ГЛАВА 1

Оптимист говорит, что стакан наполовину полон. Пессимист считает, что стакан наполовину пуст. Нет, не так. Оптимист всегда найдет выход из тупика, пессимист уверен, что этот выход — вход в новый тупик. Опять не то, но теплее. Попробуем так: оптимист утверждает, что наш мир лучший из всех существующих, пессимист догадывается, что это действительно так. Уже ближе. Впрочем, тема оптимизма и пессимизма настолько благодарная, что можно без конца проводить параллели. Если, конечно, на то есть время и желание. Желание у меня есть, а вот времени в обрез. Если уж честно, времени совсем не осталось. Ни минуты, ни секунды.

В сложившихся обстоятельствах придется свернуть философские дискуссии о пользе и вреде оптимизма и перейти на пессимистическую программу действий. Кто «за», прошу поднять руки. Принято единогласно. В воздухе одиноко подрагивает моя рука.

Ну и ладно: пессимизм, так пессимизм, благо повод имеется. Скорей всего, стакан действительно наполовину пуст, а наш мир — лучший из всех существующих. Только кто сказал, что он хорош? Все относительно.

Мои проблемы также относительны. Кому-то они покажутся настоящей катастрофой, кому-то — ерундой, на которую не стоит обращать внимание. Правда, я еще не встречала человека, убежденного в том, что обвинение в убийстве — ерунда. Как минимум, подобное положение вещей будет сильно раздражать, максимум — обвиняемый впадет в истерику и начнет совершать одну ошибку за другой. Например, станет кричать на каждом углу о своей невиновности или, чего хуже, начнет собственное расследование. Возможен и некий промежуточный вариант: впасть в шоковое состояние и не реагировать на окружающий мир, лучший из всех существующих.

Что же мне выбрать? Минута на размышление.

А ведь каких-то два дня назад я была счастливейшей из женщин: дом — полная чаша, вполне дееспособный любовник, выполняющий любое желание, куча внимательных родственников и стабильное финансовое положение. Я работала деканом на престижном факультете культурных отношений, хотя давно созрела к тому, чтобы сменить место работы. Не из-за денег, исключительно из интереса. Справедливости ради признаюсь, что последнее время работала только для того, чтобы не умереть дома от скуки. Деньги мне не нужны: два бывших мужа за границей — в Англии и в Америке — прекрасно обеспечивали и, надеюсь, будут обеспечивать нашу дружную семейку. Причем делают они это настолько хорошо, что в отечественной прессе меня уже называют скромной российской миллионершей. Не совсем верно по факту, но, согласитесь, очень приятно. С детства мечтала быть миллионершей. Собственный самолет, яхта, дом на Багамах и пятнадцать шиншилловых шуб, опять же на Багамах. Только представьте: утро красит нежным светом Багамские острова, вокруг симпатичные аборигены и я — в шиншилловой шубе. Умереть, не встать! Все аборигены будут моими. Может, когда-нибудь моя мечта и сбудется. Кто знает… По крайней мере, бывшие супруги исправно платят алименты и при этом не испытывают финансовых угрызений. Живу я по средствам, скромно и экономно, чего не скажешь о моих родичах. Вот кто любит шикануть на широкую ногу. А нога у них ой, как широка. Дай только волю.

Был у меня еще один бывший муж — Ванька Иванов, первый по счету, обосновавшийся в Канаде. Он тоже не забывал про лучшие годы и молодость, которые ему практически безвозмездно подарила экс-жена. Увы, на этом источнике дохода пришлось поставить жирный крест: прошлым летом, когда Ванька вздумал навестить родные пенаты и подарить мне знаменитый изумруд Лукреции Борджиа, Иванова убили. Впрочем, это совсем другая история.

Родственники, доставшиеся от трех браков, открыли брачное агентство «Гименей отдыхает!». Как ни странно, но дело оказалось на редкость прибыльным. Дед Карл и бабушка Клара (наследство от первого супруга Ивана Иванова, того, кого, не так давно отправили в мир иной) заведуют организацией матримониального процесса, бухгалтерией и всеми кадровыми вопросами. Тетка Соня и дядя Фима (наследство Петра Петрова — второго муженька) занялись психологической и эстетической подготовкой кандидатов в женихи и невесты. Наконец, Ольга и два ее сына-близнеца — Коля и Толя (родичи от третьего брака — жена и дети) особой пользы не приносят, но зато регулярно действуют на нервы. Впрочем, я всегда могу от них скрыться. По задумке архитектора, наш дом поделен на две равные половины. На одной расположилась я, на другой — шумная родня вместе с Гименеем. На половине родичей еще прописаны золотые рыбки-пираньи, у меня обитают крокодил Гена и жаб Жбан.

