Это нужно живым. Психология и педагогика военно-поисковой работы

ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ВОСПИТАНИЯ И ВОСПИТАНИЕ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

В редком сосновом лесу на пологом склоне широким ковром отвернут дерн. На обнажившейся почве — груда ржавого железа: консервные упаковки, простреленные котелки, кружки и кучи полуистлевших кожаных ботинок, сапог, обрывков ткани, поясов. Почему-то из одежды убитых на войне дольше всего сопротивляется времени обувь. Это все, что уцелело от того полудня 8 августа 1942 г., когда от переправы на Сидре партизаны услышали стрельбу и взрывы гранат. Взвод Мурахина пошел на выручку, но стрельба на высоте 195,1 внезапно стихла, а на болоте партизанский взвод встретила финская цепь.

Теперь, годы спустя, понятно, что разгром отряда "Мстители" на высоте 195,1 был стремительным. Финны скрытно подтянули туда силы до двух егерских рот и напали, судя по всему, когда партизаны отдыхали после изнурительного марша. Останки примерно сотни партизан были найдены на пятачке диаметром около ста метров. Здесь они были зажаты в кольцо и перебиты. Одиночки прорвались за пределы окружения и тоже были убиты. Кости одного из таких бойцов вместе с ручным пулеметом нашли поисковики Сергея Симоняна из поселка Суккозеро. Останки другого партизана мы обнаружили под плотным слоем дерна и кустиками черники в 1986 г. Рядом с ним лежала в земле взведенная граната РГД-33 без запала. Запал валялся тут же. Видимо, боец собирался метнуть гранату, взвел ее, но был убит, прежде чем успел вставить взрыватель.

Ребята из отряда Симоняна подняли на этой высотке больше 30 человек. В 1970 г., когда место последнего боя отряда "Мстители" обнаружил лесник из Ахвенламби Николай Довбыш, отсюда увезли останки примерно 70 партизан. Одиночные находки продолжаются до сих пор. Для них в глубине леса сооружена братская могила. Здесь лежат те, кого еще не перевезли в поселок, где уже обрели последний покой их товарищи. Сюда и мы опустили найденные во время краткого пребывания на высоте останки. Поисковый отряд выстроился в каре вокруг захоронения. По традиции спели песню "Ровесники" Арика Круппа, которая давно стала нашей отрядной. О ровесниках, которые теперь уже не "на четверть века", а "на полстолетья старше нас". А потом прозвучали слова о том, что опустили сейчас в землю останки восьми неизвестных бойцов 1-й партизанской карельской бригады. Имен их мы не знаем и никогда не узнаем. Но мы знаем точно, что здесь погиб Александр Ш. — один из палачей бригады, выполнявший эту роль с момента отхода с высоты 264,9. Всего их было четверо... Забудем их имена, ребята, и пусть они будут прокляты!

Наш отряд пробыл тогда на высоте недолго. Вместе с ребятами из Суккозера, из Петрозаводской детской колонии, из далекого Кызыла мы разбирали завалы стволов и сучьев, брошенных на лесосеке, вплотную подступившей к лесному острову, скрывшему трагедию 1942 г. "Порубочные остатки", в число которых входили и целые бревна, сложили в гигантский костер и подожгли. Несколько часов полыхало пламя — благо лето в ту пору было дождливое и пожара можно было не бояться. На следующий год на очищенной от хлама высоте были высажены саженцы сибирского кедра, присланные из Новосибирска Николаем Кузьменко и его ребятами из отряда "Эдельвейс". В то же лето мемориальную кедровую рощу на высоте 264,9 высадили краснопресненские коммунары Семена Юсфина.

Месяц спустя в городе у нас был разговор с немолодым литератором-фронтовиком. Сидя в его маленьком кабинете, мы как на духу рассказали ему о нашей работе, о мыслях и сомнениях. Рассказали и о похоронах на высоте 195,1, и о словах, прозвучавших над могилой. Нам важно было знать мнение этого умного и честного человека. Он долго молчал. Наконец поднял голову: "Со всем согласен, ребята. Со всем, а с проклятием не согласен". И рассказал, как пришедшие в отряды партизаны перед походом проходили собеседование на "высоком уровне" не о том, конечно, что их в случае ранения пристрелят, но что при всех обстоятельствах в руки врага они живыми попасть не должны. Приказ действовал, и многое сходится на том, что для его выполнения были назначены определенные люди... "Скажите, а разве можно им простить Олю Пахомову?" — спросил один из нас. Писатель-фронтовик снова долго молчал, а потом сказал: "Нет, Олю Пахомову им простить нельзя..."

В человеческом сознании есть два понятия, близких по своему смыслу, но не тождественных. Это "мораль" и "нравственность". Оба представляют собой систему норм и правил, способ регулирования поведения людей через общественное мнение. Но мораль есть система норм и правил определенной социальной группы или эпохи, направленная на сохранение данного положения вещей. Бывает мораль корпоративная: классовая, национальная, партийная, профессиональная, мораль военных, чиновников, тюремщиков, дуэлянтов, воров, актеров, дворянского общества середины XIX в. или ненцев-оленеводов начала XX в. Фазиль Искандер хорошо передал мысль о сложных соотношениях древних и новых заповедей и вечных истин:

Мораль всегда конечна и предписывается человеку как готовый свод обычаев, правил, которым можно пользоваться в определенных целях. В свое время В.И. Ленин категорически заявил, что коммунисты отрицают нравственность, взятую вне человеческого общества: "Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата" (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.41. С.298.) Этот подход человека того времени и той исторической ситуации, когда перспектива победы социальной справедливости для большинства была связана с победой или поражением пролетарской революции. Это была пропаганда определенной морали, оправданная определенной исторической ситуацией. В ней был "золотой запас" нравственности, направленный на то, чтобы "отдельные лица не наживались за счет остальных", чтобы сытые не богатели за счет голодных, чтобы был отменен принцип "либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб" (Там же. С. 298-318). В.И. Ленина глубоко возмущали попытки не видеть жесткой обусловленности морали общественными условиями, социальным строем общества. Для него они означали лицемерное стремление за деревьями не видеть леса и за частными симпатиями — беспощадной правды классовых отношений. Вообще же моральных кодексов чрезвычайно много.

