Сброшенный с лодки алюминиевый якорь зацепился за переплетение кабелей на уровне середины правого борта затонувшего судна. Лодку отнесло течением, якорный канат натянулся, и они, следуя этой линии, спустились на глубину в пятьдесят пять футов. Огромный, темный, походивший формой на чудовищную торпеду корпус отчетливо вырисовывался на фоне белого донного песка, в который, казалось, врос навеки. Облепленный водорослями и ракушками нос смотрел в сторону пролива. Корпус перекрутило: нос кренился вперед, палубную часть и корму слегка завалило набок. Судно действительно лежало в тени рифа, что объясняло, почему огромный корпус так долго не попадался никому на глаза. Сейчас, посмотрев вверх, они могли видеть плещущиеся о риф волны практически у себя над головой. За ночь волнение усилилось, но Финн с Хилтсом все равно решили не упускать шанс и совершить погружение.
Хилтс указал вверх, и его голос отдался в наушнике Финн электронным эхом.
— Должно быть, когда корабль затонул во время урагана, его прибило к стене рифа. А за прошедшие годы тут поработали приливы и течения. Он просел, да и кораллы разрослись.
Финн увидела то, на что он указывал: создавалось впечатление, будто вода промыла в песке для затонувшего судна ложе, а осев туда, оно оказалось скрытым под коралловым навесом и почти невидимым с поверхности. Одновременно она обратила внимание на тянущее боковое давление воды на укрепленные на спине дыхательные баллоны. Сейчас, во время отлива, противостоять течению было нетрудно, но она знала, что оно будет усиливаться.
За дело взялись с рассветом, ориентируясь по имевшемуся у них плану, но резонно предположив, что, когда корабль затонул, верхняя надстройка рубки и палубные надстройки вместе с прогулочной и шлюпочной палубами вмялись одна в другую сначала под весом рухнувших огромных труб, а потом еще и от удара о дно. В газетах сообщалось о взрыве котла, однако, судя по искореженной обшивке, оторванной оказалась носовая часть.
— Ты можешь сказать мне, где мы находимся? — спросила Финн.
Она медленно повернулась в теплой воде, скользя взглядом вверх и вниз по устрашающей величины корпусу. Балластный пояс удерживал ее в равновесии, не давая всплыть к поверхности сине-зеленого океана, но и не утягивая на дно, — чтобы сохранять зависшее положение в воде, достаточно было время от времени совершать легкие корректирующие движения. Сейчас, по ее прикидкам, она находилась близ того места, где когда-то возвышалась носовая труба. Между ней и передней мачтой.
— Где-то чуть позади капитанского мостика, — ответил Хилтс.
— Значит, нам нужно двигаться назад к корме, — сказала Финн. — Согласно чертежу, вход в главный коридор находился в ста шестидесяти футах от носа.
— Пятьдесят футов назад, — сказал Хилтс, кивнув. Он отцепил с пояса водолазный маячок, пристегнул к якорному канату и установил пульсирующий режим свечения. Если кто-то из них потеряет ориентацию или если погода быстро испортится, свет и подаваемый этим прибором сигнал частотой в 121,5 мегагерца поможет вернуться к исходной точке.
Они медленно подплыли к краю рухнувшей палубы, и Финн неожиданно остановилась: обрыв оказался таким крутым и таким высоким, что у нее чуть не закружилась голова, как будто под водой можно было свалиться на дно с корабельного борта.
— Впечатляет, — сказал Хилтс, зависнув в воде рядом с ней.
Она кивнула, перевалила через борт и заскользила вдоль корпуса вниз, плавно, волнообразно изгибая ноги и бедра, чтобы как можно меньше колыхать ил. Закрывавшая все лицо маска избавляла от необходимости сжимать зубами загубник, а самым непривычным для того, кто привык пользоваться старыми аквалангами, было отсутствие тучи выдыхаемых изо рта пузырьков воздуха. Аппарат тихонько посвистывал и выпускал отработанный воздух сам. Тихо и спокойно, пожалуй, даже слишком спокойно.
С другой стороны, это помогало ей скользить сквозь косяки большеглазой сельди и кобий, почти не пугая рыб. На расстоянии она приметила небольшую стайку рыскавших нервными зигзагами серебристых барракуд, но это не встревожило девушку, знавшую, что репутация кусачих существ построена больше на их устрашающем внешнем виде, чем на поведении. Если изредка и случалось, что зубастые рыбины нападали на людей, то, как правило, это происходило потому, что их привлек какой-то блестящий элемент, украшения или отражающие свет наручные часы.
