«Все! – сказала себе няня. – Пусть он меня уволит. Пусть – убьет. Но этот живописный кошмар уже никогда больше не испугает ни детей, ни собак».

Она собралась уже было покинуть поле неравного боя, да отчего-то притормозила, уставившись на центральный, в синих разводах, кошмар. В голове нежданно всплыла Гена с ее солнцем через снегопад. Совершенно точно зная, что делает, Ника отыскала ярко-оранжевую краску и щедро, не жалея, сдобрила ею синий метельный разгул.

Бросила на пол кисти. Тщательно вытерла ветошью руки.

ЕВР напряженно сидел в гостиной.

«Ждет! – злорадно поняла Ника. – Изнывает от нетерпения! Давай-давай погляди! Узнаешь, как над беззащитной девушкой полгода издеваться».

Гордо задрав подбородок, няня прошествовала мимо подскочившего с кресла хозяина, бросив ему короткое: «Прощайте».

Поднялась в свою комнату. Вздыхая и всхлипывая, стала спешно кидать в чемодан вещи. Сложила. Пристроила портфолио, уселась сверху. Все. Очередной этап ее жизни бесславно закончен.

Куда теперь? К тете Вале? Как? Метро закрыто, подаренного Вовчиком водилу она отпустила, предвкушая романтический вечер в кругу семьи. Такси? Страшновато с вещами…

Внизу в гостиной явственно слышался какой-то шум, пару раз даже упало что-то тяжелое.

«Смотри, как неистовствует! – испугалась Ника. – В состоянии аффекта и убить может!» Девушка красочно представила разъяренного ЕВРа, его горящие глаза, протянутые к ней жесткие, хищные пальцы, свою хрупкую белую шею, зажатую в их смертельных тисках, и – быстро защелкнула дверной замок.

Себя было страшно жалко. Ника шмыгнула носом раз, другой и горько расплакалась. Особенно невыносимо было думать, что она так и не успела дошить придуманную сегодня блузку совершенно оригинального кроя. А теперь уже и не дошьет. И что останется от нее в истории моды?

Только трусы-протез.

В дверь осторожно поскреблись, потом мужской голос, зажатый, глухой, вовсе даже и не похожий на милый баритон ЕВРа, тихонько позвал:

– Вероника…

«Вот он, значит, какой, голос смерти», – равнодушно отметила Ника и заревела еще горше.

– Ника, вы не спите?

Девушка, затаив дыхание, промолчала. Ее сердце билось так часто и так громко, что конечно же ЕВР не мог не услышать этого тревожного буханья. Однако ломать дверь не стал, поостерегшись, верно, разбудить детей, от бессилия лишь громко скрипнул зубами, потоптался под дверью и ушел.

Сидеть на портфолио было очень неудобно, измученная страхом, ожиданием и полной неизвестностью, Ника прилегла на краешек ставшей теперь чужой кровати.

Разбудил ее страшный грохот: ЕВР все-таки решился взломать дверь! Он колотил в нее ногами, да так, что стены ходили ходуном.

«С ума сошел, – констатировала Ника. – Видно, уже про детей забыл».

Стало невыносимо жалко таких родных, таких милых малюток: за что им такая судьба? Сначала бросила мать, теперь вот и отца в психушку упекут. Хорошо если в психушку, а могут ведь и пожизненное заключение дать. За убийство. Хотя… В такой ситуации лучше уж совсем без отца.

Тут же пришло единственно правильное решение: если только она останется жива, то, когда выйдет из больницы, просто усыновит двойняшек!

Дверь потрясла новая серия ударов.

– Ника! – услышала она вдруг родной голосок Марфы. – Хватит спать!

– Ника! Выходи! – вторил Петр. Господи, что же там такое произошло? Может, ЕВР уже на себя руки наложил? А дети-то…

Девушка вскочила с кровати, распахнула дверь, совершенно готовая прикрыть собой невинные создания. Даже от родного отца. Хотя… какой это теперь отец…

Прямо перед дверью стоял сияющий, как начищенный паркет, ЕВР. С огромным букетом цветов. По обе стороны от него цвели радостными улыбками счастливые мордахи двойняшек.

На стенах гостиной снова висели картины. На прежних местах. В прежних рамах. Но теперь вместо привычного мрачного ужаса они излучали восхитительный праздничный свет! Цвета на холстах, перекликаясь друг с другом, дробились и плавились в ярких лучах солнечного утра, создавая в воздухе удивительное радужное свечение. Огромное пространство гостиной, казалось, причудливо пело, звеня голубыми, розовыми, оранжевыми и зелеными бликами.

– Пока, дети, – крикнул счастливый ЕВР, – до вечера! – И заговорщически улыбнулся Нике: – Я ваш должник!

* * *

Долг ЕВР вернул изысканным набором французского парфюма: духи, туалетная вода, дезодорант, молочко для тела, шампунь… Ника вдохнула неземной аромат и поняла: вот он, запах настоящего счастья!

Конечно, прибежала Марфа, и, конечно, няня, не жалея, обрызгала свою любимицу просто с ног до головы. Потратить столько же изысканного чуда на себя пожалела, ненавязчиво мазнув хрустальной пробкой лишь за ушами, запястья, сгибы локтей да застенчивую ложбинку на груди.

– Ника, – требовательно заявила Марфа. – Ты мне топик дошьем или нет? Завтра у Эдика день рождения, а я голая! Там же только и осталось – бренд пришить.

Марфина просьба была исключительно приятна: у девчонки несколько шкафов дорогущих фирменных шмоток, а она хочет в Никином наряде пойти. Понимает!

Через пару минут они увлеченно прилаживали на новый, празднично-блескучий топик Марфуши продолговатый лоскуток ткани размером с двухсантиметровую узкую ленточку, на котором красовались изящно вышитые буквы «VN». «VeroNico». Это была личная авторская марка Вероники. Персональный бренд. С одной стороны, он подчеркивал ее имя, а с другой – сами буквы, летящие, как крылья птиц, символизировали основное направление творчества кутюрье – стильное, современное, изысканное.

Ника этим брендом очень гордилась и свято верила, что когда-нибудь, скоро, он просто взорвет заскорузлый и сонный мир высокой моды. Представлялись многочисленные бутики, разбросанные буквально по всему миру, очереди, просто вываливающиеся на улицу, ажиотажный спрос, предварительные записи на приобретение новых коллекционных произведений, созданных международным модным домом «VeroNico».

Марфа – тому доказательство. Месяца три назад ее одноклассницы чуть не разорвали от зависти на куски сочиненную няней жилетку, с тех пор девочка никакой иной одежды, кроме Никиной, не признавала, справедливо числясь первой лицейской модницей. А восьмомартовская лицейская дискотека принесла ей еще и почетное звание «Мисс Стиль».

Ника сделала последний стежок, перекусила нитку:

– Примерь!

Девочка выглядела обворожительно! Узкие белые брючки, облегающий переливчатый топ с оригинальной кружевной оборкой, кудрявая улыбающаяся мордашка.

– Не девчонка, а картинка! – причмокнула в восхищении няня.

– Кто это тут у нас картинка? – высунул из мастерской голову любопытный ЕВР, увидел дочку, расцвел гордой отцовской улыбкой. – Марфинька, какая же ты у меня красавица! Когда это вы успели по магазинам прогуляться?

– Это мне Ника сшила! – выпалила Марфа и тут же осеклась, виновато глядя на Нику: проболталась…

– Что уж теперь, – махнула рукой Ника, понимая, что тайна раскрыта и скандала не избежать.

– Вероника? – поразился ЕВР. – Этот наряд создали вы?

Ника кивнула головой, боясь поднять глаза, а когда все же рискнула и подняла, обнаружилось, что ЕВР вовсе не злится! Наоборот, вертит Марфушу в разные стороны, разглядывая спереди, сзади, сбоку…

– Так вы еще и шьете? – ЕВР выглядел не просто удивленным – восхищенным! – Постойте, – он уцепился взглядом за только что пришитую тряпочку, – но тут же фирменный бренд! Вы меня разыграли!

– Ничего не разыграли, – бросилась на защиту Марфа. – Это Никин бренд «VeroNico»! Она модельер!

– Что я слышу? – изумился банкир. – Мы живем вместе уже полгода…

«Если бы!» – горько подумала Ника.

– Папа, она просто боялась тебе говорить! Чтобы ты не ругался! Хочешь, я покажу тебе, что Ника мне сшила?

Следующий час полностью ушел на демонстрацию моделей повседневной одежды. Марфа важно выходила из своей комнаты в новом наряде. Как супермодель, выставляя ногу от бедра, гордо шествовала по гостиной, дожидалась, когда восхищенный отец начнет аплодировать, и грациозно упархивала переодеваться. Сияющая Ника просто наслаждалась таким нежданным, а оттого еще более значимым триумфом. Первый в ее жизни показ авторской коллекции проходил с феерическим успехом!

– После небольшого перерыва вам будут представлены вечерние туалеты, – провозгласила супермодель.

– Вероника, – растроганно проговорил ЕВР, – теперь я понимаю, откуда это чувство цвета, пропорций, форм! Я восхищен! Вы – талант! Вас ждет потрясающее будущее!

Ника с удовольствием вслушивалась в такие правильные и своевременные слова, смотрела на разгоряченное, искренне восторженное лицо ЕВРа.

– Вероника… – Он вдруг смолк, словно внезапно осознал что-то важное и не очень приятное. – Вы станете известным модельером, но… – он растерянно развел руками, – мы не сможем больше жить вместе…

– Куда ж я без вас? – успокоила его Ника. – Буду жить вместе с вами и детками в другом качестве! – Даже не стала уточнять, в каком именно, и так ясно – в качестве законной супруги.

– Нет, – гордо произнес ЕВР, – такой жертвы я от вас не приму! Но… – Он едва справился с нахлынувшим волнением. – Если вы все же решитесь променять нас, меня и детей, на славу, – мужчина судорожно сглотнул, – я сделаю для вас все, что в моих силах. Помогу пробиться вашему таланту.

«Господи, – затосковала девушка. – Ну почему все мужики такие убогие? Скажи три слова: „Будьте моей женой“, и все! Никаких проблем!

Ни с детьми, ни с картинами! Только и останется, что славу пожинать. Прямо хоть за него эти слова произноси!»

– Евгений Викторович, – начала она.

– Оп-па! – выскочила из-за двери Марфа. – Начинаем!

На ней уже было то самое знаменитое восьмимартовское платье…

* * *

Девочка прошлась по гостиной, развернулась, продемонстрировав спину, красиво, как истинная модель, застыла, и в этот момент вместе с Жаном и собаками в гостиную ворвалась Генриетта. По-свойски чмокнула ЕВРа в щеку, плюхнулась на диван.

– Детка, – внимательно и заинтересованно оглядела она Марфу, – что за наряд? Папа из Парижа привез?

– Нет! – ответил довольный ЕВР. – Это наша няня сшила! Целую коллекцию одежды для Марфы изобрела.

– А! – улыбка Генриетты мгновенно трансформировалась в ехидную ухмылку. – То-то я думаю: не мог Эжен такое, – она брезгливо шевельнула руками, будто стряхивая с пальцев что-то неприятное, – любимой дочери купить. И вообще, – она повернулась к ЕВРу, – право, нельзя позволять девочке ходить в этом убожестве!

– Не понял… – вопросительно уставился на гостью ЕВР. – Смотри, какой милый кармашек!

– Какая пошлость, – поморщилась Гена. – Это же не карман, это – кошелка! Картошку на огороде складывать.

– Еще чего! – возмутилась Ника. – Картошку в ведра собирают, а сюда и пары штук не поместится!

Этот карман был главной дизайнерской находкой в Марфином платье! Рваной формы, с кисейной вставкой в виде игольчатой медузы… Сквозь легкую пену голубых кружавчиков посверкивал блестящий люрекс с нанизанным на него бисером… Словно кусочек морского дна под лучами солнца!

Марфа, чья чистая детская радость была так грубо и цинично растоптана, едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Не сдержалась. Слезы, крупные, горячие, быстро-быстро закапали из ее больших черных глазенок, расплываясь на алом атласе подола некрасивыми темными пятнами.

– Марфа, – укоризненно качнула головой гостья, – я тебя не узнаю! Мало того что ты позволяешь няньке издеваться над твоим высоким происхождением, так ты еще и полностью разучилась держать себя в руках! Да, Эжен, – негодующе уставилась она на ЕВРа, – ситуация еще более запущенная, чем мне представлялось! Мы теряем детей! Завтра же займусь поисками достойной бонны.

– Разве плохо, что Марфи носит одежду, сшитую Вероникой? – наконец вставил слово ошарашенный разворачивающейся трагедией ЕВР.

– Плохо?! – Гена просто взвилась. Подскочила к плачущей Марфе, приподняла алый шелковый подол. – Отвратительно! Люди нашего круга могут подумать, что у тебя плохо идут дела.

– Почему? – оторопел ЕВР.

– Потому что у успешных отцов дочери не ходят в обносках! – победоносно вскинула голову Гена.

– В обносках? – тонко и возмущенно вскрикнула Марфа. – Да вы! Вы… просто… завидуете!

– Вот что и требовалось доказать, – печально качнула головой Генриетта. – Эта грубиянка – наша маленькая Марфи? Нянька совершенно распустила детей. В результате – у Петра сломана рука, у Марфи совершенно испорчен вкус. Нет, я займусь поисками бонны немедленно! – Гостья шумно выдохнула, снова уселась рядом с ЕВРом. Голосом совершенно теперь иным, сладко-медовым, произнесла: – Мы, наконец, идем?

– Куда? – не понял ЕВР.

– Как это куда? – изумилась Гена. – В казино, конечно! Пора.

– Я не играю в казино, – высокомерно и гордо заявил обиженный за свою семью ЕВР.

– Не поняла… – отстранилась Гена. – Ты получил приглашение? – Она что-то тихо зашептала ему на ухо, откровенно прижавшись грудью к его плечу.

– Что? – ЕВР совершенно переменился в лице. Оно стало заинтересованным, оживленным, будто он слушал сводки с мировых финансовых рынков или говорил по телефону с важным партнером.

– На одну ночь, на личном самолете, – важно кивнула Гена. – Приглашения доставлял курьер.

– Вероника Владиславовна, – взволнованно привстал ЕВР, – мне сегодня доставляли какой-нибудь пакет?

– Понятия не имею! – гордо отозвалась девушка. – Я не почтальонка.

– Жан! – громко позвал ЕВР.

Выяснилось, однако, что и Жан никаких пакетов не получал. Оставалась спросить у кухарки, но ее уже не было. И тут Ника вспомнила: после обеда, отгоняя от себя настырного Дарика, что-то пытающегося ей всучить, она достала из его слюнявого рта какую-то бумагу, не то открытку, не то конверт. Поскольку д’Артаньян был исключительно читающей собакой, в отличие от фетишистки Анжелики, то наличию в его пасти бумаги Ника не удивилась совершенно. Добрая половина ЕВРовой библиотеки носила следы четких Дариковых клыков. Последнее, что он умудрился прочесть, было редчайшее издание биржевого справочника 1897 года. ЕВР тогда страшно расстроился, даже явное пристрастие любимой собаки к финансовой истории России не поколебало его уверенности в том, что книги и Дарик должны существовать раздельно.

