Этим же вечером я, выполняя обещание, данное Тамарке, отправилась к Леле в роскошную квартиру Турянского. Вопреки приличиям, решила нагрянуть без предупреждения.
Леля, встретив меня, искренне обрадовалась, но, узнав, что я не к ней, а к ее мужу и по очень важному делу, сразу насторожилась.
– Зачем он тебе? – немного резковато спросила она.
– У меня внезапно образовалась некоторая сумма свободных денег, – солгала я, – хотела посоветоваться, как выгодней ими распорядиться, в смысле, куда вложить.
Леля вздохнула:
– Сашеньки нет дома.
– А когда он приедет? Я могу подождать.
Леля замялась, по лицу ее гуляли темные тени. Было очевидно, что ее гложет печаль.
– Надеюсь, вы не поругались? – спросила я.
– Нет-нет, что ты? – она посмотрела на меня с укором. – Как я могу ругаться с Сашенькой? Даже если и захочу, это невозможно. Ни в чем не знаю отказа, нет человека добрей его.
– Тогда какие проблемы? – удивилась я. – Ты не в курсе, когда твой муж с работы придет?
– Он в командировке.
И слепой бы заметил, что Леля лжет.
– Хорошо, – согласилась я, – раз Александр Эдуардович в командировке, зайду после его возвращения. Когда он вернется?
Леля растерялась:
– Не знаю.
Тут уж я не могла не отреагировать.
– Леля, в чем дело? – демонстративно изумилась я. – То вы и часа друг без друга прожить не можете, а то Александр Эдуардович уезжает в командировку, а ты не знаешь, когда он вернется. Так, что ли?
Леля пожала плечами:
– Не знаю, как такое вышло. Он срочно уехал, ничего не успел мне сказать.
– Но позвонить-то он мог?
Леля встрепенулась, словно двоечница, услышавшая подсказку.
– Да-да, я жду Сашенькиного звонка, – с наигранным оптимизмом воскликнула она.
«Врет, – подумала я. – Опять врет – и кому? Мне! А ведь всегда душу открывала, сейчас же врет. Тамарка сказала, что банкир – муж Лели, пропал два дня назад. А Леля врет. В чем тут дело?»
– Позвонит, передавай привет и от меня, – равнодушно бросила я, делая вид, что собираюсь уходить.
Леля попыталась скрыть облегчение, но неудачно. Ясно было видно, что она едва ли не с радостью выпроваживает меня, хотя раньше часами не отпускала. Ах, как мне стало обидно!
– Знаешь, – бегло глянув на часы, уже у самого выхода из квартиры воскликнула я, – раз твой муж уехал, не хочу оставлять тебя в одиночестве. Время в общем-то у меня есть; задержусь на чашечку кофе, пожалуй.
Леле ничего другого не оставалось, как обрадоваться и сказать:
– Вот и правильно, а то у Коровина нам и поговорить не удалось.
– Не по моей вине, – справедливо заметила я. – Ты, похоже, не расположена была к разговорам.
– Спешила, – ответила Леля и повела меня обратно в комнаты.
Мы расположились в просторном нижнем холле – квартира Турянского была в двух уровнях – поболтали для приличия о погоде и решили пить турецкий кофе. Каково же было мое удивление, когда тут же выяснилось, что кофе будет варить сама Леля.
– Отпустила прислугу, – небрежно бросила она, погружая две серебряные турочки в раскаленный песок. – Одной побыть захотелось.
Это Леле-то захотелось побыть одной. «Да она и двух минут в одиночестве не выживет», – подумала я.
Когда кофе был приготовлен и разлит по чашкам, я завела разговор о Коровине и о его гибком медиуме Равиле. Больше, конечно, о красавце Равиле, с которым мне так и не удалось остаться наедине – а очень хотелось… К сожалению, этого же хотелось всем дамам, присутствовавшим на сеансе.
Однако разговор не вязался: Леля отвечала рассеянно, то и дело нервно поглядывая на часы…
«Кого-то ждет, – подумала я. – Что у них, черт возьми, происходит?»
– Мне кажется, этот ваш модный Коровин, – продолжая беседу, сказала я, – просто шарлатан.
– Почему «ваш»? – удивилась Леля и снова глянула на часы.
Тут уж я юлить не стала, а задала вопрос со всей присущей мне прямотой.
– Дорогая, – сказала я, – похоже, ты ждешь кого-то или я тебя от важных дел отвлекаю. Может, мне лучше уйти?
