Этикет & шпионаж

Гейл Кэрриджер

Этикет & шпионаж

Институт совершенства — 1

Гейл Кэрриджер «Этикет & шпионаж», 2019

Оригинальное название: Gail Carriger «Etiquette & Espionage», 2013

Перевод: Karmenn

Редактирование: Sig ra Elena

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Принять участие в работе Лиги переводчиков http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

С вечной благодарностью тем, кто совершенствовал меня, и наилучшим образом, на каждом этапе жизни: Кэти, Кэрол, Гарриет, Джеймсу, Энн, Джо, Тими, Джудит и Тому. Есть ли труднее работа, чем учить и быть в том воистину мастером? Вот настоящий героизм.

Посвящаю также Уиллоу, следующему поколению.

Глава 1

Софрония собиралась спустить кухонный лифт на первый этаж в главную гостиную, где пила чай миссис Ракогусь. Сама миссис Ракогусь явилась с незнакомкой на буксире.

«Старая перечница, которая всюду сует свой нос».

Поскольку по коридорам сновали родственники и домашние механизмы, то подслушивание исключалось. Единственное место подслушать матушку, миссис Ракогусь и незнакомку нашлось внутри кухонного лифта. Миссис Ракогусь имела твердое мнение, как нужно воспитывать чужих дочерей. Софрония не желала, чтобы ее воспитывали. Поэтому призвала кухонный лифт на службу шпионажа.

Сам лифт не согласился с этой идеей и не пожелал остановиться на первом этаже, а упорно вознесся на все четыре. Наверху Софрония исследовала лебедку. Часть тяглового устройства составляли каучуковые ремни.

«Если убрать ремни, то лифт, может, освободится, когда его тряхнуть?»

Потолка у лифта не было: просто площадка с поддерживающим канатом внутри и тянущим канатом снаружи. Софрония принялась освобождать ремни. Ничего не случилось. Пришлось потянуть сильнее.

И пока она ради защиты обертывала каучуком свои башмаки, на чье плачевное состояние недавно жаловалась матушка, кухонный лифт начал трястись.

Софрония кинулась к тянущему канату, но не успела его схватить, как лифт стал стремительно опускаться. Очень быстро. Чересчур быстро. Мимо пронеслась дверца на третий этаж, потом на второй.

«Наверно, убрать ремни — не такая уж хорошая идея».

Лишь только замаячила дверца следующего этажа, как Софрония нырнула и вывалилась через нее прямо в семейную гостиную. Юбка зацепилась за край дверцы, и раздался зловещий треск рвущейся материи.

К несчастью, грандиозное спасение Софронии совпало с попыткой горничной загрузить лифт недоеденным трайфлом (бисквит с кремом, пропитанный вином. Прим. пер.).

В полете Софрония пнула трайфл. Горничная завизжала. Трайфл описал в воздухе дугу, разбрызгивая заварной крем, бисквит и клубнику по синей парче и обивке цвета сливок вычурной гостиной.

В безукоризненном совершенстве чашка приземлилась на голову миссис Ракогусь, которая не принадлежала к женщинам, что предпочли бы тонкости коронации пудингом. Тем не менее, вышло великолепное зрелище, когда чашка опрокинула содержимое на модную дамскую шляпу. До сего момента изящная шляпка была красного цвета с черными бархатными лентами и алыми страусиными перьями. А с трайфлом, нужно признать, потеряла изящность. Софрония с превеликой сдержанностью подавила победный смешок.

«Это научит мадам, как вмешиваться в чужие дела».

Миссис Ракогусь, представительная женщина со склонностью ко всему прогрессивному, надо сказать, поддерживала социальную реформу вампиров и оборотней, отменно играла в вист, держала в сельском коттедже привидение и даже изредка носила французские платья. Она соглашалась, что дирижабли станут в ближайшем будущем великим средством передвижения и что люди скоро смогут летать по воздуху. Но тем не менее ее прогрессивные взгляды не простирались так широко, чтобы признать, мол, пище позволено летать.

Дама в ужасе завизжала.

Одна из старших сестер Софронии, Петуния, играла роль хозяйки дома. Побледнев от досады, Петуния ринулась помочь старой леди убрать чашку с головы. Матушки нигде не было видно. От этого Софронии стало куда тревожнее, чем от того, что она напала трайфлом на гостью.

Миссис Ракогусь встала с достоинством, какое возможно изобразить при данных обстоятельствах, и взглянула на растянувшуюся на плюшевом ковре Софронию, юбку которой украшала огромная дыра. И Софрония испытала унизительное чувство, осознав, что ее нижние юбки видны окружающим!

— Ваша матушка занята, у нее важная встреча. Я собиралась дождаться, когда она освободится. Но теперь-то я ее побеспокою. На дворе тысяча восемьсот пятьдесят первый год, и я убеждена, что мы живем в цивилизованном мире! Вы, юная мисс, хуже бешеного оборотня, и кто-то должен принять меры.

И миссис Ракогусь фыркнула так, будто Софрония одна ответственна за постыдное положение всей Британской империи, и, не дав оправдаться, переваливаясь как гусыня, удалилась из гостиной с комом крема, прокладывающим путь по пышным юбкам.

Софрония со вздохом опрокинулась на спину. Следовало бы проверить, какие она получила синяки и ссадины, или поискать остатки платья, но шлепнуться было куда драматичнее. Софрония закрыла глаза и представила возможные обвинения, которые вскоре последуют от раздраженной матушки.

Ее размышления прервали.

— Софрония Анжелина Тряпочертик!

Ой-ёй. Она осторожно приоткрыла глаз.

— Да, Петуния?

— Как ты могла? Бедняжка миссис Ракогусь!

«Сегодня нам только не хватало еще старшей сестрицы, чтобы выступить дублером матушки. Превосходно».

— Будто я нарочно.

Софронию раздосадовали детские капризные нотки в собственном голосе. Она теряла самообладание, когда рядом появлялась старшая сестра.

— Осмелюсь сказать, если ты можешь, то именно нарочно и творишь. Что ты делала внутри кухонного лифта? И почему лежишь здесь с нижними юбками наружу и с каучуком на ногах?

Софрония ощетинилась.

— Э, хм, ну, видишь ли…

Петуния заглянула в недра лифта, где весело болтались обрывки юбки Софронии.

— О, бога ради, Софрония. Ты снова лазила куда — то! Ты кто, десятилетний мальчишка, ворующий яблоки в саду?

— Вообще — то, я сейчас пытаюсь прийти в себя. Поэтому буду признательна, если ты вознамеришься убраться, пока я приду в себя окончательно.

Петуния, которая в шестнадцать считала себя совершенно взрослой, конечно ничего такого не вознамеривалась.

— Посмотри, что ты натворила. Какая грязь. Бедная Элиза.

Элиза, горничная, лишенная трайфла, пыталась навести порядок в хаосе, что стал результатом неожиданного исхода Софронии из кухонного лифта.

Софрония поползла помочь собрать клубнику и ошметки пудинга, разлетевшиеся по всей комнате.

— Прости, Элиза. Я ненарочно.

— Вы всегда ненарочно, мисс.

Петунию не так — то просто было сбить с толку.

— Софрония!

— Ну, сестренка, если уж быть точной, я ничего не сделала.

— Скажи это любимой шляпке бедной женщины.

— Это трайфл виноват.

Идеальные розовые губки Петунии искривились, что можно было бы принять за попытку скрыть улыбку.

— Ну в самом деле, Софрония, тебе уже четырнадцать, а ты просто не годишься для общественного потребления. Я не разрешаю тебе присутствовать на балу в честь моего дебюта. Ты натворишь там что — нибудь ужасное, например, прольешь пунш на самого красивого юношу.

— Да ни за что!

— О, нет, еще как прольешь.

— Ни за что! Да у нас и знакомых красивых юношей — то нет.

Петуния эту шпильку пропустила мимо ушей.

— Ты что, должна быть такой врединой? Всегда что — то натворишь. — Петуния выглядела самодовольной. — Хотя я уверена, мамуленька наконец решила, что с тобой делать.

— Решила? Делать? Делать что? Что происходит?

— Мамуленька заключает договор с вампирами на обучение по всем правилам. Ты уже достаточно взрослая, чтобы они захотели тебя взять. Тебе скоро сделают высокую прическу — а что нам еще с тобой поделать? У тебя даже начинает появляться décolletage (бюст, декольте. — Прим. пер.).

Софрония покраснела от смущения при упоминании такой тонкой материи, но умудрилась протестующе пробормотать:

— Мамуленька никогда так не поступит!

— О, да! С кем, как ты думаешь, она сейчас беседует? Почему, как считаешь, все происходит в секрете? Вампиры такие штуки обожают.

Разумеется, мамуленька грозилась всякий раз, когда кто — нибудь из детей особенно шалил. Но Софрония сроду бы не поверила, что угроза осуществится.

— Но это просто чай! Там не могут быть вампиры. Они не выходят при дневном свете. Все это знают.

Петуния в своей манере отмела оборонительное утверждение, беспечно махнув рукой:

— Ты думаешь, за такой, как ты, пошлют настоящих вампиров? О, нет. Мамуленька разговаривает с дроном. Готова поспорить, они прямо сейчас подписывают документы на рабство.

— Но я не хочу быть вампирским дроном, — скривилась Софрония. — Они будут сосать мою кровь и заставят одеваться только по самой последней моде.

Петуния с видом всезнайки, что крайне раздражало, кивнула:

— Да. Да, они такие.

В дверях возник дворецкий Важномрачнер и замер на пороге, пока его валики перемещались на комнатные рельсы. Среди домашних механизмов он был последним приобретением и по размеру и форме напоминал куст волчьей ягоды. Дворецкий подкатился и сверху нацелил носовые выступы на Софронию. Глаза — кружки гагатового цвета выражали вечное неодобрение.

— Мисс Софрония, ваша матушка желает видеть вас немедленно, — заявил он металлическим скрипучим голосом, исходившим из музыкального устройства, заключенного в недрах железного тела.

Софрония вздохнула:

— Она посылает меня к вампирам?

Петуния наморщила нос:

— Полагаю, есть вероятность, что они тебя не возьмут. Я хотела сказать, Софрония, учитывая, какое у тебя платье!

Безо всякого выражения дворецкий лишь повторил:

— Немедленно, мисс.

— Может, мне сбежать в конюшню? — спросила Софрония.

— О, пора уже повзрослеть! — воскликнула с отвращением Петуния.

— Мне что, лучше стать надутой комнатной собачкой, как ты?

«Будто бы взросление — заразная болезнь, которую подхватываешь от назойливых старших сестер».

Софрония тащилась за Важномрачнером, судорожно вытирая о передник измазанные в заварном креме руки. И надеялась, что этот предмет одежды спрячет позорно оскудевшее состояние ее юбки.

Дворецкий катился по коридору, направляясь в библиотеку батюшки. Там тщательно накрыли стол к чаю: кружевные салфетки, бисквитный торт, лучший китайский чай. Усилий куда больше, чем когда — либо потрачено на прием миссис Ракогусь.

Напротив матушки, потягивая чай, в большой шляпе и с кислым выражением лица сидела элегантная леди. И в точности походила на особу женского пола, в которой можно заподозрить вампирского дрона.

— Мисс Софрония, мадам, — объявил с порога Важномрачнер, не соизволив вкатиться на рельсы. И выскользнул прочь, видимо, созвать войска на очистку гостиной.

— Софрония, что ты сотворила с бедной миссис Ракогусь? Она покинула нас в ужасном гневе… О, только посмотри на себя! Мадемуазель, пожалуйста, простите внешний вид моей дочери. Уверяю, это исключение, впрочем, увы, слишком частое. Вот такое трудное дитя.

Незнакомка окинула Софронию строгим взглядом, отчего та ощутила себя какой — то шестилеткой. Софрония болезненно осознавала свой жалкий вид. Никто не назвал бы ее элегантной, гостья же была до кончиков ногтей леди. Софрония прежде не понимала, какое властное впечатление это производит. Ко всему прочему, незнакомка с бледной кожей и проглядывающими в черных волосах седыми прядками была оскорбительно прекрасна. Молодое лицо несмотря на седину, и потому определить ее возраст было невозможно. Идеально сидевшее дорожное платье с жесткими кружевами, громоздкими юбками, бархатной оторочкой — Софрония в жизни не видела прекраснее. Ее матушка следовала скорее за модой, чем обладала прекрасным вкусом. Эта же женщина была элегантна воистину.

«Несмотря на красоту, — думала Софрония, — немного смахивает на ворону».

Она уставилась себе под ноги и пыталась придумать объяснение случившемуся, которое бы не включало шпионаж.

— Ну, я просто хотела посмотреть, как эта штука работает, а потом…

Матушка прервала речь:

— Как работает? Да как такое может интересовать юную леди? Сколько раз я предупреждала, чтобы ты не якшалась с технологиями?

Софрония задумалась, не был ли вопрос риторическим, и начала подсчитывать, на всякий случай, число раз. Матушка повернулась к гостье:

— Вы видите, что я имела в виду, мадемуазель? Она великая чума.

— Что? Мамуленька!

Софрония оскорбилась. Прежде матушка не использовала таких слов в приличном обществе.

— Молчи, Софрония.

— Но…

— Видите, мадемуазель Жеральдин? Видите, что я должна терпеть? И вот так каждый божий день. Воистину чума с самого рождения. А ведь другие мои девочки просто благословенные крошки. Ну, полагаю, это наш долг. Говорю вам с полнейшим доверием, я не представляю, что мне с ней делать. Право, не знаю. Когда она не читает, то что — нибудь ломает или флиртует с лакеем, или забирается на что — нибудь — на деревья, мебель, даже на людей.

— Это случилось сто лет назад! — возмутилась Софрония.

«Сколько она будет мне припоминать? Мне было восемь лет!»

— Тише, дитя. — Миссис Тряпочертик даже не смотрела на дочь. — Вы слышали когда — нибудь подобное о девочках? Я знаю, что она немного нахальна для школы совершенства, но надеюсь, вы сделаете исключение, хоть разок.

