— Мы начнем с того, Энн, что сядем в мой автомобиль и спустимся с гор, — все так же решительно заявил Хантер.
— Зачем? — удивилась Энн.
— Мне надо привезти сюда кое-какие свои вещи, а оставлять вас здесь одну нельзя. У вас есть возражения?
Энн несколько мгновений колебалась. Значит, все решено, и он остается в ее доме?.. Права ли она, соглашаясь на это? Спорить ей не хотелось. Поэтому девушка резко встряхнула головой, как бы отбрасывая назойливую мысль, и твердо ответила:
— Нет, я не возражаю.
Гейбриел удовлетворенно улыбнулся. Потом, внимательно посмотрев на Энн, спросил неожиданно:
— Вы себя нормально чувствуете? Мне кажется, у вас температура.
И он приложил к ее лбу прохладную ладонь. Энн чуть прикусила нижнюю губу и отвела его руку.
— Глупости! Нет у меня никакой температуры. Мы решили ехать? Тогда едем!
— Хорошо. Только у меня есть одно предложение.
— Какое?
Энн взглянула на Хантера с подозрением. Она уже успела убедиться, что его предложения следует принимать с опаской.
— Я предлагаю попросить Мэри понянчиться с котом, пока нас не будет. Боюсь, что иначе по возвращении мы найдем дом в весьма плачевном состоянии. Идет?
— Идет. Только согласится ли она?
— Сейчас узнаем.
— Ну ладно.
Спустя час Гейбриел и Энн уже ехали к городу. Мэри, которой вручили со многими предосторожностями Маклейша, обещала держать кота в строгости и никакого хулиганства не позволять.
Прошло еще минут двадцать, и Гейбриел затормозил у входа в магазин «Зверюшки для вас».
— Останьтесь в машине, Энн, а я зайду в магазин на несколько минут. Надо хотя бы мельком познакомиться с местом, где предстоит работать.
Он отпер дверь и скрылся в магазине. Энн с беспокойством огляделась. Ей показалось, что к окнам ресторанчика напротив прильнули чьи-то любопытные лица. Если это не обман зрения, то можно ожидать, что уже не следующее утро в местной газетке появится полный многозначительных намеков фельетон. Что-нибудь вроде: «Живой зверь в магазине сеньориты Розетты». Сплетни здесь очень любили…
Но Гейбриел не заставил ее долго ждать. Он очень скоро вернулся, держа под мышкой кипу рекламных проспектов.
— Зачем вам они? — удивленно спросила Энн.
— Хочу познакомиться с вашей продукцией. Всегда следует знать, чем торгуешь. На неделе мне надо будет также просмотреть счета. Иначе мне не удастся содержать магазин как следует.
— Хм, — с сомнением произнесла Энн. В ее планы отнюдь не входило позволять Хантеру рыться в счетах. И как это он будет «содержать» магазин? Ей нужен был всего лишь продавец-кассир, да и то пока она не поправится. Гейбриел, как ей казалось, слишком много на себя брал.
— В чем дело? — с тревогой спросил Гейбриел, заметив ее колебания. — Что-нибудь не так?
— Нет, все так!
Энн почувствовала укол совести. Он так старается помочь ей, а она не перестает подозревать его в каких-то нечестных замыслах. Хотя, если Хантер, как он утверждает, действительно опытный консультант по маркетингу, то отвергать его помощь просто глупо! Она решительно отбросила закравшееся сомнение и с улыбкой проговорила:
— Все правильно, Гейб. Так и надо. Насупленные брови Хантера разошлись, и Энн заметила, что он вздохнул с облегчением.
— Знаете, Энн, — сказал он, садясь в машину, — мне кажется, у вас бесспорный талант. — И он кивнул в сторону рекламных проспектов, которые положил на заднее сиденье. — Как вам пришло в голову заняться этим делом?
— Мне подсказала такую мысль бабушка. Она была очень умной. И к тому же бережливой. Никогда не позволяла себе лишних трат. Когда какая-нибудь вещь изнашивалась, она перекраивала ее, перешивала. А из лоскутков изготовляла то покрывало, то накидку или одеяло. И она умела мастерить очень смешные пугала для огорода.
— Такой же была и тетушка Эльвира.
— Да это и неудивительно для тех, кому пришлось пережить годы великой депрессии. Они привыкли обходиться малым и были запасливы.
— В отличие от нашего поколения.
— Да, вы правы.
