И согласно всем законам о натурализации, и с точки зрения истории культуры, Самуил Маршак был, во-первых, русским еврейского происхождения, а во-вторых, русским писателем и поэтом. Независимо от желаний других людей и даже от своего собственного желания. Впрочем, особого интереса к своим еврейским корням он и сам никогда не проявлял. (Здесь и далее примеч. автора.)
Точнее будет сказать, что такой закон выдумывают полуграмотные люди, дико понявшие данные науки… Но это уже второй вопрос.
Часто приходится слышать рассуждения о необходимости «национального примирения», и что «должны же были дворяне понимать правду народа». Перейдем же от общего к частному: пусть мне объяснят, какую такую «народную правду» должен был постигнуть муж этой женщины, папа убитых девочек, и каким конкретно способом он должен был бы примириться с этими матросами.
Полицмейстером был отец Екатерины Михайловны, жены старого друга нашей семьи, Александра Владимировича Плетнева. Из-за этого ужасного родства она вынуждена была отказаться от сцены. Одаренная певица (меццо-сопрано), она пела с Собиновым, но после переворота о сцене не могло быть и речи. Екатерина Михайловна вынуждена была отказаться от сцены, скрываться в глуши вместе с мужем-лесоводом. Читая это место у Н. Мандельштам, не могу отделаться от мысли: а не был ли это Михаил Владимирович Римский-Корсаков, папа этой достойной женщины?
Против слова «дама» сама Евгения Семеновна, скорее всего, возражала бы. Но посудите сами: не называть же ее «товарищем»?! Расстрельщики в ЧК ей товарищи. Это как у Булгакова: «Помилуйте, ну не могу же я посадить его с гостями?».
Беги, Хаим (идиш).
Не очень понятное место. Где именно предполагается убивать Алексея Турбина? У него дома? Или пригласить его к себе и там убить? Или просто Безыменский такой великий поэт, что вставил слово «дома» для размера, без особого смысла?
Афедрон — задница (греч.).
«День горшочков с мясом» — день в нацистской Германии, когда все люди, независимо от положения в обществе и образа жизни, должны были публично есть за общими столами на улице. Своеобразный способ объединения народа. «Карликом луженая глотка» называли в Германии Геббельса.
Эх! До чего не повезло! Реки — и те неправильные, медленные.
Прекрасный пример небрежности к тому, что выходит за пределы еврейской тематики. Неужели автор не знал, что в эпоху набегов норманнов не было пушек? Знал, конечно, только ему наплевать — что норманны, а что современные шведы. Все они одинаково мерзкие.
Уникальный случай: петербуржец, ненавидящий Петербург! То есть ненависть к Петербургу встречается, но у кого? У малоросса Гоголя, москвича Величанского, у приезжих из Сибири или из Средней Азии. Но петербуржец Белинков — уникален. Как же он ненавидел Россию, несчастный! Какой ад носил в себе, ступая каждый день по люто ненавидимым камням…
Опять же уникальный случай: не знаю другого текста, написанного евреем, где походы вермахта и гибель группы его армий в зимнюю кампанию 1941 года трактовались бы до такой степени сочувственно.
Приходится говорить уменьшительно — ведь речь идет о бронежилете, специально сделанном для ребенка. Платьице, штанишки, бронежилетик… Таковы уж реалии жизни в Израиле.