Эти ведьмы не горят

1

Люди говорят, что от любви до ненависти один шаг.

Раньше я считала, что люди – дураки. В большинстве своем дураки. Что какие-то непонятные люди знают о любви? Или о ненависти, если уж на то пошло? А потом я начала встречаться с Вероникой Мэттьюз.

Вероника Мэттьюз…

Эта девушка вдохновила меня на каминг-аут так стремительно и бесповоротно, что голова кружилась еще несколько недель. Наш первый поцелуй изменил и мою жизнь, и меня как человека. Даже после года отношений у меня нет слов, чтобы полноценно его описать.

Родители удивились, но быстро пришли в себя после того, как в день поцелуя я заглянула на кухню и объявила:

– Мама, папа, а мне, оказывается, нравятся девушки!

Отец уронил ложку для соуса на пол, похлопал глазами, затем пожал плечами.

– Вот и славно.

Мама подняла ложку и сполоснула в раковине.

– Хочешь поговорить об этом?

Помнится, я пожала плечами. Мы с папой часто так делаем.

– Не-а. Я просто подумала, что вам нужно знать.

К этому мы больше не возвращались.

Вероника Мэттьюз научила меня любви, поэтому люди, наверное, правы. От любви до ненависти, и правда, один шаг. Вероника заставила меня сделать каминг-аут, и в итоге она же разбила мне сердце своими пальчиками с безупречным маникюром.

Ненавижу ее! Тупая, эгоистичная…

Стоящий передо мной откашливается. Я отрываю взгляд от Вероники, которая маячит в глубине магазина, у фасованных зелий, и флиртует с девушкой, имя которой вылетело у меня из головы. Но смуглянка с черными кудряшками кажется знакомой. Она ведь была чирлидером в группе поддержки вместе с Вероникой?

У прилавка околачивается Эван Вэлк, высокий белый парень, очень худой, с карими, жирно подведенными глазами. Он улыбается, когда я наконец обращаю на него внимание.

– Привет, Ханна! – Эван выкладывает товар у кассы и запускает руки в недра боковых карманов.

– Все нужное нашел? – спрашиваю я и сдерживаюсь, чтобы не скривиться при виде хихикающей Вероники. Даже лавандовый фимиам, горящий за прилавком, не успокаивает мои нервы в ее присутствии.

Эван кивает, а его счет растет по мере того, как я сканирую товары. Черные свечи. Бечевка для связывающих ритуалов. Книга про ведьм. Фимиам. Атам, черный нож с обоюдоострым лезвием, которое используется только для управления энергетическими потоками. Я подавляю желание закатить глаза. Еще один регуляр (иными словами, обычный человек) изображает ведьмака.

Я сканирую последний товар и поднимаю взгляд на Эвана. Он нарядился готом с ног до головы – на нем черные джинсы, черная майка в обтяжку, на каждом пальце перстень – и от этого выглядит еще глупее.

– Восемьдесят четыре доллара девяносто пять центов.

Пока Эван прокатывает карту, я кусаю губы. С одной стороны, хочется его предупредить. Вообще-то викканская магия, основанная на почитании природы, – ерунда в сравнении с тем, на что способна я, но баловаться с силами, суть которых не понимаешь, все равно опасно.

Эвану я не говорю ни слова. Если выдам секрет, меня могут лишить дара.

Или наказать еще ужаснее.

Натянуто улыбаясь, Эван забирает пакет с покупками, переминается с ноги на ногу, но не уходит. Я растягиваю губы в «рабочей» улыбке, а сама жду не дождусь, когда он отвалит. Вероника до сих пор хихикает над чем-то сказанным мисс Как-Бишь-Ее. Общаться с ней совершенно не хочется, но нельзя ведь сбегать из магазина, когда в зале покупатели. Никогда не считала себя ревнивой, но, если эта парочка вскорости отсюда не уберется, я…

– Это Вероника? – Эван показывает на лежащий передо мной блокнот. На верхнем листочке набросок – Вероника превращается в злого демона. – Я слышал, что вы расстались.

Жгучий румянец заливает мне щеки. Я сминаю листок и выбрасываю в мусорную корзину.

– Не хочу об этом говорить.

Ну конечно же Эван слышал. Вся школа неделями судачила о нашем прилюдном разрыве.

– Ладно, забудь, что я спрашивал. – Эван поправляет темную прядь. Напрасные хлопоты: волосы тотчас снова падают на глаза. – На костер сегодня идешь?

Я скупо улыбаюсь: спасибо, что сменил тему.

– Кажется, Джемма хочет, – отвечаю я. Раз моей лучшей подруге приспичило пойти на костер, который по окончании каждого учебного года устраивают в лесу, значит, мне она пропустить мероприятие не позволит. – А ты, получается, тоже?

– Ага, буду обязательно. – Эван поднимает пакет с магическими принадлежностями: из маленькой дыры в полиэтилене торчит кончик атама. – До встречи сегодня вечером.

– До вечера, – отзываюсь я, но, едва он отчаливает, закатываю глаза. Дилетантов обоего пола и среди туристов предостаточно, но когда и местные, салемские, наступают на те же грабли… что ж, это раздражает еще больше. Ведут себя так, будто главное – одежда и аксессуары. Типа, купил ожерелье, пару свечей – и готово, ты настоящая ведьма. Знали бы они, каковы мы, настоящие ведьмы, и на что способны… Небось ночью глаз не сомкнули бы.

Смех Вероники долетает до кассы.

