он усмехается.
— Я без ума от многих вещей, но не от этого.
Остальным частям моего тела, может быть, холодно, но сердце согревается от его
слов. А потом я чувствую энергию. Энергию, замораживающую холод.
Я ючусь вместе с ним, наслаждаясь тем, что мы, как будто два человека во всем
мире, мы, как провод с током. Холодный воздух жалит мои легкие, но я, все же, делаю
глубокий вдох, наслаждаясь оживлением.
— Ты часто приходишь сюда? — спрашиваю я.
Пакс кивает.
— Я прихожу сюда, когда хочу уйти от мира. Никто не может меня здесь найти.
72
http://vk.com/world_of_different_books
Я смеюсь и опираюсь на него, а он оборачивает рукой мои плечи.
— Я должна была принести горячий шоколад из «Холма», — стону я, пытаясь
согреть свои красные пальцы. — Думаю, я могу потерять руку или пальцы на ногах.
Пакс закатывает глаза.
— Немного преувеличенно, не так ли?
— Говори за себя. Мне нужны мои пальцы. — Я жестко сжимаю его руку, а затем
смотрю на него.
— Как прошел твой прием сегодня? Ты рад, что пошел?
Он неподвижен, но его челюсть сжимается. Я смотрю на него и пытаюсь решить,
как справиться с этой деликатной ситуацией.
Он до сих пор ничего не сказал, поэтому я спрашиваю:
— Ты вернешься?
Пакс вздыхает.
— Я не знаю. На самом деле, я не вижу в этом смысла, Он, кажется, сосредоточен
на моем употреблении наркотиков, а я просто хочу понять свои сны. Довольно страшно
думать о своей покойной матери все время.
— Может быть, он думает, что эти две вещи связаны, — предполагаю я, стараясь,
чтобы мой голос звучал легкомысленно, но на самом деле, я умираю, как хочу знать, что
мог сказать доктор.
— Сомневаюсь, — отвечает Пакс. — Единственная взаимосвязь, на которую он,
казалось бы, обратил внимание, была между тобой и мамой.
Это поражает меня, и я смотрю на него.
— Что? Он сравнил меня с твоей мамой?
По некоторым причинам это ужасает меня. Быть сравненной с его мамой не совсем
то, как я хочу, чтобы он видел меня. Он качает головой.
— Я не знаю, о чем он думает. У него есть некоторые сумасшедшие идеи.
— Но твои сны не начинались, пока ты не встретил меня, не так ли? — спрашиваю
я медленно, и я знаю ответ еще до его кивка.
— Да. Но это ничего не значит.
— Хорошо. — Мой голос затихает под краем лодки из стеклопластика. Он сжимает
меня крепче.
— Не беспокойся об этом. Это я облажался, а не ты. Поверь мне, я не думаю о тебе,
как о своей матери, если это то, о чем ты беспокоишься.
Я улыбаюсь немного с облегчением, и он смеется, глядя на мое лицо.
— Этим ты была обеспокоена? Я облажался. Но не так сильно.
Я расслабляюсь и опираюсь на него, а он потирает руки, чтобы согреть их. Мы
видим наше дыхание. Белые струйки уплывают, когда мы говорим.
Около часа мы болтаем о пустяках: средняя школа, семья и старые животные. Он
смеется, потому что я была черлидером какое-то время. А потом я смеюсь, потому что у
него есть каждый, когда-либо выпущенный, эпизод «Звездных войн».
— Что? — требует он властно. — Это хорошие фильмы.
Я смеюсь и пытаюсь сделать вид, что мои ноги не превратились в глыбы льда, и
что я не слышу его телефон. Он гудит каждые несколько минут. Пакс посмотрел на него
один раз, затем сунул его обратно в карман и с тех пор не смотрел.
— Ты должен ответить? — спрашиваю я его, когда он снова гудит. — Тот, кто
звонит, правда, хочет поговорить с тобой.
Он качает головой, явно раздраженный.
— Нет. Это не те, о ком мне нужно беспокоиться.
Я умираю от любопытства, но не подталкиваю его. Он явно не хочет говорить об
этом. Но я понимаю, это первый раз, когда он превращает что-то в тайну и закрывается,
это заставляет меня нервничать. Какие еще части его жизни я не знаю?
73
http://vk.com/world_of_different_books
Я размышляю, замолкая, поэтому через некоторое время Пакс подталкивает мою
ногу.
— Почему молчишь? Ты расстроена?
Я очень хочу сказать нет, сделать вид, что я не нервничаю, но я не хочу лгать.
Ничего хорошего не может исходить ото лжи, и карты уже разложены против нас.
— Когда ты что-то скрываешь, я нервничаю, — говорю я ему нерешительно. — Я
не хочу думать о тебе плохо, но, когда я не знаю, о чем ты думаешь...
— Тогда ты автоматически думаешь о худшем? — прерывает он, прищурившись.
— Ты автоматически думаешь, что я пытаюсь что-то скрыть, если не хочу об этом
говорить? Это немного субъективная оценка, ты так не думаешь?
Я могу сказать, что сейчас он злится, потому что сжимает челюсти. Я отметила эту
привычку, когда он сердился. Я вижу напрягшиеся мышцы на его щеке и сглатываю.
— Я не пытаюсь быть субъективной, — говорю я ему мягко. — Это просто то, что
мы начали не с той ноги, и я пыталась продвигаться вперед с помощью доверия, и мне
очень жаль. Я просто немного нервничаю. Я не в своей тарелке.
Он резко снимает руку с моих плеч и встает. Лодка качается, и я хватаюсь за борт.
— Если ты не хочешь быть со мной, — говорит он холодно, — просто скажи это.
Если ты не можешь доверять мне — скажи сейчас. Я пытаюсь измениться ради тебя. Но я
не хочу тратить время на это, если ты не можешь покончить с моим прошлым.
Я заморожена, но не от хлесткого холодного ветра, а из-за его слов и сердитого
лица. Он, кажется, готов отказаться от меня, как будто я не достойна даже разговора.
Этого достаточно, чтобы высосать весь воздух из меня.
— Ты бы сказал это просто так? — сомневаюсь я. — Я не говорила, что не могу
доверять тебе. Но твой телефон взрывается в течение часа, и ты, очевидно, не хочешь
иметь дело с ним, и ты не хочешь, чтобы я знала, что это такое. Твое «прошлое» не очень
далеко, так что ты должен понять, что я немного нервничаю. И ты не должен меняться
ради меня. Ты должен измениться ради себя.
Пакс смотрит на меня. Сейчас в его глазах холод. Так было, когда я впервые
встретилась с ним. Все следы тепла ушли, и я содрогаюсь, ненавидя взгляд на его лице и
ненавидя этот разговор. Я не знаю, как все ушло под откос так быстро.
— Не сходи с ума, — говорю я ему. — Я просто пытаюсь поговорить об этом с
тобой. Это то, что люди делают в отношениях.
— Люди нападают друг на друга? — спрашивает он, его голос поднимается. —
Потому что именно это ты делаешь. Ты не знаешь, кто мне пишет, так что ты в
безопасности. И вдруг твоя неуверенность становится моей проблемой.
Пакс серьезно разошелся. Он сжимает руки так крепко, что костяшки пальцев
побелели. Я задыхаюсь и пытаюсь придумать, как успокоить ситуацию. Я ненавижу
конфликты, но мне еще больше не нравится, что он неправильно меня понял.
— Я не нападаю на тебя, — начинаю я. — Мне было просто интересно, кто
пытался с тобой связаться.
Он сердито поднимает бровь.
— В самом деле? Если бы тебе было любопытно, то почему бы просто не
попросить посмотреть мой телефон?
Я изумлена и запинаюсь, когда говорю, потому что ветер хлещет мои волосы
вокруг лица.
— Потому что в отношениях, которые построены на доверии, люди не просят
посмотреть телефоны друг друга.
— Тем не менее, ты действительно хочешь увидеть мой телефон, не так ли? — Он
бросает вызов, его глаза пронзают меня. — Потому что ты не доверяешь мне.
Он роется в кармане и вытаскивает свой телефон, повернув экран для меня. 57
непрочитанных текстовых сообщений.
— Вот, пожалуйста. Смотри в свое удовольствие.
74
http://vk.com/world_of_different_books
— Святое дерьмо, — выдыхаю я. — Ты видел сколько их?
И все они с одного номера.
— Кто это? — спрашиваю я нерешительно, опасаясь, что он собирается снова
кричать. Он качает головой.
— Это Джилл. Я сказал ей, что не собираюсь видеть ее снова, и что я не собираюсь
поставлять ей наркотики. Но от этих сообщений ясно, что она в отчаянии, и она
попрошайничает.
— Но у тебя нет ничего, чтобы дать ей, не так ли? — спрашиваю я медленно. Он
сказал мне, что выбросил всю эту дрянь.
Он строго смотрит на меня.
— Я не врал, — говорит он резко. — Я сказал, что выбросил их, и я выбросил.
— Ты видел ее, с тех пор, как последний раз разговаривал? — спрашиваю я
медленно. Просто кажется нормальным, что тот, кто был отвергнут, так настойчив. Если
он не безумный. — Она сумасшедшая?
Он снова качает головой.
— Нет, она не сумасшедшая. Она просто отчаявшаяся наркоманка, которая
нуждается в помощи. Я должен был давно ее прервать, но был слишком озабочен своим
членом. И — нет. Я не видел ее.
Когда он говорит, его телефон снова загорается с еще одним сообщением. 58. Он
неуверенно закатывает глаза, и я смотрю на него.
— Разве ты не должен хотя бы ответить ей?
— Нет. Она не сделает ничего хорошего. Она в отчаянии. Она не думает логически,
так что не имеет значения, что я говорю. Я видел раньше ее поступки. Она впадает в
истерику и с ней невозможно разговаривать. К черту это. Я не собираюсь позволить этой
глупой девке вызывать у нас проблемы.
Он поднимает руку, и я вздрагиваю.
Он застывает, потом сильно трет свое лицо.
— Что, блять? Ты думала, что я собираюсь тебя ударить? — спрашивает он, его
голос неустойчивый и яростный. — Неужели ты думаешь, что я когда-то сделаю тебе
больно, Мила?
Он смотрит на меня, ожидая ответа, но я не знаю, что сказать. Я сомневаюсь, что
все, что я скажу, поможет, поэтому я просто вяло на него смотрю. Он снова качает
головой.
— Я как раз собирался избавиться от этого. Ебать, Мила.
Он бросает свой телефон в озеро. Я смотрю, как он погружается в холодные
глубины, а затем оборачиваюсь к нему.
— Пакс, я...
— Нет, — он холодно огрызается, повернувшись ко мне спиной, чтобы сесть за
руль. — Не надо. Я не могу говорить с тобой прямо сейчас.
Он запускает двигатель и дергает рычаг. Сила его бросает меня обратно на
боковину, и я хватаюсь замороженными руками. Он злится, и я знаю, что бесполезно
разговаривать с ним. Он должен остыть.
Мы ускоряемся к берегу и после каждого гребня волны, мы тяжело приземляемся
на поверхность воды. Это сотрясает кости.
И, когда мы ускоряемся, я все больше и больше выхожу из себя.
— Почему ты думаешь, что у тебя есть право злиться на меня? — Я перекрикиваю
ветер. — Мне было любопытно, вот и все. У меня есть право быть любопытной, Пакс.
Он не отвечает. Его рука просто толкает штурвал еще сильнее, и мы быстрее
ускоряемся.
Я стиснула зубы.
— Не мог бы ты замедлиться? — требую я. — Ты убьешь нас обоих.
Нет ответа.
75
http://vk.com/world_of_different_books
Он не замедляется.
Я снова стиснула зубы, но прежде, чем я смогла сказать еще хоть что-то, мы
попали на еще один огромный гребень. И на этот раз, прежде чем я смогла подумать или
двигаться, мы тяжело опустились.
Только вместо того, чтобы сидеть в лодке, я лечу через край, прямо в холодную,
взболтанную воду озера Мичиган.
Глава 15
Пакс
— Ебать!
Я едва успеваю среагировать, прежде чем Мила падает за борт в ледяную воду. Я
выключаю двигатель и оборачиваюсь, сканируя поверхность неспокойной воды.
— Мила! — кричу я, мчась к борту. — Мила!
Она исчезла. Я не вижу ее. Серая вода вспенивается и кружится, создавая пенистые
барашки, которые ударяются о борт лодки. Нет никаких признаков Милы в воде.
Святое дерьмо! Не раздумывая, я ныряю за ней.
