Faciam lit mei mernineris

7. Прирожденные

В музыке хорошо известен феномен вундеркинда, или «маленького Моцарта», когда иной раз ребенок видит впервые в жизни пианино в гостях у родственников, и, стоя на цыпочках, внезапно начинает подбирать по слуху любимую песенку, не зная ни нот ни грамоты вообще. Через пару лет таких детей показывают по телевизору; приглашают на концерты, где маленький мальчик в белой рубашечке или девочка в трогательном платьеце, едва видные из-за рояля, на высоком стульчике играют так, что залы встают. Это талант, что сложно объяснить каким-то рациональным образом. Талантом природа наделяет человека совершенно вслепую: так сволочь и подлец может иметь нереальную скорость реакции и стать спортивным чемпионом, а тупой как баран сын сантехника и технички получить оперный голос и покорить Ла Скала и Метрополитен Опера.

Уже известный читателям А. вырос в простой пролетарской семье, и всю жизнь нес на себе клеймо троечника, как и его родители. Посредственность была выражена во всем: посредственный район города, серый и унылый, такая же школа посреди панельных пятиэтажек, грязная квартира с ремонтом тридцатилетней давности. С детских лет А. знал совершенно точно, что есть два мира: тот, где происходит что-то интересное, красивое и красочное, и мир реальный, грязно-серого цвета, украшенный помойкой во дворе и сломанными качелями. Да и сам А. вне всякого сомнения принадлежал ко второму миру: невысокий, с оттопыренными ушами и курносым носом, невразумительной речью и клеймом троечника по жизни. По сравнению с ним тот же Виктор всегда выглядел настоящим аристократом, на чей отдающий бесовщиной взгляд всегда слетались девочки, которые не менее постоянно проходили мимо А.

В человеческом мире его звали Андрей. Нет, Андрей никак не относился к озлобленным пролетариям, столь любимыми СМИ для описания образа скинхеда. В их семье была иномарка, а летом в обязательном порядке следовала поездка в Сочи или в Турцию, с жиреющим папой-служащим и толстой дебелой мамашей с обесцвеченными волосами. Более того, исходя из своих личных потребностей Андрей был всецело доволен жизнью где-то до четырнадцати лет. А потом начались странные вещи – хотелось непонятного. Где-то во тьме сознания Андрея зрели странные картины: как он, Андрей, решает проблемы, его слово имеет вес, а за ним стоят шеренги людей, готовых повиноваться каждому слову.

«Воля к победе и воля к власти…». Возможно, более впечатлительная натура чем А. увлеклась бы книгами, например о войнах древности, и сбежала бы от серой реальности в мир занавесок и деревянных мечей. Но книги Андрей презирал, как-то опасаясь печатного слова, из фильмов котировал в основном порнуху, а культурные потребности до некоторого времени реализовывал автомобильными журналами и просмотром спортивных телепередач.

Интуитивно Андрей стал тянуться к тем, кто мог бы с его точки зрения воплотить странные желания. И вот настал тот день, когда пересеклись небесные сферы, и А. с какой-то отвратительной карлотой прыгнул на неформальную молодежь. Это и стало тем моментом, когда ребенок впервые подошедший к пианино, на слух играет знакомую мелодию.

Водоворот насилия, захлестнувшего А., оказался по-настоящему прекрасен. Мозг его к этому моменту не был отягощен никакими знаниями, и новый опыт ложился буквально на чистый лист. А. запоминал и анализировал тысячи мелких деталей, которые не отображали остальные: скорость сбора и атаки людей, нюансы позиции жертвы, ошибки и паузы в столкновении, моменты, когда ситуация теряла контроль лидеров и превращалась в хаос. Очень скоро именно поданные им команды, принимаемые спонтанно решения и действия стали сигналом для всех остальных: в любой драке с А. было безопаснее всего, и люди рядом с ним чувствовали себя заговоренными как от пиздюлей, так и от милиции. Ему не было и 16 когда он почувствовал на себе взгляды людей, ждущих от него команды. Это было то самое, что он интуитивно хотел всегда: реальная и очень осязаемая власть. Впервые в жизни он почувствовал себя не троечником в массе посредственностей, а реально лучшим, причем первым среди равных.