От болезненного желания по спине бегут мурашки, но стынущая в венах кровь гасит чувство в зародыше. Пусть убирается из магазина. Пусть убирается из моей жизни, причем надолго, чтобы я успела ее забыть.

Увы, такое счастье мне не светит. Это эгоистичное, очаровательно проклятье моей жизни – из одного ковена с моей семьей, что было здорово, пока мы встречались, а сейчас…

– Ой, Ханна, я и забыла, что ты здесь работаешь. – Вероника бочком подбирается к кассе, в корзине для покупок – фимиам и свечи, а ложь рекой льется с леденцовых губ. – Как дела?

Я сканирую свечи, которые Вероника выложила на прилавок.

– Что ты здесь делаешь?

– Закупаюсь. – Усмехаясь, Вероника переглядывается с мисс Как-Бишь-Ее, и та щелкает жвачкой.

– У нас тут ловушка для туристов, цены завышены, и ты в курсе. – Я засовываю свечи в бумажный пакет. Волосы у меня каштановые, длиной до плеч, сейчас они падают на лицо – получается неплохая ширма, заслоняющая от Вероники.

– Может, мне хотелось тебя увидеть. – Голос у Вероники – чистый мед, но мне в ее словах слышится подслащенный яд. – На эсэмэски мои не отвечаешь.

– Ну… это такой прозрачный намек. – Я кладу в пакет последний кусочек фимиама. – С тебя сорок четыре доллара девяносто девять центов.

Вероника протягивает наличку, ее пальцы задерживаются на моих. У меня по коже бегут мурашки, но она ничего не узна́ет. Нельзя, чтобы узнала, но ведь она до сих пор так на меня действует.

– Ханна, не надо обижаться! – почти искренне просит Вероника.

А как непринужденно она произносит мое имя! Я сглатываю поступивший к горлу комок – лишь тогда ко мне возвращается дар речи.

– Спасибо за покупку в «Полете у ночного котла»! Хорошего дня!

– Ладно, Ронни, пойдем! – Мисс Как-Бишь-Ее, которую Вероника не удосужилась представить, разворачивается и спешит к выходу, стуча каблучками.

Но Вероника мешкает. Опять задерживается. Будто хочет сказать что-то еще. У меня сердце рвется из груди – она наверняка слышит его стук. Я снова поправляю фирменную футболку «Котла».

– С каких пор ты позволяешь звать тебя Ронни? Ты же терпеть это не можешь.

Моя бывшая наблюдает, как ее подруга выходит из магазина. Убедившись, что мы одни, Вероника наклоняется через прилавок и смотрит на меня сквозь ресницы.

– Осторожнее, Ханна, а то подумаю, что ты ревнуешь.

Шею обдувает ветерок, направленный и усиленный потоком энергии Вероники. Лавандовый дым клубится между нами, ласкает щеку, скользит к ключице девушки, притягивая мой взгляд к открытому участку ее кожи.

– Что ты делаешь, черт подери?! – Кроме нас, я в магазине никого не вижу, но на всякий случай голос не повышаю, чтоб никто не подслушал. – Если леди Ариана засечет тебя за использованием магии на людях…

– Расслабься, Ханна. В такой магазинчик она в жизни не заглянет. Никто ни о чем не догадается. – Вероника впивается в меня изумрудными глазами, но я отступаю и отворачиваюсь.

Прилюдное использование магии – верный способ лишиться привилегий нашего ковена. А вот мне, например, совершенно не хочется, чтобы мое обучение откладывали лишь потому, что мерзавка-бывшая плюет на законы Совета.

Вероника со вздохом отстраняется от прилавка и перестает управлять воздухом. Ветерок стихает, превращаясь в естественный сквозняк.

– Довольна?

Ответом я ее не удостаиваю. Веронике известно, что будет, если нас засечет регуляр. Если узнает наша верховная жрица.

– Слушай, Ханна, я хотела спросить… – Вероника треплет пакет со свечами. – Ты завтра придешь на выпускной? Кажется, я наконец-то довела свою речь до идеала.

– Правда? – В голосе у меня столько одобрения, что самой противно. Долгая дружба бесследно не проходит, хоть Вероника и причинила мне много боли. Я скрещиваю руки на груди и оглядываю магазин, убеждаясь, что мы пока еще одни. – Нет, не приду. Мне лучше лишиться магической силы, чем на твоем выпускном сидеть.

Слова повисают между нами, заряженные большей энергией, чем искусственный ветерок Вероники. Она открывает рот, но не говорит ни слова. Неужели вспоминает день, когда мы покупали ей выпускное платье? Или тот вечер, когда ее официально объявили лучшей на выпуске? Или вспоминает, чем мы занимались сразу после того, как ее родители легли спать? Чувство вины щемит душу, но я его гоню. Это она виновата, что мы больше не вместе. Она причинила мне боль.

Вероника перекладывает пакет в другую руку, и ее лицо превращается в маску. Обиды уже нет. Нет девушки, которую я любила: ее вытеснила стерва, разбившая мне сердце.

Мисс Как-Бишь-Ее заглядывает в магазин, а потом направляется к прилавку.

– Ты в порядке?

– Конечно! – Натужно-лучезарная улыбка на губах у Вероники – словно меч в руках. – Я просто подумала, что забыла чек! – Она берет свою девушку под руку и дефилирует к двери.

Звон колокольчика объявляет об их уходе, а у меня чуть сердце не разрывается. В глазах стоят жгучие слезы, только лить их я не буду, не доставлю Веронике радости.

Она жестоко ошибается, если думает, что все лето может запросто являться ко мне на работу. Я олимпийская чемпионка по умению держать зло и таить обиду.