Шок от холодной воды выбивает из меня воздух, и я мечусь, пытаясь нащупать
Милу и стараясь сохранить свои легкие от автоматического вдыхания воздуха. Я никогда
не чувствовал такого невероятного, пробирающего до костей, холода за всю свою жизнь.
Каждая клеточка моего тела, каждая частица самосохранения, пытается заставить меня
выйти из ледяной воды. Но я должен найти ее.
Я погружаюсь глубже и мое тело, на самом деле, немеет. Я больше не чувствую
его. Я вслепую машу руками перед собой, отчаянно нуждаясь хоть в каком-то знаке о ней.
Этого не может быть. Мила не может утонуть здесь, не в озере, которое она любит так
сильно. Не из-за меня. Я заставляю свои веки открыться, и холод штурмует
чувствительную ткань моих глаз, но я должен смотреть. Вода настолько мутная и
холодная, что я совершенно ничего не вижу.
Я по-прежнему кручусь, пока моя рука не натыкается на что-то твердое в воде.
Я хватаю это, цепляясь пальцами за что-то мясистое.
Мила.
Пуховая куртка тянет ее вниз, поэтому она не может подняться на поверхность.
Она, кажется, пытается снять ее.
Я тяну ее за собой, и мы прорываемся сквозь воду. Я убираю волосы с ее лица. Она
втягивает воздух и ногтями инстинктивно цепляется за меня, пытаясь выбраться из воды.
— Успокойся, — говорю я ей быстро, толкая нас к лодке. — Успокойся, или ты
утопишь нас обоих.
Я поднимаю ее на руки и перетаскиваю через борт лодки, а затем подтягиваюсь за
ней. Мы оба свернулись в клубок. Она лежит в луже ледяной воды на дне лодки, ее зубы
стучат, а губы синие.
— О чем, черт возьми, ты думала? — я хватаюсь за нее. — Ты с ума сошла?
Почему ты не держалась?
Я сдираю с нее тяжелую, огромную куртку, потому что она вся сырая, а затем
осматриваю лодку, чтобы найти хоть что-нибудь, чем можно было бы обернуть ее, но
ничего нет.
— Черт, — бормочу я. — У меня ничего нет, чтобы согреть тебя. Ее мокрые
волосы склеились в сосульки и свисают по спине. Я начинаю растирать ей руки. — Мы
должны вернуться к берегу. Оставайся здесь, рядом с краем.
Мила цепляется за борт под выступом, где она частично защищена от ветра.
— Мне ж-ж-жаль, — она стучит зубами. — Я должна была держаться к-к-крепче.
Но т-т-ты не должен был в-в-вести так быстро.
76
http://vk.com/world_of_different_books
— Я знаю, — говорю я ей вяло. — Мне очень жаль, Мила. Это я виноват. Мы
просто доберемся до берега, и ты обсохнешь.
Я завожу лодку и поворачиваю ее к берегу так быстро, как могу. Ветер скользит
через мою мокрую рубашку, отчего сосульки образуются на подоле. К тому времени, как я
заплываю в свою бухту, мои пальцы фиолетовые и меня почти все время колотит.
Я еще не до конца вошел в док, но уже помогаю Миле выбраться из лодки с
онемевшими пальцами. Она очень сильно запинается, потому что ее конечности тоже
онемели. Поэтому я просто хватаю ее, полагая, что могу нести ее быстрее, чем она может
идти.
— Я м-м-могу п-п-пройтись, — дрожа, говорит она. Я качаю головой.
— Я могу идти быстрее.
Ее пальцы сжимают мои плечи словно лед, и я снова качаю головой.
— Ты, наверное, получишь пневмонию, — говорю я ей, разблокировав автомобиль,
и сажаю ее на сиденье. Впервые я хочу, чтобы моя машина была новой вместо старой
классики. Новый автомобиль имеет обогреватели сидений.
Я вставляю ключ в зажигание холодными дрожащими пальцами, и мы едем в мой
дом в течение нескольких минут. Вина заставляет меня ехать по льду быстрее, чем я
обычно езжу.
Автомобиль только подъехал к подъездной дорожке, а я уже нажал на кнопку для
открытия гаража, так что мне не приходится возиться с замком на передней двери. Я
вышел из машины и прошел на сторону Милы. Потом поднял ее и понес через гараж в
дом.
— Твои губы все еще синие, — говорю я ей. — Мы должны засунуть тебя в
горячий душ.
— Тебе т-т-тоже нужно, — говорит она мне, ее подбородок дрожит. Я не могу
решить: она просто замерзла или она все еще в шоке?
Я не ставлю Милу на пол, а просто несу ее прямо по лестнице в мою ванную. Я
опустил ее на унитаз и включил воду, возвращаясь, чтобы помочь ей снять ледяную
одежду. Я до сих пор едва чувствую свои пальцы. Они настолько холодные, что мне почти
жарко напротив ее замороженной кожи.
— Мила, мне так жаль. Я вышел из себя и увидел красный свет в глазах, и я не
должен был быть за рулем в таком состоянии. Мне очень жаль.
Она кивает.
— Я знаю. Это нормально. М-м-мы были безрассудными. Это д-д-делается сейчас.
Это нормально.
Я стягиваю с нее рубашку без лишних слов, потом помогаю расстегнуть лифчик.
Она не инвалид, но я знаю, как трудно пошевелить пальцами, когда они заморожены,
потому что испытываю то же самое. Я ставлю ее на ноги и стаскиваю мокрые джинсы,
потом и нижнее белье, затем веду ее в душ.
— Залезай, — приказываю я ей, снимая свою собственную одежду, и шагаю в пар
позади нее. Сейчас она удерживает свои волосы над водой, пока горячая вода впитывает
тепло в ее тело.
— Боже мой, — выдыхает она. — От этого так хорошо. Больно, но… О. Мой. Бог.
Ее глаза закрыты, но цвет возвращается к ее губам. Я вздыхаю с облегчением и
становлюсь рядом с ней, под насадку слева. Она права. Горячая вода более удивительная,
чем это когда-либо казалась раньше.
— Святое дерьмо, это озеро было холодным, — бормочу я, когда вода падает на
меня. Чувство возвращается в мои пальцы тысячью болезненных игл. — Черт, мои пальцы
болят.
Мила, соглашаясь, стонет рядом со мной и, честно говоря, мы просто стоим под
водой в течение еще десяти минут с закрытыми глазами, не говоря ни слова, просто
77
http://vk.com/world_of_different_books
наслаждаясь теплом. Когда дверь затуманивается, и дрожь исчезает, я оборачиваюсь к
Миле.
Она обнаженная, и мокрая, и великолепная, но мне все равно в данный момент.
Сейчас меня заботит совсем другое.
— Ты думала, что я тебя ударю, — говорю я просто. Она выглядит виноватой,
поворачиваясь ко мне, сейчас ее кожа здорового розового цвета.
— Нет, — тихо протестует она. — Это был просто рефлекс. Я просто
отреагировала.
— То есть, ты не думала, что я собираюсь ударить тебя? — Я поднимаю бровь. —
Потому что ты вздрогнула. — Она опускает голову.
— Я не знаю, что думала.
Я втягиваю воздух в ответ на ее честность, и сразу выдыхаю. Обращаясь, я
поднимаю ее подбородок пальцами.
— Меня не волнует, насколько я безумен, но я никогда не ударил бы тебя. Ты
понимаешь это? — Я смотрю ей в глаза. — Никогда.
Она сглатывает и смотрит на меня, и ее глаза сейчас очень широкие и зеленые.
— Мне очень жаль, — говорит она мне. — Я не знаю, почему так подумала.
И есть что-то такое в ее глазах, что заставляет меня притормозить.
— Твой отец бил твою маму?
Вопрос повисает между нами, и она смотрит на меня. А потом медленно кивает.
— Не часто. Иногда. Я видела это несколько раз. Он ударил ее, она ударила его. У
них были очень страстные отношения.
— Святое дерьмо, — бормочу я в шоке, прежде чем тяну ее к себе. — Мила, даже
один раз слишком много. Я никогда не ударю тебя. Мне нужно, чтобы ты верила в это.
Она, молча кивает, и я вижу, что она плачет. Я не знаю, плачет ли она из-за своих
родителей, или из-за нашей борьбе на лодке.
Я перетащил ее более плотно к своей груди, опустившись губами ко лбу. Она
прижалась ко мне сырая, но решительная. Я скольжу руками вокруг ее спины, прижимая
ее крепче.
— Мила, я никогда не наврежу тебе. Не таким образом.
Она кивает и тянется ко мне, и просто так мы цепляемся друг за друга, как будто
мы нужны друг другу, чтобы дышать.
Ее язык погружается в мой рот и мои руки повсюду на ее теле, двигаются вверх и
вниз по гладкой влажной спине, и вниз по ее бедрам. Я всасываю ее губу в рот, потянув
зубами. Она стонет, и я вдыхаю, наслаждаясь звуком.
Отчаяние в значительной степени ощущается вокруг нас. Я кружусь с ней, прижав
ее к каменной стене душа, нажав на нее, погружаясь в ее рот еще раз. Я могу вечно
целовать эту девушку, и все равно мне не хватит.
Она поднимает ногу и обхватывает ею мои бедра. Мои руки скользят вверх по ее
бедрам, чтобы схватить ее задницу, ее удивительно прекрасную задницу, и она качается
на мне, толкаясь все ближе. Мой член вклинивается против нее, и я знаю, что она
чувствует это.
Жесткий.
Мокрый.
Тёплый.
— Я хочу тебя сегодня ночью, — говорит она мне на ухо. Ее зубы кусают мочки
моего уха. — Пожалуйста, Пакс.
Я стону и отрываюсь, глядя на нее.
— Я думал, что ты хочешь подождать?
Она улыбается милой и злой улыбкой.
— К черту, — говорит она. — Я хочу тебя сейчас.
78
http://vk.com/world_of_different_books
Я снова зажимаю ее и накидываюсь на ее рот. Ее губы такие чертовски мягкие.
Мои пальцы скользят внутри нее, и она задыхается от этого ощущения. На вкус она как
солнце.
— Ты чертовски красивая, — я спускаюсь к ее горлу, потом проделываю дорожку
из поцелуев до ее полной груди. — Очень красивая.
Я втягиваю ее грудь в рот и мягко сосу. Она тянется ко мне, сжимает меня,
ударяясь, ее руки падают вниз к каменной стене душа. Ее дыхание сейчас тяжелое
неровное и резкое. Я слышу это.
Я перехожу к другой груди и сосу ее, дразню, наслаждаясь ею. Кожа Милы
влажная и мягкая, и когда она открыла глаза и посмотрела на меня, я увидел ее не
сфокусированный и дикий взгляд.
Она хочет меня. Этот взгляд почти непостижим для меня. Она хочет меня так же,
как я хочу ее. Я стону и зарываюсь лицом в ее шею.
Ее рука сейчас на моем члене, и он пульсирует от этого в ее руке, горячий и
тяжелый. Я хочу ее так, как никогда никого не хотел. Я стону, и от этого она улыбается,
скользя рукой вверх и вниз по всей длине моего члена.
— Ты такой большой, — бормочет она тихо.
Такой же большой, как мои зубы.
Я будто хищник кружу над ней, спиной толкая против плитки. Она невинна и
красива. А я... нет.
Я ее не заслуживаю. Я сглатываю.
— Ты хочешь меня? — спрашиваю я ее, мои губы просто шевелятся напротив нее.
Она кивает, глаза крепко закрыты, когда она проводит руками по моей спине и
вниз по бедрам.
— Теперь открой глаза и скажи это, — говорю я ей нервно. — Скажи мое имя.
Ее глаза, дрожа открываются, и она смотрит в мои.
— Я хочу тебя, — бормочет она. — Пакс.
Мой язык закручивается вокруг ее, влажный и горячий. Я, возможно, не
заслуживаю ее, но она все равно хочет меня. Мои кишки сжимаются.
— Скажи это еще раз, — говорю я ей спокойно.
Она смотрит на меня своими огромными зелеными глазами.
— Пакс, — выдыхает она. — Я хочу тебя.
— Черт, — бормочу я и отрываюсь от нее лишь на мгновение, чтобы выбраться за
дверь и вытащить бумажник из моих штанов, валяющихся на полу. Я вожусь с
презервативом, а затем возвращаюсь под воду, притянув Милу к себе.
И тогда я проникаю в нее.
Вспышки взрываются под моими веками, потому что быть в ней так чертовски
хорошо. В такой мокрой, такой чертовски тугой. Я мог умереть прямо здесь и никогда бы
не пожалел.
Мила задыхается, поэтому я придерживаю ее, а потом она хватается за мою спину,
притянув меня к себе.
— В тебе так хорошо, — в ответ она скулит мне в ухо. И тепло затягивает мою
грудь.