Она погружалась вниз, сознавая, что Хилтс держится рядом и чуть позади нее. Взгляд ее был устремлен налево, на облепленную шевелившимися в такт ритмичному движению воды водорослями обшивку. Вдоль борта тянулись ряды иллюминаторов, по большей части целых. За толстым, покрытым илом стеклом темнело мрачное чрево мертвого корабля, не населенного в отличие от «Титаника» даже призраками утонувших пассажиров, представлявшего собой лишь выгоревший остов.
— Вот, — сказала она, наконец остановившись и указывая вперед и вниз.
В боку корпуса зияла дыра в форме почти идеального квадрата, края которого скруглялись плотным ковром морских водорослей.
— Главный входной люк. Открыт настежь.
— Надо думать, пока было время, через него выводили пассажиров. Отсюда удобнее всего садиться на спасательные плоты.
И Финн, и Хилтс имели по два мощных подводных фонаря — один крепился на спине, другой был подвешен к поясу. Оба работали от аккумуляторов, рассчитанных почти на два часа беспрерывного действия. Они зажгли светильники, и яркие лучи ударили в темную глубину. Все вопросы, касающиеся порядка проникновения на судно, были обсуждены еще вчера, и возвращаться к этому снова никто не собирался. Поскольку Финн была миниатюрнее, Хилтсу предстояло лезть и выискивать пригодный для обоих маршрут первым — ясно было, что где протиснется он, Финн уж точно проберется без труда. Зато Финн предстояло следить за временем, регулярно сверяясь с висевшим у нее на шее подводным компьютером. Исследуя затонувшее судно, ныряльщики могли забраться очень далеко, поэтому было жизненно важным, чтобы у них оставалось достаточно времени и ресурсов на возвращение. По достижении критической точки Финн должна была подать сигнал и прервать работу, даже если бы это пришлось сделать, находясь у самой цели.
— Шарим сверху донизу, — сказал Хилтс. — Начнем с того парня из Ватикана.
— Август Принцип, епископ. Верхняя прогулочная палуба, каюта люкс номер семьдесят один.
Финн потянулась вниз, включила висевший на ее груди компьютер и ввела отсчет времени. Компьютер издал звуковой сигнал — такой же, какой будет подан, когда им придет время поворачивать обратно, — и на цифровом дисплее начался отсчет. Хилтс, старясь двигаться как можно осторожнее, чтобы избежать замутнения растревоженным илом, направился вперед, вытянув руку и слегка подгребая ладонью. Финн держалась позади и чуть выше него, приноравливаясь к его темпу.
Углубившись в проход футов на десять, они наткнулись на завал из деревянных и металлических обломков и груду того, что когда-то, возможно, было спасательными кругами, а теперь превратилось в слой черной грязи, ставшей питательной средой для полудюжины видов водорослей. В свете лампы Хилтса Финн увидела, что раньше здесь находились вращающиеся двери, укрепленные на центральной оси. Хилтс продолжал двигаться, и Финн проследовала за ним в центральный коридор. Луч фонаря высветил стайку серебристых рыбок, мигом метнувшуюся прочь. С потолка свисала тонкая паутина водорослей, а на стенах, хоть и покрытых илом, Финн рассмотрела ряд алюминиевых украшений в виде знаков зодиака, которые уже видела в фотоальбомах Миллса. Некогда стены были обшиты деревянными панелями, а палуба выстлана какой-то негорючей плиткой, но теперь все это напоминало сморщенную овощную кожуру. Слева свет выхватил открытые стойки офисов главного стюарда и корабельного эконома. Прошлым вечером они обсуждали вопрос, не следует ли проверить офис, но решили отказаться от этого. Там наверняка имелся сейф, но представлялось маловероятным, чтобы Деверо или даже его коллега, епископ Принцип, держал там что-нибудь ценное. Разумеется, если время останется, можно будет заглянуть туда, но в последнюю очередь.
Ложный потолок над головами просел, открыв клубок труб и электрических проводов. Некоторые из панелей рухнули, другие наполовину расплавились: если не сам огонь, то жар от него добрался и сюда. Они продвинулись чуть дальше, мимо знака, который угадывался как Стрелец, к перекошенной открытой двери. Хилтс посветил лампой. Ряд пустых, похожих на зубоврачебные кресел смотрелся в ряд пустых, покрытых илом зеркал.
— Парикмахерская? — предположила Финн.
— Или салон красоты, — с треском прозвучал в ее наушниках голос Хилтса.