Мир малолетних преступников, например, живет по системе правил, рассчитанных на сохранение жестких иерархических отношений между членами преступного сообщества, привилегированное положение одних и бесправие других. Во время войн почти всех времен — наша Отечественная не исключение — известны случаи негласного соглашения между воюющими сторонами не стрелять в идущих за водой солдат противника. Но надо сказать, что война 1941–1945 гг. на советско-германском фронте отличалась крайним ожесточением и бесчеловечностью, заданными с самого начала гитлеровской стороной.

А вот какую историю описывает Антуан де Сент-Экзюпери из времен колониальных войн французов с арабскими племенами в начале XX в. в Африке: "Офицер с юга во время боев с риффами (арабское племя. — Авт.) командовал постом, зажатым между двух горных хребтов, где находились повстанцы. Однажды вечером он принимал парламентеров с западных гор. Как полагается, пили чай, и вдруг началась ружейная пальба. На пост напали племена с восточных гор. Капитан хотел спровадить парламентеров и принять бой, но они возразили: "Сегодня мы твои гости. Бог не позволяет нам тебя покинуть..." И они присоединились к его солдатам, помогли отстоять пост и тогда лишь вернулись в свое орлиное гнездо. А потом они в свою очередь собрались атаковать пост — и накануне отрядили к капитану послов:

" — В тот вечер мы тебе помогли...

— Это верно...

— Ради тебя мы извели три сотни патронов...

— Это верно...

— По справедливости, ты должен их нам вернуть.

Нет, капитан благороден, он не станет извлекать выгоду из их великодушия. И он отдаст патроны, зная, что стрелять будут в него".

Перед нами типичный пример "рыцарственной" морали воинственных кочевников. Л.И. Гумилев в своих книгах описывает очень интересный психологический феномен, когда две морали, исходящее из противоположных систем ценностей кочевых племен хунну и древних китайцев, слившись в единой культуре, породили общество, не способное существовать из-за своего полного аморализма.

Если мораль бывает очень разная, то нравственность едина и неделима всегда, потому что она касается норм и смысловых ценностей, направленных на сохранение человечества на Земле. Поэтому нравственно все то, что способствует сохранению рода человеческого, и безнравственно все то, что этому мешает. Подобно золотому запасу, нравственность обеспечивает "бумажные деньги" морали, всегда в ней присутствуя, но никогда не совпадая полностью. Противоречие между моралью и нравственностью можно увидеть и в такой детали: награда за моральный поступок естественна, наше общество предусмотрело для этого целый набор средств от почетных грамот, памятных значков и денежных премий до орденов, медалей и золотого оружия. Наградить за нравственный поступок, конечно, тоже можно, но всегда будет ощущаться противоречие, несоизмеримость поступка и награды. Единственно достойная благодарность за нравственный поступок целиком лежит в сфере человеческих отношений и самосознания человека. Готовый свод правил здесь невозможен, потому что в основе нравственности лежит потребность общества в человечности, т.е. в отношении к людям как к равным себе. Значит, нравственно все, что помогает человечеству, и безнравственно все, что вредит ему. Нравственность требует бережного отношения к чужой беззащитной жизни, верности слову, мужества мужчины ради спасения женщины и ребенка, прощения побежденному. Требует человечности.

"Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот он, пробный камень! — обращается к потомкам Антуан де Сент-Экзюпери в "Письме заложнику". —Нацист уважает лишь себе подобных, а значит, он уважает только самого себя. Он отвергает противоречие — основу созидания, а стало быть, разрушает всякую надежду на движение к совершенству и взамен человека на тысячу лет утверждает муравейник роботов".

В основе нравственности лежит выбор поступка, потому что противоречие исходно сопутствует нашему современнику: или поступить так, как требует мораль твоего круга или данного общества и заслужить тем самым одобрение окружающих или твоего времени, но этот твой выбор на деле может оказаться бесчеловечным, или поступить по высшему нравственному счету и принять на себя все последствия такого решения. Ответ непрост, и, насколько он не прост, свидетельствует хотя бы беседа с бывшим партизаном. Помните, он внутренне воспротивился стопроцентному осуждению и проклятию людей, убивавших раненых и делавших это по приказу. Человек своего времени, он не мог сбросить со счетов приказ, святыню для солдата 40-х. Но убийство женщины оскорбило в нем самую основу его человеческой сущности: "Нет, Олю Пахомову простить им нельзя..."

Поступок требует выбора позиции, жизнь иногда режет по живому, но это и есть нравственность в действии. Воспитание человечности предполагает развитие в человеке способности ощущать внутреннее противоречие между общечеловеческими ценностями, ценностями социально-групповыми и эгоистическими — ощущать и, страдая, совершать свой единственный выбор.

Жизнь постоянно предлагает людям нестандартные ситуации, такое уж у нее свойство. Подготовить людей к выбору своего поведения в этих сложных обстоятельствах на уровне моральных рецептов невозможно. Попробуйте подобрать рецепт к такой вот описанной тем же Ю. Белашом фронтовой ситуации.