Я стону и пытаюсь сосредоточиться на чем-либо, что не позволит мне сразу
кончить, но я знаю, что это бесполезно. Ее груди бьются напротив меня, влажные и
мягкие, и каждый раз, когда я проникаю в нее, трение подталкивает меня все ближе к
краю.
Она тянет меня ближе и в этот момент, я знаю, что она это весь свет и добро в
мире.
Я двигаюсь внутри нее. Тепло между нашими влажными телами сводит меня с ума.
— Я собираюсь кончить, — говорю я напротив ее мокрой шеи.
Она открывает глаза и смотрит на меня.
79
http://vk.com/world_of_different_books
— Тогда кончай, — говорит она просто.
А потом она погружает свой язык в мой рот, и я не могу удержаться. Мой член
пульсирует внутри нее, и она сжимается вокруг меня. Я дышу неровно, прижимая ее к
стене, и после, кажется, походит час, перед тем, как мы оба скользим на пол. Сейчас она у
меня в руках, и вода льется на нас.
Я даже говорить не могу. Я просто держу ее, качая на своих коленях, и этот момент
кажется самым значимым. Мы сидим в таком положении очень долго, пока вода не
начинает становиться прохладной.
Мила поднимает голову.
— Это было удивительно, — бормочет она. Она немного отстраняется и
поглаживает сторону моего лица. Я опираюсь на руку и закрываю глаза. — Ты прекрасен,
— добавляет она. Мой желудок сжимается.
— Я не прекрасен, — отвечаю я. — Это далеко не так.
— Ты такой, — настаивает она. — Ты просто должен поверить моим словам.
Я качаю головой, но не отпускаю свой контроль над ней, и она снова кладет свою
голову мне на грудь.
— Вода становится холодной, — говорит она сонно. Ее ноги переплелись с моими,
а тело лежит на мне. Не похоже, чтобы она беспокоилась о воде, но мы оба провели
достаточно много времени в холодной воде за сегодня.
Неохотно я сажусь и тяну Милу на ноги. Я вывожу ее из душа и оборачиваю в
полотенце прежде, чем проводить к себе в спальню и даю футболку. Я надеваю ее через
голову и смотрю на неё сверху вниз.
— Оставайся со мной сегодня ночью, — прошу я ее. — Ты устала, я устал и на
улице холодно. Просто останься здесь.
Она улыбается мне.
— Таков был план с самого начала, — она лукаво улыбается. — У меня есть сумка
в машине у "Холма".
Я смотрю на неё
— Ты имеешь в виду... ты собиралась... сегодня ночью?
Она смеётся.
— Говори, Пакс. Это не так сложно. Да, я была готова сегодня ночью.
Я вынуждено хихикаю и качаю головой.
— Тебе нравится заставлять меня гадать? — спрашиваю я её, ведя к кровати, и
сажаю на свои колени.
Она кивает, ее зелёные глаза блестят.
— Так интереснее, не так ли?
Я опускаю свои губы на ее, заставляя прекратить то, что она собирается сказать.
Накрывая ее тело своим, я толкаю ее на матрас своей кровати и провожу дорожку губами
по ее шее, затем вниз к ее рукам. Целую ее ладони, а потом смотрю в окно.
— Там зимой шторм дует через озеро, — говорю я ей, и она оборачивается, чтобы
посмотреть на него со мной.
— Хорошо, что мы сейчас не там, — отмечает она, поскольку мы наблюдаем, как
тёмные тучи строятся и кружатся над водой. Молния вспыхивает в темноте и воздух,
кажется, заряжается силой бури.
Я смотрю вниз.
— Это очень хорошо. Определённо, более комфортно быть здесь голыми.
Она хихикает и тянет меня к себе, ее язык снова у меня во рту. Мои руки скользят
к ее попке, в результате чего, ее нога оборачивается вокруг моего бедра.
— Твоя нога принадлежит этому месту, — говорю я ей твёрдо. Она улыбается мне
в губы.
— Это может затруднить мою ходьбу, — отвечает она, проводя пальцами по моей
спине.
80
http://vk.com/world_of_different_books
— Мы с этим разберёмся, — рычу я и скольжу пальцами внутрь неё. Она скулит и
изгибается от моей руки, тогда, как гром трещит снаружи. А потом наш разговор умирает,
потому что наша собственная буря бушует в моей спальне.
Глава 16
Мила
Последнее, о чем я думаю прежде, чем погрузиться в туманный сон, что руки
Пакса очень сильные и теплые. И безопасные.
Я никогда не забуду, что чувствовала, когда он нырнул в озеро за мной и вытащил
в безопасное место. Дурацкая куртка тянула меня вниз, и я не могла выбраться. Он,
вероятно, спас мне жизнь. Нелепо, что он так безрассуден по отношению к своей
собственной жизни, но, кажется, так он защищает мою.
Я теснее прижимаюсь к нему, к его сильной груди. Мое лицо прижимается к его
сердцу, и оно громко бьется около моего уха. Этот стучащий ритм успокаивает меня, и я
засыпаю.
А потом мне снится сон.
Я смотрю вниз и вижу солнечный свет, окутывающий меня, мерцающий на моей
коже.
Я снова в церкви.
Но на этот раз все по-другому.
Вместо черного платья, которое я надевала на похороны своих родителей, я одета в
белое. Простая хлопковая рубашка, почти прозрачная. И мой отец сидит в передней части
церкви, вместо гроба. И вместо того, чтобы сидеть в сияющем солнечном свете, он сидит
в тени.
Мой пульс ускоряется, потому что это первый раз, когда кто-либо из моих
родителей появляется во сне. Так приятно видеть лицо моего отца. Я мчусь по проходу к
нему, но мои ноги двигаются очень медленно. Это так расстраивает, потому что я хочу
бежать, а ноги просто не слушаются. Но, в конце концов, я добираюсь до него.
Я стою перед ним и просто смотрю. Он одет в свою любимую полинявшую
зеленую фланелевую рубашку и рваные голубые джинсы, те, в которых он привык
работать во дворе.
Он улыбается.
— Привет, арахис.
— Привет, папа, — выжимаю я из себя. У меня комок в горле, поэтому я не могу
глотать. — Так приятно видеть тебя.
Он улыбается той же улыбкой, что я видела миллион раз на протяжении многих
лет, и вытягивает руки. Я бросаюсь в них. Папа пахнет так же, как Old Spice и мята. Я
вдыхаю и плачу, крепко его обнимая.
Но через несколько минут он отстраняется.
Я смотрю на него, на крупные руки, которые держали меня тысячу раз, которые
купали мою собаку, толкали мой велосипед и били мою мать. Я задыхаюсь и смотрю ему
в глаза.
— Папа, почему ты ударил маму?
Он, кажется, поражен, поэтому поднимает руки ладонями вверх, к небу.
— Я не знаю, — говорит он тихо. — Потому что я не совершенен. Мы с твоей
матерью должны были обратиться за помощью к семейному психологу. Мы любили друг
друга, но вместе погибали. Жаль, что ты видела это.
— Как ты можешь любить кого-то, но все же делать ему больно? — спрашиваю я, и
говоря это, я чувствую, как слезы текут по моему лицу. Папа тянется своей широкой
ладонью и вытирает их.
81
http://vk.com/world_of_different_books
— Такова жизнь, — говорит он мне тихо. — Иногда мы делаем больно тем, кого
любим больше всего.
— Но ты никогда не должен был причинять кому-то боль таким образом, —
говорю я ему. — Иметь такой характер — все равно, что быть трусом.
Папа смотрит на меня.
— Может быть, я и был трусом. Но я все еще был хорошим человеком, у которого
просто был плохой характер. Я люблю тебя, арахис.
Я чувствую, что приросла к земле, а затем онемение сильным потоком накрывает
меня. Так или иначе, по какой-то причине, что-то щелкает во мне, и я вдруг понимаю, что
эти глупые сны пытались сказать мне все это время... черные и белые гробы, солнце и
тени.
Жизнь не черно-белая. Не все люди хорошие или плохие. Я была так сосредоточена
на смысле жизни после смерти своих родителей, что не учла тот факт, что в глубине души
— хотя я не признавала этого — мне было трудно понять отношения между ними. И,
наверное, я осуждала их.
Действительно, жизнь просто смесь хорошего и плохого, различные оттенки
серого, белого и черного. Думаю, я всегда боялась быть с кем-то в отношениях, потому
что думала, что у меня будут такие же отношения, как у родителей или, что я сделалаю
ошибку.
Но вся жизнь состоит из ошибок.
Я сглотнула и посмотрела на своего отца.
— Я люблю тебя, папа. — Он кивает, его глаза полны доброты и любви. — Я
скучаю по тебе.
— Я знаю, — отвечает он. И, сидя на месте, он начинает исчезать, пока не
пропадает, и я остаюсь в одиночестве.
Но я не одинока. Я чувствую присутствие Пакса, даже притом, что не могу его
видеть. Я поворачиваюсь, но его там нет.
А потом я просыпаюсь и смотрю ему в глаза.
— Ты в порядке? — шепчет он. — Тебе что-то снилось.
Его руки обнимают меня.
— Мне просто приснился странный сон, — шепчу я. — Мне снился мой отец,
впервые с тех пор, как он умер. Я спросила его, почему он ударил мою маму, а он говорил
про то, что был испорчен. Но он все еще был хорошим человеком. Он и моя мама должны
были пойти к семейному психологу, но так и не пошли.
Пакс смотрит на меня, его золотые глаза освещают теплом темное помещение.
— Ты права, — наконец, говорит он. — Человек может ошибаться, но он все еще
будет хорошим, если у него доброе сердце. Из-за чего это происходит? Потому что я
спрашивал о твоих родителях?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Может быть. У меня был странный повторяющийся сон, с тех пор,
как они умерли, и я думаю, что это всегда было одной из тех вещей, которые мое
подсознание пыталось мне сказать. Я боролась после их смерти, я скучала по ним очень
сильно, но я также возмущалась из-за их отношений. Они любили друг друга почти до
безумия, но они погибали вместе. Они плохо общались.
Пакс смотрит на меня.
— Твой отец когда-нибудь бил тебя?
Я сразу качаю головой.
— Нет. Меня шлепали несколько раз, когда я была ребенком, но бить? Нет, они
были хорошими родителями. Их проблема состояла в том, что они всегда подначивали
друг друга, пока это не вышло из-под их контроля.
Теперь Пакс качает головой.
82
http://vk.com/world_of_different_books
— На самом деле, мы ничего не можем контролировать, — утверждает он. — Не в
той ситуации. Хотя, ты была права. Твои родители должны были обратиться за помощью.
Мне жаль, что они этого не сделали.
Я закрываю глаза и снова прижимаюсь к нему.
— Так или иначе, я думаю, что мой сон был сообщением для меня. Что все будет в
порядке, и что я должна доверять своему сердцу. Мое сердце говорит мне, что быть с
тобой — это нормально. Мы с тобой не мои родители, и наши отношения не будут такими
же, как у них. Никто не совершенен, и у тебя есть проблемы, с которыми нужно бороться,
но мы пройдем через это, Пакс.
Он вздрагивает, я это чувствую, становясь жестким рядом со мной.
— Ты думаешь, что твой сон был сообщением от отца, что быть со мной — это
нормально?
Я снова пожимаю плечами.
— Я не знаю. Может быть.
Он качает головой.
— Ни в коем случае. Не то, чтобы я не верил в такие вещи, но нет никакого
способа, чтобы твой отец дал тебе свое благословение, чтобы связываться со мной. Черт,
ни в коем случае. Тебе снилось то, во что ты хочешь верить. Ты просто пытаешься дать
какой-то смысл вещам. Мы пробудили твои воспоминания сегодня вечером, так что это
нормально.
Я не позволяю ему переубедить меня.
— Что ж, останемся каждый при своем мнении. Но сейчас давай просто вернемся
ко сну.
Так мы и делаем. Пакс крепче сжимает меня, и я засыпаю в его объятиях.
Когда я просыпаюсь, он еще спит рядом со мной. Его руки все еще плотно
обернуты вокруг меня. Я думаю, что мы вообще не шевелились. Я моргаю от солнечного
света, который льется через окна. Мне настолько комфортно, что я не хочу вставать и
закрывать жалюзи. Но если я этого не сделаю, то никогда не засну снова.
Просто я не готова начать день. Я хочу оставаться в постели с Паксом какое-то
время.
Я осторожно извлекаю себя из рук Пакса и выползаю из постели, пробираясь к
окнам. Нхожу веревочку, которая закрывает шторы, и начинаю тянуть. Делая это, я
бросаю взгляд вниз, на лужайку позади дома и застываю.
