Это исследование началось в 1985 году, когда я предпринял попытку определить, оказала ли структура еврейского мидраша влияние на катены Про копия Газского.
Анализируя тексты Прокопия, я был поражен многообразием литературных форм, в которые церковь облекала свои толкования Библии. Они варьировались от гомилии, произносимой на школьном занятии, до письма, биографии и истории. В самом деле, в христианских комментариях был задействован весь спектр греко–римских литературных жанров.
В противоположность этому, талмудический комментарий ограничился одной литературной формой — мидрашем, что представляется мне сознательным стремлением палестинских раввинов первых пяти веков нашей эры обособиться в литературном отношении от господствующей культуры. Хотя греческая и римская культуры оказывали влияние на еврейских мудрецов, о чем подробно написано Шаулем Либерманом, последние ограничили свое устное (и письменное) интерпретаторе кое творчество (аггада) одним основным жанром — собраниями мидрашей. Здесь я не касаюсь двух других основных жанров (Мишна и Талмуд).
Эта монография первоначально задумывалась как попытка представить современному еврейскому читателю контраст между церковной литературой и сочинениями талмудистов. Первый издатель книги (на иврите), Меир Айали, советовал мне расширить границы исследования, так что в конце концов книга превратилась в обзор некоторых литературных связей между раввинистическим мидрашем и патристической экзегезой в эпоху поздней античности.
В центре моего внимания были Отцы церкви, родившиеся или жившие в Палестине в III—V в.: Юстин Мученик, Ориген и Иероним. Выдвигая на первый план изучение жанров, я одновременно попытался рассмотреть и другие проблемы, такие, как полемика между двумя религиозными традициями и заимствования из одной в другую. Я убежден, что сравнительное изучение экзегетического творчества в иудаизме и христианстве античного периода чрезвычайно обогащает наше понимание этих религий и самой Библии.
Эта книга с исключительной тщательностью была переведена с иврита на английский Батией Штейн, которой я выражаю свою благодарность, как и редакторам и дирекции издательства SUNY Press за их внимание к рукописи. По сравнению с оригиналом мною не произведено никаких серьезных изменений, за исключением главы 1, которая была переработана из эссе, опубликованного в «Маханаим», № 7 за 1994 год. В английском издании в некоторых местах, где это необходимо, я отхожу от стандартных переводов раввинистических сочинений. В главе 2 содержится обзор раввинистического и патристического литературного творчества, при этом основной акцент делается на содержащихся в них сходных утверждениях об исключительности и уникальности. В главе 3 рассматриваются стили интерпретации, существовавшие в этих двух традициях, причем проводится различие между двумя аспектами: техникой расшифровки текста и теми риторическими приемами, которые использовались для представления полученных результатов. Христианский гомилет, проповедовавший на греческом языке в рамках условности греческой риторики, отличался от еврейского толкователя, проповедовавшего на арамейском (или иврите) перед еврейской аудиторией. Обсуждается контраст между широким разнообразием христианских гомилетических сочинений и весьма однородным стилем еврейских собраний, включающих беседы и комментарии. В этой главе представлены и портреты ведущих христианских ораторов, характеристика же языка их произведений и реально–исторический комментарий к ним откладываются до более позднего времени.
В главах 4—6 предметом исследования является важное сочинение Юстина Мученика «Диалог с Трифоном Иудеем», свидетельствующее о бурной полемике по поводу толкования Писания между христианами и евреями, какой эта полемика представлялась христианину, жившему во II веке. Гомилии Юстина сопоставляются с их аналогиями в Мехильте и Берешит Рабба, для того чтобы подчеркнуть различие в их подходе к общим проблемам толкования Писания.
Главы 7 и 8 посвящены Оригену, одному из духовных столпов церкви, который жил и писал в Кесарии в 30—40–х гг. III в. Ориген чрезвычайно интересовался еврейским толкованием Библии и посвятил жизнь пониманию Писания, в том числе еврейского оригинала. Его гомилии и комментарии, судя по всему, бросали серьезный вызов еврейской общине того времени.
В своем комментарии на Книгу Екклесиаста Иероним приводит большое количество еврейских назидательных интерпретаций, о которых он узнал от своего наставника–еврея. В главе 9 сопоставляется толкование Екклесиаста у Иеронима и у мудрецов Талмуда.
Глава 10 подводит итог описанию полемики по поводу Библии. В этой главе даны также краткие характеристики еще четырех деятелей церкви, при этом акцент делается на жанровом своеобразии их сочинений. Также представлен краткий обзор школ, существовавших в сирийской церкви, и рассказано о двух других авторах–христианах, которые жили в Палестине. В двух приложениях затрагиваются методологические проблемы, возникающие при изучении религиозных споров и экзегезы Писания[1]