Еще несколько футов, и они получили ответ на этот вопрос. Вторая комната и второй ряд обросших водорослями кресел, многие из которых разбросаны или свалены в кучу. Треснувшее зеркала, а на полу дюймовый слой ила, под которым, однако, можно разглядеть черно-белую шахматную плитку, которую они видели на одной из рекламных открыток. Так выглядел пол мужской парикмахерской — значит, предыдущее помещение было женским салоном красоты.
— Приближаемся к лестнице, — прозвучал в наушниках голос Хилтса. — Постараюсь закрепить линь, если найдется за что.
Из грязи и ила под одним из парикмахерских кресел выплыла потревоженная то ли светом, то ли движением здоровенная зеленая мурена. Страшилище с телом в виде приплюснутого с боков клинка, изогнувшись, щелкнуло мощными челюстями и скользнуло за пределы четкого светового конуса. Мурена представляла собой серьезную угрозу — во-первых, с такими зубами ей ничего не стоило оттяпать человеку руку, а во-вторых, даже не столь серьезный укус легко мог повлечь за собой заражение, способное в считанные часы развиться в гангрену.
Финн с шумом выдохнула, затуманив свою маску на несколько секунд, лишь по прошествии которых ее сердце постепенно стало восстанавливать нормальный ритм. Но она стиснула зубы и продолжила плыть вперед, а потом повернула в сторону широкой лестницы, выхваченной из темноты лучом фонаря Хилтса. Кто знает, сколько еще острозубых монстров может встретиться у них на пути.
— Вторники с муренами, — пробормотала она, устыдившись своей нервной реакции на гигантского угря.
— Pardon?
— Так, ничего, — ответила Финн. — Книжка вспомнилась. — Она вдохнула и медленно выдохнула. — Двигаем дальше?
Хилтс кивнул. Он отстегнул от гидрокостюма катушку с тросиком, зацепил петлю за конец алюминиевых перил лестницы и снова прикрепил катушку на место. Катушка содержала двести пятьдесят метров плетеного нейлонового шнура, который, разматываясь по мере их продвижения в глубь корпуса, должен был обеспечить безошибочное возвращение, если взбаламученный осадок слишком затуманит видимость.
С затоплением корабля лестницу перекосило почти до вертикального положения. Сверху обрушились обломки: главным образом потолочные панели и маленькие предметы мебели. На ступеньках, едва различимые в водорослях и тине, валялись остатки канделябра. Водорослей здесь плавало еще больше, и в лучах фонарей вместе с вьющимися, как пылинки, крупицами взбаламученного ила переплетались их нити.
Добравшись до вершины лестницы, они свернули по узкому коридору налево. Потолочное покрытие там давно отвалилось, открыв взгляду различного назначения трубы и кабели. Хилтс и Финн плыли по-лягушачьи, не загребая руками и стараясь действовать ногами как можно менее энергично, но в узком проходе растревоженный и поднятый со дна осадок очень скоро ухудшил видимость почти до нулевой. Хилтс, однако, упорно направлял луч своего фонаря на линию дверей по правому борту, большей частью открытых, и через десять минут они добрались-таки до каюты номер семьдесят один.
— Вот она.
Хилтс потер темный налет, покрывавший осевшую дверь, и из-под него проступила привинченная к ней металлическая табличка, на которой еще можно было разобрать надпись «ЛЮКС».
Фотограф направил луч света в проход.
— Похоже, там черт ногу сломит. Осторожнее.
Он снял с груди бобину, намотал нейлоновый шнур на дверную ручку, отпустил катушку и вплыл в каюту. Финн последовала за ним.
Пожар, ураган и полвека под водой сделали свое дело. На старых фотографиях Финн видела обстановку, в начале шестидесятых годов считавшуюся самой модной и современной. Виниловые стулья, расставленные вокруг круглого пластикового стола с прозрачной столешницей. Тонкий, яркий синтетический ковер с мондриановскими геометрическими узорами. Широченная кровать с изголовьем, обитым винилом. Новейшие по тому времени длинные и низкие шведские комоды с зеркалами, подобранные под цвет стенного покрытия, имитировавшего шпон узловатого грецкого ореха, но в действительности представлявшего собой штамповку на стекловолокне, и ряд иллюминаторов. Квадратных, а не круглых, только по той причине, что они должны были отличаться от обычных корабельных окон.
На рекламных снимках красовались пьющие мартини и курящие сигареты в длинных мундштуках женщины в желтых платьях для коктейлей. Их спутниками являлись улыбающиеся мужчины с квадратными челюстями, в руках которых были бокалы с янтарной жидкостью и модные в то время трубки с прямыми черенками.