Конечно, ризеншнауцер по чтению скучал. Вот, видно, и решил: раз книги не дают, хоть письмо прочту…

Ника чмокнула всхлипывающую Марфу в темечко, сходила на кухню и через секунду вручила ЕВРу невнятные недочитанные останки.

– Вот! – с мерзкой радостью ухмыльнулась Гена. – Еще доказательство тлетворного влияния деревенской простушки! Даже собаки ведут себя уже как безродные дворняжки! Да их вообще усыпить пора!

– Папа! – завопили хором двойняшки. Дарик скосил глаза на Гену и оглушительно гавкнул. Анжелика, мгновенно оторвавшись от любимого мохнатого мячика, встопорщила короткую стриженую шерсть и солидарно рыкнула.

– Ай! – испуганно вскрикнула Гена. – Уберите этих чудовищ!

– Так вам и надо! – мстительно сказала Марфа. – Даже собак довели! Они у нас никогда в жизни ни на кого не рычали!

Гена пришла в себя на удивление быстро. Брезгливо стряхнула с колена невидимую собачью шерсть, повела плечами:

– Знаешь, Эжен, когда дети и собаки поднимают хвост и лапы на взрослых, это признак глубокого внутреннего кризиса. – Скользнула презрительным взглядом по застывшей Нике. – Да и чего, собственно, можно ожидать от дома, где парадом командует неотесанная нянька? Город Ку-ван-дык, – издевательски, по слогам выговорила она. – Одно название чего стоит!

Нике вдруг стало так нестерпимо обидно за свою родину! Даже личное горькое разочарование по поводу кармана куда-то спряталось. Ясной живой картинкой всплыли в голове сонное и ласковое кувандыкское лето, цепочка синих гор, окружающих городок, весеннее кипение черемухи по берегам прозрачной Сакмары и даже бабушкин огород, ухоженный, строгий, с огромными шапками ярких георгинов в палисаднике.

– Будет время, и Кувандык станет столицей! – гордо произнесла девушка. И уверенно добавила: – Но не для вас!

Гена посмотрела на нее с искренним интересом и тут же ехидно скривила губы:

– Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе! – Отвернулась, как от деревянного шкафа. – Ну, мы едем? Время, Эжен, время!

«Да пошли же ты ее подальше! – мысленно заклинала Ника. – Девочку нашу до слез довела, невинных животных обидела!»

– Вероника Владиславовна, – неожиданно повернулся к ней ЕВР. – А поедемте с нами! Детям пора спать, а мы немного развлечемся. Вы бывали в казино? «Монти» – это из лучших! – Он, видно, очень хотел хоть как-то сгладить неловкость ситуации. – Мой деловой партнер и друг прилетел на одну ночь, чтобы встретиться с друзьями. Неформальное собрание самых достойных персон Москвы. Будет интересно!

– Ропшин, – холодно и высокомерно оборвала его Гена, – даже из жалости не следует совершать безрассудство! Интересно, как ты отрекомендуешь Веронику обществу? Няня моих детей? Или, – она откровенно ухмыльнулась, – моя няня? Конечно, это будет сенсация, но тебя вряд ли поймут. Я что-то не припомню, чтобы на закрытую вечеринку кто-то являлся с прислугой. Хочется сделать няньке приятное – своди в «Макдоналдс»! Милочка, – она обратила свою мерзкую улыбку к Нике, – ведь вы обожаете бигмак, правда?

Ника молча ловила ртом неожиданно ставший колючим и жестким воздух. Каждое Генино слово отдавалось в голове как пощечина. Болезненная, хлесткая, обидная. Щеки, она чувствовала, пунцово и горячо закраснелись, глаза сильно щипало.

ЕВР виновато потоптался на месте, усиленно разглядывая паркет, спросил:

– Не хотите с нами? Ну ладно, в другой раз. ЕВР очень быстро переоделся, и они с Геной ушли. Ника уселась на диван и заплакала вслух, тихо и безутешно. Обида, несправедливость, предательство ЕВРа, рухнувшие мечты и несбывшиеся надежды – такой представлялась сейчас неудавшаяся жизнь. Ее-то Ника и оплакивала.

Подошел Петр, протянул няне здоровой рукой несколько ярких коробок:

– Это тебе. Самые лучшие игры.

– Спасибо, Петруша, только я на компьютере почти не умею, – погладила его по рыжему ежику Ника.

– Я научу! – горячо уверил мальчик. – Ты умная, быстро научишься! А еще, – Петр подсел к Нике и потерся лбом о ее плечо, – я такую программу нашел! Модели одежды можно прямо на мониторе конструировать! И эти, как их, калевалы рассчитывать!

– Лекала, – поправила его няня. – Спасибо, мой хороший!

– Ника, – обняла ее с другой стороны Марфа, – Гена злится, потому что тебя папа любит! Ревнует! Она же понимает, что у нее – никаких шансов!

Марфа сказала это так убежденно и так по-взрослому, что невозможно было не улыбнуться.

– Деточки мои! – обняла няня двойняшек. По очереди чмокнула их в теплые макушки и… заплакала еще горше.

Марфа прижалась сильнее, обхватила ручонкой за шею и тоже заревела, да так, что легкая футболка на плече Ники моментально намокла.

– Да ну вас! – обиженно пробасил Петр и тоже откровенно всхлипнул.

Коллективные страдания перекрыл громкий телефонный звонок, на который никто из плачущей троицы не обратил ни малейшего внимания. Минуты через три нескончаемого трезвона явился недовольный Жан.

– Ника, брат звонит.

Девушка только махнула рукой: не могу, мол, сейчас, потом.

– Дай мне! – стремительно выхватила телефон Марфа. И тут же, с непросохшими еще глазами, закокетничала: – Это я, Марфа, здравствуйте! У нас все хорошо, спасибо. Ника? Рядом. Нет, у нее тоже все хорошо, она плачет. – И вдруг ни с того ни с сего выпалила: – А вы можете к нам приехать? Прямо сейчас? Да? Ждем!

* * *

Вероника еще судорожно всхлипывала, не в силах унять просто неиссякаемые слезы, а Вовчик уже был на пороге.

Вошел, не раздеваясь, встревоженный, с недобрым огнем в глазах: «Что случилось? Кто обидел?» Порыскал глазами по сторонам, не обнаружив никого подозрительного, расслабился, уселся за стол.

– Что произошло? Излагайте. Четко и подробно.

Докладчиком назначили Марфу. Потому что от Ники все равно проку не было: произносила одно слово и снова принималась реветь. Марфа же, умничка, с задачей справилась. Ну а Петр выступал в роли группы поддержки. Через пару минут Вовчик узнал и про Гену, и про карман, и про казино, и про Кувандык.

– Значит, ты, сестренка, родину защищала?

– Да! – подтвердила Марфа. – Ника сказала, что, когда Кувандык будет столицей, Гену туда не пустят!

– Правильно, – одобрил Вовчик. – Для крокодилов в Кувандыке не климат. А насчет столицы… – Он задумался. – Вообще-то, можно было бы замутить. Как в Казахстане – Астана. Одно плохо: вся шушера к нам повалит – депутаты, министры, шоу-бизнес. Испоганят все, а там такая природа! Я, когда раньше слышал, что у нас – вторая Швейцария, даже гордился. А потом в той Швейцарии побывал… И что? Да отдыхает Европа перед нашими красотами, отвечаю! Куда, говорите, они намылились? – вдруг переспросил он. – В «Монти»? Бомонд, значит? – Повернулся к Нике. – Так, быстро! Встала, умылась, оделась, напудрилась!

– Зачем? – не поняла девушка.

– Затем. Едем в казино. Близнецы восторженно запрыгали.

– Там закрытая вечеринка, по пригласительным… – пояснила Ника.

– И что? – насмешливо прищурился Вовчик.

– Нас не пустят.

– Что? – Брат взглянул на нее так, что девушка мгновенно осознала: только что она сморозила самую большую глупость в своей жизни.

– Я… Я боюсь… – призналась Ника. – Я никогда в казино не была…

– Веруня, – ласково улыбнулся Вовчик, – ты в детстве в дурака играла?

– А то, – обиделась Вероника.

– В казино – то же самое. Только дураков значительно больше. Собирайся. Или, – он вспомнил Марфин доклад, – тебе надеть нечего?

– Почему это нечего? – снова обиделась девушка.

Вначале она натянула шелковые черные брюки и черную же блузку-разлетайку.

– Не пойдет, – забраковал Вовчик. – Не на похороны едем. Ярче что-нибудь. И откройся побольше. Чего скрывать, когда есть что показать?

– Надень то новое, голубое, – предложила Марфа, – ты в нем просто Белоснежка!

Этот вечерний туалет Ника сочинила недавно. Ярко-голубое, как ее глаза, платье задорно открывало длинные ноги слева, а к правой стороне косо, до самого пола, удлинялось возрастающей по ширине кружевной белой оборкой. Оборка, взвихривая подол, волнисто уходила на спину и вновь появлялась уже на открытом плече, создавая у самого лица невесомую пену кружев, подчеркивавшую и нежный румянец щек, и яркую синеву глаз, и заиндивелость пушистых ресниц.

Вовчик восхищенно цокнул языком, показал большой палец:

– Класс! Будешь сегодня королевой бала, отвечаю!

Марфа с Петрушей восхищенно причмокивали.

– Ника, – серьезно обратился к ней Петр, – папе не забудь показаться! Он от такой красоты с ума сойдет!

– Ага! – подтвердила Марфа. – И Гена тоже! От зависти!

– Отставить! – скомандовал Вовчик. – Две психушки на одно казино – это перебор.

– Ну пожалуйста, – попросила Марфа. – Хоть одну для Гены можно вызвать?

– Попробую, – серьезно пообещал Вован и щелкнул Марфу по носу.

* * *

В казино Ника действительно не была ни разу.

Вовчик, увидев, что Ника немного отошла от переживаний, серьезно сказал:

– Ты на ЕВРа с этой грымзой не очень-то злись. Наоборот – пожалей. Они ведь и знать не знают, что такое родина.

– Как это? – возмутилась Ника. – А как же «Утро красит нежным светом»? А у Газманова – «Москва – звонят колокола»? Они что, телевизор не смотрят?

– Да нет, – терпеливо продолжил Вовчик, – асфальт, сестренка, не может быть родиной, на нем ничего не растет! А они в детстве, кроме асфальта, ничего и не видели! У ребенка, сама знаешь, должна быть своя полянка в лесу, где можно за жуками наблюдать, свой камешек на речке, чтобы трусы сушить, березка там, любимая, сарай какой-нибудь секретный, чтоб от взрослых спрятаться… Нет, Вер, точно говорю: убогие они, их пожалеть надо!

Пожалеть ЕВРа Ника была готова прямо сейчас. И изо всех сил. Останавливало одно – его отсутствие.

– Владимир Владимирович, – изогнулся в подобострастном поклоне мощноплечий охранник, распахивая дверь лимузина, – давненько вы нас не баловали! Совсем заработались!

– Редко на родине бываете, Владимир Владимирович, – радостно укорил галунистый, как конфетная коробка, швейцар, – скучаем за вами! Вы с дамой сегодня? Счастье-то какое!

– Сестра! – гордо представил Вовчик, пропуская Нику вперед. Сунул в ненароком раскрытую швейцарскую ладонь какую-то зеленую бумажку. Страж повторно счастливо расцвел и вытянулся по стойке «смирно».

Ника сразу завертела головой, отыскивая ЕВРа, но вокруг роилось столько известных лиц, что она и думать о нем позабыла. Политики, актеры, члены правительства. Она то и дело дергала брата за рукав: «Смотри, Киркоров! Ой, а это – Лада Дэнс! А это кто? Неужели сам Хреновский?»

Вован снисходительно улыбался и еще крепче сжимал Никин локоть. Они не успели оглядеться, как их заметили. И то, что началось дальше, ввергло Нику в состояние суеверного и почтительного ужаса. Пришлось пару раз ущипнуть себя за ухо: не спит ли?

К Вовчику один за другим подходили те самые люди, которых Ника привыкла видеть на телеэкране и само нахождение рядом с которыми представлялось истинным чудом.

– Владимир Владимирович, – подскочил этот, с козлиной бородкой, в очочках, похожий на Троцкого из старого бабушкиного учебника. – Посмотрели проект? Может, пора самому на подпись отдавать?

– Не суетись, – лениво хлопнул его по плечу Вовчик. – Занят был. Погляжу.

– Конечно, конечно, – заверил «Троцкий». – Дайте знать, когда изучите…

В центре зала у игровых столов народу толпилось еще больше.

– Хочешь сыграть? – предложил брат.

– Нет! – испугалась Ника. – Ни за что!

– Тогда понаблюдай за этими придурками – любопытно! И не трясись, как курица на насесте! – Вовчик уловил ее страх. – Ты тут самая красивая! Отвечаю.

И словно в подтверждение его слов на них, точно огненная комета, налетел главный демократ страны.

– Владимир Владимирович, рад видеть, – тряс он руку Вовчика, не сводя при этом восторженных глаз с Ники. – Откуда такой бриллиант? Какое лицо! Какие глаза! А фигура! Настоящая русская красавица! Познакомь!

– Остынь, Адольфыч, – строго сказал Вовчик. – Это моя сестра.

Хреновский поглядел на Нику с нескрываемым уважением.

– И ты ее столько времени прятал? Как вас зовут, чудесное создание? – Он ласково овладел Никиной рукой.

– Вера, – смутившись, ответила Ника.

– Вера… – Хреновский в восторге прикрыл глаза. – Какое имя! В нем – вера, надежда, любовь…

– И мать их, Софья, – добавил Вовчик.

– Да-да, – не дал себя сбить депутат. – Верочка, у меня к вам серьезное предложение!

– Адольфыч, ты не понял? – Вован бесцеремонно отобрал Никину ладошку у Хреновского. – Или опять уши не вымыл? А серьезные предложения – лично мне, письменно, через секретаря. Порядка не знаешь?

Что ответил депутат, Ника не услышала, потому что именно в тот момент увидала ЕВРа. Он стоял к ним спиной в компании двух импозантных мужчин. Рядом с ним, буквально повиснув на его рукаве, извивалась Гена. Один из собеседников ЕВРа заметил Вовчика, радостно, во весь рот, улыбнулся и, раскинув руки, пошел к ним.

– Вот и хозяин! – тоже улыбнулся Вован. Как показалось Нике, вполне искренне. Мужчины крепко обнялись. – Моя сестра, Вероника, знакомься, – представил Вовчик.

– Очень рад, – незнакомец вежливо поцеловал руку, – Дмитрий.

Компания, с которой он только что беседовал, развернулась, видимо любопытствуя, кому это хозяин вечеринки так обрадовался.