Очень сильно изменился Андрей и внешне. За эти два года он набрал не менее десяти килограммов, и из низкорослого подростка гоповатого типажа вырос в коренастого и довольно квадратного парня, выглядящего гораздо старше своих лет. Раздавшаяся в ширину шея и руки заполнили ворот и рукава поло, разбитые кулаки и сплющенный нос в сочетании с абсолютно пустым взглядом завершили его истинный, природный образ. Изменились также жесты, походка, манера речи и стиль одежды. Его перестали узнавать старые знакомые. Забылось и его человеческое имя – его заменило хлесткое погоняло А., похожее на собачью кличку.

Естественно, в очень скором времени наш герой оказался около гук-общаг. Именно там и сложился основной состав широко известной в узкой кругах бригады, в которую А. сначала вошел как боец, а потом и возглавил. Шестнадцатилетний А. сам по себе наверное вызвал бы улыбку у многих – ребенок же… но о людях говорят их дела.

***

Цыганский поселок в городе Екатеринбурге известен достаточно широко: построенные на деньги от героина особняки, стайки характерного вида цыганят, наркоманы, ну и собственно цыгане и прочие приезжие. Вот идет монументального вида матрона: шаль, юбки, тапки на толстые шерстяные носки, под центнер живого веса. В руке – плотно набитая сумка. Рядом усатый мужик, выглядящий куда моложе спутницы, но на самом деле старше. Они идут из одного дома в другой, когда видят одиноко стоящего темноволосого пацана в олимпийке «каппа» и голубых джинсах. На руках – строительные перчатки. Дальше события, изложенные в виде текста, куда более растянуты чем то, что было в реальности – времени они заняли примерно столько же, сколько времени займет прочтение этого предложения вслух.

…Струя газа ударила цыганку в лицо и краем задела ее спутника. Тот сунул руку в карман, на согнутой в локте руке кто-то повис. Одновременно кольнуло что-то в боку и стало очень тяжело двигаться. Резанул по ушам визг цыганки и перешел в утробный вой. Мир потерял резкость, и наступила темнота.

А. всегда чувствовал свою бригаду не как спутников, а как части собственного тела. Это он, А., имел восемь рук и ног, которыми действовал не менее слаженно чем двумя. Две пары атаковали цель, и спустя секунды все было кончено. Струя газа с полуметра, два удара ножом в бок, и А. добил жертву ударом молотка в затылок. Цыганке повезло еще меньше – получила нож в ягодицу от четвертого бойца, и на нее посыпались удары всех четверых. Два ножа и молоток за несколько мгновений прекратили сопротивление – жертву вытягивали на удары друг друга. Присоединяется пятая фигура – наносит несколько ударов, и ловко обшаривает жертву. Как всегда, над юбками под одеждой в складках жира прячется самодельный пояс из ткани. Там деньги.

- А., смотри чо тут!

Темноволосый парень держит в руках газовый «Вальтро», снятый с цыгана.

- Выкинь нахуй!

- Валим! – резкий выкрик худенькой девочки, и смазанные тени рванули спринтом вдоль забора. Девочка бежит с трофейной сумкой. Пока вокруг вражеская территория все держатся вместе, но вот пустырь, и А. оказался рядом с девочкой у кустов. Остальные кидают рядом с ними перчатки, ножи и исчезают. А. быстро вытряхивает сумку. Грязный пакет, какие-то тряпки, женская сережка… пузырек какой-то дряни, смятая карта города с пометками, телефонная книжка… на землю все, к черту! Вот оно!

Толстая пачка купюр переправляется в маленькую сумочку через плечо, какие носили А. и его бойцы, молоток – в рюкзачок девочки, где уже лежат окровавленные перчатки и два ножа.

- Что взять успела?