— Извините, я вас перебил. Продолжайте.
— Так вот. Как-то раз, когда бабушка уже была тяжело больна и почти не вставала с кровати, я собрала весь старый хлам в доме в корзинку, чтобы выбросить. Мне казалось, что все это никогда не пригодится. Бабушка догадалась о моем намерении и посоветовала мне не делать глупости. Она сказала, что, возможно, в этой корзине — мое будущее.
— Что она имела в виду? — поинтересовался Хантер.
— Она мне объяснила. Дело в том, что я с детских лет любила мастерить из всякого тряпья кошек, собак, зайцев, медведей. И это очень хорошо получалось. Бабушка говорила, что у меня золотые руки. Она посоветовала мне попробовать изготовлять куклы, на них всегда был большой спрос. Их можно было выгодно продавать.
Энн замолчала. Она очень любила бабушку и часто вспоминала ее с грустью и нежностью. Хантер слушал рассказ, не проявляя нетерпения и не торопя. Вздохнув, Энн продолжила:
— Я попробовала, изготовила несколько кукол и отнесла в магазин. Их похвалили и купили. Я смастерила еще и снова успешно. И тогда я подумала: в любом доме непременно есть либо изображения, либо фигурки каких-нибудь животных. Люди любят их и стараются окружить себя изображениями зверьков, птиц, рыб. И я решила заняться изготовлением и продажей таких фигурок. К тому времени ни бабушки, ни мамы уже не было в живых. Я решила поделиться своей затеей с Дэниелом.
— Дэниел? Кто это.
— Мой отец. В детстве у меня не было близких друзей, да и знакомых тоже. В наших местах очень мало молодежи. Мэри появилась здесь сравнительно недавно. Отец заменял мне всех. Поэтому я и привыкла звать его по имени, а папой называла редко. Хотя он всегда был прекрасным отцом…
Гейбриел протянул руку и сжал в ней ладонь Энн. Она вздрогнула, но затем откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Гейбриел долго не отпускал ее руку, и теплая волна блаженства затопила Энн. Постепенно мысли ее смешались, и она сама не заметила, как заснула…
— Энн, просыпайтесь, приехали!
И Гейбриел мягко коснулся плеча девушки. Энн открыла глаза. Дверца машины была открыта, а рядом уже стояла инвалидная коляска.
— Просыпайтесь, просыпайтесь, — торопил ее Гейбриел, ласково улыбаясь. Обняв девушку одной рукой за талию, он легко поднял ее и пересадил в коляску. Энн огляделась. Машина стояла во дворе небольшой усадьбы в мексиканском стиле, столь распространенном на юге Калифорнии. Воздух был насыщен запахом цветов и моря. Издали доносился шум прибоя и плеск бьющихся о прибрежные скалы волн.
— Неужели я проспала всю дорогу? — потягиваясь, спросила Энн.
— Боюсь, что да, — усмехнулся Хантер.
— Ох, ради бога, простите, Гейб! Я не должна была оставлять вас в одиночестве, один на один с баранкой.
— Вы ни на минуту не оставляли меня. Храпели всю дорогу. Так что ваше присутствие было весьма ощутимо.
— Гейб, вы шутите! Я никогда не храплю!
— Вы это знаете наверняка?
— Никто никогда мне об этом не говорил!
— Интересно, многие ли имели возможность в этом убедиться?
— Ну уж это не ваше дело!
— Повторяю, вы испускали храп такой силы, что я уже начал опасаться за сохранность ветрового стекла.
— Гейб!.. Я убью вас!
— Ну ладно, успокойтесь. Шучу, шучу…
И Хантер поднял обе руки вверх. Потом он повернул коляску и покатил ее по вымощенной красным кирпичом дорожке. Было тепло. Небо сияло такой яркой голубизной, от которой Энн давно отвыкла за годы жизни в Лос-Анджелесе. И даже в окрестных горах, где находился ее дом, небо не бывало таким ослепительно-голубым.
Гейбриел подкатил коляску к одноэтажной постройке. Дверь украшал причудливый орнамент. Открыв дверь, Гейбриел вкатил Энн в дом. Она осмотрелась и, придя в восхищение, восторженно воскликнула:
— Как красиво и уютно! Вы здесь живете?
Действительно, небольшая, почти пустая комната была великолепно отделана. Из-за голубовато-серых стен она казалась просторной и наполненной воздухом. Горьковатый, нежный аромат дерева исходил от светлых досок потолка. А оконные рамы были покрыты затейливой резьбой.
