– Рабинович, как вы себя чувствуете?
– Не дождетесь!
Еврей прилетает в Израиль. Его встречает многочисленная родня. Он растроган и говорит:
– Наконец я приехал в Израиль и смогу умереть на родной земле!
– Ну…
– Мойше, почем у тебя гробы?
– По пятнадцать.
– Ха, у Рабиновича по двадцать, так там хоть есть где развернуться!
Умирает старый еврей. Приходит раввин, открывает большую толстую книгу и начинает читать над ним молитву.
– Ребе, – говорит старик, – а ведь мы учились с вами в одном классе.
– Да-да. Но не надо сейчас об этом. Подумай лучше о своей душе.
– А помните, ребе, у нас в классе училась Сара?
– Да, но не будем сейчас об этом.
– А помните, ребе, эта Сара была такая эффектная?
– Помню, но подумай лучше о душе, о жизни загробной.
– Так вот, ребе, один раз я ее уговорил, и мы пошли на сеновал, но там было слишком мягко, и ничего не получилось.
– К чему сейчас эти греховные мысли?
– Так вот, ребе, я и думаю: вот если бы тогда положить Сарочке под тохес эту вашу толстую книгу!
Еврей так азартно играл в карты, что умер прямо за столом.
Послали человека сказать жене.
– Я из игорного дома Кацмана.
– Мой муж играет?
– Играет.
– Проигрывает?
– Проигрывает.
– Чтоб он сдох!
– Уже.
– Хаим, ты знаешь, Рабинович умер.
– То-то я смотрю, его хоронят.
Хоронят старого еврея. Он приказал родственникам, чтобы после его смерти к нему в гроб положили тысячу долларов из его сбережений. Родственники запихивают купюры в гроб, они вываливаются наружу, их снова засовывают обратно. Тогда подошел старый раввин и спросил:
– Евреи, шо вы делаете?
– Он завещал положить ему в гроб деньги.
– Я говорю, шо вы делаете?! Выпишите ему чек!
Прощаются два еврея. Один другому говорит:
– Прощайте.
– Почему прощайте?
– Ну, видите ли, может быть, вы ослепнете, и вы меня не увидите или вы умрете, и я вас не увижу.
По улице идет похоронная процессия, в гробу лежит полуживой Рабинович. К гробу подходит Хаим и спрашивает Рабиновича:
– Что здесь происходит?
– Меня хоронят, – отвечает Рабинович.
– Но ты же еще живой!
– А! Кого это здесь интересует?
Идет похоронная процессия. Гроб, однако, несут на боку.
– Рабинович, кого ты хоронишь? – спрашивают главного в процессии.
– Тещу.
– А почему гроб на боку?
– Если нести прямо, она храпит.
– Вы слышали, Рабиновича убили!
– Что, опять?!
– Тише, вот он идет.
– Скажите, сколько у вас стоят похороны по первому разряду?
– Десять тысяч.
– А по второму?
– Пять.
– А по третьему?
– Двести рублей.
– А можно по четвертому разряду?
– Можно, но тогда покойник понесет венок сам.
– Сара, если из нас кто первый умрет – я сразу уеду в Израиль.
Умер Абрам. Надо писать телеграмму родственникам в Израиль.
Для экономии денег пишут кратко:
«Абрам ай».
Приходит ответ: «Ой».
Надпись на надгробной плите: «Сара, теперь ты поняла, что я действительно болел?»
Старый еврей умирает. Перед смертью он зовет к себе внучку и просит ее:
– Скажи маме, чтобы она сделала мне бутерброд с икрой.
Через некоторое время внучка приходит без бутерброда.
– ?
– Мама сказала, что надо оставить на потом.
– Скажите, как Рабинович?
– Он умер.
– Умер-шмумер. Главное, чтобы был здоров.
– От чего умер Рабинович?
– От гриппа.
– Ну грипп – это ерунда.
Умирает старый еврей. К нему приходит сосед и говорит:
– Вот ты, такой-сякой, так плохо прожил свою жизнь, что тебе перед смертью никто даже стакан воды не нальет.
– Вот умираю, а пить все не хочется.
Умирает старый богатый еврей. К нему приглашают адвоката для составления завещания. Адвокат долго не выходит из комнаты больного. Наконец его спрашивают: «В чем дело?»
