Если ты простишь

Эти доски, вера в легкодоступное счастье — не такая уж и безобидная наивность, как может показаться на первый взгляд.

И несмотря на то, что моя доска предназначалась совсем для других целей и не имела ни малейшего отношения к магии, мне вдруг захотелось вообще всё с неё снять.

И через пару минут на ней ничего не осталось, одна лишь голая пробковая поверхность.

Пусть пока так повисит. Пустота бывает очень завораживающей. Глядя на неё, можно увидеть безграничный потенциал.

Но пока хотелось, чтобы пустота оставалась только пустотой и ничем больше. Хотя бы какое-то время.

Я наконец лёг на треклятый диван.

В голове стал утихать диалог с Лидой, как и мой монолог с самим собой. На смену им пришли воспоминания об опере, которую я слушал этим вечером в театре.

Несмотря на то, что я человек рациональный и не верящий ни в какие приметы и магию, порой мне кажется, что мир соткан из невидимых нам нитей. По воле Божьей или ещё каким-то образом мы иногда видим, как всё в нашей жизни друг с другом переплетено.

И сейчас, слушая в голове мотивы этой бессмертной музыки и всё ещё видя перед глазами отчаявшееся лицо Лиды, я вспомнил, что прочитал сегодня в театральной брошюре.

«Травиата» переводится с итальянского как «падшая, заблудшая, пропащая». Главная героиня — куртизанка, умирающая от неизлечимой болезни.

Я понимал, что совпадения имеют свойство легко подгоняться под реальность того, кто их замечает. Но всё же меня не покидало ощущение, что в данном случае взаимосвязь реально существует и я невольно дотронулся до очередной нити, из которой соткан мир.

Впрочем, возможно, к тому моменту я уже крепко спал.

38

Вадим

В воскресенье произошло немыслимое — я проспал. Не услышал будильник и очнулся в то время, когда уже должен был не только вернуться с пробежки, но и принять душ, и готовить завтрак, как обычно.

Предположу, что вчерашний разговор с Лидой подвёл черту под нашей историей и сразу уменьшилось напряжение, которое я всячески прятал даже от самого себя в минувшие две недели. Вот я и задрых как никогда.

Я почти не сомневался, что для Лиды тоже настал переломный момент, ведь если надежда ложная, то зачастую её смерть — это благо. А надежда на восстановление наших отношений вчера была похоронена. Глубоко и навсегда.

Увидев, что все ещё спят, я решил приготовить завтрак и не уходить в этот раз никуда. На пробежку, естественно, я тоже не отправился — не было времени.

Вскоре проснулась Лида. Она зашла на кухню сонная, и я сразу же попробовал прочитать её выражение лица, когда она увидела меня, готовящего сырники.

— Доброе утро, — сказал я и удивился собственному голосу, прозвучавшему без негатива, как в предыдущие дни, но с холодной, нейтральной отстранённостью. Так здороваются с соседом в поезде после ночи в пути.

— Доброе утро, — ответила Лида и, широко зевнув, прикрыла рот ладонью.

И чёрт знает, как это возможно, но в то же мгновение я понял, что мы действительно перешли на следующий этап и теперь нам будет легче хотя бы решать бытовые вопросы, которых не избежать из-за совместного воспитания Арины.

— Будешь сырники? — Ещё вчера от такого вопроса в глазах Лиды засияла бы надежда на прощение. Но не сегодня.

— Да, спасибо.

— Кофе налей сама — у меня руки все в твороге.

— С этим я справлюсь, — пробормотала Лида.

Самоирония? Я даже где-то глубоко внутри улыбнулся. Не похоже на Лиду. Она обычно как будто бы и не осознавала, какой беспомощной воспринимается со стороны. Во всяком случае, подколы в адрес самой себя я от неё нечасто слышал, несмотря на множество поводов.

Я положил Лиде три сырника и продолжил жарить новую партию. Когда она была почти готова, я выключил огонь под сковородой, помыл руки и, взяв свой кофе, сел за стол напротив уминающей завтрак Лиды, а потом заговорил:

— Сегодня я с Ариной весь день проведу, а ты следующие пять дней будешь с ней побольше общаться, водить в школу, на английский и танцы. Хорошо? По ряду причин так будет правильно. Это поможет и Арине, и...

— Да, я понимаю. — Лида смотрела в тарелку и только изредка бегло поднимала взгляд на меня.

— Если эта занятость будет мешать тебе готовиться к переезду, я подменю.

— Хорошо.

— Мне надо обдумать много всего. За пять дней должны управиться…

— И мою квартиру подготовить нужно, — глядя в кружку с кофе, пробормотала Лида.

Я удивлённо впился в жену взглядом. Жизнь заставила её заземлиться, судя по всему. Лида стала думать о бренной и неизбежной бытовухе.

— Да, полагаю. Тебе стоило бы… — продолжил я, но Лида меня перебила:

— Проверить её. Да, я съезжу и посмотрю, насколько она готова к жизни. Может, даже сегодня, — добавила она.

Это прозвучало очень по-взрослому.

— Именно. Так вот, ещё о делах на неделе. Я завтра встречусь с юристом, который будет готовить наши документы для развода, переговорю с ним и, возможно, наберу тебя, если будут какие-то вопросы, — я говорил это так буднично, будто речь шла о том, какой набор суши брать на ужин, а не о завершении одиннадцати лет супружества.

— Да всё и так понятно. — Лида посмотрела на меня смиренно-обречёнными глазами.

— Что — всё?

— Арина остаётся с тобой. Имущество не делим. С алиментами тоже всё понятно. Что там ещё обсуждать.

Снова не ожидал от неё такого обдуманного ответа.

— Э-э, в целом да, всё так. Но точно что-то ещё есть. В том числе для этого мне и нужен юрист.

Лида вдруг положила вилку, сложила руки на коленях под столом и сказала предельно серьёзно:

— Вадим. Мы же не скатимся до обсуждения графика посещения ребёнка или как это называется?..

Вот тут я опешил. Лида ли передо мной?

Это был совсем не инфантильный вопрос. Я даже завис на мгновение от неожиданности.

— Нет! Конечно нет! То есть я не знаю, возможно, по бумагам это необходимо всё прописать. Нужно консультироваться. Но, конечно, я надеюсь, что мы с тобой не скатимся до свиданий с ребёнком по расписанию. Арина не должна пострадать из-за развода. Это самое главное. Надеюсь, в этом мы…

Я заметил, как Лида с облегчением выдохнула. Не знаю, допускала ли она мысль о том, что я буду мстить ей, используя ребёнка. Если допускала — то, чёрт побери, как можно настолько не понимать, с кем живёшь одиннадцать лет. Хотя мне ли это говорить? Я за эти годы не увидел, что Лида способна за один день вычеркнуть свою семью из жизни. Чужая душа не потёмки, а чернее чёрного квадрата Малевича. Смотри не смотри, ничего не поймёшь. Не зря Малевич целый манифест написал, рассказывая, что имел в виду. Так и нам всем надо про свои души писать, чтобы другой человек хотя бы немного мог понять, с кем связывает жизнь.

— Да, я полностью согласна с тобой.

Я кивнул, допил кофе и решил озвучить две самые важные для меня вещи:

— Я не собираюсь препятствовать вашему общению. Вы с Аришкой будете видеться, когда пожелаете. Я только должен тебя предупредить, что в случае, если ты пойдёшь по наклонной…

— В смысле? — Глаза Лиды округлились.

Я резко вскочил, Лида вздрогнула от неожиданности. А я всего лишь вспомнил, что надо снять сырники со сковороды, пока они не пережарились. Орудуя лопаткой, продолжил разговор:

— В смысле что, если ты свяжешься с дурной компанией или просто сама начнёшь вести деструктивный образ жизни…

— Вадим?

Отвлекаясь на Лиду, обжёг палец.

— А как ты хотела? Я теперь не знаю, что от тебя ожидать. Поэтому и говорю, как есть. Хорошо, давай опустим подробности. Скажу так — если ты начнёшь вести образ жизни, который может навредить Арине, я буду защищать её от твоего влияния через суд.

— Это не понадобится, — спокойно ответила Лида, но я видел по глазам, что мои слова её всё-таки ранили.

— И тем не менее ты должна это знать. А я должен это проговорить, — холодно констатировал я.

— Хорошо. Я поняла.

— Ну и славно. И ещё, если нужна помощь по переезду, то будет удобно сделать это в…

— Субботу, — снова перебила меня Лида.

— Да. Я вижу, ты успела многое обдумать.

— Ночь долгая.

— Не спала?

— Спала, но немного. А сырники, кстати, очень вкусные. Не то что у меня, — как-то по-детски вздохнула Лида. Но теперь это меня больше не умиляло, как раньше. Тем не менее Арине нужна здоровая, а не голодающая мама, поэтому я предложил Лиде записать рецепт.

— Так моя бабушка готовила.

— Да, спасибо, мне он пригодится.

— Ещё положить?

— Если всем хватит, то да. Спасибо.

Я положил ей ещё два сырника и снова сел напротив, чтобы закончить обсуждение всех дел.

— Да, и вот что. Как напишешь заявление об уходе из студии, отдай его мне. Я сам его отвезу. Так будет меньше шума, а я бы не хотел, чтобы работники начали судачить раньше времени. У нас сейчас много напряжённой работы, сплетни будут лишними.

— Понимаю. Мне и самой не хотелось бы там появляться.

Я понимающе кивнул.

— Значит, догово…

В коридоре послышались шаги, и Лида, как ошпаренная, неожиданно вскочила из-за стола и встала у раковины, включила воду и суетливо начала мыть руки. Только мельком взглянула на меня, словно проверяя, понял ли я, почему она так сделала.

А я понял.

И кивнул ей в ответ. Потому что тоже не хотел, чтобы даже на мгновение у Арины появилась надежда на наше примирение, когда она увидела бы нас мирно болтающими за столом и поедающими сырники, как в старые добрые семейные времена.

Я поспешил обрадовать Аришку, что сегодня буду весь день с ней и можно за завтраком обсудить, куда она хочет скататься, а куда я.

Лида, перекинувшись с дочкой дежурными утренними фразами, оставила нас вдвоём. Арина, вдохновлённая предстоящим днём, накинулась на сырники, но потом вспомнила, что ещё не почистила зубы и убежала умываться. И, пока плескалась в ванной, успела придумать кучу планов на сегодняшний день.

Через полтора часа мы приступили к первому пункту, быстро добравшись на машине до торгового комплекса, где Аришка задумала провести рейд по магазинам одежды. Да, это был не мой выбор, но что поделать. Нет, Арина пока не успела стать жуткой шмотницей и модницей, но тем не менее за внешностью она уже следила очень тщательно.

В такие совместные дни можно пообедать и всякими вредностями. Сегодня это были бургеры с картошкой фри, но — для очищения совести — всё-таки вместе с греческим салатом, который Арине, на удивление, тоже нравится. Без оливок, разумеется. А на десерт Аришка попросила гонконгские вафли с мороженым, но ожидаемо не справилась с этой громадиной. Пришлось помогать.

Затем перешли к моей части дня — отправились на выставку каллиграфии в музее современного искусства, там же прошлись по книжному магазину, где я искал каталог с работами одного художника из Арабских Эмиратов. Аришка заскучала, но договор выполнила, не торопила меня, потому что знала следующий пункт плана. Дочку ждала чистейшая радость для неё — три часа на скалодроме с верёвочным парком, расположенном под крышей торгового комплекса.

Три часа! За это время Арина только два раза забегала в кафе, где сидел я, пока она покоряла старые и новые вершины. Выпивала полстакана воды, под укоризненным взглядом проглатывала кусочек остывшей пиццы и мчалась обратно на скалодром.

Я занимался своими делами в телефоне, иногда наблюдая за тем, как моя дочь, прицепленная к страховочному устройству, ползает по отвесной стене и различным подвесным конструкциям, словно даже не подозревая о существовании силы притяжения.

В один момент Арина сорвалась, и выглядело это жутко, несмотря на все меры предосторожности. Но я даже на расстоянии видел, как она довольна. Аришка тут же, не мешкая, полезла обратно.

А я вдруг подумал, что в этом и есть основная суть родительства: быть страховкой для своего ребёнка, не мешая при этом принимать вызовы, которые бросает ему жизнь.

Потом мы прогулялись по осеннему парку, припорошенному ноябрьским снегом, покормили уток, отказавшихся улетать на юг, и напоследок всё-таки зашли посмотреть фильм в кинотеатр недалеко от дома. Этот фильм очень хотела посмотреть Арина, хотя я думал, что дочь к тому моменту будет такая вымотавшаяся, что уснёт в машине, как в былые времена.

Но нет. От этого воскресенья дочка хотела взять всё без остатка.

И правильно.

Сегодня мы с ней были заодно.

39

Вадим

«Понедельник — день тяжёлый», говорят в народе.

Но в этот раз первый день недели прошёл спокойно, в размеренных студийно-рабочих и житейско-бытовых делах.

Я заскочил в отдел кадров, отдал заявление Лиды об уходе и очень настоятельно попросил не распространяться об этом среди коллег.

Мне кажется, кадровики немного испугались. Вероятно, так нечаянно случилось, что моя просьба прозвучала как угроза.

Ей-богу, я не специально.

Вечером встретился с юристом по поводу развода. Встреча была на редкость неприятной.

Мужик вроде как профессионал, но он постоянно пытался убедить меня, что Лида непременно захочет отобрать как минимум всё, и совершенно не замечал, что я иного мнения и мне не нужно навязывать дополнительные услуги, которые могут помочь подстраховаться. Уж не знаю, опыт работы или какая-то личная травма повлияли на него, но мне даже пришлось в какой-то момент мягко поставить мужика на место. В итоге мы договорились, что документы будут готовы к следующему понедельнику.

Вторник был пожёстче. В студии случился аврал, пришлось ругаться из-за бытового раздолбайства. В обед позвонил менеджер из турагентства и предложил бюджетный по меркам зимних каникул вариант отдыха в Юго-Восточной Азии. Я спросил, почему так дёшево, он замялся и как-то невнятно ответил. Я полез гуглить и выяснил, что там в данный момент происходит военный переворот.

На вопрос, не охренел ли он, предлагая мне с ребёнком туда полететь, менеджер бодро заявил, что к новому году там всё устаканится.