Ледяной холод распространяется от основания моего позвоночника к шее, когда
ужас бьет меня в грудь.
Кто-то лежит на газоне, на холоде и ветре. Я присматриваюсь, глядя на бледные
ноги, высокие шпильки и мышиного цвета волосы.
Джилл.
Что за черт?
Моя рука отпускает шторы, и я закрываю ей рот.
Джилл не двигается, а ее тело лежит под неестественным углом. Ее лицо отвернуто
от меня к озеру, но это все еще она. Ветер шевелит волосы на ее лице, и это единственное,
что движется.
— Пакс! — кричу я, начиная его трясти. — Проснись. Проснись! Джилл на твоем
газоне.
Он наклоняется вперед, пытаясь очистить голову, чтобы понять, что я говорю.
Понимание, наконец, пересекает его лицо, и он бросается с постели, и мы оба бежим на
задний газон.
Пакс, не задумываясь, бежит к Джилл, но я, должна признаться, не решаюсь
поступить так же. Страх, кажется, замораживает меня на месте. Я не знаю точно, что с
ней случилось, но уверена, что ничего хорошего.
83
http://vk.com/world_of_different_books
Пакс становится на колени и рассматривает ее, потом быстро смотрит на меня. На
его лице тяжелый взгляд.
Я должна заставить себя подойти к ним.
— Ты можешь позвонить в полицию? — спрашивает он тихо.
Я смотрю вниз и вижу, что глаза Джилл открыты. Они стеклянные и не моргают. Я
знаю, что она мертва. Я отступаю, мои руки поднимаются ко рту, когда полный и
абсолютный ужас наполняет меня. Я хочу кричать, но не делаю этого.
На ее рубашке и подбородке рвота. В каком-то месте она бежит вниз по ее руке.
Она замерзла и сейчас оранжево-ржавого цвета. Я закрываю рот и отворачиваюсь. Пакс
встает и обнимает меня.
— Пойдем, вызовем полицию, — говорит он мягко. — Не смотри больше. Тебе не
нужно это видеть
— Мы не можем просто оставить ее здесь! — говорю я ему. — Холодно. Как долго
пр-твоему, она была здесь? С прошлой ночи? Как ты думаешь, она пришла сюда после тех
58 сообщений?
Я смотрю на него дикими глазами, и он хватает меня за локоть.
— Мила, сейчас она не чувствует холода. Мы должны пойти позвонить в полицию.
И я понятия не имею, была ли она здесь, когда писала мне.
Я не говорю, что знаю, о чем мы оба думаем. Если бы он только ответил ей, этого
можно было бы избежать. Я не смотрю ему в глаза, потому что не хочу, чтобы он увидел
мои мысли.
— Это от передозировки? — спрашиваю я спокойно, когда мы входим в дом.
Пакс качает головой, когда мы поднимаемся по лестнице на кухню.
— Я не знаю, но уверен, что это выглядит так.
Он смотрит на меня.
— Можешь сделать кофе, пока я звоню?
Я киваю и приступаю к поискам запасов кофе. Почему-то я чувствую себя хорошо,
когда делаю эту банальную вещь, мои руки работают автоматически, когда я отмеряю
кофе и наливаю воду в чашку. Аромат наполняет мой нос, и я стою там с руками,
обернутыми вокруг талии, когда Пакс появляется позади меня.
— Они уже в пути. Я забыл положить твою одежду в сушилку вчера вечером, но
думаю, у меня есть пара вещей, которые ты можешь позаимствовать.
Я киваю и следую за ним наверх, где он находит вещи и протягивает их мне.
— Они слишком большие, но есть шнурок. Ты в порядке?
Он смотрит на меня, и я сажусь на кровать, отвечая дрожащим голосом.
— Пакс, это мог бы быть ты. Это мог бы быть ты.
Мне трудно и я не знаю, что еще сказать. Это единственное, о чем я могу думать.
Это мог быть он. Если бы я не столкнулась с ним в ту ночь на пляже, это был бы он
Пакс опускается на кровать рядом со мной и заставляет меня посмотреть на него.
— Но это был не я. И я не занимаюсь этим больше, поэтому этого никогда не
будет.
Его взгляд сильный и полон решимости, и я чувствую, что мои легкие дрожат,
когда я втягиваю воздух.
— Мне нужно, чтобы ты пообещал.
— Я обещаю. — Его слова тверды. И я киваю.
— Хорошо.
— Хорошо? — он поднимает бровь.
Я киваю.
— Хорошо.
Он наклоняется и целует меня в лоб. У меня появляется желание свернуться у него
на груди, но я этого не делаю. Вместо этого я натягиваю одежду, и мы возвращаемся в
84
http://vk.com/world_of_different_books
гостиную ждать полицию. У них не занимает много времени, чтобы прибыть. Находка
тела в нашем маленьком городе не то, что происходит каждый день.
Пакс отвечает на миллион вопросов, а затем они также немного спрашивают меня.
Была ли я с Паксом прошлой ночью? Видели ли мы Джилл ночью ранее? И так далее и
тому подобное.
Мы отвечаем на все их вопросы, а затем Пакс говорит одному из них, что знает, что
у нее есть два ребенка, но он не знает ее адрес или кто заботится о ее детях, когда она
уходит. Эта часть удивляет меня и заставляет безумно грустить.
— Думаю, я не много знаю о ней,— признается Пакс. Он выглядит усталым. Не
очень грустным, но просто очень усталым. Он хватает свою чашку кофе, когда офицеры
делают заметки и задают еще больше вопросов.
Я чувствую холод, поэтому сворачиваюсь калачиком на диване и жду, пока это
закончится. Через окно, я вижу, как медики из скорой помощи подкатили каталку к телу
Джилл и загружают ее, укладывая в черный пакет.
Окончательность этого события врезается в меня.
Просто так она ушла из жизни. Я чувствую себя такой пустой и грустной, когда в
одну секунду, вся память об этой женщине была уничтожена без уважения или поминок.
Я даже не знаю ее, так что понятия не имею, почему это влияет на меня так сильно.
Кроме того, это мог быть Пакс.
И в глубине души часть меня сейчас в ужасе.
Я понятия не имею, смогу ли справиться с этим. Что делать, если следующим
телом, которое я найду, будет тело Пакса? Что, если он недооценивает свою способность
отказаться от наркотиков? Я просто не уверена, что достаточно сильная, чтобы узнать.
Я чувствую, что Пакс смотрит на меня, как будто слыша мои тревожные мысли.
Я смотрю вверх и вижу его глаза неуверенные и мягкие, он поднимает брови, как
бы спрашивая: «Ты в порядке?»
Я киваю. Да, я в порядке.
И я немного улыбаюсь, чтобы доказать это.
Но я вообще не знаю, в порядке ли я.
Поэтому моя улыбка была ложью.
Я закрываю глаза.
Глава 17
Пакс
— Это, неверное, ужасно для вас, — говорит тихо доктор Тайлер, в очередной раз
записывая данные в свой глупый блокнот, — найти Джилл так, в вашем собственном
дворе. Это было бы тяжело для любого.
Он делает паузу и смотрит на меня. Я здесь уже в течение тридцати минут и,
честно говоря, я понятия не имею, зачем пришел. Кроме того, я не знаю, что делать со
всем, что происходит в моей жизни. Я чувствую себя немного запутавшимся, словно я
теряю контроль. Потеря контроля — одна из многих моих причин употребления
наркотиков. Употребив их, я чувствовал, будто держу себя под контролем... даже тогда,
когда это было не так.
— Конечно, это было ужасно, — отвечаю я. — В моем доме был мертвый человек.
Это было страшно.
Доктор Тайлер смотрит на меня.
— В вашем доме был мертвый человек, с которым у вас были сексуальные
отношения. Она пыталась связаться с вами до того, как умерла. У вас есть более, чем
мимолетный интерес к этому, Пакс. Вы должны иметь дело с тем, что чувствуете по этому
поводу. Можете ли вы мне сказать, что чувствуете?
85
http://vk.com/world_of_different_books
— На самом деле, я зол, — я свирепо смотрю на него. — Почему она пришла
именно ко мне домой, чтобы умереть от передозировки? Так она хотела доказать свою
точку зрения? Я сказал ей, что между нами все кончено. Что больше нет того, что было
между нами когда-либо. Мы выполнили все желания друг для друга. Вот и все. Я даже не
знаю ее фамилии.
Доктор Тайлер смотрит на меня задумчиво, и я чувствую, как он пытается
заглянуть внутрь меня.
— Вы действительно расстроены, потому что она умерла в вашем доме? —
наконец, спрашивает он. — Или вы недовольны тем, что не были там с ней? Или тогда,
когда она пыталась обратиться к вам за помощью? Вы знаете, что она писала в своих
сообщениях? Или вы выбросили свой телефон за борт прежде, чем прочитать их?
Сейчас я злюсь, потому что он прав. Я думал об этом.
— Вы подразумеваете, что я виновен в ее смерти, потому что не ответил на ее
сообщения? Джилл была психом. Она была наркоманкой, нуждающейся в помощи. Я
говорил, что ей нужно обратиться за помощью, но она решила этого не делать.
Доктор поднимает руку.
— Безусловно, я не говорю, что это была ваша вина, — говорит он успокаивающе.
— Это не так. Она сама отвечала за свои действия. Мне просто было интересно, были ли
вы в состоянии прочитать любое из ее сообщений, отправленных вам? Это может
предоставить вам какие-либо объяснения, поэтому вы сможете получить ответы. Я
предполагаю, что вы чувствуете свою вину и, возможно, даже вас тянет к наркотикам. Я
хочу помочь вам справиться с этим.
Я качаю головой.
— Мне не нужны ответы. Девушка, которую я знал — умерла. Я не любил ее. Я
прочитал несколько сообщений от нее. Она хотела наркотики, и она была в отчаянии. Я
понятия не имею, где она нашла наркотики, от которых у нее случилась передозировка.
Единственная вина, которую я чувствую, основана на том, что я не остановил ее давным-
давно. Я помогал ее душевному состоянию, давая наркотики в течение последних двух
лет. Я в ответе за это. И я не почувствовал желание использовать наркотики. На самом
деле, это далеко не так. Я устал говорить об этом. Можем ли мы вернуться к нашим
проблемам?
— В настоящее время, — отвечает доктор Тайлер. — Мне хочется поговорить о
Миле. Как это повлияло на нее?
Я делаю паузу и чувствую, как мое сердце ускоряется. Каждый день на этой неделе
с момента инцидента, на который я уже ссылался, я чувствовал панику, когда представлял
выражение лица Милы в то утро. У нее был такой взгляд, словно она думал, что это была
моя вина, или я, возможно, такой же, как Джилл. Она не была готова к любому из этих
вариантов.
Я сглатываю, но мое горло такое сухое, что я слышу это.
— Мила — боец, — отвечаю я. — Она осталась, когда полиция задавала свои
вопросы, и она волновалась о детях Джилл. У нее доброе сердце.
— Таким образом, она проводит параллели между вами и Джилл? — Слова доктора
звучат сомнительно. У меня появляется внезапное желание ударить его по лицу.
— Конечно, она это сделала. Она сказала мне, что это мог быть я. И тогда я
пообещал ей, что этого никогда не случится.
— И она принимает этот ответ? — Ручка доктора Тайлера останавливается.
Я тоже делаю паузу.
— Я не знаю. Вроде бы, да. Но она была такой тихой и замкнутой на этой неделе.
Я не знаю, обдумывает она это или что-то еще.
— Значит, вас напугало то, что она не сможет вернуться туда, где вы были до этого
происшествия?
Больше всего на свете.
86
http://vk.com/world_of_different_books
Но я этого не сказал.
Вместо этого, я просто говорю:
— Да.
Доктор смотрит на бумаги и записывает. Когда-нибудь я хотел бы увидеть, что
именно он пишет.
— Я хотел бы сменить тему, — говорю я ему твердо. Мы достаточно поговорили о
Миле.
Я делаю стальной взгляд и смотрю на врача. Он вздыхает и кивает.
— Хорошо. Давайте сменим тему. Были ли у вас снова те сны?
Я киваю.
— Да. Несколько раз за неделю. Они по-прежнему те же самые. Я в темной
комнате, и не очень хорошо вижу. Но я слышу маму. Ее голос звучал так, словно она
умоляла меня. Я не знаю, как пройти этот момент во сне. Это раздражает, потому что я
чувствую, что мне нужно увидеть что-то еще.
Доктор изучает меня, его пальцы крутят ручку на коленях.
— Иногда разум человека защищает себя как может. Он делает это путем создания
барьеров и пресечения воспоминаний. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что
этот сон из памяти. И ваш разум не хочет, чтобы вы помнили все остальное, потому что
это будет очень больно.
