Это нужно живым. Психология и педагогика военно-поисковой работы

ЧТО МЫ ИЩЕМ И ЧТО НАХОДИМ

Одним из самых трудных поисковых предприятий нашего отряда была, конечно, работа в Ондозере. На северо-западном берегу большого, даже по карельским меркам, Ондозера прилепился небольшой поселок под таким же названием. Возле него — еще одно небольшое озерко — Лаезеро, отделенное от Ондозера узкой полоской суши. Здесь в сентябре 1942-го произошла трагедия Ондозерского десанта 85-й морской стрелковой бригады.

Десант был послан с целью разгрома фашистского гарнизона поселка, уничтожения батареи противника и освобождения лагеря военнопленных, строивших шоссейную дорогу Ругозеро — Паданы. Трудно сегодня говорить о военной целесообразности этой операции, но одно ее слабое место бросается в глаза: нельзя было высаживать десант в узком межозерном пространстве, где его легко было подавить с двух сторон даже не очень крупными силами. Так и произошло. После быстрого разгрома нашими моряками слабого гарнизона противника в поселке финские егеря минометным огнем разбили лодки десантников, стоявшие у берега, а затем прочно заперли десант в узкой межозерной горловине. Ни поддержки огнем, ни поддержки авиацией со своего берега десантники не дождались. Все 137 или 140 человек полегли там, отбиваясь до последнего на болоте, прижатые к заросшему осокой берегу небольшого озерка. Бой продолжался от момента высадки чуть более 12 часов. В живых остались единицы. Один, матрос Мочихин, с простреленными руками, ушел на рыбацкой лодке. Кто-то, по слухам — раненый, оказался в плену.

Когда мы появились в этих местах, с той давней трагедии прошло уже 44 года. Еще в 1965 г. местные жители Ф. Никкоев, И. Пономарев, Г. Макаров, М. Луценко обследовали место боя и обнаружили на болоте, недалеко от озера, холм диаметром около 15 метров. На холме росли молодые березки. Здесь же было найдено захоронение. "Погибшие оказались наши, советские, — вспоминали ондозерцы. — Сразу же у первого нашли карту, она слежалась, но ее высушили — на ней была вся эта местность... Карту отдали военкому... Нашли две ложки, на них были фамилии. Из одежды нашли бушлаты, телогрейки, ватные брюки, нижнее белье... В каждом черепе — дырка. Останки семерых десантников были похоронены в селе Надвоицы.

Можно только пожалеть, что карта попала в военкомат, — и не потому что там работают равнодушные люди. Просто военные комиссариаты чаще всего хранение боевых реликвий не считают своей обязанностью. Естественно, и карта, и ложки с подписанными фамилиями пропали бесследно. Еще одна попытка извлечь останки была предпринята за год до нас — местной учительницей Л.Ю. Ганевой и группой школьниц. Достали останки еще семерых участников десанта и сложили их в ящиках в сарае. Остальные погибшие продолжали лежать в болоте — для своих родных и близких они были «пропавшими без вести».

«...Поначалу в раскопе могли работать только двое. Яму заливало, воду надо было непрерывно вычерпывать. Грунт — песок, перемешанный с глиной и болотным илом. На глубине примерно 60 см на стенках раскопа четко обозначилась темная полоса сгнивших мха и травы. Но едва раскоп углубился до 90 см, была найдена берцовая кость человека. Потом — череп, лежащий лицевой стороной на север, теменем — на восток. На черепе сохранились волосы» (из дневника экспедиции).

«Мама, почему нет от Вас долго писем? Я очень соскучился. Пишу Вам в теплый, солнечный день. Мама, наступают самые решительные дни войны. Если это придется пережить, до 1 июня, будет немного легче. До 1 июня мы вряд ли скинем лыжи, потому что солнце греет, а снег лежит — конца и края нет, не хочет таять, а в июне будет вода, болота — ни пройти, ни проехать. Если буду жив, то буду писать обо всем. Мама, кормят пока ничего, обижаться не приходится, сама знаешь, где я нахожусь... Напишите, сколько Вам за Вашу рассеянность прислали штрафа за электричество. Еще прошу — напишите мне, получили ли Вы мои деньги, которые я Вам выслал в начале марта 1942 года. Мам, пишите про всех родных как можно больше, про то, как питаетесь. Толя» (из письма домой Анатолия Полякова, краснофлотца, москвича, участника десанта).

"В 16 ч. 30 мин. Игорь Зайцев раскопал родник. Из него в яму ключом била вода. Яма уже расширена, ребята начали ее углублять.

Там же, где череп лежал и где отчерпывали воду, оказалась грудная клетка. Через правое плечо — портупея. Судя по состоянию зубов, человек не так уж молод. Кто это? Военком Языков? Старший батальонный комиссар Барков? Они были, что называется, в возрасте — оба 1906 г. рождения, обоим — к сорока. Капитан-лейтенант Шипенков? Старший лейтенант Леонид Сапов? Вряд ли это командир десанта Николай Ковалев, карта, скорее всего, была у него; наверное, его и нашли в 65-м и тогда же увезли в Надвоицы. А до конца нам всего этого никогда не узнать.

