Эта властная сила

Глава 10

В дни, последовавшие за болезненным для всех откровением Джастиса, Кэтлин умудрялась каким-то чудом сохранять шаткое перемирие. Гордость ее была уязвлена. Она не желала слушать никаких извинений и объяснений от своего блудливого мужа.

Шейн предал их супружескую клятву, спутавшись с низкой женщиной из вульгарного борделя, которая торговала своим телом напропалую. И как он смел обвинять Кэтлин в неверности, да еще и в том, что она родила внебрачного ребенка, в то время как сам предавался греху в объятиях этой женщины!

И вот теперь он ждет от нее, что она простит все и будет вести себя, как будто ничего не случилось? Кэтлин очень хотела, чтобы их брак все-таки состоялся, но сейчас она уже не была уверена, что это возможно.

Она любила мужчину, которым когда-то был ее Шейн Макенна. Вот только хватит ли ее любви в сложившихся обстоятельствах? Может, имеет смысл собрать вещички, забрать Дерри и вернуться домой?

Мэри и Джастис только обрадуются ее отъезду из Килронана. Если Шейн еще вел себя в рамках приличия, был вежлив и предусмотрителен, то Мэри и Джастис не скрывали своей враждебности. Бои шли на всех фронтах. Стычки местного значения происходили по нескольку раз в день. Мэри привыкла управлять хозяйством по-своему и не желала ни сдавать позиций, ни изменять сложившихся традиций.

Но и Кэтлин не желала отступать. Покуда она была хозяйкой в Килронане, все вертелось по ее правилам. Под этим подразумевались чистые полы, свежие скатерти и умытые дети за едой.

Кэтлин каждое утро поднималась с первыми лучами солнца и суетилась по хозяйству до самого вечера. Она мыла посуду, подметала пол на кухне и ставила опару на следующее утро.

Поскольку Мэри постоянно торчала на кухне, Кэтлин решила, что ее первым серьезным делом станет веранда. Она нашла молоток и, сдирая в кровь костяшки пальцев, открыла заколоченную дверь на веранду.

– Зачем врезать дверь, чтобы затем заколотить ее? – спросила она у Шейна за ужином.

Тот пожал плечами.

– Много дверей, – проворчала Мэри, – раз, два, три... Три дверей на кухня много. Улица отапливать, если три дверей.

– Но ведь сейчас нам не надо отапливать помещение, не так ли? – улыбнулась Кэтлин, хотя улыбаться ей хотелось меньше всего.

– Зима прийти, – сказала Мэри, – зима всегда прийти. Выкинуть дрова на отоплять другой комната. Не-е-е. Есть на кухне. Всегда есть на кухне. – Мэри эмоционально развела руками. – Хороший комната, хороший еда, хороший тепло.

– Но сейчас не зима. И мы сделаем столовую на веранде, когда я приведу ее в порядок, – твердо сказала Кэтлин.

На следующий день она обследовала дом сверху донизу. Наверху, на чердаке, под самым карнизом она отыскала комплект старой мебели, накрытой пыльными одеялами: разобранную двуспальную кровать с четырьмя столбиками по краям, семь стульев с прямыми спинками и старомодный обеденный стол, сработанный из добротного орехового дерева.

Веранда была меньше кухни, зато на ней стояла аккуратная каменная печь. Кроме того, были большие оконные проемы и оштукатуренные побеленные стены. Солнечный свет заливал комнату янтарным огнем, играя бликами на сосновом полу, отчего все помещение казалось теплым и уютным. Вторая дверь вела в прихожую.

Пока Шейн проводил целые дни в заботах о своих животных, Кэтлин с яростью принялась за переустройство веранды. Она покрыла стены свежей побелкой, отмыла дощатый пол и до блеска оттерла оконные стекла. После чего она постепенно, по частям, перетащила туда стол и деревянную резную доску с изображением охоты на лис, которую также обнаружила на чердаке. Она отчистила от грязи и пыли дерево и натерла его воском.

Работа заняла у нее больше времени, чем она предполагала, – около недели. И работа эта была тяжелая. Но когда она поставила последний стул рядом со столом и повесила портрет своей прабабушки над резной доской, она почувствовала приятное удовлетворение. Спина ее ныла безбожно, и руки были истерты до крови, но ей было наплевать на это.

– Все сделала? – спросила Дерри.

– Нет, малышка, – устало сказала Кэтлин, – но уже скоро.

Полуденная гроза загнала детей в дом, и Кэтлин слышала, как они хихикали на кухне и бегали взад-вперед по лестнице. Затем она услышала, как Джастис сказал что-то насчет конюшни.