Я смотрю на него.
— Вы думаете, что мне снится то, что произошло на самом деле?
Он кивает.
— Я предполагаю, что это так. Я могу ошибаться. Но единственный способ это
выяснить — позволить вашим снам выиграть.
Я разочарованно качаю головой.
— Этого не будет. Это происходит только до того момента, когда я нахожусь в
темном месте и слышу свою мать. А потом я просыпаюсь. Обычно в холодном поту.
Доктор кивает.
— Существует еще один способ, если вы открыты для него.
Не уверен, что хочу знать, но я жду продолжения.
— Вы когда-нибудь были под гипнозом? — спрашивает доктор, и я начинаю
ржать.
— Черт, нет. Нет, я не был загипнотизирован. Какую еще шарлатанскую практику
вы используете?
Я начинаю вставать, но доктор поднимает руку.
— Подождите, Пакс. Гипнотерапия является очень действенным и полезным
инструментом, имеющимся у нас. Это не шарлатанство. Это просто основные методы
релаксации, которые позволяют пациенту интенсивно сосредоточиться на чем-то,
блокируя все остальное. Большинство психиатров и в самом деле используют его. К тому
же, это моя специализация. Если вы действительно хотите знать, о чем ваши сны, то это
лучший способ. Это снимет барьеры, которые ваш разум вводит в действие и позволит
вам увидеть то, что вы пытаетесь скрыть от самого себя.
Ебать.
Он ведь специально так сказал, правда? Потому что он, должно быть, понимает,
что я до смерти хочу узнать, что пытается скрыть мой разум.
Я возвращаюсь на свое место.
— Как много времени это займет? — спрашиваю я неуверенно.
— Это не отнимает много времени, — успокаивает он меня. — И я думаю, что это
поможет вам.
Он смотрит на меня, ожидая. Наконец, я вздыхаю.
87
http://vk.com/world_of_different_books
— Хорошо, — бормочу я. — Я сделаю это. Но вам лучше не заставлять меня лаять
как собака или что-то еще. Я не хочу делать это сегодня, но я сделаю это в ближайшее
время.
Доктор Тайлер улыбается.
— Так происходит только в кино, — говорит он мне. — И мы можем сделать это в
любое время, когда вы захотите. Я планирую в следующий раз, если вы не решите иначе.
Он строчит еще немного в своем блокноте.
— Назначить вам еще «Ксанакс»? — спрашивает он, глядя на меня.
Я качаю головой.
— Нет. Я же сказал, что это было не нужно.
— Молодец, — оценивает меня доктор. — У вас сильный характер. Это
обнадеживает. Кажется, вы действительно хотите изменить что-то вокруг себя к лучшему.
Я киваю и впервые за сегодня чувствую себя хорошо из-за того, что сделал.
Доктор прав. Я действительно изменил положение вещей вокруг себя к лучшему.
Может быть, я поворачиваюсь не в ту сторону, но, по крайней мере, я
поворачиваюсь.
***
Мила
Забавно, как дни сливаются друг с другом, когда ты не обращаешь внимания.
Прошла неделя с тех пор, как умерла Джилл. Неделя с тех пор, как опасения и
сомнения закрались в меня. Неделя с тех пор, как Пакс не дал мне ни единого повода,
чтобы сомневаться в нем. Он был совершенным. Удивительно и невероятно прекрасным.
На самом деле, таким прекрасным, что я все жду, когда он выложит все карты на стол. Но
до сих пор, этого не произошло.
Я тащусь по подъездной дорожке своих родителей, или, наверное, я должна
сказать, по подъездной дорожке Мэдисон, так как теперь она живет здесь. Но, честно
говоря, этот дом всегда будет домом родителей. Думаю, что Мэдисон чувствует то же
самое, и я бы не стала винить ее, если бы она захотела продать его в какой-то момент и
купить себе новый дом.
Я дергаю ключи из замка зажигания и проделываю свой путь по ледяному тротуару
к двери. Мэдди открывает дверь, прежде чем я успеваю постучать.
— Я рада, что ты здесь, — говорит она мне, даже не поздоровавшись. — Попробуй
это.
Она толкает горячую кружку в мои руки, и я нюхаю ее, заходя в дом, сбив снег с
сапог о дверной порог.
— Горячий шоколад?
Она кивает.
— Лучший горячий шоколад, который ты когда-либо пробовала, — говорит она
уверенно. — Жирный итальянский горячий шоколад. Я пробую его для ресторана. Он
такой густой, что в нем будет стоять ложка.
Потягивая эту гущу, я чувствую, как сливочный шоколад скользит вниз по моему
горлу словно пудинг.
— Святая корова, это вкусно, — говорю я ей. — У тебя есть победитель.
Она пытается отобрать кружку, но я дергаю ее обратно.
— Никогда в жизни.
Она закатывает глаза.
— Прекрасно. Теперь о том, что ты хотела поискать сегодня? Я забыла.
Я снимаю пальто.
88
http://vk.com/world_of_different_books
— Я просто хотела просмотреть сувенирный ящик мамы. Я чувствую себя немного
сентиментальной и скучаю по ним. Так что подумала, хорошо бы посмотреть на ее
безделушки.
Мэдисон смотрит на меня сочувственно.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Я была такой же на прошлой неделе. Я так сильно
скучаю по ним…
Ее глаза становятся влажными, и она уходит в сторону кухни. Мэдисон не так
много плачет. Она машет рукой.
— Ты знаешь, где их найти. Я буду на кухне.
Она оставляет меня одну, и я иду по коридору в спальню наших родителей. Мэдди
не смогла заставить себя очистить эту спальню и спать в ней. Она оставила свою старую
комнату, сохраняя мамину и папину точно такой же, какой она была.
Войдя, я замечаю, что тут так тихо, что это место кажется мне почти священным.
Закрыв глаза, я пытаюсь сделать вид, что чувствую запах духов моей мамы, витающий
здесь. Но, конечно, я не могу его чувствовать. Они умерли несколько лет назад. Ее запах
давно выветрился.
Но не воспоминания о ней.
Я выдвигаю верхний ящик ее комода и, вытаскивая, отношу на кровать. Сидя на
цветном покрывале, я вспоминаю, как много дней после школы проводила здесь с ней,
сидя на кровати, когда она готовилась для работы в «Холме». Она сидела за своим
туалетным столиком и завивала волосы, брызгалась духами и разговаривала со мной о
моем дне.
Боже, я скучаю по ней.
В первую очередь я внимательно исследую фотографии в ее ящике. Они находятся
в простых файлах, соединенных вместе старыми резинками. Черно-белые — из ее юности,
а выцветшие — из моей. Здесь моя любимая фотография. На ней папа и я, оба поднимаем
огромную рыбу, пойманную в озере Мичиган в один из прекрасных летних дней. Мне
было восемь лет, и у меня на губах усы от шоколада, а он одет в свою нелепую шляпу для
рыбалки.
Я улыбаюсь, вспоминая.
Это был действительно хороший день. Мама и Мэдди сидели на пляже, потому что
брезговали рыбой и приманкой. Папа хлопал меня по плечу, и мы ловили рыбу в течение
нескольких часов. Я чувствовала себя так хорошо, потому что у меня был сильный
желудок, и я могла быть его спутником.
Я положила фото обратно в кучу и заменила изношенную резинку.
Я провела пальцем через старые любовные письма моего отца маме, и даже старые
письма от моей бабушки. Моя мать держала все, и была очень сентиментальной. Сейчас я
так благодарна ей за это.
Переместив вещи в ящик, я слышу катящийся звук. Я прощупываю дно и в углу
нахожу кольцо. Это широкая полоска, сделанная из розового золота, и с внутренней
стороны надпись: «Любовь никогда не слабеет». Мою грудь затягивает. Я помню это
кольцо. Это было настоящее обручальное кольцо мамы. Она вынуждена была прекратить
носить его после того, как появилась Мэдди, потому что оно стало слишком мало. А
потом папа подарил ей фантастический бриллиант, и она начала носить его вместо этого.
Но теперь, держа это простое кольцо в своей руке, я чувствую какую-то радость.
Любовь никогда не слабеет. Какая сильная фраза. Просто удерживать холодный металл в
своей руке, заставляет меня чувствовать себя хорошо, как-то связываться с моими
родителями. Я надеваю его на безымянный палец правой руки. Оно идеально подходит.
Я задвигаю ящик обратно в шкаф и нахожу Мэдди на кухне.
— Ты не возражаешь, если я оставлю это себе? — спрашиваю я ее, протягивая
руку. — Это настоящее обручальное кольцо мамы.
Мэдди качает головой.
89
http://vk.com/world_of_different_books
— Конечно, нет. Ты дала мне ее бриллиант. Это справедливо. — Теперь она
улыбается мне своей лучшей большой сестринской улыбкой, и я не могу не обнять ее.
— Я люблю тебя, ты знаешь, — говорю я ей, когда мы опускаемся в ее кухонные
стулья, облокотившись локтями об стол. — Мама и папа очень бы гордились тобой.
Она снова мне улыбается и потягивает свой шоколад.
— Спасибо. Они тоже были бы горды тобой. Всегда были.
Я наклоняюсь к ней и пытаюсь украсть ее чашку, но она хлопает по моей руке.
— В конце концов, как много ты перепробовала? – шутливо спрашиваю я. —
Конечно, ты можешь сэкономить одну чашку для меня.
— Я уже это сделала, — отвечает она. — И у меня, наверное, было достаточно. Но
возможно ли когда-либо съесть действительно слишком много шоколада? — Она дергает
бровями и смеется, и мы болтаем о том, что нам всегда нравилось.
После того, как мы говорим о «Холме», Тони, моем магазине, новом автомобиле
Мэдисон и собаке, которую она думает взять, она поворачивается ко мне и задумчиво
смотрит.
— Как дела с Паксом?
Я закатываю глаза.
— Как будто тебя это заботит.
— Заботит, — настаивает она. — Я по-прежнему беспокоюсь, но уже меньше, чем
раньше. Он, кажется, делает тебя счастливой. И я действительно хочу, чтобы ты была
счастлива, сестренка.
Она кладет свою тонкую руку мне на плечо и сжимает. Я нюхаю ее.
— Ты пользовалась дезодорантом сегодня? Потому что ты, вроде как, воняешь.
Мы хихикаем, и она бьет меня кулаком. И в этот момент все кажется правильным в
этом мире.
Мы сидим на ее кухне и разговариваем до темноты.
Глава 18
Мила
Мой телефон гудит. Взяв его, я замечаю, что уже 7:05 вечера.
Дерьмо. Я должна была встретиться с Паксом в 7:00. Время ускользнуло от меня.
Конечно же, я бросаю взгляд на сообщение, и оно от него.
«Эй, мисс Опоздание. Разве у нас не должно быть свидания сегодня?»
Я терпеть не могу опаздывать. Особенно так сильно. Я всегда была такой. Поэтому
набираю ответ, нажимаю отправить, и натягиваю пальто, выбежав за дверь.
— Я опаздываю, Мэдди. Должна бежать, пока.
Я слышу ее смех, когда дверь за мной захлопывается.
Десять минут спустя я поворачиваю руль к дому Пакса и галопом бегу к двери,
увидев меня, он высовывает голову наружу и смеется.
— Ты похожа на хромую лошадь, Красная. Успокойся, пока не упала и не сломала
что-нибудь.
Я встаю на порог и целую его. Мои холодные губы прижимаются к его теплым
губам. Он выглядит адски сексуально, как в любой другой день, когда он одет в джинсы,
которые отлично подчеркивают его задницу, и черную футболку, которая обтягивает его
грудь. Я наклоняюсь к нему, впитывая его тепло. Он пахнет мускусом, лесом и мужчиной.
Я вдыхаю его запах и оборачиваю руки вокруг его шеи.
— Мне очень жаль, что я опоздала, — говорю я ему, целуя его за ухом. — Поверь
мне, нет места, где я бы хотела быть больше, чем здесь.
— В самом деле? — Он поднимает бровь. — Тогда мы сходимся во мнениях.
Потому что нет места, где я хотел бы, чтобы ты была, кроме как здесь.
90
http://vk.com/world_of_different_books
Я закатываю глаза на его шутку, когда мы проходим в комнату. Но потом я
подталкиваю его к стене и снова целую, просто, потому что хочу этого. Он тянет меня к
себе, и я задерживаюсь там, комфортно устроившись у него в руках. Святая корова!
Действительно нет места, где я хотела бы быть больше, чем здесь.
Наконец, я вздыхаю.