...Из воды показался кусок мягких тканей человеческого тела, видимо, часть бедра. Болото ведь.. Мышечная ткань химически изменяется, но с виду остается прежней, пока не высохнет. А высохнет — рассыпается белым веществом вроде мела.

В 17.00 — рукав с костями руки. Мелкие кости кисти. Череп, пробитый в правый висок, выходное отверстие в темени... Сам стрелялся? Сапоги, ребра, ключица... клочки шинельного сукна, обрывок черной ткани, — может быть, морская форма? Рассказывают, моряки шли в десант в черных бушлатах, клешах и в тельняшках, для маскировки — плащ-палатки. Обойма трехлинейных патронов. "Рубашка" от гранаты РГД-33, рубчатая. Пробита осколком, наверное минным — от миномета осколки стригут по самой земле. А "рубашку" снимают с гранаты в ближнем бою.

...В этот день мы достали семь черепов" (из дневника экспедиции).

Счет найденным людям было удобнее вести по черепам — остальные кости труднее поддаются подсчету.

"Родная мама, за меня не беспокойся, у некоторых ребят-москвичей есть мой адрес — в случае чего напишут. Маня, самое основное — береги себя и особенно маму, чтобы она меньше болела. Маня, неужели нельзя нигде купить дров? А мне эти леса уже надоедают. Целую крепко" (из письма Анатолия Полякова).

"Здравствуйте, уважаемая редакция! Вам пишет сестра Андрея Романовича Рыжихина, останки которого найдены в районе Ондозера отрядом московских студентов и школьников "Дозор".

Военная судьба брата в наших сердцах ныла незатухающей болью. Что мы знали о его последнем бое? Сразу после 3 сентября 1942 г. нам в разные концы страны (две из его сестер и два брата так же, как и он, сражались за Родину) о его судьбе написал его товарищ. Мы узнали, что 1 сентября через Ондозеро на западный его берег был направлен десант морской пехоты, с ним в бой шел и наш брат. Что сталось с десантом, неизвестно. Другой десант, высадившийся после первого на западный берег, не обнаружил каких-либо следов первого. "Светлые воды Ондозера приняли Вашего брата" — так писал его товарищ. Семье сообщили, что он пропал без вести. Но мы поняли, что в живых его нет.

Если бы вы знали, кем был для нас Андрей! Мы все, оставшиеся сейчас в живых, моложе его по рождению. Отца у нас рано не стало. Младшей из нас было три года. Андрей был для нас и защитник, и воспитатель, и пример в жизни. Честный, бесстрашный, справедливый. Была я маленькой, слабой физически, а школа на другом конце села, и в наши снежные, морозные зимы мне тяжело было ходить с сумкой в школу. Андрей возил меня на санках на занятия. Сам он учился в четвертом классе. Никто не смел нас обидеть, все озорники побаивались, да и уважали брата. Он рано научился ответственности за чужие судьбы" (из письма М. Рыжихиной в "Московский комсомолец").

"В 10 ч 45 мин. приступили к работе. Яма полна воды, до края осталось полметра. Место раскопа расширили на восток, и теперь оно достигло в длину 2,5 метра. Копать начали в одиннадцать, но все еще приходилось откачивать воду. В яме работали Миша Каструлев и Эля Чернякова, на западной стороне — Ира Гущина и Саша Дудырев. С увеличением глубины раскопа сохранность мягких тканей увеличивается" (из дневника экспедиции).

"Он нам читал. Читал он прекрасно. Был сам влюблен в Сорви Голову, завидовал его боевым успехам. Даже игры с товарищами проводил под знаменем Сорви Головы. Конечно же, он сам был Сорви Голова. Тогда мы еще не знали о Чапаеве и других героях. Шли 1930–1932 года. Душа Андрея и в войну осталась, как прежде, — сначала подумай о людях, потом о себе. Как же он мог не пойти с десантом, зная, на что они шли? Ему жаль было тех молодых, здоровых парней. Кажется, он и там хотел их защитить, наш Запевай, — такое прозвище у него было среди друзей детства и юности.

Вот и всё! М. Рыжихина".

Из дневника экспедиции.

"29 июля 1986 г.

В 11 ч. 30 мин. одному из работающих в яме стало плохо. Это первый случай.

В 11 ч. 50 мин. найдена пряжка от ремня. Грунт изменился за счет остатков мягких тканей тела. Глубина — 1 м 20 см от поверхности.

В 12 ч. 30 мин. — магазин от автомата ППШ.

В 12 ч. 50 мин. — термитный шар...

В 13 ч. 45 мин. на северной стороне в полуметре от поверхности найдены позвонки и куски ткани гимнастерки. Ткань заплесневела, но сравнительной хорошо сохранилась. Тут же найдены портупея и граната РГД-33. К настоящему моменту в яме с неровными краями найдены и подняты останки 35 человек.

30 июля 1986 г. Утренняя смена раскопала 20 человек. К вечеру больше откачивали воду, чем копали. Всего за день вынули останки 28 человек. Уже несколько раз обваливались стенки раскопа. В этот день обвалился булыжник около метра длиной. Хорошо, никого не задел: работали осторожно. Самое важное было то, что нашли ложку с фамилией владельца: Малеванчук. (В списке потерь бригады значится: Кирилл Малеванчук, главстаршина, призван из г. Фрунзе. 1922 г.р.)