ЕВР даже потер глаза, решив, что няня ему привиделась. Гена же как раз несла в рот оливку на крошечной вилочке. Да так и не донесла, так и застыла с черной каплей ягоды на щеке, как с уродливым родимым пятном, будто ее прошил мгновенный сильнейший столбняк.

– Не знал, что у тебя есть сестра… – Дмитрий смотрел на Нику ласково и восхищенно. – Вы совершенно не похожи! А почему вы никогда не бываете в свете?

– Она у меня девушка правильная, – сообщил Вовчик, – трудящаяся. Хочет всего добиться сама.

– Правда? – Дмитрий посмотрел на нее с уважением. – Это редкость.

Ника лишь молча улыбалась, по-прежнему не сводя глаз с ЕВРа. ЕВР же пожирал ее взглядом так, что Нике немедленно захотелось, чтобы все это – красивое, сверкающее, богатое – куда-нибудь исчезло, например испарившись, и они с ЕВРом оказались бы в уютной гостиной их дома. Так и подумалось: не у Ропшина, не на рабочем месте, а именно – дома…

Вовчик отследил направление ее затуманенного взора, кивнул ЕВРу, незаметно развернул Нику к нему спиной и продолжил диалог с хозяином.

– Вероника, можно вас пригласить на танец? – улыбчиво спросил Дмитрий.

Вовчик мгновенно сделал стойку, закаменел лицом. Вопросительно глянул на Нику: «Пойдешь?» Честно говоря, Вероника не очень знала, как себя следует вести, поэтому легонько кивнула: вроде да, а вроде и нет. Хозяин же истолковал ее жест однозначно. Ласково приобнял за талию и увлек в соседний зал.

Здесь было полутемно, лишь по углам таинственными звездочками мерцали свечи да легкий полусвет шел откуда-то из-под пола. В углу, тоже почти невидимый, играл оркестр. Музыка, легкая, сладкая, обволакивающая, туманом стелилась прямо по полу, световыми потоками струилась вверх, к потолку, и исчезала там, в невидимой высокой дали.

– Вероника, – Дмитрий отстранил ее от себя, посмотрел прямо в глаза, – вы – чудо! Поверьте, я давно не видел такой естественной, такой чистой красоты. Ваш брат – он преступник!

Ника обмерла: значит, тут все знают, кто такой Вовчик! От страха и ужаса она даже остановилась. Руки неприятно вспотели, в животе ожило какое-то колющее и режущее чудище.

– Он скрывал от общества такое сокровище – вас! – закончил фразу Дмитрий.

«Фу, – выдохнула Ника, – ну нельзя же так пугать!»

В этот момент на фоне светлой арки входа она увидела ЕВРа. Он вглядывался в полумрак, словно пытаясь кого-то найти.

«Меня! – Сердце Ники радостно и заполошно забилось. – Меня!»

ЕВР и в самом деле увидел сладкую парочку. Решительно шагнул к ним:

– Дмитрий, извини, там премьер приехал…

– Вероника, простите ради бога! – засуетился хозяин. – Я должен встретить! Женя, – попросил он ЕВРа, – побудь с моей дамой, я ненадолго.

– Конечно! – ЕВР мгновенно перехватил Нику за талию, прижал к себе и повел в нежном, медленном танце.

Он все время хотел что-то сказать, Ника чувствовала и как могла старалась ему в этом помочь, незаметно поглаживая пальцами широкие плечи, ненароком, чуть сильнее, чем того требовали приличия, прижимаясь к нему бедром. Закончилась одна мелодия, началась другая, потом третья. ЕВР наконец решился:

– Вероника, я и не подозревал, что вы такая красавица. Вы произвели просто фурор! Среди этих размалеванных, насквозь лживых созданий ваша естественность, она… как глоток воздуха в душной комнате, как стакан воды в пустыне, как луч света в темном царстве…

Ника смотрела в его темные блестящие глаза: так близки они не были ни разу!

– Вероника… – ЕВР трепетно сжал ее пальцы.

– Что я вижу, Эжен, – бесцеремонно дернула его за плечо невесть откуда взявшаяся Генриетта. – Люди решают деловые вопросы, выпивают с премьером, а ты снова со своей нянькой. Мало того что она проникла сюда неизвестно как, да еще в этом ужасном безвкусном платье, так она еще и элементарно не дает тебе работать!

ЕВР смутился, а Нику будто обдало кипятком из прорванной трубы.

– Ладно, – махнула рукой Генриетта, – что с тебя взять? Один раз на шлюшке женился, второй раз этот подвиг повторить хочешь?

ЕВР побелел, это было видно даже в темноте танцевального зала.

– Заткнись! – грубо сказал он.

Гена замолчала от неожиданности, хлопнула ресницами и произнесла вдруг тихо, даже виновато:

– Женечка, прости, пожалуйста, сама не знаю, что на меня нашло. Просто… тебя там премьер искал…

Втроем они вышли из полумрака на яркий свет. ЕВР, извинившись, тут же двинулся к одному из столов, а Гена, хватко уцепив Нику за локоть, ласково, как затаившаяся подколодная змеюка, прошипела:

– Мне с тобой поговорить надо.

Не ожидая ровным счетом ничего хорошего, Ника вопросительно подняла на нее глаза.

– Слушай меня внимательно. Предлагаю взаимовыгодный обмен. Я тебе – ЕВРа, ты мне – брата.

– Как это? – тупо уставилась на нее Ника.

– Очень просто. Ты делаешь так, чтобы Владимир Владимирович на мне женился, а я дарю тебе Ропшина в вечное пользование. – Гена заговорщически ущипнула Нику за бок. – Тихушница! Столько времени брата скрывать! Тем более такого! Может, ты сама на него глаз положила?

– Да ты что! – ужаснулась Ника.

– Короче, делаем так: вы с ЕВРом линяете домой, а Владимир везет меня.

– А если он не захочет?

– Что? – Гена смерила ее высокомерным и презрительным взглядом. – Тебя не спрашивают! Твое дело – поддакивать.

– Нет, – решительно отказалась Ника. – На это я пойти не могу! – Повернувшись, резко рванула от Гены и тут же угодила прямо в объятия раскрасневшегося и веселого Хреновского.

– Верочка! – ласково охватил он ее своими клешнями. – У меня к вам исключительно деловое предложение.

Ника тоскливо застыла, подозревая еще один подвох.

– Ваше лицо, ваши глаза… Они ранили меня в самое сердце, и конечно же, если бы не суровость вашего брата, которого я искренне уважаю и даже люблю, я бы… – Глазки главного либерала масляно заблестели, губы сладострастно изогнулись, он почти потянулся к Нике, но страшным усилием воли взял себя в руки. – Простите. Вы так обворожительны, что я едва сдерживаюсь!

– Предложение, – напомнила Ника.

– Что? А, да! Вера! – Он торжественно приосанился, подобрал вываливающийся из брюк живот. – Я предлагаю вам стать символом нашей партии! Представьте, – лицо Хреновского стало одухотворенным, глаза заблистали нездешним, почти космическим светом, – ваши портреты во всех уголках страны! На плакатах. Телеэкранах. В газетах. На рекламных щитах! Мы с вами покорим мир! Ваша красота и моя харизма обеспечат НДПР мировое господство.

Ника беспомощно оглянулась, словно отыскивая, к кому бы обратиться за помощью.

– Вера! – вновь повернул ее к себе Хреновский, еще пуще приосанился и загремел на весь зал, раскатисто, мощно, будто стоял не в вальяжном казино, а на привычной думской трибуне. – Вы – символ русской красоты, и вы достойны стать лицом всей России!

Вокруг них стал собираться заинтересованный народ.

– Вы живете в Париже? – очень тихо, почти шепотом, спросил он.

– В Москве, – пролепетала растерянная Ника.

– Понимаю! – снова загремел депутат. – Заграница своими грязными щупальцами забирает от нас все лучшее! Но женщин, наших, русских женщин, ей у нас не отнять! Когда я приду к власти…

Вокруг них уже собралась целая толпа.

«Вовчик, – беспомощно оглядывалась Ника, – где ты?»

От веселящейся публики отделилась Генриетта, подошла к Хреновскому:

– Петр Адольфович, я правильно поняла, вы хотите сделать символом нашей великой России вот эту содержанку?

– Какую содержанку? – не понял Хреновский, раздосадованный тем, что его пламенная речь, собравшая такое число слушателей, столь цинично прервана.

– Вот эту! – Гена ткнула длиннющим острым ногтем прямо в Нику. – Это няня детей Ропшина, безграмотная девушка из провинции, неудачница. Ропшин из жалости взял ее на содержание…

Блистательное общество зашумело.

Неведомо откуда взявшийся Вован грубо дернул довольную Генриетту за руку, что-то тихо и коротко сказал ей на ухо. Гена побледнела, зашаталась…

– Нет, – покачал головой Хреновский, – содержанки нам не нужны… Я боролся и буду бороться за искоренение этой заокеанской заразы!

Империалисты всех мастей хотят превратить наших русских женщин в товар…

– Так, Адольфыч, ша! – громко и грозно приказал Вован. – С каких пор ты слушаешь полоумных баб? – Он показал на Гену. – Или это новая доктрина твоей партии? – Хреновский непонимающе заозирался по сторонам, переводя глаза с Ники на Гену и обратно. – Ты поверил, что моя сестра может быть содержанкой?

Толпа снова стихла, ловя каждое слово непонятного зрелищного спектакля. Хреновский стушевался, но ненадолго. Парламентская школа давала себя знать.

– Владимир Владимирович, – торжественно провозгласил он. – Я прошу твоего согласия на то, чтобы Вера, этот прекрасный невинный цветок, стала символом моей партии!

Вовчик тщательно и любовно сложил увесистый кукиш, медленно и молча поднес его к носу депутата. Улыбнулся:

– Пойдем, Адольфыч, выпьем за твой очередной облом и за мою красавицу сестру! – Обернулся к барной стойке. – Всем – шампанского! За здоровье моей сестры!

Общество, неожиданно лишившееся увлекательного зрелища, недовольно зашелестело, но тут же удовлетворилось предложенным хлебом: официанты уже разносили шампанское.

– Вовчик, – попросила Ника, как только смогла выговорить слово, – пожалуйста, отвези меня домой, я сейчас тут умру…

– Верунь, – ласково чмокнул ее в наморщенный лоб брат, – погоди чуток, мне надо еще кое-чего кое с кем перетереть.

– Тогда я сама! – шмыгнула носом девушка. – На такси!

– Стоять! – скомандовал Вован. – Тебя отвезут. Только смотри мне, не реветь и не расстраиваться! О тебе теперь неделю вся Москва судачить будет. Отвечаю! А с этой, – он кивнул на неподвижно сидящую, с вытаращенными глазами, Гену, – я еще разберусь.

* * *

Утром, как только дети проснулись, было решено переселиться в загородный дом. ЕВР ни свет ни заря улизнул на работу, поэтому в семейном совете не участвовал. Собак никто не спросил, Жан как раз в это время их выгуливал, поэтому решение было принято единогласно. Во-первых, хватит дышать выхлопными газами. Во-вторых, в Песчанке, где стоял ЕВРов особняк, уже собралась вполне достаточная компания двойняшкиных сверстников, ну а в-третьих, туда не могла, когда ей вздумается, приезжать Гена.

Сборы были недолгими, путь до загородного поселка – тоже, и уже часа через полтора Ника, выпроводив счастливых собак и детей во двор, раскладывала по шкафам привезенные вещички.

Загородный дом Ропшиных был светел, просторен, двухэтажен и уютен. ЕВРов друг, архитектор, спланировал все так, что высокие окна первого этажа будто бы переговаривались друг с другом, поэтому все пространство просто искрилось от света и солнца, создавая ощущение радости и благополучия. И Ника, порхая из комнаты в комнату, кружась под музыку солнечных лучей и оконных радуг, вскоре и думать забыла о ночном приключении, словно и не с ней это было, словно в коротком сне привиделся ей неуклюжий ночной кошмар, и не напугал даже, а так, заставил пару раз екнуть сердечко…

День прошел мило и славно, и уже часам к одиннадцати передышавшие кислородом дети, равно как и очумевшие от воли собаки, мирно спали. То же самое сделала и Ника: все-таки последние ночи выдались не очень спокойными, и потраченную энергию требовалось восполнить. Она заснула быстро и сразу – крепко, даже сны не снились. А проснулась совершенно неожиданно оттого, что чьи-то жадные горячие руки забрались к ней под одеяло и бесстыдно хозяйничали на ее теле. Сначала она испугалась, но тут же расслабилась, поняв: ЕВР! Он все-таки приехал, не смог сдержаться, а уж приехав…

Не открывая глаз, она гибко потянулась к нему всем телом, нашла губы, открыла глаза…

И прямо перед собой увидела конопатое лицо Жана. Веки его были прикрыты, на губах блуждала похотливая улыбка…

– Ах ты гад такой! – с силой оттолкнула его Ника. – Да я тебя сейчас по стенке размажу! Фрикасе прокисшее!

– Ты что? Я же к тебе с серьезными намерениями! Предложение хотел сделать. Руки и сердца.

– Вот обрадовал! – съязвила Ника. – Сначала, значит, меня, сонную, невинности хотел лишить, а потом в ЗАГС повести?

– Какой невинности? – оторопел Жан. – Ты же замужем уже была!

– И что? – Ника даже в кровати подскочила от возмущения. – Да ты хоть знаешь, что женщина, когда влюбляется, снова становится невинной?

Этого Жан, разумеется, не знал. Даже не предполагал. Поэтому надолго замолчал.

А Ника в очередной раз подумала, что судьба обходится с ней не слишком справедливо. Липнут все кто ни попадя, и Жан туда же. Сопляк ведь, младше Ники на целый месяц, ни денег, ни кола ни двора. Ни профессии. Хотя нет, профессия как раз у Жана имеется: переводчик с французского. Потому-то его мажордомом и взяли.

– Ты что же себе такое удумал, – принялась отчитывать Жана Ника, – что я с тобой при детях малолетних развратом заниматься буду?

– Почему при детях? – пробубнил сладострастник. – Они спят, я проверил.

– Да при чем тут сон? Раз хозяина нет, то все можно? Бесстыжие твои зенки! Я тебе практически как мать, а ты на меня, сонную, полез. Решил воспользоваться моим затемненным сознанием.

– Каким? – совершенно обалдел Жан.

– Фрейда читать надо, помогает! Собрался, значит, все тридцать три удовольствия поиметь? И работу, и деньги, и усиленное питание, и шикарную любовницу?

– Кого это? – опешил Жан. – Гену, что ли?

– Наглец! Меня, конечно! А если я завтра все ЕВРу расскажу?

– Не надо! – взмолился Жан. – Пожалуйста! Сама знаешь, чего только между своими не случается!

– Ага, – согласилась Ника. – Даже секс!