«Школа совершенства? Так меня не отошлют к вампирам?»

Софронию накрыло облегчение, а потом пришла другая ужасная мысль. Школа совершенства! Там будут уроки. По реверансам. Как одеваться. Как есть, отставив мизинец. Софронию передернуло. Наверное, рой вампиров был бы предпочтительней.

Миссис Тряпочертик продолжала настаивать.

— Разумеется, мы с готовностью возместим расходы, если вы примете Софронию. Миссис Ракогусь сказала в доверительной беседе, что вы мастерски управляетесь с трудными случаями. У вас превосходные рекомендации. Да что там! Только на прошлой неделе одна из ваших учениц вышла замуж за виконта.

Софронию передернуло.

— Ну в самом деле, мамуленька!

«Замуж? Как, уже?»

Пока «ворона» не вставила ни слова. Что было обычным явлением в обществе матушки. Незнакомка просто пила чай, сосредоточив внимание на Софронии. Взгляд тяжелый, оценивающий, а движения скупые и точные.

— И разумеется, напомню о дебютном бале дорогой Петунии. Мы надеемся, что Софрония будет представлена там в должном виде. В этом декабре? Ну, в должном — насколько возможно, учитывая ее… недостатки.

Софрония скорчила гримасу. Она и так знала, что не обладает внешностью сестер. Почему — то богини судьбы почли подходящим скроить ее по батюшкиному подобию, а не по матушкиному. Но ни к чему обсуждать сей предмет так откровенно с какой — то незнакомкой!

— Это можно устроить. — Когда незнакомка заговорила, наконец, то с таким сильным французским акцентом, что с трудом можно было разобрать слова. — Мисс Тряпочертик, почему ваши ботинки обернуты каучуком?

Софрония посмотрела вниз.

— Мамуленька жаловалась, что я вечно их царапаю.

— Интересное решение. И как, помогает?

— Не имела случая проверить. — Она помолчала. — Еще.

С виду это утверждение не впечатлило и не поразило незнакомку.

Снова появился Важномрачнер. Он махнул клешнеобразной механической рукой, подзывая матушку, та встала и вышла посовещаться с дворецким. Важномрачнер имел вредную привычку неожиданно сталкиваться с какими — то тайнами. Домашних механизмов такое сбивает с толку.

Пошептавшись с дворецким, миссис Тряпочертик покраснела и резко обернулась.

«О, боже, — подумала Софрония, — что я еще натворила?»

— Простите, я отлучусь на секунду. Выяснилось, что возникли трудности с новым кухонным лифтом. — Она пронзила дочь взглядом. — Попридержите ваш язычок и ведите себя прилично, юная леди!

— Да, мамуленька.

Миссис Тряпочертик оставила комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Откуда вы достали каучук?

«Ворона» с относительной легкостью отпустила матушку Софронии, все еще увлеченная усовершенствованием ботинок. Каучук — удовольствие дорогое и труднодоступное, особенно в форме, отличной от шара.

Софрония выразительно кивнула в сторону лифта.

— Так вы сломали ради этого лифт?

— Я не говорю, что сломала. И не говорю, что не сломала.

Софрония вела себя осмотрительно.

«В конце концов, эта женщина хочет уволочь меня в школу совершенства. И я там останусь на долгие годы, а потом сплавят какому — нибудь лысому виконту с двумя тысячами годового дохода».

Софрония пересмотрела свой подход: возможно, стоит призвать меньшую осторожность и разумно применимый саботаж.

— Мамуленька не обманывала, как вы понимаете, насчет моего поведения. Лазание и все такое. Хотя прошло уже время, как я пыталась вскарабкаться на кого — нибудь. А с лакеем я не флиртовала. Он боготворит Петунию, а не меня.

— А что насчет разрушения всего и вся?

Софрония кивнула, поскольку это лучшее объяснение поломки лифта, чем шпионаж.

— Я без ума от машин. Очень интригующие штучки, эти механизмы, не находите?

«Ворона» склонила голову набок:

— Я по большей части предпочитаю их использовать, а не разбирать. Зачем вы это делаете? Чтобы досадить вашей матери?

Софрония задумалась. Она относительно любила матушку, как положено, но считала, что в какой — то степени находилась с ней в состоянии войны.

— Возможно.

Проблеск улыбки мелькнул на губах гостьи. В этот миг лицо ее очень помолодело. Улыбка быстро исчезла.

— А какая вы актриса? Хороши?

«Какая учительница школы совершенства спросит такое?»

— Театр? — Софрония ощетинилась. — Может, у меня и грязь на лице, но я все еще леди!

Женщина оглядела выставленные наружу нижние юбки Софронии.

— Оставим это пока. Посмотрим потом. — Отвернулась, будто потеряла интерес, и взяла кусок торта. — Вы сильная?

Где — то в коридоре что — то с хлопком взорвалось. Софронии показалось, что послышался вскрик матушки. Вместе с гостьей они не обратили на шум внимания.

— Сильная? — переспросила Софрония, бочком подбираясь к чайному подносу и пожирая взглядом торт.

— От всех этих лазаний. — Молчание. — И, полагаю, от катания на машинах.

Софрония моргнула:

— Я не слабачка.

— И определенно поднаторели в умении увиливать от ответа.

— А это что, плохо?

— Зависит от того, кто вас спрашивает.

Софрония обзавелась двумя кусками торта, словно ей предложили угоститься. Гостья воздержалась от замечания. Софрония быстро отвернулась, якобы найти ложку, и сунула кусок в карман передника. Мамуленька наверняка лишит сладкого на неделю, как только обнаружит, что случилось с кухонным лифтом.

Может, гостья и заметила воровство, но виду не показала.

— Вы ведь директриса этой школы совершенства?

— Вы директриса этой школы совершенства, мадемуазель Жеральдин? — поправила «ворона».

— Вы директриса этой школы совершенства, мадемуазель Жеральдин? — послушно повторила за ней Софрония, хотя их и не представили должным образом.

Странно, учитель какой — то школы совершенства. Стоит ли ждать, пока вернется мамуленька?

— Она называется Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин. Вы слышали о таком?

Софрония слышала.

— Я думала, только лучшие семейства могут себе это позволить.

— Иногда мы делаем исключения.

— Так вы мадемуазель? Вы не кажетесь старой.

— Что ж, спасибо, мисс Тряпочертик, но к вашему же благу не стоит озвучивать подобные наблюдения.

— Простите, мадам.

— Простите, мадемуазель Жеральдин.

— О, да, простите, мадемуазель Жеральдин.

— Очень хорошо. Вы заметили во мне еще что — то странное?

Софрония ляпнула первое, что пришло в голову:

— Седина в волосах. Она неуместна.

— А вы ведь наблюдательная юная леди?

И тут одним быстрым движением мадемуазель Жеральдин бросила из — за спины маленькую подушку. Бросила, между прочим, в Софронию.

Софрония, в которую прежде леди не бросали подушки, изумилась, но поймала.

— Ловкость присутствует, — отметила мадемуазель Жеральдин, показав пальцами, чтобы ей вернули подушечку.

Потрясенная Софрония подушечку вернула.

— Зачем…

Рука в черной перчатке поднялась, пресекая дальнейшие расспросы.

Их беседу прервала вернувшаяся миссис Тряпочертик.

— Приношу свои извинения. С моей стороны это была непростительная грубость. Не могу понять, что случилось с кухонным лифтом. Он производит отвратительный шум. Но вам ни к чему слушать о таких мелких домашних пустяках.

Она сделала ударение на слове «пустяки». (игра слов — слово trifles переводится и как десерт «трайфл», и как «пустяки». — Прим. пер.)

Софрония скорчила гримасу.

Миссис Тряпочертик села и потерла жирное пятно на прежде безупречной перчатке.

— Как вы поладили с Софронией?

— О, вполне, — ответила мадемуазель Жеральдин. — Юная леди поведала мне о некоторых исторических книгах, которые недавно прочла. Каков был предмет?

«Она что, не хочет, чтобы мамуленька знала, что она кидала в меня подушкой?»

Софрония никогда бы не подкачала, если требовалось соврать.

— Египет. Очевидно, Первобытная монархия, которая последовала сразу за Мифологическим периодом, характеризуется новыми датами. И…

— Более чем достаточно, — прервала матушка. — Директрису не интересует образование. Воистину, мадемуазель Жеральдин, если дать ей волю, она не остановится. — И посмотрела с надеждой: — Знаю, она ужасное создание, но вы можете с ней что — нибудь сделать?

Мадемуазель Жеральдин сдержанно улыбнулась:

— Что вы скажете насчет испытательного срока? Если мы вернем ее к дебютному балу через несколько месяцев и посмотрим, чего она достигла?

— Ох, мадемуазель Жеральдин, это же превосходно, лучше не бывает! — Матушка радостно сжала руки. — Разве не волнующе, Софрония? Ты отправляешься в школу совершенства!

— Но я не хочу уезжать в школу совершенства!

Софрония не могла подавить раздраженные нотки в голосе при пронесшемся в голове видении, как она учится обращаться с зонтиком.

— Не говори так, дорогая. Это будет восхитительно.

Софрония ухватилась за припрятанный козырь:

— Но она бросила в меня подушкой!

— Ох, Софрония, не выдумывай, ты же знаешь, как этим меня расстраиваешь.

Софрония глупо таращилась, то и дело переводя взгляд с оживившейся матушки на ворону — незнакомку.

— Как быстро она может собраться? — поинтересовалась мадемуазель Жеральдин.

— Вы желаете забрать ее сейчас? — поразилась матушка.

— Коли я уже здесь, верно? Зачем даром терять время?

— Не думаю, что можно быстро собраться. Мы должны купить несколько платьев, теплое пальто. А что насчет учебников?

— О, вы можете прислать все позже. Я снабжу вас списком необходимого. На данное время она в прекрасном состоянии. Подающая надежды девочка, полагаю.

— Ну, если вы считаете, что так лучше…

— Считаю.

Софрония не привыкла видеть, чтобы матушку столь действенно настроили на сборы.

— Но, мамуленька!

— Если мадемуазель Жеральдин считает, что так лучше, то тебе стоит пошевелиться, юная леди. Переоденься в выходное, а именно синее, платье и воскресную шляпку. Я распоряжусь, чтобы горничная собрала самое необходимое. У нас есть полчаса, мадемуазель?

— Разумеется. Может, я предприму небольшую прогулку по окрестностям, пока вы собираетесь. Разомну ноги перед поездкой.

— Извольте. Идем, Софрония, у нас много дел.

Разочарованная, в расстроенных чувствах Софрония потащилась за матушкой.

Последовательно ей вручили старый чемодан, извлеченный с чердака, три шляпные коробки и саквояж. Едва ли имея достаточное время, чтобы обеспечить перекус на дорогу — бог знает в какие края и на бог ведает какое расстояние, — Софрония очутилась в карете, куда ее сунули весьма поспешно. Матушка поцеловала ее в лоб и устроила суетливое представление:

— Моя крошка, уже выросла и покидаешь нас, чтобы стать леди!

Как говорится, вот и все дела.

Возможно Софрония надеялась на грандиозные проводы с участием всех родственников и половины домашних механизмов, машущих вслед облитыми слезами платочками. Однако младшие братья были в деревне, старшие в Итоне, сестры занимались мишурой или замужеством — возможно, и тем и другим одновременно, а механизмы раскатывали, выполняя домашнюю работу. Софронии показалось, что она углядела Роджера, мальчика — конюшего, машущего шапкой с сеновала, но помимо него даже матушка лишь небрежно пошевелила кончиками пальцев и вернулась в дом.

Глава 2

Карета была изумительная, снабженная последними достижениями в виде автоматически опускавшейся крыши, выдвижной подставки для ног и чайницы. Экипаж наемный, однако разряжен, как фамильная карета: стенки обиты темно — синим бархатом, дабы приглушить уличный шум, а одеяла с золотой бахромой спасали от простуды.

Софрония едва ли успела все это рассмотреть, как мадемуазель Жеральдин стукнула в потолок ручкой зонтика, и они тронулись в путь.

Больше убранства экипажа удивляло то, что карету уже занимали два ученика. Совершенно очевидно, что они терпеливо просидели на месте все время, пока мадемуазель пила чай, а Софрония роняла кухонные лифты и упаковывала свои мирские пожитки в чемодан. Прямо напротив сидела ясноглазая и с виду жизнерадостная юная леди, немного младше Софронии, с копной волос цвета меда и круглым, словно фарфоровым личиком. К ее светло — красному платью была пришпилена огромная красная с золотом стеклянная брошь. Сочетание волос, украшения и платья придавало леди совершенно скандальный вид, будто ее обучали, как стать ночной бабочкой. Софронию впечатлило должным образом.

— Бог ты мой! — обратилась девочка к Софронии, будто появление той в карете стало самым выдающимся событием дня. Что, весьма возможно, так и было, учитывая праздное сидение в экипаже без отвлекающего занятия или развлечения.

— Как поживаете? — спросила Софрония.

— А как вы? Разве не прекрасный день? Воистину замечательный. Я Димити. А вы?

— Софрония.

— И все?

— А что, разве этого мало?

— О, ну, я хочу сказать, что я, если точнее, Димити Энн Пероблёкли — Тынемот, вообще — то.

— Софрония Анжелина Тряпочертик.

— Боженьки, как трудно выговорить.

— Вот как? Возможно.

«Будто Димити Энн Пероблёкли — Тынемот выговорить легче».

Софрония перевела взгляд от Димити на еще одного обитателя кареты. Было трудновато распознать, что за существо притаилось под большой не по размеру шляпой — котелком и заляпанной масляными пятнами шинелью. Впрочем, если поднатужиться, Софрония сказала бы, что это порода мальчика неопрятного. Он носил очки с толстыми стеклами, основательно морщил лоб, а на коленях держал внушительный пыльный фолиант, который полностью завладел его вниманием.

— Что это такое? — спросила она соседку, морщившую нос.

— Ох, это? Это просто Пилловер.

— А что называют «пилловером» у вас дома?

— Моего младшего брата.

— А, соболезную. У меня самой их несколько. Дьявольское неудобство эти братишки.