— Вам нравится? — с сомнением спросил Гейбриел. — А вот мне — нет.
— Почему? Здесь замечательно.
— Потому, что здесь бывает очень холодно и тоскливо.
— Почему же вы не переедете туда, где тепло и весело? Простите, конечно, что я позволяю себе вмешиваться не в свои дела!
Гейбриел пожал плечами.
— После того как наша семейная жизнь с Тиффани окончательно дала трещину, я никогда не чувствовал себя здесь дома. Тиффани получила большой дом на берегу океана и забрала с собой всю мебель, которую я приобретал годами. А мне пришлось начинать все заново, но не было никакого желания. Поэтому я просто пригласил вполне приличного художника-декоратора, который и создал все это.
И Гейбриел небрежным широким жестом обвел стены, потолок и окна.
Энн на мгновение задумалась. Потом нерешительно спросила:
— Простите, Гейбриел, а ваша бывшая супруга забрала только мебель? Или же личные вещи тоже? Ведь, наверное, у вас были книги, картины, фотографии.
— Она взяла все. Я собрал довольно большую библиотеку и немалую коллекцию всевозможных редкостей, привезенных из многих путешествий. Может быть, там и не было чего-то особенно ценного. Но я очень любил и книги, и эти вещи. К сожалению, со всем этим мне пришлось расстаться, хотя ей все это было ни к чему.
Только сейчас Энн поняла, что имел в виду Хантер, когда упомянул о том, что дом, домашний очаг священны. Да, он любил свой дом, уют, мечтал о семье… Как могла его бывшая жена не понимать этого и не ценить? Что еще может пожелать женщина?
— О, как она могла! — воскликнула Энн, забывая, что может причинить Хантеру боль. — Как она могла не ценить то, что имела, и лишить вас того, что вам было дорого, а ей — нет!
Лицо Хантера исказилось, он сжал зубы и долго молчал. Затем, глубоко вздохнув, ответил:
— Тиффани интересовали только деньги. И ничего больше. Поэтому все, что было мне дорого, полетело коту под хвост. Простите за грубость, Энн! А как вы относитесь к деньгам, вещам, дому и всему такому? Или вы не считаете себя рабой всемогущего доллара?
— Если бы деньги и красивые вещи стали моей целью, то жизнь утратила бы свою прелесть. Представьте, как скучно и безрадостно существовать только для того, чтобы накапливать зеленые бумажки, позолоченные монетки и модные вещи! Нет, я никогда не смогла бы так жить! Мой отец любит повторять: «Вот чего никогда не хотел, так это с головой погрузиться в мерзость, именуемую деньгами. Пусть хотя бы кончики ушей торчат из этой грязи. Иначе не буду сам себя уважать!»
Стены и потолок задрожали от хохота Хантера, который, видимо, представив себе это зрелище, смеялся долго, от всей души и так заразительно, что Энн, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Отдышавшись, Гейбриел мягко похлопал указательным пальцем по кончику носа девушки.
— Знаете, Энн, что мне в вас больше всего нравится? Вы постоянно заставляете меня смеяться! Хотя сами смеетесь редко, а иногда становитесь колючей как еж. Откуда это у вас?
Энн не отозвалась. Она задумалась, какой, вероятно, одинокой и серой показалась Хантеру жизнь с момента его развода с женой. И сколько обиды, наверное, накопилось в его душе. Ведь Тиффани предала его. Ради нее, ради того, чтобы проводить с ней больше времени, он стал меньше работать. Он, видимо, очень любил ее, надеялся дать ей счастье. А ей нужны были деньги. Мысли Энн причудливо изменили направление. Как хорошо, что она порвала с Дэвидом Симмонсом, не успев вступить с ним в брак…
— Не хотите что-нибудь выпить? — прервал ее размышления Гейбриел.
— Хорошо бы какой-нибудь воды. Ничего другого мне не хочется, да и нельзя.
— Ладно. А как насчет таблеток? Уже время их принимать.
— Ох, нет! Честное слово, они мне совершенно не требуются!
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Как вам угодно. Отдохните немного и, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Я только приму душ и положу кое-какие вещи в багажник.