Все это было вчера. Счастливая жизнь и никаких волнений.

Сегодня мне светит казенный дом годков эдак на десять, если повезет, конечно. Дееспособный любовник спешно пакует чемоданы, готовясь отбыть в неизвестном направлении. Родственников не видать, а по дому прошлось то ли торнадо, то ли цунами (я их вечно путаю). Ящики опрокинуты. Стулья сломаны. Цветы вытоптаны. Кризис жизни. Кризис отношений. Кризис.

Что ж, в своих бедах виновата сама. Не спорю. Кто просил открывать дверь незваным гостям? А уж если открыла, то молчала бы в тряпочку и не следовала дурацким законам гостеприимства: «Чувствуйте себя, как дома, гости дорогие! Кофе? Чай? Потанцуем? Поговорим?». Господи, ну, кто меня тянул за язык?! Кто вообще меня заставил ответить на этот судьбоносный звонок?!

В древности люди правильно говорили: «Когда все идет хорошо, оглянись по сторонам — не притаилось ли худшее?».

Худшее возникло на пороге дома в тот момент, когда мой любовник (или как он любит говорить — сожитель) оперуполномоченный Федор Федорович Федоров делал мне очередное брачное предложение. Шестое по счету. Предыдущие успехом не увенчались. Подозреваю, что Федоров решил потерять свободу после того, как на досуге я прочитала любопытную журнальную статью «Как сделать, чтобы любовник сделал предложение». Поскольку советы были не очень мудреными (никто, к примеру, не требовал, чтобы я исполняла кульбит в постели и травила любовника жареными мидиями в испанском вине), я решила испробовать их на практике. На протяжении вечера говорила только о футболе (причем ни разу не перепутала ЦСКА с «Зенитом»); необъяснимой прелести и повышенной сексуальности блондинок (сама я умеренно рыжая); раз в две минуты хвалила любовника за ум, честь и совесть нашей эпохи. В общем, не успела оглянуться, как процесс пошел. После легкого эротического ужина с прыгающими афродизиаками в салате, пылких объятий в джакузи и массажа левой ступни, у сожителя не осталось сил сопротивляться. Федоров сварился. Сдался. Капитулировал. Выбросил белый флаг и правое колено. Ему спешно потребовалось потерять свою свободу — здесь и сейчас, немедленно и бесповоротно. Если бы в данный момент рядом материализовалась тетенька из ЗАГСа, то он тут же сожрал свой паспорт от умиления и радости.

В общем, Федоров решил жениться.

На мне. Что, в общем-то, и понятно: других кандидаток поблизости не наблюдалось. Только я, жаба и крокодил. В сравнении с последними мои данные только выигрывали.

Лично я радости не испытывала. Свободу терять не хотелось, да и замуж, признаться, тоже не очень хотелось. Весь сыр-бор я затеяла только ради одного: проверить советы всезнающего сексопатолога-психолога-журналиста-женщины на практике. Проверила. И вот результат: разомлевший от еды и массажа Федоров с места в карьер поклялся в вечной любви и верности. Чмокнул в нос и предложил: «Давай поженимся, а то все так здорово!». Ну и где логика? Если здорово, зачем жениться? Вопрос остался без ответа. Федоров сунул мне под нос правую ступню для новой порции массажа и стал дожидаться, когда я скажу стыдливое «да».

Сказать «да» не успела, равно, как и сказать «нет».

В дверь позвонили.

Чертыхнувшись, я накинула халатик на голое тело, подошла к двери, посмотрела в «глазок» и зачем-то впустила в свою жизнь череду проблем и неприятностей.

На пороге стояла молодая и очень красивая женщина. Настроение у меня сразу испортилось. Не могу сказать, что внешне напоминаю бабу-ягу, побывавшую в косметическом салоне, но в присутствии более красивых и молодых мгновенно начинаю комплексовать. То объем собственной талии не устраивает, то длина ног кажется не идеальной, то облупившийся маникюр заставляет стыдиться и прятать руки в карманах. При виде прекрасной незнакомки комплексы полезли как дрожжевое тесто — быстро и необратимо. Сделав над собой усилие, я вежливо процедила:

— Вам кого?

Она очаровательно улыбнулась:

— Мне бы Федю. Можно?