– Ну что ты? – вспыхнула Леля. – Я всего лишь жду звонка от Сашеньки. Сиди, я всегда рада поболтать с тобой. Хорошо, что пришла.
Однако я уже ничему не верила. Меня охватили сомнения, даже стало казаться, что кто-то ходит наверху, где располагались кабинет Александра Эдуардовича, верхний холл, библиотека и супружеская спальня. Насколько мне было известно, в этой семье не приветствовалось присутствие посторонних на втором уровне квартиры, в святая святых. Даже прислуга там появлялась лишь по крайней необходимости.
– У тебя там кто-то есть? – спросила я, тыча пальцем в потолок.
Леля растерялась, а потом рассердилась.
– Что за странный вопрос? – воскликнула она. – Кто там может быть? Я здесь, а Сашенька в отъезде.
– Значит, мне показалось, – делая глоток чудесного кофе, ответила я.
Однако Лелю это не удовлетворило. Она посверлила меня холодным взглядом и спросила:
– Ты что, мне не веришь?
Я не ожидала такой реакции, а потому растерянно уставилась на нее, не зная, что сказать.
– Пойдем, – она решительно схватила меня за руку. – Пойдем, посмотришь сама. – И Леля потащила меня наверх.
– Зачем? Зачем? Верю, верю, – лепетала я, но шла охотно, потому что ни разу наверху не была.
Ах, как чудно там все было устроено! Просторный ультрамодный зеркальный холл, строгий кабинет с массивной старинной мебелью, играющая атласом, бархатом и золотом озорная спальня, сверкающая никелем, кафелем и фарфором ванная и библиотека, потрясшая меня богатством наиредчайших книг.
Однако никого наверху не было. Обойдя все комнаты, мы вернулись в спальню. Я даже в шкаф заглянула и под предлогом поисков полюбовалась на Лелины наряды. Кстати, она не лгала, счастливица действительно ни в чем не знала отказа: ах, эти вечерние туалеты, эти сумасшедшие шубы! Сердце заныло в моей груди… Впрочем, речь тут не о моем сердце.
Я задумалась. Все комнаты пусты, везде, где можно спрятаться, я побывала: побывала и там, где спрятаться невозможно. И все же нет удовлетворения в моей душе, и здесь что-то явно не так. Что не так?
Сама Леля. Она была странная, чтобы не сказать больше. Напряжена, взвинчена. Хоть она и старалась из последних сил казаться спокойной, но лицо и руки выдавали ее: на лице мелькало выражение то растерянности, то страха, то боли, а руки все время нервно теребили различные предметы. Временами же Лелю просто прорывало. Как это понимать? Сначала она вопреки здравому смыслу притащила меня наверх, а теперь вдруг как закричит не своим голосом:
– Ну что? Ты видишь? Видишь? Здесь нет никого! В квартире я одна.
– Нас двое, – спокойно напомнила я, подходя к туалетному столику и с интересом изучая косметику: длинный ряд флаконов, выстроившихся у зеркала. Я выбрала самые дорогие духи, приоткрыла хрустальную крышечку, понюхала терпкий аромат и спросила:
– Не возражаешь?
Леля застыла с каменным лицом.
– Спасибо, – сказала я, щедро орошая себя духами. – Ты права, мне показалось. Здесь действительно никого нет, но что, голубушка, с тобой творится? Как странно твое поведение.
Леля мгновенно взяла себя в руки, натянула на лицо маску невозмутимости, грациозным движением забрала из моих рук флакон, тоже оросила себя духами и вальяжно произнесла:
– Ерунда, критические дни, вот нервишки и пошаливают, а в целом я спокойна, как слон.
Едва она успела это сказать, как зазвонил телефон, стоящий здесь же, на туалетном столике. Леля, подпрыгнув, взвизгнула так, что и меня будто током прошило. Флакон выпал из ее рук, но не разбился, а покатился по пышному ковру, извергая удушливый аромат.
– Черт возьми, – рассердилась я, – ты кого угодно доведешь до истерики.
Леля же не слышала ничего, она дикими глазами смотрела на аппарат и пятилась от меня, как от гремучей змеи, приговаривая:
– Нет, нет, нет…
– Что «нет»? – сказала я и подняла трубку. Это был приятный мужской голос, очень низкий, волнующий, с обвораживающей хрипотцой.
Век бы с таким болтала.
– Ты надумала, детка? – спросил голос. – Времени осталось немного.
– Сколько? – спросила я, и в трубке сейчас же раздались гудки.