Гейбриел исчез за дверью. А Энн снова погрузилась в размышления. Могла ли она здесь чувствовать себя как дома? Нет, это у нее пока не получалось. Пока…
Прошло несколько минут, и Гейбриел вновь появился в комнате, на ходу вытирая полотенцем влажные волосы. Покончив с этим занятием, он открыл боковую дверь, которая, как оказалось, вела в кухню. Там стояли стол, два стула и большой холодильник. Несколько белых шкафчиков для посуды было прикреплено к стене. Распахнув холодильник, Хантер достал банку с пивом и перебросил ее с одной руки на другую.
— К сожалению, у меня нет содовой. Я сижу на диете.
— Это что, тонкий намек на мои габариты?
— Никак нет. Мисс Розетти, я еще раз повторяю: ваша точеная фигура столь совершенна, что не нуждается ни в каких диетах, утренних пробежках или задирании ног к потолку.
— Тогда дайте мне «кока-колы».
— Это есть. Вам со льдом?
— Не надо. Достаточно того, что она из холодильника.
Гейбриел достал банку «колы», открыл ее и вручил Энн вместе с высоким бокалом тонкого стекла.
— Прошу вас, мисс. А я пока переоденусь. Мигом!
И он снова исчез за дверью, не упустив случая потрепать девушку по щеке.
Энн машинально провела ладонью по месту, которого только что коснулась его рука. Смешно, подумала она, но невидимые следы его прикосновения, кажется, излучают тепло. Она, прихрамывая, добралась до окна, раздвинула занавески и долго смотрела вдаль…
Прошло три-четыре минуты, и дверь за ее спиной скрипнула. Верный своему слову, Хантер действительно мигом успел переодеться. Энн обернулась и посмотрела на него.
Она уже успела заметить, что Гейбриел редко выглядел одинаковым. Казалось, в нем уживались несколько человек. То он был серьезным деловым человеком, сдержанным, но доброжелательным. Таким она восприняла его, когда он был в строгом костюме. Затем он появился в джинсах и летней рубашке, и Энн ощутила раскованность его характера и веселость. Он и тогда казался ей сексуально привлекательным. Но таким, как сейчас, она его еще не видела.
Волнистые, еще не просохшие после душа волосы мягко курчавились. Легкий спортивный коричневый свитер обрисовывал сильную скульптурно вылепленную грудь. Серые брюки плотно облегали мускулистые бедра, подчеркивая их красоту.
Энн не могла отвести от него глаз, и ей казалось, что никогда в жизни она не видела такого привлекательного мужчину. Особое обаяние придавало Гейбриелу и то, что ему совершенно было не свойственно самолюбование.
Хантер уловил напряженность во взгляде девушки и с тревогой спросил:
— Зачем вы встали, Энн? Может быть, дать таблетку?
— Нет, мне хорошо…
Гейбриел нахмурился и пожал плечами.
— У вас такой вид, будто вы… ну что ли… сейчас упадете в обморок.
— С чего вы взяли? Я прекрасно себя чувствую!
— Если так, то поедем?
— Как скажете, мистер капитан. Вы у руля. Я ваш матрос и должна повиноваться. Слушаюсь!
— Положите это к себе на колени. Не трудно?
Он усадил Энн в коляску и протянул ей небольшой саквояж.
— Что это?
— Да всякие мелочи для работы. Мне пришла в голову великолепная мысль. Мы сейчас поедем в Дель-Мар. Вы знаете этот городок?
— Конечно.
— Он совсем недалеко отсюда. Там сейчас проходит выставка живописи и всевозможных художественных поделок. Мне кажется, что вам это будет очень интересно. А может быть, и подскажет какую-нибудь новую идею для работы. Согласны?
— Согласна! Гейбриел, вы просто гений! Едем!
Через двадцать минут они были на месте. Из двери длинного двухэтажного дома, где расположилась выставка, доносился запах горячих сосисок. Сильным ударом ноги Гейбриел распахнул дверь и вкатил коляску с Энн в холл. В дальнем углу холла помещалось скромное кафе, откуда и тянуло аппетитным запахом.
— Итак, мадам, — обратился Хантер к Энн, смешно коверкая слова на иностранный лад, — ви хотел бы сосиски с тюшоной капюстой?
— О да, месье, — тут же включилась она в игру. — Мадам дюмаэт, это бюдэт прэкрасно!
— Мадам жэлаэт с люком или бэз?
— Мадам будет с люком, месье! Если ви тожэ это прэдпочитаэте. И еще с горчицэй «Мадемуазель Фифи».