Поведение человека в непредвиденной ситуации направляется сплошь и рядом не столько моральными рецептами (они хороши для стандартных случаев), сколько системой нравственных координат человека — того, что он для себя считает возможным и доступным и, наоборот, невозможным и недоступным. Формирование такой системы нравственных смыслов входит в понятие становления личности и является, в сущности, основой воспитания. У психологов существует полушутливая, но полная смысла формула: бывает хороший человек с плохим характером и, наоборот, плохой человек с хорошим характером. Сказанное означает, что в первом случае имеется в виду добрый, сильный, справедливый и мужественный человек, исполненный желания облегчить жизнь окружающих, однако он слишком вспыльчив, или, наоборот, медлителен, или не уверен в себе. И эти качества характера мешают ему проявить себя, встретить понимание людей, добиться их доверия. Во втором случае возможен обаятельный, открытый к общению эгоист и приспособленец, беспринципный карьерист, который все щедро отпущенные ему природой свойства характера направляет к одной цели: преуспеть за счет окружающих, использовать их и затем отбросить с дороги. На ту или другую личностную основу в реальной жизни накладывается моральное клише: готовый свод правил для типичных жизненных ситуаций. Но бывает ситуация нетипичная, когда личностная основа проступает сквозь условные черты клише, она-то и решает дело.

Психологи довольно давно сошлись на том, что эффективное воспитание возможно только через деятельность, причем только добровольную деятельность самого человека. Исследования Д.Б. Эльконина, В.В. Давыдова, Д.И. Фельдштейна выявили, что в жизни человека — в детстве, отрочестве и юности — чередуются между собой два основных вида активности. В первую группу входит деятельность по овладению законами и правилами "мира людей" — освоение смысла человеческой деятельности, человеческих побуждений, норм отношений между людьми. Во вторую группу входит разнообразная деятельность, в процессе которой человек овладевает законами "мира вещей" — общественно закрепленными способами действий с предметами и понятиями. Это деление не абсолютно: в деятельности каждой из групп есть и техническая, и эмоционально-мотивационная сторона. Но в деятельности первой группы большое значение имеют цели, так или иначе связанные со смыслом жизни и общением, а в деятельности второй группы — с овладением средствами, с помощью которых можно решать жизненные задачи.

У подростка примерно с 10 до 14-15 лет свой подход к области человеческих отношений. Главное для него — это проблема самоуважения, самооценки, личностного самоопределения. Подростку надо понять, какое отношение он имеет к миру людей и что мир людей от него ждет. Критерий здесь только один — уважение окружающих. Каких? Тех, кто в твоих глазах имеет вес. А кто имеет вес? Тот, кто отнесется к тебе с интересом и проявит понимание. Средство же для этой цели мыслимо только одно — социальная активность, т.е. такая деятельность, чтобы тебя, подростка, при всех условиях нельзя было бы не заметить. Отсюда сильнейшая тяга подростка и юноши к острой социальной клоунаде: хиппи-панк-металлист-любер. Нельзя не заметить поднятых дыбом или ярко окрашенных волос, серег в ухе, порванной одежды, цветочка, нарисованного на щеке...

— поют хиппи.

Но не только такая клоунада обеспечивает заметность. Коммунары 70-х и 60-х — последователи И.П. Иванова — очень любили яркие значки на зеленой рубашке-коммунарке, нашивки, красный пионерский галстук (это 16-17-летние!), буденовку из серого шинельного сукна. Один из авторов этих строк, будучи в полной коммунарской форме руководимого им отряда, вылез из рейсового катера на пристани в Кронштадте. Это происходило во время экскурсионной поездки "Дозора" в Ленинград. Автору было за сорок, его облик коммунара удачно дополняла окладистая рыжая борода, и был он, что называется, "в пузе плечист". В тот момент пристань была пустынна, и потому мы сразу заметили на ней очень странную, на наш взгляд, фигуру. Это был немолодой человек, поджарый, с черной, как смоль, бородой, одетый в черную форму, напоминающую морскую, но с таким обилием ярких — красных, золотых, белых и серебряных — нашивок, значков и знаков, позументов и лампас, что при взгляде на них в глазах вспыхивал фейерверк. Добавьте еще огромные золотые эполеты на его невысокой фигуре. Надо было видеть, как вытаращились друг на друга два солидных человека. Приличия повелевали не слишком притормаживать друг против друга, поэтому оба представителя карнавальных традиций XX в. бочком проследовали один мимо другого. Отряд наблюдал эту картину, корчась от беззвучного смеха. Как мы догадались несколько позже, человек с черной бородой был индийским адмиралом. А вот кто был с нашей стороны — индийскому адмиралу вовек не догадаться. Коротко внутренний монолог каждого такого персонажа, независимо от возраста и социального положения, можно, наверное, передать так: "Попробуйте только меня не заметить!"

Хорошо, если потребность в самоуважении удовлетворяется только через внешние атрибуты "карнавальной культуры". Хуже, если в поисках этого подростки объединяются в стаи, наводящие страх на окружающих и утверждающие право силы. В таких группах каждый должен добиться уважения в глазах "своих", нередко еще более жестоких и циничных. И добиваются этого за счет самых слабых — за счет "мужиков" и "фраеров", которых и за людей-то не считают. Так рождается уголовная или фашистская мораль. Между безобидной клоунадой и откровенной агрессией есть целый ряд переходов, управляемых психологическими механизмами получения сильных ощущений. Один из них — сознательная постановка себя в опасное положение. То самое "упоение в бою и бездны мрачной на краю" становится самоцелью и мерилом степени самоуважения. В приемлемом социальном варианте — это альпинизм, скалолазание, спидвей, дельтаплан, прыжки с трамплина, спуск на байдарке по горной реке, парашютный спорт, работа каскадеров, бокс и многое другое. У неформалов — это мир бритоголовых, фанатов, рокеров на тяжелых мотоциклах, черных металлистов, играющих в опасности, подлинные или мнимые. "Страх — вот сильнейшая страсть человека. Играйте страхом, если вы хотите испытать острейшее наслаждение жизнью" — эта мысль мистера Мальтуса, персонажа "Клуба самоубийц" Р.Л. Стивенсона, могла бы стать их девизом. Но и здесь в цене не просто риск, а риск прежде всего на глазах у зрителей.