– Дерри, не ходи на улицу, – предупредила она девочку.

Дверь, ведущая на кухню, раскрылась, и Дерри зашла на веранду.

– А Застис усел, – обиженно сказала она.

– Джастис уже большой мальчик, – увещевала Кэтлин, – у него есть свои обязанности по дому.

– Делли тозе хосет обязаноси.

– Конечно, деточка, вот подрастешь немного, и у тебя обязательно появятся свои обязанности.

Когда Кэтлин торопливо поднялась наверх, в свою комнату, Дерри последовала за ней, точно хвостик. Дождь лил как из ведра, барабаня по крыше. Кэтлин подумала о Шейне и Гейбриеле, которые оставались где-то на лугах. Нашли ли они какое-нибудь укрытие?

Дерри убежала вниз, но очень скоро вернулась, возбужденно размахивая руками.

– Застис поймал змею.

Кэтлин подхватила девочку и усадила ее на стул.

– Настоящую змею? – спросила Кэтлин рассеянно. Она посмотрела на Дерри и покачала головой. Один носок сполз с ноги девочки, а на ботинке другой ноги развязались шнурки. Лямка от платья съехала с ее плеча, и все платье перекосилось. Рот был вымазан в меду, а руки просто чернели от грязи. – Нет, деточка, не трогай руками платье, я сама все поправлю, когда вымою тебе руки. Вот только найду кое-что.

Дерри улыбнулась и потрясла головой, отчего ее кудряшки разметались во все стороны.

– Настоясюю голубую змею.

– Голубую? А-а-а, понятно. – Кэтлин улыбнулась. – Сиди спокойно. Я скоро освобожусь.

Она была уверена, что упаковала четыре льняные занавески и положила их на дно сундука. Когда-то они прекрасно смотрелись в спальне ее матери, а сейчас послужат в столовой.

Дома, в их имении в графстве Клэр, она воспринимала роскошь: дорогую мебель, фамильные портреты в богатых рамах, столовое серебро – как нечто само собой разумеющееся. Они были не так уж богаты, что бы там ни говорил Шейн, но у них водились деньги, и ее родители любили жить на широкую ногу. Отец любил книги, а мама – музыку и живопись. Морин научилась играть на фортепьяно, а сама Кэтлин – на малой арфе. Кэтлин помнила званые обеды с танцами, чтением стихов и застольями, которые продолжались за полночь.

Здесь, в Миссури, не было ничего, кроме бездонного неба над головой, бесконечной травы перед глазами, древних лесов да бурных речушек. Кэтлин, конечно, восхищалась божественной красотой здешних мест, ко ей очень не хватало интеллектуальной полноты ее прежней жизни.

– Как мудро я поступила, что привезла с собой книги, – сказала она Дерри. – В этом доме я не нашла ничего, кроме потрепанной Библии.

– Тебе нлавятся змеи, мама, нлавятся? – спросила малышка.

– Не особо. – Кэтлин еше раз перевернула вверх дном все содержимое деревянного сундука, но тщетно. Никаких следов занавесок. – Где же они могут быть? Я же точно видела их на прошлой неделе.

– А Застису нлавятся зеленые змеи.

– Мм-м, – протянула Кэтлин, думая о своем. – Может, в другом сундуке? – Она закусила нижнюю губу и откинула крышку сундука поменьше. – Думаю, я видела их здесь.

Что-то скользнуло по ее руке. Кэтлин закричала и отпрянула назад.

Дерри захлопала в ладоши и радостно завизжала.

– Змейка, змейка, зеленая змейка!

Сердце едва не выскочило у Кэтлин из груди. Она заглянула в открытый сундук и увидела там маленькую зеленую змейку. Рептилия покачивалась из стороны в сторону и высовывала раздвоенный язык, уставившись на Кэтлин немигающим взглядом.

Дерри залилась веселым смехом.

– Очень смешно. – Кэтлин захлопнула крышку, дотянувшись до нее ногой.

Шутки Джастиса становились все более злыми. Вчера Кэтлин подсластила свой чай ложкой соли, зачерпнув ее из посуды, где обычно был сахар. А позавчера она легла спать и обнаружила, что на свежую простыню насыпан мокрый песок.

Зловредное хихиканье Джастиса раздалось из коридора.

Кэтлин прижала палец к губам, чтобы Дерри молчала, и на цыпочках подкралась к двери. Затем она выскочила наружу и схватила стервеца за ухо.

– Куда это вы собрались, молодой человек?

– Пусти, больно же.