31 июля 1986 г. В 10 ч. 15 мин. начала работать леспромхозовская помпа, через 15 мин поломалась, пришлось опять откачивать воду вручную. Девочки пошли мыть кости.

На островок постоянно приплывают местные — посмотреть на раскоп. Они рассказали, что в леске за болотом, в яме, тоже находили кости, патроны, бушлаты. Наши ребята ходили смотреть. По словам местных, у убитых, найденных там, были такие же ботинки, американские.

Нашли в нашем раскопе череп с длинными волосами. Офицер? Нашли ремень с петлей, — видимо, людей стаскивали сюда с помощью ремней. Можно предположить, что на месте раскопа была траншея: здесь осталось особенно много убитых и поэтому финнам проще было всех с болота стащить сюда, чем хоронить отдельно".

Из рассказа Виктора Васильевича Марченкова, брата погибшего десантника:

"Один из погибших москвичей-краснофлотцев — мой брат, Николай Марченков. У меня сохранилась его фотография, которую нам из Карелии прислали вместе с извещением о том, что он пропал без вести.

Каким он был? Обыкновенным, как и все ребята в нашем дворе. Зимой ходил на каток, летом гонял голубей, играл в лапту, в "отмеряла", в "12 палочек". Вы, наверное, и не знаете таких игр, а наше поколение на них выросло.

Жили мы на Карачаровом поле, в поселке завода "Стальмост". Двор был большим, дружным и шумным. По вечерам откуда-то притаскивали киноаппарат и прямо на стене показывали фильмы. А после кино до полуночи крутили патефон и танцевали под "Утомленное солнце"... Душными летними ночами мальчишки спали в сарае, а то и прямо на крыше, под звездами. Коля был весельчак, балагур, смешно копировал людей, мог спародировать любого из нас, словом, был душой компании. Ребята его очень любили.

В семье было шестеро детей, жили трудно, и, закончив семилетку, брат пошел на "Стальмост" делать мостовые краны и эскалаторы для метро. Работал и одновременно учился в инструментальном техникуме.

Младшие братишки и сестренки каждый вечер с нетерпением ждали Николая с работы, поминутно спрашивали, когда же придет дядя Коля (так его называли не только дети, но и многие товарищи, сверстники, выражая таким образом свое особенное уважение). Он приходил домой, сажал детей на колени, рассказывал им сказки, разные смешные истории.

А потом — война. У брата как у квалифицированного слесаря-лекальщика была "бронь": нужно было быстро обучить профессии таких же молодых, как он сам, ребят. Но Коля от "брони" категорически отказался. Пошел добровольцем на фронт. Ему тогда шел двадцатый год, только начал с девушкой дружить, Олей звали" ("Московский комсомолец". 1987. 14 окт.).

"Черепа лежали двумя группами, одна против другой. Может быть, людей укладывали в траншею "валетом"? По номерам: 1. Лицом вниз и вбок. 2. Лицом вниз. 3. Таз и бедро. 4. Череп на боку, пробит висок. 5. Лицом вниз, пулевая пробоина в лобовой кости. 6. На боку, лицом немного вниз. 7. Расколотый череп. 8. Череп на боку, стальные зубы. 9. Расколотый череп. 10. Лицом вверх. 11. Лицо разбито. 12. Лицом вниз. 13. Череп на боку. 14. На боку. 15. Лицом вниз. 16. Лицом вниз. ... 20. Разбитый череп. 21. Разбитый череп.

В последний день работы во второй смене девочки в основном обмывали кости. Потом разложили ботинки вдоль места раскопа, стараясь подобрать, чтобы они подходили друг к другу. Поставили так, будто их владельцы выстроились в ряд, а затем по одному ботинку стали передавать в яму. Каждый ботинок проходил через все руки. Потом их обложили камнями и засыпали землей. И каждый взял в руки лопату и со всех сторон стали кидать землю. Когда камни были засыпаны землей, все оставили лопаты и почтили память павших минутой молчания.

Всего на месте раскопа нами было найдено 85 погибших. Четырнадцать было поднято до нас, следовательно, всего 99 человек. Остальные, видимо, погибли в других местах побережья" (из дневника экспедиции).

Мы эту грязь помнили, недаром неделю шарили в ней руками, доставая то, что осталось от тех, кто когда-то рухнул в нее.

У нас было право прочесть эти строки Павла Шубина как свои и от имени людей, чьи кости, бережно передавая друг другу, обмывали чистой озерной водой как великую драгоценность. Мы это право заработали.

Стихи легко ложились в наши души, там оставалось место как раз для них. Мы понимали человека, их написавшего, и понимали тех, о ком они были написаны.

Эти строки были нам как откровение, может быть, и впрямь воскресала в нас душа молодого десантника из 85-го МСБ. Так сливались прошлое и настоящее. Мы чувствовали, что пережили те, наши ребята, уже зажатые в смертном кольце и понимающие, что только минуты отделяют их от небытия.