– Ника! – почти закричал Жан. – Я же, правда, жениться хотел! Думаешь, я не вижу, как ты за ЕВРом увиваешься? Да он на тебе никогда не женится! Не пойдет на такой мезальянс!

– Куда не пойдет? – насторожилась девушка.

– Ну вот. Лишнее доказательство… – Жан горько усмехнулся. – Мезальянс – это неравный брак.

– Не умничай, – поставила няня мажордома на место. – Сейчас модно, когда разница в возрасте. Подумаешь, старше на десять лет! Что, из-за этих предрассудков не выходить за него замуж и сделать его пожизненно несчастным?

– Ника! – Жан в отчаянии застонал. – Мезальянс – это когда женятся представители разных социальных групп. Допустим, богатый академик – на бедной безграмотной уборщице!

– Ну, знаешь, и наш ЕВР не академик, и у меня высшее образование имеется! Все, вопрос закрыт. – Ника решительно прекратила дискуссию. – Иди отсюда! Жених…

– Я-то уйду, – мстительно пригрозил Жан, – а ты век в старых девах сидеть будешь!

– Это ты, малыш, переборщил! – Ника злорадно улыбнулась. – Замуж-то, может, я и не выйду, но и в старых девах точно не останусь!

– Стой, – насильник опешил, – а невинность?

– Иди уже, чудо французское! – легонько пнула его под зад няня. – Куда тебе нас, русских девушек, понять! Не дорос еще!

* * *

ЕВР примчался на следующий вечер рано, еще и рабочий день не закончился. Счастливый, взволнованный, будто за день активы банка утроил. Чмокнул детей, потрепал за уши собак и заговорщически отозвал няню:

– Вероника Владиславовна, хочу поделиться с вами радостью!

Чужую радость Ника разделить была готова всегда, но тут немного насторожилась: от чего мужик так светиться может? Не от производственных же успехов! Значит, какое-то значительное событие в личной жизни произошло.

– Вероника, – ЕВР нежно схватил ее за плечи, – вы принесли мне счастье! – Уселся на диван, усадил ее рядом. – Вам, конечно, знакома такая фамилия – Ркацители?

Увы, это алкогольное имя было Нике совершенно неведомо, но что ж теперь на всю Песчанку об этом кричать? Девушка согласно кивнула.

– Вчера ко мне домой заявился Хреновский. Ради вас, кстати, но об этом – потом! С ним был Зураб Ркацители!

ЕВР замолчал, будто заново переживая волнительные моменты недавней встречи, а Ника с обидой подумала: вот когда один из политических лидеров страны ради нее бросает Россию и летит сломя голову в дом ЕВРа, об этом, конечно, можно сказать вскользь, сославшись на потом. А когда какое-то неизвестное лицо кавказской национальности по имени Зураб приходит вместе с ним, так это – глобальное событие!

– Этот великий человек сразу, с первого взгляда, обратил внимание на мои работы! – ЕВР просто расцветал на глазах, как пион в вазе. – Его поразили масштабность моего видения, глубочайшее проникновение в суть вещей, но главное – он был совершенно покорен цветовым решением моих полотен!

«Ясно, – подумала Ника. – Еще бы! Видел бы этот Алиготе их раньше…» – Вероника, – ЕВР смущенно взял девушку за руку, – надеюсь, вы не будете на меня сердиться? У меня не хватило духу признаться, что основной цветовой элемент в полотна внесли вы… Зураб так восхищался, а я так давно ждал признания…

– Успокойтесь, Евгений Викторыч! – Ника ласково и длинно посмотрела на ЕВРа. – Это же ваши работы. Ваш пот, ваша кровь. Ваши ум, честь и совесть. А я… я просто внесла в них немножко души. Вашей души, которую вы ото всех скрываете!

ЕВР молча и благодарно влажнел глазами. Данный поворот темы представлялся совершенно неожиданным, а оттого еще более приятным. Ника же, сама от себя не ожидавшая такого неслыханного благородства, уловив реакцию ЕВРа, мысленно поставила себе в личной книге рекордов и достижений жирный плюс. Подумала и пририсовала второй.

– Этот гениальный художник, этот скульптор космического масштаба сегодня приедет к нам сюда, чтобы поговорить со мной о персональной выставке. Вероника! – ЕВР торжественно встал, а поскольку Никина ладошка по-прежнему находилась в его руке, ей пришлось встать тоже. – Я хочу, чтобы в этот исторический для меня момент вы были рядом!

– Только в этот момент? – уточнила девушка. – Потом – не надо?

– Надо! – уверенно кивнул ЕВР. И Ника счастливо поняла, что настал тот самый миг, которого так ждала. – Все время надо, пока они не уедут! – закончил ЕВР.

– Кто они-то? – уныло спросила няня, тягостно тоскуя, что ЕВР ее снова не понял. Долдон несчастный!

– О, я не сказал! Простите! – Ропшин снова лобызнул ладошку, теперь уже вежливо, холодновато, будто деловому партнеру. – Зураб приедет вместе с Хреновским. Пойду переоденусь! Встречу, так сказать, коллегу по цеху в общепринятой униформе!

Ладно, – подумала Ника. – Встретим и этого алкоголика, и этого депутата. Раз ЕВР помчался переодеваться, значит, и мне не грех.

* * *

К моменту приезда дорогих гостей суета, организованная безмерно счастливым хозяином, достигла апогея. Жан в четвертый раз переставлял приборы на столе, дети, принаряженные, умытые, скучали на диване. Марфа без конца оправляла на себе восьмомартовское платье, Петруша вертел шеей, жестко упакованной в новую белую рубаху, и ныл, что неудобный смокинг сильно давит ему на больную руку. Даже собак принарядили! Дарику нацепили ярко-красную бабочку, а к рыжей шерсти Анжи удивительно подошел ярко-зеленый пластиковый бантик от торта, завалявшийся с прошлого лета в Марфиных игрушках. Сам ЕВР, заламывая талантливые руки, прыгал от одного окна к другому, боясь пропустить торжественный въезд гостей.

Ника после долгих раздумий облачилась в длинное, почти до пола, черное платье с фигурным, в форме сердца, декольте и ослепительно-белой розой на плече. Дети, увидев ее, восторженно ахнули, а хозяин, остановив свое броуновское движение, застыл как громом пораженный. Открыл было рот, чтобы изречь что-то соответствующее моменту, да как всегда не успел: под окнами раздался тягучий и противный автомобильный гудок.

Двойняшки, собаки и Жан выстроились в одну торжественную линию по центру, чтобы дружно поприветствовать дорогих гостей. Ника же пикантно уселась в светлое кресло, выгодно оттенявшее ее стройный силуэт.

Первым, понятное дело, ворвался Хреновский. Мгновенно углядел сидящую в кресле Нику, не обратив никакого внимания на торжественную шеренгу встречающих, стремительно пересек гостиную и бухнулся перед ней на колени.

– Фемина! Красавица! Белиссимо! Шарман! Файн! Зе бест!

– Здравствуйте, Зураб Ркацетелевич! – дружно грянули дети. – Рады вас приветствовать… – И недоуменно сникли, увидев, что Жан трагически машет руками.

Мажордом, как персона, политически подкованная, понял, что это никакой не скульптор, а самый настоящий Хреновский.

Собаки тихонько завыли.

– Молчать! – махнул в их сторону, не оборачиваясь, видный депутат. И тут же продолжил: – Вера! Я не могу спать! Не могу есть! Я не могу спасать Россию!

Ника с сомнением поглядела на его сытое лоснящееся лицо, прикинув, что для спасения России не грех и похудеть, дабы быть поворотливее.

Хреновский набрал в грудь очередную порцию воздуха…

– А вот и мы! – радостно и громко провозгласил ЕВР, вводя под руки крупного седого старика явно кавказской наружности.

Жан сделал детям знак рукой.

– Здравствуйте… – тихонько пискнула дисциплинированная Марфа.

Петруша гордо промолчал, Дарик оглушительно тявкнул.

– Готовились-готовились к встрече великого человека, а как увидели – засмущались! – по-прежнему радостно улыбаясь, объяснил ситуацию ЕВР. – Знакомьтесь, это мои дети – Марфа и Петр, Жан, наш мажордом, а это – наша няня Вероника Владиславовна.

Старик церемонно поклонился, скользнул взглядом по двойняшкам, подозрительно покосился на собак и как крючками зацепился глазами за Нику.

– Зураб! Это она! – неловко и тяжело поднялся с колен Хреновский. – Какой типаж! Разве это не лицо всей России? Чистое, одухотворенное, патриотическое! Ты просто обязан ее написать! Я плачу!

– Напишу! – пообещал Ркацители. – Я всех напишу. Очень хороший ракурс, ты на коленях перед всей Россией. Это символично. Только… – Он задумался. – Где-то я уже это видел… А! Вспомнил! Это же моя скульптура – Ленин на коленях перед мировой революцией…

– Склеротик, – махнул рукой Хреновский. – У тебя наоборот – Ленин душит гидру мировой контрреволюции…

– В чем разница? – высокомерно осведомился Ркацители. – Главное, какой смысл вкладывает творец в свой шедевр. Когда я для Америки ваял Петра Первого…

– Ой, я вас узнала! – громко обрадовалась Марфа. – Вас по телевизору часто показывают! Вы все время Петров делаете! Я нашего Петьку вами пугаю: говорю, будешь зазнаваться – таким же станешь!

– Да, деточка, это мои работы, – самодовольно погладил Марфу по голове скульптор. – Разбираешься в искусстве, умница! Как, говоришь, тебя зовут?

– Марфа! – подсказал счастливый ЕВР. – В честь знаменитой Марфы Посадницы. А это сын – Петр. – Он выдвинул перед собой мальчика. – В честь нашего общего кумира, великого реформатора Петра Первого.

– О! – важно удивился скульптор. – Весьма похвально! Назвать детей в честь лучших представителей нашей национальности!

ЕВР благодарно и согласно кивнул.

Ркацители, повесив голову набок, внимательно разглядывал детишек. Отошел влево, потом вправо. Быстрым движением схватил двойняшек за руки и переставил к окну. Увидев, что вечернего освещения недостаточно, пошарил глазами вокруг, нашел выключатель, щелкнул клавишей. Гостиная озарилась ярким праздничным светом огромной хрустальной люстры.

– Вот! – патетично и громко воскликнул мэтр. – То, что нужно! Я буду их лепить!

Почтительное молчание было ему ответом. Собравшиеся понимали, что присутствуют при уникальном событии – рождении новой шедевральной идеи.

Первой не выдержала Анжи. Она громко, во всю пасть, зевнула и подошла к скульптору. Подняла любопытную рыжую голову, высунула длинный ярко-розовый язык и выразительно произнесла: «Ав».

– Собаки? – вопросительно поднял кустистые брови Ркацители. – Неожиданный ход. Надо подумать.

Он стоял посередине комнаты, высокий, крупный, седой, сам – живая скульптура, и напряженно размышлял.

– Да! – снова вскрикнул он. – Я скажу новое слово в прочтении русской истории! Петр Первый и Марфа Посадница. Символ нерушимого единства партии и народа.

– Какой партии, НДПР? – заинтересовался Хреновский.

– Молчи, невежа! – прогремел художник. – Марфа Посадница была представительницей одного из первых прообразов политических партий. Петр же, наш великий и могучий Петр, делал все для того, чтобы русский народ встал на одну ступень с образованными народами Европы.

– Слушай, Зураб, – нимало не смутился Хреновский. – А может, все-таки наоборот? Марфа, как женщина из народных глубин, пусть символизирует народ, а Петр – правящую партию. Мне кажется, такая трактовка в нынешней политической ситуации более уместна.

– Думаешь? – Ркацители пожевал сухими губами. – Пожалуй. А впрочем, – он снова пристально взглянул на застывших детей, – какая разница? Если народ и партия едины, кто из них кто – не так уж и важно.

– Гениально! – выдохнул восхищенный ЕВР.

– Да-да, – согласился скульптор, – конечно. – Его мысли, это видели все, парили уже не здесь. Их высокий полет вершился в неведомых, недоступных обычному сознанию далях и весях. – Бойль и Мариотт! Станиславский и Немирович-Данченко!

– Минин и Пожарский, – робко подсказала Ника.

– Именно! – внимательно посмотрел на нее Ркацители. – Марфа и Петр будут тоже стоять на Красной площади. И своим величием затмят эти уродливые, низкопробные фигуры!

– Постойте… – Ника, получившая нежданное одобрение, осмелела. – Но они же – дети! Они – маленькие!

– В этом и есть гениальность моей находки. – Мэтр снисходительно махнул рукой. – Кому нужны штампы? Кому нужны взрослые, отягощенные пороком лица? Нет, я вылеплю Петра и Марфу именно детьми, с чистым, невинным челом, на котором будет запечатлена вся их будущая великая судьба! Начнем прямо сейчас!

– Но у Петруши рука в лангетке… – робко вставил ЕВР. – А снимут лишь через неделю.

– Неважно! – Голос скульптора гремел, как духовой оркестр на параде. – Сломанная рука – тоже символ! Он означает, что с самого детства этот гигант мысли делал все своими руками! А Марфа, – он вперился немигающим взглядом в испуганную девочку, – Марфа должна быть со сломанной ногой!

– Зачем? – обмерла Ника.

– Милочка, – наставительно поднял палец мэтр, – искусство требует гармонии символов!

Марфа – это народ, и этот народ болен! Он не может идти семимильными шагами в правильном направлении, потому что его быстрые ноги сломала продажная чиновничье-олигархическая клика. – Ркацители трагически сжал губы, выдержал паузу. – Но народ выздоровеет! – вдруг оглушительно, точно сто военных оркестров, загремел он. – Кости срастутся! Он встанет на обе ноги. И тогда – держись, Россия! Тебя ждет великое будущее!

Хреновский смахнул скупую восторженную слезу. Похоже, из всех присутствующих он – единственный – в полной мере осознал величие замысла гениального Зураба. Остальные потрясенно молчали.

– Не хотите ли вы сказать, – первой пришла в себя Ника, – что Марфиньке надо сломать ногу для реализма?

– Не надо, – тихонько заныла девочка, – не хочу…

Петр же, напротив, обрадовался:

– Ага, вот тогда узнаешь! И дразниться не будешь.

Девочка развернулась и изо всей силы треснула брата по голове. Анжи и Дарик весело запрыгали, подозревая, что началась общая веселая игра.

– Значит, так, – решительно выступила Ника, – вы как хотите, а я категорически против! Что за искусство такое, когда надо дите мучить? Только через мой труп! – Она подошла к двойняшкам и крепко прижала их к себе, наглядно подтверждая сказанное..

Мэтр посмотрел на Нику с удивлением и жалостью.

– Кто это? – задумчиво спросил он.

– Няня… – растерянно объяснил ЕВР.

– Хорошая композиция, – продолжал разглядывать Нику и детей Ркацители. – Мать-Родина благословляет своих детей на подвиг, предчувствуя их трагическую судьбу…

ЕВР наконец пришел в себя:

– Может быть, мы обсудим все за ужином? Прошу! – И он открыл двери в столовую.