— Так, сегодня вечером была твоя очередь планировать наше свидание. Что мы
будем делать? Хочешь заказать еду на вынос?
Он качает головой.
— Я изголодался по жареным кабачкам. Поэтому подумал, что мы сами сделаем
их.
Я смотрю на него.
— Ты думал, что мы попробуем сделать жареные кабачки? Гм. Надо сказать, что
моя семья владеет рестораном, но я не готовлю. Много. Может, кто-то хочет цуккини?
Пакс смеется и тащит меня вверх по лестнице.
— Моя экономка делала их, когда я рос. Мне очень понравилось. Поэтому сегодня
я посмотрел рецепт и пошел в магазин за продуктами. Что плохого может случиться?
— Теперь ты сделал это, — ворчу я, снимая пальто. — Ты никогда не должен
задавать этот вопрос.
Десять минут спустя, мы оба неуверенно смотрим на рецепт и сковороду с маслом
на плите. Все в кухне Пакса новое и блестит. Он никогда ничем не пользовался и не знает
как. Я тем более.
— Я не уверена в этом, — говорю я ему, когда масло шипит и брызгается во все
стороны.
Он наблюдает за этим в течение минуты.
— Думаю, что масло слишком горячее, — решает он, и совсем немного уменьшает
пламя. Мы бросили нарезанные кабачки в муку и поместили их в сковороду, потом они
зашипели.
Мы смотрим друг на друга.
— Выглядит хорошо, — он пожимает плечами. — Думаю, что мы все сделали
правильно.
Он поворачивается ко мне.
— Итак, на чем мы остановились в комнате?
Он подходит ко мне и прижимает к гранитной столешнице. Я улыбаюсь.
— Ты, конечно, понимаешь, что смотришься действительно не к месту на кухне?
Я поднимаю бровь. Он усмехается.
— Я думал, женщины хотят мужчин, которые умеют готовить?
— Если это так, я, вероятно, не из них, — говорю я ему, прижимаясь губами к его
губам. Он смеется, и смех урчит в его груди. Он поднимает меня, сажая на стол. Я
автоматически оборачиваю ноги вокруг него.
— Этому месту принадлежат мои ноги, не так ли? — напоминаю я ему. Он кивает.
— Ты учишься.
— О, я хороший ученик, — говорю я ему с усмешкой, когда идея приходит мне в
голову. — Хочешь посмотреть?
Я провожу пальцами вниз, к пуговице на его джинсах и расстегиваю одним ловким
движением.
— Впечатляет, — говорит он, насмешливо склонив бровь. — Но, что теперь ты
собираешься делать? Думаю, ты уже знаешь, как этим пользоваться.
— Может быть, — отвечаю я. — Но я не все освоила. И любому хорошему ученику
нужен учитель.
Он смотрит на меня, когда я соскальзываю со стола и стягиваю его штаны, потом
его нижнее белье. А потом я встаю на колени перед ним.
Его глаза расширяются.
91
http://vk.com/world_of_different_books
— Ты собираешься... — его голос замолкает, когда я беру член в свою руку, двигая
пальцами вниз по его длине. Его член оживает, мгновенно становясь жестким. Я
улыбаюсь.
Я смотрю на него.
— Я уверена, что у меня есть своя методика, но у всех есть предпочтения, ты
согласен? — Он, молча кивает, глаза застыли на мне, когда я крепко сжала его член в
руке. — Поэтому я хочу, чтобы ты рассказал мне, какой именно оральный секс ты хочешь.
Он застывает, его руки безвольно лежат на моих плечах.
— Ну, ты должна начать с того, что повторишь этот вопрос, но вместо того чтобы
сказать оральный секс, скажешь так: «Скажи мне точно, как сосать свой член». Нет,
подожди. Скажи «хуй». Потому что это слово, исходящее из твоих уст, будет ужасно
жарким.
Я улыбаюсь жадному взгляду на его лице. Мне нравится, что он такой большой и с
татуировками, но я могу возбудить его и лишить дара речи с помощью только одного
маленького слова. И, скажу прямо: это одно озорное слово возбуждает и меня.
— Хорошо, я играю. Скажи мне, Пакс. Как ты хочешь, чтобы я сосала твой хуй?
Пакс полностью застывает, а его член только становится жестче в моей руке, хотя я
не знала, что это возможно.
— Язык проглотил? — дразню я, опуская голову, и провожу языком по его члену.
— Это не моя методика.
Он вздрагивает, когда я провожу своим языком вокруг головки, потом спускаюсь
вниз, копируя то, как облизываю леденец.
— Ты чертова лисица, — бормочет он. — Ты знаешь, что делаешь.
— Я знаю. Но скажи, что ты действительно хочешь, — я возбуждаю его, когда
снова провожу по нему своими пальцами. — Я хочу знать.
Он глотает и закрывает глаза, прислонившись спиной к столешнице, его руки
хватаются за края. Он толкается дальше в мой рот.
— Хорошо, Красная. Мне нравится, когда ты берешь всего меня в рот. Я хочу,
чтобы ты взяла меня глубоко в горло. Если сможешь справиться с этим.
Последнюю часть он говорит вызывающе.
Я хочу улыбнуться, но не делаю этого. Он продолжает говорить, его голос
хриплый.
— В то время, как ты сосешь, я хочу, чтобы ты немного сжимала мои яйца. Тянула
их. Слегка. Нажми пальцами прямо на мои яйца и тяни. Слегка, не слишком сильно.
Он снова вздрагивает, когда я делаю, как он говорит. Я слегка тяну его яйца к
моему рту.
Я медленно двигаюсь губами вдоль его длины, работая всем своим ртом. Я
чувствую, что он практически достает до задней части моего горла, но не задыхаюсь. Я
просто сконцентрирована на том, чтобы держать свои зубы подальше от него, скользя по
нему.
— Черт, — стонет он, вцепившись в каменную столешницу. — Черт.
Я убеждаюсь, что мои губы образуют хороший вакуум и продолжаю сосать,
скольжу, двигаюсь. Я глажу его яйца и потягиваю их, и дыхание Пакса становится все
более и более неровным.
А потом я сосу его яйца, лежащие в моей руке.
Он полностью напрягается, костяшки пальцев побелели.
— Черт.
Я улыбаюсь, когда лижу их, потом сосу. Потом снова лижу.
Потом я погружаю его член обратно в рот, на всю длину. Внутрь, наружу. Он
влажный.
Я увеличиваю скорость, и он, наконец, дергает меня за плечи.
92
http://vk.com/world_of_different_books
— Я сейчас кончу, — говорит он мне неровно. — И я хочу, чтобы это произошло
внутри тебя.
Я сдергиваю с себя одежду, и он ставит меня на четвереньки, входя в меня сзади.
Пакс наполняет меня, страстно впиваясь ногтями. Он качается во мне туда-сюда,
наклоняясь надо мной, прижимая губы к моему уху.
— Скажи мне, чтобы я трахал тебя жестче, — шепчет он.
— Трахни меня жестче, — говорю я послушно, и мой голос напрягается. Трудно
сформировать мысль, не говоря уже о словах, когда он делает это.
Скользя внутрь и выходя, он пробирается к моей передней части, делая круги
вокруг моей самой чувствительной точки. Затем он нажимает рукой на мой живот,
погружаясь глубоко внутрь. Я вскрикиваю, и он целует меня между лопаток.
— Скажи еще раз, — говорит он, губами прижимаясь к моей спине.
— Трахни меня жестче, — я понимаю, что кричу, когда он жестко врезается в меня
сзади, его рука двигается внизу, сводя с ума. — Пакс! О, мой Бог.
Я стону, но он тянет меня с собой к оргазму, который собирается быть
умопомрачительным. Я чувствую, как создается и нарастает желание, и его мышцы
сжимаются около меня, когда он движется.
— Кончи в меня, — говорю я ему. — Я хочу чувствовать, что ты кончил.
Он движется все быстрее и так же, как я стонет от моего оргазма, потом
вздрагивает от своего. Он хватает меня за задницу и держит так, качаясь, пока не канчает.
А потом я падаю на пол, и он мягко падает на меня, в то же время, поддерживая
свой вес. Он целует мою шею, тяжело дыша.
— Это было чертовски жарко. Ты чертовски жаркая.
Я улыбаюсь.
— Спасибо. Ты тоже неплох.
Он посмеивается, и когда он это делает, я смотрю вокруг и обращаю внимание на
дым.
— Что, черт возьми? — Я шевелюсь под Паксом и сажусь. — Черт возьми!
Дым валит к потолку. Я встаю на ноги голая и начинаю работать у плиты. В этот
самый момент, дымовые пожарные сигнализации срабатывают.
Пакс пытается выключить их, и я захлопываю крышку над сковородой с
сожженными цуккини, прекращая пламя.
Он бросается обратно, и мы смотрим на все это. И тогда он начинает смеяться.
— Ну, мы сказали, что это было чертовски жарко. Судя по всему, мы зажгли огонь
в моей кухне.
Я хихикаю.
— Это могли быть наши скудные навыки приготовления пищи.
Весь дом пахнет гарью, поэтому я иду за освежителем воздуха в то время, как Пакс
оттирает от гари испачканную кухню и заливает холодной проточной водой сковороду.
— Я думаю, что это конец моей карьеры в качестве шеф-повара, — объявляет он,
когда я оборачиваю руки вокруг него сзади.
— Все в порядке, — говорю я ему. — Я думаю, что уже есть один Голый повар. Им
не нужен еще один.
Он разворачивается и смотрит на меня.
— Я всегда готов быть голым для тебя, — говорит он мне, проводя руками вниз по
моим бокам, прежде чем схватить мои бедра и потянуть меня к себе.
Он целует меня, легко и мягко.
— Ты заслуживаешь награду.
Я отрываюсь немного.
— Награду?
Он кивает.
— Да. За то, что ты такая хорошая ученица.
93
http://vk.com/world_of_different_books
Я смеюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе это понравится. Дай мне минуту.
Он улыбается и шагает прочь, оставив меня в кухне одну. И голую.
Я решаю, что это интересный поворот событий, убирая несколько вещей, которые
мы упустили. Когда я это делаю, мой разум блуждает. Я рада, что сейчас на таблетках и,
что тесты на венерические заболевания у Пакса отрицательные. Так хорошо не
пользоваться презервативами. А потом, когда я поворачиваюсь от раковины к ножам, я
замечаю больничный счет, лежащий на столешнице. Я смотрю на него и обращаю
внимание, что этот счет с той ночи, когда у Пакса была передозировка, которая была
ровно два месяца назад.
Я поражена. Я не поняла, что это было так давно. Целых два месяца. Кто бы мог
подумать, что мы продержимся так долго?
Но Пакс возвращается прежде, чем я могу детальнее проанализировать это. Он
хватает меня за руку, и ведет к гостевой ванной.
— Почему мы здесь? — спрашиваю я, когда мы входим внутрь.
— Потому что в моем туалете нет ванны, — объясняет он. — А после этого
представления, ты заслуживаешь горячую ванну. У меня нет пены для ванны, но я
использовал некоторые из твоих гелей для тела с верхнего этажа. Это нормально?
Я киваю, смотря на пар, на ванну на ножках, напоминающих львиные лапы. Она
наполнена пузырьками и рядом лежит сложенное полотенце. И две зажженные свечи. Я не
могу поверить, что он подумал об этом.
— Спасибо, — говорю я ему, подходя, и обнимаю его. — Это так мило.
— Это просто ванна, — бормочет он, когда я по-прежнему сжимаю его. — Это не
имеет большого значения.
Но оно есть. Никто никогда не наполнял ванну для меня, кроме моей матери, когда
я была маленькой.
— Это самая милая вещь из всех, — говорю я ему, шагая внутрь. — Поверь мне.
Я опираюсь на спинку ванны и закрываю глаза.
— Я дам тебе отмокнуть некоторое время, — говорит мне Пакс, прежде чем
выходит из комнаты. Я расслабляюсь, вдыхая аромат лаванды, наслаждаясь горячей
водой. Каждый мускул расслабляется, пока я отмокаю. И я упиваюсь мыслью, что мой
большой плохой друг наполнил ванну с пеной для меня.
Только когда кожа на моих пальцах начинает сморщиваться, он снова входит через
дверной проем. Сейчас на нем нижнее белье, но его грудь по-прежнему голая.
— Привет, — говорит он, становясь на колени позади меня, дотянувшись и
пробегаясь пальцами по моим плечам. — Как ванна?
Он наклоняется и целует мою шею, и я склоняюсь к нему.
— Это было удивительно, — отвечаю я. — Спасибо. То, что нужно.
— Хочешь узнать кое-что? — шепчет он мне на ухо. — Ты самая красивая из всех,
кого я когда-либо видел. И я люблю тебя.
