Это был не сон

Тут я сообразила, что говорю ерунду, потому что Валентина привела его домой с определенной целью и мне надо узнать с какой, чтобы вспомнить все про воскресенье.

– Видела, говоришь? Правильно я догадалась, значит, это ты ее взяла, кроме тебя некому. – Валентина уже не шипела, а как-то странно выдыхала слова. – Отдай мне ее! Куда ты ее дела?

– Кого – «ее»? Ничего я у тебя не брала, нужна ты мне, еще в воровстве упрекает!

– Если бы они это у тебя на Некрасова нашли, они бы на дачу не поехали, – бормотала Валентина как бы в трансе, – там я все обыскала, и Кемаль потом тебя на даче обыскивал… Куда ты ее спрятала? – В голосе у нее звучало неистовство.

Потом она оглянулась, осознала себя на людной улице, поняла, что наговорила лишнего, и взяла себя в руки. Она заговорила скороговоркой, облизнув губы:

– Послушай, мы могли бы договориться. Я отзову их всех, еще есть время все переиграть. Ты только верни это. – Она вцепилась мне в руку, острые ногти больно царапали меня через рукав пиджака.

Мне стало страшно.

– Да отстань ты, ненормальная! – Я вырвала руку. – Ничего я у тебя не брала, провались ты со своими секретами!

Я оттолкнула Валентину, выскочила на проезжую часть и подняла руку. Остановились две машины, один водитель обругал меня, а второй согласился подвезти.

На работу я приехала буквально клокоча от злости. Если я сошла с ума, то не одна, а в компании с Валентиной. Она вела себя совершенно безумно. Пристала ко мне на улице, говорила странные вещи. Про Некрасова, шесть, про дачу. Еще одно подтверждение. Вот возьму и сегодня же поеду на Некрасова, может, вспомню точно, была ли я там в воскресенье, или найду Вадима и спрошу у него прямо.

В самый разгар рабочего дня меня позвали к телефону.

– Слушай, Татьяна! – кричал в трубку милиционер Вася Курочкин. – Ты скажи своему знакомому, что с «Жигулями» дохлое дело.

– А что еще такое?

– Выяснили для меня ребята, формально они принадлежат одной бабе, немолодая пенсионерка, да только зять у нее бандит, из «савёловой» группировки. Она сама не ездит, даже водить не умеет, он иногда машину берет. Так что друг твой попал. Ты скажи ему, пусть не связывается, лучше уж ремонт за свой счет, спокойнее. Сильно побил машину-то?

– Да нет, – вяло соврала я, – фару разбили да бок помяли.

– Ну так себе дороже!

– Спасибо, Вася, коньяк за мной!

– Да что ты, – заскромничал Вася, – мне не надо, вот если ребятам…

Переделав неотложные дела, я сказала Мише, что мне нужно в налоговую за новыми бланками для баланса, и удалилась. К улице Некрасова я решила поехать на метро, а там пройти пешком, потому что если на машине, то никакой зарплаты не хватит.

Идя по улице Некрасова, я чувствовала волнение. Я тут, несомненно, была недавно, только тогда шел дождь. Я вспомнила, что Лилька говорила про дождь в воскресенье, а ведь она живет недалеко отсюда, в этом районе, на Салтыкова-Щедрина. Значит, дождь здесь был утром, и утром я тут была. Подходя к дому номер шесть, я еще больше заволновалась. Дом с богатым декоративным убранством был бы красив, если бы не был таким запущенным. Дом был небольшой, всего одна парадная, это хорошо.

Подходя к парадной, я миновала группку бомжей, обсуждающих свои насущные проблемы, – трех мужичков неопределенного возраста и грязную оборванную старуху. На меня пахнуло отвратительной смесью запахов перегара и грязного тела. Увидев меня, бомжи внезапно замолчали и уставились с насмешкой и неприязнью. Я ускорила шаг – показалось, что их взгляды оставили на моей одежде липкие зловонные следы.

Старуха отделилась от своих и неожиданно быстро пошла за мной окликая:

– Дама! Дама! Красавица! Я к вам обращаюсь! Дама! Подайте больному человеку на хлеб!

Старуха нагнала меня. Я выгребла из кармана горсть мелочи и сунула в ее протянутую руку. Старуха уставилась на деньги в своей ладони так, как будто я бросила ей туда дохлую мышь. Я прибавила шаг, чтобы не видеть и не слышать ее: она вызывала отвращение и какой-то безотчетный страх. Уже входя в подъезд, я услышала, как она крикнула мне вслед.

– Ты мне что подала? Я к тебе как к человеку, а ты мне дрянь какую-то подала, мелочь!

Я закрыла за собой дверь парадной, чтобы не слышать ее визгливого голоса, и огляделась.

Это был традиционный питерский парадный подъезд – пол, выложенный плиткой, широкие ступени, вытертые тысячами ног, с медными кольцами, свидетельствующими о том, что эти ступени когда-то покрывала ковровая дорожка, камин, лепной потолок. Плитка, конечно выщербленная, в камине – куча мусора, лепнина потолка наполовину обвалилась.

Я медленно, с бьющимся от волнения сердцем, начала подниматься по лестнице. На площадке второго этажа в глубокой стенной нише стояла статуя – ангел с одним крылом, второе было отбито. Именно такого ангела я видела во сне…

Я смотрела на него, не веря глазам. Я была здесь! Была! Но я этого не помнила. Только мое подсознание кричало в полный голос, что я вижу этого ангела не впервые. Отведя взгляд от статуи, я огляделась. На эту площадку выходили две двери. Одна – дверь как дверь, а вторая была опечатана. Я смотрела на эту дверь и прислушивалась к своим чувствам. И они говорили мне, что именно эту дверь мне когда-то приходилось открывать, именно этот порог я перешагивала…

Почему эта дверь опечатана? На всякий случай я поднялась по лестнице до самого верха, до пятого этажа, но, как я ни прислушивалась к себе, ничего не почувствовала. Мое подсознание молчало. Ему что-то говорила только опечатанная дверь на втором этаже.

Пора было уже возвращаться на работу. Я спустилась по лестнице, вышла из подъезда – и тут же увидела прежнюю отвратительную старуху.

Она стояла возле подъезда, опершись на палку и явно ждала меня. Как только я вышла из дверей, она оживилась, шагнула мне навстречу и, уставившись круглыми совиными глазами, завизжала:

– Ты опять к нему ходила? Совесть замучила. Я знаю, кто ты есть! Ты есть убийца!

Кровь прилила к моему лицу. Я отшатнулась от мерзкой старухи и сказала севшим от волнения голосом:

– Что ты несешь, пьянь старая? Я тебя первый и последний раз в жизни вижу! – и, развернувшись, побежала прочь.

Но бабка не отставала, она удивительно быстро тащилась за мной и вопила:

– Подала, называется! Шестьдесят восемь копеек! Это разве подаяние? Порядочные люди меньше восьми рублей никогда не подают! А ты, сволочь такая, мне вообще должна была десятку подать! Потому как я все про тебя знаю! Все как есть! Ты к нему тогда приходила-и где он теперь? Увезли, простыней покрытого! А ты мне шестьдесят восемь копеек! Тьфу! Да я теперича у тебя и полтинник-то не возьму! Не меньше сотни! Ты еще будешь бегать, просить – возьми, мол! Потому как я про тебя все знаю – убийца ты!

Я пыталась делать вид, что не вижу ее, не слышу ее истеричных воплей, но это было невозможно. Тогда я остановила проезжающее мимо такси, решив плюнуть на экономию, заплатила водителю, не торгуясь, несусветную сумму, только чтобы поскорее избавиться от ненавистной бомжихи.

Она еще выкрикивала вслед машине какие-то угрозы, но я не могла успокоиться, потому что от самой себя было не так просто уехать, как от старой пьянчужки.

По приходе на работу я разбирала пришедшую для меня в офис почту. Как обычно, большую часть можно было выбрасывать в мусорную корзину: реклама фирм, торгующих канцтоварами, бухгалтерскими программами, разной справочной литературой. Среди прочего мне попал в руки плотный белый конверт без обратного адреса. Я машинально его вскрыла, вытряхнула содержимое на стол… и похолодела.

На столе передо мной лежала четкая цветная фотография. На фотографии было два человека. Один из них был мертв. Сомнений в этом быть не могло: остекленевшие глаза, отвисшая челюсть и самое существенное – дырка во лбу. Мне не приходилось видеть входное отверстие от пули, но я не сомневалась, что оно так и выглядит, во всяком случае в американских боевиках оно именно такое, а в Голливуде очень следят, чтобы такие вещи были правдоподобны. Кроме этих очаровательных деталей, во внешности трупа многое было не порядке. Складывалось впечатление, что перед тем, как убить, его долго и жестоко избивали. Он был до такой степени не в порядке, что я даже не сразу его узнала. А ведь это был тот самый Валентинин «троюродный брат», который чуть не затащил меня в субботу в свою машину. Хорошо же над ним потрудились, если я не сразу его узнала! Зато второго человека на этой фотке я узнала сразу. Еще бы мне его не узнать, если это была я.

Я, собственной персоной, стояла над трупом, и выражение моего лица можно было трактовать как решительное, энергичное, целеустремленное, но раскаяния в нем не было, хоть убей.

Я медленно втянула воздух сквозь сжатые зубы и откинулась на спинку стула. Потом я еще раз внимательно посмотрела на фотографию. Да, это была я, никаких сомнений, на мне был все тот же несчастный серый плащ, еще не обгорелый. Различимые на снимке детали обстановки были мне, вообще говоря, незнакомы, но в подсознании они вызывали странные ощущения узнавания. Я не помнила эту комнату, но я в ней когда-то была. В висках у меня застучало, перед глазами поплыли красные круги, и на их фоне я увидела мертвое лицо, то же, что на фотографии. И тут же все исчезло. Я торопливо спрятала фотографию в сумочку, чтобы она не попалась на глаза нашим, из магазина, и внимательно осмотрела конверт. То, что на нем не было обратного адреса, я заметила еще до того, как его вскрыла. Но на нем не было ни марки, ни почтового штемпеля. Только адрес и мое имя, написанное аккуратным чертежным шрифтом.

Я спросила у Нины, каким образом попал к нам этот конверт. Она ответила, что первый раз его видит, я этому не удивилась.

На столе зазвонил телефон, и странный низкий голос – наверняка измененный, – не поздоровавшись и не спросив, кто у телефона, произнес:

– Вы получили мое письмо.

Это не был вопрос, это было утверждение, констатация факта. Ответа он, по-видимому, не ожидал, и я молчала.

– Как вы понимаете, у меня есть еще фотографии.

– И чего вы от меня хотите? – не выдержала я.

– Я хочу, чтобы вы отдали не принадлежащую вам вещь. – И он снова надолго замолчал.

Это его молчание и шорохи в трубке нервировали меня и пугали даже больше, чем сами его слова. Он на это и рассчитывал.

– Я не знаю, чего вы от меня хотите! Оставьте меня в покое!

– Вы просите невозможного. Мне нужно получить эту вещь. Вам нужно получить фотографии. Мы совершим обмен, и тогда я оставлю вас в покое.

– Но у меня ничего нет!

– Вы ошибаетесь.

– Скажите хотя бы, что это такое!

– Я вижу, вы не хотите со мной сотрудничать. Это может очень дорого вам обойтись. Убийцу ищет милиция. Вы понимаете, куда я могу передать эти фотографии.

В трубке раздались короткие гудки. Я положила ее на рычаг. Мне было так страшно, как никогда в жизни. И я не столько даже боялась того шантажиста с его механическим голосом и театральными паузами, я не столько даже боялась его угроз, хотя они были весьма конкретны и серьезны, сколько я боялась того, что его слова были правдой, что я действительно могла быть убийцей. Фотография не лжет, я была там, значит, правда и все остальное. Я еще раз внимательно посмотрела на фотографию. В субботу вечером я была в такой ярости, что могла бы задушить его голыми руками. Но это аллегорическое выражение. А на самом деле так избить его я бы не смогла. И привязать к креслу. Кроме того, я не умею пользоваться огнестрельным оружием. Да и где бы я его взяла? Да, но милиция-то этого не знает, для них фотография будет несомненной уликой… И тогда я действительно испугалась ужасно.

Валентина открыла дверь своим ключом и в темной прихожей натолкнулась на лежащего Цезаря.

– Черт, вечно под ногами валяется! Одна шерсть от него!

Цезарь тихонько проворчал что-то в ответ, Валентину он не любил, она его, впрочем, тоже. Муж был дома, что Валентину удивило, ведь всего четыре часа.

– Здравствуй, Валя.

– Ты что сегодня в такую рань? – раздраженно спросила она вместо приветствия.

– Так вышло, – уклончиво ответил он.

Она заметалась по комнате, рассерженно выдвигая ящики и разбрасывая вещи. Ноготь зацепился за одежду и сломался.

– Черт! – В голосе ее послышалась неприкрытая злость. – Не говори под руку!

– Что с тобой происходит? – Он был очень серьезен. – Валентина, что с тобой случилось в последнее время?

– Что ты привязался? – заорала она. – Нашел время!

– Не кричи, у матери гости.

– Опять этот божий одуванчик сидит?

– Он-то чем тебе помешал? Но мы отвлеклись. Ты не ответила на мой вопрос – чем ты сейчас занимаешься, у тебя что, неприятности?

Она посмотрела на него внимательно. Знал бы он, какие у нее неприятности! Вся так тщательно налаженная операция летит в тартарары. Эта девчонка спутала ей все карты. И как это у нее, Валентины, не хватило ума сообразить, что с ней не надо связываться! Слишком хороша, мужики теряют голову! И теперь она может потерять не только деньги, но и кое-что похуже.

– Я жду ответа, – напомнил о себе муж.

– Ты никогда не вмешивался в мои дела, откуда такой интерес сейчас? Обычный бизнес!

– Обычный бизнес? – недоверчиво переспросил он. – Я звонил в твою фирму, ты уже два месяца там не работаешь.

– Я нашла другую работу! – Против воли в ее голосе прозвучали оправдывающиеся нотки.

– Валентина, я сам работаю в коммерческой фирме. Работа там подразумевает какую-то дисциплину. А ты уходишь и приходишь нерегулярно, то вообще в будний день сидишь дома, а то вдруг в воскресенье с утра сорвалась и убежала на полдня. Куда ты ходила?

– По делу, – коротко ответила Валентина.

– Что это за сомнительные дела, которые ты скрываешь от всех?

– Между прочим, этими сомнительными делами я заработала все это. – Она повела рукой.

– Кроме квартиры, – не удержался он.