Все это так и было. Юрий Белаш знал, о чем писал. Иначе не мог бы донести до нас лихорадочное биение мысли десантника в тесном окопе, у самого Лаезера ожидающего последней атаки егерей.

И все-таки не только кости десантников нашли мы в этой экспедиции. Мы нашли себя.

С самого первого дня работы в болотном раскопе определилось отношение жителей к нашим ребятам, делающим, по их мнению, "святое дело". С участниками экспедиции незнакомые люди здоровались на улице, нам в подарок несли рыбу, ягоды. В магазине ежедневно, без очереди, давали два ведра молока, и ни одного раздраженного или обиженного взгляда из группы женщин у прилавка не было брошено в нашу сторону. А ведь эти женщины стояли в очереди за тем же молоком, которое сюда привозили...

Мы, в свою очередь, старались не оставаться в долгу. Специально выделяемые отрядом группы оформляли местную школу, помогали на сенокосе. В свободное время наши художники, студенты Московского художественно- промышленного училища, ходили на этюды, а потом устроили выставку своих рисунков в поселковом клубе. После окончания раскопок и захоронения десантников отряд подготовил для местных жителей большой концерт. Наши ребята во главе со студентом МХПУ Женей Паком вырезали из огромного ствола старой сосны скульптурное изображение матроса и вкопали этот памятный знак в каменистый берег Ондозера на месте высадки десанта.

"Все время думаю, каких хороших людей мы здесь встречаем", — писала об этом времени студентка педвуза Жанна Малашенко. На годы запомнятся всем участникам экспедиции песни у костра на берегу ночного озера, когда приходила к нам местная молодежь, ясные солнечные дни, запах свежей смолы и большой воды. Очень светлые и чистые отношения связывали всех участников экспедиции, а это были очень разные люди. Так что главным оказались не масштабы работы, а то, как в эти трудные дни высветились для ребят отношения друг к другу, отношения с окружающими людьми, отношение к делу ради этих других людей, вчера еще не знакомых.

Ради них, живых и мертвых, мы здесь жили, ради них, а не ради своего отряда мы здесь работали. Оказалось, что для большинства из нас из всего этого родилось ощущение счастья. "Меня поразило, как нас встречали: все были нам рады, все приглашали в гости", — рассказывала потом Юля Иванова.

Н.К. Крупская, приводя слова В.И. Ленина, писала, что важнейшим принципом взаимоотношений при социализме должен быть принцип заинтересованности каждого человека в благополучии других людей и что в этой формуле "уже дается ясная установка всей воспитательной работы нашего времени. Надо из ребят воспитывать коллективистов". Из этого ленинского положения следует, что смысл общей жизни и работы любого детского подросткового и юношеского коллектива заключается в формировании коллективистических взаимоотношений, которые и станут главным средством воспитания человека. Из этой же мысли следует, что педагог с помощью коллектива и коллективной деятельности должен создать условия для формирования у ребят такого соотношения мотивов, потребностей, установок, при котором коллективистические тенденции возобладали бы над узкогрупповыми и индивидуалистическими. Преобладающие тенденции представляют собой как бы вектор личности и в психологии носят название смысловой структуры личности, определяя в конечном счете ее нравственный облик.

Как же строится смысловая структура личности? Потребности, мотивы и установки, слагающие основу личности и достаточно многообразные, располагаются, как правило, в порядке определенного старшинства. Одни из них, наиболее мощные, подчиняют себе другие, эти другие имеют в своем подчинении третьи, более слабые, и т.д. Иногда взаимоисключающие, но одинаково сильные мотивы ставят человека в драматическое положение нелегкого для него выбора. Наконец, бывают случаи, когда личность не успела или не сумела выработать стойкого преобладания одних мотивов над другими. В этом случае, по словам выдающегося советского психолога А.И. Леонтьева, "малое в жизни человек принимает за великое, а великое не видит совсем". Такое состояние человека А.Н. Леонтьев называет нищетой личности. Часто педагогу приходится сталкиваться и с таким явлением: человек правильно усвоил определенные нормы морали, например он знает, что жить и трудиться для общества хорошо, однако на деле он далеко не всегда готов исходить в своих поступках из этого принципа. Если теоретическое знание не подкреплено реальным желанием и умением, то мотив так и остается всего лишь мотивом "знаемым". Реально движущим он может стать только в результате целенаправленного воспитания в процессе педагогически правильно организованной общественно полезной деятельности.

При всей сложности внутреннего мира человека его ведущие, наиболее сильные и значимые мотивы располагаются относительно оси "я — общество". С этой точки зрения можно выделить несколько основных направлений "вектора личности". Например, если поступки человека определяются главным образом интересами и потребностями общества, чужих, "дальних", по выражению В.И. Ленина, людей, можно говорить о коллективистической или общественной направленности личности. Если в побуждениях человека преобладают мотивы собственного благополучия, индивидуального самоутверждения, узколичных достижений, то говорят о его индивидуалистической направленности. При этом в сферу личных интересов индивидуалиста может быть включен узкий круг самых близких ему людей.