Федя не замедлил себя ждать. Мокрый и взъерошенный, он выглянул в коридор и тут же застыл, чего не скажешь о полотенце, обмотанном вокруг бедер: оно так и норовило сползти на пол.

— Ты откуда взялась? — хрипло спросил Федя, уставившись на гостью. — Сказал же человеческим языком — не вернусь, и не проси. Не поняла? Тогда повторяю — не вернусь.

Почуяв неладное, я на всякий случай поспешила уточнить:

— Это кто?

Воцарилось неловкое молчание, прервать которое осмелилась незнакомка:

— На какой вопрос мне отвечать в первую очередь?

— Ты откуда взялась? — ошалело повторил Федоров.

— Это кто? — не унималась я. Женщина вздохнула и, подумав, сделала свой ход конем:

— Мы так и будем стоять на пороге, друзья дорогие? На улице прохладно. А вы, ребятки, одеты не по погоде. Неровен час, простудитесь, заболеете, умрете. Жалко.

Мы переглянулись с сожителем.

— Ты ее знаешь? — гостеприимство гостеприимством, а про бдительность забывать не стоит. Вдруг у нее пояс какой-нибудь особенный: бац, и нет нашего дома.

— Да знает, знает, — усмехнулась гостья и подтолкнула нас в сторону кухни. — Неплохо устроился, — одобрила она, увидев следы эротического пиршества. — Узнаю источник вдохновения. Журнал «Бабы-леди», статья «Как сделать, чтобы любовник сделал предложение». Ну и как, сделал?

— Сделал, — Федоров с вызовом обмотал чресла полотенцем и пригладил волосы. — Тебя это не касается.

— Сделал, — мне ничего не оставалось, как подтвердить свершившийся факт. Однако это не значит, что предложение было принято. Но как вы догадались? — пробурчала я, поставив джезву на плиту.

— Так я ее написала, — засмеялась она. — Статью. А в качестве подопытного образца взяла вот этого (небрежный кивок в сторону полуголого Федорова). Думаю, что он не устоял, особенно против массажа левой ступни. На подушечку большого пальца жали? Понравилось? То-то. Мое коронное ноу-хау. Дарю и поздравляю. Хотя в любом случае вам придется немного подождать.

— Почему? — я отвернулась, и кофе моментально сбежал.

— Холодной воды добавьте, — посоветовала дамочка. — Так будет вкуснее. На чем мы остановились? А, вспомнила. Вам придется немного подождать. Для начала Федя должен развестись. Со мной.

— Так вы… — пробормотала я, бросив уничижительный взгляд на мгновенно съежившегося Федорова. Вот сволочь, молчал, как партизан на допросе!

— …Его жена. Первая, единственная и пока что законная. Еще вопросы?

— А дети у вас есть?

— Бог миловал. От такого родишь, так сразу на себе крест надо ставить. Кофе у вас отменный. В меру горький и крепкий. Еще чашечку. Может быть, ты нас познакомишь? — обратилась нежданно обретенная супруга к своему первому, единственному и пока что законному мужу. Тот демонстративно отвернулся, не забыв в который раз подтянуть полотенце. Наше время стесняться! Да и перед кем? Под полотенцем нет ничего такого особенного, чего бы мы ни видели.

Гостья пожала плечами:

— Вот так всегда. Все приходится делать самой. Анна Федорова.

— Стефания Андреева. Можно просто Эфа. Меня так все зовут.

— Понятно, — усмехнулась Анна. — Поменял гадюку обыкновенную на более ядовитую и дорогую змею. Узнаю тебя, любимый. Песчаную Эфу так просто на Птичьем рынке не купишь. А вот гадюку в любом лесу найти можно. Дело нехитрое. Но ведь тебе гадюки не нужны? Тебе что-нибудь особенное подавай. Понимаю: мечты о домашнем серпентарии по-прежнему остаются в силе.

Федоров покраснел, фыркнул и, ссутулившись, удалился, не забыв при этом хлопнуть дверью.

— Как ребенок, честное слово, — сказали мы синхронно и переглянулись.

— Жаль, я ведь к Феде по делу пришла, а что касается ваших амурных похождений, так мне до них интереса нет. Со своими бы разобраться. Но разве мужик это поймет? Он ведь до сих пор уверен, что я без него плачу и сохну, сохну и плачу. Теперь будет дуться не менее трех дней. Проверено. Отличный кофе готовишь, Эфа, — неожиданно она перешла на «ты». — Но я бы сейчас выпила чего-нибудь покрепче. Составишь компанию?