Софрония с совершенным пониманием кивнула на нелепую шляпу с пальто.

Пилловер из — под очков бросил на девочек косой взгляд. С виду брат был на несколько лет младше сестры, которой, как догадалась Софрония, исполнилось тринадцать.

— Его определили в Бансон.

— Для чего?

— Политехническая школа для мальчиков Бансона и Лакруа. Ну, знаешь, та, другая, школа.

Софрония, которая понятия не имела, о чем говорит Димити, притворилась из вежливости осведомленной.

Димити продолжала чирикать. Оказалась она чуточку говорливой. После своей семьи Софрония чувствовала себя с такой болтушкой как рыба в воде. Уж что — что, а поболтать ее родня всегда любила, но о куда менее интересных вещах, чем Димити.

— Мамочка и папочка хотят, чтобы он стал злым гением, но сердце у него лежит к латинской поэзии. Правда, Пилл?

Мальчик одарил сестру противным взглядом,

— Пилловер ужасно не преуспевает в злых делах, если вы понимаете, о чем я. Наш папа в числе основателей Конфедерации мертвых хорьков, а мама кухонный химик с сомнительными намерениями, но бедняжка Пилловер, с его Кривыми окулярами фантастического увеличения, не может и муравья убить. Ведь не можешь, Пилл?

Софрония чувствовала, словно от нее постепенно ускользала нить беседы.

— Конфедерация мертвых хорьков?

Димити кивнула, тряхнув кудрями.

— Знаю, знаю, можешь посочувствовать. Я стараюсь видеть и светлую сторону: по крайней мере, папа не Засольщик.

Софрония вытаращила глаза.

— Э, о, да, куда лучше.

«Засольщик? Что такое, небеса святые, Засольщик?»

— И вот Пилл для бедного старого папы грустное разочарование.

Упомянутый Пилл отложил книгу, явно намереваясь себя защитить.

— Я сделал скамеечку на шарнирах, которая двигается, когда кто — нибудь собирается на нее присесть. И еще горшок заварного крема, который никогда не остывает так, чтобы стать пригодным для пудинга.

Димити внесла пояснения, которые разбили все доводы.

— Скамеечка в конце концов всегда двигается вперед, так что садится на нее преудобно. А повар просто использует Кремовый дурной горшок, чтобы держать теплыми булочки.

— Послушай. Так не пойдет. Нечего выбалтывать семейные тайны!

— Смирись, Пилл, ты прискорбно добрый.

— О, ну это уж слишком! А ты что, такая уж злодейка? Господи, да ты хочешь выйти замуж и стать леди. Да в нашей семье сроду такого не слыхивали! По крайней мере, я — то стараюсь.

— Ну, школа совершенства ведь на то и требуется, чтобы помочь стать леди?

По крайней мере, об этом Софрония была осведомлена наверняка.

Мальчик насмешливо фыркнул.

— И близко нет. Только не эта школа совершенства. Вовсе не того совершенства. Или стоит сказать, что того, но только с виду? Уверен, вы понимаете.

Пилловер бросил насмешливый косой взгляд на Софронию, затем, заметно смутившись, снова вернулся к книге.

— На что он вообще намекает? — обратилась Софрония к Димити, чтобы та объяснила поведение брата.

— Хочешь сказать, ты не знаешь?

— Не знаю что?

— О бог ты мой. Ты скрытый рекрут? Совсем без семейных связей? Я знала, что их берут, конечно, но не думала, что встречусь хоть с одним. Как чудесно! Ты находилась под надзором? Я слышала, иногда так делают.

Тут вмешалась мадемуазель Жеральдин.

— Довольно об этом, мисс Пероблёкли — Тынемот.

— Да, мадемуазель Жеральдин.

И директриса продолжила дальше не обращать на них внимания.

— Так куда мы путешествуем? — спросила Софрония, решив, что это допустимый вопрос, коли им явно не разрешается говорить о самой школе.

— Так ты даже этого не знаешь? — В голосе Димити явственно слышалась жалость. — Ну, в Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин.

Софрония помотала головой.

— Нет, я имею в виду, где находится эта школа?

— Ну, никто не знает точно, но где — то на юге. В Дартмуре или поблизости.

— Откуда такая таинственность?

Димити тряхнула головой, кудри снова взлетели.

— О, нет, послушай, я не то имела в виду. Понимаешь, она не на одном месте.

— Что не на одном?

— Школа.

Софрония вообразила дом, полный визжащих девочек, удирающий по торфяникам на гусеницах, как какое — то громадное перевозбужденное механическое сооружение.

— Школа передвигается? Что, на сотнях крошечных ножек?

— Ножек? Ну да, двигается, но только не на ножках. Думаю, вот так, ну ты знаешь.

Димити подняла голову и многозначительно посмотрела на потолок.

Софрония чуть не продолжила расспросы, когда ужасный толчок сотряс их на месте, и карета так резко встала, что Димити бросило на Софронию, а Пилловер очутился на мадемуазель Жеральдин.

Мадемуазель Жеральдин закричала, наверно, оскорбленная близким знакомством с загвазданным пальто Пилловера, и замахала руками и ногами, чтобы от него избавиться.

Софрония и Димити, хихикая, распутались.

Пилловер с немалым достоинством для мальчика его возраста освободил от своей особы директрису и поднял с пола котелок.

— Что, скажите на милость, происходит? — постучала зонтиком в потолок мадемуазель Жеральдин. — Кучер? Кучер!

Карета оставалась на месте. Или, по крайней мере, ничего не указывало на то, что она собирается двигаться дальше, только время от времени подавалась назад, будто лодка в открытом море.

Дверца кареты рывком распахнулась, и в проеме показался вовсе не кучер, а причудливый с виду джентльмен. Он был облачен в твидовые бриджи, сапоги, красную куртку и дорожную шляпу, и в то же время нацепил защитные очки и обернул нижнюю часть лица длинным шарфом на манер исследователей Арктики.

Карета снова накренилась. Одна из лошадей в тревоге заржала.

У странного человека в шарф была воткнута массивная бронзовая луковица. Он наставил на пассажиров мерзкий на вид пистолет. Софрония, увидев оружие, как завороженная не могла отвести от него глаз. Ей не доводилось прежде сталкиваться так близко с настоящим пистолетом, и она была потрясена.

«Боже, уберите эту штуку, а то еще кто — нибудь пострадает!»

— Разбойник! — взвизгнул Пилловер.

— Нет, — поправила мадемуазель Жеральдин, скрипнув зубами. — Хуже. Налетчик. — Нечто в ее тоне, как чувствовала Софрония, заставляло предположить, что мадемуазель не удивлена. У Софронии мгновенно возникли подозрения насчет нее и этого налетчика.

Директриса захлопала длинными ресницами.

— Боже, сэр, что вам может от нас понадобиться? Я простая директриса, везу трех детишек к их месту назначения.

«Ну, это она чересчур хватила через край, верно?» — подумала Софрония.

— Мы маленькие сошки. Мы…

— Помолчите, — прервал мадемуазель Жеральдин налетчик. — Мы прекрасно знаем, что вы прибрали к своим хорошеньким ручкам. Отдайте прототип.

— Совершенно не имею понятия, о чем вы.

Дрожащая улыбка директрисы была хорошо исполнена, однако явно не убеждала.

— Разумеется имеете. Где он?

Мадемуазель Жеральдин потрясла головой, мило опустив ресницы.

— Ладно, тогда мы просто сами посмотрим.

Мужчина, уже обращаясь в небо, что — то неразборчивое крикнул.

Что — то тяжелое ударило в крышу кареты. Софронии и ее спутникам только и оставалось безмолвно наблюдать, как их сундуки, сумки и шляпные коробки сорвали с крыши и бросили наземь. Те раскрылись, рассыпая по пыльной дороге одежду, шляпы и обувь.

Еще два налетчика, одетые как их главарь, спрыгнули сверху и принялись копаться в раскиданных вещах. Что бы они ни искали, это было относительно маленькое, поскольку каждая часть багажа независимо от ее величины опустошалась. Один даже пустил в дело нож, чтобы вскрыть днища сундуков, выискивая тайники.

Крайне неприятно, когда ваши личные вещи выворачивают на публике! Софронию особенно унижало, что все ее нижнее белье мог увидеть Пилловер — чужой мальчик! Она также заметила в сундуке мадемуазель Жеральдин несколько весьма пикантных ночных сорочек. Боже, там была фланелевая рубашка пурпурного цвета. Представляете себе!

Действия налетчиков приобретали все более безумный характер. Их главарь, все еще стороживший обитателей кареты, частенько посматривал на творившееся на дороге бесчинство.

Через четверть часа рука, в которой он держал пистолет, стала трястись от усталости.

— Где он? — прошипел главарь мадемуазель Жеральдин.

— Я же вам сказала, молодой человек, вы тут ничего не найдете. Что бы это ни было.

Она сердито мотнула головой. И вправду мотнула!

— Быть не может. Мы знаем, что он у вас. Должен быть!

Директриса, вздернув нос, устремила взор вдаль к горизонту.

— Ваши сведения оказались ложными.

— Ступайте со мной. А вы, дети, оставайтесь на месте.

Налетчик вытащил мадемуазель Жеральдин из кареты. Поначалу она сопротивлялась, но поняв, что силы неравны, угомонилась.

— Где кучер? — прошипела Софрония Димити и Пилловеру.

— Наверно, на него напали и скрутили, — предположила Димити.

— Или убили, — добавил Пилловер.

— Как они подобрались к нам? Я не слышала ни лошадей, ни чего другого.

Пилловер уточнил:

— Небесные разбойники. Ты о них не слышала?

— Ну, да, но я не думала, что они существуют на самом деле.

Пилловер пожал плечами.

— Должно быть, их кто — то нанял, — сказала Димити. — Как думаешь, прототип чего?

— Разве это важно? — спросил брат.

— Думаете, он и вправду у нее? — поинтересовалась Софрония.

Пилловер посмотрел на Софронию с чем — то похожим на жалость в темных глазах.

— Конечно он у нее. Вопрос в том, хорошо ли она его спрятала?

— И сделала ли копию? — вторила Димити.

— Может, безопасней позволить им считать, что они выиграли?

— Она это далеко наперед загадывала?

— Очень уж много вопросов, — прервала поток их размышлений Софрония.

Они слышали, как мадемуазель Жеральдин что — то резко сказала мужчинам, перетряхивающим багаж. Потом выглянули в открытую дверь, любопытствуя, что произойдет дальше. Вооруженный налетчик свободной рукой наотмашь ударил по лицу директрису.

— Ой, мамочки, — воскликнула Софрония. — Это же насилие.

Она подавила панику и странное желание захихикать. Прежде ей не доводилось видеть, как взрослый мужчина действительно бил женщин.

Димити слегка позеленела.

Личико Пилловера за круглыми очками вытянулось.

— Не думаю, что такое входило в ее расчеты.

Похоже, он правильно оценил ситуацию, поскольку у мадемуазель Жеральдин продолжился приступ истерики, завершившийся весьма театральным обмороком посреди дороги.

— Приличное представление. Моя сестра Петуния ведет себя подобным образом при виде мыши.

— Думаете, директриса притворяется? — склонная впечатлиться спросила Димити.

— Притворяется или нет, она, кажется, втянула нас в переплет, — надула губы Софрония.

«Хоть я и не хочу попасть в школу совершенства, но точно не желаю, чтобы меня похитили налетчики».

Экипаж еще раз дернуло вверх.

Софрония посмотрела на потолок. Передвижное средство бандитов, должно быть, привязали к багажным поручням. Она сложила два и два: защитные очки главаря и еще булавка в виде луковицы. «Воздушное судно». И в этот момент Софрония решила, что лучше что — нибудь предпринять для их спасения.

— Нам нужно обрезать путы воздушного шара, которыми он привязан к карете, добраться до места на кучерском сундучке и взять управление лошадьми в свои руки. Если мы поедем, то, может, их обгоним?

Пилловер согласно кивнул.

— Наука еще не нашла, как заставить передвигаться летательные аппараты быстрее наземного транспорта. Хотя кое — какие интересные прототипы дирижаблей описаны в последнем месячном выпуске «Руководства к успехам науки и аморальному превосходству». Или что — то об использовании воздушных потоков, но не на воздушных шарах, поэтому…

— Ага, спасибо, Пилл, — прервала его Димити. Очевидно, словесное недержание было фамильной чертой, временами ей потакал даже Пилловер.

— Ну и как? — спросила Софрония. — Каковы наши возможности? Что у вас двоих есть?

Пилловер опорожнил карманы своей безразмерной шинели: сосновая живица для жевания, монокль на ручке — уж не это ли Кривые окуляры фантастического увеличения? — и длинный кусок ленты, который наверное начинал жизнь в волосах сестры. Димити выложила коробку сэндвичей, деревянную ложку и вязанного набитого осьминога из закрытой корзинки, лежавшей у нее на коленях. Софрония обладала лишь куском бисквита, который за чаем запихнула в передник, а теперь прискорбно раскрошившегося.

Она разделила кусок на три части, и, принявшись за еду, компания глубоко задумалась.

Налетчики не обращали на них никакого внимания. Они отказались от потрошения багажа и теперь стояли и о чем — то спорили. Мадемуазель все еще пребывала основательно без чувств.

— Времени нам не подарено, — напомнила Софрония, схватив у Пилловера увеличительные линзы. Она выбралась через окошко на стороне кареты, не видимой бандитам.

Как выяснилось, по каретам лазить легче, чем по кухонным лифтам. Незаметно от налетчиков Софрония выбралась на верх кареты. Там обнаружила привязанную к крыше большую цветную воздушную шлюпку. Летательный аппарат состоял не из одного воздушного шара, а из четырех, привязанных по углам корзины размером с гребную шлюпку. В середине корзины как побег торчала выше баллонов мачта с развернутым парусом. Под днищем висели рулевые пропеллеры, которые слегка двигались, зависнув прямо над головой ползущей по крыше Софронии. Лопасти выглядели довольно острыми. Не спуская с них глаз, Софрония пробиралась к месту крепления якоря.