Позже я позвонил боссу этого дурака и сообщил своему знакомому, что не такой помощи я от него ждал. Он извинился, пообещал проконтролировать сотрудников и всё же найти что-нибудь интересное и безопасное.

В среду утром Лида отвезла Арину в школу. А вот забирал дочку и отвозил на танцы уже я, так как у Лиды появились какие-то неотложные дела. Пошёл ей навстречу, договорившись, что в пятницу она точно отвезёт Арину на танцы, потому что я буду занят на работе.

Пока дочь занималась, я привычно сидел в кафе, но то и дело поднимал голову, если кто-то заходил в помещение.

Но никто интересующий меня так и не появился.

Всё-таки запомнилась мне чем-то та женщина. Лера. Глупо это отрицать.

Но в данный момент лучше пустота, чем кто-либо. С этим тоже не поспоришь. Поэтому и не сказать, что я расстроился, не встретив Леру в тот день.

Вечером окончательно договорились с Лидой, что в субботу будем её перевозить. Она уже начала суетиться и готовиться к этому мероприятию. Деталей я не узнавал, но, встречаясь с Лидой по утрам и вечерам, видел перед собой непривычного мне человека, у которого в жизни появились важные дела. У таких людей другой взгляд и неизменный атрибут обременённости — морщина между бровями.

Судя по всему, Лида и вправду потихоньку заземлялась.

Кстати, в тот же день, вернувшись вечером домой, я наткнулся в коридоре на пустые коробки. Мгновенно откуда ни возьмись выпрыгнула Лида, стала извиняться за беспорядок и поспешила убрать их в комнату.

Как же я запугал её с этой темой порядка…

.

А на следующий день я осознал, что сплетничать про мои семейные дела в студии всё-таки начали. Возможно, не стоило так пугать отдел кадров, лучше было не привлекать внимание к этому событию. Хотя и не факт, что именно они проболтались.

Но из-за чего-то коллеги шептаться начали, в этом я уже не сомневался.

Одна дизайнерша случайно перепостнула сообщение в общий рабочий чат в телеграме. Видимо, хотела просветить нового сотрудника, не заставшего времена, когда жену начальника можно было видеть в качестве работника студии. В сообщении было фото Лиды, не лучшее надо сказать, и подпись: «Вот жёнушка босса. Возможно, уже бывшая».

Сообщение провисело считанные секунды, а затем было удалено. Жаль, я не наказываю за сплетни. Однако в личку сотруднице прислал смайлик с гневным чертёнком. И подписью: «Работай!»

А потом настала пятница. И вот это был по-настоящему тяжёлый день.

40

Вадим

Что может пойти не так, когда в офис приезжает незваный и очень проблемный клиент? Пожалуй, всё.

Его звали Эрик. Среднего роста, коренастый, смуглый тип лет тридцати с надменным взглядом. Серьёзно, он так смотрел на всех вокруг, будто являлся самим Творцом, создавшим этот город, а не мелким подрядчиком, зарабатывающим на установках котельного оборудования в частном секторе.

Если бы Эрик являлся самостоятельной фигурой, всё было бы намного проще. Но проблема заключалась в «сером кардинале» этого заказа — его жене, которая под предлогом сумасшедшей занятости никак не хотела работать с нами напрямую, а только передавала через Эрика указания.

Терпение обеих сторон подходило к концу, потому что время шло, а результата, который удовлетворил бы «кардинала», не было.

В итоге Эрик приехал без приглашения и потребовал личной аудиенции со мной и главным дизайнером Виолеттой. Администратор сказала, что сегодня мы заняты, но Эрик не унимался. И я в итоге решил, что лучше будет всё-таки принять этого типа.

Поначалу встреча шла более-менее спокойно.

Видно было, что Эрик с огромным трудом, но всё же старается вежливо предъявлять нам претензии по поводу недостаточного количества эскизов. Утверждал, что «жене не из чего выбрать».

Мы с Виолеттой пояснили ему, что и так уже сделали больше эскизов, чем входит в стандартный пакет. И стали настаивать, что должны напрямую работать с его супругой, так как все решения принимает именно она. Иначе получается какой-то «испорченный телефон».

И тут Эрик сломался. Лимит на вежливость и культурное общение был исчерпан, и он перешёл на оскорбления:

— Слушай, моей жене нужны другие дизайнеры, а не школьники-недоучки, — сказал Эрик лично мне. Он вообще даже на реплики Виолетты отвечал мне, как бы не считая, что она заслуживает внимания сильного мира сего. — Она вообще-то тоже дизайнер у меня и видит, где ей халтуру дешманскую хотят подсунуть…

Настало время сценки по ролям, и я повернулся к Виолетте.

— Напомни-ка мне, кто работает над данным проектом?

— Сначала был Марк, потом я попросила Алю подключиться. Решила, что это больше её профиль…

— Аля, которая выиграла грант на обучение в Нью-Йоркском колледже дизайна и окончила его с отличием? — наигранно поинтересовался я.

— Да…

Тут вмешался Эрик:

— Кончай этот спектакль, б**. Мне плевать, что эта Аля там оканчивала! Главное, что эскизы её — гавно! Жена там кучу ошибок нашла…

— Эрик. Повторяю, — произнёс я пока ещё спокойным голосом. — Мы сможем продолжить работу только в том случае, если ваша жена будет напрямую взаимодействовать с дизайнерами. Иначе ничего не выйдет.

Тут в дверь постучался Лёша, наш коммерческий директор. Дал понять, что у него срочный вопрос, и подошёл ко мне с бумагами на подписание.

— Б**, да где ты таких работничков набрал, одни в дизайне них** не шарят, другие мешают переговорам… — процедил Эрик презрительно, и Виолетта заёрзала в своём кресле. Я работал с ней уже больше десяти лет, поэтому точно знал — она начинает ёрзать лишь в том случае, если приходит в бешенство от поведения заказчика. До этого момента сидит, как влитая, и вежливо улыбается.

Да. Надо с этим заканчивать.

— Эрик. Вас это не касается, — сказал я жёстко, надеясь, что инстинкт самосохранения подскажет этому быдлу, что он перегибает палку. — У студии много дел помимо вашего проекта. Скажите спасибо, что мы уделили вам значительно больше времени, нежели полагается по контракту.

— Какое ещё ё** спасибо?

Лёша замер как вкопанный. Виолетта вжалась в кресло. За стеклом переговорной виднелись подглядывающие головы сотрудников.

Этот персонаж осквернял стены студии своим присутствием. Он вел себя как пьяная скотина, несмотря на то, что явно был трезв.

— Так, ясно. Эрик, наше сотрудничество ставим на паузу до момента, когда ваша супруга будет готова работать с нами напрямую. Всё. Пока мы общаемся через вас, у нас не получится никакого диалога.

— Да какой тут нах** диалог? С кем ей общаться? — громко возмутился Эрик. Кажется, этот его вопль был отлично слышен не только здесь, но и за стеклянными стенами. — Просто дай мне нормального дизайнера, а не эту Алю-хералю, пи**у неумелую…

Лёша, открыв от удивления рот, повернулся ко мне.

У Виолетты на глазах выступили злые слёзы.

Хорошо, что Аля была не с нами. Она ещё слишком молоденькая и не успела поработать с такими заказчиками — точно бы разревелась.

Я неожиданно вспомнил давний случай, когда мне пришлось заступаться за Лиду, чей проект заказчик разнёс в пух и прах, используя трёхэтажные матерные конструкции. Он больше критиковал работу и почти не переходил на личность Лиды, но я всё равно его осадил. И тем не менее тот случай не шёл ни в какое сравнение с этим.

Я надеялся, что в повисшей тишине прозвучат извинения от этого мерзкого ублюдка.

Нет, вру. Мне не нужны были извинения. Я хотел его проучить.

Эрик испытующе сверлил меня взглядом, ожидая мой ход.

Что ж, вызов принят.

Лёша почти шёпотом сказал мне:

— Вадим… У нас и так кассовый разрыв…

Видимо, он уже понял, что мы сейчас лишимся клиента.

— Вадим, не надо... — прошептала Виолетта.

Я встал.

— Эрик. Я должен вам сказать…

Медленно подошёл к нему сбоку. Пуп земли был по-прежнему уверен в себе и даже не шелохнулся.

— …несмотря на то, что в договоре это не прописано, но, видимо, стоит исправить...

Я неожиданно схватил его за ухо и резко дёрнул с кресла в сторону выхода. Эрик заорал, как боров на скотобойне. Я вывел его из кабинета, и он, безуспешно пытаясь высвободить ухо из моей намертво вцепившейся руки, завизжал что-то угрожающее или умоляющее — что именно, было не разобрать.

Весь офис встал, чтобы наблюдать за этой сценой. В конце концов, не каждый день можно увидеть, как генеральный директор ведёт клиента по коридору, держа за ухо и выговаривая при этом: «Пункт один: запрещено обзывать пи**ой сотрудницу студии «Баухаус»… Пункт два: категорически запрещается использовать матерные выражения на переговорах…» — и другие нравоучения.

Я довёл Эрика до лестницы и отпустил. Скажу честно, очень хотелось скинуть его вниз, но это был бы перебор и вообще подсудное дело. Под визг и угрозы расправы дотолкал-таки мужика до выхода.

Когда Эрик ушёл, я хотел подняться обратно и как-нибудь незаметно прошмыгнуть к себе в кабинет, но, естественно, ничего не получилось.

Весь офис стоя аплодировал мне.

Я не из стеснительных. Преподавать полной аудитории всегда давалось мне без проблем. Да и на сцене я много раз выступал во время разных конференций и легко мог заговорить с любой незнакомой компанией, познакомиться с кем угодно и даже фальшиво спеть в караоке в битком набитом людьми зале.

Но в этот раз я откровенно смутился реакции коллег, причём поначалу даже не понял почему. Позже осознал, что был не смущён, а тронут.

Это событие выходило за рамки наших деловых отношений внутри студии.

Студия — это не стены. Студия — это люди. И сегодня я публично показал им, что они мне дороги. А они, как единый организм, ответили мне взаимностью.

Я жестом, словно дирижёр, попросил их успокоиться и вернуться к работе. Но, несмотря на внешнюю скупость моей реакции, на лице у меня точно была написана благодарность. Такое не скроешь. Да и зачем?

Спустя несколько минут после того, как я закрылся у себя в кабинете, в дверь постучали.

Администратор Настя принесла мне кофе, хоть я и не просил, и аптечку. Я удивлённо посмотрел на девушку.

— У тебя боевое ранение, — иронично заметила она.

Только тогда я обратил внимание на кисть руки, которой держал этого мерзкого подонка, и обнаружил множественные царапины и кровь.

— Чёрт…

— Придётся сорок уколов делать, — пошутила Настя.

— Да уж, — согласился я. — Спасибо, сейчас обработаю.

— Может, помочь?

— Нет, я сам. Тут всего лишь царапины. Если бы это была бешеная собака, я бы и то меньше беспокоился. Но этот Эрик… После него и себя, и весь офис обработать хочется. Взбесил.

— Да, это было эпично! О сегодняшнем дне сложат песни! Ты — наш герой, — воскликнула Настя восторженно.

Я строго посмотрел на неё и, состроив недовольную мину, буркнул:

— Всё, возвращайся к работе, Настя.

— Да-да, уже иду, — снова иронично произнесла она, пятясь к двери спиной и продолжая подтрунивать надо мной: — Не смею отвлекать. Даже героям легенд нужен отдых…

— Брысь! — топнув ногой, рявкнул я, но уже не скрывая улыбки.

Если бы я знал, к чему приведут сегодняшние своеобразные переговоры с Эриком, я бы не улыбался.

Но я, увы, не знал.

41

Лида

«Если ты пойдёшь по наклонной…»

С каждым прошедшим днём мне казалось, что хуже уже не будет, — но, ложась вечером спать в пустую и холодную постель, я понимала: сегодня было хуже, чем накануне. И эти слова-угроза Вадима о том, что я должна вести себя достойно, ударили сильнее камня, брошенного в грудь.

Были ли они справедливы?

Если поставить на одну чашу весов те две недели, что меня не было рядом с Ариной и Вадимом, а на другую — остальную нашу совместную жизнь, то что перевесит? Моё предательство — или всё же иное?

Я не знала. От этого и мучилась. Очень хотелось оправдать себя, сказать: «Да ладно, что за глупости? Разве я вела себя плохо?» — но…

Я вела себя хорошо, но сколько в этом было моей собственной воли, а сколько — нежелания огорчать Вадима, страха, что он разочаруется во мне? И, если бы этого страха не было, осталась бы я хорошим человеком? Не начала бы пить, как моя мать? Пахала бы, как бабушка, а не бездельничала, перебиваясь случайными подработками? И вообще — смогла бы я вырастить Аришку цельной личностью, а не инфантильной неуравновешенной особой — копией себя и своей матери?

Вот в последнем я уверена: воспитание Аришки — почти целиком заслуга Вадима. Она действительно больше его, а не моя дочь — и правильно, что Арина выбрала не меня. Я её не заслуживаю. Как и его.

В воскресенье, после того как Вадим и Аришка ушли, я обнаружила в стиральной машине вещи, которые постирала ещё в пятницу. Я умудрилась совсем забыть про них, и за это время платья, брюки, кофты и бельё так и высохли — в едином комке. Я даже не стала это всё перебирать — просто выбросила.

Надо было сделать так сразу. Ничего не стирать, а просто выкинуть. Вместе с воспоминаниями о том, что я творила, надевая эти вещи. Точнее, снимая их.

Единственным плюсом всего случившегося было то, что я совсем излечилась от своих глупых чувств к Ромке. Мне даже вдруг захотелось называть его полным именем — как чужого человека. И никогда-никогда ничего о нём не слышать.

Да, это был несомненный плюс. Но помочь он мне всё равно не мог.

.

Одиннадцать лет назад Вадим отстоял квартиру, доставшуюся мне от бабушки, в суде, но с тех пор я там практически не бывала. Муж сделал в ней хороший ремонт, потом нашёл квартирантов. Я к этому не имела никакого отношения — ну, если не считать того, что сама разрабатывала проект ремонта своей квартиры, да и деньги, которые мы получали за съём, Вадим откладывал на мой счёт. Он ими не пользовался. Я брала оттуда порой небольшие суммы — на подарки для него или Аришки, на какие-то непредвиденные собственные расходы. Этими же деньгами я пользовалась, пока «путешествовала» с Романом.