Следует, видимо, выделить еще и групповую направленность интересов. Она наблюдается в тех случаях, когда человек все свои стремления и надежды связывает с определенной группой и поэтому мотивы благополучия группы преобладают у него над всеми остальными. Такая направленность может быть временной, относительной, связанной с формированием коллективизма. В том же случае, когда групповые мотивы резко преобладают над интересами общества (людей, не входящих в данную группу) и сочетаются с сильными индивидуалистическими мотивами, формируется корпоративная направленность — групповой эгоизм, свойственный корпорации — антиколлективу.

Конечно, направленность личности не просвечивает сквозь форменную куртку школьника. Единственный указатель побуждений человека — это его поведение, но и поведение еще надо уметь разгадать. Эгоцентрист и себялюбец склоняется над тетрадью, работает на субботнике рядом с коллективистом, и практически отличить одного от другого сразу невозможно. Потому неопытный воспитатель берется иногда за голову от "неожиданного" поступка воспитанника, что, видя лишь внешний рисунок его поведения, он не сумел проникнуть в подтекст, в мотивы подростка, в его духовный мир.

Основная трудность воспитательной работы в том и состоит, что мотивы, потребности, установки сами собой у человека не изменяются ни под влиянием одних только слов воспитателя, ни в результате прямого принуждения. Можно заставить школьника сидеть тихо, можно принудить выучить урок, но заставить захотеть сидеть тихо, заставить захотеть учить уроки — невозможно. Нельзя даже потребовать: захоти! Руководить желаниями, стремлениями, т.е. активно влиять на духовный мир, гораздо труднее, чем руководить внешним поведением человека. Умение формировать духовный мир человека — это и есть искусство воспитания. Послушание, вежливость, правдивость и любые другие самые хорошие качества не цель воспитания, а лишь средство достижения цели: научить жить с людьми и для людей. Именно эта цель определяет средства ее достижения (определяет, но никогда не оправдывает).

Эгоисту или карьеристу, например, невозможно или очень трудно оставаться честным, лицемерие и уклончивость ему насущно необходимы для достижения его генеральной цели — личного благополучия за счет других. Коллективист, наоборот, очень быстро усваивает из практики, что честность, прямота и доброжелательность, как правило, наилучший способ общения с людьми. Вежливость, безусловно, необходима, она облегчает общение. Но вежливость недоброго человека вынужденна, а потому и ненатуральна, и только у доброжелательного она непринужденна и естественна. Сами по себе нормы вежливости могут сильно различаться в городе, в деревне Средней России, в горном кишлаке и в степном ауле. Человек эгоцентричный, не развитый нравственно, не обладающий духовной культурой, хотя и обученный нормам поведения, вдруг начинает терять их в непривычной обстановке, при общении с посторонними или зависимыми от него людьми. И в этом примере на первый план выступает главная задача воспитания: не словесное назидание, а действенное практическое формирование отношения ребенка к "другим людям" — сначала ближним, а потом к "дальним", незнакомым.

Лежащие в основе личности побуждения, мотивы нередко проявляют себя до того, как человек успевает осмыслить свое поведение. Решение советских летчиков Б. Капустина и Ю. Янова, чей самолет загорелся над кварталами Берлина, не катапультироваться, чтобы не обрушить горящую машину на жилые дома, не могло быть принято рассудочным путем холодных выкладок. Для этого не было времени. Человек готовится к решительному моменту выбора задолго до того, когда этот миг наступит, готовится незаметно для себя, когда, усталый, уступает место в метро другому человеку или, не жалея своего времени, переводит старика через дорогу, потому что не может поступить иначе. Н.Г. Чернышевский недаром считал, что жертвенность — это "сапоги всмятку", другими словами — отрицал ее. Свободно отдающий свои силы и даже жизнь другим людям следует велению своих внутренних побуждений и потребностей. Он делает это без насилия над собой и поэтому способен ощущать жизнь полнее, чем эгоцентричный невротик, раздираемый противоречиями между старанием "быть" и "казаться", чем индивидуалист, втайне чувствующий свою нравственную ущербность и оттого вдвойне агрессивный. Формирование такой личности, которая заинтересована в благополучии других людей, и есть задача советского педагога-воспитателя, который должен помочь юному человеку, во-первых, выработать систему своих жизненных ценностей и целей и, во-вторых, найти средства их достижения. Эти цели — работа и жизнь для людей и для дела, которое служит людям, эти средства — умение общаться, умение учиться и работать с людьми, умение искать и находить радость и в учебе, и в труде, и в общении.

На рубеже XX в. русская революционерка Н.В. Кончевская, воспитанница революционера и ученого 60-х гг. XIX в. Л.И. Мечникова, писала А.П. Чехову: "...мне сорок пять лет, и жизнь моя была не легкая, а я счастлива, т.к. никогда не утрачивала смысла жизни и всегда находила, что пока есть кого любить — то и жить стоит, и глубоко убеждена, что интенсивная любовь к людям дает именно то счастье, которое никто и ничто отнять не может... Самые счастливые люди, и именно человечно счастливые, которых мне приходилось встречать, были те, в которых надо всем остальным парила любовь к людям, — будь то старая няня, как в "Дяде Ване" или Кропоткин и Реклю..."

Итак, главная задача педагога, как мы считаем, — воспитание коллективиста, живущего для других людей свободно и естественно. Человека, естественной средой которого становится коллектив. А что же такое коллектив?

