Фанатка

Глава 1

Он пел только для нее.

Девчонка сидела, вжавшись в кресло, уставившись горящими глазами на телеэкран.

Он был там, ее кумир, ее любовь!

Он пел, и волнующаяся, как море, толпа ликующих подростков приветствовала его криками, свистом и воплями: «Давай! Жека! Еще!»

И Жека – молодой певец Евгений Малышев – пел еще и еще. Его неподражаемый звонкий голос достигал самых высокий нот, а потом срывался вниз, в хриплую, рычащую глубину, он то резал, как по живому, то обволакивал бархатом, и манил, манил за собой…

Таня (так зовут нашу героиню) представляла себя в этой беснующейся толпе. Какие же они все счастливые там, в Москве! Могут ходить на все его концерты. Могут видеть его живого перед собой хоть каждый день! В который уже раз она воображала, что танцует так хорошо рядом со сценой под его мелодии, и танцует так хорошо, что он наконец замечает ее и уже не может отвести взгляда. А потом, после концерта, он подходит к ней… Нет, нельзя позволять себе такие мысли. Как говорит мама: «Ври, да знай меру!»

Таня «зафанатела» около года назад.

Именно тогда этот шестнадцатилетний заводной парень, словно комета, ворвался на «звездный» небосклон, в считанные месяцы затмив более известные светила.

Его клипы бесконечно крутили по музканалам, его песни сразу же вознеслись в верхние строчки хит-парадов, его диски мгновенно раскупались, на его концерты невозможно было попасть.

Сотни, нет, тысячи девчонок по всей стране визжали, пищали, стонали от восторга при одном только упоминании его имени. И даже парни, хоть и с усмешкой, но все же признавали: «Жека – это сто пудов класс». В каждом уважающем себя городе образовался фан-клуб, где наиболее неистовые поклонницы могли потусоваться, поболтать о лапочке Жеке, обменяться своими «сокровищами».

Был такой клуб и в Новинске – городке, где жила Татьяна.

Председательша клуба – огромная, толстая девица, по имени Ната, – обладала непререкаемым авторитетом, потому что, закатывая глаза, уверяла всех, что она лично знакома с Жекой и часто бывала с ним в одних компаниях. И даже вот, посмотрите! – получила от него письмо. В доказательство своих слов она показывала конверт с московским штемпелем, в котором действительно лежало какое-то письмо. Проверить ее не могли – никто из девочек не знал Жекиного почерка, да к тому же у Наты в Москве жила родная тетка, которая часто приглашала племянницу к себе. А для любой девчонки из Новинска поездка в Москву и знакомство с Жекой были событиями равнозначными. Так что Нату фанатки уважали, пожалуй, не меньше, чем своего кумира.

Все, но не Таня.

Она так и не присоединилась к фан-клубу.

Несколько раз она потусовалась с ними, но потом поняла, что делится своим Женей не хочет ни с кем. Суета и обмен «сокровищами» –фотографиями, дисками, вырезками из газет, видеопленками – казались ей мелочными и ненужными. А трепать любимое имя на каждом углу было и того хуже – оно словно бы тускнело от этого, покрывалось грязью и ржавчиной.

Таня «фанатела» в одиночку, хотя ее коллекции позавидовала бы любая из девчонок.

Да, ей не с кем было поговорить о Жеке, не с кем было разделить восхищение его песнями, но она и не хотела этого.

Она хотела, чтобы он целиком и полностью принадлежал ей.

Вот и сейчас он был с ней тут, в ее комнате.

Он смотрел на нее своими большими влажными глазами с бесчисленных фотографий, обклеивших стену.

Он дарил ей свой взгляд с экрана телевизора.

Он пел ей со сцены, пел только ей одной, и, как всегда, от этих песен мурашки пробегали у нее по коже, хотелось и плакать, и смеяться…

И как часто она под эти песни и плакала, и смеялась!

Она любила и была счастлива.

Передача закончилась.

Таня, вздохнув, выключила телевизор.

Это было так, как будто окончилось ее свидание с любимым.

Она подошла к тумбочке возле кровати, вынула из ящика свою самую большую реликвию.

Это была фотография улыбающегося Жеки, подписанная его рукой. Эту фотографию Таня выиграла на конкурсе писем, который проводила любимая радиостанция. Ее письмо оказалось самым лучшим, по словам ведущей, оно понравилось Жеке больше всего, и в награду она получила вот эту самую фотографию с автографом.

«Моей самой славной поклоннице, – надписал на фотографии Жека. – Буду рад встрече наедине!»

Эти слова открывали Тане столько возможностей… Как часто, любуясь карточкой, Таня представляла, что однажды поедет в Москву и надпись на фотографии станет ее пропуском к Жеке – ведь он же сам, своей рукой написал, что будет рад встрече! Положив фотографию перед собой, девчонка погладила растрепавшийся светлый ежик Жекиных волос. Потом провела пальцем по густым выгоревшим бровям, по пухлым губам…

«До чего же он красив!»

Она не могла оторвать взгляда от этого лица. Она давно уже изучила каждую его черточку, знала, что, когда он усмехается, справа на щеке появляется ямочка. А когда хмурится, лоб между бровями прорезает маленькая морщинка.

Но больше всего она любила его улыбку. Открытую, невероятную притягательную, искреннюю, в которой светилась вся его душа. Она знала, что душа его также прекрасна, как и лицо. Ведь его песни рождались в его душе.

Она не обращала внимания на сплетни, которые иногда появлялись о нем в журналах. Она уверяла себя, что ему, как и каждой знаменитости, просто доставалась своя доля грязи, но на самом деле все эти слухи – про его капризы, про его загулы и запои, про увлечения наркотиками и некрасивые истории с девочками – полное вранье или же сильное преувеличение. Еще и поэтому она перестала тусоваться в фан-клубе: девчонки там очень любили посмаковать именно эти скандальные истории, которые в их устах обрастали самыми невероятными подробностями.

Но даже если все это и было правдой (иногда она допускала и такое), она любила его от этого не меньше. Все это было частью того звездного ореола, которым был окружен этот парень, частью его невероятной, немыслимой жизни, которая казалось Тане вечным праздником, особенно по сравнению с тем существованием, которое приходилось вести ей.

Не то чтобы ей не нравилась ее жизнь. Это была вполне нормальная жизнь вполне нормальной шестнадцатилетней девочки с радостями и горестями, с заботами и проблемами, с учебой и отдыхом, с друзьями, дискотеками, музканалами, журналами, сериалами, днями рождения, с вечной борьбой с мамой за самостоятельность…

И все же в этой жизни не хватало праздника. Не хватало чуда, сказки, прекрасного принца…

Но, может быть, каждая девчонка в шестнадцать лет ждет принца?

Во всяком случае одно чудо должно было произойти и очень скоро.

Татьяна бросила взгляд на стену.

Там висела афиша – вчера поздно вечером она сорвала ее с тумбы на площади, чудом опередив других девчонок-фанаток.

На фоне милого лица с микрофоном броско алела надпись:

«Впервые в Новинске!

Всего одна ночь!

Кумир миллионов – на сцене ДК!

Улетный, клевый, крутой Жека – с нами!

Если ты девчонка или парень, если ты не дура и не тормоз, если ты сечешь и не под кайфом – подгребай вечером 10 августа в ДК! Все удовольствие 100 рублей».

Таня вздохнула и поднялась с кресла.

Приезд Жеки в их городок – это действительно чудо!

Чудо, которое случается раз в жизни.

Однако, достать билет на этот концерт будет совершенно невозможно…

Если только не отправиться на поклон к девчонкам из «Жек-клуба».

Глава 2

Украшением зала к предстоящему концерту фанатки занимались бесплатно.

Каждой из них было обещано по билету, а Ната добилась для себя десяти, которые собиралась выгодно продать. Кроме того, она выторговала себе право сфотографироваться с кумиром – эта фотография должна была стать самым лучшим экспонатом в ее коллекции и окончательно утвердить ее авторитет среди других девчонок.