- Вот…

На узкой женской ладони – порванная цепь, два перстня, мятый ворох разномастных купюр. Узкая рука девочки выглядит красиво и даже изящно: как-то беззащитно и нежно кажется она на пустыре. Девочка очень по-детски сдувает растрепавшуюся на бегу прядь светлых волос. В серо-голубых глазах радость и счастье. А. сгребает трофеи, и они выходят во двор. Движения неспешны и неторопливы; А. привлекает ее к себе и целует, после чего они занимают скамейку во дворе. Она у него на коленях, и пара выглядит столь увлеченной собой, что даже бабки во дворе улыбаются от такой картины.

А. смотрит в ее глаза и видит сквозь поволоку безумия отражение солнца в них… день и правда чудесный. Они хорошо смотрятся: физически развитый парень в белоснежных кроссовках, белых джинсах и темной спортивной олимпийке, и миниатюрная блондинка с телосложением гимнастки: в красной курточке, синих джинсах со школьным рюкзачком. На молнии – смешной полосатый плюшевый котенок с умильной мордочкой.

Улыбаясь друг другу, они идут вдоль улицы. А. покупает ей цветы. Мимо едет машина «Скорой помощи», а им нет до этого дела. Есть только он, она, окровавленные инструменты, и около восьмидесяти тысяч рублей разными купюрами у нее в рюкзаке вперемешку с золотыми украшениями.

В голове А.словно невидимый секундомер: с момента акции прошло около получаса. Если все нормально, то остальные уже должны быть где-то в центре. Каждый знает примерный маршрут и свой вид транспорта, а значит гулять им еще около часа. Потом А. заберет деньги и отправится в дендрарий, а девочка – на маршрутке домой, к папе и маме. Железки будут отмыты и брошены под кровать, а перчатки – выкинуты на помойку во дворе.

А. и остальные ничем не интересны милиции – трезвые парни с документами без какого-либо оружия в аккуратной летней одежде без малейшего подозрительного пятнышка.

***

Иногда А. вспоминал свой разговор с Виктором, состоявшийся после оживленного вечера на снимаемой им квартире. Уже больше года А. не жил дома и избегал там появляться, предпочитая менять место жительства где-то раз в два месяца. Он проявлял редкое равнодушие к дорогой одежде, алкоголю, развлечениям, а на то к чему он привык денег хватало всегда. Одежда с вещевого рынка, кроме нескольких статусных шмоток правильных брендов, пельменная у Дендрария, простое пиво и обыкновенная водка на вечеринках на съемной квартире. Простые девочки там же – для них он был легендой. Эта жизнь нравилась и была как-то удивительно целостна: всего хватает и ничего лишнего. Можно все бросить в любой момент, и с первой же удачной акции купить чистые джинсы, китайский нож и снять квартиру.

Да, тот разговор… Тогда Виктор, с понтом пивший сухое вино в компании, предпочитавшей пиво и водку, спросил:

- Слушай, а вот зачем тебе оно все?

- Чего?

- Да вообще все. Движ, акции, чурки, гуки.

- Ну… так надо. Они же охуели! Твари…

- Ах, да, и что же я спрашиваю?

На тонких губах Виктора заиграла издевательская улыбка. Он перегнулся через перила бетонной лоджии и гаркнул на весь двор:

- ВОСЕМЬ ВОСЕМЬ НАШ ПАРОЛЬ, МЫ ВАЙТ ПАУУУЭР СКИНХЕЕЕДЗ!!!

С крыльца взлетела стайка голубей, бабки внизу неодобрительно подняли головы. А. тогда промолчал, но почувствовал издевку.

И правда – а зачем это все? А. не раз задавал себе этот вопрос. Ощущение ответа на него было где-то рядом, но формулировка пришла только сейчас. «Чтобы делать то что я хочу, и чувствовать что это – правильно!». Да, именно так. Нереальная власть и нереальная свобода – нет ни закона, ни рамок, ни пределов. Делай что хочешь, если ты это можешь – и одной стороны деньги, девочки, адреналин, а с другой – железобетонной стеной подпирает уверенность в своей правоте. Что ты убиваешь врагов нации и паразитов, а не просто прохожих. Что деньги не есть единственная цель – важно сочетание.

А. воспринимал идеологическую основу как-то очень естественно, больше на чувственном уровне, чем разумном. Именно идеология дала те рамки, в которых нашел себя А. и те, кто последовали за ним. Но не идеология была причиной того что они делали - причины у каждого были свои собственные.