Вслед за этим что-то мягко шлепнулось на ковер – это была Леля.
– Все ясно, – сказала я и отправилась в ванную.
Там я набрала полный стакан холодной воды, которую и вылила на ее голову. Бедняжка открыла глаза и жалобно посмотрела на меня.
– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила я.
– Нормально, говорю же, критические дни, – ответила Леля и бодро вскочила на ноги. – Кто это был? – делая вид, что ничего не произошло, равнодушно поинтересовалась она.
Что ж, я ответила.
– Преступник, который похитил твоего мужа, – сказала я и на всякий случай поддержала Лелю: вдруг ей опять приспичит падать в обморок.
Не приспичило. На этот раз Леля не упала. Ее красивую мордашку исказила гримаса плача, хотя Леля с ним явно боролась. Но как ей ни хотелось сохранить спокойствие, рыдания рвались и вырвались-таки наружу. Леля упала на кровать и разразилась таким заразительным плачем, что я едва к ней не присоединилась.
– Нет! Нет! Нет! – сквозь слезы восклицала она. – Почему сейчас? Когда все так наладилось, когда все так хорошо, когда я наконец обрела свое счастье?
Я присела рядом и, гладя ее по голове, произнесла речь, полную жизненной мудрости:
– Так уж в этой жизни бывает: после радости неприятности по теории вероятности. Все как в песне поется. Вот взять хотя бы меня. Только обрела счастье со своим первым мужем, и как нам хорошо было! Казалось бы, все есть: и деньги, и квартира, и даже импортный холодильник – только живи и радуйся, но тут случилась свекровь. Примчалась и так раскатала губы управлять мною – думала, я стану ее донором. Я же не пожелала сдавать ей свою кровь и сразу нашла… другую свекровь, хотя искала только мужа. Тебе повезло, твой муж дожил до того возраста, когда о свекрови не может быть и речи.
Напрасно я вспомнила про ее мужа: начавшая было успокаиваться Леля опять залилась слезами. Это отняло у меня лишних полчаса, а может, отняло бы и более, если бы не зазвонил телефон. Да, да, он опять зазвонил, и Леля на этот раз сама к нему подошла. Каким-то чудом ей удалось успокоиться и даже внятно сказать:
– Я вас слушаю.
По выражению ее лица я поняла, что это все тот же волнующий мужской голос.
– Это подруга в гости заходила, – стала оправдываться Леля. – Но теперь я одна.
Видимо, голос упрекал ее в том, что в прошлый раз трубку сняла не она. Каков наглец!
Я напряженно следила за Лелиной мимикой на протяжении всего разговора, впрочем, он был недолгим. Леля сказала:
– Да-да, я и так делаю все возможное, – и повесила трубку.
– Кто это? – спросила я.
– Не знаю, – горестно пожала плечами Леля. – Он терроризирует меня уже два дня.
– Чего он хочет?
– Денег. Выкуп за Сашеньку.
– И много потребовал этот подлец?
Леля назвала сумму; меня едва не хватил апоплексический удар.
– Это же неразумно! – воскликнула я. – Даже у Турянского нет таких денег! Он что, сошел с ума, этот похититель?
– Нет, он с ума не сошел, просто сделал глупость, – сказала Леля. – Вот если бы он похитил меня, то Сашенька в два счета нашел бы для выкупа деньги, я же рассчитываю лишь на то, что похититель одумается и согласится взять столько, сколько я сумею для него достать, а пока продаю все, что только возможно. Два своих лучших платья уже продала и дачу выставила на продажу. Два автомобиля, похоже, задарма придется отдать. Уже есть покупатели.
Мне стало смешно: дачу, два автомобиля. Это же капля в море!
– Дорогая, а ты уверена, что твой муж еще жив? – жутко нервничая, спросила я.
– Вчера мне дали послушать его голос.
– Ха! Голос! Голос можно записать на магнитофон. Ты с ним разговаривала?
– Нет, – заламывая руки, воскликнула Леля. – Нет! Но что мне делать? Я схожу с ума! Всю ночь не спала, не ем, тоскую! Мне страшно! Страшно!
Сердце мое разрывалось от жалости к этой несчастной. Надо же – так повезло и следом так не повезло!
– Успокойся, – воскликнула я. – Мы вернем твоего драгоценного мужа.
Глаза Лели загорелись надеждой:
– Думаешь, это возможно?
– Возможно, когда за дело берусь я, Софья Адамовна Мархалева!