Я застываю, мое сердце колотится. Я могу буквально услышать свой пульс,
стучащий в ушах.
Я поворачиваюсь в воде, мои мокрые руки хватаются за край ванны.
— Ты только что сказал то, что я думаю?
Он кивает. И на этот раз, нет ни грамма веселья на его лице. Он совершенно
серьезен.
— Я люблю тебя. Мне нравится, что ты такая милая, невинная и добра к людям, но
ты такая лисица в мешке. Мне нравится, как ты смотришь на меня. Я люблю твою улыбку.
Я люблю в тебе все.
Я совершенно неподвижна, в шоке смотря на него.
94
http://vk.com/world_of_different_books
Он большой. Огромный. Я знала в течение нескольких недель, что люблю его, но
не хотела напугать его, говоря об этом. Но он сказал это первым. Сегодня вечером. Это
удивительно. И неожиданно.
— Ты не собираешься ничего говорить? — спрашивает он, и на самом деле
выглядит нервным, будто бы я могла отвергнуть его. Мое сердце болит.
— Я тоже тебя люблю, — я говорю ему быстро. — Уже несколько недель.
И я выскакиваю из ванной. Вода выплескивается на пол, когда я бросаюсь в его
руки. Скорость сбивает его на пол, и я нависаю над ним, капая водой.
— Я люблю тебя, — говорю я ему снова.
— Я вижу, — он смеется, целуя меня. — Простых слов хватило бы. Ты не должна
сбивать меня с ног.
Я хихикаю.
— Заткнись и поцелуй меня.
Так он и делает.
Глава 19
Пакс
Я знаю, что сейчас я слабак.
Но, смотря на самую красивую девушку — Милу — я не могу удержаться, потому
что знаю, что никогда никого не любил так, как люблю ее. Это правда. Не могу поверить,
что она любит меня. Это ошеломляет... эта красивая девушка хочет меня. Я постоянно
ожидаю, что как-то испоганю все. Но до сих пор все в порядке, и она все еще здесь.
Сейчас она целует меня. Ее губы мокрые после ванной, а мои руки движутся по ее
обнаженной спине.
— Ты сморщенный чернослив, — говорю я ей, посмеиваясь. Я поддерживаю
полотенце, и она подходит к нему. Я оборачиваю ее плечи, а затем хватаю еще одно,
чтобы вытереть ее.
— Ты слишком хорош для меня, — объявляет она.
— Невозможно, — отвечаю я.
Боже. Я слабак.
Она бежит наверх, чтобы надеть одну из моих футболок, а я зажигаю камин. Мы
сворачиваемся калачиком на диване перед огнем и общаемся около часа, наблюдая за
рябью на озере, освещенном серебристой луной.
— Это было идеальное свидание, — бормочет она, наполовину свернувшись на
моих коленях. — Даже если мы почти сожгли твой дом.
Я хихикаю.
— Слава богу, что я застрахован.
Ее смех прерывается широким зевком. Смущенная, она хлопает рукой по рту.
— Извини! Думаю, сегодня ты истощил меня. Готов к постели?
Я киваю, гашу огонь и следую за ней наверх. Удивительно, как комфортно быть с
ней здесь. Она заставляет меня чувствовать себя как дома. Не знаю, почему, но это пугает
меня. Поэтому я делаю то, что всегда делал в таких ситуациях. Я отбрасываю и блокирую
все непонятное.
Я свернулся калачиком за Милой, обернул свои руки вокруг нее и начал засыпать,
зарываясь лицом в ее волосах.
Но потом мне снится сон.
Ебать.
Даже сейчас, находясь во сне, я знаю, что сплю. Но я не могу заставить себя
проснуться. Это то же самое, что было в течение нескольких месяцев.
Я маленький и задыхаюсь. Здесь едва заметен свет, но я слышу маму.
— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, — умоляет она.
95
http://vk.com/world_of_different_books
Она умоляла меня?
Я не знаю, и это чертовски убивает меня.
Я стараюсь позвать ее, но мои губы заморожены. Я слишком напуган, чтобы
крикнуть.
Почему я боюсь? Что будет, если я что-то скажу?
Я ничего не знаю.
Она снова умоляет.
Я слышу, как меня зовут.
А потом я просыпаюсь, задыхаясь.
— Пакс, — трясет меня Мила.
Мила была единственной, кто произнес мое имя. Она разбудила меня ото сна.
Я сажусь, пытаясь приостановить свое чертово сердце, делая глубокие вдохи. Что
за черт?
—Ты весь мокрый, — говорит Мила тихо, убирая мои волосы со лба своей
прохладной рукой. — Тот же сон?
Я киваю.
— Вроде бы. Не знаю. Черт!
Мила гладит меня по спине и тянет вниз, чтобы я лег рядом с ней. Она переплетает
свои пальцы с моими, потом поднимает мою руку к губам. Целует шрам на моей руке,
потом кладет ее обратно наверх рядом с моей грудью.
— Мы должны выяснить, что это такое, — говорит она мне тихо.
— Я знаю, — отвечаю я. — Но мы не будем выяснять это сегодня ночью. Вернемся
ко сну, малыш. Я сожалею, что разбудил тебя.
— Не жалей, — говорит она тихо. — Я просто не хочу видеть тебя расстроенным.
Она прижимается к моей спине, поглаживая мою руку. Но это до того времени,
пока ее пальцы не падают безвольно около меня, и дыхание превращается в мягкое и
ровное. Она спит.
Мне очень нравится тепло ее тела, прижатого ко мне, и я стараюсь заснуть. Я
считаю овец. Я вспоминаю тексты песен . Я смотрю на луну. Ничто не работает.
— Черт, — бормочу я. Я встаю с кровати так аккуратно, как могу, стараясь не
разбудить Милу. Я смотрю на нее сверху вниз. Она не шевелится. Ее губы немного
выпячиваются, когда она дышит. Я улыбаюсь, прежде чем спокойно уйти.
В доме тихо, когда я прокладываю свой путь вниз на кухню. Я не знаю, что, блять,
со мной не так. Может быть, это способ моего организма вывести из себя тяжелые
наркотики. Но этого не может быть. Я ничего не принимал кроме виски в течение двух
месяцев.
Виски.
Появилась идея. Если я когда-либо и нуждался в нем, то это сейчас.
Я хватаю из шкафа бутылку и стакан. Потом решаю отказаться от стакана. Я несу
бутылку с собой на диван, где тяжело падаю и смотрю из окна на воду, движущуюся под
лунным светом. Я делаю глоток Джека. Потом второй. Потом третий.
Я посмотрел на бутылку и понял, что половина уже пуста.
Я закрываю глаза.
И, наконец, засыпаю.
Проснувшись, я замечаю, что уже утро, а гостиная наполнена светом.
Мила сидит у моих ног, свежая и совершенная. Она уже одета, и ее волосы
аккуратно собраны лентой. Она держит чашку кофе, сидя на диване передо мной.
— Я принесла тебе кофе, — говорит она, смотря на полупустую бутылку виски. —
Я подумала, что ты, возможно, нуждаешься в нем.
Я закрыл глаза, чтобы блокировать свет.
— Спасибо, — бормочу я. — Я не мог заснуть. Думал, виски поможет.
96
http://vk.com/world_of_different_books
— Я уверена, что твоя голова будет благодарна тебе сегодня, — отвечает она с
усмешкой.
Я хрюкаю в ответ и натягиваю подушку на голову.
— Что доктор Тайлер сказал о твоих снах? — спрашивает она серьезно. — У него
должно быть какое-то объяснение.
Я лежу молча, пытаясь заставить свою голову не болеть. Это не работает. Такое
ощущение, что она разделяется на две части.
— Он хочет загипнотизировать меня, — наконец, признаюсь я, бросая подушку
вниз к моим ногам. — Он думает, что мой разум пытается защитить меня от чего-то, что я
не хочу вспоминать. Он сказал, что гипноз может помочь мне вспомнить, и тогда,
возможно, я смогу справиться с этим.
Мила задумчиво смотрит на меня. А потом кивает.
— Я думаю это хорошая идея. Ты должен это сделать. Могу я пойти с тобой?
Я в шоке смотрю на нее.
— Ты бы хотела?
Она качает головой.
— Конечно. Не хочу, чтобы ты проходил через это в одиночку. Я хочу помочь тебе
пройти через эту боль, давящую на тебя через сны. Давай прогоним эти сны, Пакс.
Мое сердце буквально переполняется любовью к этой девушке.
И мне все равно, делает это из меня слабака или нет.
***
Мила
Пакс так ничего и не сказал с тех пор, как забрал меня из магазина. Сегодня его
будут гипнотизировать, и я знаю, что он этому не рад. Сейчас он за рулем с сжатой
челюстью и серьезным лицом. Я тянусь к нему и хватаю его руку, переплетая наши
пальцы.
— Ты в порядке? — спрашиваю я тихо. Он смотрит на меня.
— Мне очень жаль. Я знаю, что был не веселый в последнее время.
— Ты не спал, — указываю я. — Этого достаточно, чтобы любого сделать
раздражительным. Но я имела в виду не это. Ты в порядке сейчас... так как мы на пути к
доктору Тайлеру? Ты точно не против, что я иду?
Я не знаю, почему нервничаю по этому поводу. Наверное, я немного волнуюсь, что
он расстроен именно потому, что я напросилась пойти с ним. Я не хочу лезть или совать
нос не в свое дело. Но я чувствую, что Пакс это мое дело. И меня убивает то, что что-то
мучает его так сильно. Я просто хочу, чтобы он понял, что мы можем это исправить.
Пакс снова смотрит на меня.
— Конечно, хорошо, что ты идешь. Я просто не знаю, чего тебе ожидать. В течение
последних двух визитов, доктор Тайлер частично подготавливал меня к гипнозу, но
сегодня этого не будет. Сегодня я буду полностью под гипнозом и, видимо, я не будут
знать о моем реальном окружении. Если это сработает, я буду полностью погружен в свои
воспоминания. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне после, если он заставит меня делать
что-то тупое, типа крякать как утка или что-то такое.
Я смеюсь и качаю головой.
— Уверена, доктор Тайлер не будет этого делать. Я даже не знаю, смеялся ли этот
человек с 1985 года.
Наконец, Пакс улыбается, и я вздыхаю с облегчением.
— Вероятно, ты права, — соглашается он, подъезжая к обочине. — Не думаю, что
он вспомнит шутку, даже если ударить его по лицу.
Мы вылезаем из машины и по снегу идем к зданию. Судя по всему, в дополнение к
отсутствию чувства юмора, доктор Тайлер также не любит прогулки в метель. Хотя
97
http://vk.com/world_of_different_books
сегодня он как раз вовремя и встречает нас в своем стандартном желтовато-коричневом
твидовом пиджаке.
— Приятно видеть вас, Мила, — говорит он, пожимая мою руку. — Было время. У
вас все в порядке?
Я улыбаюсь и киваю.
— У меня все идет отлично. Спасибо, что спросили.
— И, Пакс, — говорит доктор Тайлер, поворачиваясь к Паксу. — Как вы себя
сегодня чувствуете?
— Разочаровано, — признается Пакс, его челюсти сжимаются. — Я не спал.
— Ну, давайте посмотрим, что мы можем сделать, чтобы привести вас в порядок,
— говорит доктор успокаивающе, открывая свои записи. — Разрешите ли вы записать
этот прием, в случае, если мы захотим посмотреть его позже?
Пакс кивает.
— Да. Это прекрасно.
Доктор Тайлер улыбается.
— Отлично. Хорошо, мы обсуждали на прошлой неделе, что Мила не может быть с
нами в комнате, потому что может отвлекать. Она может сидеть в соседней комнате и
наблюдать за нами на мониторе. Хорошо?
Пакс снова кивает, и я поднимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.
— Все будет хорошо, — говорю я твердо, сжимая его руку. Он улыбается, чтобы
скрыть свою нервозность.
— Спасибо, Красная. Только не забудь следить за шарлатанством. — Доктор
Тайлер делает вид, что не слышит этого, выводя меня из комнаты, и приглашает присесть
в комнате по соседству.
Я потягиваю воду из бутылки, и смотрю по телевизору, как Пакс и доктор Тайлер
устраиваются в своих креслах. Пакс раскинулся в своей обычной манере, а доктор сидит
со скрещенными ногами, его блокнот балансирует на колене.
— Пакс, вы готовы?