По-видимому, наиболее острая проблема подростков — это проблема самооценки. Исследования психолога Д.И. Фельдштейна и его сотрудников показали, что в 10-11 лет, на первом этапе подросткового возраста, у трети мальчиков и четверти девочек самооценка крайне низкая. Себе они дают почти исключительно отрицательные характеристики. У остальных ребят этого же возраста положительные оценки встречаются, но отрицательных все-таки больше. Ребята в этом возрасте видят идеал в конкретном знакомом, живом человеке.

У старших подростков недовольство собой сопровождается большей потребностью в самоуважении, поэтому они ищут те условия, в которых можно было бы его добиться. Идеал становится более обобщенным, менее жестко заданным. Самооценку очень резко "качает", она неустойчива: сегодня человеку представляется, что он неплох, завтра решительное неприятие себя такого, каков ты есть. Это сильно изматывает, порождает психическую усталость. Не отсюда ли сильная потребность подростка в доброте и доброжелательности со стороны окружающих, и спокойных домашних "тылах", эмоциональном комфорте? В этом же "букете" — стремление поделить мир на "своих" и "чужих", на тех, кто заслуживает помощи и поддержки, и на тех, кто заслуживает критики и разоблачения. Здесь же — жажда быть принципиальным, твердым, оригинальным и неповторимым. В результате возникает то контрастное восприятие мира, которое может основательно раздражать забывших о своей молодости взрослых.

Вот как видел мир и окружающих людей школьник 70-х гг., член коммунарского отряда: "Для меня лично с "Дозором" связано все самое лучшее. Наверное, поэтому многим друзьям, товарищам, просто хорошим людям рассказывал об отряде, пытался привлечь их к делу. И если человек понимает тебя, ну, просто органически воспринимает все дозоровское, то такими людьми гордишься, думаешь: что наш человек. А есть люди, которые меряют мир своими сволочными мерками. Это — враги, и враги отряда, и мои лично". "Дозор" в ту пору был межшкольным педагогическим отрядом. Жизнь ребят в нем была действительно осмысленной и дружной, человечность отношений — неизменной. И все же в резкую, контрастную формулировку, приведенную выше, можно подставить вместо "Дозора" рокеровскую группировку или любую другую "крутую" группу. Просто дело в том, что делить мир на своих и чужих — возрастная черта. Уровень культуры и мораль каждой группы диктуют способы разрешения этого противоречия, что выражается в поведении группировок. Поэтому, видимо, надо принять как реальность, что пестрота и яркость, взгляды, идеалы, мораль неформальных молодежных объединений нашего времени — это прежде всего гипертрофированное отражение всех тех течений, которые есть в нашем обществе. То, о чем взрослые говорят вполголоса, подростки выкрикивают, делая из какой-то мысли или сомнения кричащий лозунг.

Деление на своих и чужих со временем потеряет для этих ребят свою остроту, если, конечно, с помощью "заинтересованных" взрослых не приведет к драматическим поворотам их судьбы. Серьезнее другое. Весь психологический смысл происходящего — это выработка подростками собственного отношения к людям. Полемическая острота с годами схлынет, а личностная основа обретенной позиции останется. К слову сказать, дозоровец Алеша, автор приведенных выше слов, не стал ни левым экстремистом, ни разочарованным прагматиком. Жизнь привела его к позиции добросовестного, способного, высококвалифицированного специалиста, порядочного в личном плане человека, не перестающего заботиться о нуждах общества.

Есть все основания полагать, что у большинства школьников, прошедших через "систему хиппи", остается в душе осадок одиночества, непременного спутника индивидуализма. А те подростки, чьи отроческие годы прошли в группах "мажоров", выработают жесткую основу энергичного дельца, потому что их деятельность была связана с тем, чтобы доставать и носить вещи, от носков и нижнего белья и верхней зимней одежды, только одной какой-либо западной державы, а для этого надо доставать деньги и обладать навыками общения с иностранцами, освоить язык, овладеть приемами делового человека — бизнесмена. Было бы странно ожидать человечности от тех, кто прошел школу в объединениях рокеров, правоэкстремистских группировок или панков. Таким образом, возраст между 10 и 15 годами — это последний рубеж, на котором личность выбирает и закрепляет свое отношение к людям. Отсюда и социальная задача общества, которое хочет увидеть в своих гражданах определенный спектр нравственных качеств — способствовать развитию тех форм подростковых объединений, где эти нравственные качества с наибольшей вероятностью будут вырабатываться и закрепляться. С нашей точки зрения, таким требованиям отвечает коммунарская методика как способ организации коллективной жизни молодежи. Ее мы и старались применять в самых разных условиях и обстоятельствах. Нормы коллективной жизни всегда были основой в деятельности "Дозора" и до его участия в военном поиске, и после того, как он начал эту работу.

Задачи оставались прежними: так организовать коллективную жизнь и деятельность, чтобы ребята захотели участвовать в ней.

"Лесной лагерь у деревни Трубицыно. Лето 1976 г. 22 июня.

Проснулась от резкого звука — били чем-то железным по пиле: "Тревога, тревога!"

Быстро встала. Кто-то уже снует туда-сюда, кто-то недовольно бурчит спросонок:

— Сколько времени?

— Три часа утра.

Небо еще темное, и только вдалеке, над деревней, розовеют облака.

"Всем на поляну!" — слышится приказ. И вот все отряды стоят на линейке.

"Сегодня мы чтим память тех, кто 35 лет назад ушел из дому и не вернулся, — звучат слова нашего командира. — Мы находимся в Калужской области. Здесь во время войны действовали партизаны. Недалеко отсюда была стоянка партизанского отряда, в нем были и вчерашние школьники".

