Денис
Страшно. Наверное, впервые в жизни мне по-настоящему страшно. Я никогда не задумывался о жизни и смерти. Как-то жизнь всегда воспринималась как данность. Что-то неотъемлемое и неотделимое от нас. Может, потому что не сталкивался близко со смертью в осознанном возрасте, а может, потому что по-настоящему не задумывался об этом, хоть и потерял одного родителя в юном возрасте. Конечно, я понимал, что люди не бессмертны, но казалось, что кончина еще наступит нескоро, не с нами. А сейчас…
Я третий день будто в агонии. Что пошло не так, я так и не понял, но Алёна не проснулась после операции. Три дня ада. Страха, что она больше не проснется, не улыбнется мне, не обхватит своими тонкими ручками, не прижмется, не будет смеяться над моими шутками, не взъерошит мои волосы, не будет кидаться в меня снежками, не поцелует… Так много этих «не», что сердцу физически больно…
Каждый день с утра я приходил в больницу и сидел там до поздней ночи, обивая пороги кабинетов врачей, чтобы узнать хоть что-то. К ночи меня всегда выставлял охранник из стен больницы. Один раз я столкнулся с родителями Алёны. Ее мама, конечно, меня узнала, но ничего не сказала, лишь окинула грустным взглядом. Я не мог есть, спать, вообще что-либо делать.
Даже Егор, который перестал со мной совсем разговаривать, когда я выставил ту фотографию вместе с Алёной, сочувствовал мне, пытался как-то растормошить, отвлечь, но все было без толку. Мама пыталась меня контролировать, не понимая, что происходит, наверное, переживала за меня, ведь я не ел и не спал. Но я сбегал из дома при первой же возможности.
Пусть Алёна очнется, о большем я не прошу…
Я сорвался на третий день на оперирующего Алёну хирурга. Наговорил гадостей, хоть и понимал, что о рисках нас предупреждали. Но почему-то у меня была тупая уверенность, что все будет хорошо. Я даже не предполагал, что будет так сложно… и больно. Три дня ожидания и неизвестности. К Алёне меня пустили один раз и то минут на десять. Приборы и трубки, окутывающие ее тело, навсегда останутся в моей памяти, как одна из самых страшных картин.
— Денис, проснись, — услышал я знакомый бодрый голос.
Кажется, я выключился прямо в коридоре. Растерянно смотрел на врача, пытаясь собрать мысли в кучу.
— Алёна очнулась, — добавил он, — пойдем?
Он улыбался, а я резко подпрыгнул, отчего голова слегка закружилась, но я не обращал внимания, желая быстрее оказаться рядом с ней. Тяжелый камень упал с моего сердца. Мне стало физически легче дышать, как только я зашел в палату и увидел ее.
Жива. Дышит. Очнулась.
— Привет, — прошептал я Алёне, буквально впиваясь в нее взглядом.
Она улыбнулась мне, а потом внимательно окинула меня взглядом.
— Привет. Кто же ты, незнакомец? Куда ты дел моего красивого парня? — Алёна попыталась пошутить.
Я подошел и аккуратно сел на край кровати, наклонился и поцеловал Алёну в губы, а потом в шею, руки, оставляя хаотичные поцелуи на всем теле. Глаза мои увлажнились, но плакать я себе не мог позволить. Алёна тоже еле сдерживала слёзы.
— Как ты? — прошептал ей я.
— Хорошо, теперь хорошо, — улыбнулась Алёна, — только устала и спина болит.
— Это хорошо, — прогремел голос врача над нами.
Я и забыл, что он зашел следом за мной.
— Алёне нужно отдохнуть, — добавил он.
— Можно мне остаться? — попросил я, не двигаясь с места, но понимал, что даже если запретит, не уйду.
— Ладно, недолго. Осмотрю остальных пациентов и вернусь, — согласился врач и вышел из палаты.
— Я соскучился, — улыбнулся я своей девочке, провел пальцами по холодной ладошке, — а где кольцо?
— Сняли во время операции, — голос у Алёны был хриплый, — хочу пить.
Я налил стакан воды Алёне и помог попить. Я видел, что каждое движение ей дается с большим усилием. Она морщилась от боли, но продолжала улыбаться.
— Ощущение, что по мне проехал бульдозер, — попыталась пошутить Алёнка.
Я наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Не пугай меня больше так, — попросил я.
Я сел на стул возле кровати и опустил голову на кровать к Алёне, держал ее за руку и вырубился сразу, как только уснула Алёна. Я практически не спал эти дни, и сейчас, когда опасность миновала, я расслабился, и меня выключило в секунду, потому что помимо усталости очень болела голова.