***

Вечерело. А. привычно окинул взглядом окрестности беседки в Дендрарии. Кто-то пьет, вон двое дерутся – по торсу, но в тяжелых ботинках. Бой статусный, дружеский, но оба уже в крови. Рядом та стройная блондинка – внимательно следит за дракой. Она испытывала сильнейшее сексуальное возбуждение от любых проявлений насилия – щечки зарумянились, глаза горят. Никто не знал что случилось у нее в жизни и от чего она стала патологической садисткой. Но что-то произошло совершенно точно: жертв она ненавидела по-настоящему, черной ненавистью на гране помешательства.

Чуть в стороне Виктор лениво гоняет двух арийских воинов линейкой, символизирующей нож. Оба в красных полосах, но сделать ничего не могут. А. смотрит с интересом – он никогда не доверял Виктору до конца, но не мог не признать за ним личных заслуг. Во время акций Виктор всегда делал одно и то же: дождавшись прыжка на жертву делал два шага назад, и ждал несколько секунд пока жертва потеряет скорость. После этого как правило следовал короткий рывок сбоку к цели… и несколько быстрых колющих ударов. В работе Виктор использовал либо очень тонкую и довольно узкую ГДРовскую финку с полугардой, либо бывший складной стилет с ручкой, залитой свинцом, оба довольно тупые. Ножом он практически никогда не резал, а только колол. Фирменным почерком Виктора были несколько быстрых уколов практически в одно и то же место – близко расположенные раны давали хороший эффект. Обычно он бил в область почек или солнечное сплетение, и одного соприкосновения с жертвой хватало для фатального результата, после чего изредка Виктор добивал жертву скоростной серией колющих ударов, наносимых обратным хватом в область загривка, ключиц, спины. Ему же принадлежало ноу-хау, как не дать жертве убежать – сильный укол под основание ягодицы. Чаще всего Виктор брезгливо отстранялся от добивания, предоставляя запинывание остальным. Он смотрел на жертв с брезгливым интересом, как на довольно отвратных, но любопытных насекомых. Во время акций он был убежденным солистом, без какой-либо способности работать в команде. Еще он никогда не брал ничего с жертв, хотя с радостью участвовал в прогуливании трофеев с остальными.

Любовь Виктора к стилетам и колющим ударом имела те же корни что строительные перчатки и подвернутые до локтей олимпийки у остальных: узкие тонкие лезвия практически не выпускали кровь наружу, которая могла попасть на одежду и оставить заметные следы. Минимум следов при достойном результате делали колющий арсенал оптимальным для работы. Ножи свои он всегда уносил с собой, для очистки воткнув несколько раз в землю или снег.

Будучи выдающимся практиком в применении ножа, и технический арсенал, и личные предпочтения Виктор имел в корне отличные от тех, которые мы привыкли видеть в арсенале современного ножевого боя. Хотя однажды он осуществил что-то из привычной темы современного ножа: как-то раз ему нахамил один наглый арийский воин, обвинив в трусости и замусоренности одновременно. Любимой финкой Виктор разрезал ему лицо крест-накрест, навсегда избавив себя от любых публичных проявлений непочтительности.

…Драка подошла к концу. Виктор подошел к светловолосой девочке и обнял сзади за плечи, потеревшись щекой о волосы. Та прогнула спинку, а вокруг них образовалось почтительное пустое пространство. Они были давними любовниками, что не было секретом ни для кого.

А. перехватил только один тяжелый взгляд: смуглого парня в желтой клетчатой рубашке и темно-синем «лонсдейле». «Семен злится», - отметил про себя А. Семен входил в тот самый основной и легендарный состав бригады – сын русского и чеченки, с детства он вырос ненавидимый и русскими, и кавказцами. Чтобы не быть похожим на врага, он всегда брился строго под ноль, а стиль одежды предпочитал околофутбольный. Злобой и жестокостью он выбил себе место в основе, и был одним из тех, на кого А. надеялся как на себя. Слабым местом Семена были только девушки: от южных народов он унаследовал любвеобильность в сочетании с ревнивостью. Сильной же чертой была фанатичная вера в лидера и преданность тому, что для себя он считал своим. Тем, чем для чеченцев являлись единоверцы и соплеменники, для Семена стала бригада.