Тихо и торжественно становится на поляне. И вот мы идем к партизанским землянкам напрямик через поле, по мокрой траве, вязкой земле, под серым предутренним небом, оставляя позади, на пригорке, черную деревеньку с недымящимися трубами. Нам невольно казалось, что время отступило на 35 лет назад.

"Здесь", — говорят ребята. Черный старый лес, кое-где лежат срубленные, замшелые стволы деревьев. Может быть, 35 лет назад их срубили наши ровесники. Вот старая береза. Какой она была тогда? И вот впереди — яма. Нет, не просто яма — по стенам уложены трухлявые, когда-то очень крепкие бревна. Я никогда не видела такой большой землянки. Невольно представляешь эту землянку с нарами, людей с серьезными, усталыми лицами. Невольно сравниваешь их жизнь со своей жизнью в лесу.

Те, кто в этом году вступает в комсомол, произнесли у этой землянки клятву. Это было наше первое комсомольское крещение. И не забудем никогда ту клятву мы. Никогда" (из дневника Оли Филипповой).

Как ни удобно для руководителей и педагогов многих лагерей занимать время ребят кинофильмами, танцами, лекциями, концертами самодеятельности, дозоровцы предпочитали этим занятиям пусть не очень умелую, но зато массовую коллективную деятельность, в которой активно участвовали бы все ребята лагеря. Организации такой деятельности, трудовой или учебной, ее планированию и обсуждению мы в каждом лагере подчиняли свою работу. Особенное предпочтение при этом отдавалось общественно полезной работе для людей вне коллектива лагеря: для местных жителей, их детей, вообще незнакомых. Во время своих экспедиций наши оперативные "тимуровские" группы приводили в порядок памятники советским воинам, помогали сельским библиотекам, клубам, школам, работникам почты... В агитконцертах для населения у нас участвовали, как правило, практически все ребята лагеря. Например, при подготовке вечера памяти односельчан, павших на фронтах Великой Отечественной войны, совет дела распределяет между отрядами окрестные деревни, улицы и дома так, чтобы весь лагерь мог выйти в разведку для сбора рассказов об участниках войны, погибших и живых, и не только о солдатах, но и о мирных жителях. Эти рассказы служат основой для сценария, в котором ребята посвящают свои выступления конкретным людям, называя их поименно. Для каждой семьи готовят письменное приглашение на вечер.

В один из дней июня сельский клуб села Ильинского в Дмитровском районе Подмосковья переполнен. Дозоровцы и ребята из интерната, члены нашего лагеря "Дмитровский", встречают и рассаживают приглашенных стариков на самые удобные места. У сцены замирают часовые в буденовках. На крохотном помосте — в три ряда участники выступления.

Начинается вечер памяти младшего сержанта Василия Стрелкова, майора Михаила Малышева, Сергея Захарова, Дмитрия Кириллова, Николая Грудцова, его брата Петра Грудцова, Вити Французова и Саши Чекунина, Владимира Мокрова, Михаила Стогова и их товарищей, вынесших тяжесть отступления в 41-м... Звучат стихи Олега Шестинского:

Нас слушают деревенские старики и старухи в темных платках, пожилые мужчины и женщины, оторвавшиеся ради этой встречи от своих многочисленных дел и забот, сонливые мальчишки и девчонки в первых рядах и даже подвыпившие "ради праздника" растерянно молчаливые парни в последних рядах у стен. При этом мы готовы смириться, что не у всех наших чтецов отработана дикция и сами участники выступления явно непрофессиональны. Зато они искренни, и зал со сценой связывает единое чувство.

Однажды в конце лета в наш лагерь пришел человек из соседнего учебно-производственного комбината с просьбой помочь на засыпке фундамента в цехе, где к 1 сентября должны быть установлены станки. Перед отрядами лагеря встала задача: использовать избыток рабочей силы при недостатке инструментов, обеспечить выполнение задания в максимально сжатые сроки. Совет дела выехал на место, составил план работ. Ребята поставили два живых конвейера с ведрами от куч засыпного материала к котловану внутри здания. На работе с лопатами и носилками менялись через 10-12 минут, работали в быстром темпе, почти бегом. Лопаты и носилки выхватывались из рук при малейших признаках усталости. Стоявшие на конвейере непрерывно пели, благо песен в лагере было не занимать. Работа по 3-4 часа в день под дождем, под песню шла, не прекращаясь ни на минуту. Если в первый день взрослые работали наравне с ребятами, то на второй день их начали деликатно отстранять от лопат и носилок, а на третий — оставили им только должность фотографа — одну на всех. За три дня весь объем земляных работ был выполнен. В одних рядах с дозоровцами и ребятами нашего лагеря работали "трудные" местные, вовлеченные в этот мощный водоворот труда. Такова притягательная сила коллектива.

Если трудовая или учебная деятельность зависела от условий, конкретных целей и задач каждого сбора, то творческие дела-импровизации сопровождали нас постоянно, они были неотъемлемой частью нашей жизни. День оценивался сбором как неудачный и пустой, если их не было, даже в условиях лесного трудового лагеря, где все сильно уставали от физической работы. "Их было много, — пишет из армии бывший дозоровец Коля Германов, — эмоциональных, веселых, лирических, нужных, но больше всего врезались в память те, после которых ты становишься немного другим человеком...