Цифра на счёте была приличная, но сидеть на попе и тратить эти деньги, ничего не делая, я не собиралась. Изначально я считала, что коплю Аришке на будущее — на учёбу в институте, например. Или на свадьбу. Или на загородный дом. Потому проедать эти деньги не хотелось.

Несколько месяцев назад очередные квартиранты съехали, и Вадим обещал найти новых, но не успел. Теперь это оказалось кстати — иначе пришлось бы их срочно выселять, выглядело бы не очень. Вадим подобные вещи не любил — договорённость есть договорённость, и если ты не умер — изволь исполнять. Думаю, что он даже вряд ли стал бы выселять людей, скорее, предложил бы мне временно снять для себя другую квартиру.

Теперь же я ходила по бабушкиной «двушке», любовалась на простой, но добротный ремонт и понимала — да, мне есть где жить. Это большое благо. Но…

Несмотря на то, что обстановка в квартире ничем не напоминала ту, что была здесь в моём детстве, вид из окон был прежним. И подъезд. И частично соседи. Да и в целом район…

Я, к сожалению, не относилась к людям, у которых было счастливое детство. Даже Вадим относился — несмотря на лейкемию. Я же — нет.

В моих воспоминаниях не было тепла. Абсолютно. Только холод, какая-то брезгливость, равнодушие и безденежье. Поэтому оставаться здесь совершенно не хотелось. Я была уверена, что не смогу стать здесь счастливой. Впрочем, а где я смогу стать счастливой — без Вадима?

Он думал, что я сдалась. Я видела это ясно. Думал, что раз я согласилась на развод — значит, махнула рукой на попытки вернуть мужа. На самом деле ничего подобного. Я просто поняла, что сейчас, на данном этапе, всё бесполезно.

Но, возможно, в будущем, когда мы оба переживём случившееся, остынем и сможем обо всём поговорить… и я по-настоящему повзрослею… Тогда, возможно, Вадим простит меня.

И сейчас это стало моей целью. Не добиться прощения мужа, нет.

Всего лишь повзрослеть и научиться жить без него.

42

Лида

Первым делом я начала искать работу. Помощь Вадима я принимать не хотела и не собиралась — чем меньше он мне помогает, тем лучше. Может, хоть когда-нибудь у меня получится представлять из себя что-то отдельно от него…

В течение недели я даже несколько раз сходила на собеседования. Радости они мне особой не принесли — во всех трёх случаях речь шла о полной занятости, а я не представляла, как мне видеться с Аришкой, работая по восемь-девять часов в день. Только в выходные? Но это ничтожно мало. Нет, идеальным для меня вариантом были полставки или хотя бы плавающий график — чтобы можно было работать и в офисе, и дома. Но эти шоколадные условия, скорее всего, предлагали кому-то ещё, с опытом и портфолио побольше, чем у меня. А меня приглашали лишь на рядовые вакансии. И то — по окончанию собеседования мне заявляли, что перезвонят в случае положительного решения, но не перезванивали.

И, несмотря на то, что я никогда в жизни не устраивалась на работу, было у меня ощущение, что, если бы я устраивала работодателей, они сообщили бы об этом сразу.

Я даже понимала их резоны — о фирме Вадима было известно в профессиональных кругах, и я, до сих пор носившая фамилию Озёрская, наверняка вызывала устойчивую ассоциацию с женой, которую погнали метлой с хлебного места после многих лет безделья. Возможно, даже слухи о нашем разводе пошли. Хотя Вадим мне ничего по этому поводу не говорил — да меня и не спрашивали на собеседованиях о личной жизни, — но я не сомневалась, что кто-нибудь где-нибудь обязательно проговорится. Одна же сфера деятельности, все друг с другом общаются.

В общем, с работой мне пока откровенно не везло. Зато я много времени проводила с Аришкой и замечала, как она постепенно оттаивает по отношению ко мне. Конечно, я понимала, что, несмотря на слова о прощении и втором шансе, в дочке ещё продолжает жить обида на маму — такие чувства одним щелчком пальцев не отключаются. Но я очень старалась, проводя с ней время, и чувствовала, как по капельке её обида уходит.

И, наверное, это можно было даже посчитать успехом… когда в пятницу, после того, как я привезла Аришку из школы и во время обеда аккуратно сообщила ей, что с завтрашнего дня начнётся новая жизнь, потому что я переезжаю в другую квартиру, дочь, тяжело вздохнув, мрачно поинтересовалась:

— Мам, а ты серьёзно так это всё и оставишь?

— Ты про что? — Я слегка опешила, не уверенная, что правильно поняла Арину. В десять лет мой ребёнок соображал явно лучше, чем я — в тридцать один год.

— Про всё. — Аришка нервно теребила кончик белокурой косички и хмурилась. — Ты просто переедешь, просто разведёшься с папой — и будь что будет? Так, что ли? А если он опять женится? На него вот Оля, знаешь, как смотрит!

Оля…

Да, взгляды домработницы, которые та бросала на Вадима украдкой, не заметил бы только слепой. Но пересекался мой муж с ней редко, да и эта девочка — явление временное, скоро вернётся Алла Николаевна, и всё будет по-прежнему.

Кроме того, я была уверена, что связываться с настолько молодой девушкой Вадим не захочет. Откуда взялась подобная мысль, не имею понятия. Но, несмотря на неё, я всё равно ревновала…

— Нет, — я мотнула головой и потянулась за салфетками. Только начав рвать их, опомнилась и отложила в сторону превратившиеся в лохмотья бумажки. — В смысле про Олю знаю. А про развод и переезд… Нет, я не собираюсь оставлять всё так, как есть, и ждать, когда папа женится на другой женщине. Но и что делать, я пока не знаю. Я решила, что нам обоим нужно время… в любом случае нужно. А там посмотрим.

Аришка буравила меня подозрительным взглядом.

— Может, ты сама собираешься жениться?

— Выйти замуж, — поправила я машинально, и меня даже передёрнуло от подобной мысли. — Нет, Ариш, точно нет. Не собираюсь. Пока я хочу попробовать стать более самостоятельной. Твой папа меня избаловал, знаешь? — Арина понимающе улыбнулась, но ничего не сказала. — Вот я хочу стать другим человеком, более взрослым и ответственным. Не знаю, получится ли… но надеюсь, что да. И тогда, может, твой папа меня оценит… и полюбит вновь.

— Думаешь, он тебя больше не любит? — с сомнением протянула Аришка. — Не уверена…

— Возможно он и сам не знает ответ на этот вопрос. Но, Ариш… пообещай мне, что не станешь вмешиваться. И если твой папа начнёт встречаться с кем-то ещё… ты не воспринимай это в штыки, ладно?

— Я постараюсь, — вновь нахмурилась дочка. — Но я всё равно за тебя, мам.

«За тебя…»

После этих слов я настолько растрогалась, что даже заплакала и полезла обниматься.

43

Лида

Утром в субботу мне казалось, что воздух в квартире, где одиннадцать лет жили мы с Вадимом, звенел от напряжения.

В плохом настроении проснулись все — и Вадим, и Арина. Я — тем более. Мне вообще временами казалось, что я упаду в обморок от огорчения. Даже небо за окном — обычное ноябрьское серое небо — казалось более серым, чем обычно, и воздух, проникающий в квартиру из открытой форточки, будто бы пах грязным помойным ведром. Я даже на мгновение заподозрила, что Вадим не вынес мусор на ночь, заглянула под раковину — но, нет, там всё было девственно чисто, как обычно.

Скорее всего, мне просто казалось.

Судя по всему, мужу и дочери тоже что-то «казалось», потому что выглядели они… странно. Как будто мы все вынуждены были делать нечто неправильное, противное самой природе. Но никто это, само собой, не озвучивал… Я даже была не уверена, что не придумала сама подобные ощущения Аришки и Вадима. Ладно дочь, но муж… Может, ему легче, что я уезжаю?

Легче… Я несколько раз внимательно смотрела на Вадима за завтраком, пытаясь понять его эмоции. Я знала, как он выглядит, когда чувствует облегчение оттого, что избавляется от общества неприятного человека.

Точно не так.

Вадим выглядел… печальным. И напряжённым, как студент перед началом экзамена. И я чувствовала себя ужасным человеком, потому что меня это… немного радовало. Если бы Вадим был весёлым или того хуже — безразличным, — я бы совсем упала духом. А так… надежда ещё есть. Пусть крохотная, но она есть.

И мне нужно сделать всё возможное (или даже больше), чтобы она превратилась в шанс.

.

За завтраком мы почти не разговаривали. Точнее, мы с Ариной ещё пытались что-то обсудить, а вот Вадим как воды в рот набрал. Сидел весь из себя мрачный, жевал яичницу, которую сам же и приготовил чуть ранее, пил кофе и молчал.

Яичница была не такая как обычно. Обычно у Вадима всё идеальное — белый белок, ярко-жёлтый желток, немного расплавленного сыра, мелко нарубленная зелень. В этот раз и укроп был плохо порезан, и сыр до конца не расплавился, и желток отчего-то затянулся белёсой плёнкой, напоминая глаз с бельмом. Мы с Аришкой по этому поводу ничего не сказали, но переглянулись, и я поняла, что дочка думает о том же, о чём и я, — Вадиму было не по себе.

Удивительным образом Аришка после завтрака чуть приободрилась, муж ещё сильнее помрачнел, а я… я даже не могла понять, что именно чувствую. Вот-вот должна была приехать машина, которую Вадим нанял для переезда, поэтому чему-либо радоваться я не могла. Но и отчаяние ощущалось нечётко, неясно… как цвет неба через шторы.

Когда водитель позвонил, что через пятнадцать минут приедут, я постаралась бодро вскочить из-за стола и произнести как можно более решительно:

— Вы меня не провожайте, займитесь лучше чем-то более интересным. Я сама доберусь до… — я запнулась: сказать «до дома» было выше моих сил. Мой дом был рядом с Вадимом и Ариной, и так будет всегда. — В общем, доберусь.

— Мам, ну нет! — возразила Аришка. — Ты что?! Мы должны посмотреть, как ты устроилась. Да, пап?

Не знаю, о чём в этот момент думал Вадим, удручённо кивая в ответ на слова дочери, но я в любом случае не собиралась мучить их обоих, растягивая неизбежное.

— Не надо, — сказала я как можно мягче, подошла к Арине и обняла её. — Ты приедешь ко мне завтра, когда я разберу вещи. Попьём чаю, потом прогуляемся. А сегодня… отдохните с папой.

— А как ты туда поедешь? — Арина свела светлые бровки. — Я думала, мы с папой тебя отвезём. На такси?

— Нет. Поеду вместе с грузчиками, там в кабине есть место, я узнавала. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Арина недовольно пыхтела, но я всё-таки смогла уговорить её не тратить понапрасну выходной день. Мне действительно не хотелось, чтобы они с Вадимом ехали туда и растягивали собственное некомфортное состояние. Пусть лучше проведут хороший день вместе, не отвлекаясь на весь этот кошмар.

Да и… я банально не желала, чтобы Вадим и Арина видели очередное проявление моего раздолбайства. Ведь я за прошедшую неделю даже продуктов не купила. Вадим бы обязательно это заметил…

44

Лида

Пока грузчики таскали к машине мои коробки, мы с Вадимом стояли в коридоре и наблюдали за всем этим действом. Арина ненадолго отошла в туалет, и тогда я спросила у мужа, всё-таки решив рискнуть:

— Можно мне обнять тебя на прощание?

Вадим напрягся. Даже руки на груди сложил.

Это уже значило «нет», поэтому я быстро сказала:

— Ладно, не хочешь — не нужно. Извини, что спросила. Я просто… Вадим, я правда буду скучать.

Он болезненно поморщился.

— Лида, не стоит. Обсудили уже всё.

— Мы обсуждали дела. Но мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто для меня всё легко и просто и совсем ничего не значит. Это не так, понимаешь? Я знаю, что вела себя ужасно, причём не только сейчас, а давно…

В этот момент появился грузчик, и я замолчала. А мужчина, окинув меня быстрым равнодушным взглядом, пробубнил:

— Вы уже можете спускаться вниз, мы почти всё погрузили.

Я кивнула, он подхватил коробку и понёс её к лифтам.

Я посмотрела на Вадима: он стоял в метре от меня, со сложенными на груди руками, как памятник самому себе, и казалось бы, что в подобной позе и с настолько непримиримым выражением лица он должен выглядеть несгибаемой скалой… Но отчего-то выглядел совсем иначе. Или это моё заблуждение? Моё собственное желание, чтобы Вадим был небезразличен к моему отъезду? Не знаю…

— Ариш, — крикнула я, не смея прикоснуться к мужу, — иди сюда! Мне пора.

Раздался громкий хлопок дверью, потом не менее громкий топот — и Аришка решила всё за нас.

Она просто смела нас обоих в единое объятие.

Не знаю даже, как это у неё получилось…

Наверное, подобное умеют только дети — абсолютно наплевав на доводы разума, довериться сердцу и временно забыть о всех разногласиях, обнимая в широком размахе рук — искренне и беззаветно.

— Мы будем скучать по тебе, мам, — прошептала Аришка, прижимаясь ко мне и заставляя твёрдой детской рукой прижиматься к ней и нас с Вадимом. А заодно — и друг к другу. — Мы тебя очень любим!

— И я вас люблю, — сказала я очень тихо, стараясь не смотреть на мужа. Боялась увидеть там презрение или брезгливость. Не переживу, если замечу что-то из этого на его лице. Лучше не знать… — И буду скучать. Простите меня, мои любимые…

Вадим сдавленно кашлянул, Аришка всхлипнула — и неожиданно возле лифта что-то громко громыхнуло. То ли уронили одну из моих коробок, то ли ещё что-то.

Этот звук заставил нас разомкнуть объятия и разойтись в разные стороны. Меня — в одну, Вадима и Аришку — в другую.

— Я пойду, — вздохнула я, быстро чмокнула дочку в щёку, невольно посмотрела на Вадима… и почти задохнулась — настолько болезненно-отчаянным был его взгляд.

Я не смогла его выдержать. Отшатнулась и, пробормотав что-то бессвязное, почти выбежала из квартиры.

45

Лида

Оставшийся день прошёл словно в лихорадочном тумане, и я ничуть не удивилась, обнаружив у себя вечером температуру под тридцать восемь градусов. Никаких других симптомов простуды не было, поэтому я решила, что это исключительно нервное.