– Да, квартира с твоей мамашей и ее штучками досталась мне вместе с тобой. Но ты забыл, какой тут был хлев? Вы бы так и сидели с мамочкой в захламленной помойке.

Он подумал, что, может быть, так было бы лучше, он привык к этой квартире с детства и не хотел ничего менять.

– Ты прекрасно знаешь, что у матери множество действительно ценных вещей!

– Ты все равно их никогда не продашь! – парировала она.

– Естественно, не для того мои предки их собирали, это все фамильное.

– Тоска!

Он сообразил, что Валентина нарочно уводит его в сторону от опасных вопросов, и рассердился.

– Ты скажешь, наконец, что у тебя за дела? Ты говорила, что в мае ездила в Турцию, а на самом деле это был Ливан, я проверил! И что это за типы вертятся вокруг тебя, один такой черный – чеченская мафия, что ли? Валентина, если ты впуталась в историю, лучше сразу скажи, я же вижу, ты в последнее время не в себе!

Поскольку она упорно молчала, он продолжал, распаляясь:

– И что за негодяя ты привела в дом в субботу? Как будто я не знаю, что никакого троюродного брата у тебя никогда не было! Кто он?

– Это знакомый, я его пригласила для Тани, хотела познакомить, – заторопилась она.

– А что же она тогда от него чуть не бегством спасалась? Мерзавец он, тащил ее в машину силой, сумочку увез! И в моем доме ты женщине такого подсовываешь, что люди подумают?

– А ты откуда знаешь про это все?

– Мне Кирилл сказал, он ее провожал, а тот подъехал, давай драться, ну, Кирюша ему дал немножко, – усмехнулся муж. – Так что не обессудь, вести себя надо прилично, пусть уж твой Вадим не обижается.

Валентина подумала, что Вадим уже ни на кого не обижается с того воскресного утра, когда она обнаружила его в пустой квартире на Некрасова мертвого, привязанного к креслу.

Она хватилась пропажи рано утром в воскресенье и сразу же подумала на Вадима. Она долго звонила ему, его мобильник молчал. А потом она нашла на своей расческе в спальне чужой светлый волос. Сопоставив это с поведением Татьяны вечером в субботу, она поняла, что девчонка случайно подслушала их разговор, черт ее принес тогда в спальню! Она полетела к Вадиму на Некрасова, думая перехватить там Татьяну, и увидела, как возле парадной какие-то мордовороты запихивают бесчувственную Татьяну в машину. Она подумала, что убийство – это Татьяниных рук дело, ведь говорил же Вадим, что они иногда ведут себя непредсказуемо. В конце концов, ей наплевать на этого дурака! Произведение прикончило своего создателя, в литературе такие примеры описаны.

Но Валентине надо было вернуть свое, она тщательно обыскала квартиру Вадима и его машину, там ничего не было. Если бы эти типы нашли то, что взяла у нее Татьяна, то они не поехали бы на дачу. Про то, что они поехали на дачу, Валентина узнала, когда направила туда своих людей, Кемаля и этого, второго. Вернее, это были не совсем ее люди, точнее, совсем не ее, но об этом Валентина сейчас не думала, ей было страшно. На даче был страшный пожар, но девчонке как-то удалось спастись. Ее обыскали, ничего не нашли. Все остальное сгорело, этот придурок Вадим устроил так, что к его вещам никто не смог прикоснуться, взорвалась горючая жидкость, и все пропало. Чтоб ему на том свете пусто было!

– А сумочку-то зачем отнимать? – не унимался муж. – Может, он думал, что девушка за ним сама побежит? А там ключи, документы, пришлось Кириллу оставить ее ночевать у себя.

– Да? – оживилась Валентина. – Ну, он верно не очень расстроился, такой случай ему нечасто выпадает!

– Да перестань ты, он по-хорошему!

– А когда он тебе это рассказывал?

– В воскресенье утром, когда мы с ним в гараже порядок наводили. Ты куда это?

Валентина схватила было мобильный телефон, но, взглянув на мужа, побежала к входной двери.

– Скоро вернусь! – крикнула она на бегу.

Значит, у этого идиота Вадима не хватило ума заставить Татьяну поехать с ним, и она ночевала у малахольного Кирилла. Надо срочно принимать меры!

Я опять убрала фотографию в сумочку и без сил опустилась на стул. Что же они все от меня хотят? Что я такое взяла у Валентины, о чем не помню? Хотя, ведь то, что я делала в квартире Валентины, я помню хорошо. Я снова перебрала в памяти события того субботнего вечера. По всему выходило, что я не брала у Валентины ничего, кроме той дешевенькой брошки-паучка. Из-за нее весь сыр-бор? Может, я в суматохе не разглядела, и она изумрудная? Сейчас узнаем. Я набрала номер Галки, хорошо, что она днем дома.

– Галк, слушай внимательно. Пойди в мою комнату, достань там из шкафа тот костюм.

– Он висит?

– Нет, так лежит, в чистку его надо отдать. Посмотри внимательно, что в карманах и на нем, потом мне скажешь. Ну, нашла?

– В каком он виде! – начала ворчать Галка. – Была приличная вещь! В кармане салфетка, потом таблетка какая-то…

– Таблетку не трогай, положи в карман, только чтобы дети не нашли, она ядовитая. А еще что?

– Ничего больше нет, только на юбке две булавки.

– Точно две?

– Ну я же не слепая, – обиделась Галка.

Значит, так. Булавка была одна, вторая упала на пол у Валентины в гостиной. Для того я и взяла у нее брошку. А теперь вместо брошки вторая булавка, а ее я могла взять только у Кирилла, к нему я пришла с брошкой, если бы потеряла ее по дороге, юбка бы свалилась. В той квартире на Некрасова брошки не было, так сказала Валентина. Кстати, что она сама там делала рядом с покойником? Не она ли его… того? По характеру, во всяком случае, ей это больше подходит. Но на фото снята я, а милиция разбираться не будет.

У меня создалось впечатление, что Валентина и тот тип с измененным голосом работают каждый сам по себе, не связаны они друг с другом. Так или иначе, мне надо найти брошку и выяснить, в чем там дело, а для этого придется снова идти к Кириллу. Что-то я к нему зачастила. Но при всех моих неприятностях наши с Кириллом разногласия по поводу того, кто к кому пришел да кто кого затащил в постель, как-то отходят на второй план.

Опять я отпросилась у Миши, он уже косился и глядел хмуро, но отпустил сразу после закрытия магазина. Когда я шла по Кронверкскому, было еще светло. Я уже собиралась свернуть на Зверинскую, но заколебалась – нехорошо как-то к человеку врываться без приглашения. Может, он не один? Почему-то эта мысль мне не понравилась. Я поискала глазами телефонную будку и вдруг услышала:

– Здравствуйте, милая барышня! Передо мной, улыбаясь, стоял тот чудный старичок, Карамазов.

– Здравствуйте, Николай Петрович! – Я даже обрадовалась, такой он был славный. – Как поживаете?

– По-стариковски, милая, по-стариковски. – Он церемонно пожал мне руку. – Вот иду от Марии Михайловны, решил прогуляться, погоды стоят хорошие. – Он так и сказал – «погоды».

– Как здоровье Марии Михайловны?

– Так, все без перемен, ну и слава Богу!

– Верно, – согласилась я.

– А вы далеко ли направляетесь? – Видя, что я медлю с ответом, – мне не хотелось рассказывать ему, что я вечером иду к одинокому мужчине, который вовсе меня не ждет, – старичок очень сконфузился.

– Уж простите стариковское любопытство, вечно мы норовим все расспросить, – смущенно проговорил он.

– Что вы, Николай Петрович, я к подруге иду, вот тут она живет рядом!

– Ну всего наилучшего, милая Танечка, кланяйтесь от меня подруге-то. – Он хитро улыбнулся, и я подумала, что он догадался про Кирилла, очевидно, он знал, где тот живет.

Карамазов вежливо приподнял шляпу и удалился. На повороте я оглянулась – старичок шел легко, почти не опираясь на трость, очевидно он носил ее так, на всякий случай. Костюмчик на нем сегодня был другой – по солнечной погоде более светлый. По-прежнему, старичок был очень аккуратненький и выглядел вполне довольным жизнью.

Я вошла в уже знакомый проходной двор, там на лавочке сидели старушки, как летом. Они проводили меня неодобрительными взглядами и зашептались. Вспомнив утреннюю наглую бомжиху, я испугалась было, но потом сообразила, что бабушкам просто не понравилась длина моей юбки. Тут они правы, если опять буду домой возвращаться поздно, следует надеть брючный костюм, так спокойнее.

Я вошла в парадную и поднялась по ступенькам. Дверь в квартиру Кирилла была открыта, то есть не то, чтобы открыта, но слегка притворена. Мне это не понравилось, поэтому я нажала на звонок, но он не работал, во всяком случае звонка в квартире не было слышно.

– Кирилл! – Я постучала в дверь. – Ты дома?

Никто не отозвался, но где-то в глубине квартиры лилась вода. Если он принимает душ, то почему с открытой входной дверью? А может, Галка права, и он все-таки пьяница?

Я решительно открыла дверь и вошла. В прихожей никого не было, кроме жуткого беспорядка. Вешалка болталась на одном гвозде, одежда валялась на полу. Столик для телефона теперь стоял на трех ногах, а телефонный аппарат, и раньше расколотый, теперь разбился окончательно. За дверью комнаты послышалось какое-то движение.

«Воры! – мелькнуло у меня в голове. – Чушь какая, что у него красть? Значит, была пьяная драка», – вспомнила я Галкины умозаключения.

Если я сейчас убегу, то бабки во дворе обязательно меня запомнят, а потом опознают. А вдруг там кого-то убили? Но кто же тогда двигается?

Я вооружилась четвертой ножкой от столика, которая валялась отдельно, и вошла в комнату. По сравнению с тем, что творилось в комнате, в прихожей был порядок, как на крейсере «Аврора» седьмого ноября.

Все ящики из платяного шкафа были вынуты, белье, носки и всякие шмотки валялись кучей на полу, то же самое творилось с письменным столом. Какие-то железки и бумажки лежали вперемешку. Посуда в серванте не побилась, это я заметила краем глаза. А в общем был ужасный разгром, а в довершение всего из-за стола торчали ноги в носках, и дырка на пятке была аккуратно заштопана.

В моих ушах почему-то зазвучал равнодушный голос диктора:

«… временно неработающий К. после совместного распития спиртных напитков…»

«Они его убили!»

Только этого мне не хватало. Обнаружить еще один труп, имея в сумочке фотографию, где рядом с покойником я, собственной персоной! Милиция будет просто в восторге!

Из-за стола раздался стон, и я во мгновение ока оказалась там. Кирилл открыл один глаз и с недоумением уставился на меня.

– А ты что тут делаешь?

Я подло обрадовалась, что он жив, – значит, он подтвердит, что не я устроила весь это разгром и не я его ударила.

– Кирилл, что с тобой? Кто это тебя так?

– Не знаю, черные какие-то.

– Черные? – Я вспомнила про молодого человека с консервной банкой, явно южной наружности.

Кирилл сделал попытку сесть, я подхватила его и увидела, что голова у него сзади вся в крови.

– О Господи, они тебя ранили!

– Еще бы, когда так по голове звезданули!

С большим трудом с моей помощью он дотащился до дивана. Диван не пострадал, правда пружины торчали в разные стороны, но это я помню по прежнему разу. Я сбегала на кухню, где был такой же разгром, намочила полотенце и обтерла ему голову. Кровь текла меньше.

– Кирилл, надо же «скорую» вызывать, тебя в больницу надо!

– Не суетись, – он показал на диван рядом с собой, – сядь, дай подумать.

– Что же случилось?

– Я в магазин ходил, продукты покупал.

– Яйца, молоко, масло сливочное…

– А ты откуда знаешь?

– Они все на кухне на полу.

– Да, прихожу, дверь открываю, а тут погром, вылетает какой-то черный, я было его схватил, а тут – сзади – хрясь по голове, и больше ничего не помню. В общем, иди сейчас на третий этаж, квартира вот так, наискосок, спросишь там Геннадия, приведешь сюда.

– А номер квартиры какой?

– Забыл, – он посмотрел виновато, – голова болит.

Я взлетела на третий этаж и позвонила в нужную квартиру, открыла женщина.

– Простите, мне Геннадия срочно нужно.

– Гена! – крикнула она в глубину квартиры, но на меня посмотрела неприязненно.

Явился Гена в майке и тренировочных штанах, с пятилетней девчушкой на плече. Мне стало неудобно – врываюсь в семейный дом, человек отдыхает.

– Привет! – протянул Гена. – Ой, Ира, это же Кирюшина девушка!

Вот, теперь у них в районе все меня знают, как Кирюшину девушку.

– Пойдемте к нам, ему плохо.

– А чего плохо? – веселился Геннадий. – Перепил или перетрахался?

– Геннадий! – прикрикнула жена. – Ты хоть при ребенке бы… – Она взглянула на меня и сказала еще строже: – Собирайся живо, Кирилл по пустякам беспокоить не будет.

Гена выскочил уже в рубашке и с чемоданчиком.

– Ну, чего там у вас?

– Напали на него, по голове дали сильно.

– Много народа?

– Минимум двое.

– Да с одним бы он справился. Кирилл же мастер спорта по самбо, он тебе не рассказывал?

Я вспомнила, как Кирилл ловко бросил Вадима на асфальт, и поверила.

Кирилл полусидел на диване, прижимая к голове полотенце, и был таким бледным, что Геннадий сразу посерьезнел, подскочил к нему, велел мне включить свет – оказывается, бандиты просто вывинтили пробки – и стал внимательно осматривать рану.

– Ничего, сейчас два шва наложим, а что кровь идет – так даже лучше, гематомы не будет.

– Вы что, прямо здесь будете зашивать?

– А что, из-за такой ерунды в больницу его тащить? Давай воды кипяченой принеси быстро!

Черт знает что, как в полевых условиях! Но спорить я не стала.

– Ты крови боишься?

– Нет, – твердо ответила я.

Если бы он знал, сколько ссадин и царапин обработала я детям в последнее время, он бы не задавал таких глупых вопросов. Гена возился с раной, что-то там делал, потом достал ампулы.

– Укол ему надо сделать.

– Надеюсь, хоть шприц-то у вас одноразовый? – не удержалась я.

– Да убери ты ее отсюда! – простонал Кирилл.

– Все, марш на кухню, чайку поставь!

Я кое-как разгребла весь хаос на кухне, нашла две целые чашки, все продукты с пола, кроме трех уцелевших яиц и пачки масла, выбросила в мусорное ведро, отыскала в шкафчике полпачки печенья. Когда я принесла чай, Гена уже собирал чемоданчик.