"Зимовка-77". Фактически три действующих героя: два гарибальдийских партизана и эдельвейс. Я несу раненую девушку, выходим на поляну, я дарю ей цветок любви, цветок жизни, уверяю ее, что мы обязательно выживем и обязательно вернемся в отряд. Но она умирает, тяжело повиснув на моих руках. Меня бросает в дрожь, судорожно хватаю ее ладони и выкрикиваю ее настоящее имя. Помню, у меня мелькнула мысль взять Таньку на руки и показать О.В., — может, можно еще спасти. Но в зале стояла такая тишина, что казалось, я один с мертвой гарибальдийкой на руках... После такой роли, после такого переживания на всю жизнь остается в тебе хоть маленькая частичка созданного образа. А за три-четыре года сколько их! Правда, не каждый так ярок, но каждый чуть-чуть делает человека богаче...

Вечер поэзии. Один раз был очень своеобразный вечер поэзии — Чюрленис. Тогда отряды были маленькие. Отрядом мы пошли в лес, набрали сосновых веток: сосна — любимое дерево Чюрлениса. На стене — лист ватмана, на нем — портрет художника, под ним — сосновая хвоя. Фактически наш отряд о Чюрленисе ничего не рассказывал. Читали только стихи к его картинам — Межелайтиса и, главное, смотрели диапозитивы его картин. Вот тут самое интересное. Картины Чюрлениса — это сказка, и мы всем сбором старались читать эти сказки. Говорили вслух, кто что думает. Если бы их рассматривал каждый по отдельности, мы бы не заметили (не буду врать) 90% того, что увидели вместе. Кто-то сказал, что творчество требует одного ума, — вранье! Ведь среди нас были и те, кто отлично знал Чюрлениса, и те, кто его видел впервые. И как помогли первые вторым в открытии нового для них мира! Помогать открывать новых поэтов, новую музыку, вообще открывать что-то новое — вот смысл, который я всегда вкладывал в вечера поэзии и музыки. Главное, здесь всё без насилия. Когда парень берет книгу (дома ее, может, и видеть не мог), а здесь он ищет понятное ему стихотворение, чтобы рассказать на кругу, чтобы поняли и другие, — ведь это самовоспитание! Да еще какое!.."

Говоря сегодня о социализме и коммунизме, коммунистическом воспитании, следует учитывать, что эти понятия в общественном сознании основательнейшим образом скомпрометированы более чем полувековыми политическими спекуляциями, предательской и провокаторской деятельностью государственных чиновников сталинской формации. Тем более важно понятиям этим возвратить их истинный смысл, так как свято место пусто не бывает. Там, где скомпрометирован коллективизм как общественное и социальное направление развития общества, особенно свободно начинают себя чувствовать индивидуализм и корпоративность, от которых за все эти десятилетия мы уже настрадались. В.И. Ленин начинал с того, что бросил вызов "проклятому правилу" — "каждый за себя — один бог за всех", которым "каждый из нас в большей или меньшей степени заражен и развращен". Психологически это означает только одно: противопоставление коллективизма индивидуализму, человечности — бесчеловечности.

История показала, что, в сущности, он был прав: торжество крайнего индивидуализма привело к власти тоталитарные системы фашистского толка и в нашей стране, и на Западе. Сорок два года спустя советский литератор Александр Крон, переживший и 30-е гг., и войну, и XXII съезд КПСС, напишет: "Уверяю вас, из хорошего человека гораздо легче сделать коммуниста, чем из плохого коммуниста — человека. И когда мне говорят, что фашизм есть не что иное, как диктатура наиболее агрессивных слоев империалистической буржуазии, я отвечаю: нет, это еще и душевный склад, фашизм не мог бы существовать, если бы не опирался на все низменное в человеческой душе, у фашизма есть не только классовые корни, но и духовные предшественники". Еще раньше такую же мысль высказал писатель, которого трудно заподозрить в конформизме и конъюнктурности, — Илья Эренбург: "Конечно, доброта — прирожденное свойство. И, наверное, процент добрых и злых тот же среди людей разных убеждений, но мне думается, что доброта среди фашистов была б скорее недостатком, чем добродетелью. Как должен был себя чувствовать добрый эсэсовец в Освенциме? Никого не удивит, что капиталист, попирающий своих конкурентов, человек злой. Но слова "он был злым коммунистом" не только режут слух, они оскорбляют совесть". Совсем в том же духе в те же 60-е гг. размышлял военный писатель, фронтовик-разведчик Э.Г. Казакевич: "Я думаю, что скупой, жадный, корыстный человек не может быть социалистом, какие бы красивые слова он ни говорил на любых собраниях".

Для этих разных писателей человек мог быть коммунистом лишь постольку, поскольку он был коллективистом, т.е. человечным и бескорыстным. Нравственная сторона дела для них прочно связывалась с политической, и противоречие между реальной моралью и нравственностью ощущалось ими достаточно остро. Вряд ли они одиноки в своем ощущении этого противоречия. Так думали многие. Решал же это противоречие каждый по-своему. Кто, сжав зубы, делал свое дело, стараясь быть самим собой, хотя бы в отпущенных ему пределах. Кто, подобно М.Н. Рютину, самоубийственно протестовал. Кто, отчаявшись, кончал с собой, кто кровью писал на стене камеры свой последний крик живым: "Честный человек должен убить Сталина!!!" Это на одной стороне нравственной шкалы. А на другой люди безоговорочно принимали предписываемую им мораль, еще более сужали ее и действовали, откровенно попирая нравственность. По вине этих последних и созданных ими традиций сегодня рушится экономика страны, взорвались много лет глушившиеся социальные и национальные проблемы разных народов, набирает силу организованная преступность, приведены в негодность целые регионы нашей страны. Но в своем кругу и в своей системе понятий эти люди живут совсем неплохо. Совесть их не гложет. Они не собираются отдавать своих особых прав кем-то руководить и что-то организовывать.

На этом социальном фоне более очевидными сегодня становятся психолого-педагогические и политические задачи воспитания, а точнее — помощь в выборе пути самовоспитания тем, кто хочет встать на путь человечности и социальной справедливости. Их не так уж мало даже в среде тех, кому наше общество деятельно помогает в наши дни стать преступником. Ведь, в сущности, места заключения до сих пор — это власть "законов зоны", фабрика преступной психологии.