Вещи я разбирать не стала. Грузчики сложили их горкой в коридоре, я поблагодарила, мужчины ушли, и я отправилась в спальню — валяться на кровати и смотреть в потолок. Больше ни на что не было сил.

Что я за никчёмная личность такая? Ведь собиралась и разобрать всё, и поесть себе приготовить, используя какой-нибудь рецепт из интернета, и поисками работы заняться. А в результате… не сделала вообще ничего. Только лежала и страдала. Единственное моё «достижение» — то, что вечером, во время разговора с Аришкой, я постаралась взять себя в руки и нормально пообщаться с дочкой. Мы договорились, что Вадим привезёт её ко мне сюда утром, часам к одиннадцати, и заберёт часа в четыре.

После этого диалога я ещё полежала, таращась в никуда, а потом встала и отправилась в коридор. Потихоньку перетащила по одной коробке в спальню, а там спрятала в гардеробную, надеясь, что Аришка туда не полезет и не увидит это позорище. В любом случае пусть коробки лучше лежат там, чем дочка завтра наткнётся на них в коридоре и поймёт, что мать со вчерашнего дня ничего не делала.

И как раз когда я закончила перетаскивать своё «имущество», позвонила Юля. Моя институтская подруга — единственная из знакомых тех времён, с кем я до сих пор поддерживала связь. Хотя поначалу нам было сложно: тот факт, что я вышла замуж за Вадима, Юля восприняла с огромным недоумением. Крутила пальцем у виска и говорила, что лучше бы я сделала аборт. Но потом она как будто передумала и перестала меня в чём-либо упрекать.

Юля работала у ближайшего конкурента Вадима, причём главным дизайнером. Я не посылала в ту контору своё резюме, поэтому наивно думала, что её звонок не связан с моими поисками работы. Но…

— Лида, — голос Юли в трубке полнился тревогой и недоумением, — что происходит?

— В каком смысле? — вздохнула я, возвращаясь в спальню. Выключила свет и рухнула на кровать.

— В прямом! — Кажется, подруга клацнула зубами. — Мне тут написала Машка Антипова, помнишь её? Она работает в «Хоум лук». Говорит, ты к ним на собеседование приходила, она тебя лично видела!

«Хоум лук». Машка…

— Да, я туда приходила. Но никакой Машки не встречала.

— Она к тебе не подошла — не могла, у неё срочный заказ был. А сейчас пишет мне и интересуется, с каких пор Лида Озёрская ищет работу. Ты ничего не хочешь рассказать, а?

По правде говоря, я совсем не хотела рассказывать. Но понимала, что нужно. Юля всё равно живёт в том же мире, что и Вадим, и частично я. У нас одна специальность. И происходящее скоро станет достоянием общественности.

Если уже не стало.

— Мы с Вадимом разводимся.

Юля застонала.

— Блин, Лида, скажи, что ты шутишь!

— Увы, нет.

— Но что случилось-то? Что ты натворила?

Да, забавно. У любой другой жены — нормальной — спросили бы: «Что он натворил?» Всё-таки чаще всего «творит» именно муж. Но у нас с Вадимом всё наоборот.

— Я ему изменила, — вздохнула я, и в трубке повисло ошеломлённое молчание. — Ходила на концерт к… Роме. Помнишь Рому?

— Ещё бы мне его не помнить, — проворчала Юля. — Лида, ты серьёзно? Этот чмошник бросил тебя беременную, ему Арина нужна как прошлогодний снег. И ты на него повелась? Сумасшедшая! И как об этом вообще узнал Вадим?!

Я рассказала. Кратко и сухо — как сводку из криминальной хроники зачитывала. И по ходу моего рассказа Юлю явно всё сильнее начинало разрывать от возмущения — я чувствовала это по гневному сопению. И, когда замолчала, ожидала услышать кучу упрёков, но услышала неожиданное:

— Тебе нужно к психологу.

— Что? — удивилась я, и Юля недовольно повторила:

— К психологу. То, что ты мне сейчас рассказываешь, — это неадекватный поступок. Ты взрослая женщина, с состоявшейся жизнью, прекрасной десятилетней дочерью, шикарным мужем, который тебя чуть ли не на руках таскал и пылинки сдувал, — и повелась на какого-то бродячего музыканта. Честное слово, пока ты говорила, у меня было ощущение, что ты мне детский мультик пересказываешь. «Бременские музыканты», блин. Принцесса сбежала из дворца, расстроила отца. Хотя та принцесса точно была поадекватнее тебя. У неё хоть ребёнка не было! Серьёзно, Лид, найди психолога. Я всегда знала, что ты не уверена в себе, что у тебя комплексы родом из детства, — но это всё какой-то перебор. Что ты собираешься делать?

— Ты знаешь. Я ищу работу.

— Я про другое! С Вадимом ты что собираешься делать?

— А что с ним можно сделать? — уныло вздохнула я. — Он не хочет больше быть со мной. Не желает прощать.

— Ну, такое хрен простишь. В общем, ладно, сейчас мы всё равно ничего под горячую руку не придумаем. Вам обоим надо остыть. А работа… Я попробую тебе помочь.

— Не надо, я…

— Цыц! — возмутилась Юля. — Не спорь. Тебе нужна помощь, Лида. И если ты не хочешь брать её у Вадима, возьми у меня. Я сейчас могу устроить тебя одним из внештатных дизайнеров в наш «Интродизайн» без проблем и лишних вопросов. Сразу говорю, что это ни хрена не благотворительность. Будешь плохо работать или косячить — уволю.

— Юль, — я слабо улыбнулась, — спасибо, конечно. Но ты представляешь, что со мной стало как со специалистом за десять лет практически безделья?

— Ну так пора заканчивать бездельничать-то, нет?

— Да, — вынужденно призналась я. — Просто не хочу тебя подставлять.

— Если будешь стараться — не подставишь, — отрезала Юля. — И вообще кончай хандрить. Ищи психолога, тебе нужно выбираться из этого болота, приводить себя в порядок, начинать работать и пытаться вернуть мужа.

— Думаешь, это реально? Вернуть Вадима… Не утопия?

— Если бы речь шла о том, чтобы переехать жить на Марс, я бы сказала, что нереально. Но в человеческих отношениях нет и не может быть ничего невозможного. Кроме того, не забывай, что у тебя есть козырь.

— Какой?

— Лид, не тупи. Арина. Вадим безумно любит её, такого сумасшедшего папашу ещё поискать.

— Ты предлагаешь мне использовать…

— Да нет же! — почти простонала Юля. — У тебя реально голова плохо работает. Вадим не женится, пока не найдёт женщину, которая будет хорошо относиться к Арине, а Арина — к ней. А это, мягко говоря, ещё сложнее, чем тебе вымолить его прощение.

— Не знаю… Вокруг него столько баб…

— Вот именно, что баб. Но бабы ему не сдались. Он поэтому тебя и выбрал.

— А я чем от них отличаюсь? — не поняла я, и Юлька тяжело вздохнула.

— Ищи психолога, — повторила она в который раз. — Иначе я за себя не ручаюсь.

46

Лида

Температуры на следующий день уже не было, и я с радостью встретилась с Аришкой. Дочка деловито прошлась по моему новому месту обитания, к моему облегчению не заглянув в гардеробную, но открыла холодильник, улыбнулась и предложила:

— Мам, а давай вместе сходим в магазин? А потом приготовим что-нибудь. Например, борщ. Ты же любишь борщ?

— Люблю, но я в жизни не готовила борщ.

— Я у папы рецепт взяла! — торжествующе призналась Аришка. — Он совсем несложный. Давай? Я буду тебе помогать!

Отказать у меня всё равно не получилось бы, и я согласилась.

Мы накупили в магазине ингредиентов для борща, пришли домой и начали кашеварить. И, к моему искреннему удивлению, в итоге получилось действительно вкусно. Хотя в процессе я постоянно боялась что-нибудь испортить, недоварить или переварить. Но борщ вышел отменным — не хуже, чем у Аллы Николаевны или Вадима.

Аришка была вне себя от радости, чуть до потолка не прыгала, когда мы с ней обедали этим самым борщом и чесночными пампушками. Пампушки, правда, мы купили в магазине.

— Надо будет попробовать испечь такие, — задумчиво протянула дочка, рассматривая белое тесто на просвет. — Да, мам?

— С тобой я готова печь что угодно, — сказала я искренне, а потом, подумав, осторожно поинтересовалась: — Как папа?

— Папа унывает, но бодрится, — довольно кивнула Аришка. — И это хорошо.

— Что хорошо? Что унывает или что бодрится?

— И то, и другое, — она хихикнула. — А давай нальём ему наш борщ в контейнер, я привезу и угощу? Скажу, что мы вместе готовили!

Сердце сделало кувырок у меня в груди.

Всё-таки Юля права. Аришка — мой козырь. Я даже представить не могу, чтобы она сидела вот так на кухне с какой-то другой женщиной…

И не хочу представлять!

— Да. Сейчас найду контейнер…

.

Вечером, когда Аришка уже давно была дома, позвонил Вадим. Я так заволновалась, увидев его имя на экране телефона, что уронила мобильный. Хорошо, что не разбила…

— Алло…

— Лида, — голос мужа был холодно-деловым, — юрист будет ждать нас завтра в четыре часа дня в кафе. Он подготовил документы, нужно ознакомиться, обсудить при необходимости и подписать. Ты сможешь?

Никаких собеседований в это время у меня не было, поэтому я ответила, сглотнув и ощущая непроизвольную боль в горле — будто у меня тяжёлая простуда:

— Да.

— Хорошо. Я сейчас скину адрес.

— Не надо! — перепугалась я. Открывать переписку с Вадимом и вновь увидеть то сообщение я боялась до трясучки. — Лучше продиктуй, я запишу.

Он помолчал, а потом ответил — с одной стороны, строго, а с другой — почти ласково:

— Лида, это глупо. Нам всё равно придётся переписываться рано или поздно.

— Тогда лучше поздно.

Вадим хмыкнул.

— Ладно, записывай. Но учти, что я всё равно тебе напишу. Надо перевернуть и эту страницу.

— Да-да, хорошо…

Он быстро продиктовал адрес кафе, который я записала в блокнот. А через пять минут, когда я уже сидела и смотрела, как туда побыстрее доехать, мне в мессенджер прилетело сообщение от Вадима. Оно частично отобразилось на экране блокировки, и меня так поразило его содержание, что я непроизвольно открыла весь текст…

Это был рецепт чесночных пампушек к борщу.

С припиской: «Сам я их не готовил, рецепт нашёл в интернете. Буду рад, если вы с Аришкой научитесь».

Не расплакаться у меня, конечно, не получилось…

47

Вадим

Не все догадываются, что у домов, помимо стен, мебели и вида из окна, есть ещё и душа.

Что я точно понял за годы работы — какой бы совершенный в своей гармоничности дизайн мы ни придумали, дом останется мёртвым до тех пор, пока в нём не поживут люди.

Да, дом словно имеет душу, как и мы. Оказываясь в новом жилище, мы «заражаем» его собою — передаём частичку себя. А уходя — забираем.

Когда я впервые оказался на похоронах и увидел мёртвое тело бабушки, я был потрясён — она оказалась совершенно не похожа на себя. И дело было не в косметике, которую она при жизни почти не использовала. Просто это была словно уже не моя бабушка, а всего лишь тело, отдалённо напоминающее её.

В такие моменты легко поверить, что мы нечто большее, чем просто кожаные мешки с костями. Так и дом — нечто большее, чем материя.

Когда Лида сбежала со своим музыкантишкой, её история с нашей квартирой не была закончена, поэтому ещё не ощущалось, что часть души нашего дома умерла.

Но в первый же день после окончательного переезда Лиды я был в ужасе оттого, насколько всё изменилось. Как будто стены стали холоднее, воздух душнее, а освещение более тусклым.

От Лиды остались одни воспоминания, незримо разбросанные повсюду.

Будь это вещи, оставленные ею, их можно было бы просто выкинуть или убрать куда подальше. Но что делать с воспоминаниями о человеке, вызывающими боль?

Я был обречён бродить по квартире, повсюду «спотыкаясь» о памятные моменты.

За кухонным столом в течение одиннадцати лет супружества во время многочисленных разговоров мы выпили галлоны чая и кофе.

А возле окна Лида часто засматривалась куда-то вдаль и забывала про всё на свете, даже на имя порой не откликалась. Лишь от прикосновения будто просыпалась, вздрагивала и удивлённо переспрашивала: «А? Ты что-то сказал?»

Что уж говорить про спальню. Несмотря на отвратительный диван в кабинете, я был не готов возвращаться в нашу, то есть теперь уже только мою, невероятно удобную постель. Слишком много воспоминаний, сладких и мучительных, сопровождали нахождение в этой комнате.

Пожалуй, лишь мой кабинет был более-менее ограждён от напоминаний о Лиде, хотя и не полностью.

А ведь я думал, что всё будет иначе после её отъезда, думал, что хоть немного, но мне станет легче. В итоге в сам день «икс» я не находил себе места и, судя по подозрительным взглядам Арины и Лиды, даже не мог скрыть это от них. Вообще-то скрывать свои чувства и мысли для меня дело плёвое. Не зря я считаюсь неплохим игроком в покер, во всяком случае, среди тех непрофессионалов, с которыми я когда-либо играл. Но в день отъезда Лиды я не мог скрыть ничего.

Вся моя уверенность в правильности принятого решения развестись и разъехаться пошатнулась и рухнула к чертям, как карточный домик от лёгкого сквозняка. Нет, головой-то я не сомневался и по-прежнему был уверен, что поступаю единственно возможным и безусловно правильным образом. Но что-то иррациональное не давало мне покоя. Это напоминало панические атаки, иногда случавшиеся со мной в юности. Чёрт побери, мне даже показалось, что в сердце стало покалывать!

Тревожность продолжалась весь день до того момента, когда мы с Ариной проводили Лиду. Затем настало странное оцепенение, совсем не свойственное мне. Я не мог погрузиться в дела, бродил из угла в угол, что-то начинал; не заканчивая, зависал, потом вовсе забывал, что делал, и переключался на другие задачи. Арина до позднего вечера была самозанятой и явно старалась не дёргать меня лишний раз.

Так и прошёл остаток субботы — бессмысленно и беспощадно.