Иные полагают, что коллектив — это институт, создаваемый для подавления личности, орудие тоталитарного государства. На самом же деле коллектив — это одно из наиболее необходимых условий человеческого счастья. К сожалению, в наши дни слово "коллектив", само это понятие стали употребляться не в своем подлинном значении. Сплошь и рядом звучит: "коллектив такого-то стройуправления, учреждения, школы, класса..." Дело в том, что не всякая группа, формально объединенная общей целью, может называться коллективом. Создание его — дело долгое, требующее условий, усилий, умения. Зато созданный коллектив — это помимо прочего, еще и драгоценный инструмент воспитания. Забытым на практике оказалось и то, что коллектив — основное понятие педагогики в том смысле, что создание его должно быть первой заботой воспитателя, предпосылкой и наиболее важным условием любых других воспитательных шагов и усилий. Но из аксиомы педагогики это понятие превратилось в общее место. Почему-то молчаливо принято считать, что каждый класс, годами сидящий в одних и тех же стенах, автоматически является коллективом. А уж хорошим или плохим — это другой вопрос. Возникли даже парадоксальные словосочетания: "наш коллектив сплоченный" или "наш коллектив недружный". Как будто бывает холодной или горячей кипящая сталь!

Ясность в этот вопрос вносит психология. В ее понимании коллектив — это высший этап развития группы, когда отношения между людьми в ней определяются не только общественно ценным смыслом их коллективной деятельности, но и личной значимостью для каждого этого общественно ценного смысла, т.е. когда общественные цели принимаются каждым как личные. Коллектив не может быть сплоченным или разобщенным, не может быть "хорошим" или "плохим". Он обязательно един — это его свойство. Люди в нем работают для общества (естественно считая эту работу работой и для себя) — это тоже его свойство. Людям этим хорошо вместе, они верят друг другу и друг на друга надеются — это тоже непременное качество коллектива. Коллектив добр не только к своим членам, но и к людям вне его (ради которых он и трудится). Недобрым к отдельному человеку коллектив быть не может, так как смысл его существования — благо каждого человека. Но коллектив и требователен — смысл его жизни заключается в деле для людей. Коллектив нуждается в каждом своем члене и во всех, потому что дело, которым он занят, нельзя разделить на ломтики и раздать каждому, так как результат труда каждого зависит от всех и общий успех — от каждого. Все эти качества возникают в группе взрослых людей или детей не сразу, но коль скоро они проявились — возник коллектив. К нему ведет длинный путь, долгая лестница, где нижняя площадка — "номинальная" или "диффузная" группа (например, только что сформированный класс), отношения в которой определяются личными симпатиями или антипатиями по принципу "Вася мне нравится, а Соня — нет".

Подъем ко второй площадке, т.е. первый этап развития коллективной деятельности, в процессе которой только и может идти работа по созданию коллектива, характеризуется тем, что цель деятельности у людей в группе уже общая, но их интересы, мотивы, по которым они принимают участие в этой общей деятельности, пока еще раздельны, и каждый охотно обошелся бы без других, да не может. Типичный пример такой группы — компания соседей на улице дачного поселка, сообща закладывающая тяжелую бетонную плиту перед въездом в одну из дач. Скрытый мотив каждого: "Я помогу — помогут и мне потом; я откажусь — и у каждого найдется причина, когда дело дойдет до моих ворот". Это группа-ассоциация.

Второй этап развития деятельности от группы-ассоциации вверх — это когда и цель общая, и интерес уже общий, но "праздник общения" от осознания людьми своего единства и могущества и этом единстве настолько ярок, что сам общественно ценный смысл общего дела как бы уходит на второй план: "Что бы ни делать, лишь бы вместе!" Так и представляется счастливая своей организованной силой орда первобытных охотников: они и мамонта загонят, и курган насыпят, и соседнее стойбище сотрут в порошок — знай наших! Такой предколлектив (группа-кооперация) добр к своим и лишь более или менее — к "чужим". Противостояние "мы—они" осознается достаточно четко. Чтобы стать "своим", надо пройти психологический барьер в сознании группы, стать "посвященным". Высота и неприступность этого барьера резко возрастают в группе-корпорации (лжеколлективе), враждебной к внешнему миру и суровой, даже жестокой по отношению к "своим", нарушающим внутренние заповеди группы, посмевшим усомниться в правоте ее лидеров.

Минуя этот опасный корпоративный тупик, наша лестница поднимается от группы-кооперации к коллективу, где, по выражению одного из советских психологов — Л.И. Уманского, "мотивы отношений и дела сливаются с мотивами цели: важно и "для чего делать", и "что делать", и "с кем делать". Создание коллектива и его сохранение А.С. Макаренко считал основой своей воспитательной системы и "самым трудным делом в нашей педагогической работе".

Почему же трудным? Во-первых, путь по всем ступенькам лестницы достаточно долог и сложен для педагога — руководителя детского коллектива, хотя и щедро вознаграждает его своей и ребячьей радостью. Во-вторых, и это особенно важно помнить, принимаясь за дело создания коллектива, необходимо перейти от главной заботы о необходимом цикле "мероприятий", их сценичности, массовости, организованности к заботе о том, чтобы каждый день формировал в детях класса, отряда, кружка новые отношения к делу и друг к другу.