Не знаю, сколько прошло времени, но сквозь дрёму я услышал голоса, но шевелиться не хотелось, я продолжал спать в сидячем положении, уткнувшись носом в ладонь Алёнки, которая пахла медикаментами вперемешку с ее собственным сладковатым еле уловимым запахом.
— Не будите, ему тоже нужно отдохнуть, — сказал доктор.
— Это Денис? — спросил незнакомый мужской голос.
— Он самый, — ответил недовольно женский голос.
Знакомый голос. Мозг проснулся и пытался вспомнить, кому он принадлежит. Маме… Матери Алёны. Значит, мужской бас принадлежит, видимо, её отцу. Но шевелиться все равно не хотелось.
— Он тут с утра до ночи сидел каждый день, — прошептал врач, — хороший парень.
— Хороший парень, — задумчиво повторил отец Алёны.
— И как нам отвадить его от нее? — спросила мама Алёнки.
— Зачем? — шепотом спросил отец.
— Он ей не пара! — возмущенно фыркнула она.
— Не тебе решать, — выдохнул отец моей девушки.
Хоть кто-то на нашей стороне.
— Не сможете, — усмехнулся доктор, — так как любят подростки, взрослым не дано. Юношеский максимализм во всем… Ладно, я зайду чуть позже, — сказал врач и вышел из палаты, прежде чем родители Алёны ему успеют что-то ответить.
Он прав. На максимум… Просто всё на максимум.
Я зашевелился и открыл глаза. На меня уставились две пары любопытных глаз. Если взгляд матери Алёны я выносил легко, то от жгучего взгляда отца мне было не по себе, но трусом я не был, продолжал в ответ смотреть на них, не позволяя себе отвести взгляда.
— Здравствуйте, — хрипло поприветствовал я родителей Алёны.
— Здравствуй, Денис, — ответил отец Алёны за двоих, — неважно выглядишь, — усмехнулся он.
Первым порывом было ответить любезностью на любезность, но я вовремя прикусил язык и буркнул в ответ что-то не членораздельное.
— Денис, я думаю, тебе лучше уйти, — подала голос мама Алёны.
— Я не уйду, — ответил я спокойно и почувствовал, как Алёна сжала мою руку, а потом зашевелилась и открыла глаза.
Мама Алёны недовольно поджала губы, а отец ухмыльнулся, но уже через секунду все внимание было переключено на дочь. Они засуетились, не обращая внимания на меня, но я так и не сдвинулся с места.
Моя мама узнала об Алёне, видимо, от Егора. Не знаю, чем ей так не угодила Алёна, но она буквально кричала о том, что запрещает мне с ней встречаться. По ее мнению, я должен думать только об экзаменах, учебе и поступлении, а Алёна меня отвлекает ненужной любовью. Она грозилась лишить меня карманных денег, посадить под домашний арест и много всего еще…
Я молча выносил ее истерики, не понимая, чем они вызваны. Алёна — красивая, добрая, смелая девушка. Она хорошо учится и занимается спортом. По какому критерию она не прошла отбор? Нет, дело тут не в Алёне…
Что произошло между нашими мамами в кабинете директора, что они так реагируют на наши отношения? Я даже задал этот вопрос матери, но она оставила его без ответа.
Мама Алёны тоже не одобряла меня в качестве парня для своей дочери, но, видимо, отец Алёны имел влияние. Она не запрещала нам видеться, возможно, смирилась. Я не знаю. Но я каждый день приходил к Алёне в больницу, а когда ее выписали, стал наведываться и в гости. Но я чувствовал, что матери Алёны это все не нравится. Она заставляла оставлять дверь в спальню открытой, могла без стука войти к нам, если мы все же посмели закрыться, смотрела на меня так… будто я ей мешаю или что-то должен. А после того как мать увидела одинаковые кольца на наших безымянных пальцах, она не могла долго прийти в себя. А позже кольцо Алёны каким-то чудом потерялось, хотя она его даже не снимала.
Но дни летели с космической скоростью. Алёна быстро шла на поправку, восстанавливалась после операции, а я разрывался между учебой и ею. Когда начались у меня экзамены, а у Алёны реабилитация, нам стало сложно стыковать графики. Если мы не виделись два дня, я готов был лезть на стенку от тоски. И мне было страшно, потому что я не хотел так зависеть от другого человека, но все мои попытки вернуться к прежней жизни не увенчались успехом, меня тянуло к ней магнитом. Мы оба пытались не заполнять друг другом всё свободное время, но быстро сдались. Это было сделать физически невозможно.