– Я полагаю, вы забыли кое-что в моем сундуке. – Кэтлин подтащила парня к сундуку. – Вынимай.

Глаза сорванца сузились.

– Это не я. Если Дерри говорит, что я, то она врет. Врет и не краснеет.

– Вынимай змею, Джастис, – приказала Кэтлин.

– Пусти ухо, мне больно.

– И будет еще больнее, если не уберешь эту дрянь из моей комнаты.

Чуть позже, после того как Джастис избавился от змеи, Кэтлин вымыла Дерри, укутала ее в теплую рубашку и уложила подремать пару часиков. Она отыскала пропавшие занавески в третьем сундуке и спустилась вниз, в свою столовую.

Кэтлин как раз заканчивала закреплять над окном последнюю занавеску, когда услышала, что дверь с кухни открылась. Она не спустилась со стула, лишь обернулась, готовая отразить очередные насмешки Мэри, но вместо индианки увидела в дверях своего мужа в промокшем насквозь плаще. В одной руке он держал шляпу, с полей которой капала вода, а в другой – букет маргариток.

Она даже не знала, что с ним сделать – прогнать или рассмеяться.

– Шейн?

Слабая улыбка заиграла на его губах. Он был хорош! Темный ирландец. Стального цвета глаза и дьявольски привлекательные губы. Но он не получит прощения так просто. Парой маргариток он не отделается.

Бабушка всегда говорила Кэтлин, что дьявол не станет ползать вокруг на своих раздвоенных копытах, с хвостом за спиной. Она любила повторять, что он скорее всего будет похож на падшего ангела. В обличье какого-нибудь красавца со стальными глазами и хорошо подвешенным языком.

Сердце Кэтлин учащенно забилось, но она не могла сказать с уверенностью, было это из-за ее гнева или из-за похоти. Она скрестила руки на груди.

– С тебя капает на пол.

– Прости, я не знал, что ты здесь.

– Но я здесь, – ответила она, – а если бы меня не было, то, по-твоему, капать на пол было бы нормально?

Она бросила взгляд на ножницы, которые лежали на краю стола. Что он скажет, когда она разрежет его цветочки на мелкие кусочки? Большего он не заслуживает. Еще набрался наглости прийти сюда со своими жалкими маргаритками в надежде соблазнить ее! И это после всего, что произошло между ними!

– Думал, ты захочешь поставить их на стол, – сказал Шейн и снял ее со стула. – Мы попали под дождь.

– Я заметила.

Шейн скинул плащ. Рубашка под ним промокла насквозь, прилипла к телу, словно вторая кожа.

– Соизволь повесить это где-нибудь, чтобы просохло. – Она указала пальцем на плащ.

– Я тут думал... ну... по поводу роз, что ты собираешься сажать... я... – ему явно не хватало слов. Кэтлин злорадно ухмыльнулась. Ей нравилось видеть Шейна не в своей тарелке.

Он подобрал плащ и кинул его на скамейку на кухне.

– Мы с Гейбриелом чинили ограду на южном пастбище, и нас застигла гроза, – объяснил он, возвращаясь на веранду. – В общем, там этих цветов полно.

– Спасибо. – Ее слова вонзились между ними, точно ледяные торосы.

Он бросил на нее затравленный взгляд и слабо улыбнулся. Затем пробежал пятерней по мокрым волосам и устало прикрыл глаза. На секунду, на какой-то краткий миг она снова увидела в нем того самого Шейна, которого любила когда-то. Но она не дала воли своим чувствам.

– Тебе стоит подстричь волосы, – сказала она холодно.

– Да, я знаю. Может, ты подстрижешь? Раньше меня стригла Сериз... – Он понял свою оплошность и прикусил язык.

– Макенна хотеть кофе? – раздался с кухни громкий голос Мэри. Она просунула голову в дверной проем и огляделась. Ее волосы, которые она всегда скручивала в тугой узел у шеи, тоже были мокрые.

Гейбриел, стаскивая с себя мокрую рубашку, появился позади Мэри.

– Забавные штуки повесила на окна твоя жена, Макенна.

Шейн обернулся к ним.

– Может мужчина наедине поговорить со своей женой?

Но ковбоя было не пронять. Он скептически посмотрел на цветы.

– Ни разу раньше не замечал за тобой подобного. Тебя молнией ударило?

– Да идите вы оба... Давайте, давайте, оставьте нас одних.

Шейн вытолкал Гейбриела и захлопнул дверь у них перед носами.

Кэтлин посмотрела на маргаритки. Неужели Шейн действительно верит, что можно вымолить прощение у женщины таким пошлым и примитивным способом? И это после всех оскорблений, что выпали на ее долю?