— О, мадам, у вас прекрасный фкус! Разрешите… припарковать вас к этому столику. Значит, две порции сосисок? — закончил игру Гейбриел, переходя на чистый английский.
— Да, две порции.
Гейбриел отправился за сосисками, а Энн, крутя обеими руками большие колеса коляски, переехала в соседний зал, где и начиналась выставка. Там было много народа, но все расступались перед ней.
Выставка действительно стоила того, чтобы ее посмотреть. Здесь были всякого рода живописные работы, поделки, аппликации. Особенно привлекли внимание Энн портреты и жанровые сценки. Деревенская девушка в комбинезоне, сшитом из лоскутов, и с лицом в веснушках напомнила Энн одну из ее ранних тряпичных кукол! Энн взглянула на цену и не поверила своим глазам. Ничего себе! Неужели находятся люди, которые платят такие деньги?!
Она подъехала к другому портрету. Этот был выполнен из хлебных крошек.
— Сколько он стоит? — спросила Энн у служителя.
— Восемь долларов.
Энн была поражена. Она тратила на изготовление своих зверюшек не меньше труда, а продавала их гораздо дешевле. Надо будет попытаться поднять на них цены. Ведь кукла, выставленная в углу зала и изображающая женщину в простом деревенском платье, ничуть не лучше большинства ее фигурок. А стоит чуть ли не в три раза дороже!
Она понаблюдала за посетителями выставки и с удивлением убедилась, что никого из них не шокировали столь необычные для нее цены. Наверное, она в своих горах совсем оторвалась от жизни.
Энн спохватилась, что Гейбриел, видимо, давно уже вернулся с сосисками и ждет ее. Она посмотрела в сторону столика. Но его еще не было. Странно… Прошло достаточно времени. Ей вдруг стало скучно на выставке и захотелось есть. Энн повернула коляску, чтобы возвратиться в кафе. И тут увидела Хантера. Он стоял в толпе посетителей и о чем-то весело болтал со смазливой блондинкой. Это была молодая женщина, стройная, высокая и со вкусом одетая. Обычно так одеваются, собираясь в какой-нибудь театр на Бродвее.
Энн еще раз взглянула на блондинку, и неожиданно настроение у нее резко упало. Как он смеется!.. А эта красотка весело отвечает ему. Но ведь она нисколько не красивее Энн, зато держится слишком свободно. И так хорошо одета! Рядом с ней Энн в джинсах и свободном свитере, скрывавшем фигуру, конечно, очень проигрывала.
Тем временем Гейбриел вытащил что-то из кармана и передал собеседнице. Что это было? Что?.. Ах да! Конечно, его визитная карточка! Ну уж нет. Этому надо срочно положить конец!
Энн решительно крутанула колеса и быстро покатила по направлению к любезничавшей паре. Но Гейбриел уже увидел ее и, приветливо помахав на прощание блондинке, двинулся навстречу.
— А я совсем было потерял вас, — сказал он как ни в чем не бывало. — Знаете, Энн, там такая длинная очередь за сосисками. У меня едва хватило терпения достоять до конца. Впрочем, «хвосты» в кафе и магазинах — одно из главных неудобств городской жизни. Ваши сосиски вон на том столике. Давайте поспешим, а то они остынут и потеряют свежесть.
Гейбриел так и сыпал словами. И Энн сразу решила, что он чувствует за собой вину. Вряд ли он догадался о ее мыслях, но во всяком случае заметил, что ее настроение резко испортилось.
— Вот и наши сосиски, — продолжал быстро говорить Хантер, подвозя Энн вплотную к столу. — Надеюсь, они еще горячие. Боже, как долго я вас искал! Ну, вы увидели то, что хотели?
— Нет. Ничего интересного для себя я не нашла, — холодно ответила Энн. — А вы, разумеется, нашли?.. Хотя это, конечно, не мое дело…
— Энн, что с вами? Разболелась нога? Или еще что?
Гейбриел пытливо смотрел на Энн, нахмурив брови.
— Ничего у меня не болит. И вообще я отлично себя чувствую.
И Энн занялась сосисками. Они показались ей безвкусными и упругими, как будто были сделаны из резины. Но Гейбриел, по-видимому, так не считал и поглощал их с большим аппетитом.
— Чудесно! Давно не пробовал таких сосисок. Их здесь как-то по-особому готовят. И получается замечательно.
— Не разговаривайте с полным ртом, — буркнула Энн.