Ну и, конечно же, организаторы концерта разрешали девчонкам свободно заниматься их обычной «фанатской» деятельностью – танцевать рядом со сценой, громко приветствовать кумира, дарить ему цветы и выпрашивать автографы.

– Только чтобы без эксцессов! – строго потребовал у Наты Семчик, представитель администрации города. – А то в прошлый раз, когда Алена Сапина приезжала, так вы ее чуть на куски не разорвали!

– Обижаешь, Сем! Да разве мы это были? Нам эта Алена на фиг не нужна. Сама чумовая, и поклонники такие же! И нечего ей было их так заводить! На сцену зазывала, танцевала с ними, обнималась, целовалась… Пусть радуется, что вообще жива осталась. Нет, у нас, у Жекиных, по-другому. У нас – дисциплина! Все заранее распределено: Катя Брюхина за цветы отвечает, Маша Свай – за автографы… Кстати, вот наши списки, это по поводу билетов.

– Давай подпишу… Ну ладно, билеты получишь у меня, когда закончите.

Целый день девчонки под руководством Наты мыли, скребли, драили пол и стены, счищали комочки жвачек и вытаскивали из-за батарейных радиаторов пустые пивные банки и сигаретные пачки. А потом принялись надувать воздушные шарики, завешивать стены гирляндами и цветами. Работа кипела – девчонки в предвкушении концерта старались изо всех сил.

– Жека в «Балчуге» остановился, – возбужденно говорила Катя Брюхина. – Я сама видела, как туда лимузин проехал. Ой, девчонки, я в первый раз в жизни настоящий лимузин видела!

– Он на четвертом этаже, – добавила Маша Свай. – У меня там тетка – горничная. Номер 195, люкс.

– А гулять после концерта они в «Иванушке» будут. Ребята сказали, он сам этот ночной клуб выбрал. Там уже зал готовят на сто человек. Вот бы и нам туда!

– Как же, разбежались. Ты, подруга, подсчитай – городская администрация плюс милиция плюс остальное начальство и фирмачи – да их там за тысячу наберется! Ты радуйся, что хоть на концерт попадешь. К тому же Жека на таких гулянках никогда позже трех не засиживается. Он уезжает, они там без него догуливают.

Внимательно прислушиваясь к разговорам, Таня трудилась вместе со всеми. Она отрабатывала свой билет.

К вечеру, когда зал блестел как новенький, уставшие девчонки с горящими глазами получали у Наты свои билеты.

Таня подошла последней.

– А тебе чего? – голос Наты был резким и насмешливым. – Ты разве член «Жек-клуба»?

– Нет, но ты же знаешь, что я тоже…

– Что значит – «тоже»! У нас полгорода «тоже»! А может, и вообще полстраны. Перед таким парнем кто же устоит! Однако официально в клубе ты не состоишь.

– Но я же сейчас вместе со всеми работала!

– Ну и работала, ни и что? Мало ли кто к нам с улицы придет, поработать захочет… У нас на билеты, между прочим, списки. Заранее составлялись! Согласовывались с администрацией! На вот, посмотри. И где же ты в этом списке?

– Ната, я знаю, у тебя еще билеты есть. Ну, пожалуйста, продай мне один! Что, тебе трудно?

– Мне нетрудно. Боюсь, это будет тебе трудно! У тебя что, есть свободные 200 рублей?

– Ничего себе! Так ты хочешь за билет 200 рублей? Но он же стоит всего 100… А эта новая цена – она тоже согласована с администрацией?

– Ну, вот что, иди-ка ты отсюда, пока я охрану не позвала. Надо же! Пришла тут неизвестно кто, клянчит у меня, выпрашивает, да еще меня же и оскорбляет!

– Ната, погоди! А если я тебе за билет… ту фотографию отдам? Ну, ту самую, мою… которую я выиграла…

– Фотографию?

Таня увидела, как загорелись глаза у председательши, и поняла – билет у нее будет.

Но какой ценой!

Отдать за билет свое самое большое сокровище!

Это все равно, что расстаться с самим Жекой…

И все же не попасть на концерт – это еще хуже. Такой шанс выпадает только один раз в жизни!

– Да, мою фотографию с автографом. Я могу отдать ее тебе… за один билет и за флаер на дискотеку.

– Ну, ладно… Приноси… Сейчас же принеси! А то у меня все билеты уже расписаны.

Получить ту самую фотографию – это было немыслимым счастьем для любой фанатки, а для Наты – тем более. Эта фотография перевешивала все остальное, чем обладали другие девчонки, вместе взятые. Правда, сегодня после концерта у многих будут настоящие автографы Жеки, но на этой фотографии, кроме того, был и фирменный знак радиостанции, к тому же слова, написанные рукой Жеки, являлись своего рода паролем, пропуском к нему. Именно обладательницей фото становилась «самой славной поклонницей»! Именно с ней будет рад встретиться Жека наедине! И кто знает, может эта встреча близка…

Вот так Татьяна получила свой билет.

А когда она, буквально живьем, с мясом отрывая от сердца, передала Нате фотографию, когда почувствовала в душе пустоту и одиночество, словно после расставания с любимым человеком, когда поняла – после концерта ей нечем будет утешиться в своей любви, в ее душе зародился план… Безумный, невероятный… И все же – осуществимый.

Глава 3

– Дядь Вань, ну, пожалуйста! Мне очень нужно, пойми!

– Ни за что! И думать не смей! Как я твоей матери в глаза-то потом смотреть буду!

Стояло раннее августовское утро. Пока было прохладно, однако день обещал быть жарким – уже две недели город стонал от небывалого зноя.

Татьяна, ежась и обхватив себя за плечи, стояла перед швейцаром самой роскошной в их городе гостиницы – скромной тезки знаменитого московского отеля. Девочка переминалась с ноги на ногу, в глазах ее светилась отчаянная мольба, но швейцар был неприступен, по крайней мере, пока. Отвернувшись от назойливой малолетней родственницы (Татьяна приходилась ему двоюродной племянницей), огромный величественный дядька с роскошной, распластанной на груди серебряной бородкой хмуро смотрел вдаль.То, о чем просила эта девчонка, было просто немыслимо. «До чего же они все-таки распущенные, эти современные подростки! Разве могли их родители в свои годы позволить себе такое? Хотя, если подумать, всякое бывало. Вот и Катерина, мать Татьяны… Э, да что там говорить. Воспитала дочь себе под стать, ничего не скажешь! А впрочем, чего было и ожидать-то от нее, от такой мамаши. Надо же, как оно поворачивается! Недаром говорят, яблоко от яблони… А ведь с виду Танька-то – вполне нормальная девчонка. Воспитанная, ласковая. Домашняя. Причесанная. Вымытая. И всегда казалась ему такой скромной тихоней, не то что эти накрашенные и обкуренные грязнули. И что же она теперь вытворяет, эта скромница? Нет, воистину мир перевернулся. Разврат, сплошной разврат! Если уж малолетки вроде Таньки замышляют такое, что ж тогда удивляться тому, что происходит перед дверями этой гостиницы каждую ночь…» Все эти мысли медленно ворочались в голове у швейцара, возвращая ко временам далекой молодости.

– Дядь Вань, ты не думай, я тебя не выдам! – Татьяна с заговорщическим видом подмигнула мрачному швейцару, словно зная, как растопить его сердце.

Но дядя Ваня все еще не сдавался. Хоть Татьяне и удалось немного размягчить его, воскресив давно забытые воспоминания, он все еще был неприступен.

– С ума спятила, девка! Ты что же это с собой делаешь, а? До какого позора себя доводишь! Матери-то ты что скажешь?

– Дядь Вань, не шуми! Это же мой единственный шанс, как ты не понимаешь! Я же люблю его… Очень люблю! Если я сейчас не буду с ним, мне хоть в петлю лезь… Хоть в пруду топись! А если все получится… То мне больше ничего в жизни и не надо.

Швейцар вздрогнул. Он вдруг вспомнил, что все это уже было с ним. Вот так же стояла перед ним девчонка, упрашивала его, стараясь казаться веселой, хотя в глазах у самой стояли слезы… В этом было что-то мистическое, какая-то загадка тайна, такое полное повторение истории было просо невероятным… Дядя Ваня постарался отогнать шальное воспоминание подальше, он даже мотнул головой, как замороченный оводами конь.