— Почему бы и нет? — легко согласилась я. Какая женщина откажется от знакомства с женой своего любовника. Тем более, если та не дура, не стерва, а нормальный симпатичный человек, да еще с чувством юмора?! Я не отказалась. Анна мне действительно понравилась. С ней было легко, интересно и спокойно. У людей подобного склада масса приятелей, но практически нет друзей. В подруги я не набивалась, а вот против приятельских отношений не возражала. Вдобавок перспектива провести время с мрачным Федоровым, которого хлебом не корми, дай только поскандалить и выяснить отношения, не радовала. «Из двух зол надо выбирать то, которое еще не пробовал», — сказал Винни-Пух, переводя взгляд с Пятачка на Кролика.

Вот я и выбрала Кролика, тьфу, Анну.


Найти приличное кафе не составило труда. Вечер трудного дня: народ уже успел выпить, отдохнуть и разбежаться по домам: показывали футбольный матч и новый отечественный сериал, причем одновременно.

К тому же выбранное кафе оказалось не из манерных: никаких запредельных коктейлей, сложных блюд и сомнительных десертов. Банальная карта вин, скромные салатики и холодные закуски, на сладкое — кусок яблочного пирога или мороженое, политое горячим шоколадом. Я остановилась на сухом красном вине и мясном ассорти. Анна презрительно фыркнула и взяла двести грамм коньяку. К нему шоколад. Заметив мой удивленный взгляд, пояснила:

— Терпеть не могу тех, кто закусывает коньяк лимоном. Вкус напитка моментально пропадает. Шоколад, напротив, раскрывает все ноты, которые есть у хорошего коньяка. Равно как и сигара. Но сигары не курю: пусть у мужчин хоть какое-нибудь удовольствие в жизни останется, а то мы, женщины, давно узурпировали все развлечения. Куда ни посмотри — всюду мы, бабоньки. Ну, давай, за нас, оптимистов:

— Мы еще встанем на ноги! В крайнем случае — на четыре ноги.

После столь замысловатого тоста мы легко и непринужденно болтали. О чем? О Федорове, разумеется. Забавно, но мы обе, не сговариваясь, воспринимали мужичка как неодушевленный объект, сомнительный приз, переходящий из рук в руки. Анна с огромным облегчением передала его мне в руки, а я с некоторыми опасениями вроде бы приняла сей бесценный груз.

— Честно говоря, я тебе не завидую, — призналась Аня, согревая бокал с французским коньяком в ладонях. — Жить с Федоровым сплошное мучение. «Божественную комедию» читала? Так вот, дантовский ад по сравнению с тем, что устроит тебе Федя — игрушки. Девяти кругов не хватит. Не спорю, что в конфетно-цветочный период он весьма неплох, при условии, что у него на это есть деньги, но в качестве мужа оставляет желать лучшего.

— Почему?

— Загибай пальцы. Он неряшлив, ленив, занудлив, ревнив, а подчас агрессивен и мнителен. Каждый недостаток можно терпеть по отдельности, но вместе подобный букет становится просто невыносимым. Ты скандалишь, пытаешься пролепетать что-то разумное о своих женских правах, но в конечном итоге, становишься неуверенной, замкнутой и плаксивой. Став женой, ты постоянно оглядываешься на мужа, стремясь получить положительную оценку любым своим действиям. Правильно ли себя ведешь, так ли причесана, одета, напомажена. Так ли приготовила лангет и не перепутала ли его невзначай с эскалопом? Заметь, что, несмотря на все усилия, одобрение получишь лишь в исключительных случаях. В общем, все, что ты ни сделаешь, всегда будет не так. Не плохо, но не так, — Анна отломила дольку шоколада и дрогнувшим голосом призналась: — Может, мы потому и расстались, что я вдруг захотела стать свободной.

— А как вы познакомились? — любопытство в голосе не скроешь, оно, как пузырьки от шампанского, так и рвалось наружу. Внешне Анна и Федор не смотрелись. Она гибкая, смуглая, стремительная, казалось, была воплощением жизненной энергии и уверенности. Он — тугодум, чуть рыхлый, вечно рефлексирующий по поводу и без. Но ведь было нечто, объединившее этих людей?!