Все изменилось.
Не было никаких мужчин в смокингах и дам в платьях для коктейлей: они бежали с горящего судна давным-давно.
Сразу за входом, в маленькой прихожей, обнаружились вешалки, пропитанные водой остатки старого чемодана и куски какой-то материи, свисавшие с пластиковых крючков. Пол был покрыт толстым слоем грязи и осадка. А вот в комнате, находившейся дальше, видимость была почти нулевая. Луч света натыкался на плавающие в черной воде предметы — угадывалось что-то похожее на виниловое изголовье кровати и остатки офисных стульев, окружавших в свое время стол, пластик которого нынче распался, осел на пол и смешался с теми донными осадками, в которые превратился мондриановский ковер. Стекловолоконная обшивка отслоилась от металлического корпуса, который, по рассказам очевидцев, во время пожара раскалился докрасна. Никаких следов занимавшего эту каюту пассажира, кроме размокшего, осклизлого чемодана, обнаружить пока не удалось.
Финн нырнула в темный проем, переплыла из прихожей во внутреннее помещение, скользнула к низкому комоду и попыталась выдвинуть один из ящиков. В то же мгновение комод беззвучно развалился. Казалось, там не было ни единой поверхности, не покрытой толстым слоем ила или осадков, и в ящике тоже не обнаружилось ничего, кроме наносов.
— Здесь ничего нет, — сказал Хилтс, обводя светом вокруг. — Если и было, то давным-давно исчезло.
Финн сверилась со своим компьютером. Прошло более часа. Пора было возвращаться.
— Нам нужно выбираться отсюда, — сказала она. — Надо только посмотреть, сможем ли мы хотя бы добраться до каюты Деверо.
— Ладно, — согласился Хилтс.
Он развернулся, всколыхнув ластами грязь на полу, и в луче его фонаря что-то блеснуло.
— Подожди, — сказала Финн.
Она сунула руку в облако поднявшейся с пола растревоженной мути, искренне надеясь, что там не затаилась еще одна мурена. Ее пальцы коснулись чего-то твердого, и она, схватив найденный предмет, подняла его наверх. Хилтс направил на него луч.
— Будь я проклят, — прозвучал в ее ухе его голос. — Большое золотое распятие.
— Более того, — сказала Финн. — Это наперсный крест епископа. Вопрос в том, где епископ.
— Может быть, он его оставил.
— Если я правильно помню, они их не снимают.
— Давай посмотрим каюту Деверо.
— Хорошо.
Финн засунула шестидюймовый золотой крест за пояс и поплыла вслед за Хилтсом из затопленной каюты. У выхода Хилтс подобрал бобину и стал наматывать шнур, так что они двигались назад по мрачному коридору подобно Тесею, которому нить Ариадны помогла выбраться из критского лабиринта.
Хотя их ласты баламутили ил так, что видимость фактически свелась к нулю, вернуться к центральной лестнице и фойе главной палубы удалось без труда.
Экономя движения, Хилтс дождался над лестничным проемом, пока Финн присоединится к нему, после чего они начали спуск, старясь по мере возможности не задевать заиленные стены. Тем не менее чем ниже они спускались, тем хуже становилась видимость. То ли во время пожара, то ли уже позже целая секция палубы «А» под главной палубой обвалилась, рассыпавшись тоннами обломков, которые забили наклонный коридор, как мусор забивает желоб мусоропровода. Когда Финн и Хилтс добрались до этого уровня, выяснилось, что фрагменты стенной обшивки, обрывки труб и множество не идентифицируемых обломков загромоздили весь лестничный проем, а ил и водоросли делали эти завалы еще более опасными. Даже если бы ныряльщикам каким-то чудом удалось пробраться сквозь эти баррикады, кто взялся бы сказать, какие морские чудища могли в них таиться?
— И что теперь? — спросила Финн.
Перед ними находились разбитые двойные двери, ведущие в главный обеденный салон. По другую сторону фойе выглядело так, будто его украшала громадная мозаика, составленная из разноцветных плиток, большая часть которых давно выпала. По другую сторону мозаики виднелись латунные двери двух лифтов, обслуживавших центральную секцию корабля. Хилтс направил луч света в обеденный салон.