В воскресенье немного полегчало, во всяком случае, что-то полезное и важное я смог выполнить, особенно когда Арина была дома. Своим присутствием она помогала не забывать, кто я, где я и какие у меня обязанности. Но когда я отвёз её к Лиде и вернулся домой, то снова увяз в несвойственной мне пучине безделья. Просто не мог ничего делать, слонялся по дому, который в отсутствие дочки ещё больше околдовывал меня своей пустотой.

Невозможно было представить, в какой бездушный склеп превратилась бы наша квартира, если бы я остался здесь совсем один…

Вдруг, сам не зная почему, я вспомнил про дом моего детства: как мама с бабушкой продавали из него вещи, пропитанные нашей жизнью. Как переезжали, оставляя навсегда.

Интересно, осталось ли хоть что-то в том доме от наших душ? Моей, маминой и бабушкиной?

Вечером, забирая Арину, получил в подарок контейнер с борщом, приготовленным в тандеме с мамой. И с удивлением осознал, что забывал есть на протяжении всего дня.

Суп был на удивление очень вкусным. И каким-то живительным, что ли. Причём после того, как я его съел, зашевелился не только я, а как будто бы и весь остальной мир. Позвонила Виолетта по студийным делам, туроператор прислал новый вариант на ознакомление, а затем и юрист напомнил о себе и хвастливо заявил, что всё готово, как мы и договаривались, и предложил встретиться на следующий день.

В ожидании завтрашнего подписания документов, спал беспокойным сном.

Одно лишь утешение случилось той ночью — я гулял по дому детства.

И с душой у него всё было в порядке, как и много лет назад.

48

Вадим

Лида пришла вовремя. Я даже не успел раздеться и сесть за стол к юристу, когда услышал звон колокольчика над входной дверью кафе и, обернувшись, увидел её. Одетая в джинсы, чёрную шапку и серую курточку, из-под которой выглядывал тёмно-синий свитер, Лида оглядывалась по сторонам и почему-то в упор нас не видела, пока я не окликнул её, махнув рукой.

Лида подошла ближе, и я смог разглядеть уставшее и как будто бы даже постаревшее лицо с бледной кожей и синяками под глазами. Она явно плохо спит. Впрочем, как и я.

Юрист к нашему приходу уже взял большой чайник чая и три чашки. Когда мы расселись, он предложил нам чаю, но мы, как сговорившись, отказались. Мужчина недовольно хмыкнул, а затем приступил к долгому и нудному рассказу о том, зачем мы сегодня здесь собрались, в первую очередь обращаясь к Лиде. Я его слушал фоном, словно телевизор, параллельно читая текст договора и иногда поднимая взгляд на собеседников.

«...рад возможности работать с вами...» — бубнил юрист.

Лида сидела, сгорбившись, скрестив руки на груди, будто обнимала себя. Она не смотрела ни на меня, ни на юриста. Только иногда кивала, глядя куда-то вниз.

«...я выделил основные пункты, на которые вам стоит обратить внимание при ознакомлении...»

И всю встречу Лида не переставая грызла нижнюю губу. Надо ли говорить, что я никогда не видел её в таком состоянии. Даже в день родов Лида не переживала так, как сейчас, перед подписанием документов.

«...соглашение о разделе совместно нажитого имущества...»

Хорошо, что нас минует чаша судебных разбирательств по поводу жилплощади. Каждый остаётся при своём. Ещё Воланд говорил, что людей испортил жилищный вопрос. Но тут нам с Лидой повезло.

«...добровольное алиментное соглашение...»

Я машинально трогал кольцо, делая это как никогда часто, и как никогда не мог это контролировать. Сам того не замечая, тянулся к нему, и тут же отдёргивал пальцы, словно обжигаясь. Снова касался его, снова «обжигался». Предполагаю, что со стороны я точно не выглядел уверенным в себе человеком.

«...определение места жительства ребёнка и порядка общения с ним...»

Лида ещё ниже опустила голову и по-черепашьи пыталась спрятать её.

«...остаётся с Вадимом Юрьевичем...»

Если бы мне предложили сделку, согласно которой я должен был либо провести тысячу тяжелейших переговоров по работе, либо пересидеть одну такую встречу, я бы не задумываясь выбрал работу.

И сложно объяснить почему. Вновь иррациональность какая-то.

«...документы будут переданы мною в суд до назначения даты заседания...»

Лида предала меня? Да. Развод нужен? Да. Надо подписать документы и всё? Да.

«...по взаимной договорённости без срока примирения...»

В чём проблема?

Ответа нет. Только какого-то чёрта призрак сомнений бродит неподалёку.

«...останется забрать в ЗАГСе свидетельство о расторжении брака...»

Если бы всё было так просто, как расписывает сейчас юрист. На самом же деле останется необходимость видеться постоянно, обсуждать настоящее и будущее Арины, решать бытовые вопросы. И так бог знает сколько лет. Развод для родителей не финал, а переход в новое качество. Это чистилище, находящееся между раем полноценной семейной жизни и адом полного её разрушения.

«...хотите вернуть прежнюю фамилию?»

И тут я сразу включился, удивлённо посмотрев на Лиду. Она ответила «да», уже совсем сжавшись в дрожащий комок, трясясь как заячий хвост, и явно старалась не показывать, что глаза у неё на мокром месте.

Когда речь юриста закончилась, я продолжил чтение договора. А Лида, неловко извинившись, резко вскочила и умчалась в уборную.

Вернувшись через некоторое время, она взяла ручку всё ещё трясущимися пальцами, но тут же выронила её.

— Может, хотя бы прочитаешь, прежде чем подписывать?

Лида подняла на меня блестящие от влаги глаза, сильно покрасневшие от напряжения, и еле слышно произнесла:

— Я тебе доверяю.

Юрист хмыкнул и осуждающе покачал головой.

Со второй попытки Лида взяла ручку и подписала документы. А затем и я сделал то же самое.

49

Вадим

Когда мы с Лидой вышли из кафе, я спросил, нужно ли её куда-нибудь подбросить, но она отказалась. Было видно, что ей хочется поскорее оказаться в одиночестве, ну или, во всяком случае, там, где нет меня.

Лиде было невыносимо больно. Это было очевидно. И, если честно, я не понимал в тот момент, как к этому относиться. Было ли мне жалко её? Даже на этот вопрос я не мог ответить однозначно.

Я не стал настаивать и, когда мы уже вот-вот должны были проститься, всё-таки задал Лиде вопрос, который крутился у меня в голове:

— Почему ты решила поменять фамилию?

— Я не имею на неё права, — ответила Лида без малейшей задержки. Значит, это не импульсивное, а вполне взвешенное решение.

Я посмотрел на серое и уже совсем зимнее небо, тяжело вздохнул и кивнул, решив ничего не говорить. Слишком неприятно. С одной стороны, я совершенно не согласен с её выводами, но с другой — кто я такой, чтобы её разубеждать? Это дело Лиды. И если ей так будет легче…

— Поеду за Аришкой.

Мы разошлись в разные стороны.

Как только сел в машину, сразу же написал дочке сообщение:

«Ариша. Позвони маме, если не занята. Думаю, её это подбодрит. П.С. Я тебе ничего не говорил».

В ответ прилетел смайлик, по-военному отдающий честь.

.

Вечером, пока Арина делала уроки, я разбирал бумаги по работе у себя в кабинете.

Настроение было паршивым: эхо сегодняшнего подписания документов ещё не затихло. Я снова коснулся кольца и вдруг понял, что момент настал.

Я наконец могу его снять. Не думаю, что мне станет от этого легче, всё-таки я не Фродо и кольцо совсем не Всевластья. Порой даже наоборот.

Снял. Убрал в ящик внутри стола. Закрыл.

Легче не стало.

Теперь наверняка буду трогать пустой палец, всё-таки привычки так быстро не искореняются.

И только я потянулся к очередной стопке бумаг, как завибрировал телефон.

Определитель номера не смог сказать мне, полезный это звонок или нет. Я сбросил, не желая узнавать это самостоятельно. Вероятность звонка по работе с незнакомого номера в это время суток стремилось к нулю.

Второй звонок. Я снова сбросил.

И тут же пришло сообщение:

«Вадим Юрьевич, добрый вечер. Это Эльвира».

Я успел только подумать: «Какая, к чёрту, Эльвира?» — как вдогонку получил ответ на свой неозвученный вопрос — ещё одно сообщение. А потом она мгновенно перезвонила мне, не дожидаясь, пока я прочту и отвечу, но уже по видеосвязи.

А во всплывающем окне всё ещё висело:

«Жена Эрика».

50

Вадим

На экране появилась Эльвира: острые черты лица, подчёркнутые косметикой, чёткие дуги бровей, узкие губы, подведённые тёмно-вишнёвой помадой, и волосы оттенка «платиновый блонд». Её возраст сложно было определить из-за обилия косметики. Но если бы на спор, то я бы дал ей лет сорок.

— Здравствуйте, Вадим. Если не возражаете, я буду обращаться к вам по имени.

Быстро она от имени-отчества перешла только к имени.

— Не возражаю. Здравствуйте.

— Перейду сразу к делу. Я хочу извиниться за поведение своего мужа.

Чёрт знает почему, но, когда я смотрел на это холодное лицо и слушал, как Эльвира извиняется за мужа, подумал, что, во-первых, она как будто сознательно контролирует мышцы лица, чтобы избежать появления морщин, а во-вторых, она точно хотя бы раз наказывала плёткой своего грёбаного Эрика. Эта мысль почему-то рассмешила меня, но я смог сдержаться и лишь кивнул в знак того, что извинения приняты. Однако Эльвира словно ждала от меня чего-то ещё, поэтому повисла пауза.

— И я готова продолжить сотрудничество с вами.

Когда она говорила, её лицо почти не шевелилось, а рот еле заметно открывался, что не мешало речи звучать чётко и понятно, даже несмотря на лёгкую картавость.

— А муж передал вам наши условия?

— Да. И я согласна на них.

— Хорошо, тогда мои сотрудники свяжутся с вами завтра, — я мысленно порадовался за коммерческого директора, который мне уже весь мозг проел, повторяя про кассовый разрыв.

Снова повисло молчание. Эльвира смотрела неподвижно, будто на лице у неё была маска, и лишь глаза бегали, изучая меня.

Пауза неприлично затянулась, поэтому я решил прервать молчание:

— Что-то ещё?

Лицо Эльвиры немного оживилось, рот растянулся в подобие улыбки, обнажив кончики ровных белых зубов, и чуть эмоциональнее, чем мгновением ранее, она сказала:

— Нет. Это никуда не годится.

— Простите, что?

— Я сказала, что мои извинения за Эрика никуда не годятся. Я хочу извиниться лично, при встрече.

Так, что это началось?

— В этом нет необходимости… — начал я, подумав: «Этого мне ещё не хватало».

— Завтра в ресторане «Данте» в два часа дня, — перебила меня Эльвира.

— Говорю, что в этом нет… — снова не договорил я.

— Я настаиваю. Это будет обеденное время, и ресторан рядом с вашим «Баухаусом».

Аргументы были весомые. Настало молчание. Я просчитывал, каким должен быть мой следующий ход, ведь эта женщина явно была не промах и знала, что имеет дело с бизнесменом. И, в конце концов, она оставалась ценным для нас клиентом.

— Вадим, при встрече я передам вам полезные для вашей студии контакты, — произнесла Эльвира вкрадчивым тоном. — Уверяю, вы не пожалеете.

— Это совсем не обяз…

— Вадим. — Видимо, перебивать собеседников давно вошло у этой Снежной королевы в привычку. — Не мне вам объяснять, что один мой заказ — это очень хорошо. Но потенциальные сотни заказов от застройщиков элитных коттеджей — ещё лучше. Это будет настоящее извинение за выходку Эрика.

И вот тут я дал слабину. Нет, на извинения мне было наплевать. Но для процветания студии я готов на большие жертвы. И песни сирен послушаю, и с Медузой-горгоной пообщаюсь. А уж с какой-то Эльвирой, какой бы змеёй она ни оказалась, повидаться не составит большого труда.

51

Вадим

На следующий день в четырнадцать часов семь минут, намеренно опоздав, чтобы изобразить незначительность встречи для меня, я зашёл в «Данте». На самом деле это было не совсем правдой, потому как я искренне заинтересовался контактами, которые пообещала передать Эльвира, но показывать это открыто означало поднять забрало. А опыт подсказывал, что с этой женщиной нужно быть осторожнее.

Эльвира сидела за маленьким столиком у окна. Других посетителей в ресторане сейчас почти не было. И как только я заметил её, сразу подумал, что не удивился бы, будь это её ресторан, такой флёр исходил от этой женщины. Она — хозяйка по жизни. Во всяком случае, выдаёт себя за неё.

Эльвира была одета в брючный костюм цвета слоновой кости, шея и уши обильно украшены золотом: большие серьги, крупный кулон с драгоценным камнем. Не уверен, специально так получилось или нет, но я был одет как никогда невзрачно — в джинсы и чёрную водолазку.

Я опустил взгляд — да, так и есть, на пальцах у женщины оказались золотые кольца. Обычно подобное изобилие выглядит вульгарно, но Эльвире, как ни странно, шло.

Яркая женщина, отрицать это было невозможно. Причём типаж у неё такой же, как у Лиды, — хрупкая блондинка с удлинённым каре, голубоглазая и с правильными чертами лица, — но более непохожих друг на друга людей мне было сложно представить. Подобное количество украшений превратило бы Лиду в новогоднюю ёлку, осталось бы только гирлянды на неё накрутить. На Эльвире всё смотрелось по-королевски — дорого, богато. Скорее всего, дело в той самой энергетике. Моя почти бывшая жена никогда и никому не казалась хозяйкой положения. По её лицу сразу можно было понять, что Лида страдает от сильнейшего синдрома самозванца. Каждый свой успех она встречала с искренним удивлением и приписывала его чистейшей удаче, тогда как любое фиаско являлось для Лиды очередным доказательством того, что она никуда не годится.

Сердце болезненно кольнуло, и я решил, что сегодня постараюсь больше не думать о Лиде.

Эльвира поздоровалась, не вставая. Я сел напротив и, не открывая меню, подозвал официанта.

— Мне только кофе, пожалуйста. И посчитайте сразу, я тороплюсь.

— Я приглашала вас на обед… — возмутилась Эльвира.