Приняться за создание коллектива означает необходимость определить и, быть может, изменить свое отношение к детской самостоятельности, к самоуправлению, к стилю общения детей и взрослых, к трудовому воспитанию и, наконец, к вековечной проблеме соотношения воспитания и обучения. Это означает изменение режима самого педагогического труда. Дело в том, что "методика мероприятий" в большинстве случаев требует значительной отдачи сил и нервов воспитателя в те часы, когда он находится с ребятами, зато не требует от него повседневного напряжения мысли, не заставляет думать о "своих детях" постоянно, не делает необходимой дополнительную трату времени — все то, что сопровождает жизнь педагога, работающего над созданием детского коллектива. Вся эта "дополнительная" работа, не требуемая, кстати, сегодня от классного руководителя и воспитателя Уставом школы, пока еще практически ничем, кроме личного удовлетворения, не вознаграждается. Зато личное удовлетворение от такой работы возрастает резко.

В Тамбове горком партии провел и содружестве с учеными эксперимент: за критерии оценки работы классного руководителя стал приниматься уровень развития классного коллектива. При стабильном составе учителей в ряде школ удовлетворенность их своей работой возросла с 30% в начале эксперимента до 90% и более через несколько лет. В обычной жизни нашей школы коллеги и руководство относятся к работе по созданию коллектива, с одной стороны, как к чему-то сверхнормативному, необязательному, с другой — как к само собой разумеющемуся. Сложности положения способствует и еще одно обстоятельство, подмеченное почти полвека назад А.С. Макаренко: "Первый риск, первая опасность заключается в том, что, если вы решили так вести работу с коллективом, вы обязательно через четыре месяца встретитесь с контролером, который вас спросит: "А что вы сделали? А покажите готовые коммунистические характеры, которые вы создали". А вы не можете показать, они у вас будут созданы через пять лет. "Как через пять лет! Сейчас в отчете показать нужно, что вы создали".

Объективно все трудности имеют общую причину: коллектив не формируется под воздействием одних, самых искренних и продуманных речей наставника. Коллектив возникает лишь в процессе и на основе человеческой деятельности, причем деятельности не всякой, а коллективной и общественно полезной.

А деятельность — это не обязательно все то, что делают люди. Глядя на фотографию школьников, вскапывающих участок, мы не можем сказать, заняты они общественно полезной деятельностью или нет. Если деятельностью, значит, они взялись за лопаты, чтобы достичь цели: вскопать, посадить вырастить, благоустроить, чтобы людям здесь было приятно находиться. Они хотят этого. Одно звено работы неизбежно влечет за собой другое, третье: мало захотеть, надо все продумать, надо самим так организовать работу, чтобы сделать ее эффективнее... Но если ребят заставили работать и, работая, они думают лишь о том, как бы скорее отделаться от навязанного им задания и сбежать, то в этом тоже заключается цель, только цель антипедагогическая. И они ее достигнут при первом удобном случае, постараясь сделать это таким образом, чтобы взрослые их не особенно ругали. Такая работа не деятельность, а действие, которое надо отбыть. Оно будет забыто, как только жизнь подбросит новые впечатления.

Одно и то же (внешне) занятие в одном случае несет большой педагогический заряд, в другом случае с воспитательной точки зрения не только безрезультатно, но и просто вредно. Но можно ли отличить холостой выстрел от настоящего, не вдаваясь в суть дела?

На практике, провозгласив, что "деятельность", или "труд", или "общественная работа" необходимы и полезны, мы сплошь и рядом заменяем их действием или суммой действий (мероприятий), не скрепленных смыслом и рассыпающихся, едва лишь отводится в сторону воспитательное око. Век с четвертью назад Н.А. Добролюбов писал: "Желания ... имеют всегда какой-нибудь предмет, какую-нибудь цель. Значит, для желания нужно, чтобы предмет произвел сначала впечатление на наш мозг, потому что нельзя же желать того, о чем не имеешь никакого представления".

Значит, дело заключается вот в чем: чтобы занятие было воспитывающим, ребенок должен заниматься им добровольно, должен стремиться к результату, хотеть достичь цели. Значит, мало приказать, мало заставить. Именно здесь пролегает грань между макаренковскими понятиями "труд-работа" и "труд-забота". Первое — действие, второе — общественно полезная деятельность. Побудить ребенка к первому сравнительно просто. Надо только отдать соответствующее распоряжение. Организовать второе — трудно: это уже педагогика.

Следовательно, если мы хотим понять, насколько педагогически эффективно то дело, которым заняты ребята, прежде всего надо уяснить, что этими ребятами движет — какой мотив. Если этот мотив связан с целью работы, соответствует ей, значит, в работе есть воспитательный смысл, значит, работа — деятельность. Если мотив участия в деле не имеет отношения к цели, которая преследуется этим делом, то это всего лишь действие и предполагаемый взрослыми воспитательный смысл в нем отсутствует.