— Познакомились на трупе, — бесхитростно сообщила Анна. — Я проходила свидетелем, а потом стала подозреваемой. Труп был моим любовником. То есть тогда он еще не был трупом, но уже был моим любовником. Тьфу, запуталась! В общем, нас свело преступление. Жуткое и кровавое. А вы как?

— Мы на двух трупах, — Тенденция, однако. Да и вспоминать дела давно минувших дней не очень хотелось. — Потом еще два трупа, которые укрепили отношения и направили их в романтическое русло. Федоров говорит, что я действую на криминогенную обстановку так же эффективно, как дождь на грибы. Где я — там проблемы и статьи уголовного кодекса.

— В общем, полный экстрим, — понимающе кивнула Анна и заказала еще коньяку. — Федя любит эстрим. Особенно с душком. Ему бы в средние века жить, каждый день ведьм на костре сжигать. Не работа, а сплошное удовольствие. Меня бы не пощадил, это точно.

— Зачем ты так? если подумать, то Федя хороший, — вступилась я за своего сожителя.

— Хороший он только местами. И если при этом совсем не думать. Эфа, не цепляйся к словам, — пожурила меня Анна. — Мы же не на ток-шоу выступаем. Никто не утверждает, что он плохой. Типичный последователь «Домостроя», которому феминизм наступил на пятки. Знаешь, что такое шовинизм? Мужской шовинизм — это мужской диктат. Как в личной, так и в профессиональной сферах жизни. Сознательное или подсознательное стремление установить свои правила игры для женщины. Хочешь элементарный тест? В офисе десять мужчин-менеджеров и одна женщина, занимающая такую же должность. Вопрос на засыпку, кого из них попросят приготовить кофе перед совещанием? Ответ очевиден. Вот тебе первый пример мужского шовинизма. А вот и второй. Как часто мы слышим о любвеобильном мужчине — восторженно-одобрительное Казанова! Но попробуй женщина обнародовать число своих поклонников, ее мгновенно заклеймят. Так же, как и так называемую старую деву. Почему в тридцатилетней женщине, ни разу не побывавшей замужем, мужчины мгновенно начинают искать недостатки? Мысль о том, что она просто не хочет менять свою свободу на обручальные кандалы, просто не приходит мужчине в голову.

Или истинно мужская фраза «Ты этого все равно не поймешь, потому что тебе не дано». Все! Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. И ты можешь с пеной у рта доказывать, что лучше, умнее, сильнее, чем он думает. Все равно не переубедить.

— Если постараться…

— Даже если очень стараться, все равно ничего не выйдет. Мужчина-шовинист мыслит стереотипно, я бы даже сказала, однолинейно. В его воображении женщина ограничена определенными рамками, которые он же для нее устанавливает. Этого не носить, с этим не общаться, туда без меня ни шагу, здесь помолчи, а вот там все скажи за меня.

— Лучше удавиться, чем так жить.

— Вот именно! — Анна с размаху поставил бокал на столик. Бокал треснул. Картинка маслом: бойцы вспоминают минувшие дни, и плачут, плачут. Дождавшись, когда официантка уберет со стола и принесет новый заказ, она продолжила: — У моей знакомой, к примеру, муж установил следующие правила в доме: она может встречаться только с теми подругами, которые у него вызывают доверие. Первая была отвергнута за слишком свободный образ жизни (научит жену плохому), вторая не подошла из-за чувства юмора, третья оказалась закоренелой феминисткой. Критерии выдержала лишь его престарелая сестра, которая к тому же никогда не являлась в дом с пустыми руками, а всегда с тортиком или плюшками. Муж толстел, жена худела от одиночества.

— Знаешь, на работе тоже можно встретить примеры подобного отношения…

— Да черт с ней с работой! В семейной жизни проявление мужского шовинизма намного страшнее, чем пусть даже и в самом продвинутом офисе. В случае с работой у тебя остается пусть маленький, но вполне реальный шанс ее сменить. С мужем, согласись, не так просто расстаться. Вот нам и приходится постоянно идти на компромиссы. К примеру, надеваешь короткую юбку, а он — куда собралась? На работу? Интересно, что это у тебя за работа такая! Переоденься! Немедленно! А я проверю! Что делает женщина, которая идет на компромисс? Надевает брюки, а, придя в офис, снова переодевается — в ту самую юбку. И волки сыты, и овцы целы.