Веревку крепко привязали к поручню, и освободить ее было невозможно.

Софрония вытащила увеличительные стекла Пилловера, под углом поймала ими луч солнца и стала пережигать веревку. В воздухе распространилась едкая вонь паленого волокна, но происки Софронии остались незамеченными. Казалось, это никогда не кончится, но мало — помалу веревка истлела так, что Софрония смогла ее порвать. Воздухошлюпка рванулась вверх, поймала попутный ветер и полетела прочь.

Не теряя времени на то, чтобы насладиться зрелищем своей работы, Софрония поползла дальше и спустилась на кучерский сундучок. Кучер сполз и лежал на боку. На лбу большая красная отметина. Софрония освободила его от вожжей и цокнула лошадям. Она была прекрасно осведомлена, как неуместно для четырнадцатилетней юной леди управлять каретой, но временами обстоятельства требуют прибегнуть к чрезвычайным мерам.

И тут налетчики заметили, что случилось, и заорали на нее. Главарь выстрелил и попал в ближайшее дерево. Другой кинулся за шлюпкой, пытаясь догнать ее с земли. А третий рванул за каретой.

Софрония стегнула лошадей и пустила их в быстрый галоп. Карета позади опасно накренилась. Хоть ее и оснастили по последней моде, но она не была рассчитана на такую бешеную скачку. Когда Софрония наткнулась на более — менее широкий перекресток, то развернула карету и остановилась. Потом спрыгнула и сунула голову внутрь экипажа.

Димити и Пилловер таращились на нее с благоговейным ужасом.

— Все в порядке?

— Потрясающе, — проговорила Димити.

— Что вы за девочка? — проворчал Пилловер, который выглядел желтым от тошноты.

— Теперь понимаю, почему тебя взяли в рекруты, — добавила Димити. — Я удивляюсь, почему они ждали до такого возраста.

Софрония покраснела. Никто сроду ее не хвалил за такие дела. И никто не смотрел на нее, как на авторитет. Какая честь.

— Откуда, скажите на милость, вы знаете, как управлять каретой? — спросил Пилловер с таким видом, словно ему нанесли личное оскорбление.

Софрония ухмыльнулась:

— Я много времени провожу в конюшнях.

— С симпатичными мальчиками — конюшими? — предположила Димити.

Софрония выгнула брови, глядя на нее.

— И что теперь? Вернемся за директрисой?

— Но мы же ведь спаслись? — Пилловер заметно встревожился при мысли о возвращении. — Она что, в самом деле стоит того?

— Этого требуют правила вежливости. Вряд ли честно оставить ее в лапах преступников, — укорила сестра.

— К тому же кучер не приходит в чувство. А он один знает, куда мы направляемся. — Софрония стояла за разумные доводы вдобавок к хорошим манерам.

— Но у них оружие. — Пилловер тоже призвал на помощь разум.

Софрония задумалась.

— Тоже верно. — Она посмотрела на Димити. — Мадемуазель Жеральдин… Как, по — вашему, от нее есть толк?

Димити нахмурилась:

— Она плела тебе небылицы?

Софрония кивнула.

— Я не уверена, что на нее можно положиться в каких-нибудь замыслах: вы же знаете, каковы взрослые. И все — таки мы должны что — нибудь предпринять.

— Я уже упоминал оружие?

— Да заткнись ты, Пилл, — отмахнулась от брата Димити, вся обратившись в слух и внимая Софронии. — Что ты предлагаешь?

— Если я поеду быстро, сможете ли вы с мистером Пилловером, связавшись вместе, попробовать просто подхватить ее с дороги?

— А вы, леди, помните об оружии?

Димити кивала.

— Нужны мы вместе с Пиллом. Мадемуазель Жеральдин хоть и худая, но не настолько.

Пилловер никак не мог уняться:

— А как насчет того, чтобы принять в расчет стрельбу по нам?

Софрония с Димити воскликнули в один голос:

— Уймись, Пилл.

— У нас и веревки — то нет.

Софрония потрясла длинной лентой из кармана Пилловера. Димити сжала губы, схватила ее, коротко кивнула и приступила к делу.

Софрония закрыла дверцу и снова забралась на козлы.

Кучер слепо моргал и хватался за голову.

— Держитесь, сэр, — предупредила Софрония. — Малость потрясет.

— Что? Кто вы? — Все, что успел он сказать, прежде чем юная леди в синем платье схватила поводья и пустила его лошадей быстрой рысью.

Они помчались к кипе одежды и багажа посреди дороги. Мадемуазель Жеральдин сейчас стояла недалеко от главаря, театрально стеная над одной из шляпных коробок. Двое других налетчиков исчезли.

Завидев мчавшийся на него экипаж, бандит прицелился и выстрелил.

Пуля просвистела над головой Софронии. Она мысленно обрушила проклятия на голову налетчика, которых набралась от Роджера, мальчика — конюшего.

Кучер с криком ужаса пригнулся. К счастью, он не пытался вырвать вожжи у Софронии. Он наверно решил, что ему снится кошмар.

Весьма непочтительно обращаясь с каретой, Софрония подлетела к директрисе, одновременно натягивая поводья. В тот же момент с треском распахнулась дверца, и четыре маленькие руки вцепились мертвой хваткой в черное кружево изумительного платья мадемуазель Жеральдин. Рванули. Что — то затрещало. Мадемуазель завизжала и опрокинулась в карету, задрыгав в воздухе ногами.

Налетчик уронил оружие и нырнул за мадемуазель Жеральдин. Директриса бросила свое драматичное представление, принялась бешено пинаться и освободилась от хватки налетчика, потеряв по ходу дела обувь. Налетчик упал на дорогу, прижимая к груди пару черных атласных туфелек.

Софрония, взмахнув кнутом, понеслась вперед. Лошадей вряд ли нужно было подбадривать, поскольку они и так уже напугались стрельбой и чудными навыками езды новой юной кучерицы.

Глава 3

Наконец кучер пришел в себя, поняв, что происходящее не кошмарный сон, а каретой на самом деле правит четырнадцатилетняя девочка с волосами мышиного цвета и сосредоточенным выражением лица. Он выдернул вожжи у Софронии и резко остановил лошадей. Те, повесив головы, вздували бока.

— Ну и ладно, — задрав нос, сказала Софрония кучеру и спрыгнула на землю.

Из кареты доносились крики и стенания. Софрония открыла дверцу и увидела, что Пилловер сидит и читает книгу, а его сестра бесформенной кучей лежит на полу.

Пилловер мотнул подбородком в сторону Димити:

— Ее подстрелили.

Сказано удивительно беспечно для брата хоть с какой — то привязанностью к родственникам.

— Боже милосердный!

Софрония забралась в экипаж проверить состояние новой подруги. Пуля слегка задела плечо Димити, порвала платье и оставила обожженную рану, но с виду не такую уж глубокую.

Софрония проверила, нет ли других повреждений. Потом села на пятки.

— Это все? Да у меня хуже были царапины из — за чаепития. С чего она свалилась без чувств?

Пилловер закатил глаза.

— Падает в обморок при виде крови наша Димити. Всегда так. Отец говорит, слабые нервы. Даже если эта кровь не ее. — Софрония фыркнула. — Точно — точно. А нюхательные соли у нее в чемодане, который теперь далековато. Оставьте ее в покое. Сама в себя придет потихоньку.

Тут Софрония обратила внимание на источник стенаний.

— А с ней — то что не так?

«Неужели мадемуазель Жеральдин тоже ранили?»

Директриса свернулась в комочек и хныкала, закрыв лицо руками.

Пилловер посмотрел на директрису с тем же отвращением, что и на свою сестру.

— Да она такая с тех пор, как мы ее втащили. Кроме мозгов, у нее ничего не пострадало, насколько мне известно.

Софрония присмотрелась поближе и поймала хитрый взгляд, который директриса бросала сквозь пальцы. Она притворялась. Но зачем?

«Чтобы не пришлось ничего объяснять? Странная она женщина».

Тогда — то Софрония, обратив все внимание на Пилловера, заметила, что несмотря на насмешки, у него нездоровый вид.

— Вы себя хорошо чувствуете, мистер Пилловер?

— Я и в лучшие времена был неважным путешественником, мисс Софрония. Наверное, последние полмили вам стоило ехать потише.

Софрония постаралась спрятать улыбку.

— Наверное. Но тогда в чем удовольствие?

— О, великолепно, — пробурчал Пилловер. — Вы одна из этих девочек.

Софрония прищурилась.

— Вы можете ехать на козлах рядом с кучером. Свежий воздух пойдет вам на пользу.

Пилловер принял самый оскорбленный вид.

— Снаружи как какая — то чернь? Ни за что.

Софрония пожала плечами:

— Дело ваше.

Пилловер одарил ее взглядом, в котором читалось, что их доблестное спасение ее силами не оправдание и что, вообще — то, она окончательно пала в его глазах.

Софрония обратила внимание на хныкающую директрису.

— Что с ней — то будем делать? — И спросила прямо: — Вы же понимаете, что никого не одурачите?

А вот Пилловера явно обвели вокруг пальца.

— Она притворяется? Ну, с ней мы ничего поделать не можем. Кучер осведомлен, куда ехать. Он доставит нас в Банстон. А там кто — нибудь знает, что делать дальше.

Софрония кивнула, высунула голову в окошко кареты и позвала:

— Кучер.

— Да, маленькая мисс?

Выглядел он основательно побитым жизнью.

— Вы ведь можете отвезти нас туда, где стоит Бансон?

— Да, маленькая мисс. Знаю я эту школу. Только сдается, нет у меня желания теперь дальше трогаться. Сроду никакие налетчики дотоле не нападали.

«Тьфу ты, пропасть! Как бы с этим справилась мамуленька?»

Софрония посмотрела кучеру в лицо и выпрямила, насколько могла, спину.

— Если пожелаете, вам заплатят. Сильно не гоните, поглядывайте на небо, и произошедшее не повторится.

В тот момент, когда она это сказала, Софронию потрясла собственная дерзость, а попутно даже поразило, как властно это прозвучало.

Видимо, то же самое произошло и с кучером, поскольку он без слов занял свое место и пустил лошадей размеренной рысью.

Пилловер посмотрел поверх очков и сказал:

— Что, здорово у вас выходит?

— Что?

— Распоряжаться людьми. У меня вот еще не получается.

Софрония подумала, что Пилловеру, несмотря на его неряшливый вид, прекрасно удается роль сноба. Она чуть было не высказалась на эту тему, когда хныканье мадемуазель Жеральдин перешло в завывание.

— Ох, прекратите реветь и уж объяснитесь, наконец.

К ее удивлению, директриса послушалась, перейдя от фальшивого хныканья к откровенной ярости, направленной на Софронию.

— Как понимаете, я не за это бралась. Легкое задание, уверяли меня. — Софрония с интересом заметила, что мадемуазель растеряла французский акцент. — Всего лишь театральная импровизация. Некоторая проверочная оценка новых кандидаток. «Просто веди себя постарше. Подпусти чуточку акцента, надень красивое платье. Такое легкое оттачивание манер. Другие бы посчитали, что им повезло. Ты наверняка справишься». Но нет же. Я должна поиск и вербовку совместить с неожиданным нападением неизвестных антишпионских элементов и без помощника. Как посмели меня послать без помощника? Меня! То есть, разве я просила? Этого я не просила. Кому нужно работать на полную катушку? Точно не мне. Нелепость какая!

Казалось, она мало — помалу заводилась, чтобы убедить себя же в собственной правоте.

Софрония почувствовала, что надо как — то пресечь этот поток слов.

— Директриса, что мы можем для вас сделать? Вы явно расстроились.

— Расстроилась? Конечно я расстроилась! И не зовите меня директрисой. Директриса, как же, задница моя проклятая.

Софрония ахнула, заслышав бранные слова.

«Ну на сей раз это уж слишком!»

Мадемуазель Жеральдин села прямо и вперила в Софронию взгляд, будто та отвечала за все несчастья на свете.

— У меня ноет лицо, платье в лохмотьях и нет туфель! — Последний и глубочайший выпад перешел в вопль.

— Так вы не наша директриса?

— С чего бы? Мне всего семнадцать лет. У вас нет никаких оснований думать, что я директриса школы совершенства. Вы же не настолько наивны.

— Но разве не так нам полагалось думать?

— А я вообще о вас не думал, — пробормотал Пилловер, возвращаясь к фолианту.

— Тогда кто вы? — спросила Софрония.

— Я мисс Моник де Лужайкуз!

Она помолчала, словно ожидала, что имя узнают и оно произведет соответствующее впечатление.

Софрония только одарила ее недоуменным взглядом.

— Тогда возникает закономерный вопрос: где настоящая мадемуазель Жеральдин?

— О… — Моник помахала рукой и фыркнула: — Она больше не выезжает, а если и выезжает, то толку с нее никакого. Нынче они всегда посылают персонаторов.

— Посылают они?

— Конечно посылают. Так легче, да и хороший повод отточить совершенство.

— А кто такие «они»?

— Ну, учителя, разумеется. Однако мы говорим обо мне и о моих заботах.

Софрония смерила Моник с ног до головы серьезным взглядом.

— Не думаю, что мы их все разрешим в пределах одного путешествия в карете.

Пилловер шикнул на нее, не поднимая глаз от книги, однако в возгласе послышалось явное веселье.

— Да кто ты, по — твоему, такая? — взвилась Моник. — Скрытый рекрут. И даже не особенный. И не так уж хороша. Гордишься собой и своим ничтожным спасением кареты? Ну так вот, я не нуждалась в вашей помощи! Я одна из лучших учениц на задании по совершенству. Мне приказано отыскать трех бесполезных детишек.

— С трудом верится, что это все, — послышался из — за фолианта голос Пилловера.

— Разумеется, это не все, — резко бросила Моник. — Еще я забрала прототип, теперь довольны?

К последнему обстоятельству Пилловер проявил интерес.

— Тот, за которым охотились налетчики?

— Чего прототип? — спросила Софрония.

— Не будьте идиотами. Этого я не знаю.