Пакс кивает, смотря на красную лампочку на камере, и это похоже на то, как если
бы он смотрел мне в глаза. Я вижу тревогу на его лице, хотя он и пытается ее скрыть. Мне
действительно жаль, что я не могу сидеть рядом с ним, чтобы держать его за руку, чтобы в
каком-то смысле утешить его, но это невозможно. Поэтому я сижу в своем кресле и
смотрю, а мои руки сжаты вместе.
— Я собираюсь пройти с вами через некоторые мысленные образы с
использованием словесных команд и повторения, как мы делали последние два раза.
Ничего не будет отличаться, мы только собираемся продлить это чуть дольше сегодня.
Мне нужно, чтобы вы расслабились и глубоко дышали. Можете это сделать?
Я замечаю, что доктор Тайлер изменил свой голос. Сейчас он еще более
успокаивающий, глубокий и медленный. Думаю, что он уже начал процесс.
Пакс кивает.
— Мне комфортно. — Он наклоняет голову на спинку сиденья и устраивает ноги
поудобнее.
— Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы закрыли глаза и глубоко дышали. Глубокий
вдох, глубокий выдох. Разрешите воздуху пройтись над языком и мимо ваших губ, как
будто вы дышите через трубочку. Вдох, выдох. Глубокий вдох. Подумайте о времени,
когда вы поднимались слишком долго, и вы дошли очень уставшим. Вы, на самом деле,
устали. Ваши глаза тяжелые, очень тяжелые и все, что вам нужно делать, это спать.
Голос доктора гладкий и спокойный, и даже я чувствую себя сонной. Я удивлена.
— Я хочу, чтобы вы сделали еще несколько глубоких вдохов. Вы устали, очень
устали. — Он делает паузу и смотрит на Пакса. — Вы устали?
Пакс кивает.
— Да.
98
http://vk.com/world_of_different_books
— Хорошо. Теперь, я хочу, чтобы вы подумали о том месте, которое вам снится.
Там темно. Я хочу, чтобы вы вспомнили, как туда попали. Когда вы начнете вспоминать,
проговаривайте свои воспоминания вслух, чтобы я мог их услышать. Вы сейчас там?
Я смотрю на Пакса и вижу, как он смягчается, его челюсть расслабляется. Его глаза
все еще закрыты, но я вижу, как они двигаются за веками. Жаль, что я не могу увидеть все
то, что видит он.
— Я иду по коридору.
Его голос настолько неестественен и резок, что поражает меня. Монотонен. Он
больше не похож на себя. Я смотрю на него с болезненным интересом, когда он
продолжает говорить.
— Солнце светит на пол. Я вижу частички пыли, кружащиеся в свете.
— Это хорошо, — уверяет его доктор Тайлер. — Вы делаете все очень хорошо. Что
еще вы видите?
— Я переступаю через игрушечный самосвал с журналами в нем. Я чуть не
споткнулся на коврике, но не упал. На стене висят фотографии. Это мой дом.
— Хорошо. Приятно вернуться домой? — спрашивает доктор Тайлер. Я
совершенно очарована этим процессом. Я никогда не испытывала ничего подобного в
своей жизни. Это удивительно.
— Нет. Там шумно. И страшно. — Пакс говорит почти как ребенок.
Он захватывает ручки кресла, его пальцы закапываются в синей ткани. Доктор
Тайлер успокаивающе отвечает ему.
— Все в порядке, Пакс. Ничто не может причинить вам вред. Вы здесь в
безопасности. Слушайте внимательно. Вы знаете, что пугает вас?
Пакс останавливается, как будто прислушиваясь.
— Моя мама плачет. Я никогда не слышал ее криков раньше, так что это меня
пугает. Сейчас я бегу весь путь до конца зала к ней в спальню. Но ее дверь закрыта.
Доктор Тайлер делает заметки, а затем поднимает голову. Он выглядит
очарованным, как и я.
— Вы можете открыть дверь, Пакс? Помните, сейчас ничто не может причинить
вам вред.
— Хорошо, — Пакс, кажется, нервничает. — Я открываю дверь.
Сейчас он поражен, и его лицо становится белым, когда он вздрагивает.
— Что вы видите, Пакс? — быстро спрашивает доктор Тайлер.
— Моя мама сидит на кровати и ее рубашка разорвана. Из ее носа течет кровь, она
забрызгала ее рубашку. Рядом с ней стоит человек. Он нацелил пистолет в ее сторону. У
него желтые зубы.
Доктор продолжает.
— Они вас видят?
— Да, — отвечает Пакс своим странным монотонным голосом. — Моя мама велит
мне бежать. И говорит: «Не он, не он». Но человек схватил меня. Он держит меня за руку
так сильно, что я не могу больше чувствовать свою руку. Я не могу двигаться. Я не могу
убежать.
— Человек говорит с вами? — медленно спрашивает доктор Тайлер.
— Да, — отвечает Пакс. — Он просто сказал: «Луки здесь, малыш. Ты можешь
заставить свою маму работать? Ты поможешь ей быть хорошей девочкой?»
Пакс молчит минуту. Даже его нога, которой он стучал по стулу, остановилась. Он
сглатывает.
— Я хочу сказать ему, что она итак хорошая девочка, — говорит Пакс. — Но я
знаю, это плохой человек, поэтому не говорю. Мама до сих пор плачет и у нее на лице
черные полосы.
Это, должно быть, тушь, думаю я. И я ошеломлена, что Пакс видел нечто подобное.
Что за человек с его мамой?
99
http://vk.com/world_of_different_books
У него желтые зубы.
— Что говорит ваша мама? — спрашивает доктор Тайлер. Даже его тихий голос
кажется сейчас очень громким в их комнате. Можно услышать, как пролетит муха.
Поскольку я совершенно неподвижна, в моей комнате еще тише. Наверное, я могу даже
услышать свой собственный пульс.
— Она говорит: «Оставьте его в покое. Пожалуйста. Я сделаю все. Только не
делайте ему больно». Этот человек урод и у него воняет изо рта. Он просто сказал: «Ну
,что? Теперь ты будешь хорошо себя вести?
Мое сердце колотилось с такой силой, что было почти больно. Что хочет этот
человек, от мамы Пакса? Я не уверена, что хочу знать, чувствуя большой страх,
зарождающийся в моей груди.
— Моя мама кивает и говорит : «Но, пожалуйста, отпустите моего сына. Я не
хочу, чтобы он видел». Она грустная, но этот человек смеется. Он дергает меня за руку и
толкает в мамин шкаф. Я стою на коленях, но все еще могу видеть сквозь планки.
О, боже нет. Я хочу кричать, чтобы маленький мальчик Пакс отвернулся, чтобы не
смотрел на то, что вот-вот произойдет, но, очевидно, это невозможно. Что бы он ни
собирался увидеть, этот след останется навсегда. Мои руки дрожат, когда я жду.
Доктор Тайлер громко глотает, и я могу это слышать. Его рот сухой. Он, наверное,
тоже не решается, чтобы услышать это.
— Что делает человек? Вы можете видеть это, Пакс?
Пакс медленно кивает, все еще сжимая стул.
— Человек расстегивает штаны, и они падают на пол. У него татуировка на бедре.
Это свернувшаяся черная змея. Там говорится: Не подходи ко мне. Он держит пистолет у
головы мамы и говорит: «Сделай это. Или я убью твоего сына, а ты будешь смотреть».
Святой ад!
О, Мой Бог!
Пожалуйста, Боже, нет!
Сейчас я полностью наполнена страхом, и моя кровь превратилась в лед. Я хочу
броситься к Паксу, чтобы утешить его, чтобы остановить эту цепочку событий, но я знаю,
что не могу. Потому что, пока он не вспомнит, мы не сможем ему помочь. Я хватаюсь за
ручки своего кресла, когда он продолжает, мой живот болит, и слезы капают на рубашку.
— Что происходит сейчас, Пакс? — тихо спрашивает доктор Тайлер. —
Пожалуйста, помните, что вы в безопасности. Человек не может причинить вам вред.
— Человек повернут ко мне спиной, и я вижу свою маму не очень хорошо, но я
знаю, что она все еще там. Я вижу, как она движется. Ее голова движется вверх, потом
вниз. Вверх, вниз. Она все еще плачет, и я вижу, как трясутся ее плечи. Человек сильно ее
ударил. Он просто сказал: «Перестань реветь, ты, чертова сука. Минет никогда никого
не убивал!»
Сейчас слезы спускаются вниз по моему лицу. Я не могу поверить, что Пакс видел
это. Он, должно быть, был в ужасе. Это заставляет мое сердце разрываться и болеть,
чтобы исправить это для него. Но как, увидев подобное, мо остаться нормальным
человеком?
— Никто никогда прежде не вредил моей маме, и я хочу помочь. Но я боюсь. Все-
таки я один дома. Мой папа еще на работе, и я знаю, что он хотел бы, чтобы я был
храбрым. Я его маленький мужчина и я должен заботиться о доме, когда он уходит. Так
что я встаю и выбегаю из шкафа.
— Я прыгаю на человека с пистолетом, и он поворачивается, когда я хватаю его за
руку. Пистолет холодный и металлический. Я чувствую его в своих пальцах, а затем
грохот, такой громкий, что мои уши закладывает. Моя мама падает на кровать и там много
крови.
Я полностью заморожена.
О, мой Бог.
100
http://vk.com/world_of_different_books
О, мой Бог.
Пакс нажал на курок?
О. Мой. Бог.
— Человек кричит : «Что, блять, ты сделал?» И трясет меня, потом кричит
громче. «Ты убил свою мать!» Моя мама не двигается, а глаза открыты, глядят на меня.
Но она не видит меня. Человек прав. Я убил свою маму.
Мои глаза широко открыты, и я жажду ввалиться в их комнату, чтобы поддержать
Пакса. Его глаза водянистые и слеза, наконец, вырывается и скользит по его щеке. Мне
больно. Я очень хочу подойти к нему, и доктор Тайлер, должно быть, знает это, потому
что он поворачивается и смотрит в камеру на меня.
— Мы должны узнать, — говорит он тихо. Спокойно. Он говорит со мной.
Ебать.
Я сажусь на край своего стула, мой кулак прижат ко рту, поскольку они
продолжают.
— Что дальше, Пакс? — спрашивает доктор Тайлер. — Помните, что вы в
безопасности. Он не может навредить вам.
— Я плачу и человек бьет меня. Он снова кричит. «Ты чертов ребенок. Этого не
должно было случиться. Ты чертов мелкий сопливый ребенок. Я не собираюсь в тюрьму
за это. Нет чертова выхода. И есть только один способ убедиться, что этого не
произойдет». Он хватает меня за шею и пихает на кровать рядом с мамой. Я смотрю вниз,
и ее кровь на моей рубашке. Я хватаю ее за руку и держу. Человек говорит мне закрыть
глаза. Пистолет издает щелчок. Я закрываю глаза крепче. Но ничего не происходит.
Теперь я понимаю, что затаила дыхание. Этого не может быть. Этого не может
случиться. Это слишком нелепо, слишком нереально. Неудивительно, что Пакс испорчен.
Нет. Ебаного. Чуда.
Я онемела, когда доктор спрашивает Пакса, что происходит дальше.
— Человек говорит мне, что не может убить ребенка. Он говорит, что просто не
может это сделать. Он берет меня за руку и крепко держит. Он сжимает ее слишком
сильно, но я больше не плачу. Он достает большой нож из штанов и режет им мою руку.
Он делает крест. Затем снова погружает нож в кровь и проводит над разрезом, и говорит :
«Поклянись кровью своей матери, что никогда не скажешь, как я выгляжу. Этот крест,
чтобы напомнить тебе, что я тебя отметил. Я всегда смогу найти тебя, в любое время,
в любом месте. Если ты когда-нибудь кому-то расскажешь обо мне, я убью тебя так
же, как твою маму».
— Потом он говорит: «Это ты убил ее. Они тебя тоже заберут. А плохие люди в
тюрьме делают плохие вещи с маленькими мальчиками, которые убили своих матерей.
Они будут делать тебе больно снова и снова, каждый день».
Слезы Пакса текут по его щекам, как и у семилетнего мальчика, которым он
является в настоящее время в своей памяти. Я буквально ною. Я смотрю на доктора, и
чувствую свои слезы.
— Пожалуйста, — прошу я. — Выведите его оттуда.
Я знаю, что доктор не может услышать меня. Но я все равно не могу перестать
просить. Для Пакса. Для маленького мальчика, который не должен больше это видеть.
Наконец, доктор кивает. Он, должно быть, решил то же самое.
— Пакс, вы в безопасности. Когда я скажу вам проснуться, вы проснетесь. И вы
будете помнить все, что сегодня рассказали мне. Вы понимаете?
Пакс кивает.
— Проснитесь.
Пакс открывает глаза, и они встречаются с моими через экран телевизора. Его