Жена должна сидеть дома и штопать мужу носки, в перерывах — помешивать суп и подтирать сопли детям, даже если у них нет насморка. Муж в это время находится в засаде. Беспокоить его нельзя ни под каким предлогом. Засада — это святое. По выходным он тоже в засаде, только уж не знаю, в какой. И по праздникам общественный порядок бережет, пока дома салат «Оливье» в тазике подкисает. И не дай тебе бог, нарушить установленный порядок. Будет кричать, возмущаться, осуждать твое недостойное поведение. А после соберет вещи и уйдет в неизвестность. К другой дуре, у которой салат еще не прокис.

— Дура — это я, так надо понимать?

— Дура — это собирательный образ. А ты, Эфа, живой человек. И что-то мне подсказывает, что ты не особо рвешься замуж. Еще вопрос, кто из вас с Федоровым выйдет в дамки. По крайней мере, я не представляю, как ты режешь колбасу для «Оливье». В крайнем случае, если совсем гиря до полу дойдет, пойдешь в супермаркет и купишь готовый, и не с колбасой, а с бужениной. Потому что так вкусней и проще. Да и маникюр не пострадает. У меня все было иначе. Я покорно сидела дома и штопала федоровские носки, пока не поняла, что их проще покупать. От всех дырок все равно не избавишься. Иногда мне казалось, что он их специально делал. Больно аккуратные получались и всегда одного диаметра. Надо же чем-то заниматься в засаде. — Она поморщилась от нахлынувших воспоминаний, закурила и продолжила:

— Потом взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: за год замужества превратилась в толстую неопрятную тетку, от которой постоянно пахло щами. Ненавижу этот запах! А Федоров обожает кислые щи. Ты когда-нибудь мыла кастрюлю после этого блюда? Ужас! Пришлось выпросить у мужа противогаз, меня мутило от кислой капусты, грязных кастрюль и собственного вида. Про оргазм и не вспоминала: какой оргазм, когда крутишься с утра до вечера, а вечером засыпаешь, не дождавшись любимого, единственного и пока что законного. Он ведь в засаде. Любимый город может спать спокойно… А жене не грех и поволноваться.

— И?

— И решила взяться за себя. Первым делом отправила в мусорное ведро все носки мужа и вылила только что сваренные щи в унитаз. Кастрюлю, по-моему, тоже мыть не стала. Выбросила. Дальше было проще: нашла работу, записалась в фитнес-клуб, потратила деньги на новый гардероб и хорошего косметолога. Думала, вот Федя обрадуется: жена опять красавицей стала. Но нет: собрал вещи и ушел. Куда — сказать забыл. Просто ушел. Но перед уходом все-таки высказал ряд претензий: и к моему внешнему виду, и к внезапному отсутствию денег в семейной казне. Оказывается, он копил нам на летний отдых. Хорошая байдарка, палатка, рюкзаки и ай да на Карельский перешеек против течения, навстречу приключениям.

— Переживала? — новый образ сожителя мне нравился все меньше и меньше. Дай только домой вернуться, мигом всю спесь из него выбью. Шовинист! Женоненавистник! Сатрап! Тиран и деспот! — Плакала, наверное. Все-таки муж.

— Честно? — Анна закурила еще одну сигарету, стараясь не смотреть мне в глаза. — Первые дни ревела белугой, а потом, ничего, даже особый кайф нашла в своем женском одиночестве. Никто не указывает, всюду порядок, да и мужским вниманием не обделена. Я Федю не осуждаю. Просто мы разные. Он хотел получить домостроевскую жену, а я… Видимо не умею быть женой. Размер роли не тот. По мне амплуа любовницы плачет. Ну, за любовниц!

— За любовниц! — мы чокнулись и выпили.

— И все-таки Федоров мужик рассудительный, — вдруг сказала Анна, закусив коньяк хорошим куском шоколада. — Я ведь действительно по делу пришла. В такую передрягу, Эфа, попала, страшно признаться. Врагу не пожелаю. И главное, влипла по собственной глупости. Предупреждали ведь: не лезь, куда не надо. Но я же всех умнее и хитрее. Полезла, дура такая. Теперь вот каждое утро просыпаюсь, и боюсь, что этот день станет последним в жизни. Каждый вечер ложусь спать и благодарю Бога, за то, что он мне еще несколько часов пожить дал.

— Ты заболела? — испугалась я. — Рак?

Анна отмахнулась:

— Тьфу-тьфу. Тут другое, — она немного помялась, словно раздумывала, говорить или нет, но потом решилась: — Все равно поговорить не с кем. Иногда хоть волком вой. В общем так… Все дело в моей работе.