— Как считаешь, теперь ты могла бы объяснить мне, что на самом деле означает оттачивать совершенство?

Софронию все больше и больше разбирало любопытство, что представляет собой эта школа совершенства. Кажется, мамуленьку ввели в заблуждение насчет природы этого учебного заведения.

— Нет. — Моник послала ей решительно презрительный взгляд и повернулась к окну.

Софрония не поняла, чем заслужила такую ненависть.

«Стоило оставить ее у налетчиков».

Она посмотрела на Пилловера, который делал вид, что ее не замечает. Тогда Софрония вздохнула и, разочарованная, отступила. После секундного размышления она пересела на место рядом с Пилловером и попыталась читать через его плечо, стараясь не замечать исходящую от него слабую вонь козлиной шерсти. Все мальчишки пахнут козлом. Так и проехали остаток пути, пока карета не достигла сонного городка Суиффл — он — Экс.

Когда они с грохотом остановились, моргая, очнулась Димити.

— Ой. Что такое? Я уснула?

— Нет, в обморок упала. Кровь, — коротко пояснил ее брат.

— О, правда? Простите. — Димити посмотрела на свое раненое плечо. — Ох!

Глаза ее стали снова закатываться.

Софрония наклонилась вперед и прихлопнула рану ладонью.

— Хватит, довольно!

Димити смотрела мимо нее.

— Ай! О, мы можем чем — нибудь это перевязать?

— Хорошее предложение. Закрой глаза.

Софрония отвязала ленту для волос от дверного поручня и обернула ею плечо Димити.

— О, хотелось бы мне походить больше на мамочку. Вот она ужасно грозная. И внешность бы мне ее тоже. Это бы по всему помогло.

Димити села.

— Почему? А как она выглядит?

— Больше похожей на Пилловера, чем на меня.

Софрония, которой удалось очень мало разглядеть Пилловера в этом его громоздком облачении, могла только промолвить:

— А?

— Ну, знаешь, мрачной и погруженной в раздумья. Мне бы сильно понравилось быть мрачной и погруженной в раздумья. Это так романтично и в духе предсказательниц.

— Ну, забинтованное плечо определенно придает тебе вид в духе предсказательниц.

— О, правда? Великолепно. Знаешь, Софрония, наверно, ты сможешь стать такой, если захочешь.

— Какой такой?

— Мрачной и погруженной в раздумья.

Софрония с заурядными каштановыми волосами и неяркими зелеными глазами на веснушчатом лице вряд ли описала бы себя как «погруженную в раздумья». Или «мрачную», если уж на то пошло.

Внимание Димити, вспыхнув, переключилось.

— Где мы?

— Наконец — то Бансон, — захлопнув книгу, объявил Пилловер.

Он устроил целое представление, раздавая указания по поводу прибытия. Учитывая, что у него больше не было багажа, все это скорее напоминало действия автоматона без инструкций, бестолково катавшегося кругами и испускавшего пары.

Дверцу открыл напыщенный домашний механизм какого — то передового наружного свойства.

— Что это такое? — ахнула Софрония.

Она никогда не видела ничего подобного этому уродству. Механизм был выше Важномрачнера, конической формы, с прикрученной сзади тачкой. Там, где предполагалось лицо, находилась путаница шестеренок и зубьев, напоминая часы без задней крышки.

— Механический привратник. — Пилловер встал, сжимая свой литературный том, и спрыгнул. — Вы двое выходите?

— Где ваш багаж, юный сэр? — спросил автоматон. Голос громче и грубее, чем у Важномрачнера. Привратник был облачен в серую кепку, надетую задом наперед, вокруг шеи обернут галстук с булавкой в виде медного осьминога.

«Странный он какой — то».

Софрония прежде не видела механизмы, носившие одежду.

— О, примерно за десять миль отсюда посреди дороги, — ответил Пилловер.

— Сэр? — Привратник в недоумении вертелся из стороны в сторону. Он катался по рельсам, как трамвайчик.

Софрония выбралась из кареты посмотреть поближе, прикидывая, смогла бы она разобрать привратника по винтикам.

Димити не отставала.

Внимание механизма мгновенно переместилось на них.

— Никаких женских особ, юный сэр.

Фраза сопровождалась свистом и шипением, и испусканием облачков пара из — под галстука, который взмыл к лицу — часам и опустился обратно.

— Что? — обернулся Пилловер.

— Женским особам путь заказан, юный сэр.

Привратник опять запыхтел. Плюх, плюх — взметался и опадал галстук.

— О, это не женские особы. Они еще девочки. Их предназначили для школы совершенства.

— Они считываются как женские особы, юный сэр.

— О, слушай, не будь таким вредным.

Софрония ступила на путь дипломатии.

— Нам нужно поговорить с властями. На нашу карету напали, и наша опекунша не в себе.

— Никаких женских особ!

Механический привратник твердо стоял на своем. Панель на его груди отошла в сторону и явила миру какое — то оружие изрядного размера, чтобы посчитать его простым пистолетом.

Когда Софрония застыла как вкопанная, оно сверкнуло, со свистом пробудилось к жизни, метнув голубые язычки пламени, чуть не опалив волосы Димити.

Девочки нырнули обратно в глубь кареты, а кучер, лишенный удовольствия наблюдать шутовское действо, тотчас же поехал прочь. Изрыгающий пламя привратник не стал их преследовать.

Карета остановилась за пределами школьных земель. Софрония выглянула, прилепив нос к дверному окошку. Школа Бансона представляла собой громоздкую, но странную мешанину стилей — совсем не похожую на уважаемое учебное заведение. Несколько башен были квадратные, другие круглые, одни старые, другие новые, а несколько определенно иноземного вида. Между башнями протянулись проволоки, а наружу торчали палки с болтающимися на концах сетями. Разнообразные окна светились оранжевым сиянием, то тут, то там вырывались облачка пара, а из огромной дымовой трубы в небо поднимался столб черного дыма.

— Что дальше? — посмотрела Софрония на Димити.

— Ну, пользы с моего брата никакой. Он забудет о нас, как только войдет в дом.

— Смеркается. — Софрония повернулась к некогда их «директрисе»: — Она просто должна сделать свою работу.

Димити глубоко вздохнула, присела на скамью рядом с Моник и потрясла ее за руку.

— Что вы хотите?

— Ни мы, ни кучер не знаем, где находится академия.

Моник де Лужайкуз ничего не сказала.

Софрония сложила руки и уставилась на нее. Димити посмотрела сначала на одну, потом на другую, и тоже сложила руки и уставилась. Хотя, может, и не так свирепо.

Наконец Моник сдалась.

— Ох, ну ладно!

Она постучала в крышу ручкой зонта. Дверца кареты открылась, и просунулась голова кучера.

— Езжайте по Шруббери — лейн до паба «Шип и Шорох», повернете налево и дальше по козьей тропе позади изгороди. Через час тропа закончится у чащи. Объедете справа, и потом я дам дальнейшие указания. И поспешите. Мы должны успеть до захода солнца, иначе никогда не найдем, — приказала Моник.

— Но, мадам, эта дорога ведет прямиком в торфяные пустоши.

— Конечно ведет. Что заставляет вас думать, что мы остановимся на опушке?

— О Дартмуре всякое болтают. Потеряешься в тумане и сгинешь навечно. Или тебя съедят оборотни. Или приберут к рукам вампиры. Или же убьют налетчики.

В сложившихся обстоятельствах Моник доказала, что она куда лучше умеет повелевать, чем Софрония.

— Перестань спорить, человек. Ты слышал, что я сказала насчет солнца.

С явной неохотой сдавшийся кучер занял свое место. Усталые лошади еще раз взяли с места.

Поначалу, казалось, все шло своим чередом, однако спустя несколько минут езды по козьей тропе карета стала качаться под ударами самых мощных порывов ветра, которые доводилось ощущать Софронии. Она прилепилась лицом к окошку. Вокруг простирались бесконечно однообразные луга, бурые после летней жары и ходившие волнами от ветра. Вдали виднелся укрытый туманом торфяник. То тут, то там яркими вкраплениями зеленого цвета монотонный пейзаж нарушали купы деревьев или невысокая кудрявая поросль.

— И это все? — выказала сомнение Софрония.

Димити пожала плечами.

— Ветрено.

— Не дайте себя одурачить, — с недоброй улыбкой предупредила Моник. — Это еще цветочки. Довольно скоро подобно разбитым костям поднимутся скалы, а туман опустится такой плотный, что не увидишь ни куда едешь, ни откуда.

Софрония не испугалась.

— Думаешь, можешь напугать меня страшными сказками? Да у меня старшие сестры, чтоб ты знала.

Моник бросила на нее злой взгляд, прежде чем снова постучать по крыше и выдать новую порцию указаний.

Карета повернула, на сей раз следуя каким — то незримым путем по пустоши. Туман стал подступать ближе, или они сами углублялись в него, — трудно сказать.

Софрония почувствовала, как в глубине души пробуждаются крошечные ростки страха.

«Что, если и вправду по торфяникам бродят оборотни?»

А потом вот оно. Туман развеялся. Последние лучи солнца заставили далеко вытянуться тень от кареты и осветили Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин. И нет, школа не мчалась по торфяникам на сотнях крошечных ножек. Она покачивалось над землей в надутом парящем величии.

Глава 4

— Господи, — поразилась Софрония. — Похоже на обожравшуюся гусеницу.

Воистину так. Не просто какой — то дирижабль, а целых три дирижабля теснились, пихались, вместе образуя длинную цепь вытянутых воздушных шаров. Под ними болтались многоуровневые ряды палуб, по большей части открытые, но некоторые закрытые, с окнами, отражавшими заходящее солнце. В задней части медленно вращалось грандиозное скопище пропеллеров, а над ними вздымался огромный парус, скорее служа рулем, чем для придания скорости. Из — под нижних задних палуб вырывались огромные клубы пара и уплывали, сливаясь с туманом, словно это они его порождали. А три высоких дымовых трубы степенно попыхивали черным дымом.

Софрония была заворожена. Самое поразительное зрелище, которое ей доводилось видеть, и совсем не похоже ни на один из институтов совершенства, о которых она слышала, и расположенных, по словам ее сестер, в замках Швейцарии. Тем не менее, ей не хотелось подать виду, что она в восторге, поскольку это попахивало детством, поэтому Софрония как бы между прочим заметила:

— Она больше, чем я ожидала.

— И очень уж высоко, верно? — добавила с тревогой Димити.

Когда карета подъехала ближе, Софрония поняла, что летающий институт движется куда быстрее, чем представлялось на первый взгляд. Наверно школа поймала попутный сильный ветер, который, казалось, постоянно несся над Дартмуром, наклоняя деревца и придавая им асимметричные формы. И только Софрония решила, что они догнали школу, как лошади в ужасе заржали и карета резко остановилась.

Дверца с грохотом распахнулась. Перед ними предстал молодой человек. Высокий смуглый парень из тех, от которых Петуния упала бы в обморок: лихой развязный красавец. Он был одет в теплое пальто, которое закрывало его от шеи до лодыжек, на голове черный шелковый цилиндр.

«Папа с отвращением в голосе назвал бы его молодым тупицей».

Короче, Софрония испугалась, что перед ней новая разновидность налетчика, разве что без защитных очков и с усмешкой на лице.

— Леди!

Моник надлежащим образом залилась краской:

— Капитан.

— Сегодня вечером ветер лютует. Нельзя опуститься и принять вас на борт. Вам, леди, придется подождать, пока сядет солнце, тогда я подниму вас вверх.

— О, — сморщила изящный носик Моник. — Прям обязаны ждать?

Веселое выражение молодого человека не дрогнуло под гнетом ее неудовольствия.

— Да.

— Что ж, очень хорошо. — Моник подала руку джентльмену, который помог ей спуститься.

Он не повернулся, чтобы сопроводить ее дальше, а испытующе взглянул на Димити и Софронию.

— Леди. Сейчас самое подходящее время.

Димити собрала свою корзинку и, тоже безумно покраснев, вложила маленькую руку в большую ладонь.

Он помог ей спуститься и вернулся к Софронии:

— Мисс?

Софрония деловито проверила карету на предмет забытых вещей.

Молодой человек наблюдал за ней с искоркой в темных глазах.

— Предусмотрительная девочка.

Софрония не удостоила эту реплику ответом. Она еще не заостряла внимание на частностях, но в этом человеке было что — то странное помимо его поведения. Очаровательного.

Снаружи бушевал ветер, и огромное воздушное судно производило еще большее впечатление. Лошади никак не успокаивались, выкатывая белки глаз и натягивая постромки. Кучер с трудом их удерживал. Видимых причин для такой паники не наблюдалось. Молодой человек прошел вперед, чтобы расплатиться с кучером. Это только больше испугало животных. Кучер умудрился завладеть своим вознаграждением и удержать поводья, но только благодаря немалому мастерству. Потом он развернул коней кругом и пустил их вскачь, позволив мчаться по вересковым пустошам головокружительным галопом.

Димити наклонилась и украдкой прошептала Софронии:

— Разве он не великолепен?

— Кто, кучер? — Софрония притворилась, что не понимает.

— Нет, глупышка. Он! — Димити наклонила голову в направлении их нового эскорта.

— Он немного стар, ты не находишь?

Димити задумалась над возрастом молодого человека. Ему, должно быть, где — то двадцать один.

— Ну, наверное. Однако Моник так не считает. Посмотри, как она флиртует! Какое бесстыдство.

Капитан и Моник обсуждали отсутствие багажа. Выразительно жестикулируя, Моник описывала их потерю, недавнее нападение и последующее спасение. Она преуменьшила роль Софронии и сделала упор на собственном участии. Софрония защитила бы себя, но в том, как Моник рассказывала их приключения, проглядывало что — то большее, чем обычное самолюбие.

— Она что — то скрывает. Все время скрывала, и не только свое настоящее имя.

— Мозги? — предположила Димити.

— А он не носит обувь.

— Ой, да ты что! И впрямь. Своеобразно.

— И лошади его боялись. Каждый раз, как он подходил ближе, они шарахались.

— Но почему?