Первыми повскакивали собаки, за ними двинулся мэтр. Общее торжественное шествие нарушил громкий телефонный звонок.

– Не бойтесь! – чмокнула двойняшек Ника. – Я вас в обиду не дам! – И направилась к телефону.

Звонил Вовчик. Голос его звучал радостно, но одновременно несколько тревожно. Сообщив Нике, что должен уехать из страны по срочным делам, брат, смущаясь, попросил:

– Сшей еще парочку… Не заказывать же мне у портного!

– Конечно! – сразу поняла Ника. – Что там пару-тройку, я тебе дюжину сострочу! Не стирать же каждый день одни и те же!

Подобное искреннее взаимопонимание сестры чрезвычайно обрадовало Вована.

– А когда пошьешь? Я завтра вечером улетаю, успеешь?

– Ой, Вовчик. Я бы и сегодня сшила. Да у нас гости! К ЕВРу Ркацители заявился, а с ним Хреновский!

– Пристает? – быстро спросил Вовчик.

– Пытался…

– Так, сейчас я их выставлю!

– Ой, не надо! – испугалась Ника, представив, какой трагедией это будет для ЕВРа. – Скульптор к Ропшину по серьезному делу!

– Вот пусть делами и занимаются, – отрезал Вован и бросил трубку.

Ника едва успела войти в столовую, как снова зазвонил телефон. На этот раз – мобильный Хреновского. Депутат глянул на дисплей и тут же поднес трубку к уху:

– Весь внимание, Владимир Владимирович! Рад, очень рад!

– Путин, что ли? – прошамкал набитым ртом Ркацители.

Хреновский отрицательно помотал головой, глубокомысленно поднял глаза к потолку, показывая: бери выше. Несколько секунд внимательно слушал телефон, потом вытянулся по стойке «смирно»:

– Понял! Слушаюсь! Будет сделано. Засунул телефон в карман, тяжело осел на стул, хрустящей крахмальной салфеткой вытер мигом вспотевшее лицо.

– Кто? – с интересом снова спросил скульптор.

– Вован Орский, – задумчиво проронил Хреновский.

– А-а… – уважительно и понимающе протянул Ркацители. – Понятно…

За все оставшееся время депутат не взглянул на Нику ни разу! Был непривычно тих и задумчив. Разговор как-то сам по себе ушел от темы новой скульптуры и наконец завязался вокруг того, о чем ЕВР так страдал, – его творчества. Ника потихоньку отправила из-за стола детей, следом улизнули собаки, а потом – и сама Ника. Все-таки обещание, данное Вовчику, надо было выполнять, а времени оставалось не так уж и много. Не ехать же брату за границу без трусов!

* * *

Следующая после этой памятной встречи неделя оказалась на удивление сонной и тихой. ЕВР был по горло занят и в Песчанку не приезжал, дети целыми днями пропадали на улице, а Ника занималась любимым делом – придумывала новые модели.

Загородный дом Ропшина располагался на огромном участке. В Кувандыке, как прикинула Ника, на этой площади разместилось бы с десяток обычных огородов. Тут же ни о каком подсобном хозяйстве речь не шла. Вокруг дома – красивые клумбы. Деревья аккуратно подстрижены и оттого какие-то ненатуральные. Всякие альпийские горки, одна даже с настоящим ручейком. Ну и, понятное дело, парочка белоснежных беседок, чтобы на вольном воздухе предаваться шашлыкам и мечтаниям.

Пространство за домом было вообще неухоженным. Недостроенный теннисный корт и огромное поле, покрытое редкой зеленой травкой. Меж травы то там, то сям корявились непонятные углубления, будто кто-то бестолковый накопал лунок для картошки, причем не по-умному, а редко, неэкономно, а посадить в них корнеплоды вообще забыл! Поэтому собаки, носясь по полю, то и дело в эти дырки проваливались, потом жалобно поскуливали и прихрамывали. Хорошо, что дети туда забегали редко. А вдруг?

Нике, как няне, разумеется, полагалось следить не только за воспитанием двойняшек, но и за их безопасностью. Поэтому в один из вечеров она решительно взяла лопату и закопала коварные углубления. А пока копала, в голову пришла просто гениальная мысль: устроить тут пару грядок для зелени – петрушки и укропа. Можно еще и для кинзы. Двойняшки травку очень любят, все равно кухарка каждый день в соседнем Жмуркине зелень покупает, а тут вырастет своя.

За умеренную плату в твердой валюте, исчисляемую двумя бутылками водки, жмуркинский доброволец Василий вскопал длинные аккуратные грядки. Он же принес и семена.

Двойняшки к титаническому труду няни отнеслись совершенно равнодушно, никакой тяги к работам на земле не проявив. Ладно, подумала Ника, подождем всходов. Ребята, конечно, заинтересуются: как это из черного «ничего» вырастает вкусная и полезная травка? А там, глядишь, и сами захотят к растениеводству приобщиться.

В пятницу на все выходные собирался приехать ЕВР, и Вероника готовилась продемонстрировать хозяину свои аграрные и землеустроительные достижения. Однако значительно раньше ЕВРа в Песчанку прикатил доктор и снял с Петруши надоевшую лангетку. Лучше бы не снимал…

* * *

Вестником беды стала взъерошенная Марфа, примчавшаяся с улицы:

– Ника, Дарик сбежал!

– Как это он с закрытой территории мог сбежать? – не поверила Ника. – Забор – вон какой! – И тут же ахнула, сообразив: – Вы что, собак на улицу с собой взяли?

– Это все Петька! – сдала брата Марфа. Выяснилось, что приехали на велосипедах пацаны из Жмуркина с собакой. Расхвастались, что Жучка все команды на раз выполняет. Петр, понятное дело, решил продемонстрировать собственные достижения. Привел Анжи с Дариком, хотя Марфа очень возражала. В чистом поле у жмуркинской околицы устроили собачьи соревнования. Анжи принимать в них участие наотрез отказалась, устроившись в холодке под деревом, а Дарик как с ума сошел! Видно, перед Жучкой выделывался. И барьер брал, и мяч приносил, и «сидеть-стоять-лежать» делал. Даже голос по команде подавал! Потом жмуркинские собрались домой, Жучка, понятно, с ними. Дарик завыл, заскулил и… как сиганет за приглянувшейся подругой! Все. Как его Петр с Марфой ни звали, не вернулся. Марфа тут же Анжи домой привела, а сами снова кинулись в Жмуркино, Дарика возвращать. Но те же ребята сказали, что Жучка куда-то сбежала, и Дарик с ней.

– А вдруг он убежит далеко и потеряется? – хлюпала носом Марфа.

– Где этот дрессировщик? – грозно поинтересовалась Ника.

– Петька на дороге стоит, ждет, что Дарик вернется.

– Ага, и невесту приведет…

Няня уже поняла, в чем дело. Вот так рвануть за сучкой Дарик мог только в одном-единственном варианте и теперь будет бегать за ней, пока не удовлетворит внезапно вспыхнувшую страсть. Хорошо, если Жучка ответит взаимностью…

Жмуркино, где покупали зелень и молоко, было настоящей деревней. С пыльными корявыми улицами, разномастными домами, крашеным штакетником и большими ухоженными огородами. На краю деревни, где мимо приземистых домов, красиво огибая их, змеилась нарядная лента асфальта, упирающаяся прямо в ворота престижной Песчанки, сверкала чисто отмытыми стеклами и красно-желтыми стояками колонок бензозаправка. В самом же центре деревни размещался второй не менее значимый признак цивилизации – громадный супермаркет. В прошлой жизни супермаркет был не чем иным, как военным ангаром. Ушлый жмуркинский предприниматель, по случаю ставший хозяином этого сооружения, умудрился перевезти его в центр деревенской площади, подремонтировал, подкрасил, обозначил праздничной вывеской «Супермаркет „Лабаз“» и развернул оживленную торговлю.

Жмуркинцы своими достопримечательностями очень гордились: наличие заправки и супермаркета напрямую сближало их с недалекой столицей. Вроде все есть, как в Москве, а воздух – чистый!

Через час беспрерывных поисков Ника и дети с пристрастием допросили всех: и аборигенов, и дачников, и даже случайных автовладельцев на заправке. Черного породистого ризеншнауцера с коричневым кожаным ошейником, отзывающегося на кличку Дарик или д’Артаньян, никто не видел.

Самым странным выглядело то, что пресловутая Жучка оказалась дома, встретив поисковиков громким недовольным лаем из своей будки. Оказалась она кривонога, лопоуха и брехлива, и Ника в которой раз поразилась, насколько слепа бывает любовь.

Вконец отчаявшись, поисковики присели на толстое бревно, насмерть перерезавшее одну из жмуркинских переулочных магистралей. Над деревенской улицей висела жарким облаком сонная тишина. В далеком-далеком небе проплывали, будто дразнясь, пушистые облачка, контуром своим весьма напоминавшие исчезнувшего Дарика, только совершенно белые.

– Так, прочесываем еще раз, – приняла трудное решение Ника. – Марфа – налево, Петр – направо, я – обследую деревню со стороны огородов. Дарика все время кричать по имени. Громко, не стесняясь. И давать команду «Ко мне».

– Он ее никогда не выполнял, – грустно признался знатный дрессировщик.

Ника сделала вид, что не услышала: только пораженческих настроений им сейчас не хватало!

– После прочесывания своих участков встречаемся тут же, на бревне, – дала последнее указание суровая няня и двинулась по переулку к последнему дому, чтобы начать обследование своего квадрата.

Почти все огороды с этой задней стороны были огорожены невысоким старым штакетником, и все пространство жмуркинских дворов просматривалось как на ладони: разнокалиберные сараи, разномастные же баньки, баки для полива на каждом участке. В целом – очень похоже на Кувандык.

В предпоследнем дворе, самом неухоженном и захламленном, уже прикидывая, как докладывать ЕВРу о понесенной потере, Ника вдруг увидела Дарика. Пес грустно ходил вокруг кособокой собачьей конуры, волоча за собой тяжелую ржавую цепь.

Видно было: ризеншнауцер пребывает в крайней стадии депрессии, навсегда простившись со счастливой вольной жизнью. Конечно, поняла Ника, пес вполне раскаялся в содеянном: время было, – только в позднем раскаянии мало толку…

– Ах ты, кобелище несчастный! – перелезла через невысокий забор девушка. – Говорят же умные люди: остерегайтесь случайных связей! Хорошо, добрый человек нашелся, подобрал тебя, беспутного, да на цепь посадил! А мог ведь и на живодерню сдать!

Дарик счастливо слушал нравоучения Ники и демонстрировал удивительную солидарность, изо всех сил молотя коротким хвостом по конуре.

Распутать тяжелую цепь с маху не получилось.

– Сиди смирно! – приказала няня счастливо подтявкивающему псу. – Попрошу хозяев, чтобы сняли с тебя кандалы!

* * *

Она миновала баньку и уже была на полпути к дому, когда за спиной омерзительно заскрипела дверь и раздался хриплый голос:

– Стой, стрелять буду.

Ника послушно подняла руки и осторожно повернулась.

На пороге баньки стоял мужик. В черных, широченных, за колено, семейных трусах, растянутой грязной майке, всклокоченный, злобный. На ногах – обрезанные по щиколотку валенки. В руках – страшная огромная двустволка.

Хорошо, что Ника выросла не в Париже! Наметанным глазом оглядев хозяина, она сразу поняла, что тот мается давним и тяжелым похмельем, а в таком состоянии прицелиться грамотно просто невозможно! Тем более что на ружье, как тоже обнаружилось, вовсе отсутствовал спусковой крючок.

– Здравствуйте! – расплылась в лучшей своей улыбке Ника. – А я как раз хозяев ищу! Хочу поблагодарить, что собачку нашу подобрали и сохранили! Отстегните, пожалуйста, цепь, я его заберу!

– Щас! – хмуро пообещал мужик, не трогаясь с места. – А бабки?

– Какие бабки? – вполне натурально удивилась Ника.

– Простые! Я вашего кобеля ловить и кормить не нанимался. Он меня вон как за ногу прихватил – ходить не могу! – Страдалец указал на обширный, недельной давности синяк, уже выцветающий на тощем колене.

– Ох, извините, конечно! – заторопилась Ника. Достала из кармашка сарафана кошелек – хорошо, взять догадалась, – выудила сотенную, вежливо протянула хозяину поместья.

Мужик презрительно покосился на бумажку, перехватил поудобнее двустволку.

– Что, мало? – сообразила Ника.

Извлекла из кошелька вторую сотню. Последнюю. Кроме нее оставалась пятисотенная, но это, если справедливо рассудить, слишком жирно. Даже за героическое спасение блудной собаки.

Жмуркинский гегемон равнодушно проследил за Никиными манипуляциями и хрипло сказал:

– Иди отсюда, пока не стрельнул! Сотней отделаться решила! А то я не знаю, чей это кобель! Да твой банкир приедет, по стенке тебя размажет, что собственность не устерегла! А я кобеля завтра на базар отведу, за доллары продам! Будет чей-нибудь другой дворец сторожить.

Ника представила гордого д’Артаньяна на местном невольничьем рынке, где торговали блохастыми котятами да рахитичными щен ками…

На вдохновенном лице мужика светилась просто классовая ненависть.

– На! – Девушка вытащила из кошелька заветную пятисотку, для наглядности перевернула портмоне. – Все, ни копейки больше нет. Семьсот рублей!

– Когда будут, тогда и заходи, – равнодушно пригласил мужик. – А щас – вали! – И он снова навел на Нику ружье.

Дарик, сообразив, что час освобождения откладывается на неопределенное время, тоскливо завыл.

– Ах так? – В Нике проснулась природная решительность и отвага. – Не хочешь деньги – бесплатно заберу! – Она подошла к несчастному псу и снова попыталась отстегнуть цепь.

Мужик исподлобья наблюдал с крыльца. Даже не пошевелился. Правда, ружье для удобства зажал под мышкой.

Узел цепи был стянут крепко. Сама же цепь уходила под конуру, выныривая из-под нее сзади, опоясывала коренастый столб, к которому крепилась толстая веревка с застиранными простынями. Конец невольничьих кандалов, продетый в массивное кольцо, закрепленное на столбе, оказался замкнут на невероятных размеров амбарный замок.

Что делать, как быть дальше, Ника не представляла, зная совершенно точно одно: родное существо в плену оставлять никак нельзя!

– Пока! – весело помахала она мужику. – Молодец, крепко приковал! Смотри, чтоб не сбежал! Учти, обратно мы его не возьмем! Я-то хотела тебе деньги дать, чтоб ты его подальше отвез! Жрет три раз в день сырое мясо – не напасешься, а не дашь – на людей кидаться начинает. Так что ты осторожнее.

Мужик, судя по всему, Никину находчивость не оценил, потому что никак не отреагировал.

Потрепав рыдающего Дарика за холку, девушка громко сказала: «Прощай» – и едва слышно добавила: «Готовься! Скоро вернусь».