– Да вот замешкался, не знаю: «ни х…я» пишется вместе или раздельно?
Еврей перед смертью:
– Сара, налей мне чай с двумя ложечками сахара.
– Почему с двумя?
– В гостях я пил с тремя, дома – с одной, а так хочется с двумя.
Умирает старый еврей. У изголовья стоит его жена Сара и скорбит по уходящему мужу.
Он говорит ей:
– Сара, скоро я умру. Я хочу, чтобы ты выполнила мою последнюю просьбу. Я прошу, чтобы, когда меня пойдут хоронить, по одну сторону от гроба шла ты, Сара, моя жена, с которой я прожил всю жизнь. Но я хочу, чтобы по другую сторону гроба шла моя последняя любовница Рива, ты ее знаешь. И тогда я спокойно отойду в мир иной…
Сара, побагровев:
– Чтобы я шла за гробом с этой потаскухой, этой тварью и сумасбродной сукой?!
– Да, Сара. Ты должна выполнить мою просьбу, а иначе я тебя прокляну!
Саpа долго молчала, затем процедила:
– Хорошо. Я выполню твою просьбу. Ho имей в виду: эти похороны не доставят мне никакого удовольствия.
– Двойра, наша тетя Рахиль умерла, вот письмо из Америки.
– Ах, какое несчастье, какое несчастье!
– Погоди. Она завещала нам пять тысяч долларов…
– Дай ей Бог здоровья.
Умерла у Абрама жена. Приходит он в газету – напечатать объявление. Заплатил по минимальному тарифу и дает текст: «Сара умерла».
Ему говорят:
– За минимальную цену вы можете дать четыре слова.
– Тогда добавьте: «Продам „Москвич"».
Встречаются два еврея, один другому говорит:
– Слыхал, вчера Абрам умер? Ты на похороны пойдешь?
– А что мне Абрам, я его и не знал толком, и не уважал. Вот если б ты умер – я бы обязательно пришел.
Умер старый еврей. Вскрыли его завещание, читают: «Дочке моей, Сарочке, оставляю сто тысяч долларов и дом. Внучке моей, Ривочке, оставляю двести тысяч долларов и дачу. Зятю моему, Шмулику, который просил упомянуть его в завещании, упоминаю: привет тебе, Шмулик!».
Муж Двойры уехал по делам. В это время умирает его сестра. Двойра должна сообщить мужу о несчастье очень осторожно, потому что у него больное сердце. Двойра посылает телеграмму: «Сара неопасно заболела. Похороны в четверг».
Умирает старый Исаак. У его постели собралась родня.
– Сара здесь? – спрашивает он.
– Здесь.
– Хаим здесь?
– Здесь.
– Двойра здесь?
– Здесь.
– Мойша здесь?
– Здесь.
– А кто же остался в лавке?!
– Вы не знаете, кого хоронят?
– Какого-то Лейкина, артиста.
– Да-а-а? А разве он умер?
– Ну если только это не генеральная репетиция.
– Алло, Хаим дома?
– Пока да!
– И я могу зайти?
– Только быстро – через час выносим.
Сара на смертном одре.
– Сруль, – обращается она к мужу, – я скоро умру. А ты, едва меня похоронишь, забудешь, какой я была тебе прекрасной и верной женой, и станешь ухлестывать за другими.
– Сара, – успокоил ее Сруль, – сперва умри, а потом мы поговорим.
Верующий еврей Шломо лежит в госпитале при смерти. Его семья пригласила раввина быть с ними в этот тяжелый момент.
Когда раввин встал у кровати больного, состояние Шмуля явно ухудшилось, и он судорожными движениями руки показал, что хочет что-то написать. Раввин с любовью подал ему ручку и лист бумаги.
Шломо из последних сил нацарапал записку и умер. Раввин решил, что сейчас не время читать записку, свернул ее и положил в карман пиджака.
На похоронах, когда он заканчивал свой панегирик покойнику, раввин вспомнил, что на нем тот самый пиджак, в котором он был в момент смерти Шломо. Раввин сказал: «Знаете, Шломо дал мне записку прямо перед смертью. Я ее еще не прочел, но, зная Шломо, я уверен, что она содержит слова утешения для всех нас».
Он развернул записку и прочел: «Ребе, сойди с моей кислородной трубки!!»