— Возможно, у них собственные, лошадиные, представления — отвращение к босым ногам.

Димити захихикала.

Молодой человек, очевидно уставший от Моник, решил присоединиться к их обществу.

Моник притащилась за ним и наконец — то вспомнила о хороших манерах.

— Девочки, это капитан Ниалл.

Димити отвесила реверанс:

— Капитан.

Софрония секундой позже последовала ее примеру с куда менее изящным реверансом и куда менее радостным приветствием.

Моник их представила:

— Мисс Димити Пероблёкли — Тынемот, полные полномочия, и мисс Софрония Анжелина Тряпочертик, скрытый рекрут.

Капитан коснулся полей цилиндра и поклонился каждой.

У него была приятная улыбка, и Софронии понравилась его манера двигаться, будто он без костей. Однако у нее закралось подозрение, что под пальто у капитана нет галстука. И также создавалось впечатление, что цилиндр подвязан под подбородком наподобие детской шляпки. Поскольку Софрония понимала, что наверно грубо указывать мужчине на его недостатки в облачении прямо в лицо, то высказала иное:

— Надеюсь, кучер благополучно найдет дорогу обратно к цивилизации.

— Достойная похвалы добросовестность, мисс Тряпочертик, однако вам не стоит беспокоиться.

Позади них село солнце. Воздушный корабль, дрейфуя, начал исчезать в туманном пурпурном небе и чем дальше, тем труднее различимым становился.

— Ждите. Я мигом. — Молодой капитан поспешил спуститься в овражек, исчезая за большим валуном.

Леди увидели лишь его подпрыгнувший цилиндр, да и то на мгновение. Шляпа стала то показываться, то исчезать из виду.

«Он что, припадает к земле?»

Трудно было что — то расслышать сквозь вой ветра, и у Софронии уже начали болеть уши от напряжения, однако ей померещилось, что она различила болезненный стон.

А потом из — за камня, труся по овражку, показался огромный волк. Поджарый зверь с темным пятнистым черно — коричневым мехом и пушистым хвостом с белым кончиком.

Димити в тревоге взвизгнула.

Софрония замерла, но лишь на мгновение.

«Оборотень!» — пронеслось в мозгу, и все сложилось вместе в ту же секунду. Отсутствие обуви. Широкое пальто. Теперь он нападет на них.

Она повернулась и побежала в ближайшую рощицу, думая лишь о спасении. Софрония пропустила мимо ушей приказы Моник остановиться. Она даже не подумала о бедняжке Димити. А лишь чувствовала себя добычей, и единственным ее природным побуждением было бежать и прятаться, чтобы не попасться хищнику.

Оборотень скакал за ней быстрее, чем всякий нормальный волк. Не то чтобы Софрония когда — либо встречалась с чудовищем. До нее доходили слухи о необычной скорости и силе оборотней, но верилось в них с трудом. Этот оборотень доказывал, что все волшебные сказки отнюдь не выдумка. И не успела Софрония сделать и несколько шагов, как он догнал ее, перепрыгнул через ее голову, развернулся в воздухе и приземлился к ней мордой, преграждая путь.

Софрония, врезавшись в волка, упала на спину в жесткую траву. Удар вышиб из нее дух. Не успела она подняться, как тяжелая лапа опустилась ей на грудь, свирепая волчья морда появилась над ней — черный влажный нос и оскаленные зубы. Морда приблизилась, и… ничего не произошло.

Софрония зажмурила глаза и отвернула лицо, ожидая, что огромная лапища наградит ее смертельной оплеухой или блестящие клыки вопьются в горло.

Но нет.

«Кажется, мне не суждено умереть».

Софрония осторожно приоткрыла веки и встретила взгляд желтых волчьих глаз. Вокруг них собрались морщинки. Зверь свесил язык, ухмыляясь, и вилял огромным хвостом. К своему потрясению, Софрония заметила, что цилиндр все еще крепко привязан к башке волка.

Это неуместное обстоятельство успокоило ее как ничто другое. Позже Софрония размышляла, не по этой ли причине капитан Ниалл всегда носил цилиндр, даже когда оборачивался в зверя — чтобы ладить с людьми. Или не верил ли он, что джентльмену не пристало появляться без шляпы, независимо от принятого им обличия.

Софрония попыталась сесть. Когда волк не отпустил ее, она сказала:

— Я не убегу. Простите. Вы меня напугали. Я прежде никогда не встречала оборотней.

Кивнув, он отступил.

Димити подала Софронии руку и помогла встать, объясняя зверю:

— Родители Софронии традиционных взглядов.

Она двигалась осторожно, из чего можно было предположить, что Димити тоже незнакома с оборотнями при всем ее прогрессивном воспитании.

«Или, возможно, так полагается вести себя с оборотнями».

Софрония решила следовать примеру новой подруги и встала очень медленно.

— Вы закончили наконец строить из себя дурочку, Рекрут? — жеманно спросила Моник.

— Мне бы не хотелось давать обещание, которое не смогу сдержать, — огрызнулась Софрония.

— Да, полагаю, не хотелось бы. Лучше мне пойти первой, капитан. Показать им, как это делается.

Волк кивнул мохнатой башкой с цилиндром на макушке.

И тут Моник де Лужайкуз сделала поразительную вещь. Она села боком на спину оборотня, словно тот был шотландским пони.

— Держитесь вот так, — напыщенно поясняла она, зарывшись руками в толстый мех на загривке волка. — А потом наклонитесь как можно больше вперед.

Софрония подумала, что слышит, как скрипит корсет Моник.

Оборотень побежал прочь, все быстрее и быстрее, пока не превратился в неясное пятно, движущееся через торфяники к летающей школе.

Софрония не отрывала от него глаз, стараясь следить за его передвижениями. Он совершил невероятно высокий прыжок к кораблю. Волк был сверхъестественным существом и явно весьма мощным, но даже оборотни не могли летать. Как выяснилось, летать он и не собирался, потому как приземлился прямо в воздухе.

— Должно быть, там какая — то площадка, — предположила Димити.

— Подвешенная, наверно, на длинных тросах? — кивнула Софрония.

Моник спешилась, а капитан Ниалл спрыгнул вниз и трусцой вернулся к ним.

Он выжидательно посмотрел на Димити.

Димити беспомощно уставилась на Софронию и пролепетала:

— О, боже.

Софрония улыбнулась:

— Ежели боишься упасть, то садись верхом по — мужски. Так куда легче держаться на лошади.

Сама мысль об этом оскорбила Димити.

— Просто предложение. — Софрония пожала плечами.

— Скромность тебя не тяготит.

— В данный момент меня тяготят странные происшествия. Я пойду следующей, если хочешь.

У Димити явно спала гора с плеч, она широким жестом махнула рукой.

Софрония забралась на оборотня. Ее матушка впала бы в истерику — не говоря в целом об вервольфе в роли коня — уже от одной мысли, что дочь будет ехать по — мужски! Софрония обхватила руками и ногами волка.

— Я готова.

Его мех пах сеном, сандаловым деревом и свиными сосисками.

Он потрусил сперва медленно, давая привыкнуть к его поступи — которая совсем не походила на лошадиную! — потом побежал быстрее. Софрония согнулась, обозревая траву и камни, что проносились под ними. Вот они очутились у корабля, и, напрягшись, мощным рывком капитан Ниалл взлетел в воздух.

На короткое славное мгновение Софрония впервые столь сильно ощутила чувство полета. Ветер поднял ей волосы и платье, пустота пространства окружила ее, а земля осталась где — то далеко внизу. Потом оборотень легко приземлился на маленькую платформу рядом со скучающей Моник.

Софрония слезла с волка.

— Спасибо, сэр, за доставленное величайшее удовольствие.

Капитан Ниалл спрыгнул вниз забрать Димити.

Пока Моник делала вид, что не замечает Софронию, та принялась изучать, как устроена платформа. Сооружение было сделано из толстого стекла, пустое внутри наподобие коробки, и висело на четырех цепях, которые наматывались на шкивы в каждом углу, так, чтобы вся конструкция поднималась и опускалась как единое целое.

Софрония вытянула шею, но не увидела ни дыру, ни причал под нижней частью воздушного судна.

Раздавшиеся издалека крики, которые становились все громче, возвестили о появлении Димити.

Как только они приземлились, Димити прекратила кричать, сконфуженная, и спешилась. Потом резко села на платформу.

Моник рассмеялась.

Софрония поспешила к подруге.

— Тебе нехорошо?

— Должна признаться, нервы мне немного потрепало. Нет, пожалуйста, не трогайте меня, пока я не совладаю с коленями. Это было немного слишком.

— Я решила, что это отличная идея, чтобы поразвлечься.

— Я начинаю тебя понемногу понимать. Не уверена, что это хорошая черта, но определенно на поверку полезная.

Димити трясущейся рукой отвела с лица волосы.

Капитан Ниалл поставил рядом ее корзинку, которую нес в пасти, и властно рыкнул. Потом выставил вперед переднюю лапу и склонился в волчьем поклоне.

Софрония и Моник присели в вежливом реверансе, а Димити кивнула, поскольку и так сидела. Тогда капитан, спрыгнув вниз, удалился прочь в торфяники.

— Разве он не с нами? — озадаченно спросила Софрония.

— О, он не живет в школе. Он же оборотень. Они не летают. Разве ты не знаешь?

Софрония, которая вообще — то не знала, почувствовала себя несправедливо выпоротой. А также до странности лишенной чего — то. Теперь, когда она знала, что капитан Ниалл с босыми ногами прячет под своей чудаковатой одеждой, ей скорее нравился этот человек. Возможно, ему предназначено стать в некотором роде другом.

А еще у нее была Димити.

Будто в ответ на эти мысли, та ей улыбнулась:

— Я рада, что ты со мной. Я так боялась, что приеду одна. Все уже здесь перезнакомились.

Софрония присела на корточки и пожала подруге руку. И обрадовалась, что присела, поскольку лишь немного дав знать наперед, платформа качнулась из стороны в сторону и начала подниматься вверх к воздушному судну.

Моник тревожно взвизгнула, когда от толчка чуть не свалилась через край. Делая вид, что сама так решила, она тоже села.

Платформа набирала скорость, пока не пустилась резво в путь. Брюхо корабля представляло собой конструкцию из твердого дерева и металла.

«Наши черепа явно не победят во встречном поединке с этой штукой!»

Софрония подавила порыв поднять руки над головой и прикрыться. Моник сидела спокойно, и Софрония не собиралась давать лишнее оружие в руки этой девице.

Они с Димити обменялись боязливыми взглядами.

В последнюю минуту прямо над ними распахнулся люк, и они влетели внутрь корабля, с морозного вечернего воздуха в теплую темноту.

Платформа встала. За ними захлопнулся люк. Наступила полная темнота. После сильного ветра мгновенная тишина показалась оглушительной.

Глаза Софронии быстро привыкли к темноте. Они находились в большой, похожей на пещеру комнате, наподобие амбара, с поперечными балками и опорами, повсюду неприлично выставленными вокруг них напоказ. Однако комната была кривая, как будто внутренность очень большой шлюпки.

Сперва они услышали щебетание: дружелюбные, но спорившие женские голоса. Потом напротив открылась дверь, и темноту прорезал желтый луч света. Одна за другой обозначились три фигуры, все наряженные в пышные по последней моде платья английских аристократок. Первая — среднего роста и сложения с ореолом белокурых кудрей, потом высокая женщина и последней — низенькая пышечка.

Мисс Средняя держала лампу. Далеко не красавица, сие обстоятельство она хорошо скрывалось под толстым слоем краски, которого постеснялась бы даже оперная танцорка.

Димити была очарована.

— Ты только посмотри на ее румяна!

— Ее что? — потрясенно спросила Софрония. Обычно такого употребление пудры не ожидаешь, кроме разве что от женщины с подмоченной репутацией.

«Что за институт совершенства, в котором служат "ночные бабочки"?»

— Румяна — такие красные пятна у нее на щеках.

— О! А я думала, что это варенье.

— О, неужели? — охотно захихикала Димити.

Низенькая толстушка носила нечто приближенное к монашеской рясе. Мантии были обрезаны и сколоты в факсимиле модного платья, пышных юбок, оборок и все такое. Головной убор — наполовину пуховый кружевной платок, наполовину монашеский плат.

Мисс Каланча единственная из троих хоть сколько — нибудь походила на учительницу. Софрония уточнила свою оценку от простой «каланчи» до «невозможно угловатой».

«Похожа на шляпную вешалку».

Одета женщина была строго. Ее лицо могло стать красивым, если бы она чаще улыбалась, а не хмурилась. А так она выглядела как горностаиха, у которой проблемы с желудком.

Моник сошла с платформы и подошла к троице.

— Вы сказали, что это простое дело, всего — то и нужно кое — что забрать. Никакой опасности!

Она разговаривала не как положено обращаться ученице к старшим.

— Пожалуйста, не болтай, милочка, — предупредила монашка.

— «Нетрудная полировка совершенства, Моник». Вот что вы сказали.

— Ну, милочка, это был твой экзамен.

— Хорошо, что я сохраняю трезвую голову в момент опасности! На нас напали налетчики! Мне пришлось принять меры, чтобы вытащить нас из передряги.

— Объяснитесь, — гаркнула Каланча. У нее оказался французский акцент и, судя по всему, не фальшивый. — И избавьтесь от этого нелепого парика.

— Кучера вывели из строя, а эти двое запаниковали. — Моник сняла парик, освободив белокурую шевелюру, и махнула им в сторону Софронии и Димити. — Мне пришлось взять на себя управление каретой и устроить смелый побег. К несчастью, пришлось бросить наши пожитки.

Софронию ошеломил этот парад откровенной лжи. У Моник определенно имелось что — то вроде запасного плана.

«Что здесь происходит?»

— Эй, послушайте! — воскликнула Димити. — Все было совсем не так.

— Эти двое совершали систематические ошибки в оценках ситуации и предписанных правилах. Они даже лишались чувств в неподходящие моменты. И совершенно не в ладах со мной. Не могу понять почему. Я ведь все время относилась к ним абсолютно цивилизованно. Я убеждена, что они хотят присвоить себе все лавры за мои умные действия. Они явно не хотят, чтобы я усовершенствовалась!