— Да, прошу прощения, но планы изменились. По правде говоря, — я врал с три короба, — я вообще должен был отменить нашу встречу. Но из уважения к вам урвал десять минут. Вынужден как можно скорее вернуться в офис.

— Хм…

Эльвира изучала меня. Она производила впечатление очень уверенного в себе человека, даже когда просто молчала. В конце концов, только такие люди умеют выдерживать паузы в разговоре и чужой взгляд. А я и вправду смотрел на женщину как бы намекая, что она меня позвала сюда не в молчанку играть. Я ждал её слов и опускать глаза, как мальчишка, не собирался. В каком-то смысле у нас происходила битва взглядов.

— Хорошо, Вадим. Тогда начнём, — словно прочитав мои мысли, сказала Эльвира. И как она настолько чётко произносит слова, почти не открывая рот? Когда видишь это вживую, впечатляет ещё сильнее. — Во-первых, как я и хотела, прошу прощения.

— Как я и говорил, прошлых извинений достаточно. И они приняты.

— Во-вторых, по нашему проекту. Я сразу после этой встречи свяжусь с вашими работниками и решу все вопросы.

— Рад слышать, — на этот раз я был искренен. — Сотрудничество с вами всегда было важно для нас, поэтому мы и шли на многие компромиссы, на которые большинству клиентов рассчитывать не приходится.

Эльвира никак не отреагировала на мои слова. Вообще никак, не кивнула, не моргнула. Как будто бы я общался с экспонатом из музея мадам Тюссо.

— И, наконец, контакты, которые я собиралась вам дать.

В этот момент я готов был потереть руки, предвкушая новые возможности для студии. Заберу их и сбегу отсюда, чтобы по возможности никогда больше не пересекаться с Эльвирой. Но, естественно, всё оказалось не так просто.

— К этим людям просто так не попасть даже такой студии, как ваша, — сладко заметила Эльвира, вновь не изменившись в лице. — Они могут сами на вас наткнуться, но маловероятно, так как у них свой круг партнёров и все друг друга кормят. А вы, Вадим, для них просто мальчик с улицы.

Дешёвая попытка уколоть. Какой я, к чёрту, мальчик?

— Я готова порекомендовать вас этим людям. Я говорю про трёх очень крупных и очень непубличных людей, работающих и в нашей столице, и в Дубае, и на Кипре, и много где ещё.

— Буду очень признателен… — поспешил я с любезностями.

— Да, будете. Но я всё-таки решила не давать их контакты, пока мы не пообщаемся нормально.

— А сейчас мы чем заняты?

— Вы поняли, о чём я. Нормально — это значит столько, сколько я захочу, чтобы понять, стоит ли вас рекомендовать этим людям.

Я засмеялся. Эта ловушка была настолько же прямолинейной, насколько и эффективной.

— Позже я пришлю вам и имена этих людей, и доказательства, что лично знакома с ними.

В этот момент официант принёс кофе, я оплатил счёт, и мы с Эльвирой вновь остались тет-а-тет.

Но пауза в разговоре не прерывалась. Я добавил сахар в кофе и медленно размешивал его ложечкой. Молчать мы оба мастера, как оказалось.

— У меня возникает закономерный вопрос. Уверен, вы догадываетесь какой, — прервал я молчание.

Уголки женских губ еле заметно шевельнулись в знак согласия. И я продолжил:

— Вы хотели дать мне эти контакты в качестве извинения. А теперь придумали какую-то проверку, которую я должен пройти, чтобы попасть в зазеркалье с элитными застройщиками. Как это понимать?

— Я умею соединять людей, нуждающихся друг в друге, — мягко и будто бы снисходительно ответила Эльвира.

— Это не объяснение.

— Я знаю, что вы можете быть полезны этим людям. И они уж точно полезны вам. А вы все будете мне…

— Должны?

— Да.

Я усмехнулся. В голове невольно стали мелькать варианты того, как люди возвращают ей долги.

— То есть в качестве извинения вы дадите мне контакты, а я вам буду ещё и должен? — с иронией поинтересовался я, и Эльвира спокойно кивнула. Вряд ли эту женщину можно смутить хоть чем-то. Я вновь вспомнил Лиду: когда я говорил с ней в подобном тоне, она всегда тушевалась и начинала нервничать, предполагая, будто что-то сделала неправильно.

— Да, именно так, Вадим. — Эльвира ответила мне понимающей полуулыбкой. Интересно, она способна улыбаться по-настоящему? Или мышцы на её лице не рассчитаны на такие нагрузки? — Поначалу я хотела дать вам контакты просто так. Но вы не уделили мне времени, отнеслись несерьёзно. И теперь я не уверена, стоит ли рекомендовать вас тем, кто такого отношения не прощает.

А вот это было красиво. Эльвира поняла, что моё ограниченное время — блеф.

Интересно, знает ли она, что и её блеф мне очевиден. Скорее всего, да.

Никакая это не проверка, или, во всяком случае, не только она, а ещё и повод пообщаться со мной подольше. Будто бы я не знаю, как смотрит женщина, которая мной заинтересовалась. Тоже мне мальчика нашла.

Ладно, играем дальше.

— Вы можете думать как вам угодно, но никакого неуважения с моей стороны не было. Исключительно стечение обстоятельств, — произнёс я вежливо, но прохладно.

— У тебя будет возможность доказать это.

Тебя? Принудительное панибратство какое-то. Или у Эльвиры, как и у Эрика, существует лимит на вежливость? До этой минуты я не понимал, как два этих персонажа могут быть мужем и женой, уж слишком они разные и как будто бы из разных миров. Что ни говори, в Эльвире есть что-то элегантное, в отличие от её мужа-мужлана. Но, может, у них больше общего, чем кажется на первый взгляд? Надеюсь, до мата хотя бы не дойдёт.

— Я не собираюсь ничего вам доказывать. Не хотите делиться контактами? Никаких проблем. Извинения и так приняты, можно закончить встречу ещё раньше. И просто продолжить работу над нашим проектом.

И снова это был блеф с моей стороны. Я должен был пройти по грани между капканами, расставленными этой женщиной, и бонусами, которые она могла дать студии. Я шёл ва-банк, хотя и не был уверен, что Эльвира не пошлёт меня на все четыре стороны.

И вдруг на её беспристрастном лице появилось что-то новое, похожее на раздражение. Даже ноздри раздулись от негодования. Видимо, эта женщина не привыкла к такому общению, когда она не получает сразу же всё, что ей вздумается.

— Хочешь ты или не хочешь, Вадим, а всё равно сделаешь по-моему, — проговорила Эльвира тем не менее спокойно. И сладко до тошноты. — Можешь идти. Я тебя не держу.

Вот это самоуверенность. Вот это стерва! Я даже на мгновение посочувствовал Эрику. Но лишь на мгновение. Потом позавидовал сам себе из-за того, какая супруга у меня была. Но тоже лишь на мгновение…

— Интересный стиль переговоров, — съязвил я.

— Это не переговоры. Я просто хочу получить то, что хочу, — парировала змея.

— Могу лишь пожелать вам удачи. А по нашему проекту не затягивайте. С ним давно надо покончить.

Эльвира одобрительно кивнула головой.

Ускорившись, я допил кофе, затем встал и протянул ей руку, чтобы попрощаться как с деловым партнёром. С задержкой, но Эльвира ответила взаимностью. Её ладонь оказалась очень сухой и прохладной на ощупь, что иронично восхитило меня — как же всё гармонично в этой стерве. Может, она ещё и чешую сбрасывает?

Хотелось бы с ней никогда больше не видеться. Но не судьба. Если контакты Эльвиры не выдумка, то мне они нужны.

.

Я даже не успел вернуться в офис, когда телефон активно завибрировал от кучи уведомлений.

Оказалось, Эльвира прислала несколько ссылок и дополнила их сообщением: «Когда ознакомишься с ними, сам мне позвонишь».

Сучка. Но посмотрим, кто кого.

В то же самое время в общем чате студии происходило ещё кое-что, связанное с этой женщиной. Там бурлила невиданная в рабочих делах активность. Главный дизайнер написала:

«А-а-а-а!!! Я не знаю, как это понимать, но жена Эрика только что связалась со мной и без обсуждений всё одобрила! Охренеть!!! Надо вот было нам мозг весь продолбать, чтобы потом принять без правок самый первый эскиз? А ещё её зовут Эльвира!»

Коллеги мгновенно отреагировали:

«Ну и имечко. Наверняка та ещё стерва».

«Имя для ведьмы».

«А документы будем на неё переоформлять или муж будет подписывать? Главбух, финдир, ау?»

«Имя для дешёвой парикмахерской».

«Точно! Эльвира — повелительница тьмы. Гы-гы».

Много чего ещё накидали в чате. Местами грубо. Местами, может, и несправедливо, но — как говорится: vox pópuli vox Déi — «голос народа — голос Бога».

В основном чат был абсолютно прав.

52

Вадим

В среду с самого утра чувствовал себя плохо. Пробежку закончил раньше обычного из-за кашля и в целом болезненного состояния, не предвещавшего ничего хорошего.

До офиса доехать надо было в любом случае, что я и сделал, кое-как прорвавшись через адские пробки.

Впрочем, можно было и не ехать. Как оказалось, электричество нам отключали несколько раз за утро, в связи с чем начались ещё и проблемы с интернетом.

В итоге часть студии маялась всякой дурью. В такие моменты внутренний чат особенно оживает под предлогом того, что сотрудники официально не могут выполнять рабочие обязанности.

Но чатов у нас несколько и далеко не в каждом я присутствую, по понятным причинам.

Благо «свои» люди всегда находятся, и, если персонал начинает шушукаться о чём-то важном, мне, как правило, пересылают это в личку. Чаще всего это делала Виолетта.

Сегодня она переслала мне свежую сплетню с подписью: «Босс, не расстраивайся».

Судачили про Лиду, но совершенно не в том контексте, в котором я ожидал. То, что я снял кольцо — а это не могли не заметить, — видимо, ничего нового никому не сообщило. В этот раз коллеги обсуждали, что Лида устроилась на работу в «Интродизайн» — студию, с которой мы конкурируем уже много лет.

Странный выбор с её стороны. Не думаю, что в этом есть злой умысел, но я всё равно удивился, мягко говоря. Из «Баухауса» было непринято переходить в эту студию. Куда угодно, но не туда. Это дурной тон.

И удивительно, что новость пришла из чата, а не от Лиды лично.

«Вадим, есть ещё кое-что, но я не уверена, что это стоит тебе знать. Ты точно расстроишься», — написала Виолетта вдогонку.

«Говори. Осведомлён — значит, вооружён».

«Как знаешь. Я тебя предупредила. Это не из нашего чата, если что. Это из "Интродизайна"».

На скриншоте оказалась переписка, в которой обсуждалось, будет ли Лида «трахаться с нашим боссом так же, как и с Озёрским? Или они уже? Может, она к нему и ушла?»

Я не смог бы объяснить даже самому себе, почему эта переписка опустила моё настроение куда-то намного ниже плинтуса. Сплетни и сплетни, обычное дело. Я на такое никогда не обращал особого внимания. А тут как-то полоснуло по живому.

Или во мне осталось место для ревности?

Должно быть плевать уже, после измены Лиды. Нет?

Но, даже если так, это же нормально — не желать матери моего ребёнка связываться с кретином? А босс в «Интродизайне» и вправду та ещё тварь. Я знаю, о чём говорю, как-никак мы начинали с ним вместе. Он стоял у истоков «Баухауса», пока не решил открыть собственную студию. Так и идём с ним ноздря в ноздрю уже третий десяток лет.

А может, я просто из-за недомогания так на всё реагирую и ревность тут ни при чём? Кашель никак не унимался, я начал подозревать, что всё-таки заболеваю, и уехал домой ещё до полудня.

53

Вадим

Зашёл в квартиру с мутной головой. Всё, чего я хотел, — лечь отдохнуть на часок, а там уж видно будет, заболел я или просто слегка простудился.

Прошёл по коридору, толкнул приоткрытую дверь в кабинет и увидел нашу домработницу Олю.

Девушка не заметила меня, сосредоточенная не на внешнем мире, а на собственных ощущениях. Надев на себя мой пиджак, она лежала на диване с закрытыми глазами, гладила лицо рукавом, в который была вдета одна рука, и медленно ласкала себя другой. Олины джинсы валялись на полу. Приспущенные белые трусики были натянуты расставленными в стороны ногами. Она тяжело дышала.

Я попятился назад, попытавшись уйти от неловкой ситуации, но проклятый кашель уничтожил всю конспирацию. Оля громко взвизгнула от испуга, вскочила и поспешно стала натягивать бельё. Я видел это боковым зрением, потому что сразу демонстративно отвернулся, чтобы у девушки и мысли не возникло, будто я за ней подглядывал.

Откашлявшись и не глядя на Олю, произнёс слегка сиплым голосом:

— Я приболел. Приготовь мне, пожалуйста, имбирно-лимонный напиток с мёдом. Я приду на кухню через десять минут. — И ушёл в спальню, куда давно уже старался лишний раз не заходить. Но в этот момент было всё равно. Лишь бы тишина, покой и никаких мастурбирующих домработниц.

.

На всякий случай подождав не десять, а пятнадцать минут, я отправился на кухню.

Когда я сел на диван и отпил горячего напитка, Оля стояла возле плиты лицом ко мне, и видно было, как она хочет что-то сказать, но никак не решается. Да, если Лида порой напоминала неумелого котёнка, то эта девушка тянула на едва оперившегося птенца.

— Садись, — сказал я и указал на табуретку.

Она послушно села и тут же неловко заговорила:

— Вадим Юрьевич, прос… — голос дрогнул, — простите, пожалуйста. Вы не так поняли…

Внутри я усмехнулся, но не подал виду.

— Оля, — прервал её я, — давай я сэкономлю нам обоим время и скажу всё как есть.

Её щёки горели от стыда. Глаза не смели смотреть на меня дольше мгновения.

— То, что ты делала в моем кабинете, не проблема. Так нельзя делать в чужом доме, но ничего страшного там не произошло. Понятно? — я решил поначалу успокоить этого птенчика, прежде чем преподавать урок.

Оля кивнула. И очень тихо прошептала:

— Спасибо.

Я потёр виски пальцами, зажмурился, прогоняя муть из головы, и продолжил:

— Правильно я понимаю, что Алла Николаевна специально устроила тебя на работу к нам, чтобы ты мне понравилась?