Д’Артаньян, поддерживая конспирацию, заголосил еще пуще.

* * *

Двойняшки понуро сидели на бревне. Рядом с ними грустил местный приятель, у ног которого в мягкой пыли лежала равнодушная Жучка.

– Ну что? – вскинулись дети.

– Тс-с! – Няня приложила к губам палец. Шепотом, чтобы никто не услышал, пересказала все, что удалось узнать.

– Давай отдадим ему деньги! – горячо зашептала Марфа. – У меня есть!

– Нет, – покачал головой рассудительный абориген, хозяин Жучки. – Это Жорка-живодер. Он собак ловит, потом на шапки пускает!

– Ника! – закричала Марфа. – Надо папе звонить!

– Побежали скорей! – подхватился Петр.

– Хорошо, – няня внимательно посмотрела на детей, – звонить будете сами, а заодно и расскажете, как Дарик тут оказался.

Двойняшки приуныли: выводить собак с территории коттеджа ЕВР запретил строжайше! Равно как и уходить самим детям. Тем более в Жмуркино.

– Ладно, – пожалела всех вместе – и отца, и детей – Ника. – У меня есть план. Цепь там ржавая. Сама видела. Если Дарик как следует рванет, то она не выдержит.

Крадучись, короткими перебежками, спасатели добрались до искомого забора. Дарик настороженно стоял у будки, интуитивно вглядываясь именно в ту сторону, откуда должна была прийти помощь.

Первым вдоль забора прошел Петр, будто прогуливаясь, и ласково позвал: «Дарик, ко мне!»

Пес стремительно рванулся, но тут же был отброшен назад коварной цепью.

Следом на дело скользнула Марфа. Птичкой пролетела мимо ограды, на ходу тоненько голося: «Даричек, миленький, ко мне!»

Грозный д’Артаньян любил Марфу, пожалуй, больше всех домочадцев, но тяжелые оковы оказались сильнее родственной любви. Пес огорченно и жалобно залаял.

Ника сидела в засаде, ожидая результатов и готовясь к последнему, решительному броску. Рядом, удерживаемая строгой рукой хозяина, попискивала сексапильная Жучка.

– Ну, – девушка крупно перекрестилась, – вперед! – И издав невнятный боевой клич, кинулась к штакетнику.

За ней, оглушительно и пискляво тявкая, понеслась секс-бомба Жучка. В тон ей завопили, не справившись с нечеловеческим напряжением, двойняшки.

Услышав столь мощный хор, Дарик победно рыкнул, рванул изо всех своих недюжинных кобелиных сил…

Раздался какой-то тупой скрежет, потом оглушительный треск, и освобожденный пленник помчался к свободе огромными тяжелыми прыжками. Вслед же за ним, оставляя рваный след в молодой зеленой поросли, неслась собачья будка. За будкой, будто пытаясь до нее дотянуться и остановить, подпрыгивая, торопился вывернутый из земли столб, превращая малорослые картофельные посадки в пыльную пустыню. А уж за столбом, символизируя полное и безоговорочное поражение мучителя животных, парламентерским белым колером колыхались, опадая и воспаряя вновь, пристегнутые прищепками простыни…

Картина была настолько впечатляюще прекрасной, что спасатели грянули громогласное и раскатистое «Ура!». Жучка, испуганная невероятным в родном тихом Жмуркине грохотом и криком, бросилась наутек.

Дарик со всего размаху перемахнул забор. Будка, увы, прыгать не умела, а посему застряла на вражеской территории, прервав стремительный марш-бросок отважного пса. Ризеншнауцер недоуменно остановился, и в этот момент Жучка убежавшая уже довольно далеко и почти невидимая в разросшемся бурьяне, жалобно, но весьма призывно тявкнула.

Д’Артаньян вскинул лобастую голову, мощно напрягся и пошел на финишный спурт!

– Ты смотри, прямо как мушкетер за Констанцией! – восхитилась Ника.

Будка еще раз громко ударилась о забор, раздался невероятной силы треск, и старый штакетник плашмя рухнул на дорогу. Будка снова понеслась за Дариком, подпрыгивая на ухабах, с каждым новым прыжком отторгая от себя составные части.

– Стой! Куда? – закричала Марфа, видя, что Дарик в запале проскочил ожидающих родственников. – Мы здесь!

Двойняшки бросились наперерез, надеясь перехватить мохнатое тело блудного сына. Дарик промчался мимо, даже не задержавшись для благодарности…

И Ника с ужасом поняла, что этот лохматый паршивец, этот недорезанный мушкетер несется отнюдь не в лоно родной семьи, а к той же самой кривоногой лопоухой зазнобе, из-за которой чуть не принял мученическую смерть.

– Ах ты, миледи подлая! – грозно завопила няня, понимая, что они снова теряют не только пса, но и все собственные героические завоевания, включая изничтоженную собачью будку, поверженный забор и чужие простыни.

Жучка шмыгнула в какую-то щель последнего огорода, Дарик, конечно, прыгнул за ней. И тут – о чудо! – столб, тот самый, корявый, толстый, с волочащимися тряпками, мертво встал перпендикулярно забору, начисто лишив очумевшего от вожделения пса возможности дальнейшего преследования объекта пламенной страсти.

Ризеншнауцер горестно и громко заскулил, не понимая, кто посмел так коварно и подло вмешаться в его победную гонку за простым кобелиным счастьем. Подскочили двойняшки и Ника. Выволокли из дыры тяжело дышащего, скулящего от жестокого неудовлетворения пса.

Марфа принялась его целовать и тискать, Ника же с Петром осматривали нечаянные трофеи. Будки, как таковой, уже не существовало. А вот столб – присутствовал. И то, что осталось от простыней, – тоже. Причем столб и Дарик по-прежнему были скованы намертво.

Где-то сзади, еще невидимый, но уже вполне ощущаемый, осознавши масштабы потерь, топотал с криками «Перестреляю» давешний мужик. Его можно было понять: за несколько коротких минут лишиться не только перспективной собаки, но и будки, забора, постельного белья…

Главное – избежать прямого физического контакта, как опытный педагог, решила Ника. Быстренько отцепила простыни: чужого не надо! Показала двойняшкам на столб:

– Петр – справа, Марфа – слева, я – по центру! Раз, два, взяли! Дарик, вперед! Домой!

Столб оказался страшно тяжелым, но пес, очевидно осознав всю глубину своего безнравственного падения, несся к свободе стремительно и мощно. То есть степень тяжести столба несколько сглаживалась скоростью передвижения. Преодолели огороды, бравурно топая, оставили позади ленту асфальта, решительным марш-броском напрямую пересекли подвернувшееся под ноги поле. К воротам Песчанки подлетели мощной сплоченной боевой группой, готовой в случае чего на решительный таран. Охрана, издали оценив опасность их слаженного наступательного порядка, спешно раскрыла ворота и спряталась в будку.

– Стоять! – закричала Ника, увидев, что они проносятся мимо собственного дома, и скомандовала детям: – Бросаем на счет три! Три!

Столб покатился по дороге, зацепился за выступ ограды. Тяжело дышащий, со страшной белой пеной на черной разгоряченной морде, д’Артаньян остановился.

В дырке ограды меж толстыми прутьями торчала довольная рыжая мордаха встречающей победителей Анжи. Эрдельтерьерша поприветствовала воссоединение семьи радостным взлаиванием.

* * *

– Быстро во двор, – подняла Ника детей, без сил плюхнувшихся прямо на землю.

Закрыли калитку. Столб остался снаружи, Дарик – внутри. Несколько долгих минут доминирующим звуком в обширном дворе ЕВРова особняка было тяжелое, учащенное дыхание смертельно уставших людей и собаки.

Идиллию заслуженного отдыха прервал Жан.

– На кого вы все похожи! Быстро мыться, скоро ЕВР приедет – звонил…

– Жанчик, – попросила Ника. – Придумай, как нам Дарика от кандалов освободить, ты же мужчина…

Жан приосанился. Внимательно осмотрел фронт предполагаемых работ. Загрустил:

– Тут, пожалуй, сварка нужна…

– Так ищи. Чего стоишь? – разозлилась няня. – Долго собака надругательство над личностью терпеть будет?

Сама она, честно говоря, оставила бы бесстыжего, развратного пса в ржавых кандалах минимум на полгода. Если бы, конечно, ЕВР не должен был подъехать с минуты на минуту. А ему об этом их приключении знать совсем не обязательно.

Жан справился с поставленной задачей на редкость быстро – видимо, вполне осознал важность момента.

Сварщик умело раскатал шнур:

– Куда подключаться?

Увы, все розетки находились в доме и до них провод не дотягивался.

– Удлинители есть? – поинтересовался сварщик. – Или за своими идти?

– Есть, есть! – заторопился предприимчивый Жан. – Сейчас!

Когда наконец из трех нашедшихся в доме удлинителей была создана приемлемая электрическая цепь, Дарик с Анжи вдруг заволновались. Ризеншнауцер придвинулся вплотную к забору, словно мечтая слиться с ним навеки, а солидарная Анжи прыгала вокруг приятеля, создавая совершенно ненужный ажиотаж.

– Марфа, уведи Анжелику! – приказала Ника. – Дарик, успокойся, больно не будет.

На эту реплику гордый мушкетер так громко и обреченно завыл, что у присутствующих заложило уши.

– Где резать? – спросил сварщик. – У самой шеи или у столба?

– Посередине! – распорядилась Ника. – Марфа, Петр, Жан, держите собаку.

Указанная троица подошла к несчастному Дарику и мощно навалилась на него всей массой своих тщедушных тел. Пес, осознав, что пришел его смертный час, решил встретить его стоя, с гордо поднятой головой. Он громко и грозно рыкнул и одним мощным движением сбросил с себя всех троих. После победы над будкой, столбом и забором это оказалось сущим пустяком!

– Поверните его задом! – скомандовала Ника. – Эх, ну ничего без меня сделать не можете! – Она решительно шагнула к собаке, махнув рукой сварщику: – Начинай!

Обняла Дарика за мощную шею. Марфа с Петром держали пса за талию. Жан обхватил заднюю часть. Ризеншнауцер крупно и часто дрожал.

Щелкнула кнопка аппарата, замигал в сгущающихся сумерках, заискрился спасительный голубой огонек.

– Ну-ну, Дарик, – уговаривала Ника. – Ты же у нас храбрец. Не переживай!

Голубой огонек разгорелся ярче, превратившись в аккуратный небольшой факелок. Сварщик поднес его к цепи. Опустил.

Что-то оглушительно треснуло. Раз! Еще раз! Голубые звездчатые искры стремительно полетели со всех сторон – снизу, сверху, сбоку. Секунда – и все погасло.

Воздух вокруг мгновенно стал темно-синим, будто сразу наступила ночь.

– Твою мать! – выругался сварщик. – Все вырубилось!

– Эй-эй, потише! – строго оборвала его Ника. – Тут дети! Давай быстрей!

– Чего давать? – ухмыльнулся работяга. – Электричество гикнулось!

Только тут девушка сообразила, почему так разом стемнело: вокруг не горела ни одна лампочка. Ни в доме, ни на крыльце, ни во дворе.

– Что случилось? – заволновались дети, по-прежнему крепко обнимая несчастного пса.

– Ника, – отчего-то шепотом обратился к ней Жан, – смотри, лампочки просто разлетелись…

– А почему? – так же тихо поинтересовалась Ника.

– Видно, напряжение скакануло, вот система и не выдержала! Сейчас ЕВР приедет, а у нас…

– Что тут происходит? – весело поинтересовался до боли знакомый всем присутствующим голос. – Чего так темно?

ЕВР стоял у калитки, за ним маячил кто-то еще, неразличимый в сумерках.

– Где дети? Где собаки? Почему отца никто не встречает?

Марфа отпустила Дарика и робко поковыляла к калитке. За ней послушно поплелся Петр. Ника с Жаном тоже встали.

Дарик, освобожденный от наскучившей опеки, тоже поднялся, низко опустил голову, помотал ею, легонько погромыхивая кандалами. Потом сделал два точных движения лапами. По одному на каждую. Еще раз тряхнул лохматой головой.

Цепь, сковывающая собачью шею, юркой змейкой скользнула вниз и, тихонько звякнув о землю, застыла неопрятной ржавой кучкой железа.

– Дарик… – ахнула Ника, единственная из присутствующих наблюдавшая этот волшебный процесс. – Ты сам? – И тут же страшно, просто до невозможности, разозлилась на эту мерзкую, лицемерную собаку. – А раньше не мог?

– Ника, – прошептал Жан, оказывается, тоже видевший этот собачий фокус. – У него от переживаний просто морда похудела, вот оно и снялось!

Счастливый свободный пес степенно подошел к хозяину и ткнулся лбом в его колени, приветствуя.

Все-таки свет вырубился вовремя. Иначе пришлось бы объясняться с ЕВРом, отчего у них всех такие глупые и удивленные лица.

– Кто-нибудь мне объяснит, что случилось? – продолжал допытываться ЕВР, поглаживая мохнатого любимца.

– Да… это… у нас тут ворота плохо закрывались, – на ходу стала сочинять Ника. – Вот мы… сварку… А она – раз!

– Ясно… – кивнул ЕВР. – У нас же есть специальная линия для энергоемких приборов. А я вам не сказал. Забыл! Ладно, сам виноват! С калиткой-то разобрались?

– А то! – солидно доложил сварщик. – Как новенькая!

ЕВР вытянул из кармана купюру, вложил в руку счастливого профессионала:

– Спасибо! Щиток не посмотрите? Приговор специалиста после осмотра щитка был неутешительным: от скачка напряжения расплавились автоматы и кое-где погорела проводка.

– Что же мы всю ночь без света будем? – растерялась няня.

– Ура! – закричали дети, предвкушая вечернее приключение.

– Ну вот, – сокрушенно проронил кто-то за спиной ЕВРа, – выходит, зря приехала.

Голос показался Нике знакомым.

– Ох, – смутился хозяин, – простите! Я же вам гостью привез!

И тут из-за банкирской спины выплыла тетя Валя. С каким-то громадным пакетом, крепко прижатым к животу.

– Никуша, ты совсем заработалась! – укорила племянницу тетя Валя. – Мне непременно нужно пошить для отпуска модный летний сарафан! Я и отрезы привезла!

– Ты что, весь шкаф сюда впихнула? – Ника взвесила неподъемный пакет.

– Нет, исключительно летнюю коллекцию, – прощебетала тетка. – Я же не могу тебя как модельера ограничивать в выборе.

* * *

Ужин при свечах удался на славу. Во-первых, никто толком не мог уследить, что именно едят дети, потому обошлось без обычных назидательных упреков. Во-вторых, темнота, как истинный друг молодежи, удачно скрывала исцарапанные ноги. Ну а в-третьих, что может быть более романтичным, чем неспешная изящная беседа на открытой веранде в теплый летний вечер?