Один из наиболее ехидных вопросов в кругу современных специалистов о воспитательной роли подростковых объединений звучит примерно так: каков смысл общественно полезной деятельности самого распрекрасного объединения в глазах самих подростков? Если этот смысл сводится к тому, чтобы подростки восторгались, когда их воспитывают, ситуация выглядит нелепо. Если же они видят смысл деятельности лишь в решении групповой задачи, которая выдвинута перед ними жизнью, и объективное воспитывающее значение событий для них закрыто, встает проблема манипуляции чужим сознанием. Внимательное изучение материалов по истории нашего отряда "Дозор", насчитывающего от роду уже 16 лет, и других подобных коллективов позволяет предположить, что для подростка 13-15 лет и тем более для старшеклассника 15-18 лет воспитание, отделенное от самовоспитания, вообще невозможно. Подросток примет участие в деятельности только в том случае, когда он согласен с ее целями, с ее смыслом, наконец, если его устраивают складывающиеся в деятельности отношения.

Начиная с 14 лет интересы подростка все больше перемещаются на проблемы становления собственной личности: он живет постоянно как бы в двух планах — в настоящем и будущем, видит настоящее через будущее, как это отметила советский психолог Л.И. Божович. Вот интересный в этом смысле рассказ десятиклассницы о ее жизни в коммунарском отряде: "Впервые я увидела "Дозор" в 1975 г. на "зимовке-75". Мои первые впечатления были очень поверхностны. Мне было просто весело и интересно в этом лагере, ни о чем другом я тогда не думала, да и много ли мне было нужно в пятом классе?! Конечно, если бы не дружба с Ж.Л., я бы не осталась в "Дозоре", как многие ребята нашего класса. Жила бы прежней жизнью, ездила бы в пионерские лагеря и, возможно, считала бы, что ничего больше мне не нужно.

Теперь я, конечно, не могу себе представить, как бы я прожила эти годы без "Дозора", каким бы я сейчас была человеком. В первых лагерях я видела просто очень интересную жизнь, прекрасные творческие дела, доброжелательные отношения между людьми. Раньше я никогда этого не видела, и, конечно, мне было очень интересно, и все очень нравилось. Тогда я еще не понимала до конца, ни что такое "Дозор", ни то, для чего он существует. Я видела перед собой просто группу людей, которые умеют интересно жить и которым хорошо вместе. Сейчас, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю все сборы, на которых я бывала, я понимаю, что открыла я для себя "Дозор" в год работы с ребятами из интерната. Только тогда я впервые увидела свое место в отряде, почувствовала, что "Дозор" необходим этим ребятам, и поняла, что для "Дозора" это начало какой-то другой жизни, гораздо более серьезной и нужной, чем прежняя, и, несмотря на то, что последние лагерные сборы были очень трудными для дозоровцев, я всегда вспоминаю о них как о самом важном и дорогом для меня времени. И когда я сейчас с ужасом думаю, что больше не будет сборов, мне становится страшно не только от того, что никогда больше не будет "зимовки" в Маклакове, а оттого, что никогда больше не повторится лагерь в Ильинском. Я часто думаю: отчего это? Ведь на "зимовке" было так интересно, были такие прекрасные люди, замечательные творческие дела. А что было в Ильинском? Сплошные истерики и переживания, бесконечные ЧП и срочные СК (советы командиров и комиссаров. — Авт.), на которых только и думали, кого выгонять из лагеря. Может быть, оттого, что работе с этими ребятами было отдано столько сил, было вложено столько труда, чтобы научить их элементарным человеческим отношениям, чтобы показать им, как можно и как нужно жить, может быть, поэтому эти ребята и лагерь так памятны и дороги мне. Только тогда я до конца поняла, как необходим "Дозор", какое большое дело мы делаем, как нужны мы этим ребятам, ребятам, которые так несправедливо обижены судьбой. Возможно, если бы не было последних сборов, "Дозор" остался бы для меня просто приятным и легким воспоминанием, теперь все это гораздо серьезнее и глубже" (В 1978 г. дозоровцы взяли на себя трудовой лагерь школы-интерната и вели его в течение двух месяцев, выполняя обязанности отрядных вожатых-комиссаров, бригадиров и рядовых политбойцов. Состав воспитанников, как и во всех учреждениях подобного рода, был, естественно, педагогически сложным, поэтому работа в лагере потребовала от дозоровцев самоотверженности.)

Мы привели эти записки, потому что в них четко прослеживается периодизация восприятия девочкой своей жизни в отряде. В младшем подростковом возрасте — непосредственный интерес к происходящему и дружеские связи, то главное, что привлекает человека в этом возрасте к объединению. В дальнейшем характер занятий отряда и общий строй взаимоотношений между его членами становятся тем, что удерживает человека в коллективе. И наконец, в последний год старшеклассница приходит к пониманию смысла работы отряда для нее самой и для тех ребят, с которыми вместе работают дозоровцы. Это понимание становится самым сильным мотивом участия в делах отряда и основой светлых воспоминаний о нем.

Весь наш опыт говорит о том, что, в сущности, воспитания как обработки педагогом некоего материала в подростковом возрасте не существует. Воспитывать в этом смысле подростка невозможно. Можно лишь создать те или другие условия для его самовоспитания в той деятельности и в системе тех отношений, которые его устраивают. Важно только, чтобы эти условия были человечными. Может случиться и так, что на рубеже старшего подросткового и юношеского возраста, а может быть, и раньше человек поймет, что ему не по пути с его товарищами и воспитателями, что данная программа самовоспитания ему не подходит.