Судя по снимкам, на обустройство обеденного салона «Принцесса Ориана», названного так в честь известной оперы, денег не жалели: это было огромное, высотой в две палубы помещение под сводчатым желтым кожаным потолком и с балконом для оркестра. Зал мог принять одновременно пятьсот гостей, а система скрытых эскалаторов позволяла многочисленным стюардам оперативно доставлять заказы из расположенных палубой ниже кухонь. Теперь это была мрачная черная пещера: напольные ковры давно сгнили, кожаные потолки разложились, и их обрывки свисали сверху подобно кишкам какого-то гигантского морского чудовища. Привинченные к полу столы остались на прежних местах, но полотняные скатерти давно исчезли, а набивка кресел превратилась в перегной. Над всем этим, как пустая глазница, зиял оркестровый балкон. Никаких дам в желтых платьях, никаких офицеров в парадных белых мундирах, услужливо зажигающих неполиткорректные сигареты, — гигантская гробница исчезнувшей эры элегантности.
— Ну и местечко, прямо мурашки по коже, — пробормотал Хилтс.
Финн подняла компьютер и внимательно вгляделась сквозь маску.
— Времени у нас в обрез, — сказала она. — Проверить каюту Деверо мы, может, и успеем, но лучше с этим поторопиться.
Оба они уже ощущали заметно усилившееся давление протекавшей сквозь огромные пустоты корабля воды.
— Сколько еще осталось? — спросил Хилтс.
— Пятнадцать минут на проникновение, десять на работу на месте и еще пятнадцать на возвращение. Это предел, — ответила Финн.
— Понятно.
— Проникнем-то как?
— Через шахту лифта, как собирались.
— Ты сможешь открыть двери?
— Могу попробовать.
Хилтс снял с пояса облегченную голландскую титановую фомку для подводных работ, заскользил по коридору к некогда богато изукрашенным, а теперь изъеденным коррозией, окислившимся, потемневшим от планктонных наносов латунным дверям. Финн следовала за ним по пятам.
Перед дверьми они задержались. Финн направила на потускневшую преграду луч своего фонаря, тогда как Хилтс расчистил маленький участок в центре, вставил изогнутый конец ломика в щель между половинками дверей и надавил. Увы, приложенное усилие попросту развернуло его в воде, подняв очередное облако ила.
— Нужна какая-то точка опоры, — пробормотал он и попробовал снова, на сей раз подняв одну ногу, сбросив большой ласт фирмы «Дакор» и упершись босой ногой в дверной косяк.
Хилтс поднажал снова, и между половинками дверей появилась темная щель. Финн прицепила свой фонарь к поясу, подплыла вперед и помогла ему полностью разжать двери. Хилтс включил свой фонарь и, склонившись над шахтой, направил луч вниз. В темном проеме не было видно ничего, кроме густого планктона, колыхавшегося словно в такт невидимым волнам или течениям.
— Вроде бы путь свободен, — сказал Хилтс.
— Не забудь о бобине со шнуром. Может, путь и свободен, но из-за этой взвеси вода кажется густой, как суп.
Хилтс снова надел свой ласт, привязал страховочный линь к торчавшей сбоку балке, вплыл в шахту и, отрегулировав компенсатор, с ухмылкой сказал:
— Спускаемся.
По мере стравливания воздуха из жилета и уменьшения плавучести он начал погружаться. Финн дождалась, когда он освободит проход, вплыла в шахту, нажала желтую кнопку на своем гидрокостюме и под свист выпускаемого воздуха начала опускаться в недра судна.
Двери палубы «А» поддались без труда, и Хилтс с Финн выплыли в фойе. Это была первая палуба, практически полностью занятая пассажирскими каютами — без магазинов и ресторанов. В сторону носовой части вдоль левого и правого бортов тянулись два коридора, в которые выходили двери кают, расположенных по центру корабля, и более узкие боковые проходы. Согласно списку пассажиров, Деверо занимал каюту 305 по левому борту — они должны были находиться где-то неподалеку.
Направив лучи своих фонарей в темный тоннель, Хилтс и Финн не увидели ничего, кроме редких водорослей да тонкого слоя ила. Следов пожара и иных катастрофических повреждений не наблюдалось, что было естественно, поскольку источник возгорания находился далеко, в кормовой зоне. Разматывая за собой страховочный шнур и стараясь как можно меньше баламутить ил, Хилтс заскользил по темному коридору. Узкий проход слева вел к каютам 319, 323, 320 и 324. Все двери были открыты, за ними виднелись пустые затопленные помещения. Потом шли три одноместные каюты подряд: 315, 313 и 309 с соответствующими литерными номерами по другую сторону коридора. И снова все двери в них были открыты.
— Почти добрались, — тихонько сказал Хилтс.