– Ох, ну и чумовые вы, современные! Наши-то в ваши годы потише были, поскромнее. Разве что мать твоя… – сказал он и прикусил язык. Черт дернул его сболтнуть лишнее! Эх, достала она таки его, ввела в грех, чуть было не выболтал секретное, баба, ну честное слово, баба!

– А что моя мать? Что ты хочешь сказать? – как ни поглощена была Татьяна своими заботами, она все же уловила напряжение, охватившее швейцара при последних словах. Да и слова-то были какие-то странные. Почему-то он все время вспоминает мать… Но при чем тут мама? С мамой она как-нибудь сама разберется, потом. Мама у нее вообще что надо – не доставала по пустякам, помогала в сложных ситуациях, у Татьяны от нее не было секретов. К дочкиному увлечению Жекой она относилась терпимо, правда, ни раз говорила, что, когда Татьяна перебесится, ей самой же будет смешно, какой фанаткой она была.

– Да я так, ничего, обмолвился, – дядька чувствовал себя неловко. Ему было стыдно за свою несдержанность, хотелось быстрее отделаться от назойливой племянницы. И что они обе хотят от него, прилипли как мухи. – Ладно уж. Будут тебе ключи, – он сказал это быстро, скороговоркой, лишь бы его поскорее оставили в покое.

– Дядечка, миленький ты мой, какой же ты хороший! – одуревшая от счастья Татьяна бросилась швейцару на шею и расцеловала в заросшие щеки. – Спасибо тебе, дядь Вань, я этого век не забуду!

– Век не забуду, век не забуду! – ворчал дядька, проходя сквозь крутящуюся дверь в прохладный гостиничный холл. – Лучше бы о своей жизни подумала, дуреха! – Он был бы и рад дать обратный ход, но было уже поздно. Ну, не мог он сказать сейчас ей, что все отменяется! Вон как сияет вся, глаза как светятся! И кто их разберет, этих женщин. Такое вытворяют, уму непостижимо.

– На, держи, – протянул он ей ключи, вернувшись. – Номер 195, четвертый этаж.

– Я знаю, – кивнула Таня, пряча ключ с тяжелым гостиничным наболдашником в сумочку. – Я уже все знаю!

– Да не забудь ключ вернуть, дуреха!

– Постараюсь! – уклончиво ответила Таня. Честно говоря, он уже сейчас ей нравился, этот ключ. И он вполне годился для того, чтобы заменить утраченную фотографию! Поэтому она и не была уверена в том, что вернет его. А дядя Ваня – что ж, мало ли ключей пропадает в гостинице! Если что, она ему просто отдаст деньги и все.

Глядя, как повеселевшая девочка скачет от радости по площади перед гостиницей, швейцар окончательно смягчился. «Много ли им, дурехам, нужно для счастья!»

Дядя Ваня вздохнул и пригладил бороду. Да, непростая эта штука – жизнь. Вот и сейчас – нехорошее вроде дело сделал, а на душе почему-то светло.

Он проводил взглядом скрывшуюся за углом девочку, и вдруг еще одна, совсем уж неправильная, мысль пришла ему в голову: а так ли уж не права была сестра, когда семнадцать лет назад пошла на то, что сделала? А может, в этом и был смысл ее жизни? Может, она нашла не беду, а счастье?

Глава 4

Концерт получился отменным.

Зал ДК был набит до отказа.

Места в партере достались начальству, вернее в большей степени их дочкам, сынкам и прочим родственникам. Но и само начальство не побрезговало столь замечательным концертом – имя Евгения Малышева было у всех на устах. Его появление в городе относилось к разряду тех событий, которые в тихом провинциальном городке обсуждают еще годы спустя и которые всегда остаются в его истории. К тому же не одним только фанаткам хотелось пополнить семейные альбомы совместными с известным певцом фотографиями и автографами. Поэтому ничего удивительного не было в том, что в первом ряду можно было увидеть и мэра с женой и свояченицей, и главврача больницы с заместителями, и начальницу санэпидстанции с владельцем единственного в городе ресторана, и директора школы с молоденькой завучем по внеклассной работе, и даже батюшку, настоятеля местного храма.

Фанаткам достались совсем неплохие места – на боковых откидных стульчиках во всех рядах. Конечно же, в первый ряд уселась возглавлявшая свою команду Ната. Ее грузная фигура, словно монумент, возвышалась над партером: короткие, постриженные почти под ноль волосы блестели от покрывавшего их иссиня-черного воска, золотистое же вечернее платье – облегающая маечка на узеньких бретельках – едва скрывало мощные, рвущиеся наружу формы, которые невольно привлекали голодные взгляды мужской половины новинского бомонда и негодующие взгляды женской.

Вообще же вечерний прикид избранной публики являл собой странную смесь. Здесь были действительно шикарные фирменные туалеты, такие, например, как темно-синий полупрозрачный туалет от Dior, весной привезенный мэром жене из Парижа, или же «тряпочки» от Moschino, надетые на подружках местных крутых, и даже несколько великолепных образцов коллекционных платьев от LorisAdsaro, неизвестно как оказавшихся в этих не самых близких к центрам мировой цивилизации края.

Были здесь и довольно искусные поделки под фирменные вещи – каждая уважающая себя новинчанка имела дома швейную машину и почти все горожанки умели шить – а уж «подсмотреть» фасон фирменной вещи никогда не считалось зазорным.

Многие были одеты в модели из старых номеров модных журналов.

Ну, а те, кого не изводило тщеславие, довольствовались китайско-корейским ассортиментом местного вещевого рынка и чувствовали себя в этой одежде ничуть не хуже упакованных в «фирму».

Не обошлось, конечно же, и без пофигистов, страдающих не от недостатка денег, а от недостатка воображения и не признающих другой одежды, кроме спортивных костюмов.

Татьяна сидела в последнем ряду. На ней было простенькое беленькое платьице, точная копия фирменного оригинала. Это платьице, как и всякая хорошая вещь, обладало одним неоценимым качеством – оно так ненавязчиво подчеркивало фигуру и так идеально сидело, что казалось, было смоделировано и сшито специально для Тани. Те, кто смотрел на девчонку, невольно задерживали взгляд, им сразу же запоминался этот цельный образ, который олицетворял собой свежесть и юность.

Однако осознание своей привлекательности было пока что единственной положительной эмоцией Татьяны. Впередисидящие загораживали ей весь вид. С того места, которое досталось ей, можно было разглядеть только кусочек сцены – там, где сидел барабанщик Жекиной группы. Татьяна попыталась было встать и пристроиться у стены – она готова была простоять хоть весь вечер, ее это нисколько бы не утомило – ведь она любовалась бы Жекой! Но суровый охранник заставил ее вернуться на место.

– Девушка, не положено! – отрезал он, не принимая никаких возражений. – Вот будет у вас дискотека, настоишься тогда у стенки. А сейчас есть у тебя место – села и сиди.

Вот так Тане пришлось довольствоваться только невероятным голосом Жеки.

Впрочем, вскоре она утешилась. Песни были так хороши, что казалось, адресовались только ей. Возбужденная публика то и дело в экстазе вскакивала, чтобы подпевать и приветствовать своего кумира, и вот тогда уже Таня, неистово прыгающая вместе со всеми, могла из своего угла увидеть освещенную прожекторами невысокую фигуру.

Да, Жека оказался не совсем таким, каким она его себе представляла.

На экране телевизора она выглядел высоким и стройным, а на самом деле оказался приземистым и довольно крепким.

– Львенок! – хихикали рядом с ней. – Маленький, а заковыристый! Поет-то, смотри, а живую, без «фанеры»!

Татьяна обижалась на эти неуместные замечания, как будто они оскорбляли лично ее, а не Жеку. Однако в душе она не могла не согласиться, что парень, с его невысокой коренастой фигурой и лохматой гривой волос действительно похож на львенка. К ее восторженному чувству поклонения и восхищения присоединилось еще и умиление, чуть ли не жалость. И от этого он перестал быть далеким и недоступным, сделался ближе, понятней и еще дороже.