Тетя Валя с ЕВРом обсуждали вчерашнюю презентацию нового благотворительного фонда, которая состоялась в «России». Ника завистливо слушала. Если бы она, положим, пришла туда вместе с ЕВРом, то, несомненно, к ним бы подошли и Юдашкин, и Зайцев, и Парфенова. Обратили бы внимание на Никин наряд, спросили бы, что да кто. А ЕВР ненавязчиво бы объяснил этим заносчивым бездарям, что Ника все делает сама. И разрабатывает модели, и шьет.

Из сладких мечтаний ее вывел вопрос ЕВРа, адресованный тетке. Даже скорее тети-Валин ответ.

– Валентина Макаровна, а племянника вашего вчера там не было? Или я проглядел?

– Какого племянника? – удивилась тетя Валя. – Откуда у меня племянник?

Мгновенно вспомнив, что за все это время она так и не удосужилась проинструктировать тетю Валю насчет Вовчика, Ника стала усиленно подмигивать ей обоими глазами. Но раз – темнота, два – тетушка просто в ее сторону не смотрела.

Ника двинула гостью под столом коленом и, когда та обратила на нее внимание, снова отчаянно подмигнула.

– Деточка, – встревожилась родственница, – у тебя от перенапряжения нервный тик? А колени давно дергаются?

– Будет тут тик! – громко сказала Ника, подмигнув тетке еще раз. – Когда на твоих глазах самый родной человек демонстрирует амнезию!

– У вас амнезия? – потрясенно повернулась тетя Валя к ЕВРу. – Ай-яй-яй! Никогда бы не подумала! Вы мне казались вполне адекватным финансистом!

Ника обомлела.

– Тетя Валя, я, между прочим, про тебя говорю! – Она снова пихнула тетку ногой. – Кто родного племянника позабыл?

– Какого племянника? – с любопытством спросила тетя Валя.

– Какого-какого, Вовчика. Он тебе кто?

– Кто? – искренне заинтересовалась тетка.

– Представляете, – огорченно обратилась Ника к ЕВРу, – хоть к врачу веди! Прямо беда! Так она ведь скоро и меня забудет. Забудешь ведь, теть Валь, как Вовчика, да? – И Ника пристально и угрожающе уставилась на тетку.

– Ах, Вовчик! – наконец-то сообразила та. – Так бы сразу и сказала! Конечно, – кивнула она ЕВРу, – помню. Племяш мой, из Урюпинска.

– Из Урюпинска? – удивился ЕВР. – Он же орский!

– Не думаю, что стоит путать фамилию и происхождение! – изысканно произнесла тетя Валя.

ЕВР, мало что поняв из этого поистине аристократического заявления, вопросительно поглядел на Нику.

– Слава богу, что вообще вспомнила! – махнула рукой девушка. – Это у нас семейное, как в Санта-Барбаре у Иден, помните?

– Да-да! – горячо поддержала тетя Валя. – А еще Марианна, которая потеряла ребенка, ну, вы знаете этот гениальный фильм «Богатые тоже плачут».

ЕВР затравленно огляделся:

– А где дети? Нам надо обсудить планы летнего отдыха.

– Конечно-конечно, – отпустила его тетя Валя. – Каждый должен заниматься своим делом!

Разбирать пакет с теткиными тканями в романтическом полумраке свечей оказалось крайне непродуктивным. Цвета ускользали, бликовали, и определить их соответствие тети-Валиному лицу не представлялось возможным! Приятные хлопоты решили отложить на утро, а пока, чтобы не терять впустую такой волшебный вечер, расположились в удобных шезлонгах белой беседки.

– Какие чудные звезды! – расслабленно взирала в темное небо тетя Валя. – Почти как в Кувандыке! А воздух – все равно не тот!

Ника принюхалась и согласилась: да, пожалуй, хоть и цветами пахнет, и травянистый дух в теплом безветрии стелется, а все одно – не то! Запахи здесь, в Песчанке, какие-то… дезодорированные! Будто туалетной водой побрызгали. Вот в Кувандыке ночами все такое объемное, плотное, кажется, любой запах можно взять в ладони и подержать, как французские духи, ощупывая, перекатывая, наслаждаясь и вкусом, и ароматом, и насыщенностью…

– Скучаешь по дому-то? – участливо спросила тетка.

– Некогда. Я же все время о будущем думаю!

– Правильно, – одобрила родственница. – Ты у меня девушка серьезная, образованная, талантливая и красавица! Такая жена любому подарком станет!

– Мне не надо любого, – загрустила Ника. – Мне бы ЕВРа… Кручусь как белка в колесе! Другой бы из благодарности давно женился!

– Ты что? – зашипела тетя Валя. – Из головы выкинь! Запомни, брак из благодарности нам не нужен! Это же унижение твоего человеческого достоинства! Нет! – Она гордо выпрямилась во весь рост. – Мы пойдем другим путем! Не таким путем надо идти!

– Где-то я уже это слышала, – задумалась девушка. – А, вспомнила! Это же молодой Ленин в фильме говорил!

– Ну! – победно возвысила голос тетушка.

– Что «ну»? – Ника расстроилась. – Чем все это кончилось, помнишь?

– Мировой революцией! – торжественно провозгласила тетка. – Кардинальной сменой общественного сознания. – И уже спокойнее добавила: – А нам с тобой всего-то и надо – одному несчастному банкиру мозги вправить…

– Ника! – выскочила на крыльцо Марфа. – Ты где? Пойдемте чай пить!

Позднее чаепитие при догорающих романтических свечах прошло мило и весело. Казалось за вечером наступит такое же радостное, уютное утро, и снова будет и веселый гомон детей, и легкое позвякивание чашек на чистой веранде. И в милых глазах ЕВРа, искрящихся на ясном утреннем солнце, она прочтет то самое главное, долгожданное, выстраданное…

* * *

Утро же оказалось совершенно иным. Знать бы – так лучше вообще не просыпаться…

Жан накрывал стол к завтраку, когда позевывающий ЕВР отправился на традиционную пробежку.

Вернулся же он, не пробегав и пяти минут. Со странно бледным лицом, горящими глазами.

– Вероника Владиславовна, можно вас? – сграбастал Нику за локоть и поволок за собой.

Домочадцы мгновенно притихли: подобное поведение было совершенно нехарактерно для респектабельно сдержанного хозяина дома.

«Неужели догадался про Дарика и Жмуркино?» – гадала Ника, семеня за банкиром.

Опомнившиеся любопытные домочадцы топали следом. Первыми – собаки, за ними – любознательные двойняшки, замыкала шествие важно переваливающаяся с ноги на ногу тетя Валя. Осторожный Жан на всякий случай к нестройной колонне не присоединился.

– Что это? – ЕВР негодующе указал на красивые аккуратные грядки.

– Это? – У Ники даже от сердца отлегло. Она-то уж думала… – Укроп, петрушка, а вот тут немножечко кинзы будет!

Банкир схватился за голову, присел на корточки. Поднял несчастные жалобные глаза на няню, произнеся одно лишь слово: «Зачем?»

– Детям же… Витамины… С грядки… Они любят…

– Вероника Владиславовна, – ЕВР раскачивался на корточках, как китайский болванчик, – это же поле для гольфа! Я в прошлом году отдал за его строительство целое состояние! Специальный дерн привезли из Англии, оттуда же выписывал архитектора, чтобы все по правилам…

– Понятно, – отрезала Ника. – Халтурщики эти ваши англичане! А я-то думаю, почему тут земля с травой прямо пластами отслаивается? Не приняла, Евгений Викторыч, наша русская земля ваших западных извращений!

– Вероника, – простонал ЕВР. – Ко мне сегодня друзья приедут на партию гольфа, площадку опробовать. Что я им скажу?

– Господи! – влезла в разговор мудрая тетя Валя. – Скажете, был ураган, все разрушил.

– Какой ураган? – чуть не плача, спросил ЕВР.

– Что значит – какой? В Америке вон «Катерина» разбушевалась! Тыщи людей без крова и пищи! В Европе что творится, неужели не знаете? Германию, Австрию, Италию подчистую затопило! Бедные иностранцы на вершинах Альп спасаются! Хорошо, что наш великий Суворов туда дорогу проторил, а то бы так все и по гибли! ЕВР перестал раскачиваться, с ужасом вслушиваясь в патетику тети-Валиной речи, а потом тихонько, как обиженная Анжи, заскулил.

– Весь мир страдает! – возвысила голос гостья. – А мы что, хуже?

– Знаете что, – решительно вступила в дискуссию Ника. – Если вам так жалко этой английской травы, так я сейчас все на место поставлю. Мы ее и не трогали. Как пластами сняли, так под забором и лежит. Раз вам ни здоровье детей не дорого, ни их израненные ноги!

– При чем тут ноги? – снова поднял безумные глаза ЕВР.

– Здрасьте! Собаки, бедные невинные существа, как выбегут погулять, так в эти дырки проваливаются! Потом плачут, жалуются! И Марфинька вчера ножку подвернула, думали, сломала! Хорошо, не совсем!

– Что-о-о? – как раненый бизон заорал ЕВР. – Вы что, еще и лунки засыпали?

Дарик с Анжи возмущенно и громко залаяли. Ника расценила это как безусловную поддержку.

– Да! – гордо и твердо сказала она. – Я приняла такое решение, чтобы избежать ненужных увечий! Чтобы обезопасить жизнь и здоровье ваших детей! А с вами не посоветовалась, потому что…. Потому что… Да потому что вас вечно нет! И судьба детей интересует вас меньше, чем этот буржуйский гольф! – Девушка громко и горько всхлипнула.

– Папа! – бросился на выручку любимой няни верный Петруша. – У нас теперь классное футбольное поле! – Он ловко поддел ногой забытый с вечера черно-белый мяч. – Ворота поставить – и все! Гольф у всех соседей есть, а футбольное поле будет только у нас!

– Правильно, малыш, – погладила рыжий ежик тетя Валя. – Чувствуются истинно русские корни! Не зря тебя в честь Петра Великого нарекли. Масштабно мыслишь. Крупно! Зачем нам, русским людям, гольф? То ли дело футбол, наша, национальная народная игра! Правильно говорит наш мудрый президент: пора возвращаться к истокам! К тому же, – она наставительно взглянула на ЕВРа, – должна же страна где-то растить кадры! Вчера наши опять проиграли! И кому? Ливерпулю! А в этом городишке, кроме ансамбля «Битлз», никаких знаменитостей никогда не было. А у нас – и Коленька Басков, и Иосиф Давыдович, да одна Надя Бабкина чего стоит! Как запоет – в Кремле стекла дрожат! А в футбол все равно выиграть не можем! Почему? Да потому что одни импортные гольфы в головах!

ЕВР молча и потрясенно слушал.

– Вот скажи, Ника, – тетя Валя, как опытный полемист, обратилась к восторженно внимающей аудитории, – у вас в Кувандыке в гольф кто-нибудь играет?

Девушка отрицательно помотала головой.

– А в футбол?

– Еще как! – кивнула Ника, мгновенно вспомнив огромные школьные окна, красиво рассыпающиеся на осколки при встрече с летящим мячом.

– Вот, – гордо подытожила гостья. – Что и требовалось доказать. А еще, между прочим, великий Ломоносов говорил, что могущество России прирастать будет Сибирью!

– При чем тут Ломоносов? – тоскливо выдавил хозяин. – А Сибирь? Ваш Кувандык, кажется, на Урале…

– Интересно было бы посмотреть, как это вы в Сибирь, минуя Урал, попадете? – язвительно поинтересовалась тетушка.

Банкир окончательно сник. Аргументы тети Вали основывались на точном знании географии, и крыть банкиру было просто нечем. Он еще немного посидел, встал.

– Футбол, говоришь? – повернулся к сыну.

– Лови! – бросил футбольный мяч Петр.

ЕВР профессионально разбежался, подпрыгнул и… приземлился правой ногой в незакопанную лунку. Громко вскрикнул от боли, скособочился, поднял ушибленную ногу и застыл, как болотная цапля на картинке в школьном учебнике…

– Вот, – сокрушенно констатировала Ника, – сами и пострадали. Как я эту лунку пропустила?

Теперь представьте – каково детям? Счастье, что вообще живы!

Пристыженный хозяин, хромая и бубня что-то себе под нос, потащился в дом. За ним потянулись остальные. Справедливость была восстановлена.

* * *

Гости, которых ЕВР ждал на гольф, числом двое: толстый, как надувной матрац, и длинный, как радиомачта, – похоже, искренне обрадовались, что активный спортивный отдых отменился. Охромевший ЕВР растянулся в шезлонге на открытой террасе, гости заняли кресла рядом, а Жан сбился с ног, поставляя им то воду со льдом, то кофе с огня, то коньяк с лимоном.

Ника расчерчивала мелом ткань для тети-Валиного сарафана и краем глаза наблюдала, как Марфа прикидывала на себя отрезы из привезенного теткой тюка. При каждой новой примерке тетя Валя восхищенно ахала, произнося одну и ту же фразу: «Деточка, это – твое!» Когда эти слова прозвучали в пятидесятый раз, девушка не выдержала:

– Тетя Валя, не порть ребенку вкус! Ну, как она на себя это наденет? – Марфа как раз примеряла черный сатин с красно-зелеными павлиньими хвостами. – Она же девочка! Ей нужно что-то воздушное, светлое!

– А ты ей на вырост пошей! – нашлась тетушка. – Эта ткань никогда из моды не выйдет! Я за ней в ГУМе, знаешь, какую очередь отстояла! По талонам давали или на подушки, или на перину, а мне повезло на целый комплект отхватить! Бери, бери, Марфинька, носи на здоровье!

Марфа бережно прижала к груди нежданный подарок. Ника вздохнула:

– Ну, бери, раз нравится. На Новый год карнавальный костюм сошьем.

– Какой? – тут же заинтересовалась девочка.

– Подушкой будешь конца семидесятых. Или периной.

– Круто! – радостно завопила Марфа и унеслась делиться счастьем с братом, который резался на компьютере с Анжи и Дариком, все время у собак выигрывая.

Ника как раз дорезала красивую зеленую ткань будущего сарафана, когда сонную тишину улицы нарушил какой-то вкрадчивый шелестящий звук. Прямо из расплавленного воздуха возник мелодичный колокольчатый звон неведомого музыкального инструмента, радостный, повторяющийся, звонкий.

Ника прямо заслушалась! И тут, прервав чудесную музыку, проявился еще один звук, омерзительнее которого девушка ничего в своей жизни не слышала, – голос Гены…

– Эженчик, смотри, кого я тебе привезла!

Гена цокала по красным гладким плитам дорожки, как скаковая лошадь. В алом прозрачном брючном костюме, который вроде был, а с другой стороны, вроде как и отсутствовал. На ее голове гнездился огромный парашют белой шляпы с алым же широким бантом.

«Картинка с выставки! – зло подумала Ника. Но, как профессионал, не оценить изысканности костюма не могла. – Хорош, ничего не скажешь. Правда, шляпа… Как, интересно, она в калитку в ней протиснулась?»