В сознании подростка, участника воспитывающей деятельности, с самого начала сосуществуют субъективный и объективный смыслы происходящего. Субъективный смысл связан с непосредственными предметными целями деятельности, объективный — с ее реальной ролью в формировании личности подростка. Например, участник военно-поисковой работы, младший подросток, доволен прежде всего тем, что вместе с друзьями ходит в походы, занимается делом, которое ему интересно, ему нравятся руководитель и товарищеские отношения в группе. Старшеклассник прежде всего понимает, что его отряд делает очень нужное для людей дело и что каждый сам себя строит таким, каким хотел бы быть, и делает это при помощи отряда. По мере взросления человека на первое место все больше выдвигается объективный смысл воспитывающей деятельности, и на рубеже младшего юношеского возраста, лет в 15-16, именно он начинает определять позицию теперь уже старшеклассника.

Из сказанного следует, что психологически "формировать личность" как объект воспитания невозможно. Можно лишь помочь человеку самому сформировать свою личность, создав для этого соответствующие условия. Не потому ли работа многих наших воспитателей малоуспешна, что они не учитывают этого обстоятельства и видят в подопечном в основном объект своей деятельности?

Начиная с 1980 г. отряд "Дозор" все последовательнее ставил в центр своих интересов военно-поисковую работу на местности: поиск останков красноармейцев и командиров, оказавшихся на поле боя незахороненными или наспех засыпанными в окопах, воронках и подвалах сгоревших домов. Самым главным, что заставило нас остановить свой выбор на этой работе, был, во-первых, ее острый социальный смысл и, во-вторых, ее экстремальный характер, обеспечивающий всем участникам заведомые психические и физические перегрузки. Это туристский полевой быт с палатками и кострами, тяжелые земляные работы при любой погоде, работа в лесу со щупами тоже при любой погоде, возможная встреча со взрывоопасными предметами и соприкосновение с человеческими останками, ради захоронения которых и переносятся все эти трудности.

По нашим наблюдениям и по мнению хорошо знакомого с нашей деятельностью доктора психологических наук Б.С. Братуся, для успеха работы с подростками и молодежью нужны экстремальные обстоятельства, дела на пределе человеческих возможностей. Опыт работы под Волоколамском, а затем тяжелые дни у маленького карельского поселка Ондозеро показали, что экстремальные условия очень интенсивно формируют отношения в отряде. Можно даже сказать, что экстремальность прямо пропорциональна психологическому эффекту: там, где люди добровольно работают на пределе своих физических и психических сил, быстро смывается все случайное, проходящее, временное в отношениях и остается главное — человеческая суть.

На раскопе в Ондозере была экстремальная ситуация со знаком плюс. Все здесь было позитивным: отношение к погибшим морякам, отношения с местными жителями, считавшими, что ребята делают святое дело, отношения внутри группы. Работа в Ондозере заставила участников экспедиции посмотреть на себя другими глазами, ощутить самоуважение. Вероятно, этому способствовала, как ни странным может показаться, естественная для военных поисковиков близость к смерти. В обычных условиях наша молодежь отгорожена от всего, что связано со смертью, мы интуитивно, насколько возможно, оберегаем наших детей даже от мыслей о смерти. И тем трагичнее оказывается столкновение со смертью в реальной жизни. "Дух серьезности, — писал крупнейший советский психолог С.Л. Рубинштейн, — серьезное, т.е. ответственное, отношение к жизни, есть реалистическое отношение к жизни, соответствующее всей ее исторической и личной конкретности. Чувство трагического, или дух серьезности, связано прежде всего с отношением к бытию и небытию, к жизни и смерти. Чтобы понять истоки этого чувства, нужно понять вначале реальную диалектику жизни и смерти, которая и порождает затем отношение к ним человека. Факт смерти превращает жизнь человека не только в нечто конечное, но и окончательное. В силу смерти жизнь есть нечто, в чем с известного момента ничего нельзя изменить. Смерть превращает жизнь в нечто внешне завершенное и ставит, таким образом, вопрос о ее внутренней содержательности. Она снимает жизнь как процесс и превращает его в нечто, что на веки вечные должно остаться неизменным. Жизнь человека в силу факта смерти превращается в нечто, чему подводится итог. В смерти этот итог фиксируется. Отсюда и серьезное, ответственное отношение к жизни в силу наличия смерти. Для меня самого моя смерть —м это не только конец, но и завершенность, т.е. жизнь есть нечто, что должно не только окончиться, но и завершиться, получить в моей жизни свое завершение. ... Смерть есть также конец моих возможностей дать еще что-то людям, позаботиться о них. Она в силу этого превращает жизнь в обязанность, обязательство сделать это в меру моих возможностей, пока я могу это сделать. Таким образом, наличие смерти превращает жизнь в нечто серьезное, ответственное, в срочное обязательство, в обязательство, срок выполнения которого может истечь в любой момент. Это и есть закономерно серьезное отношение к жизни, которое в известной степени является этической нормой".

В мыслях С.Л. Рубинштейна содержится, на наш взгляд, ответ на тревожный вопрос родителей и педагогов: не травмирует ли близость к останкам, к чужой смерти психику школьников? Нет, не травмирует, а только укрепляет. "Помните ли вы нас, товарищи потомки, знаете ли о наших свершениях, догадываетесь ли о наших страданиях?" Смысл этой фразы, написанной писателем-фронтовиком Э.Г. Казакевичем на обложке его "Звезды", знаменитой книги о разведчиках, за год до смерти, глубоко созвучен мыслям наших ребят-поисковиков о тех, кого они ищут. Для них близость к останкам людей, выполнивших свой долг перед людьми, означает еще и толчок к размышлению о смысле собственной жизни и об отношении ко всему живущему как к ценности. Именно от них исходила идея: не рубить деревья, выросшие над останками бойцов 2-й ударной армии.