Ей не пришлось вручать ему цветы – у Наты все было строго расписано, цветы от имени всех фанаток вручила Катя Брюхина, удостоившаяся за это поцелуя в щечку.

После концерта была дискотека с участием Жеки.

И вот уж здесь страсти разгорелись по-настоящему.

Если на концерте все еще старались сдерживаться, соблюдать приличие, то тут все условности были отброшены. Под заводную музыку толпа подвыпивших и накурившихся девчонок в экстазе бесновалась в голубом дыму темного зала, а те, кому удавалось в обход Натиной тусовки прорваться на сцену, срывали с себя одежду, чтобы получить автограф кумира прямо на обнаженное тело. Находились и такие, что, не довольствуясь автографом, кидались на певца, как хищницы на беззащитную жертву, в надежде урвать свою долю любви в виде прикосновения, поцелуя, кусочка одежды или даже кусочка самого кумира. Однако охранники Жеки свое дело знали – поползновения самых сумасшедших тут же пресекались, и очумелые девушки оперативно и незаметно выводились из зала.

Вскоре в этом великолепном бардаке, именуемом дискотекой, установился некий порядок – круговую оборону у сцены, как и положено, заняли статистики Наты, которые по очереди чинно выскакивали на сцену за своей долей талисманов, остальную же публику оттеснили в глубь зала.

Татьяна оказалась в стороне

В первый момент ей в тесноте и давке все-таки удалось прорваться к сцене, и она даже, подскочив и протянув руку, коснулась Жекиного ботинка – на пыльном гриндерсе остался отпечаток ее пальцев.

Однако потом водоворотом тел ее отнесло к самой стенке, откуда уже невозможно было пробиться обратно.

Уже оттуда, потея и тяжело дыша в душном помещении, она с завистью смотрела на счастливиц, удостоившихся Жекиного автографа и поцелуя.

С удивившей ее саму ненавистью она смотрела на Нату: та, словно пропуском, помахивала Жекиной фотографией (ее фотографией!), которая давала ей право обниматься, целоваться и сниматься с Жекой, а потом еще и напроситься вместе с ним в ночной клуб.

– Моя самая славная поклонница! – кричал Жека залу, поднимая Натину руку.

Все выли и визжали, и только Таня видела затаившуюся в глазах парня скуку и усталость.

Ну, ничего! Скоро он забудет про скуку.

Скоро он забудет по Нату!

Скоро, скоро он и в самом деле узнает, кто же его самая славная поклонница.

Скоро он будет принадлежать ей, ей одной!

Глава 5

Татьяна ускользнула из зала задолго до конца дискотеки.

Нужно было остаться незамеченной, поэтому она решила воспользоваться тем временем, когда весь город будет тусоваться в ДК.

Она оказалась права. По пути в гостиницу, пока она тихо шла по ночным улицам, она не встретила ни одного человека, но одной машины, ни даже собаки – казалось, все, что только могло двигаться, стаей мотыльков устремилось к ярко освещенному «храму искусства». Никем не замеченная Татьяна с легкостью вошла в гостиницу через служебный вход, быстро поднялась на четвертый этаж и уже через полчаса после ухода с дискотеки стояла перед дверью номера 195.

Думала ли она, что совершает что-то безнравственное?

Нет, ни одной секунды. Желание видеть Жеку и быть с ним было так велико, что она совсем потеряла голову. Уже позже, когда она могла оценить то, что сотворила, она поражалась собственному безрассудству и… да, по-другому не скажешь – эгоизму. Конечно же, сгорая от напряжения у дверей Жекиного номера, она думала только о себе, о своем невыносимо остром желании встречи. Она не понимала тогда, что это желание затрагивает не ее одну, что она поступает, как капризный, испорченный ребенок, который закатывает истерику, чтобы получить понравившуюся игрушку. Именно такой игрушкой стал для нее Жека.

Думала ли она о последствиях?

Ни одной секунды. То, что происходило, было сумасшествием, умопомешательством, какой-то чумой… Которой она уже заразилась и теперь была не в силах противостоять.

Она не ведала, что творила.

Но раскаяние, угрызения совести, отрезвление – все это было потом.

А теперь она была уже у цели, и остановить ее не смогло бы ничего.

Ключ мягко щелкнул, скрывая замок, дрожащая от возбуждения Татьяна тихо проскользнула внутрь, захлопнув за собой дверь.

Поначалу она боялась включать свет и пробиралась по комнате на ощупь, однако потом сообразила, что на освещенные окна просто некому будет обращать внимание – улицы все еще пусты и будут такими еще долго за полночь: дискотека должна была продолжиться и после Жекиного ухода.

Поэтому она щелкнула выключателем и замерла восхищенная.

Она поняла, что попала в настоящий дворец. Именно так восприняла неискушенная провинциальная девочка великолепие номера люкс с резными дубовыми панелями солидной мебели, парчевыми занавесями, шелковыми обоями, пушистыми коврами, хрусталем и золотом инкрустации и люстр, шикарным убранством спальни. И в своих ощущениях она была не так уж и не права – по количеству денежных вложений и использованных ценных отделочных материалов на единицу площади гостиница явно не уступала какому-нибудь небольшому дворцу где-нибудь в небольшой стране. Конечно, какой-нибудь въедливый зануда-путешественник непременно задался бы вопросами: а так ли уж нужна почти незаметному на карте России городу такая величественная гостиница и откуда взялись деньги на все это великолепие? Однако зануд-путешественников нечасто заносило в городок. А Татьяне подобные вопросы в принципе не могли прийти в голову, она просто стояла ошеломленная и привыкала к великолепию, в котором ей предстояло провести несколько часов.

И не просто провести, а провести достойно! Так, чтобы соответствовать тому, что окружало ее сейчас.

Она огляделась – и вмиг мысли о том, что пребывает во дворце, отошли на второй план. Потому что она увидела: дворец этот населен, и живет в нем тот, ради кого она пробралась сюда. Его вещи из полураспакованных чемоданов были разбросаны повсюду, она могла потрогать их, пощупать и даже примерить!

Это было такое счастье, от которого захватывало дух. Да ради одного этого и стоило сюда попасть!

Дрожащими руками Таня прикоснулась к брошенной на диван рубашке, потом подняла ее и поднесла к лицу, вдыхая запах хорошего одеколона и дорогих сигарет. Так же бережно и любовно она погладила, потрогала каждую встретившуюся ей вещь – парики, расческу, небрежно брошенную визитку… Она открыла дверцы шкафа и изучила все его сценические костюмы: Жека предпочитал экстравагантный яркий рок-н-рольный стиль а-ля Элвис Пресли, в его гардеробе было много ярких, кричащих вещей, и по каждой из них Татьяна могла вспомнить, в какой он снимался в том или ином клипе или выступал вконцертах.

Многие из костюмов были разорваны, грязные, белые рубашки давно не стираны, и Татьяна со вздохом решила, что костюмер у него (или это была костюмерша?) – хуже некуда.

Лишь одна вещь по-настоящему расстроила и рассердила ее – фотография, которая стояла в гостиной на журнальном столике. Татьяна долго и пристально изучала невероятно красивое лицо какой-то смутно знакомой девицы, которая надменно взирала из малахитовой рамки. Лишь поставив девицу обратно на столик, Татьяна вспомнила, что это та самая Вика Зарубина, известная манекенщица, у которой роман с Жекой… Укол ревности заставил ее сердце забиться часто и неровно.

Старинные часы с шипением и треском пробили полночь, Татьяна в испуге вздрогнула – этот звук напомнил ей, что пора действовать. Сейчас Жека как раз должен был выехать в ночной клуб, где, по словам Маши Свай, никогда не засиживался более чем до трех.