– Все, завтра полежишь, а послезавтра в больницу зайдешь, невропатолог посмотрит, хотя я думаю, что сотрясения нет. Ты не оставляй его, если ночью плохо будет – рвота там, боли головные, – сразу ко мне беги.

Он залпом выпил чашку чаю и ушел. Мы с Кириллом остались одни, причем он поглядывал на меня очень подозрительно. Чтобы не встречаться с ним глазами, я стала убирать в комнате. Всю одежду, не разбирая, я просто запихнула в шкаф, собрала книги и поставила их на полку, тоже все подряд, замела осколки от разбившейся настольной лампы, а кавардак на письменном столе прикрыла газеткой. Когда я после всех трудов оглянулась на Кирилла, он лежал, закрыв глаза. Я было обрадовалась, что он заснул и теперь проспит до утра, а завтра я смогу улизнуть, не вступая с ним в опасные разговоры, но не тут-то было. Кирилл открыл глаза и похлопал рукой по дивану.

– Сядь вот тут рядом и скажи, в чем дело.

– Ты о чем?

– Ты что-то знаешь про этих черных, я же видел, как ты вскинулась, когда я про них упомянул. И зачем ты сегодня сюда притащилась? Мы ведь вроде не договаривались.

Я еще немного походила по комнате, перекладывая вещи с места на место, а потом села рядом с ним на диван.

– Я тебе говорила, что про воскресенье ничего не помню?

– Ну, говорила.

– Но это только с вечера субботы и до утра понедельника. А что было до того, я очень хорошо помню, раньше никогда у меня провалов в памяти не было. И что после тоже. Так вот, я тебе вкратце расскажу. Познакомились мы с Валентиной в Болгарии две недели назад. Я там в отпуске была с дочкой, а что она делала – не знаю. Потом уже здесь она мне в пятницу позвонила, пригласила в гости, говорит, познакомлю с интересным мужчиной, это не про тебя.

– Я понял.

– Мужик этот ко мне стал клеиться, ну ты видел. А потом я их случайно с Валентиной застала в спальне, когда они целовались, и по разговорам было понятно, что они любовники. Только ты на меня не наезжай в гневе праведном, что, мол, жена друга и все такое, я что видела, то тебе и говорю. Так что приятель твой сильно ветвистый.

– А на кой черт она тогда его в дом привела и тебе сватала? Валентина, знаешь, такая женщина, что просто так ничего не делает, у нее все продумано. И зачем ты поперлась за ними следить?

– Для ушибленного головой ты неслабо соображаешь. Говорю тебе, случайно зашла в спальню, булавка у меня на юбке лопнула. Мне неудобно было, что они меня застанут, я спряталась и все слышала.

– А потом? – недоверчиво спросил Кирилл.

– А потом они ушли, я заколола юбку и решила тихонько оттуда убраться, но ошиблась дверью…

– Случайно? – В его голосе слышалось ехидство.

– Да, случайно. А дальше ты все знаешь.

Он долго молчал. Да, это объясняет, почему она так бегала от того ненормального Вадима, но все же…

– Больше я с Валентиной не виделась, а вот сегодня она меня встретила утром у дома и закатила скандал, была прямо не в себе.

Весь наш разговор с Валентиной я пересказала довольно подробно, хотя Кирилл недоверчиво щурился. Про то, что меня преследуют, про записку таинственного Шамана и про зловещую фотографию я, естественно, не упомянула.

– И вот я думала-думала, ты только не считай, что я совсем свихнулась, но единственное, что я у Валентины взяла – это та брошечка. Вот я и пришла к тебе спросить – может, ты ее нашел, когда пол подметал?

– Какую-то фантастику рассказываешь!

– А тогда я еще спрошу – как Валентина узнала, что я у тебя ночевала, ты дружку своему закадычному небось сразу побежал хвастаться?

– Все было не так…

– Ах, значит, хвастался? – вскипела я. – Уже весь район про это знает, так ты чем каждому трепаться, просто встал бы у «Горьковской» на площади и орал, что мы с тобой…

– Слушай, шла бы ты домой, а? У меня голова очень болит.

Я усовестилась.

– Домой я сегодня не пойду, я Гене обещала. Но все-таки, если бы ты сегодня утром Валентину видел, ты бы поверил, что это она к тебе черных подослала с обыском.

– Я выясню.

– Только про меня ничего не говори. А ты в милицию обращаться будешь?

– Не знаю пока. А тебе как лучше? – Он посмотрел на меня очень пристально, так что я даже заерзала.

Не дождавшись вразумительного ответа, он сказал, что сам разберется, без милиции. Я еле сдержала вздох облегчения.

– Давай, Кирилл, я домой позвоню, а ты пока ляжешь. А я буду на кресле спать.

– Зайди в другую комнату, там телефон еще один есть.

Я зашла, там тоже был полный кошмар, на полу валялись старые фотографии, газеты, женские вещи, но телефон, какой-то доисторический, стоял в углу в целости и сохранности. Я с сомнением подняла трубку, гудок был. Галка устроила мне грандиозный скандал, но я просто поставила ее перед фактом. Когда я вошла к Кириллу, он уже лег. Как видно, эти усилия его утомили, и он опять был бледным и выглядел очень плохо.

– Что там, в маминой комнате?

– Беспорядок, – вздохнула я.

– Ты не трогай там ничего, я сам потом.

– Как думаешь, нашли они что-нибудь?

– Вряд ли, я в воскресенье генеральную уборку делал, нашел бы твою брошечку.

– Хозяйственный! – не удержалась я.

– Ну что смотришь, хочешь спросить, почему я в такой нищете живу и работы приличной найти не могу?

– Да что ты, это не мое дело! – фальшивым голосом произнесла я.

– Мать болела, три месяца назад умерла. А перед этим она почти год лежала, парализовало ее.

– Это ужасно! И ты один за ней ухаживал?

– А кто же еще. – Он удивился. – Я один сын, больше родственников нет. Это ее квартира, я, как женился, в другом месте жил. Ее оставить нельзя было, я опять сюда переехал. На работу приличную не мог устроиться, там надо много работать, на часы не смотреть, а если все время домой рвешься – это какая работа.

Я вспомнила, как я намучилась с маленькой Аськой, и согласилась. Свекровь вечно придумывала себе какие-то дела, чтобы не забирать ее из садика, и мне приходилось лететь сломя голову.

– Так, перебивался разными работами, – продолжал Кирилл, – а знаешь, сколько на больного денег надо? Уколы, да процедуры, да соседке платил тете Тоне, она с матерью сидела, пока я работал. Женька даже приводил экстрасенса – все без толку, только деньги взял, а ничем не помог.

– А что же теперь?

– Теперь Женька обещал с работой помочь, – вздохнул Кирилл.

– У тебя семья, возвращайся к ним.

– Там мое место занято, – он усмехнулся, – да все равно, привык уже один, так лучше.

И опять я согласилась, ведь нам с Аськой тоже вдвоем было лучше.

– А ты думала, я алкоголик? – невесело рассмеялся Кирилл.

Хорошо, что в темноте было не видно, как я покраснела. Черт бы побрал Галку с ее житейской мудростью!

Среди ночи я проснулась и увидела, что Кирилл со стоном поднялся и сделал несколько неуверенных шагов к двери.

– Постой, Кирилл, я помогу!

– И туда меня провожать будешь? Спи, сам справлюсь.

Он вышел в коридор, тщательно прикрыв за собой дверь. Ее сумочка стояла на трехногом столике под зеркалом. Хорошо еще зеркало не разбили, сволочи! Он быстро просмотрел все отделения сумочки, хотел найти паспорт или еще какие-нибудь документы, чтобы узнать побольше об этой странной девице, которая вошла в его жизнь и теперь, похоже, втягивает его в крупные неприятности. У нее самой тоже проблемы, это видно невооруженным глазом, вопрос только какие. Когда она серьезно смотрела на него своими огромными серо-синими глазищами, он готов был поверить всему, что она рассказывала, в любую чушь, но потом наваждение проходило.

Паспорта в сумочке он не нашел, зато обнаружил конверт с фотографией. Осторожно оглянувшись на дверь, он взял конверт и заперся в туалете. Там он вынул фотографию из конверта, держа ее аккуратно за уголок. Вот это да! Он так и знал, что дело нечисто! Убитый Вадим, его явно пытали, и Татьяна тут собственной персоной. Она, конечно, будет говорить, что ничего не помнит. Так вот почему она так боится милиции! Очевидно, ее шантажируют, не сама же она себя сфотографировала. Не будь во всем этом замешана Валентина, он бы потащил эту криминальную девицу в милицию. Но Вадим был в доме его друга, они все окажутся замешанными в темную историю, этого он не может допустить. На Валентину ему, конечно, плевать, они друг друга терпеть не могут, но она Женькина жена.

Он убрал фотографию обратно в сумочку, вернулся в комнату и лег. Таня ровно дышала во сне. Он вспомнил ее тревожные глаза совсем рядом, когда она сегодня обтирала ему голову влажным полотенцем, ее ласковые руки и понял, что его тянет к ней, несмотря ни на что.

Я проснулась рано и решила перед работой забежать домой переодеться. Кирилл открыл глаза и смотрел на меня довольно хмуро.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – коротко ответил он.

Я быстренько умылась, кое-как подкрасилась и из трех оставшихся яиц, одного помидора и куска колбасы соорудила наскоро завтрак. Мы выпили кофе, и я собралась уходить. Кирилл опять лег, на лбу у него выступила испарина.

– Кирилл, да у тебя нет ли температуры?

Я села на край дивана, погладила его по щеке и прикоснулась губами к его лбу, причем вовсе не собиралась этого делать, оно как-то само получилось. Он протянул руку и погладил меня по волосам.

– Не уходи, – прошептал он.

Во мгновение ока я одним прыжком оказалась у дверей.

– Мне надо на работу, я уже опаздываю.

– Ну как знаешь.

– Как знаешь, – повторил он, когда за ней захлопнулась дверь.

Морщась, он поднялся, собрал постель, потом отдохнул немного, приподнял спинку дивана и оставил его в полуразложенном состоянии. Потом он встал на колени и сунул руку между боковой стенкой и подушками. Диван был старый, и только он знал, что иногда некоторые мелкие предметы случайно проваливаются внутрь. Кирилл искал наудачу и нашел. Он вытащил руку с зажатой в ней безделушкой в виде паучка из зеленого стекла. Глазами служили черные бусинки, а проволочные лапки торчали в разные стороны. Он внимательно рассмотрел брошку со всех сторон, потом доковылял до письменного стола и после долгих поисков нашел там маленькую крестовую отвертку. Отвинтив два крошечных винтика сзади, он вытащил из брошки очень маленький круглый черный предмет. Это была кассета с микропленкой. Он побоялся лезть внутрь, чтобы не испортить пленку, запихнул кассету обратно в брошку и убрал в надежное место – опять в диван. После этого он лег и надолго задумался.

Перед обедом меня вызвали в магазин из офиса, сказали, что спрашивает какая-то женщина. К моему величайшему изумлению, этой женщиной оказалась Альбина – приятельница Валентины, с которой мы познакомились на той трижды проклятой вечеринке. Я и забыла, что мы с ней перекинулись тогда парой слов, она узнала, что я работаю в магазине сантехники, и сказала, что зайдет, а я ее необдуманно пригласила.

Пришлось водить ее по магазину, все показывать. Альбина сказала, что делает ремонт и что ей много всего нужно. Тогда я свела ее с продавцом Костей, они стали обсуждать подробности. Она столько всего набрала, что Миша разрешил сделать ей скидку пять процентов. Крупным покупателям в нашем магазине почти всегда полагается скидка, но Альбина этого не знала и решила, что это я замолвила за нее словечко. Чувствуя себя обязанной, она пригласила меня выпить с ней кофе. Мне как раз надо было в Пенсионный фонд, поэтому я решила совместить приятное с полезным. Когда мы уселись с Альбиной в кафе недалеко от магазина, оказалось, что общих тем у нас для разговора мало, поэтому мы начали говорить о Валентине. Альбина сказала, что Валентина стала совершенно невозможна, что со всеми ссорится, а от людей не скроешься, и среди знакомых ходят слухи, что у нее неприятности – не то с бизнесом что-то не в порядке, не то с мужем разводится.

– Да что ты? – ахнула я.

Да, и она, Альбина, как-то случайно видела ее как-то с двумя такими черными молодыми людьми подозрительного вида.

– Чеченцы? – Я сделала вид, что ужаснулась.

– Хуже! – усмехнулась Альбина. – Это арабы.

– А откуда ты знаешь? – Мне уже не надо было делать вид, что я удивляюсь.

Альбина посмотрела на меня очень серьезно.

– У меня родственники в Израиле. Я туда часто езжу, живу подолгу. Там навидалась я этих арабов. На иврите-то я говорю немного, а по-арабски не понимаю, но на слух этот язык узнаю. И уж ты не сомневайся, чеченца от араба я отличу по внешнему виду. Тем более что эти… не нравятся они мне.

Я вспомнила, с какой кошачьей грацией двигался тот смуглый молодой человек, который убил или ранил владельца пресловутых «Жигулей», и поняла, что эти арабы мне тоже не нравятся. Мы распрощались с Альбиной, я побрела по улице, размышляя, при чем тут еще могут быть арабы, и не обратила внимания на притормозившую рядом машину. Дверцы распахнулись, и я не успела опомниться, как меня уже втащили на заднее сиденье. Рядом со мной сидел крупный плечистый блондин, пожалуй довольно интересный, только, на мой взгляд, слишком мордастый. Я подумала, что, скорее всего, именно этого блондина видела со мной Лиля Свитская в воскресенье. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но блондин резко двинул меня ладонью в солнечное сплетение. Боль была адская, на несколько секунд у меня перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.

– Это так, для разминки, – сказал блондин, – чтобы ты не думала, что ты такая крутая.

– Я и не думаю, – ответила я, слегка отдышавшись, – подумаешь, нашлись трое на одну женщину слабую.

– Умничать не надо! – рявкнул блондин.

Сидевший спереди боец повернулся, и я заметила в расстегнутом вороте рубашки темно-красную полосу у него на шее. Я пригляделась к нему внимательнее и узнала то самое лицо с вытаращенными глазами из моего видения, с которого я срывала золотую цепь. Значит, все верно, это было на самом деле! Парень смотрел на меня зверем.

– Дай ей еще, Витек, а не то я сам двину!

– Тихо-тихо, спокойно, Вовик, успеется. Ну ты, – это он уже мне, – ты знаешь, где это может быть.