Девушка испугалась. Ответ не понадобился. Птенчики не умеют врать.

— А потом я тебе и вправду понравился? Да? — Я говорил холодно, чтобы она даже на секунду не допустила, что её чувства взаимны.

Оля еле заметно кивнула головой.

— Так я и думал… — Я тяжело вздохнул, сделал глоток имбирного напитка и поинтересовался: — Скажи мне вот что. Твоей маме ещё нужна эта работа?

— Д-да…

— Тогда у меня для тебя предложение, от которого нельзя отказываться. — Оля всё так же испуганно бегала глазками от меня к столу и обратно. — Ты возвращаешься домой и говоришь маме, что больше не можешь тут работать. Причину придумай сама. Я ей не буду ничего рассказывать, и то, что произошло сегодня, останется между нами. Договорились?

Она молчала. Собралась с духом и выпалила вдруг:

— Вадим… Юрьевич. Но вы м-мне действительно нравитесь… Очень!

Это можно было и не говорить. Я только что видел, как она мастурбировала в моей одежде и вроде бы даже нюхала её.

Но травмы птенчикам ни к чему. Будут ещё, и без моего участия. Поэтому, с осторожностью подбирая слова, мне необходимо было выгнать её из этого временного гнезда. Дупла? Ветки? Неважно, лети, птичка, тебе здесь не место.

— Оля. Мне, конечно же, очень льстит внимание такой красивой молодой девушки, — тут я даже не врал. — Но, поверь мне, я не тот, кто тебе нужен. Я — отвратительный выбор для тебя. Стареющий ворчливый зануда, пропадающий днями на работе, а вечерами с чужой для тебя дочкой. Не нужен тебе мужчина на двадцать пять лет старше. Только представь, тебе будет сорок пять — как говорят, «баба — ягодка опять», — а мужу уже семьдесят. Не женой, а сиделкой станешь. Тебе это надо?

Я, конечно, в семьдесят планировал ещё быть на коне, но сгустить краски для убедительности было не лишним.

Оля неловко улыбнулась.

А мне вдруг подумалось: какими были бы мы с Лидой, если бы прожили вместе до её сорока пяти лет? Мне было бы только шестьдесят. Звучит не так и ужасно.

— Ну что, договорились?

— Да… — прощебетала Оля, будто у неё был выбор.

Я сказал, что сегодня она может ничего не доделывать по дому, и птенчик улетел с миром.

Но если она — птенчик, то кто я? Сегодня я, видимо, стареющий орёл, который допил имбирный напиток, отдохнул немного и, приободрившись, тоже полетел, но уже за своим птенцом, ждущим его в клетке школы.

Да нет, никакой я не стареющий. Просто немного захворал.

Будь я стареющим, не притягивал бы к себе так много женщин разных возрастов. Эльвира, Оля… то ли ещё будет, это точно…

Ирония жизни в том, что мне это не нужно. Не интересны мне ни безобидные птенчики, ни бывалые ядовитые змеи, ни серые мышки, ни кто-либо ещё.

Мне была нужна только Лида.

А теперь никто не нужен.

54

Лида

В «Интродизайне» мне сразу не понравилось. Юле я об этом, разумеется, ничего не сказала, да и нечего было говорить. Не заявлять же: «Знаешь, на меня здесь смотрят как на шлюху, которая отчего-то решила заявиться в приличное общество»?

Конечно, не все так смотрели. Но многие, особенно коллеги-дизайнеры. Некоторые даже стремились меня чем-нибудь ненавязчиво уколоть, чтобы, с одной стороны, было обидно, но с другой — не в чем упрекнуть. Например, меня спрашивали, кто красивее — Озёрский или гендиректор «Интродизайна». Или интересовались, какой процент проектов в моём портфолио разработан с участием Вадима. Ничего оскорбительного напрямую, но безумно неприятно было каждый раз слышать нечто подобное.

Беда была ещё и в том, что я совершенно не умела отвечать на колкости. Я не привыкла к ним и терялась, молча хлопая глазами. Думаю, многие решили, что я либо умственно отсталая, либо просто дура. В любом случае — Озёрскому такая жена не подходит.

Об этом я даже краем уха услышала, когда проходила мимо сплетничающих коллег.

— Не обращай внимания, — сказала Юля на второй день в столовой во время обеда. — Ничто не вечно под луной. Позубоскалят, поперемывают тебе косточки пару недель, а потом потеряют интерес. Особенно если ты не станешь поводов подкидывать.

— Ты о чём? — не поняла я.

— Не связывайся с Градовым, — предостерегла меня Юля, и я замерла, глядя на подругу с недоумением. Я вообще не поняла, к чему это было сказано.

— С генеральным? — решила на всякий случай уточнить.

— Угу.

Юля подняла глаза от своего супа, посмотрела на меня, иронично улыбнулась и пояснила:

— Градов и Озёрский — давние конкуренты. Когда-то Алексей Владимирович работал с Вадимом, начинал, точнее. Ты об этом знаешь?

— Э-э…

Мне стало стыдно. Возможно, Вадим рассказывал что-то про Градова. Почти наверняка рассказывал. Но я не брала в голову, потому что это казалось мне неважным. Какая разница, с кем он работал двадцать с лишним лет назад, когда я ещё в школе училась?..

— Ясно, — пожала плечами Юля. — В общем, Градов был партнёром Вадима, но захотел, как я понимаю, больше власти, а твой муж не собирался её давать. Вот Алексей Владимирович и свалил. Правда, для того, чтобы открыть студию, ему понадобилось выгодно жениться. Жена у него — та ещё фурия, но благодаря её деньгам «Интродизайн» не отбросил копыта в первый же год своего существования, да и потом тоже. Сейчас мы крупнее студии Озёрского, но… менее престижны. И Градова это бесит. В принципе, на его зависти к Вадиму я и сыграла, когда принимала тебя в штат.

— Что?! — Сердце в ужасе грохнулось куда-то в пятки.

— Не волнуйся, — поморщилась Юля и махнула рукой. — Алексей Владимирович в целом мужик адекватный, я на него уже почти десять лет тружусь. Конечно, он не стал бы принимать тебя в команду с таким куцым портфолио, если бы не желание насолить Озёрскому.

Ох уж эта Юля…

С другой стороны, она хотела как лучше, обеспечивая меня работой. Но что обо всей этой авантюре подумает Вадим? Если они с Градовым терпеть друг друга не могут, он решит, что я назло так поступила…

— И я не сомневаюсь, — продолжала Юлька, — что Алексей Владимирович начнёт к тебе клинья подбивать.

— Так он ведь женат.

— Лида, — подруга закатила глаза, — ты иногда просто поражаешь меня своей наивностью! Кому и когда это мешало?!

— Вадиму… — ответила я непроизвольно и вздохнула. Юля сказала «наивность», но сейчас я чувствовала себя круглой идиоткой. Какая же это наивность? Я умудрилась предать человека, не способного на предательство.

— Да, — согласилась со мной Юля. — Озёрский в этом плане — кремень. Но Градов не такой, любовниц у него всегда не одна, а несколько, не считая жены. И, помяни моё слово, он будет к тебе подкатывать. Но слово «нет» наш гендир, слава богу, понимает, так что с отказом не тяни. Не кокетничай, не улыбайся, а сразу сурово осади, и всё будет нормально.

— А потом он меня уволит?

— Вряд ли. Меня же не уволил? — рассмеялась Юля, и в этот момент я в очередной раз поняла, в каком же вакууме жила во время брака с Вадимом. Он оберегал меня от всего, поэтому сейчас я чувствовала себя мышью, которую бросили в террариум к змеям. Все змеи сытые, но мыши всё равно не по себе.

Мир, в котором начальники приставали к своим подчинённым, давно и незыблемо существовал для меня в какой-то параллельной реальности. Так же, как и мир, в котором мужья заводили любовниц, отцы бросали своих детей, бывшие супруги мстили друг другу — и прочие гадости, достойные террариумов.

Вадим был совсем другим человеком. И он, наверное, тоже считал меня другой… пока я его не предала.

55

Лида

Вечером в тот же день я порывалась написать Вадиму и признаться, что устроилась в «Интродизайн», но так и не решилась. Причина была проста как пять копеек: я не знала, что сказать в своё оправдание, чтобы это не звучало отвратительно. Прости, я не хотела? Прости, я забыла, что ты говорил мне о Градове? Прости, но мне нужна была работа, а тут Юля решила помочь и я не отказалась? Звучало всё одинаково ужасно, и я в итоге спустила эту ситуацию на самотёк.

В любом случае уронить себя в глазах Вадима ещё ниже я вряд ли смогу, так что… пусть всё идёт как идёт. Посмотрим.

Мы с Вадимом договорились, что будем забирать Аришку из школы по очереди. Вторник выпал мне, и я с удовольствием провела с дочкой пару часов. В среду у Арины были танцы, и Вадим должен был сам забрать её из школы и отвезти на занятия, а потом домой. Я весь день планировала провести на работе, чтобы освободить завтрашний день и отвезти Аришку на английский.

И я никак не ожидала, что дочка напишет мне, когда они с Вадимом будут ехать на танцы: «А папа заболел».

Я уставилась на это сообщение, разом забыв про заказ, который поручила мне Юля. Он был совсем простой и не очень бюджетный — дизайн квартиры для обычной семьи с двумя детьми. Сложность была только в том, чтобы запихнуть в маленькую двушку всё, что хотели заказчики. Они были библиофилами, и гостиная в результате выглядела как библиотека.

«Сильно?» — спросила я Арину, отпустив компьютерную мышь. Вадим болел крайне редко, но обычно метко, с температурой под сорок и чуть ли не галлюцинациями. Была у него и ещё одна особенность: только во время болезни мой муж переставал быть совершенным человеком, у которого везде порядок и всё на мази. Он становился рассеянным и сварливым, мог что-то перепутать и о чём-нибудь забыть, не говоря уже о том, что только во время болезни на Вадима нападало то самое состояние, свойственное многим людям, но абсолютно не присущее ему.

Лень.

Когда мой муж плохо себя чувствовал, ему было лень очень многое, в том числе лечиться. И чем хуже было его состояние, тем сильнее оказывалась лень. Поэтому, когда Вадим болел, я брала на себя ответственность и следила за тем, чтобы он вовремя пил таблетки, полоскал горло и нормально ел, а не только целыми днями дрых, забравшись под одеяло. И ведь получалось…

От неожиданности этой мысли я даже слегка удивилась.

Но ведь правда. У меня получалось ухаживать за заболевшим Вадимом. Я ничего не путала, всё помнила, даже иногда что-нибудь готовила… Так, ерунду — яичницу, макароны, бутерброды или пельмени. Я и постель перестилала, если мне казалось, что от неё слишком сильно пахнет потом. Вадим после выздоровления всегда меня хвалил, улыбался и говорил: «Что бы я без тебя делал?» Я воспринимала это как шутку. Всегда воспринимала. Но сейчас…

И правда: что Вадим будет делать без меня? Кто будет следить, чтобы он принимал лекарства вовремя и регулярно ел? Домработница? Маловероятно. Одно дело — заглядываться на здорового мужика, и совсем другое — помогать больному. Арина? С чем-то дочка справится, но если Вадим разболеется…

«Ну, так. Кашляет», — ответила Аришка, и я закусила губу.

Оставшиеся до конца рабочего дня часы я просидела как на иголках. Отпрашиваться не стала — не было смысла, Вадим и Аришка всё равно на танцах. Но я знала, во сколько они возвращаются, и приехала к подъезду своего прежнего дома как раз к этому времени. Посмотрела наверх — света в окнах не было, значит, я не опоздала.

Машину Вадима я узнала задолго до того, как он припарковался на привычном месте. И сразу пошла навстречу, слегка дрожа, но не только от холода — температура сегодня резко упала на десять градусов вниз, — но и от страха перед предстоящей встречей. А ещё от предвкушения.

Я очень хотела увидеть мужа…

До того как двери автомобиля открылись, я заметила, что в воздухе что-то мелькает, и удивлённо подняла голову к небу. Да, так и есть — начинался снег. Мелкий, невнятный, как моя надежда на примирение с мужем.

Когда я вновь опустила глаза, из машины уже выскочила Аришка. Подбежала ко мне и крепко обняла обеими руками.

— Мама, привет! — воскликнула она радостно. — А меня сегодня на танцах тренер похвалила!

— Я в тебе не сомневалась, — ответила я искренне, глядя на Вадима, который шёл к нам с непроницаемым лицом. То, что он заболел, я заметила сразу — по более бледной, чем обычно, коже и лихорадочному блеску глаз. Явно температура поднимается. — Я на минуту, честно говоря. Вот, это вам с папой. — Я отдала Аришке пакет, который принесла из аптеки. — Здесь лекарства. Антибиотик, к нему бифидобактерии, чтобы в туалете не сидеть. Полоскание для горла, микстура от кашля, жаропонижающее… И горчичники на всякий случай.

— Спасибо, мам, — серьёзно кивнула Аришка и оглянулась на Вадима, который просто молча стоял и смотрел на меня. — Я прослежу, чтобы папа всё делал! А если завтра не станет лучше, вызовем врача.

— И ешь обязательно, — сказала я с неловкостью, обращаясь уже к Вадиму. — А то ты обычно только спишь. Сейчас, наверное, так и собирался — прийти и лечь спать без ужина.

— Папа и не обедал! — тут же сдала его Аришка. — Не волнуйся, мам, я заставлю его поесть.

— Хорошо, — я кивнула и усилием воли заставила себя перестать смотреть на Вадима. — Я пойду. До завтра, Ариш. Выздоравливай, Вадим.

Дочка тепло со мной попрощалась, муж хрипло прокаркал: «До свидания», и я почти бегом помчалась к автобусной остановке, ощущая, как от взгляда Вадима горит спина.

Понял ли он, что это не попытка всё вернуть? Просто забота. Просто потому что я не могу иначе. Потому что он мне небезразличен. Понял ли? Или посчитал это попыткой разжалобить и заставить передумать, отозвать документы на развод?

Я очень надеялась, что понял. И что Вадим на меня не сердится…

56

Лида

Примерно через час, когда я уже была дома, от Вадима пришло сообщение в мессенджер. Я увидела его содержание ещё на экране блокировки и малодушно думала не открывать, сделать вид, что не заметила. Ответить завтра, например. Или вообще не отвечать.