— Спасибо за напоминание, мамочка!
— Не стоит благодарности, детка!
— Ну вот, вы опять ощетинились! Скажите честно, вы себя плохо чувствуете?
— Я уже сказала, что нет. Сколько раз можно спрашивать об одном и том же!
Гейбриел положил вилку и откинулся на спинку стула.
— Послушайте, давайте прекратим эту игру!
— Какую?
— Один сумасшедший говорит доктору: «Я знаю, на чем помешался. Но вам этого не скажу. Догадайтесь сами».
— Опять анекдот! Как вам только не надоест? К тому же я пока еще в своем уме.
Энн, конечно, понимала, что не имеет никакого права разговаривать с Хантером таким тоном. Ведь всего два дня назад он и не знал о ее существовании. У него была своя жизнь — знакомые, друзья, и, разумеется, у такого привлекательного мужчины не могло не быть романов. Почему он должен от всего этого отказаться, познакомившись с ней? Смешно даже надеяться, что она может его интересовать…
— Как вам будет угодно, — обиженно проговорил Гейбриел. — Хотите дуться — пожалуйста! Только это скучно. А я, к вашему сведению, просто встретил старую знакомую, — добавил он лукаво. — Она работает агентом по закупкам товаров от одной из фирм Лос-Анджелеса.
— Ах так! — произнесла Энн, изо всех сил стараясь сохранить небрежный тон. Но она снова почувствовала радость жизни.
— Ну да! Это Маделейн Паркер. Я подумал, что она может стать постоянным покупателем ваших зверюшек.
— Правда?
Энн откусила еще кусочек сосиски, которая неожиданно стала очень вкусной.
— Во всяком случае, она сказала, что подумает об этом и позвонит мне.
Да, она, конечно, позвонит тебе, мысленно съязвила Энн, вновь ощутив болезненный укол в сердце, но, разумеется, не для того, чтобы что-то покупать. И мир опять окрасился для нее в траурные тона.
Хантер доел свою порцию, вытер салфеткой губы и продолжил совершенно будничным тоном:
— Когда я жил в местечке Ла-Джолла, то частенько играл в теннис с ее мужем, Марти Паркером. Мы и сейчас продолжаем дружить, хотя и живем довольно далеко друг от друга.
— Нет, сосиски действительно великолепны! — окончательно решила для себя Энн и, отправив в рот последний кусок, отодвинула тарелку.
— Давайте еще раз посмотрим выставку, — предложила она.
— С превеликим удовольствием!
Они не спеша двигались от одного экспоната к другому. Порой задерживались, чтобы получше осмотреть особенно понравившиеся изделия. Гейбриел первым заговорил о ценах. Он судил о них как профессионал.
— Уверяю вас, Энн, — убеждал ее Гейбриел, — что люди порой готовы отдать целое состояние, чтобы только заполучить понравившуюся им вещь! Тем более если эта вещь по-своему уникальна. Ведь ваши фигурки не повторяются. Они единственные в своем роде.
Энн уже почти согласилась, что слишком дешево ценит свой труд. Однако ее как обычно мучила неуверенность в себе.
Так прошло часа два. Они осмотрели всю выставку. Гейбриел па секунду отошел и купил Энн искусно сделанную тряпичную обезьянку, кувыркающуюся на перекладине.
— О, Гейбриел, неужели вы запомнили?! — воскликнула девушка, принимая подарок.
— Конечно. Это вместо той игрушки, которую растрепал Маклейш. Кажется, ее звали Оскаром. Разве не так?
— Так. А как мы назовем эту обезьянку?
— Это уж вам решать. Я еще ни разу за всю свою жизнь не дал имени ни одной обезьяне. А в тридцать шесть лет, наверное, слишком поздно начинать.
— Брюзга! Ну, хорошо. Я подумаю, как ее назвать.
Из здания выставки они направились в кафе, расположенное на соседней улице. Оно славилось очень вкусными пирожными. И хотя Энн долго сокрушалась, что теперь непременно наберет лишние фунты, но удержаться не могла. Эклеры были прекрасны. И Гейбриел удовлетворенно согласился с ней.
Но уже собираясь покинуть кафе и взявшись за коляску с Энн, Хантер искоса взглянул на нее и неожиданно сказал:
— Жаль все же, что Маделейн и Марти Паркер развелись.
— Они развелись?
— Да. Она мне сообщила об этом сегодня.