– С чего вы взяли, что я что-то знаю?

– Потому что ты была там, в той квартире. Ты его грохнула, значит, он тебе что-то рассказал.

Уже весь город знает, что я была в той квартире и что грохнула Вадима, интересно, когда это дойдет до милиции? Я жутко разозлилась, терять мне было нечего.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, и вас первый раз вижу.

Хотя это было неправда, я уже видела всех троих – этого мордастого блондина, Вовика с цепочкой и водителя, ведь это именно он преследовал меня в понедельник утром, я почувствовала знакомый запах лосьона.

– Вы же знаете, что у меня ничего нет, вы же обыскали меня тогда, когда везли на дачу, – наугад начала я.

– Значит, ты знаешь, где это спрятано!

– Да нет у меня ничего!

Я покосилась на парня рядом с водителем.

– Цепочку вот могу отдать, мне чужого не надо! Правда, я тебе скажу, барахло твоя цепочка, звенья слабые.

Парень издал звериный рык и ухватил меня за нос, больно-больно. Слезы хлынули ручьем.

– Сейчас кровь пойдет, все сиденье тебе залью! – крикнула я блондину, почему-то сразу решив, что он тут главный.

Вовик меня отпустил, я обругала его и полезла в сумочку за носовым платком. Роясь в сумке, я сквозь слезы заметила какую-то записку. Вот в чем дело, это же тот клочок бумаги, что дал мне Братец Кролик! 22.9. 18. 46 ВШ.

Сегодня двадцать второе. На двадцать второе в восемнадцать ноль-ноль мне назначил встречу некий таинственный Шаман. Но что такое 46 ВШ?

Наверное, в критической ситуации мое подсознание заработало на полную мощность и выдало вариант. Опасный вариант, идиотский вариант, но выбора у меня не было. Меня осенило, что 46 ВШ – это сорок шестой километр Выборгского шоссе, я надеялась, что правильно догадалась. В противном случае следовало думать, что Господь Бог от меня отвернулся навсегда, потому что проживу я теперь недолго.

Я скосила глаза на часы. Сейчас шестнадцать тридцать. Мы доедем до места за час или час десять, раньше времени приезжать не следовало, бандиты могут что-то заподозрить. И я стала плакать, тянуть время, выторговывать какие-то гарантии безопасности. Эти сволочи только посмеивались, а блондин повторял как попугай: «Умничать не надо!» Единственным положительным результатом было то, что мне удалось незаметно вытащить из сумочки маленький баллончик с едкой жидкостью, который я носила для самообороны, и незаметно спрятать в карман куртки.

Когда стрелки часов подошли к пяти, ненавистный блондин упомянул про моего ребенка. Это было кстати, я давно уже ждала чего-либо подобного, поэтому очень натурально вскрикнула и схватилась за сердце, потом решительно тряхнула головой и сказала:

– Едем!

– Давно бы так! Куда?

– На Выборгское шоссе.

Парень с переднего сиденья повернулся к нам:

– Витек, докладывать будем?

– Не будем! – хорохорился Витек. – Сначала дело сделаем, потом отзвонимся. И так уже Савел наезжает, что плохо работаем. Скорее надо с этим кончать!

Я поняла, что если бы они нашли брошку, а искали они, очевидно, ее, больше с меня взять было нечего, то я прожила бы после этого минут десять. Выхода у меня не было, я везла их на встречу с Шаманом, надеясь на чудо.

Подъезжая к километровой отметке, я увидела «вольво» с поднятым капотом. Водитель копался в моторе. Неужели «вольво» тоже ломается?

– Здесь, – сказала я.

Водитель, благоухающий лосьоном, затормозил. Блондин посмотрел подозрительно на меня:

– Это что за козел здесь припарковался?

– Откуда я знаю! Ваша вещь здесь, а кто тут машину чинит, мне без разницы.

– Витек, я пойду этого хмыря на всякий случай пощупаю, мало ли что?

Но «хмырь» уже сам вылез из-под капота «вольво» и шел к нам, вытирая руки тряпкой. Он был небольшого роста, худощавый, с плоским восточным лицом, лишенным всякого выражения, жидкими прилизанными волосами и тоненькой ниточкой усов.

– Мужики! – громко сказал он, пройдя половину разделявшего нас расстояния. – У вас ключа на четверку нету?

– Какого… – начал было водитель привычную фразу – и вдруг осекся.

Он вжался спиной в сиденье и прошептал в ужасе:

– Витек, это же Шаман!

– Сука! – взвизгнул блондин, поворачиваясь ко мне. – Подставила под Шамана!

Лицо его мгновенно стало мертвенно-бледным, губы тряслись, в глазах был такой ужас, что мне и самой стало страшно. Водитель вытащил пистолет, но руки его так тряслись от страха, что на него противно было смотреть.

Шаман мгновенно оказался возле машины. Левой рукой он резко ударил в лицо водителя, буквально вмяв его в череп со страшным механическим хрустом, в то же время правой он схватил за шею блондина, который смотрел на меня и не успел повернуться к Шаману лицом, и страшным рывком вытащил его, как тряпку из машины. Как это получилось, я далее не поняла, потому что дверца машины была закрыта, Шаман буквально протащил Витька сквозь нее и бросил на асфальт у своих ног. Второй боец на переднем сиденье открыл дверь со своей стороны, выскочил наружу и бросился к обочине, оглядываясь и стреляя наугад.

Я решила воспользоваться его примером, распахнула дверцу и скатилась в кювет.

Там уже кто-то был. Я в ужасе уставилась на неподвижно лежащего человека. Мне уже всюду мерещились покойники. Но этот был живой. Это был тот самый смуглый брюнет, которого я видела несколько дней назад возле магазина. Он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию. Правда, я и не собиралась с ним разговаривать, мне было слишком страшно.

На шоссе Шаман что-то делал с Витьком. Мне было страшно даже подумать, что именно. Вдруг со стороны города показалась темно-серая машина. Она притормозила рядом с нами, дверцы распахнулись. Мой смуглый сосед по кювету рывком поднял меня на ноги, подтащил к машине и впихнул внутрь.

Машина резко рванула с места. Шаман бросился наперерез, вытаскивая пистолет, но водитель резко крутанул руль и проскочил мимо. Вслед грянуло несколько выстрелов, зазвенело разбитое стекло. Машина получила несколько пробоин, но не сбавила скорости и, свернув на развилке, оставила поле боя.

Я присмотрелась к водителю. Он был такой же смуглый и темноволосый, как и мой первый знакомый.

– Вы что, братья? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Братья? Можно сказать, что и братья, – ответил с сильным восточным акцентом мой знакомый по кювету и сказал что-то водителю на гортанном языке. Тот разразился в ответ длинной горячей тирадой.

– Кемаль говорит – братья по борьбе, – перевел мой сосед.

– И чего же вы, братья по борьбе, от меня хотите?

Братья обменялись опять репликами на своем языке, причем Кемаль, видно, пошутил, потому что оба громко рассмеялись. От их смеха мне стало не по себе. Очевидно, это и были те самые подозрительные арабы, о которых предупреждала меня Альбина. Их подослала Валентина. Выходит, я попала из огня да в полымя!

Тем временем мы свернули на другую дорогу и поехали обратно в сторону города. На некотором расстоянии впереди я увидела сотрудника ГАИ на мотоцикле, это был пост контроля скорости. Решение созрело мгновенно. Не для того я избавилась от бандитов, чтобы теперь пропадать с этими черномазыми. Я давно уже нащупала в кармане баллончик. Когда до поста оставалось метров пятьдесят, я резким движением выбросила вперед руку с аэрозолем и брызнула пахучей жидкостью в лицо водителю. Как мне это удалось, до сих пор не понимаю. Должно быть, эти двое нервничали в незнакомой обстановке и отвлеклись на гаишника. Водитель схватился руками за глаза, выругавшись на незнакомом языке, и выпустил из рук руль. Машина резко вильнула. Кемаль ударил по тормозам, машина остановилась на самом краю дорожного полотна, прямо перед носом гаишника. Он бросился к нам, выпучив глаза, – такой наглости он не ожидал. Мой смуглый сосед злобно посмотрел на меня и сунул руку в карман, где хорошо просматривался пистолет:

– Только пикни!

Милиционер подбежал к нам, заглянул в машину. Увидев смуглые лица моих спутников, он еще больше разъярился.

– Выходи из машины! – заорал он водителю. – И ты выходи!

Меня он окинул волной холодного презрения – надо же, с кем связалась! – и вытащил рацию.

Братья по борьбе оценивающе осмотрели милиционера и начали выбираться из машины. В этот момент я не поставила бы на жизнь бедного милиционера и ломаного гроша, даже неденоминированного. Однако, если я хотела спастись, более удобного времени скорее всего не представится. Я резко распахнула дверцу машины со своей стороны и выскользнула в кювет. Похоже, этот маневр уже вошел у меня в привычку. На всякий случай взглянув, не ждет ли меня в кювете какой-нибудь старый знакомый, я выбралась на другую сторону и бросилась в кусты. Ветки цеплялись за одежду, царапали лицо, но я бежала, не оглядываясь. Сзади прогремели два выстрела. Я мысленно поклялась, что, если выберусь из этой переделки живой, пойду в церковь и поставлю самую большую свечку за упокой души несчастного милиционера.

Сердце колотилось, воздуха не хватало, но я бежала из последних сил. Вдруг я споткнулась, земля ушла из-под ног, и я скатилась в неглубокий овражек, заросший густым подлеском и заваленный буреломом. Сил больше не было, и я решила затаиться. Немного пройдя по дну оврага, я увидела большой куст боярышника, а за ним – что-то вроде пещерки. Некоторое время ничего не было слышно, кроме обычных лесных звуков – скрипа деревьев, шороха ветра в ветвях, – но потом послышались хруст веток под чьими-то осторожными шагами и тихий разговор на все том же гортанном языке. Как же они мне надоели, эти арабы!

Они прошли по самому краю овражка, потом немного посовещались и удалились в сторону шоссе. Я поняла, что их побудило к возвращению: убитого на дороге гаишника скоро начнут искать. Очевидно, арабам было известно, как относится полиция всех стран мира к тем, кто убивает их сотрудников, то есть через небольшое время все будут стоять на ушах. А их машина все еще стоит рядом. Поэтому они решили вовремя убраться из опасного места, кроме того, они потеряли меня в незнакомом лесу.

Я еще некоторое время просидела неподвижно, чтобы не выдать себя случайным шумом, и была вознаграждена за выдержку очень симпатичным гостем: из кустов неподалеку выскочил большой упитанный серовато-коричневый заяц. Он уселся почти передо мной, любопытно поводя ушами и принюхиваясь. Я застыла и постаралась даже не дышать, чтобы не спугнуть лесного посетителя. Вот бы Аське его показать!

Тут я тяжело вздохнула, потому что поняла, что нескоро у меня будет время гулять с ребенком по лесу, никого не опасаясь. Прежняя, с трудом налаженная жизнь кончилась, когда я познакомилась с Валентиной. Меня охватила ужасная злость. Что я им всем сделала? За что они на меня?

Заяц почувствовал мое настроение и убежал в лес не оглядываясь. Я выбралась из оврага и пошла обратно к шоссе, стараясь как можно меньше шуметь. Дорогу я нашла легко, очевидно со страху, потому что обычно я умудряюсь заблудиться в трех соснах. Вообще за последнее время я за собой замечаю, что очень изменилась. Видимо, опасность пробудила во мне скрытые ресурсы и дремлющие способности.

Увидев просвет, я осторожно выглянула из кустов на дорогу. На шоссе, к моему удивлению, не было ни машины арабов, ни убитого милиционера, ни его мотоцикла. Они его спрятали, чтобы выиграть время. Что ж, мне тоже надо поскорее отсюда убираться.

Дорога была пуста, ни машин, ни людей. Все тело болело, хотелось есть и пить, а главное – согреться после долгого сидения на сырой земле. Кроме того, я представила, как выгляжу, и ужасно расстроилась. Колготки порвались, туфли, слава Богу, сегодня были не на высоких шпильках, но все равно их жалко. Я кое-как почистила куртку и потащилась по шоссе. Такими темпами я и к утру до дома не доберусь!

Через полчаса, когда мои силы были уже на исходе, сзади меня обогнал колесный трактор. Что уж подумал про меня тракторист, не знаю, но он помог мне забраться в кабину и отвез до главного шоссе, не переставая удивляться, как я здесь оказалась. На Выборгском шоссе меня подобрал симпатичный дядечка средних лет на старом «Москвиче», который хоть и смотрел удивленно на мою грязную куртку и порванные колготки, но вопросов лишних не задавал, денег не взял и на прощание пожелал удачи.

До дому я добрела в полной темноте глубокой ночью. Галка встретила меня злая как черт.

– Где тебя опять носит?

Но я даже не могла ответить – от страха, усталости и холода зуб на зуб не попадал. Галка потащила меня в ванную.

– Немедленно полезай под горячий душ, если не хочешь окочуриться.

Когда я вылезла из ванной, немного придя в себя, Галка уже сервировала на кухне ужин. Именно сервировала – на столе стояли две тарелки, две рюмки и бутылка коньяку.

– Ты что это?

– Для здоровья, а то заболеешь. Мы выпили молча, потом я стала есть что-то непонятное – Галка по южной привычке кладет в еду так много специй, что вкус уже не различаешь.

– Ну? – наконец не выдержала Галка.

– А где Сережа?

– Там, лег уже, сегодня работы много было, намаялся. Татьяна, где тебя носит?

– У меня, Галка, неприятности. кто-то за мной охотится, деньги требуют, – соврала я.

– Это из-за магазина?

– Может быть, – уныло сказала я.

– А ты им-то в магазине говорила?

– Да у них своих проблем хватает с крышей, – опять соврала я.

Не то чтобы я не доверяла Галке, просто не хотела втягивать ее в свои неприятности.

– Справляешься пока? – спросила Галка.

– С трудом…

– Ладно, завтра с Сергеем поговорим. Я уже собиралась идти спать, но зазвонил телефон.

– Таня, это тебя, – позвала Галка виновато.

Звонила свекровь, как всегда вовремя.

– Добрый вечер, Танечка, ничего, что я так поздно? А то тебе раньше не застать.

– Ничего. – Я нарочно зевнула в трубку.

– А у нас такое событие, прямо уж и не знаю, как ты к этому отнесешься. Дело в том, что Димочка женится.

– Что-что? – С меня разом слетела вся сонливость.

– Да, ты знаешь, я только сегодня узнала, так как-то все скоропалительно.