Но я же решила взрослеть. А взрослые люди не игнорируют сообщения.

«Почему ты устроилась именно в "Интродизайн"?»

Значит, Вадим уже знает. Я третий день там — а он в курсе…

«В "Интродизайне" работает Юля Шишкина, моя институтская подруга. Помогла мне устроиться. Я ходила на собеседования и в другие фирмы, но меня не брали».

Вадим долго молчал, и я уже решила, что вопрос исчерпан, когда от мужа вновь пришло сообщение:

«Алексей Градов — не самый хороший человек в мире. И он будет рад сделать мне какую-нибудь гадость. Будь осторожна».

Я зажмурилась, чтобы не заплакать — слёзы жгли глаза.

Потому что это тоже была забота. Такая же, как у меня, когда я приехала к Арине и Вадиму на две минуты, чтобы просто передать лекарства. Чтобы у Вадима уж точно всё было и ему не пришлось бегать в аптеку или заказывать доставку…

«Спасибо. Буду».

.

На следующий день Аришка обрадовала меня, сообщив, что папе стало существенно легче. Скорее всего, потому что Вадим не стал ждать, а сразу выпил антибиотик и жаропонижающее, прополоскал горло и не пошёл на работу. Мы с Аришкой договорились, что дадим папе отдохнуть и на танцы в пятницу, а потом и в субботу на английский она отправится со мной.

Я была настолько рада, что пронесло и Вадим не слёг с жёсткой горячкой, и не сразу сообразила, что ещё говорит мне Аришка, когда мы ехали в автобусе, возвращаясь с английского.

— А у нас опять Алла Николаевна! Папа сказал, что она выздоровела, поэтому возвращается к работе. А Оле отставка, — и дочка ехидно захихикала. Этот смех показался мне настолько взрослым и понимающим, что я даже вздрогнула, резко включаясь в реальность.

— Тебе не нравилась Оля?

— Ну, — Аришка задумалась, — она в целом была ничего, милая. Но слишком залипала на папе. Мне это не нравилось. И ему тоже.

Слова дочери согрели меня, как солнечный луч в морозный день.

— Откуда ты знаешь, что ему не нравилось?

Аришка посмотрела на меня слегка снисходительно, вздохнула и укоризненно произнесла:

— Потому что папа любит только тебя. Что тут непонятного?

Любит…

Я, в отличие от дочери, была не уверена, что у Вадима осталась любовь ко мне. В любом случае одной любви недостаточно для того, чтобы простить.

57

Вадим

У слова «семья» существует множество определений. Но одно отличается особой бездушностью: «Семья — основанная на браке или кровном родстве малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной помощью, моральной и правовой ответственностью».

И вправду бездушно звучит, но лишь до тех пор, пока не теряешь трудоспособность. Вот тогда и общность быта, и взаимная помощь, и ответственность — всё становится на вес золота.

Заболел я не сильно, но, как и всегда, моя продуктивность скатилась непропорционально тяжести болезни.

Да и лечиться я не мастер, что уж тут говорить. Не уверен, почему так сложилось. Может, повлияло то, что я был поцелован Богом, когда победил смертельный диагноз в детстве. Вдруг это поселило во мне мысль, что если я даже рак победил, то рядовые простуды мне точно нипочём?

Или из-за чрезмерной опеки мамы с бабушкой и десятков врачей, через которых мы прошли во время лечения, я слишком привык, что моим здоровьем занимается кто угодно, только не я?

Не знаю.

Но, простудившись впервые после расставания с Лидой, я понял, что болеть, будучи родителем и без подстраховки второго взрослого человека, — тяжкая ноша.

Правда, я не успел не только полностью пройти через этот опыт на практике, но даже обдумать, как и что в подобной ситуации стоит делать, потому что Лида подсуетилась, действуя на опережение, и передала мне лекарства. А после в команде с Аришкой дистанционно следила за тем, чтобы я ничего не пропускал, ел, пил, полоскал и делал другие простудные ритуалы. К тому же Лида взяла на себя обязательства сводить дочку на занятия, а потом и вовсе забрала её к себе на все выходные.

Произошёл тот редкий случай, когда сложно было не порадоваться, что Лида, несмотря на наш разъезд, остаётся неподалёку.

Любопытно, что я всё меньше и меньше подозревал бывшую жену в попытках вернуть меня. Как будто последний гвоздь в гроб её надежды уже был забит. Поэтому и воспринял этот жест как акт бескорыстия. К тому же у Лиды явно сработал рефлекс, сформировавшийся за годы совместной жизни. Рефлекс заботы обо мне в ситуации, когда я болею.

Удивительно, но до этого случая я и не осознавал, что у Лиды имелась определённая зона ответственности, где она была не только незаменима, но и действительно неплохо справлялась. Я редко болел, видимо, поэтому сей факт не отпечатался в моей памяти как следует. Однако теперь пришло время вспомнить о нём.

Я был благодарен Лиде за помощь. Поэтому вечером в воскресенье написал ей в мессенджер краткое «Спасибо», зная, что Лида поймёт, за что я её благодарю.

.

Когда голова более-менее прояснилась, я принялся разгребать присланные материалы от Круэллы, то есть Эльвиры.

К моему удивлению, её заявления походили на правду.

Ссылки, которые она скинула мне в день нашей встречи, вели на страницы, связанные с тремя предпринимателями. Личности оказались действительно непубличными, несмотря на то, что как минимум один из них попадал два года назад в список «Forbes». Но это меня не удивило: богатейшие люди зачастую оказываются с очень незнакомыми для широкой общественности фамилиями и тем более физиономиями.

Эльвира дала и ссылки на их компании, видимо будучи уверенной, что меня действительно не примут без её рекомендации.

Также она прислала и свои соцсети, то есть ссылки на конкретные фотографии разных лет, где она в очень неформальной обстановке проводила время с этими бизнесменами. Одна из фотографий была сделана на совместном выпускном в каком-то учебном заведении, где совсем молоденькая ещё Эльвира стояла в обнимку с двумя из этих предпринимателей. Третий мужчина там отсутствовал, что не удивительно, так как он был старше остальных.

Листая фотографии Эльвиры я, конечно же, не ограничился лишь просмотром её доказательств знакомства с застройщиками, но и немного поизучал другие снимки.

Эльвира — красивая женщина. Эффектная. Знающая, как производить впечатление. Любящая роскошный образ жизни. На некоторых фотографиях был и её муж. Как правило, он всегда находился чуть позади, что делало очевидным ответ на вопрос, кто в их паре «альфа», а кто — Эрик.

Были и откровенные фотографии в нижнем белье. Сказать по правде, на них я задержался… Нет, ничего вульгарного я не делал, просто полистал ленту, но с повышенным вниманием. А что тут удивительного: я мужчина, у которого давно не было секса. В таком состоянии не то что на горгону начнёшь засматриваться, но и про адские врата задумаешься, если оттуда будут заманивать перспективой плотских утех.

Надо сказать, что весь жар, исходящий от откровенных фотографий Эльвиры, мгновенно остужался воспоминанием о нашей холодной личной встрече.

В результате мой интерес быстро угас, и я стал составлять подробный список всего, что я теперь знал про эту «золотую жилу», с помощью которой меня заманивала в свои сети Эльвира. Зафиксировал телефоны компаний, имена владельцев, первичные действия, которые надо самому сделать или кому-то делегировать. Поставил пометку, чтобы для начала туда позвонили наши менеджеры и прощупали почву.

Когда начальный план действий был составлен, я принялся за проработку «второго уровня» — составил список людей и организаций, связи с которыми могли бы помочь мне обойти ловушки, расставленные этой змеёй.

Иронично, но один из крупных жилых комплексов, который в данный момент строился компанией этой троицы, назывался «Эдем».

Что ж, змея Эльвира заманивает меня запретным плодом.

Ладно, яблоки я люблю, но и вегетарианцем никогда не был и пресмыкающихся не боялся. А однажды мне довелось попробовать их мясо. Это случилось во время экскурсии во вьетнамскую деревню Лонг-Чыонг.

Как ни странно, но побеждённая змея на вкус ничем не отличается от обычной курицы.

58

Вадим

К началу рабочей недели я практически выздоровел и в прекраснейшем, насколько это возможно в данный период жизни, настроении вернулся в офис.

И чёрт знает, какие подсознательные сигналы я стал посылать во внешний мир или что ещё подействовало на некоторых моих коллег, но с первого же дня, начиная с ресепшена, я почувствовал неладное.

И сделал вывод, что охота на меня началась.

Может, уход Лиды в «Интродизайн» как-то повлиял на женские умы: мол, точно теперь все мосты сожжены в семье Озёрских?

Да, выводы я сделал сразу, но стратегию выбрал выжидательно-оборонительную.

Так вот, в понедельник на ресепшене меня встретила администратор Настя. На её лице явно было больше косметики, чем всегда, а ещё что-то еле заметное изменилось в её движениях, словно девушка включила какой-то ранее скрытый «секс-режим».

«Доброе утро, Вадим» прозвучало слаще обычного. Когда годами кладёшь в чашку кофе одно и то же количества сахара, легко замечаешь разницу, если переборщил. Так и с этим приветствием. Я слышу его от Насти пять дней в неделю уже четыре года, если мне не изменяет память.

И тут она впервые «пересластила».

Затем и Света из отдела маркетинга зашла несколько раз за день, чтобы задать какие-то вымученные вопросы. Первые два раза я принял снисходительно, но на третий — посмотрел с укоризной и обнаружил, что у Светы какой-то несвойственный ей растерянный вид — удивительный для уверенного в себе человека, которым она всегда была. Тут же у меня закралось подозрение, что профессиональные вопросы не причина Светиных визитов, а повод для них.

Я не понял, что именно, но в её внешности тоже что-то изменилось, однако это было что-то не столь очевидное, как косметика у Насти.

А через пару дней выяснилось, что во внутренних чатах стали бродить мемы про меня. Некоторые из них были посвящены эксгумации, которой я подверг буйного Эрика, выгнанного за ухо. Их мне пересылали напрямую. Многие были довольно остроумны и даже рассмешили меня. Особенно понравился мем, на котором Ван Гог с забинтованным ухом смотрит на меня с опаской.

Если бы эти мемы не шли в комплекте с ненужной героизацией босса и не привлекали ко мне как к мужчине дополнительного внимания, то и проблем бы не было. Но всё зашло намного дальше.

В среду я начал замечать стреляющие взгляды нескольких девушек каждый раз, когда выходил из кабинета. Каждый грёбаный раз! Они явно хотели, чтобы я это увидел. В разведку таких не берут.

Более того, на совещании две из них недобро друг на друга поглядывали, видимо решив, что они соперницы.

А в четверг я узнал, что есть и другие мемы. Одна из новеньких дизайнеров, когда я проходил мимо, быстро и неопытно скрыла на своём мониторе чат, где мелькнула моя фотография в жанре «восемнадцать плюс».

Девушка раскраснелась и стала куда-то нервно тыкать, изображая, что даже не видит меня, остановившегося за её спиной.

Я ничего не стал ей говорить, сделав вид, что не заметил фотографию, и, пока не подчистили улики, вызвал в кабинет Виолетту — моего главного двойного агента.

— Что за чат с фиолетовой аватаркой? — выпалил я, как только она закрыла за собой дверь.

— Э-э-э… а что на аватарке? — замялась Виолетта.

— Я не успел заметить. Одна неопытная птичка на рабочем месте смотрела ленту и свернула его, когда я проходил мимо.

— Ой, бл… — Виолетта чуть не выругалась, явно осознав, что именно я увидел и из какого чата.

— Ну, и что за чат?

— Ой-ой-ой, — запричитала Виолетта, а потом, выдержав короткую паузу, объяснила, что чатов в студии много, а конкретно этот только женский, и то не для всех. — Слишком болтливых туда не пускают.

Виолетта держала в руках телефон, поэтому я молча протянул руку, показывая, что хочу посмотреть этот чат.

— Босс, зачем? — то ли недоумевала, то ли отговаривала она.

— Я руковожу этим местом. Мне нужно знать, какие бродят настроения. — На самом деле мне в первую очередь необходимо было понять, не выдумал ли я свою популярность. Может, на той фотографии вовсе не я был, а какой-нибудь похожий мужик? И девчонки в чате обсуждали, как он удивительно смахивает на их шефа.

— Ой… Тогда я оставлю тебе телефон и выйду, а то лопну от стыда, — пробормотала Виолетта, передав мне свой мобильный.

Через минуту, оставшись наедине с народным творчеством женской части коллектива, я, мягко говоря, охренел. По-другому и не скажешь. И, чёрт побери, иногда худшее и самое отталкивающее, что может быть в жизни, — это знать фантазии безразличных тебе в сексуальном плане людей.

Той самой картинкой, которую я видел на экране новенькой, оказался мужик с членом и мошонкой болезненно нездоровых размеров, к которому была прикреплена моя голова. Рядом красовалась надпись: «Вакансия открыта! Устраивайтесь поудобнее!»

Увы, но это было не единственное. Девчонки где-то раздобыли мои старые фотографии с пляжа. Лиду, лежавшую рядом на шезлонге, отрезали и вместо неё примеряли себя по очереди, а потом игриво спорили, кто мне больше подходит.

Я сломался на моменте, где они обсуждали — то ли в шутку, то ли нет, — кто из них должен трахнуть меня, чтобы отомстить Лиде за двойное предательство — измену (почему-то все были уверены, что это причина нашего развода) и уход в «Интродизайн». Сошлись на том, что двойное предательство заслуживает двойного отмщения, и снова запостили фотошопную нецензурщину, на которой я как будто бы занимался сексом втроём с кем-то из чата. После у них как будто бы стыд проснулся, хотя фото из чата всё равно не удалили.

Ни страха, ни совести.

Я размышлял над тем, что мне теперь делать, когда в кабинет просунулась голова Виолетты. Я махнул рукой, чтобы заходила, и главный дизайнер, громко вздохнув, зашла в помещение и плотно закрыла за собой дверь.

Клянусь, такого малинового лица я не видел у неё даже в тот день, когда один из наших заказчиков заявил, что хотел бы в спальню светильники в форме эрегированных членов, а шторы — с рисунком из вагин.

— Понятно, почему ты вышла. Это ад какой-то! И давно это всё? — поинтересовался я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. Хотя, честно говоря, хотелось заорать.