За эти три часа Золушка должна была превратиться в принцессу. В такую принцессу, которую не сможет отвергнуть ни один принц. Весь вопрос в том, удастся ли это Татьяне? В какой-то момент ее охватил страх и неуверенность: «Вон сколько девчонок балдело сегодня от Жеки, и это только в их городе, а если представить по все России? К тому же ох как трудно конкурировать длинноногой Викой Зарубиной…»

Она тут же одернула себя: «Пусть все эти девицы отвечают сами за себя. Чего о них думать – они же не стоят в очереди за дверью! И у Вики она его отбивать не собирается. Ей просто нужно получить свое, то, без чего дальше жить будет очень сложно… Кстати, и ноги у нее тоже не самые короткие!

А раз так, нечего и сомневаться!»

С закушенными губами, с написанной на лице решимостью Татьяна шагнула на мраморный пол ванной, сбросила с себя платье и предстала перед широким, во всю стену зеркалом, придирчиво рассматривая свое отражение.

По меркам Новинска фигура у нее была идеальной, но московским модницам она показалась бы крупноватой. За лето светлые длинные волосы выцвели и на фоне крепкого загара казались совсем белыми. Темные глаза смотрели мрачно из-под насупленных бровей, уголки полных губ были опущены.

Таня всегда была недовольна собой – она казалась самой себе нескладной, неуклюжей, ступни были слишком большими, грудь – слишком маленькой, нос – слишком длинным… Она еще не привыкла к своему телу, не поняла его нежной красоты, не научилась быть снисходительной к небольшим недостаткам и умело подчеркивать достоинства. Она еще не замечала, не придавала значения редкому, необычному цвету волос (она была естественной блондинкой), еще более редкому сочетанию цвета волос и темных глаз, она не видела своей гладкой, бархатистой, упругой кожи, не считала это необходимым атрибутом красоты. Поэтому держалась она действительно скованно и робко, сутулая спина и неуклюжая походка скрывали природную грацию, угрюмое и недовольное выражение лица искажало неправильные, но невероятно очаровательные черты лица.

Татьяна отправилась в душ, как всегда, расстроенная и недовольная собой.

Через полчаса она, закутанная в пушистое полотенце и пахнущая любимыми мамиными духами, вышла из душа и пробралась в спальню.

Еще через пять минут она скользнула под одеяло, глотнув для храбрости прямо из горлышка замеченной ранее на тумбочке бутылки виски.

А еще через несколько минут она, погасив свет, сладко спала, широко раскинувшись на огромной двуспальной кровати.

Глава 6

Прошедшим днем певец Евгений Малышев был доволен.

Публика принимала его отлично – и пожилые начальники, и молодежь, и «старые» русские, и «новые», еще раз подтверждая то, о чем много и восторженно в последнее время писала пресса: «Песни Жеки универсальны, их любят и с удовольствием слушают люди самых разных возрастов и социального положения».

Жека, хоть и старался показать, что он совершенно равнодушен к рецензиям, на самом деле болезненно воспринимал любые негативные отзывы – после язвительной статейки какого-нибудь никому не известного писаки мог впасть в депрессию и несколько недель даже близко не подходить к сцене.

Однако язвительных статеек по мере его раскрутки становилось все меньше, за последнее время он вообще не помнил ни одной. Так что Жеке оставалось только соглашаться с журналистами, в один голос заявлявшими, что жизнь певца вступила в устойчивую полосу везения и успеха. При этом, правда, суеверный певец е забывал сплевывать через левое плечо, так как всегда помнил, что жизнь – зебра, что после белого непременно грянет черное, что вечного успеха не бывает. Хотя в его случае можно было бы говорить об исключении из общего правила – Жека был самым настоящим баловнем судьбы.

Родился он в известной в мире шоу-бизнеса семье: отец и мать пели в гремевшем в былые времена ВИА – вокально-инструментальном ансамбле – под названием «Поющие березы». Так что звуки музыки малыш начал впитывать с молоком матери, и запел раньше, чем пошел, и уж точно раньше, чем заговорил. Как это ни странно, его родители оказались людьми весьма здравомыслящими, они не стали с пеленок двигать чадо на всероссийскую сцену, прекрасно зная пагубные последствия ранней славы. Женечку хорошенько воспитывали дома, у пианино, со строгой наставницей, которая шлепала мальчика линейкой по рукам, если он не выдерживал темп. Результатом такого варварского воспитания были прекрасное музыкальное образование, аристократические манеры, умение держать темп в любых ситуациях и здоровая ненависть к учительнице музыки.

И вот в нужный момент, хорошо подготовив почву, дальновидные родители, они же – расчетливые продюсеры, организовали триумфальный выход сынули в свет. Да, это был действительно триумф. Уже говорилось, что Жека ворвался на звездный небосклон стремительно, как комета, затмив собой другие светила. Он был другим, не таким, как все прочие звезды шоу-бизнеса, одинаковые, как муравьи, и давно уже приевшиеся и публике, и друг другу, и самим себе. В нем были страсть, сильные чувства, неубитая тусовочным снобизмом первобытная энергия и свежесть. В сочетании с безупречными манерами и безукоризненным музыкальным вкусом это производило убойное впечатление. «Звереныш, – окрестили его критики после первого концерта и добавили: – аристократ, львенок – принц».

Прозвище это закрепилось за ним, раскрутка начала набирать обороты, и вот тогда-то и появились первые язвительные статейки, чернящие «львенка». Ему припомнили все – и маму с папой, и раннее появление на сцене, и любовь публики. Почему-то последнее считалось самым возмутительным и позорным.

И вот тогда-то Жека и понял, что такое – ложка дегтя в бочке меда. Он потерялся, загрустил, слегка запил, и стало ясно – «львенок» совсем не такой сильный и самоуверенный, каким кажется на сцене.

Между тем популярность набирала обороты.

Диски раскупались, едва достигнув прилавков, фан-клубы неутомимых поклонниц организовывались по всей стране. Мама и папа поняли, что сынуле надо проветриться, и устроили ему годовую гастрольную поездку по тем городам, где у Жеки были самые мощные фан-клубы.

Расчет родителей оправдался – уже первые концерты, прошедшие с оглушительным успехом, излечили парня. «Львенок» снова стал самим собой, к нему вернулась уверенность.

Вот так Жека попал в Новинск, где его снова ждал успех, который пьянил не меньше, чем все выпитое после концерта в ночном клубе.

Как и предсказывала Маша Свай, Жека свалил из клуба ровно в три. По предыдущему опыту он знал, что именно в это время уровень опьянения достигал критической точки – его хватало только на то, чтобы добраться до гостиницы и, завалившись на кровать, заснуть мертвецким сном.

Вот и сейчас все было так же, как всегда – администратор Илюша и шеф охраны Петрович довезли его до гостиницы и довели до дверей номера.

– Дошли, ребята! Кажется, ничего все прошло, а? Городишко – маленький, с полбутылки, а публика – заводная, что надо. Особенно девчонки! Еле от них отбился, – бормотал Жека, тыкая ключом в замок.

– Да, все отлично. Главное, расплатились сразу и по полной программе. Ты сегодня как, один? – Илюша заглянул в темный номе через плечо слегка покачивающегося патрона.

– И ты еще спрашиваешь! Ты же знаешь, Вика нутром чует, если что не так. Да и отдохнуть не мешает. Давно так не выкладывался. Раскрутили меня, а?

– Ты сегодня отлично пел, Жека! Особенно вот эту, как ее: «Ржавые гвозди, ржавые гвозди!» – фальшиво пробасил Петрович, тоже заглядывая Жеке через плечо. По правилам ему полагалось тщательно осмотреть номер, но ведь сюда явно никто не входил, а было уже так поздно…К тому же Петрович сегодня явно перебрал лишнего и ему чертовски хотелось спать.

– Да, это твоя любимая, я знаю, – Жека шагнул в номер, не оборачиваясь, помахал приятелям рукой и захлопнул за собой дверь.

Глава 7

Несколько минут он стоял, качаясь, в темноте, потом вскинул руку и нащупал выключатель. Что-то показалось ему странным, но что – он пока еще не понял.