– Еще одного внука ожидаете? – догадалась я.

– Да, ты знаешь, уже скоро, через пять месяцев.

Все ясно, девица решила добиться своего во что бы то ни стало, а свекровь поставили перед фактом.

– Такая славная девочка, совсем молоденькая! – щебетала свекровь. – Я хочу ее с Асенькой познакомить.

– Еще чего! – вырвалось у меня.

– Ты не права, Таня, если думаешь, что…

– Мои поздравления молодым! – рявкнула я и повесила трубку.

– Она тебе сегодня весь вечер звонит, – извинялась Галка. – А что ей надо-то?

– Сообщила, что мой бывший женится.

– Да? А зачем тебе-то звонить? – изумилась Галка.

– Ты не понимаешь? Радостью поделиться.

– И ты так спокойно с ней говорила? Ну, Татьяна…

– Только скажи, что я не права, и я убью тебя на месте! – проорала я и скрылась в своей комнате.

Там я успокоилась и решила, что свекровь, конечно, зараза и звонила нарочно, но мне сейчас при моих неприятностях от ее звонка ни жарко ни холодно. Посмотрим, сколько выдержит свекровь эта «такая славная девочка».

Завтра, слава Богу, у меня выходной и послезавтра тоже, только надо позвонить Мише и извиниться, что исчезла на полдня, в крайнем случае, потом отработаю. А в общем, он не будет особенно выступать, потому что, когда он с очередной своей девицей закатывается по пятницам в кабак, а жене говорит, что работает допоздна, мы с Ниной его прикрываем.

Хорошее место Озерки. С одной стороны – город рядом, на машине до центра полчаса, на метро – вообще двадцать минут. С другой стороны – зеленая зона, Суздальские озера, тут тебе и купание, и водные виды спорта, зимой – лыжи. Поэтому в Озерках появилось много новых роскошных коттеджей, некоторые и коттеджами назвать нельзя – не то виллы, не то дворцы, не то крепости.

В одной из таких крепостей, окруженной бетонной стеной, с сигнализацией по периметру и с охранниками на вышке, шло оперативное совещание. Но что странно, совещание это шло почему-то не в зале за длинным полированным столом, а в огромной ванной комнате.

Хозяин особняка, толстый, лысый пятидесятилетний мужчина, богато украшенный татуировками, нежился в гидромассажной ванне. Видимо, гидромассажа ему было недостаточно, потому что в дополнение к нему две юные массажистки, вместе с ним плескавшиеся в ванне, массировали его плечи и спину. Остальные участники совещания стояли навытяжку, выслушивая текущий разнос.

– Витек, козел, погорел бездарно – на Шамана напоролся. Сам виноват – видел я, что от него осталось. И опять скажу – только сам во всем виноват. Сунулся, не проверив, вот и погорел. Это раз. Теперь с мужиком этим, с которым всю кашу заварили, – кто его замочил? Отвечай, Санек, ты у нас один из всей четверки остался, тебе и отвечать.

Поскольку Санек угрюмо молчал, хозяин продолжал:

– Раз такое дело, мужик ненадежный, надо было все время его пасти, глаз не спускать, а вы что? Потрясли его маленько, это правильно, адрес дачи он вам сказал, вы и уши развесили. С собой его вам было тащить неохота, знаю я, чтоб кровищей машину не испачкал, знаю я Витька этого, вот через лень свою и погорел.

– Да мы же вернулись! – вставил было понурый Санек.

– Молчи, падаль! – озверел хозяин. – Вернулись они, а там что? Только жмурика нашли и девку стукнутую. Кто его пришил? Если она, то кто тогда ее по голове приложил? Раз Шаман в деле светится, может, он и приложил, а может, и не он. Это два. Дальше, девку упустили и дача сгорела, весь товар к такой матери пропал. Это три. Как девка ушла? Какие черные там еще маячат? И везде Шаман. Я этого гада еще достану. Ну ладно, для этого время еще не пришло. Пока, стало быть, эту операцию придется свернуть. Славик, всех с этого дела сними, все равно уже ничего не раскопаешь.

Вечером того же дня один из участников совещания в ванной комнате подъехал к неказистой бревенчатой избушке в Юкках. Никакого бетонного забора, никакой сигнализации, только здоровенная дворняга на цепи. Однако как только гость открыл калитку, у него за спиной возник невысокий кривоногий мужичок с торчащими вперед, как у кролика, зубами. Он ловко обшарил посетителя от ботинок до кепки и слегка подтолкнул его в спину.

– Давай, Славик, Шаман ждет. Славик вошел в дом. Внутри избушка была обставлена комфортно и современно. Невозмутимый плосколицый хозяин работал за компьютером. Увидев вошедшего, он кивнул:

– Садись, Славик, только из ›Утс1о\У8 выйду.

Он выключил компьютер и поднял на гостя узкие восточные глаза:

– Что, Славик, дозрел?

– Сам знаешь, Шаман, перебежчиков не любят. Никто не любит. Но Савёл спотыкается и ничего не делает, чтобы дело исправить.

Шаман слушал гостя, никак не показывая своего отношения к его словам. Его восточное лицо было абсолютно невозмутимым.

– Он теряет авторитет. Ты ведь помнишь, как его братва уважала еще лет пять назад! Это зверь был. Все перед ним тряслись. Кто с ним был – никого не боялся. Кроме него, конечно. А сейчас он людей теряет – и хоть бы что, пальцем не шевельнет. Сдает позиции – и все. «Сними людей с дела». Ты ведь знаешь, Шаман, так дела не делаются.

Славик замолчал, и Шаман долго не нарушал тишину, выдерживая паузу, заставляя гостя понервничать.

– Так, Славик, я тебя послушал. Чего ты хочешь из хозяйского гардероба?

– Ну, Шаман… – Славик изобразил смущение. – Я с тобой работать хочу… Так, если ты не против, я хотел бы «Флориду» держать…

Шаман посмотрел на Славика долгим внимательным взглядом. Ресторан «Флорида» был заведением популярным, посещаемым, хотя и не самым хлебным из всех фирм и заведений, которые «держал» Савёл. Что ж, все имеет свою цену.

– Хорошо, Славик, будет тебе и дружба моя, и «Флорида». А ты мне, друг дорогой, только вот что сделаешь…

В пять часов утра, в такой час, когда сильнее всего хочется спать, хуже всего работает голова, к коттеджу-крепости в Озерках подъехал микроавтобус с яркой надписью «Продукты». Охранник у ворот позвонил дежурному начальнику охраны. Дежурил Славик. Он подтвердил, что должны подвести мясо на кухню. Автобус пропустили, он подъехал к заднему крыльцу. Повар, позевывая, вышел, посмотрел на сваленные в автобусе туши, пробурчал:

– Что это вы в такую рань? Тащите все в кладовую! – и ушел досыпать.

Водитель автобуса и грузчик-экспедитор заслонили грузовую дверь, туши мяса раздвинулись, и оттуда вылез человек в брезентовом комбинезоне. Он сбросил перемазанный кровью комбинезон, достал из тайника два коротких десантных автомата и раздал их своим подручным. Сам он предпочитал холодное оружие. Все трое проскользнули в дом. Водитель встал у дверей с автоматом в руках, второй автоматчик занял пост у лестницы, а худощавый подвижный человек с плоским восточным лицом взбежал на второй этаж. На лестничной площадке его ждал Славик. Не издавая ни звука, он кивнул на одну из дверей.

Шаман распахнул дверь.

Толстый голый человек лежал поперек кровати вниз лицом и изредка гулко всхрапывал. В углу обширной кровати свернулась калачиком одна из юных «массажисток». Шаман в один длинный плавный шаг приблизился к изголовью постели. Он вынул из ножен, подвешенных на шее, узкий длинный кинжал и коротким точным движением всадил его в затылок спящему. Ноги толстяка дернулись, и он затих. Девушка открыла глаза и в ужасе уставилась на незнакомца. Шаман приложил палец к губам и улыбнулся. Девушка дрожала мелкой дрожью, Шаман похлопал ее успокаивающе по щеке и внезапным резким ударом ребром ладони перебил шейные позвонки.

У двери его ждал Славик.

– Порядок? – спросил он шепотом.

– Конечно, Славик. Я тебе хотел сказать – ты прав.

– Насчет чего, Шаман?

– Насчет того, что перебежчиков не любят.

И Шаман нанес Славику короткий страшный удар ребром ладони.

Валентина притормозила в условленном месте, и, словно возникнув из воздуха, два смуглых человека скользнули в ее машину.

– Ну что, Иса, опять упустили девчонку?

– Э, ханум, не тебе так говорить! У тебя операция с самого начала вкривь пошла! Ты ведь нам говорила, что девчонка будет под контролем, что не помешает? И что документы пересняты и подготовлены? Ну и где эти документы? И где твой контроль?

– Форс-мажор, Иса, случился.

– У тебя, ханум, всегда форс-мажор случается. Если работать чисто – никакого форс-мажора не будет. Твой дружок дорогой какую игру затеял? Связался с какими-то русскими бандитами. Хотел сам это дело провернуть, без тебя, что ли? Ты нам про это не говорила. Хорошо, что те бандиты сами друг друга поубивали, а то сколько бы лишней работы нам с Кемалем было!

– Твой Кемаль мне на нервы действует! Сидит, молчит как сыч…

– Кемаль простой человек, никаких языков не знает, не то что русского – по-английски ни слова, всю жизнь в горах прожил, зато глаза, как у горного орла, и сердце, как у льва. В муху с двадцати шагов попадает и с ножом управляется, как ты с мужем своим не умеешь…

– Ладно тебе, завел рекламную кампанию! Ты лучше скажи – выяснили вы, кто Вадима угробил? Ты уверен, что это не вы со своим горным козлом?

– Ты, ханум, выбирай слова! Счастье твое, Кемаль языка не понимает! А то уже лежала бы твоя голова отдельно от всего остального! Мы твоего дружка не трогали! Уж не сама ли ты его кончила, когда про двойную его игру узнала?

– Нет, это не я.

– Тебя-то мы там видели, ты в его квартиру входила.

– Я и не скрываю, что там была. А только нашла я его там уже мертвого. И думаю, что это девчонка его.

– Ага, и привязала к креслу, и пытала? Не сходится у тебя. Ну да ладно, это теперь не важно. А вот если бы ты пропажи хватилась не утром, а сразу, как он ушел, то мы бы к нему на квартиру раньше бандитов успели и все бы уладили.

Кемаль, до того не издавший ни звука, разразился длинной тирадой на родном языке. Иса ответил ему краткой фразой и снова повернулся к Валентине:

– Кемаль сказал, что ему не нравится, как ты ведешь дела. И ты сама не нравишься. Если бы не ибн-Фарух, он бы тебя давно зарезал и домой уехал. Ему здесь не нравится. Здесь холодно.

– Вы меня не пугайте! – взвизгнула Валентина. – Вам Хасан приказал делать, что я велю, – вы и делайте. Сами девчонку упустили, а сами волну гоните на меня.

– Хасан-ибн-Фарух – настоящий воин, для нас его имя, мы его приказ выполним, но подчиняться женщине воин Аллаха не может. Мы для ибн-Фаруха должны бумаги достать, мы их достанем. Те бумаги, что на даче были, – сгорели. Ты копии сделала – у тебя их украли. Твоя вина, не наша. Кто украл? Девчонка? Где прячет? Что ты знаешь? От тебя никакой помощи, одни неприятности.

– Я на днях буду с Хасаном говорить, попрошу его, чтобы других людей прислал. Вы мне претензии предъявляете, а сами вдвоем с девчонкой одной справиться не могли. У хахаля ее, Кирилла, искали – ни черта не нашли. Вам скажу, что делать надо – надо девчонку прижать как следует, язык ей развязать, чтобы все выложила – куда дела мои копии, где прячет. Если вы с этим не справитесь – пусть Хасан решает, что с вами делать.

– Ладно, девчонку мы достанем, это не проблема. Все она нам скажет, что знает. Нет такого человека, который бы нам все не сказал. Кемаль – он такой. У него и немой заговорит. Он человек простой, темный, языков не знает, но заставит говорить любого.

В субботу утром меня разбудили дети. Девчонки дразнили Стасика, он жутко орал, да еще кошка мяукала как резаная. Галка с Сергеем уже ушли, я собралась, привела себя в порядок, накормила детей поздним завтраком и потащила весь наш детский сад в скверик. Там я нежилась на мягком осеннем солнышке, девочки бегали по площадке, а Стасик прилежно копал песочек у моих ног. Он вообще со мной ведет себя очень спокойно. Мы с ним построили красивый песочный дом, потом прибежали девчонки и стали его модернизировать, Стасик расстроился и заорал – в общем, мы все очень неплохо провели время. После обеда я уложила Стасика спать, а девчонок усадила играть в тихие игры. Сама я занялась хозяйством, потом позвонила Кириллу, но у него никто не отвечал. Значит, уже встал и ходит по своим делам, мои заботы ему ни к чему. Когда явились Галка с Сережей, я сообразила, что у меня абсолютно нет продуктов и решила сбегать в магазин.

Когда я, нагруженная двумя пакетами с продуктами, открыла дверь своего подъезда, какой-то молодой человек открывал почтовый ящик, стоя ко мне спиной. Я сделала было шаг назад, чисто инстинктивно, но чьи-то сильные руки схватили меня сзади, а Кемаль, это был он, брызнул мне в лицо пахучей жидкостью. Последняя моя мысль была о том, что какие наглые эти арабы – при свете дня, в субботу, похитить человека на глазах у изумленной публики!

Когда я пришла в себя, первым, что я увидела, было лицо того же самого Кемаля. Он наклонился надо мной с детской доверчивой улыбкой. Я попыталась пошевелиться, но мне это не удалось. Тогда я осторожно оглянулась по сторонам. Комната была небольшая и абсолютно пустая, в ней даже не было окон. Обои свисали клочьями, дощатый пол весь покоробился. Из мебели в комнате сохранился старый-престарый комод, покрытый вместо скатерти куском старого рваного тюля. По одной стене не стояло ничего, только по светлым кускам обоев можно было догадаться, что раньше здесь стояла мебель, а вдоль другой, противоположной, стены тянулась достаточно толстая железная труба. Это не была труба парового отопления, потому что она была холодная. Зачем она была там, я не знаю, но арабы приковали меня к ней самыми настоящими наручниками, как в кино. Я посмотрела вниз. Куртку с меня они сняли, я была в джинсах и свитере. А подо мной лежала старая диванная подушка. Заботливые какие!

Увидев, что я открыла глаза, Кемаль обернулся и сказал что-то на своем гортанном языке. Тут же в поле моего зрения появился его напарник-переводчик.