Заслуга И.П. Иванова в разработке воспитательной системы, получившей название "коммунарская", состоит прежде всего в том, что он сумел найти виды коллективной деятельности сегодня, в условиях нашей действительности, которые отвечают реальным потребностям учащейся молодежи, школьников, нашел формы организации этой деятельности, оптимальные варианты руководства ею, обеспечивающие перестройку мотивов и потребностей молодежи в направлении коллективизма. Трудовая деятельность, организаторская работа и творческая коллективная ролевая игра в его методике в равной мере отвечают этой цели и, взаимно дополняя друг друга, способствуют формированию личности коллективиста.

Было бы ошибкой считать, что формирование коллективистической направленности гарантировано, коль скоро подросток оказался в сфере влияния общественно полезной коллективной деятельности, в том числе и в области воздействия коммунарской воспитательной системы. А.С. Макаренко был прав, говоря, что для этого нужны годы в обстановке коллективной жизни. И все-таки уже сейчас, оказавшись в этой обстановке хотя бы на недолгий срок, молодежь может отдать себе отчет, в каком направлении идет ее собственное развитие, куда направлен ее "вектор личности". Может сознательно сделать выбор, когда обстоятельства потребуют этого.

Когда-то, в начале 70-х, в первые годы существования "Дозора", мы выехали во время зимних каникул в небольшое подмосковное село Каменское. Это был коммунарский трудовой лагерь, где взрослые работали рядом с ребятами, не претендуя на авторитарное руководство, таская со старшими парнями мешки с удобрениями или перебирая негнущимися пальцами мерзлую свеклу в буртах, и где закладывалась прочная основа второго — "кооперативного" уровня развития деятельности на пути к коллективу. Сам по себе труд в этом лагере не был привлекателен. От платы за него мы отказались сами. Следовательно, мотив к добровольному и добросовестному участию в нем надо искать не здесь. Он был в отношениях, складывавшихся в нашем небольшом трудовом отряде. Вот что писали девятиклассники из соседней московской школы, чей лыжный маршрут прошел в те дни через Каменское:

"Все было необычно: и тускло освещенная, жарко натопленная комната, и оживленные лица ребят, одетых в тулупы и валенки, и два ведра горячей воды в углу. И еще две огромные собаки: черная и волчьего окраса. В первую минуту нам показалось, что мы попали к каким-то сказочным лесным разбойникам, да так и застыли у порога в клубах морозного пара с объемистыми рюкзаками за плечами. Но уже в следующую минуту раздались приветствия, ребята протянули руки. Кто-то помог снять рюкзаки, кто-то поинтересовался, не замерзли ли мы, кто-то сунул теплые валенки. Таинственные разбойники превратились в самых настоящих парней и девчонок.

Первое, что нас поразило, — это дружба. И это не просто красное слово. Каждый стремился помочь рядом стоящему. Между мальчишками и девочками такие отношения, о которых говорится так много, которым завидуют, но достичь которых в школе нам пока не удается.

Нас сразу втянули в бурную жизнь отряда. Мы и чай кипятили, и бутерброды делали на первый наш "дозоровский" ужин. Мы почувствовали себя более свободно, просто. И через час могли уже называть себя тоже дозоровцами. К сожалению, нам не пришлось поработать вместе с ребятами на уборке сена и укладке мешков с удобрениями, но мы не расстраиваемся: ведь нам предстоит еще не раз встретиться и на работе в совхозе, и в общих походах".

На смену непосредственной заинтересованности самим делом, на смену интересу узколичному, индивидуалистическому, свойственному первому этапу деятельности подростков, пришел интерес к отношениям, групповой мотив. Эта смена мотивов на пути к коллективу закономерна: ее нельзя ни обойти, ни перешагнуть. Развиваясь, групповой мотив с той же закономерностью приведет к коллективизму, если не будет нарушен принцип коллективной организации деятельности группы и если цель деятельности группы не замкнется на ее групповых интересах, на ее групповом благополучии.

Несомненно, что от первого проявления группового мотива до создания коллектива — достаточно долгий путь развития, однако первый шаг на этом пути очень важен. Мы сделали его в каменском лагере. Этот момент развития нашей деятельности ознаменовался, с одной стороны, проявлением умения ребят самоорганизоваться и готовностью включаться в тяжелую и не всегда приятную для них работу без расчета на личное вознаграждение и, с другой стороны, возникновением движущего мотива, источником которого стали межличностные отношения сплоченной общей деятельностью группы. Конечно, наши занятия в этом лагере не исчерпывались трудом. Были встречи с ветеранами совхоза, старыми солдатами, бывшим пограничником В.Е. Коноваловым, учительницей военных и послевоенных лет С.В. Зайцевой, были общие вечера с местной молодежью, в которые мы активно включали ролевые игры для всех участников, были походы в окрестные леса, записи воспоминаний жителей села о войне и довоенном времени, были беседы и споры, песни у гудящей печки, катание с горки зимними вечерами, общие сборы, где обсуждался прожитый день и выбирался новый "дежком" на завтра. В то же время участники всех этих разнообразных дел ясно понимали, как показывает высказывание одного из них: "Как всегда, основной вопрос — работа".

То же самое происходило и в нашей ондозерской экспедиции.