– Прости меня, – сказал он.

Кэтлин просто сгорала от любопытства. Интересно, за что он просит прощения? За то, что бросил ее в Ирландии? Или за то, что опозорил ее, спутавшись с Сериз? Или за свое холодное отношение с самой первой минуты, как они встретились на пристани? Как он может рассчитывать на то, что она забудет все и простит его так скоро? Ведь он только что напомнил ей о своем грехе с матерью Джастиса!

Она хотела заставить его почувствовать стыд. Раскаяния – вот чего она хотела добиться от своего блудного супруга. И еще она хотела отмщения. Она хотела, чтобы он помучился так же сильно, как мучилась сама. Но в то же время она не хотела оттолкнуть его.

– Красивые цветы, – сказала она неприязненно. Хотя, нужно признать, цветы действительно были замечательные, даже несмотря на то что он вымочил их под дождем. Белые лепестки с желтой сердцевиной. Просто прелесть. Просто удивительно, как они выросли в дикой природе.

Она сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Какой старый трюк – принести женщине полевые цветы. И ведь, что самое обидное, действует. Но она знала себе цену и не собиралась сдаваться так легко.

– Пойди переоденься, пока не подхватил простуду, – сказала она.

– Да, пожалуй.

Она посмотрела на него. Будь проклята эта Сериз! Все те ночи, что она проревела в подушку, тоскуя по нему... Одна мысль о том, что эта стерва стригла Шейну волосы, дотрагивалась до его лица, согревала его теплом своего тела долгими холодными ночами, была ей точно нож в сердце.

– А это здорово, – сказал Шейн рассеянно.

– Что здорово?

– Ну, то, что ты здесь сделала. Эта побелка и все такое. – Он обвел руками веранду. – Мне, конечно, следовало притащить для тебя все это самому. Но я, признаться, забыл, что у дяди были все эти вещи. Они принадлежали его жене. Она умерла еще до того, как я приехал в Америку. Наверное, он не смог их выкинуть. Слишком дорога ему была память о ней.

Она подошла к столу и дотронулась до цветов. От них шел какой-то странный аромат.

– Бычий глаз.

Она удивленно посмотрела на Шейна.

– Маргаритки эти в здешних краях называются «бычий глаз», – пояснил он и махнул в сторону цветов шляпой, отчего на стол полетели капли.

– Надо же, никогда не слышала.

Она хотела подойти к столу и стереть капли, но ее ноги словно вросли в пол. Удивительно, но вблизи, особенно в помещении, Шейн казался ей еще больше. Штаны его были такими же мокрыми, как и все остальное. Он побрился сегодня утром, и Кэтлин заметила, что шрам на щеке подживает. С зачесанными назад волосами, свежевыбритый, он казался моложе, доступнее.

– Я могу отвезти тебя туда, если хочешь, – предложил он.

– Куда?

Он шумно вдохнул воздух и стал переминаться с ноги на ногу.

– Ну, на тот луг. Где маргаритки растут. Может, ты захочешь прокатиться верхом?

– Под таким дождем?

Она знала, что должна отказаться, но боялась обидеть Шейна. Когда она увидела улыбку на его лице, у нее отлегло от сердца.

– Не-е. Лучше завтра. Мы закончим чинить изгороди, и...

– С удовольствием, – сказала она, сдерживая улыбку. – Но объясни, почему ты предлагаешь мне посмотреть на полевые цветы? Согласись, странное поведение для человека, который хочет избавиться от жены.

Шейн отчаянно потряс головой.

– Если бы я хотел избавиться от тебя, ты уже была бы на ближайшем пароходе до Сент-Луиса.

– Ты уверен? Впрочем, о чем я? Конечно, уверен.

Она приблизилась к нему на один шажок. Ветер бил дождем в окно, барабаня по стеклу. Молния сверкнула и померкла. В помещении атмосфера накалилась не меньше, чем снаружи. Она поймала себя на том, что изучает пульсирующую на его виске жилку.

– Черт возьми, как же ты все усложняешь, женщина.

– Нет, это ты все усложняешь, – прошептала она.

– Ты взглядом своим можешь заморозить, – сказал он осипшим голосом. – Я бы сказал тебе о Сериз, но я знал, что ты тяжело это воспримешь.

Она кивнула.

– Ни одна благородная женщина не захочет узнать, что ей изменяли с такой женщиной, как Сериз. – Кэтлин почувствовала, что гнев ее проходит, оставляя после себя тупую ноющую боль в сердце. – Это делает наш брак дешевым фарсом. Это делает меня какой-то пародией на жену.