– А-а, пришла в себя! С возвращением, так сказать.

– Куда опять вы меня притащили? Чего еще надо?

– Нам надо, чтобы ты отдала чужую вещь. Брать чужие вещи нехорошо, это грех.

– Аллах не велит, да?

Его смуглое лицо пошло пятнами, я подумала, что он меня тут же зарежет.

– Не смей произносить святое имя своим нечистым ртом!

– Ладно, вашего Аллаха я не хотела обидеть, вы мне лучше скажите, что надо.

– Ты была у одной достойной женщины, – высокопарно начал он.

– Это Валентина – достойная женщина? Я вас умоляю!

– Не будем отвлекаться. И ты у нее взяла очень важную вещь, которая нам очень нужна.

Ну так и есть. Им всем нужен дурацкий паучок. Дрянная брошка. Это из-за нее весь сыр-бор. Что же там такое драгоценное? Только не уверяйте меня, что камень настоящий, настолько-то я в этом разбираюсь. Но надо было что-то отвечать моему восточному «другу». Я держалась так хорошо не потому, что совершенно не боялась, напротив, я очень боялась. Но меня преследовала какая-то странная нереальность происходящего. Все было как будто в кино, в боевике, причем не очень хорошем. Может быть, я просто не могла перестроиться со своей нормальной установившейся жизни на этот кошмар?

– Так вам нужна эта зеленая брошечка? Я случайно ее взяла, я не хотела, юбку заколола. Я и не думала, что она кому-то нужна.

– Ну? – с напряженным вниманием склонился он ко мне. – И где теперь эта брошка?

– А черт ее знает, – ответила я совершенно искренне.

На него эти слова произвели очень скверное впечатление. Он так помрачнел, как будто получил нагоняй от своего муллы или кто там у них.

– Я был о тебе лучшего мнения. Я думал, что ты нам поможешь и сама все расскажешь. А так придется Кемалю вынимать из тебя правду понемногу.

Он обернулся к Кемалю и, судя по всему, перевел ему наш разговор. Кемаль снова улыбнулся открытой детской улыбкой и вышел из комнаты.

– За инструментами пошел, – пояснил тот, кто знал по-русски.

До меня наконец дошло, что все это не сон и не кино, и стало так страшно, что я чуть опять не потеряла сознание.

На одной из тихих маленьких улочек в центре Петербурга стояла темная элегантная машина с дипломатическими номерами. Мимо по тротуару шел худощавый, невысокий мужчина, которого со спины можно было принять за подростка. Когда он поравнялся с машиной, задняя дверца приоткрылась, и невысокий прохожий скользнул на сиденье. Рядом с ним сидел элегантный представительный джентльмен в безукоризненно сшитом костюме. Он приветствовал вновь прибывшего с изумительным оксфордским выговором.

– Здравствуйте, Чарльз. Мне удалось установить, что ваши люди сейчас здесь. Они занимают квартиру в первом этаже на Ковенском переулке. Квартира небольшая, переделана из бывшей дворницкой, чем и удобна: имеет два выхода – во двор и прямо в подворотню. Агенты наружного наблюдения сообщили, что в данный момент они находятся там. Я знаю, что для вас здесь замешан личный интерес, но еще раз хочу вам напомнить, что вы не должны в случае провала бросить какую-либо тень на наше государство и на наше дипломатическое ведомство в частности.

– Сэр, эти напоминания излишни. Вы знаете, что от взрыва, организованного этими террористами в 86 году, погибла моя жена, с тех пор поиск их стал делом моей жизни. Я понимаю, что арестовать их и заставить предстать перед судом мы не сможем и ликвидация остается единственным способом прекратить их преступления, но что такой способ борьбы с терроризмом незаконен и вы не должны быть к нему причастны. Я постараюсь представить это как внутреннюю разборку между разными фракциями «Черного понедельника». А теперь я хочу поблагодарить вас за информацию и приступить к делу.

Дверца машины распахнулась, и худощавый мужчина исчез, как будто его никогда и не было.

Кемаль в соседней комнате что-то переставлял, звенел какими-то предметами. Потом он громко спросил что-то, его напарник ответил недовольно и пошел к нему. Из соседней комнаты доносились тихий разговор, неясные звуки – скрип, шорох, позвякивание. Я представила себе, как они готовят орудия пыток, и мне стало совсем худо. Что делать? Кричать? Но в этой комнате даже нет окна, а потом они просто заткнут мне рот. Самое ужасное заключалось в том, что при всем желании я не могла ничего им сказать. Я сама хотела бы знать, где потеряла эту несчастную брошку, но совершенно этого не помнила. Может, попробовать вспомнить? Но не в этих условиях. Единственное, что приходило мне в голову, – это квартира Кирилла, но, судя по учиненному там разгрому, мои противники там все так тщательно обыскали, и других мыслей у меня, хоть убей, не было… «Хоть убей» – к моему ужасу из образного выражения это становилось реальной угрозой.

В соседней комнате между тем происходило что-то непонятное: кто-то тихо вскрикнул, затем послышался звук падающего тела. Затем кто-то, кажется Кемаль, длинно выругался на своем гортанном языке, ему ответил другой, абсолютно незнакомый голос, раздался стон и снова звук падающего тела. Потом что-то передвигали, затем мне показалось, что хлопнула форточка, и все стихло. Я ожидала появления своих тюремщиков пять минут, десять, двадцать – их не было. Сначала я ждала их со страхом, потом неизвестность начала угнетать меня больше, чем страх.

Кемаль позвал Ису в соседнюю комнату вовсе не потому, что ему потребовалась помощь в подготовке орудий пыток, а потому, что он сварил крепчайший кофе, который они и выпили, пока их жертва, запуганная и деморализованная, ждала начала мучений. Опытные в таких делах, Иса и Кемаль знали, чем дольше жертва ожидает пыток, тем сильнее они действуют, тем легче потом добиться нужного результата. Кемаль был мастером не только по части убийств и пыток, кофе он тоже варил превосходно. Увлекшись божественным напитком и разговором, напарники на какое-то время утратили бдительность и не обратили внимания на то, как у них за спиной чуть слышно скрипнуло окно.

Карьера Чарльза Шимански началась в цирке, где он выступал в семейном акробатическом номере. Ловкость, гибкость и великолепная растяжка были у него, можно сказать, в крови. Гибкий мальчик подавал большие надежды, но однажды, когда их цирк переезжал на новое место гастролей, рано утром на шоссе, неподалеку от Финикса, штат Аризона, его отец не справился с управлением, и машина не вписалась в крутой поворот.

Чарльз отделался легко – всего несколько швов. Остальных спасти не удалось. Заботу о мальчике взял на себя его дядя, полковник ВВС. Он добился того, чтобы Чарли поступил в военную школу, и судьба его была решена.

На юного Шимански обратил внимание инструктор по дзюдо, а позже – офицер из военной разведки. Способности его были очевидны и необычны, и ко времени окончания школы он был уже вполне подготовленным агентом в спецподразделении по борьбе с терроризмом.

Ему пришлось заниматься своим делом на всех континентах, кроме Антарктиды. Он стал знаменитостью будучи никому не известен. Его досье хранилось среди наиболее секретных документов ЦРУ. Фамилии его не знал никто, называли его по имени – Чарльз.

В 1982 году Чарльз женился на молодой журналистке из Айдахо. Памеле очень хотелось иметь детей, но Чарлз считал, что при его опасной профессии это неразумно, и просил ее подождать. Он рисковал жизнью ежедневно, но смерть щадила его. Профессия Памелы казалась им гораздо более безопасной, но 1986 году она присутствовала как представитель своей газеты на открытии нового культурного центра в Лос-Анджелесе и погибла при взрыве, ответственность за который приняла на себя исламская экстремистская организация «Черный понедельник». Чарлз узнал имена конкретных исполнителей, и найти их стало делом его жизни.

Миниатюрное тело, как молния, метнулось от окна, и тонкий шелковый шнурок затянулся на шее Кемаля. Глаза его вылезли из орбит. Он пытался схватить невидимого человека, который, прикрываясь им как щитом от Исы, затягивал петлю. Иса выругался по-арабски и выхватил огромный нож.

Чарлз, прекрасно владевший арабским, сказал:

– Вспомни 86 год, Лос-Анджелес. – В его голосе было столько ненависти и страдания, что Иса впервые в жизни испугался. Это и был последний раз в его жизни, потому что мастерски брошенный Чарлзом кинжал, вонзившись чуть ниже его правого уха, навеки остановил этого хладнокровного, безжалостного и бесстрашного убийцу.

Я долго слушала тишину в соседней комнате, потом мне это надоело. Ушли они все, что ли? А я тут буду сидеть до тех пор, пока не умру от голода. Я подергала скованными руками. Труба была очень толстая, поэтому арабы не смогли обхватить ее наручником, они просто продернули металлическую цепочку между кольцами и перекинули ее через трубу. Я пошевелилась и звякнула цепочкой. На звук никто не отреагировал из той комнаты. Это мне начинало очень не нравиться, живые люди не могут сидеть так тихо. Я снова подергала цепочку. Она чуть сдвинулась вдоль трубы. Если повезет, я смогу гулять вдоль трубы как цепная собака. Но что это мне даст? Тем не менее я решила попробовать и через некоторое время доползла до конца трубы вместе с наручниками и подушкой. Теперь напротив меня на другом конце находился комод. Я ползла к этому комоду, потому что безумно надеялась, что ключ от наручников лежит на нем. На чем основывалась моя надежда, трудно сказать, просто я представила себе, как они притаскивают меня, бесчувственную, в эту комнату, сковывают наручниками, а ключ от них Кемаль не прячет в карман, а кладет на этот комод, потому что больше некуда положить, в комнате больше ничего нет.

С неимоверным трудом я изогнулась и попыталась встать. Это мне удалось ненадолго, но за это короткое время я успела заметить на комоде что-то металлическое. До комода было не дотянуться, поэтому я немного подумала и попыталась снять кроссовку, не развязывая шнурков. Номер прошел только с левой, она посвободнее. Таким же образом я, пыхтя и чертыхаясь, сняла носок с левой ноги, а потом вытянулась на полу и большим пальцем ноги нашла дырку в грязном куске тюля, покрывавшем комод. Тюль медленно поехал вниз, и то, что было на нем, тоже. Ключ шлепнулся на пол и запутался в куске тюля. Но все это были только цветочки по сравнению с тем, что мне пришлось сделать, пока я не всунула ключ в замок. Если бы арабы были живы, они умерли бы от всех несчастий, которые я призывала на их голову, пока освобождалась от наручников. Наконец, не веря себе, я отошла от ненавистной трубы, растирая руки, надела кроссовку и направилась было к выходу, но остановилась.

Во-первых, меня обуяло самое примитивное любопытство – что же там произошло в соседней комнате, а во-вторых, я вспомнила, что, когда арабы меня похитили, я шла из магазина. Вряд ли они оставили мои пакеты там в подъезде, тогда меня стали бы искать, поэтому, скорее всего, они привезли все сюда. Продуктами можно было бы и пожертвовать, хотя чего ради, но там в одном из пакетов был кошелек, а в нем ключи и фотография наша с Аськой, да еще квитанция за электричество, по ней меня можно легко найти. Поэтому следовало забрать мешки с собой или хотя бы кошелек.

Когда я со всяческими предосторожностями заглянула в соседнюю комнату, я была действительно потрясена. Конечно, в последние дни мне приходилось видеть гораздо больше крови, смерти и насилия, чем за всю предыдущую жизнь, но все же это было слишком.

Судя по тому, что я видела, мои похитители убили друг друга. Они лежали на полу рядом, один был задушен шелковым шнурком, конец которого был в руке второго, а тот, в свою очередь, был зарезан кинжалом, рукоятку которого сжимал тот первый, задушенный.

Когда я немного опомнилась от шока, эта сцена показалась мне насквозь фальшивой. Я, конечно, не специалист по таким вопросам и не знаю, может ли человек с ножом за ухом найти в себе силы и задушить своего убийцу, но, во-первых, за минуту до смерти они были настроены друг к другу вполне дружелюбно, а во-вторых, я могла поклясться, что слышала из этой комнаты голос, явно не принадлежащий ни одному, ни другому. И звук захлопнувшегося окна…

Так или иначе, сцена была жуткая, кровищи на полу и на мебели – море, у задушенного Кемаля вид был вообще ужасный – лицо багрово-синее, глаза вылезли из орбит…

Но мне было не до эмоций: надо было поскорее отсюда сматываться, учитывая живописно расположенные на полу трупы. Если меня сейчас здесь застанут, то, может, и не посчитают, что это сделала я, но уж неприятностей-то у меня будет огромное количество!

Я осмотрелась и увидела свои сумки с продуктами, аккуратно стоящими в углу возле столика, и эти гады еще открыли пачку любимого Аськиного печенья.

Тихонько, на цыпочках, я пробралась к столу, забрала свои пакеты, пятясь, отошла назад к двери. Там я осмелела и сказала мертвым арабам вполголоса:

– Так вам и надо. Вы говорили, что не повезло мне, а выходит, что вам.

Дверь квартиры выходила прямо в подворотню, там никого не было. Выйдя на улицу, я перевела дух. Думаю, что держалась я в квартире так спокойно потому, что безумно разозлилась и ярость поддерживала меня в форме. Я была зла как сто чертей. Вся эта история мне уже порядком осточертела. Ну взяла я эту брошку, не по злому умыслу, а так, случайно. Ну где-то ее посеяла, так за что же они все на меня? Ладно, не понимаете по-хорошему, будем действовать вашими методами. Валентина сама виновата, не надо было втягивать меня в свои сомнительные делишки. Кстати, о Валентине. У метро я вошла в телефонную будку. Валентина сама взяла трубку, это хорошо.

– Слушай, ты! – Я говорила очень тихо. – Ждешь благоприятных известий? Так я тебе советую – приходи в известную тебе квартиру и посмотри, что там творится. Это, конечно, не я, но мне помогли. Можешь жаловаться в милицию, что твоих друзей отправили на тот свет, только тогда тебе придется им рассказать, что ты дружишь с арабскими террористами. И еще имей в виду: я записала все, что со мной произошло, и особенно твою роль в этом деле, так что, если со мной что случится, расследование обязательно будет. Так что лучше оставь меня в покое!

Все это я проговорила на одном дыхании и повесила трубку.

– Танька, ты что, весь город решила обегать? За продуктами четыре часа ходила! – удивлялась Галка.

Я пробурчала что-то неразборчивое и скорее проскочила к себе. Аська уже уложила всех кукол и медведя и сама собиралась в постель. Все-таки ребенок у меня золотой!