Они поплыли чуть дальше и остановились. Дверь в каюту Деверо, триста пятую, была плотно закрыта.
— Странно, — сказала Финн. — Судя по официальным отчетам, команда обходила все каюты одну за другой, проверяя, чтобы никто не остался.
— Вот почему все двери открыты до сих пор, — заметил Хилтс.
Финн подплыла вперед, взялась за дверную ручку и попыталась повернуть ее вниз. Дверь не поддалась.
— Заклинило? — спросил Хилтс.
— Похоже, заперто, — откликнулась Финн.
Она попробовала снова, столь же безрезультатно.
— Давай я, — сказал Хилтс.
Он переместился к ней и попробовал сам.
— Ты права.
— Воспользуйся фомкой, — предложила Финн.
Хилтс кивнул. Он снял с пояса титановый ломик, просунул его между дверью и косяком на уровне ручки и подналег. Что-то глухо треснуло. Свободной рукой Хилтс взялся за ручку, и теперь она легко повернулась вниз, а после толчка дверь открылась внутрь.
— Интересно, с чего бы это кому-то запирать каюту, в то время как на корабле бушует пожар? — спросила Финн, зависнув в воде позади него.
— Давай выясним, — предложил Хилтс. — Только сначала скажи, много ли у нас осталось времени.
— Десять минут на работу. Время пошло! — объявила Финн, нажав на кнопку обратного отсчета.
Хилтс повесил фомку на пояс, включил ручной фонарь и, взявшись за дверную раму, переместился внутрь.
Если верить старой рекламной брошюре, которую Финн видела в доме Миллса на острове Холлбэк, каюты палубы «А» отличались от более просторных кают люкс вроде епископской не так уж сильно. На первый взгляд это помещение являлось зеркальным отражением апартаментов Принципа, только в уменьшенном виде, да маленькая прихожая располагалась здесь слева, а не справа. За вешалкой и местом для хранения чемоданов находилась вторая дверь, которая вела во внутреннее помещение с большим, стоявшим у кормовой переборки платяным шкафом. У противоположной стены располагался туалетный столик и висело зеркало. Под парой маленьких квадратных иллюминаторов, выходивших на море — или, в данном случае, на обрывающийся к океанскому дну подводный край рифа, — находилась кровать. Кровать можно было отделить от основного помещения, задернув нейлоновую занавеску, сильно смахивавшую на те, что используют в больничных палатах. Прямо напротив находились проход в ванную и вторая кровать. Между двумя кроватями была устроена зона отдыха с парой виниловых кресел и маленьким круглым журнальным столиком, на пластиковой столешнице которого красовалось ламинированное изображение розы ветров — логотип круизной компании «Акоста», который можно было обнаружить повсюду, от подставок для стаканов в барах и обложек меню до ковровых покрытий ресторанных залов.
— Боже мой, — прошептал Хилтс, обводя помещение лучом фонаря.
Каюта выглядела почти точно так же, как полсотни лет назад. Запертая дверь не впустила морскую жизнь, заполнившую основную часть судна, и, кроме того, в отличие от более старого корабля, такого как «Титаник», большая часть тканей и материалов, использованных на «Звезде Акосты», являлись синтетическими и были не столь подвержены разложению.
В результате мебель не сгнила и не развалилась, а лишь, как и все вокруг, покрылась тонким слоем ила. Если с чем в помещении время и расправилось, так это с лежавшими на кровати человеческими останками.
Хрящи и сухожилия, связывавшие кости воедино, давно исчезли, но сам скелет ничто не потревожило, и по нему можно было определить положение тела покойного. Ноги были подогнуты, ребра провалились и лежали желтоватой грудой, а руки оказались сложенными так, словно смерть явилась к человеку в тот миг, когда он творил молитву.
— Кто это? — спросила Финн, подплыв поближе к груде костей, разбросанных по осевшей кровати. Над ней, подобно савану, колыхались остатки нейлоновой занавески.
— Предположительно — Деверо, — сказал Хилтс. — Судя по всему, кто-то запер его в каюте. Либо так, либо он покончил с собой. Похоже, что причиной смерти была асфиксия. Он не сгорел — пожар его каюту не затронул — и не утонул.
Фотограф слегка поднялся над кроватью и проверил иллюминаторы.
— Задраены наглухо. Он не мог бы открыть их без гаечного ключа.
— Насчет самоубийства я сомневаюсь — он ведь был католиком, — сказала Финн, повернув свой фонарик и посветив им через комнату на дальнюю стену.