Вспыхнувший свет ударил ему в глаза, Жека, щурясь и скидывая по дороге одежду, отправился в ванну. И только тут он понял, что смущало его – запах. Необычный запах, легкий, пряный, совершенно незнакомый. Жека огляделся, но источник запаха так и не обнаружил. Галлюцинации, что ли? Неужели все-таки перебрал? Нет, не может быть! Свою норму спиртного он знал, давно уже научился не выходить из нее, а что до наркотиков, то запуганный учителями, родителями и примером полной деградации некоторых собственных друзей, дал зарок никогда ничего даже и не пробовать. Хотя ему предлагали и неоднократно.

Горячий душ немного взбодрил его, собственное отражение в запотевших зеркалах, покрывавших стену и потолок, доставило удовольствие: бурная гастрольная жизнь убрала лишний жирок, тело выглядело подтянутым и стройным. Дождавшись, когда крепкая струя окончательно приведет мысли в порядок, Жека выключил воду и, накинув пушистый купальный халат прямо на мокрое тело, вышел из душа.

Эти часы – ночные часы после удачного концерта – были самыми любимыми в его жизни. Удовлетворение успехом приносило умиротворение, после нескольких часов колоссального напряжения и тяжелейшего труда он наконец-то могу позволить себе расслабиться. Да, какой бы легкой и праздничной не казалась жизнь звезды публике, многочасовой сольный концерт действительно был тяжелым трудом, на сцене певец выматывался не меньше, чем футболист на матче, поэтому певцу не меньше, чем спортсмену, нужно было заботиться о хорошей физической форме. Хорошему певцу, такому, который не халтурил, дурачил публику «фанерой», а пел в живую.

Для Жеки этот вопрос был принципиальным. По этому поводу он даже поругался с родителями, которые с высоты собственного опыта относились к фанере гораздо терпимее.

– Пойми, дурачок, – втолковывал ему отец, – ничего в этом нет страшного! Ты думаешь, им твой живой голос очень нужен? Да, они от одного твоего вида счастливы будут! «Фанера» не «фанера»… Да кто это заметит! Им ты сам нужен, Жека Малышев! Им песни твои нужны, шлягеры, мелодии, они их потом друг другу петь будут. Да ты просто на сцену выйди, встань молча и стой два часа – и то они не пожалеют, что полугодовую зарплату за билет выложили. Это же психология публики, ее же надо учитывать! Так что пусть они глазеют на тебя, радуются. А ты о голосе заботиться должен. Это сейчас тебе кажется, по молодости, что голос у тебя вечен. А его нам не так уж много отмерено. Вот перенапряжешься, заработаешь узелки на связках, помыкаешься по операционным, узнаешь, каково это… Нет, я не за то, чтобы ты совсем уж на сцене бездельничал. Но не сделать паузу, не дать себе хоть чуть-чуть передышки – это только дураки так надрываются. И в нашем деле они долго не удержатся…

Жека ответил отцу что-то резкое, о халтуре и бездарности, отце обиделся, он в тот раз здорово поссорились. Но, даже и помирившись впоследствии с отцом, Жека остался верен своей позиции: под фонограмму он не пел никогда. Может быть, еще и это приносило ему такой оглушительный успех: что бы ни говорил отец о неразборчивости публики, на самом деле народ очень даже сек, что к чему, и не раз многие любители «фанеры» были освистаны и изгнаны из тех же залов, где Жеку впоследствии бурно приветствовали.

Усевшись в кресло, Жека закинул ногу на журнальный столик и закрыл глаза, мысленно анализируя сегодняшний день. «Да, все прошло неплохо, без эксцессов и скандалов. Надо отдать этому городку должное – фанатки здесь дисциплинированны и воспитанны. По крайней мере, костюм остался цел, не то что на предыдущем концерте в городке-двойнике нынешнего, где две фанатки прямо на сцене оттаскали друг друга за волосы, сражаясь за сорванную с руки перчатку. Хорошо хоть саму руку не оторвали! Петрович, гад, просмотрел этих сумасшедших девиц, они, пока дрались, чуть всю аппаратуру не разнесли!»

Жека потянулся и открыл глаза.

Взгляд его встретился с надменным взором красавицы Вики Зарубиной.

Парень невольно поежился, словно уличенный в чем-то нехорошем. Как будто Вика действительно следила за ним и застукала за чем-то недозволенным! Ох, и крутой же характер у его подружки. И отношения, которые сложились между ними, тоже не из простых.

Жека встретил Вику на одном из показов мод, куда его затащили неугомонные родители, заботясь о его «светском» имидже. Высокая стройная светловолосая девушка сразу же привлекла его внимание – проплывая мимо него по подиуму, она то и дело обстреливала его вызывающе кокетливыми взглядами, а потом, на последующей вечеринке, все время оказывалась рядом и чуть ли не висла на нем. В общем, к концу вечера Жека был уже не просто знаком с ней, а чуть ли не помолвлен. Пресса не замедлила растрезвонить об их романе, и действительно, между ними сложились довольно близкие отношения: Вика оказалась заводной и веселой девчонкой, известной тусовщицей, быть ее парнем считалось престижным, к тому же с ней Жека никогда не скучал, она вечно вытаскивала его в компании, на вечеринки и в такие места, о существовании которых он не имел ни малейшего представления. Однако и без Вики Жека особо не скучал, иногда ему даже приятно было отдохнуть от ее шумного, буйного характера и странных выходок, а порой ему даже казалось, что их отношениях существуют только на публике, что здесь все – напоказ, что Вика сама усиленно афиширует их связь, а на самом деле она холодна и равнодушна к нему… Однако он гнал от себя подобные мысли, ему и думать не хотелось, что его девушка может быть столь расчетливой. К тому же в последнее время он был так избалован вниманием девчонок и бесконечными их признаниями в любви, что и помыслить не мог, что его могут не любить.

Интересно, а чем она там занимается в его отсутствие?

Последний раз они виделись с Викой два месяца назад, как раз накануне его гастрольного турне. Она затащила его в очередной богемный кабак, где, напившись и накурившись, давала «прощальные наставления»:

– Что б гулять от меня – ни-ни! Понял? Если что будет, я все равно узнаю. Мне сверху видно все!

Что ж, он был верен ей. Насколько это вообще было возможно. Да и как назвать изменой те мимолетные интрижки, без которых жизни молодого здорового парня невозможна? Когда девчонки пачками падают к твоим ногам, глупо не взять то, что они предлагают!

«А если бы я тоже уступала всем моим поклонникам, как бы ты к этому отнесся»? – словно бы спрашивал укоризненный взгляд Вики, и развалившийся в кресле Жека снова поежился. Ему не очень бы понравилось, если бы его девчонка так себя вела… А впрочем, что это он так разнервничался по пустякам? Жека протянул руку и перевернул фотографию. Теперь Вика больше не смотрела не наго, и ему сразу же стало легче.

Концерт сегодня прошел безукоризненно. И вообще, ему в последнее время крупно катит. Тьфу-тьфу-тьфу, так крупно, как никому в последнее время. И все-таки… И все-таки на безоблачном небосклоне Жекиной карьеры появилась одна темная тучка. Она была крошечной и почти незаметной, невидимой для окружающих, только сам Жека знал о ней. Однако эта тучка при неблагоприятном течении событий могла стать зловещей, могла принести с собой бурю.

Вот уже несколько месяцев Жека не сочинял новых песен. Не потому, что не хотел, а потому, что не мог. Песен просто не было, вот и все. То, что он гнал сейчас со сцены, было сочинено им уже давно, еще в те годы, когда он только готовился взять звездный старт: в годы мучений игры на пианино, в годы ненависти к жесткой учительнице, в годы вынужденного молчания. Это был хороший багаж, и он-то, в одночасье выплеснутый Жекой на публику, и сделал ему имя. Песен этих, непохожи, необычных, странных хватило на два первых Жекиных альбома. А потом – все. Наступило молчание. Сейчас он еще пожинал плоды своего успеха, еще пребывал в верхних строчках хит-парадов. Но надолго ли этого хватит? Нет, конечно, он пытался что-то сочинять, он честно по часу в день торчал у синтезатора, «высиживал» что-нибудь новенькое, но все было бесполезно. Все это были вымученные, безрезультатные потуги. То, что у него выходило, было всего лишь повторением старого, перепевкой все тех же мелодий, и никуда не годилось.