— То есть? — я уткнулась в бокал с вином, раздумывая, как бы поскорее закончить разговор, который вдруг стал в тягость. Проблемы на работе еще не повод благодарить Бога за каждый прожитый день.

— Не офис, а морг какой-то. Люди мрут, как мухи. На двери даже можно табличку повесить: «Опасно для жизни».

— Нашла чем удивить, в любом офисе сейчас опасно для жизни. Боссы корпоративную культуру осваивают, работнички план перевыполняют и ждут, когда им повысят зарплату. При этом условия труда оставляют желать лучшего: духота, стрессы, компьютерное излучение и прочие гадости жизни. По собственному опыту знаю. Побывала по обе стороны баррикад: и как работник, и как начальник.

— Тогда скажи мне, и как работник, и как начальник, что делать человеку, которому ежедневно угрожают убийством?

Я поперхнулась вином. Вопрос, как говорится, на засыпку:

— Надо полагать, что счастливица — это ты?

Анна невесело кивнула. Хотя откуда взяться веселью при таком раскладе?

— И как тебя угораздило?

— Случайно. Работаю в крупном рекламном агентстве. «Эдем». Может, слышала? Оно сейчас у всех на слуху. Деньги платят хорошие, люди замечательные, клиенты сплошь состоятельные. В общем, полный креатив. Но есть одно «но»: сотрудников убивают, либо шантажируют. Только за последние полгода погибли две девушки — менеджеры по спецпроектам.

— Несчастный случай?

— Вряд ли удавку на шее и нож под лопатку можно назвать несчастным случаем, — грустно усмехнулась Анна. — Расследование зашло в тупик. Положа руку на сердце, расследованием этих убийств никто особо и не занимался. Отнесли в разряд глухарей и дело с концом. Девчонки были хорошие. Лена — душа компании, умница и красавица. У одной — Дины — двое ребят сиротами остались. Теперь их бабушка воспитывает, по слухам, мегера еще та. Я пришла в агентство через неделю после ее гибели. Случайно, по объявлению. И как ты догадываешься, заняла вакантное место — менеджера по спецпроектам, — Анна сделала добрый глоток коньяка и нервно продолжила: — Через два месяца мне на электронный адрес стали приходить угрожающие письма, потом начались звонки. Мужской голос, хриплый такой, регулярно сообщает, как именно он меня убьет. Только не говорит за что и когда. Вчера я нашла на своем рабочем столе пеньковую веревку и мыло. Ничего шуточки, а? Неделю назад мне подбросили картонный ножик со следами красной краски.

Я боюсь выходить на улицу, боюсь одна возвращаться домой. Любовников сменила — тьму. Когда кто-то есть под боком, немного спокойнее. Уткнусь в мужское плечо, глаза закрою и молюсь. Спаси и помоги. Только где гарантия, что среди них не скрывается убийца… Убийца, судя по всему, входит в мое окружение. Он прекрасно знает распорядок дня, привычки, даже цвет нижнего белья для него не составляет секрета. Несколько раз он был у меня дома.

— Как ты об этом узнала?

— Следы. Мокрые следы. Он их оставил на белом ковре. И в туалете, пардон, конечно, не спустил за собой воду. Рылся в ящиках с бельем и одеждой, разлил духи и шампуни. Я несколько раз меняла замок. Не помогло. Наверняка, брал ключи из сумочки.

— И ты не настояла, чтобы Федоров тебя выслушал? — возмутилась я. — Сейчас ему позвоню, вызову сюда, благо недалеко идти, и вы все обсудите. Тебе нужна охрана. Поживешь у нас, пока ситуация не разрешится. Может, Федоров, как мужик не очень, но как опер, поверь мне, он сто очков вперед даст.

— Он все равно не поверит, — вздохнула Анна. — Решит, что я специально все придумала, чтобы вернуть его внимание. Из ревности.

— Какая к бесу ревность, если речь идет о жизни и смерти? — крикнула я и только после поняла, что на нас стали оглядываться. И чуть тише добавила: — Аня, это не шутки. Речь идет о твоей жизни, как ни пафосно это звучит. Не понимаю, чего ты ждешь?