— К сожалению, с выяснением его тайны мы припозднились лет на пятьдесят, — вздохнул Хилтс.
— Может быть, и нет, — тихонько возразила Финн, шаря лучом фонарика по поверхности столика. — Что это?
Под слоем покрывавших столешницу осадков явно что-то находилось. Финн поводила рукой, разгоняя ил.
— Игральные карты? — Даже под маской было видно, что Хилтс озадачен.
— Бьюсь об заклад, фирмы «Кем», — сказала Финн. — Мой отец пользовался такими, когда играл в бридж в джунглях, на раскопках. Бумажные давно бы растворились, а эти делают из целлюлозного ацетата или чего-то такого.
Карты были заткнуты за алюминиевый ободок стола двумя группами, как в покере, — розданные, картинками вверх. Одна раздача находилась у переднего края стола, другая слева, в первой было шесть карт, во второй пять.
— Он не играл в покер, это точно, — сказал Хилтс, глядя вниз на карты.
— Он вообще не играл ни в какую игру, — отозвалась Финн.
— Послание?
— Он оказался здесь взаперти, знал, что его ждет неминуемая смерть, и использовал оставшиеся мгновения жизни, чтобы разложить карты. Уж наверное, у него была на то причина.
— Тройка, восьмерка, еще тройка, пара двоек и пятерка — в одной руке, пара восьмерок, валет бубен и еще пара двоек, трефы и пики — в другой. — Он помолчал. — Что это за послание?
— Единственное, какое он мог оставить. Мы просто еще не знаем, как расшифровать его. — Она снова сверилась со своим компьютером. — Кроме того, наше время вышло. Сделай несколько снимков — и наверх.
Подводное течение явно усиливалось, взбаламучивая осадок и ухудшая видимость.
Хилтс кивнул, расстегнул молнию на большом кармане своего гидрокостюма и извлек «Пятисотку» — цифровую камеру, купленную для него Миллсом в Нассау. Используя внутреннюю вспышку, он сделал полный комплект общих снимков каюты, потом сосредоточился на столе и наборах игральных карт.
— Там есть кое-что еще, — сказал Хилтс, указав на середину стола.
Финн помахала рукой, стряхивая коричневый зернистый осадок, и под ним блеснуло золото.
— Цепочка, — сказала она, поднимая находку.
Это действительно оказалась золотая цепь искусной работы, более двух футов длиной. Застежка была цела, но два звена разорваны.
— Выглядит так, будто ее сорвали с шеи.
— Забирай ее — и уходим, — отозвался Хилтс.
Он сделал снимок болтавшейся цепочки, а потом Финн спрятала ее в кармашек гидрокостюма. Убрав камеру, Хилтс повернулся и направился из каюты, выбирая на обратном пути линь, в то время как Финн двигалась за ним, светя фонарем через его плечо. Даже здесь, на не самом высоком уровне, уже ощущалось усиление волнения, а когда тяжелые волны ударялись о стену рифа, через корпус передавался низкий рокочущий гул. К тому времени, когда они снова добрались до фойе главной палубы, течение уже болтало их из стороны в сторону и при каждом тяжелом вздохе через разверстый люк бросало на переборки. Погода на поверхности явно ухудшалась, и Финн с тревогой подумала о болтающейся на поверхности резиновой лодке и полумиле воды, отделявшей их от твердой суши.
Пара молча пробиралась по коридору, упорно борясь с пытающимся оттеснить их назад течением. Финн отдавала себе отчет в том, что отпущенное им время истекает и уже через десять минут у них возникнут серьезные проблемы. Она слышала сотни историй об аквалангистах, находившихся в пределах видимости от поверхности, но так и не добравшихся до нее по той простой причине, что они пробыли под водой слишком долго. Когда запас воздуха иссякает, человек может продержаться лишь до тех пор, пока в его легкие не попадет фатальная доза морской воды. Хорошо еще, что благодаря дыхательным аппаратам им после столь долгого пребывания на глубине не придется при подъеме выдерживать декомпрессионные паузы.
— Худо дело, — пробормотал Хилтс, цепляясь за все, что только можно, чтобы подтянуться к выходу. Наконец ему это удалось.
Финн последовала его примеру и зависла, держась за верхний край широкого люка в борту судна. В проем было видно, что море снаружи ощутимо помрачнело. При сниженной плавучести гидрокостюмов волнение качало их вперед и назад, причем между каждым таким вдохом и выдохом следовала десятисекундная пауза относительного спокойствия.
— Если мы хотим добраться до якорного каната целыми и невредимыми, нам нужно точно рассчитать время, — указал Хилтс.