Отчаиваться и паниковать было еще рано. Пока что он пребывал в зените славы, пока что ему с лихвой хватило и старых запасов. Но что же дальше? Не иссяк ли источник его композиторского таланта? Не придется ли и ему, как многим другим, покупать чужие песни?

Жека не любил зацикливаться на неприятных мыслях. Особенно тогда, когда голова была тяжелой, как сейчас. Отогнав «темную тучку» в сторону, отчаянно зевая, парень решил, что пора, наконец, отправиться спать.

Жека щелкнула выключателем настольной лампы и в темноте, на ощупь, пробрался в спальню.

Не зажигая света, он скинул купальный халат, скользнул под одеяло и… темноту прорезал звонкий девчоночий визг.

Глава 8

«О Боже, только не это!» – молил Жека, пытаясь нащупать выключатель настольной лампы. Но вспыхнувший свет вынес приговор – да, произошло именно это. Вот она, зловредная фанатка, пробралась к нему в номер, залезла в кровать – да такое и в страшном сне не приснится! И понятно теперь, откуда взялся в номере этот странный запах – по всей видимости, это ее духи! Такое с Жекой случалось впервые. Все интрижки, которые были с ним во время турне, происходили с девушками из его группы… или же с теми, которых приводил его администратор. Но чтобы так, с посторонней! Которая вот так нагло пробралась к нему! Это было просто невероятно! И Жека, кумир тысяч девчонок, «львенок» – Жека, звезда – Жека просто-напросто растерялся.

Совершенно голые, они с Татьяной сидели по разные стороны кровати, судорожно прижимая к себе противоположные концы одного и того же одеяла.

– Ты кто? Ты как сюда попала? – Жека первым нарушил молчание.

– А? Что? Где я? Кто это? Это… ты?! Вы?! – только что проснувшаяся Татьяна еще ничего не вспомнила и теперь в ужасе смотрела на Жеку.

А тот глядел на нее, еще больше теряясь после ее слов. Как странно ведет себя это девчонка! Как будто это он сам затащил ее в кровать. Или как будто это не она, а он пробрался в ее номер! Нет, ну до чего же пронырливая публика! Жека, наконец, немного опомнился и потянулся к телефону, чтобы вызвать дежурную.

Но и Татьяна тоже опомнилась. Она вдруг поняла, что то, о чем она мечтала, уже произошло – вот он, тут, с ней! Но только сейчас он сделает один звонок – и все кончится, так и не начавшись, оттого, что она, дура, так не вовремя заснула и не поняла сразу, что к чему!

– Не надо! – вскрикнула девушка. – Ну, пожалуйста! Позвольте мне остаться! Я… вы – мечта всей моей жизни! Если вы меня выгоните, я… я из окна выпрыгну! Прямо сейчас! – Татьяна, все еще не расставаясь с одеялом, спустила на пол босые ноги.

Жест ее был достаточно красноречив, а главное, в огромных черных глазах сверкала нешуточная решимость. Настолько нешуточная, что Жека и в самом деле испугался.

– Эй, эй! Стой! Сумасшедшая! Ладно уж, оставайся… А ты кто, вообще, такая? – Жека подвинулся к девушке чуть-чуть поближе, чтобы в случае чего успеть схватить ее и не допустить до окна.

– Я? Самая славная ваша поклонница… Вы же сами так написали! – Жекино движение по направлению к ней так обнадежило Татьяну, что она даже улыбнулась и тоже чуть-чуть пододвинулась к нему.

«Да? Странно… Кто же тогда была та огромная бабища, от которой я еле избавился в ночном клубе?» – подумал Жека, критически оглядев незваную гостью. «А эта действительно славная! – не мог не оценить он. – Глазищи одни чего стоят. Никогда таких не видел! Как… как жерла вулканов. И волосы, словно расплавленная, сияющая лава… Рот, пожалуй, немного крупноват… Зато кожа – ах, какая кожа! Атласная и бархатистая одновременно…»

Однако это ничего не меняло. От этой сумасшедшей нужно было бежать, пока не поздно. Жека, протянув руку, поднял купальный халат.

– Ну, ладно. Ты как хочешь, а я пойду, – тяжело вздохнув и пытаясь попасть руками в рукава, сообщил он Татьяне.

– Вы куда?

– В гостиную, на диван. А что?

– Пожалуйста… не надо на диван. Пожалуйста…

– Ну, спасения от тебя нет! Что ты все заладила – пожалуйста да пожалуйста! Чего ты хочешь?

– Чтобы вы… провели ночь со мной.

– Да ты думай, что предлагаешь-то! Ты что, совсем с катушек съехала?

– А что мне думать, что думать-то! Я этого момента всю жизнь ждала, я про вас все-все знаю! И как вашу маму зовут, и про все ваши интересы, и как вы петь начали… Я так на вас рассчитывала… Вы не думайте, вы у меня первый!

– О, Боже! – уронив халат, Жека схватился за голову, которая от этой девчонки и от всего ранее выпитого давно уже шла кругом. – Она рассчитывала… А обо мне ты подумала? Ты меня спросила? Хочу я или не хочу? Может быть, у меня совсем другие планы?

– Ну что вам стоит! – Татьяна чуть не плакала. – Для вас это такой пустяк, а у меня от этого зависит вся жизнь!

– Вот все вы так, – раздраженно буркнул Жека. – Ну, почему вы все считаете, что я ваша собственность? Что меня можно вот так бесцеремонно использовать… Ты же не бросаешься на первого встречного на улице, правда?

– Но первый встречный не умеет так потрясно петь! От первого встречного не тащится полстраны! Первого встречного не показывают по телевизору! И… и еще первый встречный совсем не такой красивый…

Что-что, а найти нужные слова Таня умела. Ее наивное обожание было столь искренним, что Жека растаял. Он еще не был пресыщен похвалами и восхищением, и Танин порыв был ему приятен. Однако сдаваться он не собирался.

– Что ты меня под статью подставляешь, а? Ведь ты же еще несовершеннолетняя!

– И вы тоже… Значит, нам можно! Вы не думайте, нам будет хорошо! У меня по сексуальному воспитанию всегда пять было. А мой доклад на межрайонной конференции по сексу был даже специальным призом отмечен! И приемы я уже все выучила, и фильмы смотрела, и книги читала… «Как сутра», знаете такую?

Женя истерически захохотал. Боже мой! Да что же это за напасть такая?

А Татьяна между тем поняла, что пора кончать пустые разговоры. Не успел Евгений опомнится, как она резко откинула от себя одеяло и протянула к парню руки…

Кровь ударила Евгению в голову. Пряный запах окутал его волнующим, будоражащим облаком. Будь он трезвым, он бы сдержался, но теперь… Дальше он уже ничего не помнил. Только собственную руку, дергающую за веревочку выключателя.

Глава 9

Татьяна проснулась от ощущения всепоглощающего, переполняющего ее, льющегося через край счастья.

Было еще темно, рассвет только-только занимался, легкий ветерок задувал в открытую балконную дверь, колыхал шторы, шевелил волосы Жекиной шевелюры.

Таня протянула руку и легко-легко, нежно-нежно тронула эти волосы. Она уже знала, что они только кажутся жесткими, а на самом деле они шелковистые и мягкие, как у младенца. И руки, и губы, и сам Жека – нет, это на сцене он энергичный, агрессивный «звереныш» – в жизни он, столь же страстный, умеет быть мягким и ласковым, не боится показаться добрым и незащищенным. Именно незащищенным, каким-то открытым, ранимым, неприкаянным, совсем еще юным мальчишкой – таким он предстал перед девушкой в эту ночь. Она, новичок в постельных делах, сама себе казалась гораздо опытнее и увереннее, чем пресыщенный, избалованный женским вниманием Жека. И ей захотелось обнять его, утешить, понять его проблемы и заботы, помочь справиться с ними – но нет! Она должна уйти. Она получила все, что хотела, и даже больше – целую ночь, целую волшебную, невероятную ночь Жека принадлежал ей одной.