***

Читатель наверное ждет по законам жанра завершения этой главы в традиционно-поучительном духе: как все описанные выше персонажи спились, погибли или хотя бы оказались за решеткой.

Из основного состава бригады серьезно не спалился вообще никто. В разные годы двое получили судимости за мелкие преступления, причем условные – а серьезно А. и его люди в принципе не попали под пресс правоохранительных структур. Окружение и молодежка успели обновиться несколько раз, в 2005 году посадки носили вообще массовый характер, а вокруг А. и его людей словно был очерчен заговоренный круг.

Я не раз задумывался на тему того, как так вышло.

Во-первых, они полностью отошли от субкультурного формата акций, когда насилие носило спонтанный и случайный характер наспех собранным составом. Все их действия были продуманы заранее, и ходили они на акции как на работу – строго отделяя их от пьянок и прочего непотребства. Акционировали хаотично, по разным районам города. Очень часто акции сопровождались глубокой разведкой – жила бригада именно с изъятого у цыган и розничных торговцев. Материальная составляющая еще и прикрывала идеологическую: разбои и грабежи в рамках акций терялись среди массы общеуголовных преступлений.

Во-вторых нечеловеческая интуиция А. в наибольшей степени проявлялась в перфекционизме и внимании к мелочам. Если тот же Виктор порой генерировал полезные идеи и был хорошим тактиком, то А. – прирожденным командиром, который продумывал и видел буквально все. Начиная от внешнего вида бойцов и заканчивая методикой беспалевного ухода с места со специальным человеком, выносящим с места оружие. Это же внимание к мелочам проявило себя и в кадровом вопросе: из основы так никто никого и не сдал,не проболтался и не спалился в посторонней ситуации. Про них ходили легенды, но… многочисленные осведомители милиции не могли связать их с конкретными преступлениями: среди тех, кто владел конкретикой, информация оставалась строго в узком кругу. Еще нужно сказать о том, насколько технически совершенными были их действия: идеально сработанная группа оставляла жертвам, порой даже вооруженным, минимум шансов. Трезво оценивая например себя - со всем арсеналом и навыками самое лучшее, на что бы мог рассчитывать против таких - хоть кого-то с собой на тот свет прихватить. Отбиться от скоординированных действий группы практически нереально, если нападение уже началось. То, что практически не было осечек, значило, что не было и потери контроля над ситуацией и форс-мажоров. Бригада действовала с четкостью и неотвратимостью хорошей мясорубки: то, что в нее попадало, практически гарантировано превращалось в фарш.

В-третьих, и прекратил их деятельность А. своевременно. Когда кольцо стало сжиматься, они просто пропали – кто в армию, кто просто отошел от дел. При этом связи внутри бригады сохранились по сей день – несмотря на то, что все выросли и давно не совершают преступления, во всех жизненных сложностях по-прежнему работает взаимовыручка.

Мне всегда казались забавными рассуждения о выживании во время наступления Большого Пиздеца, но думается мне что шансы выжить в этом раскладе у наших героев в разы больше, чем у любителей заготовки тушенки и макарон.

Что же касается роли этой бригады в генезисе правых банд – они стали первенцами той формации, на которой спустя несколько лет расцветет кровавый цветок «Фольксштурма». История этих людей провела жирную черту между молодежной субкультурой и организованной преступностью – именно с них началось то, что со временем получит черты террористических формирований.

По некоторым прикидкам, за несколько лет их деятельности результатом стали несколько десятков убийств, без счета – тяжких телесных, грабежей и разбоев. Большая часть совершенных преступлений осталась латентной, остальное либо стало висяками, либо было вменено в заслуги кому-то из тех, кому не повезло и они прилипли. Сложно сказать, можно ли такой итог назвать хэппи-эндом, но совершенно точно это пример совершенно эталонной безнаказанности.

Как нетрудно догадаться, безнаказанность породила еще больший беспредел. Но об этом обязательно расскажу в другой раз.