– Таня, тебя к телефону! – постучал Сергей.

– Привет! – сказала трубка голосом Кирилла.

– Привет! – ответила я. – Как себя чувствуешь?

Было так приятно и спокойно находиться в собственной квартире, разговаривать по телефону о пустяках, спрашивать его о здоровье. Все как у нормальных людей, нет никаких арабов и бандитов.

– Кирилл, голова у тебя не болит?

– Все в порядке.

– У Гены в больнице был? – не унималась я. – Невропатолог смотрел тебя?

– Да был, был. Все проверили и анализы сделали. Про анализы рассказывать?

– Не надо, и так верю, – рассмеялась я.

– А что это ты такая веселая?

– Это нервное…

– Случилось что-нибудь? – Голос у него сразу стал встревоженный, и мне вдруг захотелось поделиться с ним своими неприятностями, просто поплакать в жилетку, но я вовремя взяла себя в руки.

– Да так, ничего особенного, я сама разберусь, уже можно сказать.

– Таня, а ты что завтра делаешь?

– С детьми сижу, – честно ответила я.

– И много их у тебя?

– Трое, а что?

– Да я тут… но раз у тебя дети, то потом как-нибудь.

Что ж, потом так потом. Я ощутила легкое чувство сожаления, хорошо бы было с ним поболтать не по телефону, а так. Но с чего я взяла, что ему про меня интересно? Брошки у него не оказалось, значит, мы с ним ничем не связаны, так даже лучше. Арабов нет, бандитов нет, Валентину я приструнила, беспокоила меня только фотография, где я рядом с покойником. То есть саму-то фотографию я еще вчера разорвала на мелкие кусочки и спустила в унитаз, но где-то лежат негативы. Если бы не эти негативы, я бы честно рассказала обо всем Кириллу или обратилась в милицию. Фотография была единственным темным пятном в моих воспоминаниях. Дачу в Учительском я не поджигала, судя по тому, что была заперта там и еле вырвалась. Не могла же я сама поджечь дачу, а потом сама себя закрыть в чулане, чтобы задохнуться. В разборке у станции «Удельная» я участвовала, это верно, но никого не убила. Так, немножко подралась, и все. Очень беспокоил меня тот тип с золотой цепью, но дальнейшее показало, что я его не убила, а только чуть не задушила цепью. Цепь оказалась слабой и порвалась. И погиб он уже потом от рук таинственного Шамана там, на шоссе, в его смерти я не виновата. Но вот с квартирой на Некрасова полный туман. Поэтому в милицию обращаться страшно – мигом припаяют убийство, как выражается Галка. Если они меня вычислят, тогда, конечно, я запираться не буду, расскажу все, что знаю. Связь Валентины с Вадимом доказать легко, его видели у нее в доме. Вот и пусть разбираются!

– Татьяна, тебе опять звонят!

Это был тот же механический голос.

– Вы подумали над моим предложением? Обменять то, что есть у вас, на то, что есть у меня.

Я оглянулась на двери соседей, они были закрыты, потом прижала трубку к губам и вполголоса проговорила несколько таких Галкиных выражений, которые даже она стесняется произносить при детях и вообще вслух и употребляет только, если ее очень разозлить. Если бы моя покойная бабушка слышала, какие слова может произнести ее внучка, она перевернулась бы в гробу.

Наутро выяснилось, что Галка с Сережей на рынок сегодня не идут, а берут детей и едут за город, на дачу к Сережиной тетке, у нее юбилей. У нас с Аськой неожиданно возник свободный день, который мы могли провести только вдвоем.

– Ну, куда пойдем? – спросила я свое синеглазое сокровище, когда соседское семейство, с шумом погрузившись в машину, уехало на дачу.

– В зоопарк! – немедленно ответила Аська.

Я вспомнила, как часто в последнее время бывала на Зверинской улице рядом с зоопарком, мне порядочно надоело это место.

– Может быть, куда-нибудь еще?

– Нет, в зоопарк, в зоопарк, – заныла Аська. – Ты ведь обещала пойти посмотреть на жирафочку маленькую. Сейчас как раз тепло, а потом будет холодно, жирафов переведут на зимние квартиры, там на них смотреть неинтересно.

Месяц назад в зоопарке родился жирафенок-девочка, ее назвали Дианой в честь погибшей английской принцессы. В нашем городе вообще-то зоопарк плохой, но жирафы живут в просторном вольере и чувствуют себя неплохо, во всяком случае усиленно размножаются.

– А Наташа не обидится, что ты не подождала ее и сама пошла в зоопарк? – привела я последнюю причину.

– Ах, ну что ты, мама, ты будто не знаешь, что если идти с Наташкой, то обязательно навяжут Стасика, а он невозможный ребенок, совершенно не умеет себя вести в общественных местах! – ответила Аська Галкиным голосом.

– Он не невозможный, а просто маленький, и вы должны это понимать, – начала я воспитательную работу.

– Ну так идем в зоопарк сегодня? – перебила меня Аська.

– Конечно идем!

Разве я могу ей в чем-то отказать?

Мы принарядились и отправились.

В зоопарке играла музыка, светило солнце и было много народа. Ездили пони, запряженные в яркие тележки. От этого развлечения Аська отказалась и потянула меня к жирафам. Маленькая Диана чувствовала себя прекрасно, гуляла в отгороженном участке вольера рядом с мамой. Остальные жирафы тоже были очень красивые.

Мы еще прогулялись к хищникам семейства кошачьих, где два львенка терзали папу-льва, не давая ему впасть в сладкий послеобеденный сон. Один дергал льва за кисточку на хвосте, а другой драл гриву. Отец этих хулиганов долго терпел, а потом не выдержал и отвесил им мягкой лапой такого шлепка, что они отлетели в дальний угол клетки. В который раз подивившись тому, что все мужчины одинаковы, я повела Аську к обезьянам.

В обезьяннике была огромная толпа – все пришли посмотреть на орангутанга Монику, у которой не так давно открылись художественные способности. Скорчившись на полу клетки, Моника действительно рисовала. Что уж там у нее выходило, было не рассмотреть. Сама Моника мне не очень понравилась, но я вообще не люблю обезьян.

После обезьянника Аська устала, и мы решили уходить. Чтобы ребенок испытал все удовольствия, надо было сводить ее еще в кафе, накормить там мороженым, а потом возвращаться домой, чтобы успеть на диснеевские мультфильмы по телевизору.

Мы вышли из зоопарка и пошли в противоположную от метро сторону – там в трех кварталах ходьбы открылось новое кафе «Папирус». Я слышала от приятельницы, что это вполне приличное заведение, куда можно прийти с ребенком и цены не очень высоки.

– Какая красивая дочка, похожа на маму, – услышала я за спиной.

На такой комплимент никакая женщина не сможет не ответить улыбкой. Я повернулась и увидела Карамазова. Опять мы встретились почти на том же самом месте, очевидно, он живет где-то рядом.

– Здравствуйте, Николай Петрович!

– Добрый день, милые дамы! Такая большая дочка у такой молоденькой мамы, но сомнений нет, очень, очень похожи.

На самом деле, для такой дочки возраст мой вполне подходящий – Аське шесть, мне двадцать восемь, но старичку в его годы все молодые женщины кажутся девчонками.

– Как же зовут прелестное дитя? Но Аська почему-то надулась и не захотела ответить.

– Анастасия, Настя.

– Чудесное имя!

– Мы были в зоопарке, а теперь идем вон в то кафе есть мороженое.

– Прелестное времяпрепровождение, желаю удачи!

– Кланяйтесь Марии Михайловне! – Я тоже решила не ударить в грязь лицом и изъясняться прилично.

– Всенепременнейше! – Карамазов на прощание вежливо приподнял шляпу.

– Ты что, Ася, так некрасиво себя вела?

– Он мне не понравился, – заявила Аська. – Говорит странно.

– Это раньше так выражались, давно.

Кафе нам с дочкой очень понравилось. Большое полутемное помещение с колоннами, а по углам стояли статуи, стилизованные под футляры для мумий, таких довольно много в Эрмитаже в Египетском отделе. У главной стены напротив входа стояла статуя фараона Тутанхамона, естественно не золотая, но из блестящего металла. Стены были расписаны фресками из жизни Древнего Египта. Там были и египетские ладьи, плывущие среди розовых лотосов, и фараон на троне, и египетские женщины за работой. Аська очень заинтересовалась женскими прическами и спросила, нельзя ли такое сделать и ей. Волосы у нее чудесные, лучше, чем у меня, мы с ней обожаем возиться с ее волосами, но Аська страшно расстроилась, когда я сообщила ей, что египетские женщины брились наголо и носили парики.

– Сплошной обман!

В остальном кафе было самое обычное, цены, правда, довольно высоки, но на такие мелочи я сегодня решила не обращать внимания. Мы набрали у стойки мороженого и разных вкусностей и сели за столик. Народа было порядочно – воскресенье, хорошая погода, место бойкое. К нашему столику подошли две дамы, хотя места были.

– Простите, – обратилась ко мне одна из них вежливо-холодным тоном, – вы не могли бы передвинуться на одно место? Мне не хотелось бы сидеть в проходе.

Я хотела сказать, что тогда в проходе окажется моя дочь, только с другой стороны, но дама смотрела на меня твердо-презрительным взглядом, настолько уверенная в своей правоте, что я молча пересела. Перед такими людьми я всегда теряюсь, к тому же не хотелось портить настроение лишними пререканиями.

Я рассеянно пила кофе, а Аська ковырялась в вазочке с мороженым. Я думала о том, что давно уже пора сводить Аську в Эрмитаж, мы не были там почти год, что на будущий год ей в школу, а я так мало с ней занимаюсь, все из-за работы и выходные заняты детьми. Но если я откажусь сидеть с Галкиными детьми в выходные, то кто же будет забирать Аську из садика? Тряхнув головой, я отогнала от себя грустные мысли. А потом произошло следующее.

Элегантный мужчина в светлом костюме, несший от стойки поднос с чашкой кофе и пирожным, вдруг не то споткнулся, не то оступился, с трудом удержался на ногах. Свой поднос он успел спасти, но свободной рукой ухватился за наш столик и опрокинул Аськину вазочку с мороженым. Кроме того, ребенок испугался.

– Послушайте! – начала было я, но мужчина не дал мне договорить.

Он выглядел таким расстроенным, так извинялся, что я смягчилась.

– Простите меня, я лишил вашу девочку мороженого, но я это исправлю. Какое тебе, деточка? – обратился он к Аське.

Напрасно я уверяла его, что Аське уже мороженого хватит, что она и сидела так долго, потому что уже наелась, мужчина стоял на своем. Я оглянулась на своих соседок по столу, они неодобрительно молчали. Это повлияло на мое согласие, – я разрешила мужчине принести Аське два шарика мороженого – малиновое и персик, мне – еще чашечку кофе. Мужчина принес нам все это, еще раз многословно извинился и ушел.

– Мама, – прошептала Аська, – я больше не хочу.

– Я так и думала, оставь ты эту вазочку в покое. И не вози рукавом по столу, ну вот, все руки липкие. Иди в туалет, умойся как следует, я сейчас допью и приду.

Я допила кофе, сказала соседкам: «Приятного аппетита», на что они ответили гробовым молчанием, и пошла к выходу. Туалет находился рядом с гардеробом, я хотела пойти посмотреть, как там Аська, но машинально нашарила в сумочке номерки и подала их гардеробщику.

– Вы ошиблись, дамочка, – прошамкал гардеробщик.

– Что? – Я отвела глаза от дверей туалета, что-то Аськи долго не было.

– Я говорю, ошиблись вы, – гардеробщик повысил голос, – это не те номерки.

– Да в чем дело? – Я ничего не понимала. – Давайте две куртки – мою и детскую.

– Как же я могу вам выдать вещи, когда номерки не те? – втолковывал гардеробщик. – Вот, сами посмотрите – у нас номерки новые, современные, а вы мне подсовываете черт знает что.

И действительно, на вешалке висели новенькие пластмассовые прямоугольнички с выпуклыми четкими цифрами, а у меня в руках были два допотопных стертых металлических диска с дыркой посередине.

– Что за чушь? – Я рассердилась. – Какие вы мне дали, те я и взяла. Откуда у меня могут быть другие номерки, я ведь у вас раздевалась с ребенком, вы что, не помните?

– Ничего не знаю. – У гардеробщика дергался левый глаз, и это было очень неприятно.

Тут я сообразила, что уже давно спорю с гардеробщиком, а Аська все не выходит. Бросив номерки на барьер, я кинулась к туалету. У раковины никого не было.

– Ася! – крикнула я, но никто не отозвался.

Я распахнула двери обеих кабинок, они были пусты.

– Ася! – Я выскочила в холл. – Где ты?

К сердцу поднималась волна черного ужаса. Все самые страшные материнские сны становились явью. В полном отчаянии я обратилась к гардеробщику:

– Вы девочку не видели тут маленькую? Куда она пошла?

Гардеробщик молчал, только усмехался нагло. Глядя в его дергающийся глаз, я почувствовала, что реальность происходящего ускользает от меня. Еще немного, и я или упаду в обморок, или наброшусь на гардеробщика с кулаками. Я рванулась к выходу на улицу и там, на ступеньках, увидела Аську.

– Ой, мама, тут такая собачка хорошая приходила с ушами!

– Ася! Ведь я же велела тебе никуда не уходить!

– Но собачка такая ласковая! И дяденька…

– Какой дяденька? Он тебе что-то сделал?

– Дал погладить собачку! Чувствуя, как к глазам подступают слезы, я крепко прижала это чучело к себе. Мы вошли обратно и направились к гардеробу, там на барьерчике лежали два новых пластмассовых номерка. Такие же, что висели на вешалках. Я схватила их и постучала. Откуда-то сбоку появилась старуха гардеробщица.

– Иду, иду, выйти на минуту нельзя! Я вытаращила на нее глаза, а потом вспомнила, что именно ей мы с Аськой сдавали куртки, когда пришли.

– А кто у вас тут был?

– Да никого, мне и одной-то работы мало!