— Что? — воскликнула Софрония, от потрясения обретя дар речи.

— Взгляните на нее — сама невинность. А на деле сплошное коварство. Я бы на вашем месте глаз с нее не спускала.

— Она врет, — решительно заявила Софрония. Больше ей оправдаться не представилась возможность.

Накрашенная женщина оборвала Моник:

— При данных обстоятельствах этот подробный отчет не имеет значения. Вопрос, мисс Лужайкуз, совсем в другом — он у вас?

Моник махнула рукой на свое порванное платье.

— Конечно у меня его нет! Я не такая идиотка, чтобы держать его при себе. Как только до меня дошло, что происходит и что вы дали мне опасное поручение, я спрятала его в надежном месте.

Софрония уловила скрытый подтекст этой фразы.

«Она, выходит, все время ждала, что на нас нападут налетчики».

Худая особа вытянула шею и прошипела:

— Куда?

Софрония нахмурилась, пытаясь припомнить, когда Моник имела возможность что — нибудь спрятать.

Моник помотала головой:

— О, нет. Будь это простое задание по совершенствованию, я сказала бы.

Француженка выступила вперед и нависла над ученицей.

— Вы манипулянтка — негодница, мне следует…

Пухлая монашка удержала ее за руку:

— Ну же, Беатрис, не надо ссориться. У нас тут новенькие, не забывайте.

Беатрис глянула на Софронию с Димити и фыркнула.

«Черт возьми, — подумала Софрония. — Права была мамуленька, которая всегда говорила, что француженки грубы до кончиков ногтей».

— Беатрис, — сказала накрашенная женщина, — уведи мисс Лужайкуз и посмотри, сможете ли вы все уладить.

У Моник был воинствующий вид.

— Я призову подкрепления, если понадобится.

— Вы угрожаете мне, девчонка? Это мы еще посмотрим.

Француженка с виду нисколько не испугалась.

Софронию передернуло: не хотелось бы ей оказаться наедине ни с одной из них ни на секунду.

Она услышала, как мисс Каланча говорит, когда парочка уходила:

— Простое задание, дорогуша? С чего вы решили, что теперь у вас есть какая — нибудь возможность отточить совершенство?

Софрония решила до поры до времени забыть Моник.

— Ну, как выяснилось, вам двоим выпало весьма волнующее путешествие, — обратилась к ним монашка.

— Мы не лишались чувств, — возмутилась Димити. — Или, точнее, Софрония не лишалась чувств. Я падала в обморок, но только после того, как мы спасли Моник от налетчиков! Она рассказала все наоборот!

— У вас есть свидетели?

— Конечно, там был мой брат.

Учительницы переглянулись. Очевидно, надежность Пилловера не внушала доверия.

— Мальчик? Ну не знаю.

— Еще кучер.

Димити никак не могла оставить дело.

— Он большую часть времени был без чувств, — резонно заметила Софрония.

— Вы, смотрю, потешаетесь? — Накрашенная леди пригляделась к Софронии. — Почему вы не защищаетесь?

Софрония пожала плечами:

— У меня есть сестры. Знаю, что из этого получается.

— Действительно знаете?

Софрония больше ничего не добавила. Моник прикрывала свою спину, заодно превозносила собственные действия. Возможно, она заранее отдала кому — то прототип. Софронии хотелось разузнать, что за прототип, где он был и почему все так хотят его иметь?

«Какое — то устройство, помогающее удешевить производство чая?»

В Тряпочертик — хаусе ничего не стоило столь дорого, как хороший чай.

Димити открыла было рот, чтобы возмущаться и дальше, но Софрония ткнула ее локтем под ребра.

— Мы приступим к официальной части? Где я остановилась? — спросила накрашенная леди.

Монашка что — то зашептала ей на ухо.

— Да, разумеется. Добро пожаловать в Институт совершенства для благородных девиц мадемуазель Жеральдин. Я так понимаю, что одна из вас скрытый рекрут?

Софрония неуверенно подняла руку.

— Добро пожаловать, будьте как дома! Я леди Линетт де Лимон. Я буду обучать вас музыке и некоторым изящным творческим искусствам. А это сестра Хоршел — Чайпить. Она заведует домашними слугами. А вы?

— Софрония Анжелина Тряпочертик, — сделав реверанс, представилась Софрония.

— О, дорогая, — сказала леди Линетт. — Придется нам поработать над этим реверансом.

— Димити Энн Пероблёкли — Тынемот, — назвала себя Димити, присев в куда лучшем реверансе.

«Я просто обязана попросить ее научить меня так приседать. Кажется, это мощное оружие», — подумала Софрония.

— Ах, да, мисс Пероблёкли — Тынемот, мы вас ждали. Сестра, не будете ли так любезны устроить мисс Пероблёкли — Тынемот. Она все уже знает. Мисс Тряпочертик, а вы ступайте со мной, пожалуйста.

Димити сжала руку Софронии:

— Удачи.

И последовала из комнаты — пещеры за пухлой монашкой.

Накрашенная женщина подняла лампу и осмотрела Софронию.

— Так, так, так, поглядим. Вам… сколько лет, девочка?

— Четырнадцать, миледи.

Софрония не могла поверить, что женщина с таким толстым слоем краски на лице может быть настоящей леди. У миссис Ракогусь был карликовый пудель по кличке Лорд Вздор. Может, у леди Линетт подобный фальшивый титул?

— Хорошее сложение, средний рост. Полагаю, нет надежды, что подбородок изменит форму? — Софрония промолчала. — Нет? Думаю, нет. Глаза так себе. Волосы… — Леди Линетт поцокала языком. — Будете носить папильотки всю оставшуюся жизнь, бедняжка. Веснушки. Ладно. Веснушки. Прикажу повару приготовить побольше пахты. Но вы уверены в себе. Плечи расправить, девочка, когда вы на осмотре. С самоуверенностью мы можем поработать. И капитану Ниаллу вы понравились.

Софрония выдержала нападки, лишь слегка нахмурившись. Она расправила плечи, как было приказано. Что ей хотелось, так это высказаться по поводу внешнего вида самой леди Линетт. Насколько рассмотрела Софрония, у этой леди волосы были чересчур кудрявые, а кожа белее некуда, и она чрезмерно пахла бузиной.

«Держу пари, ей бы не понравилось, скажи я ей все это в лицо!»

Только вот взамен Софрония спросила:

— Откуда вы знаете, что думает обо мне капитан?

— Если бы он не решил, что вы подходите, не стал бы доставлять вас сюда. У него хороший вкус для, ну…

Она замолчала, словно подыскивая правильное слово.

— Оборотня? — подсказала Софрония.

— О, нет. Для мужчины. Теперь, дитя, ступайте. У нас много дел, а уже поздно. Полагаю, вы проголодались, и, конечно, нам нужно разобрать ваш багаж и прочее.

— Багажа нет, миледи.

— Что?

— Пришлось оставить его, когда спасались от налетчиков.

— Вы оставили? О да, вы ведь оставили? Как утомительно.

— Когда я правила каретой.

— Когда вы правили каретой? Я думала, мисс Лужайкуз говорила… — Она замолчала на секунду. — А где была в это время мисс Лужайкуз?

— Ну, лежала в обмороке на дороге или рыдала в карете, зависит, какой момент выбрать.

«И все это насквозь фальшиво, если хотите знать».

Но что — то удержало Софронию от обнародования своих наблюдений.

— Интересно. Ладно, Беатрис с этим разберется.

— Что она преподает?

— Уже беспокоитесь? Что ж, правильно делаете. У профессора Лефу твердая рука. Гроза дебютанток. Хотя потом вы не будете иметь с ней дело. Если останетесь, конечно.

Софрония заметила, что леди Линетт избежала ответа на вопрос.

«Так какой же предмет у профессора Лефу? Я так и не узнала».

— Теперь, дорогая, мы должны поспешить. Следуйте за мной.

Они выбрались из темноты перехода на одну из открытых главных палуб — широкий полукруг из нестроганых досок.

Школа довольно высоко висела в воздухе с тех пор, как капитан Ниалл доставил их на борт. Она больше не болталась в низком тумане торфяников, а плыла над ним. Теперь внизу лежала сплошная пелена белых верхушек облаков, а сверху простиралось звездное небо. Софрония никогда в жизни не представляла, что увидит облака с другой стороны. Они были похожи на перину. Софрония схватилась за поручень и как завороженная уставилась вниз.

— Потрясающе, — выдохнула она.

— Да, дорогая. Уверяю вас, вы постепенно привыкнете. Рада видеть, что вы не боитесь высоты.

Софрония хмыкнула.

— Ну уж нет. Поинтересуйтесь у кухонного лифта.

И в этот самый момент в нее въехала механическая горничная. Это был обычный домашний образец. Посмотрев под ноги, Софрония заметила, что вся палуба изрезана множеством рельсов. Как и механический привратник в Бансоне, горничная не имела лица, а только подвижные внутренности, явленные всему свету. Домашняя служанка также не имела голоса, так что когда даже ткнулась в Софронию и остановилась, запутавшись в своих предписаниях, то не извинилась и не попросила Софронию подвинуться.

— Уйдите с ее дороги, дорогая, — посоветовала леди Линетт.

Софрония послушалась, с интересом наблюдая, как горничная докатилась до другой стороны палубы, где открылся люк, в котором она и исчезла.

— Что это было?

— Горничный механизм, дорогая. Знаю, вы из провинции, но ваша семья наверняка не столь отсталая, чтобы не пользоваться механическими слугами!

— Нет, разумеется нет. В моей семье есть дворецкий образца тысячи восемьсот сорок шестого Важномрачнер. Но почему у вашей нет лица?

— Потому что ей оно без надобности.

Софрония немного смутилась, однако нашла должным сказать:

— Но ее части выставлены наружу!

— М — м–м, да, шокирующее зрелище. Однако вам лучше привыкнуть к такой манере. Лишь немногие наши механизмы представляют собой стандартные образцы домашнего назначения.

Они прошли несколько пролетов вверх по лестницам, миновали длинные коридоры и другие палубы, некоторые деревянные, иные железные, а одна, что, как показалось, совсем никуда не вписывалась, из камня. Софронию доставили на борт под нижней частью длинной воздушной гусеницы, и теперь они пересекали ее середину.

Внутреннее убранство сильно походило, по представлению Софронии, на присущее огромному атлантическому пароходу. Помимо этого все место, казалось, подверглось нападению какой — то бабули — той, что вязала ужасные пинетки для сироток в доме призрения и варила студень для достойной бедноты. Средневекового рыцаря в углу одного коридора щедро украшали цветы из лент. Софрония остановилась рассмотреть его и обнаружила крошечные механические устройства, спрятавшиеся среди цветов. Вдруг странные канделябры на стыках приняли зловещий вид.

«Эти стеклянные побрякушки служат украшением или смертельно опасны? Скорее похожи на кинжалы. Можно ли назвать канделябры зловещими?»

— Задняя часть школьных владений, — пояснила леди Линетт, — предназначена для собраний и развлечений. А вот здесь мы обедаем и регулярно упражняемся. Средняя часть состоит из спален учениц и комнат для занятий, а передняя — для учителей и обслуги. Туда мы сейчас и направляемся.

— А зачем? — поинтересовалась Софрония.

— Познакомиться с мадемуазель Жеральдин, разумеется.

— С настоящей на сей раз? — фальшивым тоном спросила Софрония. В животе заурчало, и она добавила: — А кормить будут?

Казалось, леди Линетт вопрос позабавил.

Софрония не могла ее раскусить. Имя у нее было французское, а акцент английский. Софрония расслышала легкую картавость, что предполагало северные провинции или, возможно, Ист — Энд.

— Теперь удостоверьтесь, что запомнили, каким путем мы идем, Софрония. Здесь легко заблудиться. Школьные владения запутанные. Самое главное взять на заметку, что вы должны быть на среднем уровне или выше, чтобы пройти между отсеками. Высоко забираться тем не менее не рекомендуется. Когда ступаете на скрипучие палубы, путь между отсеками не пройдешь в надлежащих платьях. А, вот мы и на месте. Видите красную кисточку? Она отмечает учительский отсек. Свободно бродить по ночам не позволяется, а во время уроков вам разрешено посещать только определенные места. Тем не менее ни в коем случае нельзя входить на территорию учителей без сопровождения взрослых.

Софрония кивнула. Она поразмыслила, как заставляют соблюдать эти ограничения. И в какой — то миг поняла, что у нее достаточно разожгли любопытство, чтобы предоставить возможность этому необычному институту совершенства доказать, что он чего — то стоит.

— Похвально, мисс Тряпочертик. Расскажите — ка немного о себе. Вы получили хорошее образование?

Софрония не на шутку задумалась.

— Наверно, нет.

— Превосходно. Неведение самая недооцененная черта в учащихся. А кого — нибудь в последнее время убивали?

Софрония моргнула:

— Простите?

— Ну, знаете, там нож в горло или, может, ловко затянутый галстук?

Софрония только и нашлась, что ответить:

— Такие развлечения не входят в мои предпочтения.

— О, дорогая, какое разочарование. Ладно, не переживайте. Мы скоро подберем вам какое — нибудь полезное увлечение.

Леди Линетт остановилась перед причудливой дверью, обтянутой синей кожей, украшенной позолотой и множеством кисточек. И коротко постучала.

— Войдите же!

Леди Линетт сделала знак Софронии подождать, вошла и закрыла за собой дверь.

Убедившись, что не может ничего подслушать через дверь, Софрония сунула нос в коридор. Там лился приятный свет. В стены были вставлены газовые рожки, а по всему потолку висели маленькие лампы, как множество крошечных зонтиков. Должно быть, дорогое удовольствие, не говоря уже, что опасно проводить газ сквозь стены. По существу, каждый коридор, вдоль которого они шли, был готов взорваться.