Генриетта грациозно доцокала до крыльца, удивляясь всем лицом, почему ЕВР не кидается от радости ей навстречу, увидела забинтованную ногу, успокоилась.

– Угадал, кто там?

– Не-а, – отозвался ЕВР, показывая на ногу. – Так болит, что думать не могу!

Гена прониклась немедленным и горячим состраданием к столь вопиющей физической немочи.

– Что? Вывих? Перелом? – нежно чмокнула ЕВРа в щеку, охотно перецеловала оставшихся. – Врача вызывал?

ЕВР страдальчески кивнул:

– Постельный режим и полный покой. Так что извини, Генриетта. Не до гостей мне сейчас.

– Ох! – спохватилась гостья. – Забыла! – Нехотя оторвалась от ЕВРа, обернулась к калитке: – Малыш, иди к нам! ЕВРушик не может ходить! У него перелом ноги!

Стукнула калитка.

– О! – радостно завопил хозяин и резво вскочил с места. – Митька! Здорово! Ты откуда? Вот это сюрприз! Заходи! А мы как раз на мальчишник собираемся! – Поймал удивленный взгляд обернувшейся Гены, болезненно скривился, потер забинтованную лодыжку, вернулся в шезлонг.

Ника осторожно выглянула из-за угла: нет, этого мужика она точно не знает. А одет стильно… Брюки мягкого льна, широкие, свободные. Рубаха ослепительной белизны, тоже широкая, с косой вышивкой, даже издали видно – ручная работа…

Гость подошел ближе, и что-то в его лице показалось Нике знакомым. Будто бы уже где-то его видела. По телевизору, наверное?

– Кто там пришел? – спросила Марфа, примеряя на себя раскроенный тети-Валин сарафан, выглянула во двор. – Ой! Петька, дядя Митя приехал! – И бросилась к незнакомцу, совершенно невоспитанно повиснув у того на шее.

Тут же примчался Петр, но, в отличие от несдержанной сестрицы, солидно протянул руку для пожатия:

– Здравствуйте, дядя Митя.

– Дети, вы дома? Здравствуйте! – раскинула руки Гена, приглашая двойняшек в материнские объятия.

– Здрасьте, – вежливым дуэтом ответили дети и отошли от греха подальше за отцовский шезлонг.

Завязался общий оживленный разговор, из которого Ника узнала, что дядя Митя снова проездом, спешит на встречу с Рыжим к Тимурычу, вот и решил по пути завернуть.

– Слышь, Димон, а мы тоже к Тимурычу в баню собираемся, – влез Толстый. – Нормально, поедем все вместе. Оторвемся!

– А нога? – насторожилась Гена. – Эжен, давай дома останемся, с детишками повозимся!

– Ему обязательно надо ехать, – доверительно сообщил Длинный. – Врач велел раны пропарить!

– Дядь Мить, – заканючил Петр. – Прокати на «ламборджини», а? Хоть до заправки, а обратно мы пешком!

– Нет вопросов, мин херц! – улыбнулся гость. – Хоть до Жмуркина!

Провожать веселую компанию ни Ника, ни тетя Валя, ни даже Жан не стали. Няня только наказала двойняшкам, чтобы по Жмуркину не гуляли, а сразу мчались домой.

И что вы думаете, они послушались?

Явились через час! Оказалось, вся компания перед баней решила наведаться в знаменитый жмуркинский «Лабаз». А там открыли казино!

– Какое казино? – не поверила Ника.

– Самое натуральное, – уверил Петр. – Пока, правда, там только игровые автоматы, но папа сказал, что и рулетку привезут!

– Ника, а я пятнадцать рублей выиграла! – похвасталась Марфа.

– Ага! – тут же сдал сестру Петр. – И двадцать проиграла!

– Откуда деньги? – строго спросила няня.

– Папа дал! – объяснила Марфа. – Все в магазин пошли, а он с нами остался. И как на автоматах играть, показал.

– А, ну раз папа, тогда ладно, – успокоилась Ника. – А чего ж проиграли-то? Плохо отец объяснил, что ли, как деньги зарабатывать? Банкир все-таки…

– Да нет! – отмахнулась Марфа. – Времени не хватило отыграться. Нас папа домой отправил.

После обеда тетя Валя отбыла в Москву, а с ней укатил Жан. Опустел дом. Дети, животные да Ника.

* * *

Собаки от жары были совершенно квелыми, даже на призывы Марфы поиграть лишь лениво дергали хвостами да закатывали глаза, а потом и вовсе уковыляли за дом, в холодок. Натуральный ветерок нравился животным гораздо больше, чем кондиционированная домашняя прохлада. Нике, впрочем, тоже. А вот двойняшки – дети цивилизации, – наоборот, предпочитали помещение. Петр нажал какую-то кнопку, и в гостиной повеяло морем, соленой свежестью и даже запахом водорослей.

День выдался необыкновенный. Вроде жаркий, а вроде просто очень ласковый. Теплый прогретый воздух шел ровными плотными потоками, окутывал тело, не напрягая жарой, не выматывая удушьем, а ненавязчиво и легко прогревая все естество насквозь. И такая ясность, такая яркость искрились вокруг, что каждая травинка на газоне, каждая песчинка на дорожке, каждый листочек на деревьях светились особенным, отличным от собратьев, цветом. Цвета эти, смешиваясь, переливаясь, создавали в густом тягучем воздухе то самое радужное великолепие, которое по ошибке почему-то называют солнцем. Само солнце – вот оно, в дальней дали, высокой вышине, белое, как луна, только очень яркое, не взглянешь. А небо, наоборот, радостно голубое, ни на море, ни озеро, ни на реку не похожее. Необъятная, необозримая бесконечность, ровная, гладкая. Точно мастер натянул на жесткие пяльцы кусок гладкого натурального шелка, да так правильно закрепил, что ни морщиночки, ни складочки! Проведи рукой – скользнет как по маслу…

Вот бы кто такой шелк произвел! Ника уже видела себя в летящем, струящемся, невесомом наряде. Фея! Разрезы на рукавах скрепить тонким голубым жгутом, на икры как шнуровку от сандалий, крест-накрест, посадить узкую голубую же ленту, тогда при движении разрезы на юбке станут распахиваться и открывать ноги. А-ля Древняя Греция.

У девушки даже сердце забилось от предвкушения такой красоты. Она благодарно взглянула на небо, подарившее ей такую замечательную идею.

Прямо над головой, неизвестно откуда взявшись, любопытно таращилась неожиданная тучка. Маленькая, крепенькая, кругленькая. Светлосерая, скорее серебристая, как туго надутый воздушный шарик. Одна на всем небе.

– Откуда ж ты взялась? – весело спросила Ника у симпатичной незнакомки. – Что делать собираешься?

Вежливая тучка немедленно послала ей ответ: на сверкающие чистотой красные плиты дорожки упала тяжелая капля. Разбилась на миллионы радужных стекляшек и тут же втянулась обратно в небо игривым светлым дымком. Подумав, тучка уронила еще одну каплю, такую же тяжелую, потом еще и еще…

«Неужели дождик?» – обрадовалась Ника.

И тут добрая тучка рассыпала целую пригоршню прозрачных увесистых горошин. Они звонко застучали по плитам: дон-дон-дон!

Девушка сбросила туфли и босиком выскочила на горячие красные камни. Как была, в том самом невесомом голубом платье, которое полетело вслед ее движениям прозрачным небесным облаком.

Тучка поняла, что можно не жадничать. Капли прозрачного теплого солнца сыпались с неба не переставая. Добротно круглые, увесистые, упругие, они прыгали на Никины голые плечи, скакали по раскрытым ладоням, щекотно стукались об ноги, стекая вниз маслянистыми густыми струями.

Самое удивительное, что этот волшебный дождь шел в строго очерченном круге, куда чудом попали дом и сад, за пределами же чугунного забора тяжелый жаркий воздух продолжал колыхаться сухо и томно.

Ника кружилась под сказочным теплым дождем, ловила губами сладкие капли, пахнущие травой и солнцем, стряхивала с волос миллионы радуг, чтобы тут же поймать их в широко раскинутые руки. И сама чувствовала себя одной их этих радуг, искрящейся, красивой, молодой и очень-очень счастливой!

– Я люблю тебя! – крикнула она небу. Или тучке. Или солнцу. Какая разница? В этот момент она любила весь мир!

На веранду выскочили двойняшки, милые, родные, с восторженными мордахами и сверкающими глазенками.

– Я люблю вас! – крикнула Ника.

Дети разом спрыгнули с крыльца, схватили Нику за руки и закружились вместе с ней под необыкновенным счастливым дождем.

Сад, притомившийся от жары, ожил, развернулся всеми листочками и травинками и теперь откровенно купался в теплом солнечном ливне. И там, где из упрятанных в траву труб, орошая голодную землю, били фонтанчики воды, неожиданными гроздьями праздничного салюта расцвели радуги. Цвета играли друг с другом перекрещиваясь, перемигиваясь, сливаясь и вновь разъединяясь на правильные дуги, фиолетовые, розовые, желтые, зеленые, голубые, вспыхивающие над газоном как острые веселые костерки.

– Господи, чудо какое! – выдохнула Ника, останавливаясь.

Двойняшки, не меньше ее пораженные этим радужным великолепием, тоже застыли.

Няня прижала их к себе, и они молча наблюдали за этим невиданным волшебством.

Дождевые капли становились все реже, радуги – все меньше. Вот одна из них, последняя, вспыхнула так роскошно и ярко, что все трое просто зажмурили глаза, боясь ослепнуть. А когда открыли – дождик кончился. Совсем.

Ника подняла голову и увидела совершенно чистое небо. Такое же далекое, голубое и идеально гладкое. От волшебной тучки не осталось даже легкого перистого облачка.

Разве так бывает? Может, пригрезилось? Однако мокрые волосы, мокрые ноги, мокрые счастливые двойняшки – все это можно было потрогать…

Обнявшись, нарочито скользя босыми ступнями по мокрым плитам, как по льду, троица вернулась на веранду. Даже говорить не хотелось. Просто отсверки недавних радуг счастливо сияли в глазах, да солнечные дождевые капли золотились в волосах и отражались в улыбках.

То, что кроме них тут присутствует кто-то еще, они поняли, лишь когда лениво стукнула калитка. Мгновенно увиделся за забором желтый сверкающий бок автомобиля, и мужик, весело шагающий к ним по дорожке, стал вдруг вполне осязаемым и реальным.

– Дядя Митя вернулся, – прокомментировал Петр.

– Наверное, забыл чего-нибудь, – отозвалась Марфа.

– А я папку забыл, – подтвердил гость, поднимая с широких белых перил белую же папку. – Вы так красиво танцевали, – обратился он к Нике. – А потом с детьми – это вообще чудо.

Девушка смутилась.

– Вы меня не помните? – улыбнулся гость. – Мы с вами встречались в казино на вечеринке. Нас Владимир Владимирович знакомил.

Конечно, теперь Ника вспомнила. Как там про него ЕВР сказал? Один из самых богатых людей России?

– Я еще тогда обратил внимание, какая вы красавица, а сейчас… А поехали с нами? Там такие люди интересные – Гайдар, Немцов, Чубайс. Весело очень!

– Нет, – твердо сказала Ника, памятуя, чем закончилась ее прошлая встреча с бомондом. – Спасибо. У меня дела. Сарафан тете Вале дошить, она в отпуск уезжает, и детей одних оставлять нельзя. Я ведь няня.

Дмитрий как-то очень странно на нее посмотрел:

– Няня?

– А что? – с вызовом ответила Ника. Двойняшки дружно и радостно закивали головами.

– И шьете – тоже сами? – не унимался с вопросами Дмитрий.

– Еще как! – подтвердила Марфа. – Лучше Юдашкина и Валентино!

– Ладно, – помахал рукой гость. – Поеду! Но мы еще обязательно увидимся! – Он в упор взглянул на Нику. Улыбнулся двойняшкам, прыгнул в свое сверкающее, как яичный желток, чудо и исчез. Даже дымка на дороге не оставил.

* * *

Марфа с Петром снова пошли теребить сонных собак, а Ника отправилась в беседку. Разложила удобный лежак, взяла в руки привезенный тетей Валей «Гламур» и почувствовала, что глаза сами собой закрываются, а руки журнал не держат. И все тело сладко-сладко томится…

«Подремлю чуток, – разрешила себе Ника. – Самую малость».

Откуда-то издалека прилетел звонкий голосок Марфы, отпрашивающейся в гости к ребятам на соседний участок. Ника без сил махнула рукой: идите! Сквозь тягучую тяжелую дрему она слышала веселые ребячьи голоса, потом – тишину потом – снова голоса. Вроде кто-то из двойняшек прибегал домой, убегал…

Нике было так хорошо, что любое, даже самое легкое движение ноги или руки представлялось ненужным и тяжелым. Она и не двигалась. Впитывала каждой расслабленной клеточкой тепло и покой, наслаждалась неподвижностью и тишиной.

Вечер скоро, осознала она, когда в беседку стали заглядывать косые лучи низкого солнца. Потянулась, томно выплывая из мохнатого покоя.

– Марфа! Петя! – Никто не отозвался. Вместо детей приплелся верный Дарик, ткнулся мокрым носом в ладонь и утелепался обратно. Анжи, кстати сказать, и того не сделала.

В доме тоже гуляла пустота. Где же дети? Неужели до сих пор в гостях? Хотела было идти за ними к соседям, да тут они и явились. Едва передвигая ноги. Какие-то на себя не похожие. Юркнули в комнату к Петру, включили компьютер.

– Ребята, вы чего такие квелые? – поинтересовалась няня. – Перегрелись?

– Устали просто, – тихо отозвалась Марфа. Ее голос и впрямь убеждал: устали. Дети, они ведь тоже не железные! Побегай-ка весь день как заводной заяц-энерджайзер, батарейка рано или поздно выдохнется!

От ужина двойняшки отказались, а Ника и настаивать не стала – наверное, в гостях сладостей объелись, обычное дело!

Уже было совсем темно, когда в калитку постучал поселковый староста:

– Хозяева! Сдаем деньги на охрану!

Ника кинулась в дом, чтобы не задерживать сборщика податей, открыла ящик стола, где хранилась домовая касса. Помотала головой, прогоняя глюкообразное видение. Закрыла. Открыла снова. Деревянная, пахнущая деревом и чем-то химическим коробка была пуста. То есть совершенно!

Что за ерунда?

Девушка поочередно слазила в два оставшихся ящика: вдруг по ошибке, когда выдавала деньги перед отъездом Жану, сунула не туда?

Денег не было.

Ни долларовых бумажек – их оставалось, она точно знала, две по сто и одна пятидесятка, – ни бирюзовых рублевых тысяч. Этих было семь.

– Вот же клуша! – вслух обругала себя Ника. – Куда засунула?

Решила не пускаться в поиски: человек за калиткой ждет. Извлекла из собственного загашника три тысячные бумажки, ровно необходимое, вынесла старосте: пожалуйста! Мы люди культурные, долгов не имеем. И охрану очень уважаем.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги