Факел (книга рассказов)

Надежда и Вася

Нет. Надежда не в смысле — все еще может быть хорошо, и травка вырастет, и запоют птички, нет, не в таком всеохватном смысле.

А вот именно что Надежда — в смысле женское имя. На телефонной станции работала эта Надежда. Телефонистка при междугородних переговорах. Представительная такая женщина, и рост есть, и вес есть, но вес этот не выпирает в виде необъятных шаров, нет, именно что представительная женщина. И вот какая странность: вроде ведь ошалеешь при междугородних переговорах, лицо станет злое, а глаза будут смотреть так, словно от окружающей жизни ты ожидаешь исключительно очередную пакость. А у Надежды лицо было мягкое, а глаза незловредные. Усталые, это да, но незловредные.

Все звали ее не Надей и не по отчеству, а вот именно что Надеждой. Лет сорок с небольшим хвостиком, сорок ли два, сорок ли три. Жила в двухкомнатной квартире с сынулей. Была когда-то замужем, но почему муж умотал, это скрыто в тумане времен. Видать, пил и лупил. А иначе с чего бы это Надежда говорила подругам, чем такой, как мой законный, так уж лучше никакого.

А с сынулей ладила. Тот как пришел из армии, сразу на автобус сел и за год малость приоделся. На материнской шее не сидел, нет, и деньги на еду давал.

Комнаты были изолированные, у Надежды своя, у сынули своя. Может, потому и жили дружно. Вскоре у сынули постоянная девушка появилась, и он как мужчина молодой, но вполне самостоятельный в свою комнату врезал замок. Ну да, если он, к примеру, с девушкой сидит, то должен быть уверен, что матушка в это время в комнату не войдет.

И вот что здесь вышло: тут не знаешь, где тебя ждет беда, а где удача — вот что здесь вышло. Надежда сперва обижалась, что сынуля замок врезал, — не хамка же она какая, чтоб вламываться, когда у сынули гости. А оказалось, большая удача, что сынуля замок врезал. Да, не знаешь, где теряешь, где находишь. Но нечего вперед забегать!

Это, значит, Надежда. А теперь Вася. А чего Вася? Вася он есть Вася. Электрик на тридцать шестом заводе. Тихий такой, нешебутной. Росточка небольшого, чуть поменьше Надежды, и тощий. Примерно так ровесник Надежды. Лицо морщинистое и как бы всегда малость недобритое. То есть видок имел не вполне ухоженный. Черт его знает, отчего это так: и сапоги будут нормальные, и куртка чистая, а видок неухоженный. То есть человек как бы малость недобритый и недомытый.

И чего Надежда с ним сошлась, даже и не понять. Представительная ведь женщина при междугородних переговорах — нет, не понять. Может, она думала, Вася не тощий, а жилистый и потому в мужском деле свиреп, а рост имеет небольшой, потому что исключительно в корень пошел. Может, думала, в корень пошел и тихий, а мне как раз такой и нужен. При междугородних переговорах все как раз шумные, так пусть хоть в личной жизни будет тихо. А может, и одиночество притомляет. Тем более когда они сошлись, сынуля служил в армии. Каждый день засыпаешь и просыпаешься с соображением, как там сынуля, не заедает ли его дедовщина, не угонят ли его в какую горячую точку нашей планеты.

Сказать, что Надежда и Вася сошлись, это будет неверно. Они не сошлись, а начали встречаться. Разница кое-какая есть, верно? Когда люди некоторое время живут вместе, то это да — они сошлись, а когда мужчина иной раз захаживает к женщине, то это уже — они встречаются. Исключительно для уточнения, и это важно.

В общем, начали встречаться. Нет, не часто. А так примерно раз в неделю. Ну, Вася идет с работы, а у Надежды как раз выходной, купит Вася какую-либо бутылочку, Надежда что-нибудь сготовит, и они бутылочку честно приговорят. А потом малость понежничают. Примерно вот так. Но самую, видать, малость понежничают, потому что Вася женатый человек, а женатый человек должен спать дома.

Да, а жена у Васи очень скандальная тетка, и нет чтобы утром спросить ласково: Вася, Вася, где ты был вчерася, она сразу в крик, да и фингал поставить не постесняется. В общем, жену свою Вася побаивался и потому, малость понежничав, уматывал домой.

Жена Васи крикуха, это верно, она в гастрономе в подсобке работает, на люди-то ее не пускали, но все одно при торговле и потому крикуха. Понятно, почему Вася довольно резво уматывал от Надежды.

То есть это как? Приговорить бутылочку, заклевать ее, малость понежничать и тю-тю. Как же так? Только ты, можно сказать, найдешь для своей души удобное положение, только она, душа твоя, расслабится и даже размякнет, а он уже тю-тю. А поговорить? Все понятно, жена крикуха, ты ее боишься, потому такая спешка, ну а поговорить?

Примерно вот так они встречались. Конечно, будь Вася свирепым мужчиной, Надежда, может, и смирилась бы, что он скорехонько уматывает, а пусть хоть часик-полтора будет мой, все ж таки я женщина, и существо противоположного пола мне не только полезно для здоровья, но и приятно. Но так, видать, не получалось. Да Надежда про Васю не особенно-то и распространялась. Такого, значит, не было, мой и только мой, и вот без этого человека мне никак не прожить.

Нет, не держалась Надежда за своего Васю. А вроде того что малость повстречались — и спасибочки. Как раз и сынуля пришел из армии, и это самый удобный момент расстаться. Ну, зачем обижать человека, мол, ошиблась я в тебе, и ты вовсе не свирепый и не в корень пошел, и ты совсем не удовлетворил мое женское любопытство, и потому прошу, Вася, больше не приходи. Зачем обижать человека, с которым месяца три встречалась? Нет, по-другому надо: сын пришел из армии, у меня встречаться нельзя, у тебя тоже нет отдельного жилья, так спасибо тебе, Вася, с тобой было хорошо, и всего тебе добренького. Как-нибудь вот так.

Значит, люди не подошли друг другу и расстались. Дело житейское. Так?

Нет, не так. То есть для Надежды, конечно, так, а для Васи нет, не так. Чем-то его, видать, Надежда достала, и он все уговаривал, а давай и дальше встречаться, а то мне без тебя что-то плоховато. Но нет, Вася, у тебя семья, и девочки почти взрослые, у меня сын, ради которого я и живу, так что все, Вася, и не будем больше к этому вопросу возвращаться.

Ладно, в таком случае разреши хоть в гости заглянуть, без глупостей, согласен, но разреши хоть просто побалакать.

Словом, так. Несколько раз Вася заходил к Надежде. Пройдет на кухню и маленько посидит. Нет, в самом деле без глупостей — без еды и койки, — а именно что поговорить. Часок, не более. Причем не просто поговорить, а поговорить исключительно о себе. Он раскиснет и все на жизнь жалуется: на работе его не ценят, и дочери не уважают, а жена вообще чуть не за половую тряпку считает.

А Надежда готовит еду на завтра и молча слушает. Жалко ведь человека, верно? Ему, может, и поговорить не с кем, он, может, одинокий, как и сама Надежда. Может такое быть? Может. Словно бы Надежда — не бывшая Васина подруга, а старшая сестра. Да, и брат приходит к старшей сестре и докладывает, что заработки плохие, что цены бешено прыгают, но в чем беда главная — не уважают меня, сеструха, вот в чем беда главная.

Да, а Надежда все это выслушает и обязательно успокоит. Всем сейчас, Вася, тяжело, у всех сейчас цены прыгают, ты ведь не голодаешь, Вася, и одет, я смотрю, нормально, а у девочек твоих возраст такой, что отца не уважают, но выйдут замуж и начнут ценить отца, а что жена иной раз кричит на тебя, так это от тяжелей работы. Как-нибудь примерно вот так утешала.

Успокоит Васю, и он уйдет. Но что характерно — и самой станет полегче. Ну да, говорит о Васиных дочках, а думает о сынуле, говорит, что когда-нибудь жизнь станет полегче, и ведь сама, хоть на короткое время, начинает в это верить.

И потом еще одно: когда ты успокаиваешь другого человека, то есть помогаешь ему, то ты уже не так вроде и одинок.

Нет, все нормально, вроде брат и сестра, и чего бы это им разок в неделю словом-другим не переброситься. Тем более давно без глупостей.

Да, но городок-то маленький, все, как водится, все замечают. И однажды на улице к Надежде подошла жена Васи и тихо, с ласковой улыбкой предупредила: если будешь принимать моего недомылка, я с тобой разберусь, предупреждаю честно. Надо он тебе — даром отдаю, но делить его с кем-нибудь в мои планы не входит. И я тебя, значит, предупредила. В случае чего пеняй на себя.

Надежда Васе говорит: ты больше не приходи, твоя недовольна, она ничего плохого мне не сделала, и мне ни к чему дожидаться, пока она мне как-либо напакостит. Нет, про недомылка и про отдаю даром промолчала. Жалко ведь человека, тем более он к тебе по-хорошему. Тем более что-то у тебя с ним все-таки было.

Да, а Вася как-то уж очень нездорово на это отреагировал: мол, его законная уже пару раз отлупила за эти приходы, но я не половая тряпка и могу поговорить с хорошим человеком, тем более ты ничего не позволяешь, и совсем, смотрю, как брат и сестра, да человек я или уже нет, да мужчина я, можно спросить, или уже вовсе болтаюсь, как сопля на ветру.

Ну вот, Надежда, видать, пожалела его сразу вытурить, пусть еще разок придет, а то подумает, я его законную испугалась, а я вовсе не испугалась, мне, вообще-то говоря, на нее тьфу и растереть, еще разок Вася придет, и больше я его пускать не буду. Гляну в глазок: ага, Вася, и дверь не открою, человек все поймет и сообразит и не обидится. И зачем, в самом деле, лишний раз его обижать, если он и так обижен.

Но не успела. Однажды звонок в дверь. Глянула — две женщины стоят и приветливо улыбаются. Одна — жена Васи, другая незнакомая. И значит, что характерно, улыбаются. То есть никакой пакости ждать от них не следует. И Надежда впустила их в дом. А они молчат и улыбаются, стервозы. Вдруг законная вынимает из кармана молоток и ба-бах по зеркалу шкафа, что стоял в коридоре. И еще раз ба-бах. Зеркало, понятно, вдребезги. Ни объяснений тебе, ни ругани. Буквально садистки. Одна блокирует Надежду, другая достает из шкафа одежду и с лютой яростью рвет ее. Пальто, платья, кофточки. На рукав наступает, наклоняется и рывком раздирает одну вещь за другой. Как пасть льву на одном фонтане.

Да, законная рвала вещи, а вторая тетка тоже вытащила молоток и держала перед лицом Надежды с тонким таким намеком — будешь дергаться, тюкну по башке твоей дурной.

Надежда и не дергалась, словно бы окаменела. Словно бы под гипнозом. Две хулиганки рвут нажитое тобой, а ты окаменела. Ну, в крик пойди, в горло им вцепись, но нет. А потому что в голове все-таки вертелось: а ну как тяпнет молотком по голове, убьет — ладно, а ну как покалечит.

А те прошли в большую комнату, увидели сервант и вот уж тут они разгулялись — с каким наслаждением они били и топтали посуду. Да, садистки и хулиганки.

Но когда они кокнули большую хрустальную вазу, Надежда очнулась. Нет, в драку не полезла, понимала, что сила не на ее стороне. Она бросилась к телефону, и она набрала ноль два, и она закричала: грабят, хулиганят и вот по такому адресу. То есть женщина рассчитывала не на свою силу, но исключительно на силу закона.

А бандитки, почему-то пожалев телевизор, пошли к комнате сынули. А там радиоаппаратура и вещи, которые сынуля успел купить за последний год. Но комната, на счастье, значит, была заперта. Бандитки поняли, что хоть они и бандитки, но ведь же не профессиональные взломщицы, и с дверью придется долго возиться.

Законная сказала на прощанье: еще раз придет мой недомылок, вот как ту вазу кокнула, так твою башку дурную кокну. Надо он тебе, даром отдаю, а перед людьми не позорь.

И ушли.

А вскоре приехала милиция в составе двух человек. Все понятно — хулиганство в особо крупных размерах, а также разор и разбой. И безутешная женщина. Еще бы, будешь безутешной, если порвали твои вещи и побили посуду. Носить ведь теперь нечего. Да, вещи не очень новые, но ведь носить что-то нужно. На какие шиши, интересно знать, ты новые вещи купишь. Да, это горе. Это как пожар или наводнение.

Ну, все объяснила, написала заявление.

Преступницу нашли сразу. А та и не отпиралась: потерпевшая получила по заслугам, и я об одном жалею — мало навредила. За такие дела можно было бы и телевизор кокнуть. Интересно знать, товарищ милиционер, что бы вы сделали с хахалем своей супруги, вы бы что придушили — бутылочку с ним или его самого. Это, конечно, так, но по суду, думаю, вам придется платить за нанесенный ущерб. А я согласна, вещи там старенькие, я и заплачу, если суд решит, и, конечно, по заношенным ценам.

То есть законная оказалась покладистой женщиной.

Теперь Вася. А чего Вася? Он больше не появлялся, видать, жалел Надежду, понимал: в случае чего его законная Надежде на одну ногу наступит, за другую дернет. Ну, пожалуй, не сомневался, приди он, Надежда его шумно выпрет. Тут, как говорится, без вариантов. Себе он, видать, цену знал, не такой я, знаете, дорогой фрукт, что ради меня Надежда станет рисковать. Это Вася понимал и испарился.

Остается, значит, Надежда. И вот самое странное в этой истории: Надежда неожиданно забрала заявление — мы все порешили мирным путем, не вмешивая в это дело общественность.

Она так объяснила: на новые вещи деньги не выцарапать, платить, ей сказали, будут по остаточной цене, когда вы покупали тряпочку, она стоила столько-то, да вы ее много лет носили, то есть никоим образом за порванные вещи не станут платить как за новые.

Так и пропади вы пропадом с вашим законом. И вообще, я вам так скажу: нет таких тряпок, из-за которых я пойду в суд позориться. Ну да, все ведь будут знать, из-за чего случилось это позорное хулиганство.

Но и это не главное. А главное — вот оно. Надежда так объяснила подруге, почему забрала заявление. А ей Васю стало жалко. Да, его законная — мерзавка, это кто же спорит, но в случае, если их заставят выплачивать мне деньги, колотиться ведь придется Васе, а у него две взрослые девочки, и их нужно одевать, в противном случае кто же их замуж возьмет. То есть нахулиганила жена, а надрываться мужу. Да ладно, что-то все-таки было, и Вася приходил, ну, вроде брат к сестре, и потому пропади все пропадом, и потому было бы здоровье, а одежда еще появится, не это ведь главное, верно? Ведь жизнь, как пела когда-то Алла Пугачева, кончается не завтра.