— Не кричи, Эфа, — тихо попросила Анна. — Криком делу не поможешь. Когда я поняла, что все очень серьезно, то сама начала расследование. Вряд ли гибель моих предшественниц была случайной. Пусть я была и плохой женой опера, но дурой меня вряд ли назовешь. Знаешь, сколько книжек по криминалистике в свободное время прочитала? Я сначала думала, что дело в одном из клиентов. Есть у нас такой банкир. Каримов. В депутаты рвется. Даром что до выборов еще палкой не добросишь, но он уже сейчас почву начал готовить. Первое время я на него и грешила. Девочки вели одни и те же спецпроекты, в большинстве своем занимались политическим пиаром. А где политика, там и грязные деньги. Это тебе любой обыватель скажет. Однако когда лично познакомилась с политической кухней, поняла: деньги там, может, большие и грязные, но никто не будет убирать серую мышку-исполнительницу. Масштаб не тот. Мы — пешки-исполнители и в большой политической игре никакой роли не играем. Получается, что искать нужно в ином направлении. Но в каком? Общих интересов у Дины и Лены не было. Дина — скромная мать-одиночка, Лена — разбитная девчонка, любительница выпить и погулять на славу. Как ни пыталась, я так и не смогла найти никаких точек пересечения. Кроме одной — агентства. А уж когда в своем столе нашла их фотографии, сделанные после убийства, поняла: убивает кто-то из «Эдема». Причем жертвой является только тот, кто занимает должность менеджера по спецпроектам. Теперь я на очереди. Я ведь тоже веду спецпроекты, будь они неладны.

— Аня, надо что-то делать! — воскликнула я.

— А что? В милиции уже была. Там виртуозно послали. Мол, когда найдем ваш труп, тогда и поможем, чем сможем. Думала, Федя посоветует что-нибудь дельное, но видишь, как все повернулась. Не судьба. И потом, Эфа, устала я бояться. Ты вот спросила, чего сижу и жду. Смерти, наверное. Я ее чувствую. По пятам ходит, с целым мешком инструментов. Дай бог, чтобы она была быстрой и безболезненной. Когда страшно, все остальное становится неважным. Страх пожирает тебя, оставляя одну оболочку. И потом я фаталистка — от судьбы не уйдешь. — В этот момент у моей собеседницы ожил телефон, проиграв знакомую мелодию из фильма «От заката до расЮля», странный выбор, однако, для такой женщины, как Анна: — Алло! Слушаю! Кто это? А, узнала… И что ты хочешь? Встретиться? Когда?

Она бросила обеспокоенный взгляд позади меня. Я рефлекторно обернулась, поскольку сидела спиной к окну. На улице давно стемнело, во влажных бликах фонарей отражались беглые тени. Показалось, или действительно от окна кто-то отпрянул, заметив мой взгляд? Анна тем временем уже закончила разговаривать и спешно подкрашивала губы.

— Эфа, я, пожалуй, пойду. Неожиданное свидание, надеюсь, ты меня извинишь за бегство? Но вполне возможно, сегодня моя жизнь изменится. Надеюсь, что к лучшему. Мне обещали защиту. Скорей всего, я даже уеду. — Она тараторила, стараясь заглушить внутреннюю тревогу: — Очень рада была с тобой познакомиться, надеюсь, что мы еще встретимся, не так ли? В спокойной обстановке. Можешь даже Федорова с собой привезти, обещаю, что не буду над ним издеваться, как сегодня. Обещаешь?

Я кивнула. Анна явно торопилась. И только придвинув стул к столику, и взяв нарядную сумочку, вдруг нерешительно замерла:

— Эфа, обещай мне еще одну вещь: если со мной что-нибудь случится, ты обо всем расскажешь Феде. Хорошо? Результаты моих расследований лежат в квартире — голубая папка за собранием сочинений Достоевского. Ключи от квартиры у Федорова есть. Передай ему, что я его очень люблю. И о многом жалею. В том числе и о вылитых щах.

Она криво улыбнулась и побежала к выходу. Так обычно бегут либо навстречу любви, либо смерти. В данном случае верным оказалось второе предположение. Я не знала, что менее чем через час Анны Федоровой уже не будет в живых. Ближе к утру ее тело найдут около кафе, в котором мы так уютно посидели. Не знала я, что именно меня обвинят в убийстве Федоровой. Мой сожитель, помешавшийся от горя и угрызений совести, соберет свои немудреные пожитки и уйдет на свою холостяцкую квартиру. Не догадывалась я и о том, что уже через две недели начну работать в рекламном агентстве «Эдем», а еще через месяц получу первое угрожающее письмо и шелковую удавку в подарок. И бороться за собственную жизнь мне придется самой… Все это было впереди, а пока я сидела за столиком, пила вино и вглядывалась в дождливую темноту за окном, где притаилась смерть.

Загрузка...