Я в смятении оделась, подхватила ребенка и чуть не бегом припустила прочь от этого места. Только в метро я перевела дух. Что же это со мной творится? Неужели я схожу с ума, и все это мне просто показалось? Но я так четко помню всю дурацкую историю с номерками. А если предположить, что номерки действительно кто-то подменил, то это могли сделать, только пока мы сидели за столиком. Сумка висела на спинке стула – никак не отучусь от этой опасной привычки! – и когда мы передвинулись на одно место, я, растяпа, про нее забыла. Вполне можно было подменить номерки, когда я отвлеклась на того типа с мороженым, но тогда они все должны были быть в сговоре! Тот тип в светлом костюме, две нелюбезные дамы, которые заставили меня пересесть, гардеробщик или человек, выдающий себя за него. И бабушка из гардероба, хотя нет, ее могли просто отвлечь, но тогда кто ее так вовремя отвлек! А еще дяденька с собакой, которая с ушами. И все это только для того, чтобы я пережила несколько минут панического ужаса. Нет, разумнее было бы думать, что все это мне померещилось. Значит, после того случая с Валентининой таблеткой и напрочь выпавших из памяти суток у меня что-то с головой. Но ведь я частично вспомнила события тех пропавших суток. Но вспомнила не сама, а путем логических умозаключений, как будто это не со мной произошло, а я прочитала все это в книге. Поэтому мне и кажется иногда, что все, что со мной происходит, нереально. Как жаль, что у меня нет знакомого психиатра!

Я вернулась домой ужасно расстроенная, Аська тоже притихла и смотрела на меня испуганными глазами. Вскоре вернулась шумная компания соседей. Я отвлеклась на детей и приготовление ужина, а потом меня позвали к телефону.

– Как вы себя чувствуете после сегодняшнего? – поинтересовался тот самый механический голос.

Я молчала, глубоко потрясенная. Напрасно я расслабилась, ничего не кончилось.

– Надеюсь, вы поняли, что так просто я не сдамся, что я по-прежнему требую, чтобы вы отдали не принадлежащую вам вещь.

– Но, насколько я поняла, вам эта вещь тоже не принадлежит, разумеется, если вы не работаете в паре с Валентиной, но я не думаю, что это так.

– Почему же?

– Потому что с Валентиной мы выяснили все вопросы и отказались от взаимных претензий.

– Вот как? В таком случае я вынужден применить более жесткие меры. У вас прелестная дочка, и я с грустью должен заметить, что она абсолютно беззащитна, сегодня вы в этом смогли убедиться.

Я давно поняла, к чему он клонит, так что не очень испугалась. Внутри я даже почувствовала слабое облегчение – значит, я не сошла с ума, и вся сегодняшняя история была тщательно организована.

– Должна вам сказать, в вас погиб режиссер.

– Да, это мое хобби.

– Послушайте, неужели вы думаете, что, если бы у меня была эта штука, я бы не отдала ее вам немедленно, а стала бы рисковать дочерью?

– Да, некоторые женщины уязвимы детьми, но не все.

– Вы просто не знаете женщин! – вырвалось у меня.

– Я знаю все! Достаточно разговоров! – рассердился голос. – Даю вам срок до завтрашнего вечера, иначе пеняйте на себя! – В трубке раздались гудки.

– Татьяна, да на тебе лица нет! Что это за интересный разговорчик? – Оказывается, Сергей давно стоял в коридоре и по моим репликам понял, что дело мое плохо.

– Они грозят убить Аську! – вымолвила я побелевшими губами.

– Отдай им все!

– Я не могу, у меня этого нет.

– Понятно, тебя подставили. Какой срок?

– До завтрашнего вечера.

– Иди, собирай дочку. Много вещей не надо, только самое необходимое. – Он уже набирал номер телефона.

Я потащилась в комнату, повозилась там немного, а потом из коридора послышались Галкины вопли:

– Куда это я потащусь на ночь глядя? Ты что, рехнулся, что случилось?

Сергей тихо сказал ей несколько слов. Потом добавил жестко:

– Собирайся живо!

Она замолчала на полуслове и бросилась в комнату. Мне вдруг до боли, до колотья в сердце захотелось, чтобы у меня тоже был такой человек, который взял бы на себя все мои проблемы, которому я доверяла бы настолько, что подчинялась ему слепо и безоговорочно. Но у меня такого человека нет. И удивительное дело, опасность грозит моей дочери, а про ее отца я вспоминаю в последнюю очередь. Я представила, как звоню сейчас туда, свекрови, в их предсвадебную лихорадку, и начинаю плачущим голосом объяснять мужу про Аську. Разумеется, они решат, что я все сочиняю от ревности. Да в лучшем случае он просто вежливо попросит оставить его в покое, а в худшем – назовет ревнивой дурой и истеричкой.

Пока я так раздумывала, Галка появилась уже с двумя дорожными сумками.

– Продукты возьми! – крикнул Сергей.

Я помчалась на кухню и стала кидать в полиэтиленовые пакеты все, что было в холодильниках, моем и Галкином. Хорошо, что вчера накупила продуктов! Аська любит пить чай с сахаром вприкуску. Я нашла в столе у Ксении Павловны пачку рафинада – потом отдам.

Они все уже стояли в коридоре, Сергей со Стасиком на руках, Галка с вещами и девочки, взявшись за руки. Еле сдерживая слезы, чтобы не испугать ребенка, я обняла Аську и крепко прижала к себе.

– Слушайся тетю Галю!

С улицы раздался гудок автомобиля.

– Толик приехал, – сказал Сергей и передал Стасика Галке. – Спускайтесь, я сейчас.

– Куда ты их, Сережа?

– А это тебе и знать не надо! – отрезал он, потом добавил помягче: – Там ведь не только твоя дочка, но и мои все. Я рисковать не могу. Ладно, Татьяна. Руки у тебя теперь развязаны, решай свои проблемы. Я там поживу денька два, присмотрюсь, а как вернусь, будем думать, что делать.

– Почему ты мне помогаешь, Сережа? Ведь ты даже не знаешь, может, я преступница?

– Какая разница? – удивился он. – Ты своя, родная, мы с тобой в одной квартире живем.

– Но как же закон?

– Закон? – Он усмехнулся. – Ты, Танька, идеалистка. Какой тут к черту закон, когда нас вон с места сорвали, квартиру отняли, и в чем есть мы с ребенком сюда бежали. За это я, что ли, в Афгане воевал? – Он помолчал, потом добавил: – К тому же не люблю, когда в такие дела детей вмешивают, это уж последнее дело.

– Ты, Сережа, сам идеалист!

Я обняла его на прощание и почему-то перекрестила:

– Береги их!

Он ушел, а я выглянула в окно. Во дворе стояли две машины – Сергея и Толика, но Сергей не сам сел за руль, а посадил еще одного парня – Лешу. Дети с Галкой погрузились, и машины тронулись. После их отъезда я наскоро подобрала разбросанные по всей квартире вещи, закрылась на все замки, отключила телефон и легла спать.

Кирилл звонил и звонил, трубку никто не брал. Куда она подевалась, ведь уже одиннадцать часов. К тому же в коммунальной квартире хоть кто-то должен был подойти к телефону. Ему обязательно надо было удостовериться, что с ней все в порядке. С помощью компетентных знакомых он смог проявить микропленку, найденную в брошке-паучке, и осторожно просмотреть ее. Насколько он мог понять, речь там шла о каком-то лекарственном препарате. Там было много химических формул, потом шел пояснительный текст на английском языке. И еще много страниц под заголовком «Приложение». Английским Кирилл владел, как всякий нормальный человек, имеющий высшее техническое образование, – то есть средне-плохо. Да еще трудно было читать на микропленке. Но все же он понял достаточно, чтобы задать вопрос: откуда эта штука взялась у Валентины? Конечно, если Татьяна не врет. И тут он вспомнил, что Таня говорила про какие-то таблетки, которые Валентина заставила ее выпить. Тут явно просматривалась связь.

Он послушал еще гудки и отступился. Завтра у него с утра работа, потом надо пообщаться с Женькой, осторожненько расспросить его про Валентину, а вечером после работы он подкараулит Татьяну.

Я проснулась от звонка будильника. Было так странно находиться в тишине, не слыша детских голосов и Галкиных окриков. Я долго стояла под душем, пока не пришла в себя настолько, что можно было собираться на работу. Так или иначе, с работы меня еще никто не увольнял, жизнь идет своим чередом.

С утра мне влетело от Миши за пятницу, потом накатила вся эта суета. В общем, я отвлеклась. Когда я шла из банка, то снова встретила своего старого знакомого – Братца Кролика. Он поравнялся со мной и пошел рядом.

– Что скажете? – спросила я. – Опять к Шаману в гости звать будете? Видела я его в деле, не очень он мне понравился, крови от него чересчур.

– Болтаешь много, – вздохнул он. Это верно, тут он был прав, я болтала лишнее, но мне уже было море по колено.

– В общем, так, – начал Братец Кролик. – Шаман велел передать, что он не в претензии. С «савёловскими» он управился, они больше ни тебя и никого-либо еще беспокоить не будут. С тобой у него заморочек нет, если, конечно, выступать не будешь, так что – полный расчет.

– Мы разошлись, как в море корабли! – прокомментировала я его речь. – Передайте Шаману, что я тоже не в претензии. И хоть методы его я не одобряю, но он мне на шоссе очень помог. А что там я видела, то ничего не помню, все сразу же забыла.

– Это правильно, – похвалил Братец Кролик.

Мы распрощались как добрые знакомые. Если бы моя бедная бабушка знала, с кем я дружу, то она перевернулась бы в гробу, но, кажется, это я уже говорила.

Кирилл постучался к Марии Михайловне:

– Можно к вам?

– Заходи, Кирюша, заходи, милый, подожди Женю у меня, чая хочешь?

– Да нет, спасибо, я к Жене, думал, пойдем с Цезарем погуляем, поговорим.

– А у меня к тебе тоже дело есть, – прищурилась старушка.

– Слушаю вас, Мария Михайловна.

– Кирюша, если не секрет, где ты сейчас работаешь? Прости уж меня за нескромность, но ты приходишь часто в дневные часы, когда большинство людей твоего возраста на работе.

– Вы же знаете, Мария Михайловна, что раньше мне было удобно иметь свободный график работы из-за мамы… А теперь трудно найти приличную денежную работу, обещал Женя посодействовать, да только там тянут что-то. Сейчас я работаю в небольшой бригаде, которая устанавливает охранные сигнализации в разных коммерческих фирмах, магазинах, офисах, изредка даже в банках, – за это платят неплохо, но хорошие заказы нечасты.

– Как интересно! Карамазов мне рассказывал, что в Эрмитаже сигнализация подведена к каждой картине. Там сзади такой провод, и если кто-то попробует унести эту картину, то на пульте у дежурного загорится лампочка и раздастся звонок. Так вы в банках устанавливаете такие же провода?

Кирилл улыбнулся и начал объяснять Марии Михайловне таким тоном, каким родители рассказывают своим любознательным детям об устройстве автомобиля или о том, как делают конфеты:

– Существует очень много систем охранных сигнализаций. Простейшие – с контактными датчиками, которые реагируют на то, что кто-то пытается, как вы сказали, унести картину или открыть дверь, не имея на это права. Похожи на них датчики разбития стекла, которые устанавливаются на окнах. Более сложные – так называемые инфракрасные завесы: вдоль окна или дверного проема проходят несколько невидимых лучей, и, когда кто-то их пересекает, срабатывает сигнализация. Такие же лучи могут быть пропущены по периметру большого участка, например, автомобильной стоянки или склада…

– Значит, если кто-то полезет через забор, его сразу заметят? – с интересом спросила старушка.

– Вот-вот, Мария Михайловна, вы уловили самую суть.

– Очень интересно! А если он как-нибудь сумеет… перепрыгнуть, что ли, луч?

– Ну во-первых, этот луч невидимый, и он, злоумышленник, не будет знать, в каком месте надо перепрыгивать. И потом, есть более сложные системы. Например, объемные, то есть такие, которые реагируют на изменение объема помещения. Когда человек проникает в комнату, где, как говорил Остап Бендер, деньги лежат, «перепрыгнув», как вы сказали, луч инфракрасной завесы, – он своим телом меняет объем помещения, и сигнализация объемного типа срабатывает. А есть такие, что срабатывают на тепло человеческого тела… Но я утомил вас ненужными подробностями.

– Напротив, – с живостью ответила старушка, – все это чрезвычайно интересно! И не думай, что я слышу это впервые, это не так.

– Откуда же вы про это знаете? – изумился Кирилл.

– А это? – Мария Михайловна показала на маленький портативный телевизор в углу.

– Мария Михайловна, неужели вы смотрите боевики? – Кирилл не смог скрыть улыбки.

– Не все, конечно. Секс и насилие я не уважаю. Но, когда грабят банк с применением всяких технических новшеств, это интересно. Раньше я не все понимала, а теперь, благодаря тебе, буду лучше разбираться.

– С удовольствием отвечу на все ваши вопросы.

– Верно, что в банках, офисах и прочая устанавливают телекамеры. Это по другому принципу?

– Конечно! Я смотрю, вы абсолютно в курсе всех технических новшеств! Телекамеры действительно устанавливают в охраняемых помещениях, чтобы охранник мог наблюдать со своего поста сразу за несколькими комнатами. Их ставят и перед входом в банки или в коммерческую фирму, чтобы просто не открывать дверь нежелательному посетителю. Впрочем, в фильмах все это очень часто показывают, – с улыбкой добавил Кирилл. – А ночью записывают изображение на видеомагнитофон, а потом смотрят.

– А злоумышленники подставляют кассету с записанной на ней пустой комнатой! – с увлечением подхватила Мария Михайловна.

– Это не так просто.

– Спасибо тебе, Кирюша, но я ведь не просто так тебя расспрашивала. Сможешь ты сделать охранную систему – попроще, конечно, не самую дорогую, в квартире моего знакомого? Это приятель моего покойного мужа, он коллекционер, в его квартире очень много антиквариата и произведений искусства… Конечно, двери у него металлические, кто сейчас без них живет, но этого недостаточно. Он человек осторожный, не хочет известности, в этом смысле, ты меня понимаешь, ему нужен честный и неболтливый профессионал. В честности твоей я давно уверена, а в профессионализме сейчас убедилась. Так сможешь это сделать поскорее?

– Разумеется, Мария Михайловна, никаких проблем. За неделю управлюсь. И очень буду вам признателен – сами понимаете, заработок сейчас никому не помешает.

– Конечно, милый, ты человек молодой, тебе надо личную жизнь устраивать, одному нехорошо, а то скоро станешь таким меланхоликом, вот как Цезарь.

Цезарь отреагировал на свое имя тем, что поднял голову и два раза стукнул хвостом об пол. Но в глазах его была бесконечная усталость. Кирилл почему-то вспомнил, как в этой комнате Таня сидела возле Цезаря и кормила его пирожным. Собаку она гладила, чесала за ухом и говорила ласковые слова, а с ним только ругается. Тьфу, что за чушь лезет в голову!