Татьяна легко выскользнула из-под одеяла и сладко потянулась. Она чувствовала необычайный прилив сил. Что ж, знание теории дополнилось практикой, и это было прекрасно. Учебники не обманули – все было точно так, как описывалось там. И однако все было в тысячу раз лучше. В учебниках не упоминали о величайшем счастье быть с любимым человеком, о звездах, о прекрасных мирах, в которых она успела побывать за одну только ночь, проведенную в объятиях Жеки.

Девушка выскользнула на балкон, подставляя горящее тело струям ветерка. Город еще спал. Только кое-где ближе к окраинам, заливались петухи, по площади проносились редкие автомобили, проехал, громко тарахтя, перый рейсовый автобус.

Обычное утро обычного дня.

Нет, не обычное утро. Единственное, неповторимое, прекрасное утро, утро Татьяниной любви!

Татьяна улыбнулась, подставив лицо первым появившимся из-за крыш солнечным лучам. Как хочется на всю жизнь сохранить это ощущение окрылённости!

Потом она вернулась в номер, бесшумно прошла в душ.

Крепкие струи прогнали остатки сна, теперь Таня чувствовала себя еще бодрее, свежее, счастливее. И главное – она была готова ко всему. Даже к тому, чтобы расстаться с Жекой. Расстаться навсегда, хотя она знала, что никогда и никого в жизни больше не полюбит.

Мысль эта не огорчала Таню, и ее не пугала предстоящая разлука, она давно была готова к ней. Встреча и ночь с Жекой – вот что было чудом, невероятным, небывалым подарком судьбы, почти что сбывшейся мечтой. Воспоминаний об этой ночи ей действительно хватит на всю последующую жизнь. Так же как и любви к Жеке. А больше ей ничего и не надо.

Татьяна бесшумно оделась, тихо подошла к кровати, наклонилась над Жекой и долго выглядывалась в любимое спящее лицо. Во сне он был еще беззащитнее, ну просто невинный ангелочек! Девушка склонилась еще ниже, коснулась губами щеки – шершавой, с отросшей за ночь щетиной.

А потом, удивляясь выступившим вдруг на глазах слезам, быстро выскочила за дверь.

Через две минуты она была у парадного входа.

– Ну что, племяшка? Получила, что хотела? – седобородый швейцар, зевая, открыл перед ней дверь.

– Пока не знаю, дядь Вань! Дальше видно будет… – уклончиво ответила Таня.

– Ключик-то отдай, – напомнил швейцар, протягивая руку.

– А я… я его потеряла! – соврала Татьяна, крепко прижимая к себе сумочку.

– Когда же это ты успела? – подозрительно посмотрел на нее дядька. – Ты ж с вечера никуда не выходила…

– Так я его где-то тут и потеряла! В коридоре… или в лифте… или еще где. У вас тут такие лабиринты, запутаться можно! Ну пока, дядь Вань. Век не забуду, что ты для меня сделал! – поднявшись на цыпочки, Таня звонко чмокнула вторую за это раннее утро шершавую небритую щеку. А потом проскользнула мимо дядьки на улицу.

Отойдя на приличное расстояние, она, оглянувшись и убедившись, что никого вокруг нет, вынула из сумочки ключ с прозрачным пластиковым набалдашником, на котором был выбит номер 195. Нет, этот золотой ключик она теперь не отдаст никому! Этот сувенир она сохранит навсегда.

Глава 10

Евгений проснулся поздно, с тяжелой головой и ощущением того, что он что-то потерял. Он долго тупо смотрел в потолок, гадая, где это он, и пытаясь понять, какое сейчас время суток.

Ветер колыхнул занавеску, сноп ярких лучей брызнул Жеке в глаза, и парню пришлось зажмуриться и откатиться в сторону от ослепительного сияния.

Нос его уткнулся в подушку, он почувствовал знакомый запах… тут же вспомнил все и рывком сел на кровати.

Значит, это все-таки случилось! С чувством бесконечной неловкости, стыда, злости на самого себя и на нее Жека в сердцах ударил кулаком по подушке. А потом еще, еще, до тех пор он бил, колотил ее, пока несчастная подушка не лопнула и на комнату не обрушился снегопад из перьев.

«Изнасиловали меня, а? Как… как салагу какого-то…»

Отбиваясь от перьев и закусив губу, Жека вскочил с постели и принялся метаться по спальне, сгребая вещи и бросая их в валяющийся на полу раскрытый чемодан. Он натыкался на мебель, опрокидывал стулья, но словно бы не замечал производимого им самим разрушения.

«Прочь, прочь из этого городишка! Добилась своего и даже до свидания не сказала! Ну народ! И где их только воспитывают, этих фанаток ненормальных! А Петрович опять гад, проморгал! Ух, и получит же он у меня!»

Устав от беготни, он сел передохнуть и тут вдруг почувствовал, что какая-то мелодия щекочет, вертится в голове… Какие-т слова роятся, ищут выхода, распирая мозг, просятся на бумагу…

Забыв обо всем, Жека метнулся к синтезатору.

Это была песня!

Та песня, которую он так долго ждал, нечто совершенно новое и настолько прекрасное, что у него на глазах выступили слезы.

Стук в дверь прозвучал так резко, как будто молотком стукнули его по голове.

Жека оборвал игру, крикнул:

– Войдите!

Заспанный Илюша открыл дверь, заглянул внутрь:

– У тебя здесь что, разборки с фанатками? Или мэрия тебе слона на память подарила? Разбудил меня своим грохотом! Забыл, что ли, что у меня номер прямо под твоим?

– Илюх, погоди! Ты послушай! Как тебе вот это, а?

Жека, напевая вполголоса, принялся наигрывать только что «отловленную» в подсознании мелодию.

– Ну, блин, ты даешь! – выдохнул восхищенный Илюша. Остатки его сна как рукой сняло. – Ну, ты, блин гений! А ну давай еще! Как там у тебя? «Глаза, как два вулкана»…

Жека спел, наскоро записал мелодию на разложенных рядом нотных листах и замер. Уже что-то новое зарождалось внутри него, совсем другая песня, мрачная, тяжелая, но тоже выворачивающая душу. И вот он уже отбросил листки с только что рожденной песней и снова припал к синтезатору. Мощные, сумрачные звуки взлетели под потолок.

– Погоди! Да, погоди ты! – Илюша, заткнув уши, морщился, как от боли. – Что это тебя прорвало, а? Что это ты так разошелся? – Он подозрительно посмотрел на патрона.

Тот не отвечал, сосредоточенное колдуя над клавишами. Глаза его были закрыта, и только губы страстно шептали что-то в такт неровно бьющейся музыке.

В дверь снова постучали и, не услышав ответа, вошли – это был Петрович.

– Что это у вас тут, продолжение концерта?

– Тише, тише ты! Не видишь, что ли, творческий процесс! – Илюша вытолкал охранника обратно в коридор и на цыпочках вышел вслед за ним сам, прикрыв за собой дверь.

– А! Так у него что, пошло?

– Не то слово! Полилось, как из крана! Одна за другой, одна за другой… О! Опять новая! И тоже классная… Ла-ла-ла Раскаленная лава волос… это он нам сейчас целый альбом насочиняет!

– Ну, дела… И что это с ним случилось? Полгода ничего, и тут вдруг столько разом! Да, вот эта действительно ничего… Как это он там поет? На-на-на… Пряный запах обманчивой любви… Что это он все о любви? По Вике, что ли, соскучился?

– Какая тебе разница, Петрович! Главное, на ближайшие полгода мы работой обеспечены!

А Жека, словно сросшись с синтезатором, едва успевал записывать льющиеся прямо из сердца звуки. Только так он хоть чуть-чуть мог заглушить непонятную боль и тоску, охватившую его, едва он понял, что больше никогда, никогда в жизни не увидит девчонку с «раскаленной лавой волос» и «глазами-вулканами».