Софрония почти добралась до конца прохода, чтобы, встав на цыпочки, рассмотреть один из зонтиков — фонариков, как еще одна механическая горничная вкатилась в коридор. Она несла поднос, нагруженный чаем и сопутствующими закусками. Тем не менее, почуяв Софронию, остановилась и издала вопросительный свист.

Когда Софрония не откликнулась, засвистела более настойчиво.

Софрония понятия не имела, что делать. Горничная маячила между ней и позолоченной дверью.

«И нет леди Линетт, чтобы прийти на помощь».

Свист превратился в пронзительный гудок, как у лодочника, и Софрония догадалась, что вот так и обеспечивают предписанные ограничения.

На середине коридора распахнулась дверь, и появился джентльмен неправдоподобной заурядности по росту, сложению и виду. Его неопределенные черты только подчеркивала причудливая алая шляпа из бархата. И лицо под шляпой, насколько видела Софрония, отнюдь не лучилось добротой.

Глава 5

— Фто — фто? — пробурчал мужчина, будто был туговат на ухо.

Лицо его отличалось исключительной бледностью и горделиво выставляло непритязательные усы, которые высоко и как — то осторожно умостились на верхней губе, будто бы слегка стесняясь: того и гляди соскользнут прочь и станут бачками или чем — то, более присущим моде. Мужчина носил очки и через стекла скосил взгляд на Софронию.

— Кто здесь ходит?

У него обнаружилась забавная манера говорить, избегая участия зубов.

«Будто они ему мешают».

— Извините за беспокойство, сэр, — начала Софрония.

— Что это за адский шум? Горничная! — Мужчина пронзил взглядом механизм, преграждавший путь Софронии. — Прекратите это немедленно.

Механическая служанка продолжала пронзительно свистеть.

— Горничная! — заорал мужчина. — Говорит профессор Светлякоуп! Протокол конца тревоги гамма шесть мое око засолено и червь дуется в полночь, возобновляйте предыдущий путь.

Сирена смолкла, горничная отвернулась от Софронии, завращавшись на рельсах, словно вся состояла из шарикоподшипников. И устремилась по коридору.

Мужчина вышел за пределы дверного проема, пропустил горничную, подошел и сердито посмотрел на Софронию.

— Что вы делаете в этой половине владений? Ученицам здесь не дозволено.

— Но, сэр, меня привела леди Линетт.

— Фто — фто? Ну и где она?

Усики затряслись в негодовании.

— Она в той комнате.

— Фто?

— Вон в той. Где избыток кисточек.

В этот самый момент механическая горничная властно ударила в указанную Софронией дверь нагруженным подносом.

Леди Линетт открыла и впустила механизм со всем съестным в придачу. Потом огляделась, встряхнув белокурыми локонами.

— Мисс Тряпочертик, и чем это вы там все время занимались? Это из — за вас механизм поднял тревогу? Я же вас предупреждала. О, профессор, простите, что мы вас побеспокоили.

— Ах, ничуть, ничуть. Я в любом случае бодрствовал.

— Это новая ученица, мисс Тряпочертик. Скрытый рекрут.

— В самом деле?

— Да. Разве не мило? У нас не было их несколько лет.

— Шесть, если точнее.

— Вы как всегда правы, профессор. Моя дорогая, профессор будет учить вас истории, выправке, хорошим манерам, этикету и изысканной манере одеваться.

И тут — то Софрония наконец оторвала взгляд от примечательных усов и заметила, что профессор и впрямь одет с иголочки, как могла бы выразиться Петуния. Вдобавок к шляпе он облачился в вечерний наряд по последней моде, словно намеревался посетить представление в одном из лондонских театров. Софрония нашла это странным, поскольку не существовало возможной причины для столь щегольского облачения на борту воздушного судна. Однако предположила, что такие усилия заслуживают одобрения.

«Уж не носят ли регулярно вечерние наряды на уроках совершенства?»

Профессор добавил:

— Я также учу справляться…

Леди Линетт прервала его резким движением головы.

И профессор закашлялся, скомкав предложение.

— А, скрытый рекрут, вводим их не спеша, да? Полагаю, вы уже встречались с Ниаллом?

— Да, сэр, — кивнула Софрония.

— Остальное позже, а?

— Мисс Тряпочертик, пойдемте! — позвала леди Линетт.

— Приятно было познакомиться, профессор.

— Взаимно, мисс Тряпочертик. Скрытый рекрут, надо же. Ну, продолжайте.

И с этим профессор плавно проскользнул в свою комнату.

Леди Линетт положила руку на лазуритовую с золотом ручку позолоченной двери и помедлила, окидывая Софронию весьма странным взглядом. Софрония предположила, что леди Линетт хотела казаться важной и деятельной, однако выглядела так, словно у нее легкое несварение желудка.

— А теперь запомните, дорогая, что здесь крайне важны проницательность и осмотрительность. Я буду внимательно за вами наблюдать. Вы ведь не хотите, чтобы мы решили, что сделали ошибку в нашем выборе?

Софрония подумала, что тут кроется скорее злая ирония.

«В конце концов, я ведь не просила привозить меня сюда!»

И все же кивнула, дав знать, что готова постараться, потом вступила следом за леди Линетт в золоченую дверь и попала… в рай.

За чрезмерным обилием кистей находились покои, которые можно было бы отыскать в каком — нибудь богатом пансионе. Чудесное отличие состояло в том, что на стенах повсюду висели ряды полок. А полки ломились от сладостей всех возможных форм и размеров: горки птифуров, леденцы, трайфлы, торты с глазурью, заварной крем и иные вкусности, какие только можно пожелать. Софрония изумленно вытаращилась.

— Восхитительно, правда? — спросил чей — то голос.

— А они… они настоящие?

Раздался смех.

— Нет, но выглядят, как настоящие, правда? Мое маленькое увлечение.

В комнате обнаружилась пожилая особа с крашеными в рыжий волосами, добрыми темными глазами и широким ртом. Тем не менее, никто не предрасположен был заметить вышеупомянутые свойства в первую очередь. О нет, прежде бросалось в глаза, что эта женщина обладала манерой, которая предполагала склонность к возвышенному стилю. Софрония могла бы придумать менее деликатный способ это определить: корсет у леди был затянут слишком сильно.

— Вам они нравятся? — улыбнулась незнакомка.

Софрония не сразу осознала, что хозяйка спрашивает не о своих статях, а о выставленной фальшивой выпечке.

— Ну, они очень… похожи на настоящие.

— Однако вы куда больше предпочли бы их попробовать, а не просто поглазеть? Не хотите ли выпить со мной чаю? Мне очень приятно было бы с вами познакомиться. Так давно в школу не принимали кого — то со стороны.

— Шесть лет, — подсказала Софрония, догадавшись, что это просто иное название скрытых рекрутов.

— Правда? Неужели так давно? Откуда вы знаете?

— Мне сказал профессор Светлякоуп.

— Вы познакомились с профессором? Какой милый человек. Определенно высоких достоинств. Ну, леди Линетт, расскажите о нашем свежем прибавлении. Она высокого достоинства?

— Я в этом уверена. У нее есть некоторые сильные стороны.

— И ясно выраженный дух благородства. Мне нравится! Ох, боже мой, мы уже забываем о хороших манерах. Я мадемуазель Жеральдин.

— Настоящая? — на всякий случай уточнила Софрония.

— Конечно, дитя мое. А почему бы и нет? Будто кто — то захочет мной притвориться!

— О, но… — Софрония уловила, что леди Линетт чуть покачала отрицательно головой. «О, да, проницательность и осмотрительность». На этой мысли Софрония сменила тему: — Рада познакомиться с вами, леди директриса. Я Софрония Анжелина Тряпочертик.

И исполнила низкий реверанс.

Директриса побледнела.

— О, милая, нам придется с этим что — то делать. Я буду обучать вас танцам и выбору украшений и туалетов. Как у вас с танцевальными па?

У Софронии бывал лишь один учитель музыки. Его наняли для всех барышень семейства Тряпочертик, но проводил он время по большей части со старшими. А это привело к быстрому отсутствию у младшей вышеупомянутого учителя. И в итоге Софрония умудрилась избежать затяжной пытки кадрилями.

— Боюсь, никак, леди директриса.

— Славно! Очень хорошо. Я больше предпочитаю неиспорченный вкус. Нет необходимости переучивать. А теперь присядьте, прошу. И выпейте чаю.

Софрония села и, секунду поколебавшись, принялась набивать рот маленькими пирожными и канапе, выставленными перед ней в ряд. Это служило доказательством, что они настоящие. И восхитительные на вкус.

«Если инситут совершенства набит пирожными, то я смогла бы со временем его полюбить».

— Да уж, — обратилась директриса к леди Линетт, с плохо скрытым ужасом наблюдая, как Софрония поглощает еду, — у нас непочатый край работы.

— Воистину так.

Софрония прекратила жевать ровно настолько, чтобы успеть задать вопрос, который все еще не давал ей покоя:

— А чей это прототип?

Мадемуазель Жеральдин заметно смутилась.

— Прототип? Линетт, о чем говорит это дитя?

Леди Линетт бросила на Софронию выразительный взгляд, потом затушевала его, принявшись поигрывать локоном.

— Не имею ни малейшего понятия, Жеральдин. Вы же знаете этих современных девушек, они любят иной раз пошутить.

«О, боже, — подумала Софрония, — наверно я уже нарушила наказ проницательности и осмотрительности. Сколько в точности мне следует скрывать от директрисы?»

— Ах, Линетт, иногда у меня складывается впечатление, что я не знаю ничего, что происходит с молодежью в эти дни. Кажется, они разговаривают на другом языке. Не находите?

— Бесспорно, Жеральдин.

Софронии ничего не оставалось, как широко и простодушно улыбнуться и запихнуть в рот очередное пирожное.

У двери раздался стук. Она распахнулась, и поспешно явились неустойчивые усы профессора Светлякоупа, за которыми следовал их скромный владелец.

— Пардон, леди. Леди Линетт, что — то относительно музыкально приближается. Требуется ваше немедленное внимание.

Леди Линетт встала:

— Вам лучше пойти со мной, мисс Тряпочертик.

Софрония набрала полные пригоршни канапе.

— Благодарю за чай, леди директриса. Было очень познавательно.

— Хорошо сказано, моя милая. По крайней мере, ясно, что у нас не будет хлопот с вашим красноречием. Нет, милая, не приседайте. Дважды за вечер я этого зрелища просто не вынесу.

И с этим директриса вернулась к своему чаю. Софрония подозревала, что их отпустили.

Леди Линетт выпихнула ее и профессора Светлякоупа в коридор.

— Что такого важного может быть, профессор?

— Эфирные дальнозоркие монокулярные датчики что — то уловили. Возможно, неприятеля.

— Она ведь не знает? — спросила Софрония.

— Кто что не знает?

Внимание леди Линетт переключилось.

«Проницательность и осмотрительность. Как бы не так!»

— Леди директриса не знает, что на самом деле здесь происходит.

— О, и что же это?

— Детали я сама не совсем понимаю, но вы ведь намеренно держите ее в темноте неведения?

— Нет, дорогая, это вы держите ее в темноте неведения. Вы, ученицы. В том состоит часть обучения.

— И меня тоже вы держите в темноте неведения. Мне полагается о чем — то догадываться? Это проверка?

— Леди Линетт, — прервал разговор профессор, — у нас и впрямь нет времени.

— О, да, ведите, идем. На скрипучую палубу.

— Фто ж.

— Наверно, вам лучше идти следом, мисс Тряпочертик. Вам нельзя болтаться около кисточного отсека самой по себе. Механизмы уже и так взвинчены не на шутку.

Они двинулись по коридорам. Профессор Светлякоуп прокладывал дорогу с упорной быстротой, которая намекала на то, что под этими роскошными одеждами кроется несомненно хорошая физическая форма: должно быть, он спортсмен.

«Возможно, играет в крикет?»

Выйдя на одну из обзорных палуб, профессор отклонился и пошарил по задней части поручней. Там, должно быть, прятался рычаг, которым открывалась секретная дверь. За дверью находились лестницы. Три из них вели вверх. Эти лестницы не освещались газом, окна отсутствовали. Только расположение ступенек не позволял Софронии споткнуться.

Наконец они вышли на самую верхнюю палубу, в точности под одним из трех надутых баллонов. Эта палуба представляла собой полный круг, который простирался от одной стороны корабля до другой. Похоже, круг служил крышей. Перевесившись через поручни, Софрония увидела различные множества выступающих палуб, как огромные полукруглые ступени, ведущие в облачное никуда. Поглядев по сторонам, она усмотрела две другие палубы, в точности как ее, каждая под двумя другими дирижаблями. Далеко в задней части корабля находилась марсовая площадка, висевшая так высоко, что почти касалась снизу последнего дирижабля. Обернувшись, Софрония увидела другую площадку впереди около них. Она была закрыта. И похожа на ванну, опрокинутую вверх дном на другую ванну. Никаких явных средств доступа не наблюдалось, единственное, что поддерживало конструкцию, — это несколько опор и одна длинная балка.

— Что это? — указала Софрония.

— Кабина пилота, — ответила леди Линетт из — за одного из телескопов, которые расположились в ряд по краю палубы.

Профессор Светлякоуп просто стоял, поглядывая в ночное небо. Его усы дрожали то ли под легким бризом, то ли от волнения — трудно сказать, от чего.

— Как она приземляется? — поинтересовалась Софрония.

— Что? — растерялась леди Линетт.

— Школа, как она приземляется?

— Она не приземляется. Совсем. По большей части мы дрейфуем, — ответила леди Линетт.

— Тогда зачем вам нужен пилот?

Профессор повернулся и пронзил ее взглядом:

— Вы задаете много вопросов, маленькая заноза.

— Ну, профессор, сэр, вы предоставляете мне много поводов для любопытства.

Он вернулся к обозреванию небес. И вдруг воскликнул:

— Там!

Леди Линетт повернула телескоп в сторону, куда профессор указывал пальцем.

— Ах, да, вижу. О, боже. Налетчики.

— Прямое нападение? Фто? С трудом верю, что это вероятно.

— Тем не менее лучше предупредить машинное отделение. Пусть разбудят всех «угольков».