– Зря ты так.

Ну почему он не может просто прижать ее к себе? Кэтлин хотелось кричать, но она не смела. Все, что она хотела от своего законного супруга, – это любви и доверия.

Лицо Шейна заострилось, черты стали резкими. Она уже много раз замечала эту страшную перемену, с тех пор как приехала на Миссури.

– Сериз была такой же, как все, из плоти и крови. Со своими недостатками и со своими достоинствами. Она много пила и, когда выпивала лишнего, становилась жестокой. Но когда она была трезвой, в ней было так много достойных черт!

– Не сомневаюсь. – Она попыталась уйти, обогнув его, но он не позволил. Его пальцы стальной хваткой сжали ее руку.

– Не убегай от меня, не выслушав до конца. Я полдня собирался с мыслями, чтобы поговорить. Так что тебе придется дослушать. Это как сорняк. Лучше вырвать его с корнем, пока он не разросся, отравляя своими соками душу.

Она нервно кивнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не опуститься до банальных слез.

– Что было, то было. Я хочу оставить прошлое позади, – он тяжело вздохнул, помолчал немного, затем продолжил: – Пойми, Сериз была не просто теплым телом, к которому я мог прижаться дождливой ночью. И Джастис заслуживает большего, чем прослыть сыном шлюхи.

Взор Кэтлин затуманился, когда она посмотрела в глаза Шейну.

– Я стараюсь.

Она прижалась к груди Шейна и разрыдалась. Трудно было сказать, кто первым сделал шаг. Да разве это так важно? Руки Шейна гладили ее по спине, он шептал ей что-то успокаивающее на ухо.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – сказал он внятно, – но мне было так одиноко! И я думал, что ты забыла меня.

– О, Шейн! – только и смогла выговорить она.

– Да ладно, чего там. Я справлюсь. Мы сможем пережить все это. Все будет путем.

Дверь со скрипом открылась, и они услышали напряженный голос Гейбриела:

– Макенна, ты что, ударил ее?

– Нет! – закричал Шейн раздраженно. – Никого я не ударил. А сейчас проваливай отсюда. Могу я в конце-то концов поговорить со своей женой?

– Ну не знаю, по мне, так на разговор это не похоже. Миссис Макенна, у вас...

– Все хорошо, Гейбриел. Правда. Спасибо за заботу.

Гейбриел пробормотал что-то по-индейски и закрыл дверь.

– Я чувствую себя такой дурой. – Кэтлин отстранилась от Шейна и посмотрела ему в глаза.

Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

Как странно. Она хотела, чтобы он пришел и извинился. Он пришел и извинился. Она хотела, чтобы он сам попытался все исправить. Так ведь именно это он сейчас и делает. Так что же с ней? Почему она до сих пор не уверена в его чувствах?

– Кейти, ты слушаешь меня?

– Да, прости.

– Я говорил, что с детьми, с Мэри и Гейбриелом нам никогда не будет одиноко в этом доме. Мы так долго были в разлуке. – Он замолчал, подбирая верные слова. – Не знаю даже, подходим ли мы друг другу. Подходили ли вообще когда-нибудь?

– Но мы не станем ближе и не узнаем этого, если не будем откровенны, – сказала она.

– Думаю, у нас было бы больше шансов, если бы нас не прерывали все время. – Он посмотрел на кухонную дверь. – Я знаю, что Мэри тебе устроила нелегкую жизнь.

– Это можно понять. Ей тоже пришлось нелегко. – Кэтлин вытерла глаза и попыталась взять себя в руки. Впервые они разговаривали как муж и жена, и она не хотела останавливаться. – Сегодня я сказала ей, что хочу разрисовать эту стену фресками, а она заявила, что у меня в голове тараканы завелись.

– Фрески?

Она кивнула. И чего она разревелась? Сейчас он решит, что она плакса, слабая и мягкая женщина. А она хотела, чтобы он считал ее сильной.

– Ты хочешь разрисовать стену?

– Дерево в цвету. Может быть, грушу? У нас в кабинете были нарисованы фрески. Гавань Венеции.

Боже, она мямлит, словно младенец. Хуже Дерри. Шейн посмотрел на дверь.

– Пожалуй, пойду все же переоденусь.

– Я подстригу тебе волосы... если хочешь, конечно.

– Позже.

Боль все еще была там, в сердце. Но слезы смыли напряжение, возникшее между ними, подтопили лед их отношений. Впервые за последние несколько дней она почувствовала, что ей есть с чего начать, есть на что опереться.