Трос был надежно закреплен на шлюпбалке, четырьмя палубами выше. Стоило им затянуть подъем вдоль стены корпуса дольше этих десяти секунд, и следующая волна или безжалостно ударит их о корпус, или, наоборот, унесет в пролив.
Вообще-то Финн всегда интересовалась возможностью побывать на Кубе, но прибытие туда в качестве утопленницы, выброшенной прибоем на один из песчаных пляжей, в ее планы не входило.
— Как насчет страховочного шнура? — спросила она. Хилтс покачал головой:
— Нет, он разматывается с ограниченной скоростью и замедлит подъем. Дожидаемся спокойной паузы и всплываем, как будто за нами черти гонятся. Но если почувствуешь приближение возвратной волны, хватайся за что придется и держись изо всех сил. Поняла?
— Поняла.
Оставаясь в проеме, они дождались, когда схлынет очередная волна. Потом Хилтс нажал зеленую кнопку полной плавучести, вынырнул через дыру из корпуса и стремительно всплыл. Он считал про себя, досчитал до десяти и, напрягшись, стал ждать. Волна нагрянула снова, снова сошла, и, как только вода успокоилась, Финн нажала зеленую кнопку на своем гидрокостюме, оттолкнулась ногами и взмыла вверх, туда, где, вцепившись в якорный канат, ее должен был дожидаться Хилтс.
По пути наверх вдоль огромного загибающегося борта девушка решила, что, если его там не окажется, она просто продолжит всплытие, молясь о том, чтобы, вынырнув на поверхность, оказаться на приемлемом расстоянии от надувной лодки. О сотне других возможностей она старалась не думать: ни одна из них не сулила ничего хорошего.
Скользя вверх, она старалась держаться на расстоянии от обросшего водорослями и ракушками корабельного борта, мысленно оценивая силу течения и гадая, успеет ли подняться, прежде чем новая волна шмякнет ее о корпус. В этом случае ее надутый для лучшего всплытия гидрокостюм наверняка будет порван в клочья острыми краями раковин и кораллами, к тому же у некоторых из них, как у медуз, имеются ядовитые стрекательные жала.
Неожиданно девушка поднялась над краем борта, увидела открытую палубу, и протянувший руку Хилтс успел схватить ее за долю мгновения до того, как обоих сильно встряхнула приливная волна. Однако Финн уже успела ухватиться свободной рукой за якорный канат и удержалась.
Наступила недолгая передышка.
— Я уж думала, мне конец, — призналась она, хрипло дыша.
— По правде говоря, у меня тоже появлялись нехорошие мысли, — прозвучал в наушниках перебиваемый треском голос Хилтса. — И нам еще рано праздновать окончательную победу.
Продолжая держаться за канат одной рукой, он другой указал наверх. Финн подняла глаза. В пятидесяти ярдах над ними бушевали и клокотали, вскипая бурунами, волны, и девушка понимала, что это только начало. Надвигался настоящий шторм, и, если они не успеют вовремя укрыться, им не поздоровится.
— Нужно выбираться наверх — сейчас же! — заторопилась она.
— Никаких возражений, — согласился Хилтс. — Двинули!
Выждав, когда позволит тяга воды, они заскользили к поверхности, перебирая канат руками. Как ни удивительно, но поднявшиеся волны не захлестнули, не перевернули и не затопили их лодку. Но, вынырнув на поверхность, Финн поняла, что дела обстоят даже хуже, чем она предполагала. Сквозь бусинки воды на маске она увидела, что горизонт представляет собой сплошную, стремительно приближающуюся стену черных, наводящих ужас туч. Они вынырнули прямо под злобный шквал, который, однако, судя по горизонту, был лишь предвестником чего-то гораздо более страшного.
Хилтс вынырнул рядом с ней, и девушка сдвинула маску на лоб. И он, и она вцепились в боковые канаты надувной лодки, в то время как холодный дождь хлестал их лица розгами ледяных брызг.
И тут — это было невозможно — совсем рядом зазвучал мегафон. Они обернулись на звук и не поверили своим глазам.
В пятидесяти ярдах от них на палубе крейсерской яхты класса «Викинг-56» с надписью поперек транца «Римлянам XII», с мегафоном в одной руке и коротким помповым ружьем в другой, расставив ноги, стоял Рольф Адамсон.
— Мистер Хилтс, мисс Райан! Пожалуйста! Вылезайте оттуда немедленно, я настаиваю. Так ведь недолго и простудиться.